На обратном пути из Города отнюдь не чрезмерно осторожничал небольшой отряд: те же кусты, в которых уединилась рассмешившая всех невольница, скрывали и ещё кое-кого - и даже не одного. Распластавшись, там пряталось пятеро наёмников. И их-то - умелых, совершенно слившихся с землёй - мог обнаружить не мальчишка-дозорный. Разве что - не уйди он к Аникабе - Некуар. А более - никто. Никто, стало быть, из Людей Огня. По крайней мере, спрятавшиеся не сомневались в своей "невидимости" - в столь ответственный дозор Повелитель Молний отправлял лучших из лучших: уставших каждую ночь заменяя свежими воинами.
Вождь нисколько не сомневался: у старейшины рода Волка налажена постоянная связь с горцами. И Повелителю Молний смертельно хотелось перехватить лазутчиков: причём - на землях Ам-лита. Ибо, если поодаль - то даже лютейшие пытки ему ничего не дадут: суровые горцы не проговорятся. Если же их удастся поймать на землях рода "союзника" - пусть себе умирают молча! Ам-лит замарается так и так. Во время войны привечать у себя исконных врагов Побережья - не избежать косых взглядов соседей. Даже дружески к нему настроенные, возможно, сочувствуя в тайне, вслух будут вынуждены осудить старейшину рода Волка. И тогда вряд ли удастся Ам-литу отсидеться в своей знаменитой башне.
К своему несчастью, Повелитель Молний ничего не знал о тайном союзе между родами Волка и Водяной Черепахи, да и вряд ли мог знать... хотя... не будь он рабом Ужасной... многочисленные гости на подворье Ам-лита могли бы навести его на верные мысли. Увы, все усилия вождя были направлены на другое. На главное, На разжигание Большой Войны. И многие "мелочи" остались в стороне. Как показало время - судьбоносные "мелочи".
Затаившиеся в кустах дозорные задолго до поворота заметили возвращающегося с охраной Ле-гим-а-тана, и будь у них такой приказ, пятеро профессиональных воинов мигом бы справились с шестью мало искушёнными в ратном деле мужчинами. А уж заметив, в какое замешательство жреца и его охрану повергла присевшая по нужде невольница, рассмеялись бы, позволяй им обстоятельства, веселей мальчишки, первым углядевшего сквозь густую зелень затаившуюся (затаившуюся?) молодую женщину. А что? Попасть в руки нескольким мужчинам - вряд ли неприятное приключение для невольницы? И не имей дозорные строжайшего приказа, они, конечно возместили бы молодой женщине то, чего она напрасно ждала от возглавляемого жрецом отряда, увы...
...этого не позволяло время. Да и задание: забавляться со смазливой невольницей - наверняка выдать себя. Но главное всё-таки - время: как быстро и как бесшумно ни овладей они перепуганной женщиной - отряд Ле-гим-а-тана уйдёт далеко. А вождь строго-настрого наказал наёмникам не спускать глаз с верховного жреца Лукавого бога - вдруг да Ле-гим-а-тан встречается в тайне с каким-нибудь незнакомцем? Разумеется, ни сам Повелитель Молний, ни даже дозорные не надеялись всерьёз на такой роскошный подарок - и всё-таки... вдруг да осторожный жрец даст промашку?.. а приказ есть приказ... прячущуюся - или заигрывающую? - невольницу воины обошли стороной и бесшумно двинулись вслед за Ле-гим-а-таном. Разумеется - напрасно.
Проследив за жрецом и его спутниками до опушки леса, до места, откуда Ам-литово подворье просматривалось как на ладони, раздражённые наёмники вернулись в чащу. Невольница, разумеется, их не дождалась. Хотя каждый из воинов был уверен: знала бы, что они вернутся - обязательно задержалась бы! (Нечто большее, чем обычная мужская самонадеянность - уверенность в своей исключительности. Для воинов иногда полезная, но зачастую опасно ослепляющая.) В отношении женщины позволительное пренебрежение - перенесённое на мужчин - оно бы могло сыграть злую шутку, вздумай на отряд Ле-гим-а-тана напасть эта пятёрка! Да, из трёхсот наёмников нашлись бы воины способные вчетвером (а то и втроём) справиться со жрецом и его охраной - только не эти пятеро! В неответственные дозоры Повелитель Молний отряжал далеко не лучших.
Стемнело. Противный зимний дождик, проникая сквозь поредевшую зелень, скоро уже насквозь промочил шерстяные накидки воинов. С нетерпением ожидая смены, уставшие соглядатаи мёрзли и ругались про себя - в кустах им предстояло таиться ещё половину ночи. Хотя и дураку понятно: в дождь да в такую темень, дабы быть обнаруженным, вражеский лазутчик должен пройти не рядом - даже и в двадцати шагах - а наткнуться непосредственно на засаду. Что, согласитесь, невероятно. И охота вождю понапрасну распылять свои силы?..
Брюзжащие про себя разведчики даже не подозревали, насколько их, порождённые холодом, усталостью, неудачей, мысли совпадали с мыслями Повелителя Молний. Впрочем, вождь уже четверть луны назад догадался о бесполезности своих хитроумных засад - спустя пол-луны после того, как додумался их устраивать. А мог, окажись немножечко помудрей, вовсе не обременяться им - детская хитрость! Да, вождю до смерти хотелось перехватить лазутчиков на землях Ам-лита, но ведь он должен был понимать, что ему придётся иметь дело не с одним старейшиной рода Волка, а и с Му-натом. А детскими хитростями провести лукавого жреца - затея, заведомо обречённая на провал!
Осознав это, ненужные засады вождь сохранил для вида - чтобы не потерять лица перед наёмниками. Из десяти - оставив лишь три. Отправляя в них далеко не лучших воинов.
Имея дело с Му-натом, настораживать обыкновенные ловушки - не сработают; строить обыкновенные козни - попусту тратить время. Нет, по наитию - по нашёптанному Ужасной! - только небывалую каверзу, можно надеяться, не разгадает и, стало быть, не предупредит лукавый жрец.
Да, необходимо отметить, за прошедшее время Повелитель Молний внёс некоторые поправки в открывшееся ему в результате первоначального "озарения". Он быстро понял: двести наёмников - чересчур рискованно, вполне хватит и ста, а поразмыслив ещё немного, "отряд особого назначения" решил сократить до пятидесяти человек, отобрав в него самых молчаливых воинов. И ещё: напасть не на стойбище Ам-лита - союзничек так себе, многие, пожалуй, почуют правду - нет, вырезать одно из стойбищ рода Свиньи! В этом случае, если кто-то и заподозрит - только один Му-нат. Один! Другие - гнусность настолько немыслимая! - не поверят лукавому жрецу.
