После обычного трудового дня, проведённого среди пыли и нескончаемых стопок юридической бумаги в душном офисе, Н. засыпал дома в своей кровати с тревожной мыслью о том, что завтра его ждёт такая же рабочая суета, множество очень непростых и срочных дел, всё те же окружающие его, опостылевшие лица, неустанно собирающих сплетни, коллег и голос вечно раздражённого чем-то начальника, грозящего уволить всякого работника за малейшую оплошность. Утром Н. был разбужен звонком телефона. Не вставая с кровати и глядя на серый прямоугольник окна перед собой, он слушал, как разные голоса коллег в телефонной трубке наперебой звали его разгружать грузовик.
Встав с кровати, Н. обнаружил, что у него дома совершенно не осталось еды. Торопясь успеть на подмогу к коллегам, он вышел в магазин за хлебом, и, стоя на перекрёстке, беспокойно ожидал зелёного сигнала светофора, чтобы перейти на противоположную сторону дороги. В этот момент перед ним остановился и распахнул свои двери автобус. Н. торопливо вошёл в него, предварительно оставив на обочине мешок с мусором, непонятно откуда возникший у него в руках. Маршрут автобуса пролегал неподалёку от дома, в котором жил один хороший знакомый Н. Понадеявшись на то, что тот ответит ему, Н. набрал по памяти телефонный номер, но до самой конечной остановки был вынужден слушать в трубке долгие гудки.
Конечной остановкой автобуса был храм. Войдя внутрь, Н. попросил торговок взвесить ему полкило воска и двести грамм исписанной псалмами бумаги, но на прилавках, к его большому сожалению, остались только чахлые цветы. Сморщенная старушонка, одна из продавщиц, всучила ему букет увядающих тюльпанов. Выйдя наружу с поникшим букетом в руке, Н. неспешно двинулся по тусклой тропинке, в которую, опадая, складывались перед ним их теряющие цвет лепестки.
Последний из них, упав под ноги Н., потревожил спокойную гладь воды. Окружённый белёсым туманом, он разглядел, что стоит теперь на берегу небольшого, грязненького, заросшего тиной пруда. Уныло посмотрев на гнездящихся среди кустарника уток, Н. скинул с себя одежду, чтобы искупаться, и коснулся телом мутной, холодной воды. Начало уже смеркаться, когда Н., достигнув середины пруда, наконец вспомнил о том, что совсем не умеет плавать. Он быстро пошёл ко дну, и, когда, с последним судорожным вздохом, его лёгкие наполнились затхлой водой, внезапно взметнувшиеся речные волны, подхватили бездыханное тело Н. и понесли его куда-то.
Течение реки вынесло его на берег неподалёку от, окружённой невысоким, дощатым забором, лужайки посреди густого леса. Со стороны лужайки до берега доносились звуки танго и весёлый смех танцующих пар. Ночной мрак над забором окрашивался красноватыми отблесками разведённых по ту его сторону костров и серым цветом неторопливо поднимающегося к небу дыма. В двух метрах от трупа Н. на берегу миролюбиво рыбачил длиннобородый, сурового вида старик. Отойдя от своей удочки, он встал во весь рост и, нахмурив густые брови, повелительно крикнул:
- Встань!
Тело Н. повиновалось. Ловец отвёл гостя к единственной в ветхом заборе калитке и, найдя в своём кармане ржавый ключ, снял с неё тяжёлый замок. Продолжая недобро хмуриться и тяжело глядеть на Н., старик рывком дёрнул покосившуюся дверь, и та со скрипом отворилась, приглашая мертвеца присоединиться к беззаботному смеху и танцам вокруг костров на лужайке.