Аннотация: Опять про главного приватизатора страны. Романтикам - не читать.
28.11.2007. Москва.
Московский корреспондент газеты "Financial Times" Аркадий Островский провёл задушевную беседу с Анатолием Чубайсом в интерьерах ресторана "Граф Орлов":
Когда официант принёс чай с мёдом, я спросил у Чубайса, не находит ли он, что капитализм не годится для России с её народной ненавистью к богачам и верой в нравственное превосходство бедных. Далее речь зашла о Достоевском.
- Вы знаете, - ответил Чубайс, - я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски.
FT. Ино-Пресса.ру. А ниже примерное содержание ещё одного интервью, которого, возможно, и не было, по крайней мере, источники и дата точно не указаны.
Третий день шёл снег, мокрый и тяжёлый. Аэропорты Москвы закрылись. Поездку за очередной консультацией в Гарвард госсоветнику Чубайсу пришлось отложить на неопределённое время. Естественно, настроение у него было паршивое. Фиктивное покушение на себя любимого, которое он организовал, чтобы привлечь к уголовной ответственности кое-кого из оголтелых врагов, лопнуло по швам из-за дурости лакеев. Хорошо, в суде свои люди. Они-то поняли, что это представление как бы являлось проекцией на будущее и отнеслись со всей серьёзностью. Да и что далеко ходить: вон его друг, Гоша Холиков, в больнице с отравлением лежит. Даже в безмятежной Швейцарии, куда Гоша ездил на экономический форум, достали.
И вот в это-то самое отвратное время позвонил журналист Аркадий Островский из солидной лондонской газеты, которую остряки назвали "Денежными временами". Аркадий попросил о повторной встрече. А почему б и нет? Первое рандеву случилось год назад. Чубайс тогда остался доволен. Его хорошо накормили и попоили, а журналист оказался милейшим, понимающим человеком, либералом и демократом. С ним и потолковать было приятно.
Договорились встретиться на прежнем месте. С полным эскортом - машина охраны впереди, машина сзади - подъехали к ресторану. В фойе навстречу ринулся незнакомый молодой человек. Охранники среагировали и загородили. Чубайс с высоты своего роста глянул на незнакомца. На лондонского денди тот не тянул; одет просто, затрапезная куртка, джинсы, на глазах затемнённые очки - но без лейбла. "Экий щегол", - подумал госсоветник.
- Я вместо Аркадия, - пояснил незнакомец. - Вот моё удостоверение.
- А где Аркадий?
- У него ангина, голос пропал, - бодро пояснил журналист; на русском он говорил неплохо. - Передал полномочия мне. Очень не хотелось бы упускать ещё один случай побеседовать с вами.
Удостоверение принялся изучать охранник; сличая, бросил взгляд на журналиста и попросил снять очки. Щегол послушно снял и спрятал в карман. Его серо-голубые глаза излучали любопытство. Старший охранник кивнул шефу. Второй прошёл вперёд, оглядел зал. И дал добро, не заметив ничего подозрительного.
Поднялись на антресоли. Один охранник остался внизу, в фойе, а второй занял позицию у входа в кабинет. Сели напротив за столик, накрытый белоснежной скатертью. Продолжали обмениваться репликами. "Простите, как вас?" - "Уильям." - "Не Шекспир ли?" - пошутил госсоветник. "Нет, Швагер, в переводе - свояк". - "Псевдоним?" - "Нет, так и есть".
Вошёл официант, пожилой, вышколенный, с тонкой ниточкой усов, и учтиво подал пару карт.
- Что будем заказывать? - спросил Уильям.
Госсоветник решил проверить молодого человека и попросил заказать то же, что и в прошлый раз. Журналист оказался осведомлённым и попросил официанта принести бутылку Шато Потенсак.
Чубайс из любопытства просмотрел карту вин.
- Сюрприз, - удивился он. - Чуть ли не вдвое дороже стало.
