Аннотация: "Нежили богато, не хрен начинать" - вековечная мудрость национального масштаба.
Сразу за мостом начинались причалы со складами, кланялись гусаки кранов, загружая речные посудины. Даже с окна автобуса ясно, что работы много, и Потапов удовлетворённо усмехнулся. Он не сомневался, что его оторвут с руками и ногами ещё и по той причине, что желающих вставать под мешок находилось всё меньше.
И точно: в конторе оформился без проблем. Всё путём! Немного только беспокоился об оставшейся дома матери. Тяжело ей придётся. Хозяйство завели большое, развернулись на широкую ногу. Новый дом построили рядом со старой, почти развалившейся хибарой. Построить-то построили, но недоделок уйма. А в планах ещё женитьба. С Надей Самойленко он знаком уже не первый год, но всё было недосуг узаконить отношения. Уезжая, наказал ей не шляться по кинам, а терпеливо ждать. "Пиши", - попросила она.
Осенью сыграют свадьбу. "На сто персон пир закатим!" - пообещал он. Однако она в восторг не пришла. "Ну, вот ещё, чего удумал, - укоризненно заметила. - Лучше на полезное деньги потратить". И он довольно ухмыльнулся: мыслил с ней одинаково, а про свадьбу на сто персон загнул так, для красного словца.
По знакомой дорожке добрался до общаги. Приезжал уже сюда прошлым летом. Но пролетел и вернулся домой ни с чем. Не стоит вспоминать. Теперь умудрён опытом, прежнее не повторится.
Комендант, всё та же тётя Рая, поперёк себя шире, направила на третий этаж.
- А вы, тёть Рая, не меняетесь, - подольстившись, сказал он.
- Тьфу на тебя! - в ответ бросила комендантша. Наверно, как-то не так поняла. Он-то имел в виду, что не стареет.
Первым делом осмотрел, что оставили прежние жильцы. Нашёл посуду, кипу старых журналов и, что приятнее всего, электроплитку. Тут же включил её в розетку: нормальная, греет. Уже, какая никакая, а экономия. Облюбовал одну из двух коек, застелил полученным у кастелянши чистым бельём, а под тощую подушку положил телогрейку, тоже найденную здесь. Старая, вылиняла, но вполне пригодная для работы. Будет что в ночную смену надеть, ежели холодно станет.
И ещё подумал, что хорошо бы остаться в комнате одному, а то подселят какого-нибудь забулдыгу, хлопот с ним не оберёшься. Но это вряд ли сбудется - народу сейчас много в порт валит.
Претендент на второе место явился через день. Потапов уже отработал одну смену на загрузке рефрижератора. Он лежал на кровати, отдыхал. Вошедший был высок, костляв, со спутанной шевелюрой, в тельняшке и пиджаке. Когда открыл рот, там не оказалось двух передних зубов.
На столе стояла наполовину наполненная поллитровка, рядом лежал кусок колбасы и ломоть хлеба. Незнакомец приятно поёжился, потянулся к бутылке и заискивающе прошепелявил:
- Можно, а? Мне немножко, граммов тридцать - для запаха, а дури у меня и так хватает.
Он, угодливо поглядывая на хозяина - не сердится ли? - налил себе с треть стакана и выпил одним духом. "Ых!" - успел блаженно выдохнуть, но тотчас брезгливо сморщился: обыкновенная вода.
Потапов хмуро смотрел на него. Удивили худоба незнакомца и узкие плечи: "Как же такой под мешком стоять будет?" Но особенно не понравилось, что у этого весельчака не было вещей, и только на левой руке болталась наполовину пустая сетка.
- Ты погоди-ка располагаться. Ко мне должон дружок на днях подкатить. Просись в другую комнату.
Спровадил. Вторым оказался молоденький парень, красивый, широкоплечий - пожалуй, сильный, но не так плотно сбитый, как сам Потапов, работавший с четырнадцати лет и рано заматеревший. Взгляд у парнишки был приветливый. Ну, с этим можно столковаться. Потапов ужас как не любил слишком грамотных и заносчивых. Но не терпел и людей тупых, невежд. Нравились ему умные, начитанные, способные удивить каким-нибудь необыкновенным фактом из географии или истории. Однако должные сникать, когда сам держал речь. В нём жил проповедник.
Парня звали Виталькой, он сообщил, что весной демобилизовался, отслужив два года, и решил одну навигацию "отпахать", а там видно будет. Поболтали о том, о сём. Потапов деловито откашлялся. Он только-только поставил внутренний замок. В прошлом сезоне его ведь обокрали, элементарно открыв дверь простеньким ключом.
- Вот что, Виталька. В нашей комнате замок ненадёжный был. Я новый купил. Так что, если намерен жить тута, с тебя причитается половина.
- Конечно, сколько с меня? - Виталька полез в карман.
Потапов удовлетворённо хмыкнул и отдал только что взятые рубли "взаймы".
- Бери, бери! Вижу, у тебя ничего не осталось. Отдашь в получку. И вот что я тебе скажу, Виталик. Оно, конешно, ты волен поступать, как тебе заблагорассудится, но уж коли со мной жить собрался, то послухай, чего я хочу. Я не для забавы сюда за тыщи вёрст приехал. Много работать буду, а значит, и отдых у меня должон быть спокойным. Чтобы, значит, ни шуму, ни гаму, ни пьяных корешей.
