Пыль и тень познакомились давно, когда только построили этот дом. Они были первыми обитателями в этой квартире на седьмом этаже. Потом туда въехали жильцы. Потом другие.
Потом все съехали и появился я. Вообщем, квартира сменила нескольких хозяев, а пыль и тень оставались в ней всегда, как те старожилы, которым, впрочем, нечего было сторожить. Поскольку у них не было выбора, им пришлось подружиться, потому что это лучше, чем терпеть друг друга.
- Как можно дружить с пылью, которая всё время прячется под диван, - думала тень сначала, - И забивается в угол.
Примерно также думала о тени и пыль, собираясь в комочки.
- Что есть тень? Отражение на не зеркальной поверхности? О чём с ней говорить?
Иногда жизнь не оставляет нас в одиночестве, даже если её об этом и не просят, а иногда не оставляет нам выбора или делает свой выбор за нас.
Кому-то нравится, когда всё валится из рук, а кому-то когда валится на голову.
Пыль, почему-то, очень боялась уборки. Она пряталась от неё под диваном и в других труднодоступных местах, о каких даже трудно себе представить. Швабра, тряпка и пылесос -
её главные враги, надо думать так. Никто не задумывался, что происходит с пылью потом, когда веник и совок сделают с ней своё чистое дело. И мы об этом не знаем наверняка до сих пор. Пыль исчезает от нас. Но не надолго. А потом возвращается. Надо думать, пыль - это наш друг, который не может без нас жить. Совсем. А мы постоянно выгоняем его из дома, как если бы нам было с ним тесно или он чем-то мешал. Мы ей, как враг номер один.
Вместе с пылью в доме, чаще всего ещё живёт тень. Она почти ручная, хотя терпеть не может солнечного света, постоянно прячась от него за разными предметами, лишь иногда высовывая нос, для того, чтобы пронюхать обстановку. А когда я делал уборку и, мокрой тряпкой, наброшенной на обратную сторону швабры, выгонял пыль из-под дивана, то доставалось и тени. Тогда она злилась на мою бестактность и уползала в другую комнату. Что делали пыль и тень под диваном, кто знает. Может быть, я им помешал?
Когда всё успокаивалось и наступал вечер, и на кухне пора было пить свой вечерний чай, из под стола тихонько выползал табурет. Он тёрся о штаны, как кот, и что-то подскрипывал от удовольствия, подпевая бульканью кипящего чайника. Здорово, всё-таки, что есть вечер. Можно, наконец, завершить или даже бросить, дела и посидеть с друзьями за столом. При этом, многозначительно молчать, помешивая ложкой в чашке сахар по вкусу, или нести всякую бестолковщину, заполняя наползающую тишину ночи нелепыми звуками голоса в тот момент, когда даже радио на клетчатой кухне не может себе этого позволить, уснув до шести часов, для того, чтобы тому кто не ляжет спать до утра, исполнить гимн, даже если его об этом и не попросят. Дуть на чай, чтобы тот быстрей остыл, хотя
торопиться давно уже некуда. Не потому, что везде успел, а потому что везде наоборот. На все поезда и свиданья, как если бы это были поезда. Есть о чём подумать, пока остывает чай.
- Хорошо, если есть чем, - подумал табурет, припоминая про заднюю мысль.
- Да, воде пока как, - придавил я его всей этой задней мыслью, сосредоточившись на бутерброде с сыром.