О честности и неподкупности судьи Астаповой ходили легенды. И что удивительно, они соответствовали действительности. Любовь Михайловна, видно, с рождения была именно такая, честная и неподкупная, по непонятным пока ещё социальным психологам причинам. После окончания университета она, получившая красный диплом, с успехом начинала работу в одной известной адвокатской конторе, но... короче говоря, хотели её заставить в волчьей стае по-волчьи выть. Не поддалась, и стая отказалась от её услуг. Какое-то время сидела без работы, но потом информация о ней попала к председателю коллегии судей, и мудрый Фёдор Петрович сказал, что "нам такие люди нужны". С возрастом Людмила Михайловна поднабралась опыта. И вдруг на простеньком деле, что называется, прокололась.
На скамью подсудимых доставили некоего Валериана Фунта. Он обвинялся в подделке и продаже дипломов. Ничего особенного, в наши дни обыкновенная ситуация. Правда, нюанс: Фунт отказался от адвоката и собрался сам себя защищать. И ещё: фамилия показалась знакомой.
- Обвиняемый Фунт, вам понятно обвинение?
- Более чем! - бойко ответствовал Фунт. Небрежно одетый, нелепые пейсы, бородка клинышком, всклоченные волосы. Больше похожий на клоуна, чем на бизнесмена.
За обвинителя в этот раз был Синюков. С иголочки одетый, бойкий, самоуверенный. Впрочем, а почему ему не быть самоуверенным? Все дела с его участием заканчивались безусловной победой. Тотальное подчинение закону - вот о чём он твердил в приватных беседах и, если рядом кто-нибудь из коллег курил, то сам он, некурящий, просил закурить, чтобы не глотать чужой дым. И чтобы его генеральный тезис вкупе со струёй дыма, лучше откладывался в сознании присутствующих.
- Деяние обвиняемого квалифицируется по статье "Подделка и продажа документов", - обстоятельно начал он. - Надеюсь, всем вам понятно, что за этим, так сказать, "бизнесом" прицепом идут более тяжкие преступления. Фальшивые милиционеры грабят нас на большой дороге. Фальшивые сантехники обворовывают наши квартиры. Водители с купленными правами сшибают нас на пешеходных переходах...
- Достаточно, - не выдержала Любовь Михайловна. - Переходите от общего к частному.
- Что мы имеем в нашем конкретном случае? - живо продолжил Синюков. - Почему фальшивки г-на Фунта пользуются спросом? Котомка открывается просто. Они освобождают его клиентов от длительной и напряжённой учёбы. Взял пачку долларов - и на рынок! А почём тут у вас красный диплом меда? А сколько берёте за пед? А в каком ряду тут на физика-ядерщика можно учёную степень приобрести?
Синюков строгим взглядом обвёл немногочисленных слушателей, словно все они уже сидели с пачками долларов и помышляли о покупках фальшивых документов.
- А в итоге? Якобы врачи нас лечат, якобы педагоги учат наших детишек, якобы учёные строят атомные электростанции, которые взрываются и превращают нашу планету в ад. Но и это ещё не всё! Хуже всего, что способные дети - потенциальные Ломоносовы и Менделеевы - становятся только помехой в такой системе дипломирования. Они оказываются невостребованными! Общество неумолимо движется к деградации!
Утомлённая за день Астапова с неудовольствием слушала трели краснобая. И без его экзерсисов всё ясно. В конце прений она дала слово Фунту, который "сам себе" адвокат. Тот встал и, подёргивая свою куцую бородку, начал вещать не менее красноречиво, чем обвинитель.
- Ваша честь, есть и нечто положительное в той системе образования, которую нам так красочно преподнёс господин обвинитель. Приведу простой пример. Представим себе, некто имярек устраивается на работу. Его проекты и предложения оригинальны и своевременны. Они приносят прибыль. Все довольны. Но вот закавыка! Штатная проверка показывает, что у него... страшная новость!.. нет диплома.
Оратор всплеснул руками и скорбно закатил глаза.
- Подсудимый Фунт не паясничайте!
- В данный момент я адвокат Фунт, - поправил самозванец. - Итак, допустим, что наш воображаемый имярек не аттестован. Казалось бы - ужас? А на самом деле ничего ужасного. Так даже лучше! Выходит, человек сам себя образовал, государство на нём сэкономило. Теперь, представим иную картину: вновь принятый работник оказался нерадивым, плохо знающим своё дело, но он, как бронёй, защищён дипломом. И что тогда?
