|
|
||
Когда всё плохо, надо добраться до окончательного худа. Чтоб худее уж не было. А там жизнь бы веселее пошла. Что ни делалось бы, всё - к лучшему. | ||
В настенных часах что-то звякнуло. Скороходов лежал, слушал, как подвывает за окном ветер. Печь, хорошо протопленная с вечера женой Дарьей, отдавала последние запасы тепла. Опустишь руку к полу и чувствуешь - холод. Часы, казалось, затикали бойче. Прибавилось вещей! В углу стоит громадный телевизор, правда, неисправный, в гардеробе висит шерстяное пальто с дырявыми карманами. В субботу нагрянули сыновья и объявили: "Батя, у тебя же юбилей! Забыл?" Да знал он и без них, что ему стукнуло семьдесят пять, но отмечать не собирался. Вот ещё, надоело. Каждый год отмечали, тем паче, что день рождения совпадал с Рождеством, и не только праздники, но даже горе вином заливали. Из детей осталось четверо. Младший погиб в бандитской перестрелке, хотя сам в бандитах не состоял; один из средних в аварию попал, работая на хозяина дальнобойщиком; старший... нет, этот ещё живой, хотя уже и конченный. И в этот раз много выпили и съели. Докончили поросёнка, которого закололи в декабре с первыми морозами. Телевизор привёз Константин, себе купил новый, а этот пообещал "как-нибудь" отремонтировать. Но нельзя сказать, что телик совсем негодный: звук вполне нормальный, только экран заливало красным цветом. И раньше так бывало: примерно раз в год дети делали в своих квартирах нечто вроде ревизий, и всё, что получало отставку, везли отцу - ему сгодится! Сейчас комнаты, будто склад, уставлены всякой утварью, тумбочками, этажерками и прочей мебелью. Иной раз, стукнувшись о что-нибудь, Скороходов разгадывал: "А кто ж эту штуку мне привёз?" Разгадывать было занятно. И только настенные часы, разбудившие его, совершенно новые - их прямо из магазина, с чеком и гарантией, доставил Николай. Что-то в его семье неблагополучно. Это верная примета: неблагополучные - они самые чувствительные, а у благополучных чувствительные места жиром заплывают. Однако пора! Скороходов сел на кровать и потянулся за штанами. Тотчас приподнялась Дарья, но он махнул на неё: "Лежи!" - И ты лежал бы, - сказала она. - Ну кто из-за твоих колотушек в такую рань на мороз выйдет? - Кому надо, тот выйдет. Он оделся, попил чайку и вышел во двор. Только-только начинало светать, мороз стоял крепкий. Деревья в огороде заиндевели, снег сровнял грядки. Кусты смородины, закрытые соломой, обкопанные землёй, тянулись вдоль забора единым сугробом. Скороходов вошёл в дощатую пристройку, где возле печки стоял верстак, а на нём и над ним - инструменты и готовый товар: колотушки для толчения картошки, дощечки для резки овощей, топорища, гладко выскобленное стеклом, и прочая продукция. Константин предлагал: "Слышь, батя, бросай эту самодеятельность, у вас же с матерью пенсии, да и мы того... помогать будем". Но Скороходов отмахнулся от помощи обеими руками: "Пока сами себя прокормить можем". Да и ведь зачастую наоборот получалось! Он помогал сыновьям, когда те оказывались в трудном положении. А старшего, Михаила, можно сказать, они со старухой содержат. При советской власти он самый крутой из сыновей был, в горкоме инструктором работал. А потом по-чёрному запил, жена отделилась; в однокомнатной коммуналке, доставшейся Мишке, царил полный беспорядок. "У меня и в голове кавардак, - оправдывался он. - Я смысл жизни потерял!" Ага, коммунизм строил и недостроил. Один раз его соседи из петли вытащили. Вот до чего докатился бывший партийный работник! Сложив товар в повидавшую виды сумку, Скороходов подался в город. Ничего; всего-то идти с версту. На базаре, куда он шёл, у него своё привычное место - за