Аннотация: Дидер Штефтер, глава службы безопасности дома Эннаси, подал девушке руку. Его глаза, похожие на заиндевевшие за долгие века мороза бледно-голубые льдинки, ясно дали понять - отказа быть не может. Свободная рука Штефтера была опущена вдоль тела, но Падайя не сомневалась - стоит дхаме сделать лишь одно подозрительное движение, и всё, - лезвие ручного клинка войдёт в живот, убивая плод. А может, и не холодная сталь, а чары амулета. В любом случае, ни ей, ни ребёнку не выжить. Отдельная и огромная благодарность Ариадне Везувиан за неоценимую помощь с названием и ловлей блох^^
Четыре револьверных дула холодно и спокойно смотрели чёрными зрачками. Дхаме Падайя Игитур замерла без движения, ожидая пока рамка оружейного амулета закончит сканировать её тело на наличие запрещённых к проносу предметов. Страшно стоять вот так, без щитов и брони, под внимательными, цепкими, как паучьи лапы, взглядами вооруженной охраны. Хорошо что платье длинное, не видно трясущихся коленок. Зато противовесом тремору - прекрасно тренированные мышцы лица, удерживающие холодную гордость.
Наконец на контрольной панели мигнул зелёный огонёк и хмурый оператор дал отмашку. Телохранители опустили оружие.
Падайя постаралась сохранить высокомерное выражение на аристократически вытянутом лице, но не удержалась и зябко повела плечом, шагнув вперёд.
Дидер Штефтер, глава службы безопасности дома Эннаси, подал девушке руку. Его глаза, похожие на заиндевевшие за долгие века мороза бледно-голубые льдинки, ясно дали понять - отказа быть не может. Свободная рука Штефтера была опущена вдоль тела, но Падайя не сомневалась - стоит дхаме сделать лишь одно подозрительное движение, и всё, - лезвие ручного клинка войдёт в живот, убивая плод. А может, и не холодная сталь, а чары амулета. В любом случае, ни ей, ни ребёнку не выжить.
Слишком большая ставка, слишком большие люди.
Наверняка её изучал не только оружейный амулет, установленный в холле здания, но и с полсотни иных, более опасных и мощных, великолепно замаскированных от глаз и чувств любого непосвящённого. Да и глава службы безопасности не мог не увидеть Печать на левой кисти и тонкие светлые нити татуировки, змеящиеся от левого глаза к краю головного платка тонкой данземиррской работы. Оба замысловатых изображения однозначно указывали на принадлежность дхаме к срединному кругу Фуриата.
А это значит, что, умирая, она утащит за собой на тот свет не только обитателей этого дома, но и половину квартала в придачу.
Патовая ситуация, если её решат устранить. И если Гуттард Эннаси заранее не озаботился удалением на безопасное расстояние своего изрядно разросшегося за последние два десятка лет семейства.
Дхаме Падайя мысленно улыбнулась. Можно контролировать все мышцы тела, можно изменить рефлексы, заставить их работать на себя, даже взгляд реально лишить смысла и выражения, но с запахами бороться ещё никто не научился. Нет, не с запахами физиологическими - их вполне успешно подавляют либо нейтрализуют профильные амулеты, но - с запахами мыслей, с эманациями. Их нельзя скрыть, как бы ни хотелось. И дхаме Игитур внутренне ликовала, ощущая широкий, многоструйный поток незримых, неподвластных разуму запахов. Всё здесь смешалось, начиная от полных похоти мыслей низших телохранителей и заканчивая вязким, горьковатым вкусом страха оператора и главы службы безопасности.
Боятся. Осознают, на что способна ведьма, ждущая ребёнка.
Они шли непримечательными, похожими один на другой коридорами, выстеленными по всем плоскостям прочными зеркалами без швов, - хотя о Прыгунах не слышно ничего вот уже восьмое столетие, но легенды о существах, способных выловить из самых запутанных глубин памяти размытый образ места и оказаться там в следующее мгновение, до сих пор заставляли трястись поджилки богатых мира сего. Но эти зеркала - просто искусный муляж. Маги Отражения исчезли вслед за Прыгунами, и их артефакты, оставшись без регулярных, подновляемых чар, утратили силу очень быстро. Но до сих пор бешеные деньги тратятся на совершенствование защиты от телепортации, на многослойные гипноблоки, амулеты охранения, и многое, многое другое столь обильно и щедро, словно среди обитателей мира до сих пор не узнанными бродят Познавшие сокрытые пути.
