ВОЛШЕБНАЯ НОЧЬ Снег кружится, летает, летает, Заметает без следа...        Дед Морозов зашел с улицы, отряхнул снег с шапки и спросил у поджидавшей Даши, какой у него нос. Внучка ответила, что красный. Дед ответом удовлетворился. Ну, хорошо, значит, не отморозил. Он вытащил из кармана драного полушубка бутылку. На этикетке Даша увидела стручок перца.   - Дедушка, а мне что ты принес?   - Так на поллитру едва хватило, - оправдался он. - А мне без её нельзя. Это у меня, как успокоительное. Да и простыл я. Подлечиться надо.   Они прошли в комнату. В углу - куцая елка из связанных ветвей, и на них оставшиеся в целости от еще прошлого Нового года игрушки. На столе, выдвинутом на середину, следы гулянки, начавшей с неделю назад.   - Но ты не унывай, внучка, - подбодрил дед Морозов. - Из любого положения есть выход. Загадай себе желание, и в Новогоднюю ночь оно обязательно сполнится.   Грустная и бледная Даша задумалась. Мама обещала подарок принести. Пожелать, чтобы она пораньше с работы пришла? Или чтобы дядя-милиционер пожалел папу и выпустил из кутузки? Но если эти желания исполнятся, то папа с мамой сойдутся и опять начнут ругаться.   - Хорошо, дедушка, я загадаю, - так и не решив еще, что пожелать, сказала она.   А все началось из-за дяди Вовы, который зашел к ним в гости, да и остался спать на одной кровати с мамой, не спросив разрешения у папы. А папа спал на кухне, приклонив голову к столу. Но к вечеру проснулся и выгнал дядю Вову из дому. Дядя Вова стал обзываться с улицы, обещал папе еще не раз рога наставить, а папа схватил костыль умершей бабушки и выбежал на улицу. Они сражались во дворе, и папа дядю Вову одолел и накостылял ему как следует. Потом папа вернулся домой и накостылял маме. Дедушка же Морозов все это время спал на кушетке, а когда проснулся, то хотел побить папу за то, что папа побил маму, но не успел, потому что кто-то из соседей вызвал милицию, и обезумевшего папу забрали.   С невеселыми воспоминаниями девочка наблюдала за тем, что делает дед. Он открутил пробку, налил себе с полстакана напитка, цветом похожего на чай. Девочка предвидела дальнейшее. Дедушка уже и так хорош, его нос алеет, как морковка, глаза моргают, а небритая щетина отошла от холода и замокрела. Сейчас он "поправит здоровье" и начнет драть горло. Да еще и командовать: "Дашка подпевай". Девочка знала его репертуар. "Я помню тот Ванинский порт, и крик парохо-о-ода угрюмый..." А если дедушка был в настроении и держался на ногах, то с гиканьем отплясывал: "Гоп со смыком это буду я, воровать профессия моя!"   Голос у него громкий, соседи сверху начнут стучать по батарее. Может, опять вызовут страшного, похожего на бармалея, милиционера - того, который увел с собой папу. И не удастся сегодня Даше спокойно посмотреть передачу "Баюшки", в которой дядя Вова - не тот, что дрался с папой, а другой, добрый и хороший - рассказывает замечательные истории.   "Нет уж, - решила Даша, - не надо мне сладостей и игрушек, пожелаю я, чтобы ничего такого не случилось".   - Дашка, загадала желание? - спросил дед, одной рукой поднял стакан, а второй взял из тарелки сморщенный огурец. Больше ничего съедобного не осталось.   - Да, деда.   - Сильно пожелала? - уточнил дед Морозов. - Надо очень сильно.   - Очень-очень, - подтвердила Даша.   - Ну, тогды с наступающим! За сполнение наших желаний!   Он блаженно закатил глаза, предвкушая, как по глотке потечет желанная огненная влага. Острый кадык дернулся туда-сюда, но глаза вдруг выпучились. Дед отставил ото рта стакан, потом, проверяя себя, сделал еще один глоток.   - Япона мать! - заругался он. - Да тут чай!   Даша несдержанно хлопнула в ладоши и прошептала: исполнилось! Но дед Морозов увидел и услышал.   - Так это ты учудила?! - свирепо крикнул он.   