(А мог, наверное, не будь он уже полностью порабощён Ужасной, и догадаться Повелитель Молний: нет - не один Му-нат. Кроме ненавидимого "Первого друга" - ещё и Ле-гим-а-тан. Мало того, заметив днём, что верховный жрец Ле-ина, вопреки своему обыкновению, появился в Городе с охраной, мог бы предположить: а его сокровенная тайна, возможно - уже не тайна?.. И, как показало время, наиболее дальновидных вождей Побережья необычайная гнусность не застала врасплох. Но... отданный и не отменённый приказ сработал! Когда уже было непоправимо поздно, когда уже все склонялись к миру, пятьдесят затаившихся хищников показали клыки и когти - за малым не полыхнула Большая Война! Правда - без Повелителя Молний. Но это - когда ещё: почти через три луны, пока же...)
В отличие от недовольных дождём дозорных, вождь ему радовался почти по-детски: экая темень! А негромкое беспрерывное пощёлкивание мелких капелек - его соглядатаям обеспечены невидимость и бесшумность! Врагу, к сожалению, тоже - но кому лучше известны городские окрестности? А у напавшего первым - неоспоримое преимущество! А семьдесят пять отборных наёмников стоят двухсот козопасов!
(Опять заблуждение. Правда - не роковое. Отборные воины, определив по чавкающей под ногами грязи, что, напади они, им навстречу ощетинятся где-то за триста копий, уклонились от неравной схватки.)
Гонцы с важными сообщениями могли появиться не раньше исхода ночи, но, предвкушая приятные для себя вести, Повелитель Молний не думал ложиться спать: потягивая выдержанное вино, вождь вёл неторопливую беседу со свободным сегодня сотником и старшим жрецом Легиды. Не серьёзную - частично расслабляющую, но и слегка бодрящую. Отвлекающую от зряшных гаданий, снимающую излишний груз с перенапряжённой воли, но и отгоняющую нежелательный этой ночью сон. Когда виден конец долгой и трудной работы, когда уже этим утром о первой победоносной битве, возможно, придут известия, тогда нельзя быть ни перевозбуждённым, ни полусонным, ни совершенно трезвым, но и ни упившимся вином. Что вряд ли бы удалось Повелителю Молний в одиночку. Когда этой вот обыкновенной зимней дождливой ночью на смену поре надежд приходит пора свершений! И по надуманному делу он призвал командующего сотней наёмников, и - без всяких объяснений - жреца Легиды. Неумён, недалёк верховный служитель этой богини, однако - покладист. Да, без умных советников порой не обойтись, но, чтобы поболтать, отвлечься, Легидин жрец и сотник - наилучшее общество. Первый глуп от рождения, а кругозор второго (по природе отнюдь не глупого) сильно ограничен его ремеслом.
Главным образом говорил знающий то же, что знали все (следовательно, ничего не знающий) жрец Легиды - так, пересуды, сплетни, жалобы: мол, на алтарь этой богини теперь редко-редко приведут невольника или невольницу, а о свободных (даже младенцах) Легида совсем забыла - то-то в окрестных лесах почти не осталось дичи... говорил удивительно невпопад, но ничего лучшего в данном состоянии вождю не сказали бы и не в пример умудрённейшие!
Вначале, когда ещё мало убавилось вина в кувшине и не успел ещё разойтись легкомысленный служитель ветреной богини, советник тоже изредка обранивал по нескольку штук неаккуратно, но прочно связанных словечек. Будто бы даже дельных, однако - о чём? Что, дескать, горцы не дураки и вряд ли рискнуть отправить в разведку отряд менее чем из двухсот человек; а бой в темноте - неверный бой, и выучка (первейшее преимущество наёмников) не очень-то им поможет; и что сидящие в засаде семьдесят пять - да, они неплохие воины, но всё же - не лучшие, и... будто бы вождь не знал без него! Без этого пораженца!
Тоже - командующий! А не сместить ли? Или?.. Впрочем - поздно. Война уже полыхнула, и сейчас кому-нибудь случайному, второпях, доверить сотню? Когда этого он, повелитель Молний, прекрасно знает! Да - осмотрителен. Да - осторожен. Но уж - никак не трус. Кого-кого, а сорвиголов всегда значительный преизбыток! И одному из таких доверить сотню? Чтобы он, не имеющий ни нужного опыта, ни дара богов, ни даже ума, понапрасну бы рядом со своей непутёвой башкой положил головы доверенных ему людей? Нет уж!
Здравая мысль вовремя нашла вождя - остыл закипающий гнев. Повелитель Молний не успел наделать небезопасных глупостей: вот когда Большая Война победоносно закончится - тогда он припомнит сотнику пораженческие настроения!
Очень хорошо, что, словно предчувствуя, помочь скоротать ночь он пригласил не одного командующего, но и болтливого, глупого, казалось бы, ни на что не годного жреца Легиды. И ведь кстати - а?.. закипающий гнев остыл отчасти и благодаря его неуёмной болтовне! Впрочем, по сузившимся, остекленевшим глазам Повелителя Молний сообразив в чём дело, и сам командующий поспешил перевести беседу в менее опасное русло: снаряжение, довольство, выучка - мелкие, но важные подробности воинской жизни - очистился взгляд вождя. Разбилась ледяная корочка, неизменная колючая проницательность вернулась его глазам.
Со второй половины ночи начали пребывать гонцы - увы, с не радующими известиями. Первый едва-едва успел сообщить, что горцы снарядили в разведку значительный (не меньше, чем в триста копий) отряд, как следующий дополнил: этот отряд ведёт кто-то хорошо знакомый с Побережьем - воины движутся по строго пограничным (считай, ничьим) землям. И если бы они шли днём, не таясь - не было бы и повода к нападению: посольство, скажем, или просто дружеское посещение одного из прибрежных родов. Ночью, само собой, другое дело: всякий, скрывающийся во тьме - враг, напасть на него не только позволительно, но и необходимо. Правда, одна незадача...
...гадательные рассуждения второго гонца скоро - после прихода третьего - сменились, увы, неприятной определённостью: командир наёмников не решился ночью напасть на превосходящие силы врага - ни оценить противостоящих воинов, ни даже пересчитать их. И хотя Повелитель Молний хорошо понимал разумную предосторожность командующего - на его месте он сам не рискнул бы напасть во тьме - тем не менее, злился. Да, напрасно, по-ребячески глупо - в ответственную засаду им направлены превосходные воины, но если врагов больше впятеро? - однако ничего не мог поделать с собой. Разве что - за внешним спокойствием постараться скрыть клокочущее внутри раздражение: дабы воинам не передалась неуверенность их начальника. Которая, начиная со второй половины ночи, всё основательнее овладевала вождём. И от прихода второго гонца до появления пятого успела дойти до опасной черты. Ибо четвёртый посланец, прибывший уже под утро, принёс известие не просто неприятное, нет - сквернейшее! Земли Ам-лита миновав подобно прочим, горцы, похоже, следуют во владения рода Водяной Черепахи!
