Аннотация: ...приходил участковый и спрашивал, где сын. "Вы особо не волнуйтесь. Я только разузнать. Хотя очень может быть, что и он замешан".
Уходя из дома, Анна заглянула к сыновьям: на месте ли? Старший Димка спал не шевелясь, отвернувшись к стене, а младший, Венедикт, - с шальной улыбкой на лице, как будто даже во сне что-то замышлял. Нарёк же бывший муженёк, оставил приятное о себе воспоминание. Вознесшись до небес, он предлагал и более чудные имена: Асмодей, Христофор, Демосфен - и выступал против обычных Васек и Колек. Ну, Венедикт куда ни шло; хорошо, что она упёрлась и не согласилась на Асмодея.
Накануне приходил участковый и спрашивал, где сын. Анна перепугалась: что-то натворил?
- Особо не волнуйтесь. Я только разузнать. Хотя очень может быть, что и ваш замешан.
- Да, господи, что случилось-то?
- Подростки балуются. Несколько раз ложно вызывали пожарников. В случае причастности придется заплатить штраф и компенсировать расходы на выезды отряда.
- Сколько?
- Без трусов останетесь. Да это бы ничего, - невозмутимо продолжил мент, - но потом был натуральный вызов, на который пожарники не среагировали. Их начальника хватил инфаркт. Будете в больницу передачки носить.
- Так вы думаете, это мой сын вызывал?
- Выясним. Конечно, лучше б сам признался.
Вечером она задала Веньке хорошенькую трёпку. Правда, признания не добилась. Как же, признается он. Но всё же подумала, что Венька очень даже способен на такие фокусы.
На улице - весна. А светло-то, светло как! Cолнца не видно - где-то за домом, но отражённые блики повсюду, снег искрится и заполошно воркуют голуби. Анна грустно улыбнулась. Раньше с приходом весны её всю будоражило, душа трепыхалась, как бельё на ветру, а сейчас... да ничего такого. Куда же подевалась весёлая да резвая Анютка Шумилова, живо чувствующая весну? Где она? Нету её. Была, да сплыла.
Ага, весна, суббота, а ей - на работёнку. На той неделе, когда посетовала, что денег до получки не хватит, Димка протянул ей тысчонку, и она приняла с благодарностью. Ещё и пошутила: "Не своровал ли?" Глупая баба! Правда, тогда не было нынешнего беспокойства. Это уже после, когда похвасталась, соседка рассказала про парнишку из знакомой семьи, тоже студента: от напряга потерял память, и врачи ничего не могут сделать. И ведь Димку взять - слабый он, раньше часто болел, перенапрягаться ему никак нельзя. А то мало ли!
Хорошо, Венька растёт крепким и здоровым. Но шалопай, каких свет не видывал. Уже и в милиции на примете. И в школу хоть не ходи: склоняют, такой сякой, сухой-немазаный. Обидно, неприятно. Да и совестно. Ведь её кровь в нём играет, к следователю ходить не надо. Бывало, и она выкидывала номера. Вот еще в пятом классе... Стоп! Нет времени вспоминать, маршрутка подъехала.
В громадном корпусе, сплошь забитом станками, сегодня затишье. До абсолютной тишины-то, конечно, и сегодня далеко: то взвоет где-то в глубине токарный, то забухает пресс. А под боком шумит её ШП - шлифовальный плоский, швой парень. Вчера мастерица уговорила, чтобы вышла в законный выходной и сделала задел на будущее: Вот, вот! Опять начались старорежимные времена, когда завод изнемогал от оборонных заказов, и её отец дневал и ночевал в цеху, заправляясь техническим спиртом. Отчего, наверно, и прожил чуть поболее среднестатического срока, отведенного нашим мужикам.
Анна в светлом халате, голова повязана косынкой. Процесс тонкий, на микроны счёт идёт, и станки из всех самые сложные. Один ШП и сейчас не в работе. Оно и понятно: кто в обслуге? Дядя Паша и дядя Миша - старики, на электронику с молотком и кузнечными клещами лезут. А молодых спецов, умных и образованных, нету. Они в торговых палатках сидят или футболом да хоккеем деньги зарабатывают. Вот и Венька: "Ещё увидите, чемпионом стану!"
Посмотрелась в зеркальце возле пульта, улыбнулась, повела глазами. А что? Ещё вполне ничего! При желании можно сменить профессию. На артистку музтеатра, скажем. Это вам не ля-ля. Однажды её навяливался подвезти респектабельный дяденька. Я, говорит, режиссер. А в другой раз военный пристал. Правда, в штатском, но, говорит, майор.
Из предосторожности оглянулась: не видит ли кто, как она кривляется? И впрямь, есть кому! По проходу приближался этот чудик из отдела главного энергетика, как его?.. Все зовут Генычем. В руке чемоданчик с инструментом, на носу очки в тонкой оправе, за стёклами глаза - как будто испуганные. Но это оптика искажает, потому что на губах - приятная улыбка.
- Здравствуйте, Анна Егоровна!
- Будьте здоровы. Что ж вы в субботу-то? Или дома не сидится?
