Слабый ветерок легко вздымал мелкую, едкую пыль, та летела над жухлой травой и пустой дорогой, пропитывая одежду, забивая поры на коже, выедая глаза. Дышать приходилось с осторожностью.
Романов повёл плечами, поправляя вещмешок за спиной. Неосознанно постучал по кителю, сбивая грязь. Окутало целое облако, он заспешил дальше, чтобы окончательно не задохнуться. Погоны совсем побелели, под слоем пыли и не разобрать сержантских лычек.
Междугородная трасса свободна, как никогда. Асфальт едва угадывается под жёлтым песком. Романов поглядел по сторонам: безрадостная картина. Середина августа, кругом деревья, лес, но зелёного почти не видно: жёлтые сухие листья и трава, ставшая сеном. Будто в октябре. Очень жарком октябре.
Солнце едва различимо на розовом небе. Словно не Земля, а Марс. Но такими темпами скоро не останется различий.
Птиц не слышно, только шорох пыли и погибающей листвы. В такой тишине Романов легко разобрал натужный, кашляющий гул старого двигателя позади. Обернулся, механически поднимая руку.
Из-за поворота выкатила газель. Дорога прямая, равнина, однако двигатель выл натужно, как в крутой подъём. Романов помахал живее: ещё полдня шагать по этой пустыне совсем не улыбается.
Газель приблизилась, чихнула пару раз, будто сомневаясь. Притормозила. Дверь отъехала с треском, Романов не заставил долго ждать, лишь несколько раз хлопнул по бокам для приличия, хоть немного почистить форму.
В салоне ещё жарче, окна задраены, но дышится куда легче. Воздух чище.
Кроме Романова и водителя, в салоне оказалось всего двое: женщина с девочкой лет шести сжались на заднем сидении у окна, жёлтого от грязи снаружи. Романов поздоровался, сел ближе к водителю: усатый дядька лет сорока бодро переключал передачи, заставляя несчастный автобус вздрагивать. Газель разгонялась тяжело, как инвалид.
- Что, парень, тяжело ходить? - спросил усач.
Романов расстегнул верхнюю пуговицу кителя, вещмешок пристроил у ног. С одежды на сидение сыпался песок, неважно, он и так тут везде. Но лежит мирно, забившись в углы, а не летает у лица.
- Тяжело... большое спасибо.
- С фронта? - не унимался водитель. - Как там, одолеваем?
Романов дорого бы дал, чтобы усатый заткнулся и занимался дорогой. Но с тех пор, как пропал интернет и ТВ, лишь пропаганда по радио кормит обывателей. И слова очевидцев, поэтому каждый пристанет: "Как там? Как на войне? Победим?"
Да если бы побеждали, разве солдаты бродили бы по дорогам - усталые, потерявшие оружие и командиров?
- Не знаю, - ответил Романов. - Я мало видел.
- Но в боях-то был? - наседал усач, уже грубее. - Тварей стрелял?
Романов прикрыл глаза.
- Стрелял, - тихо сказал он.
- Ну вот! - обрадовался водитель. - Значит, идёт дело? Ты стрелял, другой стрелял, победим!
Романов не хотел спорить. По счастью, водитель отстал. Двигатель стонал натужно, монотонно, газель качалась на небольших барханах. Мысли потекли свободно - туда, на поля сражений...
***
Он сидел в свежем, ещё сыром окопе. Но руки от лопаты не болели - за пять минут до боя тела не ощущаешь. Укрепились на горе, цепочки окопов растянулись вправо и влево, позади выглядывают из бойниц жала ДОТов. Целый полк, и всего дел - остановить два десятка ксенцев. Удержать высоту.
"Идут! Огонь!"
Загрохотали мины, ударила артиллерия. Сотня снарядов пахала поле несколько минут. Свист и взрывы, земля дрожит, сыпется сверху. Романов уткнулся в дно окопа, зажав уши, рядом такие же новобранцы.
Не уловил момент, когда наступила тишина. Трясут за плечо: "Вперёд! В атаку!"
