Радин Сергей : другие произведения.

2. Кодекс Ордена Казановы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.90*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пропали двое. Лёхину, имеющему связи в паранормальном мире, надо найти их. Текст на вычитке.


   Спасибо сестре, другу и советчику, по-своему понимающей обязанности литагента
   Спасибо группе "Блинд Гардиан", чья песня "Скальды и тени" подвигла меня на написание песенки-заклинания для Ромки
  
  
   И был август. И познакомил он Лёхина с привидениями, с домовыми, с личным Шишиком и некоторыми другими представителями паранормального мира... А потом наступил сентябрь. И оказался месяц плаксивым и, что уже привычно для героя, бессонным.
  
  
   ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
   1.
   "Джон Гризли рыча пинал хлипкую дверь в бунгало рейнджера Криса, пока не сообразил, что того, возможно, нет дома. А когда сообразил, разъярённо взревел: он уже трое суток уходит и от законников, и от лихих ребят Боба Кувалды. Все решили, что Джон виноват, и только рейнджер знает всю правду. А его нет. Но сдаваться Джон Гризли не собирался. Он любовно огладил на себе броню из смертоносного оружия и, развернувшись, пнул дверь напоследок. Успел шагнуть лишь на ступень вниз, когда дверь за спиной суховато заскрипела. В следующий миг дула четырёх огнемётов уставились в тёмную щель... Джон Гризли не зря считался лучшим охотником в Федерации. На крупную дичь. Для кого как, а для него вместе с темнотой из бунгало потекла струйка сладкого, до тошноты, запаха свежей крови. Ещё секунды - и он уверился, что в доме движения нет. Но, входя, огнемётов не опустил... Лучше бы не входил! На боковой стене высокого камина, прибитый за кисти, висел сам хозяин. Джон Гризли засопел, собираясь снова взреветь - уже с отчаяния, как вдруг почуял: на бунгало со всех сторон надвинулось нечто. Будто грозовая туча опустилась. Догнали, гады. С трупом на руках прихватили.... В мёртвой тишине дома ещё ничего не слышно, но не зря же он охотник... К четырём стволам Джон Гризли добавил парочку гранатомётов и прощально взглянул на рейнджера Криса. И принялся ругаться чернейшим матом: хозяин, казалось бы, мёртв, но изо рта, полуоткрытого от боли, до сих пор сочится кровь. Джон Гризли зарычал и, придерживая тело Криса за грудки, выдрал из каминного камня металлические стержни. "Заложник! - мелькнула лихорадочная мысль. - Возьму как заложника, а как подлечу-подштопаю - он всё и расскажет!" Джон Гризли взвалил рейнджера на плечо и поспешил к двери, за которой ждал его звездолёт..."
   - Чего?.. Разве звездолёт был? - озадачился Дормидонт Силыч, легонько колыхаясь над торшером.
   - Был! - авторитетно подтвердил бывший агент КГБ Глеб Семёнович. - Только не громоздкое чудовище, о котором вы подумали, а небольшое, но весьма маневренное судёнышко полувоенной конструкции. По размерам - катер.
   - А вёрткий какой - страсть! - восхищался Касьянушка, имевший слабость к самым разным механизмам.
   - Щас! Щас! - жарко прошептал Линь Тай. - Ой, какой драка будет!
   Лёхин записывал свой сон. На столе дрых чёрно-белый Джучи, время от времени бдительно приоткрывая недремлющее зелёное око. Ближе к тетради сидел домовой Елисей и держал за шкирку Шишика, которому не терпелось удрать на потолок. Вокруг и над столом плавали привидения.
   Первые десять строк Лёхин записал сам - остальные со слов активных зрителей сна. Он давно махнул рукой на Шишика, служившего телекамерой и передающего фрагменты снов, да ещё с удивительными подробностями, всем параненормальным народам. Главное, что, слушая пересказы собственных снов, Лёхин сразу вспоминал их. А сны становились всё длиннее и сложнее - с тех пор как он начал их записывать. Бывали сюжеты путаные, как обычно, которые раньше тут же забывались. А иногда снились и такие логичные, что хоть сейчас садись и роман пиши.
   Шишик, потолочное существо с неопределёнными, но весьма обширными талантами, перестал дёргаться в крепком кулачке домового и затаился. Елисей не заметил небывалого смирения подопечного: слишком увлёкся спором с Касьянушкой, могут ли быть на космических судах домовые или привидения. По мере спора Елисей всё ниже и ниже опускал руку с Шишиком - и вскоре лохматая "помпошка" очутилась над кошачьей головой. Дождавшись, когда Джучи в очередной раз откроет глаза, "помпошка" схулиганила: раззявила зубастую пасть и дурашливо свела глаза к носу. Оскорблённый кот шарахнул лапой по кулачку Елисея. Торжествующая "помпошка" от удара шмякнулась на плечо Лёхина и быстро-быстро засеменила прятаться в кармане рубашки. От Лёхина, если что, сбежать легче, чем от домового.
   Елисей только хмыкнул вслед беглецу. Спорить с Касьянушкой оказалось интереснее, чем ловить своевольного Шишика... Да и на что? Сон-то хозяйский, почитай, весь по косточкам разобрали, всё увидели и обсудили. Хозяину только дописать осталось.
   На краешке кармана Шишик замер, таращась на подбородок хозяина. Лёхин явно находился в затруднении. Он вновь тщетно ловил смутные тени недавнего сна, но вспомнить целостную картину не мог. Это его жутко раздражало, тем более что Линь Тай с агентом обсуждали детали последующей драки Джона Гризли с его преследователями, а память человека упорно доказывала, что драки не было. Джон Гризли выскочил из бунгало с рейнджером на плече. Затем секунды сонной тьмы, а дальше - Джон Гризли улепётывает от врагов на космическом катере.
   Шишик вернулся на плечо хозяина как раз в тот момент, когда злость уже переполнила Лёхина и он готов был наорать на призраков, а тут ещё Дормидонт Силыч вылез с восторженными комментариями по единоборству Джона Гризли с целой толпой... Цепляясь за белые, коротко стриженные волосы хозяина, "помпошка" влезла на макушку человека, уселась поудобнее, словно в ожидании поездки, и со вздохом нахохлилась.
   Лёхин собирался оборвать восторги Дормидонта Силыча вопросом: "Как может даже такой человек, как Джон Гризли, драться против один против неорганизованной толпы? Как уцелеет бедняга рейнджер, если, в отличие от своего бронированного спасителя, он совершенно беззащитен для любого рода оружия? Ведь сейчас Джона Гризли атакуют не представители закона, это они могли пощадить коллегу рейнджера..."
   Неясные тени внезапно обрели чёткость, и Лёхин сразу получил все ответы на все вопросы, а ручка, казалось, сама запрыгала по тетрадной странице: "Перед дверью из бунгало Джон Гризли чуть стянул с себя вялое тело Криса и пристегнул его ремнями к плечу и поясу. Всё, теперь руки свободны. Правда, пришлось расстаться с плечевым миномётом, но, быстренько припомнив расстояние от дома до звездолёта, Джон почти утешился. Затем Джон обеспечил Крису минимальный уровень защиты: нажав кнопку на поясе, включил силовое поле на полную мощность. Энергии пояса хватит на три минуты, учитывая предельно высокий уровень поля. Но Джон Гризли надеялся преодолеть нужное расстояние за полминуты... Мёртвая тишина в бунгало... Мёртвая - за дверью. Если бы Джон не чувствовал, как давит на домишко рейнджера присутствие огромных кораблей, он бы и не подумал о мерах предосторожности. Но сейчас живо представил: вот он, с беднягой рейнджером, выходит на ступени крыльца - атакующий залп огнестрельно-лучевого оружия - и от них двоих остаются только пятна сажи на ступенях. А затем сгорает дом, и на свете недолго будут помнить отличного охотника и его хорошего знакомца... Джон Гризли проворчал что-то невнятное, точно медведь, обнаруживший, что любимый малинник полёг под хлёстким ливнем летней бури, и осторожно начал открывать дверь. Он кожей почуял, как напряглись наблюдатели вокруг дома, как они резко начали вонять потом, когда их хлипкие ручонки вцепились в оружие. И Джон Гризли оскалился и выстрелил в щель минкой-невидимкой. Размером со сливу-дикушку, она теряет невидимость, лишь соприкоснувшись с твёрдой поверхностью. Можно, конечно, обнаружить её полёт, имея изощрённый слух профессионального охотника. Но среди тех, кто гнался за Джоном, таковых нет. Так что минка благополучно долбанула пригорок, который торжественно взлетел вверх и в стороны и за которым сразу обнаружились Джоновы преследователи. Слава звёздам, не законники! Только Боб Кувалда мог так беспечно рисковать жизнью своих людей... Джон Гризли ногой выбил дверь и зашагал сильнодействующим фонтаном огня и пуль, убивая и добивая... Он уже надеялся благополучно добраться до катера, как вдруг левая штанина задымилась. Так, силовое поле приказало долго жить. Неужто закончилась энергия? Или эти ублюдки обзавелись антиполевой установкой? "Джон! - ласково позвали сзади. - Давай меняться! Ты отдаёшь нам этого засранца, а мы отпускаем тебя на все четыре стороны и не помним всех твоих грехов. Ничего личного. Как? А?" Джон узнал голос Боба Кувалды и очень удивился: ни фига себе - им нужен Крис? Зачем им рейнджер, который всего лишь наводит порядок на вверенном ему куске планеты? Или умный молодой мужик где-то успел перейти дорожку кровавой банде убийц? Как бы там ни было, Джон Гризли не торопился поворачиваться к Бобу Кувалде лицом. Если им нужен Крис, стрелять в спину уж точно не будут - из боязни попасть в раненого".