- Инфляция, - кивнул журналист. - А ещё VIP-эффект. Цена товара повышается, если он пользуется успехом у элитных персон.
- Может, для вашей газеты накладно? - вежливо осведомился Чубайс.
- Потянем, - заверил свояк-Швагер с чисто русской беспечностью.
На закусь заказали устрицы. На горячее - жаркое. И ещё чаёк с мёдом. Официант принёс серебряный поднос. Бутылку, как и полагается в приличном ресторане, подали не раскупоренную. Официант ввинтил штопор и вытащил пробку, не пролив ни капли. И сам же наполнил бокалы, на три четверти. Затем осведомился, через сколько "мясо" подавать.
Чубайс поторопил, потому что заподозрил, что этот расхристанный свояк-Швагер не чета благопристойному Аркадию, которому давал первое интервью. И засомневался, получится ли значимая, серьёзная беседа. Хотя, правда, следующий жест журналюги ему пришёлся по душе. Не стал тот предлагать тостов, не потянулся чокаться, а молча приподнял бокал, посмотрел напиток на свет и отпил.
Чубайс тоже пригубил вино и приналёг на устрицы. Устрицы были на загляденье, аппетитные, свежайшие, разве что не пищали.
- Цимус, не правда ли? - улыбнулся журналист.
- Откуда у вас этот странный конгломерат "учёности" и уличного жаргона? - Чубайсу не понравилось.
- Из "глубины сибирских руд". Я до четырнадцати лет обитал в тех местах, где проводил досуг ссыльнокаторжный Достоевский. А мою маму туда отправил товарищ Сталин, в сорок первом, когда началась война. Из приволжских немок она.
- А как вы английское гражданство заполучили? - недоверчиво спросил госсоветник.
- Когда Советский Союз развалился, мама вывезла в Германию, на историческую родину, - охотно ответил журналист. - Впоследствии я перебрался в Англию. Никак не мог отвыкнуть от того немецкого, на котором мы в деревне базарили. А английский с нуля учил и поэтому без проблем усвоил. Да и, по правде сказать, мне в Германии скучно стало. У них же там всё tip-top. Развитый социализм! Строили в СССР, а получился в ФРГ. Социальная защита, высокие пенсии, даже алкашей не обижают: в день по поллитре выдают, чтобы махом месячную субсидию не пропили.
- То-то же! - довольно подытожил Чубайс. - Вот к каким результатам животворящий рынок приводит.
- Только скучный какой-то социализм, - скептически дополнил Уильям. - Всё по параграфам. И параграфов тех - немеряное множество. А ведь взамен всей этой бухгалтерии можно было следовать всего одной рекомендации, с источником котороый вы, несомненно, знакомы: "Возлюби ближнего, как самого себя". Так что обстановка, скажу я вам, как на зоне: век воли не видать.
Чубайс слушал его болтовню, по глоточку отпивал вино. Оно было превосходное, как и в прошлый раз. Не подделка.
- Какие вопросы вас интересуют, мистер Швагер?
- Я хотел бы поговорить об участившихся случаях покушений на чиновников высшего ранга. В том числе и на вас.
- Да, на меня уже три покушения были. Я уже высказывался по этому поводу.
- Вот-вот! Я провожу собственное расследование и хочу узнать ваше мнение об отравлении вашего друга Егора Холикова на экономическом форуме в Швейцарии. Я посещал больницу, но меня к нему не пустили. И тут я хочу сделать, если позволите, небольшое отступление. Вы ведь слышали о массовых отравлениях палёной водкой, а также спиртосодержащими жидкостями, которыми моют сантехнику?
Чубайс поперхнулся и, справившись с кашлем, сухо заметил:
- Извините, у меня своих забот хватает.
- Но как же, - нимало не смущаясь, напирал журналист. - Разве можно быть равнодушным к тому, что спивается Святая Русь? И у вас разве не появлялась мысль, что либеральные реформы поспособствовали этому?