Рефлексы работают мимо сознания, и руки сжимают автомат, ноги сами несут туда, к воронкам и рытвинам. Зачем, что там может быть живым? Ни деревца, ни травинки - всё выжжено на несколько метров в глубину.
Мелькают камуфляжи других бойцов, тяжёлое дыхание, чавкание грязи под подошвами берцев, командиры дерут горло. И внезапно - очередь из автомата, отчаянный крик. Романов обернулся, но кричат уже с другой стороны. Тут и там треск очередей, истошные вопли. Где враг, куда бежать? Никто не знает.
Слева - шипение, смутное движение в канаве, в дыму не разобрать. Но там уже стреляют и опять страшные крики. Романов взбежал на холмик.
В канаве движение - щупальца, острые лапы. Очертаний не разобрать, это кишащий клубок змей, биомасса. Десяток солдат вокруг, все стреляют в яму, Романов тоже, все кричат... Но тварь не дохнет, мечутся когти. Упал один солдат, второй. Вот уже только пятеро стрелков, трое... Длинные челюсти обернулись к Романову, ринулись на него прямо под струи пуль из пятого рожка, Романов закричал и выставил руки вперёд...
***
Он сидел на полу автобуса, очумело глядя по сторонам. Автобус сбросил скорость, мотор притих. Женщина обхватила ребёнка, глядя испуганно. Водитель тоже смотрит ошарашенно, обернувшись через плечо.
- Эй, парень ты чего орёшь? Не в себе, что ли?
Он досадливо переключил передачу и добавил газу, двигатель жалобно взвыл. Романов отряхнулся рассеянно, вернулся в кресло. Страшно хочется пить. Спросить у этих воды? Вряд ли у них много. Ладно, потерпит.
Спустя полчаса надрывного кашля мотор заглох. Воцарилась тишина, автобус замер.
- Сломались? - нервно спросила женщина.
- Воздухан, - хмуро ответил водитель, доставая из бардачка тряпку и отвёртку. - Минуту.
Щёлкнув замком капота, он отправился наружу. Из открытой двери потянуло удушливой сухостью.
Романов тоже вышел - может, помощь нужна. Водитель, как будто, справлялся сам, поэтому Романов огляделся. Марево, воздух колышется, сухие деревья чуть слышно шелестят. На горизонте гора, необычная. Синеватый оттенок, из вершины вьётся тонкая чёрная нить - вверх, в самое багровое небо. Будто смерч.
Хлопнул капот, водитель вытирал тряпкой пальцы. Он подошёл и проследил за взглядом Романова.
Они вернулись в машину, стартер с неуверенным визгом покрутил двигатель, тот чихнул раз, другой и зашумел, завёл свой агонизирующий стон. Газель покатилась, а Романов глядел на улей через едва прозрачное жёлтое стекло. Как же, боеголовкой. Он видел, как один улей подрывали четырежды, а тот регенерировал за десять минут, и непохоже, чтобы радиация кого-то там беспокоила.
Через пару километров перевалили через мост. Романов глянул вниз. Сколько помнил, тут текла река, мощная, прозрачная. Даже когда объявили мобилизацию, река хоть и обмелела, но выглядела обычно. А сейчас - невзрачный, мерзкий ручеёк на самом дне. И вода - не вода, а жижа, вроде киселя, густая, медленная. Романов нахмурился сильнее.
Скоро вдоль дороги зачастили деревянные домики, служебные здания в пару этажей, магазинчики. Начинался город. Попадались авто - жёлтые, пыльные. Едут медленно, дорогу едва разобрать через грязное стекло. Жители тоже попадаются редко, закутанные плотно, как бедуины.
- Я в промзону, - подал голос усач. - Где высадить?
- Здесь останови.
Романов закутался плотнее, ещё раз поблагодарил и вернулся на улицу, в сухость и пыль. Газель завыла и поползла дальше, чуть пробуксовывая в песке.
Он огляделся. Знакомый район выглядел странно, будто его перенесли на другую планету и под другое солнце. Розоватый свет, жёлтый налёт на тротуарах и бывших клумбах. На город наступает пустыня.
