Полосатая рыбка жадно разинула рот и заглотала очередного малька. Оставшиеся бестолково метались среди взрослых рыб, не делая попытки скрыться в пучках водорослей у дна.
Антон постучал пальцем по стеклу аквариума. Шевеля роскошными плавниками, одна рыба подплыла к нему и уставилась выпуклыми глазами-телескопами. Золотистое тело её, подсвеченное лампой, металлически блестело. Просвечивал насквозь пузатый живот с тёмным комком внутренностей.
Аквариум у кабинета психиатра должен был умиротворять пациентов и настраивать на позитив. Считалось, это помогает клиентам обрести душевное равновесие. Антон в аквариуме видел только литры искусственно очищенной воды с синтетическим грунтом и жалкими зарослями водной травы. А мотающиеся внутри стеклянной банки безмозглые твари с чешуёй наводили на мысли о бессмысленности бытия.
Последний малёк исчез в пасти собственного родителя. Антон щёлкнул пальцем по стеклу:
-- Кругом секс и насилие.
Он потоптался у двери с табличкой психотерапевта. Под утро, выскочив из морга, он едва дождался начала приёма, чтобы сдаться на милость специалиста. Что угодно, лишь бы не слышать тот страшный мёртвый голос у себя в голове. Но когда врач, сурово блестя очками в золочёной оправе, прошагал к себе в кабинет, привычным жестом хлопнув дверью, Антон испугался.
Голос в голове затих, стоило ему выбежать из ледяного, залитого синим светом, зала и захлопнуть за собой дверь. Он тогда выскочил наружу и прижался к косяку, тяжело дыша, и ожидая, что мертвец станет ломиться в коридор. Но внутри было тихо. Антон отлепился от косяка, и, не оглядываясь, зашагал к корпусу, где работали терапевты, с трудом сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом.
Он покрутился возле аквариума, делая вид, что любуется рыбками. Потом несколько раз прошёлся мимо кресел для посетителей. Нет. Врач решит, что он псих. А это потеря работы, проблемы в университете. Мать расстроится, будет плакать на кухне, и бросаться в сына нечищеной картошкой.
Антон отвернулся от двери с табличкой "психотерапевт", решительно прошагал мимо аквариума и сбежал по лестнице в вестибюль. Его велосипед стоял на своём месте у въезда на территорию клиники, прикованный цепочкой за решётку забора.
Антон провёл ладонью по облезлому сиденью. Деньги, взятка за надругательство над покойником, приятно оттягивали нагрудный карман. Единственный дар от биологического отца. Если не считать пяти минут удовольствия, которые он, должно быть, подарил матери Антона за девять месяцев до его рождения. Мать при упоминании блудного папаши каждый раз начинала шипеть, как ошпаренная кошка.
Он так бы и не узнал, кто его отец, если бы не случайность. Шли местные новости. Мать сидела, поджав ноги, на диване, ела конфеты из пакета и ждала свой сериал. Вдруг она взвизгнула, подскочила на диване, стащила с ноги тапок и швырнула его в телевизор. Тапочка звонко шлёпнула по стеклу, а мама, тыча пальцем в экран, выкрикнула: "Гад! Чтоб тебя приподняло да шлёпнуло! Сколько крови из меня выпил, паразит!" Антон посмотрел. "Паразит" в дорогом костюме и при галстуке белозубо улыбался с экрана. "Смотри, сынок, на этого гада, - задыхаясь, сказала мать, и кусочки конфет вместе со словами вылетали у неё изо рта. - Это твой папаша, чтоб ему сдохнуть. Ишь, улыбается, мерзавец"
Антон потом узнал имя отца, и долго мечтал, как сообщит ему, что у того где-то растёт сын. Но потом он вырос, и мечтать перестал.
Он выехал на дорогу. Дорогой магазин спорттоваров недалеко от дома. Там, выставленная на витрину, сияет за стеклом последняя модель горного велосипеда. Недоступная и желанная, как красотка-супермодель. Сегодня она будет принадлежать ему. Денег за покойного папашу как раз хватит.
-- Гляди, Витёк, наш Антошка на своём драндулете приехал. Рухлядь за руль приволок.
-- Не, он его между ног тащил, ногами шаркал.
Антон молча поставил велосипед у крыльца. Витька и Стас, с платного отделения. Ну конечно, у них тут, у магазина, курилка и клуб по интересам. Лавочки с урной, клумба с цветочками. Бутылка пива с утра и дорогие сигареты. Упаковка от гамбургера валяется под ногами в кроссовках ценой в две его зарплаты.
