Новая история одного города
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
В своё время Салтыков - Щедрин написал потрясающую книгу об истории России. Переписать её - почти преступление... . И всё же... как же нужны такие книги. Немногое изменилось.
|
От автора.
Давно я уже имел намерение написать историю какого - нибудь города (края) в некий период тем более особенно близкую мне историю города Умнова. Правда, жизнь города была и осталась скучной и мрачной и градоначальники, что на деле владели судьбами города, на мой взгляд оказывались почти на одно лицо.
Знал я, что содержание истории Умнова очень просто, грубо и не сильно ин-тересно, ничего крайне необычного здесь за последние десятилетия не было, жизнь текла кисло, сонно, более в грязи под крики и ругань. Однако же в один из моментов решил сесть и написать эту историю отчасти из головы, однако же и строго по летописям. Случилось мне как и господину Салтыкову, писавшему под псевдонимом Щедрин, найти "Умновский летописец" за несколько последних десятилетий. Переписал не совсем точно, но и старался ничего важного не ис-кажать.
Нужно отметить, что автором по большей части вновь лишь поправлен старо-модный и тяжёлый слог нескольких летописцев, что ранее описали славную ис-торию города.
Да, и слог в сей книге как бы несколько старый, но ведь и Умнов по духовной сути своей - город очень старый и как бы почти недвижимый всегда будто в про-шедшем времени. И к тому же, может, эти истории чаще похожи на хроники, но ведь у каждого автора свой стиль. Да и времена меняются, и извинения, наверное, не помешают.
Обращение к читателю от последнего архивариуса - летописца.
Ежели древним эллинам и римлянам позволено было хвалить своих началь-ников и передавать потомству что - то об их мерзостях, то я к этому никакого от-ношения не имею. Поэтому и к автору этой книжки сколь бы гадкой, а, может, напротив, прелюбопытной она вам не показалась, тоже отношения иметь не же-лаю.
Изложив таким образом нечто в своё извинение, не могу не присовокупить, что наш город Умнов, производя обширную торговлю горючей жидкостью и газом, а также металлами, деревянным товаром да икрою и отдельными иными товарами, имеет три реки, в согласность Древнему Риму, на семи холмах построен, на коих
мне и всем горожанам в зимнюю гололедицу очень сложно передвигаться. Тут же ломается много экипажей, но зато вода после дождя и весеннего таяния стекает быстро. Разница в том только, что в Риме сияло бесчестие, а у нас - благочестие, Рим заражало буйство, а в нас - более тупая кротость да бездумное терпение, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас - по - прежнему градоначальники.
А затем богу слава и разглагольствованию моему конец.
Глава 1. О корени происхождения умновцев.
Не хочу я подобно Соловьеву или, упаси боже, Радзинскому, растекаться мыс-лию по древу, показывая миру столь редкие славные дела умновцев, а вот тот ко-рень, от которого сие древо произошло, считаю нужным упомянуть.
Умновцы живут на этой земле давно и дел они натворили немало, о чём госпо-дин Салтыков изрядно написал. За свою жизнь понял я лишь, что происхождения умновцы дремучего и сие ощущается поныне и порою очень часто на своём горбу и особенно душевном состоянии. Потому не буду на этом подробно останав-ливаться. Что было, то и было, а гадости, верно, поболе. Вот и первая глава. Дру-гие будут подробнее.
Глава 2. Опись градоначальников.
В разное время в город Умнов от российского народа поставленным... .
1. Азиз Псаломщик.
Вывезен из южной земли при нужде и волнениях. Потом, будучи случайно произведённым в надлежащий чин, прислан градоначальником.
Прибыл в Умнов и чего только не натворил. Загубил до крайности много не-винных горожан. Планировал сжечь гимназии и упразднить науки. По общему мнению был убит своими ближайшими соратниками при сердечном ударе. Много писать о сем выродке вряд ли возможно.
2. Никита Хрудыщенко. Бывший денщик Азиза, который сам про себя го-ворил, что у него руки по локоть в крови.
Вымостил и понастроил Россию пусть наскоро и в некоторых местах, осво-бодил много посаженного при Азизе городского народишки, за что ему честь и
хвала, завёл выращивание южных культур, кои расти не захотели, одно время -
пока не надоело - покровительствовал наукам и искусствам.
При не самом обширном уме был косноязычным, любил есть буженину и гуся с капустой. Утверждают, что запивал самогонкою. Сменён как бы за невежество. Умер своею смертью.
3. Пофигищенко Леонтий Иванович, бывший южный наместник, обладатель всяческих званий и наград.
Градоначальство его было самое продолжительное и блестящее больше по части внешнего лоска. Ввёл в употребление бикини, джинсы и много других не очень нужных вещей. Замостил базарную площадь и засадил берёзками улицу, ведущую к присутственным местам. Умер как - то тихо сам по себе.
4. Антрепьев Юлий, бывший начальник охранного отделения. По слухам хо-тел много, да неожиданно быстро помер.
5. Старикович Константин, личность вялая и болезненная. Помер ещё быс-трее.
6. Горбодаев Онуфрий Сергеевич, бывший мелкий южный наместник.
Размостил вымощенные его предшественниками улицы и наломал мону-ментов. Во время его градоначальства город отчасти подвергся голоду и пожару. Впрочем, в деле по укреплению умновского народовластия совершил немало. Жив и по сию пору.
7. Урус - Борис Ельдибаев. Бывший восточный наместник, отличался безум-ной отвагой и даже брал однажды приступом город Умнов. Затеял и другую войну на своей же территории, которая вовсе не удалась. В то время похвалы не получил. Ушёл тихо с позором. Умер своею смертью или от чрезмерного упот-ребления определённых жидкостей или от угрызений совести. Возможно, от всего сразу.
8. Туткин Дементий Варламович. Бывший агент северного охранного отде-ления и впоследствии агент на немецких землях. Назначен был впопыхах, по не-кому мнению имел в голове особливое немецкое устройство. Это не мешало ему, впрочем, многое совершить.
Вьехав в Умнов на белом коне, повторно сжёг слободу, населённую инород-цами, и упразднил её законно назначенного градоначальника. Жив и здравствует. В остальном пока умолчу.
9. Дудкин Дементий Варламович. Новый обладатель машинки в голове, иных достоинств по мнению многих не имел и не имеет. Жив и здравствует.
Опишем же всех по порядку и не без некоторой тщательности.
Глава 3. Новые войны за просвещение.