Он прошёл пару кварталов, не переставая озираться. Много деревьев, садов, но зелени почти нет.
Родной дом, подъезд. На лестнице дышать легче. Дверь открыла мать, лицо иссушенное, немолодое. Сначала не узнала, но расцвела улыбкой, когда поняла.
- Серёжа! Вернулся!
Мать не могла нарадоваться, спрашивала о дороге, но тут же перебивала другим вопросом, сама же начинала рассказывать, много, без конца. Ефим гуляет с друзьями, дядю Сашу не берут на фронт, а Людка недавно про него, Сергея спрашивала. И похуже новости: лето жаркое очень, свет не включают, а за водой далеко ходить. Романов был рад, что лишних вопросов не звучит, уплетал котлеты под фирменным соусом с гарниром, а мать всё причитала, что не успела приготовить вкусное к приходу сына.
- Что же ты не позвонил? А телефон мой разрядился, и никак, у Свердловых тоже не работает... Тебе бы помыться, сынок, а воды нет. Авария, починить не могут...
Романов переоделся в старое, домашнее.
В комнатах сумрак. Главное, дышать можно, хотя и здесь пыль собирается по углам. Видно, что мать старается, убирает ежедневно, однако песок сильнее. Романов невзначай стукнул по ковру на стене - вылетело жёлтое облачко.
Он вернулся на кухню, и всё ждал, когда прозвучит главный вопрос. Дождался.
- Я так переживала, когда тебя ранили. Хорошо, что ничего серьёзного. А у меня всё спрашивают, когда победа. А мне что ответить? У Свердловых радио, иногда передают, что сражаются, волноваться не надо, всё под контролем. Часто говорят такое. Значит, всё хорошо? А то болтают разное...
Романов вздохнул:
- Конечно, мама. Всё хорошо. Враги отступают, и всё наладится. Скоро будет гроза, передавали. И свет дадут. И воду.
- Скорее бы! А я им сказала, а то наводят муть, такие глупости говорят, даже стыдно: что климат меняют эти ульи, там это... терра... фирма... В общем, делают, как лучше им.
- Ерунду болтают.
Мать всё рассказывала, а Романов опустил голову, чтобы лица не показывать. Хорошо, что темно...
Она бережно достала из глубин стола пластиковую полуторалитровую бутылку, воды на донышке, аккуратно налила остатки в кружку:
- Серёжа, пить хочешь, небось. С водой сейчас тяжело, но я завтра схожу...
Романов жадно проглотил воду, фляжка-то опустела ещё вчера.
- Ты пойди, поспи, Серёжа, а вечером...
- Потоп высплюсь. Я схожу за водой.
Мать пыталась отговаривать, но неуверенно - видно, что выходить ей тяжело. Вкратце пересказала, где выдают. Закутавшись обратно в пыльное, уличное, Романов взял пару пятилитровых бутылей, и тяжело вздохнув, вернулся обратно, в сушь. Лёгкие заныли от горького воздуха.
Романов помнил, где автобусная остановка, но место узнал не сразу. Полузасыпанная пылью скамейка пустовала, и не видно, чтобы кто-то ждал транспорта. Опять пешком! Армейская подготовка закалила ноги, да и материна стряпня подкрепила, так что силы есть.
Через полчаса он отыскал склад, где поставили опреснитель. Гул разносился далеко - явно, машина работала на пределе. Пришлось отстоять очередь из таких же закутанных мумий. Не всегда и разберёшь, какого пола человек. К счастью, окошко выдачи внутри: люди набились в крохотный тамбур плотнее. Даже в такой тесноте дышать проще, чем снаружи. И пьянящий аромат влаги - чистой пресной воды - перехватывает дух.
Лысоватый мужчина в окошке быстро оглядел документы матери и Ефима, а воинский билет крутил так и эдак, поглядывая на Романова в сомнении.
- Служите, что ли?
- Там указано.
- А чего по месту службы не получаете?
- Полк расформирован.