В другой день Антон проехал бы мимо, лишь бы не слышать дежурные шутки об облезлом велосипеде и дешёвых одёжках сынка матери-одиночки. Неделю назад Витёк глубокомысленно заметил, откуда бы у блондинистой мамаши взялся такой чернявый сынок, и не на рынке ли она его нашла.
Антон тогда вернулся домой с разбитым носом, нянча вывернутую в суставе руку. Мать сначала испугалась, а потом заметила, что он порвал почти новую куртку, и добавила ему половником по затылку. Хорошо хоть, половник был пластиковый, китайский. От него не больно.
-- Никак, в магазин собрался, - Витёк радостно толкнул Стаса локтем в бок. - Хочет свой драндулет продать.
Стас заржал, как конь. Антон ступил на крыльцо, Витёк подставил ногу.
-- Отвали, - угрюмо сказал Антон.
-- А то что? - Витёк подвигал внушительными бицепсами. - Побежишь жаловаться мамочке?
Антон попытался взойти на крыльцо. Стас вытянул ноги поперёк ступеней. Его круглая физиономия расплылась в улыбке.
"Жалкие твари. Червяки, жрущие землю. Годные только на удобрение!"
Голос прозвенел в голове, как удар гонга. В глазах поплыло. На какое-то мгновение Антон увидел площадь старинного города, в котором он никогда не был. Вспышку пожирающего огня. И в ореоле рыжего, беззвучно ревущего пламени - чьё-то разинутое в немом крике лицо.
Он моргнул. В ушах эхом звучал чужой голос. Губы ещё выговаривали чужие слова. Взмокшие пальцы цеплялись за перила крыльца. Он в панике оглянулся, не зная, где находится. Потом муть в глазах пропала, а привычная картинка со ступеньками и двумя парнями вдруг стала чёткой, как на экране супердорогого коммуникатора.
-- Да он псих, - улыбка Стаса поблекла. Он убрал ногу со ступеньки, и теперь таращился на Антона.
-- Ты как нас назвал, чудило? - Витёк, не такой впечатлительный, как Стас, вцепился Антону в отворот куртки и принялся накручивать на кулак. - Червяки? Землю будем жрать?
Площадка у магазина в этот ранний час была пуста. Охранник за стеклом стоял спиной к крыльцу. Да если бы он и смотрел - это бы не помогло. Вся эта лавочка вместе с товаром внутри принадлежала Витькиному отцу.
Антон лягнул Витька в коленку. Удар пришёлся вскользь, а Витёк радостно оскалился, предвкушая развлечение.
-- Держи его, Стас. Сейчас мы ему покажем червяков.
Антон отчаянно махнул кулаком, целя противнику в глаз, но тот увернулся. Боксёр против велосипедиста, смешно.
Стас ухватил его сзади за локти, он дёрнулся, опять лягнулся, на этот раз назад, и попал. Стас зашипел, припав на одну ногу, но жертву не выпустил.
-- Вот тебе за "тварей", - с расстановкой сказал Витёк, отводя руку для первого тычка.
Антон смотрел, как в лицо ему - прямо в глаз - летит кулак. Он отчётливо видел каждую костяшку. Успел представить, как кулак врезается ему в бровь. В глазах потемнело, Антон даже не понял, зажмурился он или нет.
Ему вдруг стало тесно в куртке. Он неудержимо рос, раздувался, теснимый изнутри тугой, обжигающей волной живого огня. Он повёл плечами и почувствовал, как лёгкая ткань соскользнула с него. Внутри уже бушевал огненный шквал, и Антон закричал, чтобы выпустить его из себя. Вспышка оранжевого пламени проникла даже под зажмуренные веки, и он открыл глаза.
Всё вокруг него окрасилось радужным светом. Контуры зданий, очерченные слепяще-белыми штрихами, слегка колыхались и покачивались, мигая дырами окон. Деревья превратились в скрученные неведомым ветром и так застывшие жгуты пульсирующих суставчатых труб. Трубы, словно диковинный водопровод, гудели и пульсировали, качая из земли зелёную жидкость. Жидкость переливалась и мерцала.
За просвечивающими насквозь стенами зданий двигались такие же жалкие, полупрозрачные создания с тёмным комком душонок внутри. Антон признал в них людей, и подивился, как они похожи на рыбок в аквариуме. Ещё две такие же рыбки корчились поодаль, открывая и закрывая рты в жалком подобии речи.
Ему внезапно стало смешно. Неужели он совсем недавно боялся этих червеобразных существ? Он может раздавить их одним пальцем, даже мокрого места не останется.
Антон засмеялся, изо рта его вырвался протуберанец рыжего пламени, а смех раскатился подобно грому. Потом что-то зашипело, разлетелось ледяными брызгами, и всё погасло.