История доазизова, когда в сплошных бунтах и войнах, голоде и разрухе, убийствах и беззаконии правил его наставник, да и самого Азизова правления писана летописцами с трудом и с обширными эмоциями. Ибо летописцам то нечего было есть, то им грозили смертью, то заедали вши и прочие благородные столь обычные для Умнова насекомые. Часто эти летописи либо частью вырваны либо цензурировались в самой суровой форме. Случались и летописи, где неяс-ными жирными и даже порой кровавыми пальцами вырвано и вымарано почти всё. Порою автору было жутко даже листать эти тетради.
Посему история этих двух периодов городского существования особо темна, страшна и строится больше на догадках и предположениях, так что нет воз-можности детально и без малейшего искажения всё описать, да и вряд ли стоит о том очень подробно говорить. Читать об этом не слишком приятно, однако ж главное - оные периоды истории города были ужасными и первый из описыва-емых градоначальников тоже стал таким же.
Азиз Псаломщик появился из паршивой слободки в одной из южных земель, где и обучался псаломному ремеслу, в чём никак не преуспел, а, напротив, отли-чился в делах разбойных, включая и грабежи и убийства мирных граждан, что потом и стало главным развлечением в его жизни и ничего веселее он не знал. Однако, как утверждают, он всегда работал на благо тайной организации.
Эта организация в смутные времена беспрерывных бунтов и войн взяла власть в городе и Азиз, коий поначалу был на вторых ролях, затем дождался смерти видных вождей, а кто сам не умер: Азиз и его окружение постарались. Он же стал главным и по совместительству градоначальником.
Происходил он из очень бедной семьи. Отец всё время пил и бил его и мать. От всего этого Азиз стал жестоким и безжалостным.
Был он ростом мал, с чёрными жёсткими как щетина волосами и серым лицом да в рытвинах от какой - то болезни, одно ухо разорвано, курил папиросы из зе -
лёной коробки, часто ругался, любил грубо шутить и бил своих подчиненных. Никогда никого не жалел ибо не знал, что это. Впрочем, такое вообще для ум-новского начальства до крайности обычно. Носил серый или белый военный мун-дир, но чаще без знаков различия.
На лице его не проступало никаких вопросов: напротив, во всех чертах прос-вечивала тупо - невозмутимая уверенность, что все вопросы давно с ответами. Народец городской Азиз воспринимал как некую тёмную глухую как бы даже неживую масса, впрочем, видимо, он и на деле тогда по большей части где - то был таким.
- Такой нам и нужин. - усмехаясь, говорил градоначальник, известный своим резким южным акцентом.
Тогда считалось, что Азиз был умён и красив, но на деле - маленького роста и изрядно туп, а, главное - немыслимо самолюбив. Это не редкость для выходцев из бедных семей и маленьких городков да ещё в периферийной части убогой ум-новской империи. По этой причине Азиз как и его окружение занялись войнами за просвещение, под коими они подразумевали насаждение идей своей организации, на деле служащей лишь возвышению и самовластию Азиза и его холуёв.
Сначала он вверг город в новые жуткие голод и гонения, затем затеял расправу со всеми своими соперниками даже возможными, надругаясь над ними с типич-ной для востока жестокостью, хотя даже и здесь ужаснейшие исторические при-меры были превзойдены. В какой - то момент умудрился даже выслать из города почти половину всего населения. Стало и острогов не хватать - строили в лесах. В остроги помещали даже не тех, кто высказывал недовольство, а тех, кто о нём мог подумать. В этом Азиз и его окружение ничего опасного не видели. Кстати, и для востока такое более чем обычно.
- Жэлэзом вижечь всё это, чтоб нычэго нэ осталос ! - говорил Азиз своим приспешникам, ломая в трубку папиросы.
- Да мы вдвое и втрое более казним. Прикажешь: и вдесятеро. - вторили они ему и так и делали. Не успевали убивать, копать могилы и хоронить.
Город погрузился в средневековую страшную бездну и, верно, не было в его истории более жутких разрушающих души времён.
Народишко умновский как обычно молчал да терпел. Для Азиза эта кровавая война явно закончилась победою. Планировалось также сжечь гимназии и упраз-днить науки ибо учение Азизово должно было всё это заменить. Но как - то руки не дошли. Впрочем большинство наук на деле было упразднено, а преподавалось в основном Азизово учение, гимназии же более стали похожи на школы поно-марей для изучения его же.
Как в старые времена но теперь по команде шарахнулись тогда умновцы к реке и утопили там Прошку да бросили с раската очередного Ивашку. Да потом ещё и ещё, благо, на то была Азизова воля. Так и вошли умновцы в раж и кидали и ки-дали будто в пьяном упоении уж видимо и не понимая зачем и кого и куда. Слу-чилось, что и Прошки и Ивашки кончились, а кого боле бросать они пока не знали. По команде Азизовой стали бросать уже как в бреду не разбирая имён и званий на кого указывал градоначальник да и просто так. Накидали кого попало, а потом как принято в Умнове и вовсе забыли о том.
И всё как обычно кончалось по - умновски: по пьяни дрались в грязи, а те, кого не убили, после шли домой и пели песни.
В то время подобно чумной эпидемии напала на город и особенно приятная Азизу и его окружению древняя охота на ведьм. Обычно выбирались горожане, что были чем - то непохожи на других и хоть чуть опасны для начальства: раз в жизни, но не подчинились или что сказали. Сими могли быть и инородцы и ино-верующие и просто даже втайне творящие насмешку над начальством. Их при-водили в охранное отделение, били, пытали и принуждали признать, что повинны во всех бедах. Потом ссылали в далёкие земли либо тут же учиняли расправу. Более в городе таковых чаще и не видели. Имущество их отбиралось и по большей части передавалось тому же охранному отделению, почему у него был к сей охоте на ведьм особый интерес. И эта традиция в Умнове воцарилась на мно-гие десятки лет. И стало небо чёрным и чёрными души людей.
Не станем описывать всех перепитий этого жуткого времени, хотя и забывать о нём во избежание повторений по всей видимости очень желательно.
И было такое время только одно и трудно сравнить его с чем - то в тяжкой глуповской и умновской истории. Однако, войны на том не кончились.
Во время второй войны, когда пришёл подлинный противник, Азиз сначала дико испугался, но затем установил в городе жесточайший порядок, благодаря которому и, главное, терпению, воле и многочисленности горожан, скованному
ими оружию и крепости городских стен удалось за несколько лет победить про-тивника. Сам Азиз, виновный вместе со своим ближним приспешником без-дарным полководцем бывшим крестьянином Жуковкой в смерти не менее поло-вины погибших в той войне горожан, сумел ловко уйти от возмездия, отси-девшись в старой крепости и выставив себя как главного полководца сей победы. Впрочем, о том летописцы как раз написали до крайности много. Кстати, эта по-беда действительно пусть отчасти явилась некой победой в войне за просвещение.
