Мир умирал, истощённый Последней Войной. Отравленные ядами и ненавистью умирали души. Вырождалась не земля, но человечество...
По звериной заснеженной тропе пробирался человек. Метель выла и надрывалась, точно дикий зверь, но человека одолеть ей было не под силу. Будто одинокий путник хранил в себе некую тайну, которая берегла его и вела сквозь злую ночь. Тайну, которую не могла из него вырвать даже самая лютая метель Дебрей.
Среди голых ветвей блеснул свет, и путник направился туда. Он отважно боролся с морозом и метелью, а даже человеческому упрямству наступает исход.
Меж двух гигантских сосен, уютно вросшая в мягкие сугробы, похожая на кукольный домик, стояла деревянная сторожка. Путник постучал, и дверь со скрипом отворилась.
- Кого там ещё лешие принесли?! - рявкнул кто-то грозно и двери захлопнулись.
'Разбыши!' - мелькнула мысль, и путник застыл не в силах стряхнуть с себя снег онемевшими руками. Произнёс:
- Добрые люди, приютите на одну ночь. Замёрз, сил нет, а идти ещё далече...
Путник молча стал хлопать себя по бокам, пытаясь сбить ледяную корку. Это всё, что он мог позволить себе. Его обступили пятеро, ещё трое сидели за столом.
- А ну-ка, вывернь карманы!
- Добрые люди, не серчайте, но нет у меня ничего с собою, а дома дожидаются меня... Позвольте ночь передохнуть и я дальше пойду...
- Ишь ты! Спрытный мужичонка!
- Болтаешь больно много!
Путника ловко обшарили, но ничего не нашли даже под льняной рубашкой, кроме деревянного крестика на кожаном шнурочке. Котомку с едой отобрали.
- Ладно, бес ему в ребро, пусть остаётся до утра! - решил одноглазый рыжебородый детина, вытряхивая содержимое котомки на стол.
- А если взболтнёт кому про нас-то? - недобро нахмурился худой наполовину седой разбыш с кривым шрамом через всё лицо.
Рыжий весело глянул на путника, но ничего весёлого в его взгляде не было. Жуткая улыбка, оскал волчий, а не улыбка.
- Не взболтнёт, верно говорю, гость дорогой? А то ведь мы и разыскать по следу сумеем. Из-под земли вынуть и в неё же родимую схоронить!
Путник молча кивнул. Чёрный лес хранил в себе много опасностей, но смертельнее всего была встреча с людьми...
- Жратва при тебе есть хоть какая?
- Угощайтесь, добрые люди...
Злодеи отмахнулись и снова расселись за столом, расхватав пироги, пустили по кругу флягу с брагой и баранью ногу.
- Эй, слышь ты, звать-то тебя как? - окликнул кто-то, подобревший от пары глотков медовой браги.
Путник, уже согревшийся и почти задремавший, ответил из-за печи:
- Энох.
- А родом ты откуда будешь?
- Издалека.
- Уж не с того ли света? - хохотнул верзила в лисьей шапке. - Не навий ли дух?
- Слышь, бродяга, а кудыть ходил-то?
- На Пограничные земли.
- И чего ты там забыл в такую-то пору?
- Брата хоронил.
- Вот как значит... Ну, пусть земля мила!
- Храни вас небеса...
- А сходил бы ты за дровами, гость дорогой, а то огонь скоро зачахнет!
Энох возражать не стал, понимая, что не время и не место. Оказавшись на склоне холма у поленницы, испугался, увидев приближающегося человека. Одно дело бояться за свою жизнь, но совсем другое - за чужого просить! Энох кинулся к нему.
- Не ходи туда, человече, не ходи! Убьют разбыши! Беги отсюда скорее!
- Куда бежать, дорогу замело, - проскрежетал неведомый пришелец. - А что это ты гостей отваживаешь? Или добром награбленным с тобой не делятся?
Из-под белой меховой шапки остро сверкнули глаза, но Энох не заметил, думая о другом.
- Я с ними на одну ночь только. Метель осерчала, вот я и попросил приюта...
- А, ну что ж, раз так, - кивнул гость и уверенной походкой направился к сторожке.
Энох онемел на миг, уразумев, что вихрь замолкает и снег гостю под ноги сам ковром стелится.
'Человек ли это?' - подумал он и кинулся вперёд него к незапертым дверям.
- Эй, а дрова-то где?!
- Гость у нас... - успел выдохнуть он, и его отшвырнуло на лежанку у печи. Следом на порог вошёл человек. Белый мех искрился в тусклом свете угасающего пламени. Все как один сидевшие за столом повскакивали с мест, но дальше не двинулись. Не смогли. Энох тоже почувствовал, как прижимает к полу неведомая сила.
- Тебе чего надыть? - просипел одноглазый рыжебородый главарёк.
- А что вы можете дать? - хмыкнул вошедший, недобро прищурившись. По хате повеяло холодом. - У вас ведь и взять нечего! Любая тварь лесная полезнее вас будет!
- А ты сам-то кто будешь? - захрипел одноглазый и тут же рухнул на пол без дыхания.
- Хозяин, не гневайся, - прошептал Энох посиневшими от холода губами.
- А ты помолчи, - нахмурился гость.
- Не гневайся, - громче повторил Энох, понимая, что не хотелось, а всё же придётся просить за чужую жизнь.
- Ты что же, решил за них отвечать?
- Не заслужили они...
- А люди, оставшиеся под холмом этим, по-твоему, заслужили?! - гневно вскричал гость. - А звери последние, ради забавы перебитые, тоже заслужили?!
- Прости им, Хозяин...
