Это случилось в високосном году, может быть, самом худшем из всех в его жизни. Да и для многих людей тоже. Куда уж хуже, если пророчат конец света. Лето выпало чрезвычайно жарким и засушливым. Средства массовой информации обещали неурожай, голод, инфляцию. А тёмной августовской ночью, вместо долгожданного дождя, с неба посыпались камни. Такого обильного звездопада Туркин ещё не видел и подумал, наблюдая с балкона красивые огненные трассы, прочертившие небо: может, и в самом деле приближается конец света?
Последнюю неделю он пребывал один. В этот злополучный год у Ариадны, некогда любимой женщины, по его наблюдениям, появился некто на подмену. Однажды он взял её телефон и услышал приятный мужской голос, что называется бархатный, и почему-то подумал, что этот человек непременно выбрит и пахнет одеколоном.
-- Я уйду от тебя, - честно сказала Ариадна.
И ушла.
Раньше его отвлекала работа. Ежедневные, кроме воскресенья, походы в офис. Но теперь и на работу ходить не надо. "У вас завышенное мнение о себе", - распорядившись о выдачи выходного пособия, сказал Пилонов, вице-президент. Какое там завышенное! Туркин про себя думал, что заниженное.
И вот в этот, не совсем радостный период жизни, он занемог. Похоже, для него индивидуальный конец света настал раньше, чем для других. Что случилось, сам не знал. Возможно, бешеная собака укусила. Она стояла на его пути, когда возвращался домой. Мелкая доходяга с перебитой передней лапой, которую она поджимала к грудке. Он был уверен, она соскочит с дорожки. Но псина вдруг озлобилась и куснула его за ногу.
Теперь, через неделю, он почувствовал слабость. Поднялась температура, появились боли за грудиной. За сим последовали тяжёлые мысли и отвратное настроение. Ночью метался в тревожном сне, а в предрассветный час не смог встать. Слабым голосом позвал Ариадну. Никто не отозвался. Вспомнил, что она покинула его, и чертыхнулся. Но и нечистая сила не соизволила явиться. "Пришёл последний мой час", - подумал Туркин, с трудом дотянулся до телефона и набрал ноль три.
Время тянулось мучительно медленно. Он терял сознание и вновь приходил в себя. Наконец, под окнами завыла сирена, вошли двое мужчин в белых халатах и одна женщина с крестом на шапочке. Он подумал: "Странно. Дверь была на замке. Или я в беспамятстве открыл?" Проверили давление, посветили в глаза фонариком. Плохо дело, сказала женщина, зрачки на свет не реагируют.
-- Может, он уже при жизни был слепым, - предположил один из медработников.
-- Да нет, зрячий я! - ворвался он в их разговор.
Они решили, что надо госпитализировать, и стали раскладывать носилки. Но он вызвался идти сам и с трудом поднялся. Мужчины, всё же поддерживая, вывели на улицу и посадили в белый параллелепипед. Ещё не закончилась ночь, горели фонари, но на улицах почему-то было полно транспорта. Застряли в пробке. Женщина коснулась тёплым пальцем шеи и сказала:
-- Мы его теряем.
-- Так сделайте что-нибудь! - простонал он.
Они посовещались.
-- У вас только один шанс. Езжайте подземкой.
"Подземкой? - удивился он. - Разве в нашем городе есть подземка?" Не стал спрашивать. Должно быть, запустили, пока болел.
-- А куда ехать-то?
-- До конечной станции.
-- Почему так далеко? Дайте направление в ближайшую клинику! - возмутился он.
-- Не капризничайте, - сказала женщина. - Ночью только там принимают.
Остановились. И в самом деле: вход в подземку. Он спустился по эскалатору, сел в вагон. Двери бесшумно закрылись, поезд плавно тронулся. Голова от слабости кружилась, сознание мерцало, и Туркин опустился на сиденье. Заметил, что вагон необычный. Мрачный, окрашенный внутри ядовитой жёлтой краской - гроб, а не вагон.
