Аннотация: Без комментариев. Из этой же серии - "Неизвестное интервью".
Это случилось после того, как Анатолия Борисовича Чубайса сняли с должности нано-директора, и он оказался безработным. Позже состоялось очередное заседание Бильдербергского клуба, членом которого Чубайс состоял с давних пор.
- Надо трудоустроить Анатоля, - сказал бессмертный член Сорос. - Пусть станет постоянным председателем нашего клуба.
Утвердили, и Чубайс заступил на должность. Местом постоянной дислокации избрали Севилью, выкупив замок у обанкротившегося российского олигарха.
Поздним вечером Чубайс, солидный и раздобревший, сидел в своём кабинете и попивал кофей, подбавляя в него коньяк. Ему стало жарко. Он расстегнул пиджак от Маркони и почти сразу - жилетку. Вошел секретарь Мболле, бывший футболист, ставший долларовым миллионером и членом клуба. Чубайс сам выбрал его в секретари. Последние пять лет, на закате спортивной карьеры, Мболле играл в "Зените", и, даже не ставши негром преклонных лет, сумел выучить русский. Правда, наш язык франко-африканцу дался с трудом, да и лексикон был специфичным: сказывалась среда общения. В трудных случаях, запутавшись, секретарь сбивался на французскую речь.
- Пардон, мусье. К тебе на распасовку ломится хиппи, - доложил он.
- Ну, впусти, - разрешил заскучавший председатель. Вошел посетитель очень необычный, в весьма странном одеянии.
- Кто вы? Представьтесь!
Тот не ответил, но посмотрел ясными глазами, в которых одновременно была кротость и власть. И Чубайсу стало ясно: перед ним Иисус Христос.
- Господи, это ты?
- Да, - скромно подтвердил вошедший. - Это я. С очередным пришествием. Пятьсот лет назад я уже посещал Севилью и в этом же самом замке беседовал с Великим Инквизитором.
- Э, - удивился Чубайс. - Разве это было на самом деле? Я полагал, что эту сказку выдумал писатель Достоевский в своём скучнейшем романе о трёх братьях. А уж вставленная туда "поэмка" о вашей беседе с "Великим Инквизитором" и вовсе шедевр графоманства. Но, хе-хе, замечу, что Вы опять по адресу. В России меня тоже величают "Великим Инквизитором". Журналист Владлен Сироткин так и назвал свою книгу обо мне.
Чубайс оживился. В первую минуту оторопевший от явления Христа, он быстро пришёл в себя и обрёл прежнюю, свойственную ему, самоуверенность.
- Ну, и с чем Вы на сей раз пожаловали? Обеспокоены, что народ потерял веру? Что Вы хотите в связи с этим предпринять? Ведь в ваше прошлое посещение кардинал Ришелье ясно дал понять, что Вы избрали неверный путь. Всякая вера зиждется на чуде, и вам было предложено самое простое, но весьма эффектное и эффективное чудо: превратить камни в хлеба, накормить людей. И они послушным стадом потянулись бы за Вами. Ибо со времен римских ристалищ известно, что люди нуждаются в хлебе и зрелищах. А чудо - ещё какое зрелище!
Тон современного "Инквизитора" становился всё более уверенным и назидательным.
- Но Вы отказались от этой идеи, понадеявшись, что достаточно будет одних только Заветов. И что же в сухом остатке? Ваши первоначальные чудеса с исцелениями убогих, воскресением Лазаря, подделкой воды в вино и прочая, прочая превратились в мифы и впоследствии были взяты на откуп шарлатанами. Да, вера капитально пошатнулась. Тогда за дело принялись те, кто лучше Вас понимает природу людей и для упрочения веры стали в "великолепных аутодафе жечь злобных еретиков".
Ввернув очередную цитату из графомана Достоевского, Чубайс внимательно посмотрел на гостя.
- Вам не нравится? Ну да, это же не гуманно! Но каковы времена, таковы и нравы. И вот теперь, в век просвещения и гуманизма, за устройство всеобщего благополучия взялись мы, либералы новой волны, начертав на своих знамёнах лозунг... - Чубайс крикнул в дверь: - Эй, Мболле, загляни!
Исполнительный секретарь появился в дверях.
- Как там по-вашему будет "Свобода, равенство и братство"?
- Liberte, egalite et bladstvo! - бодро ответил Мболле, смягчая гласные и согласные.
- Ты не путаешь?
Мболле пожал плечами.
- Ну, хорошо, - согласился Чубайс. - Пусть будет так. Что такое liberte?
- Свобода.
- Какая свободa?
- Это когда можно делать всё, что захотится.
- А когда можнo делать все, что захотится?
- Когда имеешь миллион, - добросовестно ответил секретарь.
- Хм... Но даёт ли свобода каждому по миллиону?
- Нет. Я десять лет в ПСЖ играл и три года в Зените.
- А что такое человек без миллиона, Мболле?
- Человек без миллиона есть не тот, который делает что захотится, а тот, с которым делают, что захотят.
- Хм, куда-то мы с тобой не туда забрели. Ладно, иди.
Чубайс опять повернулся к гостю, который внимательно слушал разговор с бывшим футболистом.
