Аверьян притормозил броневик у казармы, подождал, пока уставшие ребята вылезут в люк, - вяло, замедленно, цепляясь оружием за всевозможные выступы. Видел бы их кто-нибудь из синклитских критиков, сколько козырей получил бы сразу! Но мудрецы синклита по ночам спокойно спят под антикомариными пологами, и завтра они увидят не грязных измотанных парней, а "царских львов" - аккуратных, подтянутых, с дерзинкой в глазах, для придворных непонятной, а потому раздражающей. И будет можно на заседании синклита опять ставить вопрос о необходимости существования отряда особого назначения, и опять орать на Востокова, требуя определить нахальных бездельников в охрану дворца.
- Машину можешь не мыть, отдохнёшь и с утра займёшься, - сказал капитан Григорьев и махнул рукой, отправляя броневик.
Аверьян потихоньку, плавно развернулся и погнал "стручок" домой; гараж находился на другой стороне здания.
Дей сладко - имел право! - спал на соседнем, командирском сиденье. Был он чёрен, как трубочист, и от его заскорузлого комбинезона несло чёрт-те чем: тиной, гнильём, горючкой... Когда всё закончилось, желтобородый, голубоглазый Григорьев обнимал его за плечи, насквозь пропитанные бурой болотной жижей, и сулил новый автомат "пума", буде хотя бы один экземпляр окажется в арсенале "царских львов".
Уму непостижимо, как Дею удалось вывести броневик из того жуткого места! У Аверьяна до сих пор мурашки бегут по спине при воспоминании о белых безлистных деревьях, торчащих, словно обглоданные кости, из студенистой грязи. Куда ни кинь взор - одно и то же. И компас как будто взбесился, и вместо звёздного неба над головой - мгла непроглядная.
А ведь начиналось всё нормально: по агентурной наводке нашли склад террористов, замаскированный под скит, убрали мнимых отшельников и подорвали землянки. А на обратном пути и случилось. Аверьян был за рычагами и вёл броневик по той же дороге. Но, видно, всё же не по той...
Около часа броневик мотался по болоту - то Григорьеву, то Аверьяну ка-залось, что они видят просвет. Наконец, поняв, что блуждания тщетны, капитан приказал остановиться.
Журчали моторы, работая на подогреве, и более не слышалось никаких звуков, кроме собственного дыхания.
Бойцы, сидевшие вдоль бортов, выжидательно смотрели на обернувшегося командира.
- Похоже, мы завязли, ребята, - признал Григорьев. - Баженов, окна.
Заслонки смотровых люков поползли в стороны, открывая пейзаж, от вида которого даже у матёрых "львов" тошнота подступила к горлу. Кто-то выругался, кто-то охнул, кто-то спросил: "Где мы?"
- Если б я знал. - Капитан захлопнул планшет. - У кого какие идеи?
По его знаку Аверьян закрыл окна и тоже повернулся к отсеку, прежде всего разыскав взглядом Дея. Тот сидел, налегая на страховочную дугу, уперев в неё локти.
- Командир, это похоже на эпицентр взрыва молекулярной бомбы, - проговорил самый старший из солдат Ермил Скачков, чей комбинезон трещал от распиравших его мускулов, а плоское узкоглазое лицо наводило на мысль о ниппонских предках. - Такие же выступания подпочвенных вод и ободранные деревья.
- Хорошо бы, - ответил ему Григорьев. - Только я что-то не слышал о пятне более пятидесяти вёрст в поперечнике.
- Может, опять намудрили эти чокнутые экспериментаторы из Лаборатории? - подал голос ещё один из двадцати. - Помните, как в позапрошлом году вляпались в их зону?
- Баженов, открой верхние люки.
Лязгнули, открываясь, прямоугольные отверстия: небольшое над головами командира и водителя и длинное над всем пассажирским отсеком. Сразу потянуло незнакомым неприятным запахом, какой-то гниющей органикой.
- Карин, за мной, - распорядился командир, высовываясь в люк.
Дей, откинув скобу, превратил её в ступень. Опёрся носком ботинка и вынырнул из машины.
- Как тебе это нравится, поручик? - спросил Григорьев там, снаружи, в стоячем вонючем воздухе. Вопрос хоть и прозвучал риторически, на самом деле таковым не являлся.
Дей, оглядевшись, ответил искренне:
- Мне это совсем не нравится, командир. Гиблое место.
- Сорокин говорил, что ты мастер на выходы из безвыходных ситуаций.
- О чём вы?