- Мне тоже деньги нужны, - грустно сказал парень. - У меня отец очень сильно болеет, умрёт, наверно, скоро. В любой день телеграмма может прийти. Нужно, по крайней мере, на авиабилет деньги иметь.
Недели через две Потапов втянулся в работу, восемь часов отрабатывал без особенного напряжения и решил, что пора работать часов по двенадцать и без выходных. Он находил помощников, брал вагон с мукой или с консервами - разгружали, а потом шёл на смену, в свою бригаду. Хорошие заработки получались в выходные дни. Его уже знали диспетчера, а приёмосдатчицы говорили, что он настоящий полковник. Среди них были молодые, незамужние девки. Ожидая груз, Потапов любил побеседовать с ними, рассказывал, какой у него построен замечательный дом. Спрашивали, где.
- В Европе, - со значением отвечал он.
- Возьми с собой, - просили девки.
"Шутят, конечно, - понимал он. - Но если всерьёз насесть..." Он и сам охотно шутил, однако помнил, что у него есть Надюха.
Приглашал калымить Витальку, но тот соглашался редко, с непривычки уставал. Как-то Потапову указали на чернобородого, фиксатого мужчину: мол, стольник ночью в карты выиграл. Потапов с завистью посмотрел на него: "Фу-ты, ну-ты, я в самый удачный день полсотни заработал, так у меня рубашка белая от пота была". Через три дня Фиксатый - он жил в соседней комнате - заглянул и попросил рубль на обед: проигрался. Потапов ожидал увидеть отчаяние на его лице, но чернобородый весело блестел фиксой. Понятно. Что легко достаётся, то и легко теряется.
Заработанные деньги он прятал в чемодан - не в одну кучу, а по разным углам, под бельём: "Если, не дай бог, какой-нибудь жулик сумеет залезть, то первую пачечку найдёт и возрадуется, а остальные-то целёхами останутся." Но, поразмыслив дальше в этом направлении, обеспокоился. Ведь может найтись такой жулик, который утащит весь чемодан, даже не заглядывая, что там. Хорошо всё-таки, что новый замок вставил и надёжного жильца подобрал!
Виталька был ему любопытен. Пока вёл себя тихо-мирно, деньги не тратил, лишь иногда ходил в кинотеатр "Родина". Дважды, в дождливые дни, когда работы не было, ходили вместе - благо рядом. Первый раз попали на фильм про спеца, который определял по нюху качество духов.
- Ну, и мура! Показывают вроде бы взрослого мужика, а чем занимается? По носу дали - уже трагедия, нюх потерял.
Второй же фильм, исторический, понравился. Потапов долго ещё вспоминал отдельные эпизоды, рассказывал Витальке, как будто тот не сидел рядом в кинозале и солидно определял:
- Да, не зазря деньги заплатили. Хотя могли бы и сэкономить: на первый ряд билеты взять, а потом пересесть куда надо. Мест-то пустых уйма была.
Однажды Виталька пришёл поздно, крепко выпивший, и поставил на стол бутылку вина с радужной этикеткой.
- Анатоль, вставай. Выпьем!
Потапов и не подумал встать. Покосился на парня.
- Как же ты в ночь на работу пойдёшь?
- А плевать. Не пойду, - Виталька вытащил из кармана серую книжицу. - Вот, смотри. Задача-минимум выполнена! В случае чего, на самолёт есть.
Потапов взял сберкнижку, долго разглядывал.
- Гляди-ко! Не обманут?
- Ты что, ни разу сберкассой не пользовался? - удивился сожитель.
- А откуда у нас в деревне сберкасса? В райцентр надоть ехать. Да и откладывать нечего было. Всё в ход шло.
Подумал ещё, помозговал и решил, что при теперешнем положении хорошо, так-то, деньги хранить. Собрал свои накопления и отправился в сберкассу. Заполнил приёмный листок; буквы выводил медленно, разборчиво. С особенным старанием начертал контрольную подпись: ПОТАПОВ. И с того дня стал регулярно навещать сберкассу. Впоследствии заметил, как лихо и неразборчиво расписываются другие, и решил "выработать" свою подпись. Исчёркал несколько листков, и, наконец, получилось нечто загогулистое, непонятное - невозможно подделать. Удовлетворённо хмыкнул и показал новую подпись Витальке. Тот хмурый, помятый лежал на кровати. "Пропился". Обоим нужно было идти во вторую смену. Потапов поджарил картошки, вытащил из умывальника, который служил ему холодильником, пакет с молоком. Он так питался со дня приезда, в столовые ходил редко: дорого и невкусно... Пока ел, Виталька в прежней позе лежал на кровати и старался не смотреть в его сторону. Потапов крякнул.
- Иди поешь, - сказал сердито. - Только не думай, что я тебя, значится, кормить буду. Не одобряю твоё поведение. Прежде, чем тратиться, нужно головой думать. Не маленький.
Виталька виновато улыбался и ел картошку.
- А то давай питаться вместе. Вдвоём оно даже выгоднее. Будем скидываться на месяц, я - за кассира и заготовителя. И ты знай, из этих денег ни копейки не пойдёт на сторону. И не спрашивай их у меня, как будто нету. Зато обещаю: сытым будешь.
