Лами Кой : другие произведения.

Его багровые лилии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Магия в Стране Холода соединяет несколько эпох, парадигм и позволяет влиять на умы людей. Юный житель страны Манджиро мечтает захватить трон, а его лучший друг Феликс, читающий книги о колдовстве, намерен ему помочь. Однажды они были вынуждены бежать из своей родной деревни. Во время своих странствий друзья сталкиваются с держащей в страхе народ Королевой Ужасов, а затем находят приют у прекрасной ведьмы в городе вина и багровых лилий. И она же будет удерживать мальчиков против их воли.
  Пролог
  В шортиках и в толстых колготках - одна пара на другую - и шапка-ушанка наравне с шубой больше самого ребенка, - так приходил всегда мальчик. Он был рожден с кожей, как у усопшего деда, бледной и белой, и черными, как отгоревшая смола, волосами. Он помогал пробивать лунки во льду, набирать воду из озера, ловил, бывало, рыбу на стол тетки.
  Но сегодня он точно не должен появиться.
  Шершавые теплые дрожащие руки погладили крохотные ладошки дочери. Мужа еще не было дома. Каждый раз она боялась, что он не придет вовсе, хотя для лис, подобных ему, характерно было просто воровать кур и яйца, а не охотиться.
  Постыдное удовольствие пряталось в том, чтобы быть бедным, но таящим опасность для простых людей лишь благодаря своей необычной, но постоянной природе.
  Зима.
  По деревянной крыше отчаянно бьет сотня веток, стучась, просясь внутрь, в тепло. Но неумолимая женщина всегда держит одну-единственную дверь в доме на замке, окно - закрытым, а крышу - всегда отремонтированной, так что никто кроме бушующего ветра не должен нарушить покой спящей малышки, Гекаты. Ее мама позаботилась об этом.
  В большой белой печке шелестят и потрескивают горящие дрова, около нее висит люлька с завернутой в одеяла девочкой. На скромной полке на полупустой стене стоят рядком корешки различных сказок. Среди них и "Радуга в Рождество" о девушке, попавшей в личную детективную историю одинокой для героини праздничной ночью, когда она смогла ступить в картину на стене собственной комнаты. И традиционные стихи, колыбельные и басни кохлеанцев стояли здесь... Немногие сейчас читали книги. Немногие знали, что такое Рождество, но в этой деревушке у каждого в доме мог хотя бы просто лежать даже один-единственный томик со сказками или сонетами давно забытых авторов и поэтов. Побеждая помпезно грамотность, человечество становилось послушным. Посредством уничтожения искусства люди защищались от появления чудных творцов, или волшебников, вершащих судьбы других существ и оживляющих мифы и легенды.
  Как эта семья оборотней-лисиц. Одна только мама была человеком, и все же она не позволила бы дочке и всем остальным поколениям ее рода забыть о том, что такое колыбельная. Как ранят или возвышают тебя стихи над самим собой, как храбрые рыцари спасают принцесс в сказках, как радуга появляется в Рождество.
  А сейчас, пока маленькая Геката спала, мама пыталась намыслить какой-нибудь ужин для своего мужа, что все еще не вернулся домой с охоты. Тьма за окном все сгущалась, и метель стучалась по стеклу и по крыше. "Наверное, снова придет без добычи", - решила она, поднеся горящую лучину к фитильку масляной лампы. Электричество доходило только до главных двух светильников, а от любого огня зато становилось теплее хотя бы на сердце. Как-то само собой. Смотришь на этот желтый язычок, а за ним, в окне, должна появиться вот-вот фигура любимого мужа.
  На полках кухонного шкафчика в углу было как-то очень пусто. Осталось только молоко, которое пора было бы уже снова вскипятить, чтобы не пропало, да гречневая крупа. И всего хватило бы только на полторы порции. "Нет, эта кашка для Катюни. Еще на завтрак и на обед остается. А чем же кормить этого лиса? Хорошо бы, если он поймал куропатку, но обычно, когда он приходит в такое время, он ничего уже не приносит..." - с досадой подумала мать. Катюней она звала свою Гекату.
  Женщина подошла к центру комнаты и задрала тяжелый ковер. Под ним находился небольшой деревянный люк, закрывающий маленький тесный, но прохладный погреб, в который время от времени в семье что-нибудь складывали из съестного. С трудом мама его открыла, спустилась по лестнице вниз, забыв накинуть шаль и вздрогнув от смены температур, с одной из полок она выдвинула закрытый ящик. В нем лежало всего одно куриное яйцо, но уже стало ясно, что с ним надо делать.
  Женщина проверила дочку и пошла вскипятила молоко, сильно развела его с водой, чтобы хватило на омлет. Помыла яйцо, опасаясь болезни, характерной для лисиц, сальмонеллеза, и, приготовив, стала дожидаться мужа и подметать дом. За пламенем лампы уже совершенно ничего нельзя было увидеть: все окно покрылось непрозрачной ледяной коркой. "Когда же он придет... Когда же он придет..." - не унималась в очередной раз жена. Она поставила веник в угол, еще раз подошла к люльке. Геката мирно и очень сладко спала. Ее маленький поросячий вздернутый носик тихо посапывал под завывания ветра, бьющегося, как и прежде, в замерзшее стекло в раме. Мама хотела поцеловать ее в лобик, но побоялась неосторожным движением разбудить дочку. Та проснется, заорет, заплачет, что не дали поспать. Не нужно будить лихо, пока оно тихо. Родной запах малышки немного успокоил женщину. Тут отчетливо прозвучали три легких стука по дереву, и в дом вошел изможденный папа, покрытый весь белым инеем и розовый от холода. На порог сразу посыпался снег с улицы. Отец сделал резкий широкий шаг и закрыл дверь, приперев ее собой, а оберег, висящий над нею, успокоился, когда ветер перестал его бешено кружить. В руках у мужчины было пусто.
  - Ужин уже остыл. Уже поздно, - начала жена, снимая с него затвердевший шарф, шапку и тулуп. - Снова не спрятал одежду, когда обращался? Все заледенело. И сам продрог. Шерстка-то с тобой не остается, когда переходишь в форму человека! Сколько можно повторять, чтобы ты прятал все под сугроб!
  - Я ж потом так ничего не найду... - попробовал оправдаться лис. За всем зимним утеплением он все еще был тем еще красавцем, от которого жена таяла, как только видела, но не в этот раз.
  - Тогда охоться как человек! Взял ружье и пошел! Как зверь ты уже стар стал! Который раз домой возвращаешься с пустыми лапами!.. Руками! Тьфу ты! - ругалась громким шепотом мать, чтобы не разбудить спящую дочку.
  Папка последней совсем загрузился и молча сел за кухонный стол. Из старого правого окна метель все так же давала знать о себе задувающим в дом ветром. Мужчина повозил по тарелке свой холодный омлет и только тогда взял ложку в рот.
  - Прости... Стоило приготовить, когда ты придешь... Я уже и не знала, сколько придется тебя ждать... - тише и ласковее произнесла она, подойдя к мужу и устало обняв того за шею. Женщина положила на него голову и ближе прижалась к телу мужа, чтобы согреть его теплом. - Хочешь, заварю чай?
  -Нет... Поздно уже.
  - Я заварю, - отошла жена от него и достала из шкафчика травяной сбор. - Что с тобой? Сегодня ты более нервный, чем обычно.
  Не сразу, но он ответил:
  - Сегодня... Другую лисицу убили. Волга залезла к человеку в курятник. Отчаялась... Бедняжка... Сколько дней она не кормилась совсем. Сейчас трудно что-то поймать. Все звери в лесу попрятались, а метель делает охоту совсем невозможной. Еще и тулуп с шапкой вечно снегом замечает... Да я знаю, что нужно прятать... Знаю... В последние недели мне приходится идти дальше, чем обычно, в обличии лисы. Все время боюсь потерять твой шарф, который ты мне связала в прошлом году. Кстати, спасибо большое... Еще раз...
  - Да ладно тебе... Я тогда еще не очень хорошо вязала... Шарф весь в затяжках. Надо новый делать, - вздохнула жена. Целых десять месяцев она вязала тот подарок мужу к Новому году. И вот сейчас, спустя немного времени, он уже весь попорчен. Надо было уделять больше внимания ровности рядов.
  - Так вот это Стефан пристрелил ее...
  - Стефан!? - чуть было не уронила мать кружку. - Этого не может быть...
  - Она обворовала его курятник и угрожала безопасности малыша, когда он гулял рядом.
  - Так это случилось, когда было еще светло?
  - Видно, Волга была совсем отчаяна...
  - Я ведь видела ее в последний раз, только когда она была еще подростком... А теперь она...
  Вдруг закричала в люльке малышка, и мама срочно подбежала к ней и подхватила тут же девочку на руки.
  - Ката... - позвала она дочь, но та краснела и орала все больше.
  Женщина стала баюкать ее, читать стишок, традиционный для кохлеанцев, о том, как матери с детьми ждут отцов с охоты зимой. Малышка, как от заклинания, успокоилась и заснула мирным сном, какой бережно накрывал ее еще две минуты назад.
  Мама прижала Гекату к сердцу горячими шершавыми руками, подошла к кровати, приподняла одеяло с пледом, как будто открыла карман, и легла в этот карман с дочкой, поглаживая ее по голове.
  Говорят иногда в городах этой области, что в Кохлее живут очень суровые люди, что там не только Лешего или екая можешь встретить, но и мать, которая читает своему ребенку стихотворение о гибели отцов в суровом холоде и мраке зимы. И это считается нормой для жителей той деревеньки.
  Каждый видит мир по-своему, и это нормально. Даже внутри одного населенного пункта люди могут быть разными настолько, что не ходят в чужой район или определенный двор, чтобы не столкнуться с чужеродной для себя атмосферой. Обычно ощущение от такой очень гнетущее.
  Но зато в Кохлее все жители очень добрые и с большой теплотой относятся друг к другу.
  Лис долго сидел и смотрел в окно, пока перед ним стояла пустая тарелка из-под омлета. Ветер из щелей деревянного окна подмораживал его кожу, вызывая мурашки, а с другой стороны его обжигал жар печки. Тут жена его по привычке, с какой живет она уже шестнадцать лет, похлопала по месту ее мужа на кровати. Отец семейства очнулся, несколько раз моргнул, чтобы полностью выйти из себя, где пропадал все чаще. Он не забыл потушить огонь масляной лампы на ночь и пошел в той же одежде, в которой и был весь день, в постель. Мужчина придвинулся поближе к жене и дочке-лисичке, длинной рукой потянул за шнур от светильника, и теплый свет его погас, погрузив их маленький домик во тьму. На улице, за стенами все еще бушевала природа, а внутри же было уютно и хорошо. Укрыв лучше толстым одеялом и аккуратно обняв своих девочек, отец положил свою голову на подушку и заснул. В такой позе все трое и пролежали остаток ночи, чтобы не дай Бог самая маленькая из них не проснулась и не была придавлена никакой частью тел родителей.
  На следующее утро главе семейства стало плохо. Мама бегала туда-сюда по всему дому: от люльки к мужу, от него - за тазиком, с тазиком - на улицу, чтобы все вылить, и еще к углу с кухонной утварью.
  - Как же так? Я ведь помыла то яйцо...
  - А ты уверена, что помыла с мылом? Ты уже была наверняка очень уставшей...
  - Не помню...
  Отца все рвало и рвало. Геката плакала. Продовольствия до ужина не хватало. Охота в последнее время не заканчивалась успехом. Придется опять стыдиться и просить у соседей. Именно так мама и сделала. Люди, живущие ближе к дороге и чуть дальше от леса были очень щедры. Они снова дали женщине свою корзинку фруктов, риса и даже немного замороженной рыбы. Когда мама пришла домой, папе было уже немного легче. Она обрадовала еще не понимающую речь малютку и мужа тем, что принесла.
  - Замечательно! Еще лучше было бы, если бы было мясо!
  С последним же словом жена ударила его поварешкой по голове.
  - Не тебе об этом говорить! Горе-охотник! В последние месяцы твое здоровье все хуже и хуже... Как ты так заразился-то от одного яйца?
  Отец снова замолчал. Да, ему было стыдно. Перед ней и перед еще несмышленной дочерью тоже. Но бывалый красавец-лис уже не так бодр, активен и силен как раньше. Энергия рано начала покидать его и уходить в землю, к предкам. Сейчас любая простуда даже могла сразить его, и только бегло кормящая ткани и согревающая кровь в зверином облике будто поддерживала его.
  Жена же напротив, точно забрала годы мужа, готова была прожить еще много лет, вырастить Гекату и ее детей.
  Примерно так наполовину и сыграла с ними судьба. Уже весной дорогой ее лис лег в свой гроб из-за очередной болезни, а его семья навсегда потеряла кормильца. Но это было не такое редкое явление в Стране Холода. В Кохлее тоже уже были семьи без отцов. На похоронах собралась вся деревня, и было даже много таких людей, каких мама Гекаты особо и не знала. Разве что видела мельком. Кицунэ порой бывали не такими общительными с человеческими семьями.
  И все же женщина отчетливо увидела в толпе черных одежд, прикрываемых обычными куртками и тулупами, мальчика с яркими длинными волосами, золотистыми на фоне скорбного серого дня, лежащего на грязном снеге. Тот ребенок стоял один, без своих родителей, и, похоже, их у него и не было. Мама Гекаты посмотрела еще раз на свою девочку. Убедилась, что она спокойна и не замерзла. Женщина подошла к мальчику, с длинными, цвета полумесяца на сливовом летнем небе, волосами, которые она приметила мгновение назад. Она спросила о его самочувствии и предложила свои объятия.
  Так они и стояли посреди холода суровой весны и скорби, а люди все подносили черные лилии.
  Глава I: Арка Посланника Солнца
  Часть 1: Родная деревушка Кохлея
  Это та история, которую я мог, несмотря на свой недуг, собрать по отрывкам своих воспоминаний, записей и зарисовок в дневнике, но больше всего мне помогли кольца памяти. Они серебряные. Два из них принадлежат мне и моей жене, знающей меня лучше, чем даже мой самый дорогой друг, или так же. Еще два - моим ныне покойным матери и бабушке. Храни их Бог! Одно я даже нашел, возможно, принадлежавшее моему деду.
  Существовало поверие, оказавшееся в итоге истиной, какой я смог воспользоваться сейчас: когда крутишь это маленькое украшение в руке, разглядывая его, можешь видеть то, что запомнило это кольцо. Ту атмосферу, то настроение людей вокруг, как и самого его владельца, что оно впитывало в себя.
  Еще давно, в самом своем детстве я был поражен одним великим человеком, который, как оказалось, всегда рос со мной в одной деревне. Сейчас я скажу, что он всегда мечтал быть королем, чтобы защищать людей и Души, принадлежавшие их малым Родинам, но далее я постараюсь больше описывать все события так, будто они развиваются по мере своего наступления, а не закончились и забылись многие годы назад. Хотя и не исключено то, что где-то эти мои попытки написать идеально покажут, как я снова попал впросак. Но Маня действительно заслуживает отдельного рассказа о себе. Он всегда вдохновлял и воодушевлял всех, кого держал рядом с собой. Никто и подумать раньше не мог, что уже в свои десять лет он был таким смышленым и уже продумывал свой план действий по становлению королем.
  Началось все с заведения знакомств, но я начну с того места, с которого тянулся наш длинный путь.
  ***
  Мы жили в небольшой деревне под названием Кохлея, или "Улитка", на окраине региона, то есть абсолютно далекие от городской суеты, бесправия мегаполисов и его новорождающихся странных правил, если не считать появление трамвая - древнего транспортного средства, которое, казалось, было забыто уже много поколений назад.
  У нас здесь правила мораль, и это было хорошо, пока оно работало так. Стояли, частично вросшие в землю, в нашей деревушке небольшие побеленные и краснокирпичные домики с толстыми теплыми крышами, поскольку зима всегда приходила к нам холодной снежной диктаторшей, и все наши местные знали об этом. Все семьи часто видели друг друга в лицо, и нередко им приходилось делить друг с другом общий загородный быт: у одного были коровы, у другого индюшки, третьи имели виноградники и делали для всех вино, а кто-то часто сообщался с более крупными населенными пунктами, когда это было необходимо для порядка и торговли. И все же люди жили здесь хорошо, была помимо постоянно въезжающих и выезжающих только одна семья, отличавшаяся от остальных: новоявленные богатые братья и их сестра с молодым мужем, еще более скрытным, чем остальные. У них не было никакого хозяйства, и они никогда не выходили из своего крепкого, отделенного от других дома, почти имения, сильно отстраненного и одинокого, ближе к выходу в море. Неясным оставалось их пребывание здесь, и часто местные видели только девушку: маленькая и тонкая, болезненно бледная, с синяками под красными глазами - казалось, если чуть быстрее обычного подует ветер, он сдует бедняжку, не оставив кости. Так рассказывали и взрослые детям - они верили, что призрачная соседка принесет им беду в виде чумы, если те хотя бы встретятся с ней взглядами.
  Так или иначе, но покой еще временно оставался здесь. Земля эта охраняла людей: каждый человек на ней имел душу, подаренную ей. Именно по этой же причине всех тянуло сюда, даже если никто не знал о самом существовании здесь деревни этой.
  Многочисленная трава прерий, выстилающая луга, кислица, клевер, здесь рос амурский бархат, сосны, ландыши, лимонник, и пыльца, и семена которого использовались местными, пионы и даже лотосы, - все было в этих краях, а богаты они изобилием растений потому, что та самая Душа питала их, хотя большинство людей и жило небогато. Но это было тем родным, тем домом, что берегли мы.
  ***
  Тем не менее, часто появлялись и исчезали и новые семьи, таких хватало, которых неумолимо тянуло сюда. Такими были даже любвеобильный мальчик и девочка-великанша, которая его защищала. Деревня разрасталась, и однажды было предпринято решение построить рельсы, проходящие через весь населенный пункт и ведущие в два соседних села. Говорили, что даже та семья с окраины приложила свою руку к прокладыванию рельс, о чем никогда не подумал бы никто другой. И по ночам по ним ездили накрытые плотно вагоны с грузом. Днем по ним стучал трамвай, и часто в нем на двухместных сидениях лобызалась эти двое. Мальчик все лез к пассии, как к мамке, под мышку, утыкался носом в ее большую грудь, покусывал, лизал и целовал ее прилюдно. И никому из здешних это поведение не нравилось. Толпы бабок с набитыми корзинами картошки, папоротника, завернутых в платки, редко их сухощавые деды, и среди них - та пара, "не знающая стыда", как говорили все. Однажды шел облизанный дурачок в школу, а ему мальчишки вслед: "Фуу! Да это он за юбкой великанши бегает! Да он такой мелкий, что у нее в ногах теряется, и та его найти не может! Не отличает от каблука своей громадной туфли! Ха-ха-ха!". И он про них думал: "Деревенская шпана! Необразованные дураки! Всю жизнь и так до старости останетесь тупыми - ничего вы не знаете! И кто эта ваша великанша!?". Он плакал, а высокая девушка его опекала: обнимала и утешала: "Я же говорила: они не любят, когда кто-то выставляет интимные вещи прилюдно, они только из-за этого так говорят обо мне - я же знаю. Все хорошо, это нормально, я люблю тебя".
  Я тоже, признаться честно, не всем нравился. С детства я был очень замкнут, про меня говорили: "Он сам в себе". Разница была лишь в том, что до какого-то времени, до какой-то поры меня старались наоборот поддерживать. Я не чурался никакой работы и всем помогал, кто меня об этом просил, только делал это молча. Я видел понимающие взгляды в их теплых глазах. Но это изменилось. Наша земля всегда терпела какие-то перемены: еще моя прабабушка рассказывала мне, что до войны, до людей, что устроили ее, был другой мир, и он почему-то был реальнее, чем наш. В нем все подчинялось правилам физики и химии, по ее словам, - это были две науки, могущие объяснить все вокруг до мельчайших подробностей. Ослепленный одним этим знанием, я всегда стремился к какой-то учености и много читал из тех книг, что сохранились в доме на чердаке до наших дней. Вообще наша деревня была самой полной, по моему мнению, по наличию тех рукописей, что дожили до этих пор. И я знал каждую книгу в этом месте. Не все были мне понятны, поэтому я продолжал перечитывать их снова и снова, пока меня не прозвали "книжным червем" и "занудой" за то, что все мальчишеские планы на захваты баз, постройку шалашей и слежку за девочками я не просто променивал на старые запылившиеся тома, так еще и обо всем докладывал родителям, устанавливавшим за куролесниками надзор. Я же считал, что я умнее других и занимаюсь более полезным делом, чем напрасное ломание веток, избивание палками крапивы и приставание к девчонкам, которым интересны только их куклы, и взрослые всегда были для меня большим авторитетом - теми уважаемыми людьми, что всегда заботились о нас и обязательно должны были быть осведомленными в местонахождении каждого из нас, детей.
  Время сменилось, точно кто-то внедрился в него, засунул пальцы в песок и провел по нему ладонями, разрушая прибрежный замок. Даже в деревне люди стали обособленнее, уже меньше ходили друг к другу в гости, - даже старые друзья, - больше ездили в город и продавали урожай там. Мы стали разрастаться и кто-то уже даже отказался от своего хозяйства. Каждый стал учиться всему сам, либо работать в более крупных населенных пунктах, чтобы без помощи других облагородить себя и свой участок. Мы стали одинокими. Я мало общался с другими, но то, что теперь никто не здоровался со мной, не просил моей помощи и не принимал ее, никто не звал меня строить грязный шалаш и не обижался на меня за отказ, не нравилось мне.
  Позже отношение других ребят стало быть похожим на отношение диких зверей: если я молчал, меня считали странным, а странных недолюбливали именно за их непредсказуемость, которая считалась опасной. Как-то раз после школы на пути домой меня даже перехватили на разборки. Меня называли тупым те, кто знал меня давно, кому я помогал и дома, и на учебе, говорили, что я болен душой и что со мной небезопасно находиться даже. Оскорбления они подбирали так, что многие слова я никогда и не слышал даже, при всей моей начитанности. Будто я какой-то чумной. Мне в глаза не хотели смотреть - боялись. И я тут же вспомнил ту новую семью с окраины. По груди моей волной прокатилось неприятное чувство. То ли девушка бледная та тоже была какой-то жертвой этих внезапных изменений в сердцах людей, то ли окружение ее и впрямь было виновато в наших бедах. Между этими двумя мыслями метался я, и ни одна из них меня не утешала. Спина моя дрожащая от мурашек ощущала уже грядущие побои, которые я видел на других, и в то же время мне не верилось, что такое может быть. Остановил их тогда только мой нынешний друг. Миловидный, смазливый, как девочка, и золотой, как волос рассветного солнца, путающийся между деревьев, он появился там в самое нужное время. Кто мог подумать, что этот низенький мальчишка так силен, что сможет защитить меня, слабака, от пятерых ребят?! Вот и я не ожидал такого. Каждый из них тогда с синяком под глазом, переломанной костью руки или ноги или хотя бы с царапиной побежал домой, чтобы жаловаться. И исходя из того, что я тогда увидел, я бы даже сказал, что парень этот силен не кулаками, а своей волей, что создавалась правдой, всегда стоящей за его спиной.
  - Маней меня зовут, - представился мне он, когда я не мог оторвать от него выпученных от страха глаз.
  - Это как кошку что ли? - удивился я.
  - Дурак что ли? Кошку Манюней зовут или Марусей. А я просто Маня.
  Позднее его имя стали произносить как Манджиро, так как оно более полное и менее ласковое, чем Маня, и сокращали до Джиро, реже - до Майи, что тоже не сильно было похоже на мужское. Однако кровь в нем кипела, как в варваре. Даже в десять лет для меня он был огромным примером, заслуживающим подражания и любви, какой учили, насколько я знаю, древнегреческие философы - к своей семье и своим друзьям. "Сторге" это называлось по-другому, хотя иногда это слово и имело романтический характер (это уже когда любовь творилась между мужем и женой). Но мой Маня, которого я знал, всегда говорил глупые, несравненно с его большим потенциалом и умом глупые захватнические мечты. Он говорил, что станет королем Холодной страны, что, когда первый снег года, который наступит десятки лет спустя, покроет миллионы гектаров, как белый с багровыми лилиями королевский плащ, тогда он будет править этой страной. Этот огонь, горевший у него в груди, создавал ореол рядом с ним, которого боялись некоторые люди.
  Если честно, в этот момент я даже отложил ручку, приостановив процесс написания истории. Так сильно мне самому понравилась эта фраза: "Он говорил, что станет королем Холодной страны, что, когда первый снег года, который наступит десятки лет спустя, покроет миллионы гектаров, как белый с багровыми лилиями королевский плащ, тогда он будет править этой страной. Этот огонь, горевший у него в груди, создавал ореол рядом с ним, которого боялись некоторые люди". Это максимально точно описывает Маню, как бы расплывчато на самом деле это ни звучало. Именно в этот момент я решил назвать книгу "Его багровые лилии" и нарисовать на обложке эти цветы в момент, когда они, тлевшие от огня, остывают под тонким свежим тюлем из снега. Это его собственный гербовый знак - багровые лилии. Именно их выращивала госпожа Фаина, о которой я напишу в следующей главе.
  ***
  Вы, наверное, спросите, как мы подружились? За его спиной я стал яркой защищенной тенью, благодарной яркому спасителю, но одного сюжета было мало. Долгое время Маня доставал меня своими шалашами в лесу, охотой на кабанов, от которых он только и делал сам, что удирал. Да-да, с этого начинался путь великого короля. Но я к тому привык.
  Шли годы, а наша дружба крепла, и Маня почти не вырос в высоту. Иногда я относился к нему как к младшему брату, хотя он и был старше и сильнее меня. В простецких бытовых вещах, как и в познании целого мира его просвещал именно я. Он все ловил на лету, хорошо мыслил логически, а я был его карманной энциклопедией по всему, что вокруг. Только с ним я спускался к воде, проходя мимо имения чужой семьи, лазал по испещренному всеми возможными отвратительными жуками лесу и ловил по ночам мотыльков, которых днем изучал.
  Меня растили мама и бабушка - у Мани же не было даже этого. Он рос почти что во дворе, спал у бывших друзей его родителей, сгинувших от неизвестной болезни, поражающей ткани и органы, и теперь я действительно заменял ему частично семью. После этого он говорил: "В нашей стране не должно быть глупцов и бездарных докторов. Если бы все врачи знали свою работу при всех существующих болезнях, было бы меньше напрасных смертей".
  Женщины в моем доме его обожали, слушали, развесив свои красивые уши, а еще всегда пытались накормить так, чтобы он больше от них никуда не ушел. Джиро раздувался, и пыхтел, и шутил так, что весь последующий вечер никогда не было слышно его недовольства, мрачной тучей преследующего его настроение обычно. Точно Маню отпускало все то, что в будние дни его терзало. Скорее всего он грезил о потерянной семье. Только потом я смог это связать.
  ***
  В первый раз я и он вместе встретили общую для всех беду. Тогда будто кто-то изнутри решил разложить ту Душу, что делала нас людьми. Всегда кто-то наведывался к нам. Во времена физики и химии наши люди работали здесь денно и нощно, отдавая весь хлеб владельцу земли, а если мы поднимали бунт, то все боялись, и все же жили мы под нашим государем, потому так и должно всегда было быть. Потому и Маня всегда хотел защищать нас и всех остальных людей, живущих в этой стране. Но в этот раз Великий не спас нас. И Манджиро тоже не мог ничего с этим поделать. Я видел, как отчаянно он смотрел в сторону дома, который мы покидали вместе. В этот дом мы не могли больше вернуться никогда. Нас сожгли изнутри те, кто чувствовал, но не понимал Душу земли. Чужаков из Руин тянуло к ней, и это злило их настолько, что они готовы были грабить и убивать на нашей территории, и под горячую руку безжалостного противника попала и наша деревня. Они рождались будто из самой нашей почвы, как чудовища. Они разорили Душу при свете дня, раскололи ее, а осколки забрали себе. Я видел и великаншу, бежавшую с ее маленьким мальчиком, и соседей, успевших еще ранее отвернуться от нас, и в конце - белые стены имения с ровно стоящими перед ними черными фигурами двух братьев и сестры с ее мужем. Признаться, я не мог различить тогда сквозь пламя кто из них кто, но в мою память врезалось то, как бесстрашно они глядели на происходящее, даже не шевелясь, как если бы все это было лишь каким-то спектаклем, разыгрывающимся перед их глазами. Мы бежали с нашей родной земли, оставив на ней любимых бабушку и мать, которых было уже не спасти. Наши ноги несли нас подальше оттуда, куда мы всегда должны были приходить.
  Жар был настолько сильным, что лихорадило тело, а кожа лопалась из-за ожогов, глаза щипало от боли, соли и копоти. Сейчас Маню, наверное, почти преследовала участь принца с серебряными волосами, которому дали корону расплавленной на голову, заживо сваривая ее. Манджиро и Феликс, бегущие из Кохлеи [Лами Кой]
  Часть 2: Из бедняков - в беженцы
  Ветки ломались быстро и с таким хрустом, как от кабаньих ног - только этими зверьми были бегущие люди. За спинами нашими горело солнце, даже когда пришла ночь - таким ярким и масштабным был пожар, пожирающий последние углы, в которых в детстве мы стояли. В душе я плакал по матушке и бабе, по сгоревшему скоту, по собакам и по огороду, - по жизни, что нас с силой вынудили оставить. Маня, лицо которого пряталось в ледяном камне, чуть ли ни за руку уводил меня глубже в лес, пока спустя сутки мы не добрались до реки - если можно так сказать про нас обоих, поскольку под конец Манджиро уже нес меня на себе. С каждой той минутой я все больше понимал свою благодарность ему: без своего друга я бы точно не забрался так далеко, и меня бы точно поглотил огонь, не оставив от меня и щепок. Вот таким меланхоличным с ним я стал! Как тряпка! Но зато у тряпки этой оставался один-единственный член семьи. Я знал, что сейчас и я буду нужен ему. Теперь у него не осталось никого: не было у Мани ни девушки, ни родителей, ни даже кошки.
  У реки я почувствовал, как задыхаюсь, и сердце, бешено колотясь, перекрывает мне доступ к пищеводу и бронхам. Я не мог испить той самой воды, что сейчас была передо мной, тем более такой холодной, хотя и ощущал, как у меня все пересохло во рту, или начать нормально дышать, а Джиро выглядел в тот мрачный день так по-злодейски, что казалось он сейчас схватит меня рукой за затылок и ткнет носом в булыжник на дне реки. Но он молча, как рыба, подпрыгивающая на выступах в воде, ждал, когда у меня закончится этот приступ.
  Небо закоптило дымом, скрывающим даже густые тучи, с которых моросью капал дождь. Всю шею покрывала гусиная кожа от влажного и холодного ветра. Голову мою, в глазах которой от усталости все расплывалось, терзали два разных ощущения: больше нет пугающего жара огня, с одной стороны, и, с другой, сейчас смертельно холодно от дождя и близости быстротекущей горной речки. Длинные волосы Манджиро облепили его голову и потемнели, и, стоя по колено в воде, с силой бьющей его по ногам, он пытался голыми руками изловить рыбу. Я воззвал к своей памяти, чтобы в это время экстренно построить хотя бы детский шалаш, который умели по-всякому делать мальчишки. Я взял небольшую возвышенность над ручьем и два рядом стоящих дерева, сучья которых удобно для меня располагались на нужном уровне и нужной параллели, чтобы я мог закинуть на них как каркас тонкий ствол молодого дерева, что снесли ветер и дождь. Закрепил, приставил к ним и уложил внизу еще несколько длинных, хотя большинство из них и были сырыми или сыроватыми. Поверх в два слоя накидал богатых хвоей веток с травой. Маня бросил мне в траву рыбу и вернулся сюда же от старой поваленной березы с сухой корой и сучьями, пока я по его приказу искал сухие шишки. Он развел огонь теми спичками, что всегда прятал по одеждам в разные места, выложил обстриженные под "воротнички" из стружек березовые веточки и поджег их со смоляными шишками, а поверх уложил расщепленную кору. Оставшееся, что он не использовал, он спрятал пока в шалаше на самом сухом дереве. "Почему ты ловил рыбу голыми руками, если у тебя был нож? - спросил я у Манджиро. - И всегда у тебя с собой и спички, и нож?". Он же убрал рукой надоедливый волос, приглаживаемый каплями небесных слез, улыбнулся мне, точно добродушный ребенок, и ответил: "Я что, дурак, чтоб на рыбу живую с ножиком лезть? Это сейчас я могу ее спокойно почистить, а тогда был почти честный бой. И то, течение, бьющее ее в камни, явно было не на стороне этой глупышки. Так и прыгала мне в ладони... Тут только ловить надо". "А смешно это... - подумал тогда я, - мы бежим от пожара в этот ледяной лес, чтобы развести огонь в нем под навесом и прятаться от холода больше, чем от разбойников, решивших избавить от участи жить в своем доме нас. Мы не тряслись от страха, а сейчас будем трястись от недостатка тепла". Какая-то детская несправедливость встала комом в горле у меня, и я разгорячился, почувствовав, как огонь моей крови заставляет полыхать лицо, точно я девятилетняя девчонка на отчете у матери за поцелуй в щечку от "плохого мальчика". Я, помню, сам был даже этим мальчиком. Маня сказал как-то мне: "Попробуй подойти к девчонке". Я решил, что пора мне стать, видимо, мужчиной, раз даже Манджиро об этом заговорил, но она расплакалась и убежала, а потом еще получила от матери за то, что подошла ко мне, отбросу небольшого шипящего ведьминского общества.
  После того, как мы умяли сочную рыбешку, из-за деревьев и стен бушующего ливня, от которого нас укрывали шалаш и навес с теплым костром, до меня донесся лишний, посторонний звук - вой, но не волчий... Я попытался вспомнить все, что читал о лесах, пытаясь понять, что это был за зверь. Я прислушался, напрягая ухо, чтобы собрать весь тот звук перепонкой, но вой будто стих. Однако через час Маня, напряженный, как пружинка, все это время, насторожился еще больше, будто пытаясь уловить само дуновение в воздухе, сообщающее ему о состоянии леса. В этот момент вой послышался громко и отчетливо, и он был похож, кажется, на женский плач. "Это Аяттара! - крикнул шепотом на меня Джиро, быстро потушил костер, задавив рыбьи кости, оставшиеся от нашего обеда. - Бежим!".
  Я читал как-то, что такое "Аяттара": "... - в финском фольклоре злой женский дух леса, всячески способствующий тому, чтобы пришедшие в лес заблудились", - но я не знал, что такие существа могут быть настоящими. Если уж выбирать из мифов, то я бы, конечно, выбрал ее, а не банши, предвещающую своими стонами смерть, хотя больше всего было похоже на нее. Мы помчались вниз по реке, часто поскальзываясь на плывущей в грязи земле, перемахивая иногда через ветки. Ветер с дождем обдавал ледяным, почти горным, холодом наши лица, заставляя жмурить глаза, и закладывал непресекаемый шум в наши уши, но я все равно успел заметить на другом берегу женщину, стирающую в наступающей темноте вдали от деревни окровавленные одежды. Среди них я увидел и рубаху с вышитой буквой "Ф", или мне показалось... Померещилось, что Бенни-прачка держит в своих мертвых руках мою одежду. Я заплакал, не переставая бежать, будто знал, что смерть скоро нагонит меня. Я будто опять ощутил себя настоящим ребенком, который ничего не может сделать со своей судьбой. Дым все еще ударял в ноздри, и через какое-то время я вновь почувствовал, что задыхаюсь.
  - Фел! - позвал меня громким и отчетливым криком, выводящим из оцепенения, Манджиро. Я повернул голову в его сторону и увидел, как все на той же стороне реки, где была банши с окровавленной тканью, еще других людей. - Это твой отец!
  Я ничего не понял. Стоило мне обратить внимание на тех, кто за спиной Джиро или нет? Вниз по течению, куда указывал палец друга, я увидел еле распознаваемое в воде тело, и одежда на нем точь-в-точь совпадала с той, что держала в руках Бенни-прачка. Это был мой отец, которого я мог видеть только на старых фотографиях, его тоже звали Феликсом. Я думал, он давно бросил нас или мертв, но вот его труп, а может, он даже еще жив! Я должен ему помочь! Или нет? Он же оставил меня и мою прекрасную мать!
  - Стой! - крикнул я ему, точно он мог меня услышать, но то же сказал мне Маня, добежав до меня и обхватив руками, чтобы я не сошел с ума. Как только он отпустил меня, в моих руках появился ребенок.
