Старик за высокой стойкой небольшой антикварной лавки недовольно поморщился на мелодичный звон колокольчика. Любование старинной брошью в виде изумрудного майского жука было прервано на самом интересном месте. Иосиф Львович Лукашов, известный в определённых кругах по кличке "Оська -драгомет", оторвался от окуляров небольшого микроскопа, с помощью которого ему удалось прочитать тайное любовное послание известного декабриста к таинственной К. Мендель. Некий искусный резчик нанес на золотое брюшко жука пылкое любовное откровение в стихах:
"Мы любим юных чаровниц,
Прекрасных, как рассвет.
Пленённый прелестью их лиц,
Любой напишет им сонет.
Но мудр воистину лишь тот,
Кто смог увидеть и поймет
Всю опытность и красоту услад
У женщин в пламенеющий закат".
"Надо будет вечерком Сонечке прочесть, прямо про нас с ней писано", - решил Иосиф Львович. - "Скажу, что сам сочинил".
Антиквар мысленно прикидывал, во сколько раз поднимется цена старинной броши, когда коллекционеры узнают об этом ранее неизвестном стихотворном послании декабриста. Именно в этот сладостный миг обогащения раздался звон колокольчика от входной бронированной двери.
Подняв покрасневшие глаза, старик никого не увидел за высокой стойкой. Но он же явственно слышал чьи-то легкие шаги! Мистика! Тут это послание из другого века, не хватало только призрака, явившегося его забрать. Антиквар испуганно прикрыл сморщенной ладошкой, похожей на куриную лапку, бесценное теперь сокровище.
- Дяденька, а у вас нет патефона? - раздался тихий детский голос из-за барьера.
Иосиф Львович привстал и увидел за стойкой вихрастого мальчугана лет десяти.
- Малыш, тебя не учили здороваться, когда приходишь в чужой дом? - раздраженно прохрипел антиквар, убирая брошь в приоткрытый тайник столешницы.
- Дяденька, но это же не дом. У вас там написано, что это лавка.
- Какая разница? Ты же здороваешься не с лавкой, а с живым человеком в ней. Я, к твоему сведению, тут ещё живу и надеюсь, что долго. Ты патефон принёс продавать или хочешь купить?
- Нет, просто послушать.
- Мальчик, ты что? Издеваешься над старым больным человеком? Не надо тратить мои нерьвы! Тут вам не дискотека, чтобы танцы под патефон танцевать! - Старик, когда сильно волновался, всегда переходил на одесский говор.
- Не танцы, дяденька. Просто послушать, - мальчик не ожидал такого отпора и испуганно отступил на шаг к двери, словно собираясь ретироваться.
- Что ти имеешь послушать?
- Вот, - мальчик достал из-за пазухи грубо обрезанный рентгеновский снимок с дыркой посредине.
Антиквар мгновенно успокоился, поняв, что его богатствам ничто не угрожает.
- Патефон, патефон. Тут не патефон нужно, а более современную технику. Патефонные иглы только портят эти редчайшие записи "на костях". Есть у меня несколько таких. Сейчас принесу радиолу, тогда и послушаем. А что там у тебя? Твист или джаз?
- Нет. Тут накорябано "романс".
- Старинный романс? Это интересно. Я бы купил эту вещичку. Сколько ты за неё хочешь, мальчик? - Антикар быстро прикинул, что, если это некий неизвестный старинный романс, то он может на нем наварить не меньше, чем на письме декабриста. Хмурый осенний день ему явно улыбался.
Старик достал из подсобки запыленный проигрыватель и аккуратно установил рентгеновский снимок на диск. Первые же слова романса заставили затрепетать сердце старого ловеласа. День не просто улыбался, он пел в унисон ликующей душе. Опытный антиквар сразу понял, на чьи слова написан этот неизвестный романс. Эпоха декабристов в этот день не только писала для него, но и пела. Правда, пела она довольно молодым женским голосом, да и музыка современная.
Но стихи! Стихи были из далёкого прошлого:
"Вы опыта не слушайте совета,
Как в пламени любви вам не сгореть,
А лучше окунитесь в жар сонета,
Он голосом Петрарки будет петь.
Что старость утомляет в чаровницах,
То молодость пленяет, как пожар,
А всполох пламени на юных лицах
Как сладкий колдовской нектар.
Кто чувства гнал, боясь волны,
И камешки не приносил с Луны,
Того любви минует щедрый дар.
Лишь тот, кто жертвовал годами,
Дары любви кто не считал долгами
Получит чудным счастьем гонорар".