В той войне Азиз по мнению многих сделал всё, чтобы отдалить победу. Перед войной он упрямо запрещал готовиться к ней, бездарно расставил войско. Многие офицеры были замучены и войска некому было возглавлять. Он тупо губил немыслимые массы солдат, бросая их безо всякой поддержки пушками на бессмысленные прорывы. И после тех прорывов люди бежали назад, а там их убивали и тела лежали в три слоя и лошади не могли проехать и здесь застревали любые колёса. И никто не хоронил их. А Азиз только слал и слал людей на новую смерть и запрещал отступать и сдаваться. Их окружали и убивали тысячами, брали в плен и они исчезали без следа.
Он умел воевать только числом, а не умением, такового у него отродясь не было. Его вина в гибели едва ли не половины солдат. А мужчин в городе после той войны почти не осталось. Но всё было в его руках и после войны именно Азиз и его бездарные помошники были представлены как лучшие полководцы, что вы-играли всю войну. Лишь время да и то через десятки лет расставило всё на свои места.
И после войны Азиз преуспел в наказаниях. Многие, кто не хотели участво-вать в делах Ирода или будто бы плохо себя проявил, попали в остроги, отдель-ные же слободы, что по слухам помогали противнику, были по приказу Азиза пе-реселены в глухие районы, где не так много народа с тех слобод осталось в жи-вых. Впрочем, о том немного рассказывали и посему население города не сильно об этом печалилось, да, кстати, не огорчается и сейчас.
Третья война за просвещение была совсем убогой. Азиз уже был стар и уныло травил инородных по происхождению более еврейских врачей да некоторых иных разумных граждан, которые удивительным образом сохранились и коих он всё ещё боялся, иногда для порядка приказывали покидать оставшихся Прошек да Ивашек. В этой войне уже ничего кроме позора сей градоначальник на деле а тем более в истории не заслужил.
- Ну чэто там ? - спрашивал уже старый и всё забывающий Азиз своих убогих приспешников.
- Пятьсот человек в острог. - докладывали они ему.
- Мало. А... пусть: всэ равно ужэ мало кто осталса. - говорил он как бы сам себе.
- Сделаем и тысячу и сто. Как скажете.
И вседневные гонения и ужас возможного ареста и страх смерти и унижения давно растворились в крови умновцев и стала она как красный студень и ничто казалось не могло заставить её течь.
И именно при Азизе до крайности усилилась охранная служба, что стала на деле управлять городом. Азиз как и всякий восточный правитель окружил себя гигантской сетью доносчиков, доводивших до его уха всяких противный власти слух, что посрамлял или даже мог чуть очернить его. Начиная с этого времени сия служба почти всегда контролировала и опекала и самих градоначальников. И с той поры роль этой службы в жизни города стала особой: казалось, и в мире нет ничего, что могло бы ей противостоять. Так длилось десятки лет. И едва ли не на век покрылся Умнов жутким серым туманом доносов, острожного шёпота да жуткого ужаса. И казалось, что даже солнце не могло и возможно не сможет раз-веять этот плотный серый до черноты туман.
Корявое окружение Азиза, которое он наградил собачьими кличками - Моло-ток, Калинка, Каганчик и Ворошилка да Будёнчик - были из таких же деревень и маленьких городков как и сам Азиз. Вся их работа состояла в том, чтобы смотреть в рот градоначальнику да бежать выполнять любые его приказы на всё и даже на убийство. Тупые и покорные они во всём молча переносили любые издеватель-ства Азиза - а он обожал их бить и унижать.
Была ещё особенность за градоначальником: так как он был с востока, да из низов, то до крайности любил поклонение и хвалы. Восхваление градоначаль-ника достигло времен фараоновых. Всюду бюсты, памятники и портреты, в его
честь везде назывались улицы и целые слободы, на него сыпались подарки, крики во славу Азиза неслись иногда и по часу и более.
По официальным утверждениям Азиз несколько раз превращался в бога. Это чудо его подчиненные описывали примерно так. Во время чтения очередной речи он вдруг чудесным образом поднимался очень высоко, нависая белой огромной тенью. Все падали ниц. Отовсюду же нёсся громовой голос Азиза.
- Смотри, он - бог. - потрясённо шептали одни.
- А ты что думал ? - спрашивали другие.
- Но как же он вернётся к нам ?
- А ему и не надо: он всегда с нами.
Далее Азиз неясным образом возвращался в прежнее состояние и подчинённые помнили всё это очень смутно. Впрочем, сведущие люди говорили, что прев-ращался он не в бога, а в чёрта и не возносился, а опускался в грязь и издевался над своими подчиненными и жителями города, обзывая их и побивая до крови. Тем не менее говоривших такое осталось крайне мало.
Но ни то ни другое никто из летописцев не видел и с уверенностью не опи-сывал.
Однако версия о божественном родстве Азиза была скорее тщанием офици-альной власти очень популярной и переходила по наследству всем градоначаль-никам. Также очень часто можно было услышать историю как Азиз в виде бога приходил и к ним.
И славили Азиза вперёд бога и молитвы возносили и всем, кто с ним тоже. Так пошло поклонение идолу и было оно долгим, диким и бездушным. И казалось тому не будет края: пошли иконы и молитвы и так без конца.
И народ в общем был как бы за Азиза.
- Пусть он жёсткий такой. А нам только так и надо. А и поголодаем и помрём, только бы он был рад. - говорили многие.
- Да, только так. Отец родной. - вторили другие.
И шли куда прикажет даже на смерть.
Азиз же ни о чьих смертях не думал. Он спокойно смотрел из своего окна на кроваво - красный закат над городом и курил любимую трубку, набивая туда табак из папирос.
- Так чыщэ будэт. - с усмешкой говорил он сам себе.
И не раз при Азизе случались недороды и засухи и мёрли горожане и порой очень много и даже людоедствовали. А Азизу было в общем всё равно - ему - то хуже не было. И ему докладывали только лучшее, а про недород - разве случайно. Горожане же терпели, тихо мёрли да чаще только хвалили начальство.
- Ведь всё знает, сам не ест, не спит как мы. - говорили они.
- Поможет отец родной, нас не забудет.
И просто уже будто бы не было тех, кто мог сказать что иное.