овощными рядами, где продавали всякую всячину. Товар брали, но нельзя сказать, что нарасхват. Бездельник Михаил, более всех бывший в курсе его базарных проблем, во время застолья сообщил братьям, что у папани объявился конкурент. - Что вполне естественно, - с пьяной слезой размусоливал он. - Рыночная экономика вступила в свои незаконные права. Конкуренция вытесняет лишних. И уже вытеснила... наших Сергея и Сашу. Не вписались они в рынок. Я уж молчу про себя, тоже на грани был. Так что давайте выпьем, не чокаясь. - Благодари соседей, сынок, что жив остался, - милосердно сказала мать, подававшая тарелки с закуской. - Ага, - подхватил Мишка. - Следующий мой тост будет во славу коммунального жилья! Попади я за бронированные двери единоличной квартиры, разве б сидел с вами? Именниник скорбно слушал Мишкину болтовню. Что касается конкурента, про которого сын упомянул, то да, появился такой. Этот самый конкурент, рыжеватый мужик лет шестидесяти, торговал рядом, продавал то же самое. И сейчас, в сильный мороз, Скороходов шёл на базар, как бы соревнуясь с ним: а придёт ли тот? Куда ему, предполагал он, дрыхнет, небось, без задних ног. Вот и базарная площадь. Зашёл в конторку и, заплатив червонец за место, получил талон. Талоны выдавал пузатый детина. Мельком взглянул на товар и, усмехнувшись, спросил: - Червонец-то оправдаешь? Скороходов нахмурился. Каркает под руку! Ещё издали увидел конкурента. Надо же, здесь! Пришлось опустить голову и так, глядя на валенки, подойти ближе и занять своё место. Выложив товар на прилавок, Скороходов замер, уткнувшись носом в воротник полушубка; усы у него растаяли и замокрели. Полушубок старый, овчина вытертая, и мороз скоро забрался под него. И ноги начали застывать. Скороходов стал притопывать, отвернувшись от конкурента. Тот, наверно, стоит как ни в чём ни бывало и усмешливо поглядывает в его сторону. Овчина на нём добротная, на ногах не валенки - унты. Дородная женщина, укутанная с ног до головы, с вместительной сумкой в руках, приостановилась посредине. Она как будто раздумывала, к кому подойти. Скороходов хотел подозвать к себе, но конкурент, опережая его, прокричал: - Ходи сюда, красавица! И женщина подошла к нему, купила дощечку для резки овощей, каковая имелась и у Скороходова. "Ладно, один - нуль не в мою пользу", - начал считать он. Вскоре стало "два - нуль". Этот второй покупатель направился-то сначала к нему. Повертел топорище, спросил, из чего оно. - Из берёзы, - охотно ответил Скороходов. - Из витой? - Нет, - сказал правду. - Из обыкновенной. - Ходи сюда, у меня из витой! - встрял конкурент и всучил мужику что-то даже на берёзу не похожее. Балбес балбесом оказался покупатель, только вид умеет требовательный делать, а соображения никакого. Потом счёт стал два - один. Некто угрюмый, похожий на бандита, подошёл к Скороходову и, не прицениваясь, взял толкушку. У Скороходова даже сомнение возникло: а знает ли, для чего она предназначена? Ведь этой штукой можно запросто и череп расколоть. - Это картошку толочь, - счёл нужным пояснить. Ещё один подвалил. Два-два! Маленько приободрился и не без удовлетворения подумал, что вот и он, Максим Скороходов, в рынок вписался. И пущай Мишка не каркает. Но позже ни к нему, ни к конкуренту долго никто не подходил... Нет, к конкуренту подошёл ещё один мужик, видно, знакомый. Морда красная, точно выскочил из телевизора, который преподнёс Константин; солдатская шапка-ушанка, подвязана на подбородке. - Подкинь стольник, Мирон, - назвал конкурента по имени. - Тунеядцам не подаю, - пробурчал тот. - Да ты никому не подашь! - возмутился было подошедший, но тут же сник. - Гадом буду, я отработаю. - Нету у меня