- Станок вот хочу добить.
- Правильно, добейте его, чтоб в утиль сдали.
- Я в противоположном смысле. Чтобы работал, как часы.
Стало веселее. Посторонний человек, занят своим делом, а всё-таки - не одна. Помня, что он рядом, иногда оглядывалась: колдует человек! А может, поэтому и вышла в субботу, чтобы пообщаться с ним? Ну вот, опять глупые мысли. Даже стыдно. Потянуло сладким запахом канифоли. Ещё раз оглянулась, и он повернул к ней голову. Взгляды встретились; она вдруг взяла и подмигнула. И смутилась так, что слёзы выступили. "Совсем дурочка!"- укорила себя.
- Вижу, у вас хорошее настроение, Анна Егоровна. Поглядел на вас, и мне веселее стало. Интеллигент. Разрядил обстановку. Он появился в четверг. И в первый же день познакомился с ней, часто подходил, что-нибудь выясняя. Шумилова сильно сомневалась: этот - да чтобы сделал? Он же ничегошеньки не соображает! Расспрашивал, как самый последний профан, уступая в знаниях дяде Паше с дядей Мишей.
- Анна Егоровна, а этот тумблер для чего?
- Магнитную плиту включать.
- А это что за регулировка? Уж будьте любезны, подскажите.
Правда, отвечать ему приятно, обращается уважительно. Экий смешной мужик! На вид лет сорок, но можно держать пари: до сих пор холостяк. Таким-то, мягким и услужливым, не сладко живётся с нынешними бабами и, если женат, то давно либо озлобился бы, либо головушку повесил. Ан нет: сияет! И в ней угадал холостячку, не иначе. Может, даже расспрашивал, подруги язык за зубами держать не станут. На второй день ещё пуще прилип:
- Можно понаблюдаю, как вы работаете. Мне процесс важно знать.
Как же, процесс. Видно, приглянулась. "Анюта, - воззвала к себе, - похоже, этот очкарик на тебя глаз положил. Не теряй шанса!" И так охмурил, так втёрся в доверие, что позволила копаться в действующем ШП. Залез во внутренности и долго что-то замерял прибором, записывая на бумаге. Она бездельничала себе в убыток и терпеливо ждала. Зато опять благодарность:
- Премного обязан, Анна Егоровна. Что надо, выяснил.
Поулыбались друг другу, она встала за станок, в темпе загрузила - нужно навёрстывать упущенное. Сердце ёкнуло: стрелка прибора, регистрирующего скорость подачи, не колыхнулась.
- Эй, Геныч! Что вы натворили?
Он подбежал смущённый и опять начал колдовать. Она следила за ним и думала: "Тот станок не починит и мой угробит". К счастью, скоренько отыскал неподключенный проводок. Оказывается, на место забыл подключить. "К тому же рассеянный. Ну, спецы у нас!" И вот этот заполошный инженер, похоже, скоро запустит неподатливый, в печёнках у всех сидящий станок.
Почти одиннадцать. Её орлы наверняка встали. Непоседа Венька, скорее всего, убежал очередные хохмы со сверстниками откалывать. Анна опять с беспокойством припомнила о визите участкового, пообещавшего оставить её без трусов. Ну, а Димка, конечно, сел за учебники. Сегодня у него лекций нет. Вот только ему обязательно помешает папаша. Повадился ходить. "Имею право!" Действительно имеет, да и сын его не гонит.
В цехе появилась мастерица Лосева. Мимоходом поздоровалась и прошла дальше. Правда, переговорив с Генычем, вернулась и даже помогла загрузить детали. Филатовна - женщина крупная, яркая. Раньше работала в управлении, но потом, после сокращения управленцев, напросилась в цех и довольно быстро освоилась. Недавно отметила полтинник. Это она придумала моду величать всех по имени-отчеству, и Геныч, чудик из отдела гл. энергетика, лишь от неё мог услышать эти, считай, паспортные данные.
Притомившись, Лосева присела на металлический стульчик-треногу, покрытый куском войлока: - Работайте, Анна Егоровна, я вам только мешаю.
- Я вообще-то до обеда намерена... И не уговаривайте на больше. Не подпишусь!
- Конечно, конечно. Не стану. - Она устроилась поудобнее. - Мне самой-то сидеть здесь никакого резона. Труба зовёт!
Шумилова слегка удивилась. Знала, что Лосева жила одна: дети взрослые и отделились. Старший высоко поднялся, в горсовете заседает, а младший далеко - в МГУ учится. Изменившего ей мужа она давно спровадила и с ним не якшается.
"Ах, да! Комитет Общественного Спасения!" - так, в шутку, жильцы четырёх домов, когда-то построенных заводом и образующих общий двор, называли странную комиссию, созданную по инициативе Риммы Филатовны.
- Именно так! - подтвердила мастерица. - Труба зовёт. Нельзя проходить мимо безобразий, каковыми обрастает наша жизнь. Кто будет мирить соседей? Следить за порядком во дворе? Оказывать помощь малоимущим? Определять на место жительство бомжей? Сотни нерешённых проблем! А так, пассивно сидеть, я не знаю, где в скором времени очутимся.