- Помоги, Дей. Иначе всем хана.
- Ладно, попробую, - вздохнул поручик. Он с опаской вгляделся в непроницаемо-чёрную грязь, в которой утопали колёса броневика, и его передёрнуло. - Капитан, может, мы вообще не в Яви?
- Что-о?!
- Шутка, - сказал Дей. - Неудачная.
Подтянувшись, он сел на обрез люка и пристегнул к поясному ремню карабин страховочного фала, поданного из "стручка".
Потом большой люк закрылся. Карин, стуча ботинками по броне, прошёл по крыше и спрыгнул на бампер.
Смотровая щель раскрылась шире, и Аверьян спросил:
- Ты сошёл с ума?
- Возможно. Дай дальний свет и порезче.
Дей закрепил канат на одном из передних крюков и после мгновенного колебания прыгнул вниз, прогрузившись в студенистую жижу до подмышек.
В течение долгих часов - Аверьяну они показались сутками - Дей вёл броневик с "царскими львами" по гиблому месту. Медленно брёл, спотыкаясь, оскальзываясь, окунаясь в грязь с головой, от одного скелетного ствола к другому. Аверьян, держа на друге лучи верхних фар, видел, как он прикладывает к дереву левую ладонь, потом приникает к нему ухом, вслушиваясь неведомо во что. После нескольких манипуляций Дей давал отмашку, и Аверьян осторожно двигал "стручок" вперёд. Потом останавливался. И всё повторялось.
Раза два Дей позволил себе отдохнуть. Он садился на бампер. Григорьев слезал вниз с термосом, наливал горячий чай в металлическую крышку, подносил стаканчик ко рту Дея, предварительно обтерев его губы и подбородок свёрнутым бинтом. Дей жадно пил, обжигаясь и вздрагивая, пар шёл из крышки и из его рта.
- Знаю, что не куришь. Но, может, папиросу?
Дей покачал головой. Только зубы и белки глаз светились на перепачканном лице.
- Связи по-прежнему нет? - сипло спросил он.
- Молчание на всех частотах. - Григорьев почесал бороду и невесело ухмыльнулся. - А если мы и впрямь не в Яви, поручик?
Дей вытаращился на него, и капитан поспешил объяснить:
- В каждой шутке есть доля правды. Бес его знает... Может, переоденешься? Там, в "стручке", на ребятах сухие комбезы, выбирай любой.
- Ага, особенно скачковский - чтоб я в нём нырнул и не вынырнул. После работы переоденусь.
Но переодеваться он не стал.
Аверьян как-то не сразу осознал, что машина упирается передом не в скелетообразное дерево, а в обычную берёзу. И вокруг не тянущая душу трясина, а родное паршивое болото. И небо прояснилось, а на нём созвездия, уже хорошо знакомые Римо Коврову. Бортовая рация взорвалась голосами и писком сигналов.
Вырвались!
Капитан, не обращая внимания на грязь, обнял Дея и запихнул его в кабину на своё место. Тот, в полнейшем изнеможении, заснул на полувдохе.
Аверьян смотрел на друга, ему было очень жаль тревожить Дея. Может, оставить его на ночь здесь, в боксе?
- Эй, братишка, подъём... - тихонько позвал он.
- Безжалостная вы личность, Баженов, - тут же, словно и не пребывал только что в глубоком сне-обмороке, отозвался Дей. - Мы что, уже дома?
- Если не секрет, как это у тебя получилось?
- Ты знаешь мои тайны. - Дей показал Аверьяну левую руку с серебряным ключом и намотанной вокруг ладони цепочкой. - Он открывает все двери, помнишь?
Они вошли в пустые душевые, непривычно тихие, ни плеска воды, ни гулкого гомона. Блестел чистый пол, выложенный белой и чёрной плиткой, сияли свежевыкрашенные зелёной краской стены.
Дей вылез из зачерствевшего комбинезона, с трудом затолкал его в бак для грязного белья, туда же отправил исподнее и, выбросив башмаки в мусорный ящик, зашлёпал к Аверьяну, налаживавшему воду. Из кабинки валил пар, и Дей недовольно проворчал:
- Я же люблю прохладненькое.
- Это не пиво, - отпарировал Аверьян. - Мне вообще сдаётся, что черноту можно будет отодрать только вместе с твоей кожей.
И оказался почти прав. Но всё-таки жёсткой, как скребок, мочалкой, жидким мылом, а также общими усилиями с грязюкой удалось справиться.
