Аннотация: - Suum cuique, - заметил китаец на чисто латинском языке.
Отец Вани Хомякова возил посла в российской дипмиссии в Шанхае. Он ещё и не родился, когда водителя Хомякова завербовали на столь ответственную работу. Ваня рос обыкновенным мальчиком, ходил в детсад при дипмиссии, затем в русскоязычную школу. Он не очень преуспевал в учёбе; не то что был неспособный - мало занимался. Часто с дружком Тиберием, сыном консула, пропускал уроки.
Мальчики выбирались в город и шлялись по экзотическому Саду Радости. У Пруда Забвения познакомились с садовником Джао Чжоу, седоусым китайцем, немного говорившим по-русски. На нём был какой-то балахон, из-под полы выглядывали диковинные тапочки с загнутыми вверх носками. Оступившись, китаец заскользил ногой, и правый его тапочек слетел в воду. Тиберий захихикал и, дирижируя себе руками, пропел простенькую песенку, слышанную от ностальгирующих по малой родине взрослым: "Плывёт, качаясь, лодочка..."А Ваня, намочив штаны и туфли, влез в пруд и поймал тапок. Садовник церемонно поклонился. Лучше познакомившись, он сказал:
- Какой вижу светлый башка! Быть тебе, Ванья, председателем госсовета.
- Где, у вас в Китае? - не поверил Ваня.
- Нет. В большой северной стране, куда вернётся твой бобо.
Тиберий с любопытством спросил:
- А что мне светит?
- Ты станешь сан техником, - чётко, раздельно сказал садовник.
Тиберий беспечно отмахнулся. Родители уже определили, что он пойдёт в МГИМО, благо связи имелись. А вот Ванечке пророчество Джао Чжоу запало в душу. Он наведывался в Сад Радости, с проснувшимся интересом расспрашивал китайца. Джао, отвечая на вопросы любопытного мальчика, сказал, что он здесь обитает с самого начала - с того момента, когда посадили первое древо.
- А какое древо? - заинтересовался Ваня.
- Это была слива муме.
Впечатлившись пророчеством, мальчик стал лучше учиться. Знания пригодятся на высокой должности. Однажды даже насел на отца:
- Бобо, когда мы вернёмся в большую северную страну?
- В Россию, што ль? - не понял водитель Хомяков. - Скоро, наверно. Зрение подсело. Вот очередную медкомиссию не пройду и спишут.
Рано ли, поздно вернулись Хомяковы в город на Неве. Там с Петровских времён проживали их предки, и до сих пор обитала Ванечкина бабушка - солидная женщина, похожая на Пиковую Даму из одноименной оперы. В её квартире и обосновались. Ванечка, мечтавший стать председателем госсовета или, по-нашему, президентом, подналёг на учёбу, поступил в университет, где учился президент России, аккуратно посещал лекции, а в свободное время с трепетом наведывался в дворцы, где обитали цари. Подолгу стоял на Сенатской площади у "Медного всадника" и шёпотом декламировал:
На берегу пустынных волн
Стоял я дум великих полн.
Выучившись, устроился на работу в администрацию Петроградского округа. Пока рядовым служащим, кои десятками протирают штаны в кабинетах. Через пять лет получил однокомнатную квартиру, обустроил по своему вкусу. Однако по службе продвигался медленно, оставался незамеченным, и засомневался в пророчестве китайского садовника. Надежда вновь ожила, когда в квартире случилась протечка в сливном бачке унитаза. Хомяков вызвал сантехника. И даже отпросился со службы, сидел дома, дожидаясь. На пороге появился молодой человек в синей униформе с накладными карманами.
- Сантехника вызывали?
Он показался странно знакомым.
- Тиберий, ты, что ли?
- Ну я, а кто ж ещё.
Сын посла умело устранил протечку. Ваня усадил гостя за стол и предложил выпить. Тиберий не отказался, хотя СМИ уверяли, будто современные сантехники на работе не пьют. Какое там! За милую душу прикончили бутылку коньяка. Хомяков не переставал удивляться. - Как же так? Почему ты не стал дипломатом? - спросил с живейшим интересом.
- Проклятый садовник! - вскипел подпивший однокашник. - Тихой сапой вошёл в аудиторию, когда я сдавал госэкзамен, сложил ладони лодочкой и сказал: "Не надо напрягаться, Тиберий, это не твоё". И у меня из головы всё вылетело. Из института исключили за хвосты. И пошло поехало...
Хомяков слушал и недоумевал, каким образом старик-китаец мог очутиться в аудитории института.
- И в каком виде он явился?