Благородная слеза блеснула в уголке глаза антиквара при последних сладостных аккордах. Волшебной красоты романс, да еще написанный на чудный сонет! Такого Иосиф Львович давненько не слыхал. Не в моде нынче стали тревожащие душу блюзовые мелодии, всё больше трясущийся в судорогах рэп, оглушающий рок, да визгливая попса.
"О времена, о дети!" - подумал старик, искоса поглядывая на мальчика и перебирая варианты, как бы подешевле выкупить этот необыкновенный романс "на костях".
- Мальчик, какое у тебя самое заветное желание? - отведя в сторону глаза, медовым голосом промямлил антиквар.
- Ну, не знаю, а зачем вам?
- Ну, вот на Новый год, что бы ты хотел, чтобы тебе подарили?
- Велосипед. Спортивный. С пятью скоростями.
- Велосипед? Зимой? Ну, это слишком дешёвая мечта. Нужно мечтать о чем-нибудь огромном и дорогом.
- Не знаю. Мамка мне сказала, что на дорогие подарки надо самому зарабатывать. Вот мой папка уже давно собирает на сварочный аппарат, но никак не может собрать.
- А зачем ему сварка?
- Он водитель тут у одного богатея и хочет в гараже открыть ремонтную мастерскую. Так у него уже всё есть, кроме сварки.
- Хорошо, - Иосиф Львович отсчитал несколько крупных купюр и пододвинул к краю стойки. - Считай, что тебе повезло, я покупаю твою пластинку. Ты ведь хотел продать её и сделать папе дорогой подарок?
- Вообще-то... Раньше не хотел. Я думал там записано окончание письма, которое нашел.. ну, неважно. Но раз там песня... Я согласен, дяденька, - мальчик, сгреб деньги и, не считая, сунул в карман потертой джинсовой курточки.
--
Что сказала Софья Дуракова
Роман уже пять раз прошелся мимо резной беседки в саду Болдинской усадьбы, но Софы там не было. Дочке богатого чиновника категорически запрещали заходить во флигель, где жили водитель с женой и сыном, поэтому местом встреч стала увитая плющом и диким виноградом беседка в глубине сада.
Роман и Софья были одного возраста и любили играть вместе. Этому всячески препятствовала няня Софочки рыжеволосая студентка Варвара. Она проживала, в отличие от семей садовника, сторожей и водителя не в отдельном флигеле в дальнем углу роскошного парка, а в хозяйском трёхэтажном доме, недавно перестроенном из старинной помещичьей усадьбы.
Жена сторожа рассказала как-то Роману, что в давние времена наездами посещал этот чудный уголок сам великий русский поэт. Местные берёзовые рощи, каштановые аллеи и ухоженные пруды восхищали его и вдохновляли на бессмертные творения. В доказательство сторожиха показывала пачку пожелтевших листов, исписанных летящим почерком поэта. Каждый раз при этом она просила Романа никому не говорить об этих мятых черновиках, которые еще её прабабка каждый день выгребала из корзины поэта.
Веру Арнольдовну, нынешнюю владелицу Болдинской усадьбы, Роман видел только по утрам, когда она совершала свой ежедневный променад по длинным липовым и каштановым аллеям. Чем занималась бывшая дворянка в остальное время, Роман мог только догадываться, изредка слыша из раскрытого окна второго этажа старческое пение романсов под рояль.
Мама Романа, которая при первом муже Веры Арнольдовны служила гувернанткой, говорила, что хозяйка очень любит играть с управляющим Паулем Фогельбергом в покер по копеечным ставкам. При этом, добавляла всегда мама, постоянно выигрывала, так что вместо зарплаты Пауль частенько оставался еще и в большом долгу.
- Рома, иди сюда, где ты бродишь? - остановил Романа голос Софочки, когда он, задумавшись, проскочил мимо беседки.
- Это где ты бродишь, целый час тебя жду.
- Ладно, быстрее рассказывай, а то я всего на пять минут убежала с урока музыки, - девочка потрясла тонкими пальцами, показывая, как она часами третирует мамин рояль.
- Ничего. Не было там никакого продолжения письма, только песня.
- Какая?
- А я знаю? Меня музыкой не мучают, как тебя. Я кроме Высоцкого и Пугачихи, почитай никого и не знаю.
- Ничего, женишься, узнаешь, кто такой Мендельсон.
- Это кто? Директор дворца бракосочетания?
- Нет. Это тот, под чью дудочку совершаются браки на земле.
- А! Музыкант из оркестра?
- Дурак ты, Ромка, и не лечишься.
- Это скорее ты дура. Это у тебя фамилия Дуракова, а у меня вот настоящая мужицкая - Балдаковы мы.
- Это от слова "балда"? И чем же балда лучше дурака?