Кажется, сбывались худшие опасения вождя: жители Священной Долины стакнулись-таки с этим непобеждённым родом. Могучим, способным в случае нужды, поставить в строй едва ли не семь тысяч воинов! И неважно, что Водяные Черепахи никогда и ни на кого ещё не нападали первым, и неважно, что они не дадут горцам своих воинов, главное - приютят! Обеспечат едой, отдыхом и наложницами! И тогда, если горцы затеют длительную осаду Города, им незачем будет бесчинствовать по окрестностям. И пятитысячное войско наглухо обложит Город, а надёжных - из сильных - союзников на Побережье нет...
Словом, стоило четвёртому гонцу принести угрожающее известие, почти уверился Повелитель Молний: сбываются худшие из его опасений. И то, что издалека ярко сияло, приблизившись, сразу погасло, будто бы вывернулось наизнанку - пахнуло смрадной гарью. Да, его хитрость удалась превосходно, горцы расшевелились, но... попробуй теперь, докажи Побережью, что не одни только воины рода Змеи вот-вот нападут на Город! Что один Ин-ди-мин - хоть лопни, хоть раздай копья всем мужчинам от двадцати шести до ста равноденствий отроду! - ни за что не набрал бы больше полутора, двух тысяч воинов. И каких? Этот отряд состоял бы наполовину из юнцов и старцев! И, если "без дураков", из напавших на Город от рода Змеи, в лучшем случае, может быть только тысяча воинов! А остальные? Но - Де-рад побери! - будто бы единоборство... Не подкопаешься...
То, что раньше (до вероломной резни в Горах) было "за" Повелителя Молний, теперь обернулось "против". Да, он добился войны, однако - какой войны? Настоящей Большой Войны между Священной Долиной и Побережьем? Нет! Он добился войны для одного только рода Снежного Барса - изнурительной, с напряжением всех сил и крайне сомнительным исходом. Войны с противником, численно превосходящим вдвое. Численно - а в умении? У горцев было время, и если род Чёрного Орла сумел обуздать свою ярость, то жители Священной Долины выставят наилучших воинов. Правда, теплилась слабая надежда, что или недостаточно, или излишне много. Эдак - десять-пятнадцать тысяч! Но... зная Му-ната, можно ли надеяться на такой подарок? Вряд ли...
И пока смешавшиеся мысли вождя метались между надеждой и отчаянием, явился пятый вестник. И подтвердил: да, горцы проследовали на земли рода Водяной Черепахи. И, как ни странно, когда правдоподобное предположение обернулось угрожающей действительностью, Повелитель Молний вдруг успокоился - Ужасная не оставила своего раба. Не бросила его на перепутье...
(Правда, в свете вскоре последовавшего, непонятно - зачем это было нужно Грозной Воительнице? Ведь вождь, по сути, своё дело сделал... Имея виды на его сына?.. Но Вин-ваш, в отличие от отца, был не рабом Её, а возлюбленным... и?..)
Однако, чего бы ни затеяла Ужасная, после прихода пятого вестника Повелитель молний обрёл уверенность. К нему возвратились обычные хитрость и изворотливость. Появились плодотворные мысли. Вновь поманила надежда. Отчаиваться сейчас? Когда наконец началась, долгие равноденствия лелеемая в тайне, его Война? А что - не совсем по предвиденному? А что, где и когда, начиная осуществляться, полностью совпадало бы с нарисованным в уме? Ах, род водяной Черепахи даст приют неприятелю! Так-таки - всему несметному войску? На несколько лун? Во всём стесняя себя? И ради чего! Безразличной для Водяных Черепах победы? В будущем - полной власти на Побережье? Чушь! Чтобы ради гадательных выгод процветающий, независимый род согласился взять на себя тяжкое бремя? Вздор! Да, разведчиков на несколько дней, не ущемляя себя, принять они примут, но - не целое войско! Возможно, помогут горцем продовольствием, однако - не более. Ибо принять большее участие - помимо ненужной тяжести - настроить против себя всё Побережье! Такого не скроешь! А следовательно - не приютят... Наложницами не обеспечат... И вообще: род Водяной Черепахи в открытом союзе с горцами - страшилка для маленьких девчонок!
А, на словах, по-прежнему союзник - род Свиньи? С ним-то теперь - как? Да, отвратительный колдун основательно-таки расшатал союз - ну и что? Конечно, держась в стороне, может пока род Свиньи чувствовать себя в безопасности... Пока... А если истекающий кровью, задыхающийся в сжимающемся всё туже кольце врагов Город попросит помощи? Откажет? Рискуя разделить участь Снежных Барсов? Да, от горцев столь опасного для них безрассудства - нападения на род Свиньи - ни в коем случае не стоит ждать, но... допустим, уединённое стойбище этого рода ночью вырежет отряд отбившихся от рук мародёров?.. разве не спохватятся Свиньи? Не захотят отомстить жестокому врагу? Особенно, если на месте бойни они найдут три или четыре трупа "несомненных" воинов из Священной Долины?
Напряжение спало. Легидин жрец этого не заметил, а сотник - да. Заметил и позволил себе расслабиться. Не хуже вождя понимая, что сулят приносимые гонцами известия, он в любой момент ждал вспышки безудержного гнева, не завидуя появляющемуся время от времени мальчишке-прислужнику. Когда они со жрецом уйдут - ох, и достанется ему от Повелителя Молний! Вождю необходимо выплеснуть клокочущий внутри отравленный кипяток, и безответный мальчишка подходит для этого как нельзя лучше.
* * *
Рядом. Ласковый, сильный, добрый - спит. Возлюбленный, муж - её. Не безраздельно? Она не жадная. Под боком-то ни Ринэрия, ни Элинида - нет. Она - из дочерей народа бад-вар счастливейшая! А какой большущий! И ведь когда в одежде - не скажешь. Роста чуть выше среднего, а летом - лён, зимой - шерсть скрадывают, прикрывая, могучие плечи и широченную грудь. И всё остальное. И только без одежды - когда на ложе... и не будь он таким добром, было бы страшновато... и не просто добрым - трогательно заботливым... крайне внимательным... эдакими-то ручищами, забудься жрец Ле-ина, покалечить не то что её - Ринэрию ничего не стоит... и ни разу ведь не забылся!
