Все началось с телефонного звонка. Было шесть утра - Романов как раз успел придти с ночного дежурства, рухнуть на кровать и задремать. Пронзительная трель кирпичеобразной "нокии" раздалась примерно через полчаса после того, как подполковник провалился в сон. Сил у Романова не было даже на мат, поэтому, когда ему удалось нашарить на полу мобильник и нажать на кнопку принятия вызова, он просто рыкнул хрипло:
- Да!
- Это Виктор Геннадьевич? Романов? - осведомился робкий женский голос.
- Понятия не имею! - рявкнул он в трубку и хотел уже было отключиться, но женщина с той стороны провода вдруг разрыдалась.
- Его уже трое суток не-е-е-ет! И телефон выключен! - всхлипывала она. - Как ушел во вторник, так и пропа-а-а-ал!
- Так, гражданочка, успокойтесь, - сна как не бывало. Романов сел на кровати и нашарил в кармане валявшейся на полу ветровки ручку. С бумагой было сложнее, но в конце концов в джинсах обнаружилась скомканная салфетка. - Куда он ушел во вторник?
- Не зна-а-а-аю! - женщина разразилась новой порцией рыданий.
- Еб твою мать... Извините, это я не вам, - подполковник потер кулаком глаза. - Давайте по порядку. Вас как зовут?
- Людмила... Я в храме помогаю, каждый день прихожу прибрать, помыть, отцу Станиславу помочь...
В других обстоятельствах Романов не преминул бы проехаться по поводу очередной жертвы шляхетского обаяния отца Станислава, коих, в смысле жертв, было немало, но сейчас острить не хотелось даже мысленно. Полковник слишком хорошо знал, куда мог уйти Вишневецкий. Он поглубже вздохнул и продолжил расспросы:
- Людмила, откуда у вас мой номер?
- Стасик... Отец Станислав оставил несколько месяцев назад, сказал, звонить, если с ним что-нибудь случи-и-и-и-ится! - и снова поток всхлипываний.
Стасик, мать его... Вишневецкий ненавидел это сокращение от своего имени, равно как и обращение "СтанислАв". Для друзей или, по крайней мере, близких приятелей, он был Стахом. "Стасик" оставался влюбленным дурочкам, коих вокруг без малого двух метров обаяния и центнера мощи вилось немало. Мачо польского разлива, мать его за ногу, где ж тебя носит-то, урод? Так, без паники. Одного мешка истерики вполне достаточно. Романов попытался успокоить неведомую Людмилу:
- Не волнуйтесь, Людочка, ничего же еще не случилось. Когда он ушел?
- Во вторник...
- Во вторник утром, во вторник днем, во вторник вечером?
- Во вторник утром... Он еще на заутрене был какой-то подавленный, будто уставший, а сразу после службы ушел. Пешком. Даже мотоцикл свой проклятый бро-о-о-сил!
- Людочка, успокойтесь. Займитесь делами. Найдется отец Станислав, никуда не денется. Как только что-нибудь выяснится, я вам позвоню. Поняли? Сам позвоню, - Романов не стал выслушивать все, что лепетала в трубку Людмила, и отключился. Вытряс из куртки пачку сигарет, закурил и пошел на кухню заваривать кофе.
То, что Вишневецкий ушел утром и оставил мотоцикл, внушало надежду: это значило, что он не понесся "бить-убивать" толпу голодных упырей. А то, что выглядел подавленным и уставшим - так то неудивительно, после того, что творилось в ночь с понедельника на вторник...
В ночь с понедельник на вторник охотники выжигали ковен. На подмосковной даче собрались шестнадцать упырей - не так уж много, с учетом того, что десяток из них - вчерашние недоделки. Секта для неудачников с эсхатологическим уклоном: бывшие беспризорники, наркоманы, дворовая шпана - и смертельно красивая девка-вампирша, заправлявшая всем этим безобразием. Молодняк, с трудом еще управлявшийся со своими не-живыми телами, Костик со Стахом изрубили быстро. Упыреныши умирали с лицами, искаженными не болью, а недоумением: им-то обещали вечную жизнь и неуязвимость, а вовсе не гибель от беспощадной освященной стали. С теми, кто остался, пришлось повозиться: птенцы ранних девяностых цеплялись за не-жизни отчаянно. В какой-то момент рубившиеся плечом к плечу Русин с Вишневецким прянули в стороны, расчищая линию огня, и в дело вступил пистолет Романова. Пули с серебряным сердечником оставляли в телах вампиров зияющие дыры с оплавленными краями, дом наполнился воем и вонью. Все как всегда - если бы не одно "но".