Виталька согласился. И в первую же получку, без напоминания, протянул взнос. Однако, пока у него водились деньги, частенько питался на стороне. Для Потапова вышло выгодно. "Вот дурачок, зачем же он где-то тратится, когда дома есть, что поесть". Виталькино поведение было настолько странным, что даже встревожился: а нет ли тут подвоха? Не ведёт ли кореш какую-нибудь свою бухгалтерию, потом потребует: гони монету!
Но однажды Виталька похлебал овощной суп, зажаренный шкварками, и принялся благодарить:
- Спасибо, Анатоль! Теперь я голодным не бываю. И готовишь ты вкусно. Премного обдязан!
Потапов посмеялся над своими подозрениями. Какой там может быть подвох! И расчувствовался:
- А знаешь, Виталя, я тоже не жаден. Но у нас всегда так, всю жизнь. Бывало, ещё дед Кузьма учил: ежели, говорит, съешь четыре картофелины и насытишься, то ешь только три - с голоду не помрёшь.
- Самоотверженный ты, - сказал Виталька.
- Почему? - Потапов удивился.
- Не для себя живёшь. У тебя цель: накопить, ну не миллион, но пару тыщ по крайней мере. А спрашивается: на что потратишь?
Потапов, не переставая дивиться, глядел на него, ожидая, что ещё скажет.
- Ведь, как пить дать, не на себя. Ты себе рубашку новую не купишь, в заштопанных брюках ходишь. Ну а скажем, дочурка у тебя родится. И на пианино захочет играть. Ведь купишь?
- Что? Сразу, как родится, так и потребует?
- Да нет, как подрастёт.
Потапов не ответил и начал чесать затылок.
С того дня задумывался, решая купит ли он своей возможной дочке пианино или нет?.. Иногда захаживал в магазины, ничего не покупал, а только присматривался. И впервые в жизни, в универмаге, подошёл посмотреть на пианино. Слишком дорого! А Виталька с того времени, часто спрашивал, не то подначивая, не то действительно из интереса:
- А что тебе ещё дед Кузьма говорил?
- А ещё он мне наказывал давать в лобешник тому, кто слишком много интересуется.
Но в другой раз сам начинал рассказывать.
- Когда я в первый раз на заработки поехал, дед Кузьма мне сказал: "Ну, знамо дело. Мы, крестьяне, ещё при царе Горохе на заработки ездили".
- Как же, и я знаю, - поддержал разговор Виталька. - Называется: отхожий промысел. Мы по истории проходили. Только те крестьяне зимой ездили, когда работа на полях заканчивалась. А ты летом сквозанул.
- Так вот же ведь! - с досадой крякнул Потапов, припоминая оставшуюся дома мать и остерегаясь, как бы там её радикулит не прихватил.
Беспокойство было не зряшное. Каждый раз что-нибудь случалось. В прошлый отъезд дед Кузьма помер. Осталась после него балалайка - старинная, с выщербленным деревянным корпусом. И вновь мысли переметнулись на день сегодняшний. Вспомнив про балалайку, сделал ревизию своих намерений.
- Нет, наверно, не куплю я ей пианино, - сообщил Витальке.
- Кому "ей"? - удивлённо, забыв о первом разговоре, спросил Виталька.
- Ну, дочке. Шибко дорого. Пущай на балалайке балуется.
К Витальке потеплел. Слушал тот всегда внимательно - вот что ему нравилось. Слушал, съедал и лишь однажды осведомился:
- Почему так говоришь? Надо "не должон", а должен. "Не нужон", а нужен. Так правильно.
- Указывали и до тебя, - разъяснил Потапов. - Но, по-моему, так звучит солидней.
Лежали в трюме на мешках, ожидая, когда подвезут очередную партию муки. Щербатый парень, которого выставил из своей комнаты Потапов, указал на виднеющийся кончик телевизионной башни:
- Ищут охотников покрасить. Большие деньги обещают.
- А сколько она метров? - спросил Потапов.
- Щас определю. - Щербатый вытянул вперёд руку, выставил большой палец и прищурился, совместив с башней. Потом наморщил лоб, что-то подсчитывая. - Двести семисят пять метров пиисят сантиметров.
Больше ни у кого вопросов не было. И лишь Потапов не отставал:
- А как ты определил?
- Методом подобных треугольников.
Ишь ты! Шибко грамотный. Он такого метода не знал и притих, соображая: "А что, по мне. Я высоты не боюсь, возьмусь за это дело". Долго агитировал Витальку в напарники.
- Работа не чижолая, смелость только надо иметь. Давай вдвоём подрядимся! Помаленечку, полегонечку и покрасим. Краски, может, в свою пользу сэкономим. Ясно, что там её жалеть не будут. А краска - завсегда в хозяйстве сгодится.
- Да трепотня всё это, - отмахивался Виталька. - Зачем её красить?
- Нет, похоже на правду. Это большое дело - чтобы ржа железо не ела.
Он всё же уговорил парня, и пошли они в радиотелецентр. На первом этаже, в стеклянном холле, молодые люди в светлых костюмах играли в настольный теннис. Потапов подошёл к ним и объявил о цели своего прибытия. Все начали его удивлённо разглядывать, а кто-то захихикал.
- Чего смеётесь, - нахмурился Потапов. - Не требуемся, так и скажите.
И нашли им работу: раскидать огромную кучу чернозёма по клумбам перед зданием центра. Когда возвращались в общагу, Потапов сказал:
- Я понял, Щербатый хотел подсмеяться. Но я человек битый: хоть по четвертаку да заработали.