- В том самом, что мы видели в саду.
- А как другие среагировали?
- Я сдавал последним, а препод его как бы и вовсе не заметил.
- Так ты на экзамен-то пошёл трезвый? Или, может, был с бодуна? - усомнился Хомяков.
- Я у наркологов не наблюдаюсь, - строптиво отрёк Тиберий. - Мне кажется, садовник вовсе не тот, за кого себя выдавал.
- А кто же он? - изумился Хомяков.
- Охранник Судьбы, - загадочно ответил Тиберий. - Предписал мне быть сантехником и контролирует исполнение.
Хомяков потом недоумевал, почему же не исполнилось предсказание в его адрес, если садовник такой всесильный волшебник. Иван не только не стал президентом, но и даже каким-нибудь второстепенным министром без портфеля. Поразмыслив, решил, что надо потерпеть. Большая мечта дольше варится. Но каким образом она свершится? Может, самому надо действовать и подать кандидатуру на предстоящие выборы? Смешно! Где собрать необходимые сто тысяч подписей? А главное, кто возьмётся субсидировать? Дохлый номер!
Концы с концами не сводились. Пришлось духовно расти, постигать сущность кармических учений, понаслышке известных ещё с Китая. Понятно, что в основе причинно-следственного ряда любых событий лежит сансара, а она выходит за пределы единичного существования. Реинкарнация! Вот что определит его дальнейший путь. А следование по нескончаемому маршруту бытия зависит только от него самого. Кстати подсев на интернет, сначала на работе, а потом и дома, с изумлением узнал, что Сад Радости в Шанхае существует уже пятьсот лет. Вспомнил, что Джао Чжоу посадил там первое дерево. Во какой древний старик! Да, Тиберий прав, что-то тут не так. Обыкновенные люди столько не живут!
Постепенно Ваня Хомяков, то есть уже Иван Петрович, наращивал свою интеллектуальную мощь, проникая в абстракции тонких материй. Он духовно перерос отца, профи водителя, исповедовавшего простое жизненное кредо: "Крепче за баранку держись шофёр"; перерос и маму, проводившую время на кухне и в магазинах. Их жизнь казалась Ване скучной. С бабушкой было интересней. Она ребёнком перенесла страшную блокаду в осаждённом врагами городе. Бабушка сохранила традиции дореволюционных поколений, то есть являлась православной христианкой. Она утверждала, что проклятого супостата одолели благодаря тому, что вовремя спохватились и вернулись в святочтимую веру.
Прогрессивный мальчик Ваня, ещё бывая в гостях, вступал с ней в теологические споры. Когда молилась, дразнил: "А Бога-то вовсе нет!" Бабушка обижалась и шлёпала внука по попе или же, сменив кнут на пряник, упрашивала, чтобы он прислушался, о чём она толкует. Тогда угостит шоколадкой. Однако непротивленец не поддавался: "Шоколадку мне мама купит. А Бога нет!"
И действительно, мама не скупилась. Всё готова была приобрести для единственного дитятки. Второй её ребёнок, девочка, умерла в младенческом возрасте. Ване тогда не было и трёх лет, и он мало, что запомнил из того времени. Но похороны, в январе, в холодный дождь, врезались в память. Особенно тот момент, когда добросовестные китайские рабочие стали забрасывать могилу комьями глины. Неужели для сестрёнки всё кончилось? Нет, нет, не должно так быть! Несправедливо! Её душа осталась жива!
Диспуты с бабушкой продолжались и после возвращения на историческую родину. Бабушка тоже утверждала, что душа бессмертна. Видно, много раз участвовала в погребении близких, дорогих людей и никак не могла согласиться, что это окончательный и бесповоротный итог. Однако в нюансах опять разошлись. Бабушка вменяла ему вести себя прилично, слушаться старших, не обижать младших, и тогда его бессмертная душа попадёт в рай, в противном случае - в геенну огненную.
- Никуда она не попадёт, - упрямо возражал. - Моя душа останется на Земле.
Ваня, уже тогда вкусивший восточный колорит, не сомневался: души никуда не улетают. Это было б слишком затратно. Они просто переселяются, меняя изношенные тела, как мы меняем одёжку. В спорах с бабушкой он ещё более окреп в своей надежде, что пророчество садовника осуществится, и надо вести себя достойно, наращивать карму.
Каким должен быть президент? Ясно дело, честным и справедливым, ответственным и непьющим, не то, что некоторые, над которыми потом потешаются. Иван Петрович и старался соответствовать. Хотя в нынешней жизни - при незначительной должности, но скрытных амбициях - приходилось лавировать, угождать начальству. Он научился льстиво улыбаться, изгибами тела показывать свою готовность к подчинению.
