Фельдшер Акимушкин, по распоряжению начальства, провёл "диспансеризацию" населения и кое-кому выписал направление на дальнейшее обследование. Если бабушки и дедушки, которым за восемьдесят, жаловались на хвори, он спрашивал:
- А вы в паспорт давно заглядывали?
- Так надобности не было.
- Ну, загляните, там год рождения указан. И будьте довольны, что еще живы. - Впрочем, последнюю фразу он проговаривал про себя, а то мало ли - на скандал нарвёшься.
Наконец, осталась одна жительница, не охваченная его заботой: Алевтина Сергеевна Амосова. Обитала она отдельно, на дальнем хуторе. Там-то всего один домишко и остался. Акимушкин всё не мог к ней добраться: дожди, распутица. Даже на Гранд Чероки не проедешь. Да и не было у него эдакого автомобильного чуда. Наконец, когда подсохло, выбрался. Пешком пять километров протопал, так как у скорой кареты, прикрепленной к ФАПу, искра пропала, и водитель никак не мог её найти.
Фельдшера встретила милая, приветливая старушка.
- На что жалуетесь? - спросил он, отдышавшись.
- Ни на что. Не жалуюсь, - ответила хозяйка.
Это его удивило. Он присел за стол и открыл папку с бумагами.
- И как вы тут одна обходитесь?
Она, видно, соскучилась по общению и ответила подробно:
- Привыкла. Хотя, да, поначалу было трудно. Я же городская. Это сын купил дом под дачу. Тут хорошо. Свежий воздух, природа. За садом-огородом ухаживаю, овощами-фруктами своих снабжаю.
- А где сын-то?
- Так умер Павел. Он долго на вредной работе был. Хотел перебраться сюда на постоянку, пчеловодством заняться, здоровье поправить. Увы, не получилось. - Она покачала головой, загрустила глазами. - Ну и сноха меня сюда поселила. Ведь дом без хозяев быстро ветшает. А Людмилочка меня не забывает, навещает, когда погода хорошая. Продукты привозит. Я на неё свою пенсию оформила. Хотите чаю?
- Не откажусь. - Он в дороге умаялся, подкрепиться не мешало бы.
"Не поселила, а выселила тебя сноха", - подумал с сочувствием. Хозяйка налила чашку кипятка, заварила смородиновыми листьями.
- А сухари будете? - предложила и вроде как виновато добавила: - Печенье кончилось. Людмилочка уже давно не навещала. Ну, вы знаете: непогода.
Он попил чая, съел сухарь и заполнил бумаги. И чтобы уж что-то лечебное сделать, предложил:
- Давайте давление замерю.
- Спасибо, не надо. У меня нормальное. Я сама себе измеряю.
- Так-таки ни на что и не жалуетесь? - повторил он вопрос.
- Все нормально. Только это... - старушка как бы засомневалась, стоит ли такой мелочью беспокоить.
- Ну, говорите! - подогнал фельдшер.
- Петухи у меня в голове поют.
Понятно. Склероз сосудов головного мозга. Неизбежно с возрастом. Надо утешить гостеприимную хозяйку.
- Так это же приятно. Пусть поют. Вот когда волки в голове завоют - тогда плохо. Тогда обращайтесь.
В раннее предзимье к ФАПу подъехала белая "Мазда" и в кабинет к фельдшеру вошла разодетая особа с длинным носом и цепким взглядом.
- Я проездом, - известила она. - Вы бы навестили мою свекровь. Она сказала, что у вас с ней есть договоренность на профилактический осмотр.
Акимушкин уточнил, о ком речь. Оказывается, о той самой Алевтине Сергеевне.
- Так вы бы и привезли её сюда. Или в город к себе забрали. Ведь, не лето.
- А что вы мне указываете? Исполняйте свои прямые обязанности! - возмутилась женщина.
Акимушкин примолк. С такой свяжись! Быстро доносы во все инстанции настрочит. Он заверил, что непременно навестит. Да и обещал же гостеприимной старушке. Проводив гостью, встал на лыжи, повесил на бок фельдшерскую сумку и покатил, вдыхая морозный, ядреный воздух.
Добрался без приключений. Старушка опять встретила приветливо. Выглядит неплохо. По крайней мере, на лицо никаких изменений, дыхание ровное. На этот раз угостила цейлонским чаем третьего сорта и пряниками фабричной выпечки. Он с неприязнью вспомнил о городской фифе. Могла бы и шоколадных вафлей подкинуть, коли бабкиной пенсией завладела.