В вампирскую атаманшу Романов всадил шесть пуль, но она упорно сопротивлялась смерти, хотя уже с трудом могла шевелиться. Парнишка в майке с изображением какой-то металл-группы волок ее конвульсивно подергивающееся тело к люку, ведущему в подвал. В нем самом сидело несколько пуль, одна нога висела на лоскуте кожи, но он упорно полз к казавшемуся ему спасительным лазу. Охотники молча смотрели на них - не потому, что хотели позлорадствовать, просто отупляющая усталость после боя взяла свое. А вампир поднял изуродованное выстрелом лицо, обвел своих палачей полубезумным взглядом и вдруг завыл:
- Суки! Суууууууууки! Машку убили! За чтоооооооо? Менты позорные, падлы! Думаете, такие добренькие, да? А это она, она была добрая! Она меня спасла! Понимаете, бляди? Спасла! Я от СПИДа подыхал в канаве, а она меня спасла! Сууууууууууки! За чтооооооооо???
Стах с Костиком оцепенели. Они застыли соляными изваяниями посреди месива из уже начавшей разлагаться плоти, держа клинки на отлете, и не могли ни отвести взгляд от изрыгающего ругань издыхающего вампира, ни добить его и девку заодно. Два выстрела, прозвучавшие в наступившей тишине, сняли это наваждение. Сгорбившийся Романов первым пошел к выходу, на ходу убирая оружие в кобуру и закуривая. Русин и Вишневецкий двинулись следом. Долго курили у машины.
- Что, Стах, не пойдешь в менты позорные? - как-то зло спросил Романов.
- Я священник, Витя, - Вишневецкий подпирал свою "хонду", глядя в землю.
- Брезгуешь, выходит? - усмехнулся подполковник.
- Геннадьич, ты чё? - обеспокоенно спросил Костик, но его вопрос пропал втуне.
- Выходит, брезгую! - ощерился в ответ Станислав. Он прыгнул в седло и завел мотоцикл, одновременно выкатывая его с небольшой полянки за кустами, где они оставили свой транспорт перед штурмом.
- Шлем надень, оштрафуют, - Романов фыркнул и рванул на себя дверь "шестерки".
- Да пошел ты... Пся крев! - движок мотоцикла взревел, и черная "хонда" умчалась, оставив за собой клубы пыли. Лето в Москве выдалось жаркое.
- Ну и катись, святоша! - выкрикнул ему вслед Виктор и рявкнул на Русина: - Что стоишь? Садись!
Станиславу было маетно. Все вокруг задыхалось от июльской жары, а у него на душе был туман пополам с дождем - бабушка Бася называла такую погоду емким словечком "мряка". До Москвы он долетел за двадцать минут, скрипя зубами от злости и трех языках костеря зазнавшегося подпола, но стоило зайти домой, сбросить защиту, одежду и встать под душ, как накатила мряка. Стах пошел было на кухню, чтобы сварить себе кофе, но лица родных с фотографий то и дело начинали плыть перед глазами, искажаясь и пугая. Вот обнимающие его Марыська с Ендрусем превращаются в упырей, цепляются за руки и одежду скрюченными пальцами, воют: "За что? За что?" Еле сдержав крик, Вишневецкий рванулся в комнату, подхватил висящую на стуле сутану и выбежал из дома. В храме стало полегче. Паскудный растворимый кофе, выпитый в бытовке со сторожем, чуть-чуть прояснил сознание. Стах переоделся и вышел в зал. Там суетилась Люся, обмахивая с утвари несуществующую пыль.
- Доброе утро, Люсенька, - с вымученной улыбкой произнес Вишневецкий.
- Доброе утро, отец Станислав, - просияла женщина и спросила: - За что?
- Что? - Стах отшатнулся.