  Я повернулся снова в сторону Манджиро, который передал мне чьего-то наследника, сопротивляясь ливню и ветру, и посреди реки, на камне, увидел женщину, в мольбе протягивающую ко мне руки. Я хотел ей что-то ответить или спросить, но не знал что, и в следующий момент внезапно вырвавшаяся откуда-то волна с огромными ветками поломанных деревьев снесла ее, ударив о следующие камни. Ее тело скрылось водой так же быстро, как мы бежали оттуда. Я пытался оборачиваться, чтобы найти глазами мать малыша, но уже не мог. И Джиро все подначивал нас мчаться дальше и без оглядки. Я не слышал уже и воя, из-за которого мы начали побег. Усталость поражала мой мозг, и мышцы сокращались как на автомате, будто без моего участия. Я мог только чувствовать пульсацию. Я уже не понимал, где мы и когда, когда все это закончится, пока не споткнулся на корне какого-то большого дерева. Последнее, о чем я подумал, это "надо закрыть ребенка от падения".
  ***
  Я очнулся уже у подножия незнакомого города. Малыша в моих руках не было. Голова болела как от хорошего удара по затылку или похмелья. Солнце слепило мои набухшие высохшие глаза, превращая меня в вампира, надеющегося на какую-то тень. Как по моему велению, она тут же явилась, и я смог смело раскрыть свои веки. Передо мной стоял Маня. Он улыбался так лучезарно, как, мне казалось, он не делал уже тысячу лет. Сама деревня даже спустя сутки с небольшим или двое суток уже была для меня чем-то очень далеким и давним, как если бы все произошедшие события с пожаром и лесными духами длились дольше недели.
  Но сейчас я сидел на мягкой прогретой земле, покрытой зеленой травой.
  - Доброе утро, Фел! Ты чего разлегся? - Джиро пнул меня под мой нежный и хрупкий зад, и я тут же встал, отряхиваясь.
  - Ты чего? - попытался я спросить, вот только в глотке у меня все пересохло.
  Маня дал мне бутылку воды, точно заранее знал, что мне нужно.
  - Ну же, не молчи, ты тратишь мое драгоценное время.
  - А где ребенок? - первое, что спросил я вместо "как мы сюда попали?".
  - А, это была девочка, и я сдал ее в бордель. Он как раз тут неподалеку, кто же мог подумать, да? А теперь пошли есть!
  Джиро так и не рассказал мне сразу, что нас довели сквозь несколько миль в какой-то город феи, да и я ему бы все равно не поверил. Больше всего сам он отнекивался на все мои взывания к его совести и благоразумию по поводу того, что он вот так просто отдал бедную доверенную нам малышку на растерзание шлюхам и их клиентам. Он говорил просто: "Это единственное место, где всегда будет хватать женщин, способных воспитать эту девочку. Там всегда есть тепло, деньги и еда. Там же в будущем найдется ей и работа". А мы сами в этом городе беженцы. Теперь мы не просто без денег, но еще и без своего места - среди толп незнакомцев одни и без семьи.
  Часть 3: Посланник Солнца
  Крик петуха - похоже, даже здесь кто-то все еще держал птиц. Мы вылупились, как отщепенцы, и вылезли из переулка, точно бродяги. В шелках, в бязи, в хлопке, - здесь хватало тоже разных людей. Кажется, беженцы тут не только мы одни. Но большинство их ходит в капюшонах, закрывающих и плечи. Среди них мы выделялись: яркие синие мужские хаори поверх белых рубах и непокрытые головы выдавали нас. Когда мы подошли к площади, мужчина с высохшим лицом и черными сальными прядями на лбу из-под лобья посмотрел и проводил нас взглядом, будто все хотел что-то сказать, но ком в его горле не дал ему прихоти это сделать.
  В центре, под большим фонтаном с женщиной-ангелом, держащей в одной руке, поднятой, меч, а в другой - чашу с золотом, стояла совсем молодая девушка, плечи которой были закрыты, как у бедняков и беженцев, а бедра изнутри тонко подчеркивались выглядывающим из-под обычной ткани шелком. Такого я еще не видел. В руках у груди она держала какой-то знак, подвешенный к ее шее на веревку. Дева подняла свои черные глаза на меня и Манджиро и выдала:
  - Я вас не знаю. Вы не с этих краев, - сказала она в первую очередь мне, но, когда взглянула на Маню, переменилась в лице. - А ты, наверное, послан Богом. Твои волосы отливают Солнцем. Но имя твое тебе не подходит - оно для темнокожих господ.
  - Эй, ты имеешь что-то против других национальностей? В нашей деревне тоже разные люди жили, но ко всем относились с радушием! - ответил ей я.
  - О! - согласилась девушка. - Так вы из деревни. Теперь все понятно.
  - Да что тебе понятно!? Что тебе понятно!? - не сдержался впервые я, но Джиро положил свою руку мне на плечо.
  - А ты хорошая девушка. Наверное, твоя проницательность кому-то пригодилась.
  - Да... - смущенно заморгала она, бегая взглядом. - Я приспешница Посланника Солнца. Вот мой знак, - и она показала свою подвеску, на которой был изображен золотой круг с человеком в его центре, привязанном к живому дереву, как к кресту: руки к ветвям по бокам, а ноги к толстым корням. Вдруг по ее жарым щекам побежали бусины из слез. - Ох, простите меня! Тяжело говорить о Боге, когда за тобой постоянно кто-то наблюдает! - она прижалась к Манджиро и заговорила шепотом так, что я еле мог ее расслышать. - В этом городе поселился великан, который ненавидит нашего Бога! Он еретик и собрал толпу таких людей, единомышленников. Он угрожает не только вере неспокойного разношерстного народа, но и всему городу!
  Послушница разрыдалась еще больше на груди Мани, крепко сжимая маленькими кулачками его накидку.
  - Я уверена, что только вы двое сможете мне помочь! - вспомнила она и про меня, все так же глядя в лицо Джиро.
  Он отвернулся от нее, даже смутился, и на белых щеках его выступил легкий румянец:
  - Ну, раз ты так просишь, то конечно я тебе помогу!
  - Да! Я и не сомневалась в тебе, путник! По твоим сильным рукам уже видно, как много за тобой правды! Ты точно победишь великана!
  - Так тебе победить его надо или просто избавиться, чтобы городу больше не мешал? - задал вопрос мой друг.
  - Его мало уничтожить! - уверила девушка, и пухлые розовые губы ее маленького рта задрожали, а взгляд больших черных глаз еще больше стал походить на щенячий.
  - Я тебя понял. Я и мой брат поможем тебе и твоему городу. Побудем героями пять минут, да, Фел?
  Я ничего ему на это не ответил. Я чувствовал, что затея эта со всех сторон плоха и лучше бы нам поискать работу, еду и ночлег, а не какого-то бешеного вымышленного великана, которого выдумала жаждущая внимания проститутка с улицы, что пытается выдать себя за настоящую послушницу. Да ни одна послушница не станет так подчеркивать свои ягодицы! В этом я был уверен. Да и знак, свисающий с шеи на ее грудь вызывал больше подозрений, чем веры в чудо, любовь и так далее.
  Но Манджиро был неумолим, его кулаки уже чесались - они давно не видели наших деревенских ребят, которые бы упрямо хотели познакомить мое лицо с суровостью этой жизни, ведь прошло целых двое суток с момента, как все они, вероятно, сгорели. Мы остались без гроша, без крова над головой, без семьи, а Маня с энтузиазмом повел меня к какому-то белому дому, в который ворвался с ноги и где сразу в холл крикнул: "Где мэр!?". Нас отвели к убогому дрожащему старичку в костюме с позолотой, и он поведал рядом стоящей ноге моего друга, что некий великан проживает на старой заброшенной стройке, куда мы и пошли сразу после мэра.
  - Да не послушница она! Ну, подумаешь, мэр действительно знал про великана, но это же не значит, что всем ее словам теперь нужно верить. Сколько раз моя интуиция и мои знания тебе помогали, правда? Так доверься же моему мнению!
  - Расслабься, Фел! Посмотри вон туда.
  В стороне, куда он указал, стояла церковь, на самом большом окне которой были витражи с изображением круга с человеком и деревом внутри, как на подвеске девушки, а у здания того стояла толпа монашек и послушниц, одетых точно так же, как и одна встреченная нами.
  ***
  Это было самое пустынное место в городе, хотя и не находилось на его окраине. Кое-где сидели вороны, делающие вид, что не видят вездесущих каркающих сорок, но в целом было довольно тихо. Пока мы не оказались у "порога" заброшенного недостроенного дома. Оттуда доносились чей-то гонор и даже смех. Когда мы приблизились, уже в окна были хорошо видны мальчишки, играющие в покер и дартс. Я побоялся первым заходить - уж очень гоповато они выглядели, а мои кости еще должны расти до 24 лет. Маня уже был там.
  - Эй, парни! Это не место для игр детского сада! Никто не видел здесь "великана"?
  - А тебе че надо, дяденька? - обернулся на него самый, очевидно, хамоватый ребенок.
  - У меня к нему личное дело.
  - Пропусти меня, Сохатый.
  Сохатый, похоже, хотел чем-то возразить, но появившемуся из-за угла и пробившемуся через толпу здоровому парню не стал ничего говорить. Он был почти под два метра ростом, даже выше меня, и поэтому Маня на его фоне казался писклявой девочкой с золотистыми патлами.
  - Я Великан. Ты что-то хотел?
  - А, так это у тебя кликуха такая? - попытался разрядить обстановку я, но увидел, что лицо Манджиро серьезно.
  - Ты Великан?
  - Ну я, а ты что, глухой?
  Парень напротив нас на вид не был слишком старше, и его возраст выдавал голос, хоть и слегка прокуренный. Но именно его рост вызывал у меня максимум опасений. В старину даже былины были о громадных мужчинах - богатырях. Добра от такого не жди.
  - Да нет, просто больно маленьким ты выглядишь для великана. А ты точно уверен, что, когда тебя так назвали, тебя ни с кем не спутали?
  - Я смотрю ты, малявка, нарываешься на драку!
  Детишки за спиной Великана зашевелились. Один выглядел не хуже другого: все как бандюги, а сейчас их лица зверели с каждым новым словом.
  - А я смотрю, что ты все смотришь на меня, но не видишь, с кем разговариваешь, пацан! - замахнувшись ногой, Маня пнул парня под коленку и в те же секунды ударил ребром ладони Великана вдоль мышцы на его шее, когда тот стал немного ниже, и в один момент высоченный гопник оказался у нас под ногами.
  - Ну вот и все, киска Феликс! - победно похлопал ладонью о ладонь Манджиро, будто стряхивая с рук пыль.
  - Это не меня зовут Маня, как кошку.
  Детский сад, что готовился нападать вслед за предводителем-нянькой, в глазах отупел и отстранился, вжавшись в стены. За пять минут ни одного из них уже в здании не осталось. С нами лежал только Великан.
  Когда он пришел в себя, то даже извинился:
  - Похоже, я и правда не знал, с кем разговариваю. Так кто вы? Зачем пришли? - Он сел на пол, опираясь рукой, и снял с себя футболку, демонстрируя накачанное тело. Выглядел он все-таки хоть и молодо, но грозно.
  - Послушница под фонтаном на площади жалуется на тебя: говорит, ты ей жизнь портишь и против веры идешь. Ты что, забыл поцеловать иконку, когда она с ней мимо проходила? - изобразил Маня любопытную милую барышню.
  - Да нет у нее никакой веры кроме рабского послушания сутенеру! Никакого Бога нет, если вам тоже про это наплели! Это переодетый купец, который решил дорого продать свое обаяние. Говорят, что он живет уже так много лет, что видел настоящие живые улицы мегаполисов, знает, как должны работать механизмы и что такое техника. А еще он выглядит, как баба, и хорошо поет. Вот я бы его лучше в жены кому-нибудь выдал. ...Поэтому местные решили, что он Божество, и ему надо поклоняться. Девушек он всех собрал в свой гарем, сам одел их, сам Священное Писание сочинил, которому они следуют. Петух одним словом.
  - Да ты ему просто завидуешь! - заключил я.
  - Тц! Мне и так неплохо живется. Я бы ничего и не делал. Да вот только женщин моих всех в свой храм забрал, где они его ублажают.
  - "Своих женщин"!? Так ты тоже, значит, гаремом обладаешь?
  - Ох! Я и не знал, что ты такой тупой. Это женщины моей семьи: сестры, тети, племянницы. У нас много женщин. Но все они теперь в рабовладении как валюта вертятся. Я этот банк хотел разрушить и ограбить, поэтому "послушницы" и взъелись на меня.
  - С помощью этих детей?
  - Детей? А, нет. Это сыновья моих сестер.
  - Быстро же твои сестры размножаются... Так сколько тебе лет?
  - Пятнадцать.
  - Пятнадцать!? Да такого не может быть! - сорвался я с места, и пыль с холодного бетона поднялась вместе со мной.
  Я увидел, как Джиро стало не по себе от этой новости: наш новый приятель оказался младше нас.
  Все это время Маня слушал без особого интереса к беседе, но сейчас, выдержав время, сказал:
  - Похоже, Фел, всех красивых женщин нам придется выручать!
  "Нет..." - только, было, подумал я, уже зная, к чему это ведет.
  Часть 4: Свержение Нарцисса
  Вскоре должно было свечереть, романтично с нами заранее прощался будущий закат, птицы, судача над головами в персиковом небе, куда-то дружно и радостно летели, шелестели зеленые кроны деревьев, сообщая одуванчикам, что пора готовиться ко сну, а у нас так же не было места для ночлега, еще и Маня решил на первое место поставить чужой гарем. Из разговора с Великаном я понял, что "Посланник Солнца", как его называли все женщины, очень мерзкий и обаятельный тип. Но Манджиро снял пафосно синее хаори, завязал на бедрах, взмахнул своими золотыми длинными волосами до плеч, обернулся на меня, когда солнечный луч прошел по его профилю, и сказал:
  - Ну что? Я соблазню этого самовлюбленного самозванца?
  - Боюсь, друг, как баба ты слишком страшненькая. И мышцы спрячь, а не выставляй, наоборот, напоказ.
  Маня засмеялся и попытался оправдаться тем, что я, мол, всего-навсего смущен и поражен его женским началом, но, когда я попытался развить его тему, посерьезнел и ответил просто:
  - Ты кого тут за женщину считаешь? Посчитай лучше свои ребра, а то резко обмельчают, ты и не заметишь, - он улыбнулся лишь после этой фразы сам себе, как бы показывая миру, что это шутка, чтобы карма внезапно не упала на него с неба. Джиро верил в карму.
  Не знаю почему, но обратно в центр города мы пошли уже без Великана. На главной площади напротив подобия белого дома с грандиозными толстыми белыми колоннами на золотом троне с резными розами сидел настоящий ловелас. Его волосы были кирпичного цвета, отчего отливали на солнце. На выраженных скулах рассыпаны мелко веснушки, но это было видно даже мне. Худой, в бело-розовой тунике. В общем, как я и полагал, это был очень мерзкий на вид тип. Когда я смотрел на него, мне хотелось блевать, но дальше я увидел еще хуже. К "Богу" на поклон приходили совсем молодые и нежные девушки, падали ему в ноги, гладили ладошками его стопы во вьетнамках и целовали. Все они, как одна, были одеты в те же развратные платья, подчеркивающие бедра, как и первая попавшаяся нам послушница. У этих тоже висел на шеях знак с человеком на дереве в круге, и им они щедро гордились, когда засовывали между больших грудей. Нарцисс поднял девушку за подбородок к себе, и взгляд ее приоткрытых с густыми черными ресницами глаз любовно очерчивал его хамское лицо. Он поцеловал своими красными варениками ее маленькие ранимые губки и нагло взялся свободной рукой за ее бюст. Почувствовав возмущение, я хотел что-то сказать Мане, но повернув голову я его не увидел. "Где Маня!?" - судорогой будто пробежалась мысль по моей голове, оставляя после себя звон. Я снова вернул взгляд в место событий и обнаружил вдруг Манджиро уже там.
  - Что за балбес! - выкрикнул я от досады, уже представляя, как мой друг чистит лицо случайному "Богу" из незнакомого города, и голуби от моего голоса вспорхнули и разлетелись в разные стороны, разбрасывая перья. Но, на мое удивление, он пока не сделал ничего безрассудного, хотя уже вполне мог это успеть. Неужели он захотел решить проблему дипломатией?
  Нет, тонкое, но звонкое "нет" от девушки, что сейчас принимала при мне засос от мерзавца, прорезало воздух на площади. Манджиро поднял ее на руках и стал относить куда-то подальше от трона с самозванцем. Она пыталась брыкаться, но я-то знал, что Маня слишком силен в сравнении с ней, чтобы послушница могла упасть и побежать снова к своему "Богу". Я побежал за ним, но видел уже перед собой только спину.
  - Эй, а вы кто такие? Я вас здесь не знаю, - поднялся с трона Посланник Солнца с какой-то заторможенной реакцией на похищение девушки. Остальные монашки вокруг него лишь пучили глаза и прикрывали тонкими пальчиками рты от удивления, разбегаясь и создавая проход незнакомцу.
  Мой друг не обращал внимания на вопрос и лишь что-то шептал на ухо девушке. Несколько мгновений спустя она перестала брыкаться и вот уже добровольно, с согласия Манджиро, опустилась на ножки и пошла куда глаза глядят сама. Нарцисс заткнулся, когда увидел это, я тоже застыл и прямо уставился в затылок Мани. "Как он это сделал?" - наверное, повторилось в голове мерзавца, как и у меня. С совершенно довольным и спокойным лицом Джиро подошел к Посланнику Солнца ближе и спросил:
  - Оно тебе надо было?
  Лицо его выглядело только в этот момент взрослым, выражающим намерение складок между бровями. Мужчина же напротив проявлял насмешливость к моему другу-коротышке и стоял рядом с ним, чуть-чуть сгорбившись, видимо, чтобы дать понять, что по-другому он Маню не услышит.
  - Что-то? - переспросил он. - А-а-а, юный господин, - обворожительно обратился он, и монашки обратили на него свой влюбленный взор, - я думаю, что я тебя понял. Ты пришел в этот прекрасный город, чтобы захватить его? Но он оказался занят, - притворился мужчина сочувствующим, хотя он явно не знал, что мы оказались в его доме случайно. - Да, монашки любят поговорить с Богом и все рассказать Ему, что слышат. Феи, говорят, могут распознать и разболтать даже ваши мысли. Особенно юные монахини, верующие во всякие сказки, придают этому силу. Именно засчет их горячих сердец живут и летают такие удивительные существа. Вы знали, например, что существуют единороги и громадные паровозы без колес, которые могут держаться на воде? Это как корабли, но называются пароходами. Есть люди, представьте себе, которые касаются клыками твоей шеи, и из нее начинает течь томатный сок, а ты чувствуешь, как жизненные силы покидают тебя. Я не желаю тебе никакого зла, маленький господин, Солнце благословило и тебя, а женщин тебе хватит и в другом городе. Будь счастлив, ты красавчик! - улыбнулся приторно и тепло Посланник.
  Я взглянул после такого с опаской на Маню. Его добродушие ушло, а лицо не реагировало на чужие слова.
  - Ты не ответил на мой вопрос. Давай следующее: как тебя зовут?
  Посланник еще больше растаял, будто ему делают комплимент:
  - Я Нарцисс.
   Вокруг него действительно стало жарко, закатное солнце спряталось, зажглись огни, под которыми с работы возвращались уставшие наемные люди, но вокруг "Бога" по-прежнему сохранялся дневной свет, отчего я почувствовал неловкое превосходство от него и даже допустил мысль, что я и Манджиро зря находимся здесь. Но я не успел моргнуть, как он напрягся, быстро занося ногу, и ударил Посланника по его склонившейся к коротышке шее. И свалился под стопой Мани.
  Рыжие волосы взъерошились и разбросались, а веснушчатая щека обнимала асфальт. Я почувствовал легкое удовлетворение и выдохнул, попрощавшись бранным словом с недавно недостижимой макушкой этого петуха.
  - Ты сошел с пути Божьего, Нарцисс, - провозгласил Джиро над поверженным.
  - Неужели все так просто? - ощутив в себе поднявшееся веселье прокомментировал я, вытирая тылом ладони вспотевший лоб, на который падали мои жирные черные пряди.
  Но Посланник лежал в сознании и молча. "Не могу понять. После того, как он получил такую мощную, но позволяющую ему жить, оплеуху, почему он молчит? Он не издал даже стона.
  - Эй! Никто вам не сказал, ребятки, что такое "Бог"? - окликнули нас сзади, но секунды спустя я понял, что нас окружают в замкнутое кольцо. Это был Великан, и сейчас с ним была не отбитая школота, а настоящий сброд, который был подстать самому их главарю. - Это тот, кто живет здесь уже много лет. Очень много лет, столетия. Смекаешь? Посланник Солнца не может откинуться так быстро, пока не завершит свой круг Ада. Пока он здесь, его влияние будет распространяться на каждого местного жителя, и приезжие не смогут вершить то правосудие, которое хотят.
  Маня слушал его внимательно, его тело было напряжено все так же, как у спортсмена, а вот я почувствовал слабость в коленях, когда толпа гопарей начала "эротично" дышать в мою шею.
  - Неужели ты хочешь сказать, что этот хрен смог промыть и тебе мозги? - прямо трактовал Манджиро.
  Я не понял в начале, но уже в темнице, где мы оказалась часом позднее, возможность обдумать все дала мне понять, что он имел в виду. Монашки тоже недобровольно носили такую одежду, обхаживали незнакомого человека, целовались с ним и позволяли трогать свое тело. Великан впал во власть Посланника Солнца, и Джиро понял это. Как же я?.. Как же я не догадался? Меня терзала эта мысль, что мой друг, с которым я делил на пару физические и умственные способности, забиравший "местную" сообразительность и кулаки себе, превзошел меня и в моем направлении. Насколько же я был неудачником. Я чувствовал себя бесполезным Мане. Вот мы сидим тут, в сырой черной камере, из которой нас хотят выгнать за неуплату аренды мыши, и все это по моей вине. Испытав эмоциональное перенапряжение за эти три дня, я и мой мозг решили сдаться и отдохнуть во сне. Но, закрыв глаза, я увидел полыхающие стены моих соседей, бежавшую по дороге горящую курицу, что пыталась громко кудахтать, зовя кого-нибудь на помощь. Я так и не увидел своих родных в тот день. Я слышал крики. Я и Манджиро снова возвращались с рыбалки, как вдруг из-под земли выросла фигура человека, оформленного, как житель Руин. Я был точно уверен, что это они. Все знали, что та страна точит зуб. Но сейчас... Но сейчас... Это было больше похоже на демонов, на порождений тьмы. Я продолжал видеть стену своего забора и представлял за ней свою старую бабулю и мать. Я не слышал даже их голосов, только мальчишек, что пытались меня когда-то избить, но в тот день разбегались, распространяя своими же телами огонь по деревне. Запах жареной плоти попадал в нос и напоминал обычный аромат от мяса, вот только страх его переполнял и делал тошнотворно ужасным. Тогда мы и бежали.
  Разбудили меня пощечины Джиро.
  - Сколько... Кх... Сколько времени уже прошло? Который час? - прокряхтывал я.
  - Фел, ты бесполезен! Я с тобой говорю, а ты мне чем отвечаешь? Храпом? Ты десять минут как спишь! А ну, вставай! Диванная картошка!
  - Только десять минут? Так сейчас же ночь на дворе, - акцентировал я ситуацию, вспомнив, что мы в тюрьме, и даже слегка продрог.
  - Я от тебя мудрых решений жду, - уставился он на меня, и я даже увидел, как его золотые патлы успели испачкаться об эти стены.
  - Как у тебя все просто, балбес. Чего ты от меня ждешь?
  - Твоих книг, - Маня уселся на корточки, с досадой посмотрев на пол, на котором опасно быть в позе лотоса. - Я так-то понял, что тот тип обладает какой-то магией, и аяттару с банши мы не просто так видели - все же есть что-то необычное. Если мы долбанем петуха его же клювом, он офигеет.
  - Да уж, и даст ответку в три раза больше, - цокнул я, но все же задумался. В книгах и правда описывалось что-то о неких чудных, людях с помрачнениями или творцами, которые могли свои фантазии воплощать в реальность. На самом деле вроде как и более простой человек на это способен, но за него создает что-то подобное его подсознание. Тут мне в голову пришла странная идея, и уже по моему, видимо, переменившемуся выражению лица Маня понял, что у меня уже есть предложение. - Я читал в одной из книг про сны и психологию, что на человека во сне можно повлиять. Если день был очень насыщенным, а человек имел сильное эмоциональное напряжение, он будет видеть тревожные сны, в течение которых мозг не отдыхает - он перерабатывает ту информацию, что получил за этот день, поэтому видения становятся наиболее явными. К слову, их ты видишь в короткую фазу сна, то есть когда ты наиболее чуток, когда тебя легко разбудить. Это значит, что в этот момент я могу говорить тебе что-то, и это будет влиять на твой сон. На мне это не сработает, я слишком начитан, и какие-то ужастики не будут терзать меня настолько сильно, чтобы перетечь в реальность, а вот с тобой это может сработать. Когда ты заснешь, я буду следить за тобой, когда увижу, как под веками крутятся белки глаз, а частота дыхания изменится, а еще лучше, если ты заговоришь во сне, это будет означать короткую фазу. Тогда я начну нашептывать тебе ту судьбу лжебога, которую сейчас придумаем.
  Как бы ни странно, после того, как Манджиро одобрительно кивнул мне и задумался, он предложил один из самых жестоких вариантов.
  - Ты уверен? - спросил я, думая про себя: "Тебе придется пережить это еще раз". Но Маня в своих решениях был тверд.
  Я рассказал ему методику быстрого засыпания. Когда мой друг утонул во сне, осталось лишь дождаться нужного времени. За полтора часа я чуть не заснул сам, но тут заметил, наконец, быстрое движение глазных яблок у сидящего напротив меня приятеля. Тут за спиной кто-то присвистнул:
  - Эй, красавчик, а вы что, пара? Ты чего так влюбленно на него смотришь? - заорал надзиратель, и Джиро резко открыл глаза.
  - В-все хорошо! - попытался хоть что-то ответить я этому жиртресту, и, похоже, его это удовлетворило, поскольку он всем видом показал, как ему лень разбираться со мной. Параллельно моя рука прикрыла Манджиро веки, и он тут же заснул, не успев полностью выйти из сна. - "Я вижу пустую площадь с одиноким золотым троном посередине. Под звездное небо выходит из белого дома высокий мужчина в тунике, который жил здесь уже не один век. "Наконец-то я умру", - сказал он в холодный ночной воздух, и его слова, как раскат грома, эхом пробежали по кварталам, окружающим площадь. Посланник Солнца, окруженный ореолом льстящего всем света, уселся на свое излюбленное место в виде стоящего посреди пустоты трона. Вот он закрыл глаза, и его кирпичный волос вспыхнул огнем... - пока я читал устно заготовленный с Манджиро текст, мне показалось, что в черной маленькой форточке в самом верху высокой стены камеры что-то посветлело. Добирались мы сюда час, а при этом площадь была сама не так далеко от темницы. Но я продолжал громко шептать другу судьбу самозванца. - Нарцисс не шевелился. Он принимал небесную кару в виде костра. Теперь он озарит город не своей любовью к монахиням, а своей погибелью", - на улице действительно был какой-то свет, послышались крики людей из их домов. Маня резко проснулся.
  - Я видел... Его смерть.
  Я посмотрел на него: лицо Манджиро было бледным, а взгляд его глаз из темноты вселял ужас.
  Часть 5: Центр. Почему чудные не захватили власть
  - Эти!.. Мерзкие уродцы! Принесут всем нам погибель! Вот увидите! Будет сидеть на этом самом месте, на троне, не мой внучатый племянник, а другая какая-нибудь золотая башка! Вы думаете, они не умеют маскироваться!? Сила мысли! Вот, что их вообще держит на этой земле! Она их даже не носит, они парят в паре миллиметров над ней, уверенные в том, что их тела способны на такое мракобесие!
  - Уважаемый первый секретарь мира, прошу убедительнейшим образом Вас, перестаньте плеваться! Первый принц обязательно сядет на престол, и это будет Ваш племянник. Где доказательства того, скажите, пожалуйста, мне, что чудные - оборотни? Или, предположим, парят над землей? - попытался успокоить легким поглаживанием тощей белой в расписанном рукаве кисти высокий неказистый мужчина средних лет своего пузатого собеседника в богатом снежном костюме.
  - Господи! - ругался он. - Да у вас же всех головы опилками набиты! Раньше каждый студент на себе мог опыт со стульями провести и висеть спокойно в воздухе! Прокалывать ноги и руки без крови! Выы!.. - он заходил по комнате, при этом ноги секретаря сопровождались стуком позолоченной трости. Раньше действительно проводили опыты, но это было столетия назад, а сейчас - лишь в книгах, которые первый секретарь старательно прячет от закона, запрещающего ныне ум. Сейчас правил страной его же сын, выросший отменным ублюдком, жадным до власти, и в отсутствии всякого воспитания его был, конечно, виноват сам секретарь. А до волны безумия, явления, которое превратило перспективы и современность в субъективную картину, студенты интересовались не сплетнями, а философией, математикой, физикой, психологией. Четырнадцать дней психосоматики приводили к потрясающему результату: человек мог без боли и крови прокалывать себя стержнем и иголкой, висеть в воздухе, опираясь только о спинки стульев в районе стоп и головы без напряжения и дрожи. - Вы же все бездари! Необразованные!
  Корреспондент внимательно слушал его, но не скрывал на лице отвращения от собеседника, хотя тот и не замечал: постоянно глядел либо в невидимую точку, либо на носки своих матовых белых туфель, уже разваливающихся от толстой неровной стопы своего господина, но тщательно начищаемых его слугой.
  Секретарь продолжал ругаться, пока не чувствовал находящую на него усталость вместе с забытием. Он кивал скрюченным носом, постепенно скрючивался сам, и становился похожим на седого немощного старика с какой-то клюкой, а не изящной дорогой тростью. Корреспондент обнимал его за плечи и тихо шептал мужчине колыбель. Секретарь все засыпал и засыпал, взгляд его стеклянел, точно за зрачками уже не было сознания. Одна из важнейших личностей при ограниченной монархии, которая сдерживала произвол своего отродья, превращалась в послушного и слабого пациента. Корреспондент окружил его медсестрами, но приказал не спасать секретаря ни в одном инциденте, как если с ним что-либо случилось: хоть лихорадка, хоть коллапс, хоть инсульт или инфаркт, хоть кома.
  - Храните Боги нашего короля Еруима, сына когда-то слепого от жестокости Ельгена и покойной деревенской девочки Альджиро, благородно отдавшей свою честь во благо страны и двух сыновей! - пел, как гимн, корреспондент. - Как мне жаль... Как мне жаль, что сегодня страну ждет такое потрясение как смерть первого секретаря и отца нашего монарха, и эту скорбную весть должен буду сообщить я.
  ***
  К обеду на заседании обсуждалась кончина первого секретаря Ельгена. Голодные и подготовившиеся к трапезе толстые животы в голубых костюмах и с белыми палантинами с бахромой от жен были не очень расположены к серьезным разговорам. Корреспондент стоял около места для Еруима, но сам король предпочел не явиться. Тогда мужчина окинул взглядом всех сидящих за большим овальным столом с кружевной той скатертью, что их жирные пухлые ручки каждое собрание пытались облапать, убедился, что никто не изъявляет желания больше сказать ничего лишнего и что каждый сможет его слушать. Так же стоя у пустого расшитого серебром и золотом кресла, корреспондент обратился к сидящим:
  - Дорогие мои! Я знаю, как тяжело вам всем было собраться сейчас здесь, взять себя в руки и замолчать, - шестеро с бульдожьими лицами стариков в один этот момент обернулись на говорящего, выставив на него неодобряющий недопонимающий взгляд лохматых серых бровей, но тот тем не менее продолжал свою речь. - Но сегодня нас, как и всю эту великую страну Россов, поразило большое, глубокое несчастье. Да-да! Несчастье! Сейчас вы смотрите на меня с презрением, поганые, ленивые, обжиревшие псы! - каждое из последних слов он выделил наиболее отчетливо. - Но после одной лишь моей фразы вы все будете плакать, страдать и скорбеть, потому что отец нашего мудрейшего и вернейшего короля, Ельген, умер сегодня утром от истощения. Медсестры, которые находились с ним постоянно, не смогли ему помочь или даже успеть подозвать врача. В последние месяцы секретарь практически не ел, а затем и вовсе отказался от пищи. Как вы знали, на нервной почве у него еще три года назад развилась астма, и вследствие обезвоживания и обессиливания господин Ельген не смог справиться с приступом, проявления которыми были невыразительными для медицинских работников. Когда наши опытные медсестры отметили гиперемию лица и потерянность в лице своего пациента, в чувстве страха секретарь поднялся со стула, на котором сидел, и вышел в окно напротив него. К счастью, оно не выходило сразу на улицу, поэтому господин Ельген упал на крышу с небольшой высоты и даже сам попытался встать. Но от нестандартности сей ситуации и труднодостижимости своего пациента врач не успел ничего сделать, чтобы спасти нашего любимого секретаря. Поэтому, с болью в сердце, я сообщаю вам, господа, что Государство Россов лишилось одной из самых ярких личностей в нашей истории.
  К концу его выступления все бульдоги в голубых костюмах уже не видели корреспондента за своими слезами, даже при непрекращаемых попытках вытереть лицо салфеткой. Когда дрожащие рты уже были наполнены солью, представители Совета короля поняли, что пропускают свой обед. Вдоволь наплакавшись, толстые мужички вывалились из-за столов и, покряхтывая и похлюпывая, с привычными кипами бумаг и свертками побежали было уже в свою большую королевскую столовую, оформленную под ресторан под самых дорогих гостей - уж привыкли эти бульдоги уже есть коллективно. Но корреспондент неожиданно перекрыл им дорогу у дверей, состроил поистине презрительный вид:
  - Неужели вы, холопы, так просто оставите этот зал? Вы хоть понимаете, что вас ждет? В стране проснутся негодования. Все маргинальные группы, еретики встанут, чтобы пойти за вашими детьми и сжарить фаер-болами их головы, ваших жен они совратят суккубьей магией и изнасилуют, а дома зальют вулканьей кислотой! Вы понимаете это? Несколько лет Ельген терроризировал этих людей и только в последние годы опомнился и стал выдвигать свои предложения по реформированиям госуправления, по программе лояльности к сиротам, чтобы они не стали все чудными и не затопили материк какой-нибудь радиоактивной жижей. Вы понимаете, что человек, которого они боялись, завоевал их же уважение. Его смерть вызовет диссонанс в обществе! - лицо корреспондента покраснело, но первый стоящий перед ним из толпы бульдогов выглядел серьезным, и ни одна жирная складочка на его лице, ни один усик не дрогнули.
  - Так это же вы устроили, Я-Син. Вас не просто так тот же народ зовет балаболом. Зачем Вы это сделали? Чтобы начать гражданскую войну? А ее не будет. Мы уже позаботились о том, чтобы всех "чудных" этих людей, как Вы их называете, сбивали с пути. Есть психиатрические клиники, есть общества, есть башня магов и жадные до мнимой оплаты наставники маленьких маргиналов. Как думаете, управляется эта страна? Сама по себе? Нет. Если бы не сила мысли, то что бы мы здесь делали с племенами, деревнями, городами, мегаполисами, которые резко различаются по уровню развития?... И здесь, внутри, у нас везде есть глаза и уши. Вы думаете, что мы не знаем, как Вы называете нас тут "псами" и "бульдогами"? У псов, к Вашему сведению, очень хорошие нюх и слух. Вы считаете, что это Вы обеспечили отсутствие короля на заседании, на котором Вы так охотно приговорили его отца к выдуманной Вами смерти? Стража! Этот мужчина пытается совратить власть своей грязной магией! Он еретик! - объявил представитель Совета.
  Стоящие, как оловянные солдатики, всегда у всех дверей во дворце гвардейцы с белыми и черными перьями на головах точно оживились и обняли за ручку корреспондента с двух сторон так, что он не мог пошевелиться. Он не выронил и слова из своих тонких губ с крысиными редкими усиками, а в круглых серо-голубых глазах его читался страх. "Я еще не побежден!" - думал он про себя, если не сказать, что кричал.
  Его увели и закинули в тюрьму, как последнего преступника, где до следующего дня он должен был дожидаться казни.
  Как только проход освободился, а стук пяток корреспондента по ступеням стал прощаться с бывшими коллегами, когда его только относили, толпа пузатых голодных слюнявых мужичков в голубых костюмах быстро перенеслась в столовую, в которой стол уже валился от блюд.