Однажды он загружал шифер. Надо же сколько здесь! А в родной деревне шифер был дефицит, и крыша нового дома покрыта абы чем. "А можно для себе выписать?" - поинтересовался в конторе, договорился и пошёл в сберкассу снять денег, чтобы заказать контейнер и переправить домой. Расписался лихо и даже хвостик пририсовал. Но кассирша заподозрила неладное.
- Это не та подпись, что на контрольном листке. Потрудитесь расписаться, как там.
Однако он уже и забыл, как расписывался. Долго его терзали, потребовали паспорт, заставили ещё раз пять воспроизводить подпись и лишь тогда выдали деньги. Он рассердился и ворчал: "У, бюрократы, свяжись только с вами". Но шифер отправил быстро, обошлось всё сравнительно дёшево, и вновь благодушное настроение вернулось к нему. Загружать контейнер помогал Виталька. Укладывали листы под немилосердно палящим солнцем. Уже когда закончили, утомлённый парень вытер пот со лба, закурил и, с облегчением выпустив струйку дыма, спросил:
- И откуда у тебя столько энергии берётся, Анатоль?
- Так не пью, не курю и тебе не советую.
В жарком июле в порт, из Астрахани, пришёл состав с арбузами. Ели прямо в вагонах "до пуза". Потапов, вдобавок, набрал целый мешок треснутых плодов и потащил через проходную. Задержали.
- Да вы чо, - возмутился он, - я ж разбитые отобрал. Их всё равно спишут.
- А кто тебя знает, - не пропускал охранник. - Может, ты специально разбил.
- Зачем специально, там прорва таких.
Всё равно не пропустили. Тогда он с внешней стороны бетонного забора насыпал стружек с упаковок и, через изгородь, перебросал с десяток целых. Дома угощал Витальку, к арбузам нарезал хлеба. Тот вначале отказывался.
- Да ты попробуй, - настаивал Потапов. - Нет ничего вкуснее, чем арбуз с ломтём ржаного хлеба.
Виталька попробовал, и ему понравилось.
- Действительно, в этом что-то есть.
Иногда Потапов умудрялся протащить через проходную банку с тушёнкой.
- Ну вот, сегодня опять сэкономили, - хвалился, разливая по тарелкам дармовой суп.
Виталька же обычно возвращался домой с пустыми руками.
- Беспечный ты человек, - пенял ему Потапов. - Смотри, а то я этот харч поставлю на баланс и свой взнос на пропитание уменьшу.
- Да ставь, - махал рукой Виталька.
Потапов продолжал таскать продукты. И не он один такой был. Тащили многие, кто что сможет. Однажды рабочих созвали в зал административного корпуса, и специально прибывший капитан ОБХСС прочитал лекцию о хищениях. Со вниманием выслушали известие, что на первое место по городу вышла ткацкая фабрика, где работали сплошь женщины, а их речной порт оказался на втором месте. Мужики были обескуражены.
- Выходит, проиграли мы бабам соцсоревнование, - комментировали, расходясь. - Надо бы подналечь.
Фиксатый и Щербатый надыбали упаковку с женскими шубами, которую отправляли на север тамошним красавицам. Решили ночью поживиться. Потапов подслушал их разговор, подошёл, просунул руку в ящик и помял шубу. Шикарная вещь! Хороший подарок для Надюхи. И тоже стал дожидаться ночи. Однако к вечеру ему предложили выгодный наряд по разгрузке импортной мебели, и он, сагитировав Витальку, взялся за дело.
А Щербатый и Фиксатый попались. Когда перебрасывали краденные шубы через забор, одна зацепилась за ветку клёна и, раздуваемая ветром, повисла, как пиратский флаг. Курсировавший по территории охранник издали заметил и поднял тревогу. Щербатого и Фиксатого повязали. Потом был выездной показательный суд на территории порта, им дали срок, и осуждённые, понурив головы, подталкиваемые сзади ментами, полезли в автозак. Теперь поминай, как мужиков звали. А собственно, никак. Только по кличкам и запомнились.
После суда, вернувшись в общагу, Потапов подошёл к окну, отыскал взглядом единственный действующий в городе храм и стал истово креститься. Виталька заметил:
- Ты чего?
- Благодарю бога за то, что уберёг от тюрьмы.
- Так ты верующий, что ли?
- Не так, чтобы очень. Но в трудные минуты - да. Мне маманя и раньше советовала в таких случаях к богу обращаться.
А вскоре мать напомнила о своём житие. Потапов получил от неё письмо. В тот вечер он никуда не пошёл, а принялся писать ответ. Не забыл дать наставление насчёт шифера: "Скоро к тибе приидет контенер с шифером. Расгружать на помощ позови соседей Николая и Фому. Пусть перитащют в сарай. Да следи за ними пущай акуратней носют. Потом сарай замкни на висячий замок. Шифер вещь ценая, на улице не валяетца и знаю я этих соседей могут стащить, если выпить захотчитца. Ещё хочу спросить заходит ли к тебе Надя Самойленко? Передай ей что я остаюсь в своих твёрдых намерениях".
Всего исписал тетрадный лист на обеих сторонах и, когда писал, озабоченно хмурил лоб: а дома ли те соседи... нет, всё-таки в деревне женщинам без мужиков никак не обойтись. Закончив и разгладив лоб, дал прочесть ответ вернувшемуся с прогулки Витальке. Тот читал - рот до ушей.