- Говорю, "случилось что?". Лица на вас нет.
- Ничего, Люсенька. Жарко очень, уснуть не мог всю ночь.
К заутрене начали собираться прихожане. Поднимаясь на кафедру, отец Станислав надеялся, что слово Божье отгонит дьявольское наваждение, но не тут-то было. Его собственный голос, отражаясь от сводов храма, возвращался к нему, повторяя: "За что? Убили... За что?" Никогда еще ему не было так тяжело проводить службу, и под конец он думал, что еще чуть-чуть и потеряет сознание. Но Пречистая Дева миловала, и последние слова он договорил, стоя на ногах. Проводив свою паству, Вишневецкий рухнул на колени перед иконой Богоматери, зажмурился как мальчишка, и зашептал молитву. Мерзкий комок в душе начал было рассасываться, но когда он, вставая, открыл глаза, Святая Дева посмотрела на него глазами мертвой вампирши.
"Суки! Машку убили! За что?"
Пошатываясь и опираясь рукой на стену, Стах кое-как добрался до хозяйственных помещений, где он оставил мирскую одежду. С трудом переодевшись, он долго сидел на жесткой лавке, привалившись спиной к стене, пока мир не перестал плескаться перед глазами, как вода в бутылке, которую трясет ребенок. Выйдя из церкви, он побрел прочь, не особо задумываясь, куда идет.
Более-менее соображать он начал только где-то в районе Пречистенки. Впереди маячила уродливая громада храма Христа-Спасителя, которую Стах искренне не любил. Раздумывая, куда идти теперь, Вишневецкий похлопал себя по карманам. К счастью, именно в этих штанах он вчера днем ходил по магазинам, так что в них обнаружились полупустая пачка сигарет и кошелек с довольно большой суммой денег - собирался купить стираную машину, да звонок Романова помешал. При воспоминании о подполковнике опять накатила злость. "Ай, да гори оно все!" - подумал Стах и повернулся к дороге, вскидывая руку.
- Командир, до парка Горького.
- Двэсти пыдисят.
- Пойдет. Погоди, пива куплю.
В толпе гуляющих, смеющихся, весело визжащих людей Стаху немного полегчало. По крайней мере, предсмертный вой молодого вампира перестал звучать отовсюду. Для закрепления успеха он купил еще пива, потом зачем-то взял билет на какой-то аттракцион. Пострелял из раздолбанных винтовок в тире, умудрился выиграть какую-то игрушку, тут же сунул ее проходящей мимо девочке лет десяти и чуть ли не бегом кинулся к киоску с напитками. Часам к четырем он уже совершенно осоловел от жары и выпитого пива, от аттракционов кружилась голова и ощутимо подташнивало. Зато жить было легко и весело, в груди звенела пустота, а голове шумела свобода. Стах уже знал, чем это все закончится, - такое случалось с ним не в первых раз. Борясь с тошнотой, он вышел из парка и пошел по набережной. Достал телефон, нашел в памяти аппарата нужный номер и нажал кнопку вызова.
- Здравствуй, Ясь, - сказал он по-польски.
- Йей, Стах, здоровеньки, - ответил бодрый мужской голос. Отец Янош служил в той же церкви, что и Стах. Он, как и еще двое священников в их приходе, тоже был поляком, обладающим всеми достоинствами и недостатками, присущими представителям этой нации.
- Ты понимаешь, у меня тут обстоятельства так сложились...
- Понимаю-понимаю, - хохотнул отец Янош. - Надолго?
- Не знаю пока, - честно ответил Стах, с трудом сдерживая очередной приступ тошноты. У самого Яноша Кароцкого "обстоятельства" случались куда чаще, раз в два-три месяца. Причины у него наверняка были совершенно другие, Вишневецкий никогда не интересовался, но тем не менее всегда подменял отца Яноша, и вправе был рассчитывать на ответную услугу.
- Как придешь в себя - позвони.
- Спасибо, Ясь.
- Будь здоров, - Янош расхохотался и повесил трубку.
А Стах еле-еле успел перегнуться через перила, и его все-таки стошнило. Слегка пошатываясь, он спустился к воде, под мост, подальше от укоризненных взглядов прохожих. Его долго рвало пивом пополам с желчью, пока наконец не отпустило.
