Отель, где Виталия уже ждала Фатима, представлял собой смесь фальшивого аристократизма со стилем пышного современного ампира: высокие потолки, отполированные перила, мебель на гнутых резных ножках, мутные зеркала и столики для виста.
Виталий осмотрелся и увидел в холле группу набриолиненных арабских джентльменов, одетых на манер американского денди - в клетчатые пиджаки и брюки дудочкой. Их руки были схвачены золотыми браслетами, а носки черных туфель отражали электрический свет, поблескивая на затертых густых коврах. Джентльмены курили трубки и сигары, степенно переговариваясь между собой.
Вошли, оживленно переговариваясь, туристы-студенты - американцы, голландцы, японцы - те, кто бродит с огромными рюкзаками по всему Ближнему Востоку.
Виталий направился к небольшому столику с четырьмя креслами. За одним из них сидела девушка лет двадцати пяти в ярком сиреневом платье и платке; белоснежные рукава прикрывали ее ухоженные руки. Дорогие часы, два красивых кольца: одно с бриллиантом, другое - золотое.
- Привет, Фатима. Ты давно здесь? - Кивнул Виталий.
- Да, - сказала Фатима, осторожно, как реликвии, коснувшись альбома, чью обложку украшал готовящийся к прыжку леопард.
Виталий почувствовал себя немного виноватым: из-за своих любовных приключений он едва не забыл о деле, по которому приехал в Египет:
- Фатима, прости, пожалуйста, за опоздание. Твой альбом?
- Это не просто альбом, это летопись жизни и смерти! - голос Фатимы дрогнул. - Всего пятьдесят листов, на каждом - по четыре снимка. Лишь четыре листа не заполнены.
- А почему ты говоришь о летописи жизни и смерти?
- Я коллекционирую фотографии погибших в борьбе с Израилем с 2002 года... - рука девушки задержалась на первой странице. - Здесь первые жертвы вторжения ЦАХАЛа...
Фотографии располагались в строго хронологическом порядке - по датам гибели. Под каждым снимком - подпись.
- Смерть этих двух малышей на велосипедах наступила в результате прямого попадания танкового снаряда, - переводила Фатима с арабского на английский, далекий от совершенства, но Виталий, тем не менее, понял, что большеглазая девочка - соседка Медина убита несколько месяцев назад, а смеющийся молодой человек - двоюродный брат - погиб в хумусном ресторане.
- А почему четыре листа в альбоме все-таки пусты? - не удержался от вопроса Виталий.
На смеси английского и арабского девушка сбивчиво и неохотно рассказала о причине: ее арестовали за попытку совершения теракта-самоубийства и руководило ею отнюдь не желание встретиться с суженым. Вот и не появилось за полтора года, что Фатима провела в тюрьме, новых фотографий в альбоме: родители не сохранили их для дочери. Зато аккуратно вклеено несколько десятков снимков ее самой. Вот она стоит, на веранде - на фоне букета из искусственных цветов улыбается, глядя в объектив. Вот самая дорогая для Фатимы фотография, единственная, расположенная не по страшному и мистическому порядку, установленному обладательницей альбома. На ней лидер палестинского сопротивления, погибший в бою в 2002 году.
- А на этой фотографии мне девятнадцать. - Говорит Фатима, немного смущаясь. Она сфотографировалась в красивом кресле, которое смастерил ее отец в своей столярной мастерской. Их дом выглядит, как нарисованный: прорубленный в скале тоннель ведет к затейливому фонтану, вода которого серебристыми струйками стекает в небольшой бассейн в цветущем саду. Стены веранды обклеены фотографиями и открытками шахидов. В стороне висит большой портрет сестры - младшей дочери семьи Саади.
Фатиме было всего 17 лет, когда она и две ее подруги решили стать террористками-смертницами.
- Нас троих арестовали, - вполголоса сообщает Фатима.
15 июля 2004 года посреди ночи в ее дом ворвались солдаты, и все члены семьи не сомневались, что пришли за кем-то из мужчин. Их удивлению не было предела, когда задержали именно Фатиму. Военный прокурор требовал осудить девушку на семь лет, но несовершеннолетняя потенциальная террористка получила всего полтора года тюремного заключения.
Мать Фатимы до сих пор уверена, что это все - детская болтовня и глупость.
- То есть, вчера "пояс шахида", сегодня - шоколад, кола, жвачка, - резюмировал Виталий.
Фатима натянуто улыбнулась:
- Да, я хотела совершить акт самоубийства, но потом засомневалась. Сначала думала сделать это во имя Аллаха, затем - за свободную Палестину, и наконец, как месть за кровавые события, происходившие во время вторжения солдат ЦАХАЛа в лагеря беженцев. Пока я отказалась от идеи совершения теракта в Израиле, не думаю об этом. Но если в один прекрасный день моя будущая дочь пожелает стать шахидкой, то я не стану у нее на пути.
Изящная рука переворачивает последнюю страницу, на которой уже повзрослевшая Фатима запечатлена с красивым арабом, по-видимому, женихом или мужем.
- Мы были обручены, - упреждает она вопрос. - Но в тюрьме я окончательно поняла, что тихая семейная жизнь не для меня. И тогда я пришла в группу "Людей спасения".
Пухлые, красиво очерченные губы произнесли, наконец, те слова, ради которых Виталий и пришел на встречу.
Однако на дальнейшие расспросы о деятельности группы Фатима только пожимала плечами:
- Я в группе совсем недавно и, кроме того, всем руководит Дауд, а мы, - я и еще несколько девушек, - выполняем его задания...
- Дауд? - обратился в слух Виталий. - Как его найти?
- Он живет в Газе, но у него есть квартира в Каире и в Тель-Авиве.
Фатима принялась нажимать кнопки на мобильном, видимо, отыскивая нужный контакт. Нашла. Приложила трубку к уху.
Вздохнула. Дауд не отвечал.
- Если телефон отключен, значит, занят чем-то важным, - резонно заметила Фатима. - Даже не знаю, кто еще может вам помочь... Разве что... У вас найдется бумага и ручка?
Она быстро написала телефон и имя по-английски на протянутом ей листе, бережно взяла альбом со стола.
- Когда он закончится, куплю новый, - и провела рукой по леопарду.
...В номер Виталий вернулся уже за полночь, продолжая думать о странной девушке, с которой только что свела его судьба и которая, вместо фотографий "звёзд", коллекционирует фотографии шахидов. Пытался вспомнить черты ее лица, но воображение рисовало что-то безликое. Пожалуй, он не узнал бы Фатиму при новой встрече, хотя всегда отличался хорошей памятью на лица. Женщина без лица, женщина-тень. Совсем не то, что его Шахерезада; такую увидишь раз - и: как ожог, отпечаток в сердце на всю жизнь. Нет, надо было все-таки заехать в "Тысячу и одну ночь", хотя, наверное, шоу уже закончилось. Вчера в это время Наташа ждала его здесь, а теперь остался только запах - необычный, как и та, что его оставила, как золотая рыбка - чешуйки.
"На-та-ша", - произнес Виталий по слогам, как заклинание, положил очки на столик и почувствовал, как на него наваливается сон.