Наконец зеркальный лабиринт закончился, и они вошли в просторный, почти скромно обставленный кабинет. Мягкий ковёр с густым коротким ворсом узким языком упирался в массивный стол, обитый зелёным сукном. Тяжёлое факсимиле, аккуратная стопка бумаг, карандаш и автоматическое перо, покоящееся в наборе рядом с чернильницей. По периметру кабинета скалились острыми клыками головы животных - драгоценные трофеи, добытые хозяином в дальних странах.
Подобное украшение рабочего кабинета ни что иное, как простой психологический приём, призванный расшевелить в собеседнике чувства дискомфорта, постоянного наблюдения, страха. Словом, создать атмосферу такую, в которой гораздо легче продавить оборону своего визави, навязать собственные интересы и выгоды.
Гуттард Эннаси оказался совсем не таким утончённым, едва ли не нежным господином, как его рисовала пресса. Гладко выбритая голова, аккуратно подстриженная бородка с островками седины, глубокие морщины вокруг не менее глубоко посаженых тёмных глаз. Массивный мужчина, при взгляде на пудовые кулаки невольно возникают сомнения - а способен ли этот медведь в человеческом обличье самостоятельно держать в руках столь тонкую и хрупкую вещь, как автоматическое перо?
Дхаме Падайя едва заметно поморщилась - ребёнок шевельнулся, пнув ножкой в живот.
Небрежный жест неожиданно ловкими пальцами, и Штефтер, выпустив руку девушки, подвинул ей кресло, мягко, но неумолимо надавив на плечи. Очередная волна неудовольствия пробежала по лицу дхаме. Принуждение, грубая сила, полное отсутствие какой-либо обходительности - всё это более чем полностью вписывается в парадигму мужского поведения, какое бы место мужчина не занимал: не имеет значения, кто он, бездомный бродяга, глава службы безопасности, да хоть сам бладпринц - как Бантаки-творец слепил его из глины, да передержал в жарком пламени Изначальной печи, засмотревшись на танцы огненных саламандр, так мужчина и остался камень камнем.
- Гуттард Эннаси, кронлегат Восточных колоний, - в том же ключе ответила девушка.
Цепкие глаза главы дома Эннаси буквально по миллиметру изучали вязь татуировки, распутывая хитросплетения полученных дхаме статусов, её место в иерархии Фуриата, личный индекс силы и многое другое. Падайя затылком чувствовала по-змеиному холодный взгляд Штефтера, это сбивало с настроя.
Изучив-таки татуировку, Гуттард удовлетворённо откинулся на спинку кресла и, выдержав почтительную паузу, добавил:
- Не ожидал увидеть в своих владениях Высокую фурию.
- Дхимар Эннаси, я считаю присутствие вашего телохранителя за моей спиной несколько необоснованным, - вежливо улыбнулась девушка. - Психологическое давление, оказываемое им, заставляет духа Печати беспокоиться.
Она подняла кисть вверх, тыльной стороной развернув её к Гуттарду. Рисунок Печати искажался, по его линиям бегали точки света, символы дрожали и пытались переместиться в боевой порядок, но пока ещё удерживались волей духа.
Гуттард Эннаси несколько секунд вникал в знаки Печати, после чего едва заметно шевельнул головой и Штефтер послушно перетёк за спину своего хозяина.
- Условия сделки остаются прежними? - полувопрос, полуутверждение, но Гуттарду не хватает совсем немножко мастерства, чтобы скрыть ликование во взгляде.
- Если достопочтенный глава ювелирной гильдии не исказил моё предложение, то не меняются ни на гран. Я отдаю вам конструкт руки Мастера Эрви Кнеллоса, вы - передаёте в моё личное владение статуэтку Анники, так же известную как Слеза Спасения.