- Свинья, - сказал он своему отражению в воде.
"А чего они пиво разбавляют?" - возмутилось отражение.
Где-то в кармане заиграла музыка - звонил Костя Русин. Трубку Стах брать не стал: разговаривать с Костей не хотелось, потому что говорить скорее всего пришлось бы о Романове, а о подполковнике Вишневецкий даже думать не хотел. Дождавшись, пока Костик повесит трубку, Стах выключил телефон и отправился приводить себя в приличный вид.
Купив в аптеке зубную щетку и пасту, он долго и с остервенением чистил зубы в туалете какой-то кафешки. Умывшись и посвежев, заказал кофе, оказавшийся неожиданно вкусным, выпил две чашки и с удивлением обнаружил, что хочет есть. Поймал машину до центра, долго шатался в районе Тверской, выбирая, где бы пообедать. В итоге в итальянском ресторане заказал нечто с очень длинным и красивым названием, оказавшееся банальными макаронами по-флотски, не наелся, попросил принести мяса и побольше. К семи вечера Вишневецкий ощущал себя не просто живым, а еще и очень довольным жизнью человеком. От выпитого днем пива остался только легкий гул в голове, грозящий, впрочем, перерасти в головную боль, если немедленно не залить его чем-нибудь покрепче.
В баре было темно и шумно. Стах сидел, опершись спиной на стойку, и потягивал из пузатого стакана виски. Решив, что звать бармена каждый раз, когда ему захочется опрокинуть еще пятьдесят, слишком хлопотно, Вишневецкий купил целую бутылку и уже успел ее располовинить. Было хорошо. Еще лучше стало, когда об его ногу будто бы нечаянно споткнулась симпатичная блондинистая девица и рухнула ему на колени, притворно-испуганно ойкнув.
- Извините, - пропела девушка, вертясь у Стаха на коленях так, чтобы получше его разглядеть.
- Ничего страшного, - ухмыльнулся Вишневецкий, побалтывая виски в стакане. - Не ушиблась?
- Неа. То есть совсем чуть-чуть. Один коктейль - и все пройдет, - хитро улыбнулась девица.
- Такой красавице все можно, - Вишневецкий осушил стакан и припечатал его к стойке. - Бармен, две "маргариты" для красавицы и ее подружки, а мне плесни из моей бутылки. Давай, красавица, зови свою подружку.
Подружка оказалась такой же симпатичной и блондинистой, как и та, что якобы споткнулась о Стаха. Впрочем, это не имело абсолютно никакого значения. Вишневецкий поднял стакан и провозгласил:
- За знакомство!
- Мы же еще не познакомились, - укоризненно протянула блондинка номер один.
- Это нужно немедленно исправить - тост-то я уже сказал, - подмигнул Стах, приобнимая ее за талию. Блондинка номер два поспешила привлечь к себе внимание.
- Меня Лена зовут.
- А меня Ира.
- А меня - Стас. Вот и познакомились, - Стах опрокинул в себя виски и поспешил освободить вторую руку для талии Иры.
Лена пила коктейли один за другим, время от времени храбро отхлебывая виски из стакана Стаха. Тот не мешал девушке напиваться, переключив все внимание на Иру. Блондинка номер два оказалась, во-первых, натуральной, во-вторых, довольно приятной в общении - по крайней мере, она была в состоянии поддерживать беседу на общие темы, не разражаясь то и дело пронзительным хихиканьем. Они выпили на брудершафт, немного потанцевали, потом вернулись к стойке: оставлять без внимания задремавшую на стуле подружку Ира не хотело. Было заполночь.
- Может, вызовем для Лены такси? Знаешь, где она живет? - спросил Стах. Ира кивнула. Машина приехала минут через пятнадцать. Вишневецкий практически уложил девушку в салон, дал водителю тысячу и вернулся в бар. Ира сидела там, где он ее оставил, задумчиво пуская дым в воздух.
- Может, вызовешь еще одно такси для нас? - спросила она. - Ко мне обойдется дешевле, я на Белорусской живу.