   - И до катера всего шагов десять! - мечтательно сказал бывший агент КГБ.
   - Да ведь замки-запоры ещё открыть надо! - заспорил Касьянушка.
   - Ничего! Вот как шарахнет из своих пугалок! - притопнул в воздухе Дормидонт Силыч. - Как погонит поганых от себя! Будут знать силу молодецкую!
   - Вы меня опять сбили и запутали! - рассердился Лёхин. - Зачем мне столько подробностей? Я хочу самое главное записать: побежал, схватил, подрался, вскочил и закрылся! А вы - замки какие-то, десять шагов. И зачем мне подсовываете своё "шарахнет", когда там поединок намечается?
   - Будет тебе поединок, Алексей Григорьич, будет! - успокоительно загудел Дормидонт Силыч. - Только ж ты не думаешь, что всё пойдёт честь по чести? Ну, подерутся они, этот Боб не-будь-к-ночи-сказано-Кувалда и Джон Гризли! Неужто же ты веришь, что Джон победит да уйдёт спокойненько? Как же, держи карман шире! Эвон рожа-то кака у него хитрая да опасная, у Боба того! Хоть счас в острог да в кандалы, да и то надёжи мало.
   Лёхина осенило. Конечно, неплохо заново увидеть увлекательнейший сон-приключение. Но - пока вспомнишь, пока посмотришь, пока запишешь, да ещё поневоле с подробностями... Времени жалко. А что, если...
   - Господа, может, вы расскажете мне вкратце, чем там дело закончилось, а я запишу с ваших слов? Так быстрее будет, а то второй час сижу.
   - А куда ж торопиться тебе, Лексей Григорьич? - удивился Касьянушка. - Ты теперь сам себе барин-хозяин! Или выйти-погулять собрался? Охота ж тебе? Третий день дождь без просвету льёт. А дома - красота: сухо, тепло!
   Касьянушка прав. Лёхин по-прежнему работал на рынке, но уже второй месяц сидел дома. Хозяин, Егор Васильич, загрузил его домашней готовкой на зиму. Крепко уважал старик консервированные овощи "от Лёхина". А у Лёхина хватало сноровки работать быстро и качественно. И помощники есть: домовым его подъезда нравилось общаться с человеком, который их видит. В общем, времени и правда достаточно.
   А сентябрьский дождь за окном то лил, то моросил. Глаза бы не глядели. Слишком много вызывал неприятных воспоминаний.
   - Ладно, - вздохнул Лёхин, - поехали дальше.
   - Боб Кувалда предлагает Джону Гризли подраться, - откликнулся агент. - Условия следующие: побеждает Джон - улетает с Крисом без помех, побеждает Боб - Крис остаётся с Кувалдой и его бандитами.
   - Интересно, а кто распял Криса на камине?
   Вопрос Лёхина остался без ответа. О врагах рейнджера как-то не думали, а во сне Крис вообще не появлялся, пока Джон Гризли не вспомнил о нём как последней надежде.
   Лёхин дописал условия, уловил перед глазами картинку: Джон отсоединяет от себя рейнджера и готовится к драке - и задумался, как бы картинку описать словами. Нацелил было кончик ручки на лист, но закончить не дали. Зазвонил мобильник. На экране номер незнакомый, но стариковский голос Лёхин узнал сразу.
   - Алёша, я к тебе сейчас заеду, только ты мне царского приёма не готовь. Беда у меня, Алёша. С кем-то поговорить надо, а у тебя больно хорошо. Посидишь с тобой - и на душе легче. Может, и придумаю что.
   - Приезжайте, Егор Васильич. Всегда рад вам.
   - Не стесню ли? Один ли?
   - Один-один, Егор Васильич! Никого не стесните, а на улице такая погода, что самый раз в гости ходить или гостей принимать.
   - Ну, успокоил старика. Сейчас буду.
   Лёхин хотел ещё по инерции записать начало драки, тем более что предложения уже сформулировал, но в голове уже не то. Он начал машинально соображать, что можно выложить на стол, не нужно ли сбегать в магазин.
   Призраки примолкли, и в тишине тонко прозвенели поставленные на блюдца чашки. Ага, Елисей уже на кухне. Неудобно все проблемы на домового перекладывать. Лёхин встал, припрятал тетрадку с записанными снами в ящик письменного стола.
   - Итак, господа привидения, небольшой перерыв.
   - Алексей Григорьич, - вернулся в комнату Елисей, - ты б к Петровне сходил. Она сегодня хлеб печёт, а Егор Васильич, сам знаешь, как уважает свежий хлебушко.
   2.
   Размышляя обо всём сразу, Лёхин вышел из квартиры. Пока пересекал лестничную площадку, успел составить меню с учётом вкусов хозяина. У двери соседки встал, уже прикидывая, что за беда могла приключиться с Егором Васильевичем. Хозяина рынка за два года знакомства Лёхин узнал достаточно хорошо. Тот словами не бросался. Сказал - "беда", значит, так оно и есть. Что же у него случилось? Может, с бизнесом что не так? В семье неполадки? Или со здоровьем?.. Всё, хватит гадать. Придёт старик, сам всё расскажет. Его, Лёхина, дело - встретить гостя и, потчуя вкусненьким, внимательно выслушать.
   Рука машинально поднялась позвонить в дверь.
   Маленькая, сухонькая бабка Петровна открыла сразу. Наверное, по хозяйству суетилась, мимо прихожей пробегала. Открыла - и на Лёхина пахнуло тёплой сладковатой волной - запахом только что испечённого хлеба.
   - Боже, как пахнет! - вырвалось у Лёхина.
   Непривычно печальное лицо бабки Петровны засветилось, по краям глаз будто солнышки засияли загорелыми лучиками-морщинками.
   - Ой, Лёшенька, заходи, мил человек! Хлеба-то я давеча выложила из духовки да полотенцем накрыла, чтоб потихоньку остыли. Хочешь ежели, так отрежу горячий-то. А у меня и молочко к нему припасено, в холодильнике стоит. Магазинное, конечно. К хлебушку бы моему парное надобно, да посередь города где уж его взять, от коровы-то сразу!
   Лёхин даже засмеялся от удовольствия. Горячий хлеб, у которого хрусткая корочка, а внутри ещё не затвердевший, вязкий мякиш, - да с холодным, чтоб зубы заныли, молоком!.. Ммм...
   - Очень хочется, Галина Петровна! Посидел бы я у вас, да Егор Васильич сейчас звонил, приехать обещал. Вот я к вам и забежал, а вдруг хлеб печёте?
   Историю дружбы хозяина рынка и Лёхина бабка Петровна знала. И как Лёхин, сам того не подозревая, выручил Егора Васильича из большой неприятности, и как последний из благодарности вселил Лёхина в одну из своих квартир, а затем вручил дарственную на неё. Знала и то, что любит Егор Васильич простой продукт на столе, щи с пирогами, к примеру, и то, что хлеб, тёплый и духовитый, для него лучшее лакомство на свете.
   - Пошли на кухню, выберешь сам, какой по нраву придётся. А больше ничего тебе, Лёшенька, не пахнет, а?