"Надо же, активистка", - подумала Шумилова, молча слушая её и боковым зрением замечая, что Геныч стоит, выпрямившись в позе победителя, и протирает ветошью руки. Глянула на банку с деталями - замеса на два осталось - и заторопилась, перестав слушать мастерицу. Хотя бы выйти вместе с ним, до остановки прогуляться! Сам вряд ли насмелится...
Вспомнила, что на работу пришла в недавно справленном пальто, воротник светло-серый, пушистый и мягкий, молодит её. Кстати надела. Геныч ещё не видел её в чистом, все дни перед ним в рабочем халате. Хотя и халат ничего: приталенный, плотно облегающий грудь.
- Римма Филатовна, подойдите! - Инженер стал показывать восстановленный станок.
Швой парень без капризов выдал последнюю деталь, и Шумилова сразу пошла умываться. Но вот досада: холодной воды почему-то нету, а горячая - как кипяток. Она прикрыла кран, чтобы капало по капле, но и капли были обжигающими. Вечно так: какая-нибудь мелочь испортит. Провозилась, поспешила переодеться и выбежала из корпуса. Где Геныч? Ушёл?
Нет! Стоит у проходной, будто ждёт. Её, что ли? Вот молодец!
- Жду вас, Анна Егоровна, - подтвердил с улыбкой. - А то мы не попрощавшись. Нехорошо как-то.
Они вместе пошли по улице, продавливая подтаявший снег.
- Фу, как жарко! - сказал он. - Весной пахнет.
- Ага, весной, - согласилась она, чувствуя, что ей тоже жарко.
- Вот поэтому у вас и настроение хорошее.
- Да ну! Весна на меня уже не действует, - опровергла, тоже с улыбкой. - Станок-то добили? Однако долго вы с ним мучились.
- Нормально, три дня. Но если б во второй раз пришлось, хватило бы трёх часов.
- Вот и оставались бы у нас. А то наши мужики не очень тянут.
- К сожалению, невозможно. Меня уже в сборочном ждёт подарочек. И ещё где-то.
Вон как! Покоя не знает мужик, даже по выходным. Она чисто по-женски пожалела его неустроенность и, чувствуя уже достаточно с ним знакомой, по-свойски спросила: - А как получилось, что вы до сих пор без семьи?
Он очень удивился, даже застыл на месте.
- Почему вы так решили? У меня есть семья. Дочь уже школу заканчивает.
Мы живём в пригороде, в своём доме. Сегодня мне еще предстоит работа на приусадебном участке.
- И что там у вас, в огороде? - чтобы уж не молчать, спросила она.
- Да всего помаленьку. Вишни, яблони...
Ей стало так весело, что хоть плачь. "Вот дура-то баба! навыдумывала!" Тут и маршрутка подрулила. Геныч вежливо, за локоток, подсадил, а сам зашагал к автовокзалу.
Вернувшись домой, Анна сразу прошла на кухню. Нужно было что-то сготовить, но она сидела не двигаясь, опустив руки. Вроде бы легко работалось, и всё же навалилась вялость. Вошёл Димка, поздоровался. Она кивнула, мельком глянув на совсем ещё детское, как ей казалось, лицо сына. Тёмной щёточкой выделялись негустые короткие усы. "Взрослее хочет казаться, что ли?"
- Усы лучше сбрей, - посоветовала, раз уж обратила внимание. - Тебе не идут.
- Хорошо. Удалю без помещения в корзину.
О чём это он? Точно, заучился! Она ещё раз глянула и будто бы нашла довод в пользу усов: - А вообще-то ладно, не сбривай.
- Ладно, не буду, - он улыбнулся. - Мам, зачем ты на завод пошла? Сегодня же суббота.
- Производственная необходимость, - оправдалась она. - Кто там у тебя? - спросила, хотя и так знала.
- Отец. Не знаю, как и быть: мне уже пора идти.
- Ну так иди.
- А как с отцом? Кто его станет развлекать?
- Зови сюда, я развлеку!
Знала, что Димка, пожалуй, и занятия пропустит, и всё что угодно, но сам не посмеет выдворить отца. На всякий случай прислушивалась, о чём бывший муженёк с сыном толкует. Вроде худому не учит: больше о науке, о литературе разговоры ведёт. Одно слово, златоуст. Ну и ладно, а то давно бы взашей вытолкала. Но каждый раз, когда Димка уединялся с ним, ей становилось не по себе. Ревновала, что ли. Не сомневалась, что любит её сын, но... ни одной задушевно-серьёзной беседы. О чём говорили? О бытовых мелочах. Очень жаль, что не владеет она языком, как её бывший. И сознавала, что сыновьям в первую очередь мужчина нужен. Была бы дочь - другое дело, задушевными подругами стали бы.
Иногда она прикидывала: а не сойтись ли с кем-нибудь, чтобы у детей появился наставник. Но и другое сознавала: трудно не родному войти в контакт со взрослыми пацанами. Если он будет груб с ними, всем сразу ясно: ага, чужой! А если ласков, внимателен - опять нехорошо: подделывается, в доверие хочет влезть.
