Аннотация: Продолжение истории Пати, Шона, Тони, флерсов и всех-всех-всех. (общий файл). Огромная благодарность за помощь в вычитке Анатолию Нейтаку. ТЕКСТ УДАЛЕН ИЗ СЕТИ. СНЯТ НА ДОРАБОТКУ.
Любовь Пушкарёва
Разбитые иллюзии.
Глава 1.
Вот уже три недели, а то и дольше, дни текли лёгкой светлой рекой. Я готовилась к свадьбе Митха. Её откладывали, но вот теперь назначили точную дату. Ранняя осень - отличная пора... Золотые деревья в Центральном Парке и посвежевший, как будто ставший чище, воздух Манхеттена. Уже и не лето, жаркое и душное, но и не осень, холодная и дождливая. Счастливое межсезонье.
Вообще-то я переживала за Митха: он совершенно обычный человек, ничего о нас не знающий, скучный хороший парень. Зачем он, слуга-шофер, понадобился молодой змее-перевёртышу, преуспевающему юристу? Да, змеи спасли его в ночь боя с вампами, но это не давало никакой гарантии, что они не навредят ему в будущем. Ведь очень часто сверхъестественные существа вредят людям, сами того не желая, - просто потому, что это их природа, над которой они не властны.
Две недели тому назад я поняла, что мне крайне необходимо получить ответы на эти вопросы. Через Фрешита, опекавшего всех оборотней-инородцев, я вышла на невесту Митха и у нас с ней состоялся неприятный, но интересный разговор.
Ритеш Адвани оказалась классической индийской красавицей с огромными глазами, нежным ртом, слегка великоватым носом и шикарной фигурой. Но больше всего меня поразил в ней острый и смелый ум. Мне б такой.
Ритеш не стала отпираться и рассказала всё начистоту. Её семья, вернее, змея-прародительница, была создана кем-то из индийских богов для охраны сокровищницы. Однако богатства требуют не только охраны, им нужен и счёт - так повелось, что семья казначеев стала служить не только радже, но и змеям-перевёртышам. Эта служба не была радостной: раз в два-три поколения нужно было отдать старшего сына змеям. Женить. Молодой муж жил недолго: чтобы родился перевёртыш, требовалось забрать жизнь отца, медленно, по капле перелив из родителя в дитя. Как правило, мужчина успевал порадоваться трем-четырем сыновьям, а затем медленно угасал, пока жена вынашивала девочку - змею-королеву.
Услышав это, я с трудом сдержалась, стиснув зубы и позволив Ритеш продолжать свой рассказ.
Столетиями всё было неизменно, раджа был самым богатым среди своих соседей. Но пришли англичане. Три поколения правителей сопротивлялись иноземцам, прежде чем проиграли. Змеи чуть не умерли, потеряв своё золото и самоцветы, но смогли спастись, сохранив венец раджи. В середине двадцатого века прямая линия правителя прервалась, а старший сын рода казначеев, презрев дхарму, отправился в Америку за лучшей долей. Ритеш, родившаяся незадолго до падения раджи и разграбления сокровищ, настаивала на том, чтобы змеи отправились вслед за казначеем и непрямыми потомками правителя в США. Несколько лет её мать не соглашалась на столь отчаянный и рискованный шаг, как покинуть родную землю, но из дворца сделали отель, и старая змея дала согласие на переезд, решив, что ничего хуже в этом мире произойти уже не может.
Здесь, в Америке, Ритеш возродила семью. Она посчитала, что предназначение змей - сохранять богатство вне зависимости от его вида. Да, её предки стерегли золото, сапфиры и бриллианты, но мир меняется, сейчас богатство не всегда можно взять в руки и запереть под замок. Ну и что с того? Его всё равно надо охранять. Смелый ход мыслей, говоривший о гибком и незашоренном уме младшей змеи. Она получила отличное юридическое образование, нашла потомков раджи и стала вести их финансовые дела. Змеи, став на путь дхармы, обрели былую силу. Следующим пунктом было позаботиться о том, чтобы казначеи вспомнили, кто они. Она нашла их семью. Сам беглец-отступник не зажился на чужой земле, а его сын и внуки прозябали в нищете. Ритеш, как и положено по закону, уготовила себе в мужья старшего, а младшему через подставных лиц дала хорошее финансовое образование. Он недавно выпустился, и она по-родственному пристроила его в свою фирму.
Видя, что я сижу мрачнее грозовой тучи, змея перешла к главному:
- Я полюбила Митха, - вдруг выпалила она, - и мне нестерпима мысль о том, что я отниму его жизнь. Это наше проклятие - убивать любимых. Мы сами угасаем после, не в силах жить.
- Твоя мать жива, - мрачно процедила я.
- Она не могла бросить меня молодой и глупой, когда всё рушилось. Горе состарило и изуродовало её, но она нашла в себе силы жить ради меня и братьев.
- Ведь Митх не просто так вдруг стал моим шофером, да? - зло бросила я, - Уж не ты ли помогала Сэму в поисках загородного домика?
Я с трудом сдерживала чёрную злобу, загоняла её в клетку, не давая расти. Ненавижу, когда меня обманывают и используют втёмную. Сэм, мой предыдущий шофер, уходя на пенсию, рекомендовал Митха на свое место, и молодой индус полностью оправдал мои ожидания. Я чувствовала себя в ответе за него и на этом факте змея собиралась сыграть.
