Василий Никанорович пил чай с тортом. Жил он в достатке и торт к чаю себе позволял ежедневно. Чаевничал, как правило, в одиночестве, поскольку гостей опасался. Многие, приходя на званый обед или празднование, ведут себя несколько вызывающе и, как бы это сказать, развязно. А шум Василий Никанорович не любил.
Однажды он пригласил сотрудников на именины, так потом целый вечер промучился головной болью и неделю не мог смотреть в глаза соседям - все казалось, что они показывают ему в спину пальцем, называют буяном, бездельником и дебоширом, а еще хотят написать заявление в милицию. Жутко неприятная ситуация. А подарили-то бронзовую черепаху-пепельницу и оранжевые домашние тапочки. Василий Никанорович не курил и яркие цвета не любил.
Черепахой конечно можно было колоть орехи. Но орехи - это так непрактично. Покупаешь, скажем кило, а в виде скорлупы остается больше половины. Василий Никанорович даже перевешивал. А что с ней делать? Перемолоть с помощью старенькой ручной кофемолки и понемногу добавлять в чай и суп?
Василий Никанорович пил чай с тортом и жмурился от удовольствия. Торт был вкусный: мягкий, нежный, пропитанный лимонным соком и с большими кремовыми розочками. Не торт, а объедение. Конечно шоколадный он любил больше, но все ведь хорошо в меру. Это Василий Никанорович уяснил давно.
Он кушал бисквитный воздушно-розовый и с замиранием сердца думал про послезавтра. На завтрашний день у него был запланирован песочный торт с изюмом и орехами (без скорлупы, конечно, Василий Никанорович проверял в булочной лично), а вот потом... м-м-м-м... красота!
Он представлял себе шоколадные бока и коричневую кремовую прослойку. Мечтательно постанывал и закатывал глаза. В общем наслаждался предвкушением.
От чая Василий Никанорович весь раскраснелся и чувствовал себя в этот слегка прохладный вечер просто превосходно.
Как вдруг громко и требовательно зазвонил телефон. Василий Никанорович вздрогнул и замер. Сам он звонил редко, только по мере надобности вызвать сантехника там или электрика, а ему так и вообще никто не звонил. Все вопросы Василий Никанорович успешно решал в конторе в рабочее время, чем очень и гордился. Поэтому звонок телефона его, прямо скажем, насторожил.
Василий Никанорович сидел с поднятой к губам чашкой и не дожеванным тортом во рту. Крошки падали на старенький, отутюженный халат, а румянец медленно сходил со щёк.
"Это не простой звонок" - сразу понял он, и в желудке как-то нехорошо похолодело. Проглотив не дожёванный кусок, колючий и безвкусный, Василий Никанорович обречённо подошёл к телефону и снял трубку.
На его осторожное "Алё" в трубке противно затрещало. А после нескольких секунд тишины далёкий незнакомый голос выкрикнул, словно отсекая невидимым топором от большого целого куски, предназначенные только ему, Василию Никаноровичу, слова: "Вася, гык!"
Василий Никанорович мгновенно побледнел. Первое слово из двух было конечно же его именем, которое он не сразу признал по причине того, что так его с самого детства никто не называл. Второе отрубленное слово не несло известного ему смысла, было каким-то грубым, совершенно нечеловеческим и похожим только что на звуки, издаваемые пьяным ямщиком, повозка которого наскочила на кочку.
- Ч-ч-что-о? - всё что и смог выдавить из себя Василий Никанорович, даже забыв о правилах приличия, и при этом как-то весь съёжившись и уменьшившись ростом.
- Вася, гык. - с вызовом и победными нотками повторил голос в трубке.
Василий Никанорович съёжился ещё больше. Мысли заметались у него в голове, не привыкшей к беспокойствам и неприятным неожиданностям.
- Вася, гык. - в третий раз активизировался голос в трубке и Василию Никаноровичу показалось, что он улавливает некоторое раздражение.
"Чего доброго совсем разозлится", - подумал он и открыл рот, что бы как-то смягчить неловкую ситуацию. Но не сумев подобрать необходимых дружелюбных слов, только и повторил ранее уже звучавшее, вопрошающее "Ч-ч-что-о?". Ростом же Василий Никанорович казался теперь почти на треть меньше обычного.
"Что ему нужно?" - крутилось в голове несчастного Василия Никаноровича, - "Что же означает это страшное гык? Как будто тебе со всего маху ударили в живот. А может этот хулиган побить меня хочет? И намекает так? О-о-ох!..."
Комната закружилась перед глазами жертвы телефонного терроризма. Руки похолодели. Съеденный торт беспокойно зашевелился в желудке и даже показалось стал выбираться наружу кремовыми розочками вперёд.
"Главное теперь на улицу не выходить после захода солнца. А лучше и вообще не выходить. Чтобы, не дай Бог, не случился этот самый, даже язык не поворачивается произнести, кошмарный ГЫК... Ничего-о-о, недельку перетерплю, а там видно будет", - и Василий Никанорович тяжко вздохнул, - "Жаль, конечно. Ведь послезавтра... эхе-хе."
Короткие гудки в трубке на какой-то миг успокоили Василия Никаноровича, но потом осознание всей тяжести случившегося вновь обрушилось на несчастного тортомана, и он заметался по комнате держась за голову, ничего не видя перед собой и опрокидывая стулья.
Затем упал на кровать и зарыдал в подушку, глухо и тяжело.