Хлопнула входная дверь - Дима убежал, и почти сразу на кухню вошёл Шумилов. В костюме, при галстуке. По-прежнему старается выглядеть джентльменом. Поредевшие, с выбившейся сединой волосы гладко приглажены, хотя, как и в былые времена, на висках топорщатся. Физиономия смиренная. А с какой являться? Попробуй, зайди с лихим, торжествующим видом - мигом вылетит, у неё не заржавеет.
- Здравствуй, Анна. Я к тебе с капитальной беседой.
- Вон даже как! - Она удивилась, но как-то чересчур напоказ, и он обиженно вскинул голову. Однако сдержался.
- Я о детях. Положение, считаю, ненормальное. Дмитрий сообщил мне, что собирается бросать университет или же переходить на заочный.
Анна удивилась всерьёз. "Не смогла... не смогла", - пронеслось в голове. Кроме того, стало обидно, что не с ней, матерью, в первую очередь поделился сын своими намерениями.
- Также беспокоюсь о Венедикте, - продолжал Шумилов. - Встретил во дворе. Обменялись рукопожатием. Он жал и улыбался. Я, конечно, тоже улыбался, чтоб на высоте положения быть, но... больно ведь. Откуда у него такая сила?
- Не знаю! - отрывисто бросила она.
- Физическим здоровьем Венедикт, конечно, не обделён. И, может, присутствует остроумие...
- Небось, денег просил?
- Каждый раз просит, - невнятно ответил Шумилов. - Но Дмитрий передал мне твою строгую инструкцию: не давать! Да, согласен, деньги в таком возрасте особенно портят человека. Также Дмитрий мне сообщил, что в школе брату похвастаться нечем. Полагаю, за лето его надо пристроить. И я со своей стороны...
- Куда ты его?
- В мясомолочный техникум.
- Гляди-ка! По твоим стопам, значит?
- А что? Станет технологом производства. Неплохая специальность.
- Вон ты как заговорил!
Лицо у незваного гостя перекосилось, губы задрожали, и с внезапно прорвавшимся бешенством он прокричал:
- Дай возможность хоть раз, хоть чем-нибудь помочь детям! Я в конце концов требую! Почему отталкиваешь? Почему мои переводы отказывалась получать? Из-за твоей гордости они голодными были!
- Не были, - глухо обронила она. - И ты не кричи - нечего тут разоряться! Сам же, как сбежал от нас, поспешил перейти в сторожа. На что мне были твои копейки? В насмешку?
Он сник, замолчал, а потом прежним смиренным голосом напомнил:
- Ты же знаешь, я тогда вторую древнейшую профессию начал осваивать. В газете стал сотрудничать, проблемную статью написал. И на телевидение стали приглашать. Времени не хватало - вот и подался в сторожа. Между прочим, в смене с драматургом работал. Теперь он литчастью в нашем драмтеатре заведует. У меня грандиозные планы были!
- У меня, может, тоже были. - Она опять заговорила с лёгким, едва приметным пренебрежением. - Ты проблемные статьи писал, а я раньше, еще в школе, пела и плясала. Надеялась артисткой стать.
- И зря отступилась. Зря, зря! - с упорством и ожесточением забормотал он, принявшись расхаживать по тесной кухоньке. Наша главная обязанность - развить, использовать всё, чем матушка-природа наградила. И я до сих пор при этой мысли! Другое дело, что обманулся, не по тем меркам себя мерил. Ну, а ты почему на всём крест поставила, не попыталась даже?..
- Потому что детство кончилось - свои дети появились. Ты-то их на меня бросил, а мне что оставалось делать? Куда прикажешь сплавить? В детдом, в интернат?
- Да-да. Ты права... Но вообще-то, если смотреть в корень, твои вопросы... понимаю, чисто риторические... не исключают утвердительного ответа. Почему б не препоручать детей государству? Думаю, хуже не стало бы. Мы же как их воспитываем? Мы калечим их! И общество ещё возьмёт на себя инициативу. Семья и должна распадаться! Мы, правда, всеми силами пытаемся скрепить её, оживить. И зря! Мучаемся, страдаем, не подозревая, что, отвергая её, решаем проблему, приходим к норме будущего. Ведь каковы плоды нашего воспитания...
- Ты что мелешь! - прикрикнула Шумилова.
- Да-да, - как заведённый, не сдаваясь, бормотал он. - Посмотрим правде в глаза. Венедикт вырос законченным себялюбцем. Но и Дмитрия взять: другой человек, противоположность, но чрезмерно. Не может постоять за себя. Почему со всеми соглашается? Почему отсутствует собственное мнение?
- Стой! Не мельтеши перед глазами. Хаять детей - не позволю. Вот вырасти своих, переболей их болезнями, и тогда крой почём зря! А то на готовенькое-то мы мастера!
Шумилов словно с разбегу наткнулся на стену. И сесть уже не решался, и ходить запретили. Так и стоял истуканом.