Наскоро вымывшись, утомлённый Аверьян сидел на лавке и смотрел, как вытирается Дей. На его красной распаренной коже отчётливо виднелись шрамы самой разнообразной формы и величины.
- Живого места нет... - с неловкой усмешкой сказал Аверьян. - Ты хоть помнишь - где, когда, кто и чем?
- И за что, - дополнил Дей. Он открыл свой шкаф, вынимая чистую одежду и ботинки. - Конечно, помню. Кто-то придумал, что шрамы украшают мужчину ("Но не в таком же количестве", - пробормотал Аверьян). Издержки профессии, друг мой.
- Да, отец говорил, что следы от ран, полученных не дома, убрать невозможно... Зато теперь вас с Валькой не спутаешь, по крайней мере в голом виде.
Дей помрачнел.
- Боюсь, он сейчас не намного от меня отличается.
Аверьяна разбудил не сигнал подъёма. Востоков всегда давал своим ребятам отдохнуть по-настоящему, что очень раздражало синклит, усматривавший в этом очередной признак распущенности и избалованности "царских львов". Востокова ели уже давно и съели бы, несмотря на генеральскую стойкость, если бы не покровительство Сергия Четвёртого - самодержец навсегда запомнил, как во время Чумного мятежа "львы" со взрывчаткой ложились под бронекрепости, чтобы не подпустить их ко дворцу.
Итак, Аверьян проснулся не от побудки, а от того, что дверь в их с Деем комнату распахнулась со страшной силой и, ударив по стене, отбила штукатурку.
Аверьян подскочил в постели, рванул пистолет из лежавшей на тумбочке кобуры. И замер, стараясь не пропустить ни мгновения из разворачивающегося перед ним зрелища.
В комнату ворвались трое: капитан Григорьев в наспех натянутом обмундировании, начальник технической службы полковник Чабыкин - увалень, похожий на доброго медведя, и заведующая медсанчастью отряда майор Зинаида Бровкина, сорокалетняя брюнетка, яркая, бойкая, бесшабашная, сейчас же необычно испуганная.
Не обращая внимания на Баженова, троица бросилась ко второй кровати. С Дея, на котором кроме трусов ничего не было, сорвали одеяло и, тяжело дыша после спешного подъёма по лестнице, уставились на парня.
Дей открыл глаза, зевнул, демонстрируя безупречные зубы, и лениво потянулся. Рельефно проступили мускулы, тем самым выявляя гибкую мощь и скрытые возможности по-юношески худощавого тела.
- Зинаида Карповна, - с ласковой укоризной сказал Дей женщине, всё ещё державшей в руках его одеяло, - я понимаю, перед моим обаянием устоять невозможно, страсть оказалась сильнее вас. Но зачем же двух свидетелей приводить?
- Как ты нас напугал! - Бровкина опустилась, нет - упала на стул и швырнула в Карина одеялом.
Григорьев улыбнулся, оценив юмор происшедшего, а Чабыкин, протянув руку-лапу в замасленной рабочей перчатке, потрогал Дея за ступню. Тот пискнул и отдёрнул ногу.
- Вы что?! Я щекотки боюсь!
- Похоже, что с ним всё в порядке, - наконец сообразил полковник.
- Я всегда в порядке, - сказал Дей. - Господин капитан, а что случилось-то?
- Через две минуты жду тебя в гараже. Там поймёшь. - Григорьев подал руку врачихе, помогая встать. - Слава Богу, обошлось, майор. А тебе, Баженов, тоже не мешало бы поторопиться, "стручок" до сих пор не вымыт.
Трое визитёров переглянулись и захохотали, словно услышали остроумный анекдот. Правда, смех звучал несколько нервно.
Дей натянул на себя чёрную майку с короткими рукавами, надел брюки бежевого цвета, застегнул высокие ботинки, гимнастёрку заправил в пояс. Наряд довершила фуражка с такой же бежевой тульей и серебряным гербом Дома Синицыных на околыше.
- Тебя подождать? - спросил он Аверьяна, не спешившего подниматься.
Вместо ответа тот постучал пальцем по циферблату наручных часов.
Возле гаража было непривычно многолюдно: толпились не только любопытствующие "львы" и охранники, мелькали сосредоточенные безликие соковцы, стоял транспорт научников из Лаборатории. Причём толпились возле бокса, на котором красовался номер баженовского броневика. У дверей дежурил рядовой в чёрной форме внутренней охраны с карабином "елень" наперевес.
- Григорьев там? - спросил его Дей.