Стах кивнул. Через десять минут он уже целовался с Ирой на заднем сиденье потрепанной жизнью "волги". В ребро упиралось горлышко початой бутылки виски, прихваченной из бара.
Ира жила в маленькой двушке, точно такой же, как и у самого Стаха. Квартира явно досталась от бабушки с дедушкой - много старой мебели, ковры на стенах, тканые половички, вязаные чехлы на стульях. В обстановку не вписывались разве что компьютер с навороченной стереосистемой и большая двуспальная кровать.
- Я в душ, - пробормотал Стах, глядя, как девушка сбрасывает босоножки, стягивает топик и юбку и остается в одном белье.
- К черту душ, - Ира приникла к нему и, привстав на цыпочки, страстно поцеловала в губы. - Я люблю, когда от мужчины пахнет мужчиной.
Стах подхватил ее на руки и унес в спальню. Она, смеясь, упала на кровать и потянула его за собой, одновременно стягивая с него футболку. С этого момента он перестал думать о чем-либо, полностью отдавшись ощущениям здесь и сейчас. Ему нравились такие женщины: умелые, страстные, немного агрессивные. Знающие, чего хотят, и получающие это.
- Откуда у тебя это? - спросила Ирина. Она расслабленно курила, наблюдая за тем, как Стах, босиком, в одних штанах, варит кофе. Широкая спина была исполосована длинными белесыми шрамами.
- Грехи юности, - ответил Вишневецкий, не отвлекаясь от турки.
- На нож непохоже.
- Ты врач?
- Реаниматолог. А ты бандит?
- Я священник, - ухмыльнулся Стах, оборачиваясь к ней с чашкой кофе в руке. В другой он держал стакан с виски.
- Действительно, - Станислав поставил на стол пустой стакан. - Ты точно хочешь кофе?
Когда он проснулся, на часах было почти три часа. Неудивительно: спать они легли только когда совсем рассвело, да и выпили вчера немало. Голова была на удивление ясной, и это Стаху совсем не нравилось. Ирина спала, разметавшись поверх простыней. Будить ее Вишневецкий не стал, вместо этого он сначала пошел в ванную, прихватив с собой штаны и футболку, потом на кухню. Помыл посуду, оставшуюся со вчера, опустошил пепельницу, поставил на плиту турку. На запах кофе пришла сонная Ира, замотанная в простыню.
- Вкусный у тебя кофе выходит. Ты ведь не позвонишь, даже если номер оставлю?
Стах покачал головой.
- Значит, больше не попробую, - со вздохом сказала она.
Выйдя от Ирины, Стах некоторое время плутал во дворах, но в итоге вышел на Ленинградку и пошел в сторону центра. Хотелось выпить, но по дороге попадались только летние пивные, а пива после вчерашнего он опасался. Сидеть в душном баре тоже не хотелось, и в конце концов он просто зашел в магазин, купил бутылку рома, яблочного сока, сигарет, и направился в сторону Патриарших.
На Патриках к нему подсели какие-то ребята, он угощал их ромом, пел с ними под гитару, давал кому-то денег и отправлял в магазин, потом зачем-то потащился с ними провожать девушку аж на Сыромятническую... Когда веселая толпа молодых неформалов уже пересекла Садовое и с веселым гомоном шла по набережной, Стах вдруг резко остановился: ему показалось, что кто-то кричит.
- Ты чего встал, чувак? - не очень разборчиво спросил один из парней.
- Кричал вроде кто-то.
- Да забей. Тут каждый вечер кто-нибудь орет.
Стах прислушался. Крик раздался снова, на этот раз к отчаянному визгу добавилось истошное девичье "Помогите!" С Вишневецкого разом слетел весь хмель.
- Держи, - он сунул в руку неформалу недопитую бутылку и опрометью бросился через дорогу.
Через забор он перемахнул одним прыжком. Места были знакомые: где-то с год назад он встретил тут троицу диких вампиров. Через пару минут он вылетел на источник взбудоражившего его крика. Парень с девушкой, обоим лет по шестнадцать, стояли, окруженные пятью молодчиками постарше. Парнишка уже еле держался на ногах, все лицо у него было залито кровью, но он все еще пытался заслонить собой подругу от гогочущих подонков. Заметив Стаха, девушка всхлипнула и осела на землю.