Никогда он ещё не чувствовал себя таким несчастным, одиноким и униженным. Даже тогда, когда ему по его неосторожности всунули вафельный торт вместо сливочно-творожного. Василий Никанорович перенёс тот случай, надо сказать, стоически и даже немного подшучивал над собой. И в ту кондитерскую, где его так подло обманули, конечно уже не ходил никогда. Тем более, что двумя кварталами дальше был другой магазинчик, где его знали, как постоянного покупателя, очень уважительно обходились и своевременно обслуживали... А может это хозяин первой кондитерской звонил в отместку? Этот черноусый жулик. Выследил, по адресу в справочной узнал номер телефона и теперь мстит так вот за гордость Василия Никаноровича? Какой бесчеловечный поступок - позвонить уважаемому пожилому человеку и наговорить столько гадостей из-за каких-то несчастных тортов...
Или всё таки хотят побить? Но за что? Василий Никанорович и мухи за всю свою жизнь не обидел. Может сказал кому чего не так. Так ведь можно мирно объясниться, а не идти такими вот не цивилизованными путями.
Всё таки будут бить - окончательно решил Василий Никанорович. Мечущаяся мысль остановилась, и он, уставший от пережитых нервных потрясений, незаметно для самого себя провалился в сон.
Спал Василий Никанорович неспокойно, поскуливал, терзал зубами подушку и всю ночь брыкался.
Что же снилось Василию Никаноровичу?
А снилось ему, будто гуляет он по алее городского парка, дышит свежим морозным воздухом, любуется искрящимся снегом и наблюдает, как ребятишки лепят снежную бабу, а те, что постарше - играют в снежки.
Так он гуляет, любуется, дышит. Потом опять гуляет и снова дышит. И снова гуляет. И так до тех пор, пока снежок, запущенный шаловливой детской рукой не попадает ему в голову. Василий Никанорович падает лицом в снег, но тут же вскакивает, пританцовывает бодро, фокусирует зрение и со строгостью, но пониманием улыбается. Ох уж эти дети. На башенных часах полдень. Левый глаз немного косит и именно им Василий Никанорович замечает Фигуру в Чёрном. Чёрное пальто, шляпа, надвинутая на глаза, тёмные очки с горизонтальными шторками против слепящего снега и чёрная портативная рация на боку делают Фигуру практически неразличимой на фоне ярко-белого снега. Но зрение у Василия Никаноровича отменное и его так просто не проведёшь. Шпион - понимает Василий Никанорович по неправильным следам, остающимся на снегу за Фигурой. Уверенности добавляют подручные, пытающиеся замести следы еловыми лапками... Через секунду шпион стоит уже рядом, смотрит в другую сторону, чтобы никто ничего не заподозрил - понимает проницательный Василий Никанорович, и насвистывает ему в ухо прелюдию к какому-то пошленькому балету. "Вася, гык", - неожиданно произносит Фигура в Чёрном слова пароля и Василий Никанорович понимает, что должен передать очень важную секретную информацию. Оборачивается, видит свои неправильные следы, не оставляющие ему никаких шансов на отступление, и протягивает шпиону рецепт великолепного шоколадного торта "Ночи Нигерии". Сразу же со всех сторон вырастают фигуры в защитных комбинезонах и хватают преступников за руки. "Канал утечки информации перекрыт" - рапортует кто-то в отдалении. Василий Никанорович догадывается, что это контрразведчики и начинает дико озираться по сторонам в поисках спасения. На башенных часах полдень. Дети лепят снежного деда со всеми подробностями, а те, что постарше - закапывают в снег побеждённых и утрамбовывают площадку ногами. Шпион раскусывает капсулу с ядом, корчится и притворяется мёртвым. А умные, серьёзные глаза майора службы госбезопасности смотрят на Василия Никаноровича строго и осуждающе. Всё кончено. Это провал. Позор. Позор не смыть никогда и ни чем. Теперь соседи точно напишут жалобу в милицию... В перспективе только чёрный хлеб к чаю, да по праздникам, может, кусочек масла - местами позеленевшего и прогорклого...
Василий Никанорович проснулся под утро, уставший и разбитый. Отбросил мятую и мокрую от слёз подушку, обхватил себя руками и застонал жалобно и протяжно. Так подвывая и раскачиваясь из стороны в сторону он и просидел весь день. И весь день ему в голову лезли всякие нехорошие мысли, то о побеге в другой город или даже страну, то об изменении с помощью хирургического вмешательства внешности или даже пола, а то и о самоубийстве.
Под вечер Василий Никанорович уже было собрался идти сдаваться в милицию, чтобы рассказывать о своей долгой шпионской деятельности, но никак не мог вспомнить подпольную кличку и название иностранной разведки, на которую работал. А ведь про эти вещи в милиции спрашивают в первую очередь.
В общем Василий Никанорович весь извёлся, заметно похудел и приобрёл серые мешки под глазами. И совсем уже махнул рукой на свою загубленную жизнь, как что-то неожиданно щёлкнуло в нём. Новая обнадёживающая мысль завертелась в гудящей от переживаний голове.
Василий Никанорович вскинулся, нашёл безумными глазами телефонный аппарат, бросился к трубке и набрал первый попавшийся номер...
Николай Трофимович, для друзей просто Колян, баловался буженинкой, когда неожиданно зазвонил телефон. Зазвонил громко, требовательно, с дребезгом. Николай Трофимович поперхнулся водкой, чертыхнулся и потянулся жирными пальцами за трубкой.
- Ало-о-о, - густым зычным баритоном произнёс он в трубку и сперва даже не услышал, а всем своим естеством почувствовал, как на другом конце провода незнакомый ему Василий Никанорович (если Вы не догадались - это был именно он) боясь не успеть что было дури заорал:
- Ко-оля гы-ы-ык!
А ведь Николаю Трофимовичу весь день было неспокойно как-то и чувствовалось что ли, что вечер не обещает быть радужным...