- Там, - кивнул охранник, как старому знакомому. - Проходи.
В боксе, несмотря на дневное время, горели все лампы. Вокруг груды металлолома собрались старшие офицеры и несколько научников. Возбуждённые голоса и амплитуда жестов учёных выдавали их чрезвычайное волнение. Военные вели себя более сдержанно.
- Пришёл? - спросил Григорьев. Он был в полевом хаки и в берете с кокардой. - Любуйся.
Дей полюбовался. Груда металлолома оказалась останками бронемашины типа "стручок" - почти четырёхсаженной громады, оснащённой тяжёлым вооружением. Броневик напоминал кусок сахара, полежавший в блюдце с водой, - подтаявший, изъеденный снизу наполовину, по ту линию, по которую он погружался в чёрный студень омерзительного болота.
Дей подошёл ближе и, не веря глазам, прикоснулся к плитам сверхпрочной броневой обшивки - в кавернах, дырах, лохмотьях, будто изглоданным неведомым зверем. Даже бетонный пол под осевшей машиной был изъязвлён глубокими неровными ямами.
Наблюдавший за поручиком Григорьев удовлетворённо хмыкнул, заметив, как вытянулось у парня лицо.
- Впечатляет?
- Ух, ч-чёрт! - вырвалось у Дея. Он невольно посмотрел на свои ладони, ещё вчера отмытые до блеска.
Григорьев хотел что-то добавить, но в бокс вошёл генерал-майор Востоков в сопровождении адъютанта и громогласно потребовал удалить всех белохалатников с территории спецподразделения. Научников вытолкали наружу. Под шумок Дею удалось скрыться. Он не любил оказываться в центре внимания, тем более не желал становиться объектом исследования.
На улице он сразу наткнулся на Аверьяна. Красивое лицо Баженова - обычно живое, выразительное - застыло, превратившись в маску.
- Дей, - проговорил Аверьян, - я слышал. Это невероятно.
Их взгляды встретились и, без слов поняв друг друга, поручики бросились в душевую.
Старик уборщик, налегая на швабру, еле держался на ногах - то ли после вчерашнего возлияния, то ли из-за сегодняшнего переизбытка чувств. И в самом деле - картина была не для слабонервных: в правом углу, где накануне стоял металлический бак для грязного белья, громоздилась отталкивающего вида куча неизвестно чего, не было ей определения в человеческом языке, а деревянный ящик, куда Дей выбросил башмаки, превратился в коричневое желе, подрагивающее даже при звуках голоса.
- Твоё тряпьё! - потрясённо выговорил Аверьян. - А почему ты цел?!
- Я тоже хотел бы это знать, - сказал Дей, ошеломлённый не менее Баженова.
- Ребятки, - слёзно молвил старик, - сыночки... Может, у меня белая горячка начинается? Какие-то сопли мерещатся заместо ящиков. Ой, надо завязывать!..
- Делириум тременс? - уточнил Аверьян. - Ободряющая мысль. Жаль, мы вчера не нализались, всё легче было бы.
- Держи, дед. - Карин сунул в руку уборщика несколько монет. - Выпей за здравие рабов божьих Аверьяна и Дея. Оно нам ещё понадобится.
Происшедшее не отбило у друзей аппетит, что прокомментировал поручик Баженов: "Любое неприятное чувство может быть вытеснено каким-либо противоположным, то есть приятным чувством. Не я придумал". Дей на это ничего не ответил, так как рот был занят.
На завтрак они получили по большой миске пшённой каши с мясом, кисель и по ломтю яблочного пирога. Незнакомая податчица в белой курточке и чёрной юбчонке до колен вертелась вокруг стола - то солонку переставит, то нож принесёт поострее, - желая привлечь внимание пригожих парней. И привлекла: синеглазый красавец с кудрявыми волосами, отцвечивающими тёмным золотом, грубо спросил:
- Ты откуда взялась? Из СОКа?
Другой - белокурый, с короткой стрижкой и серыми переливчатыми глазами - унял его вполголоса:
- Аверьян, не хами. Девочка просто к тебе неравнодушна.
- Мне от её неравнодушия кусок в горло не лезет!
Податчица исчезла - или обиделась, или действительно состояла в агентуре Службы охраны короны.
- Чем сегодня кормят, орлы?
Поручики вскочили. К их столу подходил Востоков.
- Вольно.
Генерал не успел сесть, а к нему уже бежала девушка с полным подносом.
- Лена, а кто это нас обслуживал? - спросил Дей.