   - Вроде рыбку тушили, Галина Петровна?
   - Ан и не угадал, Лёшенька. Я тебе к хлебу ещё и караваец дам. Порадуй своего Васильича. Он такого, чать, не едал.
   Каравайцем оказался круглый высокий пирог с крышкой; снимаешь крышку, а под ней - мягкие, нежные кусища минтая на подстилке из квашеной капусты... Лёхин в уме придуманное меню разом зачеркнул, к каравайцу "добавил" пару салатов и белое вино. А потом обеспокоился, глядя, как тщательно бабка Петровна обёртывает полотенцем одну форму с хлебом и две с пирогом.
   - Галина Петровна, вы, наверное, для детей пекли, а я пришёл и граблю. Может, мне одного каравайца хватит?
   - Не пропадут без моего хлеба. Я ведь так, для себя пеку. Голову было бы чем занять да руки. Работа, знаешь ведь, Лёшенька, от мыслей плохих уводит.
   С бабкой Петровной надо бы посидеть, поговорить и выслушать. Лёхин это ясно понимал: с его приходом она оживилась, от какой-то печальной думушки и следа не осталось, а сейчас, провожая, снова сникла и выглядела на все свои восемьдесят пять, которые отпраздновала в начале зимы. Не шустрая старушка-насмешница, а древняя старуха, ссутуленная под страшным гнётом годов и нелёгкой судьбы. И у Лёхина вырвалось:
   - Галина Петровна, как-нибудь вечерком наведаюсь рецепт каравайца разузнать, не прогоните?
   На секунды повело по сморщенным губам смешинкой.
   - Как же, не прогоню! Да щас же засяду веник вязать. А то ведь из избы прилично незваного гостя поганой метлой гнать, а из городской квартиры веником надобно... Приходи, Лёшенька, конечно. Рада буду. А то детки хоть и не забывают, да ведь мне, старой, всё кажется - мало. Заходи, Лёшенька.
   Дверь за Лёхиным закрылась, и он запоздало вспомнил, что не видел Никодима. Бабкин домовой обычно спешил встречать гостя, выходя вслед за хозяйкой... Странно.
   - Лексей Григорьич...
   Лёгок на помине! Сидит на лестнице, рядом с квартирой Лёхина.
   - Никодим! Зайдёшь? И Елисей обрадуется. А то пропал куда-то - ни слуху ни духу.
   Никодим привстал со ступеньки и, прижав руки к груди, просительно заговорил:
   - Алексей Григорьич, неужто и впрямь времени нету с хозяйкой моей посидеть? Тяжко ей сейчас, ох, как тяжко. Нельзя бы её одну оставлять.
   - Ко мне гость едет. Не принять не могу. Вечером постараюсь забежать.
   - И на том спасибо.
   Домовой проворно поклонился и со всех ног побежал к своей двери.
   - Никодим!
   - Аюшки?
   - А что случилось-то?
   - Правнук у нас пропал. Третий день как. - Домовой вздохнул. - Вот такие пироги.
   Через пять минут Лёхин стоял на балконе, ждал, когда появится машина Егора Васильевича. Про караваец Елисей, оказывается, знал и предусмотрительно избавил хозяина от хлопот на кухне: в зале приготовил стол к приёму высокого гостя, а на кухне накрыл обеденный для шофёра и охраны. И Лёхин мог теперь позволить себе побездельничать, да ещё в тёплой компании. Едва вышел на балкон, следом выскочили привидения, а степенно протопал Джучи и по полкам стеллажа ручной сборки добрался до хозяина, прикорнул рядом, на подставке для цветов. Шишик сидел на кошачьей голове, вцепившись в Джучины уши, и привычно таращился то на балконное стекло, заливаемое дождём, то на хозяина.
   Привидения негромко переговаривались и думать не мешали. Лёхин вспоминал неизвестного ему правнука бабки Петровны и удивлялся, почему при воспоминании о пропавшем у него чешутся кулаки. А потом вдруг подумалось: бесконечный дождь и пропавший человек - это уже было в августе... В августе... В апреле! Ну, конечно, это было в апреле! Он, Лёхин, возвращался домой с рынка. Шагнул в подъезд, придержав за собой дверь - не любил громкого хлопанья. Слева, в темноте, под почтовыми ящиками, невнятно и злобно ругались и словно пытались в очень ограниченном пространстве гонять мячик. Лёхин сначала недоумённо приглядывался, а потом решительно направился восстанавливать справедливость. Двое против одного - уже плохо, но трое!..
   Бояться - не боялся. Успел разглядеть. Пацаньё. Подростки.
   - Ша отсюда! - негромко, но с силой сказал Лёхин, на всякий случай слегка засучивая рукава куртки.
   Трое прекратили бить лежащего четвёртого и, набычившись, пошли на Лёхина. Лёхин даже удивился: озверели - на взрослого? Но не испугался. Всё-таки второй год на тяжёлой физической работе, руки-ноги подкачал. Так что бить пришлось только одного, который полез с замысловатыми приёмчиками.
   Против лома нет приёма! Успей только этот лом подставить под приём... Пока третий с подвывом наскакивал на Лёхина, Лёхин подсечкой уложил двоих на пол, а потом стукнул спеца по единоборствам. Железный кулак (Лёхин работал на овощном рынке) смёл с пути ладонь с растопыренными пальцами и ботинок, лягнувший было воздух. А затем почти деликатно стукнул единоборца в челюсть. Тот держался неустойчиво - на одной-то ноге. Цепляясь за воздух, он шваркнулся на бетонный пол, и Лёхин забеспокоился: не отшиб бы копчика. Кажется, не отшиб, но удивился сверх меры. И принялся выражать это своё удивление столь грозно, что даже привычный к рыночному непереводимому диалекту Лёхин поморщился.
   Наверху заработал лифт.
   Первые двое вроде оценили ситуацию более адекватно и, не заботясь о дружке-задире, мелкими перебежками начали обходить Лёхина, норовя незаметно добраться до входной двери. Их жертва, шипя от боли на каждом шагу, добралась до лестницы, села, передохнула от передвижения и... стала смеяться. Спец по единоборствам обернулся у двери и с каким-то бессильным отчаянием выпалил:
   - Вот погоди, гад, подловим где-нибудь подальше от дома - и!..
   И троица улетучилась, так как приземлился лифт, и нарваться на ещё одного взрослого ребятишкам явно не хотелось.
   Лёхин помог подняться жертве. Высокий худущий подросток и вставая продолжал смеяться, хоть и охал время от времени. В сочетании с худобой длинные, измазанные в крови волосы придавали ему вид хипповатый. Лица не разглядеть - места живого не осталось. Лёхин только собрался спросить, за что его так страшно, как мальчишка поднял глаза на вышедшего из лифта. Смех затих.
   - Ой... Бабуля...
   А дальше - причитания бабки Петровны, собравшейся было в магазин. Впрочем, соседка Лёхина не только причитала. Озадаченный Лёхин заметил, как пару раз дёрнулась её суховатая ручонка, и только на третьем движении сообразил: старушку раздирали противоречивые чувства. Ужасаясь состоянию своего ненаглядного Ромки, она оплакивала его синяки, но, каким-то образом догадавшись о причине драки, так и норовила треснуть по затылку.
   Лёхин помог довести Ромку до лифта, да и в лифте пришлось поддерживать мальчишку с обеих сторон, несмотря на браваду - "Без вас обойдусь!". Не обошёлся. Едва лифт пошёл наверх, Ромка застонал и стремительно нагнулся к бабушкиной сумке: "У тебя всегда с собой..." Треск "молнии", шуршание - и мальчишку жестоко стошнило в выхваченный из сумки прозрачный пакетик. Бабка Петровна залилась слезами, а Лёхин предложил вызвать врача: а вдруг у мальчишки сотрясение мозга?
   ... Благодаря лифту же, Лёхин увидел наконец лицо правнука бабки Петровны. Случилось это уже неделю спустя памятного избиения. Лёхин только вышел из своей квартиры, как дверь напротив открылась и закрылась, и навстречу медленно зашагал высокий парнишка. Медленно, потому что, машинально опустив глаза, накидывал на голову капюшон плаща. И жест этот выглядел очень странным: то ли оттого, что именно накидывал, а не натягивал, то ли оттого, что капюшон был не привычным узким, по-молодёжному - едва-едва на макушку натянутым, а широким и глубоким. Лёхину ещё тогда причудилось, будто перед ним кадр из фильма о Средневековье: это монах, активно участвующий в политике, он прячет лицо под капюшоном, чтобы быть неузнанным.