Ритеш собралась и произнесла официальным тоном:
- Я прошу вас помочь мне родить истинное дитя, сохранив при этом жизнь мужу. За это я буду вести ваши дела: сохранять богатство, а брат моего мужа будет приумножать его.
Я стукнула ладонью по столу, дав выход ярости.
- Почему ты сразу не пришла ко мне с таким предложением? Ты что, не понимаешь, что унизила меня этим обманом? Думаешь, filii numinis нравится, когда их вынуждают к чему-то?
Ритеш с ужасом смотрела на стол. Место удара выглядело так, словно годами стояло под лучами солнца и поливалось дождями, от него змеились трещины и кусок столешницы грозил отвалиться, как прогнившая рухлядь. Ну да, я вложила в удар чёрную vis, надо же было её куда-то деть...
- Я не хотела вас оскорблять, - впервые за весь разговор Ритеш выглядела не собранным, уверенным в себе профессионалом, а испуганной женщиной. - Я хотела подстраховаться, чтобы вы не просили слишком много.
- Дура! - беззлобно в досаде бросила я. Ярость ушла, хвала Свету и Тени. - Вот будут болтать, что змея обвела вокруг пальца одну из сильнейших filius numinis, одну из трёх глав города, и что будем делать? Что буду делать я? Фрешит и Седрик?
- Никто ничего не узнает, - затараторила она. - Мастер Фрешит не интересовался подробностями, он не знает, что Митху грозит смерть. Мои люди молчат, и я буду молчать.
- Хорошо, - сдалась я. - Как оформим договор?
Договор мы оформили не только клятвами, но и по-людски: заключив контракт.
Ритеш оказалась фанатичным законником. Похоже, поменяв дом и отчасти род занятий, она поменяла и божество. Закон превыше всего. Кто не чтит его - тот отступник, достойный презрения, а может, и смерти. Митх был добропорядочным и законопослушным гражданином, но теперь я понимала, что это лишь отсвет огня, горевшего в его невесте. Фанатичная преданность закону и порядку, тем не менее, не мешала Ритеш видеть дыры и лазейки. Если бы у неё был герб, то на нём красовалось бы два девиза 'Закон превыше всего' и 'Что не запрещено, то разрешено'.
Перестав сокрушаться о том, что хитрая змея-юристка решила избавиться от проблемы за мой счет, я признала, что её предложение опекать мой капитал как нельзя кстати. Я ценила деньги, вернее, свободу и независимость, которую они обеспечивали, но мне всегда тяжело было распоряжаться ими. Максимум, на что меня хватило: держать сумму, необходимую для ведения дел, на счетах, а часть прибыли переводить в золото и класть в сейф. Причем я так до конца и не смогла понять: законно ли мне, частному лицу, владеть золотом в слитках или нет? Вот пусть теперь змея-хранительница и разбирается.
А я тем временем занималась своей частью сделки: наполняла амулеты-накопители. Постоянная работа с зелёной силой сделала меня спокойной, умиротворенной и... туповатой. Вообще работа с силой отупляет: уходишь в свою собственную реальность и крайне слабо реагируешь на реальность объективную. Лиан и Пижма обеспечивали меня чистым зелёным vis, а Ники и Тони помогали придать ей нужный оттенок - животный, оборотнический.
Шон, наконец, перестал смотреть на меня как фанатик на своё божество - но лишь потому, что чуял по нашей ментальной связи, что мне от этого, как говорят люди, дискомфортно. Я избавила его от проклятия инкуба: от ежесуточной пытки опустошением и голодом, от постоянной, въевшейся боли.
Но я не питаю иллюзий по поводу собственного могущества: Страж позволил мне это сделать, да и сам Шон столетиями шёл к своему освобождению. Поворотным событием стало то, что он согласился удвоить свои мучения, спасая меня. Вот так и вышло: он выручил меня, а я - его.
И нечего на меня смотреть как на воплощение Чистого Света. Я и близко не такая. Я светлый универсал с двумя фамилиарами, один из которых чёрный. Хотя справедливости ради надо признать, что фамилиар у меня всё же один: чёрный сервал Кения. Кисс чем дальше, тем меньше моя и больше Лиана... и своя собственная. Перестарались мы с флерсом, создавая её: уж очень умненькой и самостоятельной вышла крылатая розово-салатного окраса кошка.
Шон приходит каждое утро и готовит приторные восточные сладости на завтрак, насыщая их своей красной силой плотского желания. Часть откладывает для Кисс, маленький кусочек для Лиана - бывший флерс настаивает на том, чтобы привыкать к красной силе - остальное мне и никому больше. Даже Эльвису бьет по рукам, если та пытается что-то стянуть.
Эльвиса... Она ревнует, вернее, боится, что я отберу у неё Шона, пожелаю, чтобы он принадлежал лишь мне. Элейни, бывшая глава Майями, терпела рядом со своим инкубом только дочь Венди и её несмышленую подружку Ники. Причем Ники терпела только потому, что это шло на пользу дочери.
