Пшеничный Андрей Витальевич : другие произведения.

Время взрослеть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Великие битвы, нескончаемая борьба добра со злом, целые миры превращаются в прах ради высоких, но непонятных целей... происходит ли все это на самом деле? А может быть это лишь плод нашего воображения? Возможно, все величайшие сражения мы ведем сами с собой?

  
  

ВРЕМЯ ВЗРОСЛЕТЬ

  

Часть 1

   -- Ты только посмотри на себя! Ты же просто стареющий эгоистичный ублюдок! Чего ты достиг в свои 30 лет, кроме возможности ходить в дешевом спортивном костюме, носить короткую стрижку и вести себя, как ребенок?
   Наставления своего друга я слушал вполуха: во-первых, потому что все это я уже слышал не один раз, а во-вторых, все мое внимание было приковано к обалденной брюнетке в коротком облегающем платье, которая в это время проходила мимо. Я слишком долго провожал взглядом эту плавно перекатывающуюся грацию и струящуюся элегантность. Все закончилось тем, что я чуть не упал, споткнувшись о бордюр, и удержался только английской надежности пиджака моего друга.
   -- Ты хотя бы делал вид, что слушаешь! -- зашипел он, рывком освобождая пиджак из моих рук.
   -- Я тебя очень внимательно слушаю. Ты говорил что-то о стареющем ребенке.
   -- Перестань корчить из себя идиота! -- взорвался друг. -- Я ведь знаю, что голова у тебя совсем не пустая, хотя с каждым годом мне все сильнее начинает казаться, что я ошибаюсь. Ведь ты уже давно мог бы занимать солидный пост в моей фирме. В твои годы умные люди уже владеют компаниями.
   -- Да, Наполеон командовал армией, а Александр покорил полмира, -- в тон ему ответил я.
   -- И жениться тебе пора.
   -- Ты что, с ума сошел? Женщины -- это произведение искусства! Это красота и очарование, которыми надо любоваться со стороны. Как можно жениться на произведении искусства? И я не хочу занимать должности, проводя годы в тупом зарабатывании денег. Я хочу просто жить, наслаждаясь всеми оттенками жизни. Для этого не нужны деньги. Для этого нужно...
   -- Много денег, очень много денег. Черт! -- сказал он уже телефону, исполняющему марш Мендельсона где-то в недрах его костюма.
   Да, очень романтично. И кому из нас, спрашивается, пора жениться? Правда, он уже четыре года жил с одной крошкой, но марш Мендельсона пока играл для них только из телефона. Я отошел в сторону, давая без помех пообщаться: может, со своей девушкой, может, с Мендельсоном. Желтое и красное на фоне глубокой синевы. Это кажется нереальным. Листья на фоне неба, жизнь на фоне времени. И когда время сдувает листья, то кажется, что сама жизнь кружится по земле на фоне безразличной синевы. На это можно смотреть бесконечно долго. Жизнь и глубина! Тебя захватывает неторопливое кружение листьев и небо... И больше нет ничего. Только листья, только время, только небо и жизнь.
   -- Ты извини! Мне надо бежать, -- зашелестело время за спиной. -- Я тебе позвоню, -- торопливо говорил друг, подходя ко мне. -- Эй! С тобой все нормально? -- обеспокоено спросил он.
   -- Ты когда-нибудь чувствовал время?
   -- Еще как! -- засмеялся он. -- У меня каждая минута на счету. Я даже в туалет по часам хожу.
   -- Да нет! Я не о том. Ты чувствовал когда-нибудь время целиком, саму структуру времени? Все вместе: прошлое, настоящее, будущее?
   -- Ладно, я побежал! Возьми визитку и обязательно свяжись с этим мужиком. Он просто чародей времени и о нем знает все.
   Я остался один. Визитка, торчащая в моей руке, призывала непременно посетить доктора и просто специалиста по всем вопросам нервных и душевных расстройств. Что бы я делал без друзей?
   Странное ощущение -- прогулка по опавшим листьям. Вот они лежат безразлично неживые, но ты делаешь шаг и они оживают, недовольно шипят, бабочками разлетаются в разные стороны, чтобы замереть до следующего шага или порыва ветра. Им больно, очень больно. Я чувствую эту боль, я знаю, что им нужен покой, но я иду дальше вместе с их болью и своей печалью. Резкий толчок в плечо разбивает мои мысли. Поворачиваюсь и вижу мужчину, на которого я налетел, и его лицо. И...
   Я еду в шикарной машине. Водитель тихо подпевает магнитофонной певичке. Часы на панели показывают 11.58. Через две минуты машина подъедет к моему дому и взорвется. Я прошу водителя остановиться. Он пожимает плечами, но тормозит. Я выхожу и медленно иду к дому, через полторы минуты останавливаюсь посреди дороги.
   Страшный звук разрывает тишину. Горящие куски металла падают совсем рядом, но я смотрю вдоль улицы, туда, где возле моего дома меня ждет человек. Он знает свое дело. Даже тщательный осмотр не смог бы выдать его местонахождения. Но я вижу его, а он видит меня через оптический прицел винтовки. Бесконечность ствола нацелена прямо в мой лоб. Спокойное дыхание, холодные глаза. И лицо...
   -- Извините! -- говорит он и уверенно идет по листьям. И они молчат...
  
   2
  
   -- Поцелуй меня еще! -- попросила Алина, подставляя свои мягкие губы. Я крепче прижал ее к себе, но, оставив губы без внимания, зарылся лицом в ее пушистые длинные волосы, ощущая легкий запах дорогих духов и шампуня.
   Мы знаем друг друга уже около 5 лет. Даже некоторое время жили вместе. Наши серьезные отношения закончились прошлым летом, когда мы вместе отдыхали на море. Стояла чудесная погода, и мы радовались жизни, как дети.
   Это была вершина: вершина наслаждений, вершина жизни, вершина нашей любви. Но закат на третий день нашего отдыха стал не только закатом солнца. Что может сравниться с закатом солнца на море? Кто сумеет описать все оттенки неба и моря, когда с одной стороны уже почти погрузившееся солнце раскрашивает небо в розовый цвет, а другую половину неба заливает белым светом полная луна.
   Я смотрел на все это, ожидая еще чего--то, последнего штриха, завершающего волшебную картину. И только в тот миг, когда появилась она, я понял, что это именно то, чего я жду. Слева от нее розовело небо, а луна, с другой стороны, покрывала кожу серебром. Она, словно богиня, появилась из морских волн на фоне еще призрачных звезд.
   На следующий день я уехал без всяких объяснений, оставив ее одну.
   Только спустя несколько месяцев мы снова встретились. Где-то около часа она пыталась втолковать мне, кто я такой, что она думает обо мне и о таких, как я. Ну и так далее. Возможно, она выговорилась бы быстрее, но ее подхлестывала моя спокойная, радушная улыбка. Я уже решил для себя, что подожду еще минут пять и, если она не успокоится, то просто повернусь и уйду. Но она совершенно неожиданно прервала свой монолог и уже совсем другим голосом спросила, почему я ее бросил. Я ответил ей, что я именно тот, кем она называла меня так долго и упорно. Как по-другому мог я объяснить ей все? Как сказать ей, что в тот вечер я видел Богиню, рожденную морем и луной, а утром -- обычную девушку. Я не смог простить ей этого.
   Теперь мы видимся примерно раз или два в месяц. Иногда наши встречи проходят строго и официально, иногда нет, например, как сейчас.
   Она позвонила мне днем, прервав мои размышления об утреннем разговоре с Сергеем и о том, что потом произошло.
   -- Я хочу тебя увидеть, -- без предисловия сказала она. -- К шести я буду в нашем кафе. И будь осторожен!
   -- Как скажешь, -- говорил я уже коротким гудкам.
   За это я пришел позже минут на пятнадцать. В кафе было как всегда тихо и спокойно. Ненавязчивая музыка успокаивала, приглашая отдохнуть в полумраке заведения, выдержанного в классическом стиле.
   Казалось, Алина не заметила моего опоздания. Она просто подошла ко мне и, прижавшись всем телом, поцеловала в губы.
   -- Так зачем я тебе понадобился? -- спросил я, когда мы все-таки сели за столик.
   -- А знаешь, давай зайдем к Ирине. Я видела ее на днях. Она звала в гости, обижалась, что ты пропал, как всегда. Давай зайдем, а?
   -- И из-за этого ты меня вытащила? -- ахнул я.
   Она потупилась.
   -- Недавно мне приснился сон, -- тихо сказала Алина.
   -- Мне постоянно снятся сны.
   -- Нет, то был очень странный и страшный сон.
   -- Понимаю! -- тяжело вздохнул я, готовясь получить очередную порцию женских переживаний, страхов и примет.
   -- Ну, делись своими кошмарами, -- выдавил я.
   -- Всего я не помню, только некоторые отрывки. Помню, как мы с тобой шли по какой-то улице, и внезапно началось землетрясение. Огромная трещина потянулась в нашу сторону, я с криком бросилась бежать и только потом заметила, что ты остался стоять и спокойно смотрел на приближающийся разлом. Я дико закричала, но ты не шелохнулся. Асфальт стал раскалываться у тебя под ногами. И в этот момент сверкнула молния, ударив как раз в то место, где только что начала расходиться земля. Но тебя там уже не было. Ты стоял рядом со мной. Дальше не помню... Помню конец сна: я гналась за тобой. Два пса, зло оскалившись, рвались с поводков в моей руке, и я спустила их на тебя. Вот и все, что помню. Но все это так неприятно. И я должна была убедиться, что у тебя все хорошо.
   -- Так значит это твои собаки покусали меня вчера вечером?
   -- Где? Черт! Ты все шутишь, -- рассердилась Алина. -- Неужели хотя бы иногда не можешь быть серьезным. Да ты просто бесчувственный болван. Я переживаю, нервы на пределе, а ты...
   Она всхлипнула и, резко поднявшись, пошла к выходу. Да... Неудачно пошутил. Догнал я ее только на улице. Как всегда, помириться оказалось гораздо труднее, чем поссориться. После тяжелого примирения мы решили заехать к нашей общей подруге, которая так хотела нас видеть. Я был, как обычно, на мели, и поэтому вино и закуску брала Алина. Мне же осталось донести все до квартиры Ирины.
  
   3
  
   После довольно продолжительных звонков за дверью что-то зашуршало. Легкий щелчок замка -- и дверь распахнулась.
   Где-то около шести лет назад я работал в одной фирме. В то время я был в отличной физической форме, чего нельзя было сказать о моих умственных способностях. Поэтому моя работа состояла в том, чтобы помогать кредиторам вернуть свои деньги. И вот как-то, впустую проведя утро, мы с одним парнем, которому я помогал, решили немного передохнуть. Он сказал, что знает место, где варят замечательный кофе. Минут пять езды, и наша машина остановилась возле небольшого подвальчика с невзрачной вывеской. В качестве кофе я не очень разбираюсь, но решил не спорить -- кто платит, тот и заказывает...
   Внутреннее убранство подвальчика оказалось не лучше вывески. Окинув оценивающим взглядом довольно многочисленных посетителей и не обнаружив ничего подозрительного, я направил своего "клиента" к дальнему столику, а сам подошел к стойке бара.
   И только тут, за стойкой, я увидел ее, вернее даже, ее глаза. Сосредоточенно серьезное лицо было вполне симпатичным и привлекательным. Но глаза... Это были глаза ведьмы, глаза женщины, владеющей всеми секретами обаяния и обольщения. Неудержимый огонь завоевательницы и победительницы горел в ее глазах. Ледяным голосом она осведомилась, что я буду заказывать. Получив из холодных рук две чашки горячего кофе, я пошел к столику. Контраст, да, именно контраст поразил меня сильнее всего: снежная королева и безумная ярость огня. Так мы познакомились...
   -- А, это вы! Не обращайте на меня внимания. Я только что из--под душа, -- сказала Ирина, пропуская нас в квартиру и неторопливо поправляя халат, обнаживший слишком много.
   -- Ой, у тебя новый халатик! -- восторженно защебетала Алина. -- А я вчера ездила покупать себе брюки. Так пока нашла то, что хотела, истратила почти все деньги и, что самое интересное, все по мелочам: колготки, топик, помада. А на брюки уже не хватило.
   -- А зачем тебе топик осенью? -- удивилась Ира.
   -- Ты что? Он такой обалденный! Я тебе потом покажу. А помада...
   По опыту зная, что скоро это не закончится, я молча пошел накрывать на стол. Минут через пятнадцать мое терпение лопнуло, и я решил напомнить о себе.
   -- ...а я ему говорю, что не собираюсь сидеть дома и ждать звонка, -- уловил я окончание фразы. Ирина уже успела накраситься, а халатик сменили короткая стильная юбка и полупрозрачная кофточка.
   -- Да все они козлы, только о себе и думают, -- поддакнула Алина.
   Ирина никак не могла успокоиться:
   -- Нет, ты представляешь, так он обиделся! И уже неделю не появляется и не звонит!
   -- И правильно делает, -- прервал я оживленную беседу. -- Кушать подано.
   Они переглянулись весьма многозначительно и молча пошли в комнату, где был накрыт стол.
   Постепенно наращивая обороты, мы дошли до нужной кондиции. Вернее, дошли девушки, а я, решив, что кто--то должен контролировать ситуацию, все чаще только делал вид, что пью. Естественно, через некоторое время их потянуло танцевать, а я решил просто полюбоваться этим зрелищем -- зрелищем двух разгоряченных вином и танцами девушек. Двух совершенно разных девушек.
   Алина, с которой я познакомился в баре, где работала Ира, всегда была чувствительна и легкомысленна. Помню, в нашу первую встречу, она поразила меня своей доверчивостью. Наверное, именно образ доверчивого ребенка подействовал на меня завораживающе. И только несколько лет спустя, на море, я, наконец, понял, что ребенок вырос, но остался таким же легкомысленным, пустым созданием. И все-таки приятно смотреть на нее, особенно, когда она танцует, а когда они с Ирой танцуют вместе, то это вообще что-то особенное. Соблазнительно кошачья грация Алины и пробившееся сквозь лед под действием вина пламя страсти Иры. Постепенно их движения начали становиться все откровеннее, что резко повысило мое давление и понизило уровень спокойствия. Осушив одним глотком бокал вина, я не почувствовал облегчения, а они, не обращая на меня никакого внимания, продолжали свой танец любви. Я на секунду отвернулся, чтобы поставить пустой бокал, но эта секунда изменила все. Я так же смотрел на девушек, но что-то было не так.
   Главное, что их экзотический танец, на который я продолжал смотреть, меня больше не волновал. Зато я знал о них абсолютно все: рост, дату рождения с точностью до минуты. Дату смерти я знал тоже. Повернув к окну, я увидел звезды. Я знал каждую из них, я помнил рождение Вселенной и ее гибель. Невероятная усталость навалилась на плечи моей души. Как можно жить, когда ты существуешь миллиарды лет? Как можно жить, зная все? И вот я сидел в комнате, а Нечто во мне через мои глаза смотрело на мир. Мы смотрели вместе. Мы наблюдали, как две уже полуобнаженные девушки, наконец, заметили наше присутствие и приблизились к нам. Никаких, чувств, никаких эмоций, только холодный, уставший разум. Одна из девушек стала целовать нашу шею, другая потянулась к нашим губам. Нежное прикосновение губ и... резкий запах гнили заполнил мой рот. Пустые глаза Смерти смотрят на меня, а посиневшее, опухшее лицо со следами разложения свидетельствует о том, что этому трупу уже не один день. С криком я вскочил на ноги.
  
  
   4
  
   Да, это действительно был труп. По щиколотку в грязи я стоял посреди какой-то канавы. Рядом в беспорядке лежало несколько трупов, а дальше располагались руины того, что когда--то было городом. И тишина... Мертвая тишина. Только сейчас я заметил, что то древнее Нечто ушло, оставив меня самого в неизвестном месте. Ладно, для начала надо выбраться из канавы. Ближайший склон показался мне наиболее подходящим для этого, и я осторожно стал продвигаться к нему. Переступая через очередной труп, я обо что-то зацепился ногой. Вскинув руки в попытке сохранить равновесие, я неожиданно наткнулся на какой-то предмет и инстинктивно ухватился за него. Но этот предмет начал падать вместе со мной... Я с грохотом рухнул на пол.
   Десертный столик вместе с тарелками и бутылками с гораздо большим шумом упал рядом. Только теперь я по--настоящему понял значение фразы: "немая сцена". Две полуобнажённые девушки со страхом и удивлением смотрели на меня с дивана, а я лежал на полу среди остатков еды и осколков посуды.
   -- Пойду, проветрюсь на улицу, -- буркнул я, выбравшись, наконец, на чистое место и пытаясь сковырнуть какой-то авангардный бутерброд со своих брюк. Они молча проводили меня до дверей взглядами.
   -Или много выпил, или схожу с ума,-- на удивление спокойно подумал я, спускаясь по лестнице. -- Наверное, просто устал,-- успокаивал я себя; открывая одной рукой дверь подъезда, а другой, проверяя, не потерял ли я визитку, которую утром дал Сергей.
   За дверью меня встретил прохладный ветерок, сразу освеживший голову и придавший надежду, что ещё не всё так плохо.
   Если бы ещё и солнце не так ярко светило в глаза! Я остановился, оглядываясь по сторонам. Да, действительно, светило солнце, хотя могу поклясться, что минут пятнадцать назад из окна видел звёзды. Ещё раз, для уверенности взглянув на небо, я заметил какое--то непонятное мерцание, постепенно, как в старом телевизоре, проявившее нечто, напоминающее трон с сидящим на нём человеком. Наконец, "картинка" полностью прояснилась.
   "И сей Сидящий, видом был подобен камню Яспису и Сардису и радуга вокруг -- видом подобна смарагду" -- вспомнил я где-то прочитанное описание.
   Вокруг этого трона стояло двадцать четыре трона поменьше. С ужасом я стал понимать, что происходит, откуда была всплывшая в голове цитата и кто сидит на престоле.
   Тем временем, на верху происходило какое--то движение. Подробностей я не видел, но знал, что если это то, о чём я думаю, то ничего хорошего не будет. Всё происходило в абсолютной тишине. И только, когда начало меркнуть солнце, зазвучали первые раскаты грома, а молнии упёрлись в землю. Именно упёрлись. Тысячи зигзагов не просто вспыхивали, а, не отрываясь от земли, извивались в странном и страшном танце, выжигая всё на своём пути.
   И земля не выдержала: вначале пробежала лёгкая дрожь, которая быстро перешла в сильные колебания, ломающие дома, разрывающие асфальт и убивающие тысячи и миллионы. Я бежал, не разбирая дороги, не зная куда и зачем. Вокруг всё ломалось, рушилось, взрывалось. В земле открывались бездонные трещины, которые поглощали целые кварталы и сходились вновь. А с неба лил огненный дождь, очень напоминающий напалм, вперемешку с градом величиной с кулак.
   В себя я пришёл от тишины. Только спустя несколько минут я понял, что тишина -- неабсолютная: кое-где раздавались стоны и крики, с шумом оседали остатки домов. Но после того, что было, это воспринималось, как тишина. Я лежал в нише, образовавшейся из кусков бетона, балок, асфальта.
  
   5
   С раннего детства нас учили различать хорошее и плохое, добро и зло. Недавно, задумавшись над этим, я зашёл в тупик. Я пришёл к выводу, что однозначно добра и зла не существует. Кто--то из великих сказал, что во имя благородных идей совершаются самые кровавые преступления. Интересно, конец света -- это хорошо? Выбравшись из своего укрытия, я пошёл на сильный шум, слагающийся из криков, стонов, скрежета. Из-за пыли и дыма, висевших в воздухе, дальше чем на пару шагов ничего нельзя было разглядеть. Приблизившись к источнику шума, я увидел нескольких человек, разбиравших обломки, из--под которых слышались стоны и крики. Осторожно подобравшись к завалу, я тоже начал оттаскивать камни. Четверо угрюмых мужчин, работавших рядом, скользнули по мне взглядом и, не обращая больше на меня внимания, продолжали работу. Только пятый дружелюбно кивнул, улыбнувшись. Все мужчины были разного возраста и телосложения и работали скорее для того, чтобы чем--то отвлечься от тяжёлых мыслей. Исключение составлял улыбчивый парень лет 25, довольно крепкий и мускулистый, который работал с гораздо большим энтузиазмом. Тем временем, раскидав лишний мусор, я наткнулся на железобетонную плиту, непосредственно из--под которой раздавался плач. Не в силу сдвинуть её в одиночку, я огляделся по сторонам. Два человека, бросив работу, курили в стороне.
   -- Ну-ка, ребята, помогите плиту сдвинуть,-- попросил я.
   -- Да пошёл ты! -- ответил один из них и, плюнув, не спеша пошёл прочь.
   -- Всё равно всё бесполезно. Это конец, -- как бы оправдываясь, сказал второй. И захромал следом.
   Может, действительно всё бессмысленно?
   -- Блин! Какого чёрта! -- разозлился я. -- Не собираюсь сидеть и ждать конца, слушая плачь и стоны.
   -- Давай я помогу!
   От неожиданности я вздрогнул и обернулся. Рядом стоял тот парень и улыбался. Этот ещё улыбается всё время! Чему тут улыбаться? Мне только сумасшедшего сейчас не хватало. Я сам вроде как с головой поссорился, а теперь так сразу и товарищ нашёлся. Будем вместе ходить и улыбаться. А с другой стороны, что ещё остаётся? Кое-как оттащив плиту, мы обнаружили в дыре под ней троих детей. Один мальчик был почти цел, если не считать нескольких порезов и ссадин. Второй, скорее всего, погиб сразу. Девочку насквозь пробила арматура. Струйка крови текла изо рта по щеке. Только струйка крови. Большие серые глаза, полные боли и слёз, вопрошали: "Почему? Почему?" Ненависть сверхновой звездой вспыхнула во мне: "Почему?"
   Ненависть, зажигающая звёзды, чтобы уничтожить лёд жестокости. Почему? Ненависть мужчины, защищающего семью от не прошеных гостей. Когда--то это была школа. Мы сидим возле костра. Улыбчивый парень варит какую--то баланду, а несколько спасённых за день детей, сбившись в кучку, заворожено смотрят на огонь. Кто--то прижимает к груди куклу, кто--то--какой-то учебник, а кто--то просто молча скукожился. А парень, подкладывая щепки в костёр, всё улыбался.
   -- Ты чего, блин, улыбаешься? -- сорвался я. - Тебе что, очень весело? Тебе радостно? Тебя это всё развлекает?
   -- Да нет, извини, -- смутился он. -- Просто подумал, что хорошо мы сегодня поработали. Вон сколько ребятишек спасли.
   -- А ты подумал о том, скольких мы не спасли?
   -- Но мы сделали всё возможное! И если мы будем думать обо всех, кто погиб или погибает, то это никому не поможет, только себя изведём. Поэтому надо стараться думать о хорошем.
   -- Счастливый ты человек, если ещё можешь думать о хорошем. Оптимист хренов. Тебя зовут--то как?
   -- Паша.
   -- Андрей, -- пожал я ему руку.
   Когда я проснулся, Паши уже не было, только дети безмятежно спали возле стены полуразрушенного дома, в котором мы обосновались. Гарь и пыль на улице немного рассеялись. А вот и оптимист появился! К нам пробирался Паша, таща какие--то сумки.
   -- Смотри, чего я раздобыл! -- закричал он, ещё из дали. -- Здесь недалеко военная часть была, так я там совсем новый пулемёт подобрал,-- радостно сообщил он. Подойдя ближе и бросив сумки, Паша вскинул из-за спины действительно новый РПК.
   -- Ты полегче! -- гаркнул я, отводя ствол, которым он норовил ткнуть меня в живот. -- А в сумках что? Небось, атомную бомбу где-то нашёл?-- попытался пошутить я.
   -- Да нет, -- не понял иронии Паша. -- Там консервы и всё такое. Ну, может, ещё пара гранат и патроны.
   -- Ты с кем воевать собираешься? -- разозлился я. -- Я бы не удивился, если бы ты букет цветов притарабанил. А то такой весёлый, улыбчивый парень с хорошими мыслями и притащил такое!
   -- Ты что, совсем меня за дурачка держишь? -- обиделся Паша. -- Ты пойди хотя бы на соседнюю улицу да погляди, что там творится. Не такой арсенал соберёшь!
   -- Так удиви меня, -- попросил я, уверенный, что сделать это уже не удастся никому.
   "Я был слишком самоуверен",-- думал я, когда Паша привёл меня на соседнюю улицу.
   Посреди относительно свободного пространства толпилось человек двадцать мужчин и женщин. Ещё пять человек в каких--то балахонах подтаскивали огромный камень в форме куба. Довольно странный тип, взобравшись на что-то, вещал в толпу. Подойдя ближе, я услышал:
   "... Господь есть Бог--ревнитель, мститель. Мстит Господь врагам своим и не пощадит противников своих. Господь долготерпив и велик могуществом и не оставляет без наказания. День гнева -- сей день, день скорби и тесноты, день опустошения и разорения, день тьмы и мрака, день обмана и мглы. И стеснит Он людей и они будут ходить, как слепые, потому что они согрешили против Господа. И размётана будет кровь их, как прах, и плоть их, как помёт. Так покаемся в грехах своих перед лицом Его и принесём жертву во славу Господа, и возрадуемся гневу Его". Подав сигнал своим людям, он слез с "помоста", а его люди, выхватив из толпы какую--то женщину, сорвали с неё одежду и, не обращая внимания на её крики, потащили к кубообразному камню.
   -- Дай-ка сюда эту штуку, -- потянул я пулемёт к себе. -- Во --
   истину, пришло время великой жертвы.
   Я пристрелил проповедника с компанией без сожаления и гнева, как отвратительных тварей, которыми они и являлись. Толпа зевак в панике разбежалась. Осталась только несостоявшаяся жертва, которая тихо всхлипывала на камне.
   -- А я вот не успел, -- чуть слышно сказал Паша. Наверное, первый раз он не улыбался. -- Там, выше по улице, -- ответил он на мой невысказанный вопрос. -- Я в начале не понял, что происходит, стрельнул в воздух, а она... Даже не мог подумать, а они разбежались.
   -- Ладно, ты помоги девушке, да пойдём назад. У нас там дети одни, -- попытался я перевести разговор. -- Ты ничего не слышишь?
   -- Да вроде гудит что-то.
   Мы стали прислушиваться. Гул постепенно нарастал. Если бы мы были на побережье, я бы подумал, что это цунами. И тут мы увидели это.
   -- Боже, что это? -- выдохнул Паша.
   -- Восславим Господа нашего отныне и в веки веков, -- прошептал я, меняя магазин и передвигая затвор.
   -- Что это? -- без тени страха переспросил Паша, с любопытством наблюдая за тем, что к нам приближалось.
  
   6
  
   -- Если я ничего не путаю, то это саранча, божественная саранча. Ростом с лошадь, лапы -- как у паука, голова -- как человеческий череп со змеями вместо волос, хвост -- как у скорпиона и огромные крылья. Их было много, слишком много, этих тварей.
   -- Забирай девушку и бегите. Я прикрою, -- крикнул я, начиная стрелять по подлетающему чудовищу.
   -- Вот дьявол! Придется подпустить ближе, -- выругался я, видя как рикошетят пули от хорошо защищенных бестий.
   Пока я пристреливался, Паша накинул что-то на девушку, и мы побежали к нашему убежищу. Время от времени я оборачивался и давал очередь. Первые из них, подлетевшие ко мне метров на пятьдесят, начали валиться, да и то, если я попадал в голову. Мы почти добежали до укрытия, когда они из хвостов начали выстреливать шипами, длинной примерно восемь--десять сантиметров. Вскрикнула и упала наша подопечная. Пашка подхватил её, прикрываясь куском фанеры. Один из монстров летел прямо на меня. Только сейчас я заметил, что без всякого результата давлю на спусковой крючок; магазин пуст. Его глаза горят красным огнём, что-то наподобие улыбки обнажает клыки. Он доволен, он уверен. Дрожь в руках мешает мне вынуть пустой магазин. Сорок метров. Он не спешит, решил поиграть, гордясь своей силой, властью, а главное, моим страхом. Тридцать метров. Или он - или я. Даже если я, то не с трясущимися руками, только не для этой твари. Пустой магазин летит на землю.
   -- Пашка, магазин! -- ору я. Двадцать метров. Демонстративно поворачиваюсь к монстру спиной, чтобы поймать и вставить полный магазин. Когда остается десять метров, я передергиваю затвор и поворачиваюсь, глядя в его глаза. Он встретил мой взгляд и понял, что проиграл, прежде всего -- морально. В его глазах я увидел страх за секунду до того, как его голову снесла моя очередь. Я успел отпрыгнуть в сторону, а безжизненное тело твари, пролетев по инерции ёще метров пять, врезалось в уцелевшую стену дома, пробив её насквозь. Страх--генетически заложенный механизм самосохранения и только человек пытается бороться с ним. Что это: пренебрежение к жизни или вызов? Вызов природе, системе, самому себе, своему звериному инстинкту, который говорит: "Стой! Опасность!" Но есть что-то в нас, что ведет нас дальше, иногда к смерти, хотя жизнь так прекрасна и так не хочется умирать. В конце концов, для большинства из нас важно не просто жить, зная, что ты сильней. Сильней страха, сильней животного, которое живет в тебе. Собственно говоря, нет ничего плохого в том, что страх живет с тобой. Плохо, когда он -- главный.
   -- Отверстие сквозное, -- сообщил я, осмотрев рану девушки, когда мы забаррикадировались в своём убежище. Рассмотрев новую знакомую в спокойной остановке, я пришёл к выводу, что ей уже за тридцать.
   -- Думаешь это серьёзно? -- спросил Паша. -- По всей видимости, шипы были с ядом, и кто его знает, с чем ещё. Посмотри, как опухла нога, и кровь постоянно сочится.
   -- Надо попробовать прижечь. Это лучшее, что я могу придумать, ведь я не доктор. Тебя как зовут? -- спросил я женщину.
   -- Наташа, -- испуганно прошептала она.
   -- Да ты не бойся. Всё будет хорошо и даже лучше, попытался я её взбодрить. Паша. Золотце, не стой, как истукан, с открытым ртом. Поговори с Наташей, расскажи ей анекдот или ещё что-нибудь, а главное -- держи её крепче, добавил я только для него, высыпая порох из патрона в рану.
   -- Надеюсь, Наташа, у вас муж не ревнивый, а то увидит вас в такой позе... -- Пошутил Паша, обнимая её за плечи.
   Она всхлипнула, и слёзы потоком потекли из глаз.
   "Ну, чёртов шутник", -- подумал я, поджигая спичку.
   Наташа закричала и потеряла сознание. Дети испуганно наблюдали за нами из угла, в который мы их отослали на время операции.
   -- Да положи ты её, наконец, -- прикрикнул я на Пашу. Он уже начинал действовать мне на нервы.
   -- Где сумки, что ты притащил утром?
   -- Там, на улице, где мы их бросили, -- обиженно пробормотал
   тал Паша, бережно укладывая Наташу.
   Вопрос о том, кому идти, не стоит. Ясно, что идти мне. А как не хочется! "Может, плюнуть на всё и остаться?" -- мелькает коварная мысль. Но шесть пар голодных детских глаз...
   Сумки стояли совсем близко, относительно близко: каких-нибудь пятнадцать шагов по открытой местности. Первый шаг похож на прыжок в ледяную воду. Постепенно беру себя в руки, заставляя ноги идти спокойно, даже медленно и не дрожать, назло своему страху. К пятнадцатому шагу я победил, опять победил. Остановившись возле сумок, не спеша осмотрел окрестности: развалины домов и, что называется, мёртвая тишина.
   -- Чего опять смеёшься? -- спросил я Пашу, варившего какую-то похлёбку из того, что я принёс.
   Наташа спала, бормоча что-то в бреду. Дети расположились рядом.
   -- Я просто представил, -- улыбнулся Пашка ещё шире,-- попадём мы после смерти в Чистилище или ещё куда там положено, а нас анкеты заставят заполнять. А вопросы заковыристые, например: Кем вы были до конца света? Каким вы видите своё будущее через пять тысяч лет? Чем вы занимались во время конца света? Что хорошего вы сделали при жизни?
   -- Очень смешно, -- скривился я. -- В Ад принимают оптом и без анкет. Кстати, об Аде. Завтра надо будет сделать вылазку, достать ещё боеприпасов, побольше еды и разведать обстановку. И, между прочим, ты верующий?
   -- Ну, Андрюха, рассмешил, -- развеселился Паша. - Попробуй тут не поверь!
   -- Ты прекрасно понял, что я имел в виду, -- разозлился я.
   Пашка задумался лишь на секунду:
   -- Честно говоря, я как-то не думал об этом. Покрестили меня ребёнком, крестик вот до сих пор ношу, а остальное не волновало меня никогда. Жил себе, да и всё. Были вещи поважнее, о которых приходилось думать.
   -- Точно! -- воскликнул я. -- Как же я сразу не понял: ты, наверное, Президентом был. Извини! Сразу не признал.
   Паша насупился и, не говоря ни слова, сосредоточенно стал мешать своё варево.
   -- Ладно, извини, -- попросил я, понаблюдав за ним несколько минут.
   -- А сам ты как? -- внезапно спросил он.
   -- Что -- как?
   -- Ну, к Богу как ты относишься?
   -- А я к нему не отношусь,-- не удержался я. -- Но, если честно, то даже не знаю. Я читал труды как материалистов, так и метафизиков, включая Библию, но нигде не нашёл толкового ответа, объясняющего возникновение Вселенной, человека. А по поводу существования души вообще никто ничего вразумительного сказать не может. Одни говорят, что она есть, другие -- что её нет, но никто не может сказать, откуда она берётся, если она есть, а если нет её, то, что есть. Короче говоря, предложений много, но ни одно из них не может всего объяснить, хотя последние события говорят в пользу теории идеалистов. Но и здесь не всё понятно, однако, с другой стороны... Эй, ты что, спишь? -- крикнул я замеревшему парню, у которого уже и ложка выпала из рук.
   -- Где? -- испуганно вскочил Пашка. -- Ночью мне приснился сон: я стоял в самом начале длинной дороги. За мной была пустота и по обеим сторонам дороги тоже была бездна. Дорога просто висела в пустоте, а я стоял у её истока. Было совершенно очевидно, что от меня требуется пройти по ней до конца. Я даже сделал несколько шагов, но что -- то во мне восстало против этого. Я, в конце концов, не подопытная мышь, которую гонят по лабиринту. Может быть, это выглядело глупо, но я не сдвинулся с места даже тогда, когда кусок дороги за спиной провалился в пустоту. Немного погодя пространство вокруг меня заволокло туманом.
   -- Ты слишком упрям! -- казалось, голос звучал отовсюду.
   -- Слишком упрямым быть нельзя. Ты или упрям, или нет, -- попытался я перехватить инициативу.
   -- Ты упрям и глуп! -- создавалось впечатление, что голос забавлялся нашей словесной игрой.
   -- Глупость не является критерием умственного развития,
   --выдал я. -- Что ты от меня хочешь?
   -- Прежде всего, повиновения! -- словно ударил голос.
   -- Нет!
   -- Да! -- оглушило меня, и туман начал рассеиваться, постепенно открывая мужчину в белом, стоявшего рядом.
   -- Туман -- суть твоя! -- прошептал я, уже догадываясь, кто это.
   -- Смири гордыню, грешник, и преклони колени!
   -- А знаешь, ведь не я пришёл к тебе.
   Страха во мне не было совершенно, только злость переполняла меня. Злость и протест личности, которую хотят подавить и подчинить. Туман рассеялся совсем, и я, разглядывая мужчину в белом, встретился с ним взглядом. Это было ошибкой...
  