   Капюшон вздрогнул на звон Лёхиных ключей, а через секунду сказали:
   - Дядя Лёша! Здравствуйте!
   Чуть квадратное лицо с жёлтыми пятнами на месте недавних синяков, широко расставленные тёмные глаза, смешливо сморщенный нос (копия насмешницы бабки Петровны!), большой улыбчивый рот, длинные, чёрные в сумраке подъезда волосы - нет, мальчишка ничем не походил на монаха. И Лёхин ответил в тон его лёгкому приветствию:
   - Здрасьте-здрасьте! И что это ты к лестнице? Лифт не работает?
   - Не знаю, дядь Лёш. Наверное, работает. Только я пока лифтов боюсь. Укачивает. Уж лучше пока по лестнице.
   И Ромка стал спускаться, одной рукой держась за перила - другой снова потянувшись к капюшону.
   ... Лёхин провёл пальцем по запотевшему стеклу балконной рамы. Может, он и ошибался, но в его системе человеческих характеристик Ромка принадлежал к категории людей, один вид которых на некоторых впечатлительных типов действует как красная тряпка на разъярённого быка. Лёхин попытался сформулировать, что же такого в мальчишке странного. Излишняя самоуверенность? Нет, что-то другое. У пацана взгляд человека, который владеет некоей тайной, и в этой тайне его сила... Что же произошло? Почему он пропал?.. Переживай тут ещё. Не из-за Ромки, конечно. Лёхин его, что называется, мельком видел. Переживал Лёхин из-за бабки Петровны...
   Расфилософствовался. Того гляди, приезд Егора Васильевича пропустить можно. Лёхин вновь вгляделся в балконное стекло, но ничего, кроме собственной длинной и худой физиономии, не разглядел.
   Хм. Если б даже захотел приезд гостя пропустить - не дали бы.
   - Машинка! Машинка! - завопил Касьянушка и просительно заныл: - Дормидонт Силыч, а, Дормидонт Силыч! Мож, покатаемся чуток опосля-то? Как Егор Васильич домой засобирается, а?
   - Хоша покататься - катайся. Я тут зачем?
   - Ох, Дормидонт Силыч, как можно одному! - взмолилось привидение. - И место ведь незнаемое. И неудобно - без спросу-то. А вдвоём, поди, не так страшно!
   3.
   Привидения деликатно удалились, чтобы не отвлекать хозяина от общения с гостями. Касьянушка, правда, не хотел деликатно уходить, а хотел деликатно присутствовать. Но грубый Дормидонт Силыч и юный хулиган Линь Тай схватили его за руки и мигом сунули в стену. Последним, словно страхуя отход, удалился Глеб Семёнович.
   Из толпы привидений, насчитывавшей сорок с небольшим личностей, в соседней пустовавшей квартире осталось четверо. Все они заявили, что местечко им полюбилось и большего искать и желать им не нужно. А одиночество, традиционное для привидений? Ха, пообтёрлись! А стерпится - слюбится!
   Лёхин справедливо подозревал, что дело не в удобной квартире, а в удобстве её расположения - стенка в стенку с квартирой человека, который видит и слышит привидений. Кроме всего прочего привидения умилостивили Елисея завидным послушанием, лишь бы бывать в Лёхинском доме. А домовой ненароком совершил открытие: привидениями, точнее - их поведением, можно управлять замечательным средством, включающим в свой состав кнут и пряник. И средство это - книги! Четверо оставшихся как специально подобрались - все любители чтения. Волей-неволей приохотили к чтению и домового. А что делать? Перелистывать страницы призраки не могут, вот Елисей и помогал. А пока переворачивал, пару-другую строк вычитал - и сам заинтересовался. Сначала четыре книжки лежали на столе - добавили пятую... Домовой странички переворачивал в свободное время, а такого у него маловато. Пробовали Шишика уломать - тот хулиганил больше: страниц не трогал, а нырял в буквы, которые начинали плавать и глазами моргать. Привидения возмущённо орали, Шишик балдел на буквенных волнах, таращась на всех наивными глазами, прибегал Елисей (если Лёхина не было дома), хватал "помпошку" за шкиряк и быстро-быстро шуршал страницами. В квартире воцарялась тишина, а потом Глеб Семёнович вплывал на кухню и торчал виноватым столбом, стараясь как бы нечаянно попасть на глаза домовому. Листать пора!
   А уж как любят привидения ночи! Елисей и Никодим за самоваром (купил им всё-таки Лёхин посудину!) ведут неспешную беседу, а перед каждым по две книги - и листают, и листают! Привидения всеядны, а домашняя библиотека Лёхина солидна. Конечно, хитрован Касьянушка уже сообразил-приметил, что в конце почти каждой книги реклама других есть, и начал с воодушевлением рассказывать Лёхину, как было бы здорово иметь дома ещё и вот "энту жутко антиресную вещь"!
   ... Лёхин перешёл в комнату, чьи окна выходят во двор. Две чёрные машины одна за другой остановились у его подъезда. Из первой выскочил водитель с зонтом и открыл дверцу для единственного пассажира. Из второй никто не вышел, и Лёхин подумал: похоже, в машине телохранители. Раньше Егор Васильевич приезжал в одной машине и охраняли его один секьюрити и водитель. Это что же: беда того уровня, когда приходится опасаться за свою жизнь? Ладно, что гадать. Сам всё расскажет.
   До Лёхиной квартиры Егора Васильевича сопроводил шофёр. Фамилия его Данилин, но для удобства окружающие, в том числе и жена, звали его Данилой. Парень не возражал и настолько привык к прозвищу, производному от фамилии, что на Андрея порой и не откликался.
   Войдя в квартиру, Егор Васильевич распорядился:
   - Я знаю, Алёша, ты для моих гавриков тоже приготовил стол. Собери что есть в походном порядке - в сумку, что ли, какую, а Данила вниз снесёт. Сегодня они в машине столуются.
   Лёхин хотел было возразить-разжалобить - дождь, мол, сыро, промозгло, но пришёл к выводу, что старик хочет ну очень конфиденциальной беседы. Что ж, он усадил Егора Васильевича за стол, показал, как резать караваец - с крышки начинать! - и поспешил на кухню. Здесь счастливый Данила шёпотом охал и ахал и жмурился от запахов.
   - Лёхин, это всё нам?!
   - Сколько вас там?
   - Трое!
   - Что будете - чай, кофе?.. Ладно, два термоса дотащишь - и с тем, и с другим. Вот этот пакет неси осторожно: здесь пирог и хлеб. А вот в этом - салаты, закуски, отдельно - вилки, тарелки и чашки. Нож дать?
   - Свой есть! Лёхин, ты как будто догадался, что мы сегодня на голодном пайке. Весь день по городу мотаемся, аж животы подвело.
   - Гостей ждал - гостям накрыл, - хмыкнул Лёхин и всё-таки спросил: - А дотащишь? Может, ребятам позвонить - пусть встретят?
   - Своя ноша не тянет!
   Довольный Данила церемонно откланялся и почти строевым шагом направился к входной двери. Пока Лёхин открывал ему, из сумки с закуской выскочил Елисей и отошёл в сторонку.
   - Ты чего? - прошептал Лёхин, прислушиваясь к лифту.
   - Голодные же! - проворчал Елисей. - Колбаски да сыра им добавил. Не заругаешься, Лексей Григорьич?
   - Ты, Елисей, молодец. Я-то не сообразил. Конечно, сидели бы здесь, я б и сам выложил кое-что из холодильника. Просто очень уж неожиданно они внизу остались.
   Домовой благодушно хмыкнул в бороду и вместе с Лёхиным заторопился в зал.
   С каравайцем Егор Васильич уже основательно разобрался, расхвалил и продукт, и мастерицу-кулинарку. Выждал, пока Лёхин съест порцию за компанию, и мрачно сообщил:
   - Племяшка у меня пропала.
   Елисей, одёжной щёткой вычёсывавший линючего по осени Джучи, окаменел.
   - Что?! - не выдержал Лёхин, и даже Егор Васильевич увидел, что хозяин реагирует слишком бурно.
   - Ты, Алёша, спросил так, будто знаком с нею или будто знаешь о чём.
   Подозрительности в его голосе не было - одно удивление. Лёхин вздохнул.
   - У Галины Петровны внук пропал. Поэтому я и...