Оператор ещё косился на Романова с неодобрением, потом чуть заметно улыбнулся:
- Обязательно надо. Вы уж постарайтесь. А то здесь долго не протянем - опреснять уже нечего. Знаете, какую воду нам завозят? Это и не вода уже. Коллекторы чистим каждый день.
- Справимся. Скоро всё будет, - опять солгал Романов.
- Скорее бы, - вздохнул оператор и на минуту скрылся из виду.
Вернулся он с одной полной пятилитровой бутылкой.
- А вторая?
- Не положено, - пожал тот плечами. - Сказано, выдавать на два дня. У вас два взрослых и ребёнок - пять литров.
Романов не стал спорить, принял полную бутылку и одну пустую. Протолкался наружу, во внешний угар. Но внутренне ругался: пять литров на троих, куда так мало?! Небось, на себе-то не экономят, нашли тёплое местечко...
В этот момент опреснитель на миг задохнулся, взвыл, ещё раз, и вернулся к ровному гулу. Очередь, затаившая дыхание, перевела дух. Романов невольно вспомнил помирающий движок на газели - так же стонал.
Хотя бутылка и оттягивала руку, дорога обратно показалась легче: розовое солнце клонилось к закату. Чуть посвежело. Пустая бутылка мешалась - зачем только брал?
В подъезде столкнулся с дядей Сашей - коренастый широкоплечий мужичок. Тот не сразу разглядел Романова в потёмках, окликнул, уже когда сошлись вплотную:
- Серёга, ты? На побывку? Мать твоя уже рассказала.
- Да, здравствуйте, дядя Саша. Да, вернулся.
- Ну, как там на фронте? Бьёте нечисть?
Романов глубоко вздохнул. Стало отвратительно, так надоело лгать, успокаивать людей сказками. Дядя Саша, вроде крепкий мужик, просился на фронт, да не взяли - язва. Потом ещё долго скандалил, ругал армейских чиновников.
- Не бьём, дядя Саша. Ни одного не убили.
- Как это? - опешил тот. - А что вы там делаете?
- Уже ничего не делаем. Некому. Войска разбиты, ксенцев оружие не берёт.
- Э, погоди... Ерунду городишь. В новостях что говорят?
- Новости - чтобы людей успокоить.
- Погоди, - повысил тон дядя Саша, он уже выглядел раздражённым. - Ты, пацан, сам не знаешь, что городишь. Тебе верить или командованию? Иди к мамке, волнуется... сержант...
Романов не стал возражать, поднялся на пролёт, в сумерках держась за старые деревянные перила. Снизу долетел крик дяди Саши:
- Если было бы, как ты говоришь, что войска разбиты, враги бы уже сюда добрались! А их нет! Так что, голову тебе напекло, пацан!..
Романов не отвечал, вернулся к матери с бутылками. Он видел, как мать смотрит на воду, хотя и старается не подавать виду. Она заметно похудела и состарилась.
Явился Ефим, пыльный и шустрый. Ему уже рассказали, что старший брат вернулся с армии, он хотел знать обо всём. Романов отчитал его, что не помогает матери.
- Я вчера воды принёс! - обиделся подросток.
Романов рассказал ему о ксенцах, без лишних подробностей. Глаза брата горели.
- Я тоже могу воевать! Меня же возьмут?
- Возьмут... приманкой.
Они ещё разговаривали, Романов старался помалкивать, больше говорила мать: о том, как стали выключать воду, потом электричество, а жара сильнее, и пыль, и воздух всё горше, а у соседской дочки астма, а у старика на пятом этаже сердце... Как Ефим жаловался, что пропал интернет, но это хорошо, меньше сидеть будет, хоть гулять стал, но потом ещё телевизор, и только радио у соседей передаёт, чтобы не волновались...
Романов отправился спать. Обтёрся кое-как полотенцем. Волосы короткие, надо бы вообще сбрить, а то пылесборник.
Несмотря на усталость, сон не шёл. Не хотелось думать о будущем, просто приятно лежать дома в постели, радоваться, что не в окопе и не бродишь по дорогам. Мысли возвращались к существам.