для тебя работы! - окончательно и бесповоротно отказал конкурент. И мужик в ушанке нетвёрдой походкой пошёл прочь. Скороходов шмыгнул носом. Эко ведь до какого состояния может дойти человек! Заныла от холода спина. Совсем не греет старая кровь. Он ещё подождал немного. Никого! Видно, не дождаться сегодня покупателей. Не поднимая головы, чувствуя себя побеждённым, сложил оставшийся товар в сумку и пошёл с рынка. Однако, отойдя шагов пять, не выдержал, оглянулся: да, так и есть, конкурент провожает его насмешливым взглядом. "Ну и ладно, торчи на морозе, - без злобы подумал Скороходов, - А мне хватит". Может, Мишка зря на конкуренцию ополчился? Она, как уверяли красномордые дикторы из телевизора, является двигателем прогресса и способствует прибавлению валового продукта. Не мешало проведать Николая, у которого не всё благополучно. Скороходов свернул с улицы во двор пятиэтажного дома. Бесхозная, не убранная от снега дорожка вела к подъезду. В подъезде стояла деревянная лопата, он взял её и стал расчищать дорожку. Возле него тотчас оказался мужчина с гладким, бритым лицом в драповом пальто. - Ты и вот здесь убери и здесь, - стал он руководить, и Скороходов вначале подчинялся, но потом сказал: - Убирай-ка ты сам! - и сунул ему лопату. Занялся тот чисткой снега или нет, не видел, потому что не оглядывался. Поднялся на этаж, занёс руку, чтобы постучать, но вспомнил про звонок и нажал на чёрненькую кнопку. - Кто там? - голос внука, которого давно не видел. - Толик, это я. - Мама не велела никому открывать. - Да ты что, деда не признал? За дверью молчание. Прошло с минуту. Наверно, Толик ушёл в комнату созваниваться с мамой. Наконец, из-за двери послышалось: - Дедушка, это точно вы? - Точно! - Ну, тогда назовите своё имя, отчество и фамилию. - Скороходов Максим Васильевич. Дверь с небольшим скрипом открылась, и нежданный гость вошёл в квартиру. Внук Толя вежливо поздоровался и предваряя его вопросы, разъяснил: - Мама на работе, папа на работе. - А ты что же дома сидишь? - Я болею. "Вот! Не обмануло предчувствие!" - Чем болеешь? - Медицинской науке пока неизвестно. Скороходов поглядел на внука: бледненький он, худенький, невесёлый. "Эх, надо было гостинца взять - пряников али конфет. Не догадался, старый чёрт!" Хотя, оказывается, на столе свободно лежали эти самые конфеты, печенье, яблоки... всего вдосталь. - А чем ты занимаешься? - Рисую. Действительно, на стуле близ дивана раскрытый альбом, пачка цветных карандашей. Скороходом поинтересовался, что внук рисует, и Толик стал показывать ему свои рисунки. На одном из них синяя лошадь. - Ишь ты, я такой масти и не видывал. Внук промолчал. - А хочешь, летом съездим в деревню к моему брату Андрей Васильичу? Он там на конюшне работает, и у него много лошадей. Пегих, вороных - всяких! Правда, синих нету. Жеребята у него там - весёлые ребята. Ты поиграешь с ними, хлебушком с ладони покормишь. - А лошади разве едят хлеб? - спросил Толик. - Только дай! А ежели солью посыплешь, то за милую душу. - Удивительно, - сказал внук и задумался. Наверно, представил себя жеребёнка, берущего с его ладони хлеб. - Ладно, дедушка. Вы поговорите с мамой и папой. Может, они меня отпустят с вами. И тут Скороходов затих. Вот старый дурак! Чего наобещал! Это ж двадцать лет назад брат Андрей работал в колхозе на конюшне. Теперь ни колхоза, ни конюшни, ни лошадей, а старший брат едва по избе передвигается. Он пробыл с внуком около часа и ушёл, наказав передать всем привет. Спустившись вниз, решил, что заодно надо зайти к Лиде, единственной дочери, - она не соизволила прийти на именины и вообще больше всех отдалилась. Лида была замужем за Петром Аркадьевичем, большим