- Ну ты и пишешь!
- Дак ты сколько классов кончил?
- Аттестат в кармане. Я вот стаж заработаю, опыта поднаберусь и поеду в Москву учиться.
- На кого?
- На инженера человеческих душ.
- А если не примут?
- Тогда в техникум на сантехника.
- Ну, с богом! А я всего шесть классов закончил. Мог ба, конечно, и дальше учиться, но с учительницей нащот запятых не поладил.
- А что так?
- Засумлевался, так ли они нужны.
- В истории был случай, когда из-за этой самой запятой человека повесили, - сообщил Виталька.
- Иди ты!
- Точно говорю... Может, тебе ошибки исправить?
- Да нет, не стоит, - отказался Потапов. - Мать тогда ничего не поймёт. Ведь я ей всегда с ошибками пишу. Но вот другое письмо мне нужно без ошибок и позакувыристей сочинить.
- Это Наде-то Самойленко?
- Ну да. Только потом. Я уже устал от писанины.
В воскресенье утром, придя с ночной смены, Потапов растолкал Витальку. Тот недовольно пробурчал, что никуда не пойдёт.
- Вставай, вставай! Не на работу. Прогуляемся до толкучки. Я решил рублей эдак на сто не быть самоотверженным. Брюки надо купить и куртку. Вот попалась бы такая, как у тебя.
- Такую вряд ли на нашей толкучке найдёшь, - сказал Виталька, поднимаясь. - Мне старший брат в Японии купил, когда в последний рейс ходил.
- Почему в последний?
- Списали. Запил и опоздал.
- Ну и дурак, - расстроился за его брата Потапов. - Такой работы лишился!
До толкучки минут пятнадцать ходьбы. В последний год вышло послабление, и теперь здесь открыто продавали все. Многим спекулянтам, то есть теперь уже коммерсантам, на самом рынке места не досталось, и они расположились на пустыре, разложив товар прямо на земле. Пока шли вдоль рядов, Потапов всё успел перещупать, обязательно спрашивал цену. Брюки купил в государственной лавке, но и тут пытался поторговаться. Виталька устал бегать за ним.
- Что ты всё разглядываешь да ощупываешь?
- А почему бы и нет? - ответил вопросом на вопрос Потапов. - Я всегда помню, что у меня есть дом, который надо обставить. Хорошую вещицу сразу куплю!
Он надолго застрял возле яркой, маслом писаной картины в резной рамке, которую продавал мужчина с аккуратной бородкой клинышком. На картине был изображён пруд и девушка на берегу, ножкой пробующая воду.
- Ну а тут что ты нашёл?
-Хорошая вещь. Думаю, не взять ли.
- Халтура.
- Не скажи, красочно. Вишь, народу сколько собралось. Народ, он знает!
- Зеваки. Посади рядом живую девку в том же наряде, и как ты думаешь, куда бы все повернулись?
- Так ещё бы! Картины тогда и нужны, когда недостаток живого. Нету за моим домом моря, так подай на картине. Не растёт в огороде пальма, так изобрази... Нет, зазря не ругай, картина хорошая.
Похвалил громко, во всеуслышание, и бородатый мужчина встрепенулся:
- Рад видеть истинного ценителя живописи! Это ранний Ренуар, копия. Берите, вам уступлю дешевле.
- Но покупать, - заключил Потапов, по-прежнему обращаясь к Витальке, - я вообще-то не собираюсь. У меня в планах другое.
- Ну и правильно, - одобрил Виталька. - Таким Ренуарам только в сортире место.
Мужчина сердито сплюнул, в толпе заулыбались, а Потапов деловито зашагал дальше. В общагу вернулись к обеду. Он приобрёл кое-что, совсем не импортное, подешевле. Надел обновки: брюки с отворотами, сиреневую рубашку навыпуск - и прошёлся.
- Ну как?
- Ты б ещё шёлковым пояском подпоясался, - посоветовал Виталий.
Потапов усмехнулся - у каждого, мол, свой вкус - и стал медленно раздеваться. Потянулся к рабочей одежде. День выдался жаркий, но в их комнате, с окном на север, пока стояла прохлада.
- Неужели в порт пойдёшь? - воскликнул Виталька. - Анатоль, не изнуряй себя, отдохни хоть разик.
- Я, может, и не пошёл ба, да что делать-то?
Виталька предложил сходить вечером на эстрадный концерт в парк. Он уже взял два билета - себе и девушке, с которой недавно познакомился, и пообещал достать третий. Потапов подумал и согласился.
- Ладно уж, схожу. Пропущу смену, у меня в запасе море отгулов.
До вечера было ещё далеко, и они решили поваляться на кроватях. Потапов в майке и трусах лежал, думал. Повернулся к Витальке.
- Слышь... Вот я всё гадаю: а не познакомиться ли мне с какой-нибудь девахой. Так, для ради смеха.
На концерт он не попал. Виталька долго и безуспешно бегал у входа в концертный зал, спрашивая "лишний билетик". Но слишком много было желающих послушать певицу из Москвы. За пять минут до начала пришла Виталькина знакомая. Она была глазастая, хрупкая и, на взгляд Потапова, слишком тонконогая. Но на лицо привлекательная - он с удовольствием смотрел на неё. Прозвенел последний звонок. Виталька бегал в отчаянии.