Задиристая и слегка сумасшедшая Эльвиса раздразнила хозяйку города и та пожелала её наказать, а палачом был Шон. Инкубы в принципе глупые, опасные и вредоносные существа, Шон был исключением. Древний бог Уту заключил в нём свет - понимание того, что каждая жизнь ценна, - и наш Шон столетиями пытался делать меньше зла, чем того требовала его природа. Соблюдя букву приказа, но нарушив его дух, 'наказанием' он помог Эльвисе обрести опору в безумном водовороте человеческих эмоций. И потом не раз тайно помогал красной divinitas, когда она оказывалась на грани потери себя, на грани безумия. Прознав об этом, Элейни сурово покарала Шона, и это сыграло с ней дурную шутку: инкуба не было рядом с ней, чтобы защитить или дать силы, когда вампы напали на город.
Избавившись от проклятия, от страданий, Шон не потерял свойств инкуба. Он по-прежнему мог отравить своей силой любого, если у него было достаточно времени и его подпустили слишком близко. Я всегда была с ним осторожна и никогда даже не думала о том, чтобы обмениваться с ним силой потоком, без барьеров.
В Шоне запросто можно было утонуть. И Эльвиса тонула - это было её спасением. А та же Элейни, не удержавшись пару раз, потом разрывалась между страхом себя потерять и желанием вновь окунуться в это безумие страсти. Я себе таких терзаний не хочу, потому и всегда осторожна с ним. А Эльвиса просто не понимала, как можно 'быть рядом с оазисом и не окунуться', оттого и боялась, что я захочу забрать этот 'оазис' в единоличное пользование.
Уж сколько я ей втолковывала, что Шон для меня не 'оазис' и у меня, урождённой зелёной divinitas, его сила не вызывает такого сильного соблазна хотя бы потому, что я никогда не смогу забыть о том, что это яд. Эльвиса слушала, кивала, но когда мне нужна была красная сила человеческих эмоций, она спешила дать мне её, дабы мне не пришлось брать у Шона. С одной стороны, я привыкла к простой и ясной силе плотского желания и не всегда могла совладать с тем водоворотом самых разных эмоций, что она на меня обрушивала, но с другой - мне это было полезно для развития.
Вот из-за Эльвисы Шон совершенствовал и оттачивал свое умение насыщать пищу силой. Мне уже до оскомины надоел рахат-лукум, но другие блюда не могли впитать столько же vis.
В конце концов, три дня назад, когда Шон, немного играя на публику, хозяйничал на кухне под влюблённым и малость голодным взглядом Эльвисы, я небрежно поинтересовалась:
- А почему бы вам не пожениться? Официально.
Они оба замерли, уставившись на меня. На лице Эльвисы застыло неверие своим ушам, а Шон судорожно пытался понять, что стоит за моими словами. Приказ? Проверка? Услышав его сомнения по ментальной связи, я не выдержала и сняла все заслоны. Поняв, что я всего лишь пытаюсь избавить нас от проблемы, которая со временем лишь усугубится, Шон ответил.
- Не знаю, готов ли я взять в жены такую...
Эльвиса бросив на него гневный взгляд, в волнении обернулась ко мне.
- Ты бы действительно не возражала против нашей свадьбы?
- Только если вы оба этого хотите и готовы.
Шон немного сварливо изрек:
- Тыщу раз было сказано: Пати мне сестра и глава, но не жена и не невеста. А ты всё никак этого в голову не возьмёшь. Как на тебе такой глупой жениться?
Я бы за такие слова мужчину ударила не кулаком, так хоть словами, но Эльвиса была из другого времени и другой страны.
- Шхан, я всё поняла, - она обвила его, ластясь, как одалиска, - Возьми меня в жёны. Я буду хорошей женой. Буду за твоей спиной, у твоего очага...
- Да? Ты сейчас не даешь мне служить моей сестре и госпоже, как должно, а став женой, и подавно встанешь между нами.
- Нет, Шхан, нет! Никогда! Я была глупой. Я больше не буду удерживать тебя вдали от твоей... от нашей госпожи. Делай, что должен, и пусть Пати докажет, что не хочет большего.
-
-
-
- ЧАСТЬ ТЕКСТА ОТСУТСВУЕТ
-
-
-
- Вообще всё это Шхан заварил, - в раздражении вдруг бросил Бромиас, - Я хотел лишь разведать, прощупать...
- Поподробнее.
- Я догадывался, что здесь заправляют Германик и Песте. Божки смерти: Рыжая смерть - от кровавого поноса, Чёрная - чума. Холера ослаб за последние два столетия и взял себе пустое имя Германик, бессильное. Оттого я и думал, что он потерял свои возможности. Эти двое извели моих людей. Всех! А мне... Меня сделали своим рабом, - он замолчал, справляясь с чувствами. - Безумная Эльвиси выкрала меня. И вовремя... Ещё год-два... Я хотел только присмотреться, но Шхана понесло к этому вампу, и конечно же, зайдя за кулисы, мы напоролись на Германика. Эта тварь узнала меня мгновенно, несмотря на годы и изменения, а там пошло-поехало. Пока он изощрялся в словесных уколах, машину сожгли и нам любезно предложили остаться на ночь в качестве гостей. Шхан чуть ли не прыгал от радости. Непонятно, кто кого утаскивал: вамп его или он - вампа. А Германик взялся за меня...