начальником. В какой конторе он командует, Скороходов не знал, но судя потому что в их квартире всегда тепло, светло, нигде не капало - наверно, подвизался в ЖЭКе. - Ну, как живёте? - спросил у дочери, встретившей его. - Нормально живём, - ответила Лида, поправляя рукой пышную причёску. - Проходи, отец, обедать будем. - Денег-то вам хватает? - ещё спросил Скороходов, вспомнив, что дочь жаловалась на нехватку денег. - Ой, что ты! Разве их будет хватать? И то купить надо, и сё. Прямо глаза разбегаются. Хоть по магазинам не ходи. - Вот то беда, - посочувствовал Скороходов. Вскоре приехал на обед Пётр Аркадьевич, и они сели за стол в большой комнате. Сытно поели, Скороходов едва управился. Зять ел молча, только сопел. Пообедав, прилёг на диван и попросил газеты. Лида побежала к почтовому ящику. Скороходов остался с зятем наедине. Чего-то надо спросить или рассказать, но никак не мог ничего придумать и спросил о здоровье. Пётр Аркадьевич ответил, что на здоровье не жалуется. Лида принесла газеты и конверт. Это их сын Валерка прислал весточку из армии. Пётр Аркадьевич прочитал письмо, пошелестел газетами. Через десять минут он уже похрапывал. - На работу не проспит? - шёпотом спросил Скороходов. - Да ты что, папа! У него ж ненормированный рабочий день. - Вон как! Дай-ка я письмецо почитаю солдатское. Лида протянула письмо, при том недобрым словом помянув взбалмошного сына. - Мой Петя вполне мог отмазать Валерку от армии, уже и с военкомом договорился. А наш обормот постригся наголо и явился на призывной пункт, - возмущалась она. - Хочу, говорит, в десантники. Скороходов принялся читать, с трудом разбирая почерк. Валерка, как ему помнилось, был весёлым, шустрым парнем. Он писал, что служба идёт своим чередом. Приезжал к ним в часть генерал-инспектор и спрашивал, хватает ли пайка, а они ответили, что хватает, да ещё и остаётся. Скороходов улыбнулся. Знал он эту байку и без письма мог рассказать её продолжение: "А куда ж вы остатки деваете?" - "Съедаем, товарищ генерал!" Этой истории в обед будет сто лет. - Я возьму конверт - с адресом-то. Может, напишу внуку. Я ж тоже служил. От Лиды прямым ходом направился на почтамт. "У них, вишь, денег не хватает, - ворчал он. - Придётся мне солдату послать на харчи. Пусть деда вспомнит". Правда, тогда продуктов питания, после лихих именин, не на что будет купить, но они со старухой как-нибудь до пенсии перебьются. Главное, на хлеб осталось, а картошка и капуста всегда есть. Э, да что там! За долгую жизнь всякое бывало. Послевоенную голодовку пережили, застой пережили, перестройку пережили. В критические дни ваучеры на колбасу обменяли. А тут-то, когда валовый продукт на один процент повысился, что ж не пережить... Он дважды переписывал бланк и рассердился на придирчивую, по его мнению, работницу почты. Подавшись к выходу, чуть не столкнулся с конкурентом, с Мироном. Тот отходил от соседнего окошка. Они взглянули друг на дружку и - неожиданно обменялись приветствиями. Впервые за всё время знакомства. Выходили вместе. - Чего ж ты убежал, с базара-то? - спросил конкурент. - Маленько замёрз, - признался Скороходов. - Может, зайдём? - Мирон кивнул на гастроном, стоявший на той стороне улицы. - Сёдни выпить сам бог велел. Сколь на морозе торчали! Скороходов стиснул в кармане оставшиеся рубли. Ладно, на хлеб он ещё наработает. Не пасовать же перед конкурентом. И так тот победителем капиталистического соревнования смотрит. В гастрономе Мирон сказал: - Я себе беленькую возьму, мне в самый раз будет. А ты бери себе, что хочешь. Скороходов осмотрел витрину и выбрал бутылку вина с тремя семёрками. Подходящая по цене. Выйдя из магазина, конкурент повёл