   - Рассказывай, - велел старик и откинулся на спинку стула.
   - Нечего рассказывать. Мельком узнал. Сегодня третий день, как мальчишки нет.
   - Мальчишка? Сколько ему?
   - Кажется, Галина Петровна говорила, в этом году в выпускной класс перешёл.
   - Кажется... Невнимательно слушают нас, стариков, - вздохнул Егор Васильевич. - А ведь не раз говорила о внуке, наверное. А вы, молодёжь, всё спешите, всё вам некогда.
   - Обещал сегодня вечером к ней заглянуть, - виновато заторопился Лёхин. - Если нужно, порасспрошу, узнаю подробности.
   - Узнай уж, сделай милость.
   Локти на стол, взгляд в сторону из-за переплетённых пальцев - Егор Васильевич замолчал надолго... Однажды Лёхин задумался о своих взаимоотношениях с хозяином рынка и поразился: надо же, как они похожи на распределение ролей "дед - внук" (психологи не психологи, но почитать Эрика Бёрна интересно!)! Егор Васильевич опекал Лёхина так, словно боялся, что ему не хватает самостоятельности для взрослой жизни. Лёхин же старался делать вид, что не замечает иногда явной заботы старика. Он предполагал, что виной привязанности Егора Васильевича - его семейное положение на сейчас. Двое сыновей выросли и крепко стоят на ногах, а в семьях обоих детвора слишком мелкая и воспринимает дедушку лишь как источник замечательных подарков. А старику хотелось не только подарки дарить. Ему хотелось ответного участия. Увы, тут ему мог помочь только Лёхин, пока ещё не обременённый ни семьёй, ни работой, требующей нести свои проблемы домой. И сейчас, глядя на непривычно сморщенный лоб Егора Васильевича, Лёхин подумал: а вот интересно, с кем из сыновей поделился старик своей бедой? Кто ещё о том знает?..
   - ... И ведь никто не знает. И знать не должен! - сказал Егор Васильевич, то ли отвечая на невысказанный вопрос Лёхина, то ли на свои мысли. Сказал и глубоко вздохнул. - Племяшку Ладой зовут. Она у меня из деревни. В университете учиться приехала. Седьмая вода на киселе. Родственные связи... Что уж тут? Где-то по отцовской линии. В деревне тебе, небось, старухи все связи на пальцах обрисуют... Мне-то уже точно не сообразить. Одно хорошо - деревня Комовка, и фамилия у каждого если не второго, то третьего - Комовы. Приехала она сюда с матерью, про меня знать не знает. Ну, то есть сказали ей, мол, вот дядя твой. Хотя какой я ей дядя? Внучатая она мне, племянница-то. Мать её, женщина умная, просила за нею приглядывать. Но так, понемножку. Не хотела она, мать-то, чтобы Лада знала о моём достатке. А я не хотел, чтобы знали, кто она мне. Мало ли что... Нашли квартиру, экзамены сдала, на бюджетное поступила. На август уехала в деревню, в конце месяца вернулась. Пару раз я ребят посылал посмотреть, что там и как, но не говорил, кто она. О том, что родные, - мать её да я знаем. Хорошая девка. Целый день на учёбе. Домой только спать. Ну, конечно, первый раз в городе, то да сё. Потом-то, может, и кавалеры завелись бы. Так вот, дня три назад пропала девка. Домой в обычное время не пришла. Обычно она в библиотеке до шести, а уж потом домой, ну, по дороге в магазин заскочит. Гуляла редко. Всё по субботам да воскресеньям. Вроде как город изучала... Библиотека университетская до девяти работает. Один остался у дома сторожить, другой в университет поехал. Там он дружком представился, ему и сказали, что она, как обычно, в шесть ушла. И всё. С тех пор - ни слуху, ни духу. А теперь ты говоришь - у бабки Петровны внук пропал. И тоже дня три как. Совпадение? Не знаю.
   - А вы пробовали по официальным каналам?..
   - Какие там официальные, если я со дня на день звонка жду?!
   Лёхин хотел спросить по инерции - какого звонка, но рот закрыл вовремя. Егор Васильевич думает, кто-то узнал: девушка - родственница одного из богатейших людей города, что племянницу похитили ради выкупа.
   - Она тоже Комова?
   - Тоже.
   - А может, сначала всё-таки осторожно проверить больницы?
   - Мои гаврики тайком весь город прочесали. Они думают - я девчонке благоволю, что корни из одной деревни... Есть возможность привлечь опытных людей. Но - боюсь...
   Старик встал.
   - Если бы кто-то со стороны... Что я матери её скажу?
   Он прошёл к книжному стеллажу, провёл пальцем по корешкам книг. Шишик, сидевший на пути пальца, всполошённо подпрыгнул и залез в темноту на книги. Лёхин невольно усмехнулся: теперь только жёлтые глазища таращились на ничего не подозревающего гостя.
   - Алёша, как у тебя с заготовками?
   - Всё нормально. Заканчиваю, - ответил Лёхин, удивлённый столь резкой сменой разговора.
   - Стаут, Сименон, Агата Кристи, Гарднер, Макбейн, Хмелевская... Всё детективами увлекаешься?
   - Да нет, не только. Вон, ниже, - Кинг, ещё ниже - Кунц, Батчер.
   - Не хочешь попробовать?
   - Что?
   - Себя - в роли детектива?
   - Егор Васильевич, ну...
   " ... какой из меня детектив?" - застыло на губах, потому снизу резко дёрнули за штанину, погрозили кулачком, и заплаканный Елисей прошептал:
   - Соглашайся, Лексей Григорьич!
   В считанные секунды Лёхин обдумал всё самое главное: "Отпуск продлят - с Аней буду встречаться как прежде, а то бы вышел на работу - только вечера наши бы остались. Да и возможностей у меня больше. Я ведь не людей спрашивать буду, а паранормальный народ. Но..."
   - Я-то согласен попробовать, но... но даже не знаю, с чего начать.
   Егор Васильевич выпрямился. Исчез согбенный старичонка - появился властный старик, чьего шёпота боялись больше крика. Появился хозяин, умеющий принимать правильные решения и виртуозно командовать всеми, кто находится в его подчинении.
   - Начни с этого. - Перед Лёхиным на стол легла фотография. - На всё про всё даю неделю. Дай Бог, к этому времени всё выяснится. А если что - звонок, там, или ещё что, буду держать в курсе дела. Проводи до лифта.
   Уже у лифта Егор Васильевич сказал:
   - Как она пропала, меня всё тянуло сюда приехать. Сначала думал - за утешением. Вроде как поговорил - и легче стало. А как увидел полки твои с детективами, сразу понял - зачем. Ну, прощевай, Алёша. Ты меня тоже в курсе дела держи. Если помощь нужна какая - звони сразу. Нет-нет, донизу не провожай. Сам дойду, а там ребята встретят. Счастливо оставаться, Алёша.
   4.
   Лифт загудел и смолк внизу. А Лёхин постоял на лестничной площадке, глядя, как из подъездного окна к ногам сочатся сентябрьские сумерки, и пошёл домой.
   Елисея нигде не видно, а на кухню Лёхин пока не стал заходить. Рассеянно прихватив со стола снимок "племяшки", он поглубже уселся в кресло. По-детски пухловатые щёки и ровная чёлка придавали округлость девичьему лицу, но Лёхин углядел, что чёлка наверняка уловка, сознательная или инстинктивная, чтобы скрыть высокий лоб. На скуле, слева от прямого носика, родинка. Глаза хороши: небольшие, синевато-серые, они смотрели на зрителя прямо и усмешливо. А может, повлияло впечатление от улыбки крепкого рта. Лёхин вдруг подумал, что именно так, с превосходством, улыбается Егор Васильевич, когда ему пытаются возразить. Наследственное, видимо. В общем и целом, девушка Лёхину понравилась. Внешне. А если ещё и характером в дядюшку... Вряд ли такая могла вляпаться в нелицеприятную историю. Скорее бы, её вляпали.
   На столе зазвенела рюмка, и Елисей аж присел со страху - не помешал ли?
   - Не убирай, сам всё сделаю, - сказал Лёхин. - Э! Куда помчался? Ну-ка, иди сюда, объясняй давай, почему мне надо было соглашаться искать эту девочку.
   Елисей неспешно уселся на край стола, погладил свалившегося с потолка Шишика.