На лице Бромиаса застыло какое-то потерянное выражение, и мне вспомнился его беспомощный вскрик.
- Но ты дрался с ним, - напомнила я.
Он встрепенулся и собрался.
- Да, когда Шон сжигал этого Иридаса, Германик услышал это и в бешенстве напал на меня. Там была куча оружия на стенах... И мои ятаганы тоже... Да... Я дрался. Я смог. Его кровь разъедает железо, словно кислота. Один меч я оставил в груди, вторым полоснул по горлу... Я не мог оставаться там больше, - еле слышно прошептал он. - Как Шхан смог победить его? Он раньше ничего подобного не вытворял.
- Ты же знаешь, что Шон теперь мой названный брат.
- Да уж, - с презрением ответил Бромиас, - С таким родственником и врагов не надо. Или ты дала ему разрешение? - он насмешливо уставился на меня.
- Нет, - я отвернулась, скрывая досаду.
- Ну, хорошо, что ты не такая дура.
- Полегче!
- Прошу прощения, - он поднял руки в миролюбивом жесте. - Просто я хотел сказать, что называть инкуба своим братом не самое умное решение, но позволить ему развязать войну из-за вампирского корма, было бы уж очень большой глупостью.
Память Шона иногда вливалась в мои мысли совершенно внезапно, как сейчас.
- Что, Бромиас, рад-радёшенек, что расправился с ненавистным врагом, да и отвечать ни перед кем не придётся? Есть на кого спихнуть? Думаешь, никто не знает, как ты перепугался, когда вампы Майями захватили? Ты ведь знал, что Две Смерти с трупаками рука об руку, знал, что тебя им выдадут. Оттого и опознал тебя Германик мгновенно, что выслеживал! И ты это знал. И устал бояться. Ты ведь достаточно горд и силён, чтобы выйти к своему страху, а не дрожать, забившись в щель. Так что не спрыгивай! А то так подтолкну, мало не покажется!
Бромиас несколько мгновений осмысливал мои слова и решил не лезть на рожон.
- Пати, - подобострастие ему удалось с первого слога. - Я ведь не снимаю с себя ответственности. Мы натворили глупостей. Я и Шхан. Не отрицаю. Но тащить инкуба в Нью-Йорк - чистое самоубийство, пойми! Его легко отследить! Он напичкан метками, как индейка яблоками. Его найдут у нас, а мы не сможем ни соврать, ни отмолчаться. Мы будем виноваты, это официальный повод к войне. Разве ты не знаешь, что мы и так для всех - жирная бесхозная овца?
- Овцы не сносят вампирские гнёзда, - огрызнулась я.
Он был прав. Прав, Свет его ослепи! Нельзя тащить инкуба в Нью-Йорк. Нельзя! Я так увлеклась разговором, что не заметила, когда Шон пришёл в себя и сколько он успел услышать.
- Пати, Пати, не делай этого, - с мольбой прошептал он. - Я виноват, я страшно подвёл тебя. Забери мою свободу, но не убивай его. Не убивай, ведь для него всё будет кончено. Совсем. Навсегда. Пожалуйста, Пати. Накажи, как хочешь, только не так...
Я отмахнулась, чтобы он замолчал. И так тошно, без его мольб. Положила его голову обратно себе на колени; он прижался, продолжая умолять без слов.
'Да не убью я его', - вытолкнула я мысль в щель связи. Шон тут же расслабился.
Какое-то время мы ехали молча.
- Ты что же, оставишь всё вот так? - не выдержал Бромиас, - Он предал тебя, пошёл против твоей воли, и ты оставишь его свободным?
Я удивлённо посмотрела на Бромиаса, потом на Шона.
- Я приму любую кару, - прошептал он.
Сумасшествие.
- Тони, ты тоже считаешь, что я должна превратить в раба собственного брата?
Оборотень хмыкнул.
- Ты спрашиваешь пса о свободе, - насмешливо ответил он, а потом добавил серьезно, - Думаю, Чери слишком долго был рабом и слишком мало свободным, чтобы сейчас требовать от него ответственности.
- Вот за что тебя люблю, так это за ум и трезвомыслие, - ответила я.
- Рвав! Хе-хе, хе-хе, - Тони тяжело задышал высунув язык. Бромиас смотрел на него, выпучив глаза от удивления. Оборотень прекратил паясничать, бросил на того косой взгляд и отрицательно покачал головой своим мыслям.
Я и Тони из одного поколения, отстоящего от Шона и Бромиаса на сотни лет. Мы молоды, оттого и понимаем друг друга всегда, а вот те, кто старше нас...
- Прощение порождает безнаказанность и безответственность, - мрачно изрек Бромиас.
Я задумалась над его словами, вспоминая многие и многие эпизоды.
- Да, у слабых, - согласилась я, - Сильные сами себя судят и казнят.
Шон никак не мог добраться до моих мыслей не мог понять, согласилась я лишить его свободы или нет. Дурашка.
Я обняла его, прижимаясь теснее, и в поцелуе провалилась в его мир.
Пустыня. Сумерки. Холод.
- Пати?..
