ТРИУМФ

У полковника Красникова был замполит, подполковник Замойский М. М. Звали его в народе по-разному: Му-му, замподлиз, жополиз, замполлитр, Колобок или просто Зяма. Если Красников был видный мужчина, высокий и крепкий, уверенный в себе и полный достоинства - достоинства в его понимании, то маленький толстенький Зяма был просто мелкой сволочью. В присутствии Красникова Му-му казался его тенью. Когда Шеф был чем-то недоволен, то, не стесняясь, орал и на Зяму. Тот совсем съеживался, становился маленьким, красным и круглым, и казалось: сейчас покатится куда-нибудь с глаз долой. Двигался он тогда суетливо, часто бегом, и его круглый животик смешно подпрыгивал. За это его и прозвали - Колобок.

Зато в отсутствии командира он был первым парнем на деревне, выступал важно, цеплялся к мелочам и старался нагнать страху на всех. Получалось это у него плохо, и всерьез его никто не воспринимал. Это Зяму злило, и он мог сделать любую пакость, чтобы поддержать авторитет.

Я, как и все остальные, Зяму презирал, но старался держаться подальше - разные весовые категории. Это усложнялось тем, что вокально-инструментальный ансамбль был как бы в его ведомстве, а я как бы состоял в этом ансамбле в качестве конферансье. И поскольку время от времени в части происходили всякие агитационно-пропагандистские мероприятия, то неожиданно для себя я оказался в роли неизменного(!) ведущего этих самых мероприятий.

Как произошло, что я, в душе антисоветчик, противник афганской войны и прочая, вдруг стал читать со сцены стихи о партии?! Убей бог, не знаю. Но это случилось, и я с удивлением слышал со стороны свой радостный вопль:

- Партия - это миллионов плечи, друг к другу прижатые туго!!.. Единица - ноль! Единица - вздор!..

А виноват в этой “радости” был Зяма, потому что он приказал мне это делать. Когда я стал под разными предлогами отказываться и увиливать, он просто сказал:

- Посажу.

Более того, проводя репетиции, он каждый раз был мною недоволен: я не убедителен, не энергичен, не радостен.

Зяме я отомстил. Потом, конечно, получил за это сполна, но и он пережил приятные минуты, когда взбешенный Красников мешал его с грязью за плохую работу.

Дело было осенью, накануне седьмого ноября. Весь советский народ уже начал отмечать любимый праздник - День октябрьской социалистической революции. Где-то жрали холодец с салатом “оливье”, закусывали водочку маринованными огурчиками и грибочками, а мы в части могли разве что тайно выпить “бормотухи” в каком-нибудь подвале среди хлама и паутины и закусить ее черствым хлебом, украденным из столовой... Да и это могло произойти только при совпадении нескольких “если”: если имелись деньги, если купили, если пронесли через КПП, если нашли безопасное место и время...

По случаю праздника в войсках проходил смотр самодеятельности, и из округа начальство ездило по частям смотреть. Прибыла инспекция и к нам. Вместе с ними в клуб пришел и Красников, хотя обычные мероприятия он игнорировал, посылая вместо себя Зяму. Но тут было начальство, а начальство он всегда встречал по высшему разряду.

Пора и мне было идти в клуб, позориться: читать нелепые стихи, вести дурацкий концерт. И тут на меня черт напал: не пойду никуда и все! Не буду посмешищем! Иногда у меня бывают такие периоды упрямства, и тогда переупрямить меня очень трудно.

Я нашел себе укромный уголок и из него следил за развитием событий.

Сначала все было тихо. В клуб стекались стада защитного цвета, погоняемые сержантами. Офицеры и прапорщики мирно курили возле входа, лениво переговариваясь. Когда масса собралась, двери клуба захлопнулись. Начальство все еще курило в стороне.

И тут началось. Сначала из дверей показался начальник клуба Репин, осмотрелся и, увидев Му-му, сжался и затрусил прочь. Сейчас пойдет по клубным комнатам, в библиотеку, к художникам, в музстудию, фотолабораторию. А потом? Потом за мной пошлют в роту. А в роте-то меня и нет, злорадно думал я.

Я так радовался, словно речь шла не обо мне, а о другом человеке.

Через пятнадцать минут Репин исчерпал свои догадки и вернулся назад. Только цвет лица у него стал бледно-розовым. И лобик он часто-часто вытирал платочком. Остановившись перед дверью клуба, замер.