Летят по галактике семена зла, ищут подходящую планету. Сколько летят? Миллион, миллиард лет? А кто знает? Но когда находят, падают на поверхность, прорастают в улья, изменяют атмосферу под себя. Если есть местная фауна, она ничего не сделает, ведь улья регенерируют. Но если местные жители разумны и назойливы, из улья выходят ксенцы и убирают любую угрозу. Они тоже неуязвимы.
Инфицированный мир обречён. Позже пришельцы высосут все соки из планеты и распылят новые споры по галактике, дальше полетят в поисках жертв.
В голову лезли воспоминания. Романов вспомнил, как пытались сдержать ксенцев. Огромный ров, эти муравьи карабкаются по склонам, а солдаты сверху поливают с огнемётов, швыряют гранаты - пламя и разрывы... Иногда ксенцы соскальзывают со склона, разорванные снарядами, но внизу восстанавливаются и лезут, карабкаются. Вот один запрыгнул, там крики, выстрелы, огнемёт пропал. Потом исчез второй огнемёт, взорвался - это граната. Но ксенца не остановить, и вот следующий, ещё... Романов держит автомат наизготовку: туда, в темноту, ожидая нападения. И тень закрывает дальний прожектор, это ксенец прыгает, и Романов видит, как пули из автомата пробивают, рвут монстра на куски, но тот склеивается обратно прямо в прыжке и челюсти всё ближе к лицу Романова, и вот...
Он очнулся, сидя на полу у кровати. Постель перемешана, будто там боролись. Он встал, поправил простыни. В проёме двери возникла мать со свечкой.
- Серёжа, что с тобой?
- Сон... плохой сон...
- Может, снотворного?
- Нет, ничего не надо. Спим.
Он ещё просыпался от непривычного звука. Что это, капли дождя на подоконнике? Опять сон, откуда сейчас дождь...
Проспал непривычно долго. Спал бы ещё: хоть сны страшные, но реальность страшнее. Жара заставила встать. Долго давился кашлем, избавляясь от пыли в лёгких, так постоянно в последнее время после сна.
На кухне уже нож стучит по разделочной доске. Мать открыла консервы, нарезала салат, много овощей.
- Кушайте, в них много воды.
Романов бы не сказал, что много - огурцы, помидоры высохли, сморщились, липнут к зубам.
- Вроде, дождь ночью шёл, не слышал? - упомянула мать. Романов пожал плечами. Он глядел из окна без всякой надежды - да, ни одной лужи, те же кучи сухого песка. Если пару капель и упало, они впитались в тонны пыли.
Прискакал брат:
- Слышали, говорят, ксенца нашли!
Романов невесело усмехнулся. Глупость, если бы кто-то встретил ксенца, он бы уже ничего не рассказал. Но к счастью, твари пока отсиживаются в ульях, выбираются лишь для военных операций.
Но Ефим так задорно рассказывал, жестикулировал, да и мать попросила за ним приглядеть. Романов решил сходить, посмотреть, что там творится, что они нашли.
Он закутался в грязную уличную одежду. Выбивай, не выбивай - кажется, пыли в ней больше, чем материи.
Несмотря на уличный угар, Ефим убегал вперёд, скакал вокруг. Для него это приключение. Романов поверить не мог, что у них меньше десяти лет разницы.
Пыль лежала на бледных ветвях деревьев, на карнизах домов, подоконниках снаружи, любых выступах. Машины жались к стенам, тоже засыпанные, будто тополиным пухом.
Город словно состарился и поседел.
Они приближались к бывшему парку. Сейчас деревья напоминали выставку скелетов. Место, куда шли, было заметно издали по скоплению людей. Романов протолкался к центру.
Правда, ксенец. Клешни и шипы на брюхе - точно как на рисунках. Немного похож на гигантского муравья, только ног побольше и тело пропорционально длиннее, как у гусеницы.
Конечно, как следует разглядеть пришельца почти невозможно, даже фото выходят смазанные, что говорить о видео либо личном опыте. Кишащий сгусток щупалец. Но сейчас Романов видел ксенца ясно, как никогда. Прямо пособие.