- Помогите... Пожалуйста...
Нападающие заржали. Один из них ударил мальчишку ногой в живот, тот упал и не смог подняться.
- Ребята, вы что творите? - Стах шагнул ко всей компании.
- А тебе какое дело, дядя? - тот, кто бил, сплюнул на землю и ощерился. - Тоже мне, защитник выискался. Или тоже хочешь молодого мяса, а?
Девушка рыдала над избитым другом.
- За что? - повторяла она, всхлипывая. - За что?
"За что? Машку убили! За что?"
- Твари, - плюнул Стах и пошел вперед. Кто-то шарахнулся ему навстречу, вытаскивая нож, но тут же отлетел в сторону, зажимая руками разбитое лицо.
- Вали! - истошно заорал предводитель, и они кинулись на Стаха.
Только в фильмах злодеи нападают на героя по очереди, давая ему возможность красивыми ударами валить на землю одного противника за другим. В жизни такого не бывает. Стах вертелся, как уж на сковородке, стараясь не попасть под нож и щедро раздавая удары и оплеухи. Он окончательно протрезвел, мысли были ясными и четкими.
"Тот, что слева, сейчас ударит. Уй бля, больно-то как в локоть. Они же еще совсем дети, а уже подонки. Как бы не убить... Те тоже были дети. Раньше. А потом я их убил. Но эти-то еще живые..."
В какой-то момент отморозкам удалось свалить его на землю, но вот попинать вдоволь не пришлось - неожиданно легко для человека его размеров Вишневецкий перекатился в сторону и вскочил. С этого момента он не помнил практически ничего. Он рычал от ярости, бил направо и налево, чувствуя, как кулаки врезаются в мягкое, потом кто-то попытался схватить его сзади, но вместо этого отправился в полет через широкую стаховскую спину, оказавшись неожиданно тяжелым, потом уже двое закручивали ему руки назад и чей-то голос орал в ухо:
- Мужик, спокойно! Мы милиция! Слышишь, мужик? Давай спокойно!
Наконец разобрав слова, Стах перестал рваться вперед и обмяк в руках двух крепких парней в милицейской форме. Пелена перед глазами спадала, и он уже мог разглядеть девушку, поддерживающую своего незадачливого защитника, бойцов, за шкирку поднимающих с земли пятерку гопников (у одного сержанта ободрана скула), и капитана, с кривой улыбкой заглядывающего ему в лицо.
- Успокоился, герой?
Стах кивнул, пока еще не вернув себе способность к членораздельной речи.
- В отделение поедешь?
Вишневецкий кивнул еще раз. Капитан дал команду бойцам, они отпустили Стаха и тот, слегка покачиваясь, пошел к милицейской машине.
Еще в юности Стах несколько раз имел дело с милицией и знал, что растянется все надолго. Всех участников ночного происшествия привезли в отделение, развели по разным углам - Вишневецкого и девушку с парнем - в кабинет дежурного следователя, остальных - в обезьянник. Долго спрашивали паспортные данные, снимали отпечатки пальцев, нудно и постоянно повторяясь расспрашивали о подробностях драки. От потерпевших толку было немного, один наполовину в сознании, другая в шоке, поэтому все внимание досталось Стаху.
- Пил? - лаконично спросил капитан.
- Со вчерашнего дня, - честно ответил Вишневецкий.
- Оно и видно, - вздохнул милиционер. - Сержанта Макарова нахрена по земле прокатил?
- Да я не понял даже, что это милиция приехала. Думал, к этим подоспела.
- Акцент у тебя странный, - прищурился капитан. - Прибалт, что ли?
- Поляк, - сказал Вишневецкий, потрогал разбитую губу и на всякий случай уточнил: - Русский.
- Документы есть?
Документы у Стаха были - в кошельке лежали права.
- Пойдет, - махнул рукой капитан. - Значит, ты у нас Вишневецкий СтанислАв Константинович...
- СтанИслав, - поправил Стах. Капитан осуждающе посмотрел на него, но поправку принял.
- СтанИслав Константинович, семьдесят третьего года рождения, место рождения - город Алатау... Это где вообще?
- В Казахстане. Отец там служил.