- Ты ведь когда к нам стал похаживать? Когда у разбитого корыта оказался? Хорохоришься, пыжишься, а всё без толку! Живёшь-то сейчас где?
- Пока в общежитии, - глухо обронил он.
- С семнадцатилетними пацанами? А что от этой-то, журналистки, ушёл? Помнится, про любовь, про общие интересы толковал. Куда любовь исчезла?
- Да какая там любовь!
- Не скажи - существует. Что у тебя было десять лет назад, у меня сейчас. Влюбился один человек, вежливый, внимательный, ведущим инженером у нас работает. А живёт в пригороде, в особняке. Райское место! Летом яблони в открытое окно заглядывают... Ты как на это смотришь?
- Зачем спрашиваешь? Ты свободна, - тускло ответил он.
- Да я-то свободная. А вот он женатый, и дочь у него есть. Правда, ради меня и жену готов бросить и девчонку. Стоит мне только одно слово сказать, пальцем поманить.
Он стоял посреди кухни, слушал и подавленно молчал. "Что-то я... чересчур завралась, - осеклась она. - Нет, ну вот не знала бы его, фанфарона, то... можно было б. В смысле заново. Но ведь и не знаю нынешнего!". Потаенно глянула на него. А что? И сейчас - хорош. Ну, полинял малость. Зато гонору поубавилось. Может, влюбиться во второй раз, как в восемнадцать лет?.. А он - любил ли даже тогда? Нет, её обожание принимал как должное. Хотя цветы при встречах дарил... Она запуталась, перестала думать, сочинять и глубоко вздохнула.
- Жалок ты мне, Серафим. Работаешь-то сейчас где?
- На мясокомбинат возвратился.
- Ладно, так и быть, - вдруг решила она. - Можешь переезжать. Всё одно почти каждый день у нас ошиваешься. Может, ты и прав насчёт будущего, но пока семью ещё не отменяли.
- Аня! Аня! - Губы у него запрыгали, голос сорвался, в глазах мелькнуло сомнение. - Шутишь? Испытываешь на верность убеждениям?
- Господи, да какие у тебя убеждения!
Он продолжал торчать посредине кухни, не понимающий, не верящий тому, что услышал. Ну, не признаваться же, что на ходу сказки сочиняла.
- Не в твоём возрасте по общагам таскаться, - миролюбиво заключила, но строго, осаждая себя, добавила: - Спать будешь в зале, на диване. - Припомнила некстати, что двуспальную кровать в их комнате он неизменно именовал "супружеским ложем", и слегка зарделась.
- Да я... ниже травы! - подхватил бывший. - Детям себя посвящу, круглосуточно с ними...
Слава богу, не включил лексическую память и не заметил, что в лице переменилась. Или включил? Или заметил? Досадуя на себя, махнула рукой: - Молчи уж.
- Так мне действительно? - Он осёкся. - Можно переезжать?
- Можно, - подтвердила кивком, но не пожелала выставлять себя диктатором: - Вообще-то с детьми переговори.
- Дмитрий рад будет! - вскричал Шумилов. - Да и Венедикт... рукопожатием обменялись! - Пятясь к выходу, опасливо поглядывал на неё: не передумает ли?
Без аппетита перекусила. А обед, или уже теперь ужин, не успела приготовить. Проверещал звонок. За порогом - почтальон. Со срочной телеграммой.
- Это не нам, - отказалась она. - Сроду никаких телеграмм мы не получали.
- Нет, вам. Всё точно. Берите и расписывайтесь.
И в самом деле: ей, Шумиловой. Но странная какая-то телеграмма. Не успела разобраться. Звонок проверещал еще раз. Крайне неприятный звук. Пора заменить на мелодичный.
Вот это сюрприз! На сей раз Римма Филатовна, собственной персоной.
- Пришла по вашу милость, Анна Егоровна. Прошу состоять. В нашей-то зондеркоманде. Я с вами беседовала, и вы отнеслись с пониманием. А тут, как на грех, один член комитета загрипповал, другая в отъезде. Осталась я да Владимир Федотыч Бойченко, что не очень представительно. Выручайте уж!
- Да куда мне, - Шумилова замотала головой. - Я и сказать-то ничего не смогу.
- И не надо ничего говорить! Без вас, что надо, скажем.
- Да и некогда. Сами знаете, до обеда работала.
- А мы вас надолго не оторвём. На час, не более. К трём персонажам наведаемся.
- Если на часик... - Вот ведь, прилипла, как смола. - Как там на дворе, тепло?
- Вполне! На солнце снег тает. - Римма погладила бежевое пальто. - Я уже сменила зимнее на демисезонное. Следуйте моему примеру.
- С удовольствием! - легкомысленно откликнулась Шумилова и почти сразу же спохватилась, вспомнила, что демисезонного у неё нет, а есть куртка, но не в куртке же спортивного типа ей на люди являться. - Хотя ладно... в зимнем схожу! А то меня что-то знобит слегка.