   7
   Я стоял возле подъезда. Ночь холодила лицо, звёзды радостно мерцали, приветствуя меня.
   Казалось, всё было просто замечательно, но всё же что-то терзало мою душу. Я обязательно должен выяснить, что. Несколько минут погружения в самого себя открыли мне причину: я чувствовал боль, злобу, страдания всего мира и каждого человека в отдельности. Всё это нахлынуло на меня с невероятной силой. Я должен спасти их, я знаю, как их спасти, я мог их спасти. Я мог абсолютно всё! В подтверждение этому на совершенно чистом звёздном небе сверкнула молния. Рассмеявшись от ощущения своей силы, я пошёл домой.
   Когда утром Сергей вошёл в свой кабинет, я сидел в его кресле, заканчивая важный разговор по телефону.
   -- Я, конечно, безумно рад тебя видеть, -- начал он, придя в себя от неожиданности. -- Но тебе лучше избавить моё кресло от своего присутствия. Я вижу, ты, наконец, решил взяться за ум. Только тёмные очки не идут к костюму. Надеюсь, ты не в Штаты звонил по моему телефону?
   -- Сядь, -- спокойно прервал я его, прикрыв трубку рукой.
   Он был на пять лет старше и на голову выше и, естественно, считал, что это даёт ему право разговаривать со мной, как с ребёнком. Но сейчас. Впервые с момента нашего знакомства. Он послушно сел, притом молча. Закончив разговор по телефону, я повернулся к нему. Сергей с открытым ртом смотрел на меня, удивлённый своей покорностью.
   -- Ты сегодня какой-то не такой, -- выдавил он.
   -- Сегодня ты летишь в Швейцарию, -- начал я, проигнорировав его замечание. -- Вот номера счётов, с которых ты снимешь деньги. Часть денег ты переведёшь сюда, а на остальные ты организуешь благотворительные фонды во всех крупных городах мира. Короче. Вот билет, документы, инструкции. Самолёт - через час. Остальное обсудим потом, а теперь - действуй.
   "Деревянными" руками он собрал бумаги и нетвёрдой походкой направился к двери.
   "Ничего, голова у него варит, в самолёте придёт в себя, и всё сделает, как надо", -- уверенно подумал я, провожая его взглядом.
   Еще через полчаса мой очередной разговор по телефону прервала Алина, без стука и с громкими причитаниями ввалившись в кабинет.
   -- Это я во всём, дура, виновата! Не надо было отпускать его ночью одного. Серёжа. Только ты можешь...
   Узнав меня, она поперхнулась словами и замерла, как изваяние. Похоже, это уже становилось традицией. Но женщина есть женщина. Вскоре, преодолев оцепенение, она перешла в наступление.
   -- Ты же мог зайти, или, на худой конец, позвонить. Мы с ума сходим, все больницы обзвонили, а он...
   -- Возьми мою кредитку, -- оборвал я её упрёки, протягивая карточку.
   -- Прогуляйся по городу, но с пользой: мне нужна хорошая машина, достойный гардероб, ну и всё такое. Я полностью доверяю твоему вкусу. Да, и заскочи по этому адресу: надо подписать документы на покупку дома. Я обо всём уже договорился. Ну и себе купи всё, чего твоя душа пожелает.
   Она стояла, как громом поражённая, с ужасом переводя взгляд с кредитки на меня и обратно.
   -- Да успокойся ты! Здесь всё вполне законно. И денег на кредитке гораздо больше, чем ты сможешь потратить. А теперь не мешай мне - дела.
   -- ... Нет, ты скажи мне всё--таки, и притом честно, откуда у тебя появились деньги, да ещё такие,-- выпытывала Алина.
   Мы подъехали на BMW к моему новому дому. Всю дорогу Алина не могла успокоиться и забрасывала меня вопросами, пытаясь выяснить что и как. Ну а я всю дорогу был занят обдумыванием моих дальнейших планов и поэтому не обращал внимания на её болтовню. Теперь же, при осмотре дома, я вдруг почувствовал, что эта красотка стала меня утомлять.
   -- А я себе такое платье купила! -- восторгалась она. - Я давно такое хотела.
   Она на минутку, к моему облегчению, замолчала и внимательно посмотрела на меня.
   -- А знаешь, ты даже изменился как-то. Я сначала думала, что это из-за костюма, но потом поняла, что здесь дело в другом. Даже не знаю, в чём. Хотя, может, и я изменилась бы, если бы вдруг разбогатела. Надо же! Ночью был совсем без денег, а днём -- бах! -- миллионер. Может, ты в лотерею выиграл? Если бы у меня было столько денег, то я бы...
   -- Теперь ты будешь говорить или в моё отсутствие, или с моего разрешения,-- спокойно прервал я, пристально глядя ей в глаза сквозь стёкла своих солнцезащитных очков.
   Дальнейший осмотр дома проходил в тишине.
   -- Завтра для тебя ещё есть работа,-- сообщил я Алине, когда мы вернулись к машине.
   Всё это время она сначала с удивлением, а потом со страхом смотрела на меня, пытаясь выдавить хотя бы слово, но лишь беззвучно шевелила губами.
   -- Можешь считать, что я взял тебя на работу секретарём. Так вот, завтра закажешь в дом новую мебель, жалюзи, кондиционеры, современное оборудование на кухню и всё остальное, что полагается для нормальной жизни. Да, проверишь, что бы всё работало. Потом найдёшь себе уютную квартирку где-нибудь поблизости, комнат на четыре -- пять, сколько захочешь. Ну и устраивай там всё, как тебе понравиться. Вот тебе ещё кредитка. А теперь давай заберём Ирочку и поедем развеселимся. И если ты пообещаешь себя хорошо вести, то я, возможно, разрешу тебе говорить.
   Она испугано и необыкновенно энергично закивала.
   Мы сидели за столиком ресторана. Алина усердно штудировала меню, на мой взгляд, явно переигрывая. Ирина с ледяным спокойствием сделала заказ и, не произнеся больше не слова, стала осматриваться. Я знал, что ей тоже очень интересно узнать, откуда у меня появились деньги, но гордость не позволяла ей начать расспросы. Поэтому она делала вид, что всё происходящее -- в порядке вещей.
   --Хочешь иметь такой ресторанчик?-- спросил я Иру, которая слишком уж долго изучала зал.
   С глухим стуком из Алининых рук на столик выпало меню, но заговорить она не решилась. После моих слов Ирина изучающе посмотрела на меня, в её глазах на мгновение вспыхнул огонёк, но она быстро взяла себя в руки.
   -- Нет, спасибо, -- улыбнулась она. -- Ты же знаешь, я не принимаю таких подарков. Не хочу быть кому--то обязанной, даже тебе.
   -- Хорошо, -- в свою очередь улыбнулся я. -- А если я возьму тебя на работу с окладом... ну, скажем, какой ты сама захочешь?
   -- Извини, но меня вполне устраивает моё теперешнее положение. В роскоши я не нуждаюсь, а на жизнь зарабатываю сама.
   -- А между прочим, -- ещё шире улыбнулся я, -- как поживает твой парень?
   -- Твой намёк на то, что я иногда беру деньги у человека, с которым практически живу, -- просто свинство! К тому же я ему очень многое даю.
   -- Да ты что? Какие намёки? -- удивился я. -- Дело в том, что совсем недавно я понял две вещи. Одна--совершенно очевидная: люди несчастны. Второе открытие состоит в том, что я знаю, как сделать людей счастливыми. Не буду вдаваться в подробности, но после определённых событий минувшей ночи, я стал абсолютно другим. Естественно, что одним движением руки я не могу уничтожить все горести и беды. Это требует более основательного подхода и некоторого времени, но оградить от забот верных мне людей я могу уже сейчас. Но что-то я разговорился. Давайте лучше веселиться. И я протянул девушкам по розе, которых ещё мгновение назад не было в моих руках.
   Где-то через час я вышел проветриться. Узкая полоска растущего месяца пробивалась сквозь ночь. Да, время пришло, теперь я сделаю это: скоро люди перестанут страдать, и я тоже. Сколько же ещё терпеть эту боль, боль всего мира? Она постоянно была со мной, она жгла и изнуряла, она терзала и пытала. Мне хотелось вывернуть себя на изнанку, разорваться на части, только бы избавиться от неё. В гневе я ударил кулаком о стену.
   -- Мужик ты чего? -- испугано спросил охранник, куривший у входа.
   -- Всё нормально, -- ответил я, вытаскивая руку из пролома.
   "Всё будет в порядке", -- думал я, успокаиваясь. "Надо только немного подождать. Но я уничтожу любого, кто встанет на моём пути".
  
   8
  
   Когда я вернулся, за нашим столиком, кроме моих девочек, сидели ещё два человека.
   -- О, вот и вы, дружище, -- поднялся мне на встречу мужчина. -- Мы без приглашения влезли в вашу милую компанию. Но, чёрт побери, я не мог пройти мимо таких очаровательных девушек и, решив, что в таком деле не до формальностей...
   --Вам что, своей показалось мало? -- прервал я его.
   -- Что? -- удивился незнакомец. -- Ах, да! Совсем забыл. Знакомьтесь, моя сестра Катя. Но дело в другом: я представляю очень крупную рекламную фирму и нам для нового проекта нужны девушки и, желательно, не профессиональные модели. Но сейчас с этим так трудно! Я уже потерял всякую надежду найти что-то действительно достойное внимания и вдруг вижу... Кстати меня зовут Олегом. Думаю, нам срочно надо отметить наше знакомство. Ты садись, дружище, сейчас я всё оформлю. Да, как ты сказал тебя зовут?
   Молча выслушав его тираду, я аккуратно взял его за лацканы пиджака и притянул к себе.
   -- У тебя есть минута, -- почти нежно прошептал я ему на ухо.
   Он мгновенно покраснел, и правая рука дёрнулась под пиджак. Но после попытки заглянуть сквозь стёкла моих тёмных очков, он быстро опустил руку, правильно решив, что пистолет не поможет. Даже, если он успеет до него дотянуться.
   -- Я же совсем забыл, -- пробормотал он, -- что у меня очень важная встреча. Солнышко, -- обратился он к спутнице, вставай, нам пора идти. Думаю, нас простят.
   -- Ты иди, а я пожалуй, останусь,-- пристально глядя на меня, сказала она. -- Конечно, если вы не против.
   Я молча поклонился.
   --Ну, как хочешь, -- недовольно бросил он. -- Приятно было познакомиться. Вот моя визитка, надеюсь, что ещё увидимся, -- раскланялся Олег и тут же исчез.
   -- Давайте всё-таки по-настоящему познакомимся, -- улыбнулась Катя.
   -- Скажите, Катя, почему вы решили остаться? -- присаживаясь на своё место, спросил я.
   Она больше не улыбалась, но в глубине её глаз плясали весёлые чёртики.
   -- Честно говоря, вы меня ужасно заинтриговали. В вас есть что-то необычное. И ещё. Мне очень хочется узнать, что вы сказали моему брату. Я никогда не видела его таким испуганным. Насколько я знаю, никому никогда не удавалось довести его до такого состояния.
   Теперь пришёл черёд улыбаться мне
   -- Итак, Катя, вы являетесь хозяйкой косметического салона, а ваш брат... Но не будем сейчас о нём. Расскажите лучше о своём салоне.
   Она отлично владела собой. Только на какое--то мгновенье её глаза округлились от удивления, но уже в следующую секунду она спокойно улыбалась.
   -- Ой, как интересно! -- оживилась Алина. -- У вас действительно свой салон?
   -- Вообще-то да. -- Подтвердила Катя. -- Но я в последнее время не очень часто там бываю. Остыла немного. Всё это увлекательно только в начале.
   -- А где находится ваш салон? Нам бы очень хотелось его осмотреть и, наверняка, воспользоваться некоторыми услугами, -- переглянувшись с Алиной, подключилась в разговор Ира.
   -- Буду очень рада, вот адрес! -- Катя протянула девушкам изящно оформленную визитку. -- Но лучше давайте договоримся, и я лично отвезу вас.
   -- А на меня приглашение распространяется? -- спросил я.
   -- О, естественно, как же без вас! -- лукаво улыбнулась Катя. -- Если хотите, то можно прямо завтра утром.
   -- К сожалению, завтра я не смогу. Я уезжаю на несколько дней в столицу, но по возвращению обязательно приму ваше приглашение. А вы, девочки, завтра идите, -- обратился я к своим приятельницам, тем самым, пресекая готовые сорваться вопросы о цели моей поездки.
   -- А какие у вас дела в столице? -- невинным тоном осведомилась Катя.
   -- Ой, простите, что спросила. Это, конечно, не моё дело. Невинный голос совсем не вязался с цепким оценивающим взглядом.
   -- Если вам интересно, можете поехать со мной, -- закинул я наживку.
   -- Спасибо, с удовольствием поеду. Давно там не была, -- охотно заглотнула наживку Катя.
   Справа от меня послышался звон разбитого бокала.
  
   9
  
   -- Скажите, Андрей... Кстати, может, перейдём на "ты"? -- прервала затянувшееся молчание Катя, когда мы ехали из аэропорта.
   -- Без проблем, -- улыбнулся я.
   Катя ещё мгновение помолчала и задала вопрос, который давно её мучил:
   -- Я хотела спросить, почему ты взял меня с собой, -- она пристально смотрела на меня.
   -- А вы, извиняюсь, первый раз в нашем городе? -- неожиданно вмешался в разговор шофёр, останавливая машину у светофора, и развернувшись к нам лицом.
   -- Не первый, не первый! Ты лучше за дорогой следи. -- С явным раздражением ответила Катя.
   -- А то, может, прокатить вас по нашим достопримечательностям, так сказать? -- как ни в чём не бывало, продолжал шофёр, переключая передачу и с радушной улыбкой глядя на нас. -- Да вы не переживайте. Я уже десять лет за рулём, каждую колдобину здесь знаю, могу ехать с закрытыми глазами, -- всё так же, не глядя на дорогу, продолжил он и рванул прямо наперерез джипу, решившему проскочить на жёлтый.
   О том, что что-то не так он, очевидно, понял по расширившимся от ужаса глазам Кати и мгновенно принял нормальное положение.
   -- Ух ты! -- восторженно закричал шофёр, с ещё большим усердием нажимая на газ. -- Всю жизнь мечтал о такой машине!
   В последний момент джип начал тормозить, его развернуло боком, качнуло, но он всё--таки удержал равновесие.
   -- Я же говорил: зверь, а не машина. -- Зыркая в зеркало, комментировал наш водитель.
   -- Идиот! -- зашипела Катя.
   Я тронул его за плечо:
   -- Теперь ты будешь работать на меня.
   Парень повернулся, осматривая меня оценивающим взглядом.
   -- Согласен. -- Усмехнулся он. -- Хорошо бы авансик какой получить, да и узнать, на кого работать буду, собственно говоря. И что делать буду -- тоже очень интересует. А меня, между прочим, Толиком зовут--величают.
   -- Так вот, Толик, работать будешь лично на меня, плачу хорошо, особо напрягаться не надо, вот деньги на мелкие расходы. Когда увижу тебя в следующий раз, ты должен выглядеть подобающе.
   -- Слушаюсь, босс. -- Ответил он, пряча деньги в карман. -- А мы, между прочим, уже приехали.
   Машина лихо затормозила перед гостиницей, и толик тут же бросился открывать дверцу Кате, но она одарила его таким взглядом, что он молча убрал руку.
   -- Я лучше вещи достану из багажника, -- тихо сказал он, отступая.
   Девушка сама выбралась из машины и, хлопнув дверцей, с надменным видом пошла к главному входу. Эффектно удалиться помешал телефонный звонок, раздавшийся из кармана её плаща.
   -- Да! -- сказала она резко. -- Какие документы? Вы что, маленькие дети? Лара, я плачу тебе именно за то, чтобы ты сама решала все вопросы, а не звонила мне по пустякам. Если не справляешься, то я быстро найду тебе замену. Так что к моему возвращению постарайся всё уладить. Да, ещё одно, -- более спокойно заговорила Катя, поворачиваясь ко мне, -- сегодня должны прийти две девушки, скажут, что от меня. Их надо обслужить по высшему классу. Что? Да, это мои подруги. Да! Пока! Ничего не могут без меня! -- с притворным возмущением проговорила она, пряча телефон.
   -- Ты, Катюша, пока прими ванну, отдохни с дороги. -- Говорил я, когда мы поднимались в лифте на свой этаж. -- А у меня есть одно дело, так что встретимся вечером.
   -- Ты считаешь, что можешь решать за меня, что мне делать? -- холодно спросила она. -- Я сюда приехала не для того, чтобы сидеть в номере. Мало того, что за всё время ты сказал мне буквально несколько слов, так я должна ещё целый день в номере сидеть!
   -- Встретимся в восемь вечера в холле, -- спокойно сказал я, покидая лифт.
   Через час я вышел из гостиницы. Толик стоял возле открытой дверцы машины. Он успел привести себя в порядок: тщательно выбритое лицо теперь не выглядело таким бандитским, аккуратная причёска его немного молодила, а чёрный костюм скрывал некоторые излишества его фигуры.
   -- Куда едем, босс? -- осведомился он, отъезжая от гостиницы.
   Я назвал адрес.
   -- Ну, хозяин, я в вас не ошибся! Большого человека сразу видно! Да и тогда, на перекрёстке, вы не сдрейфили. А на вечер какая программа будет? Я тут несколько отличных мест знаю, девочки там и всё такое. Или вы со своей, извиняюсь, девушкой? Надо сказать редкой, как это по деликатней, красоты. А вы знаете, босс, у меня одна идея есть! Совсем не много денег надо вложить, зато подъём будет просто фантастический и практически на ровном месте. Ну вот, приехали! Дальше нельзя, и вам придётся идти пешком.
   Огромных размеров правительственное здание возвышалось невдалеке. Через десять минут я сидел в кабинете одного чиновника, который официально занимал весьма незначительную должность, но я знал, что именно он является фактическим руководителем страны.
   -- Я не могу понять, почему мои люди пропустили вас ко мне без предварительной записи. Но так и быть, дам вам пять минут, -- недовольно начал он. -- И снимите свои солнцезащитные очки! В конце концов, это просто не прилично! Так что вам всё--таки надо? Только очень кратко, я занят.
   -- Я хочу вложить в экономику страны три миллиарда долларов, -- спокойно ответил я.
   -- Вы что, клоун? -- взорвался мой собеседник. -- Вы сюда шутки пришли шутить, а у меня каждая минута на счету.
   Глядя ему в глаза, я медленно снял очки.
   -- Господи! -- выдохнул он, падая на колени. -- Прости, Господи, я же не знал, не мог знать, даже думать не мог... Нас ведь учили, нам говорили... Только теперь опять стали верить... Да и то... Прости, прости!
   -- Встань и успокойся. О твоих грехах поговорим в надлежащее время, а сейчас займёмся делами. Как я уже сказал, я вкладываю в государство три миллиарда долларов. Естественно, не просто так. Вот программы, на которые выделяются деньги. До тех пор, пока ты расходуешь эти деньги на реализацию этих программ, тебе ничего не угрожает: ты и твои близкие будете живы и здоровы, беда не посетит твой дом. Но если хоть одна копейка уйдёт не по назначению...
   -- Да--да, я всё сделаю, как ты хочешь!
   -- Что-то вы быстро, босс! -- удивился Толик, дремавший в машине. -- Неужели не приняли? Да вы не переживайте. Чтобы к этим бюрократам пробиться, связи нужны. Вот у моего шурина есть друг, который лично знает...
   --А? Ну да! -- не смутился Толик. -- Так значит, я поговорю с шурином.
  
   10
  
   Ровно в восемь она стояла в холле. Чёрная, слегка блестящая ткань платья плотно облегая высокое, стройное тело, удачно подчёркивая естественный золотистый цвет волос, подстриженных по мальчишески коротко. В серых больших глазах читались спокойствие и уверенность.
   -- Извини за сегодняшнюю сцену в лифте, -- сразу начала Катя. -- Дорога и этот водитель немного измотали меня. Так какие у нас планы на сегодня?
   -- Сейчас мы едем на приём в американское посольство, -- ответил я, помогая девушке надеть пальто.
   -- Ну так вперёд! -- как ни в чём не бывало, сказала она, мило мне улыбнувшись.
   Неяркий свет хрустальных люстр в достаточной степени освещали просторный банкетный зал посольства, оформленный в викторианском стиле. Приятная музыка ненавязчиво разбавляла монотонный шум голосов.
   -- Ты уверен, что нас приглашали? -- спросила Катя, оглядываясь на охранника, мимо которого мы прошли.
   -- Конечно! -- ответил я. -- Пойдём, я познакомлю тебя с послом.
   -- Дэвид! -- обратился я к широкоплечему седовласому мужчине, который в это время спорил о чём-то с молодой женщиной. -- Позвольте представить вам мою хорошую знакомую Екатерину Кузнецову. Катя! Это посол Соединённых Штатов Дэвид Росс.
   -- Очень приятно, -- выдавила Катя, а посол резко и сухо наклонил голову.
   -- Выпьете что-нибудь?
   -- Непременно! Катя, ты развлекайся, а нам с Дэвидом надо обсудить один вопрос, -- говорил я, увлекая посла в сторону.
   -- Господин посол! -- перешёл я на английский. -- Насколько я знаю, вы являетесь владельцем фармацевтической компании.
   -- Вы отлично говорите по-английски! -- удивился он. -- Где вы изучали язык?
   -- Благодарю вас! У меня врождённая склонность к языкам. Но давайте перейдём к делу. Я хочу купить вашу фирму.
   Лицо посла вытянулось:
   -- Да, я действительно владею компанией, но это семейный бизнес, и я не хочу даже говорить о продаже.
   -- Дэвид! Давайте пройдём в ваш кабинет, и я в спокойной обстановке обрисую вам некоторые детали, которые вас, несомненно, убедят.
   Десять минут спустя я нашёл Катю в обществе мужчины, внешний вид которого являл стереотипный образ профессора.
   -- Здравствуйте, профессор, -- вмешался я в их беседу. -- Вижу, вы уже познакомились. Совсем недавно прочитал вашу последнюю статью, в которой вы освещаете новые аспекты развития и лечения психических заболеваний, и у меня возникли некоторые вопросы.
   -- Что-то очень разболелась голова, -- вмешалась Катя. -- Наверное, мне лучше вернуться в гостиницу.
   -- Да, конечно, Толик тебя отвезёт. Или, может, мне тебя проводить?
   -- Нет, не надо! Я в состоянии доехать сама.
   -- Так вот, профессор, -- продолжал я, когда Катя удалилась. -- Я хотел бы, что бы вы подробнее рассказали о критериях, по которым вы оцениваете нормальность и ненормальность психического состояния человека.
   -- Ну, молодой человек, -- начал профессор, -- я не совсем понял ваш вопрос.
   -- Ладно, скажем так: во все времена у всех народов существовали и существуют люди, которых считают ненормальными, их запирают в специальные клиники, пытаются лечить. Но, согласитесь, что нормальность такое же относительное понятие, как и всё остальное. Допустим, если взять совершенно нормального человека, живущие в средние века, и поместить его в наше время, в нашем обществе, то он, однозначно, будет признан ненормальным. Аналогичная ситуация произойдёт, если вдруг поместить вполне нормального нашего современника в средневековое окружение. Из вышесказанного можно сделать вывод, что нормальность, в принципе, и определяется степенью общественного развития, особенностями моральных норм и так далее.
   -- Вы не совсем правы, -- оживился профессор, почувствовав себя в родной стихии. -- В основе большинства заболеваний лежат определённые физиологические изменения, и именно по этим изменениям современная медицина определяет степень нормальности. Конечно, что касается некоторых функциональных особенностей работы головного мозга, то здесь ещё не всё до конца ясно, но...
   -- Давайте поставим вопрос по-другому, -- перебил я учёного. -- Можно ли считать сумасшедшим человека, считающего себя Наполеоном, если он при этом действительно выигрывает сражения и управляет империей?
   -- О, это очень интересный вопрос, -- задумался профессор.
   -- Да, поразмыслите над этим. А сейчас прошу меня простить. Да, кстати, язва больше не будет вас беспокоить. -- Проговорил я, раскланиваясь.
  
   -- Профессиональная работа, -- подумал я, осматривая свой номер.
   За время моего отсутствия здесь вроде бы ничего не изменилось, но всё же я знал, что кто--то здесь был, я даже знал, кто.
   -- Заходи! -- крикнул я ещё до того, как раздался стук в дверь.
   Казалось, не заметив этого, в номер вошла Катя, в очень умело надетом банном халате, который при движении открывал достаточно много, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза.
   -- Ты давно вернулся? -- спросила она. -- А я никак не могу уснуть. Голова уже почти не болит, но сон не идёт. Ты не сердишься, что я среди ночи врываюсь к тебе в таком виде? О, Боже! -- ужаснулась она, запахивая халат.
   Играла она замечательно! Но я--то отлично знал, что она бесподобно владеет собой, просчитывает все варианты и тщательно анализирует мои действия. Именно поэтому она и была мне нужна.
   -- Ты, кажется, хотела знать, зачем я тебя взял с собой? -- ответил я вопросом на вопрос.
   -- Да! -- она подошла вплотную и положила руки мне на плечи. -- И ещё я хотела спросить, снимаешь ли ты когда-нибудь свои очки.
   -- Очки? -- удивился я. -- Ах, очки!
   Наши глаза были совсем рядом, когда я поднял руку и медленно снял очки.
   -- Так вот, девочка, завтра посол Росс возвращается в Штаты. Ты летишь вместе с ним. Там он оформляет свою фирму на твоё имя. Что делать дальше, я уже говорил. Где-то через месяц я прилечу сам. А сейчас иди и хорошенько отдохни перед длительным путешествием.
   -- Я сделаю всё для осуществления твоего плана, -- уже в дверях сказала Катя.
   -- Поэтому-то я тебя и выбрал, -- прошептал я сам себе.
   Расположившись в удобном кресле с большим стаканом молока, я в очередной раз принялся обдумывать все детали плана. Мыслительный процесс прервала какая--то возня за дверью, после чего дверь задрожала от размеренных ударов. Через несколько секунд я обнаружил за ней источник шума в лице моего шофёра, вертикальное положение которого сохранялось только благодаря двум девушкам, с обеих сторон державшего его. С огромным трудом ему всё--таки удалось сфокусировать блуждающий мутный взгляд на мне.
   -- О, привет, босс! -- оживился Толик. -- Мы тут с девочками, так сказать, мимо проходили, а я и думаю: "Надо обязательно к хозяину зайти, надо нам отметить там, развеяться немного". А то вы, извиняюсь, от нечего делать ещё к той ведьме полезете. Вот я и подумал, зачем, мол, хорошему человеку зазря пропадать.
   Не вполне внятная речь сопровождалась определёнными жестами, из-за чего Толик вместе с девушками, которые тоже были навеселе, непрерывно перемещались из стороны в сторону.
   -- Так значит, ты подумал? -- спросил я, закипая.
   В комнате, за моей спиной, со звоном разбились оконные стёкла, и осколки вихрем закружились вокруг непрошеных гостей. В моей руке лопнул стакан с молоком, которое тоже заструилось, постепенно смешиваясь с осколками и приобретая форму змеи. Две капли моей крови из небольшого пореза на руке загорелись рубиновыми глазами на змеиной голове. Гул перешёл в шипение, и змея замерла перед тремя внезапно протрезвевшими людьми, с ужасом смотревшими на белое чудовище со сверкающей осколками чешуёй и чёрной молнией вместо языка. Разинув пасть, гадина бросилась на Толика и его спутниц. Это зрелище вывело их из оцепенения, и они с криком вылетели из номера.
   Утром, выйдя с Катей из гостиницы, я увидел Толика, нервно вышагивающего возле машины, и затравлено поглядывающего на вращающиеся двери. При нашем появлении он взял себя в руки и поспешно открыл дверцу.
   -- Скажите честно, босс... -- уже в машине решился задать вопрос Толик.
   -- Потом поговорим, а сейчас--в аэропорт.
   -- Да, босс, как скажите. -- Покорно согласился он, заводя машину.
   Посол, который ждал нас возле трапа, бросился открывать дверцу с моей стороны ещё до того, как Толик полностью остановил машину.
   -- Здравствуй, Дэвид, -- поприветствовал я его и едва успел поддержать, а то бы он упал передо мной на колени. -- Ну что ты, Дэвид! Достаточно просто поздороваться, -- похлопал я его по полечу. -- Сейчас не до формальностей. Ты помнишь всё, о чём мы вчера говорили?
   -- Да, -- ответил он, не осмеливаясь взглянуть мне в глаза. Даже остановить взгляд на моём лице он не решился.
   -- Тогда вперёд! -- напутствовал я его. Повернувшись к Кате и целуя её в щёку, я прошептал: -- Иди, Катюша, пора!
   -- Ради тебя я сделаю даже невозможное, -- пытаясь заглянуть сквозь очки, ответила она.
   -- Знаю! -- сказал я уже закрытому люку. -- Так и должно быть!
   Набирая обороты, взревели двигатели, оживляя мой плащ струёй воздуха. Проехав вперёд, самолёт развернулся и, начиная разбег, двинулся на нас.
   -- Босс! Мы же на взлётной полосе! -- ужаснулся Толик, отступая к машине. Самолёт постепенно вырастал передо мной, расплываясь в парах тёплого воздуха. Затем он нехотя оторвался от земли и, разрывая небо, пронёсся над нами.
   Толик сидел за рулём, задумчиво глядя перед собой.
   -- Босс! -- начал он, не отводя взгляда.
   -- Ты уволишься только тогда, когда я этого захочу, -- устало выдохнул я, садясь на переднее сиденье. -- А ночное приключение пускай послужит тебе уроком. Надеюсь, со временем ты поймёшь, что тебе много думать вредно. Поэтому думать буду я, а ты крути баранку.
  
