Я очнулась от ощущения, что в моей голове застрял железный штырь из бетонной стены. Мне хотелось закричать, но от страха свело горло. Я отжалась от меховой поверхности под собой - лежала я на разобранном диване в темноте небольшой квадратной комнаты. Под потолком тикали старинные часы с кукушкой.
Спиной ко мне на краю дивана сидел Игорь и курил.
- Очнулась? - сказал Игорь, давая понять, что он заметил.
В голове подурнело и отпустило. Руки дрожали неприличной дрожью, которую нельзя унять, хотя бы до того, чтобы она была незаметна со стороны. Я опустилась на жесткую скомканную подушку и вздохнула. Пружины дивана вздрагивали подо мной, словно струны диковинного инструмента.
Я чувствовала, что где-то рядом разлит мир силы. Где-то рядом плавает энергия, готовая переродиться в магический ток и пробежаться по моим уставшим рукам жужжащим теплом. Но мой страх, который голодным псом сцапал меня в свою пасть, закрывал меня от этого мира. Я ощущала лишь холод и давление, от которого закладывает перепонки и знобит.
Так плохо я себя давно не чувствовала: слабой и усталой, с сосущим чувством безнадежности под сердцем.
Окно было распахнуто, впуская далекий стрекот кузнечиков и утренний холод.
Я вздохнула и закашлялась - сигаретный дым забивался в легкие, слишком накурено было.
Игорь обернулся на меня и затушил сигарету в пепельнице на окне.
- Как мы выбрались?
- С оглушительным успехом.
Я села и опустила подбородок на содранные колени.
- Он был такой огромный, мне казалось, что он занимает весь подвал. Его было слишком много, да?
Игорь дернул плечом, потом, видимо, решив, что этого маловато добавил:
- Может быть. Я плохо помню. В голове каша, - он опустил голову на руки.
Эгоистка! Я хитрая, трусливая эгоистка, которая думает только о себе! Всегда так было. Когда я тащила его с собой - думала о себе. И сейчас, когда очнулась - я думаю, что же теперь станется с моей головушкой, смогу ли вернуться к спокойной жизни. Опять волнуюсь о себе!
- Прости, я жалкая трусиха. Мне не стоило тебя втягивать, - диван подо мной скрипнул, и звонко дернулась пружина, будто своим движением я сорвала её.
Я наклонилась и погладила его по плечу. Он вздрогнул, оторвал лицо от ладоней, которыми растирал глаза и лоб, и посмотрел на мою ладонь. Его гладкая загорелая кожа покрылась мурашками.
Я убрала руку. Мне показалось или он напрягся?
- Что думаешь, крыша поедет? - Игорь рассмеялся приглушенным колючим смехом и, подтверждая мои опасения, растер ладонью то место, до которого я дотронулась.
- Думаю, что может поехать. Но только у меня... Ты сильный.
Я продолжала сидеть в неудобном положении, хотя позвоночник ломило в пояснице, и ныла шея.
- Ну спасибо, утешила!
- Всегда пожалуйста, - ответила я.
Он напрягся, а потом расслабился с излишней поспешностью.
Воспоминание, как душный июльский воздух, облепило меня. Он обнимал меня, прижимал так крепко, что при всем желании я не смогла бы вырваться. Если б я была в нормальном состоянии, то, наверняка, заметила какие чувства испытываешь в его объятиях. А так...
Молчание давило, надо было срочно что-то сказать, просто что-нибудь.
- А ты здесь живешь?
- Здесь.
Опять молчание. Надо разрядить обстановку, не могу я выносить эту выдирающую сердце тишину!
- А девушка у тебя есть?
Он обернулся. Брови его были приподняты.
- Это имеет значение?.. Для тебя?
Мне по глазам горячей волной ударило смущение.
- Ну, я это так. Пыльно у тебя в комнате.
Он отвернулся. Готова поспорить, он улыбался.