Против официальных рассказов об Азизе - боге по слухам порою происхо-дило с градоначальником странное явление. Иногда и без того низкорослый и дурной на лицо Азиз вдруг при всех начинал уменьшаться в размерах до карлика, что чуть доставал до стола или даже доходил до размеров крысы. При этом всё тише сообразно размеру кричал и махал руками. Окружение пугалось, но Азиз говорил с прежнею твёрдостью, возможно, и не замечая изменений в своём состо-янии. Напротив, при том и особенно после этого начинал он много злее кричать, ругаться - кстати, голос у него был глухой и некрасивый - и посылать всех в острог да в ссылку. Карликом же мог оставаться и несколько дней. Но обычно наутро Азиз уже был прежним, отчего многие полагали, что ничего и не было.
Но сие странное явление повторялось с редкою настойчивостью, становясь всё чаще с возрастом Азиза и всегда вело к худшим страданиям для населения города. Однако же многие считали это слухами или видением. Тем не менее немало бед-ствий города было с сим связано и все таких изменений в росте очень боялись. Утверждали, что и после смерти Азиз стал карликом, по слухам при этом он и вернулся к своей подлинной сущности.
И для многих было явным, что часто Азиз словно чувствовал некую машинку в голове, что - то механическое, заставлявшее его особенно злобно кричать, посы-лать в острог да на казнь. Хоть что это - он может и сам не понимал. Но окружа-ющие замечали что будто что - то щёлкало в его голове и жутковато монотонно шумел некий механизм. При том они особенно пугались. И это что - то было очень жёстко и неумолимо. Якобы кто - то видел как даже менялись чёрные диски наподобие шарманочных, кто - то чертил её схему, а другой - смазывал механизм. Летописцы молчат относительно сего утверждения, но, честно говоря, разве мо-жет живое существо отдать приказ об уничтожении такого количества людей ?
Многие сведущие отмечали также, что Азиз несомненно страдал и шизовым расстройством. Замечено было, что у него часто случались галлюцинации вроде кто - то будто бы касался его либо появилось что - то, чего никто более не видел либо - особенно часто - на него готовится покушение. Случался бред, бывало обеднение речи, когда он почти ничего он не говорил. Самым же заметным были почти постоянные агрессивные выпады, когда во всём он искал врагов, всех подозреваемых устранял, всех норовил обругать и унизить. Впрочем, градона-чальнику о том не говорили, столь опасную болезнь да явно в запущенной пос-ледней стадии не лечили. Вместе с тем сие точно наложило жуткую отчасти пси -
хиатрическую печать на историю города ибо что говорить о судьбе города, кото-рым управляет сумасшедший.
Сам Азиз маршировать не любил, но обожал это организовывать да коман-довать. При том обучал всех, хотя сам умел плохо. Парады и маршировки во дворе градоначальства были почти ежедневно и народ на них умилялся.
Особо любил Азиз собирать всех почётных да и частью обычных граждан, ставить всех на колени и спрашивать: Любо ? !
- Любо, любо ! Верны тебе, отец родной ! - кричали они и дико бились головой об пол причём до крови. И никто не отлынивал. Кто плохо бился головой, тому помогали расставленные в толпе агенты.
И раз в неделю, а то и чаще являлись к Азизу тогдашние купчины, что чис-лились в начальниках, да падали на колени и тоже бились об пол до крови. Мно-гие убивались насмерть, да то Азизу только нравилось. Он почти и не замечал.
Часто на главной площади собирали и народ числом поболе либо на парад ли-бо так для поклонения Азизу. Глядел Азиз вниз с черного чугунного балкона гра-доначальства - а там не люди, а какая - то серая неясная масса: то ли пыль то ли глина чуть колышащаяся, но будто и неживая, даже чавкает как грязь или старое болото. Вроде чуть гудит как будто там что осыпается, но и не более.
- То - то же ! - довольно говорил себе Азиз.
И как бы любили умновцы Азиза и очень многие всё же ненавидели. Так и де-лились на части может и поровну. Только от ненавистной половины в остроге бы-ло немало. И так длилось очень долго и казалось, не будет тому конца.
Как никто в глуповской и умновской истории - может лишь Микаладзе - любил Азиз попойки. Соберутся с верными помошниками и до утра. А потом играют в кости да в карты и всё на человеческие души, им тогда цены большой не было.
- Я ставлю двух смертников. - говорил один.
- А я целых сто... нет, улицу. - говорил другой.
- А я полгорода... город. - смеялся третий.
- А я миллион народа. - усмехался Азиз.
Так и играли на смерть. Свет за красными занавесками обрамлял тени, игроки взмахивали картами, слышались крики, хохот и со стороны казалось, что это чер-ти собрались на шабаш. Казалось, что даже красные занавески постепенно начи-нали течь и по мере этого становились чёрными. А тени за ними лишь по - чер-товски прыгали и дергались.
Редкие прохожие быстро бросали взгляд на эти тени, да те будто тянулись к ним, увеличиваясь в разы и нависая и хохоча, а горожане бежали прочь, суетясь и падая в грязь и был их ужас велик ибо жутким было всё то время.
По слухам Азиз хотел построить новый город - старый ему не нравился. На-чертили планы, начали было, чуть построили, да и сотой части не смогли, а и денег тогда почти не было. Да как - то и не до того: после войн за просвещение горожанам есть было нечего, а и недороды и засухи шли чередой. И главное - постоянные траты на войско, охранное, остроги, содержание Азиза и его челяди и всё такое. Однако, идея витала в головах горожан и много десятков лет о ней пом-нили.
На основании ряда документов этот город, что должен был стать образцовым, представлялся Азизу примерно так.
От площади в центре под равными углами разбегаются улицы, к ним примы-кают кварталы, что считаются полками. Все дома серые, но с красными крышами, на окнах обязательно решётки, а двери запираются на замок охранным отделе-нием. Всюду плацы для маршировки и демонстраций во славу Азиза, его памят-ники и портреты. Тут же тиры для упражнений в стрельбе и стадионы для тре-нировок, склады оружия. В каждом квартале дома предварительного заключения. С внешней стороны город окружён острогами и казармами войска. Далее клад-бища. Всё замыкает построенная острожниками высокая кирпичная стена серого цвета с пиками и проволокой наверху. Ворот двое: на восток и на запад. Выход - с личного разрешения самого Азиза.
Все являются агентами охранного отделения, не агенты - только те, кто отбыл в остроге, а их не так и много. Отличия агентов лишь рангом, коий заслуживается по числу доносов. На работы все расходятся по команде строго по расписанию и под охраной под песни и барабаны с яркими флагами и портретами Азиза и его приспешников. Приём пищи строго по расписанию, еда однообразна. Невы-полнение нормы - острог или расстрел, по доносу агента - расстрел на месте. Для всех обязательны специальные занятия по изучению учения Азиза. Школы и не-которые увеселительные заведения допускаются. В школах изучают учение Ази-за, грамоту, счет, военную подготовку и физическую культуру.