  Часть 6: Меандровая тиара
  Поднялась шумиха. В темноте так отчетливо распространялись свет огня, запах и звук пляшущего пламени вместе с криком проснувшегося Нарцисса, которым пару минут назад управляли мы. Теперь весь город увидит это и, поверив в происходящее, оно станет реальным. "Неужели у нас получилось!? Это и правда работает!" - поразился я. Магия, о которой я читал, существует! Я не верил до конца, даже несмотря на аяттару, но воля Манджиро, или Судьба... Кто-то из них оказался сильнее мысли меня одного. Получается, что каппы, Леший, кицунэ, - все реальны! Может, даже есть и Королева ужасов!
  - Нам пора выбираться, - сказал Маня, и его лицо в этот момент уже выглядело совершенно привычным для меня, без тени лишней опасности. Это был голос друга, а не убийцы.
  Но как нам это сделать? У нас же забрали все вещи, когда привели сюда.
  - Решетка закрыта, - констатировал я, удивляясь при этом, как резко в стрессе возвысился у меня голос. Если бы охранники сами не выбежали на улицу, чтобы видеть их горящего "Бога", они бы точно услышали меня.
  - Ха! Ни за что не поверю, что в этой гниющей темнице хороший замок! - бросил вызов закрытой двери Маня. Он отошел подальше, к противоположной от выхода стенке, насколько получилось разбежался и выбил ногой замок вместе с жалобным звуком от железки. Отвага этого коротышки воодушевила даже меня, привыкшего к характеру Манджиро. Возможно, потому что я вовремя увидел корешок дерева немного между дверью и самой решеткой, я и не задумался, а человек ли он, раз сшибает любые препятствия, которые должны быть серьезнее, чем он думает, лишь посчитал, что Маня сейчас был крут.
  - Как у тебя все просто, - прокомментировал я.
  Мой друг молча потерял улыбку, и зрачки его заходили из стороны в сторону, что отвлекло меня от язвительных высказываний. На полу откуда-то проросли большие корни. Мы вышли из коридора, попутно открывая и другие двери. На оставленном охранником единственном освещенном столе лежали упакованные в прозрачные пакеты нож и спички Мани, будто их не успели убрать. Он бесшумно взял их, почему-то постоянно оглядываясь. В пространство, охваченное тишиной, отчего-то перестали входить даже звуки с улицы. В сырых помещениях было довольно зябко, и я почувствовал, как моя кожа еще и от излишней подозрительности приятеля покрывается мурашками. Рубаха сзади прилипла от холодного пота. Даже неровно получившийся вдох или выдох вызывал у меня испуг. Я даже ждал, когда Маня скажет: "Ну ты и трус. Я же тебя развел", - но этого не было. Кишка в моем брюхе что-то завывающе, будто это романтично, проурчала мне, был даже звук чего-то лопающегося. У меня заболел живот, и я ухватился за него рукой. "Зачем же ты меня так пугаешь, друг?" - хотел спросить я у Манджиро, раз даже мое тело стало подавать признаки негодования от этой тишины. Я ощутил на своей шее, как движется воздух и поднимаются волосы.
  - Черт! - ругнулся, и сразу получил по губам от приятеля, когда мое сердце чуть не выпрыгнуло из-за внезапно появившейся крысы, которая издавала громкий режущий и странный свой звук, будто зовя на помощь, и убегала прочь из той части коридора, в которую мы шли.
  "Да чего вообще может такая тварь приспосабливающаяся бояться!?" - удивился я, вспоминая, что обычно, если есть хоть одна крыса, то нет мышей вообще. На противоположной стороне вдоль обшарпанных потрескавшихся стен было темно, но, насколько мы помнили, именно там был последний поворот к свободе. Из-за моего крика что-то, по-видимому, откликнулось на мою ругань. Тень зашевелилась и, медленно чем-то шелестя по полу, направилась к нам. Во времена войн случалось так, что преступников просто бросали в тюрьмах, но тогда же к ним приходили матери и неравнодушные женщины, которым ничего не нужно было взамен. Порой они и оставались там, закрывали тяжелую металлическую дверь, если она была, особенно когда в камерах сидели невиновные. Когда-то, было, поползли слухи об одной такой альтруистке, что каким-то образом выбравшиеся из-за решеток заключенные изнасиловали ее и зверски убили. То были военные годы, поэтому жестокость их пропитывала воздух везде, и в местах наибольших сгущений ее выросла фигура безликой Королевы ужасов. Прямо как и сейчас, когда мы казнили незнакомого нам человека. "А в чем он был повинен? - неожиданно задумался я именно в эту страшную минуту, и в животе что-то скрутило меня еще больше. - Он хоть и петух, но всего лишь был самовлюбленнее других и вселил в них ложную веру в то, что он - Божество. Мы вмешались в поток магии чужого города, и теперь кто знает, какие последствия тому будут. Еще и подозрительно каждый из тюремщиков вышел". Я стоял за спиной Манджиро, и мне хотелось отступить, но я увидел как он напряжен, как этот коротышка снова в упор смотрит моему страху, без дрожи и без единой мысли, чтобы пойти на попятную. Алый кокошник с меандровым узором прорезался огнем из непроглядной темноты, лицо ее будто закрывала плотная непрозрачная маска, поверх которой шел серебряный орнамент только на верхнюю половину ее, и все тело так же было закрыто, будто неким доспехом. Но при том проклятая женщина оставалась в таком же алом платье, на руках красовались твердые плоские наплечники, на запястьях и шее было подобие украшений, а с боковых краев кокошника даже свисала длинная розовато-красная ткань с вышивкой на концах. Острые металлические пальцы звенели, стукаясь друг о друга, будто кольцами. Она была воистину Королевой ужасов - она была выше меня на две головы даже без кокошника, отчего ей приходилось пригинаться в коридоре тюрьмы, ее наряд и весь внешний вид давали представление о сходстве с дамой высокого титула, но и внушали страх. По принципу "не смотри вниз - не будешь бояться высоты" я видел не эту великаншу, а своего приятеля, ни один мускул которого не смел выявить хотя бы его волнение. Мне стало стыдно за свою трусость, я уперся пятками в пол, чтобы не развернуться, и прокусил до крови нижнюю губу, но, похоже, запах жидкости из раны только привлек Королеву ужасов, потому что движения ее стали ровнее, живее и быстрее, и вот ее маска с орнаментом уже перед самым носом Мани. "Он ее не победит, - решил я. - Нам конец".
  - Зря ты меня недооцениваешь, - сказал друг резко, то ли отвечая на мои мысли, то ли бросая вызов тем остаткам от женщины, что были перед нами. Вдруг он схватился за кокошник Королевы ужасов и немедленно снял с ее головы. - Ты свободна! Я приказываю тебе не мстить больше!
  Она застыла перед ним, как если бы у нее были глаза, и сейчас даже мертвая готова была бы расплакаться, глядя на Манджиро не отрываясь.
  - Уходи! - повторил он ей так твердо, что я усомнился, а мой ли это друг - Маня бывал серьезен, но взрослость и властность не были его коньком.
  Королева ужасов подняла руки, чтобы схватить ими Маню, но рассыпалась, превратившись в черный пепел. Я опешил, но окаменение быстро спало, когда я понял, что опасность вроде бы миновала. Коридор еще больше будто пророс толстыми корнями деревьев. Я подошел к своему приятелю, отчетливо и громко слыша каждое шорканье в этой образовавшейся снова, но уже более живой тишине. Неожиданно для меня Маня присел на корточки, и я заметил его мандраж. Он поднял голову, чтобы посмотреть на меня, и сказал:
  - Я не ожидал, что это будет так сложно.
  - Ты... Ты шутишь!? Ты же просто снял с нее эту корону.
  - А, ты про это? Вот это короной что ли называется? - поднял он отнятый кокошник, не теряя легкого напряжения в голосе, как вдруг головной убор превратился в миниатюрную меандровую тиару. В это же мгновение мне показалось, что вокруг нас все пронизало нитями одной большой паутины.
  Манджиро резко поднялся. Он разглядывал бегло все вокруг себя - похоже, не только я видел это. Больше всего сплетений было именно на корнях, пролезающих под каждой плиткой и под каждым потолком. Маня опустил взгляд снова на тиару и стал вдумчиво вглядываться в нее.
  - Похоже, это теперь мой трофей, - объявил он бодро.
  Мы успешно покинули тюрьму, и следующим утром уже все говорили о том, что Манджиро - иноземный принц, выживший из их города Королеву ужасов, появлявшуюся при любых несчастьях. Но Посланник Солнца все так и сидел на своем любимом троне, живой и здоровый. Он улыбался лучезарно всем людям, а особенно - любимым монахиням и послушницам своего персонального храма.
  На площадях стал появляться глашатай - он звенел большим колокольчиком и кричал народу о смерти первого секретаря мира, какого-то Ельгена, но нам уже было все равно. Которые сутки мы провели без нормального сна. Разделяя теплую стенку чьего-то дома в центре города на солнечной стороне с маргиналами, мы сидели прямо на земле, пытаясь сквозь дремоту сохранить последнее, что в нас осталось от культурных людей.
  Часть 7: Цена за ночлег
  Какая-то птица продолжала назойливо кричать, и этот звук головной болью отзывался в моей черепной коробке. Мои глаза от жажды сна набухли, как пельмени, после нервных приключений ноги валялись на асфальте тяжелым затекшим камнем, который невозможно было пошевелить, а руки, на них, - вялыми высохшими и бессильными макаронинами с выпирающими венами. Моя шея казалась мне длинной и тонкой настолько, что с трудом держала свинцовую голову, шариком пытавшуюся укатиться от меня. Я разлепил пельмени, и ядовитый яркий солнечный свет прожег мои глаза, и они от страданий таких заслезились настолько, что я не мог уже видеть ничего перед собой, как, впрочем, и раньше, пока я пытался спать во тьме под веками. Руки не поднимались, поэтому я мог вытереть их. Мне вдруг представилось всплывающим воспоминанием, как Королева ужасов, прежде чем превратиться в пыль, ехидно смеется. "А что если это она сама хотела передать нам свою меандровую тиару?" - на мгновение запустил в себя эту идею. Когда я пришел в себя, я посмотрел направо, где лицезрел пустующий асфальт, посмотрел налево, но Мани снова нигде не было. Пару секунд моя голова переваривала эту мысль, пока я не осознал, что мой друг куда-то пропал! "Где опять этого зверя носит!?" - взрывался я, пытаясь себя поднять, и, не отряхиваясь, отошел от дома, на стене которого отдыхало мое бесхребетное, бессильное тело, чтобы осмотреться получше вокруг себя. Штаны мои, наверное, сзади походили на обосранные трусы джентльменов с уличных помоек, но мозгу было важно понять, что Манджиро где-то находился поблизости. Он же без меня и пару часов не проживет! Этот балбес! Тут я увидел гордую развязную походку, и фигура блудного сына вскоре максимально отчетливым образом нарисовалась передо мной.
  - Фалос, ты представляешь! С этой тиарой все считают меня Богом! Только ее все время надо показывать - иначе все сохнут по тому Лжедмитрию, - красочно и подробно описал мне свои мысли он, чтобы я понял.
  - Какой Лжедмитрий? Где ты его взял? Что? Ты украл у меня книгу? Да ты же в истории ни слова не понимаешь! Какой "фалос"? Ты хоть знаешь, что это такое?
  - Конечно! Монашки уверенно говорят, что это то, что им очень помогает и что подарил им их "Посланник Солнца", - подмигнул он, - а я без тебя, сам знаешь, как без рук.
  - Все-таки я уверен, что эту веру, если ее так и можно назвать, надо кончать... - подвел я итог, но задумался ненадолго над тем, так ли правильно я подобрал в данном случае последнее слово, и поправился новым предложением. - Надо вернуть монашек на путь истинный и неизвращенный. Чтобы они не учили твою непутевую голову больше новым словам.
  Я вздохнул. В то же время Манджиро выглядел полным сил, уверенным в себе и очень довольным. Не ожидал его увидеть таким, если вспомнить то, что пытаешься спрятать подальше в своем сознании, что случилось совсем недавно и заставило нас очутиться здесь. "Может, это легкая истерия, - предположил я, еле пожав плечами, - любят же люди посмеяться, когда неожиданно погибают их близкие". Я постарался отпугнуть эти мысли, раз они так очерняют копотью и пеплом душу, когда горящие птицы, собаки и люди снова побежали у меня перед глазами, издавая только крики...
  ***
  Солнце продолжало отчаянно жарить, высушая из тела мои последние соки. Маня подбадривал меня, и я все больше удивлялся его жизнелюбию, хотя он и продолжал походить на ребенка, за которым в полном изнеможении я еще обязан был приглядывать.
  - Я хочу сок, - заявил он. Я посмотрел на друга искоса, чтобы он задумался над нашим положением, но он лишь добавил, - персиковый. Он нежнее.
  - Ты хоть понимаешь, что даже если бы у нас был сок, то он бы никак не помог бы тебе справиться с жаждой?
  - А я и не сильно хочу пить, - сказал Маня после выжидающей паузы, чтобы показать мимикой свое недопонимание.
  - А что так? - не скрывая уже раздражение, поднял я и тон голоса, и брови.
  В этот момент мимо нас прошла симпатичная на лицо зрелая монашка все в том же безобразном наряде, что мы видели раньше, и улыбнулась моему другу, обгоняя нас, тем самым открывая вид на подчеркиваемые ее юбкой ягодицы и ноги.
  - Эм, они и слабоумием болеют? А на вид вроде почти приличная, - сказал я, но увидел, как Маня тоже загадочно, как та женщина, улыбается. Это вызвало во мне какое-то необычное чувство, будто я не знаком с чем-то, что знают все - а для меня это было в новинку.
  - Она действительно неплоха. Сводила меня в храм, напоила и накормила, - указал он снова взглядом на женщину, через чур внимательную к моему дурному другу. - Фел, как-нибудь попробуй этих девочек! Да шучу я. Посланник Солнца и вправду сильно развратил бедных монашек. Я считаю, мы должны им помочь.
  - Да, но не мы: в первый раз мы уже облажались, - напомнил, констатируя, я, не успев переварить всю ту информацию, что он протараторил.
  - Ты меня не уважаешь? Решил спасовать? - ткнул он меня локтем в бок.
  - Да с чего ты взял? Не спасовал я! Я всего лишь подвожу итог первой твоей выходки! Подожди... Так ты уже успел отдохнуть в кругу женщин, попить и поесть? Ну ты везунчик, а! Эх, хоть бы меня взял! - воскликнул я, обняв самого себя за талию, чтобы спрятать бока, но закашлялся, потому что горячий воздух прошелся по моему сухому, как дерево, горлу.
  - Так ты же спал - сам виноват, хах.
  "Да ну тебя!" - сказал бы я, если бы горло окончательно не разболелось. "Будь я женщиной, может, тоже бы выпил чью-то кровь", - возникла в голове мысль, когда мы увидели в центре города ругающуюся пару, в которой толстая женщина покрывала матом с ног до головы маленького мужчинку, который явно выглядел уже старше, чем был на самом деле. Я думал, что Маня тут же пойдет "разнимать" их, или успокаивать скандалистку, но он лишь пожал плечами и сказал: "Это не наше дело. В чужом городе мы станем только зачинщиками". Это была действительно неплохая мысль, но особенно она бы работала, если бы еще раньше Маня не кидался на покровителя и любимчика этого города, не сжигал его и не лапал монашек. Тогда я сам подошел к поседевшему от криков своей жены мужчинке, его баба заметила меня, развернулась ко мне всем корпусом, уставив руки в боки, и смерила меня взглядом.
  - Вам что надо, девочки? А?! Я кому сказала?!
  Я бы закипел от возмущения, которое вызывала эта безобразная женщина, обзывая нас девочками, но почувствовал внезапно, как сил во мне вообще не осталось. Тогда Маня отодвинул меня назад. Я видел, как он весь уже тоже истекает потом от полуденного пепелящего солнца, но ровно стоит перед нависающими над ним жирными складками и грудями проблемы в тонком, но похожем на домашний халат больше, платье в цветочек.
  - Ой! Так ты мальчик! Вон как по-злодейски смотришь! Разбойник! Решил вырядиться девчонкой в синем халатике и ограбить меня под шумок? Знаю я таких гнойничков на теле нашего доброго нарцисского общества! - заплевалась она на каменное лицо моего несчастного друга Манджиро.
  - Роза! Это же наши гости! - комично появилась рядом красавица. Она была старше нас, но ухоженные руки, лицо и черные блестящие волосы, тонкий голубой шелк на ее коже, - все это завораживало взгляд и звало в сон. - Простите нас, - улыбнулась она мне и Мане. Тут к ней подбежали молоденькие девушки, по-видимому, находящиеся под ее чутким женским руководством, и грудь их так и ходила под полупрозрачными платьями. Все они посмотрели на меня, отчего мне стало как-то не по себе, и я почувствовал, что заболел: лоб мой погорячел, сердце быстро застучало, а с рук покапала вода. Я вытер тылом ладони капли пота, попавшие уже с кожи на волосы, но еле удержал после смены позы равновесие. - Раз уж вы прибыли в Винтейн, славящийся своими борделями и вином, то вы просто обязаны остановиться у меня! Надеюсь, вас как гостей еще никто не забрал себе?
  Маня спросил у нее что-то насчет платы, но последнее сказанное слово, что я услышал, принадлежало красавице, а трактовалось оно как "договоримся".
  ***
  Я проснулся снова сквозь завывания и игры огня при звуке птиц, но на этот раз воробьи были за моим окном. Окном? Веки ощутили на себе солнечных зайчиков, уже не похожих на искры при пожаре. Я сжал кулаки, чтобы, опираясь, поднять свое тело, но руки беззащитно заскользили по гладкой постели, точно я был каким-то пауком или коровой на льду. Я открыл глаза, и ничто не мешало им видеть. Передо мной почему-то были чьи-то светлые чистые ладони, и шли они откуда-то с моей стороны. Когда я смог сесть на матрац, я обнаружил, что на мне сейчас новая, вкусно пахнущая одежда, а сам я чист, как попка младенца.
  Когда я вышел, быстро нашел круглую комнату, в которой были только мой друг и вчерашняя женщина.
  - О! С добрым утром! Тебе снова Дафну?
  Я не понял, о чем шла речь, и, похоже, она прочитала недоумение на моем лице.
  - Дафна, которая омывала и кормила тебя. Она, похоже, тебе очень приглянулась, да и ты ей понравился. Так что, если хочешь, я могу даже позвать ее прямо сейчас.
  - Подожди! Ты забыла, о чем мы говорили до этого? - нажал на ее живот Маня рукой, как упавшее дерево, или шлагбаум, чтобы женщина не могла пройти ко мне ближе со своим предложением.
  - Я помню. Славу хорошо известного и любимого человека легко разбить: достаточно лишь пустить слух. В этом ничего сложного нет.
  - И как мы это сделаем? Мы на баб на насесте что ли похожи?
  - Почему же сразу "баб", милый? - она обняла тонкими пальцами рук его лицо. - Все сделаю я.
  - А что остается нам? Разве ты не хотела, чтобы мы занялись этой работой? У всех женщин в этом городе в голове каша?
  - Не груби, Манджиро, - успокоила она его. - Вы станете частью моего плана. Пока что посвети перед всеми своей меандровой тиарой. Это же твое? - показала она, вынув будто из ниоткуда недавний трофей Мани. Он нахмурился и отобрал тиару.
  - Хорошо! Не забудь сказать только, когда в твоих планах появится для нас висельница, чтобы мы вовремя ушли! Не хотелось бы терпеть тебя до самой старости.
  Глава II: Арка великолепной женщины
  Часть 1: Умная малышка (от ее лица)
  Большую часть своего детства я провела в борделе. Говорят, что даже не родители меня туда скинули. Все, что я знаю о них, это то что мой отец был лисицей, а мама - человеком, потому что с ранних лет я могла менять свою внешность, но настоящее мое лицо было абсолютно всегда смуглым и детским, будто никогда не росло, а может, это я запомнила его таким, потому оно и не менялось. У меня на голове были вечно стоящие ржавого цвета кудряшки, которые я никогда не любила, но под этими кудряшками прятался точеный ум.
  Еще в пять лет я могла уже запоминать разные языки и диалекты, могла повторить чужой акцент, а умение менять внешность создавало для меня воровские возможности. Я боялась ими пользоваться. Будто с рождения меня преследовало чувство, что я должна кому-то понравиться. В борделе, несмотря на его репутацию, меня никогда ни к чему не принуждали, даже наоборот: у меня там появилась мамочка, которая пыталась уберечь меня от любой грязи и хранила, как красивую куклу, в кладовой. Однажды я все же сбежала из этого места, причем все в том же возрасте, то есть мне не было шести. Перед этим моментом я помню только еще какую-то каморку, даже, наверное, сарай, потому что белый уличный свет хорошо проникал через старые доски. Было влажно, даже немного прохладно, сыро, как после дождя. Где-то снаружи щебетали птички, но звук этот оставался неопознанным, на фоне, а голова моя будто тяжелела, и качало ее вперед, так, что перед глазами была только расстегнутая ширинка странных синих штанов. Кажется, я видела ее уже... Когда, любопытствуя, забежала в бар, а какой-то мужчина с большими ногами сидел на высоком стуле передо мной.
  После побега меня быстро подобрала какая-то женщина. Она сказала: "Я как в воду глядела. Я всегда знала, что у меня будет именно такая доченька, и, не знаю, Богом или Судьбой, но тебя будто подарили мне". Она мне нравилась, дома у нее всегда было тепло, даже если сквозь все щели и окна проходил зимний ветер. У нас были кошки, к каждой из которых я привязалась. Но обе умерли: одна от болезни, другая от старости. Их измененные окоченевшие лица застревали в моей неокрепшей психике. Тогда я сказала своей голове: "Забудь. Этого не было, забудь". Постепенно все действительно прошло. Мой мозг будто заблокировал неприятное воспоминание, как я и хотела. Жили мы на самой окраине мегаполиса, но, даже успев немного свыкнуться с привычками столь большого города, я хотела вернуться в Винтейн, не желала больше даже видеть того притона для извращенцев, но что-то тянуло меня домой. Эта человеческая деталь, как фактор, давящий на сознательную часть тебя, является некой тайной для любого своего носителя.
  Именно поэтому я долго не могла вернуться. Недостаточно иметь легкое дуновение желания или понимать необходимость какого-то действия, но не иметь готовности что-либо выполнить. Вот и я не находила дороги до дома. Всегда мне что-то мешало: то отсутствие рейсов, то внезапная болезнь мамы, то смерть любимой кошки, тяжелым камнем удерживающая меня на дне топи. Еще я училась в школе в том самом мегаполисе. Люди были самые разные, но до каждого доходила карма. Было, что жадные три подружки сварили собственные пальцы вместо сосисок. Это было так забавно! Они всегда хихикали над другими за их спинами, сбиваясь в кружок анонимных сплетниц, перемывали другим кости, а теперь их фаланги пальцев обмылись сами в кипящем бульоне. Это было честно.
  Еще мне не нравились безнравственные и скучные телефонные девушки, которые все время фотографировали себя. Они подставляли постоянно одну половину лица в любых важных моментах, на камеру, в зеркале, поэтому теперь они всегда ходят так. В школе все были изумлены от такого зрелища: целая толпа самых популярных, модных девиц была будто резко сплющена, и каждая красотка не могла повернуть плоскую, как в сагиттальном разрезе, голову ни на миллиметр и смотрела на всех только одним ровным глазом на своей ныне лицевой стороне, тогда как вся спина была еще и смята, поэтому единственный объем частично находился спереди: левая щека, плечи, немного грудь, живот, ноги и пальцы ног, что топорщились в направлении рядом проходящих людей. Школа от таких напастей чернела, пропадала сотовая связь, либо телефоны просто глючили и шипели, из них слышались голоса, зазывающие куда-то, особенно любительниц приложить к уху динамик или пофотаться еще.
  Именно поэтому я никогда не носила телефон. Это была самая ужасная вещь в моем понимании.
  В двенадцать я имела что-то вроде личного фан-клуба: девочки помладше, особенно неуверенные в себе и "не такие как все" находили меня очень умной и взрослой, способной дать отпор обществу с бирками, ярлыками и шаблонами. Позже это заметили и ребята постарше, поэтому отбоя от "Привет, Фаина! Как я рад, или как я рада тебя видеть!" не было нигде. Это все же заставило меня покинуть город. Мама из мегаполиса чувствовала, похоже, что вскоре я оставлю ее дом. Мне было жаль ее, но, когда по возрасту гормоны ударили в мою светлую голову, я почувствовала острую необходимость в свободе.
  Так я вернулась в Винтейн, где свободы было для женщин еще меньше. Я увидела очень странную картину: самовлюбленный Посланник Солнца сидел на своем троне и принимал послушниц и монашек, как и прежде, даже казался моложе, а все остальные люди выглядели так свежо, как я не видела их никогда. Мой родной бордель будто был недавно построен и только начал принимать посетителей, а своей первой матери я не нашла вовсе. Будто вся моя жизнь была чертовым сном, и двенадцатилетней девочкой я совершила прыжок во времени, оказавшись в прошлом. При мне же здесь рос мальчик по прозвищу Великан. Этот трехлетний малыш был таким здоровым и упитанным для своих лет, что походил на гигантскую красную тыкву. Ходили слухи, что у него была старшая сестра, живущая далеко в деревне на востоке. Она уехала подальше от родителей, брата и многочисленных сестер вместе парнем, что был в разы меньше и тоньше нее.
  Конечно, я задумалась: ведь я могу изменить свою судьбу, сейчас мне не обязательно привязывать свою жизнь к грязному борделю. Но червячок того наблюдателя, что заметил перспективу в этом жалком отстающем городе, сказал: "Это твой шанс подняться там, где ты изначально находилась на дне". Как говорится: "Где родился - там и пригодился". Пусть родилась я и не здесь, но все мое малолетство пустило уже корни в Винтейне, пусть и где-то лет на двенадцать позже того момента, в котором я находилась сейчас.
  Поэтому я видела, как вырос до двух метров Великан, как много стало его сестер, племянников и племянниц, как вырос бордель, который я обозвала "Соленой лошадью", как менялись в нем люди, как в городе становилось все больше домов, но как все время продолжал чествовать сам себя нестареющий на самом деле Нарцисс, Бог всех местных монашек и большинства женщин Винтейна вообще. Когда я меняла внешность, он ликовал и все же узнавал меня в любом обличии. Это раздражало меня, поэтому подворовывать во благо "Соленой лошади" из казны с подарками Посланника Солнца стало моим любимейшим занятием. Кстати, по его же милости послушницы все чаще появлялись в моем борделе под предлогом пропаганды своей морали, а на деле поддавались влиянию моих клиентов.
  ***
  Работа работой, а в восемнадцать лет я встретила мужчину. Он был умен, слегка симпатичен, высок, и говорить с ним можно было о чем угодно. "Мне как раз нравятся такие красивые девушки, которые любят романтику и пошлятину одновременно", - сказал он мне, на что я ответила, что уже влюблена. Я хотела повстречать того незнакомца, что через шесть лет принесет маленькую меня в "Соленую лошадь".
  Мы стали тесными друзьями, и он, мой новый знакомый, баловал меня своими организаторскими способностями в развлечениях, безделушками, веревками для связывания, своим вниманием и постоянной поддержкой. Когда он заходил в "Соленую лошадь", выбирал самых моих любимых девочек, а после не забывал навестить и меня, чтобы выпить чаю. Для такого напитка я специально посылала человека в другие города за новыми и ароматными сортами. Мой друг угощался, рассказывал о своих похождениях, об учебе, о своей семье, о странноватых и ненадежных друзьях, а я подбивала его на новые безумства.
  Годы шли, взрослели и мы. Я с нетерпением ждала маленькой себя, но это длительное томление только вызывало раздражение. Упадок дохода в "Соленой лошади" на работе делал из меня талантливую бизнесвумен, а на отдыхе превращал в злую мегеру, что сказалось и на общении с моим другом. Мое большое доверие к нему делало меня распущенной и неконтролируемой. Я никогда не следила с ним за своими словами и заметила позже, что его лицо иногда реагировало на меня так же, как на людей, которых он не любил. Его комплименты стали менее искренними, наши встречи урезались. Я видела лишь то, что он стал взрослее и серьезнее: прекратил случайные связи с девушками, стал старостой в своем училище, нашел подработку. У него даже появились постоянные отношения, что меня несколько удивило и порадовало одновременно. Но и они закончились. Мой друг жаловался на то, как некоторые особы, с коими он имел наслаждение быть знакомыми или даже разделять постель, преследовали его, искали встречи, приходили к нему домой, общались с его друзьями и расспрашивали о нем. Я даже испугалась того, что я могу быть такой же. Впервые мой рационализм подвел меня.
  В один из моих визитов к тому другу он выглядел очень обеспокоенным и уставшим. Он связывал это с разрывом последних отношений и свалившихся на него дел. Мы пили чай, как вдруг он сказал мне, что я должна уйти. Нашим длинным разговорам было не осуществиться в тот день. Я удивилась, но быстро собралась, чтобы вернуться в бордель. Он посмотрел на меня, будто я сделала что-то странное, спросил: "А обнять?", - что не увязывалось в моей голове с необходимостью моего друга побыть одному, чтобы справиться с грузом мыслей. Я ушла, а позже он сказал мне, что в этот раз я повела себя не так умно и взросло, как делала обычно. Что я превратилась в девочку, жаждущую от него внимания, поэтому резко собралась и ушла, даже не обняв своего друга на прощание, как делала всегда.
  Он почему-то резко прекратил общение. Я не могла никак до него достучаться, встретиться с ним и вспомнила его рассказы о постоянно преследовавших его любовницах. "Как будто я такая же!" - вот тут по-детски сделала вывод я и перестала искать того мужчину, который всегда бывал лучшим собеседником для меня. Теперь мы даже молча не пили чай. Я даже его не вижу, а он стал человеком, скорректировавшим резко свой круг общения, избавив его от моего присутствия.
  Тогда же, наконец, пришел он. На пороге "Соленой лошади" появился молодой невысокий, но крепкий парень с золотистыми длинными нерасчесанными волосами. На его руках был ребенок, девочка. Манджиро передал ее мне, но я так и не нашла для нее матери. Я спрятала маленькую Фаину в отдельной каморке, что была дальше всех комнат от спален и номеров посетителей борделя, от его бара и туалетов.
  Часть 2: В чем дело?
  Ее черные гладкие волосы ровно текли рекой с головы почти до самого пола. Женщина сначала провела через них, как расческой, пальцами и стала ловкими мелкими движениями заплетать косу, глядя на себя в зеркала. Лицо Фаины было некоторое время спокойным, но в одно мгновение оно становилось напряженным или печальным - воспоминания тревожили ее. Она все думала о том парне, что больше не являлся для нее другом, о том, кто неожиданно так покинул ее. Красивое личико поражали морщины греха, угрюмости, поэтому порой женщина в такие моменты смотрела в свои же глаза, полностью застывая, поскольку выражение в отражении в зеркале было максимально естественным и при том драматичным. Ее зрачки вот-вот готовы были расплыться за слезами, чтобы ничего не видеть, но, как подросток или алкоголик на терапии, она говорила сама себе: "Хватит! Надо держать себя в руках! Я могу себя успокоить!" - тогда Фаина щипала себя за подбородок - это был такой ее личный обряд - и успокаивалась. Лицо становилось ровным, волевым и серьезным. Как полагается владелице самого известного в Винтейне борделя.
  Раздался стук в дверь. В обшитую красным бархатом комнату зашла молодая девушка.
  - Вы снова щипаете себя за подбородок! Я знаю! Вы так всю свою красоту загубите!
  Каждое ее движение будто было прерывистым - она то и дело розовела и смущалась, но отчаянно пыталась высказывать свои наставления. Ее белоснежные тонкие волосы разбрасывались по плечам во все стороны и даже попадали под платье в областях вырезов на груди и спине. Родинки так же обсыпали ее тело аристократической бледности, что всегда не нравилось ее госпоже Фаине. Та уважала уход за собой, но и любила во всем идеальную внешность, которую часто могла дать только природа.
  - Дафна! Сопроводи меня с вот этими бумагами в большой зал! - скомандовала хозяйка строго, не слишком все же превышая тон голоса, однако все вместе это выглядело простым поводом взять служанку с собой на назначенную встречу.
  Как бы уверенно себя ни держала госпожа, сейчас она была слаба, - думала Дафна, и заключение это было правильным. Постоянные рассуждения в одной и той же голове без отдыха давали знать о себе. Фаина вынуждена была в последнее время много спать, чтобы полностью восстанавливать свои силы и свою молодость - без сна это полностью невозможно. Хотя сейчас и этого было недостаточно. Хозяйка была пожираема внезапным чувством вины перед тем, кого ценила и кому доверяла из всех людей больше всего, но и не смела самостоятельно отныне вмешаться в его жизнь.
  "Неужели она влюбилась в того гаденыша?" - задавалась каждый раз вопросом Дафна, ее служанка, но так и не находила ответа даже в словах самой Фаины, поскольку та выражала лишь дружеское отношение к пропавшему без вести пареньку. Иногда юная девушка все же находила какие-то вести о нем для госпожи, но и те не были утешительными - все говорили лишь о том, что где-то в стороне теперь ее потерянный друг живет вполне себе счастливо и без госпожи Фаины, бродящей снова в одиночестве по своей темной и мрачной глубокой душе.
  ***
  Я стал чувствовать себя невероятно комфортно и достаточно воздушно. Вокруг меня, конечно, суетились толпы каких-то непонятных, смущающих женщин, но, как я считаю, я достойно держал себя в руках перед ними. Я ощущал легкую спутанность сознания, но списывал это на длительную голодовку и сильное физическое изнурение, которое преследовало меня, как и моего друга, с тех пор, как мы решили покинуть родной дом. Безусловно, подобное путешествие должно заставить Маню повзрослеть, и в нем уже произошли некоторые изменения, которые, если честно, я не ожидал даже при всех предположениях о состоянии его психики сейчас.
  Он стал жизнерадостнее, в чем иногда - или мне мерещилось - прослеживался именно маниакальный оптимизм, он больше общается с людьми, хотя по поводу случайных драк можно сказать почти то же - только на первое время Маня старался не ввязываться в неприятности, пока мы были в "Соленой лошади". Уж не знаю, с чем это могло бы быть связано, только если бы мой приятель действительно хотел, наверное, чтобы его похвалили, когда мы вернемся домой. Однако, похоже, окажемся снова мы там ой как не скоро. Второе: он стал отпускать больше несмешных шуточек, причем были они порой даже про смерть, про жареную еду, про пожары и про сирот. С чего вдруг взялись такие пристрастия, понять пока я не мог.
  У него появлялось все больше знакомых, о которых я и не знал, и, в основном, они были похожи на блатных. Вместе с госпожой сего пристанища для чресла-больных Маня даже ходил на какие-то встречи, якобы к Фаине стекались все влиятельные личности за одним лишь советом.
  Я отметил, что она была очень умна, но готова была помочь нам окрепнуть после такой трагедии. Эта женщина даже дала мне совет: "Спрячь от себя все плохое, что тебя гложит. Твой разум дальше сам построит стену от неприятных воспоминаний. Боль не будет больше тревожить тебя. Ты не замечаешь, но мышцы твои постоянно напряжены до предела. Так ты долго не проживешь".
  То же, но более ласково, как я видел своими глазами, говорила она Мане, лаская его лицо своими руками, когда они сидели наедине в какой-то комнате...
  Я начал вести дневник наших путешествий, но первое, что я нашел в нем, как бы ни странно, свою же запись: "Эту книгу пишут двое". "Неужто я блефую сам с собой?" - задаю я себе вопрос, но ответа не получаю. Делая короткие заметки в течение дня, теперь я оставляю раз за разом небольшое поле для творчества. Правда потом я понял, что из таких отрывков и абзацы у меня выходят недлинными, поскольку я не могу их больше "раскрутить".
  В "Соленой лошади" я и Маня живем раздельно: теперь у нас две разные и полноценные комнаты, в которых каждый может спать на своей кровати. Это самое приятное - когда укладываешься на свежую постель, чувствуешь, как прекращается бесконечный тремор рук, и ты молча падаешь в уже приятную усталость, перетекающую в сон. "Как там Маня? Не натворил ли он чего?" - пропадают в этот момент.
  Но вот сейчас я дóлжен был знать, куда мой друг запропастился. Ноги вывели меня в очередной потом пахнущий коридор, полный институтом неблагородных девиц, и каждая из них мне либо улыбнулась, либо сладко поприветствовала меня. Д-да уж...
  - Уф! Сколько можно! Он уже в четвертый раз приходит именно ко мне! У меня от него уже все чешется! Он ведь даже не моется! Кажется, вот-вот меня ждет неприятный выходной, иначе скоро всех ждет эта чесотка, - шли шепотом разговоры между девушками.
  Я поежился.
  Маня снова выходил со стороны личного кабинета Фаины, владелицы борделя. Я взял на себя смелость схватить друга крепко за кисть, чтобы точно обратить на себя внимание:
  - Зачем ты это делаешь!? - спросил я. - К этой женщине никакого вообще у меня доверия нет, а ты постоянно вокруг нее трешься, либо она вокруг тебя!