"Как я выгляжу со стороны?" - задавался вопросом и воспроизводил подобострастные телодвижения перед багетным зеркалом, который подарила на новоселье бабушка. "Тьфу! Обезьяна! Макака!"
На пути к мечте возникла ещё одна загвоздка. А будет ли грядущий президент знать, чьим стараниям он обязан? Сохранится ли цепочка памяти между разными воплощениями? Может, пояснительную записку оставить?
Но кому, на чей адрес?
И ещё много вопросов накопилось, на которые самостоятельно не ответишь. Впрочем, на его счастье, бывший атеистический город, раньше носивший имя завзятого материалиста заполнили адепты новых экстравагантных вероучений. Иван Петрович познакомился с одним из них в Летнем Саду, где прогуливался, как всегда, "дум великих полн". Летний Сад в Питере был не столь роскошен, как Сад Радости в Шанхае, однако ж китайскую кофейню открыли и здесь. Ощутив приступ ностальгии, Хомяков зашёл и заказал фунчозу, не припоминая, что это такое. Принесли нечто похожее на лапшу и две палочки. Неумело попользовавшись ими, Иван поднял голову, желая окликнуть официанта и заменить их на привычную вилку. Откуда ни возьмись, у столика возник другой китаец, явно не из сферы обслуживания. "Как джинн из бутылки!" Хотя нет, джинн - этот совсем из другой сказки.
- Давайте научу, - вежливо предложил.
При этом сложил ладони лодочкой и учтиво улыбнулся.
Хомяков тотчас вспомнил, о чём исповедовался ему сын посла, и обомлел от неожиданной мысли: "И ко мне Охранник явился!" Палочками он так и не научился пользоваться. Однако разговор завязался.
- А вы, собсно, кто будете? - спросил, ожидая услышать знакомое по Шанхаю имя.
Но нет, молодой человек назвался Лю Фаном.
- Лю Фан, а вам, случаем, не знаком садовник Джао Чжоу из Шанхая?
- А что такое?
- Вы на него чем-то похожи.
- Мы, китайцы, для вас все на одно лицо, - улыбаясь, ответил Лю Фан.
- Да я не о внешнем сходстве, - Хомяков заволновался от напряжения мысли. - Он вас гораздо старше. Вы в реинкарнацию верите?
- Я знаю, что она должна быть, - академическим тоном ответил китаец.
- Так, может, садовник воплотился в вашем теле?
- Вполне возможно.
- А у вас в памяти случайно не возникают эпизоды из прошлых жизней? - напрягаясь от догадок, наседал Хомяков. - Вы имели отношение к закладке Сада Радости?
Молодой китаец закатил глаза ко лбу и после непродолжительного самосозерцания ответил:
- Да, припоминаю. Я посадил там сливу муме. - Ах! - только и воскликнул Иван Петрович.
Сошлись довольно близко. Молодой китаец прекрасно и почти без акцента говорил по-русски. Хомяков восхищался глубиной и широтой его знаний. Лю Фан стал частым гостем в его квартире и даже вдруг, казалось бы случайно, они пересекались на улицах.
"Я тоже под контролем?" - задавал себе вопрос Иван Петрович. И вовсе не противился сему обстоятельству. Ибо конечная цель окрыляла.
Однажды, на светлую Пасху, Хомякову нанесла визит бабушка, всё ещё надеявшаяся вернуть внучика в лоно христианства. Она принесла кулич собственной выпечки и крашеные яйца. И тут как тут явился Лю Фан. Хомяков познакомил их. Стало интересно, как китаец глянет на эти, по существу, языческие атрибуты. Бог ты мой! Лю Фан с удовольствием съел оранжевое яичко, одолел солидный кусок кулича, запив его чаем. При сём он охотно общался с бабушкой. И так запудрил ей мозги, что позже она похвалила его:
- Приятно было провести время в беседах с молодым иностранцем, исповедующим христианство.
У Ивана Петровича челюсть отвалилась. Вернув её на место, он возразил старушке, что она заблуждается. И Лю Фану прямо высказал своё недоумение по поводу реверансов бабушке.
- А что? Вполне благочестивая женщина, и религия, которую она исповедует вполне благочестивая. Но, смею заметить, что даосизм приобретает всё большую популярность.
- Это почему?