- Адвокат Фунт, - уступая в обращении, отозвалась судья, - вы разглагольствуете не по существу. Вас обвиняют в подделке документов. Вопрос об эффективности образования у нас не стоит.
- Но моя практика в том и состояла, чтобы разбудить у общества интерес к этой проблеме! - вывернулся Фунт и нагло посмотрел ей прямо в глаза. - Я могу вам привести примеры успешной деятельности лиц, аттестованных мной.
- И что же вы предлагаете? - язвительно включился Синюков. - Вузы закрыть, преподавателей распустить и полагаться на ваши ксивы?
- Зачем? Пусть вузы остаются. Но! Дипломы не выдавать. Посещение занятий сделать свободным. Кому надо, пусть ходит. И пусть сам выбирает, какие лекции посещать. Тем самым, побочно, мы выявим ценность преподавателей. У одних залы будут переполнены, у других пустые. Этих - перевести в дворники. И нечего плодить миллионные армии дипломированных специалистов, из которых каждые девять из десяти не тянут ни в теории, ни в практике. Зато какой у них апломб: мы дипломанты! Дайте нам должностя, дайте приличную зарплату! А сами - ни ухом, ни рылом...
- Адвокат Фунт!
- Позвольте договорить, ваша честь! Так вот, уменьшив количество этих, с позволения сказать, "спецов", мы увеличим престижность тех, кто действительно овладел знаниями и жаждет заняться делом. Прочь дипломы! Заменим их открытым, прозрачным конкурсом!
- А как же быть с блатными? - не утерпела, вступила с ним в перепалку Любовь Михайловна. - При упразднении дипломов шлагбаум будет открыт, вот полезут-то!
- Да, да! Известная фабула со времён очаковских и покорения Крыма. Ну как не порадеть родному человечку! Но имейте в виду: если таковых примут, бестолковых и самоуверенных, то фирме, заводу, булочной, прачечной - любому заведению - придёт аншлюс! Вот тут-то руководители и спохватятся.
Синюков вскочил с места и хотел что-то возразить, но не успел.
- Ваша честь! - ещё бойче заверещал адвокат и обвиняемый в одном лице. - Я понимаю, что нарушил закон. А то, что высказал, могло бы послужить основанием для общественных дебатов и нового закона. Но старый, конечно, никто не отменял. Поэтому прошу суд о снисхождении. Всё-таки я действовал из благородных побуждений. И ещё. Последнее! Я продавал дипломы не всем подряд, а только после собственной аттестации.
- И каким образом вы аттестовали? - с сарказмом спросил Синюков, на этот раз опередив всех.
- У меня своя база данных. И то, что не один из моих дипломантов до последнего времени не прокололся, говорит о том, что я шёл верной дорогой!
- Это говорит о том, что вы прожённый жулик! - не вытерпел обвинитель.
Астапова постучала молоточком.
- Благодарю, ваша честь! - раскланялся обвиняемый. - Да, поясню: я по собственной методике проверял интеллект покупателя, его способность к обучаемости, общую степень развития и культуру.
- Как? Прямо во время торга? За пять минут? - не отступал Синюков.
- Нет, почему же, - снисходительно разъяснил Фунт. - Пользуюсь современными средствами добычи информации. Все мои испытуемые висят в интернете. Оттуда и черпал сведения. Иногда даже, под разными никами, испытуя их, вступал с ними в оживлённую перепалку.
- Вон даже как! - язвительно воскликнул Синюков, намереваясь произнести ещё одну обличительную речь, разбить в пух и прах доводы "сам себе" адвоката.
Но тут в первом ряду задёргался один из слушателей и громко выкрикнул:
- Лучше б я с тобой не связывался, Фунтиков! Меня выперли из-за твоего поддельного диплома и сейчас нигде не принимают!
Астапова заинтересовалась личностью глашатая. Маленький, щупленький - похожий на взъерошенного воробья.
- Встаньте и назовитесь! - потребовала она.
Воробей встал и представился.
- Вы знакомы с обвиняемым? - продолжала вопрошать судья. - Почему назвали его Фунтиковым? Вы уверены, что говорите о том, кто находится на скамье подсудимых?
- А как же. Давно знаю. Фунтиков он и есть. Я его со школьной парты помню. За деньги, подлец эдакий, давал списывать домашние задания.