Он снова сидел, свернувшись, как в первый раз, когда я попала к нему: колени на локтях, лицо спрятано, а огромные лезвия на пальцах намерено терзают спину. От этого зрелища что-то внутри меня болезненно свернулось как пружина. Свет и Тень, дайте мне силы и терпения!
- Шон, встань.
Он тяжело поднялся, но голову склонил так, что горбился.
- Я дала тебе эти ножи не для того, чтобы ты резал себя.
Он лишь попытался опустить голову ещё ниже.
- Ты можешь втянуть их? Или мне их растворить?
Он отрицательно мотнул головой и уставился на руки. Под его взглядом лезвия медленно втянулись в тело. Я хотела спросить, не больно ли это, но вовремя поняла неуместность вопроса.
- Шон, посмотри на меня.
Он отрицательно мотнул головой.
- Посмотри на меня!!! - в ярости крикнула я, и он поднял голову, встретившись со мной взглядом.
- Ты мой брат, мой щит и моё копьё! Как ты смеешь быть таким жалким!? Как ты смеешь быть слабым!? Как ты смеешь желать снова стать рабом, нахлебником-содержанцем!?
От каждого моего вопроса его шатало, словно я била наотмашь, а от последнего, он замер, широко распахнув змеиные глаза. Мы застыли, глядя друг на друга.
- Я подвёл тебя. Предал, - хрипло выдавил он, не отводя взгляд.
Пружина внутри мягко отпустила...
- Да. Подвёл. А теперь хочешь предать? Хочешь лишить меня копья и меча?
- Разве у копья и меча должна быть своя воля? - надтреснутый голос...
- А разве я умею драться? Разве я воин, Шон?
Он смотрел на меня и до него доходило.
- Я вдвойне подвёл тебя, - проронил он.
- Исправляй! Исправляй, Шон! Твоё самоистязание мне ничем не поможет.
Его взгляд стал потухать, как догорающая свеча.
- Ты сказала, что не убьёшь инкуба. Значит, именно я должен исправить свою ошибку, я должен убить его?
Глаза Шона стали почти мёртвыми...
- Если ты не найдёшь другого способа избавить нас от официальных обвинений и от войны, то да, тебе придётся его убить.
Тонкий змеиный зрачок встрепенулся, словно искра жизни.
- Другого способа?..
- Да. Думай, Шон. Я не требую убить инкуба. Я требую устранить угрозу официальных обвинений в разбое и краже.
Шон буквально впился взглядом в моё лицо, а я почувствовала сильнейшую усталость: внутренний мир - пустыня выпивал мои силы, уравновешивая пустой сосуд Шона и мой... опустошаемый.
- Пожалуйста, Шон, - это прозвучало устало и почти плаксиво, - Ты же был царём в первой жизни, ты столько лет интриговал и выкручивался. Придумай что-нибудь.
Он вспыхнул. Вдруг из ниоткуда появилось солнце и пошёл тёплый дождь. Шон прижал меня к себе и, целуя щёку и ушко, шептал: 'Свет мой, Жизнь моя...' На какое-то время я отключилась, отдавшись ласковому теплу дождя vis, нежным губам и словам.
Дождь кончился, но солнце продолжило ласково сиять, я чуть отодвинулась, чтобы посмотреть в лицо... Огромные жёлтые глаза с вертикальными зрачками, трепетные эфа-образные прорези ноздрей и большой, чуткий рот... и узор шрамов...
- Ты такой красивый...
Никогда не устану поражаться этой странной, нечеловеческой красоте. Шон улыбнулся смущённо и чуть польщённо.
- Эль-Виси тоже так говорит, - вырвалось у него.
- Потому что это правда, - я провела рукой по шершавой бритой макушке, - У тебя мало времени на поиск, - напомнила я.
- Я знаю, что делать, но не знаю, какую цену могу заплатить, - ответил он. - Я видел в твоей памяти, что Страж - бог смерти и что он может забрать душу из тела. Будет достаточно, если душа не умрёт. Но я не знаю, что он может попросить взамен.
- Да, он может попросить как малость, так и твою душу. Ничего предположить нельзя, - откликнулась я.
- Если Страж запросит слишком много, я откажусь от сделки, разведу погребальный костер и сожгу этого нечастного. Может, огонь разрушит зло... хоть немного. Я не предам тебя, Свет мой, и не поставлю город под удар. Всё решится в ближайшую ночь.
- Хорошо.
Мы мягко вывалились в реальность. Похоже, ни Тони, ни Бромиас ничего не заметили. Переглянувшись, мы поменялись местами, и теперь я уютно свернулась калачиком, положив голову на колени Шону.
Опять молчание и шелест шин...
- Вы наполнились, как я погляжу, - раздался недовольный голос Бромиаса, - Так может, проверите ваше приобретение, может, хоть часть маяков с него снимете.
Шон встрепенулся, а Тони сбавил скорость, высматривая, где можно припарковаться.
Заехав на грунтовую дорогу, мы остановились почти в лесу. Из машины вышли все, даже прикидывавшийся подушкой Кения.
Открыли багажник и уставились на инкуба, а он на нас.
- Господин? - существо с надеждой и опасением обратилось к Шону.
- Мы хотим найти и обезвредить метки-маяки, - ответил он.