- Понятно. Скажи мне, Вишневецкий Станислав Константинович, ты чего в драку-то полез? Знаешь кого из них?
- Мимо я проходил. Пьяный. Услышал, как она кричит. Пошел разбираться.
- Разбираться он пошел, - вздохнул милиционер. - Кулаки ты чесать пошел.
Стах пожал плечами. А капитан вдруг протянул ему ладонь, которую Вишневецкий чуть ли не автоматически пожал.
- Молодец ты, мужик. Извини, что так долго держим, но порядок такой.
- Да я знаю, - кривовато улыбнулся Стах. - Приходилось по молодости...
- Ладно, - оборвал разговор капитан. - Посиди пока в коридоре. Закончим, я выйду.
В коридоре было шумно. Невнятно матерились в обезьяннике пятеро отморозков, ржали, судя по всему над ними, бойцы. На звук открывающейся двери они обернулись и сержант со ссадиной на скуле весело возвестил:
- Вот и он, вот и он, ленинградский почтальон! Ну что, герой, знакомиться будем?
- Стас, - протянул руку Вишневецкий.
- Серега, - ответил на рукопожатие сержант. - А лихо ты меня швырнул! Самбо?
- Кэмээс, - ответил Стах.
- Нормально! Кем работаешь?
- Священником, - не стал отпираться Вишневецкий. Бойцы взорвались хохотом.
- Вот что крест животворящий-то делает! - хлопнул Серегу по плечу один из милиционеров. Кто-то подхватил: - Божьим словом и кулаком можно сделать больше, чем просто божьим словом!
Стах слушал их с улыбкой. Обижаться или как-то иначе принимать эти слова близко к сердцу он не собирался: ребята смеялись не со зла. Просто иногда смеяться лучше, чем не смеяться.
- А я считаю, так и надо, - задумчиво сказал Серега. - У добра должны быть крепкие кулаки. А то какой смысл быть добрым, если не можешь никого защитить? Стас, а давай к нам, а? Будешь защищать прекрасных незнакомок на постоянной основе.
- Я подумаю, - через силу улыбнулся Вишневецкий. - Мужики, у вас чаю не будет? Во рту будто нагадили.
- Ща организуем!
Домой он попал только ближе к четырем часа утра. Болело разбитое лицо - скула и бровь распухли и немилосердно саднили, в голову будто напихали мокрой ваты, желудок сводило от голода, но все это Стах ощущал самым краем сознания. Едва войдя домой, он встал на колени перед образом Богородицы и зашептал слова молитвы. Он молился по-польски, на языке, на котором он думал и мечтал, слова шли откуда-то из глубины души, не зная и не соблюдая никаких канонов, и он весь был поглощен этой молитвой, этим стремлением к свету.
- Пречистая Дева Мария, Пресвятая Богородица! Прости меня, грешного, ибо я грязен и порочен, и недостоин называться Рыцарем твоим. Лишь о прощении молю тебя, чтобы с чистым сердцем шел я к искуплению грехов своих, и делал, то что должно, и принимал то, что мне причитается, и не сомневался, и не роптал, а единственно только уповал на милость Твою, ибо нет ее безграничней.
Вставая с колен, он чуть не упал, но удержался на ногах, опершись на стул. Скинул порванную футболку, пропитавшуюся потом и грязью, снял со стены казачью нагайку - подарок отцовского друга. Тяжело рухнул на колени.
- Грехи мои велики, и слабость моя бесконечна, но только в милости Твоей обретаю я силу.
Свистнула в воздухе нагайка, спину пронзило острой болью. Закусив губу, Стах ударил еще раз. На этот раз кожа лопнула от удара, от лопатки до поясницы вздулась багровая борозда.
- Имя Твое придает мне храбрости идти по указанному Тобою пути, образ Твой не дает мне свернуть его, и если есть среди помыслов моих недостойные, прошу Тебя простить их.
Удар.
- Очистив душу и тело, буду служить Тебе, Пресвятая Дева, и защищать и оберегать агнцев Господа, сына Твоего, не жалея живота своего, ибо для этого наделен я силой.
Удар.
- И не впаду в грех гордыни, забывая о долге, не впаду в грех праздности, забывая о своей сути, не впаду в грех гнева, забывая о милосердии!