Гуттард кивнул и требовательным жестом протянул руку ладонью вверх к главе службы безопасности. Штефтер извлёк из ременной сумки толстенький свёрток простой ткани неприметного грязно-белого цвета. Глава дома Эннаси быстро размотал свёрток, достав небольшую, едва ли больше ладони Падайи, статуэтку богини. Раскрытые крылья за спиной хрупкой фигурки с печально-торжественным лицом, в прижатых к груди ладонях - небольшая капля прозрачно-голубого камня. Анники, Слеза Спасения, Дочь Небес, - почти три тысячелетия, как забытая многими и многими, преданная забвению после прихода культа Семибожия.
От статуэтки веяло древностью. Только древностью, без капли какой-либо магии. Падайя внимательно рассмотрела прижатый к груди камень. Нет, камушек настоящий, очень чистый, но сейчас горсть таких можно купить за пару марок, - ценности у них нет, так, материал для дешёвой бижутерии. И замене он не подвергался - невозможно извлечь его из крепких объятий фигурки, не уничтожив саму статуэтку.
Дхаме Игитур, удовлетворённо кивнув, раскрыла ридикюль и извлекла из его глубин аккуратную коробочку, обитую тёмно-красным бархатом. Щёлкнула скрытая пружина и крышка откинулась, явив взглядам людей механическую сферу. Переплетение пружин, колец с выгравированными рунами, шестерёнок, и тусклое мерцание технических зачарованных рубинов.
- Оживляющий конструкт, - с благоговением прошептал подавшийся вперёд Гуттард.
Из ящика стола он достал доску с начертанной мелом пентаграммой, символы, написанные по её дугам, давали однозначный ответ - Печать следа. Широко известное, но редко используемое средство для проверки происхождения артефактов, подлинности их создателя. Использовали редко просто в силу очень высокой стоимости компонентов, необходимых для активации заклинания. Одни только перья смоляной птицы и порошок из рога императорского нарвала стоили столько, что на эти деньги можно купить графский патент. Так зачем тратиться, когда можно нанять кого-нибудь из гильдии Зрящих за гораздо меньшую сумму? Тем более что большая часть животных, чьи органы и кости используются в обряде, охраняется Географическим природным обществом, во главе которого стоит вот уже какое поколение подряд сам Император.
Впрочем, тут уже всё полностью на совести кронлегата.
Падайя молча поместила вынутый из шкатулки конструкт в центр пентаграммы. Глава дома Эннаси так же молча достал из ящика четыре тканевых мешочка и поочерёдно нанёс порошки на соответствующие дуги и радиусы пентаграммы. Четыре небольших изумруда, вправленные по краям доски, один за другим слабо засветились, сигнализируя о готовности Печати.
- Объект - действительно конструкт?
В этом и заключался второй, после запредельной стоимости ингредиентов, минус Печати следа: нужно задавать вопросы, чётко связанные с исследуемым объектом.
Камни на мгновение налились ярким свечением, подтверждая заданный вопрос.
- Конструкт создан Мастером Эрви Кнеллосом?
Положительное сияние.
- Конструкт в рабочем состоянии?
Одобряющее перемигивание изумрудов.
Гуттард тонкошёрстной кисточкой аккуратно смёл превратившиеся в пепел порошки на лист бумаги и, скомкав его, выбросил в раструб мусоропровода. Так же молча, но с едва скрываемым торжеством он подвинул Печать следа и статуэтку Анники девушке, предлагая провести точно такую же экспертизу.
- Нет необходимости, дхимар Эннаси. Рисунок внутри камня, а так же некоторые другие детали полностью совпадают с теми, что указаны в семейном свитке.
- Вот даже как, - кронлегат настороженно улыбнулся. - Семейная реликвия рода Игитур?
- Нет, рода Зарен - артефакт передавался только по женской линии от матери к дочери, - дхаме Игитур грустно улыбнулась. - Передавался до тех пор, пока не был утерян во время Второго мора. Но не беспокойтесь - я прекрасно понимаю, что статуэтка прошла через руки многих коллекционеров, и стоила вам баснословных денег, так же, как и мне - конструкт. Так что никаких жалоб в Реликвиат подавать не буду - тут целиком и полностью вина нашего рода.
Гуттард Эннаси подался вперёд, пристально вглядываясь в глаза Падайи:
- Зачем вам эта бесполезная статуэтка забытой богини?