Инкуб споро выбрался из багажника и сбросил свое покрывало, представ перед нами абсолютно голым. Маленький и худенький... Но удивительно пропорциональное мускулистое тело было таким, чтобы в равной мере соблазнять и женщин, и мужчин. То есть он не был субтильной бесполой лолитой, скорее, там, где он жил и умер, маленький рост и длинные волосы были нормой у мужчин.
Тони сплюнул и пошёл к водительскому месту. Инкуб, провожая его взглядом, попытался зачаровать. Я щелкнула пальцами и существо, вздрогнув, испуганно глянуло на меня. Я отрицательно покачала головой, и он всё понял.
Пока я отвлекалась, Шон принюхивался, а Бромиас смотрел vis-зрением.
- Как удачно, что все, кто его кусал, подохли, - под нос себе пробурчал грязнуля, - Метки рассасываются прямо на глазах.
- Господин убил вампиров? - спросил инкуб, преданно глядя в глаза Шону. Тот лишь отмахнулся, но поскольку ни я, ни Бромиас не заявили права на сей подвиг...
- Господин великий воин! - и, обхватив себя руками за плечи, инкуб бухнулся на колени и сложился пополам, прижимаясь щекой к обуви.
Я как-то отстранённо почувствовала мучительное смущение Шона и острое желание Бромиаса пнуть пресмыкающееся существо. Словно чтобы не поддаться соблазну, грязнуля отошёл на шаг, а Шон глянул на меня, ища поддержки.
- Встань, мы не закончили.
Инкуб тут же вскочил, и я принялась рассматривать его. На нём было широкое и плоское колье и такие же браслеты, похоже, из бронзы. Поверхность 'украшений' покрывали знаки неизвестной мне письменности, а в vis-диапазоне было видно, что из них выходят нити силы, проходящие сквозь инкуба, контролирующие его.
- Ууу... - подал голос Бромиас.
- Что? - тут же с тревогой отозвался Шон.
- Оковы подчинения. Разве ты не знаком с ними?
- Нет.
- Ну, эта штука полностью приручает инкуба и делает безопасным для хозяина. Этот инкуб принадлежит навечно одному господину. Тот может сдать его в аренду, как бы продать, только вот если новый владелец без согласия старого захочет отдать инкуба кому-то третьему, то этот третий уже не будет защищен никак. Только приказы первого владельца, надевшего оковы, имеют нерушимую силу.
- А если он умер? - спросил Шон.
- Тогда бы оковы утратили силу, а они, как видишь... Да ты не видишь.
Инкуб зло глянул на того, кто посмел выказать презрение к его герою.
- Значит, неведомый хозяин может явиться за ним, и у нас нет гарантий, что инкуб не сожрёт Шона, - резюмировала я.
- Я послушный, - тут же заголосил инкуб, - Я очень послушный!
И он попытался опять бухнуться на колени, но Шон поймал его, схватив за голые плечи. Они оба замерли, глядя друг другу в глаза. Мы с Бромиасом застыли тоже.
Три секунды, пять... десять.
- Может надо что-то сделать? - неуверенно произнёс грязнуля.
- Не стоит, - ответила я, - Думаю, Шон увёл его к себе.
- К себе?
Я не стала объяснять. Раз Бромиас не знает, что это такое, значит, не поймёт и объяснений.
- Вообще-то нас видно с дороги, - недовольно крикнул Тони с водительского сиденья, - если кто-нибудь проедет, то нам придется удирать от копов и рассказывать, что мы тут делаем с голым несовершеннолетним.
Бромиас недовольно фыркнул: 'Чушь', - но встал так, чтобы загораживать собой инкуба.
Прошло минуты три. Все начали терять терпение. Тони вылез из машины, Бромиас принялся оглядываться каждые пять секунд. Даже Кения нервно потерся мне о ноги, я строго глянула на пушистого предателя, но он не смутился и мявкнул 'Now!'.
Пробурчав фамилиару: 'Поговори мне тут!', - я решилась. Зашла Шону за спину и потянула за одежду назад-вбок, заставляя опрокинуться и выпустить инкуба. Контакт взглядов и тел разомкнулся, они вывалились в реальность.
По лицу Шона текли слёзы и он глотал ртом воздух, пытаясь отдышаться.
- Он напал на тебя? Причинил боль? - сама удивилась, насколько свирепо это прозвучало.
Шон отрицательно закачал головой и выставил руку в жесте 'успокойся'. Понемногу приходя в себя, он встал и пошёл в лес. Инкуб всё это время тихонько лежал на земле, волосы разметались по жухлой листве, скрывая лицо.
Инкуб не пошевелился. Мы с Бромиасом переглянулись, никому не хотелось рисковать и приближаться к этой ходячей отраве.
- Полезай в багажник, мы не сделаем тебе ничего плохого, - попробовала я его уговорить.
Никакой реакции.
- Шон, он не шевелится! - не выдержала я. Через секунду послышался шум идущего через лес человека. Шон, не останавливаясь, подошёл, сгрёб в охапку инкуба. Тот тут же вцепился в него и прижался лицом к груди. И куда только делась вся 'выдрессированность' и 'послушность'! Шон ему что-то прошептал и, уложив в багажник, закрыл крышку.
- Едем, - не дожидаясь нас, он нырнул в машину.