Весь город под контролем охранного отделения. Семьи допускаются, но не между бывшими в острогах. Праздниками являются дни воцарения Азиза и его предшественника. И назвать город тоже предполагали в честь предшественника
Азиза, а почти все улицы - по его имени и именам его окружения. План был при-нят на ура и начал выполняться.
Есть ли в итории Умнова что - то более странное, чем воображение градона-чальника ? Возможно лишь сама жутковатая и дурно пахнущая история города. Во всяком случае это было неясно много столетий и вряд ли стало окончательно понятно ныне.
Рассказывали про Азиза и немного странную историю будто он хотел явно в очередном шизоидном бреду остановить реку. Причём не столько обычную реку, сколько некую воображаемую, будто бы даже течение народного свободомыслия. Ни одну реку он полностью не остановил, ту воображаемую же как бы почти смог. Решил хоть настоящую реку посадить в острог. Острожники отгородили по реке землю, копали канал, наливали да копали далее. Однако река не кончалась. К тому же канал по ошибке закольцевали на саму реку. Только и толка, что гусей за-пустили. Но Азиза за то очень хвалили.
Однако говорят, что особенно с той поры желание остановить реку будто бы по старой ещё глуповской традиции стало назойливым желанием большинства гра-доначальников и хоть и не передавалось по наследству, но как бы незримо и очень настойчиво витало в городском воздухе.
Да надо заметить, что при всей внешней строгости Азизовых порядков никуда не исчезали воровство, блат, мздоимство, пьянство да распутство, многим горо-жанам присущие. Скорее это только стало сильней, хотя никогда не признавалось. Однако на такое Азиз и его окружение внимания и вовсе не обращали. Всё вое-вали за просвещение.
Завзятые умновские правдолюбцы - новомученики Трофим да Кузьма пробо-вали обратиться к Азизу, а поняв, что нет прока, стали потихоньку ругать градо -
начальника. Да прошли как все через мордобитие и после попали в острог на мно-го лет.
- Псаломщик проклятый ! - говорил Трофим Кузьме, рубя лес возле острога.
- Вот тебе и псаломщик ! Доведёт нас до могилы. - вторил Кузьма, оглядыва-ясь, не слышит ли кто.
И почти все таковые незаметно ушли в острог да и в могилу. И время правда было немыслимо тяжким: вовсе не для правдолюбцев. Впрочем, в Умнове такое очень даже часто. И вряд ли таковые времена прошли ныне и никак не могут пов-ториться.
Случилось так, что под конец жизни Азиз остался без жены - она из - за его нрава наложила на себя руки. Тогда нашли и для него красивую бабу из ох-ранного отделения. Будто бы для его безопасности и экономкою, а на деле - жена. Однако же случилось, что не один Азиз к ней тянулся. Прознал про то градо-начальник и был в крайнем гневе, приказал сослать её в самый дальний острог да потом почему - то быстро повелел вернуть. И так она была с ним до его смерти кстати и недальней по времени.
Погиб Азиз в собственном доме по вине бывшего приспешника и по слухам его преемника начальника охранного отделения кровавого мясника Буришвили, который в последние годы правления выжившего из ума старика Азиза забрал в свои руки почти всю власть в городе. У Азиза случился удар, да Буришвили приказал не помогать ему. После смерти Азиза Буришвили пытался править го-родом, однако, был разоблачён и брошен с раската.
На том и закончились правление умновского Ирода и его войны против прос-вещения. Были они весьма долгими и привели к гибели несчётного множества горожан, обеднению прочих и запущению городского хозяйства, а главное - ухуд-шению умновских нравов до крайности. Впрочем, сие не в первый раз: лишь бы в последний.
Как обычно умновцы крепче чем по - спартански переносили все беды и злоключения, коих при Азизе было превеликое множество. Сколько горожан погибло по вине градоначальника и его окружения - никому не ведомо. Лето-писцы точного счёта не вели, да если бы и вели - долго не прожили. Но горожане лишь как обычно терпели.
- Ничего, мы привычные. Ежли надо - потерпим. - говорили умновцы, сдёрги-вая свои шапки при каждом градоначальнике. Говорят, такое терпение не мо -жет быть вечным. Однако же в Умнове длилось оно немало веков и верно тысяч лет. Утверждают, что продержится и ещё тысячу.
* * *
Тут по странному стечению обстоятельств явился и сам автор исконной книги то есть Салтыков он же Щедрин: или же душа его или тень - точно неизвестно. Посмотрел на это: дёрнул себя за бороду, вскрикнул.
- Какого же из моих градоначальников он напоминает ? Да многих. Однако та-кого чудища у меня не было. Угрюм - Бурчеев - жалкий шут по сравнению с этим ожившим молохом. Жизнь - то в городе не в гору идёт, а под гору. Что же
такое ?! Что я тогда писал ? Зачем ?! А всё же: это и есть Угрюм - Бурчеев, только ещё страшнее. И, верно: в этом городе всё становится только ужаснее. Видно, бу-дет и ещё более страшный изувер: и моя книга не поможет.
Описание адоподобных Азизовых времён страдает краткостью и особой хро-нологичностью, но, рассказывая о сем жутком времени, на подробности и у ле-тописцев и у автора книги просто не поднялась рука скорее дабы не доводить до обморока уважаемого читателя.
Более подробно освещать этот период жизни города нет большого резона, ибо время это сколь гадко и кроваво, столь и отдалённо, столь и хорошо описано раз-ными летописцами.
* * *
Следует отметить, что сия история всем читающим поначалу представляется почти фантасмагорической. Оное не должно удивлять ибо умновская история и правда довольно нереальна и это отмечали все летописцы, с чьих трудов и пишу повествование. Да и сам господин Салтыков, он же и Щедрин, применительно к Глупову тоже отмечал всё это. Но вот такова история и другой пока скорее быть не может.
Корень той великой умновской странности видимо и в том, что Умнов по едва ли не всеобщему мнению находится на некой грязной, кривой и пропахшей кис-лой капустой обочине мирового развития. Сто пятьдесят лет не сделали город иным. Стоит он в холоде и грязи, в почти непроходимых лесах, кругом всё боль-ше болота и дикость. Пока выхода не видно.
Отчасти по всей видимости из - за странной и довольно жуткой истории своей, где всё больше дикие и даже буквально безголовые градоначальники или же Ивашки да Прошки в речку да с раската, палочки да остроги, терпение да пок-лонение, запреты да хамство. И скорее не будет этому конца даже в объявленный сверхпросвещенным нынешний век.
