Не сосчитать, сколько историй рассказывали об осаде Трое.
Иногда кажется, что об этом рассказывают все, кому не лень, от старого слепого аэда до бородатого питерского интеллигента. А уж если заговорили о Трое, то и Одиссея не забудут. Про того еще больше рассказывают: и восторженные англичане, и озлобленные феминистки.
Только я вам скажу, если хотите узнать правду, не ройтесь в пыльных томах, не высматривайте на прилавках яркие обложки. Езжайте в Одессу, прямо с вокзала идите на Привоз, и спросите, где вам найти старого Грека.
Вам укажут дорогу, за что вы расплатитесь абсолютно не нужной вам покупкой, вроде пучка укропа толщиной с запястье или цветастой шали с беспутными розами, но таковы уж здешние обычаи. Врать вам не станут - так что идите к морю, бредите по песку к закату и рано или поздно набредете на хижину старого Грека.
Дорогу вам укажет запах - о, этот запах! Ни с чем вы не перепутаете этот сладковатый запах сохнущих на солнце сетей, горячий и горький аромат смолы на днище вытащенной на берег и перевернутой лодки, легкий оттенок сливового вина и манящие нотки супа из мидий.
Вас встретит жена старого Грека, бронзовокожая толстушка с волосами цвета серебра и меди. Узнав, что вы пришли за историей, она рассмеется гортанно и позовет мужа, окликнув его по-гречески.
Грек выйдет из лачуги, вытирая ветхим вышитым полотенцем руки. Он будет похож на свою жену, словно родной брат - такой же бронзовый, серебряный и медный, как она, с такими же лукавыми морщинками в уголках глаз и губ. Он позовет вас в дом, усадит за стол, поставит перед вами тарелку с черно-красным узором, полную ароматного супа. И сливянки вам нальет, не сомневайтесь. Ох уж этот старый Грек, который живет на берегу столько, сколько его помнят на Привозе!
После нехитрого ужина вы выйдете из дома - подышать морем, покурить после сытной еды. Его жена, улыбнувшись, уйдет греметь посудой, напевать что-то ласковое, а Грек будет молчать, пока не заговорит.
На самом деле, скажет Грек, на самом деле осада Трои длилась всего-то года три. Это уже потом впечатлительные герои и щедрые на даты и подвиги старые ленивые аэды превратят день в три. Ни один город не стоит того, чтобы осаждать его десять лет, а женщина того не стоит и подавно. Разве что она рыжая хохотушка с веснушками, проступающими сквозь загар.
Да и в Ахилла, скажет Грек, всадили столько стрел, что одна торчала даже из пятки. С Парисом нехорошо тогда вышло, но больно уж досадил красавчик данайцам, не сдержали они животной ярости. И потом не сдержали, но никто не поет песен про штурм Трои - осада Трои куда интереснее, а главное, куда чище.
Про коня вы не станете спрашивать сами. Должно же у вас остаться хоть что-то на память о старой доброй "Илиаде". А Грек продолжит. Не так велико Эгейское море, да и Средиземному с Океаном не тягаться. Два года плыл домой Одиссей, два года преследовали его неудачи.
Аэдам не было жаль Пенелопы, а Одиссею было, вот и обернулся за пять лет.
Грек выбьет трубку об мозолистую ладонь, забьет по новой.
Дурная земля на Итаке, скажет он. Каменистая, жадная, не держащая влагу. В ту ночь держала. Мягкой, жирной была в ту ночь земля на Итаке, словно лучшие черноземы Ойкумены. Только цвет подкачал - на красной земле не растет ничего, кроме мести. А мстил он знатно, обезумевший от ярости рыжий хромой демон, что метался по собственному дворцу, залитый чужой кровью, и плакал шестилетний мальчик, забившийся в угол.
Плакал до того момента, пока демон не вложил ему в руки окровавленный меч, пока на забрызганном алым лице не отпечаталась узкая женская ладонь. И демон, пошатнувшись, упал на колени, и сразу превратился в папу, потому что мама сжимала его в объятиях, понося такими словами, которых маленькому Телемаху не стоило бы слышать еще лет десять.
Значит, про двадцать лет - это выдумки, спросите вы. Просто для того, чтобы что-нибудь спросить: молчание кажется вам неуютным. Грек усмехнется и заново зажжет погасшую трубку. Двадцать лет - точная цифра, скажет он. Откуда только узнал поганец-аэд, как кричал по ночам Одиссей, заброшенный безжалостным сном на дымные улицы павшей Трои? Как клал у постели свой меч, как запрещал маленькому Телемаху громко разговаривать и смеяться? Как то кричала, то беззвучно плакала Пенелопа, успокаивая хромого демона, в очередной раз вырвавшегося на волю? Кто разболтал длинноязыкому? Сейчас не с кого спросить.
Двадцать лет Одиссей осаждал Трою и плыл на Итаку. Пятнадцать долгих лет прошло со дня красной земли до того дня, как Одиссей, проснувшись утром, поцеловал жену в висок и прошептал: "Я вернулся". И больше никогда не кричал во сне.
Старый Грек докурит молча, сунет еще теплую трубку в карман и уйдет в дом, приволакивая ногу. Вы можете посидеть на берегу еще - вас никто не прогонит. Но с моря дует холодный ветер, звезды, не привыкшие видеть вас вблизи, смотрят недобро, так что никуда не денетесь, пойдете прочь, туда, где в черноте летней ночи светятся маяки города.
Хотите услышать правду об Одиссее, сыне Лаэрта и Антиклеи, внуке Аркесия и Автолика, правнуке Зевса и Гермеса? Езжайте в Одессу, прямо с вокзала идите на Привоз, и спросите там, где вам найти старого Грека, что живет на берегу столько, сколько здесь его помнят.