До умиления расчувствовавшаяся Бегила осторожно приподнимает голову и в промежуток между вздымающимся левым плечом Ле-гим-а-тана и его щекой пробует посмотреть в окошко. В щёлочках в ставне никакого намёка на свет, но женщина знает - утро. Обычное зимой на Побережье - в доски стучащий дождик, знобящий сырой сквозняк. Обычное мерзкое утро, но... насколько же оно лучше вчерашнего! Солнечного, тёплого, чистенько умытого. С безоблачным - безукоризненной голубизны - великолепным небом. (С тухлым желтком - резвящимся в гнусной голубизне!) Сегодняшнее, пока невидимое, уютно-серое - подобное золе в домашнем очаге - насколько же оно милее вчерашнего! Вчера: мучительная тревога и - солнце! Словно бы, в насмешу! Сегодня же... возлюбленный, муж - и прочая, прочая - рядом!
Бегила не спала, наверно, до середины ночи и знает, что её муж лёг поздно - хочет быть примерной женой, собирается тихо встать и приготовить вкусный завтрак, но почему-то мешкает. К плечу Ле-гим-а-тана прижимает свою щёку, из-за спины свешивает ему на грудь левую руку и замирает. Спит? А если?.. нехорошо, неловко, но... и хотеться-то ей хочется немногого... чтобы он только открыл глаза, повернулся к ней, тихонько прижал к себе, шепнул на ухо несколько ласковых словечек - только почувствовать: жив, невредим и рядом... и всё... больше ведь ей ничего не хочется?.. правда ведь - ничего?.. Однако, пока Бегилина головка была занята благостно отвлечёнными мыслями, рука-своевольница, чуть касаясь, то по груди Ле-гим-а-тана съезжала вниз к животу, то возвращалась опять к ключице - даже не полу ласка, а лишь намёк... ведь муж не проснётся от этих неощутимых прикосновений?.. его - усталого, мало спавшего - она ведь не разбудит таким образом?.. разбудила-таки!
Неуловимый стремительный поворот, сжимающие до сладкой боли могучие руки мужа, полу беспамятство, наполненное блаженством, миг, превращённый в вечность - и в себя приходящая Бегила уже с краю: безвольная, опустошённая и счастливая. Вообще-то - ей бы не разлёживаться, а встать: раздуть в очаге огонь, приготовить завтрак, но... вставать так не хочется! Так хорошо лежать рядом с любимым мужем. И ничего, что сейчас он ласкает Элиниду. А после будет ласкать Ринэрию - удивительно, но пока преспокойно спящую! Ничего - первой сегодня была она. Первой и - может быть... полежать?.. не спешить вставать?.. творящееся рядом любовное священнодейство по-настоящему пробуждает Бегилины желанья: ей уже не просто хочется прижаться к мужу, и недавней ласки ей уже мало... подождать, не спешить - пусть Элинида готовит завтрак! Ринэрия - ей помогает. А она... плутовка прекрасно знала: выпустив из объятий Вторую жену, Ле-гим-а-тан задержится на ложе... и она... она...
...всё, разумеется, получилось по-Бегилиному! Правда, на этот раз без беспамятства и божественного опустошения, но... медленное - до полного перетекания друг в друга - слияние разве хуже? Когда не теряется ни одного даже самого слабого ощущения? Не хуже - нет! - по-другому: немного уступая в остроте, ощущения зато приобретают такую глубину... и тонула, тонула Бегила, и, утонув, уснула... и спать бы, продолжая тонуть во сне, увы - не в этом мире! Земные заботы привязывают к земле: нет, намеренно ни Ринэрия, ни Элинида её не будили, но домашняя суета - скрежеты, скрипы, стуки, громкие голоса - не очень-то заспишься.
За сегодняшнее утро проснувшаяся уже во второй раз, Бегила заметила: этот повторный сон был не долгим - женщины даже не успели приготовить завтрака. И её муж здесь - ещё не занялся делами. И в Город, слава Великим богам, сегодня он не пойдёт.
Встав, Бегила прибирает волосы, обёртывает бёдра чистенькой синей тканью, прикрывает грудь простеньким ожерельем и присоединяется к Ринэрии с Элинидой. Дел у очага осталось не много, и её помощь - не помощь, однако обычай требует... и Бегила подкладывает в огонь несколько хворостинок - будто бы пустячок, а занятие! Глядишь - не сочтут бездельницей! Она же не виновата, что вставшие раньше жёны так быстро справились с делами? И завтрак почти готов...
За едой, как полагается, все молчали, после - разъединились. Ринэрия занялась младшими детишками, Элинида пристроилась у окошка прясть, Ле-гим-а-тан отправился на Совет к Ам-литу - а ей? Чем ей занять себя? Бегила задумалась. Тоже присесть у окошка с пряжей? Или же - навестить Нивелу? Нет, не теперь. Есть на сегодня что-то такое... такое... чего никак нельзя отложить на завтра... такое - не дающее ей покоя... знать бы - что именно! И будто бы нет причин для тревоги - её муж дома, не в Городе - но отчего-то свербит в душе! Ни заняться делом - ни побездельничать. Выйти наружу? Под зимний холодный дождик? Не хочется... но и в комнате не усидеть!
Помаявшись некоторое время, женщина решается: достаёт тёплую накидку, заворачивается в неё с головой, поплотней подпоясывается и выходит из комнаты.
Не добираясь до тела, холодные мелкие капли соскальзывали по накидке - Бегила, прикрыв за собой дверь, рассеянно осматривала знакомое до мелочей подворье. Знакомое? Сейчас она в этом сомневалась. Всё виденное и перевиденное ею с детства сейчас казалось слегка чужим. Особенно - башня. Наивное - для детей и женщин -предание, будто эту башню, денно и нощно работая аж семь равноденствий, сложили предусмотрительные предки Ам-лита, даже в детстве не очень-то убеждало Бегилу: слишком уж всё недавно, слишком многие помнили, кем в действительности была сооружена башня. Не способная к двоемыслию, любимая дочь старейшины рода Волка предпочитала держаться следующего: каменная громадина - не творение рук народа бад-вар, а наследие глубокой древности. Скорее всего - даже не истреблённых Людьми Огня Жителей Побережья: слишком огромная, слишком старая, чересчур чужая. Когда, казалось, намоченные холодным дождём деревянные постройки отца прижались к самой земле, башня, полностью равнодушная к капризам зимы, гордо купала голову в низко спустившейся небесной сырости. Несокрушимая, каменная, чужая.
И Бегила с неприязнью почувствовала: ей - туда. Мало того - украдкой.