Удар.
- Спаси и сохрани рыцаря Своего, Пречистая Дева, а я буду хранить и защищать всех прочих, ибо для этого я избран тобой.
"Не сомневайся", - раздался голос, нежнее которого нет на свете. "Помни: что однажды преодолел Сын Человеческий, то может преодолеть и другой. Следуй своему сердцу, мой рыцарь, и исполнишься благодати".
- Аминь, - прошептал обессиленный Стах, растягиваясь прямо на полу.
- Але, Костик, дуй в отделение, - орал в трубку Романов, прыгая через ступеньки эскалатора в метро. - Случилось, мать твою, еще как случилось! Вишневецкий пропал! Откуда я знаю, куда? Двое суток назад! Собирайся давай, я из метро уже выхожу.
Влетев в кабинет, Виктор швырнул ключи и телефон на стол и врубил компьютер. Древняя техника загружалась неторопливо и нехотя, и подполковник, чертыхаясь, полез в записные книжки. Чтобы исключить самый плохой вариант сразу, он начал обзвон с моргов. Ни в одном из них не оказалось свежих трупов с приметами Вишневецкого, и это уже не могло не радовать. Следующими в списке шли реанимации.
Костик вошел в кабинет начальника спустя полчаса после того, как его разбудил звонок Романова.
- Ну? - с порога спросил он, указывая на телефонную трубку в руках Романова.
- В моргах и реанимациях нет.
- Хорошо, - констатировал Русин и включил кофеварку. Романов коротко выругался и начал прозванивать отделения милиция. Повезло ему почти сразу. В Басманном ОВД, то ли четвертом, то ли пятом по счету, трубку снял капитан Сафонов, с которым Виктор был знаком еще с Академии.
- Романов? Уже подпол? Хорошо идешь! - прозевал в трубку капитан.
- Уж лучше бы в лейтенантах до сих пор сидел, - вздохнул Романов. - Колян, дело у меня. К тебе ночью такой Вишневецкий не попадал?
- СтанИслав Константинович? - усмехнулся на том конце провода Сафонов.
- Значит, попадал, - заключил подполковник. - И где он?
- Дома, наверное, десятый сон видит. Я его в пол-четвертого отпустил. А что он, накуролесил где-то?
- Да нет, - Романов закурил и шумно втянул дым. - Кореш он мой. Третий день, как проебался, вот ищу. Мужик-то он горячий, делов наворотить может.
- Этот может, - фыркнул капитан. - Вчера на Яузе пятерым гопникам морды начистил и одному моему сержанту впопыхах. Нормальный мужик, короче. Найдешь - привет передавай.
- Передам, не сомневайся, - зловеще пообещал Романов и повесил трубку.
- Ну и где наш пан ксендз? - спросил Костик.
Романов хотел уже ответить в рифму, но тут в кабинет вошел сам пан ксендз Вишневецкий собственной помятой персоной. Судя по его виду, в последние двое суток он много пил, мало спал и вел активный образ жизни: остаточный легкий алкогольный выхлоп, темные круги под глазами и ссадины на опухшем лице свидетельствовали об этом недвусмысленно.
- Явился. Пропажа века, ебена мать, - рявкнул Романов и вскочил ему навстречу. - Я уже все морги обзвонил!
- С милицией искал, - поддакнул Костик. После этого заявления в воздухе повисла секундная пауза. Несколько мгновений трое мужчин смотрели друг на друга, а потом расхохотались.
- На тебя, годзилла ты польская, даже сердиться всерьез нельзя, - вздохнул Романов. - Где тебя носило-то? Мне Людочка весь телефон оборвала!
- Какая Людочка? - заинтересовался Костик, но его вопрос опять остался без ответа.
- Долго рассказывать, - отмахнулся Стах. - Я за другим пришел. Знаешь, Вить, тогда, во вторник, ты был прав. Я буду с вами работать.
- Вот и славно. Только Людочке позвони.
- Да кто такая Людочка?
- Да, какой еще Людочке?
- Господи, - простонал Романов. - Ну почему у них - Блэйд, Ван Хельсинг, Баффи на худой конец, а у меня - эти?