- Пожалуй, я вам отвечу, - холодная улыбка коснулась карминовых губ дхаме. - Три тысячи лет назад эта статуэтка была спасена из горящего храма младшей жрицей, моей далёкой прабабушкой, и с тех пор Анники благословила рожениц нашего рода и даровала удачу первенцам.
Падайя осторожно взяла статуэтку и аккуратно упаковала её обратно в ткань.
- Вы наверняка навели справки обо мне и должны знать, что мой муж, Эдгор Игитур, погиб во время Пардийской кампании. Он воевал на корабле, купленном на личные средства, в составе первого свободного флота. Кампания закончилась неудачей, компенсации едва хватило, чтобы выплатить неустойку за поместье и приведение его в порядок, а на здоровье средств уже хватает. Вы наверняка подняли медицинские записи нашего семейного врача и должны быть в курсе, что роды наверняка убьют не только меня, но и ребёнка. И вся надежда только на Анники, Слезу Спасения.
Гуттард Эннаси видел, как при упоминании благородного Эдгора глаза дхаме Падайи заполнились едва сдерживаемой влагой. Что ж, сильная женщина, достойная уважения.
- Дидер, будь добр, проводи нашу гостью, - сказал дхимар, видя, что дхаме Падайя Игитур находится в раздумьях - подниматься ли, или ждать разрешения хозяина?
Дидер Штефтер протянул руку, и Падайя, осторожно уложив статуэтку в ридикюль, приняла его помощь. От Штефтера уже не пахло страхом, лишь холодной настороженностью, свойственной тем, от кого зависит безопасность высокородных господ. Хороший цепной пёс, мало таких осталось.
Проводив до выхода прекрасную Высокую фурию, Дидер по привычке отправил за ней двух нюхачей, и на обратном пути в кабинет Гуттарда Эннаси прихватил корреспонденцию. Глава дома предпочитал принимать прессу и письма лично из рук Штефтера, такой порядок вещей укоренился ещё в те времена, когда они служили под жарким солнцем западного фронтира.
Тогда они впервые столкнулись с тактикой керамских диверсантов - слать перехваченные письма и прессу с обработанными сильнейшим ядом страницами. У Штефтера, выходца из семьи потомственных алхимиков, имелся врождённый иммунитет ко многим ядам - специфика наследной профессии того требовала.
Гуттард сидел на прежнем месте, любуясь конструктом великого мастера големостроения. Маленький шарик, способный, если верить легендам и немногим сохранившимся письменным источникам, оживить целую армию боевых големов, созданных, но так и не использовавшихся во время правления Императора Кнейзара четыре столетия назад.
- Дидер, достань из сейфа мою шкатулку, - попросил Гуттард. Оставаясь наедине, старые друзья не пользовались ни титулами, ни прочим маразматичным наследием предков. Мир меняется, порядок и правила взаимоотношений так же, так зачем уподобляться тем же остроухим или ночным в стремлении к консерватизму?
Пока Штефтер возился с амулетными ключами к сейфу, Гуттард принялся за корреспонденцию. Письма, торговые соглашения, договорённости и заверения читать не хотелось, пачку распоряжений императора дхимар отложил в отдельную папку, предназначенную для обработки секретарём. Что-что, а газеты его радовали. Зачастую - некрологами, посвящёнными "злейшим друзьям".
"Вестника Империи" Гуттард пролистал без особого интереса, "Наше время" так же, и только собирался отбросить в сторону и "Высший свет, финансы, политика", как взгляд зацепился за заголовок.
- Дидер, достань коньяк и два стакана, - сухим, скрипучим и севшим голосом произнёс он. - Хотя нет, не коньяк. Там за фальшпанелью стоит бутыль "мозгодробилки", доставай её.
Штефтер удивлённо поднял бровь, но, запустив руку вглубь бара, сдвинул в сторону подложную панель и нащупал ощутимо пыльное толстое горлышко бутылки. Прихватив два стакана, - именно стакана, а не две рюмки или бокала, Дидер пощёлкал крышками охладителя, извлекая закуску: тонкие ломтики балыка, шмат сала, неровно наломанные пластинки подмороженного шоколада и аккуратно нарезанный лимон. Спрашивать, что случилось, смысла не имело ни малейшего, надо будет - расскажет сам.