   11
  
   -- Ой, ты уже вернулся! -- закричала Алина, бросаясь мне на шею прямо на пороге моего дома. -- А я уходить собиралась. Второй пытаюсь сделать здесь всё, как надо, но до сих пор не уверена, что ничего не забыла. Честно говоря, я просто удивляюсь, зачем тебе такой дом, если ты живёшь совсем один. Нет, ты скажи, зачем тебе двухэтажный дом с десятью огромными комнатами, темя туалетами и ванными, с кухней, похожей на ресторан, и гаражом, подобным ангару. Или, может, ты уже не один? А, кстати, где твоя новая близкая подруга Катя? -- ехидно спросила она. Но внезапно её глаза округлились от страха при мысли о том, чем закончилась её болтовня в прошлый раз.
   -- Ну, давай посмотрим, что ты здесь натворила, -- сказал я, не обращая внимания на испуг Алины, и вошёл в дом. -- Да, познакомься с Толиком, -- не оборачиваясь, продолжал я. -- Подыщи ему квартирку где-нибудь рядом.
   -- А мы вчера с Ирой в Катин салон ходили! -- видя, что я не сержусь на неё за многословие, Алина радостно бросилась вслед за мной, оставив Толика на улице. -- И представляешь, мы сидим себе в салоне, на лицах маски и всё такое, а тут заходит Олег. Ну, Катин брат. Ты должен помнить. Мы были просто в шоке, дар речи потеряли, потому что в таком виде мне самой на себя страшно смотреть, а он -- такая лапушка! Как ни в чём не бывало начал нам комплименты сыпать, потом стал на вечер приглашать в ресторан. Мы, конечно, сразу согласились... Ну, чтобы отделаться от него поскорей, -- спохватилась она. -- Так что ты думаешь? Ира, как всегда, не смогла: её любимый внезапно объявился, и мне пришлось ехать самой. В центре как раз новый клуб открылся, не помню, как называется. Вот туда мы и пошли. Там так классно: пол весь переливается и ещё второй ярус есть, весь прозрачный, а столики и стулья -- тоже прозрачные. Полное впечатление, что прямо в воздухе паришь. Правда, это не очень удобно, в том смысле, что, если на тебе короткая юбка. Ну вот, а потом он меня проводил домой. А чем вы с Катей занимались? -- перевела разговор Алина.
   -- Ты отлично здесь всё устроила, -- наливая сок, похвалил я её. -- И когда ты всё успела? Ладно, иди, займись Толиком. Скажи, что до завтра он свободен.
   На улице почти совсем стемнело. Встав с дивана, я подошёл к окну. Практически напротив дома, у обочины, стоял чёрный джип с тонированными стёклами. Чуть дальше, по другую сторону дороги, припарковался закрытый микроавтобус с рекламой какого--то мороженого на бортах.
   -- Как дети, честное слово, -- усмехнулся я. -- Ну что ж, всё идёт по плану.
  
   12
  
   -- Ты можешь сказать честно, что с тобой случилось? -- настаивала Ира, сидя в гостиной напротив меня. -- Я не могу понять, изменили тебя деньги или что-то другое, но я знаю точно, что здесь что-то не так. Мы не виделись целый месяц, и Алина говорит, что несколько раз ты ездил за границу. А остальное время ты просто сидишь дома, иногда разговариваешь по телефону, опять же с заграницей. Ты прекрасно знаешь, что я не люблю лезть в чужие дела, но сейчас я даже не знаю, как объяснить. Назови это женской интуицией, что ли. Короче, я чувствую, что ты вляпался во что-то опасное и тебе нужна помощь.
   -- Я действительно похож на человека, которому нужна помощь? -- улыбнулся я, глядя на свет через бокал с соком
   -- Нет... Но... Не знаю... И эти твои тёмные очки. Алина говорит, что за прошедший месяц ещё не видела тебя без этих очков. К тому же...
   -- Извини, -- попросил я, вынимая из кармана дребезжащий телефон.
   Растерянно пожав плечами, Ирина откинулась на спинку кресла.
   -- Знаешь, Ирочка, -- начал я задумчиво, не спеша пряча телефон. -- Как ты смотришь на то, чтобы съездить в Париж? Считай, что это подарок к Рождеству.
   -- Так Рождество аж через месяц, -- насторожилась она.
   -- Ничего. В этом году Рождество не по графику. Корче говоря, завтра утром вылетаем.
   -- Но я не могу так сразу, -- забеспокоилась Ира. -- К тому же, у меня нет загранпаспорта. Ну, и работа.
   -- Да не переживай ты! Я обо всём позабочусь. А сейчас мне надо побыть одному. Толик тебя отвезёт домой.
   -- Что ты. Я сама.
   -- Конечно, сама, -- согласился я, набирая номер водителя.
   -- Знаешь, который сейчас час? Какого чёрта? -- послышался из трубки недовольный голос.
   -- Я тебе потом объясню, какого. -- Пообещал я.
   -- Ой, босс, извиняюсь! Не узнал сразу. -- Испугался Толик.
   -- Через пять минут ты должен быть у меня.
   -- Да, босс, уже бегу.
   -- Ну зачем ты так? -- возмутилась Ира. -- В крайнем случае, мог бы вызвать такси.
   -- Не беспокойся за него: он уже неделю без дела сидит. Ещё немного -- и совсем ездить разучится. -- Успокоил я девушку.
  
   ***
  
   Ира взволнованно смотрела из окна машины, до сих пор не веря, что показавшаяся невдалеке Эйфелева башня была настоящей, а не плодом её фантазий.
   -- Скажи сразу, что мне придётся делать. -- Резко повернулась она.
   -- Почему ты решила, что тебе что-то придётся делать? -- удивился я.
   -- Знаешь, раньше я бы о тебе такое не подумала, но сейчас... Сейчас ты сильно изменился, и мне кажется, что ты не стал бы брать меня с собой без всякой причины.
   -- Ну, ты слишком плохо обо мне думаешь. Мне действительно просто хотелось сделать тебе подарок. Денег и недвижимости ты не принимаешь, так хотя бы немного развейся.
   С сомнением покачав головой, Ира снова отвернулась к окну. Такси лихо затормозило у шикарного отеля. Швейцар, сверкающий позолотой, поспешно открыл дверцу.
   --Ты иди, устраивайся. Там на моё имя забронированы два номера. А мне ещё надо съездить в одно место. -- Сообщил я Ире, помогая выйти из машины.
   Огромный Медицинский Центр располагался практически на окраине Парижа.
   -- Я очень рад вас видеть, мсье, -- радостно приветствовал меня человек, руководящий этим комплексом. Он вскочил из-за стола мне навстречу.
   -- Что же вы не предупредили меня о своём приезде? Я должен был лично встретить вас в Орли. О, мсье, эти наши таможенные формальности доведут до отчаянья любого! А наши таксисты! Это ограничённые, бестактные люди со своими вульгарными шутками. Прошу вас, садитесь, -- широким жестом указал он на кресло.
   -- Да, мсье, Франция уже не та, -- продолжал тараторить он, когда мы сели. -- А Париж!? Во что превратили жемчужину мировой культуры?!
   -- Давайте всё-таки поговорим о деле, -- прервал я поток его восклицаний.
   -- О, мсье! Прошу простить стареющего романтика, влюблённого в былое величие своей страны. А если говорить по существу вопроса, то я уже сказал вам по телефону, основная проблема -- в деньгах. Мсье Серж, который, как я полагаю, является вашим доверенным лицом, совершенно внезапно прекратил финансирование нашего проекта. Многочисленные попытки установить личный контакт с ним не увенчались успехом. Одним словом, он просто исчез, и, как я понимаю, с вашими деньгами. Что же касается нашего проекта, то могу сказать вам откровенно: деньги, которые вы предоставили -- это просто переворот в науке! Это потрясающе! Мы практически завершили теоретическую обработку данных, но для практических экспериментов нам потребуется кое--какое дополнительное оборудование.
   -- Я уже перевёл на ваш счёт необходимую сумму, -- ответил я на невысказанный вопрос. -- Но мне хотелось бы знать, когда вы начнёте практическое осуществление проекта.
   Мой собеседник вскочил и подбежал к моему креслу:
   -- Мсье, если не будет проблем с финансированием, то ещё примерно месяц понадобится на проведение различных тестов, подгонку, наладку и прочее. А затем, как говорится, в добрый путь!
  
   * * *
  
   Ты что, в Париж спать прилетела? -- спросил я Иру, открывшую, наконец, дверь своего номера.
   -- Да не спала я! -- возмутилась она. -- Я в ванной была. Пока разобралась, что там к чему, уйма времени ушло. Там столько всяких кнопок, рычажков, ручек. Представляешь, там есть воздушный массаж и гидромассаж, ароматизаторы в воду добавляются!
   -- Да, -- согласился я. -- Это тебе не наши чугунные уродцы. На, подруга, одевайся, -- протянул я девушке большой сверток. Ира тщательно её осмотрела, бросая на меня подозрительные взгляды. Затем она неторопливо принялась его разворачивать, пока не добралась до вечернего платья. На мгновение её глаза восхищённо вспыхнули, но недоверие ко мне погасило этот огонь.
   -- Ты что, думаешь, мне нечего надеть? -- холодно спросила она.
   -- А с чего ты взяла, что это от меня? -- удивился я.
   -- Что? Как это? -- не поняла Ира, сбитая с толку.
   -- Вот так Ирочка! Не успела приехать, а уже весь Париж у её ног!
   -- Чёрт! -- выругалась она, поняв, наконец, что я шучу, и что момент для выяснения отношений упущен.
   -- Давай немного пройдёмся пешком, -- попросила Ира, заворожено глядя на залитый огнями вечерний Париж через окно такси.
   Я подал знак водителю и, спустя пару минут, мы стояли возле сверкающей витрины магазина.
   -- В какую сторону пойдём? -- поинтересовался я.
   -- Туда! -- уверенно показала Ира.
   Следуя в этом направлении, мы вышли на довольно просторную площадь, ярко освещенную и, словно солнце, отбрасывающую во все стороны яркие полосы улиц--лучей. Величественная Триумфальная Арка купалась в ярком свете прожекторов, устало подпирая ночное небо. В этом море света, огонь, вечный огонь, на могиле Неизвестного Солдата, был почти незаметен.
   -- Этуаль! Задумчиво сказал я.
   -- Что? -- переспросила Ира, не отрывая восхищенного взгляда от этого потрясающего зрелища.
   -- Этуаль--Звезда. Это название площади, -- пояснил я. - Здесь недалеко есть отличное кафе. Пойдем, посидим.
   В помещении небольшого уютного подвальчика горел настоящий камин.
   -- Здесь просто необыкновенное фирменное блюдо, -- посоветовал я девушке, когда мы сели за тяжёлый дубовый стол. Кельнер зажигал стоящие на столе свечи, ожидая нашего заказа.
   -- Что ж, давай своё фирменное блюдо, -- согласилась Ира.
   -- Простите, пожалуйста, за бесцеремонность, но, услышав родную речь, я просто не мог пройти мимо, -- заговорил мужчина, остановившийся у нашего столика.
   -- Позвольте представиться: Евгений Кедрин, сотрудник посольства. К счастью, завтра возвращаюсь, наконец, домой, -- продолжал он после того, как мы познакомились и пригласили его за наш столик. - Знаете, я здесь уже три года. Всё это впечатляет только вначале, а затем... Эх! -- вздохнул он. -- Вы не представляете, как неудержимо начинает тянуть домой. Но что я всё о себе да о себе. Надеюсь, не будет наглостью с моей стороны спросить вас о цели приезда в этот славный город, -- глядя на Иру, спросил он.
   Вообще--то я вполне понимал чувства этого молодого мужчины, похожего, скорее, на киноактёра, чем на дипломата. Мало кто смог бы устоять перед пронзительными, долгими взглядами, бросаемыми из--под длинных ресниц, взглядами, в которых отражалось пламя не только свечей. Внешний вид и манеры дипломата разбудили в душе девушки огненный вулкан.
   -- Совсем забыл, -- небрежно обронил я, вставая. -- У меня сегодня вечером важная встреча назначена.
   Ира растерянно посмотрела на меня, тоже собираясь подняться.
   -- Нет--нет! Ты оставайся, -- остановил я её. -- Надеюсь, Вы не станете обижать девушку, пошутил я, пожимая руку Жене. - Приятно было познакомиться.
   -- Это просто самое настоящее свинство, честное слово! Бросить меня одну, ночью, в чужом городе, в обществе незнакомого мужчины! -- возмущённо накинулась на меня Ира, когда я на следующее утро зашёл к ней в номер.
   -- Только не говори, что ты была против, -- улыбнулся я.
   -- А это уже моё дело! -- не сдавалась она. -- И вообще, мне надо переодеться!
   Спустившись в бар, я увидел Евгения, сидящего у стойки. Заметив меня, он легко поднялся и с улыбкой пошёл мне на встречу.
   -- Знаете, Женя, мне кажется, что мы примерно одного с вами возраста, -- после приветствия начал я, положив руку ему на плечо. -- Поэтому предлагаю перейти на "ты". -- Так вот, -- после его утвердительного кивка продолжал я. -- Я знаю, кем ты работал в посольстве и почему возвращаешься домой. И скажу тебе прямо, что это меня не волнует. С другой стороны, тебе явно нравится Ирина, а мне сегодня надо улетать в Штаты. Думаю, ты понимаешь, что я хочу сказать.
   -- Да, конечно, -- задумчиво проговорил Евгений. -- Ты полностью можешь на меня положиться. Мы как раз договорились, что я с утра покажу Ирочке все местные достопримечательности. Очень надеюсь, что она не забыла.
   -- Вот и отлично, -- похвалил я его, дружески похлопывая по плечу. -- У меня уже нет времени её ждать. Попрощайся с ней от моего имени. Будь здоров!
  
   * * *
  
   Катя встречала меня в аэропорту.
   -- Ты нашла его! -- вместо приветствия сказал я.
   Катя ослепительно улыбнулась:
   -- Да! Он был именно там, где ты и предполагал. Правда он сделал пластическую операцию и сейчас выглядит совсем по-другому, но... -- многозначительно замолчала она, продолжая сиять. -- Почему ты не позволил мне всё сделать самой? Конечно, я понимаю, что он был твоим лучшим другом, но тебе не стоило из-за этого самому лететь сюда.
   --Помолчи, -- бросил я. -- Сейчас я поеду к нему, а ты будешь ждать у себя.
   Она пожала плечами, но покорно опустила голову.
   Он жил в пентхаузе одного из нью-йоркских небоскрёбов.
   -- Здравствуй, Серёжа! -- приветствовал я его. Заходя. -- Ты совершенно точно рассчитал, что в таком большом городе тебя будет трудней найти. Но только не мне.
   -- Где я прокололся? -- после секундного шока пришёл в себя Сергей.
   -- Ты видел, какой сегодня чудесный вечер? Давай выйдем на свежий воздух, вместо ответа предложил я.
   Мы вышли на площадку для гольфа, расположенную тут же, на крыше.
   -- Ты нигде не прокололся, -- продолжал я. -- Ты всегда всё делал очень тщательно. Нет, ты только посмотри, какие звёзды! Я вполне одобряю твой выбор места жительства.
   -- Скажи, наконец, зачем пришёл, чего ты от меня хочешь? -- не выдержал он.
   -- Знаешь, Серёжа, в этом маленьком раю с замечательным видом на звёзды, есть одна очень большая проблема. Чего я от тебя хочу? Ты предал меня, Серёжа. Нет, дело даже не в том, что ты украл деньги. Ты меня предал. Как ты думаешь, чего я могу хотеть от тебя после этого?
   Подойдя к краю площадки, я поднялся на бордюр, окружающий крышу.
   -- А что ещё мне оставалось делать? -- закричал он. -- Ты ввязался в какую -- то опасную авантюру, и я не собирался сидеть и ждать, когда за мной приедут. Ведь кто--то должен был оставаться в стороне, чтобы потом тебе помочь.
   -- Потрясающе! Отсюда виден практически весь город. Какое зрелище! Нет, ты посмотри туда, -- я шагнул за бордюр. -- Нет, мой дорогой друг, всё было совсем не так, -- повернулся я к нему. -- Просто тебе было невыносимо сознавать, что ты стал подчиняться моим приказам. "Как же так?" -- думал ты. "Этот мальчишка, который только и делал, что валял дурака, теперь смеет приказывать мне! Но есть ещё кое-что, в чём ты даже сам себе не хотел признаться: просто я стал таким, каким ты никогда не сможешь стать, и достиг того, чего тебе не достичь.
   Увлёкшись монологом, я вдруг заметил, что Сергей с ужасом смотрит мне под ноги. Проследив за его взглядом, я обнаружил, что стою за пределами крыши, над гудящей где-то внизу улицей.
   -- Да, Серёжа, именно так!-- сказал я, снимая очки.
   -- Нет! -- простонал он, падая на колени. -- Я же не знал.
   -- Не обязательно знать, достаточно просто верить, -- вынес я окончательный приговор своему бывшему другу, в тот же миг вспыхнувшему, как спичка.
  
  
  
  
  
  
  
   Ч А С Т Ь 2
   1
  
   -- Я извиняюсь, босс, но у нас " на хвосте" опять тот чёрный джип. Ума не приложу, откуда они узнали, что вы приезжаете. Честное слово, я никому не говорил. Клянусь! Вы мне позвонили, и я сразу--в аэропорт. Точно знаю: за мной всё было чисто. Как вы думаете, босс, может, скинуть их? Я это сделаю быстро и красиво, -- не на шутку разволновался мой шофёр.
   -- Нет, Толик, всё нормально. Пускай себе висят, -- успокоил я его.
   Мы ехали из аэропорта. Катя дремала на заднем сиденье, а джип практически упирался в наш бампер.
   -- Сначала отвезём Катю домой, -- наставлял я Толика, -- а потом я скажу, где высадить меня. Считай, что ты ушёл в отпуск. -- Он удивлённо покосился на меня, но ничего спрашивать не посмел. -- Вставай, Катюша, приехали, -- тронул я девушку за плечо. -- Ты хорошо поняла, что тебе надо будет сделать, причём сделать любой ценой? -- переспросил я, когда она уже вышла из машины.
   -- Да! Всё будет, как ты хочешь. Мы ещё увидимся? -- уже собираясь идти, спросила Катя.
   -- А как ты думаешь? -- рассмеялся я. -- Поехали, Толик!
   Она осталась стоять у дороги, так до конца и, не поняв причину моего веселья. Я повернулся к Толику:
   -- Сразу за следующим поворотом -- останови.
   Он послушно кивнул головой, не сбавляя скорости, вошёл в вираж и плавно затормозил у обочины. Не говоря ни слова, я вышел из машины навстречу пробивающемуся дню. Сделав несколько шагов по дороге, я споткнулся и почувствовал, что скатываюсь в какую--то яму. Так я кувыркался, обдирая кожу об острые камни, пока, наконец, не шлёпнулся в липкую, зловонную жижу.
  
   2
  
   "Где-то я всё это уже видел", -- подумал я, вставая с полуразложившегося трупа. Я огляделся. Окружающая картина представляла собой почти полностью разрушенный город, освещаемый восходящим солнцем.
   Очень хорошо! Но если я нормально уснул в нашей конуре, то какого чёрта я делаю здесь. Есть два варианта: или я лунатик, чего раньше за собой не замечал, или мне это всё просто сниться. О третьем варианте лучше не думать. Ладно, сейчас, как в прошлый раз, главное -- побыстрее выбраться из канавы.
   -- По идее, здесь я должен споткнуться, переступая через труп, -- шептал я, внимательно глядя под ноги.
   Не заметив, что развязавшийся шнурок зацепился за какую-то железяку, я всё-таки завалился в грязь снова. Выбравшись из ямы, я решал, в какую сторону идти, но удача, чёрт побери, похоже, совсем оставила меня. Невдалеке послышалось гудение, которое всё нарастало.
   -- Нет, только не сейчас, -- взмолился я, глядя на приближающуюся тройку монстров, летящих клином. -- Может, это они на юг, -- уговаривал я себя, подыскивая камень поувесистей.
   Действуя по всем законам военной тактики, они сделали надо мной широкий круг с целью обнаружения возможной засады. Затем ведущий, отделившись от остальных, спикировал на меня, вначале из далека. Но, видя, что опасности нет, развернулся и начал настоящую атаку. Ненависть разорвала меня на части, сжигая страх, здравый смысл и вообще способность думать. Я знал только одно: неизвестно как оказавшись здесь, да ещё став свидетелем конца света, я нормально лёг спать. Так мало того, что я проснулся опять в этом дурдоме, так ещё и в обнимку с трупом. И теперь какая--то недоделанная лошадь собирается меня переехать. Будь проклят этот конец света вместе с теми, кто придумал его и этих милых "птичек"! Будь проклят этот город трупов и весь мир, вместе взятый! Дьявол вас всех побери! Хотите конца света? Будет вам и конец света, и райские кущи тоже будут! Жар ненависти перерос в холодную ярость.
   -- Иди сюда, дорогая! -- отбросив камень, я захохотал, глядя в глаза летящему на меня чудовищу.
   Нас разделял какой-то метр, как вдруг его голова разлетелась на мелкие кусочки, после чего я, по всей видимости, попал под паровоз.
   -- Ну что он там, живой? -- услышал я голос.
   -- Да не видать не черта, сейчас эту тварь оттащим, но думаю, от него вряд ли что осталось, -- "успокоил" другой.
   Через несколько минут я увидел перед собой улыбающееся лицо Пашки, склонившегося надо мной. Выплёскивая свою ярость, я изо всех сил двинул кулаком по этой улыбке.
   -- Эй, ты чего, совсем сдурел!? -- удивился он.
   -- Целый месяц пропадал неизвестно где, исчез без предупреждения, я думал, что уже всё, кранты, а теперь спасаю его, так он ещё дерётся.
   -- Сейчас я тебе покажу, спасатель! Сейчас тебя самого спасать придётся, -- приговаривал я, с трудом поднявшись и двинувшись на парня.
   Внезапно закружилась голова, в глазах потемнело. Я опять лежал, наблюдая над собой Пашкину улыбку, на этот раз державшегося на более безопасном расстоянии. Рядом трещал костёр, но мы, по всей видимости, находились в каком--то помещении.
   -- Ну, как ты? -- оживился парень, заметив, что я пришёл в себя. -- Лежи-лежи. У тебя, скорее всего, небольшое сотрясение да парочка рёбер сломано. Но, честно говоря, ты легко отделался. У нас тут недавно один мужик тоже отпрыгнуть не успел, так впечатление было, что он под каток попал. Ладно, ты спи! Потом поговорим.
   Когда я окончательно пришёл в себя, Пашки поблизости не было, только на другом конце помещения играли дети, а у костра хлопотала девушка. Увидев, что я проснулся, она налила что-то в миску и подошла ко мне.
   -- Наташа! -- узнал я её.
   -- Как нога?
   -- Спасибо, всё хорошо, -- улыбнулась она. -- На вот, попей. Теперь мне придётся тебя лечить.
   -- Всегда пожалуйста, только не такими же методами, -- пошутил я. -- А Паша где?
   -- Да они на обход пошли. Скоро должны вернуться. Сегодня, вроде, спокойно, так что... А вот и они.
   В дверной проём ввалились несколько мужчин во главе с Пашкой. У большинства из них были автоматы с подствольным гранатомётом, а у Пашки через плечо был перекинут неизменный РПК. Пять человек. Наконец--то я сосчитал их всех.
   -- Вы, ребята, пока идите отдыхайте, а после обеда надо будет разобрать тот завал, что на восточной дороге,-- совершенно серьёзно выдал Пашка.
   В ответ мужики одобрительно закивали и направились в соседнюю комнату, а он, снова улыбаясь, подошёл ко мне:
   -- Ну, как ты сегодня? По крайней мере, выглядишь ты значительно лучше.
   -- Что значит "сегодня"? -- удивился я.
   -- Так ты же двое суток практически без сознания пролежал, -- опять посерьёзнел Паша. -- Бредил. Всё про белый туман, убивающий душу, и ад, таящийся в раю. Короче, всякую чепуху нёс.
   -- Что ты сказал про туман? -- насторожился я, точно помня, что где-то видел такой туман и что-то ещё.
   -- Да не переживай! -- оборвал мои мысли Пашка. -- После такого не только туман, но и звёзды с глаз посыплются. Лучше расскажи, куда ты смылся, даже не попрощавшись. Мы, понял, просыпаемся, а тебя нет. Я думаю: за боеприпасами пошёл или просто прогуляться. Приготовил завтрак -- тебя нет.
   -- Да не тарахти ты! -- взорвался я. -- Сколько времени меня не было?
   -- Как сколько? -- ошарашено посмотрел на меня Паша. -- Уже, считай,
   с месяц. Точнее не скажу. А ты что совсем ничего не помнишь? -- не переставал удивляться парень.
   -- Нет, тебя, дурака, помню, к сожалению, -- рявкнул я, вымещая на Пашке злость.
   Я действительно не мог вспомнить, где был всё это время.
   -- Ты давай рассказывай, что с тобой было, может, и я вспомню, -- уже спокойней предложил я.
   -- Ну, пошёл тебя икать, -- обиженно продолжал парень. -- Нигде никаких следов. Ладно, думаю, если что -- сам вернёшься. Таких, как ты, не убивают.
   -- Да, мы сами вешаемся, -- хмыкнул я.
   -- Я не то имел ввиду. Я хотел сказать, что толстокожий ты, короче, да и без башни к тому же: голыми руками "утюг" победить хотел. Они, эти твари, конечно, довольно не поворотливые, но он бы проехался по тебе и не заметил. Хорошо, что мы вовремя подоспели.
   -- Ладно, расхвастался. Это ещё неизвестно, кому повезло, как в песне поётся. Кстати, а вы как там оказались?
   -- Как -- как? -- самодовольно улыбнулся Пашка. -- У нас теперь патрули постоянно территорию обходят. Где-то квартала два мы держим железно. Ну, ты, в общем, отдыхай, а у меня дела кое-какие, -- заторопился парень, заметив, что я опять начинаю отключаться.
   Проснувшись или, скорее, очнувшись в очередной раз и никого поблизости не обнаружив, я кое-как поднялся, и сам отправился на поиски людей. Борясь с головокружением с помощью стенки, которая служила мне опорой, я выбрался из подвала, обжитого Пашкой с компанией, и увидел его сидящим не вдалеке, на обломках стены. Участок вокруг входа в подвал был тщательно расчищен, если не считать специально наваленных баррикад.
   -- Ты что, сам вышел? -- подскочил Пашка, увидев меня. -- А ну, давай назад! Тебе ещё долго ходить не придётся.
   -- Ты лучше помолчи, сынок, -- прохрипел я. -- Я ещё тебя понести смогу.
   -- Куда там! Посмотрите, какой крутой, аж перекрученный, -- предотвращая моё падение, усмехнулся парень. -- Садись, отдыхай.
   -- Надо же! Опять рассвет, -- удивился я.
   -- Да нет, закат это. Может, всё-таки вернёшься? -- пристально посмотрел на меня Пашка.
   -- Ага, сейчас! Чтобы опять во времени потеряться? Вон небо какое, а ты меня в подвал тащишь. Кстати, о небе. Ты вроде тварей тех " утюга--
   ми" называл, или мне показалось?
   --Тебя интересует, почему именно "утюгами"? Есть у нас мужик один, лётчиком раньше был. Так он любил шутить всё время, что, мол, эти "птички" прямо--таки штурмовая авиация. Утюжат нас профессионально. Вот и стали мы их " утюгами" звать. А они, хотя и неповоротливые, но когда конкретно рейды устраивают, то тут уже не до шуток. К тому же, они довольно сообразительные. Сейчас, правда, они чуток поутихли: мы их пару раз хорошенько встряхнули, на нашу территорию теперь практически не залетают. Однако после недавних событий я понял, что "утюги" -- это ещё цветочки. Где-то неделю назад... -- заметил он мой вопросительный взгляд, -- Совершенно неожиданно всё случилось, даже не знаю, как тебе объяснить. Короче, попробуй представить помесь льва с танком. Поверь мне, что когда такая штуковина оказывается рядом, то не сразу можешь вспомнить, как тебя зовут, не то, что вытащить автомат. Некоторые до сих пор своё имя вспомнить не могут. А огневая мощь у этой ерунды такая, что любая армия позавидует. Лучше тебе не знать, чего нам стоило его завалить.
   Пашка надолго замолчал.
   -- Знаешь, друг, давай немного прогуляемся, -- предложил я.
   -- Конечно, пойдём. Тебя всё равно не удержать.
   Он помог мне встать, закинул за спину пулемёт, и не спеша пошли.
   -- Так ты расскажи всё-таки, что было после моего исчезновения, -- напомнил я Пашке.
   -- Да, в общем, ничего особенного не было. Стал я потихоньку обустраиваться: жить--то как-то надо. А там народ стал собираться: кого я раненым подобрал, кто один оставаться не хотел и сам пришёл, кто -- по привычке стадной: увидел -- народ собирается, ну и туда же. Короче, сейчас нас около пятьдесят человек. Неделю назад было сто восемь. Знаешь, Андрей, я много думал, вспоминал наш разговор о вере, и никак не могу понять: за что, почему? Чем мы все провинились? Ну, пусть мы. Но тут у нас девчонка была, лет пятнадцати, с рождения слепая. Ты бы её видел! Куда там грешить, она--то и жить ещё, практически, не жила. И вот сидела она как-то днём, на солнышке грелась, пока мы подвал в магазине раскопать пытались. А тут фактически ниоткуда эта... этот... блин. Короче, он просто мимоходом дунул в неё из огнемёта. Веришь, тут эта сволочь носится, всё крушит, людей, как тараканов. Эх! А я стою, как дурак, и смотрю на яркий факел невинной девчонки, слушаю её крики и ясно понимаю, что ей уже не помочь. Я потом с нашим священником разговаривал. Он мне начал втирать о том, что Господу виднее, кого призывать, и всё такое. Дал даже Библию почитать. И как ты думаешь, что я там вычитал? Оказывается, на лицах всех, кого Бог планирует забрать в рай, должны быть какие--то знаки, и их, значит, никакая бестия тронуть не сможет. А что делать нам, простым смертным, что делать несчастным детям? Они не грешили, но у них нет божественных знаков. "Веруйте!" -- говорит священник. Представляешь! Веруйте! Ну, выйду я к "утюгам" без автомата, но с верой, и детей ещё прихвачу. Так нам после этого уже недолго верить останется. Та девочка тоже верила... А, с другой стороны, если выйду с автоматом, то, вроде как посланников божьих отстреливаю, против Господа бунтую. Вот и решай, как хочешь. Одно я понял точно: нас просто кинули, наплевать на нас Богу. Может, он и оставит себе немного людей, чтоб перед ним пресмыкались, а остальных--в расход. И не важно: веришь ты или нет. Вот и получается, что надеяться нам надо только на себя и верить только себе. Многие думают так же, и просто так мы не сдадимся, будем отстреливать всех этих тварей, сколько сможем, а там... Конечно, я понимаю, что не нам тягаться с Богом, но, по крайней мере, умрём достойно за свою достойную жизнь.
   Пашка, наконец, замолчал, устав от своей длинной речи, а я только сейчас заметил, как сильно он повзрослел за этот месяц. Даже его постоянная улыбка выглядела как-то не так. "Да, именно", -- понял я. -- "Его глаза больше не улыбались".
   -- А любители человеческих жертвоприношений тебе больше не попадались? -- поинтересовался я.
   -- Да полно их было. Знаешь, как это бывает в подобной ситуации: те, кто больше всех грешил, сразу решили замолить свои грехи ценой чужих жизней. И мне почему--то начинает казаться, что это действительно сойдет им с рук. Короче говоря, вышибли мы их отсюда. Не знаю, далеко они ушли или нет, но я уже давно никого из них не видел.
   -- Како же ты всё-таки ещё дурак, Павлик, -- вздохнул я. -- Их надо было аккуратно собрать всех вместе, поставить возле любой уцелевшей стенки и...
   -- И стать такими же, как они, -- закончил Пашка за меня.
   От возмущения и возбуждения он на мгновение задохнулся.
   -- Ты считаешь, что я не думал об этом? Но как ни крути, не хочу я воевать еще и с людьми. И так нас слишком мало осталось.
   -- С людьми, говоришь? -- переспросил я. -- Припомнишь ты мои слова, когда они придут сами или приедут за вами на танках под прикрытием "утюгов" и начнут детей и женщин на кресты нанизывать. Ты что же, милый мальчик, решил, что попал в добрую сказку, где честный, благородный и, безусловно, прекрасный принц, особо не напрягаясь, побеждает всех злодеев? Это жизнь, Паша, реальная жизнь, и чудес здесь не бывает. И если ты простил, пожалел врага и повернулся к нему спиной, то он не станет долго думать, а просто разорвёт тебя на куски. Для тебя сейчас самое главное--не копаться в морально-этических вопросах, а добиться того, чтобы твои люди жили как можно дольше. Пойми, что не о себе ты сейчас должен думать, а о тех, кого твоё, так называемое, благородство может довести до могилы. Ты должен стать диктатором в изначальном понимании этого слова, то есть стать человеком, взвалившим всю ответственность за жизнь и благополучие других людей на свои плечи. Я же не требую ставить к стенке каждого десятого или двадцатого, или просто любого, чья морда тебе не нравится. Но, чёрт возьми, всякую мразь давить ты просто обязан. И вообще, убери-ка от меня свои руки. Я прекрасно могу ходить сам. Тоже мне, мать Тереза выискалась!
   Насупившись, Паша отпустил меня и молча пошёл вперёд. Проковыляв немного за ним, я не выдержал и присел отдохнуть. Я чертовски устал. Опустив голову и не оглядываясь, Пашка шёл вперёд. Нас разделяло уже метров сто, когда послышался хорошо знакомый мне гул, как стук от колесниц, когда тысячи коней мчатся на войну.
   -- Пашка! -- что было силы заорал я, видя, что он, занятый своими мыслями, ничего не слышит.
   В ответ раздалась нецензурная брань: он тоже понял, что означает этот гул. Невдалеке появилось первое звено "утюгов" и, судя по нарастающему шуму, на подходе было гораздо больше. Очевидно, они решили начать конкретную атаку.
   -- Беги! -- закричал Пашка, передёргивая затвор.
   -- Сейчас! Как же!
   Шум нарастал.
   -- Беги! -- скорее, прочитал я по губам настойчивую просьбу.
   И я побежал, спотыкаясь о камни. Внезапно вспыхнувший яркий свет на мгновение ослепил меня. Затем я увидел перед собой чёрный капот быстро приближающегося джипа.
  