И Даша поняла, что сейчас дед её схватит и начнет лупцевать. Как жаль, что умерла бабушка Марфа! Она всегда Дашу защищала и находила способы укротить деда Морозова. "Замри, фефел!" - бросала она странные, непонятные слова, и дед замирал с перекошенным от ярости лицом. Бабушка была древнее всех в доме, мама её тоже называла бабушкой, а дед Морозов тещей, но чаще - ведьмой и колдуньей.   А для Даши бабушка вовсе не была ни ведьмой, ни колдуньей. Она рассказывала правнучке о добрых ангелах, которые являются в трудные минуты и спасают людей. Бабушка умерла, когда выпал первый снег. Вечером она легла спать и утром не проснулась. Все сразу подумали, что она умерла, но бабушка вдруг села, открыла глаза и наказала собравшимся:   - Берегите Дашу! Ей Господь дал большой дар. И если в малолетстве она не умрёт, то потом огромную силу заимеет. Будет людей исцелять, а тебя, ирода, - она показала почерневшим пальцем на деда Морозова, - накажет за издевательство над людьми.   Даша припомнила прорицание бабушки и подумала: "Ну, вот, и свершилось. Вот она, моя сила. Подумала - желание исполнилось". Дед Морозов, наверно, тоже вспомнил, что вещала бабушка, приложил руки к груди и взмолился:   - Дашка, мне плохо. Пожалей старого дедушку, пожелай вспять. Преврати чай в перцовку.   - Не буду, - упрямо сказала девочка.   - Ах ты, засранка! - из слезного, просящего дед Морозов превратился в грозного и жестокого. - А ну, подь ко мне!   - Бабушка не велела меня трогать, - Даша поджала бескровные губы.   Бабушка Марфа постоянно оставалась в её памяти, хотя взрослые сделали всё, чтобы воспоминания о ней удалить. Они выбросили на помойку бабушкины вещи - прялку, шаль, боты... Но от бабушки остался чулан, который дед Морозов называл тещиной комнатой. Даша добровольно заняла его. "Тебе тут не страшно?" - спрашивала мама. "Нет, - отвечала Даша, - моя бабушка тут жила".   Дед Морозов поднялся и пошел к внучке, вытянув вперед руки и растопырив пальцы. Лицо у него удлинилось, глаза загорелись желтым светом, и он стал похож на злого волка. Девочка спряталась за елку.   - Кому сказал! Желай вспять! - дед зарычал, и отшвырнул куцее, увядшее деревцо.   У девочки от страха подкосились ноги. Ей показалось, что у деда Морозова появились клыки, и вместо ногтей выросли когти.   - Что за шум, а драки нет? - в комнату вошел вчерашний дядя Вова, без труда открыв разбитую входную дверь. Один глаз у него заплыл, а второй постоянно моргал.   Дед Морозов повернулся к гостю. Он опять замаскировался в обыкновенного старика. Клыки и когти у него исчезли.   - Где Николай? Мириться пришел, - сказал незваный гость. - Хочу в Новый год чистым и пушистым войти.   - Сволочь, - непримиримо сказал дедушка Морозов. - Он по твоей милости в "обезьяннике" сидит, а ты ходишь, перья распустил. Нельзя было без ментов разобраться?   - Да ладно, Федотыч, не сердись. Я заяву заберу. Да и было из-за чего ссориться? Ну, подумаешь, не разобрался, с кем сплю. У французов это даже на трезвую голову бывает. А что у тебя за конфликт с девчонкой?   - Перцовку чаем заменила, - дед Морозов скрипнул вставными зубами и показал на бутылку.   - А ну-ка, - дядя Вова подошел к столу и глотнул прямо с горла. - Фу! Действительно! Перцовку в раковину, а вместо неё налила мочу? Которую ты называешь чаем.   - Нет. Через новогоднее пожелание, - хмуро разъяснил Морозов. - Прям на глазах превращение произошло. Даже первый глоток мне еще перцовкой влился.   - Ну да, - скептически протянул дядя Вова. - Наговоришь по пьяне. Не верю я в чудеса, уже давно из детского возраста вырос. Это, знамо дело, в ларьке подсунули. Жуликов щас развелось, как собак нерезаных. Эх, мне, что ли, в их число влиться, чтобы не отстать...   