- Хочешь еще что-нибудь узнать? Может, почему она не убирается когда приходит сюда?
Игорь развернулся всем телом.
Я сглотнула. За его сарказмом я видела усталость, тяжелую и бесконечную, которую не выгнать, сколько ни отдыхай.
Интересно, а что он видит в моем лице? Наглость? Бесцеремонность?
Не то я хотела узнать, другое, что, как плохо зажатый кран, точит изощренной пыткой, капая и капая по нервам.
- Что теперь будет со мной?
Мне не стоило так резко менять тему разговора. Веселье вмиг слизало с его глаз, осталась одна проклятая усталость.
- Не знаю, - он потянулся к окну за пачкой сигарет.
Я легла и положила голову на подушку. Напротив дивана стоял очень древний советский сервант со скошенным стеклом и некрасивыми круглыми кружками.
Что я могу требовать от него? Он обязан доложить начальству так, как было.
Я сжалась, сердце заныло от тоски, будущее представилось мне чередой пугающих событий, которые закончатся для меня в лучшем случае несчастным случаем на производстве со смертельным исходом, или как это правильно назовут.
- А что делают с такими, как я?
Игорь вздохнул.
- Мой начальник хочет создать отдел, который предполагаемо выведет службу на новый уровень. Ты ему нужна для работы. Задания, поручения...где могут понадобиться твои способности.
- Он собирается предложить мне работу? - моему удивлению не было предела.
- В общем, да.
Я снова расслабилась.
- Чушь какая.
- Да.
Мне хотелось возмутиться, ударить Игоря между лопаток и накричать. Какого черта здесь происходит?!
Я взяла себя в руки, психами ничего не изменишь.
- Что же мне делать?
Игорь все-таки закурил. Он встал с дивана и сел на подоконник.
- Ничего не делай. Я попробую его убедить.
Почему я не чувствую надежды в голосе?
- Ты в это не веришь.
- Я обещаю, что попробую уладить этот вопрос.
Я отвернулась к стенке. В горле образовался огромный соленый комок, а на глаза навернулись слезы.
- Ты не подходишь для этой работы, это глупая затея с самого начала. Иногда мне кажется, что мир встал с ног на голову, и наш Минский сошел с ума.
Я пыталась проглотить непрошенный комок. Успокойся! Возьми себя в руки - немедленно!
- Хорошо... Я буду надеяться.
Игорь вздохнул, будто я произнесла как раз те слова, которых он слышать не хотел.
В комнате стало как будто светлее. Близилось утро...
За дверью я услышала шаркающие затухающие шаги.
Дверь приоткрылась и показалась седая голова.
- Что тут происходит? Я же просила никого не водить!
Я села и подтянула к себе ноги.
- Я помню. Мы не будем шуметь. Хорошо?
Игорь затушил сигарету.
- Фу, опять накурил. Игорь, я же просила. Был бы жив покойный Семен Тимофеич, он бы задал тебе!
- Верю, иди уже спать.
Она зыркнула на меня.
- До чего же девки распущенные пошли! Не молодая ли ты по мужикам бегать? - её сухой надтреснутый голос с высокими пронзительными нотками резанул по нервам.
Игорь посмотрел на меня.
- Что за мысли? Мне, может, плохо? - я поерзала. Игорь улыбнулся.
- Да, как же. Когда плохо - дома сидят, а не у мужиков на диване отлеживаются!
Я задохнулась от возмущения.
- Иди, баб Клав, все будет нормально.
Я имела много чего ей сказать, только не все, что хочется, можно говорить.
- Если диван доломаете, будешь спать на кушетке. С блохами, - сказала милая бабуля. Она задержалась на пороге, оценивая наши шансы на предмет хорошего поведения, и закрыла дверь.
- Извини. Она на самом деле не такая ворчливая.
Он прятал улыбку, но мне стало все равно. На плечи, глаза навалилась немыслимая тяжесть. Мне нужно закрыться, отгородиться, но сил нет.