- С вами всё ясно! - брюзгливо ответил госсоветник. - Следом вы заявите, что я лично в демографическом спаде виноват. А между тем демоспад характерен для стран с повышенным уровнем жизни. Всё дело в том, что человек осознал себя самоценной личностью, а не винтиком и шурупчиком в общественном механизме. Кроме того, дети раньше были нужны родителям, дабы обеспечить их старость. Теперь такая надобность исчезла. Пенсионеры у нас защищены и обеспечены государством. Для них существует социальный рынок и приюты, в конце концов.
- И вдобавок в их распоряжении контейнеры с мусором, - подхватил журналист. - А в лавках круглые сутки можно приобрести эти самые фанфурики по низкой цене. Про "Трояр" слышали? В вашей стране им отравляются десятки тысяч людей. Я специально попробовал. И скажу вам, гадость несусветная!
- Для чего вы мне это рассказываете? - осерчал Чубайс. - Ведь понятно, что отравляются конченные алкаши. Их никто не насилует.
- Скорей бы они вымерли, не правда ли?
- Не пытайтесь думать за меня.
- Но разве не вы сказали, что для обслуживания нефтяных скважин вполне хватит тридцати миллионов? Сдаётся мне, что ваши мечты о Золотом Миллиарде успешно реализуются.
- А мне сдаётся, что вы слишком много знаете! - раздражаясь, сказал Чубайс.
- Значит, мало проживу, - отшутился парень. - Но вернёмся к моему расследованию. У меня есть сведения, что ваш друг в Швейцарии отравился именно "Трояром".
- Бред!
- А вот послушайте. Тут запись беседы с неким Владимиром Зыковым, известным бизнесменом. Впрочем, в определённых кругах его больше знают как Вована Зыка. Так вот, Зык тоже был приглашён на конференцию в Давосе и летел туда с вашим другом... Послушайте сами.
Настырный журналюга включил диктофон. Раздался сиплый голос:
- Да, мы летели вместе и сидели рядком. Я угощал Гошу коньячком. В гостинице ещё поддали, песняка в моём номере давили. Гоша хорошо поёт, душевно. А утром он проснулся с тяжким похмельем. А тут, на беду, коньячишко кончился. Я полез в чемодан, и обнаружил пузырёк с Трояром. Знаешь, Вася, у меня супруга очень брезгливая.
- А кто такой Вася? - перебил Чубайс.
Журналист остановил воспроизведение и пояснил:
- Так это же я. В русской деревне, до отъезда, я и был для всех Васей. Это потом, в Германии, меня переименовали в Вилли, а в английском варианте стал Уильямом. Но, если хотите, можете и вы меня называть Васей.
- Ваш собеседник, судя по голосу, пьяный! - брюзгливо бросил Чубайс.
- Ну и что? Как говорится, что у русского пьяницы на уме, то... то послушайте, что у него на языке.
Сиплый голос Вована Зыка продолжил:
- Моя дура всегда наказывает чистить ванну, даже в пятизвёздочном отеле: "Я не хочу, чтобы ты заразил меня какой-нить импортной дрянью". Потому и сунула этот пузырёк. А что? Ништяк горилка, хорошо пошла. Вот только мой друг совсем раскис и глазки зажмурил. А когда очнулся: "Где я?" - "В Давосе на форуме, - отвечаю. - Нам пора на конференцию двигать"... Ну, доставил его. Объявили, что слово имеет... И Гоша, взошед на кафедру, сознание потерял. В больницу увезли. Позже узнал, что его отравили. Но кто и когда? До сих пор не врублюсь. Ведь с ним постоянно был.
Чубайс слушал, и его брови медленно поднимались, пальцы, поросшие рыжими волосками, возмущённо тарабанили по столу. В записи последовала пауза, донеслись неясные звуки, похожие на бульканье. И затем:
- Ну, будем толстенькими, Вася! Эх, трутни мы! Пиявки! Что для людей хорошего сделали? Только головы морочим. Учёные, академики - поди ж ты! Все эти науки - экономика, индекс Джоуля-Джонса - туфта сплошная, феня для образованных. Да вы сами-то в эту фуету верите? Вы и друг друга-то не понимаете! Но у вас групповая порука, чтоб остальных за лохов держать. И меня, честного вора, в свою ОПГ заманили...