- Ладно уж, не мечись, - сказал Потапов. - Вы идите, а я тут погуляю. Не суждено мне, видно, поглядеть на певицу этую.
Они зашли в зал, а Потапов присел на скамейку. Делать было нечего, разве что опять думать. И он стал думать о Виталькиной девчонке. "М-да, хрупкая какая она. Конечно, для состоятельного человека иметь такую подружку - в самый тот. Посадит возле себя и будет любоваться, как статуэткой. Хрупкие вещи дороже ценятся. Ну, а ежели другие условия? Воду из колодца таскать, мыть, стирать, хлеб печь? Куда её красота денется!" - ему такая краля не подойдёт. Вот Надюха покрепче, и у них просто всё - без всяких там вздохов и переживаний. У них как бы молчаливый договор на будущую совместную жизнь и взаимовыручку. И опять одобрил своё поведение, но стало немножко грустно от того, что нет у него возможностей беречь и любоваться "подругой жизни".
Из зала донеслись звуки музыки, запела певица. Она пела о простых вещах - о рощах да берёзках, - но очень старательно, с чувством. И Потапов, поддаваясь музыке и раскисая, пробормотал: "Вот же ведь!" Но когда из зала загремели аплодисменты, недовольно крякнул: "И чего бесятся?"
Объявили антракт, и Потапов поднялся. "Они там сейчас в буфете вино будут пить, и Виталька её дорогими конфетами потчевать будет". Он разглядел неподалёку летний павильон и пошёл туда. Заказал стакан вина и одну шоколадную конфету, подумав при этом: "Ещё на рупь не буду самоотверженным". Поговорка ему всё больше нравилась.
Прослушал и второе отделение концерта. Люди из зала выходили счастливые, словно им подарили по пятаку. Увидел Потапов и Витальку с девушкой, однако не подошёл, а наоборот, спрятался за афишей: "Нечего им мешать".
В парке бродил дотемна. Рискнул подойти к девушке - такой же хрупкой, голенастой и даже лицом похожей на Виталькину подружку. Девушка оглядела его с головы до пят.
- Я не знакомлюсь на улицах с незнакомыми мужчинами, - сказала она.
"И чего это ей не понравилось во мне? - думал он, провожая её взглядом. - Брюки новые, рубашка тож. Может, туфли?" Туфли были старые. Надо бы и туфли новые приобрести или, по крайней мере, знакомиться не под фонарём, чтобы не разглядела. Он ещё побродил с полчаса. Как тоскливо одному, не занятому делом, не утомлённому, в душной ночи!..
Когда вокруг стало пусто, отправился в общежитие. Разделся до трусов и некоторое время сидел на кровати. Спать не хотелось. Виталька отсутствовал. "Чего сидеть-то", - подумал и потянулся за рабочими штанами.
И в ту ночь пахал, как папа Карло, хотя днём предупредил звеньевого, что возьмёт выходной. Утомился изрядно, а вчерашнее - поход на концерт, блуждание по парку - осталось как в тумане. Но всё же заноза осталась. На выходе из порта, у табельной, замедлил шаг. Табельщица Вика - черноглазая, симпатичная девушка - всегда была приветлива с ним, и заговаривала, улыбаясь. Это его удивляло: ведь здесь, в порту, он ходит, в чём попало. А она - всегда красиво одета, опрятна, смотрит из своего окошечка, будто дикторша телевидения с экрана.
Заметила и сегодня, приветливо поздоровалась. Он откликнулся. Похвалился, что вчера ходил на концерт. Правда, не стал пояснять, что в зал не попал. Она опять заулыбалась непонятной для него улыбкой и проговорила, растягивая слова:
- Вы, Анатолий, должно быть, любите музыку?
- Не без того!
- И какая группа вам больше всего нравится?
- А эти... четыре девки с гитарами наперевес. - Он приободрился, заговорил смелее, громче и подумал: "А ладно, придётся всё-таки сделать себе выходной". - Вика, давай встретимся вечером.
- Я не против, - сказала она. - Давайте сходим в кафе "Полёт". Кстати, там у них приличный ансамбль. Называется "Поднебесные птицы".
Вечером они сидели в кафе "Полёт". Потапов надел белую рубашку, повязал широкий цветной галстук - одолжил у Витальки. На ногах новые, впопыхах купленные туфли. "Эх, какого фраера из меня сделали!" На столике стояло марочное вино, закуски, ваза с яблоками, шоколадные конфеты. Всего, как выяснилось позже, на четвертак с копейками. А вот "Поднебесные птицы" на грешную землю так и не спустились. Наверно, как и он, в этот день решили отдохнуть. Памятуя, что Вика пришла слушать музыку, бросал в автомат пятаки и, не читая названий, нажимал на клавиши выбора. Дважды поднимались танцевать под медленную, гипнотизирующую мелодию. Скакать под эти быстрые, душераздирающие вопли, которые обожала молодёжь, он не рисковал. Да и вообще чувствовал себя не в своей тарелке. Близости с Викой не возникало. Она по-прежнему обращалась к нему на "вы". Специально? Чтобы держать на дистанции? Он вначале что-то ей говорил, но потом насупился, основательно примолк.
- Отчего вы так изменились, Толя? Я не узнаю вас!