к себе: сказал, что рядом живёт. Свернули с улицы с каменными исполинами, и пошли по улочке с частными постройками. Подошли к добротному брусовому дому, обнесённому плотным забором. - Я тебя пошто пригласил? - разъяснил Мирон, открывая калитку. - Знакомых у меня нету, скучно. Даже выпить не с кем. Марфа - не в счёт. Она известно что - баба! Во дворе Скороходов увидел штабель из пилёных досок, циркулярку. Вон как развернулся конкурент! Разве с таким возможно состязаться. Через минуту сидели в просторной, хорошо протопленной комнате за круглым столом. Тарелки подносила хозяйка. Выпили по стопке, закусили солёными огурцами и мороженым салом. - Садись-ка и ты, Марфа Петровна, - пригласил гость. - Я водку не пью, - мимоходом отозвалась она. - Ну, моего винца выпей. Марфа приостановилась. Глянула на мужа - тот смолчал, и присела. Скороходов обратил внимание на кухонный шкаф, явно не фабричного изготовления и спросил: - Мирон, это ты сам сделал? - Да нет, - разговорилась хозяйка после двух рюмок винца. - Мы за долги у соседа Ивана взяли. Он знатный столяр был, да вот беда... - Она не стала продолжать, что приключилось с соседом, и кивнула в сторону мужа. - А мой больше по деревням обретался: коровники, свинарники чинил. Большие деньги зарабатывал. - Придержи язык! - цыкнул на неё конкурент, но уже и сам расслабился, похвастался: - Да было золотое времечко. Халтурил, как же... Он опять потянулся к бутылке. А гость вдругорядь налил вина себе и хозяйке. Согрелся, отмяк и рассказал о себе - о том, что тоже кукует со старухой - на окраине в своём доме, который когда-то сам и построил, а дети давно отделились и, взгрустнув, припомнил, что двоих уже похоронили. - Все там будем, - пробурчал конкурент. - Токмо не на кладбище. Там уже и сейчас мест нет. А нам, знать, по-современному, в печах придётся гореть. Ну, да это всё одно: в пепел превратиться или под нонументом гнить. - А деньги ты на почте кому посылал? - полюбопытствовал Скороходов. - Тоже внуку? - Эх, ты - голова! - едко сказал конкурент. - Не посылал, а получал я! Марфа взгрустнула. - Алименты мы получаем, - шепнула она. - По суду, от сына. Короток зимний день. За окном стемнело. Марфа Петровна по указанию хозяина включила свет. Маленькая лампочка экономно загорелась под потолком. На Мирона, осушившего почти поллитру, напала чёрная меланхолия. Он то и дело подгонял жену. То ему подай, это. - А теперь телевизор включай! Смотреть будем, что ещё взорвалось или сгорело. Максим, у тебя есть телевизор? - Есть, - отозвался Скороходов. Хотел добавить, что не совсем в порядке, в красном цвете всё показывает, однако смолчал. Это ж для конкурента будет ещё один повод торжествовать. По телевизору показывали фильм. Гость с интересом повернулся к экрану. Но хозяин вдруг встал и щёлкнул выключателем. - Опять про современу жизнь, - проворчал он. - Трали-вали, шуры-муры! Смотреть тошно. Разбаловался народишко, и в природе беспорядок. - Мирон склонил голову, а когда поднял, его глаза смотрели слёзно и разобижено. - Куда жизня идёт? Всё сохнет, мельчает, всякая животная в числе уменьшается. Рыба мазутой воняет. - И сметана жидче стала, - подала голос Марфа. - Чего? - Сметана, говорю... - Цыть! Не встревай со своими бабьими глупостями, когда мужчина речь держит. А ты, Максим, что молчишь? Али я не прав? Ну-ка скажи, разве не к худу всё идёт? - Не знаю, только спокон веков охотней говорили, что к худу, - отозвался Скороходов. - Ещё помню, молодым был, так тогдашние деды соберутся и начнут - крыть! - Это ты к чему вспомнил? - нахмурился Мирон. - А к тому, что до окончательного худа всё никак добраться не можем. Чтоб худее уж не было... - Ну! Договаривай, раз