- Полный бред! Исповедь сумасшедшего! - не выдержал Чубайс. - Не к лицу сотруднику солидной газеты собирать небылицы. - Ваше интервью, Вася, Уильям, Вилли или как вас там, носит странный характер.
- Вы удивлены, что я не спрашиваю насчёт реформ, монетизации и всего прочего? - с показным недоумением спросил журналист. - Но меня больше интересуют отношениями между человеками.
В очередной раз вошёл официант. На подносе превосходное жаркое, политое соусом, украшенное веточкой базилики. Чубайс забыл об интервью и налёг на блюдо с таким рвением, будто неделю не ел. Насытившись, откинулся в кресле, промакнул губы ажурной салфеткой.
- На голодный желудок какие могут быть отношения? - поучительно заметил он. - Только людоедские. Когда я учился в высшей школе экономики, академик Захер за полминуты преподнёс нам всю жизненную философию. Слушайте и запоминайте, чему учили шесть знаменитых на весь мир евреев. Моисей утверждал: всё оттуда - и указывал на небо. Соломон: всё отсюда - и указывал на лоб. Христос - на сердце. Маркс - на желудок. Фрейд - ниже пояса. А Эйнштейн сказал: "Всё в этом мире относительно, господа присяжные заседатели".
- Браво! - восхитился Швагер. - Эта штука посильнее, чем "Фауст" Гёте.
- Ну, вы скажите, - довольно осклабился Чубайс.
- Это не я. Так отозвался отец народов о поэме Горького "Девушка и смерть".
- "Девушка и смерть"?.. Впервые слышу.
- Ну, так послушайте: Грудь её обнажена бесстыдно, и на коже шелковистой, ланьей звёзды поцелуев ярко видны, два соска, как звёзды, красят грудь. Пожилой официант, зашедший убрать пустую посуду, на минуту застыл, заслушавшись, и вполголоса предложил:
- Господа, может, вам приличные девушки нужны?
- Спасибо, отец, нам не до девушек. Мы тут мировые проблемы решаем, - отмахнулся журналист и взглянул на собеседника. - Хотя... что я за вас говорю?
Чубайс высокомерно усмехнулся.
- Я всё более не понимаю, зачем вы меня пригласили? Поболтать о Сталине и Горьком?
- Почему бы и нет? - журналист посмотрел в окно, за которым по-прежнему сыпал снег. - Ну, давайте продолжим разговор о каторжанине Достоевском. Помните? Вы охотно о нём высказывались в прошлом интервью. А между прочим, сегодня двадцать восьмое. Как раз день рождения Фёдора Михайловича. За это надо выпить.
Он поднял бокал, но Чубайс не поддержал. На его лице появилась брезгливая мина.
- Ой, - как бы участливо воскликнул легкомысленный журналист. - Ваше мнение не изменилось? Вы по-прежнему хотите порвать его на части, как тузик грелку?
- Опять съехали на жаргон, - поморщился госсоветник.
- Так я буквально вас цитирую. А ведь вы с ним, собственно, в одной упряжке. Да, да! Достоевский высказывался за всемирное единение, то есть, переводя на современный язык, - стоял за глобализм.
- Наговорите.
- Вот вам крест на пузе! Вы знакомы с его программной речью на открытии памятника Пушкину? Барышни слушали и в обморок падали.
- Я не барышня.
- И всё-таки позвольте напомнить: "Народы Европы не знают, как они нам дороги! Что значит быть настоящим русским? Это значит, стремиться внести примирение в европейские раздоры. И в конечном итоге прийти к великой, всеобщей гармонии, к братскому согласию всех племён и народов".
- Какая самонадеянность!