За окнами мелькали цветные панели с рекламой. Непонятно, для чего её разместили на стенах туннеля. При такой скорости читать не представлялось возможным. Странным показалось и то, что поезд нигде не останавливался. "Ну, да всё равно. Мне до конечной, - подумал Туркин и тут же озадачился: - Неужели всем другим пассажирам тоже до конечной?"
Из служебного отсека, на котором надпись "Посторонним вход воспрещён", вышел грузный мужчина в фуражке, висевшей на оттопыренных ушах. Он осмотрел вагон, заметил группу шумных молодых людей и направился к ним. Они громко смеялись, сыпали нецензурной бранью и пили вино из бутылок. Туркин присмотрелся к их лицам: показались знакомыми. Ба! Это ж ансамбль "Задорные робята". Но ведь ещё вечером, в сводке происшествий, передавали, что они разбились. "Как же так, почему живые? - с тревогой подумал он. - Может, наперёд передали? Зная, что разобьются?"
Теперь, разглядывая их вблизи, увидел, что на самом деле они вовсе не молодые ребята, а созревшие и даже перезревшие мужики - обрюзгшие, осоловевшие. Служащий укоризненно покачал головой и стал выговаривать:
-- Ну, что вы за народ! Вам уже многим за полтинник. Большую часть жизни прожили! А резвитесь, как неразумные дети. Что у вас в багаже? Что сможете предъявить контрольно-ревизионной комиссии?
-- Уймись, батя, - откликнулся один, с длинными до плеч сиреневыми волосами. - На, лучше хлебни.
Он протянул бутылку, но служащий отказался и направился в другую часть вагона. Когда проходил мимо, Туркин его окликнул.
-- А мы куда едем? - осмелился спросить. - Я туда попал?
-- Туда, вам повезло, - подтвердил служащий. - Вы попали в спецвагон.
-- А вы кто? Сопровождающий?
-- Да, мотаюсь. У меня и фамилия подходящая: Челноков.
-- И долго нам ещё ехать?
-- Не так, чтобы очень, - ответил Челноков.
Но Туркину показалось, что едут очень долго и всё куда-то вниз. Притом один край вагона был всегда несколько выше другого, как при движении по серпантину. "Круги вьём? - предположил он. - С чего бы это?" Тревога усилилась. Двое мужчин с бледными, серыми лицами, которые сидели напротив, тоже стали проявлять признаки беспокойства.
-- Куда ж мы всё-таки едем? Как называется конечная остановка?
-- Пречистенка, - ответил Челноков.
Сморились "Задорные робята", присели на сиденья и теперь спали, склонив головы. Только один почему-то с полу, положив голову на колени одного из приятелей, безутешно рыдал, и плечи его подрагивали.
Поезд начал тормозить - довольно резко, так что Туркин навалился на бледного, немощного старикана. Металлический голос объявил: "Станция Предконечная". А следующая, очевидно, будет эта самая Пречистенка. Название знакомое, вызывало неприятные ассоциации. Туркину совсем не хотелось в Пречистенку, и он решил сойти на Предконечной. По-прежнему чувствовал себя неважно, но очень хотелось вернуться в прежнюю жизнь. Едва электричка остановилась, он двинул к ближайшим дверям. Вместе с ним многие другие пассажиры. А некоторые как сидели, так и остались сидеть.
Однако выйти никому не удалось. В проёме открывшихся дверей возникли два дюжих молодца. Оба в костюмах строгого покроя, в тёмных очках. Туркин догадался, что они из той самой ревизионной комиссии, о которой толковал Челноков. Пассажиры, пожелавшие выйти, взволновались.
-- Спокойно, граждане, - заговорил левый контролёр. - Давайте без суеты. Подходите по одному. Опросим всех и выпустим.
-- Если ответите на вопрос: для чего вам надо вернуться, - добавил правый.
-- Это произвол! Издевательство! - раздались возмущённые голоса, а кто-то из пассажиров потребовал предъявить документы.
Ревизоры-контролёры невозмутимо, синхронными движениями достали из внутренних карманов густо-коричневые книжицы. Господин Хардкор и господин Лайтбус. Подписи, печати. "Фамилии какие-то странные, - подумал Туркин. - Конспирология?"