- Ерунда. Еще неизвестно какими будем мы в их возрасте.
Я прикрыла глаза, мне надо собрать силы для рывка, чтобы уйти. Ценен тот гость, которого не надо выпроваживать.
Игорь опустился на диван и накрыл меня покрывалом. Стало так хорошо и спокойно, как я боялась, что уже никогда не будет. Наверное, мне следовало уйти домой, но я съехала на подушку и закрыла глаза.
Игорь поправил покрывало и погладил меня по спине. Сквозь обволакивающий меня сон я услышала его тягучий с хрипотцой голос, но не запомнила, что он мне сказал.
***
- Эй, давай вставай уже, сколько будешь валяться? - меня тормошили, сжимая плечо.
Где я?
Надо мной нависла лохматая бабка с выражением брезгливости на лице.
Я отдернула плечо, потому что она продолжала за него хвататься своими цепкими узловатыми пальцами.
- Игорь давно ушел, а ты вставай давай! Подымайся, кому говорю?
- Сколько времени? - я пыталась разглядеть, куда показывают стрелки на часах.
- День на дворе. Сколько можно дрыхнуть? Совести ни грамма нету...
Безразличная к её ругани, я встала и ушла.
На улице было ярко от желтого солнца, отражающегося от стекол прямо в глаза. Меня знобило. Я куталась в водолазке. Воспоминания накатывались, меня бросало в жар до испарины на лице и ручейков по спине - и так чередой.
- Куда прешь!?
Я отскочила с дороги. Водитель большой черной машины, опять блестящей, черт их всех застегай, высунулся из окна.
- Дура обкуренная, смотри по сторонам! Вот курица, твою мать! - крикнул мужик и скрылся за глянцевым тонированным стеклом.
За что можно ухватиться, стоя на краю пропасти? Всё кажется неважным, пустым. Еще один неосторожный вдох и ты срываешься, летишь вниз, в бездну. Один неосторожный шаг и тебя перемалывает забытый мир, как зернышко. Безумный взгляд и намертво сжатые зубы - такой меня найдут в кровати, когда заподозрят неладное по долгим гудкам в телефоне, или крикливой фразе про недоступность абонента?
Молодость - разве не защита от тягостных мыслей, от воспоминаний, сгущающихся до черноты в глазах? Если да, то почему я выпала из-под её защиты и снова жду смерти, точно истлевшая старуха!
Боже, как я хочу жить и как я боюсь этой жизни!.. Радость ушла из неё, словно её вылезал голодный кот, как молоко из миски. Словно я уже умерла, но сам факт мной отрицается. Словно я держусь за жизнь, когда должна была сдаться...
- Эй, с Вами всё нормально?
- Что?
Мне в лицо заглядывали участливые глаза.
Я кивнула. Или нет?
Растрепанная дикарка с безумными горящими зелеными глазами всматривалась мне в глаза и пыталась найти в них что-то, чего в них быть не могло. Она с жадностью и отчаянием впитывала меня в себя, отчего её глаза становились еще больше и безумнее. Наконец, пустота в моей голове раскололась и втекла тугая мысль - "это же я!". Я стояла перед витриной магазина и смотрела на собственное отражение.
Мне нужна защита. Нужно отгородиться и забыть!
По-прежнему светит солнце, жарко. Яркий летний день, наполненный чужой, далекой радостью, которая, как легкое перышко, скользит по голой коже, - только скользит. Чувства здесь, но их теплоты не чувствуешь. Только холод.
Думай, думай! Один неосторожный шаг и меня утопит в чужих чувствах, они разорвут меня на куски. Вперед, смотри вперед, твою мать! Достаточно крошечного желания, мимолетного воспоминания...
Чувства - это река, которую может укротить лишь плотина. Например, камень, тяжелый, непробиваемый, может выдержать их напор.
Барьеры я ставила долго. Сейчас у меня нет на них времени. Есть время на временную уловку, спасительное состояние, известное природе. Камень хорошо справится с этой задачей.