  Но Маня лишь улыбнулся, будто снова знал что-то, чего не знаю я. Он отвел меня в сторону, чтобы не было поблизости людей.
  - Она даст мне трон, - твердо произнес он.
  - Какой трон? Ты спятил?
  - Нет. Это мечта всей моей жизни. Пойми, это я стану тем, кто избавит нашу страну от тех, кто бессовестно разорил и сжег нашу деревню!
  Он выглядел сосредоточено на одной этой мысли. Я смотрел в глаза своего друга и видел в них огонь, готовый прожечь дорожку к такой цели, которую он выбрал.
  - Я не понимаю, о чем ты, - отвечал я. - Кохлея, уверен, осталась в таком же виде, в каком мы ее и оставили. Никто ее не сжигал, зачем ты выдумываешь такое? Наши бабушка и мама там, конечно, с ума сходят из-за того, что мы пропали, но думать об их сожжении - это уже перебор. Я помню, как ты в детстве говорил, что захватишь весь мир, но разве это не были твои ребяческие мечты? Ладно... Я понял. Я поддержу тебя, что бы то ни было.
  Манджиро посмотрел на меня как-то странно на словах о Кохлее, но говорить ничего не стал. "Что только в его голове творится?" - задавался снова я вопросом. Мой приятель изменился, и теперь тем более я обязан ему помочь.
  - Ну а Фаина меня веселит, - переменил тему Маня, пробуждая в себе игривое детское настроение, чтобы разрядить обстановку.
  - Эх, всегда ты такой...
  - Ну что, мальчики? - холодком поврезался, как комар, в меня женский голосок. Это была владелица "Соленой лошади". "Неужели она все это время подслушивала нас?" - сразу подумал я. - Фе-еликс! Как я соскучилась по тебе! - ее неприятные тонкие пальцы сжали мои щеки, и Фаина звонко чмокнула меня. - Душка!
  Я опешил и даже не заметил тогда, как многозначительно она посмотрела, уходя, сначала на меня, но потом на Маню, причем долго, пристально, пока не скрылась в перекрестном коридоре. Ее этой "веселости" с некоторой постоянной иронией в голосе я не понимал.
  - Ты прав, - вдруг отозвался приятель. - Я и сам знаю, что ей нельзя доверять. Но в этом городе нет почти никакой реальной власти. Здесь уже на протяжении длительного времени было всего четыре значимых человека, и ты сразу можешь угадать троих из них.
  - Троих!? Да я еще даже никого здесь не знаю кроме тебя! И то, потому что ты пришел со мной! Хотя да... - тут я вспомнил, что обычно "пораскинуть мозгами" было как раз про мое ежедневное занятие. - Мы знаем уже послушницу... Но она слабо управляет даже самой собой, и я сомневаюсь, что эта слепая и глупая вера в Нарцисса наигранная. Сам Посланник Солнца уже давно является пусть и символической, но значимой фигурой для всего Винтейна. Уверен, еще предки этой Фаины знали Нарцисса. И... Неужто сама Фаина? Но кто кроме них? Разве что Великан? Да, этот пятнадцатилетний мальчишка даст еще фору любому взрослому. Не просто так его прозвали Великаном. Но разве за его спиной стоят не только малолетние беспризорные мальчишки? Похоже, тут ты знаешь больше моего.
  - Да... - выдержал Маня паузу, чтобы дать мне возможность повосхищаться тем, какой он в этот раз молодец. - Недавно у меня появились новые друзья...
  - Да уж как тут не заметить!
  Друг не обратил внимания на то, что я перебил его, и продолжил:
  - Они знают четвертую значимую для Винтейна личность. Разумеется, они же и поведали мне о Великане.
  На минутку меня даже поразило, что Маня не развлекался, не играл дурака и не влез ни в какую передрягу. Если вспомнить, то в детстве он для меня хоть и был героем, спасавшим меня от изменившихся вместе с Душой ребят, но сам он постоянно любил попадать в беду. По правде говоря, он не умел в спорах правильно себя повести.
  - Наш великий недруг и вправду был за Нарцисса. Да, нас облапошили, мой дорогой Фел. Ходят слухи, что у Посланника Солнца действительно есть какая-то сила. Если магия есть, то вполне возможно, что и Нарцисс - настоящий Бог.
  - Да ты что говоришь, Мань? Он премерзкий тип! Он как Печорин!
  - Кто этот твой Печорин? А, нет, этот - вполне реальный тип. Ходят слухи, что это его Священное Писание заставляет каждого человека вписывать в эту книгу самого себя, то есть горожане открываются ему, и он знает все об их страстях и страхах. Вроде как. А взамен Нарцисс наколдовывает им кучу денег. Так Винтейн и остается наплаву, а другие трое влиятельных намеренно оставляют его, забирая золото Посланника Солнца себе...
  - Так, а причем тут Великан!? - уже выкрикнул я.
  Маня отвернулся в стену.
  - Я не помню...
  Господи! А я уже понадеялся на него!
  - А что же тогда с четвертым? Тем, кто влияет на весь Винтейн?
  - Кхм-кхм! - прокашлялся, как старое кресло-качалка из ужасов, кто-то прямо возле нас.
  Я вздрогнул, кажется, как испуганная кошка, - так сильно на меня повлиял этот звук, что поразительно, потому что в "Соленой лошади" всегда было шумно.
  - Это же вы о ком, юные господа? - заговорил с нами низенький, как горошина, то есть еще ниже, чем Маня, дядька с седыми усами. - Таких людей и вправду четверо: Великан, Фаина, Нарцисс и... Я. Так о ком вы говорите?
  Часть 3: Наши люди
  Низенький кругленький мистер с пышными и красивыми белыми усами в форме двух объемных листьев, исходящих из одной точки над губой, был очень вежлив, интересен и миролюбив. Больше всего я боялся, что сейчас мы с легкостью заполучили на голову шишки, но Д'Яко Иблис, как любезно представился нам один из четырех самых влиятельных людей незнакомого нам города под названием Винтейн, в котором мы находились вот уже несколько дней, был рад даже рассказать нам больше о любом интересующем нас вопросе. Он объяснил, что Винтейн славится винами и борделями, о чем упоминала и Фаина, а причиной этому было то, что другой работы здесь особо и не было. Мужчины занимались виноградниками либо были разнорабочими, женщины же шли либо в монастырь, либо в публичный дом. Во всей области, в котором находится этот город, самое прибыльное дело - это проституция. Именно поэтому во всем регионе процветают только они. На самом деле путшествия из области в область - это очень тяжелое дело из-за чудных, которые создают определенный купол вокруг собственной местности. Иногда тем же образом обособляются и города. Много кто переезжает в пределах своего региона, но настояший товарооборот производится лишь избранными. Те, кто имеет гибкое мышление и разрешение от представителя собственного края, отправляют свои караваны из местности в местность.
  - Это очень удобно, - гладил свою бородку Иблис, - позволяет не сломаться каждому второму купцу. Иногда не знаешь, что можешь увидеть в незнакомом тебе городе. Нужно ко всему быть готовым. Часто оказываются где не надо сами чудные. Именно поэтому всегда необходимо быть начеку, не так ли? Так вот. Если мы вернемся к Великану. Он таким образом защищает своих сестер. Как вы уже поняли, только избранные даже из купцов могут пересекать большие территории. Нарцисс относится к таким. У него есть ряд своих качеств и особенностей, действительно позволяющих ему занимать эту должность.
  - Тогда почему Фаина хочет его свергнуть? - резко сменил настроение разговора Маня. Его зеленые глаза, как мне показалось, снова потемнели и приобрели оттенок, делающий взгляд непривычным, пугающим... Вызовом. Но для Д'Яко это будто и не являлось какой-то неожиданностью. Он ничуть не изменился в лице, и жесты также не выдавали его.
  - Такого не может быть. Фаина одна из тех, кто обеспечивает удержание религии в Винтейне. Людям нужно во что-то верить, особенно когда от их мнения и мировоззрения буквально зависит то, что они видят. Я тоже наблюдал тот костер, бревнами для которого послужил сам Посланник Солнца. Я даже был удивлен, когда, полностью восстановившись, Нарцисс стал часто пропадать из своего излюбленного места, с главной площади с троном для него. Но вы можете за это не переживать, - заверил Иблис. - Не ваше это дело. А! А вот здесь что-то, что наша Фаина любит называть "спальным районом". Иначе говоря, ближайшие несколько кварталов будут, в основном, только жилые дома с множеством узких улочек, сообщающих здания между собой. Тут нет площадей и джинджи, маленького домика с колодцем, в который местные также могут направить свои молитвы, и они дойдут до Нарцисса, либо до любого мелкого божества, которое может блуждать особенно по окраине. Но вам это не очень-то интересно, ведь так? Я покажу вам людей.
  Смотрите! Смотрите! Не стесняйтесь, это всего лишь овцы в загоне, у них нет своих чувств. У них есть только эмоции, которые они перенимают у таких как Печальная Фаина, Любовник Нарцисс, Мстительный Великан, я... Или... Или вы, например, - тут Иблис сделал небольшую паузу, осмотрелся, как бы ища тему для разговора. - Вот! Посмотрите! Ругается муж с женой! Она каждый день его пилит, а он все равно приходит под стаканом и даже не пытается что-то сказать, хотя давно должен был выгнать ее из своего дома! А! А здесь наоборот! - показал он пальцем уже в другую сторону. - Этот скот бьет свою молоденькую красотку, но скоро и она станет чудищем, которое мы наблюдали только что - разве что эта наоборот будет молчать. Простые люди все время ведут себя безрассудно, как животные, не удивляйтесь. Наше дело гордиться, что мы с вами далеки от всей этой грязи. А вон дети! Глядите! Глядите же! Какие оборванцы! Донашивают старую одежду за своими старшими братьями и сестрами! А какие худые! Да еще радуются! М-да! Счастливый у нас народ, счастливый... Ничего не скажешь! В столице вели как-то статистику и назвали Винтейн самым счастливым и прибыльным городом. Ха! А благодаря кому? - Д'Яко приостановился на определенном расстоянии от нас, чтобы мы могли видеть его во весь рост, обернулся, поправил свои шикарные белые усы и подмигнул. - Но я не жду комплиментов, разумеется. Такая жажда внимания свойственна лишь самовлюбленному Нарциссу. И ведь не зря же так его зовут, да? - улыбнулся нам дядька своей самой добродушной улыбкой. - Это одно из, пожалуй, древнейших имен, и оно принадлежало когда-то юноше, нашедшем любовника в собственном отражении.
  - Неужто Вы читаете, мистер Д'Яко? К тому же, мифологию? - удивился я, знающий, как власть опасается чудных, рождающихся из своих фантазий, которыми охотно делятся книги.
  - Каждый умный и уважающий самого себя человек должен прочитать за свою жизнь хотя бы одну книгу, желательно несколько раз, и понимать ее полностью, - дал нам неожиданный совет господин Д'Яко, поставивший меня в тупик. Но далее я понял мысль этого человека. - Только тот, кто достаточно знает каждого своего врага, а в первую очередь из них - себя, может умело держать и поддерживать в своих руках жизнь, а может, и не только собственную, а потому и не поддаваться капризной ее изменчивости.
  "Как литературно он говорит, - подумал я. - Неужто перенял это от Фаины? Вот она часто говорит такими словами", - но не успела моя голова обсудить все, что в нее пришло, как мистер Д'Яко Иблис будто прочитал мою мысль.
  - Да... - медленно начал он. - Фаина влияет на всех нас. И, к тому же, делает нас прекраснее. Мир велик и многогранен... - вдруг проронил задумчиво господин.
  В этот момент... У меня появилось чувство, будто что-то происходит не так... Будто сам воздух сменился, а листва деревьев зашелестала в знак предупреждения.
  - Какой-то очередной больной пьяница, наверное, помер, - сказал Иблис, точно это было совершенно повседневной его фразой.
  Рядом как раз был какой-то паб. На миг над нами набежали тучи, и стало так темно, будто вечером после заката. Бывают такие дни, когда настолько пасмурно, что и не понятно, сколько на самом деле времени, но сейчас в этом было что-то мистичечкое... Не вполне реальное. Я почувствовал кожей, как дует холодный ветерок, хотя Винтейн, как я понял, и славится своим солнцем и жаркой погодой. Я вспомнил, что мы должны были идти вместе с Маней. Я обернулся, и сердце мое сжалось, мне снова стало страшно. Приступ паники подкрался ко мне, когда я не увидел своего друга и понял, что, возможно, я наедине сейчас с одним из самых жестоких и равнодушных людей, когда кто-то где-то умер. Чья-то очень горячая рука легла мне на плечо, отчего я даже чуть не вскрикнул из-за неожиданности и напряженности момента.
  - Не считай ворон, этот Иблис хочет, чтобы мы вместе с ним вошли в паб. Он думает, что мы его хвост. Давай ему еще немного подыграем, - громким шепотом сказал мне Маня, который, по-видимому, прятался от меня с другой стороны, из-за чего я его не заметил.
  Мы вошли в заведение, в котором все посетители продолжали свой активный отдых за столами, а за моей спиной одновременно с криком какого-то пьянчуги каркнула ворона. Никто не обращал здесь внимание на то, что по центру зала лежала чья-то золотистая голова. Иблис подошел к столу с убитым лицом на нем и презрительно поглядел на того, кто там был. Мы приблизились тоже, я рискнул коснуться руки того мужчины на поверхности, и она оказалась очень холодной. Яркий цвет волос вызвал странные подозрения. Я обогнул угол стола... Продолжал оставаться недвижимым из людей в этом пабе всего один, и тот, от кого этого меньше всего ожидаешь... Посланник Солнца. С невинным и несчастным застывшим бледно-синим лицом и перевернутыми стеклянными бутылками разных алкогольных напитков. Я тут же вспомнил фразу Фаины: "Избавиться от кого-то несложно".
  Я огляделся. Люди вокруг резко стали выглядеть более жадными, голодными, злыми и грубыми. Они начали кидаться друг на друга, кусаться, смешивая даже ткань на одежде с едой и пивом во рту, что выглядело мерзко. Как будто в один миг все озверели и не могли больше отвечать за себя. Ни за что не поверю мистеру Д'Яко, что наши люди всегда были такими... Да, тут я опомнился! Ведь мы так и не выезжали из Страны Холода, мы так и остались в своей необъятной стране, пускай многие города и стали жить больше как полисы, но все это наши, родные люди. В кого они сейчас превратились? Во что? Как это произошло? Внезапно какое-то одиночество напало на меня в этой какофонии человеческой мерзости, что была, очевидно, вызвана эпицентром всего этого хаоса - мертвым Нарциссом. "Не может этого быть..." - подумал я, как Маня, молчавший до сих пор, снова испугнул меня своим голосом:
  - Похоже, он действительно что-то значил для тех, кто здесь живет. Твоя бабушка говорила: "Вера очень меняет людей". И вот сейчас они остались без веры.
  - То есть во всем виноваты мы? - спросил я, но кто-то знакомо прокашлялся. За нашими спинами, уже у выхода, нас ожидал мистер Д'Яко, явно нетерпимый к подобным происшествиям и всяческим комментированиям их.
  Как-то странно. Будто только оттого, что мы пришли сюда вместе с этим человеком, мы сами терпели все, что он говорил или делал, хотя в любом другом случае такой как этот Иблис показался бы мне, а особенно Мане, уродом, явно далеким от обычного фраера в дорогом костюмчике. Неужели так и выглядит это их влияние?
  Мы вышли из дощатого здания с каменной аркой, а снаружи уже закоптилось от негатива небо. Именно такое было впечатление, когда мы увидели будто рассыпчатые черные, как смоль, снизу тучи. Те же горожане, которых мы видели на улицах до этого, вышли на улицы и начали галдеж. Они перекрикивали друг друга, как бешенные гуси, стараясь ущипнуть другого, и окружающий мир превратился в нечитабельный для меня слог товарища Гоголя.
  Часть 4: Вера танцует во тьме
  - Даже Ельген уже помер. Пухом ему земля, - говорил господин Д'Яко и щурил свои и без того мелкие глазки.
  "Так и хочется их выковырять ножом, как у картошки", - так, интересно, думает Маня? Не-ет, он абсолютно не жестокий. Он слишком добр даже для таких мыслей. Хотя... Кажется, сейчас он смотрит на мистера Иблиса совсем не по-доброму. Глаза Мани будто потемнели снова, стали болотно-зелеными. Вряд ли это от зависти. Подождите, а кто такой Ельген?
  - Даже Еруиму будет плевать... - кряхтел Д'Яко это себе под нос, и я почувствовал в этом что-то нехорошее. - Вот и Нарцисс теперь туда же!..
  - Что с ним стало!? - ворвался Маня в комнату Фаины.
  От испуга та уронила зеркальце. Дафна тут же засуетилась, неуклюже размахивая широкими плечами, пока не поняла, что должна дойти до уборной, чтобы взять оттуда метелку и совок.
  - Что ты имеешь в виду? - невинно и без волнения в голосе ответила Фаина, хозяйка борделя, но серьги-капельки ее задрожали на тонкой цепочке.
  Манджиро побелел, а на его жилистых руках встали волоски, когда кулаки сжались.
  - Эти люди верили в него! - стукнул он по стене, отчего женщина вздрогнула.
  - Кто?
  - Те, кто живет в твоем городе! Как ты могла допустить гибели их Души?
  Женщина отвечала ему легким взглядом исподлобья, она прошла каблуками по стеклу от зеркальца на ковре, одной рукой прикрыла деревянную дверь из комнаты, а другой достала ключ и повернула его в замке еще до того, как вернулась ее служанка, Дафна. Тогда Фаина повернулась к нам всем телом, оттеснила нас от выхода и ласково, как мать, улыбнулась:
  - Маня, ты то Солнце, что может озарять души людей. Я же вижу твои старания: ты так сильно хочешь стать королем! Но вместо этого ты сидишь здесь, в моем борделе в городе вина и проституции. Без гроша в кармане. Ты не можешь помочь всем. Слишком доброе сердце нужно разве что для того, чтобы им помыкать или разбивать его. Ты никогда не добьешься трона и не сможешь управлять страной, тем более такой большой, как эта. Ты только представь, сколько людей ты должен лично убедить в том, что ты их наследник. В нашем мире все завязано на вере. Мы стоим на великой паутине, в которую каждой мыслью, каждым словом посылаем импульс, и она возвращает нам его в виде какого-то явления. Нельзя просто взять корону и надеть на голову, когда только что за тебя ее носил кто-то совершенно иной. Так может сработать только здесь, в Винтейне, потому что здешние люди всегда верили в то, что эти почвы изобилуют виноградом, как карманы владельцев всех винных магазинов, только благодаря светлокожему мужчине с волосами цвета солнца. Поэтому они так и приняли Нарцисса...
  - Ты лишь заговариваешь нам зубы! - прорычал Маня, хотя доставал Фаине лишь до груди из-за своего роста, пусть я в начале этого так явно и не замечал. Наверное, сейчас ему было тяжело признать, что некоторые его качества, как и наше положение в целом сейчас говорят именно о том, что ему так просто не стать королем, как он мечтал с детства. Ни происхождение, ни кошелек, ни добрый и вспыльчивый характер не помогут Манджиро ни встать во главе Страны Холода, ни управлять ею.
  - Я предлагаю тебе место Нарцисса. Ведь это вы благородно захотели спасти монашек? Да, теперь они будут вам благодарны, а особенно тебе, Манджиро, это ваша цена. Нарцисс был всего лишь жалок. Он легко сник, когда поползли слухи о том, что у него нет никакого дара, что он пьяница и провокатор. Все поверили, что у Посланника Солнца был особый отряд под началом Великана, который и подстраивал так, чтобы власть Нарцисса казалась перед всеми реальной. Они поверили, что тому лишь хорошо заплатили "сверху", чтобы он притворялся Богом и обманывал невинных жителей.
  Я вспомнил, как даже по пути до Фаины я видел, как какой-то пьяница решил, что одна из сидящих в булочной женщин смотрит на него с презрением, и стал биться головой в то окно, около которого она сидела, через чье стекло он ее и увидел. Без контекста, да, ты не поймешь: алкоголь такими делает людей или отсутствие веры, но преображение их остается как фактом, так и результатом.
  - Монашки, надо сказать, были в шоке, - продолжала Фаина. - Ты уже дал согласие на то, чтобы следовать моему плану, так что будь добр, ответь за свои слова как настоящий король. Тебе не убудет. Всего лишь носи но голове меандровую тиару.
  - Ты не так умна, как тебе кажется, - заявил я. - Ты думаешь, что все здесь пляшут под твою дудку, как живые куклы. Ты даже обманываешь Иблиса Д'Яко, хотя в городе он считается более влиятельным, чем ты.
  Еще тогда мне показалось, что эта женщина явно не просто так торопит события, что какая-то выгода и даже необходимость, причем острая, есть в том, чтобы Маня притворялся королем в каком-то там городе.
  - То есть ты предлагаешь мне играть так же жалко картонную роль, как ты заставляла делать Нарцисса перед несчастными людьми? Заставлять цвести рассадник разврата, подвергая какому-то рабству женщин, и пьянства, разрушая мозг мужчин? - сказал необычайно сложно - но очень громко и четко - для обычных своих способностей Маня, и тут меня охватила гордость, как и воодушевление, которое вселял он своей речью.
  Ровное и холодное лицо Фаины снова изобразило добрую улыбку, а хитрые глаза ее сощурились. Ее мягкий макияж, как мне позже объяснила Дафна, ее служанка, специально располагал к себе собеседников, хотя по той накаленной обстановке я и не сильно заметил чудодейственного свойства муки и матовой помады. Или что там было... Хозяйка "Соленой лошади" аккуратно положила свои тоненькие пальчики на грудь Мани, ее гладенький цветочный халатик заходил от легких ее движений, отчего я даже немного рассмотрел кожу под ее одеждой, и друг мой, шумно дышавший, как будто сознанием упал в большие глаза этой лисицы. Так я на короткое время его и потерял.
  - Тебе совсем необязательно заставлять совершать грехи этих людей, - повела плечиком Фаина, опустила на мгновение ресницы и снова подняла взгляд на Манджиро. - Ведь ты король, так руководи парадом! Главное не забудь про золото в казну города... И еще: ты должен гореть и сверкать, как ты делал всегда. Ни к чему такой влиятельной и публичной личности сидеть в тени и играть роль серой мыши. Нам нужно только привлекать людей из области сюда. Я же не просто так посадила зерно образования здесь. Да, у нас есть училища: в основном, они по агрономике, агротехнике, путям и связям, но это уже стоит того. Студенты - это всегда дешевая рабочая сила, особенно если народ приезжий.
  Способности этой женщины поражали. Она все же убедила Маню следовать своей воле, и теперь он - король Винтейна и области при нем. Это больше похоже на князя в своем княжестве, вот только наше княжество, как мне кажется, было ничтожно мало.
  Меня самого пригрела и успокоила Дафна, так что, пока мой друг чувствовал себя счастливее с прекрасной и хитроумной женщиной с серебряной со вставленным нефритом тиарой на голове, я действительно развлекался с девушкой. Это дало мне свободного времени, чтобы все лучше обдумать. Пока я высказывал все свои мысли Дафне, я вдруг вспомнил, что в пожаре отчетливо видел несколько фигур на фоне белых стен имения. Я уже не был уверен, виноваты ли во всем этом люди Руин... На этих словах меня даже охватило дежавю. Давно они были самопровозглашенными врагами нам. В последней войне Руины на самом деле позорно вывесили белый флаг, когда не получили помощи от стран западнее нее. В Волне Безумия начались забастовки, крайняя наглость власть имущих, полное беззаконие и безнаказанность. В ней люди вели себя непредсказуемо, сбиваясь в толпы. Так образовывались Потоки, то есть образования, большие группы обезумевших людей, которые нападали, как террористы. Несколько слабых стран раньше всех стали такими Потоками. Это было похоже на конец света, но я знаю, как Государство Россов тогда стойко защищало своих граждан, каждый из которых уже жил в своем мире. Наша Страна Холода как большой дурак: не понимает, что происходит, но зато лупит сильно. Когда Волна прошла, причем сама собой, разные республики заново стали собираться по кусочкам. Руины, их государство, воспользовалось случаем смуты и непонятицы и обвинило Россов в саботаже против деятельности организации объединенных равных социальных групп и наций (О.О.Р.С.Г.Н.) и разжигании войны по всей планете. Другие страны, у которых уже не было сил и ресурсов на расследование, просто поддержали Руины. Это было им особенно выгодно, потому что их авторитет подкупался материально: так как Руины быстро сдались в войне и нашли себе удобную и выгодную позицию под крылом Россов тогда, сейчас они имеют относительно богатую казну и устойчивую экономику.
  Когда я рассказал это Дафне, она подтвердила - похоже, не только у нас знали правду, но и в других областях. Она сказала очень любопытную мысль: все страны поверили Руинам, потому что у них не было выбора, а одного Государства Россов не хватило, чтобы в общей паутине взвесилось и устоялось мнение о том, что Руины - лжецы и предатели. Быть может, все знают, кто они такие, но они же с этим радостно мирятся. Если так можно выразиться.
  Я как-то читал городские газеты из своей области о том, что где-то были странные случаи нападений на деревни: местные жаловались в более крупные населенные пункты, что на них напали чудовища, вылезшие из-под земли. Это очень напоминало то, что случилось в Кохлее. Я закрыл глаза незаметно для себя, и под носом снова запалил жар. Земля горела... Как... Как я мог отдыхать в борделе и общаться с девушками, пока моей мамы нет? Это я ее не спас. Голос говорил мне откуда-то изнутри: "Это ты виноват, и ты же заразил своей трусостью Манджиро, поэтому вы бежали. Калитка на самом деле не закрывалась, ты мог быстро оказаться в доме, но ты даже не попробовал! Ты помнишь, как бабушка любила Маню? "Манечка, будешь молока? Манечка, мы сегодня зарезали курочку, тебе как приготовить в этот раз? Манечка, и винегрет доешь. Манечка, дядя Вася идет со Стефаном завтра на рыбалку, спрашивают, пойдешь ли ты. У нас тут для тебя и лишняя удочка найдется"... Ты лишил их возможности заботиться о ком-то и более того: ты завидуешь собственному другу, почти родному брату! Поэтому твоя душа чернеет! Ты перекладываешь всю вину на брата, как будто это он не спас твою семью!".
  Внезапно тогда я почувствовал жжение холода на пальцах. Я резко открыл глаза, а белесая и милая широкоплечая Дафна поливала мои руки холодной водой, а затем обняла их своими теплыми ладонями и поцеловала. Она смотрела мне прямо в глаза своими:
  - Ты снова повторял движения. Похоже, это нервный тик. Ты не замечал, но иногда ты раскручиваешь себя: ты сначала одинаково и... ритмично поглаживаешь большими пальцами сгибы указательных пальцев, а потом царапаешь их ногтями.
  Я снова посмотрел на свои руки: они были исцарапаны и в крови, при том не только в тех местах, на которые указала Дафна, но, похоже, и там, где мне удобно было достать кожу или складки кожи ногтями.
  - Думаю, безопаснее их будет обстричь, - мягко посоветовала девушка и тут же подсунула мне тазик с горячей водой, предварительно проверив мою реакцию на нее. Когда когти мои черные обмякли, Дафна взялась за какие-то маленькие ножнички и аккуратно подрезала их ими.
  Я просто застыл, сидя на белом обшарпанном табурете в светлой комнате, как в предбаннике, с гладкой плиткой, и наблюдал за заботой Дафны обо мне.
  Часть 5: Контакт кожи
  Прикосновение служанки хозяйки борделя успокаивало меня. Сама Дафна не работала в "Соленой лошади" по специальности, так сказать. Она только следовала за госпожой Фаиной, ухаживала за ней и выполняла ее приказы. Эта девушка была светлой и доброй и делилась со всеми этим, если могла. Дафна была очень зажатой, стеснялась своей внешности, тела, и это мешало ей общаться с другими. Да было и не с кем. Здесь, где она жила, были только извращенцы и грязные проститутки. Даже после того, как земля действительно перешла во влияние светлой головы Манджиро, это не изменилось. Женщины продавали себя добровольно и получали за это хорошие заслуженные деньги. Такой товар как душа без одежды, возможно, всегда продается хорошо, как и чужая честь.
  ...Кажется, будто в этот момент мои мысли встали на путь морали.
  Я часто сидел на чердаке, где любила находиться Дафна. На удивление, здесь было очень чисто и свежо. Очень много солнца заходило сюда, и на всякий случай служанка Фаины устраивала тут прохладу для меня: брала два ведра с водой, простынь, веревку, два конца ткани мочила, а два - подвешивала. Все белье в итоге становилось влажным и холодным и отдавало эту температуру воздуху на чердаке.
  Девушка коснулась моей руки и смазала кожу какой-то мазью.
  - Это всего лишь сок тысячелистника, - попыталась меня расслабить Дафна. - Он помогает при твоих ожогах.
  - Нет у меня никаких ожогов...
  Но дальше я спорить не стал и отдался умелым круглым ручкам служанки. Я позволил себе тогда любоваться ею: ее светлыми ресницами, белейшим сверкающим волосом, кожей...
  Потом я осмотрел обработанное ею место и понял: это все проклятое солнце. Еще несколько дней назад мы бродили даже не как беженцы, а как обычные бомжи по улицам Винтейна, и их ужасная погода доводила до жареного либо до вареного состояния и меня, и Маню, к чему мы точно не привыкли. Дома у нас было влажно, но здесь - адское марево.
  Чердак Дафны вскоре превратился в мою личную мини-библиотеку, поскольку я стал таскать на него все книги, что находил где-либо в городе. Много здесь было дневников и заметок, которые рассказывали о паутине, которую упоминала Фаина и которую видели мы, о Королеве Ужасов, о влиянии и о чудных...
  Все возникает не просто так: даже когда ты шевелишь рукой, перед этим ты вырабатываешь импульс в двигательном корковом центре прецентральной извилины головного мозга, а затем он идет по проекционным волокнам к телу. Нужные мышцы, получив сигнал, сокращаются. Другие живые существа, не видя глазом, могут почувствовать вибрацию от твоих действий и перемещений. Также они реагируют на твой запах, на микромоторику движений, мимики. Ты не всегда обращаешь внимание на свет, но его теплота и тусклость тоже влияют на тебя и твое поведение. Например, в тумане с множеством фонарей ты можешь легко заблудиться и потеряться, а твои мысли спутаются. Так легко дойти до паники, если в подобной ситуации появится толпа. Поэтому в ночных кафе любят устраивать полумрак с множеством ламп при этом, так еще алкоголь довершает дело. Одинаковые столики, коридорчики превращаются в лабиринт для тебя, и трудно найти даже отхожее место.
  Совокупность таких мелочей, которые сильно влияют на картину в целом, составляет интуицию. Пользуясь интуицией, ты выбираешь, как повернется к тебе закон подлости. То есть обстановка послала тебе сигнал, а ты дальше реагируешь на нее: что ты пошлешь в эту паутину, какой импульс.
  Магия основывается на обстановке и атмосфере в ней, которую образуют мелочи.
  Большую роль играют деревья. В них, как пишут в книгах, заключаются души людей. До своего рождения или после смерти они могут принимать эту форму, наблюдая за живым миром. Сплетения их корней образуют систему, и чем больше страна, тем больше эта система - в ней больше душ, людей и их взаимосвязей.
  На примере закона подлости: когда человек боится увольнения и постоянно думает об этом, он посылает эти мысли в систему, и, по закону сохранения импульса, они возвращаются к человеку в виде увольнения, а используют для этого энергию из земли, из концентрации эмоций, остатков разложения особей в почве и газообмена деревьев (энергия не берется из ниоткуда и не уходит в никуда). Таким образом, свободные души в форме деревьев участвуют в деятельности живых.
  Если говорить о магии, то способности к ней больше у того, кто посылает больше импульсов в систему: это душевно больные, впечатлительные люди и творцы (художники, писатели, актеры), то есть люди с большой фантазией, то же и про религиозных.
  Говоря проще: если ты веришь, что можешь создавать фаер-болы, то ты создаешь эти фаер-болы, как верующий может видеть своего Бога и как у психически нездорового человека заводятся в венах рыбки, которых тот боится.
  Как гормоны в одном организме влияют друг на друга или одна живая открытая система - на другую, так и сознания наши переплетаются в системе. Молчаливое соприкосновение кожи с кожей вызывает больший эффект иногда, чем слова, озвученные вслух, потому что в этот момент мы мысли откровенно и без жадности отдаем паутине, связывающей нас.
  Контакт ладони с ладонью тоже имеет своеобразный результат...
  Находясь рядом с милой и замкнутой Дафной, прячущей в себе заботу, которой хватает на всех, я находился в том тепле, которое чувствует яйцо крокодила на солнце. Какбы мне случайно из-за смены температур не сменить пол.
  - Я не так развита, как хороша госпожа Фаина. Иногда мне кажется, что она становится старше за один день, и это делает ее только лучше и привлекательнее. Она очень умная женщина... Вот только... - впервые заговорила она, хотя я уже давно утонул во времени с Дафной. - Она страдает. Ей становится хуже. По правде говоря, она видит кошмары и радостные сны об одном и том же человеке, будто она в него влюблена, но на самом деле они только дружили. Фаина и сейчас говорит, что она дорожит им только как другом, вот только...
  - Только что? - проявил я участие в разговоре.
  - Он оставил госпожу уже давно. Это случилось внезапно. Они общались, и Фаина души не чаяла в том пареньке. Но потом он просто пропал. Перестал поддерживать с ней связь. Недавно даже госпожа призналась мне, что гуляла по улице в паланкине и увидела своего друга, но он отвернулся к девушке, с которой шел, сделав вид, что очень увлечен беседой. Она уверена, что видела именно это, и я никак не могу убедить ее, что его надо забыть. Какой-то дурачок решил, видимо, что она недостойна его круга общения больше, что все в корне со временем изменилось и их дружбе конец. Такой человек Фаине не нужен, - обеспокоенно закончила она, слегка сдвинув бровки.
  Дафна лежала на моих коленях в комнате, как вдруг повернулась, приподнялась и поцеловала меня в щеку. В ее волосах при этом сидел розовый пион. Она выглядела, как белый цветущий сад... Словно это было прекрасное сочетание двух несовместимых вещей.
  Шелестели страницы, распространяя свой запах старой бумаги, мягкие волосы моей подруги ложились, как шелк, на мое плечо. На улицу я хожу теперь в белых одеждах, которые специально шьет мне Дафна. Она отражает от себя солнце, чтобы не было так жарко. По городу сейчас ходил глашатай, звонил большим колокольчиком и сообщал о смерти первого секретаря, Ельгена. Люди, только-только будто переключившиеся с печальной и пьяной кончины Нарцисса на становление королем Винтейна Манджиро, как уже начали ходить и рассаживать всюду черные цветы - лилии. Именно они были символом этой области, а мрачные цвета придавались им, когда город находился в скорби. Монашки, как я, к счастью, заметил, переоделись в длинные платки и обыкновенные платья, не пропускающие ничего. Они толпились все либо у ворот церквей и пытались делать более сдержанное выражение лиц, чтобы встречать горожан, либо на площадях у фонтанов, где выплакивали больше воды, чем было изначально вокруг них. Я был доволен: наконец-то с насилием покончено, скоро Винтейн придет в себя. О вине, кстати, я тоже читал в их книгах. В разумных дозах оно может и помогать, и лечить.
  Неужели так было просто добиться нужного результата?
  "Вырастая из-под земли, как дети-завистники, Королева Ужасов поправляет свой кокошник, подходит к величавому и в то же время пугающему красному трону, но занимает его не сама. Она садит вместо себя мужчину, Посланника Солнца, которого отличают от простых людей волосы цвета лучей небесного светила. Так Королева Ужасов отмечает защитника для своего города, который носит на своей голове меандровую тиару ответственности за Винтейн", - читал я в мифологии об истории города. Это, в целом, объясняло, почему Маня так легко победил носительницу кокошника, почему мне казалось, будто я слышал ее смех. Кажется, она даже счастлива, что Манджиро встал на место Нарцисса. Тот вряд ли мог бы защитить город Королевы Ужасов. Но что теперь значит ответственность моего друга? На что мы подписались? От кого или от чего нужно защищать Винтейн сверхъестественной силой?
  Я задумался над этим... Я вспомнил, как изначально мы оказались в этом городе: кажется, Маня говорил, что якобы это феи принесли нас, а по пути мы и вовсе встретили злых женщин, пытавшихся проклясть нас на смерть в том лесу, банши. Возможно, все города нуждаются в какой-то особой защите именно от таких напастей. Да... Против дам одна только сильная рука и спасет.
