Аннотация: У каждого мальчика свой curriculum vitae- жизненный путь.
Curriculum
Маленький мальчик появился в пустыне. Откуда - он не знал, и вообще он не знал ровно ничего ни о себе, ни о том, что начинало происходить. Кроме того, что он есть. Над пустыней высоко в небе висела и ярко сияла полная луна. Она отбрасывала резкие тени от каких-то худосочных кустов и камней. Взглянув себе под ноги, мальчик увидел тоже тень, уходящую назад. Он повернулся к ней лицом и поднял руку. Тень сделала то же самое. Он поднял камень и бросил его в сторону - тень повторила движение. "Ты - мой единственный друг, - подумал мальчик. - Ты говоришь мне, что я есть".
Мальчик стал искать вокруг себя что-нибудь, отличающееся от монотонности всего увиденного. Но вокруг было одно и то же. "Откуда я знаю, что может быть еще что-то?" - спросил он себя. И понял, что к нему стала возвращаться память. Вертелось слово - звук "Лайен"... Кто это или что это - "Лайен"? Может, это он сам? Но этого он все еще не знал. Он сел на корточки и обхватил колени сплетенными пальцами. Наваливалась дрема и в месте с ней образы, какие-то смутные ощущения.
Он сидел в яме - глубокой и огромной, на одном из ее склонов. Склон был красно-коричневым и склизким. Это глина. Он брал руками эту глину и лепил ее в кирпичики и круглые лепешки, которые потом превращал пальцами в мисочки. Рядом были другие дети, которые делали примерно то же самое. Пальцы были испачканы в глине, и было упоительное чувство: "я это сделал".
А вот он несется изо всех сил по степи, он - конь, мощный и дикий, несет на себе всадника, которого хочется стряхнуть. Вдруг впереди препятствие (дверь?), блеск металла (ручка?), все рушится. Темнота.
Ослепительно-белая постель, его маленькая сестра с повязкой на правой брови, пропитанной ярким пятном крови. И крик отца: "Ты не уберегла ребенка!". Мать, плачущая и оправдывающаяся. И он, которого нет сейчас. Он смолчал тогда или сознался, что это он нес на себе сестру? Не помню... Ничего больше не помню. А, может, ему приснилось все это? Да, кажется, отец так и сказал матери, что сыну это просто приснилось. Фактом осталось ярко-алое пятно на лице сестры и ужас матери.
Он сидит с тетрадкой и карандашом. Тетрадка с полями в аккуратную клеточку. Он пишет письмо, выводит какие-то каракули, еще не познав грамоты, и произносит вслух: "Здравствуй, бабушка, как поживают твои курочки?". Родители смеются.
Он видит маленький ярко-зеленый домик, который он держит в руках и называет гаражом. Это непонятно что, но в нем кто-то может жить. И этим кто-то становится юркая зеленая ящерка, которую отец ловит в степи. Степь - это много сухой и желтоватой травы под сетчатым забором. И там живут ящерки.
Отец бьет мать. Это страшно. Она кричит, умоляет его не трогать, но он продолжает страшно кричать и бить. Мальчик и его сестра сидят в темном шкафу, прижавшись друг к другу. Пока все не прошло. Но это неизвестно. Дальше ничего нет.
Он рассказывает родителям сон про дяденьку, темного дяденьку, который прятался под скатертью обеденного стола. Отец страшно смотрит на мать и говорит о том, что это вовсе не сон, и мальчик рассказывает то, что видел сам. Мальчик хочет доказать, что это сон, сон, сон (!!!), но его не слышат. Дальше опять ничего, ничего.
Когда он открывает глаза, место уже другое. Пустыня вдруг кончилась. Кажется, это бабушкин дом в деревне. Только сейчас тут никого нет. Маленький бревенчатый, в одну комнату, домик, весь темный от древности. Бревна в продольных трещинах, в пазах между ними пакля. Под крыльцом - домушка, в которой играла сестра в куклы с подружками. А вот его конь - крепкая палка. Неужели это он? Да, тот самый, которого он так любил давно-давно. Они все скакали тогда на конях по цветущим громадным лугам, гикая и посвистывая, прямо к лесу, или к пруду, где раскачивались на ветвях ивы прямо над водой, а потом находили белые цветы мыльницы и мыли свои чумазые руки, дивясь тому, что цветы пенятся, как мыло. А потом ловили на самодельные удочки карасей из этого пруда, с гордостью тащили их потом домой в маленьких ведерках, а бабушка жарила их на черной чугунной сковородке прямо в зеве печи, в которой полыхал огонь.
Лайен - это же я. Хотя в той, другой жизни его звали как-то по-другому. Как? Не важно. Это было детское, не настоящее имя. Настоящее он узнал теперь, после многих дней пути, в конце каждого из которых он терял память и возникал вновь, как будто рожденный на свет заново. И, вновь рожденный, знал только одно - надо иди вперед. Направление было внутри. И знание того, что этот путь надо совершить в одиночестве, и никого не встретит он на своем пути, и там, куда он придет, он должен будет узнать то, ради чего он сейчас совершает этот странный путь. Вдали от всех, от всего привычного и родного. И с ним будет только луна на небе, и его длинная черная тень. И вся Вселенная, непостижимая и реальная, как ничто другое на свете.
Он шел еще бесчисленное количество дней и ночей, шел, карабкался, полз, тащился из последних, иссякающих сил по бесплодной земле, умирая от жажды и заново возвращаясь к жизни, вновь восстав из сна. И однажды он увидел, что его путь близок к завершению. Это было абсолютное, совершенное место, центр Вселенной, полюс Мира. Это был слабо светящийся туманно-прозрачный кокон столь совершенной... даже не красоты, а окончательности и бесконечности. Это место завершения, свершения, окончания и начала. Мальчик, который теперь уже не был мальчиком, а взрослым мужчиной, остановился в двух шагах от кокона, и опустился на колени в молитвенном экстазе. Что сейчас он хочет больше всего на самом деле? Узнать ли ему сейчас конец и будет ли начало? Бывает ли оно после конца? Уйти, не познав? Принять посвящение, каким бы оно не оказалось?
Он поднялся с колен и сделал шаг вперед. Потом еще один.