   - Ах, Лексей Григорьич, имечко-то какое у девицы - Лада! - мечтательно протянул домовой и деловито добавил: - Никодим третий день носу к нам не кажет. А ежели ты девицу искать начнёшь, да и вдруг на отрока наткнёшься? Одним выстрелом двух зайцев убьём. А, Лексей Григорьич?
   - Трёх, - поправил Лёхин. - Отрока с девицей найдём, и Никодим снова к нам зачастит. Елисей, колись, что-то ведь знаешь по этому делу.
   - Где уж нам уж! - отмахнулся Елисей и вздохнул. - Всё хлопоты, всё суета...
   Последние слова Лёхин принял на свой счёт и быстро собрал со стола посуду. Уже стоя над раковиной и включая кран, вспомнил о термосах, но беспокоиться не стал: ребята Егора Васильевича - народ благодарный, опустошат термосы и привезут. Хорошо бы позвонили ещё заранее, Лёхин им ещё бы что-нибудь вкусненькое подбросил.
   - Лексей Григорьич, - осторожно позвал Елисей. Он переминался в нерешительности за спиной Лёхина, на холодильнике. - Можа, я посуду домою, а ты к бабке Петровне сходишь, утешишь добрым словом старую, а?
   - Угу. Никодима заодно проведаю, да?
   Домовой выглядел таким несчастным и виноватым, что Лёхину расхотелось смеяться. Он хорошенько вытер руки полотенцем и присел перед встроенным под подоконник шкафчиком - зимним холодильником.
   - Елисей, что взять - лечо или грибов маринованных?
   - Грибки-то у Петровны есть ещё, а вот лечо заканчивается.
   - Будь по-твоему, берём лечо.
   Засучив рукава холщовой рубахи, Елисей сноровисто драил посуду, а с верхней сушилки перед ним качалась "помпошка", кажется, изображая игрушку из автомобиля. Пасть "помпошкина" старательно раззявилась, и Лёхин пожелал увериться в увиденном:
   - Елисей, Шишик поёт?
   - Поёт, Алексей Григорьич, поёт. Никодима увидишь - от меня приветы передавай.
   - Передам.
   Взгляд в зеркало перед выходом - и почему-то подумалось: "Показать бы фотку Лады Ане. Что бы она сказала о девочке?" Чем больше он об этом думал, тем больше проникался уверенностью, что Аня правильно поймёт его, покажи он ей снимок девочки - на фотографии именно девочка. Девушка, по мнению Лёхина, - это всё-таки взрослое существо... А вот бывшая жена на предложение дать юной даме характеристику могла бы ядовито поинтересоваться совершенно посторонним: откуда у него эта фотография? Он что - завёл себе пассию? А заодно решил поиздеваться над Нею, лишь недавно столь боготворимой и лелеемой?.. Бывшая обожала искать в любом движении подтекст, грозящий неприятностями её личному благополучию... С Аней он знаком меньше месяца, но уже знает о ней главное: она ранима, способна на сильное чувство, и в её жизни есть большая тайна...
   - Ай, не ушёл ещё? - изумился Елисей. Он торопился с тряпкой в зал - видимо, стол протирать.
   - Извини, задумался.
   - Задумался - не страшно, да ведь вечер! Опосля уж поздно будет.
   - Ладно-ладно, побежал!
   Бабка Петровна обрадовалась и Лёхину, и гостинцу, но больше всего, конечно же, обрадовалась случаю излить душу. Пока она ставила чай, Никодим быстро объяснил, что соседка уже и не чаяла сегодня увидеть Лёхина - отсюда и бурная радость при встрече.
   За чаем с плюшками Галина Петровна и рассказала о пропавшем правнуке. Из этого рассказа, не столько об исчезновении (а что она могла знать о нём?), сколько о Ромке, Лёхин вынес довольно странное впечатление: бабка Петровна, несмотря на преклонный возраст и любовь поболтать в своё удовольствие, тщательно обходила какую-то сторону в жизни любимого правнука. Нет, она, конечно, ругала Ромкиных родителей - слишком много воли дают мальцу, но когда начинала ругать мальчишку - и такой он, и сякой, - замолкала вдруг и пугливо глядела на Лёхина: мол, не выболтала ли лишнего? Та-ак, кажется, пацан до исчезновения успел вляпаться не только в драку. Хотя - какая драка?.. За что его тогда побили?
   И ещё одно странное впечатление: бабка Петровна гневалась и переживала, будто абсолютно точно знала, что правнук жив. Очень странно.
   Лёхин совершенно заморочился, пытаясь уловить в беседе хоть что-то приоткрывающее неожиданно обозначенную тайну. Потому почти всё время молчал и лишь в конце посиделок яркими красками расписал, как Егор Васильевич оценил кулинарные таланты соседки. Бабка Петровна расцвела, а Лёхин по инерции спросил:
   - У Романа тоже ваши способности?
   - Какое там! Он что на кухне ни делает - всё через пень-колоду. Мы б все рады были, научись он кашеварить.
   - Ну, дело-то наживное, порастёт - может, и раскроется в нём ваш талант.
   - Хотелось бы, да зачем ему? - опечалилась старушка. - Ведь подрастёт - ему всё, что ни захочет, на блюдечке с золотой каёмочкой поднесут. Тьфу на них - ироды, спортили мне мальчонку, и не поделаешь теперь ничего!
   Речь явно шла не о родителях. Наверное, о плохой компании.
   - Ладно, Галина Петровна, выгоняйте меня, нахала. Совсем уж засиделся допоздна.
   - Почаще бы тебя так выгонять, Лёшенька! Да ведь у вас, молодых, время-то летит, на посиделки и прийти-то некогда. Плюшек-то возьмёшь пару?
   - Возьму, Галина Петровна. До ваших плюшек я жадный, а кто их распробует - тот меня поймёт.
   - Ну, захвалил Лёшенька. Вот, пакетик я уже приготовила.
   Пакетик с плюшками и заставил охнуть Елисея.
   - Что случилось, Елисей?
   - Дома-то хлеба ни крошки! Как же ты завтра, Лексей Григорьич?
   - Ага, помру без него... Да успокойся, Елисей. Завтра утром схожу.
   - Негоже дому целу ночь без хлебушка! - расстраивался домовой, расставляя высохшую посуду по полкам. - Ой, негоже!
   - А плюшки - что, не хлеб?
   - Какой из них хлеб? Баловство одно. И-эх...
   Лёхин вышел на балкон, посмотрел на жёлтые кляксы фонарей, на размытые прямоугольники окон напротив, на поблёскивающую внизу мокрую листву - и вдруг ему стало душно. Захотелось в прохладную дождливую темень, захотелось шлёпать по лужам, промокнуть даже. Целый день дома. Без свежего воздуха. Под грузом новостей, вызвавших нудную головную боль... Он быстро прошагал в прихожую, надел ботинки.
   - Елисей, сумку мне! Или лучше - пакет, чтоб хлеб не промок.
   Счастливый домовой вприпрыжку приволок и то, и другое и проинструктировал положить хлеб в пакет, а пакет в сумку. Джучи сидел на тумбочке и внимательно следил за инструктажем. Шишик восседал на его круглой башке и хулиганил: один глаз закрыл, другой бешено выпучил на домового. Для торжественных проводов не хватало только привидений... Ага, не прошло и года...
   - Куда это вы на ночь глядя собрались, Алексей Григорьич? - строго вопросил Дормидонт Силыч. - Аль не видите, какие погоды на дворе?
   - За хлебом! - отрезал Лёхин, пооткрывал обе входные двери и быстро вышел. Разговаривать с привидениями сил нет. Пусть домовому допрос устраивают.
   Заходя за лифт, не выдержал - обернулся. Так и знал: все четыре призрака "стоят" у двери в квартиру, и Касьянушка уже энергично машет тощей ручонкой на прощанье, а другой - размазывает по лицу блестящие прозрачные слёзы. Лёхин уже привык: куда б ни вышел и на какое бы короткое время, Касьянушка прощался так, будто вовек не увидятся.
   Путь до магазинчика, работающего допоздна, недолог. Лёхин дошёл до конца своего дома, завернул за торец следующего - и вот тебе конечная цель путешествия. Но время потратить всё-таки пришлось. Только Лёхин из магазина - дождь вдруг припустил и, кажется, даже громыхнуло где-то. Обратно, в помещение, не хотелось - душновато после дождливой свежести, а под козырьком на крылечке стоялось хорошо: прямо перед домом дорога разыгрывала бесконечный завораживающий спектакль из звука и света. Звук гудел машиной и шелестел ровным веером воды из-под колёс, свет качался на воде, взрывался и рассыпался дрожащими бликами. Под этот спектакль думать не хотелось, хоть Лёхин и пытался пару раз.