Он явно не знал, что делать: доложить начальству - страшно, не доложить - еще страшнее. Он то брался за дверную ручку, то убирал руку, то хватался, то отдергивал... Это было смешно. Именно он втянул меня в эту историю, представил, точнее, подставил Зяме, а посему его было не жалко. Проклятый алкаш! Наконец, он решился, перекрестился и шагнул внутрь.

Через несколько секунд вылетел Му-му с перекошенной физиономией, за ним - его заместитель капитан Пашкевич, еще один подлец. Последним вылез уже бордовый от ужаса Репин. Му-му стал размахивать руками и орать, брызгая слюной. Он был очень рассержен. Видимо, Отец стал проявлять признаки недовольства, поскольку концерт все не начинался, и Зяма чувствовал надвигающуюся бурю. Затем из клуба вышел мой командир роты старший лейтенант Демин. Зяма набросился на него. Дема сделал вид, что оправдывается, но старался указать на Репина, мол, в его ведении находится ансамбль и конферансье, а командир роты целый день меня не видит.

Дему начальство недолюбливало. Солдаты же относились к нему неплохо: он не любил морочить голову по пустякам.

У нас с ним отношения были очень хорошие, поскольку я делал для него разную текущую документацию и кое-какие другие дела. А сам он мне доверял настолько, что пару раз отпускал в самоволку. И сейчас, стоило Зяме отойти, как Дема тут же показал ему классический жест: руку по локоть.

Я вздохнул: совсем не хотелось подводить Дему, но все уже зашло слишком далеко.

А тем временем события развивались дальше. Из укрытия я видел кусок главной аллеи, по которой время от времени вперед-назад пробегали Му-му, Пашкевич и Репин один за другим, как группа спортсменов. Это они меня искали. Зяма орал благим матом на весь полк. Приоткрыв окно, я услышал его голос:

- ...закопаю! С дерьмом смешаю! Посажу!..

Вперед...

- Где он?! Где этот балабол долбаный?! Я его язык длинный засуну в жопу!..

назад...

- Он у меня больше хлебала поганого не раскроет!..

туда...

- Сортиры будет вылизывать!..

обратно...

Никогда в жизни я так не хохотал.

Конечно, пришлось привести ругательства в более-менее приличный вид. Неловко, ей богу... Солдаты так не ругаются!

Но как я наслаждался! Что такое будущие неприятности по сравнению с тем, что моя скромная персона играла сейчас такую роль?! Конечно, я понимал, что тупые армейские мозги просто не подумали про запасного ведущего... Ну, и что с того? Всю жизнь я мечтал о том часе, когда я, именно я, Антоша Попов, не по случайному стечению обстоятельств, а в силу своих способностей заставлю жизнь крутиться вокруг себя! Когда от моих скромных возможностей будет зависеть все! Или почти все. И вот этот момент наступил. Скажите, что я псих, что на меня нашло затмение, скажите что угодно - но я не мог остановить свой триумф...

М-да... Досталось мне изрядно.

Концерт таки прошел. Мой текст по бумажке читал Репин. Начальство из округа выразило недовольство. Красников наорал на Зяму, а Зяма отыгрался на мне.

После концерта мне стало дурно - что я наделал?! Но деваться было некуда, пришлось выйти на свет божий, а то еще могли объявить “в бега”. Такого подарка сделать Му-му я не мог.

Воспользовавшись народными средствами, я устроил себе понос и с этой жалобой явился в лазарет. Не помогло! Начальник лазарета тут же сдал меня. Пришлось с поносом ехать на губу на трое суток. Было очень смешно. Окружающим. Вернувшись, я дополучил свое от:

- ребят из ансамбля, на которых Зяма выместил злобу и наказал - пять человек,

- прапорщика Репина - один человек,

- командира роты Демина - один,

- старшины Шмака - один,

- прапорщика Бунько, командира взвода - один,

- сержанта Тулупова, командира отделения - один.

Я мыл сортиры, стоял в нарядах, получил пару тумаков, но странное дело: настроение было все равно приподнятое. Я повторял про себя постоянно: “Искусство требует жертв... Искусство требует жертв...”. И улыбался. Наверное, поэтому от меня быстро отвязались, даже Зяма. Только радостно вспоминали, как я обосрался. Но я был непробиваемо спокоен.

Самое интересное, что через три недели состоялся концерт. И вел его ваш покорный слуга.