Когда старуха-зима начинает рыдать от усталости и немощи, когда появляются ее запоздалые слезы, смывая грязно-серые осточертевшие многослойные белила, весна выбрасывает десант.
Он подступает из глубины. Крадется по корням. Это прорываются на исходные позиции дремавшие полгода соки. Они гудят, несутся, разгоняя дрему, разминая корни, ветви, подбираясь к самой коре, к самым кончикам ветвей, выдувая пузыри почек. По всей стране стоит неслышный гул. Почва вибрирует. Пульс природы учащается.
Почки набухают, трещат, скрипят, рвутся и - выстреливают цветками!
Залп! Еще залп! Сплошная канонада белых, розовых, зеленых разрядов. Началось! Все неистово зеленеет, цветет, пахнет, рвется вверх, к солнцу. Кричит, вопит о себе: вот я! Я здесь! Я живу-у!
Из выброшенного прошлой осенью каштана вылупился нахальный росток. И сразу рванулся вверх. Кажется, если б не тяжелый материнский плод, оторвался бы он враз от земли на своих еще мягких крылышках-листочках и вспорхнул в небо!
И вот уже свежей краской блестит листва, трава и заборы.
После зимнего поста весна преподносит десерт: взбитыми сливками вспениваются цветущие деревья и кустарники. Снежные, белокипенные, сахарные, розовые. Черемуха - гроздья белой бахромы. Пентагончики вишни. Крупные, как крылья бабочки, солидные цветки груши. Яблоня стоит как невеста в белой фате. И в этой белой толпе краснеют от смущения цветки то ли сливы, то ли айвы, то ли райских яблок.
Абрикос - авангардист и хулиган. Ему бы быть как все. Так нет - оригинальничает, нарушает правила: цветки выбрасывает раньше листьев. Вишневые деревья похожи на серебристые шары, присевшие перед полетом. Сейчас дунет ветер, и они взлетят и унесутся вдаль. Клен цветет нежно-болотными микротюльпанами, что обсыпают его вокруг, словно песком. Как флажки, дрожат сережки березы и ясеня. Гудят от свежих соков бицепсы на мощных ветвях дуба. Каштан - самый сексуальный: фаллически торчат, готовые к бою, свечки соцветий. Где же вы, пчелы?
Первый дождь мягкими лапами скользит по молодой листве. Он дерзко смешивает запахи почек, цветков, молодых листьев, травы, добавляя еще чего-то неясного, и выливает на город эту смесь ароматными духами. И так самозабвенно, так одуряюще пахнут мелкие, липкие еще листья тополя, что нестерпимо хочется сделать какую-нибудь глупость: запеть на уроке, пройтись на руках по главной улице или признаться в любви первой встречной девушке.
Отталкивающе крепка вонь бузины. Словно наталкиваешься на стенку.
По утрам птицы заливаются до хрипоты. Небо блестит от голубизны. Пчелы сходят с ума, бросаясь с цветка на цветок. Шмель, как балерун, весь в белой пыльце, исполняет соло. В воздухе присутствует особое, приподнятое настроение.
Еще не понимая, что происходит, люди начинают вибрировать в такт весне. Распрямляются спины. Раскрываются губы. Распахиваются глаза. Нежные бутоны распускаются внутри людей, распространяя упоительный шарм. Расцветают девушки. Они выходят на охоту. Из-под длинных плащей проклевываются первые миниюбки.
На кладбище деревья и кусты цветут особенно буйно. Вечная тема: смерть и жизнь.
По обеим сторонам улиц так нарядно, что хочется кричать "ура!". Мир, май, труд! И свобода, свобода! От чего, от кого - неведомо. Но свобода в душе такая, что хочется летать!
Бродить по городу становится труднее: запахи густые, как масло. Не идешь - плывешь. И лицо омывают волны, волны ароматов. Сначала разлито море абрикосовое. Его сменяет черемуховое, затем - вишневое, яблочное. Потом вспыхнет сирень, за ней - акации разольют сладость, завоняет бузина, и, наконец, раскроет свои прелести липа.