- Потому что в христианстве душа рождается вместе с телом, и только после акта рождения, имеющего начало, становится бессмертной. А в восточных мифах, с опорной идеей реинкарнации, душа, иными словами личность, не имеет ни конца, ни начала. Она - вечна. Приятно ведь предположить, что десять тысяч лет назад ты был императором или мудрецом ранга Конфуция.
- Не пойму я вас, китайцев, - с досадой сказал Хомяков. - У вас такой винегрет в головах. Равноправно сосуществуют буддизм, даосизм, иудаизм, а ты и христианство приемлешь. И притом, что вы почти все атеисты, взявшие коммунистические идеи на вооружении.
- Да. мы такие, - скромно ответил Лю Фан. - Всё используем. У нас и поговорка на этот счёт есть.
- Какая поговорка?
- У вас подобная в ходу: "В кулацком хозяйстве и кривой гвоздь сгодится". Идеологические вариации нам нисколько не мешают следовать по избранному пути. Именно поэтому нашей цивилизации уже пять тысяч лет.
Хомяков только моргал, слушая молодого философа. И вот что естественным образом предположил: если в молодом китайце воплотилась душа садовника, то не Лю Фан ли теперь Охранник той самой судьбоносной программы? И однажды отважился спросить:
- Лю Фан, а как вы полагаете, пророчество Джао Чжоу в отношении меня сбудется?
- Скорее да, чем нет, - ответил Лю Фан. - Наши садовники зря не болтают, - со значением добавил он. - А напомните-ка, что он вам пророчествовал?
"Темнит? Или память ослабла?" - подумал Хомяков и рубанул напрямки:
- Вы, будучи им, двадцать пять лет назад предрекали, что я стану президентом. Но я понимаю, что это вряд ли произойдёт в текущей моей жизни. Я ещё не накопил достаточных оснований... Извините, не силён в ваших науках. Но питаю надежду, что это произойдёт уже в следующей моей жизни.
Лю Фан просветил его взглядом, как рентгеном, и вежливо разъяснил: .
- Вынужден вас огорчить. В следующем воплощении вы превратитесь в... - не желая обидеть, он сделал паузу, - ...артиста облегчённого жанра.
Иван Петрович с прискорбием выслушал ответ. "Сказал бы прямо - в клоуна". Он и сам подозревал, что накопил много негативной энергии, приспособляясь и угодничая.
- Так, может, пророчество исполнится через поколение? - с надеждой спросил.
- Вряд ли так быстро. Путь Дао зачастую осложняется рядом внешних препятствий. По-видимому, вам придётся пережить ещё несколько перерождений.
- Ну, что за непруха! - воскликнул Хомяков. - У моего школьного товарища Тиберия, ставшего сантехником, путь Дао составил всего-то десяток лет.
- Suum cuique, - заметил китаец.
Тут Иван Петрович припомнил, что садовник из Шанхая в беседе с ним указывал и о сроке исполнения пророчества. Смысла он тогда не уловил, но словесная ботва запечатлелась в памяти.
- Да-да, каждому своё, - живо подхватил он. - Джао Чжоу упоминал про три обезьяньих цикла. Что это значит?
Молодой гуру объяснил. Оказывается, китайский цикл, который в Поднебесной пышно называют "земной ветвью небесного ствола", длится шестьдесят лет. На лице Хомякова появилось смятение. "Ого-го! - быстро подсчитал он. - Значит, ждать сто восемьдесят лет!"
- Но боюсь, ваша мечта так и останется неосуществлённой, - избавляя его от заблуждений, честно добавил Лю Фан. - И вовсе не по вашей вине. Попросту вы не успеете стать президентом.
- Но почему? - пролепетал Хомяков. - Разве не свершится путь Дао?
- Дело в том, что к тому времени институт государства отомрёт, - помахивая, как веером, свежей газетой "Жэньминь жибао", разъяснил китаец. - И во всём мире настанет светлая эра коммунизма.
- Но ведь судьба! Карма! - Иван Петрович никак не мог постичь нового предначертанья.
- Диалектические законы развития общества выше отдельно взятой судьбы, - пояснил китаец.
Хомяков только моргал, слушая молодого философа.
- Впрочем, - утешил Лю Фан, - не огорчайтесь. При новом, совершенном устройстве мира, к которому мы придём благодаря усилиям КПК, каждый сможет себя мнить одновременно и сантехником, и президентом.
Всё-таки удивительный народ китайцы! Хомяков восхищался их традициям, способу мышления, грандиозным успехам. Но было невыносимо больно, что его будущее, как он представлял, накрылось медным тазом. Вслед за тем на работе втык получил. "Ты что такой квёлый? - строго спросил начальник отдела. - У тебя шинель украли?"