- Так я о чём?.. Короче, ключевое понятие в нашем кредо - это свобода личности. Как раз то, чего добивались вы, желая чтобы человек пришел к вере без принуждения, единственно из-за привлекательности вашего призыва "Возлюби ближнего, как самого себя". И мы следуем Вашему Завету и ни в коей мере не ограничиваем свободы людей. Больше того! Мы кратно приумножили её объём. Мы закрепили права человека на законодательном уровне и неустанно бьёмся за свободу выбора вероисповедания, привязанностей, прихотей и, что немаловажно, половой ориентации. Да-да, не удивляйтесь! Новые технологии запросто позволяют делать трансформ в любом возрасте. Не это ли высшее проявление свободы?
Гость слушал с напряженным вниманием, будто пытался разобраться в современных изысках человеков. Вообще он был немногословным и словами не разбрасывался.
- Но только вот какой затык случился, - продолжил Чубайс. - Всеобщее удовлетворение потребностей и надобностей в существующих масштабах невозможно устроить. Вероятно, ваши вестники донесли Вам, что на Земле сейчас проживает семь с половиной миллиардов, в десять раз больше, чем в пятнадцатом веке, когда Вы являлись к нам в последний раз. А мы подсчитали, что предельное количество людей, для которых возможно устроить всемирное счастье в земных условиях - один миллиард. Мы назвали его золотым. Вот сейчас приведением к этому числу и занимаемся. В меру своих сил, используя различные способы и средства, в том числе и упомянутую мной свободу половой ориентации.
Председатель клуба утомленно примолк. Вечерняя прохлада проникла в открытое окно. Он зябко поежился, застегнул жилетку и соизволил поплакаться:
- Не скрою, нам трудно. У нас много противников. Они называют нас порождениями ехидны и слугами дьявола. Они не понимают, что мы придерживаемся вашего же Завета предоставить человеку полную свободу. И если Вы впоследствии, на Страшном Суде или на ином мероприятии наши методы не примите, то... мы всё равно не остановимся! Мы энтузиасты и не свернём с избранного пути, если нам даже гореть в аду. Но есть надежда, что Вы поймёте и простите нас. Вспомните, чем закончилось ваше прежнее пришествие. По Достоевскому, кардинал Ришелье сказал вам: "Ради Бога, не мешайте нам, мы сами справимся". Ну и теперь, как мой предтеча, я настоятельно прошу вас о том же. Я не стану выяснять, кто Вы - шулер, бродяга или на самом деле Бог. И на костёр не отправлю - не те времена. Даже полицию не стану вызывать. Но Вы уже ничем не можете помочь нам. В беседе с могучим и мудрым духом, сиречь Сатаной, Вы отринули три искушения. То есть ни хлебами не пожелали нас увлечь, ни чудесами, ни своим Авторитетом, в одночасье вставши царем всего мира. Может, Вы попросту устали? Энтропия - ваш же закон мироздания, установленный с первого дня сотворения Вселенной. Понимаю, Вы не можете им пренебречь. Как не в состоянии, говоря вульгарно, создать камень, который не сможете поднять.
Председатель клуба пошарил взглядом по письменному столу и поднял гранитную подставку для карандашей.
- Ну вот, к примеру - в виде исключения - продемонстрируйте мне самое незначительное, самое безобидное чудо. В этой каменюге с килограмм весу. Превратите её в булку хлеба.
- Но вы же не голодны?
- Ха-ха-ха! - громко рассмеялся Чубайс и поставил подставку на место. - Я оценил вашу отмазку.
- Всё-таки одно чудо я смогу для вас сделать, - пробормотал посетитель тихо, почти про себя.
- Dixi! - завершил Анатолий Борисович. - Идите же с Богом!
Таинственный гость, за всю встречу вымолвивший едва ли две фразы, приблизился к нему и поцеловал в уста.
- Но это же плагиат! Литературное воровство! - вскричал современный инквизитор. - Точно также заканчивается "поэмка" у Достоевского!
Оставшись один, Чубайс - дитя века и недоверия - выпил ещё коньяка, на этот раз не разбавляя его кофеем, и сосредоточенно нахмурился. А Христос ли это был? Или хиппи, бродяга, душевнобольной, выдающий себя за уникальную личность? Однако взыгравшее тщеславие подталкивало поверить, что это всё-таки был Он. Дыхание спирало от сознания, что его поцеловал сам Бог. Это дорогого стоит!
В эту славную минуту Анатолий Борисович ощутил, что с ним происходит нечто необычное. Губы после поцелуя стали пунцовыми и значительно увеличились. Прежде прямые волосы самопроизвольно завились. Цвет их, слегка рыжий, стал золотистым. В правом ухе, непонятно откуда, появилась серёжка. Вслед за тем председатель Бильдербергского клуба ощутил непонятное увеличение груди, взросшей двумя холмиками. О, чудо! Явное и бесспорное, что и пообещал сотворить Сошедший с Небес. Осталось только снять штаны и проверить, что там...
Но тут без вызова вошел Мболле, секретарь. Он сразу заметил перемену в облике босса и почувствовал неудержимое мужское желание. Однако надо было исполнять секретарские полномочия.
- Мусье, я в ауте. Этот чувак, что был у вас, оставил в приемной свои бутсы... ну, только без шипов. Как правильно говорить?
- Туфли, что ли?
- О, oui (да).
- Зачем?
- Сказал, что жмут.
- Ну и что?
- А то, что у него вместо пальцев на ногах были эти...- Мболле опять затруднился, - sabots (копыта).