- Ты-то чего встряёшь? - гость обернулся к нему, и Энох наконец-то смог разглядеть и глаза, горящие злым жёлтым огнём, и клыки, оскаленные в ярости.
- Разве не хотел ты только что меня спасти?
- Хотел.
- А теперь что? Хочешь их?
- Хочу.
- Так не бывает. Либо ты, либо тебя!
- Отпусти их, Хозяин...
- С чего бы это? - зарычал Зверь. - Они злодеи и убийцы. У них дети малые по домам не плачут, ни жён, ни стариков родителей! Их-то никто не ждёт! - Зверь говорил с насмешкой, но и с какой-то особенной вежливостью.
'Знает', - подумал Энох и взглянул на перепуганных насмерть разбышей. Половина среди них была молодыми, верно с пути сбившиеся, а старики безногие да однорукие, наверное, ничего кроме войны и не знают. Разве их в том вина, что пришлось с юных лет вместо плуга да молота мечи и копья в руки брать? Что в наследство получили не земли плодородные, а ржавые латы? А в награду за то, что жизней своих не жалели - разрушенные дома да поля выжженные...
- Они уже расплатились, - уверенно возразил Энох. Он знал, что именно даёт ему право так разговаривать со Зверем. Знал это и сам Зверь. Чуял своим звериным чутьём. Не знали только разбойники и оттого смотрели на Эноха во все глаза и кусали губы.
- Расплатились? Когда это? - недобро сощурился гость, но уже без жажды крови во взгляде.
- Когда меня впустили и не тронули. Я им теперь обязан.
- Ты случайный путник, вот и иди себе мимо!
- Ты же знаешь, что не пойду.
- Ах, вот как! Так что же, и на смерть вместо них отправишься?
- Мне нельзя, - улыбнулся Энох. Ему было страшно и очень холодно, волосы покрылись инеем, и всё тело окоченело, но он вспомнил дом, и на сердце стало тепло. - У меня ведь детишки...
- А мне что прикажешь делать? - прорычал зверь, но без злобы. А будто действительно спрашивая совета.
- Отпусти их с миром.
- Безнаказанными? И ты готов за них ответ держать?
Энох внимательнее вгляделся в побелевшие лица с безумными от предчувствия близкой смерти глазами и дрожащими губами, готовыми бормотать очистительные молитвы.
- Готов.
- Что ж... Если так, ступай прочь да поживее, пока я не передумал!
Энох ни разу не обернулся, помня, о чём бабки в сказках рассказывали. А те, кто оборачивался, падал замертво заледеневшим столбом. Других, кто сразу бежать кинулся, догнал и разодрал в клочья огромный белый волк. Зверь был дьявольски быстр и очень силён. Он таился в глуши, и следы его заметала вьюга. Вой вырывал из груди сердце от страха.
С Энохом осталось трое. Он шёл молча и ни на какие вопросы не отвечал. Даже после того, как вышли из Дебрей. В первый день они благодарили его за то, что он спас им жизни, и просили назвать цену за поступок. Он молчал. Второй день они стали угрожать ему расправой за упрямство, он молчал. На третий день они решили, что он станет их атаманом вместо прежнего предводителя, но он по-прежнему молчал. На четвёртый день пути он привёл их к Посёлку Зелёных Крыш. Посёлок, как посёлок, самый обыкновенный. Дома, как дома, таких тысячи раньше было по всей земле, но зелёные крыши делали их уютными, прелестно-сказочными.
Энох, остановившись перед резной калиткой крайнего двора, сказал спокойно:
- Вот дом. Войдите в него и возьмите всё, что сможете.
Его спутники от неожиданности замолкли. Недоумённо переглядываясь, всё же ввалились в дом. Он знал, что они увидят там. Знал, потому что тысячи раз, находясь в дальней дороге, закрывал глаза и видел это.
Тёплая просторная гостевая, у камина сидят двое стариков: он с трубкой в руках, она - с клубком пряжи. Большой цветной ковёр из лоскутков, на котором играют двое детей с котятами, а девица в переднике, испачканном мукой, затеялась с выпечкой. На столе - свежий ужин, в печи дозревает пирог. И голос её звенит и льётся, она поёт о дорогом госте, которого задержала дорога, но он вот-вот зайдёт на порог и как она встретит его.
Все трое застыли в сенях, не решаясь осквернить святыню не то что присутствием, вздохом. Молча расступившись, пропустили Эноха. Увидев его, дети завизжали от восторга, девица радостно всплеснула руками, а старики заулыбались. Его раздели и усадили за стол, он и слова не успел обронить.
- Устал с дороги, милый? Метель такая бушевала, все тропиночки позамело, как же ты, родимый, добрался? - расспрашивала жена, подливая сметаны в тарелку с кашей.
- Добрался, - ответил Энох.
- Сынок, а кого это ты с собой привёл? - проворчал старик. - Что за люди невоспитанные, нет, чтоб в дом войти, стоят на пороге, сквозняки гоняют!
- Ты же их не пригласил войти, старый сыч! - заворчала старуха, поглядывая поверх очков то на него, то на троих здоровенных мужиков в дверях. - Заходите, гости дорогие. В тесноте да не в обиде!
Дед закашлялся и закряхтел, словно признавая свою неправоту, но не желая сдаваться.
Энох улыбнулся и посмотрел, наконец, на разбышей. У самого младшего текли слёзы по грязным щекам. Стянув шапку, он шмыгал носом.
- Я шёл по лесу, отец, и встретил этих людей. Они сбились с пути, и я решил показать им дорогу.
Все трое, молча зажавшие шапки в кулаках, низко поклонились хозяину домика с зелёной крышей, и вышли прочь.
Больше Энох никогда их не видел, но и ничего дурного про них не слышал.