   Думать не получалось, хотя сквозь полупризрачные торопливые капли перед глазами появлялась одна и та же картинка: идущий навстречу высокий подросток накидывает на голову капюшон. Что-то зловещее было в этой картинке. Может, длинные патлы правнука бабки Петровны? Может, широкий и глубокий капюшон - отличная маскировка для человека, не желающего себя афишировать? Может, странное выражение лица, эти опущенные долу глаза - и усмешка на разбитых губах? А может, просто у Лёхина, "тихо шифером шурша, едет крыша не спеша"? Не в первый и, наверное, не в последний раз... И чего именно эта картинка пристала к Лёхину, когда он должен бы вовсю заниматься пропавшей девочкой? Беседа с бабкой Петровной была уже после отъезда Егора Васильевича - скорее всего, она и перебила впечатление от спецзадания.
   С магазинного крылечка Лёхин сошёл в полном убеждении: исчезновения подростка и девушки взаимосвязаны. Притормаживало лишь одно. Родители Ромки - люди, конечно, с достатком, но где уж им тягаться с богатством Егора Васильевича. И что же? Похитители - судя по всему, целая шайка! - не брезгуют и мелочью?
   Дошлёпал по ручьям до подъезда. Под навесом, ссутулившись, курила мокрая чёрная фигура. Сквозь ширму-капель с крыши Лёхин прыгнул рядом и только-только начал разворачиваться закрыть зонт, как из стены за чёрной фигурой высунулись Касьянушка и Дормидонт Силыч. Оба в ужасе вылупили глаза "Ой, что случилось-то!" и, дружно ткнув пальцами в чёрную фигуру, пропали.
   Внутренне подобравшись, Лёхин неспешно закрыл наконец зонт и обратился к неизвестному:
   - Добрый вечер!
   - Добрый, - ответил неизвестный и поднял голову взглянуть на Лёхина.
   При виде смуглого лица с проницательными глазами Лёхин здорово пожалел, что заговорил, а не удрал сразу домой.
   Профессор Соболев собственной персоной! Именно его испытующий взгляд заставлял Лёхина не ходить к Ане в гости, а назначать ей встречи где-нибудь в городе. Её старшего брата он побаивался из-за истории с месяц назад, когда неконтролируемые в момент смерти эзотерические способности профессора впустили чудовищ в человеческий мир. Рядом с Соболевым Лёхин всегда держался настороже: профессор почему-то напоминал ему склад боеприпасов, в двери которого застрял кончик бикфордового шнура. Только спичку поднести...
   - Я за хлебом выходил, - попытался завязать разговор Лёхин. - Вы, Дмитрий Витальевич, наверное, поднимались, в квартиру звонили?
   - Свет горел, - тихо сказал Соболев. - Я подумал, вы не хотите открывать.
   - Ну, что ж, вот он я. Давайте зайдём? Вы ведь не просто так приехали? По делу?
   - Заходить не буду. Поздно уже. Анюта будет беспокоиться. Да и дело моё к вам на два слова. Алексей, возможно, человек вы хороший. Но я всё-таки вас очень прошу оставить мою сестру в покое. Пожалуйста, не приходите больше и не звоните. Это всё, что я хотел сказать. До свидания.
   Он приподнял плечи, машинально защищаясь от дождя, и стремительно зашагал к машине, приткнувшейся слева от приподъездной площадки... С обеих сторон от Лёхина повеяло неопределённым движением, и голосом Дормидонта Силыча прошептали:
   - Обалдеть! Ишь, герцогА каке нашлись!
   5.
   Перед сном привидения уговорили Лёхина перечитать последнюю запись в тетради, чтобы приснилось продолжение приключений Джона Гризли. Особенно настаивал на чтении призрак когда-то безымянного агента.
   - Поверьте профессионалу в данной сфере жизни, - вещал Глеб Семёнович. - Сны должны иметь логический конец!
   Слушая его, Лёхин почему-то не мог отделаться от ощущения, что агент просто-напросто увлечён Лёхиными сновидениями, как хорошим сериалом, и ждёт не дождётся продолжения. Остальные три призрака, кстати, того же желания и не думали скрывать.
   Черти настырные... Глаза закрываются, а они - перечитай.
   Но перечитал. И пока читал, все четверо с живым интересом висели над ним и тетрадью, как будто не знали его личного сна наизусть. Этакий портрет в интерьере получился: кровать, торшер, крупным планом Лёхин с тетрадью, склонившиеся над ним тени гигантскими вопросительными знаками.
   На последних строках, с корявым от спешки почерком, Лёхин мягко ткнулся головой в подушку. Елисей некоторое время прислушивался к сонному дыханию хозяина, потом шёпотом велел:
   - На кухню все! Касьян, закрой рот! Лексей Григорьича разбудишь.
   Домового слушались. Улетучились быстро. Касьянушка, правда, промычал что-то жалобное сквозь крепкую ладонь Дормидонта Силыча, но особо не трепыхался.
   А Елисей стянул тетрадь с постели, донёс до письменного стола. Потом ещё раз оглядел комнату с хозяином, погрозил кулачишком коту, выключил торшер и тихонько ушёл, неслышно топая валенками.
   Первой к Лёхину съехала с торшера "помпошка" и деловито устроилась на ухе человека. Затем на кровать мягко прыгнул Джучи, сначала обнюхал лицо хозяина, потом Шишика и, уверившись, что все свои, привалился к животу Лёхина. Здесь коту тепло и уютно, а во сне - Джучи знал - человек ворочается редко. Не задавит.
   " ... Джон Гризли стоял очень неудобно - широко расставив ноги над лежащим Крисом. Несмотря на вкрадчивые уверения Боба Кувалды, Джон знал, что рейнджера под присмотром бандитов оставлять нельзя ни на секунду. И ещё охотник знал, что Кувалда не сможет драться по-настоящему и сподличает. И всё это не оттого, что лучшие годы бандита позади. Нет, Кувалда сам дал себе слабину. Когда-то он был хорошим бойцом, а кулак какой был!.. Настоящая кувалда!.. А сейчас обрюзг, хотя, наверное, и не замечает...
   Кувалда двинулся вперёд медленно и даже с ленцой. Правила поединка просты: кого с ног собьют, тот и проиграл. А уж что ты в ход пустишь, защищаясь или нападая, - дело твоё. Можешь кулак, а можешь - холодное или огнестрельное оружие. Не возбраняется. На всё остальное - табу. Поэтому Джон Гризли только шевельнул бровью, приметив в приоткрывшихся пластинах Кувалдового бронежилета лучевой зарядник. Забавно. Пустит ли бандит в ход припрятанный бластер? А если пустит, как отреагируют его подчинённые? Или на сей раз он отобрал в команду откровенных подонков?
   Размышляя обо всем, Джон Гризли слегка покачивался, машинально копируя движения противника. Охота на крупного зверя. Если перед тобой опасный враг, главное - вовремя уловить миг, когда он начнёт атаку. Зверь думает, что внезапен. Пусть думает. Закон охотника - начать движение вместе с противником, и тогда противник - дичь.
   Кувалда резко выбросил вперёд руки с короткоствольным автоматом. До поры до времени оружие таилось в боковых ремнях. Короткая деловитая очередь заткнулась в самом начале: опередив явление автомата, из рукава Гризли выстрелила серая металлическая змея, цапнула оружие и свистнула обратно, в рукавное укрытие.
   Движение противника за оружием для Джона Гризли началось с момента, когда лицо Кувалды напряглось. Так что кинуть охотничью сеть-ловушку чуть раньше не составило труда. Вообще-то, несколько озадаченный Джон Гризли легко читал и с лица, и с фигуры бандита, потому и озадачился: то ли он, Гризли, стал Великим охотником, то ли Кувалда сдал гораздо больше, чем видно на первый взгляд... А вдруг он притворяется?
   Но Кувалда не притворялся. Он, кажется, слишком привык полагаться на подчинённых и стал менее сдержанным. Вот и сейчас он отметил удачу противника раздражённо-яростным воплем... Прежний Кувалда, напротив, затаился бы, перестал бы слишком откровенно двигаться. Но сейчас, пока он вопил, отмечая свою потерю, Джон Гризли насчитал на нём около двенадцати единиц оружия, которые противник выдал нечаянным прикосновением плохо контролируемых рук. Мда, расслабился некогда опасный и непредсказуемый поединщик.