начал. - А после того жизнь бы веселее пошла. Всё, чтоб ни делалось, всё - к лучшему. Мирон грохнул кулаком по столу. Подпрыгнули тарелки и стаканы. Марфа испуганно вздрогнула. - Ишь, развёз тут! Чо глазами хлопаешь? - Однако, злой ты. - Ну и плевать! А мне таким интереснее жить. И законов нету, чтоб воспрещали. - Оно так, - спокойно сказал Скороходов. - Законы на этот счёт не прописаны. Заповеди, правда, есть. Мирон потёр кулак, поморщился. - Тебя на испуг не возьмёшь, - сказал ровным голосом. Он допил, встал, качнувшись, и загадочно поманил за собой гостя. Вошли в другую комнату, поменьше размерами. Здесь пахло старыми половиками и нафталином. Мирон подвёл гостя к комоду, вытащил из кармана ключик и открыл верхний ящик. В нём лежала коробка из-под ботинок. Мирон открыл: в ней - деньги в пачках, перевязанные резинками. Никогда ещё Скороходов не видел такого богатства! - Зачем тебе столько? - удивлённо спросил он. - Заморозиться хочу! - выдал конкурент свою сокровенную тайну. - Сичас, слышь, некоторых, которые состоятельные, морозят, чтоб оживить когда-нибудь потом. Вот и я. Живьём заморожусь, покуда не протух. Средств на обслуживание морозилки у меня хватит. Только вот, боюсь, надуют! Жуликов кругом развелось - тьма! Он закрыл комод и вдруг сморщил лицо, будто заплакать собрался. - Вот чего мне горевать, что всё к худу, ежели у меня всё с добром, а? - замотал головой, заскрипел зубами. Скороходову стало жалко его, и он погладил по плечу. Однако Мирон отбросил руку и заговорил путано, то злобным, то плачущим голосом. Просил гостя: - Давай ещё гульнём. Ладно уж, угощу тебя, нищеброда! Но Скороходов засобирался домой. И так долго сидел. Ждёт его Дарья, беспокоится. Он оделся, взял сумку. На него молча смотрела хозяйка, покусывая губы. Когда выходил, она тихо, горестно сказала: - Приходите ещё, Максим Васильевич. А Мирон выскочил провожать на улицу - раздетый, без шапки, - и ветер в момент поднял и разлохматил его волосы. Забормотал он что-то совсем жалобное. И Скороходов его пожалел: - Не казнись, Миронушка. Но зря, потому что Мирон сильно оскорбился, схватил за ворот. - Это ты-то, в драном полушубке, и меня жалеть? - крикнул и захохотал. - А ну тебя к ядрёной фене! - Скороходов повернулся и пошёл домой. На улице дул злой, как конкурент, ветер. На фонарях лампочки не горели; видимо, городские власти сберегали электричество. И только луна, не участвующая в рыночной экономике, светила на полную мощность. Наверняка Дарья заждалась, и поэтому Максим Васильевич в свой околоток двинул напрямки - через пустырь за базаром. На его пути из груды мусора вылез бомжеватый мужик, загородил дорогу и посмотрел на сумку. - На, бери, - попробовал предугадать события Скороходов. - Только там ничего нет, кроме деревяшек. - Он достал из кармана кошелёк. - И кошелёк возьми. Только и в нём ничего нету. Мужик глубже нахлобучил солдатскую шапку, подвязанную на подбородке. Вроде знакомая личность. - Вот что, - сказал ему Скороходов. - Так и быть, шагай за мной. Отогреешься, покушаешь. И это... найду я для тебя работёнку. Снег во дворе почистишь. Предложил и тут же вспомнил, что снег-то он сам вчера убрал под метёлку. Ну, да в разгаре зима, ещё нападает. Конечно, вроде получится эксплуатация человека человеком. Но сейчас наёмный труд не запрещён, отчего же не воспользоваться новыми веяниями. Мужик никак не прореагировал. Максим Васильевич повторять не стал и пошагал дальше. Он ведь на приглашении не настаивает, да и неизвестно ещё, как Дарья встретит. Хотя за пятьдесят лет совместной жизни, она привыкла, что он иногда выкидывает неожиданные номера. Бомж маленько подумал и поканал следом.
|