У подъезда их ждал пожилой мужчина в каракулевой шапке с козырьком. Подтянутый, выбритый, с морщинистой шеей. Шумилова его знала - он самый Владимир Федотыч и есть, ветеран завода.
Солнышко по-прежнему трудилось. Сугробы за дорожкой потемнели, стала мокрой кора на стволах деревьев. У бордюрчика нерешительно пробивался первый ручеёк. Шумилова посмотрела вокруг, пощурилась. Эх, действительно старуха! Ну нисколечко весна не действует... Хотя что-то маленько ворохнулось.
Сначала поднялись на третий этаж крайнего подъезда. Дверь открыл мужичок лет сорока - небритый, в нательной рубашке, доходившей ему чуть ли не до колен. Увидев комитетчиков, он испуганно вздрогнул.
- Ну и вид у вас, Анохин, - брезгливо сказала Римма Филатовна.
- Да что вы всё ходите, ходите!.. - возроптал Анохин.
- И будем ходить! - сурово отрезала Лосева. - Владимир Федотыч, дайте ему брошюру о губительном воздействии алкоголя на организм... Или нет, сами зачтите.
Пенсионер вытащил брошюру, надел очки и стал зачитывать. Когда он дошёл до воздействия алкоголя на печень, Анохин болезненно сморщился.
Лосева повернулась к Шумиловой: - Анна Егоровна, может, что-нибудь от себя добавите?
Шумиловой стало жарко в зимнем пальто. Она нерешительно пожала плечами. Подходящего, по случаю, опыта у неё, трезвенницы, к сожалению, не было. Но она знала Анохина. Когда-то давно он необстрелянным юношей пришел на завод, а её отец был его наставником. Небось, вместе и присвоение разряда обмывали. Стало еще жарче, и она расстегнула верхние пуговицы.
- Что ж ты загулял, Алёша? - осудительно покачала головой. - Совсем не вовремя. Щас у нас работы много. Заказы пошли один за другим, наши ветераны не справляются. .
- Толку теперь с меня, - пристыженный Анохин вытянул вперёд дрожащие пальцы, как будто его проверял инспектор ДПС.
- Ну, дрожат. Подумаешь, - сказала она и в качестве контраргумента выдала афоризм, которым хвастливо пользовались знакомые мужики: - Мастерство-то не пропьёшь, Алёша.
- Так-то оно так... - неуверенно пробормотал Анохин.
- Ну, так возвращайся к нам!
- Мне бы прежде похмелиться. Ничего не соображаю.
Члены комитета уже двигались к выходу. Анна незаметно сунула страдальцу стольник и шепнула: - Приходи. Надеюсь на тебя.
- Данке шон, - оживляясь, сказал алкаш. - Разве можно отказать такой красивой женщине?
Затем комитетчики уже в другом доме долго и безуспешно стучали в побитую и оцарапанную - как будто кошками или собаками - дверь. Лосева, наконец, решила: "Нет, тут жилым не пахнет", - и двинулась поперёк двора, в пятиэтажку напротив.
- Теперь навестим мамзель Климову, - разъясняла она. - Девчонка бросила школу, нигде не работает. Есть сведения, что панель посещает. Видимо, решила освоить первую древнейшую профессию. Мать у неё дежурит по суткам, так она пользуется моментом. Наталья Викторовна Климова и просила меня зайти. Ой, беда! Сейчас много таких развелось, которые своим телом торгуют. Анна Егоровна, разве мы такие были?
Шумилова поспешала рядом и молча внимала. Про "древнейшую профессию" она уже сегодня слышала: преподобный Серафим толковал. Только его выбор пал на вторую; да они, оказывается, близки по сути: блуд и словоблудие.
По протоптанной дорожке, минуя присевшие сугробы, пересекли двор. Поднялись на верхний этаж. Шумиловой стало совсем жарко. Она, сдерживая одышку, прикидывала: "Неудобство какое. Тяжко-то любовникам сюда взбираться. Которые в годах, весь пыл растеряют". Дверь открыла миниатюрная девчонка, стриженная под мальчика.
- Дома сидишь? - сразу пошла в атаку Римма Филатовна. - Вот и хорошо, вовремя мы к тебе попали.
Шумилова впервые услышала, чтоб её интеллигентная начальница перешла на бесцеремонное "ты".
- Не вовремя! - сердито возразила девчонка. - У меня гости.
- Заодно и на твоих гостей посмотрим. - Лосева, тесня Климову, продвигалась вперёд по узкому коридору, следом за ней шли помощники.
"Вот Римма, какая отважная. А вдруг в гостях чемпион борьбы без правил?" - успела подумать Шумилова. Женщины одновременно заглянули в комнату. Лосева очень удивилась, а Шумилова побледнела и схватилась рукой за стену.
В комнате сидел её Димка.
- Не пущу! - Климова, захлопнув комнатную дверь, стояла перед ними вся напрягшаяся, взъерошенная, как маленький зверёк, на гнездо которого напали крупные звери.
Лосева озадаченно взглянула, но не на девчонку, а на свою помощницу. Шумилова приложила руку к груди. Её лицо исказилось.