Не проронив ни слова, Штефтер разлил крепчайший алкогольный напиток подгорных по стаканам, ровно по края, с маленькой горочкой - именно так, как следует наливать, когда начальство не в духе.
Гуттард, не проронив ни слова, подвинул стакан Штефтеру, сам же молча, не проронив ни слова, в три глотка опустошил свою ёмкость. Яростный выдох, сильные пальцы сжимают кусочек копчёного сала, ноздри впитывают его аромат - когда случается что-то серьёзное, Гуттард редко закусывает первую порцию.
Дидер, понимая, что увильнуть никакой возможности нет, выпил следом. Ледяная жидкость пронеслась по пищеводу, чтобы мгновением позже сдетонировать ядрёным огнём в недрах желудка. "Мозгодробилка" - проклятое зелье, но лучше него нет ничего, способного столь же быстро и эффективно снять стресс в экстремальной ситуации. Ароматный кусочек балыка почти полностью нейтрализовал горькое послевкусие алкоголя.
На беззвучный вопрос Штефтера Гуттард протянул ему развёрнутую газету.
"Чудеса в Эйнсмутте: бладпринц усиливает кровь!" - гласил заголовок.
Дидер Штефтер, борясь с жаром, накатившим с волной алкоголя в мозг, быстро пробежал глазами статью на первой полосе, вылавливая суть, проговаривая вслух ключевые моменты.
- Второй бладпринц Альдерн... Усиление имперской крови путём брака с представительницей Фуриата... Свадьба состоялась вчера, без оглашения... Новобрачные, бладпринц Альдерн и графиня Падайя Игитур, находящаяся на 6-м месяце беременности, сразу же отправились на линкоре бладпринца из порта Эйнсмутта в западноокеанские колонии... Признал первенца своим... Превосходные лекари Тагалии... Курорты и свежий воздух...
Дальше читать смысла не было, всё и так ясно.
Дхимар Эннаси, не в силах сдержать нервный тик на оба глаза, вертел в трясущихся руках новообретённый конструкт. Заметив, что центральное кольцо крутится, он двигал его до тех пор, пока конструкт не распался на две половинки. Внутри обнаружился маленький листик бумаги, свёрнутый в трубочку и перехваченный серебряным колечком.
Гуттард, бессильно стараясь побороть дрожь пальцев, вынул бумагу из кольца и развернул. Несколько коротких строчек, выполненных аккуратным, убористым почерком:
"Мастер, известный как Эрви Кнеллос, умер в нищете за пять лет до того, как стал производить армейские големные конструкты. Если пороетесь в архивах, вполне можете найти упоминания о его пропавшем ученике, Эрзо Кравио. Эрзо после смерти учителя взял себе его имя, уничтожив большую часть каких-либо упоминаний о собственном прошлом.
Так что, фактически, я Вас почти не обманула, - конструкт рабочий, применялся в экспериментальной системе мореходной навигации, до сих пор существующей в одном экземпляре. Так что у Вас, дхимар Эннаси, есть ещё все шансы прославиться.
Не дуйтесь, Гуттард, не Вы первый.
Искренне Ваша,
М."
- Вот чертовка! Как она тебя и твоих ищеек обвела, а, Дидер! - Гуттард рассмеялся, но смех уже не нёс в себе истерических нот. Дхимар Эннаси хлопал себя по бёдрам, стучал кулаками по столу, откидываясь на жалобно поскрипывающую спинку кресла. Смех, исполненный искреннего уважения к противнику, сумевшему обхитрить всю разветвлённую службу второго по силе контрразведчика Империи, ещё долго доносился из-за дверей рабочего кабинета, метался между зеркальными стенами и замирал где-то в отдалении, забившись в едва заметные стыки каменной кладки.
Дхаме Падайя Игитур неторопливо шла в сторону центральной площади, придерживаясь затенённой стороны улицы - яростное летнее солнце не щадит нежной женской кожи. Загадочное выражение застыло на её лице, воплотив в себе не родившуюся ещё улыбку и всю вселенскую мудрость.