  - О чем таком женаненавистском ты думаешь!? - возмутилась Дайна, глядя на меня очень сосредоточенно, а ее щеки стали похожи на брюхо рыбы фугу из книг.
  - Это где ты таких слов нахваталась? - легонько шлепнул я ее по затылку.
  - Из твоей библиотеки...
  - Да там не было такого!
  - Ты просто невнимательно читал!
  - "Просто" - это слово-паразит, и его надо использовать...
  - Чаще? - перебила эта маленькая женщина и свалилась на меня. Она была высокой, но все равно любила носить обувь на каблуке или платформе, отчего становилась еще более неуклюжей. Я подловил ее под локоть и поставил обратно, хотя дальше пошли мы рука об руку, чтобы Дафна не упала.
  - Реже, - поправил я ее.
  - Да ты все равно и не такие слова используешь, - напомнила мне. И правда.
  Мы обошли улицы города, и вдруг меня обуяло какое-то одиночество. Я погладил зачем-то Дафну, как кошку, чтобы успокоиться от гладкой ее и нежной ароматной кожи рук. Я решил оглядеться и понял, что вокруг меня нет ни одной души. Много людей и в окнах, и на балконах, и вдоль стен домов, и на дороге рядом, но все равно среди них не было души, какую я видел в своей родной деревне. Будто что-то горожан опустошило, и их кожа стала лишь прикрытием для Черной дыры. Я глянул на ту, которую я сопровождал, а она светилась добротой и правдой. Но до сознания моего дошло, что рядом еще очень не хватало моего друга и брата. Все вокруг приобрело тот странный оттенок, когда смотришь на совершенно чужие и незнакомые деревья, дороги и дома, на народ, в который ты никак не вписываешься, хотя вы и живете все в одной стране, и ты будто отдельно от всего, а рядом нет ничего, что было бы связано с тобой. Так тяжело быть далеко от дома.
  "Хочу вернуться в родную деревню", - думаешь в такой момент, а сердце охватывает тоска, будто она выглядит, как грустные, скучающие глаза собаки.
  Кстати, я только повернулся и увидел у колбасного ларька именно такого четвероногого друга. Он продолжал радостно вилять хвостом, хотя жадная и очень толстая хозяйка лавки настоятельно рекомендовала не набирать вес животному никогда. Худой и маленький песик с грязной и слипшейся шерстью все же улыбался ей, как бы не зная о бесчеловечии людей, а уши его всегда были прижаты к голове. Я смотрел на него и видел всех тех детей, что бывало недоедали из-за неурожая и нашей бедности; они всегда были рады своим родителям, какими бы те ни были. Вспоминал и всех гуляющих собак из любимой Кохлеи. Что интересно: только коты всегда были на сто процентов домашними, а вот псы - принадлежали всем. И все защищали их. И Маня тоже всегда любил животных...
  Часть 6: Потерявшаяся Душа
  Одни голуби продолжали оставаться голубями, видимо, в любом городе и в любое время. Вот здесь действительно не было отличий. Это пернатое постоянство радовало. Дафна рядом со мной была будто таким человеком, которых я знал с детства... До потери Души... Я нашел Маню на той же площади, на которой всегда заседал на троне, как на шезлонге, Нарцисс, от которого вместе с Фаиной мы избавились... Город приобрел золотисто-розовые тона, стал пахнуть цветами и благовониями. Вот только мерзких черных лилий становилось все больше и больше, как и слез, которые совершенно не украшали Винтейн. Девушка продолжала идти со мной, цепляясь за руку и одежду на моем теле. Когда мой знакомый увидел меня, он кивнул мне и улыбнулся. На его голове красовалась сверкающая нефритом меандровая тиара, какой, кстати, не носил почему-то Посланник Солнца... Или предыдущий Посланник Солнца... Хотя, возможно, это Фаина постаралась все.
  - Ты выглядишь более стеклянным, чем обычно, Фел! - заявил Манджиро, а Дафна в этот момент почему-то крепче сжала на мне одежду. Дружок, похоже, очень по-царски устроился на чужом золотом кресле, как я увидел.
  - Да отцепись ты от меня! - почему-то крикнул на нее я, и в этот момент кто-то коснулся меня своими тонкими пальцами.
  - Феликс, твои друзья тебя душат, давай отойдем в прохладу, - зашептал мне в ухо сладкий голос, внезапно, как призрак, возникший рядом. Фаина увела меня от Дафны и Мани, и те лишь проводили нас удивленными взглядами. - Ты, наверное, заметил... Жители никак не изменились внутренне с тех пор, как твой друг сел на нагретое Посланником Солнца место. Да, он выглядит соблазнительно, он уже мужчина... - напомнила мне что-то в очередной раз женщина. Когда я и Фаина оказались наедине на ее закрытом цветным тюлем балкончике на втором этаже "Соленой лошади", она сняла с себя лишнюю ткань и осталась передо мной будто в одном ночном платье. - Надеюсь, это тебя не смущает. Здесь очень жарко, как ты сам видишь, - и она показала, как по ее нагому бедру стекает пот. - Можешь тоже лишнее снять - я к тебе приставать не буду, - но я посмотрел на нее и отказался, хотя в одежде и правда было очень душно. - Когда-то у меня был друг... Мы просто пили чай вдвоем и обсуждали все, что приходило в голову... То, что не обсудишь больше ни с кем, - как бы ставя точку, Фаина опустила стакан с кактусом. - Манджиро очень на него похож, так что не смотри на меня волком. Я всего лишь вижу в нем приятную личность, и я действительно хочу сделать его королем. Может говорю я, как молодая девица, но у меня и правда есть сила сделать из твоего приятеля великую личность.
  "Интересно, что она имеет в виду под своей этой "силой"? - тут же задался я вопросом. - А о "друге" Фаины, кажется, мне говорила Дафна. Хотя это и не то, похоже, о чем можно мне было бы распространяться". Женщина эта выглядела все так же тонко и изящно, как всегда, но иногда под разным светом она как будто стала выглядеть старше. "Вот ведьма", - подумал я, а она продолжала лукаво посматривать на меня. Черный, как и ее прямые волосы, шелк струился по ее коже, гладкой и белой, как слоновья кость, которой тоже было много в Винтейне. Длинные и будто пушистые ресницы ее хитрых, точно лисьих, глаз пытались меня заворожить. "Как интересно переплелись западные и восточные культуры с их мифами и легендами из-за одной большой паутины", - уже позже оценивал я, когда знал, что Фаина - наполовину кицунэ. "Все говорили как-то, что ее отец, наверное, был красивой лисицей, - рассказывала та же Дафна, - но с чего работники борделя это взяли, я не знаю. Принес ее сюда какой-то мальчик с золотистыми волосами. Сама госпожа считает, что это и был Манджиро. Но ведь такого не может быть, правда?".
  - Тогда о чем разговор? - прервал я Фаину.
  Она снова улыбнулась, подвинула горшок с цветами на высоком столике, бегло бросила на меня взгляд и скользнула в плетенное кресло.
  - Я не Бог, и я не могу сделать за твоего друга все. Сейчас в нем не хватает того огня, который должен быть. Что-то управляет им. Подумай за него: может, что-то с вами случилось? Я знаю, что вы оба бежали из своей деревни... Она сгорела так, что, наверное, и щепок не осталось? - Фаина зачем-то зловеще хохотнула. - Возможно, Манджиро до сих пор это гложит. Ты-то сильный мальчик, и интересным способом победил это... А он... Скорее всего он до сих пор держит все в себе. Но ты-то как его лучший друг и даже брат наверняка давно заметил это? Это и мешает ему управлять городом. Нельзя воскресить Душу, если твоя собственная еще тлеет, - сказала женщина.
  И тут я поверил ей. Как я был слеп?
  Вдруг, когда я моргнул, я оказался в совершенно другом месте. Так светло, что режет глаза.. Последнее, что я помню, это слова на каком-то листке "...обстановку, Фаина", хотя и не знаю, где я мог прочитать это.
  - Ты снова "пропал", - милым детским голоском пожаловалась Дафна и погладила мою грудь. Похоже, мы лежим вдвоем на нашем чердаке. Как я рад сейчас ее видеть, ее чистое и светлое лицо.
  - Что со мной не так? - начал понимать я, как будто проснулся от сна, и паника охватила меня. Я почувствовал, как тяжело моим легким набрать почему-то достаточно воздуха, а пальцы занемели, и я почти не могу ими двигать...
  - Не беспокойся, пожалуйста, - просит служанка Фаины, прислушиваясь к бешеному стуку моего сердца. - Это твоя защита... Я слышала от госпожи, что случилось с тобой и Маней. Похоже, это очень нелегко пережить... Не стану врать, что понимаю тебя, потому что в жизни у меня никогда не было ничего такого, - начала она, но я так и не понял, что такое случилось со мной и Маней. - Я жила с родителями, а Фаина забрала меня к себе, когда увидела, как отец избивает меня и маму. Она, к сожалению, отказалась пойти с нами... Но... Но я не могла этого так оставить. Я попросила Посланника Солнца, чтобы он освободил ее, и он это сделал. Он действительно был Богом. Он сделал мою маму монахиней, и она до сих пор служит в храме, где нет мужчин. Посланник Солнца превратил моего отца в петуха, но тому не повезло, когда его склевала другая птица.
  - Как это должно успокаивать? - попытался усмехнуться я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, но у меня ничего не получилось.
  - Мне жаль моего отца... Когда-то он был добрым и любящим, но, когда Винтейн остался без своей Души, все мужчины стали такими. Я имею в виду, что иногда происходят страшные вещи, иногда жестокие, но порой они должны произойти. Рано или поздно Посланника Солнца тоже должен был кто-то сместить, но этого не произошло бы, если бы вы двое не покинули свою деревню. Вы бы не стали что-то делать для нее, если бы сами ничего никогда не теряли. Я уверена, что после случившегося Маня просто хочет, чтобы мир стал лучше. Скорее всего он захочет отомстить тем, кто сжег вашу деревню...
  Моя голова пошла кругом. Это не первый раз, когда я слышу, будто Кохлея сожжена. Это звучит, как настоящий бред, но я никогда не думал, а что если это правда...
  - Ты уверена в этом?
  Дафна смотрит глаза в глаза, все так же грея мою грудь своими руками, а ее белоснежные волосы раскиданы по мне.
  - Я знаю, иногда ты не помнишь произошедшего. Это та твоя сторона личности, которая закрыта от всего плохого, хотя она и более труслива, чем другие. Сильные взяли на себя память о пожаре. Пойми, мне нравится этот Феликс, - погладила она его по щеке, - как и тот, потому что вы оба - это один человек, и вместе вы составляете одну целую личность. Нападение на Душу Кохлеи разделило вас. Но я принимаю это, пусть это и тяжело! Так что не думай, что ты как-то меня обременяешь! Это мой выбор...
  ***
  Я не замечал, что и Мане тоже было нелегко. За весельем и глупыми шутками, проскальзывающими иногда, он прячет боль. Так мне объяснила Дафна. Она настолько чуткая и понимающая девушка, что, похоже, мне не нужно ничего и говорить, чтобы она поняла меня и мое окружение.
  Мой друг сидел в центре пустой площади на троне, а горожане будто специально обтекали его. Никто не хочет находиться рядом с тем, кто сгорает изнутри. Пустой взгляд Маня устремлял в каменный пол у себя под ногами. Небо отливало синевой, но черные лилии и мой почерневший от солнца и, очевидно, от своих дум друг превращали улицы в какую-то неживую и неслышимую скорбь.
  Когда же я и Дафна подошли к нему, его лицо посветлело, на нем появилась даже дерзкая ухмылка, и Маня поприветствовал нас:
  - Ну что, ленивые морские котики? Пришли спросить, как поживает батька? А я тут собираю толпы прихожан, и вот с трудом заставил их топать на работу, пока у меня передых. Я тут как новый Бог! Сама популярность во плоти! Держись, столица нашей великой Страны Холода! Сейчас тут, как на курорте, пожарюсь и приеду!
  - "Как на курорте"? - повторил я, не понимая даже, откуда мой приятель набрался таких слов, но его речь меня повеселила. Этот Маня всегда как ребенок! Дафна от этого рассмеялась и чуть не упала со своих любимых каблуков.
  - Да, тут Фаина рассказала, что люди из мегаполисов сами уезжают в какую-нибудь глушь, просто чтобы там отдохнуть. И называется это "курортом"!
  - Мда-а... Ты не перестанешь меня удивлять. Твой познавательный диапазон, как всегда, безграничен, да?
  - Да! Учись у профессора Манджиро! - состряпал Маня умный вид и поднял палец к небу.
  - Смотри за тем, чтобы у тебя пузо не выросло дальше колен от такой тяжелой работы, - указал я на золотой стул. - А то будешь похож на мою маму!
  - Эй! Обижаешь! Людмила Андреевна очень красивая женщина... - возразил с важным видом мой друг.
  - Красивая и толстая, как соседский кот. Уж я-то ее знаю!
  "А он позитивен", - заключил с радостью и гордостью я, пока не успел обдумать последние наши слова. Я будто не видел, как пять минут назад мой друг почти сравнялся по цвету лица с этими скорбными черными лилиями для плача. Дафна вдруг дернула меня и указала в какую-то сторону: "Смотри!". И я, и Маня повернули головы туда, куда был направлен палец девушки. Возле углового дома стояли три любопытные фигуры: Фаины, горохообразного коротышки Иблиса и третьего, незнакомого нам, человека. Женщина заметила нас, повернулась и помахала Мане, которого видела первым. Он встал, и хаори всколыхнулось на нем. Кажется, в это пекло мой приятель легко мог разъяриться. Как только он смотрел на госпожу "Соленой лошади", какие-то крошечные огненные черти начинали бегать в его зрачках, и весь он становился то ли слишком оживленным, то ли напряженным.
  - Ты слишком возбужден, - легонько взяла его за плечо Дафна, а люди, стоявшие с Фаиной, улыбкой издалека все также приветствовавшей нас, тут же ушли за угол цветочного магазина и, похоже, направились в сторону борделя, на верхних этажах которого женщина любила проводить свои встречи.
  Часть 7: Иногда кошки все время бьют горшки
  Мы сидели в чьей-то лачуге с дешевой пивной, и черная, но очень ласковая и очень любящая внимание странная кошка сносила очередной глиняный горшочек с цветком прямо с полочки, по которой эта хвостатая кружилась. Маня, сидевший под ней на старом кресле с высиженным гнездом вместо подушки под попой, все поглядывал вверх и ловил лапы самой кошки, когда у той-таки не получалось пройти мимо какого-нибудь цветка или статуэтки. А она отвечала ему: "Ныр".
  - Как не странно, но местные посетители здесь любят ее. Так что никто ее не обижает, - с теплотой в голосе отозвался хозяин. - Представьте, какого это: смотришь на всех этих пьянчуг, а в каждом из них при виде такого животного топится и растекается горячим воском, как свеча, сердце...
  Владелец пивной был уже стар, а его смуглая кожа будто выцвела и посветлела, как и волосы. И все же все мы состоим из какого-то пигмента, а в старости, растворяясь уже в другом бытие, общем для всех, мы теряем его. Становимся прозрачными, бесцветными, сливаясь со своими корнями. Мужичок был худ, а молодые когда-то, видимо, кудри превратились в жесткую металлическую мочалку. Он все еще старался много жестикулировать - видимо, необходимость в постоянном переставливании пивных бочек заставила его закалиться. Но годы все равно уже выдавали в старике усталость. Кошка глядела на него наивными любящими глазами и иногда пыталась прыгнуть сразу на него со своей молочки, но постоянно упиралась близко своей попой в деревянную стенку за собой, а Маня в очередной раз ловил ее за лапки, чтобы та перестала тянуться к центру Земли.
  Да, все в нашем мире должно подчиняться природному тяготению, имея некоторую силу своей тяжести, которая способствует этому закону.
  - А как ее зовут? - поинтересовался мой друг, приподнимая и разглядывая нитки на подлокотниках кресла, которые черная красавица уже, похоже, успела обдербанить своими маленькими коготочками.
  - Да никак. Вернее: все, кто приходят, зовут ее по-своему. Так что и вы можете дать ей имя, а Вы, Великий Посланник Солнца, если желаете, можете забрать кошку себе.
  Манджиро в итоге взял Ныр к себе на руки и стал гладить.
  - Я бы звал ее Марусей... Но если она так радует Ваших посетителей, то ее предназначение, возможно, здесь, - сказал мой друг больше не предположением, а с уверенностью в голосе, как если бы действительно знал судьбу каждого на этой планете.
  - Марусей? - поднял я бровь на Маню, но тот заметил и отмахнулся от меня рукой, понимая, о чем я.
  Старик же вскинул руки к небу:
  - Боже! Да если Вы говорите, что это так, значит это и правда так! ...Теперь я всем посетителям буду представлять ее Марусей. Она мне даже как помощница в работе с ними! Их... - он вздохнул после громкогласного обещания Манджиро, будто все силы его ушли только на слова.
  - А что же с Вашей пивной? - вдруг начал расспрашивать Маня. - Людей - вдоволь. Я и сейчас слышу голоса наших мужиков там, возле дверей, а у Вас сейчас перерыв, как и каждый день в это время. Все при этом у Вас всегда довольны, так почему не хватает денег?
  Я хотел поправить друга, потому что понял, что эта его фраза звучала явно иначе, чем он хотел, но было уже поздно.
  - Милуйте же! Простите старика грешного! Так Вы же, простите, сами золото делали для нашего города - неужто еще надо?
  Широко расставленные брови старика расползлись в стороны, а глаза округлились, как у рыбы, будто даже не от удивления чему-то, а от страха. От раскрытого рта подбородок хозяина собрался в жирную из-за тающего на жаре тонкого сальца гармошку, а тонкие руки, усеянные толстыми голубыми венами и пятнами, тряслись из-за нервов, будто сам продавец являлся алкоголиком.
  - Так с Вас кто-то часто берет налоги? - ответил ему взглядом и словом Маня.
  Мужичок сложил ладони и закивал.
  - Д-да нет!.. Госпожа Фаина никогда нас не обижала, а все собираемые подати уходят на благоустройство нашего же города!.. Великий Посланник Солнца! Прошу Вас как раб Божий... - начал хозяин пивной, становясь на колени перед Маней, но друг мой быстро смекнул, сполз со старого кресла и поднял старика, чтобы тот мог стоять во весь рост перед ним.
  - Поймите! Я бы, может, и дал Вам, что Вы просите, но поможет ли это? Если кто-то постоянно будет приходить к Вам за данью, никакая новая сумма не спасет Вашу пивную...
  После этих слов лицо мужичка сново изменилось. Оно стало более безнадежным, отчаявшимся и глубоко печальным, а складки на нем состарили человека еще больше.
  - Больше не беспокойтесь насчет Фаины. С этих пор она не станет заходить к Вам. Ваш магазин свободен от этой женщины.
  Красные глаза владельца пивной наполнились слезами, он снова упал на колени, но уже обнял Маню за ноги, и его тиара, которой мой друг обычно игрался, подобно ребенку, упала с головы на пол. Но старичок продолжал проливать море соли, цепляясь за своего Посланника Солнца, и Манджиро снова поднял его и усадил уже на свое место в кресле.
  ***
  Когда мы были в той лачуге, иногда я выпадал из реальности. Никогда бы не подумал, что меня охватит любовь. Миленькая служаночка столько внимания уделяла в последнее время мне, а ее госпожа тоже не отставала! Хитрый, хищный взгляд ее лисьих глаз будоражил и заставлял меня вспотеть из-за того, что не мог найти себе места рядом с этой женщиной. Но она глядела и на моего друга... Да, женщины всегда реагировали так на него...
  Что-то кольнуло меня тогда в груди, отдаваясь дальше иррадиирующей болью и жаром, а все остальное пространство для меня похолодело. На коже выступили мурашки... Я закрыл глаза, чтобы почувствовать тепло темноты под веками, как ночью в родной спальне после трудного дня. Вот звук щелчка: это включилась настольная лампа. "Феля, ты? Поздно. Я свежее постельное достала, оно на кровати лежит, застелешь?" - раздается голос мамы, и ее пухленькая ручка тянется куда-то из-под одеяла, валуном укрывающего ее, а палец пытается указать в сторону постиранного, отглаженного и сложенного белья. За окном громкий оркестр кузнечиков и лягушек, а ты еще подумываешь, как бы не заползла домой медведка. На лампе уже целая толпа народу из мелких мошек, комар кусает тябя за волосатую голень... А затем... Все воняет жжеными косами девочек и женщин, горящим деревом и вареной кожей... Горло начинает болеть при всплывающих в памяти криках, но они растворяются в ярком свете дня, разрываемом только черными вылезшими из-под земли фигурами... Да, теперь я четко вижу их. Мужчины с заросшими лицами, в грязной одежде, не похожей на самом деле на маски разбойников.
  ***
  - Эй! - пощелкал пальцами перед моим лицом Маня, приводя в реальность из глубины.
  Когда мы вышли на улицу, я будто очутился в другом городе, и он показался мне более родным. Нос защекотала прохладная осень. И хотя еще вчера обжигающие белые толстые стены домов и жемчужного кирпича изнуряли бесконечным солнечным светом и его жаром, сейчас свое тепло они дарили так избирательно, будто для Винтейна пришла его зима. Вот только с такой скоростью, с какой вообще представить смену сезонов сложно. Немногие листья опали, но ветерок той осени, что я узнал по ощущениям, сохранившимся со времен дома, был мне очевиден. Я всегда неплохо чувствовал такого рода стихийные перемены. Сразу думаешь, что кончается август, а значит пора собирать урожай - впереди столько работы... Но какой сейчас месяц?
  - Эй! - опять окликнул так меня друг и подтянул мою голову к себе, обняв за шею.
  - Коня зовешь? - попытался подстегнуть его я.
  - Не, ты чего, я коней своих только свистом зову, - снова легко отмахнулся Маня и, дернувшись головой, чтобы сбросить с лица сухую пшеницу, то есть длинные его патлы, сунул в рот пальцы и громко свистнул, зажмурившись. - Я дурак что ли, чтоб коня доброго на "эй" окликать?
  - Мда, ты прав, - осталось мне согласиться, и я увидел, как идущая перед нами супружеская пара вдруг остановилась. Женщина, вся замотанная в ткань, скорчилась при виде нас, будто не узнала своего Посланника Солнца, прижалась поближе к своему мужу и зачем-то перекрестилась, а тот замер, как привидел опасность, и проводил нас суровым взглядом глаз, которые одни только и видно было на его лице, заросшем жесткой чернотой бороды, под цвет сливающейся со зрачком радужки. Весь в темном облачении он пугал, я уверен, гораздо больше, чем Маня со своим неожиданным свистом, разносящимся над толпами горожан. Лиловые, розовые, желтые платья и платки множества женщин и белые туники мужчин даже не дрогнули в своем постоянном и повседневном шуме рынков, которых было не мало.
  Мы завернули к аллее балкончиков, которые всюду свисали на нас вместе с гроздьями цветов. Наивные широкие арки уже надоели своим однообразием, как и колонны. Все же запах осени лишь мимолетно напомнил о доме. Окружение по-прежнему оставалось чужим. Но тут на нас вышла огромная фигура, отбрасывающая длиннющую тень.
  - Эй, Велик! - кивнул здоровяку мой друг, оставляя свои руки при этом в карманах, видимо, показывая пареньку демонстративно, кто здесь главный.
  - Ты кого это тут "великом" назвал? Котовья морда! Сметанки дать? - начал разговор с хамства этот большой ребенок, но тут, чего я действительно не ожидал, он достал из какой-то авоськи стеклянную банку со сметанойсметаной и протянул к Мане своей огромной лапой. Почти виновато.
  - О-о! Давай! - так весело ответил приятель, будто не замечал поведения бывшего предателя. Он расплылся в своем дружелюбии, принял презент и начал пальцами доставать угощение из банки.
  - Что, теперь будешь делать вид, что óн твой Посланник Солнца? - уставил я руки в боки, глядя наглому в глаза, а мой друг стал смачно причмокивать от сметаны.
  - Очень вкусно! Я тебя принимаю на работу! - счастливо, как ребенок на вершине горы, выставил он решение.
  - Все-то у тебя просто! - обратился я уже к Мане, и мои брови, как я чувствовал, поползли наверх, и были уже выше нашего общего собеседника, напоминающего, кстати, все сильнее и сильнее великаншу из нашей родной деревни.
  - А как еще должно быть? - повернулся он корпусом ко мне, забывая про парнишу, и часть его белой вкуснятины чуть не попала на мою одежду. - Если мы и правда оказались в мире, в котором стоим постоянно на сетке с магией, запоминающей наши мысли, то не лучше ли мыслить проще? Чтобы сеть продержалась дольше? Что "а"? Велик, а ты как думаешь? Или тебе все еще стыдно за поражение и предательство передо мной?
  Горожане, случайно услышав наш разговор, делали такие лица, будто испытывали отвращение к какой-то теме, и я точно заметил, что эта реакция слишком не сходится с теми словами, что слышат проходящие мимо нас люди.
  - Пожалуйста! - неожиданно для нас начал Великан, упав на одно колено и склонив голову перед Манджиро, который теперь внимательно следил за его движениями. - Я... Прошу... Прощения перед тобой!.. Не в оправдание мне, но моим разумом владел чуднóй, Нарцисс, который наслаждался правлением, подаренным Фаиной.
  - Фаиной!? - не понимал я. - Опять эта Фаина! Она во времени что ли прыгает? Путешествует между промежутками, как белый кролик?
  Но тут паренек поднял на меня глаза, как если бы то, что я с пылу сейчас сказал в качестве шутки, могло быть правдой, которую как раз-таки Великан знал.
  - Кстати, почему люди так странно всегда смотрят на нас? - без лишних дум сменил тему мой приятель.
  - Ха! - пятнадцатилетний мальчишка, наш собеседник, встал. - Так вы себя видели? Вы же ходите в халатах по улице, причем в таких, какие местные никогда не видели. Я знаю Кохлею, и она гораздо современнее города вина, хотя у вас там всего лишь деревня. Да-да, моя родственница жила в ней. Но она у нас еще из самых маленьких по росту. Кохлея... Хм... Вы были больше как домом бабушки для мегаполисов, поэтому вы хорошо знаете, что такое "трамвай"... Здесь же люди видят только то, что их предки еще видели перед своим носом, равнины и виноградники, плоды которых регулярно заливают спиртом, а еще то, что им показывала Фаина. Ей важно было хоть чему-то научить этих невеж, и она заставила их строить себе училища. Горожане не стали лучше, как на них ни посмотри, но зато они теперь чуть начитаннее. Этого и добивалась хозяйка борделя, как бы ненормально это ни не звучало.
  - Что ж... У каждого свои тараканы в голове... - озвучил Маня, а я даже поразился этой Фаине. Будучи красивой, непредсказуемой и привлекательной женщиной, она могла быть еще и благодетельной? Я все еще не верил до конца в то, что она по доброй воле нацепила на друга моего свою зачарованную тиару. Более того: с каждым новым прожитым часом на этой земле во мне крепла уверенность в том, что планы темной госпожи гораздо обширнее, чем мне думается. И если она все же путешествует во времени, я ничего против этого не скажу. Я просто поверю. И все же зачем ей развивать Винтейн? Зачем он помогает нам? Кого мы видели недавно с ней и другим из четверки, Иблисом?
  Пока что у нас не было на это ответов.
  - Кстати, наши хаори нам вернула та же Фаина. Вернее, сшила новые для нас. Эта женщина говорит, что нет проблем в одежде, если ты в городе вина с большим для него населением... А вышивка у нее просто супер... - не забыл нахвалить госпожу мой приятель.
  - Да чтоб она горела, - посетовал я на ее вездесущность.
  - Не говори так о ней. Она великолепная женщина, - отозвался он о ней.
  - Дафна - вот великолепная женщина.
  ***
  Маня решил заниматься делами "государственной важности", как он это называл. Он поставил перед собой цель стать незавидным Пертинаксом, римским императором, который проправил всего восемьдесят шесть дней, но зато вышел из народа. Он был сыном освободившегося раба, и поэтому мой друг отождествлял себя с ним, являясь сиротой из деревни, так как это, впрочем, один из немногих знакомых Манджиро правителей глубокой древности.
  Я слышал о бабке, которая присела надолго на уши своего нового мини-короля. Потом она оказалась нездоровой на голову женщиной, срывающей свои злость и одиночество на чужих и уличных собак, бросая в них стеклянные банки с балкона узенькой старой башенки, в которой женщина жила и работала. К интересному решению пришел Маня, как-то вдохновляясь Фаиной... Он вырыл прорубь, найдя подземный источник с ледяной, как наши родные зимы, водой, и велел людям, терзаемым странными мыслями, окунаться в нее. Они внимали его словам, действительно верили ему, ныряли в эту прорубь, а затем пытались заниматься физической культурой, строительными и винодельными работами в городе, а также рисовали. Просто рисовали. И та бабка излечилась, пройдя через это. Таким было чудо самовнушения и работы над собой.
  Хотя для той пожилой женщины мы все равно нашли отдельное место в старой гостинице и переименовали еще ту в пансионат.
  Я слышал о мужчине, который исповедовался Мане, потому что убил жену и тещу, которых терпел двадцать лет. А они не работали и ничего не делали в доме, продолжая долгие годы ездить на том человеке, на самой его шее, и попрекать его во всем каждый день в году. Каждый час. Каждую секунду его жизни. Решение его судьбы было нелегким для Посланника Солнца, и я видел, как мой друг мучается в сомнениях после обращения к нему этого мужчины.
  - Преступления должны караться законом. Убийство - это табу, - в итоге заключил он. - Но твоя душа должна быть свободной. Сходи перед казнью в церковь. Пусть тебе отпустят грехи. Омойся в нашей проруби, почувствуй кожей холодную воду - это вода Страны Холода, в которой ты живешь. На рассвете тебе дадут яду, и ты тихо умрешь. Мы закопаем тебя под березами на границе области, чтобы твоя душа была ближе к сердцу Родины и ты переродился во что-то новое и более чистое, убийца, - напомнил Манджиро последним словом грех, совершенный обращающимся мужчиной.
  - Где ты такому научился? - удивился я речи того человека, которого знал в детстве и чаще всего видел бегущим от петухов, клюющих его в зад.
  - У Фаины, - отвечал он. Это был не первый раз, когда он говорил такое. Еще он много жестикулировал, и его кисть крутилась, как пистолет в руке вокруг подбородка.
  Я слышал, как Маня снова заходил к ней, пробирался сквозь толпу надухаренных девок в платьях, приспущенных на плече, поднимался наверх и беседовал с хозяйкой борделя. Пил с ней чай, а она пела ему песни про долгое и светлое правление.
  Я тем временем сделал новые открытия о мире, в котором мы живем. Есть понятие реальности, которое подразумевает видение нашего подсознания. У нас, у людей, оно может быть очень схожим между собой, поскольку биолого-таксономически мы принадлежим к одну виду. Если не поддаваться антуражу, можно увидеть реальность, и она покажется тебе голой и ясной, как на ладони. Можно медитировать, переключаться с деятельности на деятельность, чтобы выйти из атмосферности, хранящей в себе скоп мнений о вселенной и о людях, вызываемых порой даже уровнем света, вибрации или шума. Тогда ты вернешься из всего этого в объективную реальность. Пусть на самом деле она никогда и не будет объективной ввиду твоей собственной карты мира, которая, к сожалению, никуда не делась. Я рассказывал это и Мане, чтобы ему было проще находить подход к каждому человеку. У всех нас есть своя карта мира, на которой сливаются опыт подсознания, то есть гены и наше детство, и то, что нам навязали потом, во что мы поверили. Это и составляет рисунок или чертеж. У каждого эта карта отличается от других, и при том ни одна не является более истинной или правильной. Это я прочел в одной из книг по психологии, насколько помню.
  Но все не просто на словах. Глядя через хорошую лупу, найденную мной в барахле госпожи Фаины, я нашел самых маленьких фей. Эти существа взаправду были, причем меньше муравья. Я уверен, что они, как оформленные атомы, имеют разные вид и специализацию род разную атмосферу. Именно они составляют антураж. Возле Мани и хозяйки "Соленой лошади" я обнаружил именно пиро-пикси, то есть огненных фей...
  И два дня спустя я понял почему.
  Накануне почему-то о нас поползли слухи по всему городу. Такие же, как с Нарциссом, но они были о том, что я и их нынешний Посланник Солнца сами сожгли собственную деревню и не было никаких разбойников... Люди легко поверили в это... Из каждой тени я видел Фаину. Лично мне она говорила, что я многого не знаю о своем друге. Но я не слушал ее. Я выбрал для себя, что хочу пока слушать только одну девушку, а две для меня уже как-то много.
  Дафна тоже любит много пощебетать обо всем и обо всех. Но она это делала всегда как-то мило и по-доброму. И моем брате она не говорила ничего плохого.
  Я чувствую, как расслабляется мое лицо, да и все мое тело от воспоминаний о том, как мы вновь и вновь поднимались на чердак "Соленой лошади", разглядывали в окно горожан и их странные повадки, как пили горячее вино с медом и ели засахаренные сливы. Кстати, если взять открытую бутылку из-под того напитка, сладость и цветы, то можно собрать в сети в одно место множество милых фей красоты. Благодаря им антураж сменяется на то, что называется розовыми очками. И все вокруг становится прекрасным. Я решил, что останусь здесь, с Дафной, и мы проживем в городе вина до старости, пока не победим противную хозяйку борделя, манипулирующую Винтейном и всеми его людьми.
  Я давно замечал, что Маня что-то замышлял, и вот однажды он обратился ко мне с вопросом об алхимии, которую я открыл для себя. "Я должен призвать Королеву Ужасов, - сказал он мне. - Я уверен, что она осталась и все это время наблюдала за нами, поэтому я должен кое-что проверить".
  Я пытался отговорить его, боясь, что такой призыв будет иметь множество последствий, которые помешают нам спокойно жить в этом городе, а я уже наладил какой-никакой контакт с местными торговцами, научив их использовать ресурсы и фей для быстрого получения вина, огня и разных блюд. Меня прозвали создателем скатерти-самобранки, когда я подсказал задобрить змею сливками на столе, конфетами - фей, поставить тарелку с салатом и сухарями для панировки и завернуть все это в белую скатерть. Через час уже было полностью готовое жареное мясо змеи. Кстати, стол получился из зачарованного рисунка на полу и простых досок.
  Но Маня был уверен в том, что хочет призвать Королеву ужасов. Это должно было быть место, в котором находилось бы много корней деревьев, но мы не стали спускаться в проверенную темницу. В книге говорилось, что надо использовать благовония: жасмин, опиат и ваниль, - взять три куриные ножки, чтобы задобрить духа, молоко и девять восковых свечей. Мы устроили обряд вечером в отдельной от центра города башне, открыв окно, как и полагалось по инструкции. Башня та была неподалеку от пивной, в которой мы помогли хозяину.
  - О, дочь магии! - начал с волнением в голосе я, предчувствуя что-то плохое. - Дочь сплетен и страхов простых людей! Яви себя перед нами! Красота твоя безмерна и неоспорима! Королева Ужасов! Я, деревенский парень из дома своего отца, Феликса, и матери, Людмилы, призываю тебя в эту башню при Посланнике Солнца, Манджиро!
  После моих слов не изменилось ничего, и тогда я повторил их. В нос сильно били благовония, а вокруг нас кольцом выстроились свечи, и внезапно они сами собой зажглись. Столько огня не было давно возле нас... Я скрывал волнение, как учил меня всегда пример моего друга, но я все же чувствовал, как колени мои дрожали. На мне была длинная черная мантия колдуна, так что я сам, скорее всего, походил внешне на смерть, с моим-то бледным лицом.
  Тут перед нами из пола начала вырастать женская фигура с кокошником на голове. Мои глаза на мгновение ослепли из-за наплывшего со лба холодного пота. Маня же, озаренный ярким пламенем свечей, завороженно глядел на Королеву Ужасов.
  - Фаина! - назвал он ее, и за спиной женщины появились девять белых хвостов.
  Ее плечи беззвучно затряслись, и я почувствовал, как в пазухах моего носа зажгло пиро-феями... Кажется, она даже и не управляла ими, но через пару минут нашего затаившегося молчания и тишины в городе очагами стали возрастать крики. Мы ощутили запах дыма. Королева Ужасов сама будто испугалась этого и превратилась в привычную нам госпожу из "Соленой лошади".
  - Фаина!? - оторопел я.
  - А ты думал кто?
  Я и Маня бросили все и стали спускаться из башни. Снаружи уже все охватывал огонь. Душераздирающий вопль кота донесся до моих ушей, и друг мой ринулся туда, откуда доносился звук.
  - Маруся! - то ли с облегчением, то ли наоборот, с тревогой, громко сказал Манджиро и вынес из ближайшего здания черную и очень напуганную кошку, которая не переставала кричать.