- Римма Филатовна, прошу вас... Оставьте нас одних.
Лосева, поколебавшись, приняла решение: - Выйдемте, Владимир Федотыч.
- А что случилось? - Ветеран засеменил следом.
Шумилова повернулась к Климовой и получше её разглядела. Упрямые завитушки темных волос, плотно сжатые губы.
- Да не смотри ты на меня так, деточка, не съем.
- А что вы лезете? - почти шёпотом, однако яростно, прошипела та. - Какое вам дело до моих гостей?
- Да есть... не чужой.
Комнатную дверь подёргали с внутренней стороны, с силой потянули на себя. Выглянул встревоженный Димка.
- Мама, ты?
- Как видишь, сынок. Обманул меня? Сказал, что идёшь на занятия, а сам, значит, сюда? Тут что, мёдом намазано?
- Не говорил, что на занятия, - краснея, но твёрдо возразил Димка. - Только сказал, что спешу. Вот познакомься...
- Да наслышана уже. Рассказывали...
- Что рассказывали? - он недоумённо смотрел то на мать, то на девушку. Та сжалась вся, примолкла, потеряла боевой вид.
- Да всякое... - медленно, как будто жилы из себя вытягивала, проговорила Шумилова.
- Мам, я всё-таки не пойму: ты-то как сюда попала?
- Специально пришла. Новость есть, - уже бойчее. - Папаня твой к нам переезжает. Вот и пришла сообщить. Жду к ужину. Ты от матери-то не хоронись. Всё одно про всё узнаю, раньше или позже. - Повернулась к Климовой. - Вместе и приходите. А теперь пойду, до свидания.
Она медленно спускалась по лестнице. У подъезда её ждали Лосева и Бойченко. Римма Филатовна вся в настороженном, напряжённом внимании.
- Наконец-то и вы, Анна Егоровна! Конечно, это ваше личное дело, и Владимир Федотыч согласился со мной. Но личное здесь перемешалось с общественным, и всё-таки мы хотели бы знать.Что вы сказали, оставшись одна?
- Мне скрывать нечего. - Шумилова грустно улыбнулась. - Пригласила на ужин.
- Кого? - Лосева по-бабьи всплеснула руками. - Я не ослышалась? Эту распущенную девицу?
- С пониженной социальной ответственностью, - прибавил Владимир Федотыч.
- Мне искренне жаль вас, Анна Егоровна, - беспокоилась Римма Филатовна. - За детей надо воевать! О, если б вы знали, как я за своего младшего сражалась в похожей ситуации.
- А чего воевать? Понравилась мне девчонка-то. Как Димку от нас обороняла. - Шумилова коротко улыбнулась. - Что уж там распущенная? Не успела ещё распуститься. Ей всего-то лет. Да она ещё станет верной женой и заботливой матерью своих детей.
- Но может и другое быть. - критически заметила Лосева. - По крайней мере, я не пожелала бы, чтобы в процесс её перевоспитания были замешены мои дети.
- Значит, такая у меня судьба, - шумно вздохнула Шумилова. - И вообще, зря вы со мной связались. Испортила я вам обедню.
- Нет, нет! Пожалуй, вы внесли свежую струю.
- Да-с, свежую струю, - поддакнул Владимир Федотыч.
- И просим участвовать ещё. - Римма Филатовна поощрительно улыбнулась.
Шумилова протестующе замотала головой. Но предводительница и слушать не захотела.
Анна, скользя по рыхлому, подтаявшему снегу, зашагала к дому. Вот ведь прилипли! И без того забот хватает. Ну да ладно, найдёт она время, это только так говорится, что его не хватает, а выкроить-то всегда можно. Но главное: кто она такая других судить-рядить?
На лестничной площадке, переминаясь с ноги на ногу, стоял Шумилов, а рядом с ним на бетонном полу - потёртый матерчатый чемодан.
- Гляди-ка, уже здесь. Ну, шустрый!
- А что тянуть? - Он глянул на неё с опасением. - Договорились же. Вот и прибыл.
- Немного же ты нажил за эти годы. - Она посмотрела на чемодан.
- Кой-какие вещи в общежитии остались, а ещё, вот, - он распахнул пальто. Под пальто у него было два или три пиджака, надетые один на другой.
- То-то я вижу, ты прямо распух. А в чемодане-то что?
- У меня там телячья вырезка, свежая. Между прочим, могу и жаркое приготовить.
- Ну, хоть этому за десять лет научился, - съязвила она. - Входи уж, блудный муж.
Вечером пришёл Дмитрий со своей подружкой. Отсутствовал только Венька. Но Анна как-то временно, из-за свалившихся на её голову событий, подзабыла про младшего. Сели в зале, за стол, накрытый цветастой скатертью. Шумилов был возбуждён, хлопотлив, неумеренно весел и постоянно балаболил, считая долгом развлекать компанию. Жаркое, которое он приготовил, удалось на славу. Хозяйка же чувствовала себя слегка виноватой: импровизированный ужин получился не так хорош, как в лучших домах европейских столиц; не хватало фруктов и шампанского к праздничному, по её задумке, столу. Никто её, правда, не попрекал, а Шумилов, вполне освоившись, предложил:
- А у меня и коньячишко есть... бутылёк сувенирный. Можно открыть? Чисто символически, а?