Да... туда... к мужчинам... подслушивать их тайные разговоры... однако - подумать легко... а сделать?
В замешательстве, изрядно постояв под дождём, женщина медленно двинулась по подворью. Нет, не к башне - к этому она ещё не была готова: к овечьим загонам. Сегодня почему-то полным блеющей скотиной - не выгнали, значит, на выпас стадо? Не выгнали... и не только... за загонами, под навесом, полыхали пламенем открытые очаги, возле них суетились женщины, обжаривая и укладывая овечье мясо в глиняные, очищенные огнём, горшки. Послойно - пересыпая толчёными орехами, солью и заливая топлёным салом. Последнее - что обычно делается перед осадой. Приготовленное таким образом, мясо может, не портясь, храниться равноденствиями.
Увы: похода в башню не избежать - она не в силах не знать, какие им угрожают опасности, и, главное, что в связи с этим собираются делать мужчины. Надо идти, однако...
...словно бы одеревенели ноги... не слушаются... не хотят нести в нужную сторону... и Бегила, не решаясь войти, долго кружится у башни. С трепетом приближаясь по полшажочка.
Нет, подслушивая, она, кажется, не нарушит известных ей запретов. Конечно, если незадачливую шпионку откроют, высекут больно - до крови. Но - муж или отец: стало быть - ничего серьёзного. Ничего - вредящего телу... земного... отчасти - и не земного: насколько знает Бегила, так поступая, она не прогневит ни одного из Старших богов. Однако, кроме людей и богов, есть Могучие Древние Силы - от начала времён строжайше разделившие женское и мужское. И не только по их природе - но по правам и обязанностям. И посметь нарушить это разделение - оказаться зёрнышком в огромной мукомолке: вот чего Бегила боится по-настоящему. Боится, но, минуя вход то справа, то слева, оказывается с каждым разом на полшажочка ближе к башне. Боится, но и не может одолеть внутреннего веления - и приближается, приближается...
После дня снаружи - в помещении непроглядная ночь. Приходится, чтобы не сделать неверного шага, коснуться рукой стены, веющей каменным холодом - пока глаза привыкают к темноте. Пока не начинают улавливаться сочащийся из бойниц-окошек слабенький сероватый свет. Пока в сумраке не начинают различаться деревянные столбы, перекрытия, лесенки - скорее всего, в действительности (не по легенде) работа Ам-литовых предков.
Глаза Бегилы ещё не привыкли толком к полутьме, а её уши уже уловили негромкие голоса - слева и сверху. Не обнаружив себя, нечего было и думать подняться по лесенке - женщина осторожно прокралась вдоль стены. И замерла. Слышалось ей не очень хорошо, да и услышанное понималось плохо, однако из услышанного и хоть как-то понятого выстраивался жутко тревожный ряд: убийства, болезни, голод. И сверх этого, обычного для всякой войны - немыслимое коварство. В отличие от невидимых ею собеседников Ле-гим-а-тана, женщину не требовалось убеждать жрецу: каждому дошедшему до неё словечку мужа Бегила верила, ничуть не сомневаясь. И не только потому, что - муж или, что - умный: нет, вспоминая Повелителя Молний, верила - этот на всё способен! Мало ему сопутствующих всякой войне заурядных мерзостей - исхитрился выдумать невообразимое святотатство!
Разговор наверху заканчивался, ошарашенная услышанным женщина, спохватившись в последний миг, успела-таки ускользнуть из башни. И уже на дворе, под дождём, она почувствовала непомерную тяжесть опасного знания - ох, не напрасно мужчины берегут свои тайны! Затаилась, подслушала, выведала - и?.. возьмёт в руки копьё и станет в воинский строй?.. как бы не так! Кто ей позволит это! Имей даже Бегила достаточно сил! Ловкости и уменья! Никто, никогда, ни за что! Женщине - женское! От начала времён! И, значит, чужое знание - для неё только ненужное злое бремя! От которого освободиться - увы, никак! Знание - товарец, ой, до чего же каверзный! Его ни вернуть, ни обменять, ни даже выбросить! И ладно бы, доставшийся ей случайно - мало ли кого, как, за что и чем награждают боги - нет же, самою с трудом добытый! Вернее - украденный! Стало быть - по заслугам. И мучительно тяжело - и не бросишь...
Придавленная грузом чужого знания, Бегила, меряя шагами подворье Ам-лита, наверно, до темноты бы месила грязь - устала и простудилась - но за сим бесполезным занятием была, по счастью, замечена мужем: отведена в комнату, усажена к очагу, накормлена, напоена горячим вином и слегка наказана. За детское безрассудство - додуматься в холод разгуливать под дождём! - наказана соответствующим образом.
Управившись со своей ненаглядной девчонкой, Ле-гим-а-тан задумался: воистину непредсказуемое сокровище ему послал Ле-ин! И? От опасного, шагающего рядом с бедой любопытства, как удерживать Бегилу? И вообще: а можно и нужно ли? Ведь опасно не любопытство как таковое - нет, слепота. Когда, не видя, она осмеливается туда совать носик, где вполне может нанюхаться отравы! И жалко жрецу возлюбленную, и, тревожась, он на неё чуть-чуть сердится, и гордится ею - осмеливается! В отличие от огромного большинства не только дочерей, но и сыновей народа бад-вар - осмеливается знать! Но - рискуя. И не только носиком, нет, головой рискуя - а ну как вдохнёт смертельную отраву? А остеречь? Необходимо, однако - как? Увы, этого жрец не знает... само собой - не запугивая... однако, "не запугивая" - всего лишь "не"... и Ле-гим-а-тану известны многие "не", но он не знает ни одного "да"... а без "да" - только из запрещающих "не" - ничего путного не построишь... можно и то запретить и это, и пятое, и десятое, и тридцать второе, но если не доглядишь тридцать третьего - любимая на нём обязательно споткнётся...
И, слава Ле-ину, когда Ле-гим-а-тан вплотную подошёл к совершенной растерянности, он таки вспомнил: а ведь Бегила, подслушивая, не колебала никаких устоев! И всерьёз, стало быть, она не рисковала! И, значит, её не упрекнёшь в особенном безрассудстве. Что же касается Нездешних Сил - спрашивается, он на что? Верховный жрец Старшего бога!