  
  
   3
  
   -- Тёмный махагон, -- всплыла единственная мысль в моей голове.
   Я с трудом помнил своё имя. Прошедший месяц не помнил вообще, но зато точно знал, что цвет волос девушки, склонившейся надо мной, называется "тёмный махагон".
   -- Как вы себя чувствуете? -- спросила она.
   -- Практически никак, -- попытался я пошутить.
   -- Хорошо. Вы помните, что с вами случилось?
   -- Да, -- ответил я.
   Да, я помнил нарастающий гул, горящие ненавистью глаза тварей и Пашку, передёргивающего затвор.
   -- Беги! -- кричит он мне.
   Но я никогда не бегал от опасности и от смерти не собирался бежать.
   -- Беги, -- шепчет он, повернувшись ко мне.
   И заглянув в его глаза, я понимаю всё. Кто--то из нас должен остаться жить. Но пулемёт у него и он собирается свалить все проблемы на меня. Он предпочитает умереть, а не разбираться в моральных тонкостях жизни. Он слишком честен, чтобы идти против своей совести. Он ещё слишком молод и слаб для того, чтобы переступить через себя, чтобы нести весь груз ответственности за свои поступки.
   -- Беги, -- просит он.
   И я понимаю, что уже ни чем не могу ему помочь. И я побежал, навсегда запомнив его прощальную улыбку. Я побежал, взвалив тем самым на себя всю ответственность за его жизнь и за его смерть.
   -- Да, я всё помню, -- повторил я.
   -- Вот и хорошо, -- улыбнулась девушка. -- Сейчас вам надо отдохнуть, а потом вы всё мне расскажите. Это, конечно, не моё дело, но, согласитесь, довольно странно, когда абсолютно трезвый человек попадает под машину на довольно тихой улице.
   Она сидела на кровати, перевязывая мою голову.
   -- Более странным выглядит то, что этого человека подбирает совершенно не знакомая девушка, да ещё и тащит к себе домой.
   -- Я вам уже говорила, что мы с братом подобрали вас, когда возвращались... Не важно откуда. И так как я всё--таки врач, то была обязана оказать вам помощь. Хочу вас заверить, что если бы я просто попыталась отвезти вас в больницу, то вы бы почти наверняка уже никогда не смогли бы так возмущаться.
   --Ладно--ладно! Ну, извините. Я понимаю, что вы спасли мне жизнь. Просто в последнее время у меня что-то с нервами. Может, как доктор, что-нибудь посоветуете? Кстати, позвольте узнать имя моей прекрасной спасительницы.
   Слегка вьющаяся прядь волос упала на её лицо.
   -- Так! Значит ко всему прочему вы ещё и Дон--Жуан! Нет, всё--таки надо было бросить вас на дороге. Подобрала проблему на свою голову. А ну давай спи! Сашей меня зовут.
  
   ***
  
   Серые разводы на белом фоне -- обои под мрамор. Уже неделю я любуюсь этим бутафорским мрамором, и с каждым днём реальный холод страха пробирается в меня всё глубже и глубже. Кто, чёрт побери, додумался оклеить жилую комнату ледяными обоями склепа? У этой девочки совершенно нет вкуса! И почему я здесь? Зачем она меня подобрала? Любовь к ближнему? В наши дни это--абсурд!
   -- Привет! -- непринуждённо ввалился в комнату небрежно одетый молодой парень. -- Сашка только что звонила. Сказала, это самое, таблетку чтоб ты не забыл глотнуть.
   -- Максим, -- остановил я парня, собравшегося уходить.
   -- Ну чего?
   -- Ты сильно спешишь?
   -- А что надо?
   -- Что надо, что надо! Прогуляться мне надо. Одолжи мне что-нибудь из своего гардероба, -- сделав совершенно невинное лицо, попросил я.
   -- Да ты что? Сашка же нас обоих убьёт.
   -- Так она ничего не узнает. Давай быстрей!
   -- Ну и куда ты в таком состоянии собираешься гулять? -- оглядев меня, ухмыльнулся Максим, когда мы вышли на улицу. -- Пока мы из подъезда вышли, ты раз пять чуть копыта не отбросил.
   Вопрос был действительно хорош! "Куда идти?" -- думал я, держась за стену. Идти домой я не хотел, помня свой разговор по телефону. Трубку сняла мама:
   -- Как хорошо, что ты позвонил! -- обрадовалась она, узнав мой голос. -- Тебя очень хорошо слышно. Ты ещё во Франции? Как у тебя дела, как здоровье?
   После этого разговора мной овладел не просто страх, а ужас. Саше пришлось сделать мне какой-то укол, чтобы я расслабился и выпустил, наконец, из рук телефонную трубку. Теперь, несколько дней спустя, я всё ещё не знал, что мне делать.
   -- У тебя девушка есть? -- задумчиво спросил я парня.
   -- Ну есть. А что?
   -- Да ничего! Просто хочу к своей хорошей знакомой заехать. Думаю, надо обязательно познакомить её с человеком, спасшим мне жизнь. Ну, как? Выкроишь часик для такого дела?
   -- Почему бы и нет. Только на машине сестра уехала. Так что своим ходом придётся, -- скептически заметил Максим.
   -- Ничего, сынок, я ещё и тебя... тьфу ты чёрт... Не волнуйся, я дотяну.
   Прежде чем нас впустить, она молча оглядела меня с ног до головы, на несколько секунд задержала взгляд на моих глазах, после чего без слов распахнула дверь.
   -- Как-то странно, Ирочка, ты встречаешь старого друга, -- начал я, когда она проводила нас в кухню и, игнорируя наше присутствие, спокойно закурила сигарету и стала задумчиво глядеть в окно.
   -- Вот, кстати, познакомься с Максимом. Я недавно под машину попал. Так он мне, можно сказать, жизнь спас.
   Никакой реакции.
   -- Ладно, Максим, подожди меня внизу.
   Он что-то проворчал, но ушёл.
   -- Послушай, Ира, -- начал я. -- У меня серьёзные проблемы и мне очень нужна твоя помощь. Не знаю, за что ты на меня злишься, но... Как раз в этом всё дело. Из-за травмы я совершенно не помню последний месяц моей жизни. И, судя по всему, это был довольно бурный месяц. Я пытался связаться с Сергеем, но мне сказали, что он где-то за границей. Алина куда-то переехала, и родители не знают её точного адреса. А я, оказывается, тоже в это время должен быть во Франции. Ирочка, ты должна знать хоть что-то.
   -- Чай будешь? -- потушив сигарету, повернулась она.
   Я в упор смотрел на неё, не произнося ни слова.
   -- С какого момента у тебя провал в памяти?
   -- Ну, грубо говоря, с нашей совместной вечеринки.
   -- Понятно! Именно так я и думала. Всего я тоже не знаю, но как раз после той вечеринки ты и изменился. Дело было даже не в деньгах, которыми ты прямо сорил, а в тебе самом. Ты просто излучал непререкаемую власть и силу. Когда ты говорил с кем--то, то создавалось впечатление, что ты играешь с ним, как кошка с мышкой. Казалось, что именно ты решаешь, жить этому человеку или нет, и до тех пор, пока он чем--то полезен, ты его милуешь. Не знаю, может у меня просто богатое воображение, но все это было, поверь, ужасно. Если хочешь узнать подробности, то лучше всего поговори с Алиной, я дам тебе её новый адрес.
   -- Ну что, съездим ещё в одно место? -- спросил я у Макса, курившего на лестнице.
   -- Не, хватит! У меня своих дел полно, -- нахмурился он.
   -- Максим! Я тебя очень прошу! Мне просто необходимо заехать сейчас к одной девушке. Помоги мне, и я буду тебе должен. Я и так должен вам с сестрой. Но если ты мне сейчас поможешь, я буду должен лично тебе и, будь уверен, я смогу отблагодарить.
   -- Ну ладно, уболтал. Поехали! Но только чтоб не долго.
  
   ***
  
   -- Ой, наконец-то! -- радостно кинулась мне на шею Алина. -- Ира мне уже позвонила и всё рассказала. Ты, главное, не переживай. Всё будет хорошо! А это кто? -- заметила Алина Максима, с интересом разглядывающего её.
   -- Может, всё-таки сначала зайдём в квартиру, а потом будем знакомиться, -- не выдержал я, с трудом выбираясь из её объятий.
   -- Так ты что, действительно ничего не помнишь? -- допытывалась Алина, когда мы расположились в креслах.
   -- Да, по крайней мере, последний месяц я проехал мимо.
   -- Ой, как интересно! -- подпрыгнула Алина. -- То есть я хотела сказать, как плохо! Мы с Иркой сразу заметили неладное. Ты был такой жуткий! И эти очки! Казалось сквозь них на тебя смотрит - совсем не человек. А сколько ты тратил денег! Ну, просто ужас! И, честно тебе скажу, не всегда разумно; к тому же, никому не говорил, откуда их взял. Говорил только, что у тебя есть какой-то план, постоянно ездил за границу. Причём без меня! Ирку и то в Париж свозил, хотя потом бросил её там одну, а сам куда--то умчался. Но всё равно это лучше, чем ничего. Я, значит, твоими делами постоянно занимаюсь, за хозяйством слежу, а в Париж Ира поехала! Скажи, разве это справедливо?
   -- Алиночка, солнышко, -- прервал я девушку. -- Не отвлекайся и не кипятись. Постарайся всё--таки вспомнить, чем конкретно я занимался.
   -- Да я же тебе уже сказала, что ты купил здоровенный дом, здесь, совсем рядом. И когда не ездил по заграницам, то сидел в своём доме. Я, конечно, пыталась что-нибудь узнать, но, честно скажу, даже у меня не получилось. А ты меня знаешь!
   Наконец, она замолчала.
   -- Ну ладно, кстати, ты не будешь против, если я у тебя немного поживу? Надеюсь, у тебя найдётся для меня уголок в этой скромной пятикомнатной квартирке.
   -- Ты же знаешь, что я сделал для тебя всё, но, понимаешь, квартира эта -- не совсем моя. К тому же у меня сейчас появились личные проблемы... Извини.
   -- Ну, а занять хотя бы немного денег сможешь?
   -- Прости, Андрей, но у меня осталось только на самое необходимое. Когда у тебя были большие деньги, я, по глупости, не просила, а ты сам много не давал, так, только на мелкие расходы. Так что сейчас даже сама не знаю, что делать. Скорее всего, придется к родителям возвращаться.
   -- Пойдем, Максим, нам пора, -- поднялся я. -- Выход мы сами найдём.
   И снова мрачный холод "мраморных" стен. Сегодняшний день чуть не доконал меня, но не принёс никаких результатов. Почти никаких. В принципе, налицо типичный случай раздвоения личности, в дурку я не сдамся ни при каких условиях. Значит, пока есть время, надо что-то делать. В крайнем случае, всегда есть последний выход. А Алина мне явно врала. Ира говорила, что квартира её, да и деньги, по всей видимости, у неё есть. Интересно! Оказывается, что меняюсь не только я. Вот что такое всепобеждающая магия денег. Тупик! Полный тупик! Половина жизни прожита--и ничего, кроме хаоса, позади и дурдома впереди. Ничего больше: ни надежды, ни планов, только тупик. Мраморный тупик...
   Может, решить все вопросы сразу и сейчас. Всегда лучше делать это самому. Я встал с кровати и подошёл к окну. Шестой этаж. Что ж, вполне достаточно. Морозный воздух ворвался в открытое окно, сжав моё сердце. Я вскарабкался на подоконник. Шаг, всего один шаг для того, чтобы выйти из тупика. Как этого мало и как много. Звёзды таинственно мигали мне с высоты. Говорят, что перед смертью мгновенно как бы прокручивается вся жизнь. Это--неправда. По крайней мере, не у меня. Мне оставался всего один шаг к свободе, но я не мог решиться на него. Внезапно, мне стало казаться, что всё не так уже и плохо, что всё ещё можно исправить. Все проблемы показались такими незначительными, а жизнь -- просто замечательной. А там, после этого шага? Кто знает, что там? Неизвестность и больше ничего. Ничто так не пугает, как неизвестность. Как мерзко, когда начинаешь воспринимать дурдом, как нечто хорошее и приятное, гораздо приятнее одного шага в неизвестность. Тупик рушился на глазах, открывались грандиозные перспективы.
   -- Зачем ты здесь стоишь, дуралей? -- шептал мне инстинкт самосохранения. -- Посмотри, всё не так уж плохо, как тебе кажется, а будет ещё лучше.
   Но пути назад--не было. Поверить этому шёпоту значило поддаться страху. А я не собирался идти за собственным страхом.
  
   ***
  
   -- Эй, ты что там делаешь? -- раздался голос за моей спиной.
   Что ж, это был относительно достойный выход из сложившейся ситуации. "Действительно ли я испугался неизвестности?" -- думал я, слезая с подоконника. Кто знает? Но я искренне обрадовался тому, что мне помешали.
   -- Да вот, решил на звёзды полюбоваться, -- пробормотал я, не глядя на Сашу, помогавшую мне.
   -- Сейчас я покажу тебе звёзды! Ану, быстро в постель! Тогда на дорогу тоже, наверное, вышел звёзды посчитать? Только самоубийцы мне ещё и не хватало. Возишься с ним, лечишь, а он к звёздам через окно выпрыгивает. Мало мне одного малолетнего разгильдяя, так теперь ещё с одним нянчиться придётся.
   -- Сама виновата, -- огрызнулся я. -- Не надо делать того, о чём тебя не просят. Смотрите, какая добрая! Интересно, ты всех на улице подбираешь, или как?
   -- Да пошёл ты! -- выругалась Саша и ушла, хлопнув дверью.
   -- Чего тут у вас случилось? -- через несколько минут спросил Максим, заглянув в комнату. -- Я её давно не видел такой злой. Это самое, на меня наехала, гулять не пускает, блин. Ты не гони, сам тут пургу нагнал, сам давай всё и улаживай.
   -- А ты то куда собрался?
   -- Да тут новый клуб недавно открылся. Так сейчас все там зависают.
   -- Ну, хорошо, если возьмёшь меня с собой, то попробую всё уладить.
   -- Ладно! Это лучше, чем ничего, -- отпустил Максим весьма сомнительный комплимент.
   -- Тогда тащи вещи и пошли, -- усмехнулся я.
   -- Мы немного прогуляемся, -- сказал я Саше, возившейся на кухне, когда мы оделись.
   Она с силой воткнула нож в разделочную доску и с решительным видом повернулась ко мне, набирая полную грудь воздуха. Затем, видимо, вспомнив, что она на меня обижена, резко выдохнула, повернулась к столу и снова принялась что-то резать.
   -- Это ваша тачка? -- спросил я у Максима, когда мы вышли из подъезда, которого стоял чёрный джип с тонированными стёклами.
   -- Да нет! Ты чё? Наша вон та, красная десятка. Я втихаря от Сашки ключи спёр, так что будем сегодня на колёсах.
   -- А права у тебя есть?
   -- А то! Мне уже девятнадцать! Только Сашка всё равно боится мне машину давать.
   "Вавилон" -- было написано на огромной сверкающей вывеске над входом в клуб. Друзья Максима, Вадик и Юра, шли немного сзади:
   -- ...Пока его не было, -- продолжал Юра, -- эта кобыла пыхнула косяк. Тут возвращается Слон, уже весь помытый, побритый, а из шмоток на нём только тапки и презерватив. Она тоже вроде как готова, в постели лежит. Он подходит. Она на умняке осматривает его с ног до головы, задерживает взгляд ниже пояса... И тут её перемыкает: она начинает ржать на всю квартиру. Представь картинку: три часа ночи, он стоит, как придурок отмороженный, она давится от хохота, и тут заваливают его разбуженные старики.
   Дружно рассмеявшись, мы ввалились в клуб, сразу оглушившем нас музыкой. Это действительно был Вавилон. По крайней мере, столпотворение точно было вавилонским. Посреди огромного круглого зала, заполненного толпой танцующих, возвышался трёхъярусный подиум, на котором работали профессиональные танцовщицы. Из центра верхнего яруса к потолку тянулся шест, второй этаж по примеру зала опоясывала довольно широкая площадка, сделанная из прозрачного пластика. Она, по всей видимости, служила рестораном, так как между такими же прозрачными столиками и стульями, заполненными людьми, непрерывно бегали официанты.
   -- Ладно, ребята, вы давайте, развлекайтесь, а я пойду, присяду где-нибудь в сторонке, -- прокричал я своим спутникам. И мы разбежались.
   Стойка бара была уже совсем рядом, когда сильный толчок в плечо чуть не свалил меня с ног.
   -- Мужик, ты что, совсем охренел? -- послышался голос за спиной. -- Ты ходить совсем не умеешь!
   Я обернулся. Парень лет двадцати с зализанными назад длинными волосами, нагло улыбаясь, смотрел на меня.
   -- Это я к тебе, козёл, обращаюсь, -- продолжал он. -- Ты чего, никак оглох?
   Моя рука сама собой сжалась в кулак, но тут я встретил взгляд его змеиных глаз, в которых жило ожидание. Да, он ждал, когда я его ударю. Ненавижу делать то, чего от меня ожидают.
   -- Извини, -- выдавил я.
   -- Что значит "извини"? -- удивился он. -- Мужик, ты попал на деньги.
   -- Какие-то проблемы? -- появился Макс за спиной.
   -- Да нет, всё нормально, -- ответил я.
   Парень ухмыльнулся ещё шире и пошёл к бару.
   -- Чего он хотел? -- допытывался Максим.
   -- Ничего. Просто я на него чуть не наступил.
   -- Это как? -- удивился он.
   -- Это очень плохо, -- скорее, себе сказал я, наблюдая за тем, как к тому парню подошли два мордоворота с бритыми головами.
   Когда--то я ставил гордость превыше всего, однако со временем понял, что она не имеет абсолютно никакого значения. Значение имеет только цель. Если гордость мешает достижению твоей цели, выбрось её к дьяволу. Гордость можно продемонстрировать только тогда, когда она не мешает. Красивая игрушка -- "гордость"! Скольким людям, не умеющим с ней играть, она принесла гибель!
   Сейчас у меня была цель: я должен был выжить и узнать хоть что-нибудь о себе, а также о том, почему тот парень со змеиными глазами нарывался на драку.
   Забрав у Макса ключи от квартиры, я поехал домой, к нему домой. "Саша, наверное, уже спит", -- подумал я, осторожно входя в квартиру. В моей комнате тоже было темно, и такой же тёмный силуэт девушки вырисовывался на фоне окна.
   -- Ты когда-нибудь по-настоящему смотрел на звёзды? -- не оборачиваясь спросила Саша, когда я подошёл к ней.
   -- Как можно не смотреть на звёзды?
   -- И что ты там видишь? -- продолжала она.
   -- А что видишь ты? -- спросил я, скорее, из вежливости.
   Звёзды в данный момент интересовали меня меньше всего. Единственное, что мне сейчас было необходимо, так это просто упасть и уснуть. И почему женщин всегда тянет на романтику в самый неподходящий момент?
   -- Знаешь, со мной это случилось совсем недавно, -- сказала тихо Саша. -- Как-то летом я ждала Максима с очередной гулянки и решила выйти на улицу. Было уже около часа ночи, вокруг было так спокойно, только лёгкий ветерок шелестел листьями. И ночное небо, полное звёзд! Я смотрела на них, и чем дольше я это делала, тем дальше отступал мир. Весь этот мир с его шумом и суетой, пока, наконец, мной полностью не овладело чувство умиротворённости. Что-то большое и нерушимое вошло в меня. Я смотрела на звёзды и мне казалось, что я лечу, падаю на них. Но страха не было. Только щемящее чувство осознания единства со всей вселенной. Я была одна среди звёзд, но не была одинокой.
   Она замолчала, а я с удивлением и любопытством пытался разглядеть её уже по--настоящему при свете звёзд.
   -- Сколько тебе лет? -- задал я бестактный вопрос.
   -- Двадцать восемь, -- просто ответила она.
   -- Почему ты ещё не замужем? Думаю, с твоей внешностью это не должно быть проблемой.
   -- Знаешь, как говорят: не родись красивой, а родись счастливой. Сначала всё откладывала это на потом, считала, что вначале надо окончить институт, добиться чего--то в жизни. Но потом умерли родители, и надо было ставить на ноги брата. А теперь мне уже двадцать восемь, но спроси, чего я добилась, и мне нечего будет ответить. К сожалению, слишком поздно начинаешь, действительно, понимать, что не в деньгах счастье и даже не в их количестве. И готова отдать всё за совершенно банальные вещи: возвращаться в дом, где тебя ждут и тебе рады, иметь нормальную семью, любить и быть любимой, но... Ладно, что-то я совсем расклеилась, а тебе уже давно пора в постель. Только сперва скажи, где ты потерял Максима.
   -- Да он тут, недалеко, со своей девушкой остался.
   -- Господи, ты даже врать не умеешь, -- вздохнула Саша. -- И тот красавец за дуру меня держит: думает, я не знаю, что он машину берёт.
   Три дня после этого насыщенного событиями четверга я вообще не мог подняться с постели, а затем силы постепенно стали возвращаться.
   И вот, где-то на четвёртый день, я снова решил прогуляться, но теперь уже сам. Особых планов у меня не было, поэтому я просто бродил по городу, радуясь жизни и чудесному зимнему дню, когда лёгкий морозец приятно пощипывает кожу, а большие снежинки величественно опускаются на землю. Незаметно начинало темнеть, но я никак не мог оторвать взгляд от завораживающего падения снежинок, наблюдая их постепенное превращение в тонкий слой чуда на чёрном асфальте. Моё любование волшебством снега раздавила своими массивными колёсами подъехавшая машина. Я поднял глаза, чтобы посмотреть на человека, который решил в таком варварском стиле разрисовать сверкающие полотно снега. Тёмное стекло чёрного джипа медленно опустилось, и я увидел красивую девушку со светлыми волосами, подстриженными довольно коротко.
   -- Привет! -- сказала она, пристально глядя мне в глаза.
   -- Привет! -- насторожился я, чувствуя, что эта девушка может быть из моей потерянной памяти.
   -- Садись, покатаемся, -- предложила она.
   Не долго думая, я сел в машину.
   "Под лежачий камень вода не течёт" -- гласит народная мудрость. И веря ей, миллионы людей бегают, суетятся, пытаются успеть везде и сделать всё сразу, но, как правило, не успевают ничего. Зато их согревает сознание того, что они пытались что-то делать, и не сидели сложа руки. Всё это, конечно, хорошо, но всегда имеет значение только результат. "Если долго стоять на берегу реки, то рано или поздно увидишь, как мимо проплывает труп твоего врага" -- так говорит восточная мудрость. Что ж! Пока истина--за ней!
   -- Куда поедем? -- спросил я и девушки.
   -- Ко мне, только ко мне! -- звонко рассмеялась она.
   Мы приканчивали уже вторую бутылку вину, а эта симпатичная девушка с её шикарной квартирой так и не всколыхнула во мне никаких воспоминаний. Задавать прямые вопросы я пока не хотел, надеясь на то, что постепенно всё всплывёт само. Она же ничего конкретного не говорила. Создавалось впечатление, что она просто развлекалась, делая какие--то намёки и с улыбкой наблюдая за моей реакцией. Наше общение напоминало шахматную партию, в которой неоспоримое преимущество было на её стороне.
   -- Пригласи меня на танец, -- наконец попросила она.
   Секунду поколебавшись, я всё же решил выполнить её просьбу, целиком сознавая, к чему всё идёт. Конечно, неприятно было мириться с тем фактом, что тебя, как мышь, гоняют по лабиринту. Но мне нужна информация, и о гордости снова придётся забыть. Тем более что в данном случае это было гораздо приятнее. Она была совсем немного ниже меня, облегающие кожаные брюки подчёркивали стройность длинных ног, натуральный шёлк блузки почти не чувствовался под рукой, а тонкий аромат дорогих духов будил воображение.
   -- Я, конечно, понимала, что ты уже не он, и всё будет не так. -- Мы лежали на кровати, и только огонёк её сигареты вспыхивал в темноте. Я до сих пор не знал как её зовут. -- Ты, наверное, не понимаешь, о чём я, -- продолжала она. -- Но это и не важно. Просто вы такие разные. Да что я вообще говорю? Как можно пытаться сравнить человека с Богом? В ком ещё можно найти столько силы, уверенности и власти? Я не спала с ним. По--моему, это его просто не интересовало. У него была только одна цель, которая занимала все его мысли, а я... Я только хотела попробовать, если не с ним, так хотя бы с тобой. Но это всё не то. Ладно, одевайся, нам пора.
   Молча включив свет, я стал одеваться. Она накинула халат и присела у туалетного столика.
   -- Принеси мне, пожалуйста, сумку, -- устало выдохнула она.
   Взяв сумку, я подошёл к ней и вложил её в протянутую руку. И тут огонь воспоминаний ворвался в мою голову, обжигая разум. Это были страшные воспоминания, чужие воспоминания, принадлежащие тому, кто целый месяц был мной.
   Боль воспоминаний заставила меня опереться о стену. Струйки пота потекли по лицу, но я выдержал. Она не спеша открыла сумочку и погрузила свою изящную руку в её недра.
   -- Здравствуй, Катя, -- прохрипел я.
   Её рука замерла, сжимая что-то в сумочке, голова резко повернулась ко мне, а глаза со страхом искали мой взгляд. Мы заглянули друг в друга, и внезапное понимание пришло к нам практически одновременно. Она поняла, что я всё ещё не он, но уже знаю всё, а я понял, что выбора у меня нет.
   Один короткий удар и осколки переносицы легко вошли в мозг, после чего она медленно завалилась назад. Сумочка со стуком свалилась на пол, обнажая пистолет, крепко зажатый в её руке.
   -- Ты, это самое, где пропадал? -- просунул голову в дверь Максим. -- Тут Сашка уже такой шум подняла. На меня наехала. Короче, целая война.
   -- Война? Да что ты вообще можешь знать о войне? Иди, выпей со мной и расскажу тебе о войне, -- сказал я, открывая вторую бутылку водки.
   -- Да ты чё? Не гони!
   -- Сядь! -- рявкнул я, разливая водку. -- Они сбрасывают бомбы, пускают ракеты и называют это войной. Но разве это называется войной? Они разучились воевать. Все разучились воевать. Скажи мне, милый мальчик, ты когда-нибудь смотрел в глаза умирающему ребёнку, когда кусок железа торчит в его груди, а жизнь тонкой струйкой вытекает изо рта? А в его невинных глазах только удивление и боль. Да, удивление, ведь откуда ему знать, что такое смерть, поскольку и о жизни он не знал ещё ничего. Ты смотришь в эти глаза и готов отдать всё, для его спасения, готов поменяться с ним местами, но кто--то уже решил всё за нас. Война! -- говоришь ты. Нет, дорогой. Война -- это когда ты загоняешь ненависть, жалость, отчаяние внутрь себя и, одержав победу над самим собой, ломаешь тонкую, нежную шею этого ребёнка, прекращая тем самым его мучения. Война! Война -- это когда ты воюешь с самим собой, преследуя и убивая пороки и недостатки, сажая на цепь чувства и эмоции. Ты делаешь всё возможное, чтобы победить зверя, живущего внутри тебя. Именно это я и называю войной. Борьбой за то, чтобы не быть таким, как все. Посмотри вокруг, милый мальчик, вглядись в этот сброд, называющий себя людьми, думающий только о деньгах, любящий только деньги и за деньги умирающий. Ради денег они создали иллюзию благополучия и пытаются найти счастье там, где его нет. Они постоянно куда--то спешат, чем--то заняты. Но посмотри, к чему приводят все их старания. Ты не найдёшь и следа. Они постоянно о чём--то разглагольствуют, но слова их ни о чём не говорят. Они говорят, чтобы не думать. А, правда?! Ты когда-нибудь слышал слова истины из их уст? Они усиленно ищут правду, но правдой они зовут компромат друг на друга. Иногда я задаю себе вопрос: " А живы ли они вообще, настоящие ли они?" Пойди, поговори с сотней человек и ты не заметишь большой разницы. Все они говорят одинаково об одном и том же. Одинаково стеклянные глаза отражают однозначную пустоту. Так и хочется постучать в голову и спросить: "Эй, есть кто живой?" Или хотя бы сменить у них пластинку. А душа? Сейчас стало модно говорить о душе, о её спасении. Но, самодовольно разбрызгав красивые слова, они тут же идут топить душу в грязи, разврате и пороках. Такова жизнь. Врут они с умным видом, но жизнь такова, какой её делаем мы. И, если у тебя грязь вместо души, то не стоит упрекать жизнь. А их Бог? Воистину, такой Бог достоин такого народа. Разве можно назвать Богом злобного торгаша, покупающего любовь и преклонение обещаниями будущей райской жизни? Что можно ожидать от людей, если даже Бог покупает любовь?
   Посмотри на всё это, мальчик, и ужаснись, ибо в тебе тоже живёт вирус разложения, зверь инстинктов, пожирающий душу. Постоянную борьбу с этим зверем и называю я настоящей войной. Знаешь, что самое страшное в этой войне? Самое страшное, когда ты начинаешь побеждать. Подавив все желания, усмирив все эмоции, ты оглядываешься по сторонам и не можешь понять, кто ты, если люди--это то, что тебя окружает. "Кем ты стал, посадив зверя на цепь?" -- спрашиваешь ты сам себя, не находя рядом никого похожего. "Отпусти меня!" -- шепчет зверь.
   -- "Отпусти и будешь как все, ты будешь человеком". Но я не хочу быть человеком. Так кем же мне быть?
   Я залпом выпил полный стакан водки.
   -- Выпей и ты, Макс, может, легче станет, хотя...
   -- Ага, вернулся всё-таки! -- прозвучал от дверей ледяной голос Саши.
   -- Максим, оставь, пожалуйста, нас одних.
   -- Да чё ты, Саш?
   -- Я сказала, выйди!
   Поставив на стол недопитый стакан, он осторожно вышел из комнаты.
   -- Скажи мне честно, -- начала она, -- ты вообще-то нормальный человек? Ты думаешь, что делаешь? Ты думаешь хотя бы ещё о ком-то, кроме себя? Знаешь, сколько сейчас времени? Мне завтра на работу, у меня операция, а вместо того, чтобы нормально отдыхать, я полночи обзваниваю морги и больницы, не зная даже твоей фамилии. Я исколесила весь город в надежде опять подобрать тебя где-нибудь на дороге, а ты в это время... Сколько ты выпил?
   Только сейчас она заметила две пустые водочные бутылки и моё соответствующее состояние:
   -- Сашенька, солнышко, присядь, пожалуйста.
   -- Ну что с тобой постоянно происходит? -- устало прошептала она, садясь.
   -- Знаешь, Саша, -- протянув руку, я дотронулся до её волос, -- иногда бывает мучительно больно именно за цель прожитой жизни.
   Я, едва касаясь, гладил её длинные вьющиеся волосы цвета "тёмный махагон."
   -- Непреодолимый парадокс жизни: ты всеми силами борешься за выживание только для того, чтобы всё больше ненавидеть жизнь.
   -- Скажи, что у тебя произошло? -- обеспокоено спросила Саша.
   -- Ничего, уже ничего. Всё очень хорошо. Только оставь меня, пожалуйста, одного. Мне надо подумать.
   Она собиралась что-то возразить, но затем передумала и молча вышла. Макс оставил около четверти стакана водки. Я пододвинул его к себе и, размеренно колыхая содержимое данной посудины, попытался ещё раз всё хорошенько обдумать. То, что я говорил Максу, на мой взгляд, было правдой. Но в таком случае, стоит ли переживать по поводу того, что нас ожидает. Это был хороший план, можно сказать, божественно--дьявольский. Итак, была себе небольшая проблема, а именно голод, вражда, злоба, ненависть, а главное--неповиновение. Один из вариантов решения этой проблемы я наблюдал, неизвестно, где и когда, но наблюдал. Второй вариант, судя по моим вернувшимся воспоминаниям, воплощён здесь. Кстати, хорошо бы узнать, как можно убедиться в реальности мира, если ты ощущаешь боль, ешь, пьёшь, трогаешь, ну и всё остальное. Ведь даже нереальность снов мы, в большинстве случаев, осознаём только проснувшись, а тут... Ладно, чёрт с ним. Сейчас важнее другое, сейчас важнее понять, что делать, если весь мир хотят осчастливить? Оказывается, это не так уж трудно. Надо всего лишь немного подтолкнуть развитие генной инженерии. Скажем, немного другой взгляд, немного больше информации. По сути дела, генетический код--это программа. Измени программу и ты изменишь человека, создав счастливое, умиротворённое, а главное, покорное общество, даже не помышляющее о создании идолов и кумиров из числа других богов. Что мог сделать я? А нужно ли вообще что-то делать? Реально оценивая ситуацию, я понимал, что ничего изменить нельзя. Для осуществления этого плана были задействованы такие люди, деньги, ресурсы, что мне просто не верилось. Оставалось только удивляться, как всё удалось раскрутить за какой-то месяц. Но, не смотря на это, Он был всемогущим. Я чувствовал, я знал это. Остаётся ещё один вопрос: если я не мог ничего изменить, то зачем меня убивать? А ведь Катя получила прямой приказ убить меня, и если бы не женское любопытство, то на её месте был бы я. Скорее всего, на меня уже открыт охотничий сезон. Ведь Катя с братом работали на синдикат, фирму, мафию или как там они себя называют. Странно, что они меня так быстро нашли после аварии. Я точно помню, что чёрный джип стоял возле подъезда, когда мы с Максом шли в клуб. А Саша на редкость добра и заботлива. Будь проклят мир, в котором доброта и искренность вызывают самые большие подозрения. Но больше ничего не остается. Жаль, что я не помню всего. Такое впечатление, что мне просто разрешили вспомнить определённую информацию, а остальное--нет. Наверное, что бы перед смертью я в полной мере ощутил свою слабость и ничтожество.
   За окном было уже совсем светло. Надо уходить. Неважно куда, но здесь оставаться нельзя. Одним глотком допив водку, я встал из-за стола практически совершенно трезвым. Осторожно пробравшись в коридор, я остановился и прислушался. Ни у Саши, ни у Максима не было слышно никаких подозрительных звуков. Тихонько одевшись, я стал открывать дверь.
   -- Это самое, Сашка запретила тебя выпускать, -- послышался за спиной голос Максима.
   -- Да ты не переживай! Я на пять минут во двор, воздуха свежего дыхну и обратно, -- заверил я его.
   -- Ничего, я с тобой.
   -- Ладно, пошли, -- махнул я рукой.
   Сейчас главное -- скорее уйти, а там сумею и от пацана избавиться.
   -- Давай чуть пройдёмся, -- предложил я Максиму, когда мы вышли во двор.
   В ответ он пожал плечами и мы пошли.
   -- Подожди, -- остановил я его немного погодя. -- У меня шнурок развязался.
   -- Что, опять? -- удивился он.
   -- Да, опять и, представь, снова тот же.
   Завязав шнурок, я выпрямился, оглядываясь по сторонам. Возле дороги на огромный рекламный щит рабочие вешали плакат: "Благотворительный фонд "Доверие" с 1 января и навсегда с целью возрождения и оздоровления нации осуществляет полный комплекс услуг по диагностике и лечению!"
   "Ну вот! Уже началось", -- устало подумал я.
   До 1 января оставалось двадцать дней. Это только первый шаг. А затем под контроль попадут все медицинские учреждения.
   В принципе, технология перепрограммирования людей не была особо сложной. Просто требовалось некоторое одновременное воздействие специального медицинского оборудования и препаратов. Тем временем, мы повернули за угол, и вышли на одну из центральных улиц. Куда идти, я ещё толком не решил, но надо было залечь "на дно", найти место, где бы меня никто не нашёл, а потом уже решать, что делать дальше. Но где найти такое место? Шнурок на правом ботинке опять развязался. Несколько метров я шёл, не обращая на это внимания пытаясь понять, почему постоянно развязывается шнурок именно на правом ботинке. Наконец, мне это надоело, я резко остановился и, наклонившись, стал завязывать шнурок. Три негромких хлопка послышались со стороны дороги. Что-то обожгло мне спину. Сдавленно вскрикнув, Максим упал на землю. Забыв о шнурках, я распластался рядом. Слева, на дороге, набирая скорость, взревела машина и промелькнула чёрным пятном. Парень был уже мертв: одна пуля в живот и две -- в грудь.
   "Всего каких--то три хлопка", -- думал я, закрывая его недоумённые глаза.
   Что-то в последнее время закрывать глаза мёртвым становится моим основным занятием, а ведь стреляли в меня. Похоже, охота продолжается. Как это всё уже надоело! Я шёл куда глаза глядят, просто чтобы идти.
   "Существует ли судьба?" -- дума я.
   Кто с уверенностью скажет, что нет. Да, ещё совсем недавно я бы сам ответил так же. Но шнурок на моём ботинке упрямо кричал об обратном, шнурок, спасший мне жизнь, шнурок, который внезапно перестал развязываться. Мы считаем, что всё целиком зависит от нас самих. Наша гордость, наше самомнение, всё наше существо требуют признания такого положения вещей. Как же! Ведь мы -- повелители и покорители природы, мы -- цари, и мы упрямо не хотим замечать мелочей, ломающих нашу жизнь, мелочей, не зависящих от нас, не подчиняющихся нашим желаниям. Вопреки всему, мы продолжаем верить в то, что мы сильнее мелочей и случайностей.
  