  "А где ее хозяин?" - понял я и выбежал на главную дорогу, чтобы осмотреть ее. Но тут появился снова Великан, и пусть его не звали, в этот раз он был действительно нам нужен. На плече он нес как раз мужичка из паба.
  - Вот ваш хозяин. И что с ним делать?
  Дальше мои воспоминания были очень обрывистыми. Я вспомнил о своей милой Дафне, местоположение которой сейчас не знал, но мое сознание заскакало, как лошадь, на коей сидела уже черным духом Фаина, точно сама смерть. Она покидала нас, отстукивая копытами расстояние, и становилась тем самым ближе и ближе к центру горящего города. Не представляю, что было в голове у Мани в этот момент, но на его лице читалось: "Как потушить весь огонь? Как всех спасти?".
  Глава III: Арка Фосфора и Манджиро
  Часть 1: Ненужные городки
  - Очагов пожара и нападений разбойников становится больше по всей стране: от городов до деревень. В основном, они старых эпох, где, очевидно, чудных больше.
  - Не используйте, пожалуйста, при мне это слово, - проскрежетал седой невысокий бульдогообразный генерал, участвующий в совете при короле. - Да, может, мы без этих блаженных пьяниц и жили бы хуже, и мир в государстве Россов уже канул бы в лету. Но кто если не "чудные", как Вы их называете, из Руин виноваты в том, что наши бродяги и эмигранты превращаются в настоящих демонов, выползающих, точно ожившие мертвецы, из-под земли у нас и у вас под ногами? Под носом у короля какой-то, извините, полудурок еще во время войны вселил в парочку наших, родных злодеев жажду до Души, и теперь они размножаются, как черти, разбойничая здесь, вселяя страх и сжигая населенные пункты.
  - В-вокруг н-них всегда много пиро-пикси... - будто попытался как-то оправдать многочисленные пожары худощавый докладчик.
  - Малец, не учи меня тому, чего не видел сам своими глазами. Да ты даже представить себе не можешь, как выглядят пиро-пикси! - шлепнул генерал длинным белым платком по столу так, что солдатик вздрогнул из-за громкого звука. - Я тебя спрашиваю: кто в этом виноват!? - рявкнул он на мальца.
  Тот растерялся, на его высоком тонком лбу выступили капельки пота, а огромные белки глаз закрутили зрачки из стороны в сторону.
  - Н-н-наверное, наместники...
  Снова шлепок по столу.
  - Какие еще наместники!? Я кому говорю!? - продолжал кричать на солдатика бульдог с седыми бакенбардами.
  Но потом он прошелся еще раз по комнате и размеренным тоном сказал:
  - Нда. Похоже на то. Мы их назначаем затем, чтобы они следили за порядком на местах, а у них вместо этого города с деревнями горят, да? - генерал постучал подобранной печатью по дереву. Размышляя. - Нда-а, - снова протянул он, - а Фаину уже вызывал совет?
  - Никак нет, товарищ генерал! - четко ответил докладчик.
  - "Нет" значит? Хмм, пф-пф-пф-пфф, - запыхтел бульдог, обнимая пальцами руки свою бородку и присев на кресло за рабочим столом, с документами, ручками и прочей ерундой, которой сам генерал не пользовался и не особо желал пользоваться. Как и сидеть здесь впрочем. - Так не полагается. Непослушных чад надо ремнем бить. Вот тебя били в детстве, солдат? Отвечай честно.
  - Нет, товарищ генерал! - отчеканил тот, но сам не понял, к чему вопрос.
  - А жаль. Может, порасторопнее и посообразительнее был бы. Нашу девочку тоже надо дисциплинировать, - заключил седой, откинувшись на спинку своего стула и сложив руки на животе, не уступающем по площади территории Страны Холода.
  Солдат даже немного обиделся, но мужественно скрыл это.
  - И где же тогда она водится?
  - Она... Она пропала без вести!
  - Скрывается, наверное... - уместно предположил генерал, подняв взглад куда-то в центр просторного голубого кабинета с множеством портретов разных полководцев и монархов... Посреди всех них висела картина Анри де Тулуз-Лотрек, и на ее толстой раме было написано: ""Генерал у реки". 1881-1882". Какие же давние это времена... Сейчас и не скажешь точно, сколько столетий прошло. Так сильно исказила мировосприятие та Волна Безумия.
  - А где Манджиро? Случаем, не он ли виноват во всем?
  - Но... Но ведь это только народные слухи... - отвечал растерянно солдат.
  Генерал посмеялся и сказал:
  - Может быть... - и спрятал в ящик своего стола какое-то письмо.
  - Так каков Ваш приказ? Локализовать новый пожар и эвакуировать людей в города-спасители?
  - Я бы сказал: пусть горят... Эти жалкие пепельные городки. Но кто ж мне этого потом простит? На Винтейн уже направлено из ближайшей области четыре вертолета, два из которых для тушения. Так, на всякий случай.
  - Всего четыре? А не слишком ли это мало?
  - Ты забываешься! Солдат! - закричал седой на молодого, стукнув по столу, и последний опять вздрогнул. - Этого более чем достаточно, чтобы переправить колек после пожара! У нас не так много вертолетов и людей, которые могут переходить из парадигмы в парадигму без последствий. Обычно всех мучают жуткие кошмары и душевные страдания. Иди отсюда уже и передай вот этот сверток главе королевской гвардии в столице. Пусть поджидают Фаину с ее свитой.
  Солдатик дернулся к протянутой генералом руке, взял то, что ему приказали отнести, отдал честь и побежал так, будто это поручение было важно лично для него. Но врезался за дверю в одну очень важную и влиятельную персону. "Тлей", - сказал солдату король.
  - Еруим! - резко встал из-за стола генерал, приветствуя вошедшего мужчину. - Что же привело Ваше Величество в скромный кабинет Вашего генерала?
  - Не панибратствуй, Селезень. Сядь, я не ругаться с тобой пришел, - пообещал король, но вслед за ним в помещение вошел и тринадцатилетний мальчик, светловолосый и синеглазый, как и сам Еруим.
  - Ваше... Высочество... - вдруг как будто испуганно обозначил генерал, что понял, кто перед ним находится.
  Сам король любил быть выше своих подданных, хотя и был очень молод и сравнительно невысок. Поэтому он часто усаживал их, а сам либо стоял, либо занимал место на троне, до которого в главном зале традиционно сохранялись целых пять добрых ступенек. Малец рядом с ним тоже не стал садиться, хотя взгляд его больших сапфировых глаз все равно едва ли мог сравняться с уровнем генерала на его кресле. Лишь когда он разглядел ребенка, Еруим надел на голову мальчика шляпу, с широкими полями и черными маховыми перьями ворона с парочкой соколиных только для украшения. В целом тот убор, который, можно сказать, подарил король своему двоюродному брату, был мрачным предвещанием его смерти. Мать и отец его давно уже скончались от болезни, и то же ждало вскоре их сына, которого так хотел посадить первый секретарь и его дядя, Ельген, на престол. Но этому не суждено было случиться - не в этой жизни.
  - Ну что, угостишь короля своим любимым коньяком только что с дуба?
  - Д-да! Д-да! - Селезень застрясся, но открыл последний и самый большой ящик своего стола. В нем было двойное дно, генерал открыл и его и достал для Его Величества уплощенную стеклянную бутыль. В другом ящике стояли стаканы. Селезень достал один из них и поставил перед Еруимом.
  - А ты что же, не будешь пить за долгое правление своего короля?
  Генерал хмыкнул.
  - А Ваш брат тоже будет?
  - Неужели ты не слышал мои слова? Похоже, ты стал слишком стар.
  Седой выставил все три стакана и разлил по ним немного коньяка.
  - А что же так мало? - пожаловался король. - В мою честь можешь выпить и больше. Так и всем долей.
  Селезень снова посмотрел на Еруима, но тот продолжал испытывать его.
  - Вот так, до краев, да!
  - Простите, Ваше Величество, но этот напиток так не пьется... Боюсь, он может случайно обжечь Ваше нежное горло... - попытался генерал остановить короля, но он, похоже, загорался лишь еще больше.
  - "Мое нежное горло"? - усмехнулся он. - Селезень, ты правда веришь в то, что мое горло такое же нежное, как у девицы, которую ты каждый раз, как оказываешься во дворце, зовешь в свои покои? Да, я давно заприметил ее... - говорил мужчина, продолжая глядеть генералу прямо в глаза. - Похоже, она и вправду очень ранимая. Как ни странно, именно когда ты не теряешься где-то по городам и не занимаешься неизвестно чем, а приезжаешь сюда, я сразу же замечаю на ее шее странные следы. Представляешь, ее обжигает твой напиток очень творческим образом: в форме толстых пальцев. У тебя они тоже не тонкие... Не как у нее, - обратил внимание Еруим. - Вот я и хочу посмотреть... Насколько огрубевшее от коньяка горло у тебя, - поднял слегка над головой король свой стакан, проливая с краев алкоголь. - За мое цветущее и вечное правление!
  Седой Селезень наоборот отпустил свой напиток. И схватился за сердце.
  - Нет. Ты не умрешь. Не сейчас, когда я смотрю на тебя. Не время еще, - сказал на это мужчина напротив седого генерала и сунул ему в руку прозрачный и чистый, как бриллиант, камень. Тот наполнился от потливой толстой ладошки бульдога у сердца красновато-черной примесью, и уже в следующие секунды порозовевший и испуганный на мгновение появившейся Смертью генерал смог пустить в легкие гораздо больше воздуха и отдышаться. Рука его отпустила сжимаемый мундир и сама взялась за стакан с коньяком.
  - Вкус терруара... - посмаковал Еруим. - А ведь ты всегда его любил, если вспомнить. Ты думаешь, я ничего о тебе не знаю? Я знаю все, - говорил он и параллельно давал жгучий напиток в руки мальчику около себя. - Пей, - приказал он двоюродному младшему брату. - Пей, пока целиком дно не увидишь в стакане, - но ребенок начал закашливаться. В свои тринадцать лет он и так слишком отличался по поведению, сообразительности и уровню социализации от ровесников, поэтому сейчас не мог возражать старшему, будто являлся совсем маленьким мальчиком, хотя уже и был очень начитанным. Все же большое количество книг не могло спасти ни душу, ни разум обреченного и легко управляемого другими. - Эта девчонка тоже пока побудет моей, а ты можешь понаблюдать со стороны, - сказал Еруим о Фаине. - И будь благодарен, что я еще даю тебе такой шанс. За измену с тебя давно должны были содрать шкуру. Пей! - последним приказом обратился король снова к брату, но тот вдруг начал блевать на стол генерала. - Доктора! - закричал мужчина, и в двери быстро ворвались белые халаты.
  Еруим уже собирался уходить, как услышал стук в окно на четвертом этаже с высокими потолками. Он обернулся и увидел тень, которую оставлял ангел, обнимавший стекло. Король стал любопытствующе рассматривать его и подошел к окну. На нем в воздухе висел мальчик с белыми кудрями и небесно-голубыми глазами. Он улыбался и продолжал заглядывать в кабинет генерала с вызовом. Затем ангел снова постучался, как бы прося его впустить, но Еруим лишь показал ему свой оскал, насмехаясь над крылатым явлением небес. Тогда лицо мальчика переменилось на ярость, и он начал с силой бить по стеклу так, что внутри отчетливо слышались только его удары с улицы, и тем, кто находился в комнате, стало не по себе и даже страшно от неестественного выражения лица ребенка. Но в следующее мгновение ангелок пропал. Так же быстро и неожиданно, как и появился.
  Часть 2: Негорящий Фосфор
  В лес на охоту шли отцы, сыновья,
  А матери ждали их с дальней дороги.
  Находиться в дому должны матеря,
  Сохраняя очаг их общей берлоги.
  Пока за окном завывали метели
  Погоды зловещей и роковой,
  В тепле и защите матери пели,
  Зовя нетронутыми любимых судьбой.
  Но знали все, что в лесу все плодятся
  Опасности, страхи и ужас природы,
  Что волки в стаи зимою сплотятся
  И выпрыгнут с воем и шумом охоты.
  И матери ночью, у окна ожидая,
  Увидят за пламенем свечки фигуры
  Родных у бессмертности и гибели края,
  Знакомых смелостью своею натуры.
  Но забирает жена их другая:
  Та, что косу на плече держит верно.
  Для всех и каждого судьба любая
  Окончится ею, с часом померно.
  Этот стишок постоянно повторял Маня. Только это и слышал я в начале. Он бегал из стороны в сторону, пытаясь каждому помочь, и будто приводил себя в чувство стихотворением нашего детства. Стихотворением, которое читала ему его мать жуткой и страшной зимой, когда бывало невероятно холодно.
  ***
  Ощущение, что мир для тебя закончился. Осталась только вражда со всем, что вокруг тебя. Только страх умереть бьет дрожью тебя. Нет, сначала кажется, людей вокруг тебя. Как и дорог, по которым можно бежать. В горле встает ком, как от простуды, но ты не можешь откашляться от него. Пытаешься - и только больше чувствуешь, что задыхаешься. Нарастает паника. Уже представляешь свое красное, затем синеющее умирающее лицо, как в детективных книгах. Вот только твою смерть никто не раскроет. Ведь нет никого. Никого нет. Только ты, твой ком в горле и холод вокруг. Только твои руки и твое же горло, сжимающееся так, что не проходит ни один пузырек воздуха.
  "Надо успокоиться, - диктуешь своему Я, и стыдно перед самим собой. - Как это делает Маня?.. Какой ты плакса, Феликс! Какая тряпка! Ты должен выживать, а не паниковать в соплях и огне! Просто проглоти! Больше не пытайся отхаркнуть или откашлять ком. Так... Больше сглатывай слюну. Дыши спокойнее. Да, во рту стало сухо, но спокойно! Теперь вдохни носом, а выдохни ртом. Несколько раз. Так что мы видим? Надо успокоиться. Надо описать. Огонь не окольцовывает город, он внутри, поулочно. А люди... Люди...".
  Я видел... Видел, как на меня идет Дафна... Без каблуков, просто босиком... Часть ее лица поразила судорога, ноги она ломанно переставляла одну за другой. Она пыталась что-то сказать мне, но хрипела. Шла она, скручиваясь от какой-то боли у нее внутри. Она сильно хваталась рукой за живот, сжимая в кулаке белое платье в цветочек, которое нередко надевала раньше. Вдруг она остановилась, и взгляд ее выпученных больших глаз застыл на мне. Эта ужасающая картина... Дафна смотрела на меня, и один ее зрачок был сильно меньше другого. Будто точка посреди радужки, как если бы в нее ткнули острой иголкой. Моя девушка дрогнула... И начала кашлять. С губы ее потекла попавшая брызгами на кожу мокрота, как пена, какого-то розоватого цвета, который хорошо было видно в свете пламени около меня, от которого я уже почти сжарился будто изнутри. Но продолжал стоять на месте и смотреть, как умирает служанка. Тут ее тело жестко перегнуло, и рвотой из Дафны вышла какая-то светящаяся в ночи жидкость. За ее спиной я вдруг увидел сотню таких людей. Они выглядели безумными... Кричали просто так в стену, в небо. Ругались. Кто-то из них падал и бился в конвульсиях прямо на земле, и другие бежали, наступая прямо на них. Их кожа то покрывалась обширными ожогами, то загоралась прямо у меня на глазах. Все вокруг превратилось в ад!
  И среди него... Среди светящейся рвоты, розовой пены и самовоспламеняющихся психов будто под невидимым куполом сидел, обняв свои колени, плачущий мальчик. Сам воздух вокруг него горел, но зеленым пламенем. Я разглядывал ребенка и его огонь, как и тот, что кидался с человека на человека, и ничего не делал. Но вдруг кто-то сильно толкнул меня в плечо, одним движением сбив меня с ног, и я почувствовал боль от самого локтя. Это был Великан. Здоровяк в следующее же мгновение наклонился быстро ко мне, схватил меня за плечи, потряс, как куклу, так что капюшон черной мантии спал с моей головы, он меня поднял и поставил обратно. Но после его медвежьих дерганий я с трудом, признаться честно, устоял на своих двоих, почувствовав, как с трудом держу собственное тело на ногах и упираюсь в землю, будто она отчаянно тянет меня к себе. Как уже мертвеца.
  - Приди в себя! Ты пялишься на демона, пока город, за который ты тоже был в ответе, сгорает до тла! Тут уже нечем дышать! Тебя спасает только твоя магия! А что делать с другими людьми, которые о ней не знают!? У них есть только вера в своего Посланника Солнца, а где он сейчас? Маня бегает от домика к домику, пока сам не сгорит здесь заживо!..
  "Ну все... - подумал я. - Сейчас он предложит сбежать из этого города. Снова сбежать и бросить товарищей... Этот мерзкий тип..." - но Великан опять тряхнул меня, и мозги мои перемешались в жидкости черепной коробки.
  - Эй! Ты вообще меня слышишь!? Это была не твоя Фаина! - попытался он будто успокоить меня. Сам повернул мне голову в сторону, и я увидел, что рядом стоит седой задыхающийся в рвоте старик. И я заплакал. - Мане нужно помочь! Мы не можем оставить его и всех остальных людей так! Давай, колдуй, колдун хренов! А я буду помогать отыскивать остальной народ. И кошку подержи! - вдруг впихнул в мои руки он Марусю. Без Манджиро она казалась сейчас просто бешеной, и царапалась так, что оставляла на мне глубокие кровавые подтеки и следы, как после удара тесаком. Но я продолжал держать Марусю. Как я посмотрю другу в глаза, если не уберегу даже его кошку?
  Я не знал, как я должен колдовать. Ускакавшая на лошади Фаина будто длинной черной фатой касалась всех стен и земли за собой, остужая их и туша тем самым пламя. Но ее давно уже не было видно поблизости, и новый и новый пожар продолжал возгараться разрастаться.
  Я решил положиться на то, в чем я всегда должен быть уверен: в своих знаниях. Я закрыл глаза, чтобы не доставать из мешка кота Шредингера, и представил, что я видел до того, как мы поднялись в ту самую злосчастную башню.
  Испуганные, страдающие мотыльки, ударяющиеся о мое лицо и врезающиеся в уши, светлячки, птицы, собаки, - все бежали от пожара, а из центра доносился звон колокола. Хотя на него, наверное, никто уже реагировать не мог.
  Я... Я видел надвигавшиеся тучи... Да, я уверен, что звезды на небе сейчас должно полностью заслонять грозовое облако, а гроза сейчас - это то, что нужно. Я несколько раз представил себе эту картину, абстрагировавшись так, что уже давно не слышал плача мальчика неподалеку от себя. Зато до меня донесся стук грома. Он приближался, пока не ударил над моей головой так, что дрогнуло сильно все тело. Как будто небо сбросило на нас тяжелый валун, готовый раздавить и превратить в кровавую кашу и мясо всех людей под собой. Я услышал собственное шумное дыхание, и поднял веки уже как сквозь пелену вылитого на голову ведра воды. Все вокруг накрывал дождь.
  И снова... Кроме мальчика... Я подошел к нему сквозь пугающе умирающих в страданиях воющих людей, которые даже не видели ничего перед собой, а когда наклонился над ним, он посмотрел на меня, и в этом ребенке я точно увидел самое красивое существо на земле. Его лицо все светилось и выражало доброту, оно было ангельским. Зеленое пламя отступило, подпустив меня ближе к тому, кто плакал в нем, как под куполом. Чистые голубые глаза этого дитя будто содержали в себе целый мир. Такое впечатление передавал тот необычный ребенок.
  - Как... Как тебя зовут? - спросил я относительно тихо несмотря на ливень и гром, зная, что меня все равно услышат.
  - Фосфор, - ответил так же негромко мальчик с блестящими, как море в лучах солнца, белыми кудрями. - Я ненавижу людей, - искренне сказало дитя, и я не поверил своим ушам. - Это вы закоптили все небо безумием и своей завистью. Ненавистью. И гневом.
  - Так зачем же тебе становиться как мы? - еле слышимо задал я резонный вопрос.
  - Так затем, чтобы отплатить вам той же монетой, - сказал мальчик, и за его спиной появились покрытые пухом и перьями ангельские крылышки.
  Он посмотрел вдруг на меня с такой злобой, какой я не видел никогда ни в разбойниках, ни в пожирающем все живое огне.
  И мальчик взлетел, точно птица, в небо, озаряя его и прекращая дождь. Но вместе с тем, как он оказался среди звезд, потух и весь огонь в городе.
  Винтейн затих, и я обратил внимание, что и кошка затихла у меня на руках. Маруся лишь испуганно поднимала на меня свои широко раскрытые желто-зеленые глаза и сильнее вжималась в широкий и теплый карман моей мантии, в котором я держал ее.
  Но люди выглядели обезжизненными. Они лишь немного постанывали, волоча свои истерзанные зеленым огнем тела, и дымились под остужающим их дождем, как будто какие-то зомби, которые ничего не видели перед собой. Некоторые бились об стены и столбы разбитых фонарей, попавшихся им на пути, кто-то падал с деревянных мостиков над небольшими рвами с канализацией.
  Я увидел Маню, за которым уже бегала его личная бригада, и в ней я узнал нескольких людей, которым мой друг за наше время в Винтейне успел помочь. Вместе они доставали из-под тлеющих балок придавленных стариков, которые не смогли вовремя и самостоятельно даже покинуть дом. Но земля под нашими ногами затряслась, будто в предсмертных конвульсиях ее Души... Похоже, она все же здесь была, но ее... Никто не уберег. Еще один город остался с вырванным сердцем.
  "Кто, если не я?" и "Как? Что я должен сейчас сделать?" крутятся наверняка мысли в голове Манджиро прямо сейчас. Он тоже чувствует это - Душа покидает Винтейн.
  На небе вдруг появилась странная шумная машина с красными лампочками. Это вертолет! Как я сразу не понял, что это такое? Он прилетел тушить Винтейн! Но почему так быстро? Я знаю, что в мегаполисах, наверное, полно таких штук, и они нужны затем, чтобы тушить обширные пожары, но откуда люди из крупных городов узнали о том, что здесь все горит? В любом случае они опоздали, но, если бы они прибыли всего на пару минут раньше, они бы действительно успели. И это было бы очень странно.
  - Эй! Тащи свою жопу сюда! Мы эвакуируем людей!
  - Подожди, но... Хватит ли вертолетов? И им нужно сначала оказать первую помощь. Многим придется промывать желудки после паров фосфора и обрабатывать накожные раны! А где мы возьмем медный купорос?
  - Рос выкуп или не рос, я не понимаю, о чем ты, а вертолеты еще будут! Я в этом уверен! Главное, чтобы на нашу "звезду" в небе не напоролись.
  - Это ты так про Фосфора что ли?
  - Говорю: собирать людей! - закричал командно Манджиро, а за его спиной стал подбегать уже Великан с кем-то из уцелевших.
  - Я собрал группу на площади за аркой! - отрапортовал он коротко.
  - Учись! - показал мне большим пальцем на паренька в два метра ростом мой друг, и я развернулся, чтобы поискать выживших.
  Люди не сильно доверяли мне, но те, у кого сознание четко застелила пелена произошедшего, даже никак не сопротивлялись. И мне пришлось покомандовать немного: две матери и какой-то пьяный псих вынуждены были слушаться меня и собирать пострадавших в одну группку. Нам пришлось даже вылавливать ребенка из канализации, который упал туда совершенно без сил. Запах стоял зловещий, но общая и слаженная работа накладывала на плечи приятное напряжение мышц и приводила в некоторое возбуждение и тонус. Было уже все равно на вонь вокруг нас, на грязь, на то, как отталкивающе выглядели некоторые люди из-за обожженной кожи и разбросанных соплей. Наверное, так себя обычно чувствуют медики в горячих точках. Это просто долг: спасти всех, пока сам не свалишься с ног лицом в землю.
  Да, я сначала сказал, что плохо помню, что произошло, поскольку меня самого подхватило сначала происходившее безумие. Во мне оставалось только впечатление от того, что случилось в начале, а спасение для меня стало уже совершенно другим событием.
  Но я видел, как в то же время в темных уголках появлялись немощные и едва ли человеческие фигуры. Возможно, это те же проклятые разбойники, которых видели мы в Кохлее...
  Я вспомнил об этом и начал искать срочно своего друга, но нигде не видел его. Зато мне легко постоянно попадался Великан, и я спросил его.
  - Он убивает своих демонов, - вот что он ответил мне.
  "Что если они появились, потому что я думал о них? Желал мести?" - позже говорил мне Маня, но его рассуждения пугали меня. Я все время считал, что никто так хорошо не справляется со своим стрессом как он. Но, похоже, это было не так.
  Я нашел его рядом с переулком, в котором, грязный и мокрый от ливня и луж вокруг себя, Манджиро избивал живую тень. Я тоже увидел в ней это. Это было существо, что вылезало из-под земли, как тогда в Кохлее. Все это реально... Мой приятель на моих глазах превращался в монстра, который в ярости уже скорее всего не знал самого себя. Он продолжал мучать тень, которая никак не давала отпор. Это действительно был не разбойник. Не знаю, что это было, но вокруг него было множество пиро-фей, которые провоцировали легко воспламеняющиеся вещества к возгоранию. Они были похожи на маленькие таблетки из аптечек людей, спустившихся из вертолетов, но с горящими красным попками, как у светлячков.
  - Мань... - попытался я позвать друга, и кошка, все время находившаяся со мной, мяукнула ему.
  Он обернулся, держа за шиворот тень. Все его лицо было в слезах, как у маленького мальчика, и вина кольнула меня в сердце.
  - Маруся... - посмотрел он в глаза черной, и она выпрыгнула из моего кармана к нему.
  Отпустив существо, которое тут же растворилась в земле под ногами, Манджиро трясущейся ладонью бережно, насколько мог, погладил кошку.
  - Ты козел! - вдруг почувствовал я ненависть к своему другу. - Если бы ты не пытался поэкспериментировать с призывом этой кицунэ, Королевы Ужасов, или кто она там теперь, всего этого бы не было! Не было! Зачем мы вообще вкладывались в этот город, если вся наша помощь была напрасной!?
  - Ты дурак, помощь людям не может быть напрасной! - рявкнул на меня Маня, а Маруся запрыгнула на него и зашипела в мою сторону.
  - Это ты сам вдолбил себе в голову еще в детстве! Но мир жесток! Жесток... И иногда нет смысла помогать.
  - Ты ошибаешься... Кто, если не мы? Вот большинство людей так и думает, как ты сейчас сказал, поэтому и получается такая ерунда! Запустишь в сеть, а оно вернется! Возьми свои слова назад!
  - Посмотри! На всех людей даже не хватает вертолетов... - отчаялся я и показал пальцем в сторону площади, на которой проводилась эвакуация. Толпы раненых и умирающих заполняли все.
  - Значит, не было людей, кто еще мог бы прилететь за нами. Тем более этот транспорт, очевидно, очень быстрый. Он еще может слетать в другой город и вернуться сюда, за оставшимися. В этот раз я не сдамся и не оставлю никого в беде. И ты тоже не можешь так поступить! Эти люди остались без Души своей малой родины, как и мы! Кто, если не мы можем понять их?
  - Да... Да... - согласился я.
  Маня как всегда был прав.
  Когда мы вызволяли всех тех людей, когда они или их родственники говорили "спасибо", сам же чувствовал себя горделиво. И то ощущение было очень приятным. Согревающим, как бальзам на сердце. Наверное, так и работает помощь другим. Когда посылаешь в магическую паутину, создающую связи между тобой и кем-то рядом с тобой, добро, оно возвращается к тебе теплотой. Наверное, в этом и есть смысл жизни.
  Часть 3: По просторам стелились мысли о вечном (от лица Фаины)
  Мое имя, как ни странно, значит "сияющая" и "блестящая". Но блещу ли я? Я считаю, я являюсь тенью для Мани. Может, меня к нему тянет лишь моя память о потерянном друге.
  Давно еще я поняла, что могу путешествовать сквозь время. Тогда я и решила, что хочу находиться в начале пути Манджиро именно будучи взрослой женщиной. Я в прошлом назначила первого Посланника Солнца, найдя скитавшегося Бога, человека, который мог жить гораздо дольше всех остальных. Это было его проклятие, но он пользовался им для любви к себе. А симпатия всех других людей сильно тешила его самолюбие, радовала его и заставляла искриться. Можно сказать, что кроме Мани Нарцисс был первым сияющим мужчиной для меня. Еще тогда я придумала план по возвышению Манджиро. Некий самозванец, Посланник Солнца, который совращает несчастных женщин, пользующийся даже потаенным распутством монашек... Это должно было привлечь золотистого мальчика и его друга, темную лошадку, Феликса. Они бы свергли Нарцисса, Маня занял бы трон и надел бы на голову меандровую тиару, означающую его власть в Винтейне. А победа над держащей в страхе весь город Королевой Ужасов, с которой ничего не мог сделать Нарцисс, утвердила бы его положение на скромном винном троне. Но что дальше? А ведь людям не так до этого плохо жилось с Посланником Солнца. При нем никто, за исключением духа, не был угрозой для Винтейна. Денег всегда хватало, мои училища набирали все новых людей, а любви Нарцисса к себе хватало и на народ. Великан со своими сестрами поддерживал его. Это должно было рано или поздно разрушить уверенность Манджиро. Слух о том, что именно он и его друг сожгли свою деревню, разгромил бы их, особенно с новым пожаром.
  Это было бы моей местью Мане за то, что сдал меня в бордель, а моему бывшему другу - за то, что бросил меня и спрятался в моем же городе, поджав хвост, как бешеная псина. Ведь они так похожи. Зато я сама начала бы свой путь к возвышению. Я бы добилась отделения Винтейна от Страны Холода и создала бы свое маленькое королевство.
  И тогда я решила заглянуть в будущее, чтобы лишний раз удостовериться, что мой план сработает. Я знала и то, что Манджиро мечтал с детства, как Пертинакс, через военное дело подняться и стать королем, но оба пожара закрепили за ним петлю, в которой он застрял и не смог воплотить собственную идею в жизнь. Я знала, что благодаря мне и Феликсу все это началось. Я нашла лагерь детей-наводчиков, которые искали деревню с Душой, чтобы накормить проклятых Руинами разбойников. Я подсказала им найти мальчика с белой, как бумага, кожей и черными, как уголек, волосами, который не умеет общаться с живыми людьми и только и делает, что читает книжки. Дальше дело было за самим Феликсом, и он привел смерть в родную Кохлею.
  Но в будущем я увидела собственное поражение. Любым способом Маня побеждал и добивался своих целей. А я сожгла собственного друга в Винтейне.
  Тогда я испугалась. Лисья душа не слишком-то поддавалась скрипу совести, но страх перед окончательной потерей дорогого мне человека и перед моим же падением заставил меня тогда все же переосмыслить некоторые моменты в жизни. Бывает, что я зацикливаюсь на простых людишках...
  На самом деле созданная мною петля для Манджиро только помогала ему. Если бы не мои действия, то он навсегда бы так и остался в своей Кохлее. Таскал бы ведра с водой с колонки для бабушки и мамы своего друга и убирал бы лошадиный навоз в конюшне. Деревенская романтика.
  На второе явление пожара я решила в таком случае подослать Фосфора. Только он мог так же быстро остановить огонь, как и создать. В этом и состояла задумка. Так было безопаснее без всех. А Центру я доложила об этом еще до самого дня возникновения пожара, чтобы они вовремя направили вертолеты к нам.
  Но чем дольше я наблюдала за тем, как Маня вершит свою судьбу, тем больше я думала: "А правильно ли я проживаю свою жизнь?". Чем дольше я путешествую во времени, тем короче становится само мое существование. Да, я в любом случае никуда не испарюсь и не исчезну, но я трансформируюсь в неосязаемое нечто и буду обитать где-нибудь в траве, в дубе или под березой с закопанными Еруимом черепами. Да, если кто еще не знал, так выглядит авторитет действующего короля: он закопал под каждым белым деревцем по человеческой голове, в которой держалась мысль о том, что Еруим - и никто другой - может возглавлять необъятное и морозное государство Россов. Тем же способом должен воспользоваться и Манджиро, если хочет, чтобы его багровые лилии хорошо распустились на белом ковре из снега на его королевской накидке. Кстати, кто бы мог подумать, что эти двое - родственники? Хотя да, посмотри лишь в лицо или даже на волосы каждого, и сразу поймешь, что к чему здесь. "И как королевского отпрыска забросило в деревню на другом конце страны?" - спросите вы? Все при Еруиме знают о его жажде власти. А особенно вовремя это поняли его исправившийся отец, Ельген, и Хайсей.
  Кто такой Хайсей? Он на самом деле брат матери маленького наследника престола - кузена короля. Он же был учителем и наставником мальчика. Его Центр опрометиво послал в Винтейн, чтобы проверить мою работу и претендента на место Еруима, который, похоже, всем там уже надоел. Они не знают, что за сила прячется за спиной сияющего Манджиро. Они хотят сделать из него марионетку, короля, которым легко будет управлять.
  Они же не знают и о том, кто такой Фосфор, зачем и от кого он взялся. А Волна Безумия подчистила не всех верующих в апокалипсис. И я стала карой не для всех.
  Похоже, не скоро я буду сиять.
  ***
  - А поговорим о любви?
  - Если хочешь...
  Я рассмеялась, но это было нервно.
  - Нет! Я хотела только смутить тебя.
  - Нет, ну, если ты хочешь, то мы можем и поговорить об этом. Что такое любовь? Я думаю... Любовь - это прежде всего совместная симпатия двух молодых людей, так как я человек консервативный, разных полов. Они могут чем-либо жертвовать в угоду интересам и желаниям своей второй половинки. Я могу так же разделить как любовь осмысленную, мол человека люблю именно что с какими-либо мыслями о нем, чтобы сделать что-то для него и так далее, так и любовь чисто сердечную. Это сложное разделение, но я, пусть и не четко, но разделяю любовь мозгом, так сказать, и любовь сердцем.
  - А ты серьезно отнесся к моему вопросу. Не думала, что ты так ответишь.
  - С чего бы я не ответил? Ты же знаешь, ты можешь спросить у меня что угодно и когда угодно. И я всегда тебе отвечу.
  ***
  - А ты знаешь... Что у меня есть тайна?
  - Да? И какая же? - любопытствующе поднимал на меня глаза он. Именно слушая его поддержку как от друга я начинала больше ухаживать зв собой и пробовать новые образы для себя, чтобы чувствовать себя привлекательнее.
  - Знаешь духа, что пугает каждого ребенка и даже взрослого в этом городе? Королева Ужасов... Так ее называют. Алый кокошник с серебряным орнаментом, панцирная маска, платье с металлическими щитками... И рост под два метра. Она прекрасна и ужасна.
  - Пф, - только и ответил друг. - "Прекрасна и ужасна", - это как сказка о самой себе. Разве будет кто-то бояться красивой девушки?
  И я тогда легонько оторопела.
  - Как ты понял, что я говорю о себе?
  - О себе? Откуда я мог знать, что о себе? Хочешь сказать, ты переодеваешься в симпатичного двухметрового монстра, ковыляешь до первого попавшегося парня, клеишь его, а он в ответ на это визжит и убегает? Ох, ну я даже не знаю, что тебе на это сказать. Наверное, ты очень несчастная женщина. Хочешь, утешу? Такие великанши, как ты, как раз всегда были в моем вкусе. Только ноги побрей, а то у титанов, наверное, один волос размером с мою голову будет.
  - Боишься запутаться или задохнуться?
  - И то, и другое. Так что, это и есть твоя тайна?
  - Ох... Да... Но... Я не переодеваюсь. Я перевоплощаюсь в нее. Я же ведьма-лиса, ты не знал? Я могу превратиться во что угодно и в кого угодно. Я даже когда-то была лисой плодородия и дарила этот хороший виноград людям, но вот они решили, что я дарю только ужас...
  - Зато назвали королевой. А при мне можешь перевоплотиться?
  - Да...
  Такими были наши разговоры. И я могла попросить его о чем угодно. Он всегда был на все согласен, охотно говорил обо всем... И я доверяла ему.
  Но все имеет свойство заканчиваться.
  - Я "вырос" тогда из нашего общения. А последняя прогулка мне показала, что те темы, на которые мы говорили раньше, мне больше не интересны. Что было, то прошло, и я никак тебе не смогу уже об этом сказать иначе. Как сказал тогда, так и сказал. Как смог.
  Так он объяснил мне, когда я была в будущем рядом с Манджиро, когда тот уже занял свое законное место на троне. Я встретила своего друга в столице, и уже столько времени спустя только он объяснил мне, почему прекратил всяческое общение со мной. Он вырос, стал серьезным молодым человеком, обрел новую девушку, невесту, и жил счастливо. Без меня. Наконец-то он превратил мою печаль в ненависть к нему.