Мы с Бромиасом снова переглянулись, ни он, ни я ничего не поняли.
Все сели на свои места и Тони начал выруливать обратно на дорогу. Шон сидел, вжавшись в угол и не просто закрывшись, а задраившись, словно на корабле в шторм. Я не стала к нему приставать: отойдет - сам расскажет.
При подъезде к Нью-Йорку Тони вспомнил, что выключал мобильный. Включил, вывалилась куча сообщений, и буквально тут же позвонил Седрик. Узнав, что мы целы, он долго орал на Тони, тот отодвинул мобильный от уха и спокойно вел машину. Отчего-то от этой простой и житейской сценки мне стало спокойно и легко. Я потянулась к Шону и взяла его за руку. Не смотря на то, что он всегда себя прекрасно контролировал и уже не был инкубом, я всё равно по привычке избегала касаться его лишний раз. От моего прикосновения он вздрогнул и попытался вырваться, я мягко его удержала.
- Пати... Не надо, я не хочу на тебя это вываливать, а если ты будешь меня держать за руку, то...
- Я буду держать тебя за руку, и я готова разделить с тобой... всё.
Он всмотрелся в меня и понял: я знаю, что говорю. Накрыв мою руку второй ладонью, он опустил щиты связи, впуская в свои мысли.
Когда он схватил инкуба, они случайно встретились глазами и действительно вывалились в мир Шона, в его пустыню. В этой реальности инкуб не был низкорослым мальчиком с длинными чёрными волосами. Он был змеёй. Вернее, их было двое: мальчик и змея. Она сожрала его, но кто-то распорол ей горло так, что голова человека оказалась снаружи, а всё тело - внутри змеи, в её желудке. Змея всё время хотела жрать, вечно голодная тварь, а человек был заперт в ней, не имея возможности даже пошевелиться. Единственное, что он мог - смотреть и говорить.
Змеи глухи. Она попыталась напасть на Шона, но он её придушил и смог поговорить с пленником. Тот ему рассказал много разного: время во внутреннем мире бежит быстрее и вмещает в себя больше. Но они заговорились, и Шон забылся. Змея вырвалась, укусила его, начала вытягивать силу. Выходит, я подоспела вовремя.
'Мои оковы - просто шарфик по сравнению с его пыткой'.
Оковы-сбруя Шона меня так шокировали своей жестокостью и изощрённостью, что я не запомнила их, сознание милостиво закрылось. А когда я снимала их, то смотрела лишь на гайки, которые мне надо было открутить, борясь с болью в обожжённых пальцах.
Но сейчас я чувствовала слёзы на своем лице, я тоже плакала, не в силах постичь и принять, что кто-то может быть способен на такое запредельное зло, такую жестокость: запереть человеческую душу в теле чешуйчатого гада, лишить её воли, оставив разум и память. Шон хоть не помнил ничего, а этот мальчишка точно знал, чем он прогневил богов.
'Я всё сделаю, Шон. Если надо, я пойду на сделку'.
'Нет, Пати. Я пойду на сделку. Не ты', - отрезал Шон. И я не стала спорить. Не потому, что боялась платить цену за освобождение того несчастного, а оттого, что не хотела лишать брата права сделать должное.
Мы не поехали в город, а отправились в загородное поместье Седрика, то самое, откуда я вырвалась в безумии горя, потерь и перемен.
Тони насторожено поглядывал, но я дала понять, что всё нормально.
Глава 5.
Как только мы въехали за кованую ограду, и я увидела несущегося ко мне Фрешита и ухитряющегося быть вальяжным даже при быстрой ходьбе Седрика, то поняла: утро будет ещё хуже, чем ночь.
Машина ещё не успела затормозить, болотник рванул дверь на себя.
- Ты не имела права! - проорал он. - Не имела! Нас двое! Мы связаны! И я против! Слышишь, я против!
Под эти крики я выбралась из машины, Седрик был странно спокоен, похоже, даже получал тщательно скрываемое удовольствие от происходящего.
- Фрешит, - вклинилась я, пока болотник набирал воздуха в грудь, - Седрик твой побратим, а не раб. И о тебе речь не шла, так что успокойся и не заставляй меня вспоминать кое-что.
Болотник открыл рот, чтобы перебить меня, но от последних слов замер, подумал и спросил уже намного спокойнее.
- Ты обнародуешь вассалитет?
- Не думала об этом.
- Будет лучше, если это не станет достоянием публики.
- Возможно...
- Что за хрень у вас в багажнике? - влез в разговор Седрик.
- О... - я поняла, что если признаюсь, эти двое меня разорвут. Может быть, даже физически, - Это... это то, о чём мы поговорим завтра утром.
Я постаралась произнести это уверенно, вышло отчего-то зло. Седрик с Фрешитом переглянулись.
- Пати... - начал Седрик.
- Я сказала: завтра утром! - проорала я, - Не сегодня! Сегодня я выгружу это в... у тебя есть бункер?
- Есть, - осторожно ответил Седрик.
- Вот, я выгружу это в твой бункер, и завтра мы об этом поговорим, - я малость напоминала сумасшедшую, наверное, поэтому мужчины не стали спорить.
Что-то было не так... Что-то было совсем не так... Было плохо... Я закрыла глаза, чтобы разобраться в себе, в ощущениях...