Застывшее пособие из камня, гипса или похожего материала. Восковая фигура в натуральную величину. Обычно ксенцы тёмного цвета, а этот - грязно-белый.
И полностью обездвижен. Романов увидел, как парень лет десяти со смехом подскочил к статуе и отломил кусок лапы раньше, чем взрослые успели его отогнать. Романов и сам подошёл ближе, присел, постучал по туловищу.
Камень. Романов оглядел место слома, где была нога. Можно различить внутренние жилки, слои тканей существа.
Что за цирк? Какой гений изваял ксенца в таких деталях? Кому заняться нечем?
Или это настоящий инопланетянин, только уснувший или погибший? И если мёртв, то как, их не берёт и ядерное оружие. Просто умер от старости или местных микробов? Романов читал Уэллса, все читали и знали, что болезни ксенцев не берут.
Самая опасная тварь на планете - и вот, с ним играют дети.
- Сломать, от греха подальше, - предложил кто-то.
- Зачем? В музей отнести!
- Делать вам нечего, сдох, и ладно, скоро вонять начнёт...
- А что это вообще такое?
Поняв, что ничего нового не увидит, Романов выбрался из толпы. Весь оставшийся день он возвращался мыслями к этой статуе.
Позже сходил в общественную баню. Пришлось выстоять очередь, опять регистрация. Конечно, воды не дали - только странная жидкость, пахучая и едкая. Он, как и другие мужчины, намазался ей, затем вытер тело полотенцем. Помогло. Старая грязь слезла, Романов ощутил себя чистым, как новорождённый. Конечно, только кажется, тут обрадуешься любой чистке.
Он хотел купить коробку конфет и шампанского, да призадумался. Лучше литр чистой воды. Надев самую свежую одежду и бельё, отправился в соседний подъезд к давней знакомой. Быстро выяснилось, что с подарком не прогадал. Позже они лежали в постели, обнявшись, он глядел в потолок и слушал Люду. Приятно после всех лишений ощущать нежное женское тело рядом. Мысли о мрачном будущем ненадолго отступили.
Она рассказывала о своих бесконечных похождениях, о неудачных связях и сомнениях, о страхе перед новостями и прочем - Романов не вникал.
- Это у тебя от ксенцев? - Она потрогала шрам на боку.
Ксенцы шрамов не оставляли. Не успел отступить - не успеешь ничего. Романов помнил, как рядом взорвалась граната, только чудом задел всего один осколок. А кровь ощутил он уже позже - поэтому и попал в госпиталь. Поэтому и дожил до капитуляции.
- Ага.
- Как там на фронте, победим?
- Конечно.
- Ты убивал ксенцев?
- Попадал в них, ага.
Люда уснула, Романов тоже дремал. Будет ли этой ночью дождь? Вряд ли. Наверное, уже не будет никогда. Ульи меняют атмосферу всё сильнее.
Он резко открыл глаза. Статуя ксенца там, у парка. Они выбираются, но пока неуверенно, потому что... потому что... Идея крутилась в голове, он прикидывал её так и эдак. Глупость, не может быть. Но ксенец погиб.
На следующий день вернулся домой, наскоро перекусил, собирался отправиться за пайкой воды, когда с улицы послышались крики. Романов глянул в окошко и забыл, как дышать.
По улице бегали существа из его кошмаров. Он видел троих. Ксенец пробежал по стене, вернулся на асфальт и замер, шевеля червеобразными отростками, как на голове Медузы Горгоны. Чёрный панцирь хорошо выделялся на жёлтом фоне.
Он впервые видел живых тварей так подробно. Больше всего поражала неуместность, чуждость пришельцев. Такие существа не должны ходить по земле.
Что-то громыхнуло, и ксенец дёрнулся. Романов прижался лицом к горячему стеклу. Дядя Саша! Он держал охотничье ружьё, меняя патроны. Ксенец медленно двинулся к человеку, изгибаясь, словно многоножка. Дядя Саша пальнул раз, другой. Было заметно, что пули пробивают ксенца насквозь, но тот шёл как ни в чём не бывало. Романов не видел, но знал, что раны чудовища тотчас затягиваются. Если это можно назвать ранами - настолько легко ксенцы собирались обратно, словно Лего.