  Я пожалела, что не устроила тогда в Винтейне полномасштабный пожарище. "Но у меня остались о тебе приятные воспоминания", - вот что он сказал мне. Если и так, то он набрался этих "приятных воспоминаний" для себя, а затем оставил мне одно самое плохое. Избавился от меня. Сам для себя решил, что я к его кругу общения больше не подхожу. Оставил меня в непонимании, в растерянности, в безызвестности. Решил все со мной без меня. Дольше года я думала, почему же так случилось. Что я натворила? А может, он давно изменил свое отношение ко мне? Но почему? Почему ко мне? Я души не чаяла в нем, я доверяла ему все, а он решил, что я стала для него скучной. Что он выше общения со мной.
  Это... Не первый раз, когда ко мне относятся так. Видимо, такова судьба у девчонки из борделя. И ведь я сама себе выбрала ее, как бы мне ни не хотелось вспоминать его слова о том, что каждый сам строит свою жизнь и сам повинен во всех своих проблемах.
  ***
  Манджиро стал мне заменой того друга. Они были похожи внешне, оба были интересны, у обоих в начале горели глаза рядом со мной. Маня приходил ко мне в мою чайную комнату и проводил время со мной. Он любил имбирное печенье и чай с малиной и мятой. Он спрашивал советы по поводу своих дел в городе, прислушивался к ним, рассуждал со мной на некоторые темы, и это стало какой-то сладкой отдушиной для меня. Я стала жить в розах и пионах, в ароматах вкусностей и разговоров, которые мне дарил новый будущий король. Я поняла, что если в любом случае он дойдет до своей мечты, то я могу лишь помочь ему в этом. Да, Феликс, его друг, вряд ли поймет мою мысль и мою идею, но ему придется принять это, когда страну усеет снег Манджировского меха. Поверх выращенных мною пылающих, как вино для глинтвейна, багровых лилий.
  Теперь я верю полностью этому недорослику. Но стоит ли так отдавать себя простому человеку? Лисье чутье подсказывает, что нет, а будущее говорит "да". Нутро подсознания или видимый опыт? Можно ли доверять этим путешествиям во времени? Магическая сеть на то и существует, чтобы быть явным и живым доказательством того, что мир очень изменчив и что каждый видит его по-своему. Насколько логично то, что хочет устроить Манджиро? Этот котик, Маня, пока что только и бьет горшки. Еще не было доказательства того, что его решения приводят к чему-то стоящему в этой временной линии.
  А в какой мы временной линии?
  Часть 4: Путь до столицы без обоза
  Мы, я, Маня, Великан и Дафна, действительно перевезли многих людей в другой город - город спасения, Аполлонию, как ее называют местные. Но некоторыми пришлось пожертвовать. Не было времени и ресурсов, чтобы транспортировать каждого, да и некоторых было уже невозможно поднять: земля забирала их себе. Фаины среди нас не было, зато шел слушок, что в лесах, простирающихся между Аполлонией и Винтейном, чудовище в виде женщины с металлом вместо зубов и когтей нападет на всех людей, что только находит. Но Маня не верил мне:
  - Это не может быть Фаина, - говорил он. - Она только хитрая, как лиса, и выживает, но она не нападает на других по своей прихоти.
  - Да-да, - скептически относился к подобным его фразочкам я. - Она же "великолепная женщина"...
  Но мой друг на этой строчке меня уже не слушал.
  - Оставь его. Он потерял в том пожаре важного для себя человека, - убеждал меня мудрый женский голос.
  - Это про Фаину-то? Не говори мне таких вещей, Дафна, - просил я ее, в тайне, однако, радуясь, что она сейчас со мной, а не где-то там, в зеленом огне, который, пусть и потух, но все еще оставался в моем сознании.
  - Так, еще надо раздать сухпайки. Ставьте сюда, - распоряжался Маня, будто был важной шишкой среди военных Аполлонии.
  Местные больницы были переполнены, а жилье давали людям не сразу. Сейчас мы находились в другой парадигме. Аполлония, не смотря на свое название, была уже ближе к современности и походила на провинциальный, с большой историей, очень традиционный городок. Но деньги здесь уже были совсем другими, и власти явно не собирались менять это и не стремились даже хотя бы к какому-то подобию единообразия. Прибывшие из Винтейна предлагали свои рабочие руки в обмен на кров и те золотые украшения, что были у них с собой. Кто-то даже умудрился прихватить вино, и вот его очень полюбили аполлоновцы. Тем не менее, раздача минимальных предметов быта и еды все равно создавала некую поддержку оставшимся без родного дома людям. В то же время это была возможность хоть как-то разгрузиться Мане. Он полностью ушел в это свое волонтерство, и окружающие не оставляли его без благодарности, видя, кто так ухаживает за ними и тратит столько времени на помощь обездоленным. Но он смущался, не принимал скромные подарки, если такие были, и их заботу. Это вызывало в нем даже отчасти неприятное чувство: будто люди не привыкли получать то, что должно быть у них по праву, и благодарны ему за то, что входило в его обязанности, словно это являлось просто душевным позывом.
  - Так должно быть, - говорил он. - Если человек в твоей стране теряет все, то это ты должен обеспечить ему жилье, еду и работу. А я и этого не могу.
  Он не договаривал: мы не можем это сделать, потому что сами снова остались без ничего. Наверное, поэтому, нами сами военные могли помыкать, как могли. Вот они и пришли по наши души, чтобы отправить нас в Центр.
  - Ты еще не король, чтобы так рассуждать. В принципе, ни один король и не станет заботиться о каждом человеке в своей стране. Это невозможно.
  - Знаю я, - сказал он и стал ворчать на меня.
  Но к нему подбежала бабушка, стала совать в карманы штанов Мане всякие сладкие конфеты в яркой зеленой обертке с нарисованными ромашками, гладить его, обнимать и очень сильно благодарить. Только и слышно было от нее: "Спасибо! Спасибо! Спасибо! Спасибо...". А когда она попыталась от него отойти, осенний ветер толкнул ее, старушка не удержалась и снова упала моему другу в объятия.
  - Что ж... Твои первые официальные отношения с женщиной, - подбодрил потом я Маню. Он хотел ткнуть меня свернутой газетой, но почему-то не удержал ее, и та полетела мне за спину.
  Она попала прямо в лицо Великана, который спал на мешках с сахаром под навесом, и целые дивизии муравьев облюбовывали его. Самое интересное, что он, как и его толпа очень злых детишек, остался цел невредим после пожара, и даже пары фосфора в него не попали.
  - Ты как уцелел-то, мутант? - спросил я его.
  - Ты кого мутантом назвал, сопля?
  Я закатил глаза.
  - Сам сопля, да еще, к тому же, гигантская. Как ты так легко отделался в Винтейне? И вся твоя ребетня?
  - Мой детский сад это мой детский сад, и они слушаются меня. Самовнушение. Верь, что ты кабан, и будешь здоровым, как кабан. Или как бык.
  - Хочешь сказать, если быка поджечь и отравить, он не сгорит и не отравится?
  - Ты воспринимаешь, сопля, все слишком буквально, вот у тебя все и валится из рук - холодец и то лучше держит. Смотри за тем, как бы однажды ты не превратился в слизь со своим мировоззрением.
  - Филя, только не вздумай в ответ грубить ребенку! - обошла меня Дафна, чтобы встать именно перед самым лицом, а Великан изобразил очень красочно и картинно свое удивление и даже изумление из-за слов моей девушки. - Ты должен быть, как мудрая сова с бровками! Ведь у тебя же не просто так такие же бровки, да? - Влепила мне неожиданную претензию она. - Чили не хотел тебя обидеть!
  - Дафна наивная. Вы оба друг друга стоите. Я люблю перец чили, а ты решила, что это мое имя.
  Моя заступница растерялась и явно почувствовала себя, как не в своей тарелке. Скорее всего она уже пожалела о том, что пыталась сказать Великану что-то за меня.
  - Прости. Но как тогда тебя зовут?
  - Дориан.
  Я посмеялся над этим, и "Дориан" тут же забыл о своей напыщенности.
  - В Винтейне это совершенно нормальное имя! - попытался оправдаться он, но в моих глазах как в глазах Феликса, чье имя на родине уже считалось устаревшим и необычным на фоне Александров и Евгениев, Дориан утонул в стыде и смехе. Ладно Дафна: она девушка, она как Афродита со двора, но Дориан...
  В общем, тот раз сильно позабавил меня, и я не мог это не вписать в историю. А пятнадцатилетнего парнишу я так и продолжил называть Великаном.
  Пожары скоро, наверное, бы стали нашим повседневным делом. И это хорошо, что "Велик", как его зовет Маня, и Дафна еще смеялись, потому что скора белоснежная служанка-принцесса заболела из-за смены парадигм. Она не понимала, где, что и почему происходит. Аполлония была слишком современным для нее городом.
  Когда военные пришли не помогать, а по наши души, Дафна была даже не в состоянии что-либо ответить. Поэтому я молча взял ее с собой. Мама учила меня не оставлять девушек в беде, хотя сам для себя до конца я так и не знал, как нужно обращаться со своей дамой. Маня, услышав, что путь предстоит до столицы, тоже не стал отпираться. Я уже понимал, что где-то он слишком тоскует по оставшейся еще, возможно, в Винтейне лисице Фаине, и предполагал, что сейчас он надеется что-то узнать о ней через Центр, в который его так любезно приглашают. А Дориана удивило, что Манджиро так легко согласился на условия королевских солдат, думал, что он воспротивится действующей власти и поднимет восстание. Я понял это, потому что как в Винтейне, так и в Аполлонии я замечал странный контингент. Точно! А ведь Маня упоминал каких-то новых друзей, которые ему и рассказали о четырех влиятельных фигурах в городе вина...
  ***
  Нас вели то пешком, то поездами. Удивительно, как в такой маленькой коробке для котов умещалось столько человек, да еще со столовой и туалетом. Все было маленькое, но, в целом, с кучей удобств. Поначалу меня, Дафну и Великана с его дружком, Сохатым, и не собирались никуда брать. Чего такую свиту тащить по стольким городам, но харизма Мани победила их. Уж не знаю, как описать, но другие люди смотрят на него так, будто он всегда глаголит истину, о которой они никогда и додуматься не могли. В любом случае нам это очень сильно помогало.
  Говоря об очередном путешествии... Доставить нас вертолетом в Центр не могли. Объяснялось это тем, что между столицей и Аполлонией слишком много областей и глухих деревень с совершенно разными парадигмами, и лететь через такие территории опасно. Хотя идти через них своими ногами лично я не считал менее опасным.
  Порой все свистело вокруг нас, голову опять поливали сильные дожди, а на лбах своих соотрядников я начинал видеть рога, как у черта. Так нас представляли местные. В одном из таких населенных пунктов жили одни колдуны, и даже дети могли управлять погодными явлениями. Но нас они всегда встречали бурей, зато вместе с этим несли все время какие-то подаяния, среди которых были и огромные мешки янтаря. Солдаты забирали все себе, как будто это было обычное дело, и шли дальше, держа Маню, меня и наших друзей в кольце, как охрана.
  Зато я вдохновился великолепной природой своего края. Здешние березки были не как у меня дома: их ветви изгибались и проседали вниз, протягивая свои листья земле. Мои же тянулись вверх, как и все остальные, нормальные деревья. Если не считать сосну и прочие хвойные. Дороги все были в слякоти и мелких речках, со временем соединяющихся в один большой поток, в котором утопали ноги. Благо я любил носить шорты, и моя одежда не сильно пачкалась во всем этом месеве.
  В пути у нас были с собой только огромные походные сумки со спальниками, которыми мы все надеялись ни разу не воспользоваться, поскольку то и дело попали в вагон, в какой-нибудь город, поселок или деревню, но спина и руки все равно гудели, ломались и отваливались. Я смотрел на Маню, и глаз мой даже несколько завидовал: мы ровесники, хоть и не одногодки, но, казалось, он вообще не уставал. Как и солдаты с нами. Про Великана я вообще молчу: он нес и свое, и за Сохатого. И еще постоянно менялся с моим лучшим другом сумкой моей девушки.
  - А Дориан, если присмотреться, такой красивый парень, да? - нечаянно спросила у меня Дафна. - И сильный... Это ему сколько, пятнадцать лет? А уже такой взрослый... И косички у него классные.
  - Нет! Вовсе он не классный и не красивый! А твою сумку и я могу понести! Ничем этот Велик не лучше и не сильнее меня! - вспылил я и пошел к Великану, чтобы стянуть с него вещи Дафны. Но тот посмотрел на меня, как большой и угрюмый медведь, на которого нападает кролик, и отпихнул. Я не сдался без боя и вот уже шел со всем баулом моей прекрасной дамы, но спина начала говорить "нет". И все же я не подал виду. Увлекательное, наверное, было зрелище.
  Самое тяжелое было идти по лесу и взбираться по холмам. Тогда я еще вспомнил о слухах про Фаину, что она как кицунэ бродит где-то и нападает на людей, и тогда каждый посторонний шум и вой стал для меня знаком опасности.
  Ночь. Мы проходим очередной город. Дафна прижимается ко мне. Эти дни ей давались очень тяжело, когда приходилось скакать с места на место, чтобы только добраться до цели. Все горожане казались ей очень чужими, злыми и завистливыми людьми, которые то и дело косились то на нее, то на остальных. Она не хотела принимать то, что за стенами ее дома, Винтейна, мир совершенно другой и что люди в нем имеют столько разных мнений, устоев и взглядов. Она не понимала, когда кто-то даже придерживал или не придерживал дверь для нее, поскольку в городе вина дверей почти что не было, да и население там меньше, чем в местах, в которых нам пришлось побывать теперь. На родине мужчины могли день и ночь пить вино, в пабах во времена самые трагичные для Винтейна они могли вести себя некрасиво, но обычно они не превращались в зверей и не шли драться кулаками или с ножом на всех подряд, как мы увидели среди людей недавно.
  И вот идем мы, дождь не унимается. Уже мокрое все: чертовы дома, Аполлон Маня, Дориан-переросток и молчаливые солдаты в камуфляже, которые даже не обращали на нас внимания. Дафна прижимается, а я пытаюсь держаться, чтобы не свалиться с ног от усталости, но плечи мои как будто привыкли нести эту тяжесть. Фонари горят оранжевыми маленькими сердцами, контрастируя на сливовом небе. Черные дороги отражали их свет и от этого будто сверкали золотом, по которому бесцеремонно проезжали автомобили. "Даже ночью они все ездят и ездят", - бухтел я, и все вокруг меня раздражало. Я хотел взять этот дождь, как какое-то полотно или простынь, смять, разорвать, выбросить и стоптать, сравняв с грязью под ногами. Но это было невозможно. Холод уже не чувствовался, и на фоне этого постоянно падающие капли чувствовались только в области глаз и рта, слизистые которых не очень-то радовались такому привету. Где-то застучала вода о железное ведро, но сменившееся направление ветра прекратило этот звук. Вдруг один солдат что-то показал жестом другому, и тот отошел в конец нашей череды, а дальше и вовсе удалился в кусты. Я уже подумал, что ему, как и всем живым людям, понадобилось "по делам" туда, но вскоре он оттуда выбежал, как ошпаренный, а за ним - движущаяся и рычащая тень по форме напоминающая медведя. Она стремительно шла на нас, а я, с двумя походными сумками, был не в силах бояться и тоже спасаться бегством. В итоге я остановился, повернулся к тому непонятному явлению и в упор посмотрел на него. Наверное, меня бы сожрали, если бы Маня не додумался вовремя схватить меня за шиворот и бросить под фонарь. Тень не стала осмеливаться подходить близко к свету. Она замерла, и в ней начали светиться два красных глаза, обращенных к нам.
  - Ну и что ты мне сделаешь? - устало спросил я у этого ночного кошмара. - Ты даже подойти ко мне не можешь, а вот рюкзак на меня давит меня круглые сутки уже несколько дней будь здоров. Как тебе такое, а?
  Тень заскулила.
  - Почему ты не сказал мне раньше!? - как будто проснулась Дафна, которая до этого на автомате сама забежала под свет фонаря. Кстати, ее чисто белые волосы сейчас несколько золотились, и это выглядело, как волшебство в ночи, будто она - звезда, упавшая с неба, которую я поймал себесебе и держал под рукой. Думаю, ей бы очень пошло кимоно... В моей родной деревне хватало людей с древнеазиатской культурой, поэтому мы с Маней постоянно носили хаори. Чувствую, и Фаина была такой же. - Так тебе тяжело? Давай я понесу свои спальник и сумку сама!! - начала просить Дафна, но я одернул плечо, с которого она попыталась стянуть лямку.
  - Ну вот, теперь ты видишь? - обратился я снова к тени-медведю, но та безмолвно смотрела на меня красными глазами.
  - И что теперь? - спросил Маня солдата, возглавлявшего наш поход. - Будем рассвет здесь встречать?
  - Спокойно! Нам и фонариков хватит, просто не кипишуйте! Дети...
  - А-ах! - закричал Великан, вырвавшись вперед, на дорогу, скрытую в тени листвы у дома, и прыгнул на светящиеся глаза, но тьма расползлась в стороны от него.
  - А это мысль, Веля! - подбодрил его мой друг, взял Сохатого, взял, что предлагал солдат, и попытался зажать черного бестелесного медведя между двумя парнями, а затем стал светить на тень двумя фонариками сразу. Она и не успела ускользнуть, а потому жалобно заскулила и задымилась так, будто ее обожгли.
  - Мань! Брось ты это живодерство!
  - Маня! - закричала испуганно Дафна, но мой друг быстро отошел от тени и вернулся к нам под большой свет, но тогда я увидел на его руках здоровенные кровоточащие укусы.
  - Вот вам и зверек, за которого вы так боялись, - продемонстрировал он, и с телом Дориана и его мальчишки было то же самое.
  - Его... Его... Его просто надо правильно приручить! - вдруг заплакала моя леди, заставила Маню сесть и забрала у него из походной сумки мед в банке, который сложила ему, когда прикупила его еще на попавшейся нам ярмарке на последней стоянке.
  Она сняла крышку, сложила ее обратно, а саму банку поставила перед собой, куда свет уже особо не доходил. Тень приблизилась к этой границе и засунула свои красные глаза туда, прямо в мед, полностью растворив свою черноту в нем. Тогда Дафна подняла его, прикрыла ладонью отверстие и понесла с собой, наблюдая за медведем.
  Он довольно компактно уместился в банку и не вылезал оттуда. Похоже, мини-авантюра моей леди обошлась успехом для всех нас. Мы нашли ближайшую гостиницу и провели остаток ночи там.
  Часть 5: Зелеными глазами
  В раннем детстве было хорошо. Парное молоко, каша... Вечно лающие собаки... Родители у меня дома... Я до сих пор не могу собрать целиком образ матери. Я помню ее горячие морщинистые руки, которые много работали, помню клубничный аромат ее волос, лаванду, которую она подкладывала под постель. Я любил спать на ее коленках и делал это, даже когда она заболела. Она выглядела очень бледной и безжизненной, а ее руки стали холодными, и я безутешно пытался согреть их своими... Вся деревня ждала приезда доктора. Но недалекий врач сказал, что это обычная простуда и что мы зря вызвали его в такую даль. Всей Кохлеей мы скидывались на лечение, а этот невежда дал нам только плоды шиповника, которых в деревне и так хватало с избытком. И после него маме стало хуже.
  Доктор пока оставался с ней, и просто его присутствие все же немного успокаиаало меня. Я был доверчивым малышом. Дядька, друг семьи, убедил меня тогда пойти с ним в лес, чтобы поймать белку или кролика - что попадется. Для мамы. В мясе есть все необходимое для организма человека, так мне говорили еще в детстве. И мне действительно удалось успешно поохотиться... Или же мне просто помог дядя Стефан тогда. Но главное, что я мог что-то гордо принести домой. Это была мелкая, но прыткая белка, за которой было сложно уследить в лесу, но вот на тарелке она должна была смотреться смирной и очень вкусной. Это должно было спасти мою маму, но, когда я пришел, она и папа лежали мумиями в постели, и из моего любимого дома, в котором обычно пахло клубникой и лавандой, несся тошнотворный запах. Доктора уже не было. Он подышал немного деревенским воздухом, оставил свой дурацкий шиповник и уехал в большой город.
  Позже я более менее узнал причину. У моей мамы было множество болезней одновременно, и среди них: желчнокаменная и ишемическая болезнь сердца. Ей нельзя было принимать шиповник, и ее нельзя было оставлять одну. Вот что я понял. Поэтому в первую очередь я хотел отомстить тому врачу, который убил мою семью.
  Но, когда я подрос и встретил скучного и бледного ботаника Феликса, к тому моменту уже быстро поменялось время, как и люди в нем, из-за извращения Души нашей земли, и тогда до моей головешки дошла мысль, что я должен не мстить и разрушать еще больше, а менять то, что вижу вокруг себя и что мне не нравится. Я прочитал в книгах своего нового друга про Пертинакса, который тоже не сильно отличался благородным происхождением, как и я, но он все же добился того, что стал императором. Да, в том году власть сменилась где-то пять раз, и Пертинаксу из того промежутка времени досталось меньше всего, но тем не менее! Сама эта мысль означала, что любой человек может добиться цели, какой бы она ни была. Нужна только вера в себя и свои способности. Без усилий ничего не получишь, как и без идеи, которая руководит тобой. Феликс порой и меня считает недалеким, но он всего лишь родной для меня брат-зазнайка, который выше своих больших знаний из книг ничего не видит. Но я к нему привык. Хотя это он говорит, что я прилипала, который взял его в заложники и удерживал в друзьях насильно.
  Его мама и бабушка дружелюбно приютили меня, и я был очень рад находиться в такой семье.
  Но случился тот пожар. И я видел в нем несколько фигур. Я уверен, что те приезжие братья с сестрой не просто так приехали сюда. Среди них прятался ребенок: Фосфор, ангел, ненавидящий людей. Он существует на основании чужой ненависти, зависти и уверенности в том, что все вокруг - настоящий Ад. Фаина знала все. Да, она наблюдала и ничего не делала, но я простил ей короткую прогулку в мое прошлое. Что женщина могла сделать в такой мясорубке? Она рассказала, что это та семья впустила демонов-разбойников в Кохлею, чтобы они могли расхитить деревню, забрать себе нашу Душу, которую они и пытались извратить до неузнаваемости. Я не замечал, но магия была с нами еще тогда. Само понятие Души нашей земли было неестественным для современных мегаполисов, но для нас это было обычной жизнью.
  Я был уверен, что больше не увижу ни Фосфора, ни тех демонов, ни ту семью. Но новый пожар, тот, что уже в Винтейне, показал мне истину.
  Во всех моих бедах была виновата та маленькая летающая белая курица. И я осознал свое огромное желание превратить их всех в беспомощные растения. И я надеялся на помощь Фаины в этом, ведь она была знакома с потаенной частью этого мира лучше, чем я. Но она пропала. Уже несколько дней я не слышал даже ее голоса. Она не пыталась кокетничать, не оставляла на мне кучу своих ведьминских чувств, блестящих на волосах, которые мне приходилось постоянно снимать с себя, иначе они могли всю ночь щекотать мне ноздри, и это жутко мешало спать. А еще я узнал, что это она делала намеренно. Фаина заговаривала свои волосы, чтобы, даже покинув ее голову, они могли шевелиться и донимать меня во сне. Так она могла и легко задушить меня. Но она этого не делала. Пусть хозяйка "Соленой лошади" и говорила, что торгует женщинами в своем доме, что ей нисколько не жалко людей, пусть у нее и не было друзей кроме меня, но она ни разу не убила меня, когда была возможность, хотя Феликс считал, что она только этого и ждет, что женщины - это кара божья для мужчин.
  Не удивлюсь, если Фосфор считает так же. Кто же сделал таким мир? Почему какой-то дурак может подумать о конце света, и тот обязательно придет?
  Винтейн был городом не вина, а заблудших душ философов, что жили в нем когда-то. Фаина никак не вписывалась в местный антураж. Она была ближе к востоку, как я, а те люди принадлежали какой-то красивой античности, в которой они любили все больше и больше строить колонн, скульптур и больших каменных лестниц, на которых можно было просто сидеть и думать о чем-то, будто ты сам философ. Вино только делало мысли интересней, а небо над головой все так же оставалось неразгаданной загадкой. Что скрывает мир за куполом твоих линз, через которые ты смотришь на него? Сколько разных людей на земле, что, постоянно думая, они создали такое многогранное... Нечто?
  - Чарующим будет тот, кого нашел себе наблюдатель. Хорошим делают человека те, кто его любит и борется за него. Даже читая книгу, больше сопереживаешь тем героям, за которых кто-то горюет или мстит. Просто так никого жалко не становится. Поэтому писатели так любят отрывать от души своего персонажа самое дорогое. Но и это - самая жестокая мера... Хотя им не понять этого. Они чувствуют себя богами, когда пишут чью-то судьбу. Вот по мне никто рыдать не будет, если я буду просто частью чьего-то романа, какой бы трагичной ни была моя судьба, - рассуждала Фаина.
  - По тебе даже я не буду плакать, прости. Но ты же ведьма нелюдимая, и козни все какие-то строишь, ха-ха.
  - Как Феликс всегда говорит? Думаешь, что я не знаю? - она сощурила глаза. Она постоянно это делала.
  А еще она отводила меня в свой небольшой сад... Если можно его так назвать. В городе есть такой закуток, в который спускаешься сквозь кусты и заросли, а дальше тебя сопровождает железная, с узором, арка, увитая красными розами.
  - Ты не против, если я покажу тебя им? Моим красавцам и кокеткам. Ты только посмотри на них! Да, они точно любят тебя... - говорила завороженная алыми и багряными лепестками ведьма-кицунэ, наклонившись над ними и уронив на них свои блестящие черные локоны. - Золото твоих волос и твоего сердца хорошо сочетаются с моим кровавым садом. А здесь я высаживаю багровых Лили. Вот этой ты, похоже, очень понравился, - она аккуратно, подобранными ножницами срезала лилию и дала ее в руки мне, но я не знал, что мне с ней делать. - Теперь это первая жизнь, которую ты забрал. Используй ее во благо, - посмеялась надо мной Фаина.
  Но после я всерьез задумался над ее словами. Может быть, она имела в виду, чтобы я готов был к жертвам на своем пути и не допускал того, чтобы они были напрасными. Сейчас я пожертвовал самой лисицей, когда не нашел ее в Винтейне, покидая его.
  Когда меня окольцевал еще один пожар, моя паника не успела и начаться. Я думал сначала, что это еще один мой конец, что снова из-за меня погибнет столько людей, а я просто сбегу. Но тут меня ударила розгами ярость, и я, ошпаренный ею, сразу побежал кого-то спасать. Но на самом деле я очень надеялся снова увидеть тех чудовищ, что вылезали из-под земли в Кохлее, поджигали все новые дома, нападали на всех людей без разбору и мучали женщин. Хотел посмотреть на тех, кто оставил моего друга без дома и семьи. Но появились лишь слабые тени, которые не способны были обидеть даже клопа. Какое разочарование повергло меня тогда, и я напал сам на ту нежить, что мне попалась в темном переулке, а Феликс с принесенной им Марусей меня остановили. Заставили успокоиться.
  Кошка - такое странное создание. Вся черная, обещающая несчастье, хитрая и наглая, но в то же время нежная, ласковая, мурлыкающая и добрая. Не хочется сравнивать, но она была даже лучше Фаины. Хотя и напоминала мне своим цветом эту женщину. Великолепное создание. Казалось, вся душа моя переместилась в эти стоячие ушки и нервно ходящий из стороны в сторону хвост. Похоже, это стало еще одним моим пунктом в списке мотиваций для завоевания трона: сделать всех кошек в своем королевстве счастливыми и домашними. В первую очередь счастливыми.
  Будучи уже в Аполлонии, я всегда носил Марусю везде с собой. Без нее я просто не мог представить себя и терялся в столпище голодных и одиноких людей, не имеющих больше ни родины, ни цели. Я растворялся в их холодной серости лиц, хотя это и были обычные люди моей страны. Кошка утешала меня. Иногда ей и не нужно было жирных сливок или теплой коробки. Она будто чувствовала мои переживания и подбадривала меня тем, что всегда сидела у меня на плече, и масса ее тела вовсе не казалась мне тяжелой. Теперь это было любимое мое существо на свете. В ней была Душа.
  Никакой Феликс не претендовал на это место, хотя пытался. Но его самого часто отвлекал кое-кто. Девушка, которую мы взяли с собой, которая была служанкой госпожи, Фаины, будто хорошо запала в сердце моего друга. Она даже заставила его расчесывать ее длинные волосы. Если подумать, то рядом с хозяйкой борделя Дафна полностью растворялась на фоне. Дело совсем не в статусе. У обеих белая кожа, вот только у подруги Фела еще и светлые волосы в отличие от контрастирующей черной копны Фаины. Последнюю еще и отличала изящность всех ее движений и фигуры ее тела. Пусть я и подозревал, что все это искусственно созданно силой кицунэ, но я восхищался этим. Но больше нам не дано было встретиться.
  В походе до столицы самым неудобным было отсутствие удобных местечек для Маруси. Вся спина моя была занята сумками и спальными мешками, а на самой вершине их я боялся держать кошку. Как сказал Феликс: "Иногда даже ты задумываешься о чьей-то безопасности, а не о том, как бы набить кому-то морду". Как будто как король я не могу никого защитить.
  ***
  Эти строчки я написал со слов и описаний Мани, которые я у него попросил для будущей книги. Он конечно, считал это дурной затеей, но потом передумал, когда окружающие поддержали мою мысль о том, что роман о короле только прибавит к его репутации в народе. Хотя на самом деле я и сам не уверен в том, как люди оценят мой труд. В любом случае бессонные ночи к чему-то да должны были привести. Это стало полноценной работой: днем тащишь рюкзаки, а ночью продолжаешь строчить заметки для книги, постоянно подумывая, как бы вместить все, что видишь, и не нагромоздить текст лишними деталями.
  Маню это не волновало нисколько: он уже говорил только о том, что у нас всех все получится. Как всегда, оптимист.
  Часть 6: Явление принца в меандровой тиаре королю
  Дойдя до Центра, мы встретили рассвет и впервые остановились, чтобы вкусить это воодушевляющее начало дня. Неожиданно для нас где-то со стороны океана в небе появилась колесница, запряженная прекрасными лошадьми. Она возносилась в небо с не менее прекрасной девой в ней.
  - Это Эос, - пояснил один из солдат, явно знакомый уже с этим явлением. - Она Богиня зари. Она не просто живет вечно, она выполняет свою работу: приносит после ночи утро, чтобы люди могли просыпаться и работать. А вслед за ней появляется ее сын - Фосфор, - разговорился вдруг с нами сопровождающий. - У славян его называли Денницей. Но для нас он просто "несущий свет", или Люцифер. Для нашей Афродиты он фаворит и любимчик, и даже охраняет какое-то ее святилище. Хотя недавно по народу прошлась молва, что Фосфор куда-то пропал, но его видели в граде вина, где и был зеленый огонь, как вы говорите. В этот момент святилище открылось, и то, что хранилось в нем, пропало. Но это всего лишь слухи.
  - А что же еще Вы можете рассказать об этом вашем Люцифере?- воспользовался моментом Маня.
  - Я? Рассказать? Да я не то чтобы болтлив... Что я могу рассказать?.. Ну... При дворе любят говорить о том, что Фосфор, или Люцифер, является вестником славы.
  - Ага! - воскликнул мой друг, не в силах сдержать свое удовольствие от получения этой информации.
  - Зря я вам это сказал, - осекся солдат на нас. - Зря я вам это сказал...
  А Маня лишь потер ладони.
  ***
  Впервые я познал, что такое смог, когда мы подобрались к столице вплотную. Не осталось и намека от великолепия той небесной колесницы с Богиней Эос. Нечистоты заводов, гарь пожаров со всей страны шли именно сюда, и невозможно было дышать. Мы сделали марлевые маски, пропитанные жидкостью, и вошли в город. Даже на окраине все было застроено, на каждой улице, в каждом дворе стояли, либо ехали автомобили.
  - Вот будет закон подлости, если мы так гладко до сюда дошли и без сражений, а тут кого-нибудь из нас просто собьет машина, - пошутил я.
  - Да... Ни одного сражения... - разочарованно протянул друг мой.
  Но, только мы миновали один квартал, я и мои сумки подлетели в воздух.
  - Да ты вообще смотришь, куда идешь!? Это новая машина! Дебил, - закричала, выйдя на дорогу, солидная блондинка в хорошем белом строгом костюмчике с каким-то голубым топом под ним. Ее львиную шевелюру я запомнил навсегда. Это она причина того, что меня отвезли в больницу на осмотр. Так меня впервые сбила машина.
  В госпитале Маня поужасался тому, что медсестра вообще не знает свою работу, а врач больше говорит, чем делает, но меня быстро отпустили, диагносцировав легкое сотрясение мозга. Но я почти стал воином в такой компании, в какой я шел, так что, хоть всего бы меня сотрясло, я готов был идти до конца. А Манджиро вселил в медработников страх кары небесной за их грехи, свершаемые на рабочем месте.
  Дальше нам самим пришлось рассадиться по машинам, как тупым растениям в горшочки, и мы поехали к стенам дворца на колесах. На мой вопрос, почему нельзя было так сделать еще в самом начале пути, солдаты, кое-как сопроводившие нас, отвечали шаблонно: "Это детали операции. Вам знать не положено", - так что последней болтовни и пар остыл. Вот так защитники страны отмахиваются от прав гражданских. Люблю своих родных болванов. Устал уже от них, но люблю. И это Маня мне привил.
  У самых стен мы спешились и оставили свои рюкзаки в багажниках. За воротами нас ждал какой-то рай с ангелами. Буквально с ангелами. Между яблонь, груш и одомашненных слив и абрикосов летали голенькие младенцы на белых крыльях. Они плевались на нас, смеялись, писали в прудик, становясь на камень.
  - Так вот откуда взялась вся эта тема с Адом, - подметил мой друг, разглядывая необычное явление.
  Всюду что-то цвело, сильно пахло, даже на других растениях можно было обнаружить сирень всех оттенков. Везде лились фонтанчики разных размеров, и даже был свой искусственный водопад. За сиянием душного великолепия здесь можно было потеряться. Этот сад был похож на сладкий кремовый букет, вмещающий в себя все красоты мира. Дорожки были аккуратно протоптаны и выстланы булыжником, гармонично сочетающимся со всей атмосферой этого места. Дафна рядом со мной так вдохновилась всеми этими ароматами и видами, что быстро почувствовала себя лучше, чем во все последние дни. Она прижалась ко мне поближе и начала мурлыкать о каких-то своих маленьких мечтах. Но я не понимал, что с ней нужно делать, и просто слушал и наслаждался. А Великан тем временем снял с себя марлевую маску и стал отмахиваться ею от прилипающих именно к нему сотен оранжевых, желтых и голубых бабочек. Сохатый же в сторонке посмеивался под ним. В перерывах между щелбанами старшего. Маня на какое-то время останавливался и будто задумывался над тем, что расстилается картиной со всех сторон от него.
  Но, что бросилось в глаза только тогда, когда мы очнулись от прогулки по райскому саду, здесь совершенно не было людей. Только мы, цветы и ангелочки вокруг нас, - это все, что можно было видеть в округе. И в далеке только казался смутно дворец лилового цвета. До него было вот рукой подать, но мы все не могли его достичь.
  Дул теплый комфортный ветерок и запускал в наши ноздри все больше ароматов дурманящего букета.
  Мы шли до нужного места, кажется, вечность. Возможно, во всем были виноваты как раз лаванда и сирень. Вскоре запах первой стал заполнять всю голову и кружить ее, а мы - кружились по извилистым дорожкам около дворца. Но спустя какое-то время я заметил будто в одном из окошек маленького человечка и помахал ему, чтобы тот нам помог. Вскоре к нам выбежала с криком "Эвр дома! Эвр дома!" целая толпа небольших карликов, которые восхищенно любовались Маней и просили у него автограф.
  - Король автографов не дает, - спокойно ответил я за него, даже не зная, насколько серьезно к этому всему вообще нужно относиться. Но мой друг повернул свою голову ко мне, и мне даже показалось, что в его глазах я увидел противоречие моим словам. Но спорить мы оба не стали.
  - А Вы, наверняка, представляете интересы короля? - согласились коротыши со мной. - Тогда, может, Ваше Высочество, Вы захотите даровать нам часть себя на листке бумаги?
  - Как-то это очень маниакально звучит... А вы точно не оторвете мне пальцы, пока я буду расписываться?