Это он так пошутил. А в следующий раз, наверно, предложит написать заявление по собственному.
Домой побрёл пешком, чего давно не делал. Был жаркий, душный вечер. Одетый согласно офисного дресс-кода, в тёмный костюм, Хомяков взопрел. Он оглядывался по сторонам, и не узнавал Питер. Банки, ночные клубы, казино. Миновал магазин, на витрине которого были резиновые куклы, заменяющие девушек. Они улыбались и, подключённые к электричеству, подмигивали. А вот и вовсе новое: "Перенос сознания. Гарантия личного бессмертия". Дорого, наверно. Да и, скорей всего, туфта. Проходя мимо питейного заведения, затормозил. Здесь дешевле. Зайти, снять стресс? Его тотчас зацепили живые девушки, сидящие на террасе за бедно сервированном столиком . На них кроме того, в чём мать родила, были цветные лоскуты.
- Эй, давай к нам! Один раз живём!
Он уже слышал эту установку; не единожды предлагали оторваться "по полной программе" едва знакомые люди. Все словно ошалели. По телику, по интернету - те же призывы; даже сосед-строитель, бугор на ровном месте, словно взбесился. Приглядел себе новую жену, а старую предложил Хомякову. "Ты ж ведь до сих пор нецелованный? - нагло напирал. - Так-то моя Тася - баба в теле. Но до того нудная!"
Ну, если подумать, то эта установка единственности жизни имеет смысл в ареале итоговой бессмысленности. "Нет, но всё же как без личного будущего? Неужели всё закончится стуком кусков глины о крышку гроба? - размышлял, вернувшись домой Хомяков. - Тогда уж прямо сейчас выпить яду, что ли?"
Он привычно включил телевизор и стал смотреть очередной фильм об ужасах апокалипсиса. Вот так и долбят. Внушают, что не только личного будущего не будет, но и общественного - тоже. И это всё ради того, чтобы в быстро текущей жизни пошустрее раскупали (по вставленной между зловещими эпизодами рекламе) дорогущие вещи? Выпить яду, что ли?.. Однако прежде надо написать завещание. Пусть лучше сожгут в крематории, а пепел развеют над Финским заливом, чтобы в следующей жизни, если всё-таки она состоится, не перевоплотиться в кривляку обезьяну.
Неподалёку, в Храме, который посещала недавно скончавшаяся бабушка, ежевечерне звонили колокола. Теперь, ощущая себя сирым и убогим, Хомяков сожалел, что был не достаточно внимателен к ней. Хотя она и похожа на Пиковую даму, но так-то добрая, заботливая и мужественная. Выжила, изо всех сил преодолевая голод и холод, чтобы на белом свете появились его родители, и стало быть, и он сам, мальчик Ваня.
Хомяков напряжённо вслушивался в колокольный звон. Может, туда отправиться? Посетить, а там видно будет. Если позволят, выбрать бабушкин вариант продолжения земной жизни. Что толку в бесконечном воспроизведении, если он не помнит, кем был раньше. Увы, даже в ближайшем поколении. А тот, кто будет за ним - пусть даже станет президентом или председателем Земного Шара - вряд ли будет знать о нём. Что там толковал Лю Фан о преимуществе восточных мифов? "Нет уж, душа рождается вместе с телом".
Наступила ужасно душная ночь. Не успел Хомяков всё обдумать, как в открытое настежь окно влетел тихий ангел и ласково прошелестел: "Правильно мыслишь, Ваня". Свидетелей этого происшествия не нашлось. Однако обронённое белое перо, слегка сизоватое, осталось. И с новой верою, с новой надеждой Хомяков поместил его в хрустальную вазу, тоже ранее принадлежавшую бабушке.
Правда, зашедший в гости Тиберий (по-прежнему сантехник) сказал, что это перо обыкновенного голубя-сизаря.
И ещё одно событие случилось, возможно, значительное для Хомякова. В одночасье исчез Лю Фан, достойный преемник китайского садовника. Случайное совпадение? Или, может, причина в том, что какие мифы мы выбираем, таковые фигуранты, рожденные ими, нас и посещают? К примеру, бабушка в последние дни своей жизни утверждала, что к ней уже несколько раз являлся привратник Михаил (с того света) и просил здесь не задерживаться. Ну, или более известный и довольно древний случай, когда к Моисею воочию явился ветхозаветный Бог и продиктовал десять заповедей.
Впрочем, такими мудрёными вопросами, требующими значительное умственное напряжение, Иван Петрович не стал задаваться, погрузившись в стихию чувствований.