- Ничего личного: просто бизнес, - пробормотал, несколько сбившись, обвиняемый.
- Так вы, на самом деле, "Фунтиков"? - строго уточнила Астапова.
- Это моя первая фамилия. Когда я занялся предпринимательской деятельностью, то решил её изменить. Не мог же я оставаться Фунтиковым. Слишком юмористически звучит. Не правда ли?
- То есть, вы и для себя подделали документы?
- Да вы что, ваша честь! Я на законных основаниях. Через паспортный стол. Госпошлину заплатил. Можете проверить.
- Итак, ваша прошлая фамилия Фунтиков? А почему скрыли?
- У меня никто не спрашивал. Не думаю, что это важно.
Любовь Михайловна переменилась в лице. Стукнула молотком.
- Судебное заседание откладывается. В связи с необходимостью дознания.
На лице Синюкова появилась злокачественная гримаса. А Фунт... Фунтиков при сём довольно ухмыльнулся. Или показалось?
В разговоре с обвинителем она осведомилась, сухо обратившись к нему по имени-отчеству:
- Юрий Сергеевич, что там Фунт... Фунтиков болтал о своей базе данных?
- Есть у него такая. Меж прочим, прохиндей сам её подсунул. Воспользовался известной фистулой, что лучше самому предоставить то, что так или иначе всплывёт. И да, там фигурируют весьма успешные люди. Но есть и закрытая часть! Полагаю, что там более полные сведения о его клиентуре.
- И что ж, эту закрытую часть... не вскрыли?
- Нашему айтишнику оказалось не по зубам, - вздохнул обвинитель.
- Что ж он, ваш айтишник, не справился? Где и чему он учился? Диплом имеет?
- А как же, всё чин по чину! Молодой выпускник факультета информатики. - Синюков сделал паузу. - Но знаете, Любовь Михайловна, в КПЗ сидит хакер Бруно, который бомбил банки. Вот он, думаю, справился бы.
- У него тоже диплом?
- Нет, он самоучка. Даже, представляете, десятилетку не осилил.
- Ну что ж, попробуйте, я не против.
Хакер Бруно согласился помочь следствию, надеясь на поблажки. Три часа провёл он в кабинете следователя, без результата истязая клавиатуру компьютера. Устал, выдохся и потребовал крепкого чаю.
- Чифирнуть мне дайте, тогда получится.
Пришлось уступить мошеннику и на этот раз.
Просматривая взломанную часть прежде недоступной базы, Любовь Михайловна нашла то, что смутило её во время судебного заседания. Фамилия "Фунтиков" ей была знакома и прежде! Она встречалась в электронной переписке сына. И данные на её Дмитрия, о приобретении им фальшивого диплома, оказались в скрытой базе обвиняемого.
Теперь, если продолжать дело, раскручивать по полной, то позора не оберёшься! Хотя... нет. В записях Фунта фамилия Любови Михайловны не упоминалась. Дима носил фамилию отца, а она при замужестве свою девичью фамилию не меняла.
Всё равно было гнусно. Астапова припомнила, как вёл себя Фунт во время процесса. Этот иезуитский выпад: "Я могу привести примеры успешной деятельности лиц, аттестованных мной", - сопровождаемый наглым взглядом. Видимо, был уверен, что она осведомлена о его сделке с Дмитрием. В напряженной памяти проецировались и другие высказывания Фунта. Нет, то была не пустая болтовня; всё одно к одному, как бусы на нить. Да, да! Попытка скрытого, покамест, недоступного для понимания других, шантажа. О. боже! Ведь он чуть ли не с радостью воспринял её распоряжение о дознании. Рассчитывает на содействии? В обмен на своё молчание?
Но как так получилось, что она ни сном ни духом? Пришлось анализировать события последних лет. Да, сын с год назад объявил, что получил диплом. С красными корочками! Она не ожидала от него такой прыти. Ибо, на первых курсах он учился неважно, стипендию не получал и постоянно попрошайничал, вымогая деньги.
Сейчас Дмитрий работает в успешной фирме. Как сам говорил, оказывает юридические услуги. И что же? Выясняется, что в университете не доучился. Сам бросил или отчислили?.. К сожалению, в последние годы Астапова мало уделяла сыну внимания: напряжённая работа, проблемы с загулявшим (с молоденькими девицами) мужем, развод. Да и сын не допускал опеки:
"Я уже взрослый, мама. Ты разве не заметила?"