Подошёл Челноков, поздоровался, а пассажиров попросил занять очередь. Туркин, хотя ему тоже проверка не понравилась, понял, что роптать бесполезно, и подчинился. За ним оказался сухонький мужчина преклонного возраста с хозяйственной сумкой в руке.
-- Ой, боюсь, не выпустят, - с беспокойством поделился он. - Уж очень у меня причина смехотворная: собачку надо покормить.
Туркин посмотрел внимательней и опознал: из соседнего подъезда. Про него рассказывали, что он долго работал на Севере и потерял здоровье. А ещё больше здоровья и нервов потерял, выбивая надбавку к пенсии. К нему уже несколько раз приезжала скорая.
-- А какая у вас собачка? - спросил Туркин.
-- Чёрненькая такая, с отдавленной лапой. Я её на улице подобрал.
"Эге, та самая, что меня цапнула!"
-- Вы остерегайтесь её, - счёл нужным предупредить. - Может укусить.
-- Да что вы! Она такая ласковая.
Туркин пожал плечами и не стал спорить. Его занимал вопрос: "А какая у меня причина для возвращения? Что скажу этим гренадерам?" Меж тем к дверям подступил нетерпеливый юноша в яркой куртке и в джинсах с медными нашлёпками.
-- У меня сегодня экзамен! - объявил он.
-- Веская причина, - кивнул Лайтбус. - Уточните, по какому предмету.
-- По векторному анализу.
-- Подготовились?
-- Да, конечно.
-- Ну, хорошо, - заговорил Хардкор. - В таком случае ответьте на вопрос.
-- Какой ещё вопрос?
-- В чём заключается достаточный и необходимый признак евклидовости пространства?
-- Линейное пространство Е называют евклидовым, если... если...
Контролеры учтиво подождали, но студент так и не выкарабкался из "если".
-- Вы нам солгали, - наконец, строго заключил Хардкор. - Вы не готовы к экзамену.
Парень вытащил из внутреннего кармана куртки конверт.
-- Нет, готов. Вот мой ответ! - Он оглянулся назад. - Да вон и мой препод. Вениамин Петрович, подтвердите, что я готов.
Интеллигентный мужчина в очках, стоявший в середине очереди, запамятовал, где находится, и с интересом спросил:
-- А сколько там у вас?
-- Пятьсот евро.
Но тут же покраснел и с возмущением выкрикнул:
-- Как вы смеете, молодой человек, предлагать мне взятку!
-- Да ладно, - огрызнулся студент. - Может, не будем картину гнать. Брали же.
-- Гнусная инсинуация!
-- Эй, послушайте, - вмешался Лайтбус. - Вы нам мешаете. Будьте любезны, отойдите и разберитесь меж собой.
Следом к контролёрам подступили две девицы в красных шапочках.
-- Мы Наташи, - сообщили, улыбнувшись.
-- Обе, что ли?
-- Да, обе. Спешили бабушку накормить пирожками, а попали сюда, - начала объяснять первая, поправляя выбившиеся из-под шапочки тёмные волосы.
-- Даже вооружились газовыми пистолетиками, - продолжила вторая, поправляя светлые волосы. - На тот случай, если Серый Волк нападёт.
-- А где ваши пирожки? - вполне вежливо поинтересовался Лайтбус.
-- Так напечём! - хором ответили Наташи.
"Неужели эдакая туфта у них пролезет?' - удивлённо подумал Туркин, прислушиваясь к разговору и набираясь опыта. Однако контролёры двумя-тремя вопросами разоблачили девиц. Те понятия о кулинарии не имели.
-- И в каком, интересно, лесу ваша бабушка проживает? - добил их Хардкор. - В Булонском, что ли?
Наташи взмолились:
-- Выпустите! Мы отблагодарим! Заходите к нам в массажный салон: "У Клеопатры". По высшему разряду обслужим.
-- СПИДом не больны?
-- Что вы! Мы регулярно проверяемся.
Хардкор пощёлкал костяшками пальцев и повернулся к коллеге.
-- Если выпустить, то рано или поздно заразятся, - аналитически заметил он. - И заразят многих других. А мы этого допустить не можем.