Я напрягла остаток воли и, вытягивая из себя крохи магического тока, направила его циркулировать вокруг моего тела. Теперь нужно представить вокруг себя камень. Он окружает меня, скрывая целиком, как скорлупа яйцо. Отлично! Видеть я не могла, но чувствовала твердую оболочку отлично, словно по ней можно провести ладонью. Осталось зафиксировать.
Вместо того, чтобы закрепиться вокруг меня невидимой каменной преградой, скорлупа превратилась в жидкую тугую массу и сдавила меня со всех сторон. Я вскрикнула от ужаса. Противное ощущение, будто меня засосало в скользкое холодное чрево жидкого камня, и вот-вот сожрет, жгло и било по черепушке. Я хотела закричать, но не могла и пальцем пошевелить. Я стояла перед витриной и смотрела на свое красное от натуги лицо, выпученные глаза и пыталась понять, что происходит.
Время будто остановилось. Прохожие замерли, и даже солнце перестало греть.
Мои глаза превратились в камень. Кожа почти отливает гранитной пылью, я перестала дышать и даже биение сердца стихло. Серая сверкающая серебряными искрами прозрачная масса, которая облепила все тело, застыла, а потом медленно-медленно по холодной серой поверхности прошли трещины. В трещины проник воздух, и я смогла сделать судорожный вдох. Потом еще один, более осторожный, проверяя ощущения от близости щита.
Время снова побежало своим чередом. Солнце палило, целуя затылок, и голые икры ног. Прохожие шли по своим делам, обходя меня стороной или задевая и ругаясь.
Щит я ощущала, как плотный тяжелый слой воздуха, который мешал мне двигаться. Постепенно с каждым новым шагом, становилось легче. Щит словно подстраивался под меня, либо я привыкала к нему и переставала ощущать с той трепетностью и недоверием.
Домой я пришла под вечер и рухнула на диван. Мне трудно было сказать, сколько времени я добиралась из центра в свой район, ведь я не знала, во сколько бабка меня выгнала. Главное было то, что я дома, жива и относительно здорова.
***
В тот же день
Игорь Астафьев
- Прямо скажем, случай редкий - феномен! Он пришел в себя, но очень слаб. Удивительно, что, вообще, очнулся! Метаболические процессы были нарушены полностью, глубокая кома, началось атрофирование клеток мозга, деградация субклеточных структур, гипоксия. Мы, конечно, назначили, экстренную терапию. Только результаты были нулевые. И вот, вчера утром восстановились функции центральной нервной системы. Зрачковые, корнеальные рефлексы, восстановление сознания - все как должно.
Молоденький, только-только после аспирантуры хирург поднял на Астафьева свои внимательные большие глаза, как на профессора, который должен разъяснить ему нестыковку в картине болезни. "Профессор" молчал, с ангельским терпением ожидая, когда парень придет в себя.
- Пока мы ему колем успокоительное, капаем витамины, физраствор, - всё как положено. Но одно я могу сказать с уверенностью, он идет на поправку, и скоро мы его выпишем.
Парень сглотнул и перевел дыхание. Астафьев молчал, думая над сказанным, и над сделанным в том проклятом подвале.
- Если ко мне все, то я пойду... - напомнил о себе врач.
- Да, спасибо.
Астафьев кивнул и проводил совсем зеленого, по его мнению, врача взглядом до ординаторской. Медик был молод до нелепости и наивен, но то, что Астафьев хотел узнать, он узнал. Минский действительно шел на поправку.
Сухарев поднялся с перил на встречу своему начальнику. Разговор происходил в коридоре, слышимость была хорошая, поэтому повторять не требовалось.
- Вот загрузил! По самую макушку! А Минский-то наш, хорош! - у Сухарева была привычка говорить чересчур громко, с восклицанием.
- Можешь не кричать? Голова без тебя раскалывается, - ответил Астафьев.