- Понравилась? - с лёгким упрёком сказала податчица, расставляя тарелки. - Дайте вы ей освоиться, ухажёры. Она ведь первый день работает. Татьяна её зовут.
Елена взяла поднос и, пожелав приятного аппетита, удалилась.
Востоков, съев полпорции каши, оглядел подчинённых и поинтересовался:
- Что притихли?
Парни переглянулись, и Дей ответил:
- Жизнь р-разнообразная. Не располагает.
- А я пришёл вас поблагодарить. Григорьев уже доложил. Молодцы! можете сами выбрать награду. Баженов?
- "Стручок" дадите? Только новый, не из капремонта.
- Получишь, - сказал Востоков. - Новый, с иголочки. И "пуму" вдобавок. А ты что хочешь, Карин?
- Не отдавайте меня научникам.
- Откуда ты знаешь, что тебя затребовала Лаборатория?
- Догадался, - усмехнулся Дей.
- Я тоже догадливый, потому и отказал им.
- Спасибо, ваше превосходительство!
- Меня зовут Иринарх Леонидович, если не помнишь. Почему ты так не любишь научников, Карин?
- Потому что они работают на дьявола, - тихо сказал Дей. - Вы же знаете, ваше превосходительство, они всё превращают в смерть. Я не хочу быть их сообщником.
Генерал вынул трубку. Курил он не часто, это всегда было признаком волнения или плохого настроения.
- Хороший ты солдат, - продолжал Востоков, - но странный. - Он поднялся и сунул трубку обратно в карман. Генерал был человеком дисциплинированным - если написано на стене "Просим не курить", так тому и быть. - Сегодня отдыхайте, ребята. А завтра Баженов поедет в Лыково за новой машиной. Карин, ты поступишь в распоряжение полковника Грушиной. Намечается охота с участием цесаревича и великого князя, СОК просил прислать опытных офицеров для подстраховки. (Дей поморщился.) Нечего рожи корчить! Осознай честь, оказанную тебе.
- Я не охранник, а солдат, вы же сами сказали!
Востоков почувствовал, что коса нашла на камень. Он мог бы прикрикнуть, но сам завёл в отряде такие порядки, что не всё зависело от приказов и субординации. Сидящий перед ним юнец был ещё устал и взвинчен, ещё не пришёл в себя после вчерашних приключений, и любое, пусть даже кажущееся, посягательство на личное достоинство воспринимал неадекватно остро. И приказ только усугубил бы его состояние. А кроме того Дей Карин не заслуживал такого отношения. Востоков уважал его по-настоящему, как можно уважать лишь равного себе. Поручик не был его любимчиком, как могло показаться со стороны. Они были обязаны друг другу жизнью, но связывало их нечто более значительное, нежели признательность или простая симпатия.
Иринарх Востоков сразу ощутил особенность этого парня, Карин и его дружок выделялись на фоне солдатской массы, как... как алмазы, вкраплённые в гранит. Но выделялись не внешним видом - среди окружающих были ребята покрепче и поприглядистей, - а чем-то неуловимым, на что их старые знакомые не обращали внимания, принимая как вполне естественное. Востоков заметил и то, что яркий, подвижный, остроумный Аверьян Баженов безоговорочно и охотно принимает лидерство Дея, сдержанного, упрямого до предела и столь же неукротимого.
Когда генерал вырвал Дея из лап заморов и привёз его, контуженного, в лазарет, то спросил примчавшегося Сорокина: "Откуда у тебя этот принц?" Полковник развёл руками - полуживой парень мало походил на особу королевской крови - и ответил: "Подкидыш из Благодатного. Вырос в части". Востоков был разочарован. Он поймал себя на мысли, что его больше устроил бы ответ типа "с Месяца свалился". Нездешний был мальчик. Нездешний. И генерал Востоков чувствовал, что их дороги пересеклись совсем не случайно...
- Дей, - мягко проговорил он, - ты ведь дружишь с царевичем.
- Соковцы донесли?
- Нет. Ко мне обращалась Гликерия, расспрашивала о тебе.
- И вы изобразили меня ангелом без крыльев?
- Я сказал правду: нахальный, неуживчивый, не имеющий понятия о хороших манерах. (Дей наконец улыбнулся.) Тебе дорог Венедикт, вот и постарайся его сберечь. Грушина обещала включить тебя в свиту царевича. Вопрос снят?
- Я согласен, ваше превосходительство.
- Он согласен! Не будь ты сегодня именинником, Карин, всыпал бы я тебе по первое число.