Плотная медлительная тень накрыла улицу - выкрашенный в чёрно-золотые цвета императорского дома дирижабль шёл в сторону дворцового порта.
Многие прохожие замерли, склонив головы, не стали исключением и два шпика, приставленные к ней главой службы безопасности дома Эннаси. Благоговение перед императорской семьёй жители столицы впитывали едва ли не раньше молока матери.
Как и полагается чтящей традиции дхаме, Падайя тоже замерла на миг, склонив голову и совершив рукой благословляющий круг.
Разрывая резкими гудками насыщенный запахом свежей выпечки и жареного мяса воздух, улицу разделила пополам колонна грузовых мобилей - фуражиры везли свежайшие продукты ко двору его величества.
Высокая фурия замедлила шаг. Девушка, достав тонкий белый платок, протёрла ладони, и никто из прохожих не заметил, как длинные ногти с дорогим маникюром и ярким лаком сменились короткими, аккуратно подрезанными ноготками без каких-либо вычурностей. Дхаме Игитур быстро стянула головной платок, и чёрные длинные кудри исчезли вместе с ним, оставив коротко и небрежно остриженные, чуть волнистые снежно-белые волосы. Лицо также изменилось - яркая помада выцвела, брови из тонких, идеально выщипанных стали под стать волосам, пухлые щёчки сдулись, - покатав ватные шарики на языке, дхаме покашляла в платок, незаметно избавляясь от бутафории.
Приостановившаяся девушка замерла на миг, разглядывая себя в изящное зеркальце, а когда сделала следующий шаг, стала ниже едва ли не голову. Подол длинного платья медленно перетёк над двумя пробковыми высокими фальшподошвами, откреплёнными от мягких сандалий.
Девушка шагнула за куст акации и нырнула в проулок, где, пользуясь прикрытием очередной фуры, быстро скинула с себя платье и сдёрнула с плоского живота шляпу, прятавшую в себе туго свёрнутый лёгкий жилет. Дхаме оправила блузку, развернула короткий воротник и извлекла накладную грудь. Скатав платье и лиф с вшитыми мехами, заполненными водой, призванными имитировать наличие внушительной груди, отбросила свёрток в самый дальний мусорный бак.
Десяток секунд спустя из того же проулка вышла хрупкая, невысокая светловолосая девушка, одетая в студенческую безрукавку поверх белой сорочки, тёмно-синие бриджи и такие же сандалии. Из тощей сумки наружу смотрели потрёпанные уголки учебников. Почёсывая кончик длинного острого ушка, украшенного модным каффом в виде восточного серебряного дракона, девушка глянула на прекрасно просматриваемую часовую башню и, ойкнув, торопливым шагом отправилась в сторону, откуда пришла благородная обедневшая ведьма, находящаяся в положении.
Шпики крутили головами, не в состоянии найти исчезнувшую персону. Они уже получили отданный срывающимся от ярости голосом приказ главы, и теперь ничего хорошего им не светило.
Спустя полчаса Джайри Инас, Джайри-мираж, гроза аристократов, банков и олигархов, не здесь и не сейчас имевшая другое имя, другую профессию и другое тело, сидела в летнем кафе с видом на императорский дворец и с аппетитом орудовала деревянной ложечкой в вафельном стаканчике, доедая изумительно вкусное ореховое мороженое.
На её губах играла загадочная улыбка.
Станиславский был бы доволен. Мир, наполненный магией, даёт великолепный простор для оттачивания мастерства. Вжиться в роль, поверить, что ты и есть ведьма срединного круга Фуриата, убедить себя, что внутри бьётся сердце долгожданного ребёнка -- и будет только так, и никак иначе!.. Магия, способная обмануть магию. Истинный рай для любого уважающего себя актёра.
Этот мир абсолютно зря забыл магию иллюзий, и Джайри вполне обоснованно верила, что будет доказывать это вновь и вновь, раз за разом, день ото дня.
Статуэтка богини Анники, подвешенная в петлю с внутренней стороны безрукавки, упиралась жёсткими крыльями в рёбра, - завтра там наверняка будут крупные синяки, - но даже это казалось полнейшим пустяком в сравнении с ещё одной порцией столь чудесного сливочного пломбира с цельными фисташками. Пожалуй, лучшего в Империи.