- Эх, маловата ты еще, не понимаешь, а то бы я тебе разъяснил, чем гордится наш род Балдаковых.
Не мы балда, а у нас балда, если коротко.
- Ой, маловата я? А разве мы не с одного года?
- Может и с одного, но тогда я, значит, раньше родился.
- А вот и не мог ты раньше. Я зимой, в январе родилась. Притом, второго числа. Съел?
- Как это второго? Второго я родился. Не могла ты родиться в мой день рождения.
- А вот и могла! Вот и могла! - Софочка весело запрыгала на скамейке.
- Стоп, Софка, а как же письмо? Тогда про кого там написано?
Дети застыли и впились друг в друга взглядами.
- А ведь ты прав. На, читай еще раз, только медленно, - девочка достала из-за лифа сложенную пополам четвертинку листа.
- "Уважаемая Вера Арнольдовна. Пишет вам ваша повитуха Акулина Пешкова"- начал Роман.
- Да не с начала, я его уже наизусть выучила. Там, в конце читай, где она перечисляет, кто родился и у кого, - прервала его София.
-Хорошо, - продолжил чтение Роман. - "а у горничной родилась на второй день...", - Всё, тут обрыв.
- А год не указан? Значит, он остался на втором листе. Всё самое интересное пропало, - нахмурила белесые бровки Софа.
- Но ведь указан год, когда рожала твоя мама Вера Арнольдовна. Может, горничная родила в том же году, но на второй день после неё?
--
Несправедливость с плюсом и минусом
Неожиданно Софа вскочила и стала трясти листом.
- Неправда, всё здесь неправда! Врёт эта повитуха. Она пишет, что у мамы родился сын, но ведь второго числа родилась я.
- А может это родился твой братик, но годом раньше?
- Не было у меня никакого братика. У нас с мамой нет секретов. Она бы мне обязательно сказала, если бы был брат.
- Тогда - кто?
- Дай подумать, - Софочка прикрыла глаза и уперла пальчик в ложбинку между бровями.
- Думай, но сначала скажи, как к тебе попало это письмо?
- Этот противный управляющий Пауль, немец напыщенный, каждое утро достаёт из почтового ящика и сортирует всю корреспонденцию. Вот на тропинке, где он ходит, я и нашла порванный Люськой пакет. Эта пекинесса весь конверт изгрызла на мелкие кусочки. Даже обратный адрес не разобрать. А этот листок ветром занесло на куст шиповника, вот он и остался целым.
- А пластинка?
- Она тоже лежала под кустом, но под другим. Вот я и подумала, что там записаны какие-то сведения, а оказалось, там песня.
- Да, песня. Интересно, а каким боком она связана с письмом?
- Слушай, Ром, а кто там поёт?
- Какая-то молодая женщина.
- А может это мама поёт? Она ведь тоже была молодой. Вот та бабка и прислала ей запись романса, как подтверждение своих слов. Мама-то точно себя по голосу узнает. Давай ей отдадим послушать. У неё в спальне куча разных проигрывателей. Где диск?
- Вот, - Роман достал из кармана пачку денег. - Я его продал, чтобы купить папе сварочный аппарат.
- Ну, ты и балда! А ещё меня обзываешь.
- Зато теперь папка купит сварку и мы станем богатыми. Как ты.
- Ром, а зачем тебе становится богатым? - Софа хитро сощурила глазки. - Секрет?
- И вовсе не секрет. Я тоже хочу учиться за границей, как ты. Мне твоя нянька все уши прожужжала, что скоро она с тобой поедет в зарубежную консерваторию.
- Но это же музыка, Ромик! А у тебя три слона на ушах потоптались.
- Так я и не собираюсь... Я на математика поеду учиться. Когда папка разбогатеет...
- Вот. И когда будет это когда? Через сто лет? Стоп! А ну, ещё раз прочитай конец письма. Мне тут одна интересная мысль в голову пришла.
- Какая мысль? Колись, - Роман несколько раз перечитал последнюю фразу и удивлённо смотрел на покрасневшую вдруг Софу.
- Рома, это конечно мои фантазии, но вдруг эта повитуха пишет про нас с тобой, только она от старости перепутала, кто у кого родился?
- В смысле?
- Ну, бабка забыла, что у мамы родилась я, а у горничной, то есть у твоей мамы, родился ты. Число-то она указала правильное - второе января. И год подходит. Тебе ведь тоже десять лет?
- Да, но... А если не перепутала? - теперь краска залила лицо Романа.
- Что ты хочешь сказать? Ты думаешь, что говоришь? Ты хочешь сказать, что я, урожденная графиня Софья Дуракова, что я - дочь кухарки? - девочка вскочила и, бросив письмо в лицо Роману, метнулась в сторону поместья.