-- Слышали, барышни? - подробнее пояснил Лайтбус. - В последнее время у нас и так перегруженный поток. Так что, отойдите. Вам до Пречистенки.
"Да, - напрягаясь, подумал Туркин. - Соврать не удастся. У этих громил, небось, по три высших образования и кулинарные курсы. Все знают". Его очередь приближалась. Пока подошёл мужчина в приличном костюме, с одутловатым лицом, самоуверенный, с кожаной папкой и потребовал, чтобы пропустили.
-- Я спешу на совещание совета директоров!
-- И где вы трудитесь?
Мужчина назвал закрытое акционерное общество с мудреным названием.
-- Минуточку, - Хардкор вытащил мобильник и позвонил. - Увы, - сообщил, выслушав невидимого ответчика. - В вашем офисе сейчас ОМОН, маски шоу с автоматами. Совет директоров переносится в места довольно отдалённые.
-- А-а, - с болью простонал мужчина, посерел лицом и опустился на ближайшее сиденье.
Потом девица подступила - молоденькая, улыбчивая, с завитушками золотистых волос вокруг кукольного личика.
-- А вы, мадмуазель, я вижу, тоже лёгкого поведения, - с улыбкой определил Лайтбус.
-- Да, - ответила она. - Но я бескорыстная лебядь. Всем мужчинкам доставляю удовольствие, и мне это даётся без всяких усилий. Почему ж не сделать им приятное?
Лайтбус удивлённо поднял бровь и повернулся к Хардкору. Они посовещались на незнакомом Туркину языке, кажется, на эсперанто.
-- Окей, - вынес вердикт Хардкор. - Только в ближайшее время определитесь, кому из знакомых мужчин вы нравитесь больше всего. И остановите свой выбор именно на нём. Во второй раз мы вас не выпустим.
Следом подступила бабушка с сухими губами и потухшими глазами. Тем не менее, заговорила бойко.
-- Вы уж пропустите меня, милые. Я в церковь собралась идти, да чо-то мне поплошало. А сичас вроде полегчало, как будто ангел-хранитель возле меня крылами помахал.
-- Ага, послужил вам в качестве вентилятора, - любезно откликнулся Лайтбус. - А вы, бабуся, нам без метафор скажите: в бога действительно веруете?
-- Вообще-то, сынки, сама не знаю. По молодости лет я в комсомоле состояла. Мне и в бога хочется верить, но и прежние комсомольские песни нравятся: "Наш паровоз вперёд лети, в коммуне остановка". А особенно вот эта: "Буду вечно в комсомоле, буду вечно молодой!"
-- А вы знаете, что в церкви подобные песнопения запрещены? - строго спросил Хардкор. - Одни такие же комсомолки спели и сплясали в храме Христа Спасителя. Теперь в лагерной самодеятельности участвуют.
-- Не, я в церкви молчу, батюшку слушаю. Он так интересно рассказывает, как Христос наш Спаситель камни в хлеба превращал, а воду в вино. - Старушка вытащила завязанный на узелок платочек. - Вот, и я по его примеру и по своим возможностям.
-- Что у вас тут?
-- Монетки. Нищим на паперти хочу раздать. Так что вы, милые, уж пропустите. Чо ли, зря наменяла?
И контролёры раздвинулись, пропуская её.
Одна девушка, худая, бледная, с синими кругами под глазами, терпеливо дождалась очереди и сказала, что в мыслях она уже примирилась с невозможностью возвратиться, но ей маму и папу жалко. Она не хочет, чтобы мама плакала, а папа нервно курил, узнав, что она едет в Пречистенку. Её тоже выпустили. Мужчина во цвете лет, хмельной и нагловатый, с франтоватой бабочкой на шее по-свойски подмигнул ревизорам.
-- Ну, мужики, вы-то меня поймёте. Про Дон Жуана, небось, слышали?.. Так вот, я русский его вариант. Разрешите представиться: дон Иван. Дозвольте мне выполнить жизненное обязательство перед самим собой.
-- Слушаем, - откликнулся Лайтбус. - Какое обязательство?