- По какому поводу вызывали, Алевтина Сергеевна?
- Так вы сами сказали, что когда волки начнут выть, чтоб обратилась.
- И что, воют?
- Да. Спать не дают.
- А петухи? - пошутил он. - По-прежнему кукарекают?
- Нет, притихли. Видно, волков боятся.
Он выписал ей аспирину, порекомендовал употреблять витамины, но однако же зная, что ей трудно выбраться, вытащил и то, и другое из своей сумки.
Быстро смеркалось. Акимушкин заторопился домой. И как только вступил в лес, услышал волчий вой. Страшно, аж жуть! Выходит, не сосуды у старушки виноваты? И на самом деле здесь, на отшибе, завелись волки? Ну да, припомнил он, по телику сообщали, что в некоторых глухих местах вновь, после долгого перерыва, расплодились хищники.
Меж тем вой усиливался, становился ближе. А вон и парные желтые огоньки среди деревьев, с разных сторон, показались.
Всё ближе! Волчий круг смыкается!
Страх добавил прыти. Акимушкин вскарабкался на ближайшую березу. Вовремя! Под березой задвигались серые тени. Да уж и не воют, а рыком передают команды совместного действия. Придерживаясь одной рукой за ствол, второй рукой вытащил мобильник. Вообще-то связи отсюда не было, но на березе антенки появились. Он набрал номер лесника Матвеева, с которым водил дружбу, и, бывало, спиртом того снабжал.
- Николаич, слушай! Меня волки преследуют!
- Ты откуда? - раздался басовитый голос.
- С дерева я. С березы. Они меня окружили!
- Уточни координаты. Где находишься?
- Да близ дальнего хутора. В березовой роще.
- Крепко выпил, что ли?
- Ты не язви там. Вот послушай! - Акимушкин отстранил мобильник от уха и направил вниз, обнимая ствол другой рукой.
При сём, чтобы продолжить разговор, попытался нажать на кнопку громкой связи. Мобильник выпал из окоченевших пальцев.
О, господи! Один на весь дремучий лес. По небу несутся рваные хмурые облака, изредка приоткрывая лунную сковородку. Внизу голодные волки с огненными снопами из глаз.
А лесник сообщения не приял всерьёз. Наверняка поддатый. В тепле, в безопасности. Никому другому уже не перезвонить. Мороз крепчает. Руки не держат. Через считанные минуты всё закончится. Замёрзну и свалюсь вниз. Живьем раздерут.
Вдали, ослепив, вспыхнули фары. Громко заурчал мотор, и на опушку выехал снегоход. Из него, откинув стеклянный колпак , выпрыгнул Матвеев, бородатый, в лохматой шапке. В руках - винчестер.
Акимушкин подал голос. Николаич подошёл ближе. Посмотрел вверх и заорал:
- Слазь!
Акимушкин с трудом стал опускаться, сорвался на середине и шмякнулся о землю. Встал, стряхнул с лица снег и с тревогой огляделся по сторонам. Никаких волков. Правда, дальние кусты вроде шевелятся. Или ветер?
Поискал мобильник - не нашёл.
- Ну, ты и придумал! - недовольно сказал Матвеев. - Оторвал меня от праздничного стола.
- И ничего не придумал! Волки разбежались. Вон у тебя снегоход, погромче трактора тарахтит.
- Глушак оторвался, - пояснил Матвеев. - И кончай заливать. Нет тут никаких волков. Уже давным давно нету. Всех перебили. Да и что им тут делать? Ни зайцев, ни косуль. Одни вороны обитают.
- А что у тебя за праздник? - уже в снегоходе спросил Акимушкин.
- День рождения любимой тёщи! - обернувшись, прокричал Матвеев. - Давай ко мне, а?
- Нет, - кратко отказался фельдшер.
После испытанных потрясений не до визитов было. Позже, дома, попытался анализировать произошедшее. От одних только воспоминаний затрясло. Он вытащил из шкафчика медицинский спирт, налил в мензурку, разбавил минералкой и хапнул. Закусил таблеткой валидола. Фух, кажется, отпустило. Итак, что имеем. Матвеев врать не будет: волков у них не водится. Но ведь лично слышал вой!