  Но в ответ на мои слова карлики лишь закатились громким и будто истеричным, непрерываемым хохотом. Некоторые даже попадали на землю от смеха и начали кататься по траве и цветам. Но, когда они встали, в обмен на то, чтобы они провели нас во дворец через этот сад, я все же должен был дать им этот автограф. Я наклонился к низеньким человечкам и черканул березку из моего отчества кружочками, а внутрь вписал имя. Я уже ожидал, что оно как-то засветится на бумаге, или поднимется мистический ветер, но ничего не произошло, и наглецы просто забрали роспись себе.
  - А почему вы в начале кричали "эвр"? - грозным голосом спросил Маня, сохраняя свою важность перед карликами, и те затряслись перед ним и залепетали. В то же время военные отошли в сторонку вдыхать ароматы лаванды.
  - Ваше... В-Ваше Величество! Просим Вас, милостивейший, не карайте нас! Мы про себя зовем Ваше Величество Эвром, олицетворением восточного ветра, что дарит перемены. Ведь именно перемен требуют наши жалкие сердца.
  - Согласен. Только перемен не хватает сейчас в стране. Ровно так же, как и стабильности.
  Карлики от его короткой речи в восторге завизжали и побежали куда-то в сторону от дворца.
  - Эй! Так мы когда-нибудь вообще доберемся до пункта назначения!? - не удержался снова Маня, крича вслед коротконожкам.
  - Только так и можно добраться до дворца! - смело ответил человечек, бежавший последним, и подозвал нас, чтобы мы шли за ними.
  Дойдя до дворца, все мы почувствовали облегчение после навязчивых сладких ароматов цветущего сада, и здание перед нами уже не казалось таким величественным на фоне Рая около него.
  Внутри нас встретили близнецы. Оба дали бы фору какой-нибудь Богине красоты. Длинные розовые волосы, собранные в высокий хвост и подколотые тысячью золотых шпилек. Такие же золотые серьги, с фиолетовыми лентами, тянущимися до плеч, и оправа очков с розовыми стеклами. На братьях висели цветочные кимоно, а видимые части спины и рук обрисовывали тату в виде веточек сакуры с лепестками. Близнецы, одновременно доставая катаны, точно соревновались в том, кто из них прекраснее, а между ними, на троне, до которого тянулись пять ступенек, восседал похожий на Манджиро молодой человек, горделиво держащий на своей голове золотую корону. Карлики боялись находиться рядом с ним и стихали.
  - Видишь, в чем разница между нами? - эхом отозвался со стен его голос. - Я показал тебе этих предателей, которые поверили, что движется ветер с востока в сторону столицы и грозит старому королю его свержением. Но рядом со мной не только они, но и все граждане страны становятся лишь маленькими карликами, потому что они безоговорочно верят в мое величие. Я выше, я большес я значимее их. Я держу их в страхе, а не ты. Я король. Разве ты можешь добиться такого, смерд? - говорил лично с Маней Еруим.
  - Да, ты неплохой король шутов, и хороший цирк ты себе построил, - расслабленно ответил мой друг ему. Знаю, он и не ждал, что даже эти простые люди, что выглядели только перед Манджиро, карликами, уже знают о нем и верят именно в его величие. - Но правда в том, что на твоем языке, языке силы, ты сейчас получишь моральное оскорбление, потому что твой дворец окольцевал польностью мой отряд товарищей из Винтейна, которых я подцепил там всего лишь за десятью кружками пива. Я знаю, что ты убил моего посла, когда он только вышел из кабинета твоего генерала. Скорее всего и голова несчастного старика сейчас украшает где-нибудь твои колья. Но ведь ты считаешь, что он заслужил это. Он насиловал твою любимую служанку...
  Маню прервала реакция Еруима. Тот резко встал с трона, дернулся даже к нам, он неосознанно заскрипел зубами, которые скалил перед нами.
  - Еретик... - только и выскочило из его челюстей.
  Но сбоку уже лезвие было приставлено к горлу бывшего короля.
  - Хайсей!? - с удивлением в голосе сказал Еруим, глядя на своего родственника, длинной фигурой стоящей около него.
  - Твое время вышло, - спокойно закончил тот, но не стал перерезать горло кузену своего племянника.
  Сзади на короля накинули плотный мешок, связали его тело веревками и бросили в винную бочку, которую вовремя поднес Великан, а его тренированные мальчишки выскочили из ниоткуда и набросились на в землю вкопанных близнецов, которые уже никак не могли спасти свое положение из-за внезапности казни.
  - Теперь ты займешь этот трон вместо моего племянника, - подытожил день Хайсей, очевидно, являющийся теперь другом для Манджиро и для всех нас. - Мы отправимся на восток, но не в Кохлею, а к Детективу, который, по его словам, нашел ведьму для нас, способную вселить в сердца людей веру в тебя как в короля самым нежестоким способом. А Еруим, первая твоя, как говорит Геката, багровая лилия, встретит свою судьбу в открытом океане, полном русалок, которым тот в свое время уже успел пообрубать хвосты. Кровавому правлению пришел конец. И местным бульдогам придется смириться с этим.
  Его слова внушили уверенность и в меня, хотя за спиной Хайсея в следующий момент появилась крылатая фигура Фосфора.
  - Теперь он твоя слава.
  Часть 7: Золотое сердце Россов
  - Когда!? Когда ты успел придумать такой план!? - требовал я ответа от нового короля.
  - Еще когда сидел за чашкой чая с Фаиной, - признался Маня, а кошка на нем, услышав это имя снова, недовольно заходила по плечам моего друга, как бы в поисках удобного места, чтобы зацепиться получше и прилечь прямо на нем, - если не раньше. Но остальное - секрет. Лично для тебя только у меня благодарность: ты много говорил со мной об устройстве этого мира. Навязывал мне свои книги, а я не хотел слушать. Но именно в них я нашел нужный способ и все ответы. Я был уже почти уверен, что этим миром не правит король. Но для того, чтобы проверить эту догадку, стоило сначала поплыть по течению, а затем придти во дворец даже с самой небольшой армией. Даже так: именно такое маленькое войско и могло проникнуть сюда и окружить Еруима, защищаемого райским садом с его магическими благовониями. Король был способен к чудачеству, но больше всего он боялся таких же чудных, то есть спятивших колдунов и волшебников. И вот они засели около его лилового дворца, выжидая момент. Он не мог распознать наш план, потому что фэйри уже соткали полотно времени.
  Еще когда я и ты были в том лесу возле Кохлеи, я впервые увидел фей. Это не всегда маленькие существа с крыльями. Иногда они похожи на обычных взрослых людей, как мы. И с ними вполне можно договориться. Особенность их в том, что самые крошечные из них шепчут человеку чужие мысли и мечты, этакие сплетники, а большие управляют временем и пространством. Они переместили меня, тебя и малышку Фаину в Винтейн на юге страны, и так мы уже приблизились к столице. Маленькие феи стали разносить по всей земле мысль о том, что это я сжигаю все города и деревни, в которых бываю, ведь по пути на юг мы также миновали несколько населенных пунктов, и в нескольких из них были пожары. Но это не я устраивал их. Как ты уже наверняка знаешь, Руины прокляли банду наших разбойников, чтобы та охотилась за Душами наших же земель. Еще когда я подослал сюда своих друзей, они подслушали у близнецов, что у них есть сестра и еще братья, и как раз те уехали в нашу Кохлею. Они служили маяком для демонов, потому что Фосфор, все время наблюдающий за людьми при дворе, каверкал мысли в их головах, путал, направлял против их владельцев. Еруим и не видел особо этого ангела, но он знал, что тот должен быть, чтобы сохранять славу Его Величества. Но Денница понял это сам и переметнулся ко мне, зацепившись за забавную историю с беженцем из деревни. Отличная ведь возможность погрузить мир во тьму, как ежик, который верен Сатане. В то же время сам двор заметил, что по стране гуляет зеленый огонь вместе с обычными пожарами. Решив, что я буду еще одним жестоким королем, да, к тому же, очевидно глупым, раз я такого происхождения, бульдожьи морды захотели меня поставить на место Еруима. Но они еще не знают, что я не собираюсь плясать под их дудку. Я не буду сохранять на себе лицо младшего брата бывшего короля, который уже одной ногой в могиле, а другой - в больничной койке, чтобы удерживать мнимую власть. Раз та наша с тобой попытка устранить Посланника Солнца в Винтейне увенчалась успехом со слухами, ползущими по народу, то и в этот раз надо начинать с внушения доверия. Я не коронуюсь, пока не получу поддержку людей нашей огромной страны, Страны Холода. Пусть этот холод будет в наших головах, когда мы будем выбирать: жить дальше в хаосе с хозяевами-бульдогами или навести порядок, ограничить магическую сеть и вымести неугодных дворян.
  - Мой мальчик стал таким серьезным и взрослым! - пошутила бы сейчас Фаина, если бы была здесь.
  "По ней не скажешь, но она терпеть не может накаленную и серьезную обстановку", - рассказывал мне Маня.
  Я внимательно выслушал его рассказ. Да... Сначала он хотел выставить это как секрет, а потом вывалил на меня большую часть своих рассуждений.
  - Хайсей, который стал для меня наставником и другом, нашел на востоке некого Детектива. Того грызет трагическое событие в прошлом, за которое, очевидно, он расплачивается до сих пор. Он из так называемых "Богов", подобных Нарциссу, которые могут жить веками и при этом не стареть, не умирать, пока не искупят какую-то свою вину, - продолжал мой друг монолог. - Он готов служить стране и своему народу, если я этого прошу. Я не допущу больше, чтобы кто-то страдал, как страдала моя семья много лет назад. Я делаю это ради... Ради своей мамы, - признался он. И хотя Манджиро пыталася держать лицо в такой момент, я как его друг мог видеть, насколько мягким в этот момент он становился. Весь стальной стержень короля как-то плавился и уплывал. В глазах я видел ту Душу, которую подарила нам наша родная земля, в которой мы выросли. Сейчас я уверен, что он на все сто процентов заслужил, чтобы его мечта, наконец, сбылась. С самого детства Маня грезил о сверкающей камнями золотой короне и о белой шерстяной накидке с багровыми гербовыми лилиями на ней. - И ради вас, моих друзей, я должен что-то изменить в стране, в которой мы живем, а не как большинство людей прятаться в своей крошечной области со своей парадигмой, навязанной чокнутыми писателями, психами и художниками, чье влияние на мир почему-то сильнее всего. Я докажу всем, что человеком должен править разум, а не фантазия.
  - Да... - оставалось только согласиться мне. - Покажи себя.
  Великан, слушая все это, тяжело вздохнул:
  - Распустили нюни. Нет чтобы уже начать заниматься делом.
  - Не слушай его, я тоже в тебя верю, Манечка, - подбежала к нему Дафна, чтобы обнять, но Маруся не подпустила ее. Кажется, кошка сегодня была не в настроении, и поэтому смело узурпировала нашего общего друга.
  - Велик прав, возьми с полки пряник. Пойдемте осмотрим этот дворец. Я чувствую, мы много интересного в нем найдем.
  Перечить никто не стал. Только Дафна насупилась после того, как не получила свои законные объятия. Солдаты помогали нам, и Маня, похоже, был прав, когда сказал, что мы много чего здесь увидим. Одна из комнат была двухуровневой и уходила в пол, образуя некий подвал, в котором были люди. Несколько сотен истощавших мужчин с заросшими лицами. Несчастных и голодных. Почти одичавших. Когда мы вытащили их старым принцесским способом, связанными простынями из королевских покоев, они оказались добрейшими людьми, но все с заплаканными глазами. Когда мы спросили их, как так вышло, что они попали в подвал во дворце, они рассказали нам, как скитались по Стране Холода в обличье демонов, как разбойничали в восточных деревнях и в Кохлее нашли, наконец, Душу. Заполучив ее, они обрели вновь совесть и раскаяние.
  В другой такой же комнате мы увидели еще одного близнеца с розовыми волосами, вот только его хвост разделялся на несколько длинных и был похож на щупальца осьминога, которые тянулись к большим ткацким настенным станкам и сами управляли ими, а молодое лицо с большими эльфийскими ушами по бокам лишь следило за получающимися картинами. На них были и маленькие мы с Маней, и история кошки Маруси, чей носик сейчас любопытствующе ходил по воздуху в комнате, и Ельген, и Еруим, и даже какая-то девушка, которой я не знал вовсе. Она была невысокой, имела кукольное лицо и рыжеватые кудряшки. Она садила дерево, что-то приговаривая, судя по рту, а фоне нее можно было видеть торжествующего Манджиро.
  - По описанию это и есть та ведьма, которую нашел Детектив, - напомнил о своем присутствии наставник Хайсей.
  На другом полотне можно было увидеть, как Маня поднимается по ступенькам к трону, на голове его сверкающая золотая корона, а на плечах королевская мантия. Как он и хотел. Похоже, его судьба была уже соткана...
  Фэйри, который заставлял запечатлеться время на картинах, как мы узнали от него и от разведчиков, обладал уникальным разумом, который мог следить за всеми областями и эпохами в этой стране. Благодаря нему и держалось такое большое количество парадигм вместе.
  ***
  В путешествии обратно на восток я и Дафна отказались сопровождать Маню. Теперь он и сам Хайсей, и эта фамилия, можно сказать, дарует ему иммунитет против тех, кто хочет оспорить его происхождение. Он прочел по моему указанию заклинание перед зеркалом, и цвет его глаз точно копировал тот, что принадлежал настоящему наследнику трона. Сам же мальчик действительно быстро скончался от болезни, а Маня обещал упокоить и его душу.
  Его же судьба была уже предрешена, и мы могли не волноваться за сохранность нашего друга. Но я знал, что он захочет навестить Кохлею, и я намеренно отказался видеть эти останки от нашей счастливой жизни. Да и мне и Дафне уже хотелось одного только спокойствия да гармонии. Стабильности.
  - Будет тебе стабильность, - пообещал он мне.
  ***
  Я лишь кратко опишу то, что происходило, когда Маня отправился за ведьмой на другой конец страны, основываясь на рассказах уже двух Хайсеев. В городе Вален-Вилль, а точнее в Исполинском белом лесу, обитал некий злой Бог Эйдос, жадный до внимания людей. Судя по всему, он любил их и не один век в тайе заботился о них, но те либо боялись его, либо уже давно не верили в его существование. И он приютил потерянное существо без своей души, ведьму, созданную теплом страусиного пера. Именно ее выбрал некий Детектив, помогающий Хайсеям, поскольку только та девушка была достаточно наивна и сговорчива для того, чтобы ее можно было в чем-то убедить или уверить, а также она являлась чудной с силой, равной магии психопатов. Это было идеальное сочетание для создания идеи, что только Манджиро является истинным королем. В городе еще до приезда моего друга начал бесчинствовать убийца. Приняв участие в качестве наблюдателей, Маня и его наставник подбросили некоторые улики, чтобы чудной разум Таси, той самой ведьмы, принял в свой мир некоторые детали. Далее будущий король поймал публично того убийцу, который терроризировал Вален-Вилль, и без того полный мистичечких проблем, а девушка тем временем посадила на главной площади рядом с людьми дерево, заговаривая его, чтобы мысль о справедливом Манджиро разрослась корнями по всей земле. И так, передаваясь от растения к растению, по стране прошлась идея о том, что именно мой друг достоин своего престола и короны.
  Вернувшись к нам в столицу, мой друг встретил всплески бурных апплодисментов, свистов и криков радостных карликов, которые верили уже в то, что все они ниже нашего нового короля.
  - А что же все-таки пропало из святилища Афродиты? - не унимался от любопытства мой мозг и приставал словами языка ко всем солдатам, встречавшим Маню по струнке и в традиционной для Центра небесно-голубой форме. Но те, как назло, мне не отвечали.
  Я лишь понял потом по их удивленным взглядам и по реакции толпы. Когда торжественно и публично мой друг шел по красной ковровой дорожке к красно-золотому высокому - слишком выше, увы, нашего низенького самого по себе короля - трону, между людьми вместе с охами их пролетела птичка. Желтенькая и сверкающая, как Солнышко, маленькая, аккуратная и круглая, с пушистой белой попкой, она взмыла прямо перед носом Мани вверх и прочирикала что-то красивое на своем птичьем языке.
  Манджиро, уже в своей долгожданной белой накидке с красными багровыми лилиями, больше похожими на какие-то пики, на ней, протянул руку в бесконечное небо, и желто-золотистая, искрящаяся на солнце кроха подлетела к моему другу и села ему на палец.
  - Мама... - тихо сказал он, но я смог прочитать по губам. И незаметно на его щеке заблестела маленькая слеза, чтобы никто не видел, как король плачет.
  - Вот она! Это и есть пропавшее сокровище Богини любви, Афродиты! Сердце государства Россов! - услышал я из толпы. И Маня тоже слышал, но он не стал реагировать на те слова. Для него эта птица была олицетворением или перерождением тепла мамы. А я верил в то, что он был прав.
  Стоял разгар погоды, как вдруг с неба посыпались мягкие белые снежинки, щекочущие своим холодком лицо. Все люди вокруг затихли и порозовели. В этот день, в день, когда страну накрыло тонким тюлем зимы, Маня заполучил свою корону.
  Я, Дафна, новый наставник и даже Великан с его хвостом, Сохатым, который эмоционально расплакался во время этого торжественного часа, сейчас были горды и счастливы за нашего яркого Манджиро.
  "Ты это заслужил", - было единой мыслью во всех наших головах.
  А своим гербом он все-таки сделал черную кошку, а не багровые лилии, как мы думали.
  ***
  Во дворце его встретила девушка невообразимой красоты: высокая и утонченная, с волосами цвета перьев той самой птицы, тронувшей так сердце моего все же ранимого друга.
  - Познакомьтесь, это Геката, - презентировал нам ее Хайсей.
  - Да это же вылитая Фаина! - выпалил я как на духу.
  - Госпожа! - обрадовалась Дафна и вся засветилась, подбежала к девушке и крепко, что было сил, обняла ее, сдавив той все внутренности. - Зачем тебе, моя госпожа, все эти лица? Ты ведь такая, какая есть, и мы все равно принимаем тебя.
  - Что значит "все равно"!? - откровенно удивилась все-таки Фаина.
  - Впервые я тебя увидел без "маски"... - признался я, и лисица сразу же отреагировала на меня мимикой своего лица, но ничего не сказала вслух.
  - Я очень тебе рад, - разоткровенничался тоже Маня. - Тебе идет этот цвет волос.
  - Да, я заметила, как ты смотрел на ту маленькую птичку на коронации...
  "Ты заметила не все", - прокомментировал в мыслях я, но взгляд Фаины тут же переметнулся на меня, как бы следя за тем, что пробежало у меня в голове.
  - Теперь я буду твоей королевой, - продолжила лиса диалог с нашим другом. - Это уже решенный вопрос.
  - Что ж... Мне в любом случае сейчас не до этого.
  - И что же ты будешь делать?
  - Я искореню эту полипарадигмовую систему и сравняю все области в государстве. Пока магия есть, я могу это делать, но потом придется либо от нее отказаться, либо внедрить в ее сеть правила, по которым она может работать. А Фосфора, который сейчас сидит в клетке, нужно вернуть в какую-нибудь книгу, из которой он вылез.
  ***
  Ночью, однако, Манджиро снился ужасный сон, которым он поделился только со мной. Этот мир - это остров собранных воедино душ. Люди терзали и мучали Землю, как только могли, пока не пришел конец света. Отказавшись от всяческой борьбы, один ученый в области нейротехнологий перенес людей и их сознания в капсулу, в отдельную вселенную, которая существует по закону психологической карты мира: "Эта карта у каждого своя, и при том ни одна не является более правильной или более истинной". Поэтому место, в котором мы сейчас живем, является букетом из обрывков воспоминаний спасшихся людей. Лишь если сила сознания одного больше силы сознания, мании или фантазий другого, то она может перекрыть это и навязать ему свою картинку, свое мировоззрение. Другими словами, новый король, к которому перешла память о создании всего сущего, достаточно силен, чтобы переделать что угодно вокруг себя, и он же назначает того, кто будет контролировать состояние получившегося мира. То есть не важны были все те свершенные жертвы, не важны те, кто родится потом. Все остаются лишь образами в капсуле воспоминаний человечества.
  - Нет, - заявил мне Маня, стукнув передо мной зачем-то по столу. - Я... Я верю, что все не напрасно. Это всего лишь временное убежище для нас. Мы должны переделать, конечно, мир, если мы находим его неправильным или несправедливым, особенно по отношению к нашим родным, но это потому, что он существует. Нельзя изменить то, чего материально нет. Значит, то, что мы видим, есть. И наша великая страна, за которую мы дрожали, заслуживает гармонии и стабильности. Пусть люди больше читают, пусть наберутся побольше терпения друг к другу, отстроют заново деревни и города и взрастят на своей родной земле Души. Я верю в них и в свое существование.
  Эпилог
  Итак, я закончил свою историю о потрясающем друге, о Манджиро. Наверное, со всеми должно случиться хотя бы раз в жизни такое, что вы встречате или понимаете, что встретили по истине необычного человека. В мире на самом деле много таких людей. Но чаще всего, увы, они спиваются, либо подсаживаются на наркотики. Знаете, если полить цветок красной или зеленой водой, то он примет именно эти цвета. Так и с наркоманами, вот только все они становятся сначала красными от неконтролируемых эмоций: ярости, страсти, зависти (хотя тут, пожалуй, цвет арбуза), - а потом белыми, как Смерть. Вот только та женщина имеет совершенно аристократичный оттенок кожи, и она имеет на это право, а те замечательные люди, которые становятся ближе к ней, увядают, как растения без солнца и влаги.
  Но Манджиро сам по себе был солнцем. На это указывала вечно и вездесущая Фаина, или Геката. Она всегда думала, что знает моего друга лучше, чем я, потому что она может заглядывать в прошлое и в будущее.
  Если кто-то недопонял, в чем же смысл действий Мани и почему он такой замечательный, то я просто выскажу свое мнение об описанных событиях. Мой друг с детства, как я думал, занимался какой-то ерундой, почти не читал, строил дурацкие шалаши в лесу и пытался меня познакомить с девочками. Я не очень доверял этим существам, а теперь одна из них моя жена, а другая очень помогла Мане в исполнении его мечты.
  Многие люди, заточенные под куполом от реальности, считают, что "желание" и "мечта" это в корне разные понятия. Обычно это те же личности, которые верят в закон подлости, что очень само по себе странно, поскольку одно только существование такого закона должно подразумевать и то, что постоянная уверенность в своих силах и надежда на лучшее должны приводить к какому-то положительному результату. "Если проводится n испытаний, результат каждого из которых оценивается логической функцией z, причём результат "ложь" является нежелательным, то для достаточно большого n обязательно хотя бы для одного испытания A получим нежелательный результат", - так звучит языком логики закон Мерфи. Тогда я считаю, что визуальное представление себе желаемого результата своей деятельности, а иногда даже мимолетная мысль, которая сразу отметается, поскольку кажется слишком далекой от материальной истины, участвует в том самом розыгрыше на случай, причем качественная величина того желания и величина веры в возможность исполнения мечты, а это не одно и то же, прямо пропорциональны вероятности выпадения положительного результата.
  Другими словами, мой друг великий человек потому, что он добился, казалось бы, несбыточной мечты. Она исполнилась и стала для него реальностью. Да, Маня получил не совсем то, что представлял, - никто не мог ожидать того, что все, вызывающее у нас здесь, в мире, реакцию, это всего лишь фикция. Но он вдохновил меня тем, что принял этот факт и стал менять нашу страну, чтобы она стала лучше, чем была.
  Он не превратил ее в утопию. Хотя думал об этом, в чем признавался мне. Для Дафны и ее хорошего самочувствия это было бы полезно... Но... Я задумался над тем, какого быть просто бестелесным легко изменяющимся ветром. Воздухом. Бессмысленным и бесцветным, из которого ты можешь придумать, что захочешь. Это как небо, в облаках которого ты пытаешься увидеть что-то большее, чем белые клубы мельчайших капель воды. Я не понял сразу, почему Маня захотел продолжить жить здесь. Почему бы всему выдуманному человечеству не уйти в забытье, если мы - это просто остатки от визуальных картинок в чьей-то памяти? В памяти умирающего ученого, пытающегося спасти грешные души на своей планете, или в памяти тех, кого тот якобы смог спрятать?
  - Фел, ты когда-либо чувствовал себя ненастоящим? Что твои мысли - лишь повторение когда-то сказанных кем-то слов? Что твои фантазии - не оригинальность, а давно увиденные где-то картинки или события? Нет? Вот и я нет. А замечал ли за собой ты, что твои эмоции будто не настоящие, а искусственные? Тоже нет. Как ты думаешь, это наш мозг защищает нас от таких мыслей? Конечно да. А это значит, что он хотя бы у меня и у тебя есть. Значит мы настоящие, живые люди. Да, кого-то мы вспомнили, и они ожили у нас на глазах, а мы этого не заметили. Подумали, что они действительно перед нами. Это называется иногда оазисом перед смертью. Зато погибших напрасно можно вернуть. Нужно только помнить, что они всегда остаются с нами. Хотя бы в сердце. Я очень долго был уверен в этом... Это даже было плохо. Тогда, в детстве я постоянно краем глаза в доме видел маму и думал, что она снова убирается в доме или готовить кушать. Но, когда я поворачивался, она растворялась. Если я неспокойно спал, то я просыпался в поту и слышал мамин голос, который меня успокаивал, чтобы я мог спать дальше. Но ее уже не было. Представляешь, я ушел, когда она... Когда она... Она... Еще была жива... Она еще была жива, а когда я вернулся, она так и лежала в своей постели вместе с отцом. И умерли они не от старости. Это была ошибка врача. Это он во всем виноват. Поэтому мы должны изменить сейчас этот мир. Ты, наверное, уже видел, что некоторые люди будто выглядят неполноценно. Ты смотришь на Дафну свою и видишь идеальную девушку. Это потому что ее уже нет. Она - воспоминание... И еще одно подтверждение того, что ты - живой. А она взялась из твоей головы, - я не хотел в это верить. У меня заболела голова, будто в одно место мне забили тонкий, но достаточно твердый гвоздь. А Маня все продолжал, не давая мне отдышаться. - Именно поэтому мы все должны сплотиться. Мы - земляки. Мы видим те места, в которых уже бывали, тех людей, с которыми уже были знакомы, -это наш дом. Мы должны постараться, чтобы уберечь друг друга, если даже отдельно взятый у кого-то мозг отчаянно пытается защитить своего владельца от внешней угрозы. Чтобы не знать о конце света. Твое расщепление личности еще раз доказывает мою теорию. Скорее всего, еще когда зарождалась катастрофа, ты очень глубоко ее воспринял, и создал такой барьер и нескольких тебя, которые являются на самом деле одним человеком. В книге ты, конечно, будешь писать более складно, потому что "вы" все постараетесь. Но ты не замечаешь, как в жизни переключаешься с эгоиста и циника на ранимого ботаника и лучшего друга. Есть еще наблюдатель, который прекрасно знает о двух других личностях, но он обычно тебе нужен, чтобы рационально на что-то реагировать и хорошо все запоминать. Мистер память, который стал кем-то самостоятельным и почти отдельно живущим. Дафна уже жила с тобой до всего этого, и именно поэтому она знала про всех Феликсов сразу. И я давно уже это принял. Подумаешь, друг-шизик. В семье не без урода, да? А мы ведь столько лет уже как семья... Ты да я. Мы можем возродить Кохлею. Вместе со всеми ее жителями. И сами выберем этап развития. А нужен нам этот трамвай? Да... Действительно нужен... Он уже тоже как часть нашего дома. Мы и забыли, как наша деревня выросла до поселка со стучащими по рельсам колесам, которые делают дорогое наше "чух-чух" только потому, что рельсы кривые. Да... - ностальгировал Маня.
  Похоже, мы действительно могли все вернуть. Мой друг был будто не живым человеком, а зеленым билетом в лучшую жизнь. Утопия лишила бы весь мир смысла и стремлений к чему-то. Поэтому просто вернуть дом было лучшим решением. Маня воссоздал Кохлею вместе с моими родителями и бабушкой, а своих... Он сначала боялся.
  Дафна занялась лепкой горшков и кружек, и вот когда она переносила из комнаты в комнату краску для росписи, он позвал ее. Она, в свою очередь, нашла меня. Маня собрал нас около старого одинокого и пустого дома, в котором когда-то жила его семья.
  - Я тебе все рассказал, я же переубедил тебя от мысли, что всему конец, я заставил нас пойти дальше и вернуть нашу деревню. Но я же страшно боялся все время этого момента. Поэтому я хочу... Чтобы вы были со мной.
  В глазах его мы могли видеть то ли печаль, то ли страх с предвкушением, то ли скрытую радость. В любом случае он выглядел очень тревожным. "За силу ему надо было платить слабостью, - попыталась объяснить мне потом Дафна. - Разве не лучшей слабостью является волнение перед встречей с близкими?". Маруся даже в это время слезла со своего хозяина и села, как копилка, на траве, вытаращив свои огромные глаза на него.
  Маня поднял ногу над одной из деревянных, чуть просевших и неидельных ступенек, а уже дальше быстрее поднялся на крыльцо, как будто на одном дыхании. Перед ним стояла последняя преграда - одна лишь дверь. Друг мой ухватился за ручку на ней, крепко зажмурился и что-то прошептал. Возможно, это и было чем-то вроде заклинания. Мы затаили дыхание, не в силах пошевелиться. Я и Дафна лишь осторожно наблюдали за тем, как Маня своими руками возвращал самое дорогое сокровище домой. "Все возможно", - в итоге сказал он и надавил на ручку. Но она ударилась об что-то мягкое.
  - Ай! Маня, ты зачем мать бьешь? Я тебе уже совсем не нужна? Все, вырос! - пожаловалась мама.
  У появившейся фигуры были короткие, еле доходящие до плеч, собранные чуть крабиком золотистые волосы, и даже глаза были такого же цвета, а одежда радовала глаз простотой и изумрудом вязаной кофточки. Такая красивая женщина стояла сейчас в дверях. Дафна смотрела на нее блестящими и отчего-то удивленными глазами, в то время как сам Маня будто задрожал.
  Он молча подошел к маме и обнял ее. А она была такой крохой, такой хрупкой, что полностью поместилась в его руки, спрятавшись за его спиной от нас. Она как будто была дрожащей от ветра золотой копной пшеницы, которую взял в охапку сын.
  По моему затылку как-то прошелся жар, поднялся к лицу и опалил щеки с глазами, отчего последние слегка заслезились, будто воздух поиздевался над иссохшими слизистыми.
  - Ну ты как будто целую вечность меня не видел! С войны вернулся!.. Сына... Что такое? - спросила она уже тише, не умом, но сердцем понимая, что что-то таится неопределенное в душе ее ребенка. Такие они, мамы: всегда все чувствуют. А Маня молчал и продолжал обнимать ее, застыв с ней на одном месте. Женщина же протянула свои маленькие округлые ладошки через подмышки сына и нежно погладила его по мускулистой, возмужавшей спине.
  Тут стукнулась будто ручка о железное ведро. Рядом проходил сосед, очень похожий на дядю Стефана.
  - Эй! Манька! Хорош лобзаться с матерью! Отпусти ты уже ее юбку, сколько можно маменькиным сыночком быть! Вроде взрослый парень уже.
  - Дядь Стефан, неужели ты?..
  Мужичок, у которого седыми были уже даже густые усы на лице, обернулся на меня, хмыкнул:
  - Феля, ты что, с дерева упал? Голова не болит? Нет, Леший я...
  Дядя Стефан плюнул, снова взял за ручку свое ведро и пошел дальше, пробираясь через кусты и высокую траву по тропинке. "Обалдеть!.." - лишь вырвалось у меня, и я чуть не осел, но Дафна подхватила меня под руку, чуть не потеряв равновесие на своих любимых каблуках.
  - Дафна, сколько можно в каблуках уже ходить!? Ты в деревне! Даже если мы уже давно и не деревня! Сколько Кохлея расти не будет, а дороги всегда здесь будут такими. На то и называемся "улиткой", что долго развивается все. Да и не надо сильно. Мы вон с Маней босиком в детстве тут ходили. В дождь особенно.
  - Да поняла я! Поняла! - возмутилась раскрасневшаяся леди. - А... А...
  - Что такое? - так часто бывало, что Дафна заикалась, либо не могла вспомнить слово, сформулировать предложение, когда волновалась, но надо было сказать что-то важное.
  - А...
  Я решил проследить за ее взглядом и увидел, что наш друг пропал уже с крыльца, а дверь в дом была закрыта, и его мамы тоже нигде не было видно.
  - А где Маня?.. - договорила девушка наконец.
  Мы подошли к ступенькам, на которых только что видели товарища, но его и след простыл. Зато отсюда был хорошо слышен щебет каких-то птиц. Мы решили обойти дом и увидели гнездящихся под крышей маленьких желтеньких, как маленькие живые поющие солнца, птенцов с их мамой. И я вспомнил птицу с церемонии коронации Мани.
  Да...
  Неужели это случилось? Наконец-то он добился, чего хотел... И даже больше... Он сделал все для нас... Феликс и его милая Дафна [Лами Кой]
  Я оперся рукой о стену, упал лбом на свое предплечье и посмотрел на Дафну, которая ждала меня и не понимала, что я делаю сейчас. А я разглядывал ее. Я думал: "Она и правда ненастоящая? Неужели один мой мозг вспомнил и воссоздал ее? Разве можно было придумать такой цветок? Она же как ромашка, которая никого не обидит. Чем же она искусственная? Неужели в реальной жизни у нее были какие-то серьезные недостатки?..".
  ***
  Погода в нашей деревне отличалась особенным домашним запахом. Как будто слышишь аромат пыльной старой шапки отца и шубки матери. Как будто ты там, где можно одеваться и говорить, как угодно, а тебя все равно поймут. Дома люди явно дружелюбнее, чем в каких-то мегаполисах. Вот тебе журчит ручеек, вот тебе водомерки, вот тебе бабки-махаоны, вот тебе стрекозы. Сверчки, светлячки, кузнечики, лягушки по ночам, которые спать кому-то не дают. Что тебе еще надо?
  Никаких тебе фей и прочих странных существ.
  Отныне магия существует только в специализированных под ведьм и кодунов школах, откуда чудные практически не выходят, пока не вылечатся, либо пока не появится серьезная необходимость в из способностях.
  Сейчас я пишу, сидя за новым столом из красного дерева, подаренного Дафной, а Маня, как всегда, говорит, что это уже произошло когда-то. Когда-то моя жена - да, я сделал Дафне предложение - уже подарила мне точно такой же стол, а я начал писать стихи, романы, мемуары о своей жизни. Но все они продолжали находиться и спокойно гнить в этих просторных ящичках.
  "Надо этот порядок нарушить!" - кольнул меня однажды черт в не очень приятное место, и я отнес все свои рукописи в издательство. Сейчас по всей стране действует одна парадигма, одно время, и издательство тоже можно отыскать почти в любом городе. Но мои работы, к сожалению, не приняли. Сказали, что то, что я пишу, слишком далеко от реальности, и никто в здравом уме такое читать не будет. "Эти люди просто не знают, что совсем недавно они бредили от воздействия Волны Безумия. Они совсем не замечают, когда у них самих едет крыша", - подумал я, но не стал никому напоминать об этом. Иногда лучше не спорить. Вот я и не стал настаивать на том, чтобы мои произведения непременно приняли и напечатали. "Видимо, не время еще", - предположил я, разочарованно сложил папки в портфель, поправил галстук, который сначала умело и прекрасно завязала мне Дафна и который я уже сам несколько раз перевязал не очень красиво, потому что он меня душил. Я шел по улице, возможно, слегка отрешенный, и поэтому какая-то девушка обратила на меня внимание.
  - Вы выглядите очень расстроенным. Что такого человека заставило расстроиться? - вот что сказала мне она.
  Оказалось, то была журналистка, и она вроде бы неплохо разбиралась в людях. Она решила, что я очень похож на флегматика, чей ум должны занимать лишь логические рассуждения, а вместо этого я радую всех своей кислой миной и пишу книги про каких-то фей.
  Но она взяла мою работу. И пообещала отдать тому, кто точно ее опубликует.
  ***
  Маня сказал мне еще кое-что, на чем я хочу акцентировать внимание читателя:
  - Я ошибался. В мире существуем не только мы одни. Другие страны тоже действительно есть, и каждый президент, каждый король знает, какова реальность на самом деле. Все они имели представление об этом еще с самого начала своего правления. И как ты думаешь, почему взялись эти проклятые разбойники, которые охотятся за Душами? Ангелы конца света? Чудные?..
  Эти люди не хотят ничего менять. Они охотятся за теми Душами, что еще где-то остались. Я принял тиару у Гекаты, или у Фаины, потому что я хотел стать тем щитом, который будет охранять людей, живущих в одном большом доме под названием Страна Холода. И теперь это мои люди. Я в ответе за них. Остатки ли они чьих-то воспоминаний или самостоятельные личности, кто, если не я, защитит их память?
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"