Переговорив, они ушли. Дядя Вова в знак примирения решил угостить деда Морозова, сказал, что у него тоже перцовка. Даша перестала плакать и даже заулыбалась. Теперь можно спокойно смотреть телевизор. Она отыскала пульт, надавила на кнопочку. На экране появился дядя Вова - не тот, что заходил, а хороший. Девочка присела на диван и стала слушать его беседу с разными милыми зверятами. Праздники кончатся, она пойдет в детсад и расскажет ребятишкам, каким чудесным образом исполнялись под Новый год её желания.   Дед Морозов и дядя Вова спустились во двор. Навстречу им подошла черная собака, но дядя Вова пнул её, и она, поджавши хвост, отбежала. Мужики, зайдя в соседний подъезд, поднялись в квартиру. Елки здесь не было. Грязный стол, облезлый диван, на котором спал один из друзей дяди Вовы, преждевременно встретивший Новый год. Дядя Вова зашёл в туалет и открыл крышку сливного бачка. Оттуда извлек бутылку перцовки.   - Стратегический резерв, - ухмыльнулся и, усевши за стол, разлил по мутным стаканам. - Ну, с наступающим, Федотыч! Будем толстенькими!   Чокнулись и приложили стаканы к устам.   - Что за херня? - Дядя Вова выпучил глаза. - Опять чай!   - Ну, дрянная девчонка! - злобно проворчал дед Морозов. - Продолжает фокусничать. Это её бабка колдовству обучила, моя теща. Ведьма еще та была.   - Как же, пересекался. Однажды сделала мне замечание, чтоб я не матерился. Я и её послал. У меня не заржавеет. И что же? Глянула мне вслед, и я на ровном месте растянулся. Ну, да это, может, случайное совпадение. Ты лучше скажи: где перцовку брал?   - В нашем магазинчике.   - И я там же. Ну, жулики! Этого нельзя оставить. Потопали, наведём шороху... Хотя... - Дядя Вова призадумался. - Нет, не годится. У них там вооруженный охранник. Лучше в отделение. Ментов подключим.   Уломал деда Морозова. Хотя тот ужас как не любил общаться с ментами и иначе, как позорными волками их не называл. Дядя Вова прихватил с собой "вещдок" - бутылку с чаем. Не поленились подняться и к Морозовым - за второй уликой. Даша смотрела телевизор. Морозов в упор посмотрел на неё и засомневался в версии дяди Вовы. Сущая ведьмачка!   - Значит, смотришь?   - Смотрю, - мирно ответила Даша.   - Так больше не будешь смотреть! - он выдернул вилку из розетки.   Экран погас, добрый дядя Вова исчез. Но деду Морозову этого показалось недостаточно. Он схватил лежавший на тумбочке пульт и выбросил в открытую форточку.   Девочка сжалась. И даже плохой дядя Вова, стоявший в дверях, сказал:   - Ну, ты и суров, Федотыч.   Они вышли, оставив Дашу одну.   Поселок во всю ивановскую провожал уходящий год и с не меньшим энтузиазмом готовился встретить наступающий. На работу не надо; единственный завод закрылся еще по осени, а другой работы, кроме сфер обслуживания, не осталось. По улицам шастали безработные и беззаботные люди: вчерашние токари, слесари, электрики. Вот только не все были настроены мирно. Некоторые выходили на улицы с единственным намерением: "Морду кому-нибудь набить, что ль?"   Озабоченные дед Морозов и дядя Вова шли ходко, ни к кому не обращаясь и ни с кем не препираясь. Поэтому благополучно добрались до отделения внутренних дел, разместившееся в деревянном доме, сто лет назад принадлежавшем купцу первой гильдии с позабытой фамилией. Власти города который год находились в сомнении: то ли сделать из этого дома памятник культуры, то ли снести, а отделение внутренних дел переместить в новое здание. Но ничего не получалось из-за недоставки средств в бюджете. Так что рядовые сотрудники и младшие офицеры, дежурившие здесь, жаловались летом на жару, весной и осенью на сырость, зимой на холодрыгу. И уж, конечно, южный человек, Муса Бабаев, торчавший здесь в ночь под Новый год, изрядно задубел.   