Ну, что старушка слышит пение петухов и волчий вой - понятно. Чего только не слышат пожилые люди при склерозе сосудов головного мозга. К тому же Алевтина Сергеевна одичала от одиночества. Но каким образом вой в её голове перебрался в мою? Слуховой бред? А ещё жёлтые огоньки, тени... Старушка источник не только слуховых, но и зрительных галлюцинаций?
Прежнее благодушное отношение к старушке сменилось чуть ли не на противоположное. Она виновница всех бед. Скрытая ведьма, с притворным поведением ангела.
Надо направить её в современный лечебный центр - на компьютерное обследование. И меня вместе с ней. Она - мощный индуктор, а я - чуткий реципиент.
От спирта захорошело. И в голове - новые, веселые мысли. Да с такими талантами нас в цирк! На потеху публике.
- Что ты ржёшь, как конь ретивый, - в комнату, с кухни, вошла жена, посмотрела неприязненно. - Опять спиртяги хапнул?
А вот с ней каши не сваришь. Столько лет вместе - и никакого понимания. Он смолчал. Ответишь - слово за слово... до очередного скандала недалеко. Куда что подевалось. Ну да, пока были молодыми - в постели мирились.
Через неделю к Акимушкину зашёл участковый уполномоченный Гребнев.
- Петр Иванович, хочу снять свидетельские показания по делу Елизаветы Амосовой. Говорят, ты последний, кто встречался с ней.
- А что со старушкой случилось?
- Есть предположение, что её разорвали волки. Во дворе обнаружены куски одежды, фрагменты тела.
Участковый, не раздеваясь, сел за стол и из кожаной папки выложил бумажное "Дело".
- Как волки? - выпучил глаза Акимушкин. - У нас в округе волков нет. Справьтесь у Матвеева.
- С Матвевым уже беседовал. Он не вовремя запил, работу забросил. О появившихся хищниках никому не доложил. А среди населения всё больше разговоров, что в наших деревнях появились волки-людоеды, и мы ничего не делаем. А еще Людмила Амосова, родственница погибшей, воспользовавшись ситуацией, требует денежного возмещения за гибель "самого близкого мне человека". Так она выразилась.
- Но ведь старушка сама волков вообразила!
- Вот-вот, поподробней об этом. Матвеев упорствует, что это ты их вообразил. Но кто тогда гражданку Амосову разодрал?
Допрос продолжался. Выслушав фельдшера, участковый снял шапку, почесал взопревшие волосы и с досадой выдавил:
- Тут без поллитры не разберешься.
Акимушкин принял его реплику за пожелание, тотчас подхватился и предложил перейти на кухню. Благо жена ушла к соседке, скандала не будет. Сначала выпили, не чокаясь, помянули погибшую. Согласились, что хорошая была женщина, приветливая, гостеприимная. А вот её невестка - особа крайне неприятная. На гибели близкого человека хочет куш урвать.
Фельдшер вспомнил, что она сполна получала пенсию своей свекрови, и подумал: да уж, для неё смерть Алевтины Сергеевны - в убыток. Знать, хочет как-то возместить.
- Ладно, на минутку допустим, что твой диагноз верный, - рассуждал Гребнев. - И волки были всего лишь у старушки в голове. Тем паче, что сам я их следов возле жилища не обнаружил. Но почему она вообразила именно волков, а не, скажем, ягнят?
- Одиночество, постоянное беспокойство, ночные страхи...
- Нет, это версия никуда не годится! - оборвал Гребнев. - На суде не прокатит. Каким образом существующие только в её воображении волки, могли её же и разодрать?
- На суде? - уточнил Акимушкин. - Несчастный случай же.
- Иск-то имеется. Нам могут припаять за халатность, неисполнение служебных обязанностей. По крайней мере, без разбирательств не обойтись.
Фельдшер не стал выяснять, кому это "нам могут припаять".
- Может, Алевтина Сергеевна была настолько сильным экстрасенсом, что воображённые ей волки как бы продолжили своё существование самостоятельно? - уж не зная, как объяснить случившееся, предположил он.
- Ага, оставила нам на память, - пробурчал Гребнев. - Ты скажешь! Прямо-таки какие-то волки-зомби, не оставляющие следов. И что нам с ними делать? Ждать следующей жертвы?
Оба замолкли и прислушались. В разгаре была зима, холод, в окно светила полная луна. И стояла кладбищенская тишина. Пока что не только волчьего волка, собачьего побрехивания не было слышно.
"Притаились", - подавленно подумал Акимушкин, воочию испытавший жуткий страх от воображаемых, а может, на самом деле существующих, волков.