  
  
   Вспоминая свою жизнь, я с ужасом признавал, что большинство решений было принято под давлением не зависящих от меня обстоятельств. Да, решения принимал я сам, но исходя из особенностей ситуации и моего характера. Я просто не мог поступать иначе.
   Вид заброшенной стройки прервал ход моих мыслей. Похоже, это именно то, что надо!
   Ночь незаметно вошла в незастекленное окно и, усевшись в углу пустой холодной комнаты, стала вместе со мной смотреть, как огонь костра борется за жизнь.
   -- Эй, Хромой, а ну давай, посмотри, что за крыса в нашем доме поселилась, -- раздался с улицы хриплый голос, и через несколько минут в дверном проеме появился грязный оборванный мужик лет пятидесяти.
   -- Ты кто? -- улыбнулся он беззубой улыбкой.
   -- Слышь, Седой, тут пацан какой-то сидит и молчит. -- А ну, отвали! Оттолкнув товарища, в комнату ввалился такой же оборванец, только выглядевший немного покрупнее и помоложе. Несмотря на то, что его голова была полностью седа, он не казался старым.
   -- А ну, малый, вали-ка ты отсюда, пока цел, -- прохрипел он. Я неподвижно сидел на полу, задумчиво глядя в огонь.
   -- Хромой! Давай, вразуми пацана. Тот заковылял ко мне, радостно улыбаясь. Подойдя, он попытался схватить меня сзади за воротник. Перехватив его руку, я резко дернул ее в сторону, одновременно выкручивая запястье. Ойкнув, мой противник с грохотом свалился на пол.
   -- Ну, ты, козел, совсем охренел! Сейчас ты пожалеешь, что вообще на свет народился.
   А ну, профессор, давай сюда свою палку! Он выхватил у кого-то в темном коридоре палку и, размахивая ею, как дубинкой, стал приближаться ко мне. Поднырнув под палку, я проскользнул к нему вплотную и, выпрямившись, ударил локтем в кадык. Выронив палку, Седой захрипел и схватился обеими руками за горло. Хромой все еще валялся на полу, правильно смекнув, что лучше не вставать.
   Что-то теплое потекло у меня по спине. По всей видимости, от резких движений открылась рана. Скорее всего, ничего серьезного там не было, но точно узнать я, конечно, не мог.
   -- Вы позволите войти, молодой человек? -- осторожно заглядывая в комнату, осведомился старичок, выглядевший значительно опрятнее своих товарищей. Я снова присел к костру.
   -- Забирай своих приятелей, и чтобы я вас здесь больше не видел!
   -- Да--да, безусловно! -- закивал старик, -- прошу нас простить!
   Утром я решил на всякий случай подготовить дополнительные пути отступления, пробив для начала дыру в соседнюю квартиру, выход из которой вел в другой подъезд.
   Пустая шахта лифта навела меня еще на одну мысль: привязав веревку, я, не откладывая, решил посмотреть, куда меня приведет этот ход. Спустившись таким путем со своего этажа в подвал дома и, осмотрев все достопримечательности, я обнаружил выход на противоположном конце дома.
   Теперь надо было что-то решать с пропитанием. Обратиться к знакомым я, естественно, не мог. Поэтому лучше всего было бы найти работу. Облазив все окрестности, я к обеду наткнулся на довольно внушительный склад, расположенный в относительной глуши.
   Это был идеальный вариант. Оставалось только убедить начальство взять меня на работу. Симпатичная секретарша в уютной приемной сосредоточенно красила ногти.
   -- Скажите, пожалуйста, директор у себя? -- очень вежливо обратился я к ней. -- А вы, по какому вопросу? -- не поднимая головы, поинтересовалась девушка. -- Хочу у него просить вашей руки. Несколько секунд она пыталась "переварить" услышанное. Кисточка замерла в воздухе. Затем, подняв голову, она посмотрела на меня. В красивых серо--зеленых глазах отражалась абсолютная пустота. Широко улыбнувшись, я прошел в кабинет начальства. Господи, куда я попал? -- подумал я, оглядевшись. Прямо напротив двери, за столом, вальяжно развалившись, сидел мужчина, скорее, похожий на хорошо откормленного борова. Маленькие глазки смотрели на меня. Рядом, у стены, сидел охранник, выше плеч у которого была только челюсть, в которой он с явным наслаждением ковырялся спичкой.
   -- Тебе чего? -- скорее проскрипел, чем спросил, толстяк, не меняя позы. Охранник, захлопнув челюсть, удивленно уставился на меня, только сейчас заметив мое присутствие.
   -- Да я бы хотел узнать насчет работы, -- промямлил я, изобразив глупую улыбку. -- Ну, и кем ты хочешь работать? -- устало вздохнул боров.
   -- Могу работать кем угодно. Возьмите, не пожалеете! Он сделал попытку пошире открыть глаза, оглядывая меня с ног до головы, как ломовую лошадь на ярмарке.
   -- Лады! Будешь работать грузчиком. У меня как раз человека не хватает, а там посмотрим, что ты за птица. Получать будешь пять баксов в неделю. Работа с 8 до 18 с одним выходным. В случае прогула или пьянства -- вылетаешь сразу и без гроша. Все понял? Тогда иди, Яночка покажет тебе, где, что и как.
   -- Яночка, шеф дал добро! -- радостно оповестил я девушку, все еще не пришедшую в себя.
   -- Александр Николаевич не мог так со мной поступить, -- не очень уверенно сказала она. -- К тому же ты похож на неудачника, а я неудачников не люблю.
   Может я действительно неудачник? -- подумал я, доедая скудный ужин, который состоялся благодаря, с трудом выпрошенному, авансу.
   На лестнице послышался шорох, но у меня не осталось сил даже на то, чтобы просто подняться. Все-таки надо было забрать Катин пистолет! В дверной проем, принюхиваясь, осторожно просунулась морда собаки. У меня еще оставался последний ломоть хлеба с колбасой.
   -- Иди, на! -- позвал я собаку, протягивая еду, вопреки голоду, настойчиво требовавшему удовлетворения. Еще один неудачник!
   Пес с опаской подошел ко мне и, схватив еду, отбежал в сторону. Съев остатки моего ужина, и видя, что я не представляю опасности, он подошел ближе.
   -- Скажи, друг, -- обратился я к нему, -- ты считаешь себя неудачником? Назвал бы ты себя удачливым, сидя где-нибудь на цепи и получая за это косточки? Что для тебя важнее, зверь, косточки или свобода? Ведь гавкать за награду -- работа, достойная лишь шакалов. Возможно, ты этого не понимаешь, но верь мне, лучше умереть с голоду, чем лаять за награду. И это -- не гордость, это -- принцип жизни. Вот я смотрю на удачливого борова Александра Николаевича и искренне радуюсь своей неудаче. Поистине, надо бы взять и раздавить эту мерзость. Но это занятие столь же бесполезное, как и опасное. Бесполезное потому, что всех подлецов не передавишь, а опасное оттого, что за этим грязным занятием можешь не заметить, как пройдет вся твоя жизнь, кстати, без ощутимых результатов. А на стоящий бой уже не хватит сил. О, великая трясина жизни, в которой стать неудачником гораздо труднее и честнее! Пес улегся на полу. Поднятые уши свидетельствовали о том, что он меня внимательно слушал. В его темных глазах светилось больше ума, чем у некоторых людей. Да, зверь! Мы еще так похожи! У большинства людей до сих пор основной движущей силой является тот же инстинкт, и они сами мечтают посадить себя на цепь, в большинстве случаев на золотую, и лаять за награду и лизать руку хозяину. -- В чем смысл жизни? -- спросил я однажды, оглядываясь вокруг. Звон золотых цепей был мне единственным ответом.
   На следующий день, возвращаясь вечером с работы, я все-таки решил зайти к Саше. Ее брат погиб из-за меня, и я не мог просто пропасть после этого, молча исчезнуть. Возле ее дома стоял черный джип, это доказывало, что Саша на них работала. Скорее всего, они меня здесь особо не ждали, а просто дежурили, на всякий случай. Хотя я мог и ошибаться. Но будь что будет!
   Через соседний подъезд я поднялся на крышу, а оттуда пробрался на лестницу, ведущую к Сашиной квартире.
   Возле двери я медленно достал ключи. Маленький брелок в виде собачки, покачиваясь, улыбался мне пушистой мордочкой. Казалось, что миллион лет тому назад Саша дала мне эти ключи, свои ключи.
   В квартире было темно и тихо. Я, осторожно ступая, вошел в Сашину комнату, такую же темную. Свет зажегся совершенно неожиданно. Она стояла совсем близко, пристально глядя мне в глаза. Это был взгляд очень сильной и умной женщины. Только сейчас я, наконец, сообразил, почему она до сих пор одна. Ведь большинство мужчин боятся и не любят таких женщин. Кому понравится, когда женщина сильней его, морально сильней, а, может, и умней.
   Мы молча смотрели друг на друга, и я знал, что не должен отводить взгляд. И не для того чтобы показать, что я сильней, а чтобы она убедилась, что не совершила ошибки, подобрав меня на дороге. Да, я был невольным виновником смерти ее брата. Я без колебания взвалил на себя эту вину, как и вину за многие поступки, совершенные в прошлом. И я не собирался свалить ответственность на богов, потому что способен сам нести свои грехи и отвечать за них перед самим собой. Воистину, даже Божий Суд не может сравниться с судом собственной совести. Я был виноват в смерти Макса, но не боялся этой вины.
   -- Я тебе могу чем-нибудь помочь? -- наконец, нарушила затянувшееся молчание Саша.
   Покачав головой, я устало опустился в стоявшее рядом кресло.
   -- Скажи мне, кто ты? -- снова заговорила она, оставаясь стоять на месте.
   -- Кто я? Бесчисленное число раз я задавал себе этот вопрос и не находил ответа. Одно я понял еще в детстве: я чем--то отличаюсь от других. Сначала меня это пугало, теперь уже привык. Я даже не знаю, чем именно отличаюсь, но так или иначе всю жизнь я был один и даже тогда, когда был с кем--то. Я с трудом выкроил себе маску лживости и все-таки научился ее носить, создавая иллюзию своей причастности к большинству, но, испытывая лишь отвращение. Однако, полностью смирившись с одиночеством, я не потерял надежду. Почему ты все-таки меня подобрала? Саша грустно улыбнулась. -- Не знаю... Мы были у моих друзей, которые отмечали годовщину свадьбы, и целый вечер я чувствовала себя не в своей тарелке. Они уже пять лет были вместе, а любовь и радость до сих пор светились в их глазах. Они были безмерно счастливы вдвоем. Не то, чтобы я завидовала им, но меня охватила какая--то печаль, и что-то больно кололо в груди. И после этого, увидев тебя на дороге всего в крови и такого.... Не знаю, очевидно, я решила сыграть в сказку и спасти поверженного принца. Смешно, правда? В моем возрасте ждать чудес там, где их не может быть, вообще в них верить. Но иногда так хочется! Глупо, как все глупо получилось!
   -- Да, вместо принца ты спасла просто сумасшедшего, который, к тому же, принес в дом беду. Глупее не придумаешь!
   -- Ты был с ним, когда это случилось? -- тихо спросила Саша.
   -- Был и остался жив, хотя стреляли в меня. Знаешь, это становится моим самым большим кошмаром: у меня появилось такое ощущение, что я не умру никогда, и, представляя себе бесконечную жизнь, я холодею от ужаса.
   Саша все так же стояла возле двери, внимательно глядя на меня, больше не задавая вопросов. Она, вероятно, ожидала, что я расскажу все сам. Но я молчал, так как ощущение непреодолимой тяжести вдруг навалилось на меня и прижало к креслу. Как я устал от всего этого! Я был не в силах даже говорить, да и думать тоже. Да к чему здесь слова? Без слов я подошел к Саше и обнял за плечи. Капельки слез медленно покатились по ее щекам.
   -- Скажи, почему, несмотря ни на что я верю тебе?
   -- Не знаю! Наверное, потому, что я не пытаюсь добиться доверия. Невероятная нежность к девушке обрушилась на меня. Мне хотелось носить ее на руках, целовать, шептать нежные и ласковые слова. Мне хотелось быть с ней всегда.
   -- Я должен идти, -- тихо сказал я, опуская руки. -- Когда? -- Завтра, в три, -- ответила Саша, поняв, что я спрашиваю о похоронах. -- Я приду. Не оглядываясь, я медленно пошел к двери, чувствуя на себе ее взгляд. За спиной щелкнул замок, и я остался один на тихой холодной лестнице.
   Прощальный взгляд на сердце ляжет
   И, боль надежды вороша,
   Про мир любви большой расскажет,
   Войдя в меня, твоя душа.
   -- всплыли в памяти чьи--то стихи.
  
   4
   На следующий день в три часа я был на кладбище. Несколько машин во главе с синим, с черной полосой автобусом появились со стороны заходящего уже солнца. Метрах в десяти от меня процессия остановилась, двери автобуса открылись и несколько мужчин стали вытаскивать гроб. Следом за ними вышла Саша, оглядываясь по сторонам. Наши глаза встретились, но я не смог заставить себя подойти. В полной тишине все двинулись по кладбищенской аллее, провожаемые моим взглядом. За спиной послышался шум подъезжающей машины. Увидев синий Мерседес, я успокоился, и продолжил наблюдать за процессией. Машина остановилась, практически одновременно хлопнули четыре дверцы, мимо прошли четверо мужчин, снег скрипел у них под ногами. Один из них остановился, попытался прикурить, повернувшись к ветру спиной и боком ко мне. Длинные черные волосы, зализанные назад, всколыхнули мои воспоминания. Это он пытался спровоцировать меня на драку в "Вавилоне". За последние несколько дней я немного поизносился: грязная потрепанная одежда и четырехдневная щетина делали меня похожим скорее, на бомжа, который ошивается на кладбище, благодаря чему, они меня и не узнали. Стараясь не делать пока резких движений, я повернулся, и не спеша пошел в противоположную от них сторону. Немного отойдя, я все-таки не выдержал и оглянулся. Трое мужчин были уже довольно далеко, а парень со змеиными глазами, наконец, сумел защитить от ветра огонь и, глубоко затянувшись, поднял глаза на меня.
   -- Вот он! -- бросившись в глубь кладбища, услышал я за спиной. Ближайшая мраморная плита разлетелась на куски, обдав меня дробью острых осколков. "Калашников",-- узнал я голос смерти. Похоже, деликатные игры с пистолетом, снабженным глушителем, закончились. Молодое деревце, справа от меня, дернулось и, перебитое почти у основания, повалилось на снег. Пригнувшись, я побежал вперед и через некоторое время, оторвался от погони в этом лабиринте надгробий. Я лежал, пытаясь отдышаться, за каким--то памятником, когда невдалеке послышалось осторожное поскрипывание снега. Оглядевшись, я увидел, что на нетронутой снежной глади отчетливо выделялась цепочка моих следов. Скоро вся свора будет здесь. Метрах в 20 между деревьев и памятников промелькнул силуэт. Подобрав довольно увесистую палку, я пошел назад, делая петлю. Если повезет, мы разминемся. Десяток шагов спустя, обходя, пригнувшись, елку, я практически налетел на одного из них, но понял это уже после того, как он упал от удара моей палки. Бедняга выбрал неудачное время и место, чтобы справить малую нужду. Застонав, он начал приходить в себя. Я сломал ему шею: нельзя было оставлять врага за спиной, и как-нибудь в следующий раз я тоже не хотел бы его встретить. Взяв автомат, я стал прощупывать его карманы. Сегодня мне явно везет, подумал я, когда в одном из карманов что-то звякнуло. Как я и предполагал, это были ключи от машины. Оставшийся путь к Мерседесу прошел без осложнений. Только, когда я отъезжал, в зеркале увидел парня со змеиными глазами.
   Пули застучали по багажнику, заднее стекло разлетелось вдребезги, но я уже до упора надавил на педаль газа. Бросив машину на другом конце города, я вернулся к своему убежищу.
   Вокруг все было спокойно, но сквозь щели в моем окне, загороженном фанерой, пробивались блики огня. Автомат я бросил в машине, однако, уходить отсюда не собирался. Если бы пришли за мной, то не стали бы разжигать костер. Осторожно поднявшись по лестнице, я увидел старика, сидевшего у костра в моей комнате и что-то бубнившего себе под нос.
   -- Кто здесь? -- он испуганно вскочил, хватаясь за свою палку. -- А, это вы, юноша! -- узнал он меня и немного успокоился. -- Ради Бога, извините за столь бесцеремонное вторжение. Но дело в том, что мои товарищи решили, что я являюсь для них обузой. Я их, безусловно, понимаю. Но я просто думал, что вы уже не занимаете это помещение. Вы не переживайте, я сейчас уйду.
   -- Ага! -- вспомнил я. -- Ты один из тех бомжей, которые собирались выгнать меня отсюда. Если я не ошибаюсь, они называли тебя профессором.
   -- Вы совершенно правы. И я хочу попросить прощения за действия моих товарищей. Я был полностью с ними не согласен. Он с надеждой смотрел на меня.
   -- Да, ладно, старик, хватит пылить. Давай садись и расскажи, почему тебя профессором зовут.
   Сев к костру, старик снова заговорил: -- Видите ли, юноша, все дело в том, что я работал в одном НИИ, имел степень доктора физико-математических наук. Без преувеличения могу сказать, что у меня был реальный шанс со временем стать лауреатом Нобелевской премии. Правда, не совсем в том направлении, которым занимался наш институт.
   Старик продолжал тарахтеть, а я, не обращая на него внимания, уселся у костра, думая о своем. Странное дело: вокруг гибли люди, меня отстреливали, как собаку, мир вот--вот превратится в чудовищное подобие рая, но меня все это совершенно не волновало. Только Саша полностью занимала мои мысли. Любовь! Что же такое любовь? Еще совсем недавно это был для меня пустой звук, бессмысленно сотрясающий воздух, выдумщика женщин и поэтов. Но, похоже, любовь все-таки есть. Как иначе объяснить происходящее со мной? Как объяснить неожиданно возникшее желание летать, зажигать звезды? Как быть с ощущением беспредельного могущества? Я мог сделать для Саши абсолютно все. Теперь я знал, что такое любовь: любовь -- это жизнь, смысл жизни, любовь -- это самое большое, красивое, чистое чудо.
   -- Что касается чудес, -- прервал мои мысли голос старика, -- то здесь нет ничего сверхъестественного. Возьмем, например, библейские чудеса. Некоторые из них практически осуществимы уже сейчас. Другие возможны пока только теоретически, но не это главное. Главное то, что все так называемые сверхъестественные явления ни что иное, как одно из проявлений природы и Вселенной, которое, в свою очередь, просто обязано действовать по определенным законам, подчиняться законам. И то, что мы пока не открыли этих законов, не означает того, что их нет. Есть еще один интересный вопрос, который касается непосредственно сущности времени...
   -- Да, -- думал я, снова погружаясь в себя. Все случилось только вчера вечером, а кажется, что прошла вечность, вечность любви. Только вчера вечером я увидел ее по--настоящему: изящную, женственную, но поразительно сильную. Нежность и воля слились в ней в единое целое -- поистине чарующее сочетание. Нет, сравнить с львицей ее было нельзя, она не была хищницей. Она была женщиной, умевшей любить как никто другой, но только того, кто достоин ее любви. Почему я не встретил раньше эту нежную силу души? Может быть, тогда все сложилось бы иначе. Первый раз в жизни я пожалел, что нельзя повернуть время вспять.
   -- Возможность путешествия во времени -- продолжал бубнить профессор, рисуя обугленной палкой какие--то схемы на полу, -- полностью низвергла бы все наши представления о структуре времени, к примеру, возьмем классический парадокс о том, что человек возвращается в прошлое с целью убить своего предка. Теперь давайте внимательно посмотрим, что у нас получается: этот далекий предок живет в своем времени, воспринимая его, естественно, как настоящее. Появившейся же потомок будет для него представителем будущего, которое, соответственно, является настоящим для этого потомка. Отсюда логично предположить, что существует такое настоящее, которое воспринимается потомком, как будущее и так далее. Таким образом, мы приходим к факту существования одновременного времени, если можно так выразиться, что, в свою очередь, предполагает невозможность вмешательства на всем протяжении времени.
   -- Ладно, старик, хватит болтать, -- не выдержал я. -- Давай лучше спать.
   -- Ах, да, конечно, -- засуетился он. -- Извините, я просто немного увлекся своими мыслями.
  