Но по большей части представляется мне как собравшему эту историю от всех последних летописцев, что корень странности умновской в сохраняющемся может тысячу лет дремучем душевном невежестве городского народца, что то истово и тупо верит в очередного уродца - градоначальника, исполняя все его самые дикие и даже совершенно бесчеловечные приказы, считая это за высшее идущее от бога благо, то напротив, всё это отвергает. Но по большей части тогда горожане ещё
всё же безмолствовали и не понимали ядовитый корень зла жития своего. Может, не понимают и ныне, да, как обычно молчат. Такова заскорузлая умновская при-рода и изменить её пока скорее ничто не в силах.
Глава 4. Известие о Никите.
Когда Азиз умер, многие умновцы думали, что жизнь остановилась. Бились до крови об пол и стену, кидались с раската да в реку, напивались до полусмерти. Однако быстро затихло. И с изумлением увидели, что жизнь хуже не становится.
После Азиза некоторое очень небольшое время городом правил градона-чальник Маленок. Был он весьма пуглив и прежде всегда подстраивался под Ази-за. Верно оттого и позднее порой внезапно терял дар речи, чем в основном и был известен. Но в общем какое - то время он горожанам даже нравился ибо стре-мился хоть что - то менять дабы ослабить Азизовы клещи. Но по слухам это ему не позволили. А было всё вроде как и при Азизе, да острогом пугать перестали и сажать туда без надобности тоже. По прошествии всего года или двух исчез не-известно куда. Сие впрочем как ни странно мало кого обеспокоило: нашли и наз-начили другого, благо он и сам желал.
Бывший денщик Азиза Никита Хрудыщенко был человеком ушлым и хитрым. Любил похвалу, хорошо поесть, выпить и в отличие от Азиза - общение с на-родом. Покушений не боялся и поначалу частенько выходил к горожанам. На том впоследствии и погорел.
Был он мал ростом, коренаст, лицом крестьянин, плешив, но очень боек. Но-сил простой сюртук булыжного цвета, чаще белую сорочку с красными полосами. Галстук тоже красный или оранж. Часто кричал и ругался хоть и не дрался ни-когда. Матерился, но конец слов не договаривал, так что будто хрипел или каш-лял при этом. Человек был отходчивый и чаще зла не помнил.
В молодости Никита жил в южных слободах, но где - так никто точно и не узнал. Говаривали, что будто бы работал в горном деле, только где та шахта - никто так и не нашёл. Были слухи, что работал батраком, да тоже что - то не подтвердились. Потому полагают, что вылез он из самой паршивой избы в самой последней дыре и был сыном худшего местного пропойцы кстати как и Азиз. А в целом личность это была в некоторых смыслах интересная. В буйные годы вос-хождения Азиза Никита не был его правой рукой, но и в стороне не стоял, потому
пару раз по пьяному делу откровенничал, что "у меня руки - то по локоть в кро-вушке". Тем не менее привлекать его как всегда в Умнове не собирались - напро-тив: всё только на повышение.
Случались люди, что утверждали, будто его неуёмное время было для Умнова лучшим в истории. Изо всех воспоминаний явствует, что Никита был человек для бывшего Азизова окружения не рядовой и смотрел на свои обязанности более или менее серьезно. В общем не одну водку пил.
На красном лице его не проступало никаких вопросов: напротив, во всех чер-тах просвечивала невозмутимая уверенность, что все вопросы давно с ответами.
Никита набрался храбрости осудить Азиза и его кровавые дела, выпустил ос-трожников. Все были поражены адским ужасом раскрывшегося.
Огляделись умновцы, посмотрели назад и ужаснулись: "Как же мы жили ?!". И стало им жутко от осознания того, что столько лет жили в страхе и в полной лжи и в диком беззаконии. Впрочем, очень многие о том давно догадывались, а многие были к злодеяниям причастны.
И как обычно в городе "осудили и заклеймили" жуткое Азизово время и хоть тихо зареклись от такого же ужаса на будущее. Говорят, что в Умнове все клятвы вилами да граблями для прыжков на них по воде писаны.
Как бы то ни было деятельность Хрудыщенко в Умнове пусть поначалу была несомненно плодотворна. Одно то, что он ввел питие кефира и сделал обяза-тельным употребление лаврового листа, доказывает, что он был по линии тех смелых новаторов, которые, спустя тридцать лет вели войны за искоренение пьян-ства.
Горожане как обычно ликовали от появления нового градоначальника, не без оснований радуясь осуждению Азизовых порядков.
- Новый он, не такой как всегда. - говорили многие.
- Увидите, как всегда: потом будет такой же как все. - твердили другие.
- Нет, другой, хоть чуть не такой. - говорили третьи.
Так и не сходились во мнениях. А это, наверно, и хорошо. И было это чем - то новым для Умнова, свежим и радостным, дающим надежды.
Однако же важнейшими достижениями Никиты считались мощение и застро-ение города в основном в главных районах и ведь эти может и убогие с позиций сегодняшнего времени строения стоят до сих пор - так как других для их замены более по бедности построить не смогли. Считают, в этих строениях очень хорошо
живётся в основном клопам и тараканам, и то по тесноте не очень, однако же на-селение умновское по большей части из деревни и не сильно на то жаловалось да и не особо переживает ныне.
Планы были обширными как впрочем поначалу у всех градоначальников. Как обычно намечалось большое строительство и улучшение благоденствия всех го-рожан. Впрочем как почти всегда в Умнове большинству этих планов не суждено было исполниться. О причинах этого даже и говорить неинтересно.
Эти планы градоначальника прилюдно объявлялись и подавались как дело ре-шённое и в будущем твёрдо намеченное к исполнению.
- Будет, пренепременно будет сделано ! - говорил всем Никита, стуча кулаком по столу. И почти все верили. Город замер в ожидании нового светлого послан-ника с небес, но эта вера как обычно прошла едва ли не до вечера.
Особой любовью Хрудыщенко пользовались южные культуры, коими он хо-тел по новомыслию своему засадить всю Россию и которые против его характера расти не захотели. Эта забава обошлась его престижу особенно больно. До силь-ного голода он город не довел, но недовольство народное возбудил.
Посадка этой культуры одно время превратилась в городской праздник. Все вы-ходили сажать её, впрочем явно без особого к тому расположения.
Однако культура не росла, вернее то да то нет. Как сухой год - одни хвостики. А сухой год бывал один из двух. Полива же в Умнове не было и нет по сию пору. Градоначальник настаивал и ругался.
- Не растёт она, паскуда. - говорили все друг другу.
- Но начальство требует.
- Посодим коль требует. А только она начальства не слушает. Может, её бить ?