- Ники! Что с Ники? - выкрикнула я, срываясь на бег, со мной поравнялся Тони.
Седрику и Фрешиту ничего не оставалось, как следовать за нами.
- Что с Ники? - снова спросила я их.
- Да всё нормально было, - ответил Фрешит.
- Какое там нормально, - прорычал Тони. Между ним и девушкой связь была куда крепче, но он был простым оборотнем и потому так же, как и я, всего лишь знал: Ники плохо.
Мы бежали по огромному дому, ведомые чутьём. Миновали зал приёмов и по центральной лестнице добрались до третьего этажа. Там я услышала бешеное рычание и хриплый, словно задыхающийся лай. Оставалась лишь пара ступенек, как вдруг Тони прыгнул, превращаясь, в огромного мохнатого пса и скрылся в коридоре. Вбежав на этаж, я успела увидеть тёмную тень огромной собачьей туши, устремлённую к руке с пистолетом... челюсти сомкнулись с хрустом, и раздался визг.
- Всем стоять! - заорала я.
В дверном проеме рычит взбешённая гиена, похоже, это Ники. Тони, почти не рыча, отрывает-откусывает руку мужику, тот визжит и пинается. Похоже, моему псу досталось. Ещё мгновение-другое, и рука оторвана, а Тони отскочил на безопасное расстояние. Из обрубка хлещет кровь, но мужик кидается поднять упавший пистолет. Гиена и я действуем одновременно: я выпустила лозу, чтобы отшвырнуть его, а она кинулась, чтобы укусить. Вышло так, что я отдёрнула его от пистолета, спасая от зубов.
- Что происходит? - на два голоса.
Седрик и Фрешит отстали буквально на пару секунд...
Я поспешила вглубь коридора, поближе к двери, к Ники и Тони.
- Эта тварь... - прокричал травмированный. Я увидела, что он не один, дальше по коридору стояло ещё трое, они усиленно пытались прикинуться мебелью и явно жалели, что оказались здесь.
Не знаю, что со мной было, мне хочется думать - что это последствия от тесного общения со Стилетом. Но оскорбление этого мохнатого меня взбесило и я ударила так и не втянутой лозой, как кнутом.
- Эта гиена - filius numinis, - мой голос звучал холодно и спокойно, словно кто-то другой произносил слова за меня. - Ты собрался выстрелить в filius numinis? Отвечай! - и я снова ударила. Почувствовав движение, я обернулась, готовая атаковать. Седрик сделал пару шагов к нам, в руке зажат пистолет... Мохнатый придурок воспрял, потом удивился... Испугаться он не успел. Прозвучал выстрел. Хорошо, что пистолет был малокалиберным с обычными пулями - ничего такого, что показывают в кино, никаких снесённых черепов - аккуратная дырка во лбу.
Седрик перевел тяжёлый взгляд на застывших истуканами мохнатых, и те с тихим скулежом попадали на колени, а кто то и на пол.
- Убирайтесь и это прихватите. С вами я разберусь позже.
- Стойте! - очнулась я, - С чего всё началось?
- Вы приказали привести мальчишек, а та дев... леди numinis сказала, что никого никуда не выпустит до прихода леди Пати. Он с катушек слетел... наговорил ей всякого. Она перекинулась... Мы говорили, что не надо настаивать, не получив от вас повторного приказа, что вы... А он...
- А он теперь корм червей, - зло подытожил Седрик, - Убирайтесь.
- Что это значит, Седрик? - холодно спросила я.
- Ай, брось! Ничего это не значит. Просто хотел посмотреть на этих лебедей поближе, отвлечься, ожидая тебя. Но тут передали, что ты на подходе, и, как видишь...
- Вижу. Скольких ещё псов мы потеряем из-за их дурного воспитания?
- Нисколько, - отрезал он.
- Ну, смотри...
Я вдруг поняла, что не слышу рычания и взлаивания гиены, непрестанно звучавшего всё это время. Ники, раздетая и избитая, сидела в дверном проёме, вцепившись в поскуливающего, вылизывающего её пса.
- Ники... - тихо обратилась я.
Она вздрогнула. Бедная девочка... Filius numinis от сильных эмоций теряющая контроль над силой и вывертывающаяся в гиену. К счастью, та мразь, что годами использовала Ники как фамилиара в своих ритуалах 'заразила' её гиеной лишь на физическом уровне - даже в теле зверя она не превращалась в переполненное агрессией существо, оставаясь такой, как всегда: послушной, ведомой и... напуганной. Но все меняются, и Ники тоже...
- Простите меня, простите. Я не умею себя контролировать, - тихо запричитала она. Фрешит, который так и остался у двери, предоставив нам с Седриком разбираться с мохнатыми, дёрнулся, чтобы обнять её, подбодрить. Но Тони тут же развернулся к нему и недвусмысленно клацнул зубами.
- Не стоит, Фрешит, - холодно заметила я,- Я сама разберусь.
Ники, не правильно истолковав мои слова, плача, скрутилась в клубочек, словно пытаясь спрятаться за огромным псом. Тони строго на меня посмотрел, я аж притопнула ногой, закатывая глаза: 'Не дури хоть ты!'.