   5
   Уже целых шесть дней я не видел Сашу. Шесть дней, равных вечности. Я не мог думать ни о чем другом, вопреки насущной необходимости принять решение, касающееся моих дальнейших действий.
   -- Эй, Андрюха! -- позвал меня бригадир, -- иди, тебя шеф вызывает. Мы только начали разгружать фуру с мукой и должны были освободить ее сегодня, во что бы то ни стало, а до конца рабочего дня оставался всего час.
   Бросив мешок, я поплелся в кабинет, ожидая очередной порции придирок и нервотрепки.
   Александр Николаевич, как всегда, небрежно развалившись, сидел в своем кресле.
   -- Ты что, совсем болван? -- начал он сходу.
   -- Нет, ты посмотри на себя: ты же полный идиот! Придурок, ты куда впихнул ящик с водкой?
   -- Туда, куда вы говорили, -- спокойно ответил я.
   -- Не мог я тебе такое сказать! Ты что, еще врать мне здесь будешь? Мало того, что в последнее время ходишь, как сонная муха, ничего нормально сделать не можешь, так еще врать?! Значит так! Ты оштрафован на половину зарплаты, а после того, как разгрузите муку, ты останешься и перенесешь всю водку в третий склад. Тебе все ясно или, для особо тупых повторить еще раз?
   Охранник, стоявший рядом, нагло ухмылялся, явно получая удовольствие от процесса моего унижения.
   -- Знаете, Александр Николаевич, я вас прекрасно понял, но, к сожалению, я увольняюсь и поэтому...
   -- Ну и пошел к черту! -- завизжал толстяк. -- Только про зарплату даже думать забудь! Я стоял возле стола прямо напротив него. После этого визга во мне иссякла последняя капля терпения и самообладания и, слегка перегнувшись через стол, я зарядил борову в челюсть, вложив в этот удар всю накопившуюся ненависть. Что-то хрустнуло и он, закатив глаза, вместе с креслом перекинулся на пол, а я уже разворачивался к охраннику, замахнувшемуся на меня дубинкой. Он все-таки успел зацепить ее плечо прежде, чем я его завалил. -- Годы дают о себе знать, -- подумал я, разминая онемевшее плечо. -- Лет десять назад он бы меня не достал. Бывший шеф все еще был без сознания, челюсть я ему сломал однозначно. Теперь он долго не сможет визжать. Оставалось только получить расчет, и я полностью свободен. Порывшись в карманах роскошного пиджака Александра Николаевича, я обнаружил 300 долларов. -- Ну что ж! -- улыбнулся я. -- Поиграем в Робина Гуда: сто баксов оставлю себе, а остальные пойдут на премии сотрудникам. -- Ты ведь не будешь против небольшого рождественского подарка для твоих подчиненных? -- спросил я все еще бесчувственное тело. Он начал хрипеть, очевидно, таким образом пытаясь выразить свое согласие с моим предложением.
   Наверное, зря я все-таки сорвался. Конечно, плохо, когда такая мразь портит тебе кровь, но гораздо хуже позволить какому--то ничтожеству вывести тебя из равновесия.
   Я медленно шел к своему убежищу. Как-то незаметно оттепель взяла власть в свои руки, постепенно превращая снег в противную хлюпающую жижу. До "моего" недостроенного дома оставалось несколько шагов, когда я услышал шум подъезжающей машины. Решив не искушать судьбу, я опустил пониже голову, собираясь как можно скорее и незаметнее проскочить к себе. С шумом швартующегося катера машина остановилась у обочины, расплескав липкие волны снега. -- Эй, мужчина! -- услышал я сзади женский голос. Вокруг было совершенно пустынно: кроме меня, на улице не было никого, значит, обращались явно ко мне. Не поднимая головы, я не спеша, повернулся. -- Как хорошо, что я вас встретила, -- щебетала женщина. -- Я даже не знаю, как я заехала в эту дыру и теперь не пойму, как отсюда выбраться. Голос и манера разговора мне были очень знакомы. -- Мужчина, вы просто обязаны объяснить мне, как поскорее выехать из этой богом забытой глуши. Будь прокляты эти дороги, эта мерзкая погода и вся эта конченая страна. Я поднял голову, рассматривая ставший уже не совсем белым Форд с Алиной, выглядывающей из окна.
   -- Скажи, Алина, зачем ты села за руль, если не знаешь города? Только честно!
   Несколько секунд она молча таращилась на меня, затем стремглав выскочила из машины, сразу по щиколотки погрузившись в грязную водянистую массу. Громко выругавшись, она ринулась ко мне.
   -- Так как тебя все-таки сюда занесло? -- спросил я, с трудом высвободившись из ее объятий.
   -- Я сама хотела бы это знать. Но еще больше я хочу знать, как здесь оказался ты. И вообще, ты тогда так сразу ушел и опять пропал неизвестно куда. А я ведь волнуюсь! Хотя бы звонил иногда или адрес оставил, где тебя искать.
   -- Ну, извини, так получилось. После нашей последней встречи у меня не было особого желания с ней общаться, и сейчас, после ненадолго накатившей радости, я понял, что хочу скорее избавиться от ее присутствия.
   -- Ты не переживай, -- продолжал я, -- у меня все нормально. Правда, не могу с тобой долго говорить, очень спешу. Поезжай вверх по этой улице, затем на втором перекрестке сверни на право, а там уже, думаю, сама разберешься. Я подхватил ее под руку и повел к машине.
   -- Да погоди ты! -- сопротивлялась Алина. -- Давай я хотя бы тебя подвезу.
   -- Не надо. Мне здесь недалеко. Извини, в следующий раз я тебе все объясню.
   Профессор, похоже, насовсем перебрался ко мне. Он, как всегда, сидел у костра, бормоча что-то себе под нос.
   -- Слышь, дядя, дай сигарету, -- послышался тонкий голосок, и из темного угла выскочил мальчик лет семи.
   -- А это еще что за явление? -- повернулся я к старику.
   Он встрепенулся, удивленно глядя на меня: -- А? Где, что? Ах, это! Вот прибился ко мне на улице, и я взял на себя смелость привести его сюда, больно уж жалко стало. Надеюсь, вы не будете против?
   -- Тебя звать--то как? -- спросил я мальчика.
   -- А тебе какое дело? Дай сигарету, тогда скажу.
   -- Ну, раз так, буду звать тебя Шариком, как собачку. А сигарету, даже если бы была, не дал бы.
   -- Сам ты Шарик, -- обиделся мальчишка.
   -- Меня Вадиком зовут.
   -- Ладно, Вадиком так Вадиком, -- усмехнулся я. -- Давай вместо сигареты я тебе сказку расскажу.
   -- А это еще что такое? -- насторожился он.
   -- Сейчас узнаешь, иди сюда!
   Мы сели возле костра, и я вместо колобков, репок и красных шапочек почему--то стал ему рассказывать совсем другую сказку. -- В одной прекрасной сказочной стране жил--был мальчик (сказки обычно всегда так начинаются). Так вот, жил в волшебной стране мальчик, маленький и хороший, и вместе с ним жили в той стране такие же маленькие мальчики и девочки, и все у них было замечательно. Но в один не очень прекрасный день им стало скучно и не интересно играть в свои обычные игры, и решили они придумать новую игру. Но как не думали, как ни старались, ничего придумать не смогли. Тогда позвали они к себе одного не очень доброго волшебника, жившего на окраине города в мрачном замке.
   Когда он пришел, то вокруг него собралась огромная толпа маленьких жителей. Обступив волшебника со всех сторон, они наперебой кричали, пытаясь поскорее разузнать, сможет ли волшебник придумать для них новую игру. А надо сказать, что это ему только и было нужно: злодей давно мечтал подчинить себе эту славную, цветущую страну. Но осуществить коварный замысел можно было только при условии, если его пригласят к себе сами маленькие жители. И вот, радуясь своей удаче, злой волшебник пообещал ликующей толпе к завтрашнему дню придумать самую лучшую, увлекательную, захватывающую игру на свете. И, когда маленькие жители довольные разошлись по своим делам, колдун злобно расхохотался, призывая на помощь страшные, темные силы. Но мы забыли про нашего мальчика, который хотя и был вместе со всеми на площади, однако какое--то странное предчувствие переполняло его, не давало ему покоя. Поэтому он отошел немного в сторону. Вернувшись домой, мальчик попытался выкинуть из головы все дурные мысли. Это ему удалось, и через некоторое время он спокойно спал в своей маленькой кроватке. Проснувшись утром, он, как ни в чем не бывало, отправился погулять. И -- о, ужас! -- вместо хороших и симпатичных мальчиков и девочек, по улицам ходили маленькие, злобные страшные карлики. Напрасно мальчик в отчаянье бросался от одного карлика к другому, пытаясь поговорить и что-нибудь узнать. Те только насмехались над ним, били и прогоняли. Когда с поникшей головой мальчик вернулся к себе домой, он совершенно случайно глянул в зеркало и с ужасом увидел в нем такого же мерзкого карлика. Единственное, что отличало его от других, так это то, что в душе он остался таким же, как раньше.
   А злой волшебник праздновал победу и с радостью наблюдал как дети, превращенные в карликов, постоянно дерутся и врут, воруют и дразнят друг друга, получая от этого огромное удовольствие и восхваляя колдуна за чудесную игру. Еще никогда волшебная страна не знала такого безобразия. А наш мальчик, потеряв всякую надежду что-то изменить, погрузился в глубокое уныние. Может быть, этим бы все и закончилось. Но только мальчику по ночам стали сниться необыкновенные сны. Каждую ночь ему неизменно снилась очень красивая маленькая девочка с прекрасной и щедрой душой: чистой, как только что выпавший снег, прозрачной, как свежий весенний воздух и глубокой, как бездонный океан. Но утром мальчик просыпался и вновь оказывался среди все тех же грязных, жалких и мелких карликов. Тогда он решил бороться с колдуном и даже нашел несколько карликов, которые хотели бы вернуть старые счастливые времена. -- Но что мы можем сделать? -- говорили они уныло. -- Колдун такой могущественный! К тому же, не мы виноваты в том, что все так получилось, пускай с колдуном борются те, кто его позвал. Видя, что помощи ждать неоткуда, собрался мальчик сам выступить против злого волшебника. Однако мало было только решиться на это. Мальчик отлично знал, что победить колдуна будет очень трудно. Поэтому мальчик тщательно подготовился: наточил волшебный меч, надел волшебные доспехи и смело пришел к колдуну, полностью готовый к сражению.
   Но хитрый колдун превратился в прекрасную девочку из снов, и мальчик не в силах был поднять на нее свой волшебный меч. Опечаленный, он вернулся домой под хохот злобного колдуна. Через несколько дней, вновь собрав все свое мужество, мальчик отправился на новую битву с колдуном. На этот раз колдун остался самим собой, но волшебный меч проходил сквозь него, не причиняя вреда. Опять ни с чем вернулся мальчик домой, провожаемый насмешками своего врага. Совсем наш герой потерял надежду. И все, наверное, закончилось бы очень плохо, если бы в один прекрасный день мальчик не догадался о том, как можно разрушить чары.
   Я замолчал, видя, что Вадик заснул, пригревшись у меня на руках.
   -- Расскажи, что было дальше, -- попросил он сонным голосом.
   -- Что было дальше... Что же было дальше? Об этом мы узнаем завтра, а сейчас -- спи.
  