--
Минус на минус
Только через три дня Роман решился показать маме письмо.
- Это правда, мамочка? - Роман пытался заглянуть ей в глаза. - Скажи, это правда?
- Ромочка, сынок, о какой правде ты говоришь?
- О настоящей. Мамуля, ведь если верить этому письму, то я тебе не сын, так?
- Не так.
- А Софка, получается, твоя дочь? Так? - не слыша ответа, продолжал напирать Роман.
- Так.
- Что? - наконец-то дошло до мальчика. - То есть и я тебе сын, и Софа тоже тебе дочь?
- Да, - глаза матери радостно блеснули.
- И чему ты радуешься? - заметил это Роман.
- Тому, что вы оба - наши с отцом дети. Оба живы, устроены, оба здоровы и дай бог, выучитесь и нарожаете нам внуков.
- Нет, не так. В письме написано: "а у горничной родилась на второй день...", - это ведь может означать только одно, что родилась дочь. А чей же тогда я? Тогда я, получается, сын графини?
- Ничего, сынок, не получается, - улыбнулась мать. - Слово "родилась" означает, что "родилась двойня", то есть ты с Софой.
- Мама, но как? Как ты могла?- после раздумий спросил Роман.
- Что?
- Как ты могла отдать мою родную сестру в чужие руки?
- Ну, во-первых, не в чужие. Не хотела тебе говорить, но ты уже сейчас достаточно взрослый и всё поймешь. Да, я тогда была гувернанткой, одинокой девушкой. Та случилось, что вашим отцом стал первый муж Веры Арнольдовны граф Дураков, потомственный дворянин. У меня есть на отцовство все документы, лично подписанные графом и удостоверенные его адвокатом.
- Мама, почему "вашим отцом"?
- Тут есть ещё одна сложность, решить которую мне помог граф. У меня родилась двойня, ты и Софа, а мальчик Веры Арнольдовны за день до этого родился мертвый. Граф знал об этом и уговаривал меня отдать им на воспитание вас обоих, но я не смогла. Под гарантии графа, что ты будешь указан в его завещании, я согласилась отдать на воспитание только Софочку. Все следующие годы я всё равно была рядом с ней, ведь на следующий год вышла замуж за водителя графа. Меня оправдывала мысль, что, в конце концов, мои дети станут обеспеченными людьми.
- Да, когда станут взрослыми. А до этого я должен жить во флигеле, а Софка во дворце? И папа не мой папа?
- Сынок, о чем ты говоришь? Ты же сам назвал его отцом и знаешь, что папа тот, кто воспитал. Так ведь? Я же вижу, как вы любите друг друга. Он просто светился вчера от счастья, когда ты дал ему деньги на сварочный агрегат. Кстати, это не Софочка тебе их принесла?
- Нет, мама, - вздохнул Роман. - Не она. Ты права. Я счастливее Софки, так как жил с родной мамой, с тобой. А вот что тебе скажет сестрёнка, когда узнает, что всё её детство она прожила с чужими по сути людьми?
- Скажет спасибо за поистине сказочное детство в графских хоромах. Но давай, сынок, скажем ей обо всём этом немножко позже, когда вы станете по-настоящему взрослыми, хорошо?
--
Плюс на плюс
Роман после слов матери впервые задумался о том, кто же виноват в том, что одни дети живут в хижинах, а другие во дворцах.
- Мама, а почему всё же не меня, а Софу ты отдала на воспитание графу. Я бы сейчас жил, как она в роскоши, каждый день ел пирожные и имел не один, а десять велосипедов, правильно?
- Сынок, я уже сказала, что для меня, как матери, это был тяжелый выбор, несмотря на то, что отдавала ребенка родному отцу. Поверь, дети часто, не разобравшись, не имея жизненного опыта, винят именно родителей в несправедливостях их жизни. Не всегда это верно. Почему отдала девочку? Не сразу, а после долгих споров и разговоров с графом. Петр Леонидович был человеком государственного, скорее даже философского, склада ума, выдающийся историк своего времени, замечательный аналитик с огромным багажом жизненного опыта. Мне, тогда простой деревенской девчонке, трудно было с ним спорить. Он умел не только убеждать силой аргументов, но больше - силой жизненных примеров. Он кстати, говорил, что хотел бы, чтобы ты стал продолжателем его дел, сказав, что завещает тебе все свои научные труды и огромную библиотеку.
- Чтобы я стал историком? Да никогда в жизни! Превратить себя в книжного червя и всю жизнь глотать книжную пыль?