- Да чего уж там, открывай.
Бутылёк и вправду был сувенирный, меньше чекушки. Всем досталось по стопке. Златоуст провозгласил тост за всё хорошее и еще прибавил много слов. Анна выпила, расслабилась и вспомнила про странную телеграмму, которую принесли в обед. Подала Димке, как "эксперту".
- Разберись, сынок.
- "Буду вечером. Резюмс готовься встрече. Твой Василий", - зачитал он вслух и наморщил лоб. - Резюмс - это, очевидно, резюме. Ошибка или опечатка. Но почему тебе? От кого бы?
Анна пожала плечами.
- Так, - продолжал соображать Димка. - Срочная. Отправлена из каких-то Курачей. Мам, это тебе ничего не подсказывает?
- Всё понятно. За городом... курортное местечко... - приподнимаясь, забормотал Шумилов. - Значит, всё-таки поманила инженера, Анна?.. Что ж, не буду мешать. Раскланиваюсь. Где мой чемодан?
- Перестань ломаться, клоун! - Она вспыхнула. - Его вовсе и не Василием звать.
"А может, и Василием", - с запозданием подумала. Златоуст замолк, и Анна, забыв про нелепую телеграмму, переключила внимание на Димкину подружку.
- Что ж ты, милая, поутихла? Днём вон какая бойкая была!
- Да ладно, мама, не смущай Зосю, - шепнул Димка.
И она сама притихла, поражённая неожиданной мыслью. Вот сын делает, что "другие велят", но в конечном счёте получается, как он хочет. Прямо какая-то настырность в нём сидит. Только он её тихой сапой внедряет. Даже сегодня, с девчонкой этой.
Анна опять, испытующе, глянула на гостью. Дыма без огня не бывает! Но может, Димка благое дело сделал? Влюбившись и доверившись, заблудшую душу спас? Да и сама хороша. Пригласила и, значит, как бы поощрила сына на дальнейшие встречи. А вдруг правда на стороне Риммы? Тогда хлебать юшку, не перехлебать...
Младший явился, когда в окно проникли прощальные лучи заходящего солнца. На гостей он глянул без удивления. Отца хлопнул по плечу, поприветствовал и девчонку: - А, Зоська! - и накинулся на еду. Проголодался парень, стал уплетать жаркое, картошку - всё подряд. Анна не отвлекала, хотя и посматривала в его сторону. И только когда откинулся от стола, спросила:
- Ты где весь день шлялся?
- В Курачи ездил.
- В Курачи?!
- Да, туда. C тамошними пацанами в хоккей бодались.
- Так это ты, стервец, телеграмму дал? - ещё не дождавшись ответа, припомнила визит участкового. - Признавайся, а то шкуру спущу!
- Ну, я! - Венька и не думал скрывать. - А чо такого? Пока ждали бусик, зашел на почту. А то, может, думаю, беспокоишься.
- Ну, СМС послал бы.
- Оттуда связь плохая.
- Где сообразительный, а где нет, - продолжала атаковать Анна. - На березу бы влез! А почему "Василий"?
- Здрасьте, приехали! - Венька изобразил удивление. - Сама же мне говорила, что хотела в честь деда назвать, да отец переменил. А чо? Василий Серафимыч - тоже звучит.
- Ты меня своими шуточками в гроб загонишь! А деньги где взял? Отвечай немедленно!
- На дороге нашёл. Иду, смотрю: лежат, блин.
- Это я дал, - признался Шумилов и начал каяться, но уже приободрившись. - Раньше не давал, помня твой строгий наказ, Анна. Но сегодня... рукопожатием обменялись! Сознаю: виноват.
- Хорошо, что не на "Клинское" истратил, - Димка поддержал братца.
- А я, кажется, понимаю сына! - вдохновенно сказал Шумилов. - Ты же никогда не получала телеграмм, а СМС - это так обыденно. Сдается мне, что Венедикт хотел совершить маленький переворот в твоём сознании, Анна.
- Молчите уж, защитнички, - остановила она.
Но следствие осталось неоконченным. Не сейчас же выпытывать у Веньки о другой, преступной шутке. Раз нелепую телеграмму дал, то и пожарников вполне мог вызвать. Лишь надежда теплилась: может, действительно этой дуростью, телеграммой-то, хотел приятное сделать, а в том - не участник. И вообще, вновь забот полон рот. Мужика, гулевана, зачем-то приняла, распутную девчонку в семью позвала. Господи, сделай же так, чтоб близкие люди навсегда завязали с древнейшими профессиями!
Венька чутко среагировал, что мамаше сейчас не до него, и, отдохнув, положил на тарелку ещё солидный кус жаркого. Все уже пили чай с черничным тортом, принесённым молодой парой. За окном стемнело. Субботний день отсчитывал последние минуты. Весна же только начиналась, всё более входя во вкус.