- А ежли не будет расти ?
- Опять посодим коль прикажут.
Но несколько лет пошли прахом.
Тут уж народ стал по тихому сажать рожь да овёс, а лишь с краю - южную культуру.
И Никита, видя то, задумался: Не дошло бы до бунта ?
Но на том всё как - то по - умновски тихо и завершилось. Виновных искать не стали.
Кроме этого, Никита решил поделить власти на городские и слободские, но это и вообще кроме насмешек мало что дало. Не задались и другие его вулканические
новации более по части хозяйственной, что, впрочем, народ не очень беспокоило так как к голоду, мору, пожару и иной напасти за многие столетия привыкли. К счастью, на этот раз как - то не дошло.
Осудив бесчинства во времена Азиза, допустил он и отдельные свободы, за коими, впрочем, сам с помощью охранного отделения внимательно следил. Так, некоторым известным людям было разрешено говорить в общем что угодно при соизволении на то Никиты. Был дозволен некоторый выезд за рубежи города и даже печатание свободомыслящих книжек, в коих самого градоначальника и его окружение ругать запрещалось. Ввозить в город товары как и прежде почти всем запрещалось, а создавать свои фактории решались лишь отчаянные люди и в великом секрете. В отношении же западных городов Никита любил посплет-ничать и поругаться, даже, будучи в одном из них, бил однажды ботинком по столу, так что посуда попадала, а все там потом хорошо посмеялись на дикова-того умновского дурачка.
Так как Никита даровал городу некую свободу, стали отдельные умновцы нем-ножко богатеть и наживать кой - какое имущество, да только всё более за счет блата и воровства и поборов, что в городе всегда были совершеннейше обычны и никто на это не обращает ни малейшего внимания. Кстати, так скорее и по сей день.
- А что, ведь всё так ? - спрашивали друг друга горожане: Градоначальники да их челядь како живут хорошо. А нам что ?
- Да кто так не делает ? - вопрошали другие.
Так и шло. Хоть порою более для вида или по злому умыслу их соседей таковые попадали в остроги.
Человек, явно вообще не имевший даже и какого - то обычного образования, плохо знавший грамоту и счёт, Никита довольно коряво стремился покрови-тельствовать наукам и искусствам, в результате чего всё как обычно кончалось руганью и запретами. Другие реформы тоже ничего особенно хорошего не при-несли. Это и Никите тоже надоело. Стал он требовать от жителей больше рабо-тать и меньше отдыхать, много другого начудил, что для ученика Азиза было скорее нормально.
Однако же при Никите полностью прекратились обычные для города войны, коих прежде было предостаточно, хотя градоначальник по характеру своему как
обычно в Умнове был к сему склонен, тем не менее взятая им линия правления с этим не очень сопрягалась.
И до того Никита сошёлся с народом, что раз напился за казенный счёт да и стал вместе с простыми мужиками плясать. Пляшет так, что всё на свете забывает, а душа рвётся и народ тому очень рад. И у всех было хорошо на душе и казалось, что отныне все градоначальники будут общаться с народом и жить его бедами пусть хоть по пьянке и иногда. И даже небо прояснилось и ушли все тучи и ни-какой тени Азиза не было над городом. И осветился Умнов неким высшим светом и разлился он в душах людей, по слухам свет этот остался надолго, скорее на-всегда.
Но тень Азиза, что удивительно стойко растворилась в умновской истории, по тем же всё знающим слухам не раз посещала Хрудыщенко. И всякий раз он ста-новился другим: орал, ругался, требовал разогнать, посадить и даже пострелять. А так и делали. В одном месте в южной слободе особо буйных бунтовщиков и пос-треляли и по острогам и с раската. Однако же от этого влияния Хрудыщенко вся-кий раз довольно быстро отходил. Тень, невзирая на тяжкий характер Никиты, не смогла сделать его другим.
И был градоначальник словно страдающий раздвоением личности: с одной стороны он - обычный довольно убогий умновский начальник, что кричит, руга-ется да грозится острогом и другими мерзостями, с другой - будто бы и нет: по-рой умно говорит, вроде всё за народ, да даже слушает, что тот хочет. И странно: это новое как - то понравилось горожанам.
Не так чтобы очень но любил и он собрать почетных да и обычных горожан и требовать чтобы они присягали ему.
Соберёт да кричит: Верны ли вы мне ?!
- Верны, верны, батюшка ! - отвечали они да кланялись.
Глянул он вниз с балкона градоначальства - а там вроде и не люди, а какая - то серая неясная масса: то ли глина то ли грязь, явно чуть колышащаяся, но будто почти неживая. Вроде там что осыпается, чуть чавкает, но и не более.
- То - то же ! - сказал себе Хрудыщенко, почувствовав вдруг, что ему чуть страшно и тошно.
И было ясно, что давно понял Никита вечную истину умновских градона-чальников: народец городской надобно держать в строгости, прижать, придавить, чтобы тихо сидел. Но всё же какая - то иная мысль ела мозг градоначальника. Ела
и слегка выдавалась в его речах и действиях, если не был выпимши. Впрочем, сие было не слишком заметно. Чаще рвалось Азизово.
Следует отметить, что как только чуть развеялась тьма Азизова, так не в при-мер глуповской патриархальной тишине стали появляться разные писаки, что пописывали в газетки и порою даже чуть против начальства. По умновской тра-диции таковых стали звать Шедевровичами. При Хрудыщенке они не слишком развернулись, строчили свои частушки да иные скоморошьи побасенки причём понемногу и осторожно, хотя нужно отметить, что эти с точки зрения начальства противные сочинения пришлись по нраву горожанам.
Но эти частушки по большей части быстро прикрывали, однако в острог почти не сажали. Тем не менее летописцы свидетельствуют, что уже не в первый раз в истории города эти писаки оживлялись да обычно ненадолго. Никита их в общем тоже не трогал: его увлекало другое.
В своей страсти к изменениям стал он заниматься гробокопательством. Гроб Азиза вытащили из египетского типа могилы и положили в настоящую. Тут вдруг обнаружили, что тела там нет.
- Куда же оно делось ? - поражались одни.
- Весь в дух ушёл. - отвечали другие.
- Нет, был выкраден и торжественно захоронен в тайном месте. - утверждали третьи.
Кто - то спорил, что весь дух вылетел и полностью материализовался, то есть снова стал Азизом. Кто - то - что вылетел и живёт по типу чёрта или привидения и не даст Умнову покоя никогда.