Любовь Михайловна села за компьютер и вышла на сайт классического университета. Да, среди выпускников Дмитрия нет! Не получал он законного диплома - ни красного, ни серого.
Рассерженная и раздражённая, созвонилась с ним. Разговор шёл на повышенных тонах и закончился её категоричным требованием:
- Завтра же уволишься по собственному желанию!
- Ну, маман. Скажешь тоже. Я там на хорошем счету. У меня приличная зарплата. Ты обратила внимание, что в последнее время я не обращался к тебе за финансовой помощью?
Наглый, самоуверенный тон. Очень похожий на тот, каким изъяснялся на суде Фунт. О сколько их вокруг, наглых и самоуверенных! Кишмя кишат. И вот теперь... родной сын. Которого она, по крайней мере, до выпуска из школы пестовала и оберегала. Со степенной, уверенной в себе Любовью Михайловной случилась истерика.
- Диплом принесёшь мне! - кричала она в трубку. - Я его на твоих глазах уничтожу!
- А если не подчинюсь?
- Пойдёшь под суд!
- И судить, надо полагать, будешь ты? - нагло осведомился отпрыск.
- Можешь не сомневаться! - вгорячах подтвердила она.
Долго длящийся вечер перешёл в бессонную ночь. По телику в криминальных новостях сообщили, что в Краснодарской больнице уборщица с успехом подменяла ушедшего в отпуск врача. Осталось только ждать, что кухарка станет во главе государства. Как такое могло быть? А каким образом её сын, шалопай и недоучка, мог оказаться на хорошем счету и получать приличную, по его словам, зарплату? Врёт? Непохоже. Действительно, давно не клянчил деньги. Как же так? Впрочем, в наш атомный век всё возможно! Он мог стать посредником. Ничего не зная и не соображая, переадресовывать возникшие по работе проблемы зубрам своего дела. "Даю бесплатно юридические консультации" - не эта ли афишка нахально появляется на экране, едва она входит в интернет...
На другой день, встав с не совсем здоровой головой и расшатанной психикой, Любовь Михайловна попросилась на приём к мудрейшему (и слегка хитрому) Фёдору Петровичу. Тот усадил в кресло, приветливо улыбаясь, напоил чаем с маковыми бубликами. Впрочем, чай не лез ей в горло.
- Фёдор Петрович, я хочу взять самоотвод по делу о фальшивых документах, - решительно сказала она.
- Что так? По какой причине, Любовь Михайловна?
- По личным мотивам. И... и я устала! Прошу дать мне отпуск, передышку.
- Ну, хорошо, хорошо, - любезно откликнулся добрейший Фёдор Петрович. - Отдохните, наберитесь сил, чтобы продолжать вашу в высшей степени справедливую деятельность.
Последние слова почему-то прозвучали издёвкой. Астапова вышла и медленно, глубоко задумавшись, побрела по оживлённой, гудящей улице. Не пора ли совсем уходить с судейской должности?
На пешеходном переходе её сшиб автомобиль. Очнулась в больничной палате; левая нога на вытяжке; преодолевая вибрирущую боль в голове, попыталась припомнить, что случилось, может, сама нарушила правила дорожного движения? Да нет, шла по зебре, как положено. Ну, возможно, в другом (обычном) состоянии была бы более осторожна, посмотрела бы вправо, влево. Ибо на ПДД надейся, но и сам не плошай.
В палату вошёл знакомый мужчина. Ба, да это Синюков! Почему-то конфузится.
- Как себя чувствуете, Любовь Михайловна?
Она осторожно ощупала перевязанную голову. Уже хорошо, что руки слушаются.
- Спасибо, нормально.
- Вы уж простите меня, - повинился Синюков. - Вот ведь, напророчил же я.
О чём это он? Ах да, что-то такое высказывал в своей обвинительной речи.
- Вы, безусловно, на дороге вели себя по правилам, но на вашу беду на пути попалась лихая наездница с купленными правами. Не справилась с управлением. Я уже навещал её. Она лежит в соседней палате.
Он примолк. Что-то с ним не так. Впервые она видела его неуверенным, будто горем убитым. Халат застёгнут небрежно, наперекосяк. Взгляд виноватый, искательный, как у напроказничавшего щенка.
- Это была моя дочь, - добавил он.