Дядя Саша отступил к стене, и Романов потерял его из виду. Ружьё ещё два раза громыхнуло, затем истошный крик - всё, дядя Саша присоединился ко всем, кто пытался пристрелить или взорвать инопланетян до него.
Романов не стал терять время, бросился на кухню. Ящики, бутылки... Где мать хранит воду? Он схватил бутылку, на дне плещутся остатки, буквально полстакана. Так мало! Романов бросился к двери, прыгнул в ботинки. Некогда закутываться, придётся потерпеть.
- Это у тебя что-то упало?
Мать позади. Нет времени на разговоры! Романов бросился вниз по ступеням, прыгая через пол пролёта. Споткнулся, упал, чудом ничего не сломав. Вроде, ушибся, но боли нет, слишком натянуты нервы. Он прижимал драгоценную бутылку к груди.
В подъезде ещё кое-как дышалось, но стоило выйти под открытое небо, лёгкие свело судорогой. Невозможно вдохнуть глубоко. Лишь сейчас он ощутил, как мало кислорода в атмосфере, зато полно другого, странного, едкого. Это уже не земная, а гибридная атмосфера, такими темпами скоро станет вовсе ядовитой. И тогда уже человек будет неуместен.
Людей не видно, ксенцы бродят по улице тут и там. Романов заметил пятерых. И между тем бережно отвинчивал крышку на бутылке. Как мало воды! Хватит ли?
Пришельцы повернули головы. Трое приближались - не спеша, перебирая длинными гибкими ногами. Он безоружен, почти не двигается, поэтому не суетятся. Солидные хозяева в новом муравейнике.
Только не упустить момент. Хуже всего - если пришелец подкрадётся со спины. Тогда всё. Или прыгнет внезапно - они отлично прыгают, насмотрелся. Но не похоже, что они ощущают опасность - слишком размеренно ходят, с важностью. Смотрят на него так: "Что за ерунда вылезла? Сразу давить или поиграть немного?"
Обступили полукругом, один подошёл совсем близко. Теперь Романов видел, что кожа не чёрная, а тёмно-серая, и шевелится, будто живая, будто под ней копошится тысяча насекомых. Выглядело отвратительно, чуть не стошнило.
Пришельцы близко, почти вплотную. Каждый миг может стать последним. Сейчас - или никогда! Романов взмахнул бутылкой, надеясь на глазомер. Тонкая струйка вырвалась из горлышка, и пролетев полметра, часть упала на дорогу, а часть - точно на подвижную кожу пришельца.
Романов отступил, а ксенец дёрнулся всем телом, будто внутри него взорвалась граната. Там, где вода коснулась его, расходились белые круги. Пришелец завизжал мерзко, звук не похожий ни на что земное. Но белые круги на его коже росли быстро, захватывали туловище. Там, где побелело, кожа уже не двигалась. Остальная топорщилась, будто ощетинилась.
Ксенец отступил, споткнулся. Две лапы уже побелело, отвердело, не слушалось. Он ещё издал пару звуков, изогнулся и замер, весь белый. Твёрдый, окаменевший.
Романов ждал, что остальные разорвут его. Куда там! Ксенцы удирали со всех лап. Прыгали со стен, разбегались, извиваясь телами. Скоро улица очистилась, остался лишь один, застывший, белый.
Из окон показались первые испуганные лица.
Романов догадался ещё накануне о том, как погиб первый ксенец, вчерашний. Он попал под короткий дождь. Несчастный случай для них, отравление остатками земной атмосферы. Откуда же было пришельцам знать, что люди давно управляют этим ядом - обычной пресной водой.
Пришло время попотчевать звёздных гостей, напоить сполна. Романов огляделся. Найти поливальную, пожарную машину.
Очень скоро ближайший улей окажется под ливневым дождём. Земля останется за людьми.