"Да она что - дурочкой прикидывается?" - терпение у него было на пределе. Рассчитались - Потапов, конечно, рассчитался - и вышли. Возле кафе обнимались парочки. "Однако пора и мне действовать", - он положил своей спутнице руку на плечо. Но Вика тут же выскользнула.
- Не надо, Толя.
- Почему ж не надо? .
- Ну нельзя же так сразу...
"А вино зараз можно?" - это он вслух не произнёс, но она, кажется, и так догадалась, что он хотел сказать. Попросила не провожать и быстренько зацокала каблуками по асфальту.
Он вернулся в общагу сердитый. "Прикидываются благородными, - подумал про всех девок оптом. - Жрать и пить за чужой счёт им можно, а чего другого так сразу нельзя". Посидел на койке, слушая, как мирно и безмятежно посапывает Виталька. Злость на девушку постепенно унялась, осталось только недовольство собой. "Вся эта мура оттого, что много бездельничаю", - определил и решил наказать себя.
- Хрен тебе, Потапов, а не морковка! - выдал громко, злобно.
- А? Чего? - на миг пробудился Виталька.
- Ничо, спи.
Переоделся в грязное и пошёл в порт. Погода переменилась. Вдоль реки потянул холодный ветер. И работа, конечно, нашлась. Самая адовая, на которую охотников находилось мало: разгружать каустическую соду. Раньше он выбирал сподручней, но тут, словно мстя самому себе, взялся за соду. И выгружал один - целый вагон. Невозможно было дышать, жгло руки, хотелось выйти из вагона, присесть и отдохнуть. Но нет: только дай себе волю - сядешь и не встанешь...
Солнце поднялось над рекой. Бросил последний мешок на поддон, спустился с причала на дебаркадер и стал смывать с себя пот и пыль.
- Эй, Потапов! - окликнули сверху.
Поднял голову: на причале диспетчер, Эдуард Сергеич. Вышел, видать, на утреннюю проминку.
- Красивое у тебя сложение, Потапов. Я даже залюбовался, - Эдуард Сергеич вздохнул. - С какого ты года?.. Э, так мы почти ровесники. А у меня животик уже.
- Ну так давайте обменяемся должностями, и животик у вас спадёт.
Эдуард Сергеич засмеялся и пошёл восвояси. А Потапов обсох, надел куртку и пошёл в общагу - минут триста покемарить, да с обеда опять впрягаться.
Девятнадцатого августа он работал в день, в трюме теплохода, принимал поддоны с продуктами. Север старался запастись перед зимой самой разнообразной жратвой - в банках, мешках, ящиках. Работа была не так чтобы очень тяжёлая: Потапов даже умудрялся подремать в перерывах между подачами поддонов. Внутренние часы подсказали: что-то долго не подают. Выглянул из трюма и увидел, что гак крана неподвижно висит, а на причале - ни души.
"Что случилось?" - забеспокоился он.
Благо появилась живая душа: вниз по лестнице, задолго до конца смены, торопливо спускался крановщик. Значит, действительно что-то стряслось; попробуй-ка его заставь спуститься с пятидесятиметровой высоты - это ж потом наверх лезть.
- Эй, чего случилось? - крикнул Потапов, задрав голову. - Война, что ли?
Крановщик слез и подошёл к краю причала.
- Ну, война - не война, а в Москве путч, ГКЧП. Нас хотят обратно в коммунистическое прошлое затащить. Но Ельцин против. И народ его поддерживает.
- А Ельцин куда нас потащит?
- В светлое капиталистическое будущее.
- Вон оно что! - Потапов поднялся на причал, и наморщил лоб. - Ну, а ты куда собрался?
- Куда все. На митинг.
- А кто ж мне поддоны в трюм подаст?
- Какие поддоны?! - вскипятился крановщик. - Может, народ уже баррикады строит, а ты мне тут... за поддоны!
- Нет уж, погоди, - Потапов придержал его за рукав куртки. - Сначала давай трюм догрузим.
- А стропить кто будет? Как козёл, туда-сюда прыгать будешь?
- Буду. Лезь на своё место. А за козла - схлопочешь.
- Я только что слез, - крановщик дёрнул руку, высвободился и побежал на митинг. Но Потапов настиг его двумя мощными прыжками, сжал предплечье и повёл к крану.
- Доработаешь смену, тогда дуй хоть куда: хоть на митинг, хоть на баррикады.
Погрузку продолжили. Только Потапов тоже ведь не железный. Послушал, поглядел, как заколобродило народ, и желание работать приуменьшилось.
Он протянул ещё две недели - до очередного письма из дома. В этот раз мать написала, что захворала и ей тяжело управляться с хозяйством. А Надя и рада бы помочь, но сама за двоих на ферме работает. И Анатолий. ещё до закрытия навигации, стал собираться домой. Тем более что денег много заработал. Надо успеть потратить. А то сказывают, старые деньги отменят. "Однако, дурят нашего брата. Ведь и перестройку затеяли лишь для того, чтобы лишить нас накоплений".
Провожал Виталька. Потапов позволил себе крепко выпить - на прощание, потратился аж на две бутылки. У Витальки денег, кроме неприкосновенных - на билет - не было, но он, бескорыстная душа, не захотел оставаться в долгу и подарил джинсовую куртку. Перед самой посадкой, на перроне, Потапов признался ему:
- Я уважал людей расчётливых, бережливых, а ты сбил меня с толку. Тебя я тоже уважаю.
- Ну, возьми и мою рубашку!