- Да, я молчу! Меня разве спрашивает кто? Между нами, Минскому давно пора... вместе с его колдунами и шаманами!
- Совсем охренел. Думай, что говоришь.
За их спинами грохнула тяжелая тугая дверь. Игорь достал сигарету и закурил.
- Поеду домой, если что звоните.
- Да пошли они все, сколько можно? И ради чего? Сегодня снова привели этих шаманов, мать их!
- Просил же, НЕ ОРИ! - Игорь повысил голос. "Дело" на шаманов было настолько глухое, что его и возбуждать не стали. Доказательств нет, состава преступления нет. И даже если "шаманы" напишут признательные показания, никакой суд их не примет. Не серьезно.
- Нет, ты представь. Они такие, мы ни в чем не виноваты. Все было по общему согласию!
Игорь глубже затянулся и подарил сослуживцу изучающий взгляд. Все равно ведь не отстанет.
Ему иногда казалось невероятным, что он работает с Сухаревым больше двух месяцев и ни разу не дал ему по морде. Такую сволочь еще поискать. На службе ленив и нерасторопен, охотник спихнуть свою работу на других или подставить "по недоразумению".
- Опять старая песня. Мы ему: "Он в больнице, но его скоро выпишут. Так что лучше признавайтесь!" А они: "Ритуал был проведен с его согласия. Никакой ответственности не несем".
Игорь отвернулся, рассматривая номер проехавшей "Лады". Похожий номер проходил в сводке по угонам.
Сухарев стукнул костяшками по плечу своего начальника, привлекая внимание к разговору.
- Нет, ты слышишь?! Ритуал какой-то! - Сухарев подергал двумя пальцами, как таракан усами.
Игорь поморщился. Шутки на эту тему ему никогда не нравились, а после Сфинкса стали раздражать. Не говоря об издевках.
- Приворот-отворот! Я им говорю, если не расколетесь, сгниете в тюряге. Нам и так работы хватает, чтобы нянькаться. Одна избранная чего стоила, а вышло фуфло.
- Не тебе об этом печалится. Всю операцию ты просидел в кабинете, ковыряя в носу и гоняя порнуху в телефоне. Лучше бы изредка отрывался от своих шлюх и думал о деле!
- Эй, ты чего!.. - он попятился.
- К тебе приходили вчера, товарищи твои, два лба. Говорили про какой-то должок. Едва не устроили разборку посреди Управления. Не знаешь, с чего бы это?
Сухарев усмехнулся, но глаза его забегали.
- Ты понимаешь, такое дело... С ребятами в казиношке проигрался по пьяни...
- Проигрался? Имей в виду, ты у меня на контроле, филонить тебе больше не дам, и глаза на твои делишки закрывать не буду. Еще один прокол и ты вылетишь к чертовой матери!
Игорь швырнул сигарету в заляпанную урну и пошел к машине.
Сухарев поднял руки вверх.
- Ладно, ладно, я понял, понял. Но знаешь, как-то не хорошо получается, пока наша избранная еще в разработке, трахать её. Её ведь пока не закрыли?
Игорь убрал руку с дверцы. Ему не стоило приносить Дашу домой, но обстоятельства сложились таким образом, что близлежащим пристанищем была его квартира.
Напротив его окна живет отставной прапорщик - старик, в обнимку с биноклем подсматривающий за соседями по ночам. Хвастун и сплетник, продолжающий поддерживать связи с такими же извращенцами, как и он.
- Не болтай о том, чего не знаешь, - ответил Игорь.
- Свечку не держал. Но сам понимаешь, шило в мешке не утаишь.
Астафьев засмеялся холодным натужным смехом.
- Иди ты к черту! Думаешь, из-за этой фигни я закрою глаза на твои делишки?... Не надейся даже.
Машина заурчала - Игорь развернул руль и поехал вдоль узкой дорожки, утопленной в тени старых подлежащих скорому спиливанию тополей, блаженствующих в неведении о грядущей участи.