   6
   Под утро я совершенно неожиданно проснулся, ища взглядом черный вертолет, преследовавший меня всю ночь. Сон, всего лишь сон.
   Яркий луч фонарика заскользил по комнате, заставив меня полностью проснуться. Несколько человек осторожно вошли в мое убежище, надежно перекрыв все пути к отступлению. Я прикрыл глаза и стал ждать, зажав в руке металлический штырь. Через несколько мгновений тишины надо мной склонился один из вошедших. Резким ударом снизу вверх я вонзил штырь ему под подбородок. Прикрываясь безжизненным телом, я поднялся. Несколько человек бросились на меня почти одновременно. Остальное я помню весьма смутно. Очнулся я от холода. В комнате было совсем светло от света фонариков. Где-то в стороне слышалось детское всхлипывание. Я лежал на полу, наблюдая перед собой две пары неподвижных ног. Еще одна пара мужских ног в дорогих туфлях расхаживала неподалеку.
   -- Ну что? Он пришел там в себя? -- услышал я показавшийся мне знакомым голос. Хорошенько встряхнув, меня поставили на ноги. С трудом подняв голову, я посмотрел на обладателя дорогих башмаков.
   -- Ты убил двоих моих людей, -- укоризненно сказал Олег.
   -- Они вошли, не постучавшись, извини, -- попытался улыбнуться я разбитыми губами, радуясь, что все-таки успел грохнуть еще одного.
   -- Шутишь? Ну, ничего, скоро у тебя пропадет желание шутить. Слушай сюда, умник, -- вплотную приблизился он ко мне. -- Я, может быть, и простил бы тебе смерть моих людей, но смерть сестры я не прощу никогда, кем бы ты ни был. Ты будешь умирать долго и мучительно.
   -- Да пошел ты, -- выругался я и получил за это удар в голову.
   -- Ладно, я потом тобой займусь, -- потер Олег кулак. -- Грузите его в машину.
   -- Не надо так спешить! -- раздался новый голос. На Олеге и его головорезах заплясали точки лазерных прицелов. Через несколько секунд в поле моего зрения появился молодой мужчина.
   -- Тебя с трудом можно узнать, -- констатировал он после недолгого разглядывания моей персоны.
   -- Да, Женя, я тоже рад тебя видеть.
   -- Вот и отлично, -- усмехнулся он. -- Сейчас мы поедем в одно надежное место, нам о многом надо поговорить. Я смотрел на него и почему--то ну совершенно не верил его очаровательной улыбке. По всей видимости, изначально чиновник, с которым я, то есть он, общался в столице, направил людей из службы безопасности для моей (его) охраны и контроля, но затем он вполне мог решиться на собственную игру. Евгений же работал на военную разведку, занимая на момент нашего знакомства официальную должность пресс-атташе посольства в Париже. Очевидно, в определенный момент к этому делу решили подключить и разведку, так как я точно знал, что тогда, в Париже, Женя выполнял приказ. И то, что сейчас он находился здесь, подтвердило мои наихудшие опасения по поводу личных планов чиновника: ведь для моего освобождения хватило бы обычных оперативников. Евгений подал знак одному из своих людей, который тут же движением руки с пистолетом показал мне на выход. Я был уже на лестничной площадке, когда сзади раздался пронзительный детский крик. Мой конвоир инстинктивно оглянулся. Я не мог упустить такой шанс и резко довернул его голову. Не дожидаясь, пока он упадет, я нащупал веревку и прыгнул в шахту лифта.
   По--весеннему яркое солнце упорно светило мне в лицо, постепенно вытаскивая из бессознательного состояния. Судя по тому, что вокруг громоздились многочисленные кучи мусора, я оказался на какой-то свалке. И все-таки нахожусь здесь, то значит, мой побег удался. Нет, это не была очередная потеря памяти. Просто я был в таком состоянии, что действовал чисто на автопилоте. Все мое тело жутко болело, левый глаз заплыл, но больше всего мучила жажда. Кое-как поднявшись, я отправился на поиски воды. Небольшую речушку, скорее похожую на ручей, я нашел относительно быстро: мутная, вонючая вода лениво текла через небольшой овраг. Напившись этой отвратительной влаги, я глянул на свое шикарное отражение, и смех чуть не развалил меня на части. -- Да, дружище, -- отсмеявшись, сказал я отражению, -- ты оказался в нужном месте, потому что свалка -- именно то, что тебе надо. Так что извини -- я оставляю тебя здесь. Ну а мне еще рано, еще не придумали такого ада, который был бы достаточно горяч для меня. Но, Боже мой, как я устал! Послав все к черту, я поднялся. Надо переходить в наступление. Как там сказал Пашка? Умереть достойно за достойную жизнь. Только сначала переговорю с Алиной. Кстати! -- вспомнил я, роясь в карманах, пока не нащупал две бумажки. -- Надо же, как новые, -- улыбнулся я, разглядывая банкноты по 50 долларов.
   Через несколько часов я стоял перед дверью квартиры, которую собирался снять. Увидев мой внешний вид, хозяйка вначале даже не хотела со мной разговаривать, но продемонстрированные деньги коренным образом изменили ее решение.
   Купив кое-какую одежду, тональный крем и краску для волос, я вернулся в свое новое однокомнатное жилище. Рано утром следующего дня я вышел на улицу практически другим человеком. Правда, быть блондином мне не очень нравилось, но приходилось чем--то жертвовать. К обеду я нашел себе еще одну квартиру и, на этот раз, мой довольно респектабельный вид не вызвал никаких заминок.
   Оставшиеся полдня и весь следующий я зализывал раны и никуда не выходил из квартиры. Только под вечер 24 декабря я набрался достаточно сил для дальнейших действий. Отыскав ближайший телефон, я набрал номер:
   -- Здравствуй, Алиночка! -- сказал я в трубку, услышав знакомый голос.
   -- Алле, это ты? -- удивилась она.
   -- Алиночка, солнышко, -- не дал я забросать себя вопросами, -- мне очень нужна твоя помощь, надеюсь, ты не откажешь.
   -- Нет, ты что!? -- возмутилась Алина.
   -- Тогда внимательно слушай и не задавай вопросов. Хотя нет, давай лучше ты ко мне сегодня приедешь. Сейчас шесть, мне надо еще в одно место заскочить, а где-то в семь я буду дома. Запиши мой адрес! -- И я продиктовал ей адрес первой квартиры. -- Если я немного задержусь, то подожди возле дома.
   -- А, что случилось, почему?..
   -- Все, Алина, потом. И я повесил трубку.
   Ну вот, часа два времени у меня теперь есть.
   Полчаса спустя я был возле Алининого дома.
   Вокруг все было тихо и спокойно. По всей видимости, меня уже радостно ждут на первой квартире. Подъем по лестнице тоже не принес никаких неприятностей. Только вот дверь как в плохом детективе, -- стоя перед приоткрытой Алининой дверью, думал я. По законам жанра, внутри должен быть покойник. -- Ну, что ж посмотрим. И я вошел в квартиру.
   Она была еще жива, но нож, торчащий в животе, не давал больших шансов на будущее.
   -- Ты все-таки пришел, -- попыталась улыбнуться Алина. Я опустился возле нее на колени.
   -- Да, я пришел, и теперь все будет хорошо.
   -- Мне так больно! Почему так больно? И пить, очень хочется пить. Ты ведь принесешь мне воды?
   -- Обязательно принесу, только вначале скажи, что произошло.
   -- Боже, как больно! Но главное -- ты рядом. Почему все-таки ты меня бросил? Ведь я тебя так любила! Я всегда любила только тебя, почему ты ушел?
   По ее лицу покатились слезы. -- Прошу тебя, скажи, мне обязательно нужно знать.
   -- Я просто всегда боялся, что ты меня разлюбишь. Мои слезы капали на лицо девушки, смешиваясь с ее слезами. -- Я безумно любил тебя и однажды не выдержал этого напряжения и ушел, потому что любил.
   -- Да, я знала, я всегда это знала, я люблю тебя, я все еще очень сильно тебя люблю. Можно тебя поцеловать? Я осторожно поцеловал ее сухие губы. Скажи, ты меня хотя бы немного любишь?
   -- Я люблю тебя. -- Она, успокоившись, затихла, и лицо ее разгладилось. Глядя на меня, Алина думала о чем--то своем. Я тоже молча сидел, вглядываясь в ее глаза, наблюдая, как постепенно они затуманиваются, превращаясь пустоту. Я стоял на коленях перед мертвым телом мое бывшей девушки, но не чувствовал ничего: я не любил ее ни тогда, ни сейчас. В ней никогда не было глубины, Сашиной глубины, а разве можно любить что-то мелкое? Почему же я плачу? -- закрывая ей глаза, думал я. -- Очевидно, события, произошедшие со мной, не исчезли бесследно. Невозможно быть сильным всегда. За силу тоже надо платить. Я оплакивал Алину -- ее жизнь, ее смерть, ее любовь. Я оплакивал всех мертвых, оставленных мною позади, и себя, закрывающего им глаза. Я оплакивал мертвых и себя, вопреки всему, числящегося в живых.
   Нож все еще оставался в ее теле, и я знал, чей это нож. Взявшись за черную резную рукоятку, я быстро выдернул его и, не вытирая, завернул в первую попавшуюся тряпку и сунул за пазуху. Часы показывали 25 минут восьмого. Я успевал еще в одно место. С внутренней стороны двери в замке торчала связка ключей. Вытащив их, я запер дверь снаружи. Вот и все. Белый Форд стоял во дворе. Хорошо, что я захватил с собой все ключи: я добрался до дома Иры буквально за пять минут.
   -- Привет! -- нисколько не удивилась она, открыв мне дверь. -- Что-то давно не было тебя видно. Пожав плечами, я следом за Ириной вошел в комнату. -- Погоди-ка! -- она вдруг остановилась, резко повернувшись ко мне. -- С каких пор ты стал блондином?
   -- Вот решил сменить имидж. А что, тебе не нравится? -- Она внимательно посмотрела на меня:
   -- Главное, чтобы тебе нравилось. А с лицом у тебя что? Тоже имидж меняешь?
   -- Нет, просто поскользнулся на улице.
   -- Понятно, -- хмыкнула Ира. -- Чай будешь?
   -- Спасибо, я ненадолго.
   -- Ну, как хочешь, -- безразлично ответила она, закуривая. Мы помолчали.
   -- Я тут мимо проходил, дай, думаю, зайду, узнаю, как дела, как жизнь, ну и вообще.
   -- Да ничего интересного, все по--старому.
   -- А Алина? Ты ее давно видела?
   -- Да уже, наверное, неделю не видела. Мне как-то некогда, и она не появляется тоже. А что?
   -- Знаешь, Ирочка, у меня к тебе небольшая просьба: ты не могла бы мне на время одолжить свой нож с черной ручкой.
   -- Нет! -- резко сказала она, заметно побледнев. -- Зачем он тебе? Ты же знаешь, что я его никому не даю.
   -- Надо же! -- удивился я, доставая окровавленную тряпку.
   -- Да пошел ты к черту, -- взорвалась она. -- Что ты знаешь о моей жизни и о жизни вообще? Как какой-то придурок выкрасил волосы и думаешь, что теперь стал крутым?
   -- Успокойся, дура! -- крикнул я. -- Полчаса тому назад Алина умерла у меня на руках с твоим ножом в животе. Хочешь или нет, но ты расскажешь мне все. И не переживай: то, что я не строю из себя знатока, совсем не означает, что я ничего не знаю о жизни. Я замолчал, тяжело дыша. Она тоже сидела, не произнося ни звука, только жадно затягиваясь сигаретой.
   -- Ира, я жду! Она со злостью вдавила сигарету в пепельницу.
   -- Алина всегда была стервой, а после того, как у нее появились деньги, кстати, благодаря тебе, стала совсем невыносимой. Когда я впервые увидела Женю, то сразу почувствовала, что это будет не просто мимолетное знакомство. И дело было даже не в том, что все начиналось в уютном парижском кафе.... Все у нас было так хорошо! Он приехал вместе со мной сюда, он заваливал меня цветами, писал стихи. Женя стал моей осуществленной мечтой, моей жизнью. Все было так чудесно, как в сказке! А эта стерва! Я ведь знала, я чувствовала, что их нельзя знакомить... Я обязана была ее остановить. Дрожащими руками она прикурила, с большим трудом, новую сигарету.
   -- А какие отношения у нее были с Олегом?
   -- Что? -- не поняла Ира.
   -- Ну, Олег, с которым мы все познакомились в ресторане? Вместо ответа она истерично рассмеялась, -- Ты что? Какие у нее могли быть отношения? В том--то и дело, что ей просто хотелось развлечься. И Женя ей был нужен только для этого.
   -- Значит, она все-таки спустила на меня своих собак, -- задумчиво прошептал я, вспомнив ее сон.
   -- Каких еще собак? -- удивилась Ира. -- Да это я о своем.
   -- Подожди! -- напряглась она. -- Ты ведь говорил, что ничего не помнишь.
   -- О! Теперь, к сожалению, я помню слишком много. Ладно, мне пора, нож забираю с собой.
   -- Я поднялся, доставая Алинины ключи и замер: только сейчас, внимательно к ним присмотревшись, я увидел, что на связке висело четыре ключа. Один был от машины, второй -- от ее квартиры, третий -- от квартиры ее родителей. А вот четвертый был от моего (Его) дома. Странное дело -- я совершенно о нем забыл. Это было какое--то наваждение: мне про него говорили, я знал, что он есть, но все как-то проходило мимо.
   -- Не попрощавшись с Ирой, я выскочил из квартиры.
   Дом действительно был потрясающий. Постояв несколько секунд перед дверью, я все же решился, и вошел. Почему только сейчас я вспомнил о нем? -- осматривая шикарные комнаты, думал я, удивляясь все больше. Может быть, потому, что подсознательно я чувствовал -- дом ничего мне не скажет. Он был роскошен, но безлик, в нем не было индивидуальности, души. В шкафах висели только строгие костюмы, ящики письменного стола были пусты, ничего лишнего, ничего личного. Где-то, в дальней комнате, зазвонил телефон. Это уже интересно! Найдя телефон, я поспешно снял трубку.
   -- Слушай меня внимательно, умник, -- раздался из трубки голос Олега. -- Я тут решил поближе познакомиться с твоей девушкой. Надеюсь, ты еще не забыл Александру? Так вот, мне бы очень хотелось, чтобы ты к нам присоединился. Только, естественно без своих друзей. У дома тебя ждет машина. Только советую не очень долго думать, у тебя мало времени. Не сказав ни слова, я положил трубку. Но телефон зазвонил снова. Так же молча, я опять поднял трубку и поднес ее к уху.
   -- Мне искренне жаль, что так вышло с твоей девушкой, -- Женя очень хорошо играл сочувствие. -- Правда, я уверен, что если бы ты тогда все-таки поехал со мной, все было бы по--другому. Но ты знаешь, что у тебя есть шанс: сейчас мы можем с тобой отправиться куда-нибудь для короткой беседы, а за это время мои люди все уладят.
   -- Хорошо! -- коротко ответил я. Выбора у меня не было.
   Когда я, помывшись и переодевшись в темный костюм, вышел из дома, во дворе уже стоял микроавтобус. Стекол на задней половине не было. Навстречу с радушной улыбкой вышел Женя: -- Извини, ехать придется без комфорта, но зато так надежнее. Я пожал плечами и молча, спокойно залез в закрытый кузов машины.
   Когда--то я серьезно задумывался над вопросом: существует ли идея, ради осуществления которой не жалко отдать свою жизнь. И после долгих раздумий пришел к выводу, что ни одна, даже самая высокая и благородная идея не стоит того, чтобы ради нее умереть.
   Но тогда почему люди продолжают восходить на костры, терпеть нечеловеческие истязания и пытки от своих идей? Только теперь я, наконец, понял, в чем здесь дело: идея не имеет никакого значения. Значение имеет целостность. Если отречение грозит твоей целостности, то лучше умереть, потому что лучше вообще не жить, чем жить наполовину. Можно предать идею, но нельзя предать себя.
   -- Ну, что ж, -- сказал человек в белом халате, когда меня втолкнули в какую--то лабораторию. -- Сейчас я сделаю вам маленький укольчик, ничего страшного, просто успокоительное. Я улыбнулся его шутке и послушно подставил руку. Человек в халате быстро сделал укол, после чего меня посадили в кресло, закрепили голову и конечности и навесили кучу датчиков.
   -- Через пару минут можно будет начинать, -- сообщил Жене человек, настраивавший аппаратуру. Серая тень жизни паучком выбралась из меня, оглядываясь по сторонам в поисках добычи. -- Как твое настоящее имя? -- спросила, накатываясь на меня, сиреневая пустота. -- Он еще не готов, -- ответил белый маятник, превращая прах время. За спиной с улыбкой появилась тишина. -- Пора! -- громко сказала она.
   Я стоял среди развалин города. Серое небо было пропитано гарью и пылью, вокруг стояло абсолютное безмолвие. Со слабой надеждой найти живыми людей из Пашкиного лагеря, я пошел вперед. Там, где прежде было их убежище, я нашел практически ровную площадку. Услышав неподалеку всплески воды, я отправился выяснить причину этих звуков. За руинами ближайшего дома я увидел мальчика лет десяти, бросающего камешки в большую яму, наполненную водой. Осторожно подобравшись ближе, я буквально остолбенел: в яме плавало несколько трупов, а мальчик бросал камешки, пытаясь попасть в их открытые рты. Он был так увлечен своим занятием, что даже не заметил моего появления: с высунутым от азарта языком, он продолжал свою жуткую игру.
   Что же это творится с миром, что же творится с людьми!? Неужели он остался жить только для таких развлечений? Где справедливость и есть ли она вообще? Я понимал, что это чистейшей воды риторика, но ничего не мог с собой поделать: я был потрясен.
   Неожиданно я вспомнил сон, приснившийся мне здесь: дорогу в пустоте, белое одеяние на мужчине и его взгляд -- взгляд, подавляющий волю, пригибающий душу, останавливающий сердце. Но кроме силы, власти, уверенности, было в этом взгляде что-то еще, почти незаметное, спрятанное где-то далеко, и я никак не мог понять, что же это было.
   -- Зависть, -- сказал мальчик, не оборачиваясь.
   -- Да, именно! Все сразу стало на свои места. И тут я осознал, что произошло. -- Мальчик, ты...?
   -- Да не пугайся ты так! Ну подумаешь, немного читаю мысли. Он повернулся, снисходительно улыбаясь. -- Я вижу, ты хочешь знать, кто я такой: некоторые называют меня Дьяволом, некоторые -- Люцифером, но что такое название? Это пыль. Мы вот с тобой сейчас разбирали, что было во взгляде Бога. Тебя разве не удивило, что где-то в глубине в Нем живет зависть? Тебе разве не интересно, чему может завидовать Творец? Да, теперь вижу, что интересно. Знаешь ли, ему очень трудно мириться с тем, что Он не первый, точнее, Он с этим не мирится и пытается исправить положение. И вообще, как ты отнесешься к тому факту, что мир сотворил я? О, я вижу, что ты никак не можешь в это поверить. Но давай рассмотрим причину твоего сомнения: кто сказал, что мир сотворил Бог? Правильно, Он сам, и ему поверили, потому что Он первый сказал об этом. А я? Мне не нужна дешевая слава. Я делал дело, а Он слишком консервативен и гибок для творчества. Что Ему оставалось делать? Вот Он и стал добиваться не фактического, так хотя бы формального первенства, приписывая все добрые дела исключительно себе. Нет, что ты! Это не вселенная борьба Добра и Зла, Порядка и Хаоса. Все намного проще: хаоса нет. Дело в том, что вы, люди, хаосом называете то, что не можете понять, постичь, но это не означает, что там нет порядка. Вы просто еще не доросли до понимания. На самом деле, хаос -- это порядок другого уровня. А что касается Добра и Зла, то сам знаешь, насколько относительны эти понятия. Правда, ложь, реальность! -- он театрально пожал плечами, и все вокруг превратилось в цветущий сад. Нет, я не собираюсь искушать тебя райскими яблоками! -- усмехнулся он. -- Но если хочешь, можешь попробовать. И цветы на ближайшем дереве медленно опали, а на их месте стали расти и розоветь яблоки. -- Скажи мне: правда, это или нет, реальность или обман? Посмотри вокруг! Трава под ногами слегка шевелилась от легкого ветерка, маленькая птичка опустилась на ветку, приглядываясь к спелому яблоку, по насыщенному синевой небу неторопливо плыли облака. -- Да, все это -- правда, все -- реальность. Но то -- тоже было реальной правдой. А ваш "незыблемый" абсолют, называемый светом? Почему вы решили, что это что-то непоколебимое? Взгляни сюда, -- он кивнул головой, показывая на небо, где набежавшее облако внезапно полностью закрыло солнце. Только через небольшой разрыв пробился тонкий и яркий луч, который должен был упасть на нас, но, не долетев, остановился, и мы оказались в своеобразном куполе темноты. -- Сейчас я его включу. Очень медленно, как бы нехотя, луч снова начал движение. -- Тебе не кажется, что он движется чуть медленнее, чем надо? Как же так? Ведь этого не может быть, потому что вы так решили, выдумали законы. Ладно, хватит играть! Я вижу, что тебе уже неинтересно, ты очень хочешь знать, зачем ты мне нужен. Хороший вопрос! Как говорится, по существу. Я не буду, как некоторые, строить тебе глазки, самым грубым образом подавляя твою личность, а просто скажу правду. Давай пока не будем отказываться от этого термина. В конце концов, так будет проще. Так вот, дело в то, что Он на этот раз переступил черту. Тебе ведь самому не дают покоя мысли о последствиях Его грандиозного проекта. Его, видите ли, мучает боль всего мира. Тьфу, нашел себе красивое оправдание! Когда чувствуешь боль, то надо обращаться к врачу, а не ставить всех на колени. Ладно, ближе к делу: как я понимаю, в данный момент ты и твоя девушка попали в небольшую переделку. И для нас двоих будет лучше, если я на определенный срок воспользуюсь тобой. Согласен? Ну и отлично! Тогда вперед!
   Настенные часы в лаборатории показывали 00 часов 5 минут.
   -- С Рождеством вас, ребята! -- улыбнулся я и обвел всех взглядом.
   -- Так это же католическое Рождество! -- Удивился один из охранников.
   -- Что случилось? -- резко спросил Женя человека в халате. В ответ тот недоуменно пожал плечами, быстр набирая что-то на клавиатуре компьютера. -- Женя, дружище! Я встал с кресла до того, как оно, расплавившись, растеклось по полу. -- Извини, но мне действительно надо идти. Спасибо за столь теплый прием и приятные ощущения. Нет--нет, провожать не нужно! -- махнул я двум мужчинам с автоматами, кинувшимся мне наперерез. Они остановились, испуганно оглядываясь по сторонам.
   -- Да, кстати, Женя, -- уже в дверях оглянулся я. -- Ты напрасно меня обманул: ведь твои люди не поехали освобождать девушку. Очень большая ошибка. Но, как говорится, земля круглая, до встречи! Подмигнув, я ушел, веселый и улыбчивый.
   Минут через десять я подъезжал на позаимствованной машине к заброшенному складу, в котором держали Сашу. До чего же машина не самый удобный вид транспорта! Но злоупотреблять своими возможностями я тоже не хотел. Помахав рукой остолбеневшим головорезам на въезде, я проехал на территорию склада. Остановив машину, я медленно вылез и направился к ветхому кирпичному строению, которое сейчас использовалось в качестве тюрьмы. Когда я вошел в помещение, где держали Сашу, шоу было в полном разгаре: с синяками и ссадинами она сидела, привязанная к стулу, из носа и изо рта по подбородку стекали струйки крови, но слез в глазах не было.
   Рядом с ней два явных специалиста своего дела готовили весьма "симпатичные" инструменты для пыток, чуть в стороне стоял Олег. Честное слово, мне даже немного стало ее жаль, но, в конце концов, я ведь пришел.
   -- Знаете, друзья, -- вкрадчиво заговорил я. -- Больше всего не люблю, когда люди начинают получать от этого удовольствие. Боль и насилие, конечно, необходимые вещи, но получать от этого удовольствие.... С удивленными лицами они повернулись, только сейчас заметив мое присутствие.
   -- О, ты все-таки пришел! -- обрадовался Олег. -- Ну-ка, ребята, давайте-ка сначала займитесь им. С радушными улыбками палачей "ребята" направились ко мне. Вернув им улыбку еще более широкую и ясную, я заглянул в их глаза. Они замерли на месте, ошарашено переглядываясь. Я спокойно подошел к девушке: -- Ну, Сашенька, хватит тут рассиживаться, нам пора идти, попрощайся с нашими друзьями. Отвязав ее от стула и взяв на руки, я пошел к выходу. -- Олег, ты смотри, не исчезай, ты еще понадобишься, -- проходя мимо замершего мафиози, бросил я.
   -- Дилетанты, какие же они дилетанты, -- удивлялся я, заводя машину.
   -- Ты о чем? -- уже немного придя в себя, спросил Саша. -- И вообще, что это было?
   -- Да я о тех двух палачах, которые придумали всякие хитроумные инструменты и уверены, что теперь знают все о пытках. Идиоты! Такими игрушками можно пугать только детей. Ничего, теперь они узнают, что такое настоящая пытка, как говорится, почувствуют разницу.
   -- Что ты имеешь в виду?
   -- Понимаешь, Саша, настоящая пытка -- это не та, когда из тебя вытягивают жилы. Поверь мне, настоящая пытка бывает только здесь, -- я постучал себя по голове. -- Вот возьмем, к примеру, наших "друзей": вначале они испугались меня, затем -- друг друга, а потом они начнут бояться различных шорохов, звуков, шагов, темноты и света. Постепенно эти страхи начнут причинять им невыносимые страдания: они будут бояться спать, есть, дышать. Они будут бояться всего. И чтобы, наконец, прекратить эти мучения, они захотят сами лишить себя жизни, но смерть их будет пугать не меньше, чем жизнь. Если повезет, их кто-нибудь убьет прежде, чем они умрут от страха. Саша отодвинулась от меня подальше, не зная, что сказать.
   -- А этот Олег -- цепкий паренек, он мне нравится. Молодец, быстро оправился! -- усмехнулся я, заметив в зеркале заднего вида быстро приближающийся черный джип. Из люка на его крыше высунулся человек с автоматом. Через мгновение наше заднее стекло с шелестом осыпалось вниз. Надо же! Это мне нравится! А ты, Сашенька, лучше ляг на пол. Сейчас поиграем по моим правилам. Я развернул машину и направил ее навстречу преследователям. Джип был уже близко, я видел, как у водителя от ужаса расширились глаза, и знал, почему: ему казалось, что несущаяся на него "Волга", превращается в лязгающий гусеницами танк. Закричав, он резко повернул руль. Железобетонный столб упал, машина перевернулась через капот и взорвалась.
   -- Вот беда, -- огорчился я, останавливаясь. -- А я даже ни разу не успел стрельнуть.
   -- Кто ты! -- пристально глядя на меня, спросила Саша.
   -- Знаешь, нам надо серьезно поговорить, -- я повернулся к ней, мои плечи бессильно опустились, из глаз покатились слезы. -- Саша, я должен тебе кое в чем признаться: дело в том, что я -- Дьявол, так уж вышло, извини. Она открыла рот, собираясь сказать что-то резкое, но в последнее мгновение передумала,
   взяв себя в руки.
   -- Отвези меня домой, -- откинувшись на спинку сидения, попросила Саша. Я еще несколько раз всхлипнул, вытирая слезы, и включил первую передачу. Всю дорогу она молчала и, отказавшись от моей помощи, сама одолела дорогу домой, так же молча захлопнув дверь перед моим носом. Ох уж эти женщины! Я пожал плечами. И почему я сделал их такими? Хотя, так даже интересней. Но пора и мне отправляться домой. Домик оказался вполне приличным, но чтоб я сам себя побрал до чего же безликим. Неудивительно, что у Него созрел такой безумный проект. Только тот, кто совершенно не имеет вкуса и воображения, может пожелать стать Богом у покорного стада. Ладно, утром что-нибудь придумаем!
   На другой день, пораньше, я вызвал Толика. Минут через 15 он уже подъехал к дому.
   -- И тут серость! -- покачал я головой, рассматривая серый "BMV".
   -- Рад вас видеть, босс, -- выскочил из машины Толик. -- А вам идет этот цвет, -- одобрил он цвет моих волос.
   -- А вот мне совершенно не нравится цвет машины.
   -- А какой должен быть? -- испугался он.
   -- Ну, Толик, включи воображение и мозги, я ведь не собираюсь думать за тебя. Нижняя челюсть у него отвисла.
   -- Да, Толик, я знаю, что раньше было по--другому, а теперь будет так. И запомни: в наши дни, чтобы выжить, мало быть только сильным, нужно быть умным. И еще, Толик, я не люблю посредственности, и цветом, которым ты собираешься покрасить машину, я покрашу изнутри твой гроб. Ладно, поехали, я сам займусь машиной.
   Побледнев и мелко дрожа, он бросился открывать передо мной дверцу.
   -- Что же творится? -- удивился я, отстраняя его. -- Послушай, дружище, я вполне могу сам о себе позаботиться.
   Парень со змеиными глазами сидел у Олега в приемной. Увидев меня, он пошел навстречу, нагло улыбаясь. Я улыбнулся в ответ. У меня для тебя есть отличная новость. Твоя девушка выбросилась из окна. Он остановился, ошеломленно глядя на меня, улыбка сползла с его лица.
   -- Ничего--ничего, -- похлопал я его по плечу, -- почтим молчанием память Марины Никоненко и ее парня Виталика по кличке "Скорпион".
   -- Что ты мелешь? -- закричал он, -- я же живой.
   -- Не переживай, это скоро пройдет, -- обнадежил я его и прошел в кабинет Олега. -- Какого черта? Ведь я приказал никого не... -- начал ругаться он, но, оторвав взгляд от своих бумаг, замолчал. -- Извини, что вчера не смог с тобой толком поговорить, -- захлопывая ящик стола, в который он быстро сунул руку, заговорил я.
   -- Ну, Олежек, мы же с тобой не дети, давай не будем играть в пистолетики, а лучше поговорим серьезно, тем более что я все равно уже здесь, а ты ведь именно этого добивался. Вот, так уже лучше. Я позволил вытащить из ящика опухшую руку, и нервно потирая конечность, он откинулся на спинку кресла. -- Видишь ли, дружище, -- продолжал я, удобно устроившись в кресле напротив. -- Дело в том, что я немного круче, чем ты думал, можно сказать, гораздо круче, чем ты можешь себе представить. Он встретил мой взгляд и посерел, заглянув внутрь. В принципе, я не люблю пользоваться этим приемом, но в данном случае это было необходимо. В моих глазах он увидел пылающую бездну ада, со всеми его муками, пытками, страданиями. Чушь, конечно, но на людей действует безотказно.
   -- Ты Дьявол, -- прошептал он пересохшими губами.
   -- Ну вот, видишь как все просто. Ладно, мне уже пора, ко мне сейчас должны рабочие приехать приводить в порядок дом: дизайнеры, художники всякие, оформители. А ты пока отдохни, я вечером за тобой заеду, нам о многом надо поговорить.
   Толик сосредоточенно вел машину, в то же время, пытаясь подпевать магнитофону. Часы на панели показывали 11 часов 58 минут.
   -- Останови, -- хлопнул я его по плечу. -- Я пройдусь пешком. Пожав плечами, Толик остановил машину. -- Вот, возьми, дружище, на мелкие расходы, -- сунул я ему 100 баксов перед тем, как захлопнуть за собой дверцу.
   Я медленно прошел метров тридцать, остановился, оглядываясь по сторонам, и сразу же заметил места, где прячутся люди с автоматами и, конечно же, мой знакомый снайпер. За спиной оглушительно взорвалась машина. Да! Взрывчатки они не пожалели, хорошо, что я не успел ее перекрасить. Снайпер уже поймал меня в прицел, он уже плавно нажимал спусковой крючок, когда из-за поворота выскочила машина и, визжа тормозами, остановилась возле меня. Из нее выпрыгнул парень со змеиными глазами и, страшно ругаясь, направил на меня автомат. Палец снайпера закончил свое неторопливое движение.
   -- Упс! -- выдохнул я, падая под треск автоматных очередей.
   Быстрые, уверенные руки тщательно ощупывали мое тело.
   -- Спасибо за заботу, Женя, -- открывая глаза, улыбнулся я. -- К счастью, со мной все в порядке, даже сам не знаю, как это получилось. Ухватившись за руку обалдевшего Евгения, я с трудом поднялся. -- Наверно, все-таки уже старею, -- держась за поясницу, пожаловался я. -- Надо же, вначале не выдержали нервы от всех этих взрывов, перестрелок, а теперь вот еще и радикулит прихватил. Хорошо, что ты оказался рядом. А вот парню не повезло, -- кивнул я на изрешеченное пулями тело. -- Кто бы мог подумать? Ведь буквально полчаса назад я с ним разговаривал, такой приличный молодой человек, полный жизни. Да, что называется, превратности судьбы. И твоего снайпера жалко, -- повернулся я к Жене. -- Надо же, как не повезло: всего один бракованный патрон -- и нет хорошего человека. Слушай! -- внезапно осенило меня, -- выходит повезло только мне. У тебя ведь тоже неприятности.
   -- Какие еще неприятности? -- насторожился Евгений, который уже пришел в себя.
   -- Ну как какие? Давай смотреть: при взрыве машины, кроме шофера, погибла молодая женщина с ребенком, проходившая в это время мимо. При перестрелке тоже погиб случайный прохожий, погиб вот этот молодой человек с такими замечательными глазами и твой снайпер. А я жив. Столько жертв -- и все напрасно. Операцией руководил ты, так что делай выводы.
   -- Но еще можно все исправить, -- зашипел он и приставил пистолет к моему животу.
   Я усмехнулся: -- Ну, что ж, дружище, тебе повезет немного больше, чем снайперу: тебе оторвет правую руку. -- Ты точно уверен, что патроны у тебя не бракованные? -- обеспокоено спросил я, заглядывая ему в глаза. Побледнев, он опустил пистолет. -- Вот видишь, лучше такими вещами не играть. Ладно, мне пора домой, до встречи в Париже. Да, Женя, ты попридержи своих людей, чтобы твое положение не стало хуже.
   Бирюзовые языки "пламени" обнимали капот моего нового "Феррари", извивались по всей машине и, постепенно меняя весь спектр цвета, заканчивались красными искрами задних огней. Олег уже ждал меня на улице. -- Ну, как тебе моя новая машина? -- спросил я, резко остановившись. Он одобрительно кивнул, садясь рядом. -- Я отлично понимаю, что ты ожидал увидеть меня на черном катафалке, но уж прости, никогда не любил мрачных тонов.
   -- Я хотел бы извиниться за Виталика, я просто не успел его остановить, -- взволнованно заговорил Олег. -- Там что-то случилось с его девушкой, он был вне себя, во всем обвинял... -- внезапно он замолчал.
   -- Ну что ты, -- покачал я головой. -- Как ты мог обо мне такое подумать, разве я похож на человека, способного на убийство? Просто бедная девочка вколола себе какую--то гадость и, очевидно возомнив себя птичкой, решила полететь прямо к солнцу, но очень скоро обожгла крылышки и упала на землю. Жалко. Но не будем грустить, в конце концов, парень подоспел как раз вовремя. Люблю отчаянных людей. Пристегни ремень, -- предупредил я Олега, вдавливая педаль газа. "Феррари", взревев, рванул с места.
   -- Подожди, -- через несколько кварталов сказал я, увидев промелькнувшую мимо церковь. И уже разворачивая машину, добавил: -- Надо зайти поставить свечку. Мы вышли из машины и направились к главному входу.
   -- Ты что, действительно собираешься войти? -- удивленно спросил Олег.
   -- О, прости, я не думал, что это заденет твои религиозные чувства.
   -- Да нет, дело не в том... как бы тебе объяснить? -- задумался он.
   -- А! Ты переживаешь по поводу того, что меня здесь настигнет кара небесная. Ну, перестань! Мы это как-нибудь уладим, -- махнул я рукой, заходя внутрь. -- Смотри, вон и отец святой. Надо подойти поздороваться. Да сними шапку, грешник, в Божьем Доме ведь находишься. Честное слово, и куда катится мир? -- возмущался я, подходя к священнику.
   -- Здравствуйте, отец.
   -- Здравствуй, сын мой. Могу ли я чем тебе помочь?
   -- Да вот, отец, запутался в перипетиях жизни, и в дебрях веры тоже, похоже, заблудился.
   -- Как же так, сын мой? Именно вера и есть та Путеводная Звезда, которая выводит заблудшего из всяких дебрей невежества.
   -- Все это так, отец мой, но все же меня мучают некоторые сомнения. Вот, например, вопрос о Добре и Зле не дает мне покоя: как отличить добро от зла? -- Ответ очевиден, сын мой: живи согласно Божьим заповедям и злу не будет места в помыслах твоих.
   -- Нет, не все так просто, отче. Давайте я лучше покажу на примере: вы ведь давно знаете того калеку, который сидит на паперти?
   -- Да, я его знаю очень хорошо: несчастный с рождения не может ходить. -- Привезите его сюда, будьте добры. Священник удивленно взглянул на меня, но, поколебавшись мгновение, все-таки отправился за калекой.
   -- Вот смотрите, отец мой, -- сказал я, когда он вернулся с молодым мужчиной в инвалидной коляске, и положил свою руку на голову несчастного. -- Теперь ты можешь ходить, -- через несколько секунд заявил я. -- Ну, поднимайся! Неуверенно переводя взгляд с меня на священника, мужчина стал подниматься, и слезы радости потекли из его глаз. При первых робких шагах исцеленного, священник с благоговением посмотрел на меня. Я усмехнулся, -- скажите, отец мой, доброе ли это дело?
   -- Да--да, конечно. -- А если вы узнаете, что сегодня, переходя улицу, этот человек попадет под машину, чего не могло бы произойти, будь он по--прежнему калекой? Вы и тогда станете называть это добром?
   -- Сатана! -- отшатнулся от меня священник. -- Тебе воздастся в Час Откровения, в День Суда Господнего за грехи твои тяжкие.
   -- Открой глаза, старик, -- оборвал я его причитания, -- взгляни на мир, якобы сотворенный Богом. Как ты считаешь, что произойдет в Судный День с воинством Господним? Ты посмотри внимательно на этих людей: они порвут на куски, уничтожат любое воинство без моей помощи и не за то, что оно Господне, а просто потому, что им все равно, кого рвать. Ведь они готовы рвать даже самих себя, когда нет поблизости никого постороннего. Махнув рукой, на стоящего на коленях перед образами и неистово молящегося священника, я пошел к выходу.
   -- Знаешь, дружище, -- начал я разговор с Олегом, когда мы уселись за столиком шикарного ресторана. -- То, что я там втирал тому глупому старику по поводу людей, -- не совсем правда. На самом деле все гораздо хуже. Вы еще очень слабы и ленивы, в вас нет огня, вы разучились бороться, и проводите время в бездеятельном ожидании манны небесной. Миллионы людей уже научились жить, вообще не выходя из квартир, домов и с помощью компьютера получают все необходимое. И мне это совсем не нравится. А что будет дальше? Неужели так трудно понять, что под лежачий камень вода не течет. Я создал людей не для того, чтобы они деградировали и вымирали от собственной слабости. Я создавал людей, способных достичь любых вершин, и стимулом для этого должны были служить именно беды и несчастья. Возьмем, например, твой случай: кем ты был до смерти сестры? Одним из многих! Да, где-то повыше других, но все же одним из многих. Но для того, чтобы найти меня и отомстить, ты встряхнул весь город, и теперь, ты единолично владеешь им. И ты не исключение. Подумай хорошенько и ты согласишься, что человек не способен ни на что реальное, когда у него все хорошо. Так вот, я собираюсь немного расшевелить этот сонный муравейник. В принципе, они уже начинают немного шевелиться: сегодняшнее несостоявшееся покушение на меня в этом смысле очень своевременно. После такого фиаско они там, наверху, забеспокоятся. А я, представь, обожаю, когда начинают нервничать государственные службы безопасности. Теперь о том, что требуется от тебя: ты языками владеешь?
   -- Ну, английским немного.
   -- Понятно. Значит, в мировом масштабе придется самому, а ты будешь заниматься этой убогой страной. Основные направления я тебе дам, а дальше... Я развел руками. -- И еще, Олежек, мне не нравятся раболепствующие, запуганные люди. Очень надеюсь, что ты меня не разочаруешь.
   На четвертый день я решил выйти из загула и, выгнав девочек из своего дома, фасад и комнаты которого уже были расписаны в стиле сюрреализма, включил телевизор как раз тогда, когда невозмутимый диктор сообщал, что вчера вечером было совершено покушение на заместителя главы президентской администрации. Причем, удачное. Надо же! Какое горе! Однако его люди тоже пытались меня убить. В этом и есть самый справедливый закон вселенной: побеждает сильнейший или умнейший, а, может, просто сильно умный? Вот беда, опять забыл. Ладно, хватит валять дурака, скоро ведь Новый Год, пора подумать о подарках.
   Вечером, нарядившись Дедом Морозом, я заехал к Олегу.
   -- Ты кто? -- ощетинился он, направляя на меня пистолет.
   -- Как кто? Разве не видишь -- Дедушка Мороз.
   -- Ну да! А я тогда Дева Мария.
   -- А что! -- задумался я, -- все может быть.
   -- Ладно, ты кончай здесь клоуна корчить! -- кипел Олег.
   -- Ты что, дружище, действительно не веришь в Деда Мороза? -- удивился я.
   -- А? Это ты! -- успокоился Олег. -- Предупреждать надо, мог ведь и стрельнуть. -- Ну--ну, так уж и предупреждать? -- переспросил я.
   -- Извини, я не то имел в виду.
   -- Да, я понимаю, что не то. А насчет твоего желания стрельнуть, я тебе потом, при случае, расскажу несколько историй о том, как таким любителям поупражняться в стрельбе, попадались почему--то бракованные патроны или ствол забивался. Кстати, смотрел сегодня новости: хорошая работа. Я здесь тоже подарочек приготовил к празднику, -- обрадовал я Олега, развязывая мешок. -- Вот только не сразу смог придумать, что подарить человеку, у которого, в принципе, все есть. И остановил все-таки свой выбор на этом символе бренности бытия, -- я протянул ему большого плюшевого мишку. Удивление Олега было не притворным: Спасибо, но...
   -- Да, чуть не забыл о главном: постарайся не выпускать его из рук. Видишь ли, если прервется ваш непосредственный контакт, то он взорвется. Правда, милая игрушка?
   Взяв себя в руки, Олег подошел к окну.
   -- Сообразительный мальчик! -- похвалил я его. -- Только есть одна неувязочка: там стоит особый взрыватель, мое личное изобретение -- взрыв произойдет практически мгновенно после прекращения контакта. Так что он просто не успеет никуда улететь.
   -- Ты хочешь сказать, что я тебе больше не нужен? -- повернулся всем туловищем Олег.
   -- Ну, зачем же так трагически? Я ведь тебе сказал, что это просто символ бренности бытия и ничего больше, расслабься, и пойдем лучше прогуляемся. Мне надо еще в пару мест подарки развести. Скривив лицо, он все же пошел со мной, крепко прижимая к себе медведя, который был чуть меньше его ростом. -- Предупреди, когда руки устанут, -- не оглядываясь попросил я.
   -- Ты можешь объяснить мне одну вещь? -- спросил я Олега, когда мы подъехали к дому Иры. -- Почему люди запросто верят в Бога, в меня, даже в НЛО, но, кроме детей, притом маленьких, трудно найти еще кого-нибудь, кто верил бы в существование Деда Мороза? На мой взгляд, это, по меньшей мере, нелогично. Вот возьмем Ирочку: хорошая образованная девочка, совершенно нормально верит в Бога и привидения, но сейчас я появлюсь перед ней в облике Деда Мороза, и она поднимет меня на смех. Просто дискриминация какая--то! А ведь нам Дедам Морозам, очень обидно. Олег пожал плечами, одновременно покрепче прижимая медведя к себе, а я, смахнув слезу, отправился к Ире.
   Когда я самостоятельно вошел в квартиру, она в гордом одиночестве смотрела телек.
   -- Здравствуй, внученька! -- густым басом поприветствовал я ее. -- С наступающим Новым Годом!
   -- Кто вы? -- испуганно вскочила Ира.
   -- Ну вот, опять то же самое. Я -- Дедушка Мороз, внученька, пришел тебя поздравлять, подарки дарить.
   -- Но я ничего не заказывала и, вообще, как вы вошли в квартиру?
   -- Как--как!? Через дверь, естественно. А заказывать меня не надо, потому что я сам кого хочешь, могу заказать. Ирочка, солнышко, расслабься, праздник ведь! -- Ага, до праздника еще два дня, рановато, вроде, подарки дарить. Она медленно пятилась к выходу, не отрывая от меня глаз.
   -- Запомни, Ира, одну простую истину: лучше раньше, чем никогда. Ладно, не хочешь Деда Мороза, буду самим собой, сдался я, снимая бороду.
   -- Идиот! -- разозлилась она. -- Что, головы уже совсем нет? Я чуть со страху не умерла от твоих шуток.
   -- Ну хватит, хватит шуметь. Вот, возьми коньячку бахни, -- вытащил я из кармана полушубка красочную бутылку. Залпом выпив фужер коньяка, Ира начала понемногу успокаиваться.
   -- Ты давай садись, отдыхай, а я пока подарки достану. -- Я усадил ее в кресло и, развязав мешок, заглянул в него. -- Так, что там у нас? Это уже было, -- отодвинул я в сторону окровавленный нож. -- Это не для нее, -- отложил веревку. -- А вот это -- в самый раз, -- выложил я перед Ирой пистолет. -- Посмотри на него внимательно: это одна из последних разработок, самое лучшее, что есть на сегодняшний день. У него тут лазерный прицел, магазин на 15 девятимиллиметровых патронов и практически никакой отдачи, несмотря на невероятную мощность и легкость. Я хочу, чтобы ты побыстрее освоила эту игрушку: у меня есть для тебя небольшая работа, не стоит останавливаться на достигнутом.
   -- Какая же ты все-таки сволочь, чуть слышно прошептала она.
   -- А, кстати, где твой любимый и такой идеальный Женечка? Неужели снова бросил?
   -- Его срочно отозвали в Париж, -- огрызнулась Ира.
   -- И ты что, собираешься верно, и преданно его ждать? Брось! Это же не в твоем стиле. Знаешь, как говорится, принца можно всю жизнь ждать, а мужик -- он каждый день нужен.
   -- Убирайся отсюда ко всем чертям! -- взорвалась она, хватая со стола пистолет. -- И чтобы я тебя никогда больше не видела! Исчезни, ясно?
   -- Ладно, как скажешь, -- согласился я, подбирая мешок.
   -- Какая женщина, какой темперамент! -- делился я с Олегом впечатлением, заводя машину. -- Ты повести не хочешь? Ах да, прости, совсем забыл. Да, эта женщина с огромным потенциалом как раз наглядно подтверждает тот факт, что, только преодолевая препятствия, человек становится сильнее и, соответственно, может достичь гораздо большего. Я хочу, чтобы завтра ты ею занялся: к вечеру она должна остаться без работы, без квартиры, без копейки денег. Но сделай это как можно мягче, потому что перегибать палку здесь тоже нельзя. А уж вечером я ее сам подхвачу.
   Когда Саша вышла из ванной, я сидел, удобно развалившись в ее любимом кресле, по--прежнему одетый Дедом Морозом.
   -- С легким паром, внученька! -- пробасил я. Она замерла, перестав вытирать волосы, а все еще покрытое синяками и ссадинами лицо, заметно побледнело. -- Ну вот, почему так всегда? Стоит только появиться вполне приличному Деду Морозу в какой-нибудь квартире, так сразу возникает паника: все начинают кричать, звать на помощь, звонить в милицию. Слезы ручьями полились из моих глаз. -- А я, может, ужасно одинокий Дед Мороз, к тому же очень нежный и легко ранимый. Не надо было все-таки продавать Снегурочку в гарем этого эмира! Без нее -- скучно.
   -- Знаешь, -- начала Саша, садясь в кресло напротив, -- вначале я сомневалась, думала, что ошиблась, что ты просто притворяешься, валяешь дурака. Но теперь я твердо уверена, что у тебя что-то вроде раздвоения личности. Ты просто болен. Я ведь врач и, хотя это не мой профиль, кое-что я знаю, и кое в чем разбираюсь. Позволь мне отвезти тебя к специалисту, я знаю очень хорошего доктора, он обязательно тебе поможет.
   -- Ну, Сашенька, свет очей моих, боюсь, все не так просто, как ты думаешь. Посмотри-ка в зеркало: синяки и неэстетичные ссадины совершенно исчезли. -- Вот видишь, -- улыбнулся я ее растерянности. -- Но спасибо за заботу, за желание помочь. В ответ я хочу тебе тоже кое-что предложить, новогодний подарок, так сказать. Дело в том, что я могу вернуть Макса. Нет--нет, никакой черной магии и никаких зомби, все будет чинно и даже научно. Давай для простоты восприятия назовем это чем--то вроде клонирования. Саша опустила голову и стала тщательно поправлять полу халата.
   -- Нет, -- наконец сказала она, -- какой бы он ни был, он все равно не будет тем Максом, которого я похоронила. Я не хочу ворошить прошлое: пусть мертвые спят спокойно. Лучше верни его.
   -- Какая трогательная привязанность! -- я опять пустил слезу. -- Однако я ничего не брал силой, это было сугубо добровольное соглашение. И, смею тебя заверить, если бы не это соглашение, вы оба были бы уже мертвы. К тому же, долго здесь задерживаться я тоже не намерен: как только выполню задуманное, все станет на свои места. Может быть.
   -- Кто же ты и что тебе нужно? -- тихо спросила Саша.
   -- Я ужас, летящий на крыльях ночи, -- усмехнулся я. -- Я же тебе уже говорил, кто, а насчет того, что мне нужно.... Видишь ли, дело в том, что именно я создал этот мир, но не для того, чтобы мне поклонялись послушные марионетки. Я создал мир, способный на все и я собираюсь выжать из него все, на что он способен. Можно назвать это грандиозным экспериментом: сможет ли человек достичь своей величайшей вершины, сможет ли он сравняться со мной. Но, как ты понимаешь, не все так просто, вас постоянно приходится подталкивать, потому что спокойствие и благополучие мгновенно превращают вас, людей, в бесформенное желе. Вот возьмем, к примеру, Олега. Ты его, думаю, еще должна помнить. Так вот, только потеряв сестру, он начал проявлять себя по--настоящему и сейчас сидит внизу, в машине, с медведем из плюша, мечтает отомстить за унижение, и это, в свою очередь, заставит его действовать с максимальным усердием и изобретательностью. Или возьмем мою любимую подружку Иру: ведь может девочка достичь невероятных высот, но, как и многие, просто попала в колею и теперь спокойно ходит на работу, крутит романы и совершенно не пытается добиться большего, ожидая, что все однажды ей просто свалится на голову. Но у меня по этому поводу немного иное мнение: завтра она лишится всего, а когда человека лишают всего, к чему он привык, что ему дорого, когда он, загнанный в угол, устает от непрерывных ударов судьбы и окружающих, когда ему уже нечего терять, тогда он показывает, на что способен. Если он действительно человек, а остальные могут сгинуть, умереть, ибо меня интересуют только лучшие, только победители, только сумевшие выжить. Вот так! Ну ладно, пойду я, а то детишки, поди, уже заждались.
   Когда я уходил, Саша, опустив голову, все так же внимательно рассматривала свой халат.
   Медведь сидел на коленях у Олега, который его прижимал к груди как лучшего друга.
   -- Господи, дружище, чем это ты здесь занимаешься? -- ужаснулся я. -- Только извращенцев мне не хватало.
   -- Да пошел ты, -- не выдержал Олег, выталкивая мишку из машины.
   -- Вот так--то лучше, -- одобрил я его, поднимая игрушку с земли. -- Ты что, правда думал, что там взрывчатка? Ну, дружище, не ожидал от тебя. Я же ясно сказал, что -- это символ, а символы я не минирую. Зато теперь я уверен, что ты проникся нежной любовью к этому очаровательному плюшевому существу. Ладно, не дуйся, но вы все-таки так хорошо смотрелись вместе. А знаешь, -- сменил я тему, -- это просто потрясающая женщина. Очень интересно -- есть две женщины, с одной стороны такие похожие друг на друга, и, в то же время, совсем разные.
   -- Мне ею тоже заняться? -- уже немного успокоившись, спросил Олег.
   -- Нет, -- усмехнулся я, -- с ней такой трюк не пройдет. Она гораздо сильней судьбы, но слабое место есть и у нее.
   -- Отлично выглядишь, дорогая, -- останавливая машину, окликнул я Ирину, бесцельно бредущую по тротуару. Бросив на меня косой взгляд, она молча пошла дальше. Выйдя из машины, я пошел следом.
   -- Ну, Ирочка! Я взял ее за руку и развернул лицом к себе. -- Ты что, серьезно на меня обиделась? Да перестань! Хорошо, согласен, что моя вчерашняя выходка была не из удачных. Я действительно чуток переступил черту, но, поверь, не со зла. Хочешь, я на колени встану? -- и я сходу опустился на грязный асфальт тротуара. -- Ирочка, солнышко, мы же с тобой давние друзья. Она подняла меня с колен, собираясь, что-то сказать, но вместо этого вдруг беззвучно расплакалась. -- Ну что ты, не надо, успокойся! Я еще ни разу не видел тебя плачущей, даже не думал, что ты на такое способна. Давай сейчас поедем в какое-нибудь тихое местечко, и ты мне расскажешь все, что случилось, -- пытался я ее успокоить, усаживая в машину.
   -- Ну, давай, выкладывай, что стряслось, -- усадив Ирину за столик уютного кафе и, заказав бутылку конька и пирожные, начал я расспросы. Она все еще дрожала, но коньяк уже подействовал, и она стала успокаиваться.
   -- Мне...я... -- неуверенно посмотрела Ира на меня, -- я не знаю, что мне делать. -- Ну, говори, -- взял я ее за руку.
   -- Я даже не представляла, что такое может случиться. Это как страшный сон: мне некуда идти, нет дома, работы, денег. А мои дорогие подружки больше, чем на сочувственные "ахи" и "охи", оказались не способны. Слезы снова наполнили ее глаза.
   -- О, Господи, Ирочка, только--то и всего? -- облегченно вздохнул я, откинувшись на спинку кресла. -- А я уже не на шутку испугался, подумал, что действительно что-то серьезное случилось.
   -- Иди ты к черту! -- разозлилась Ира. -- А я-то, дура, растаяла, думала, что ты.... А ты только и способен на то, чтобы смеяться над чужим горем, издеваться. Мало того, ты опять стал каким--то не таким, как всегда. Да я уже и забыла, какой ты на самом деле. Как знать!? Может, как раз сейчас ты и есть настоящий.
   -- Я всегда -- только настоящий, -- улыбнулся я. -- А что касается твоих обвинений, то поверь, что издеваться над тобой я не собирался. Вот, посмотри сюда, -- попросил я Иру, вынимая из бумажника два авиабилета до Парижа. -- Это мой настоящий подарок тебе на Новый Год и, по--моему, очень своевременный. Поедем, развеемся, с Женей повидаешься, а если захочешь вернуться, уладим остальные проблемы, обещаю. Несколько секунд Ирина недоверчиво рассматривала билеты, а потом, снова расплакавшись, бросилась мне на шею.
   Праздничный Париж впечатлил даже меня потрясающим великолепием огней и безудержным весельем. Уже полностью пришедшая в себя Ира задумчиво смотрела на город из окна такси, вспоминая предыдущую поездку.
   -- Ты особенно не расслабляйся, -- предупредил я ее, -- у нас будет довольно насыщенная программа. Ирина резко повернулась ко мне.
   -- Но я хотела немного отдохнуть, привести себя в порядок.
   -- Отдыхать будешь на том свете, -- ободрил я ее.
   -- Опять эти твои дурацкие шуточки, -- обиделась Ира. Я пожал плечами. -- Ну, если отдых для тебя важней, чем встреча с Женей, то, пожалуйста, отдыхай. -- Что? -- переспросила она, оживляясь.
   -- Что--что? Ничего! Просто так получилось, что я знаю, где его можно найти. Поэтому мы с тобой сейчас заезжаем в гостиницу, бросаем вещи и едем делать ему сюрприз, или ты против?
   -- Нет, но...
   -- Вот и прекрасно! Полчаса у тебя будет, -- пообещал я. -- Надеюсь, тебе хватит, чтобы привести себя в порядок, хотя, честно говоря, тебе совсем не обязательно что-то делать: ты потрясающа, как этот город.
   -- А тебе не кажется, что уже слишком поздно? -- занервничала Ира, когда мы через сорок минут вышли из отеля. -- К тому же, мы без предупреждения.
   -- О чем ты говоришь? В три утра в Париже только начинается настоящая жизнь. И я думаю, что нам как раз стоит нагрянуть внезапно.
   -- Ты это о чем? -- насторожилась Ира, садясь в такси.
   -- Видишь ли, -- начал я, садясь рядом, -- я давно хотел тебе сказать, но как-то все времени не было, не до того было. Дело в том, что твой Евгений не просто дипломат -- он работает на разведку,
   -- Фух, -- облегченно вздохнула Ира. -- А я уже испугалась. Или это опять твои приколы?
   -- Да погоди ты! -- остановил я ее. -- Это еще не все. Так вот, ты должна знать, что то романтическое знакомство в кафе было не случайным: Женя выполнял задание, приказ. И отношения с тобой он поддерживал только из-за меня. Я не буду посвящать тебя в подробности, но им очень был нужен я, и Женя решил действовать через тебя. Кстати, и с Алиной он связался с той же целью.
   -- Ты врешь, -- холодно ответила она.
   -- Отнюдь, -- вздохнул я. -- Сейчас проверим, ты ведь не против? -- останавливая такси, спросил я, -- Дальше мы поедем на этой машине, я специально ее взял напрокат, чтобы исключить лишних свидетелей предстоящей бурной встречи. Мы вышли из такси, и я направился к синему "Рено", стоявшему у обочины.
   -- Стой! -- закричала Ира. Я удивленно оглянулся.
   -- Я никуда с тобой не поеду, -- заявила она решительно. - Я тебе не верю, он не мог так поступить со мной. Я не верю. На кой черт ты им понадобился, кому ты вообще нужен?
   - Ирочка, солнышко, прошу тебя, успокойся и поверь, что я желаю тебе только добра. Ты ведь не хочешь любить человека, в котором сомневаешься, подумай хорошенько, если сейчас ты не узнаешь правду, то ты уже никогда не сможешь жить спокойно, тебя вечно будет мучить вопрос: а, может, я был прав, и ты напрасно убила свою лучшую подругу. Ты ведь убила ее из-за него, ты помнишь об этом, ты помнишь этот нож? Я вытащил из кармана пальто нож, покрытый бурыми пятнами крови. - Посмотри на него внимательно: здесь еще осталась ее кровь. Я любил ее, Ира, я очень ее любил, а она умерла у меня на руках с твоим ножом в теле. А теперь ты не хочешь узнать, права ли ты была, есть ли у тебя оправдание. Но если ты была не права, то сможешь ли ты простить человека, который только играл тобой, использовал тебя, человека, ради которого ты бросила вызов всем. Оставишь ли ты безнаказанным предательство, измену, унижение, как сможешь ты жить, не отомстив за это? Садись в машину! - приказал я, открывая дверцу.
   -- Нет, - сквозь слезы шептала Ира, садясь в машину. - Нет.
   Пока мы ехали, она окончательно созрела, она перешла свой Рубикон и теперь тихо сидела в уголочке, устремив в окно пустой взгляд.
   - Тут мне друзья приготовили кое--какие безделушки, -- взяв с заднего сиденья сумку, пояснил я, когда мы остановились невдалеке от одного из ярко освещенных баров. - Сейчас будем мультики смотреть, -- я достал портфельчик с портативным компьютером. - Так, что тут у нас, -- я нажал несколько клавиш, и на экране появилась картинка с видом внутреннего помещения бара. - А вот и наш друг Женя, -- увеличивая изображение, сообщил я безразлично глядевшей на экран Ире. За одним из столиков сидела небольшая компания из трех молодых мужчин и двух юных, очаровательных женщин. Женя сидел рядом с одной из девушек, время от времени нашептывал ей что-то на ухо, от чего эта симпатичная, миниатюрная брюнетка, практически не переставая, смеялась. - Надо же, -- осудительно покачал я головой, -- ребята никак не могут избавиться от старой советской привычки: начинать встречу Нового года заранее. Завтра, то есть уже сегодня, у них в посольстве состоится официальный банкет по поводу Нового года, а сегодня они празднуют в теплой дружеской компании. Ну, приготовься: сейчас его должны вызвать в посольство, и я выйду с ним поболтать, а ты тут будешь сидеть: слушать, смотреть, -- в общем, развлекаться. Вот! Я же говорил, -- ткнул я пальцем в экран. Женя с кем--то раздраженно говорил по сотовому, затем спрятал трубку, поспешно поднялся из-за стола, что-то объяснил товарищам и, нежно поцеловав свою девушку, поспешил к выходу. - Все, я пошел, -- подмигнул я Ире, открывая дверцу и выкладывая на сиденье пистолет.
   - О, дружище, какая встреча! - окликнул я вышедшего из бара Евгения, -- кто бы мог подумать, что мы увидимся вновь, да еще и в Париже. Правду говорят, что мир тесен.
   - Привет, привет, -- с легкой улыбкой ответил он, украдкой оглядываясь по сторонам.
   - Неужели ты совсем не удивлен нашей неожиданной, но от того еще более приятной встрече? - спросил я, подходя ближе. - Или тебя уже успели предупредить о моем приезде. Нет, все-таки работа в разведке, бесспорно, имеет свои преимущества, обо всем узнаешь первым. Извини, конечно, что из-за меня тебе пришлось досрочно покинуть такую, несомненно, приятную компанию, прервать веселую вечеринку. Кстати, я совершенно случайно видел твою новую девушку и скажу честно, как мужчина мужчине, она невероятно хороша, вполне одобряю твой выбор. Но одна вещь никак не дает мне покоя, а именно твои отношения с Ирой. Мне вроде бы говорили, что ты обещал забрать ее сюда и даже жениться, а теперь оказывается... -- я развел руками, -- или все же правдивы слухи - мне, право, не хочется в них верить - о том, что ваши отношения были вызваны лишь твоим профессиональным интересом к моей персоне. Скажи мне правду, дружище, излей, как говорится, душу.
   - Господи! - усмехнулся Женя, -- неужели ты только за этим и прилетел в Париж?
   - Но ты же знаешь, что Ира - моя лучшая подруга, а я очень переживаю за своих друзей. Скажи мне сейчас правду и ничего, кроме правды, и будем считать инцидент исчерпанным.
   - Ну, если ты так хочешь, -- пожал он плечами, доставая сигарету, -- в конце концов, я не выдам особых секретов. Да, действительно, после вашего приезда я получил приказ установить с вами личный контакт с целью... не важно, с какой целью. И я установил контакт, после чего операцией стала заниматься разведка, а меня назначили ответственным. На определенном этапе операции выяснилось, что Алина является более перспективным объектом, и я переключился на нее. После известной тебе перестрелки меня опять вернули сюда, а руководство операцией снова перешло к СБ. И, насколько мне известно, там, наверху, был большой шум. Сейчас за тобой просто ведется наблюдение, но, честно говоря, все это меня уже не интересует. Это была всего лишь одна из операций, да к тому же неудачная. Сзади послышался щелчок открываемой дверцы машины. - Ты слышала, Ирочка? - крикнул я, не оборачиваясь. - Ты всего лишь одна из неудачных операций этого рыцаря щита и меча.
   - Ирина? - удивился Женя, глядя мне за спину. На его груди появилась яркая красная точка, его глаза расширились. - Ира, подожди! - закричал он, засовывая руку за пазуху. Но она уже вдавила спусковой крючок, и стреляла, пока не кончились патроны. Хорошо, что я предусмотрительно надел глушитель. Утром я зашел в номер Иры как раз тогда, когда по телевизору закончилось сообщение о странном убийстве молодого дипломата, и начался репортаж о взрыве Медицинского Центра, расположенного на окраине Парижа. Потом пошли сообщения об аналогичных взрывах по всему миру: объектами террористических актов, -- взволнованно говорил диктор, -- стали, преимущественно, медицинские исследовательские центры и фармацевтические фирмы.
   -- Ну, как ты? - спросил я у безразлично смотревшей на экран девушки.
   - Все нормально, -- глухо ответила она, не оборачиваясь.
   - Вот и отлично, собирайся, уезжаем, я жду тебя в низу.
   Спустившись в просторный ресторан отеля, я занял небольшой столик у входа, и заказал бокал "Мартини". Молодая пара, сидевшая на другом конце зала, о чем--то оживленно болтала, прерывая болтовню горячими поцелуями. Почувствовав взгляд, девушка повернула голову в мою сторону, наши глаза встретились и я, улыбнувшись, подмигнул ей. Смутившись, она отвернулась, о чем--то быстро заговорила со своим спутником, после чего он тоже посмотрел на меня, а потом, поднявшись, решительно направился к моему столику, на ходу расстегивая пиджак и нащупывая что-то у себя под мышкой.
   - Мсье, не могли бы вы пройти с нами? - раздался уверенный голос за спиной. За моим креслом, с обеих сторон, стояли двое весьма внушительных мужчин в черном.
   - Да, конечно, -- согласился я. - Только у меня такое впечатление, что вон тот молодой человек собирается вам помешать. Они резко вскинули головы, одновременно засовывая руки под пиджаки. Парень в это время уже поднимал на них свой пистолет, а его похожая на школьницу девушка, встала из-за стола, вынимая из сумочки свой, вполне взрослый "Магнум".
   - Как не хорошо получается, -- смакуя вино, думал я, наблюдая за перестрелкой. - Вроде бы союзники и надо же такому случиться. Да, трудно будет политикам объяснить друг другу и всем остальным, почему среди бела дня, в центре Парижа работники французской службы безопасности устроили перестрелку с Цеэрушниками. Как они, все-таки, предсказуемы!
   Оставив на столике 100 баксов, я вышел в холл. Ира с вещами была уже там.
   Не обращая внимания на поднявшуюся суматоху, мы спокойно сели в заранее вызванное такси, и через полчаса я пил шампанское в самолете. Ира, сидевшая рядом, делала вид, что спит.
   - Да что же это творится! Опять бокал вина не дадут спокойно выпить! - толкнув Иру в бок, поделился я своими наблюдениями. Один из пассажиров вскочил и, размахивая автоматом, объявил, что это угон и что он взорвет самолет, если мы не полетим в Пакистан. - Нет, ты только посмотри, Ирочка. Знаешь, что меня больше всего раздражает в подобных ситуациях? Больше всего меня бесят эти трусливые овцы, называемые заложниками. Да вон, посмотри, - посмотри: здоровенный сильный мужик пытается спрятаться за женщину, а вон там - крепыш упал в обморок. Женщины рыдают, готовые на все, только бы остаться в живых. А посмотри на ту пожилую пару: им ведь и так осталось немного гостить на этом свете, а они упали на колени, умоляя их не трогать. Смотри, полный самолет людей, в большинстве своем, сильных и здоровых, а он только один, и не найдется никого, кто бы бросил ему вызов. Все они будут плакать, и унижаться, только бы их не трогали, лишь бы оставили жить. А я хочу спросить: кому нужна их паршивая жизнь? Я просто не понимаю, как можно жить после того, как один придурок из-за твоей спины расстреливает ребят, которые пытаются тебя спасти, а ты смотришь, как они умирают, и остаешься жить. Что мы могли сделать? -- жалуются они потом, -- ведь он был вооружен, а мы - нет. Вы могли умереть! - таков единственный ответ тем, кто не в состоянии постоять за себя, ибо, зачем нужны овцы, способные только путаться под ногами и жалобно блеять. И я никогда не смогу понять, как 100 бандитов, взяв в заложники 1000 человек, могут удерживать их несколько дней, отстреливая солдат, пытающихся спасти заложников, по одному, из-за спин этих здоровенных мужиков.
   Пока я держал свою обличительную речь, знакомая красная точка возникла на лбу террориста - за секунду до того, как там же появилось отверстие.
   - Заткнись, наконец, -- зло прошипела Ирина, снова закрывая глаза.
   - Да, теперь она полностью готова, -- улыбнулся я сам себе и залпом допил шампанское.
   С огромным букетом белых роз я осторожно вошел в квартиру Иры. Стоя на коленях, она пыталась настроить телевизор.
   - Может, помочь? - остановившись в дверях, осведомился я и через мгновение уже заглядывал в ствол пистолета.
   - Черт возьми! - выругалась Ира. - Сколько раз тебе можно говорить: звони, прежде чем войти, -- бушевала она, опуская пистолет. Запомни, наконец, что нормальные люди не вваливаются так неожиданно, конечно, если они хотят остаться в живых.
   - Да ладно, перестань. Обычная проверка твоей бдительности, ты же знаешь, что я за тебя переживаю и не хочу, чтобы тебя когда-нибудь застали врасплох, особенно сейчас. Ведь ты слишком рванула наверх: всего каких-то десять дней прошло, а ты уже не только новую квартиру заимела, но и оттяпала солидный кусок бизнеса у Олега. Кстати, об Олеге. Он сильно на тебя жалуется, говорит, что ты несколько его ребят убила буквально ни за что.
   - Ага, как же ни за что! Скоро и он рядом ляжет, если будет путаться под ногами. А его парни почему--то решили, что им со мной можно себя вести, как со шлюхой. Теперь эти козлы, может, все-таки поймут, что приличные девочки не выносят такого поведения. - Ира, наконец, замолчала и села в кресло.
   - Ну--ну, потерпи немного. Сегодня я уезжаю, вернусь через два дня, и тогда все недоразумения решатся сами собой. А сейчас мне пора: надо еще заехать к одной несчастной девочке, между прочим, она тут недалеко живет. О, я совсем забыл, можно от тебя такси вызвать? Понимаешь, -- начал я отвечать на Ирин недоуменный взгляд, -- даже сам не знаю, как все получилось. Короче, сегодня утром от нечего делать решил малость поразвлечься и поиграть в догонялки с гаишниками. Все начиналось, как обычно: погоня с сиренами, перестрелками и даже один убогий вертолет подключили. Так вот, я бы от них обязательно ушел, если бы не этот проклятый грузовик на перекрестке. В общем, машина - всмятку. Моей, правда, тоже досталось немного. Вот и приходится пока ездить на такси.
   -- Да, надо же цветы куда--то поставить, -- вызвав машину, вспомнил я о букете. - Ой, тоже мне проблема! Брось их в ванну, но только не забудь воды налить, -- пожала плечами Ира. - У меня еще нет подходящей посуды.
   - В следующий раз учту, -- улыбнулся я, -- буду дарить цветы вместе с вазой, книги со шкафом, посуду с сервантом и...
   -- Пистолет с трупами, -- закончила она.
   - Ну, зачем так мрачно? - скривился я. - К тому же с чем--чем, а с трупами у тебя проблем нет.
   - Это я и имела в виду, вспоминая все случившееся со мной за последнее время, я заподозрила неладное. Видишь ли, создается впечатление, что, все это подстроено специально.
   - Ты тоже это заметила? - воскликнул я. - Ой, подожди, кажется, машина пришла. Не вешай нос, поговорим после моего возвращения, и очень серьезно.
   Садясь в такси, я помахал рукой стоявшей у окна девушке. Не ответив, Ира продолжала задумчиво смотреть мне в след.
   По крайней мере, здесь меня не пристрелят за то, что я принес цветы, -- удовлетворенно думал я, ставя букет орхидей в вазу. И ваза, к тому же есть, только хозяйки еще нет. Так, где здесь у нас часы? Ага, пора: замок щелкнул, а потом, пропустив в квартиру Сашу, хлопнула дверь.
   - Слушай, когда ты все успеваешь? - крикнул я из комнаты.
   - Ты о чем? - как ни в чем не бывало, спросила она.
   - Да я обо всем: и работаешь допоздна, а в квартире порядок идеальный, и даже холодильник полный. А может, тебе кто--то помогает? Жениха еще не нашла? А знаешь, у меня есть на примете один парень, такой, понимаешь, конкретный мужик. Прямо, можно сказать, принц, совсем недавно даже родословную купил, и, к тому же, целыми днями ездит на этом белом... как его... из головы вылетело...
   -- Коне, -- подсказала Саша, входя в комнату.
   -- Точно, "Мерседесе". Конь ему не понравился: бензин, видите ли, быстро заканчивается. Ведро в него вливаешь, а он, сволочь, не больше получаса после этого работает. Невыгодно.
   --
   -- Спасибо за цветы, -- поблагодарила Саша, поправляя букет.
   - Ну, раз не хочешь принца, тогда могу предложить... нет, он тебе тоже не подойдет, -- встретив ее холодный взгляд, я решил повременить с обсуждением женихов.
   - Я тебя внимательно слушаю, -- усевшись в кресло напротив, Саша одарила меня серьезным взглядом.
   - В каком смысле?
   - Ну, ты же никогда не приходил просто так. Именно ты.
   - Ты мне льстишь, -- улыбнулся я. - А вот представь себе, просто зашел в гости. Дело в том, что сегодня я уезжаю в командировку по делам, так сказать, фирмы. Кажется, я тебе не говорил, что решил заняться солидным бизнесом, раскрутил свое дело и сейчас являюсь директором фабрики по производству плюшевых игрушек. А знаешь ли ты, какой сейчас в мире спрос на плюшевые игрушки, особенно в развивающихся странах? Вот сейчас, например, я лечу в Ирак. Оказывается, Хусейн не такой злодей, как его рисуют, на самом деле, его гораздо сильнее интересуют такие вполне безобидные вещи, как игрушки. Согласно нашей предварительной договоренности он собирается закупить довольно большую партию моих плюшевых зайчат с новейшей системой самонаведения - это в смысле, чтоб морковка мимо рта не попала.
   - Можно узнать, чем это все закончится? - напряглась Саша.
   - Нет, нет, ты что! Никаких глобальных войн, эпидемий, катаклизмов природы, видишь ли, в чем проблема - ваша цивилизация слишком искусственна, вы поднимаетесь все выше и выше, но опираетесь только на вещи, иными словами, если у вас отобрать эту кучу всевозможных предметов, то через очень короткое время вы будете уже улюлюкать на деревьях: ведь без вещей вы - ничто. И поэтому я собираюсь стряхивать этот мир до тех пор, пока вы не научитесь нормально обходиться без всего хлама, или же... -- я развел руками. - Кто не может выжить - должен умереть. И не смотри на меня такими глазами, это действительно очень просто осуществить, как говорится, даже легче, чем отнять леденец у ребенка, хотя сейчас такие дети.... Да, о чем это я? Вспомнил! Я говорил о том, что можно оживить целый мир, развалив экономику некоторых ведущих стран, но не буду утомлять тебя скучными подробностями, к тому же мне уже пора. Я тебе привезу какой-нибудь милый сувенир, -- подарив ей напоследок воздушный поцелуй, я направился к выходу.
  