-- Познать тысячу и одну женщину. Тысячу-то я уже познал, а одну не успел. А знаете, не хочется уходить со сцены жизни неудовлетворённым.
Дон Иван, видимо, полагал, что сможет развеселить озабоченных своей миссией контролёров. Но не тут-то было. Они опять переговорили и подозвали Челнокова.
-- Господин Челноков, предоставьте дону Ивану ваш кабинет. Пока доедет до Пречистенки, он свой план выполнит и перевыполнит. Пусть обратится к Наташам, они не откажут ему.
Разрешили, таким образом, вопрос и с доном Иваном. А нетерпеливый студент не смог договориться с доцентом. Туркин подслушал их разговор:
"Что вы творите? - болезненно сморщившись и растирая ладонью сердце, шипел препод. - Я даже не знаю теперь, как быть! Из тех, кто вернётся, обязательно найдётся доносчик. Вы понимаете, что поставили меня перед ужасным выбором? Что мне теперь: ехать до конца или выйти с перспективой сесть в тюрьму?"
Бросив его, студент опять протолкался к дверям.
-- Дяденьки! Хорошие! Выпустите меня. Да чёрт с ними, с экзаменами! Согласен и неучёным жить. Вот это вам! - он протянул им конверт.
-- Нам ваши еврики не нужны, - неподкупно сказал Хардкор.
-- Как не нужны? - с отчаянием выкрикнул студент. - Деньги всем нужны!
-- Мы фантомы.
Туркин и это слышал. Ему даже стало жаль расстроенного парня, с которого спесь слетела, и слёзы покатились из глаз. "Что ж они так с ним?" - Он тоже отлынивал, когда учился, а на экзаменах по-всякому, как мог, ублажал преподавателей. Правда, денег тогда не водилось. А сейчас в бумажнике - есть, и, по правде сказать, мелькнула мысль предложить контролёрам. Даже придумал, в какой форме: "Уважаемые, я готов уплатить штраф за безбилетный проезд". Но зачем им рубли, если они даже от евро отказались?..
Дыхание стеснилось, плохо стало. Что же им сказать? Какую причину выложить, чтобы выпустили? Соврать - не получится. Опытные они, неподкупные, разоблачат и не выпустят. Так быть ему или не быть?.. Надо поднапрячься, каким образом решить этот вопрос.
Желая выгадать время, он пропустил вперёд знакомого соседа. Тот расшаркался:
-- Уважаемые, мне собачку надо покормить.
-- Собачку? - живо заинтересовавшись, спросил Лайтбус. - Какая у вас собачка? Сенбернар? Лабрадор? Колли?
-- Нет, беспородная. Я её подобрал на улице. Ей машина лапу отдавила.
-- И чем вы её кормите?
-- Что сам ем, то и ей даю. Вот видите, - сосед открыл сумку. - Тут у меня хлеб, лапша быстрого приготовления, молоко "Отборное", баночка икры... Ой, икру она есть не будет: кабачковая.
Как ни странно, контролёры на сей раз удовлетворились ответами, освободили выход и пропустили. А неуступчивый Хардкор даже выдал напутствие:
-- Будьте осторожней. Когда подымитесь наверх, на красный свет не лезьте. А то вам четырёхколёсные чудища тоже лапы отдавят.
"Надо же, - позавидовал Туркин. - Такую пустячную причину сосед выдвинул, а выпустили!" Он прикинул, что ту собачку вполне мог покормить сам, и посытнее, чем сосед-пенсионер.
Ещё одного мужчину пожилого возраста пропустил вперёд, пока ничего не придумав. Этот был в ветровке с поднятым капюшоном. За спиной - школьный рюкзачок.
-- Я привык к порядку, - обстоятельно разъяснил он контролёрам. - У меня на даче в Дубровке всё вылизано, ни одной лишней травинки. А тут вдруг обильный звездопад случился. И почему-то изрядное количество небесных булыжников высыпалась именно на мой огород. Я, как увидел, мне плохо с сердцем стало. Теперь, после больницы, хочу вернуться и собрать камни.
-- А что, разве некому? - спросил Лайтбус.