- Вот-вот! Он предчувствовал, что многим это покажется самонадеянным: "Нам ли, русским, уготовлен такой удел? Нам ли предназначено высказать новое слово?"
- А вот это - здравое сомнение.
- "Но разве я про экономику говорю, про славу оружия или науки? Я говорю лишь о братстве людей и о том, что ко всемирному единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено. Пусть наша земля нищая, но эту нищую землю в рабском виде исходил, благословляя, Иисус Христос".
- Чушь собачья, - проворчал Чубайс. - Не посещал Россию Христос. Да и современная наука высказывает сомнения, что такая личность вообще реально существовала.
- Возможно и так. Но вот вопрос вопросов: не лучше ли нам остаться с Христом, чем с истиной?
- Вот глупость-то!
- Ха-ха-ха, - от души рассмеялся журналист. - Заметили? Вы обменивались репликами с самим Достоевским. И почему б не последовать его пророчествам? Всеми признано: он гений.
- Да уж, - Чубайс злорадно усмехнулся. - Предвижу, что сочинения вашего гения в просвещённой Европе скоро запретят. Там свои авторитеты.
Потаённо он завидовал антогонисту и считал себя не меньшим гением. Ведь то, что он сделал с огромной страной, только колоссу под силу. "Ведь и сподвижники полагают, что мне в пору памятник ставить, - привычно понеслись тщеславные мысли. - На Лубянке. Вместо памятника Дзержинскому. Или на Красной площади. На пьедестале, где Минин с Пожарским. Заменить на другую пару: водрузить меня и моего друга Егора. А меч убрать, ни к чему. Мы и без меча "Святую Русь" переформатировали".
- Да, к славянофилам вас невозможно причислить, - как бы поддакнул журналист. - А вот отнести к большевикам вполне можно.
- Что-о? - с возмущением протянул госсоветник и от ярости покрылся красными пятнами.
- Я в интернете видел фото, где вы стоите у могилы Троцкого-Бронштейна в скорбном поклоне. Большевики силком тащили народ в коммунизм, а вы, с тем же усердием, - в капитализм.
- Ну, знаете! Народ нам ещё спасибо скажет.
- О, да. Отблагодарят те избранные, которые останутся в живых.
- Это провокация! - Чубайс вытер губы салфеткой, резко её смял и отбросил. - Слышать подобное! От сотрудника солидной английской газеты!
- Тактический ход. Защищать русскую идею, находясь здесь, в России, опасно. Могут пришить статью за экстремизм. Вот я и решил действовать зайдя извне.
- Что в лоб, что в по лбу, - враждебно сказал Чубайс. - Надеюсь, твоё интервью, Ва-ся, будет последним для "Файнейшнл Таймс".
- Донесёшь? - нагло спросил журналист. - Так и ты долго не продержишься. Твои дни сочтены.
"Террорист? Четвёртое покушение?!" - Чубайс сунул руку в карман и нажал на кнопку вызова.
В комнату ворвался охранник.
- Руки на стол! Не двигаться! - прокричал, упирая в спину журналиста ствол пистолета.
- Да в чём дело? - возмутился тот, поворачиваясь.
И тут же получил удар в челюсть.
- Встать! Руки на затылок! Лицом к стене!
Охранник шустро и умело обыскал "террориста" и вытащил из кармана подозрительную штуковину - трёхгранный металлический предмет.
- Это моё стило! - возмущённо сказал Швагер.
- Стилет, говорит, мой, - прокомментировал охранник, обращаясь к шефу. - Может, в ФСБ сдать?
- Не надо, уходим, - распорядился Чубайс. - Документы у него в порядке, иностранец.
Они двинули из кабинета. Впереди охраняемый, а позади, пятясь, не спуская с журналиста глаз, - верный нукер.