И ведь совсем недавно, доверившись не рассудку, а чувству, он поступил совершенно верно: за детское легкомыслие - вздумалось, видите ли, зимой под дождём прогуливаться! - отшлёпав девчонку, он отвлёк проказницу от мыслей о запредельном. И, как выяснилось из последующего разговора - не только. И даже - не столько. Выяснилось - о запредельном Бегила не много думает. Вернее, до удачно сошедшего ей подслушивания, она ох как боялась Древних Могучих Сил, однако, услышав и сполна пропитавшись земными тревогами, сразу же забыла о нездешних грозах: выдающееся коварство Повелителя Молний - здешнее это, зримое, земное, и... не в пример страшнейшее! Перед таким коварством вождя всё запредельное бледнеет и обесцвечивается. Напротив - стоящая у порога война, начинает полыхать особо зловещими красками.
Не в запредельном, а в обыденном суметь увидеть настоящий ужас - редчайшая способность, не без натяжек приписанная Бегиле Ле-гим-а-таном: Большая Война для народа бад-вар явление всё-таки не вполне обыденное. И уж тем более - задуманное вождём злодейство. Узнав о тревогах жены, Ле-гим-а-тан волей-неволей посмотрел на них своими глазами. Волей-неволей подарил ей своё умение: в огне домашнего очага видеть сжигающий мир пожар. Умение, которым Бегила если и располагала, то в малой степени. Или... не то что бы в малой... просто, мир ей открывался по-своему...
Однако, допустив ошибку в весьма существенном, в главном верховный жрец Ле-ина оказался прав: подслушав не предназначавшийся для неё разговор, тревогами Бегила заразилась не будничными. В смятение её ввергло не одно лишь естественное беспокойство об участи родных и близких, но, в первую очередь, опасение за судьбу народа бад-вар. И, конечно - приоткрывшаяся, невообразимая чернота души Повелителя Молний.
Ле-гим-а-тану пришлось до вечера осторожно расспрашивать жену, прежде чем он достаточно узнал о том, что её так встревожило. Пришлось сначала объяснить любимой девочке, что он её немножечко наказал вовсе не за подслушивание, а за глупейшую прогулку под холодным зимним дождём. А за подслушивание - не ладонью - страхом она была наказана много больней. Он же, напротив, её расспрашивает только для того, чтобы, узнав, успокоить. Ведь кроме того, что - муж, он как-никак верховный жрец Великого бога, и от гнева Древних Могучих Сил уж как-нибудь, да убережёт жену.
Если учесть, что в двух маленьких комнатушках было невозможно уединиться, а Ринэрии с Элинидой не стоило знать лишнего, то состоявшийся разговор придётся признать плодом обоюдного сверх искусства. Или - установившейся между мужчиной и женщиной особенной душевной близости: когда, непонятные другим, ими понимаются даже туманные полунамёки. И ничего удивительного, что, разговаривая подобным образом, интересующее его Ле-гим-а-тан узнал только к вечеру. Узнав, успокоился сам и сумел успокоить Бегилу. И это далось жрецу тем легче, чем несомненней он убедился: девчонка девчонкой его Третья жена, но не такая уж безрассудная, как порой может показаться. Вспомнив все её странности и причуды, Ле-гим-а-тан отчётливо осознал: по-настоящему, жизнью, младшая дочь Ам-лита рискнула лишь однажды, когда вызвалась изображать Ужасную. Да ведь и то - не сама: по приказу Грозной Воительницы. И зря он излишне тревожится за Бегилу: при кажущемся безрассудстве, она вовсе не склонна терять голову.
(Немыслимо любит свою ненаглядную девочку - оттого и тревожится!)
Стемнело. Важный и скользкий - из-за сплошных недомолвок - разговор с Бегилой завершился к обоюдному удовольствию: и жрец, и его жена узнали из этого разговора друг о друге немножечко нового - и хорошего. Немножечко. Однако из таких "немножечко" строится всё большое. Бегилина и вообще-то редкая, а в женщине исключительная способность за заботами и тревогами о себе и близких уметь видеть грозящее не близким, а дальним, особенно тронула Ле-гим-а-тана.
Понимание жрецом Лукавого бога её затаённых страхов, открыло в сердце Ам-литовой дочери новый источник нежности к мужу.
Вечером, наконец-то освободившийся от тревоги за жену-девчонку, Ле-гим-а-тан завёл общий разговор: дал Элиниде, Ринэрии и Бегиле необходимые советы на случай осады. Конечно, по возможности он сам позаботится о женщинах, увы - по возможности. Ибо во время войны мужчина не только все силы жертвует общему делу, но полностью подчиняет ему свои привязанности и чувства - будь он хоть трижды жрецом. Например, сегодняшней, уже наступившей ночью ему предстоит покинуть подворье Ам-лита. Конечно, Бегилин отец в случай чего побеспокоится о женщинах, но старейшине рода Волка необходимо будет позаботиться обо всех женщинах и детях, так что, рассчитывая на его помощь, пусть не забывают сами о себе: пусть стерегут по очереди - дабы, заслышав подозрительный шум, успели укрыться в башне. И Нивелу - а Гир-кан тоже уходит этой ночью - его жёны пусть заберут к себе. Естественно - с мальчиками. Вчетвером и дежурить им будет легче, и Бегилина сестра не останется в одиночестве.
Кажется - всё? Последний ужин в мирной жизни? Последний, съеденный не впопыхах, козлёнок? Пусть даже гроза, сгустившаяся над народом бад-вар, обойдёт стороной его Дом, Ле-гим-а-тан знает, она неузнаваемо изменит мир. И уцелевшие ещё долго будут разделять все события на "до" и "после". И сегодняшний ужин - случившийся "до войны" - навсегда останется в памяти. И Ле-инов жрец медлил: что бы там ни случилось в будущем, а сегодняшний довоенный ужин пусть его жёны запомнят, как праздничный. Тепло от мирного домашнего очага пусть пронесут через холод возможных недобровольных странствий.
Кажется - всё? А ещё? Что он ещё может придумать, чтобы этот ужин остался незабываемым для всех?
Сосредоточившись, скоро придумал: Элиниде велел принести круговую чашу, Ринэрии - откупорить кувшин лучшего вина, Бегиле - до краёв наполнить священный сосуд. Да, это против правил: недаром, исполняя его волю, женщины слегка недоумевали, но всё и всегда по правилам - для общественной, не для частной жизни! Зато как запомнится! И когда каждая понемножечку отпивала из круговой чаши - по засветившейся в женских глазах признательности - Ле-инов жрец понял: запомнилось! Даже Ринэрии. Не говоря об Элиниде с Бегилой.
Как Ле-гим-а-тан ни затягивал время, но вот уже и козлёнок съеден, и опустошена вместительная чаша - на прощание перецеловать покрепче жён, и в путь.