-- Кто ж их соберёт, если не я? Супруга - женщина слабая, болезненная. Сын с невесткой только за урожаем являются.
-- Понятно, - Лайтбус повернулся к коллеге. - Выпустим?
-- Пожалуй, - разрешил Хардкор. - Пусть соберёт камешки.
Ещё один товарищ впереди стоял, но, видимо, сил не хватило, и он присел на скамейку у самого выхода. Голову опустил в толстую книгу, как будто там хотел вычитать ответ на вопрос: зачем возвращаться?..
-- Ну, а вы что молчите? - спросил Лайтбус. - Отыскиваете соломинку, которая вас спасёт?
-- Впереди меня вот он стоял, - Туркин всё надеялся, что в самую последнюю минуту придёт озарение. - Эй, товарищ, вставайте, ваша очередь!
Но мужчина не откликнулся, так и продолжал сидеть, уткнувшись в книгу. Контролёры опять позвали на помощь Челнокова. Тот подошёл, приложил пальцы к сонной артерии книгочея и печально покачал головой.
-- Может, искусственный массаж сделать? - заторопился Лайтбус.
Челноков осторожно взял книгу из рук уснувшего и заглянул на открытую страницу.
-- "Мифы народов мира". Открыто, где про инкарнацию.
-- Ладно, не тревожьте, - распорядился Хардкор. - Видимо, уже переселился, куда хотел.
Пока они разбирались с внезапно почившим, Туркин лихорадочно перебирал варианты. Сказать контролёрам, что хочет помириться с Ариадной? Так ведь у них не заржавеет, выяснят, что она живёт с другим мужчиной. Или объявить, что горит желанием восстановиться на работу? Но вице-президент Пилонов вряд ли изменил мнение о нём...
-- Ну, а вы что мнётесь?
К нему обращаются!
-- Думаю, - ответил Туркин. Стало скверно, как никогда. И контролёры приметили.
-- Э, погодите! - всполошился Лайтбус. - Не теряйте сознание! Вы же нам так и не ответили, для чего хотите вернуться.
В самом деле, для чего? Туркин по-прежнему не мог сообразить. Только, мучительно напрягшись, припомнил, что и до подземки об этом думал, когда ещё был вполне здоров. Но каждый раз упирался в отвратительную бесконечность. Ну, пусть даже в десять раз больше он проживёт. По сравнению с миллиардами лет, прошедших и будущих, это ничтожно мало. У него зубы немели от своей ничтожности. Он даже не песчинка в бескрайней пустыне Сахара, но атом песчинки в этой пустыне.
-- Я не знаю! - с отчаянием воскликнул он. - Я не определился!
-- Пора уже, - Хардкор остро глянул. - Вроде уже не мальчик.
-- Я во всём сомневаюсь!
-- Значит, ещё существуете, - любезно подсказал Лайтбус. - Так говорил Заратустра.
-- Этот товарищ и в наших полномочиях сомневается, - усмехнулся Хардкор.
Контролёры опять заговорили непонятно, и Туркину показалось, что совещаются они особенно долго. Наконец, снизошли: "Ладно, дадим вам шанец" - и выпустили.
-- Только учтите: до завтра, - сказал на прощание Лайтбус. - У вас есть сутки, чтобы найти ответ.
Туркин вышел на перрон. Хардкор вытащил из чехла круглый зелёный знак: сигнал к отправлению. Но тут, прежде чем двери захлопнулись, забытый ими студент выскользнул из вагона. Петляя, как заяц, побежал по перрону.
Те пассажиры, что ещё остались на ногах, - впаялись в окна, раззявили рты. По-видимому, они кричали. Но что - разобрать было невозможно. Пробудились "Задорные робята". Они тоже прильнули к стёклам. С некоторых слетели парики. Гладкие черепа блестели в мёртво-белом свете фонарей.
Туркин глянул на страдальческие лица оставшихся в вагоне, и жалость сдавила сердце. Но надо было поспешать. Он пересёк перрон и сел в электричку, готовую к отправлению в обратный путь, к начальной станции. Тут не давились, двери были открыты, все проходили свободно. И только два дюжих молодца в чёрной форме насильно удерживали сбежавшего студента.