Уильям сел за стол, вытащил платок и протёр окровавленные губы. Глянул на тарелку Чубайса, пустую бутылку вина и, морщась от боли, пробурчал:
- Ну, козёл. Идеология идеологией, а мясо подчистую слопал. А ведь и донесёт, - опустил голову и с сожалением добавил: - Придётся тебе, Васька, ехать to the village, быкам хвосты крутить.
- Чай с мёдом, - доложил вошедший официант.
- Спасибо. Присаживайтесь. Одна чашка, по недоразумению, оказалась лишней.
- Пожалуй, не откажусь. Посетителей сегодня мало, непогода. - Официант обратил внимание на брошенный на пол предмет и поднял. - Ваша авторучка?
- Моя. Возьмите на память. Заказы будете записывать.
- А вам, как же, без неё?
- Я в глушь, в Саратовскую губернию поеду.
- В Саратовскую? - удивился официант.
- Да, где оскорблённому есть чувству уголок. Там у меня тётка живёт.
- Карету вам заказать?
- Спасибо, батя, - расчувствовался парень. - Хоть вы, старомосковские официанты, ещё отечественную литературу помните.
Госсоветник с охранниками вышел на улицу. По-прежнему сыпал мокрый снег. Быстро сели в машину. Водитель спросил, куда ехать. Чубайс помедлил с ответом. Ладно, уж коли день всё равно испорчен, надо бы съездить к знакомой женщине, экстрасенсу. Она уже давно зазывала, лебезила: "Готова принять вас, Анатоль, в любой час дня и ночи".
- На Ордынку! - распорядился.
Чёрный бронированный BMW быстро набрал скорость. На крыше мерцала голубая мигалка. Отчаянно скрипели дворники. Доехали без приключений. Скоростным лифтом на седьмой этаж элитного дома. Современная ведьма хорошо обустроилась. Встретила в атласном халате и в кушаке со звёздами. Шикарная гостиная, полутьма. На стенах атрибуты волхвования. Прорицательница усадила за круглый стол, зажгла ароматные свечи.
- На меня покушения ещё будут? И вообще, что дальше? - угрюмо спросил он, вспомнив угрозы журналюги. Скверно отрыгнулось устрицами.
- Не беспокойтесь, всё обойдётся, - заверила хозяйка. - Впереди вас ждёт светлое будущее. У вас карма такая - при любых обстоятельствах оставаться на плаву. Вскоре вам предложат новую высокооплачиваемую работу.
"Мягко стелит", - подумал он.
- А что за работа?
- Будете заниматься мелкооптовым производством.
Чубайс поморщился. Это после того, как он распределял собственность громадной страны, командовал грандиозной сетью электростанций!
- Всего-то?
- Мелкое-то оно мелкое, но с очень большими возможностями, - поспешила подбодрить прорицательница.
В голове у госсоветника тотчас совместились два слова: "мелко" и "мягко" - и сами собой перевелись на английский язык.
- То есть, вы хотите сказать, что меня пригласят в корпорацию Майкрософт?
Прорицательница в затруднении пощёлкала пальцами, унизанными перстями.
- Как бы это вам объяснить... в моей голове вертится другое слово, более ласковое: няня, нана, нано...
"Чёртова баба! - подумал Чубайс. - Не намекает ли она, что я онанизмом буду заниматься?"
Она заметила, что он сердится, и поспешила успокоить.
- Замечательная будет работа! Большие деньги на вас посыпятся. Даже когда наступит кризис, голод и холод, вы себе и вашим друзьям большие премии будете выписывать.
- Ну-ну, - буркнул он.
Всё-таки визит к вещунье скрасил неприятное ощущение от перепалки с английским подданным Уильямом Швагером, родившемся "во глубине сибирских руд". Выходя к машине, госсоветник втянул голову в плечи и поднял воротник пальто. Противный мокрый снег всё валил и валил - так же, как двести лет назад в повести этого припадочного, отмечающего в преисподней свой день рождения. Чу! Что за фигура выскочила из-за угла? Где охрана? Ублюдки! Раньше меня ещё заскочили в теплые салоны...