Нашлись очевидцы, что наблюдали как дух Азиза и правда тёмной тучей вы-летал из его египетской могилы и странствовал по городу в виде чёрного облака, приветствуемый многими, дико ругался и смеялся, а потом возвращался в могилу. Слух о том разнёсся по городу и передавался по поколениям. Впрочем, путешес-твия духа как оказалось впоследствии на том не завершились.
И как и при Азизе в новые времена бывало голодно и не раз хоть и не так сильно, чтоб умновцы умирали или людоедствовали. В общем хлебушка в народе после недородов было небогато. И сие немало злило горожан: Никита публично никогда о том не беспокоился и ни в чём не каялся ни трезвый ни пьяный. Кстати, неясно, знали ли градоначальник об этих неприятностях горожан.
И как всегда ели умновцы, что бог послал, сажали сад - огород, собирали грибы да ягоды да держали кур и гусей, а кто коровку - так Никита не жаловал, мол: как бы обогащение. Впрочем, уже и не отбирал. Пили водку да самогон и всё более от тяжкой жизни, хотя и от хорошей тоже. Более же воровали кто как мог да разби-рали по блату, что могли достать. Ежели при Азизе часто и вовсе есть было не-чего, то при Никите с едой да с товарами стало просто нехорошо.
И не знали умновцы иной жизни кроме этой тяжкой и злой и ждали от каждого начальника, что он будет новым спасителем.
Как уже было отмечено, поначалу умновцы радовались на нового правителя, но позднее его чуть взбалмошные проекты стали видеться в ином свете. Беды от нововведений вызвали и тихое и открытое недовольство в том числе и в низах, отношение к градоначальнику менялось и порой публично и произошло это в том числе из - за дарованной им вольности.
Пришли как - то к Никите просители. Пустили их.
- Народ живёт плохо, почти голодует, начальники всё гребут, городовые оби-рают, а воруют все. - говорили они.
- Ладно, потихоньку наведём порядок. - сказал градоначальник: Да вы тоже не бередите там, не скоморошничайте. Живо упрячут куда надо ! Я и не помогу. Поняли ?
- Как не понять.
- Мы всё сразу не можем. А дело делаем. И такие как вы только мешают. Тихо сидите, ежли что видите не так - в охранное. Поняли ? Да упрячут если что... .
Ушли.
- Вот так. - думал Никита: Делай для них. А всё как было так и осталось. И му-жичков этих может заметить да в ост... ?
Ударил себя папкой по лбу: Нет, плевать ! Нет !
И стало ему вдруг дико тоскливо и пошёл он пить водку.
Надо отметить, что переименование Глупова в Умнов прошло как - то неза-метно очевидно во времена доазизовы. Впрочем, почему это сделали - до сих пор осталось неясным. Стоило ли это делать - тоже. Немалыми были сомнения, не вернуть ли название обратно, но решили не переименовывать до тех пор пока не станет сие совершенно очевидным. Хотя многие считали, что это было бы нор-мально. Ибо как выяснилось: как Глупов ни назови - умнее он от этого не ста-новится.
Рассуждали даже, не назвать ли "Умноглупов", но сие грамматическое или лексическое нововведение никого не удовлетворило. Так всё и осталось, хотя чис-то логически, наверно, было бы вернее.
Кончилось тем, что градоначальник собрал самых видных умновцев дабы вес-ти их куда - то как говорили в чистое светлое будущее. Кстати, куда точно со-бирался вести, так никогда и не объяснял.
- Братцы, хватит нам жить с бедностью да темнотой, с квашеной капустою да тараканами. - явно в небольшом подпитии говорил Никита с балкона.
Толпа как всегда глухо молчала. Глянул Никита, а внизу та же серая масса что и всегда, хотя всё же чуть и не та: вроде поживее да посветлее и голоса какие - то пошли.
- Что - то изменилось. - подумал он и продолжил: Пошли со мной к свету, ну, то бишь в светлую будущию. Я укажу куда. Идём сейчас.
Толпа чуть загудела. Как обычно за начальством нестройно пошла.
Да, говорят, с лёгкого подпития повёл всех Никита куда - то вбок, а сам... упал в глубокую канаву с высоченной крапивой. Посоветовавшись, приближённые ре-шили его достать. Прочий же народ разошёлся. Сам Никита, очухавшись, был против, но весь поход уже остановился.
- Посиди в избе квасу попей. - сказали Никите.
- Эх вы ! - сказал Хрудыщенко и пошёл пить квас.
Тем временем городская верхушка собралась, конечно, чуть выпила и потихо-нечку сняла градоначальника с его поста, назначила ему большую пенсию и выселила Никиту в отдельный дом, хотя бросать его с раската почему - то не стала. Даже и в острог помещать не стали - хоть спорили - что сильно понра-вилось интеллигентным людям города и западным городам. Никита жил в своей избе, пил водку и ел любимую буженину с хреном и капустой. При всех своих заслугах как и иные правившие в этом столетии градоначальники остался он по-рядочной свиньёй и в ту пору мало хорошей памяти себе заслужил. Впрочем, как свидетельствует умновская история все даже самые лучшие градоначальники чаще всего оказывались изрядными свиньями, что выяснялось сразу же как толь-ко они умирали или теряли власть.
Говорят, мужички как - то собрались да и глянули за забор, где Никита гулял в саду.
- Не забижают ? - спросили тихо.
- Нет.
И улыбнулся.
- А ничо он. - говорили потом мужики.
- Наш простой, всё как лучшее хотел. А как оно - и сам не знает.
- У нас кто лучше хотит, тому завсегда хужее всего и по шапке.
- Ну, хоть живой.
Когда Никита умер, народ уж так не убивался как по Азизу. Более того, мало кто о том и узнал. Однако не всё сразу. Настали и иные времена, когда оного вро-де бы вовсе непутевого градоначальника вспомнили добрым словом. Да и вспо-минали потом его время как хорошее довольно часто. Время в Умнове многое ста-вит на свои места.
* * *
Надо признать, что в Умнове по традиции любые пожелания сделать жизнь по-вольнее, а начальство - потише всегда кончались одинаково: бунтами да Прош-ками и Ивашками, а в конце - острогом да запретами. В Глупове же о том не печалились, переживали только за то каков градоначальник. Кто - то из городских про то всё же чуть тужился, а кто - и тех всегда было много более - напротив радовался ибо по общему мнению, что сложилось за столетия, не заложено то в кисло пахнущей умновской природе - жить вольно или бунтовать. Большинство же было безразлично ибо как - то жить давали, всех не сажали и не морили, а на-чальник по общему мнению должен лишь быть строгим и его подобает слу-шаться. А, ежели и дают жить повольнее, так или начальник плохой или ещё что не так. И примерно таким образом в Умнове и по сию пору.