   -- Привет, дружище! - широко улыбаясь, я влетел в кабинет Олега. - Смотри, что я тебе привез, -- я поставил перед ним на стол, красиво оформленный флакончик с желтоватой жидкостью.
   - Это что, какая-то наркота? Олег совсем не спешил брать в руки подарок.
   - Ты что совсем с ума сошел? Ты же знаешь, я ненавижу наркотики, - они делают из людей идиотов не хуже, чем политики. Наркотики! Надо же такое придумать! Это новая разработка наших арабских друзей - туалетная вода с поистине изысканным ароматом. Вот понюхай.
   - И в чем тут секрет? - спросил Олег, осторожно принюхиваясь.
   - Ну что ты за человек, честное слово, во всем подозреваешь какой-то подвох с моей стороны. Что, я не могу привезти в подарок обычную туалетную воду? Правда, побрызгавшись ею, ты к вечеру умрешь от сердечного приступа, но, поверь, и тогда ты будешь все так же обалденно благоухать, причем, установить истинную причину смерти чрезвычайно трудно. Да не бойся ты -- нужна определенная концентрация при непосредственном контакте с кожей. Я купил небольшую партию этого парфюма на подарки, но не это главное, -- я уселся во вращающееся кресло напротив Олега, -- главное то, что теперь я буду поставлять в Ирак нефтедобывающее оборудование, для того, чтобы они смогли продавать мне как можно больше этого "черного золота". Я буду скупать всю их нефть, и продавать на международном рынке по демпинговым ценам...
   Внезапно в приемной началась какая--то возня, быстро закончившаяся несколькими приглушенными выстрелами.
   - Что там случилось? - Олег удивленно посмотрел на меня, одновременно доставая пистолет.
   - Похоже, мои девочки, наконец, познакомились, -- пожал я плечами. Быстро вскочив, Олег бросился к двери, и тут прозвучали два легких хлопка. - Вот оно - неотразимое женское обаяние, -- подумал я, наблюдая, как Олег с двумя отверстиями в груди падает на пол. Улыбнувшись, я начал разворачиваться к двери одновременно с красным лучом прицела, двинувшимся ко мне... Я снова стоял среди развалин мертвого города. На этот раз где-то, вроде бы совсем рядом, раздавался неясный шум голосов. Любопытство взяло верх, и я отправился выяснять, что тут происходит, попутно "переваривая" события последнего времени, времени, когда я был дьяволом. Неожиданно улица, по которой я шел, закончилась, резко обрываясь в пустоту. Я подошел к самому краю, оглядываясь по сторонам. В этом месте обрывалась не только улица - весь город, словно надкушенный пирог, нависал над огромной долиной, раскинувшейся где-то внизу. Оттуда--то и исходили заинтересовавшие меня звуки, - По всей видимости, это и есть место последней битвы, -- подумал я, окидывая взглядом равнину. Основное сражение еще не началось, но две армии уже стояли в полной готовности, хотя едва ли можно было назвать армиями это сборище оборванцев, две толпы которых располагались друг напротив друга. Ножи, топоры, палки составляли основной арсенал этих людей. Только немногие счастливчики имели огнестрельное оружие. Слева от меня в полной тишине стояло божье войско, очевидно, молясь перед боем. - А сатана в своем репертуаре, -- взглянув направо, усмехнулся я: его люди, держа в руках разноцветные воздушные шарики, дружно распевали веселые песни. Внезапно земля дрогнула и постепенно расступилась, выпуская из недр огромное красное чудовище с семью головами и десятью рогами. Стоявшие справа люди радостно закричали, отпуская в небо шарики. Следом за зверем, практически никем не замеченный, вышел мальчик лет 10, мальчик, который и был дьяволом. Он уселся в сторонке и с интересом стал следить за тем, как зверь, став на задние лапы, заревел всеми своими головами, вызвав, тем самым, взрыв восторженных криков своей армии. Какое--то движение началось и в стане божьего войска. Над ним собралось множество белоснежных облаков, которые начали уплотняться, принимая очертания всадника. Через мгновение уже живой конь бил по земле исполинскими копытами, голова сидевшего на нем всадника, скрывалась где-то в вышине. Приветствуя своего предводителя, армия, в полной тишине, опустилась на колени. А я смотрел на этих, таких величественных, предводителей с их жалкими, оборванными войсками и не знал, плакать мне или смеяться. Но вот, наконец, закончив все приготовления, армии стали медленно сходиться. Я стоял на краю пропасти, наблюдая за тем, как они сталкиваются где-то далеко внизу, смешиваясь друг с другом, убивая, калеча, умирая в этой огромной беспорядочной толпе. Уже нельзя было определить, кто на чьей стороне - осталась одна бесформенная масса людей, тех немногих, кто еще остался в живых после бесконечных бед, несчастий, катастроф. Они выжили, несмотря ни на что, но только для того, чтобы сейчас умереть. - Ради чего гибнут эти последние крохи человечества? - спрашивал я себя. Я был и Богом, и Дьяволом, но их цели и устремления не прельщали меня. Каждый из них был в чем--то прав. Бог - в том, что в мире слишком много ненужной боли и страданий. Сатана - в том, что человечество способно на большее. Но, в конце - концов, они думали только о себе, мы для них - просто пушечное мясо, статистическая единица, подопытные кролики...
   -- Дядь, расскажи, чем сказка закончилась, -- прервал мои мысли детский голос, -- расскажи, ты же обещал. Я оглянулся и увидел сзади маленького мальчика, можно сказать, из далекой, прошлой жизни.
   - Да, Вадик, я помню, что обещал, -- согласился я, -- только напомни, на чем мы остановились.
   - Ты рассказывал, как мальчик бился со злым колдуном, и у него ничего не получалось, пока он что-то не придумал. Наверное, какое--то заклинание. И он тогда сразу пошел и превратил колдуна в жабу или, лучше в паука.
   - Нет--нет, подожди, -- прервал я его оживленный поток слов, - кто из нас рассказывает сказку? Все было совсем не так.
   - А как? - заинтересовался Вадик.
   - А вот как. В один чудесный, солнечный день, когда собственное уродство и уродство окружающих вызывало у мальчика небывало сильное отвращение, и он не знал, что делать, вот тогда он, -- я на мгновение задумался, -- тогда он стал перед зеркалом и сказал: "Да, я маленький, отвратительный карлик, но я сам в этом виноват". И тут случилось чудо, чары рассыпались, -- закончил я, удивляясь самому себе.- Черт побери, думал я, не обращая внимания на прыгающего рядом ребенка, -- ведь это так и есть - я, действительно, был маленьким уродцем и только сейчас, поняв, что это исключительно моя вина, я стал другим, я изменился, я вырос.
   - Хватит! - прошептал я, поворачиваясь к долине и заглушая шум сражения. - Хватит, -- повторил я в полной тишине.
   -- Как ты посмел? - услышал я голос из сгустившегося рядом тумана, -- разве ты забыл, кто ты?
   - Да, забыл, но сейчас вспомнил.
   - Я всегда могу поставить тебя на место, -- разорвав туман, ко мне вышел Бог, наши глаза встретились, и я, заметив его удивление, понял, что я уже сильней Его. Через несколько секунд он сдался, опускаясь передо мной на колени.
   - А ты, оказывается, славный парень. Сатана сидел сзади, с ухмылкой наблюдая наш поединок. - Но есть одна, маленькая такая, деталь: если ты немного постараешься, то наверняка вспомнишь подробности, так сказать, обстановки, из которой ты попал сюда. Я кивнул, четко помня луч лазерного прицела, двигающийся ко мне. - Тогда ты должен понимать, что если вместо меня вернешься ты, то... -- он развел руками. - Честно говоря, я, в некотором роде, предвидел такую ситуацию, поэтому и подстроил тот веселый инцидент. Поверь мне, разъяренные решительные женщины - это очень серьезно. Теперь, как видишь, у тебя нет выбора.
   - Нет--нет, -- рассмеялся я, -- жизнь не имеет значения, - этому я научился у тебя. Позволь в ответ научить тебя другому: смерть тоже не имеет значения. И еще: да, жизнь и смерть не имеют значения, зато они имеют смысл, и это главное. Неважно, что каждый ищет смысл по--разному, отыскивает свои пути к заветным целям и идеалам, важно то, что именно эти поиски и являются смыслом жизни, поиски самого себя, своего места, своих ценностей - вот единственное, что имеет значение в жизни и смерти, но не сама жизнь и смерть. И только ища самого себя, человек идет вперед, только тогда он взрослеет. Я вырос, и теперь во мне уже нет места для Богов, мне уже не нужны няньки, которых можно обвинять в своих бедах и клянчить жалкие подачки. Я уже достаточно взрослый, чтобы самому нести груз жизни и смерти, пришло время убить Вас, ибо мы не сможем жить вместе, в одном мире, потому что я слишком хорошо знаю все ваши липкие мысли и идеи, способные обмануть разве что ребенка.
   Я сидел на обломке железобетонной плиты среди развалин города и неторопливо кидал камешки. Рядом, в пыли, лежали тела убитых мной Бога и Дьявола. Да, я прекрасно понимал, что все это плод моей фантазии, это нереально, но вполне реальным было мое воображение, и если в этом мне помогло столь необычное сумасшествие, то тем лучше, ведь с раннего детства нас начинают подгонять под единый стандарт, вкладывая одинаковые понятия, одинаковые идеи, одинаковые мысли. Нам не дают расти, проповедуя истины мертвых веков, нам не дают думать, заранее вкладывая в наши головы устаревший хлам. Мы умираем, так и не повзрослев, продолжая играть игрушками наших пещерных предков. И если для того, чтобы очистить голову для своих мыслей и стать, наконец, взрослым, нужно сойти с ума, то я целиком за такую болезнь. Всезнающее Нечто осторожно вошло в меня, как приз за возмужание и мы слились, став единым целым. Я стал частью Вселенной, Вселенной, которая знает все. Теперь я тоже знал, как все началось и чем закончится, я знал абсолютно все, окидывая взглядом неизбежность событий. Нет, это не фатализм. Детерминизм - вот что лежит в основе Вселенной - признание всеобщей объективной закономерности. Сатана был прав, утверждая, что в хаосе тоже есть свой порядок. Порядок есть везде, все подчиняется определенным законам, а разве может быть место случайностям там, где все закономерно. Да, это, конечно, очень интересно, но уже пора возвращаться в реальный мир. Я поднялся, разглядывая вечернее небо и улыбаясь заходящему солнцу...
   Закончив поворот, кресло остановилось одновременно с тонким лучом, красной точкой замеревшим на моей груди, источник этого луча находился в изящной Ириной руке. Стоявшая в нескольких шагах от нее Саша была еще в дверях. Наши глаза встретились, останавливая время. - Я тебя люблю, -- сказал ей мой взгляд. - Я тебя тоже люблю, -- ответила Саша - хорошо, что ты, наконец, вернулся, но... -- и тут, опомнившись, она поняла, что сейчас произойдет. - Не бойся, все будет в порядке, ведь главное, что мы любим друг друга, - попытался успокоить ее мой взгляд.
   - Стой! - все же закричала она Ире, оживляя время.
   "Стой!" - кричала она, но пистолет уже слегка дернулся от выстрела.
  
  
  
  
   1
  
  
   43
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"