- Сынок, это сейчас ты так говоришь, а пройдет лет десять, и я уверена, что в тебе пробудятся гены отца.
- Мам, ну почему именно историк? Почему не психолог, юрист, биолог?
- Рома, Петр Леонидович много говорил со мной об этом долгими зимними вечерами, когда Вера Альбертовна убегала от морозов на южные заграничные курорты до самого лета. Эти беседы стали для меня подлинными жизненными университетами. Вот о своей профессии он говорил примерно так: "Психолог изучает эфемерную душу человека, которая изменчива и не оставляет материальных следов. Историк изучает дела человеческие, из которых, как из кирпичиков дом, вырастает великое древо цивилизации".
- Это понятно, а всё же - почему отдали Софку?
- Сынок, возьму грех на душу, но скажу тебе честно: как любая мать у меня больше душа лежала оставить себе девочку. Граф убедил меня, что это будет худший выбор именно для детей, притом обоих.
- Ну, почему, мам?
- Петр Леонидович хорошо разбирался в человеческой психологии и убедил меня, что мальчика трудности бедного бытия только закалят, а девочку могут сломать.
- Хорошо, согласен. А зачем вообще тогда надо было Софу отдавать?
- Здесь тоже всё просто. Граф в то время сильно болел, ему нужен был официальный наследник и продолжатель рода, а все дети его жены рождались мертвыми. Тогда был единственный удобный случай для меня не только устроить и обеспечить ваше будущее, но и остаться рядом с вами обоими.
- Мам, а почему он просто не сделал тебя богатой? Дал бы побольше денег и мы с сестренкой жили бы вместе.
- Да он никогда и не отказывал мне в деньгах. Дело в том, сынок, что не деньги делают людей богатыми.
- А что же тогда?
- Богатство, как говорил граф, это скорее образ человека и его жизни. Есть люди, похожие на решето, сколько не сыпь в него золотого песка, всё утечет бесследно.
- Не понял, мам. А как определить, кто может стать богатым, а кто нет?
- Хорошо. Чтобы ты понял, расскажу тебе интересную историю, которую граф перенёс в свой дневник из трактата одного китайского философа. Вот что там было написано:
"В одном государстве людям надоели братоубийственные войны, споры и драки. Собрались все жители вместе и решили, что причина всех конфликтов в том, что одни живут бедно, а другие - богато. Бедные завидуют богатым, отсюда и воровство, ссоры и драки. Решили на общем сборе все богатства страны поделить поровну, а каждому жителю выделить равные участки земли. Сказали - так и сделали. Но, как ни странно, недовольных стало еще больше. Сначала стали кричать и жаловаться те, кому вместо земли достались каменистые склоны гор. Потом стали плакаться те, у кого была жирная почва, но не было воды. Но больше всех жаловались бездельники и пьяницы. Они тут же продали свои участки соседям, деньги пропили и стали воровать. Одни, кто поумнее, стали скупать землю у соседей. Другие, у кого была власть, стали помогать только своим родственникам. Когда прошел год, то жители этого государства увидели, что делёжка ничего не изменила. Каким государство было раньше, таким снова и стало. Поняли они простую истину: сколько не сыпь в человека-решето золотого песка, богаче он не станет".
- Вот теперь, мамуля, я понял.
- Что понял, скажи.
- Понял про равенство. Можно поровну разделить все деньги, но вот ум и способности поровну не делятся, это, как говорится - данность от бога. Мам, а я тогда кто - умный или глупый?
- Пока глупыш, - улыбнулась мать. - Самостоятельная жизнь всех расставляет по рангам.
- А школа? Что, все отличники станут богатеями, а двоечники - бедняками?
- Вовсе нет. Школа наполняет кувшин жизни человека только до половины знаниями основ разных наук, но не жизненным опытом. Успех ждет только того, кто не только не расплескает знания на колдобинах бытия, но и дополнит кувшин жизни опытом.
- То есть, чтобы стать богатым, нужны вместе знания и опыт?
- Не совсем. Нужно еще огромное желание разбогатеть. Есть люди, которые совершенно равнодушны к богатству. Для них самым великим богатством является творчество, созидание нового. Их буквально единицы. Остальные - просто потребители чужого творения. Богатые или бедные, но потребители.
- Мам, вот теперь я понимаю, что не родители вовсе виноваты в том, где и как воспитываются их дети. Виновата сама природа, которая очень неровно делит между людьми ум и способности, правильно, мам?
- Конечно.
- Я и Софочке расскажу то, что сегодня понял из рассказов графа. Даже, когда она узнает правду о своем происхождении, уверен, что правильно разберется в несправедливостях нашего мира.