Из-за возможных дозоров вождя шли без огня и молча. Под постоянно усиливающимся дождём. То скользя ногами по сырой траве, то выше щиколоток проваливаясь в жидкую грязь. Дорога не из приятных - но если бы дело было только в ней одной! В зимней ночной дороге! Для Ле-гим-а-тана не много значили внешние неудобства: холод, грязь, сырость - к ним скоро привыкаешь. Но удручающие мысли - к ним вот поди, привыкни! Единственный способ: вовсе не думать - увы, непригоден для жреца. В отличие от большинства, он не мог жить только одним настоящим. Будучи заложником беспощадной мысли, изводился и завтрашними, и послезавтрашними, и совсем отдалёнными бедами - даже и теми, которых вполне могло не случиться. Вот и сейчас, шагая в темноте под дождём, Ле-гим-а-тан думал не столько о коварстве Повелителя Молний, сколько о природе этого коварства. И жрецу открывались такие мрачности... Причём, присущие не одному вождю, но едва ли не каждому, из живущих на этой земле...
Хорошо, усиливался дождь, глубже и непролазнее становилась грязь - печальные обобщения не перешли разумной черты. В мирное время сравнительно безобидное, но ввиду начавшейся войны очень опасное уныние лишь коснулось Ле-гим-а-тана, царапнуло и улетело прочь - до послевоенных, снисходительных к изощрённым играм ума времён.
* * *
На новом месте, на землях уверенного в свой силе рода Водяной Черепахи, Вин-ваша сразу же покинуло опасное опьянение властью: на землях могучего рода триста его разведчиков оказались ничтожной горсткой - что, согласитесь, не очень-то способствует самоуверенности. Вернее, поначалу, после опасного перехода впотьмах, гордыня ещё шевелилась в юноше, но холодноватая вежливость предводителя рода Водяной Черепахи явилась сильным и быстродействующим отрезвителем. Всё строго по обычаям, ни шага в сторону: умеренно торжественное приветствие, скромное пиршество для полузваных гостей - ответственные переговоры откладывались на следующий день. Мало считаясь с интересами горцев. Будто бы триста копий - не разведывательный отряд, а основное войско. Но для Вин-вашева самолюбия самым обидным было не это, а то, что, Ди-ги-а-тин, не пожелавший принять молодого вождя, нашёл время уединиться со жрецом. Да - потихонечку, незаметно, дабы не учинить гостям обиды, но и не особенно хоронясь: имеющие глаза могли видеть. И сыну Повелителя молний не оставалось ничего лучшего, чем притвориться слепым - того только не хватало, чтобы Му-нат заметил лёгшую на его лицо тень досады! Этот жрец-перевёртыш! Трижды перевёртыш! Мало ему измены Грозному богу Че-ду - он, беря на себя воинские обязанности, в сущности изменяет своему настоящему покровителю Лукавому Ле-ину, богу далёкому от мирской суеты!
Сердиться на Му-ната из-за того, что предводитель рода Водяной Черепахи предпочёл жреца вождю, Вин-вашу казалось недостойным, но и смириться с таким предпочтение юноше не позволяла гордость, и когда подвернулся удобный повод, чтобы перенести свой гнев, как было за него не взяться? Перевёртыш, изменник - достаточно! Такому кто станет завидовать? Как бы его ни отличил предводитель рода!
Не слишком удачно начавшийся для сына Повелителя Молний день мог бы тянуться бесконечно долго, если бы не дела: разместить разведывательный отряд, устранить неизбежные между горцами и жителями Побережья трения, выставить дозоры - в общем, до вечера нашлись занятия. А вечером - новое беспокойство: не оставит ли его Ди-ги-а-тин на ночь без наложниц?
В данный момент новоиспечённый вождь не особенно нуждался в женской ласке, но унижение... Нет... Не оставил. Прислал даже трёх... Однако - хоть и не старых, но и не слишком юных... И ещё: после ничем не примечательного соития из последовавших за ним разговоров выяснилось, что одна из присланных женщин - вдова, другая - недавно брошена мужем, а третья - служительница Легиды. Будто бы не недостойно, но и почётным тоже не назовёшь - свободные, не невольницы, но из таких свободных, которых стоит лишь поманить, являются на ложе по первому зову. То есть из таких, которых Вин-ваш, при желании, без всякого содействия нашёл бы на Побережье сколько угодно. И если на несколько ночей, то - даром. А надолго - за самый незначительный выкуп. Однако внешние приличия Ди-ги-а-тином были соблюдены, а его высокомерие, выступающее рёбрами из-под тонкой корки - пусть оно останется на совести хозяина, пусть недоброй порой старейшина рода Водяных Черепах вспомнит, как он принимал Победителя Зверя Ужасной! Великого Героя! Вспомнит, и, в сокрушении, смиренно склонит голову перед гневом Грозной Воительницы.
(Неудачно сложившийся день не мог не придать горьковатого привкуса наступившей ночи: измышлять неземные кары - занятие не для уверенного в себе вождя, сильный должен сам поставить обидчика на место, но... едва ступив на Побережье, Вин-ваш сразу лишился силы! Сразу вспомнились и отроческая обречённость, и недавнее, смертельно опасное коварство отца. Возможно - не надолго... возможно, уже завтра возвратятся силы... однако сегодня... столкнувшемуся со снисходительным, покачивающимся на грани вежливости и презрения гостеприимством... не мудрено было юноше вспомнить об Ужасной! О своей Грозной любовнице! И помогло: засыпая, Вин-ваш уже не думал о неурядицах прошедшего дня.)
Утром собрался Большой Совет. Из горцев, кроме сына Повелителя Молний, пригласили не только сотников, но и вождей помельче - чтобы преобладание жителей Побережья было не столь очевидным. Опять-таки, сообразуясь лишь с внешними приличиями, однако - сработало: даже затаивший обиду Вин-ваш не смог ни к чему придраться. А уже скоро, захваченный важным разговором, юноша напрочь забыл все обиды: оказывается его отец, по очень правдоподобной догадке Ле-гим-а-тана, измыслил такую гнусность! Перед которой все его прежние "подвиги" отбеливались до невинности детских проказ! И неудивительно, что, помимо юноши, поначалу с невероятным предположением старшего жреца Лукавого бога согласился только Му-нат - всем остальным это откровение Ле-гим-а-тана показалось больным вымыслом. Нет, впрямую никто не назвал жреца сумасшедшим - однако не впрямую... обоснованные, веские, ссылающиеся на опыт многих поколений предков доводы выступающих поколебали было и Вин-ваша - так ли уж чёрен его отец? Но, спокойно выслушав всех несогласных, Ле-гим-а-тан заговорил опять...