- Это ещё зачем?
- Хочу окончательно тебя сбить! - закосевший Виталька стащил с плеч ярко-зелёную японскую рубашку, а сам остался в майке, хотя было уже прохладно.
Утром Анатолий проснулся в вагоне на второй полке. Долго разглядывал и поглаживал оказавшуюся на нём импортную рубашку. И Виталькина куртка тут же, на вешалке, висела. Нет, всё-таки замечательно закончился сезон. Вот только побаливала голова. Он сходил в туалет, ополоснул сухую кожу лица. "А не буду-ка я ещё раз самоотверженным!" - опять припомнил вновь приобретённую поговорку и пошёл в вагон-ресторан опохмеляться. За столиком с ним сидели ещё двое страждущих. За пивом перезнакомились. Он рассказал им, что едет домой, а весь летний сезон отработал в порту, не взяв ни одного выходного.
- Это сколько же ты пахал без передыху? - заинтересовались попутчики и принялись подсчитывать. Оказалось, сто двадцать дней и ночей.
- Э, слушай, тебе надо заявку подать, - посоветовали парни. - В книгу рекордов Гинесса.
Он отнёсся к этой идее прохладно.
- Нужны мне их рекорды. Шубу из них не сошьёшь.
- Как знать, - интриговали они - Диплом-то наверняка получишь, бумагу с подтверждением.
- А бумага мне зачем?.. Я предпочитаю, чтобы со мной рассчитывались червонцами.
За то, чтобы червонцы не переводились, и выпили в очередной раз. В окнах вагона-ресторана показались Уральские горы. Выбежали на станции, набрали пива, водки. В ресторане-то было намного дороже. Волгу-матушку, на которую Потапов хотел полюбоваться, проехали, не помнил когда - проспал.
Днём разбудила проводница и сказала, чтоб готовился выходить. Голова у него была совсем пустая и гулкая, как барабан; он напрягся, пытаясь извлечь из глубин памяти то, что происходило в последние сутки. Припомнилось, однако, далеко не все; но по-всякому выходило, что он разошёлся на полную катушку, угощал незнакомых людей, а они его подобострастно хвалили за доброту и широту души и удивлялись рекордам, которые он установил в эту навигацию.
Похолодев и ожидая самое худшее, полез в потайной карман. Так и есть - пусто; потом обшарил все другие карманы - везде голяк, и только, как будто в насмешку, в нагрудном кармане обнаружил рваный рубль.
"Но ведь не мог же я столько пропить! - с тоской подумал, мучительно припоминая, что произошло. - Э, кажется, в каком-то вагоне, я и в карты играл". Ну, пропил ли, проигрался или обокрали - разница небольшая. В итоге оказался выпотрошенный, как селёдка. Сидел, опустив голову, мял в руке купюру низшего достоинства, и в голове ворочалось: "Вовлекли... раскрутили".
Но надо было поспешать. Поезд остановился на станции, от которой до села ещё тридцать километров. Вывалился из вагона - неумытый, взлохмаченный, не пришедший в себя. И сразу увидел на перроне Надюху.
- А как ты здесь очутилась? - прохрипел, удивляясь.
- Так телеграмму ж от тебя получила.
Сморщив лоб, припомнил, что да, на каком-то крупном вокзале, во время стоянки, телеграмму дал, чтобы встречала. И даже не сам составлял, а кто-то из новых друзей, прибавив уже от себя требование об оркестре: "Приезжаю такого-то, вагон такой-то. Заказывай духовой оркестр. Твой Толик".
- А духовой оркестр где?
- Обойдёшься. - Надюха посмотрела на него, опухшего, невменяемого, и сразу поняла, что история имеет свойство повторяться. - Ну, с приездом, Толик. Больше я тебя ни-ку-да не отпущу.
Позже, время от времени, его начинали грызть воспоминания: так ударно вкалывал, надрывался, и всё - коту под хвост. Но потом начались реформы с гиперинфляцией, и он утешился: "Всё равно деньги пропали бы". И бывало, давая корм скотине, приговаривал поговорку, слышанную от деда Кузьмы:
- Не жили богато, не хрен начинать.
Дед Кузьма был неисчерпаемый оптимист; а такие люди в нашей жизни очень нужны. Ибо всегда возникали препоны, препятствующие тому, чтобы разбогатеть. Испокон веков приходилось не жить, а выживать. И нынче опять неспокойно. В столицах митингуют, баррикады строят, танками по дворцам пуляют - а что впереди?
Ладно, гори оно всё синим пламенем. Зорька доится, куры яйца несут, на свиньях окорока висят, Надюха в доме пироги печёт. Переживём и на этот раз.
Стали больше пахать и сеять, но Анатолий и раньше работы не боялся, да и Надюха оказалась на редкость работящая - даже на сносях и то не сидела сложа руки. У соседей Николая и Фомы, в очередной раз куда-то отправившихся, усадьбы заросли бурьяном, сараи пустовали, матери-старушки часто сидели у окошек и с тоской поглядывали на дорогу. А у Потаповых - новый сарай, в нём мычали и хрюкали животные, под застрехой поселились ласточки.
Вот только здоровье не вечное. И придёт время, когда гнилой колодой свалишься на лавку, как дед Кузьма. Но и тут есть старинный, веками проверенный исход: заиметь побольше детей, внуков - хоть один из них окажется сердобольным и подаст кружку с водой...