Он рванулся и помчался по перрону. Преследователи - за ним, вот-вот настигнут. Студент спрыгнул на рельсы. "Куда ж он? - с содроганием подумал Туркин. - Туннель узкий. Поезд размажет по стенкам".
До начальной остановки доехали без проблем. Правда, Туркин, помня о студенте, оставался в напряжении, сочинял за него способы спасения: "Может, в какую-нибудь нишу, за рекламные щиты, спрячется?" Попытался восстановить в памяти вечерние сводки происшествий. Похоже, они носили прогностический характер. Да, передавали про какого-то парня. Его избили в клубе, и он попал в реанимацию. Но о трагическом случае в метро не сообщали. Ну, дай-то бог, молодой совсем студент. Исправится и спасётся. Или нет: спасётся и исправится.
Люди вокруг ожили, повеселели, даже садиться никто не пожелал. Туркин тоже стоял, держась за поручни. Приехали! Куда теперь? Домой? Отлежаться, успокоиться? Для чего он вернулся? Уже следующей ночью ситуация может повториться. И что сказать контролёрам из ревизионной комиссии? Вторую попытку они не предоставят...
Впереди, выше на эскалаторе, заметил мужика со школьным рюкзачком. "Тот самый! Намеревался собирать камни на даче".
Наверху уже рассвело, но солнечный диск не показывался. Небо равномерно сумрачное, будто солнце вообще изъяли из ежедневного оборота. Туркин дважды столкнулся со встречными прохожими, как будто те его не видели. Пришлось лавировать и уклоняться. Из-за этого он отстал от дачника. Догнал на перекрёстке. Тревожным красным цветом горел светофор.
-- Эй, послушайте!
-- А, это вы? - дачник по-доброму улыбнулся. - Спасибо, что в очереди пропустили. А то я, пожалуй, не выдержал бы ожидания. Очень вам благодарен.
-- Не за что, - ответил Туркин, и в этот момент у него созрело решение, что ему делать в ближайшие часы. - Знаете, я там толком не определился, и у меня масса свободного времени. Возьмите с собой собирать камни.
-- Да, пожалуйста!.. Только мне заплатить будет нечем. Деньги истратил на лекарства.
Но Туркин разъяснил, что деньги ему на данном этапе совсем не нужны. Важнее здоровая обстановка.
-- Воздух у вас там свежий? - по ходу расспрашивал он, радуясь, что его слышат, видят и понимают.
-- Свежий, - заверил дачник. - Поздние цветы отцветают. Запах, м-м... От яблок тоже. Нанюхаетесь на всю оставшуюся жизнь.
"Потом соображу, как жить дальше, - ободрившись, думал Туркин, шагая нога в ногу со спутником. - Помогу! А там, глядишь, и главный ответ на ум придёт".
Проходили мимо хозмагазина, за стеклянной витриной которого расположились разные дачные аксессуары. Туркин обратил внимание на тачку облегчённой конструкции и подсказал спутнику, что неплохо было бы такую приобрести.
-- Как же, приценивался, - кивнул дачник. - Со следующей пенсии возьму.
-- У меня есть деньги. - Нащупал бумажник. - Давайте сейчас купим.
Вышли из магазина с новенькой тачкой. А на автобус до Дубровки опоздали. Дачник несмело предложил пройтись пешком, всего-то пару вёрст. Туркин согласился, и они пошли по тропинке сбоку от шоссе. Выглянуло, наконец, солнце, пропала серость, уступив место прозрачной ясности дня. Всё складывалось удачно, только ведущий переоценил силы и начал останавливаться, отдыхая. Виновато пояснил, что у него зимой один сегмент лёгких вырезали.
-- Садитесь в тачку, я вас повезу, - предложил ведомый.
-- Да вроде неудобно...
-- Садитесь! - настоял и усадил.
Дачник умостился и даже задремал. Туркин, с напряжением ступая и ощущая выпуклость Земли, повёз его в Дубровку собирать камни, завалившие участок после недавнего звездопада.