...надо отдать ему должное, к ответственному разговору жрец прекрасно подготовился: собрав воедино разрозненные мелкие факты, соорудил из них очень даже не шаткое строение. Мол, сомневающиеся мудры, он сам, узнав о такой мерзости, обвинителю бы не вдруг поверил... но... почему Повелитель Молний отправляет в дозоры одних наёмников? Больше им доверяет? Ладно! А зачем, собственно, ему для разведки аж двести воинов? Когда за глаза хватило бы и полусотни! Ведь на своей земле! И почему - пусть все обратят на это особое внимание - в дозоры уходят одни и те же? Принимавшие участие в весеннем "посольстве"? Или - они наилучшие? Возможно... но лучшие - в чём? В одном только воинском мастерстве? Ой ли! Самые молчаливые - да. Способные учинить любую мерзость? Скажем: почти любую. Ибо - что особенно тревожит! - без малого пятьдесят наёмников словно бы растворились. Исчезли. Канули. В Городе их никто не видел уже четверть луны. И?.. затаились в особенном секрете? Это - само собой. Однако - в каком? Доглядывать им надлежит за чем? Да и - доглядывать ли? Ведь вынюхивать, разузнавать, да и при случае из засады нападать на врага - не только не осуждаемо, но достойно похвалы. Вот именно - на врага... а если - не на врага? Пусть задумаются вожди и старейшины...
По отвердевшим губам, сузившимся зрачкам и сжавшимся в кулаки ладоням Вин-ваш увидел: незачем никому задумываться - речь Ле-гим-а-тана убедила всех. Но, убедив, удовлетворить, естественно, не удовлетворила - оставалось чересчур много неясностей: да, наёмники Повелителя Молний наверняка устроят резню на Побережье - однако: где и когда? Жертвой мерзкого коварства вождя падёт стойбище чьего рода? Увы, полнейшая неопределённость...
Подумав и про себя, и вслух, все согласились: кроме рода Водяной Черепахи, да, пожалуй, рода Волка - столь независимых тревожить не с руки - на Побережье может пострадать любой род. Ибо для вождя не суть - кто; для него главное - свалить злодейство на горцев. А помешать?
Посовещавшись ещё, собравшиеся с горечью отметили: помешать Повелителю молний вряд ли возможно. За короткое время выследить горстку искусных воинов - заведомо обречённое на провал занятие. Пусть те, которые подальновидней, сами позаботятся о своей безопасности. Да, кто-то, скорее всего, не убережётся, кому-то предстоит оплакивать предательски убитых родичей, но, можно надеяться, в отвратительной резне загодя извещённые жители Побережья обвинят не горцев, а истинного виновника.
Дальнейшее обсуждение коснулось Вин-ваша ближе, затронув не только его чувства, но и заставив напрячься разум: как, где, когда, на каких условиях, дабы не бросить тень на род Водяной Черепахи, многотысячное войско горцев может проследовать к Городу? Пройти по чьим землям? Но главное: сходу хорошо укреплённый Город не взять, осада наверняка затянется, а помогать чужим... стало быть, необходима сугубая тайна...
Впрочем, главным препятствием являлось не это, нет, желание Ди-ги-а-тина держаться по возможности в стороне: ведь если бы не угроза Большой Войны, он, глава сильнейшего рода на Побережье, никогда бы не взялся помогать горцам. И только потому не остался сторонним наблюдателем, что понимал: длительная осада разлагает, с какой бы строгостью вожди ни блюли порядок, но воины всё равно начинают красть и грабить. Затем - неотвратимо, по цепочке - поджигать, насиловать, убивать. Словом, предоставь горцев самим себе - всё случится по коварным замыслам Повелителя Молний: раздражённое бесчинством непрошеных гостей, против них восстанет всё Побережье.
Вин-вашу, как представителю Священной Долины, не нравилась речь старейшины, но, скрепя сердце, он вынужден был согласиться с главой Водяных Черепах. Да, предоставленные сами себе - при недостатке еды и женщин - воины поступать будут именно так, как предрекает Ди-ги-а-тин. Проявят свои не лучшие свойства. И, чтобы не допустить опасного беззакония, придётся принять недоброхотную помощь - между Священной Долиной и осаждающим Город войском невозможно наладить надёжную связь. В самом деле, не перегонять же ежедневно по двести голов скота по узким полоскам "ничьей земли"? А женщины? Не в обычаях горцев брать жён в военные походы! И что же?.. Ведь затеваемая осада - небывалое явление на памяти Людей Огня. Ведь никогда прежде не случалось, чтобы несколько тысяч мужчин надолго оставляли свои очаги. (Завоевание Побережья - не в счёт. Тогда неудержимой лавиной хлынул с гор весь народа бад-вар - тогда ни ярости, ни похоти Людям Огня сдерживать не требовалось.) Теперь же, напротив: чтобы избежать Большой Войны - нужна особенная деликатность. "Не на живот, а на смерть" сражаясь с родом Снежного Барса, горцам никак нельзя ущемить на Побережье кого-нибудь ещё.
Разумеется, Вин-ваш знал это и раньше, задолго до резни в Горах, сразу после того, как ощутил себя Спасителем народа бад-вар - понимая, что на новый путь не ступишь бескровно и безболезненно, он сразу задумался о цене. Да, знал - но знал отстранённо, отчётливо не представляя многочисленных западней и ловушек. И уж совсем не предполагая, что на ровном по виду отрезке пути могут таиться опасные ямы. В самом деле: что еда или женщины способны привести к гибельным осложнениям - кто бы взялся предсказать заранее? Во всяком случае - не Вин-ваш. И когда старейшина рода Водяной Черепахи заговорил об этих мелких, но занозистых и ядовитых досадностях, юноша растерялся: с горой рассыпающихся отдельностей ему, казалось, не справиться.
По счастью, на помощь пришёл Му-нат. О зловредных мелочах жрец, видимо, думал и прежде, и повёл о них обстоятельный разговор с Ди-ги-а-тином. И в конце концов предложил приемлемые решения - правда, немного ущемляющие интересы и горцев и жителей Побережья, но ущемляющие в равной мере.
Проще всего, к удивлению Вин-ваша, оказалось с женщинами - сын Повелителя Молний как-то совсем упустил из вида жриц Кровожадной Данны. То, что о них не подумал никто из горцев - неудивительно: откуда им было знать о чужих обычаях? Но он-то, он рождённый и выросший на Побережье - для вождя непростительная забывчивость! А ведь помимо жриц Данны - есть и Легидины! А служительницы Мар-даба и Аникабы? Да, только жрицы Данны обязаны отдаваться всем желающим, домогающихся их мужчин не разделяя на "своих" и "чужих", но он что-то не слышал, чтобы из жриц Легиды хотя бы единственная хоть раз отказала кому-нибудь...