Он сидел за столом с опечаленным лицом, представляя, как дома его многочисленная родня рассаживается за праздничный стол; звенят ложки, вилки, бокалы и журчит серебряный голос дочурки Алины. У неё сегодня день рождения. Ах, как бы хорошо было, если б он обнял её, поцеловал и вручил загодя приготовленный подарок: большую, говорящую куклу. Но он, как проклятый, торчит здесь. Рядом - никого, только за решеткой томится алкаш Николай. Даже лейтенант Агапов, старший в смене, улизнул - ушел на свидание с девушкой, которая перестала быть таковой еще в седьмом классе средней школы.   Нервный алкаш Морозов время от времени вставал с лавки, прилипал к решетке и канючил:   - Христа ради, Муса, отпусти. Дай Новый год встретить по-человечески.   Озябший Бабаев включил самодельный обогреватель, в просторечии именуемый "козел", и погрел руки над взявшейся малиновым цветом спиралью.   - Да будет тебе известно, вздорный ты человек, я не христианин, а мусульманин. И Христа ради не проси, не отпущу. Не велено! Завтра с тобой будут разбираться.   - Я твою веру уважаю, - хитрил Николай. - Отпусти, дома встречу Новый год, а утром сам приду. Аллах акбар и Магомет пророк его.   - А кто дома у тебя?   - Да все! Жена, тесть, соседи... чтоб им ни дна, ни покрышки. И дочка, Даша.   Бабаев заколебался. Вспомнил про свою дочь. Николай, видя, что милиционер менжуется, бухнулся на колени и снял шапку с головы.   - Отпусти! Христа, то есть... Аллаха ради!   И милиционер отпер железную дверь.   - Ладно, иди, только в семь утра вернись. Мне тебя по смене сдавать надо. А не придешь, так... - сержант подумал, чем покрепче напугать задержанного: - Так я тебя в лагерную пыль сотру!   Тут в отделение вошли дядя Вова и дед Морозов. Дядя Вова шел первым, и в руке, как противотанковую гранату, держал бутылку. Николай, увидев его, побагровел, жилы на шее напряг, кулаки сжал.   - Ну, паскуда, ты меня достал! - выкрикнул и ринулся на обидчика.   Они сцепились, тяжело дыша и матерясь.   - Ай, шайтаны! - Бабаев молодым барсом выскочил из загородки, сдвинув "козел" к корзине с мятыми бумагами.   Он оттолкнул дядю Вову, а Николаю заломил руку за спину и опять завел в железную клетку.   - Так тебе и надо! - выкрикнул дядя Вова, забыв, что хотел помириться.   - И что вы за люди такие, - Муса печально покачал головой. - Ну, разве можно так жить?   Николай, остыв, тоскливо посмотрел сквозь решетку на тестя.   - Федотыч, а ты чего припёрся?   - В самом деле, зачем явились? - спросил отдышавшийся сержант.   - Вот! - дед Морозов возмущенно потряс бутылкой. - Надули!   - Наглый обман трудящихся масс! - дядя Вова потряс своей.   - Это вы-то - трудящиеся? - засомневался Бабаев.   - Ну, временно не работающие, - поправил дядя Вова.   Он объяснил, что произошло. Николай злорадно скалился за решеткой. Сержант не очень-то поверил. Жалобщики насели, предлагая попробовать и самому убедиться.   - Нельзя мне, я на дежурстве.   - Эх, садовая твоя голова! - упорствовал дядя Вова. - Я ж говорю: тут чай.   Сержант глотнул, убедился, что чай, причем невысокого качества. Он поддался уговорам жалобщиков и с неохотой пошел с ними в ночной магазин. Но там разбитная и веселая продавщица с возмущением объявила, что она тут не причем: с базы завезли, этим и торгует. Бабаев не захотел идти на базу и сказал, что о происшествии укажет в рапорте. Но обиженные в лучших своих чувствах мужики не отлипали. Дядя Вова настаивал, что преступников надо брать "по горячим следам".   База, большой и мрачный сарай из профильного железа, находилась на краю поселка. В подсобке горел свет. Муса дернул дверь: заперта - хотел побарабанить, но хитро-мудрый дядя Вова остановил.   - Тише! Застукаем с поличным. - По непротоптанной дорожке прошел к маленькому зарешеченному окну, заглянул вовнутрь и помахал рукой, приглашая остальных.   В комнате, за кургузым столиком, сидела ночная сторожиха, дочь деда Морозова, а рядом - неизвестный мужчина, средних лет, с длинным ноздрястым носом. На столике стоял котелок, бутылки, стаканы, кой-какой закусон, а рядом - на тумбочке - кипел чайник. Сама парочка о чем-то оживленно болтала.   - Бизнес, мать его, - понизив голос, сказал дядя Вова. - Сливают перцовку в котелок. А в пустые бутылки наливают чай.   - Не вижу, чтоб сливали, - дед Морозов попытался выгородить дочь, единственную кормилицу в семье. - Просто провожают Старый год. Я ж говорил: это всё Дашка. Колдовство! Она от бабки научилась.   - Да ладно, не защищай свою Катьку, - не согласился дядя Вова. - Николай на меня вчера наехал, а она - вон, с очередным хахалем любовь крутит.   Сколько они спорили бы, неизвестно, но беспокойный сержант посмотрел в ту сторону, откуда пришли. Там к небу рвалось пламя. Он дико вскрикнул и ринулся к отделению, забыв про мужиков. Те бросились следом.   Высохший за сто лет дом пылал, разбрасывая во все стороны огненные палицы. Еще издали услышали истошный крик. Бабаев рванул входную дверь и ринулся по коридору к эпицентру пожара. В обезьяннике, в дальнем углу, затихая, корчился Николай. Муса на ощупь, в темноте, отыскал ключ, долго возился... наконец, дверь поддалась. Сержант взвалил на плечи пленника и, шатаясь, выбрался в коридор...   С улицы дед Морозов и дядя Вова увидели, как рухнули балки перекрытия. Христианин и мусульманин оказались погребены под одной крышей.   Даша сидела на диване, подобрав коленки, и смотрела на серый экран, на котором должен выступать хороший дядя Вова. Она встала, подобрала с пола шнур и воткнула вилку в розетку. На панели телевизора загорелась красная лампочка. Без пульта не обойтись. Девочка посмотрела в окно - вниз, ничего не разглядела. Она надела курточку, сунула ноги в валенки и пошла искать пульт. В палисаднике навалило много снега, не разгребешь. Во дворе - ни души. Полночь, люди уселись за праздничные столы. К Даше подбежал черный пес. Она нисколечко не испугалась. Когда бабушка Марфа было жива, они кормили бродячих собак хлебом, и псины не нападали на них.   Пес присел на дорожку, дожидаясь, когда Даша закончит поиски. Она выпрямилась, так ничего и не найдя. Черный пёс отбежал на несколько метров и остановился, как бы приглашая за собой. Даша пошла за ним. Черный пес привел её на кладбище, и побежал по аллейке. Девочка, с трудом протаптывая свежую дорожку, проследовала к могиле бабушки. Похороны Даша пропустила, не по своей вине. В тот день ее долго не забирали из детсада. Но теперь сразу догадалась, что черный пёс ведет к бабушке. Деревянный крест, бугор земли, еще не осевший, венок со смятыми жестяными цветами и черной лентой. Девочка наклонилась поправить, и ей показалось, что она слышит знакомый голос.   - Бабушка, ты ведь умерла, - с удивлением сказала она, присев на коленки. - Как же я тебя слышу?   - Я не умерла, а заснула крепким сном, - глухим голосом ответила бабушка. - А теперь проснулась.   - И выбраться не можешь?   - Да, внученька. Где уж мне выбраться, давит на меня земля тяжким грузом.   - Потерпи, бабушка, я скажу всем, что ты жива.   "А кому всем?" - задумалась Даша. Дед Морозов бабушку Марфу не любил, и вряд ли его порадует известие, что она жива. Папа в тюрьме, мамы дома нет. "Ладно, подожду здесь, - решила девочка, - а то бабушке будет скучно".   - Ты уже ушла, Дашенька? - из-под земли спросила бабушка.   - Нет-нет, я здесь.   Повалил густой снег. Сначала Даше было холодно, но потом снег надежно укрыл её, и стало теплее. К утру у могилы вырос небольшой холмик. Ангел спустился с мутных небес, разгреб сугроб и сказал девочке, прильнувшей к земле:   - Ты зря, Даша, прислушиваешься, твоя бабушка уже не здесь.   - Но я же слышала ее голос, - возразила Даша.   - Тебе почудилось, это бывает.   - А где теперь моя бабушка?   - Теперь уже на небесах. Хочешь к ней?   Даша кивнула, соглашаясь.   - Ну, полетели тогда. - Ангел подхватил девочку, взмахнул белыми крылами, и они поднялись на небеса.