   Джон Гризли распрощался с жизнью и прочёл молитвы всем богам за душу Криса, которого собирался пристрелить, чтобы не отдавать кровопийцам. Теперь, после продемонстрированного промаха, бандит и не подумает продолжать дуэль. Ишь чего! Срамиться перед подчинёнными! Ишь чего - время тянуть! Кокнуть сопротивленцев - и кончено дело!
   Внезапно Кувалда скукожился, а рассеянная толпа бандитов мигом сбилась в плотную кучу.
   Опасаясь подвоха, Джон Гризли скосился налево. Хрен редьки не слаще! Законники!
   Огромная ракушка спиралью спускалась на более-менее ровное место за бандитской толпой.
   Внезапно Джон Гризли вспотел. Ещё не соображая, что именно он делает, цапнул рейнджера за шкирку и бросился к своему катеру. Только через десяток шагов он сообразил, на что среагировал: ракушку законников отделяла от него команда Боба Кувалды, которая сейчас сомкнулась вокруг предводителя, - и путь к катеру оказался свободен!
   На бегу закидывая Криса на плечо, Джон Гризли свистнул в птичий манок, висевший обычно на груди. Невидимая защита вокруг катера, сенсоры которого настроены на хозяина, исчезла ровно на тридцать секунд под воздействием ультразвуковой песенки, а дверной люк за пять шагов с лязгом въехал в пазы.
   Джон влетел в катер, бросил на полу в "предбаннике" Криса и кинулся к пульту управления.
   Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать!.. Мощнейшая защита вокруг корабля восстановилась. Джон прекрасно понимал, что этого мало. У законников свои методы раскалывать орехи, чтобы добраться до ядра.
   Включённый визор-экран наблюдателя показал: двое законников надолго стреножили Боба Кувалду - тот эмоционально объяснял им ситуацию, тыча рукой в катер Джона Гризли. Трое уже бегут к охотничьему кораблю, но им ещё надо протолкнуться через толпу бандитов, а те расступаются неохотно. Да-а, им бы не хотелось, чтобы Гризли оказался в руках закона. Если Крис и в самом деле имеет ценность в их глазах.
   Двигатели катера взревели. Законники, прорвавшись сквозь толпу, побежали к кораблю. Обмерев, в руках одного из них Джон Гризли узнал краскомёт. Если этот тип успеет выстрелить, катер придётся менять: краска законников не смывается, проедает любую другую краску, наложенную поверх. Но откуда взять кредиты на новый корабль?! Да и как Джон может искать другой, если, приземлись он в любом другом космопорте, его тут же арестуют? Краска позора светится и в темноте! Что же делать?! Как не подпустить краскомётчика на нужное расстояние?!
   И Гризли решился на единственное средство.
   Тычок толстенного указательного пальца в кнопку. Джон не видел, но знал, что из-под катера вырвались белые клубы шипящего пара. А потом и увидел: из волны пара, почти докатившейся до остановившихся законников, вынырнули жуткого вида белые волчары. Особенную оторопь вызывала в зверях их косматость. Оскалившись, белые волки медленно пошли на законников и завопивших бандитов.
   Раскочегарившись, катер наконец оторвался от земли и взлетел.
   На секунды откинувшись в кресло перед пультом, Джон позволил себе шумно вздохнуть. За невинную шутку-отпугивание его только оштрафуют, но не засудят, поймав с раненым рейнджером на руках. Белые волчары сгинут через... Он глянул на приборы... Уже через секунд двадцать. Ффу-у... Прощай, Боб Кувалда! Честное слово - ничего личного!
   Теперь можно заняться и Крисом.
   Джон быстро поднял рейнджера и донёс до каюты-кладовки, где среди прочего нужного хлама хранилась медицинская капсула, слава Господу, тщательно проверенная на последней посещённой им цивилизованной планете. Джону на той планете - как там бишь её? - здорово повезло: аборигены только-только отгрохали зоопарк экзотов и нуждались в огромном количестве инопланетных зверюшек. Сумму за свою коллекцию пойманного зверья он получил приличную и смог позволить себе многое из текущего ремонта.
   Уложив Криса в капсулу, Джон Гризли запустил установку.
   ... Здоровенная фигура космического охотника уплыла куда-то в сторону, а рядом с капсулой появился Лёхин. Спящий Лёхин очень удивился, но продолжал смотреть. Лёхин из сновидений наклонился над капсулой. Странно, куда делся высокий сухощавый рейнджер в окровавленной одежде, которую Джон Гризли так и не удосужился с него снять? И - у рейнджера, вообще-то, волосы короткие, а у лежащего в капсуле они разбросаны, как будто под головой подстелен тёмный платок... Лежащий резко открыл глаза - и Лёхин отшатнулся: вылетевший из капсулы кулак вдребезги разбил непробиваемый металлопластик!..
   - ... Вы мне обещали драку! - возмущённо сказал Лёхин наутро. - А тут - ни разочка никто никого не стукнул!
   За окном тихонько барабанил дождь. Время - четыре утра. Насупившийся Лёхин сидел за кухонным столом, откуда домовой торопливо подбирал книги призраков ("Читальный зал, ёлки-палки, устроили!" - опять возмутился Лёхин). Перед не вовремя проснувшимся хозяином поставили чашку свежезаваренного чая. Лёхин вздохнул и отпил. А ведь уютно же здесь, на кухне!.. Особенно в беспросветный дождь. Тихо, тепло, собеседники все солидные. Ещё и чаем угостили.
   - Ну, Лексей Григорьич, звиняй, - нисколько не смутившись, провозгласил Дормидонт Силыч. - Уж за свои сны ты сам ответчик!
   Касьянушка же, напротив, извиняться не собирался, а рвался в бой.
   - Не дело ты, хозяин, говоришь! Хотел один сон увидеть - привиделся другой? Да ты глянь, Лексей Григорьич, как же может присниться тот же сон, ежели тебе вчерась уже столько привелось испытать! Вот драку-то мимо и пронесло. Чем же мы тут виноваты?
   - Да не виню я вас! - буркнул успокоившийся Лёхин. Он сидел напротив посудного шкафа и следил в зеркальной стенке, как Шишик, сидя на его плече, внаглую и безостановочно зевает. - Просто вы сами сказали, что перечитаю - и увижу, что там дальше. А что получилось? Получилось, увидел начало почему-то не состоявшейся на этот раз драки и концовку с бабки Петровны правнуком.
   - Ой, Лексей Григорьич, добрая же у тебя душа! - ахнул Касьянушка и облился слезами. - Уж так переживаешь! Так переживаешь, инда во сне душа твоя ранимая плачет обо всех и рыдает!
   Он деловито перехватил крадущегося сбоку Линь Тая и тоже, обняв китайчонка, возрыдал на его груди. Перепуганный Линь Тай тоненько взвизгнул и, присев, вывернулся из рук бородатого плаксы. Дормидонт Силыч всполошённо глянул на свою жилетку и взлетел куда-то под потолок, поближе к тёмному глазастому пятну: Шишики собрались со всего дома, узнав, что здесь не спят и обсуждают интереснейшие вещи...
   Только агент снисходительно улыбнулся, глядя на Касьянушку, который шумно сморкался и причитал что-то совсем уж невразумительное себе под нос. "Не плакса, а сморчок!" - вдруг подумал Лёхин. На его плече Шишик, отражённый в зеркальном шкафу, застыл, глядя хозяину, зеркальному же, в глаза; сонные глазёнки увеличились вдвое. "Чего это он? - встревожился Лёхин, потом сообразил: - А, это он "сморчка" услышал, юморист!"
   "Помпошка" тем временем быстренько скатилась с плеча и по стене помчалась на потолок. Тёмное глазастое пятно сомкнулось вокруг неё, а затем уставилось на Лёхина, и тому почудилось дружное хихиканье. Лёхин поспешно отвёл взгляд от потолка. Всхлипывающий Касьянушка, кажется, ничего не заметил.
   Елисей же усмехнулся в бороду и подвинул к Лёхину тарелку с плюшками.
   - Давай, хозяин, ещё чашку чая - и баиньки. Вскочил ты раненько для серьёзной беседы. Вот отоспишься, а утро вечера всегда мудренее.
   - Согласен, - коротко, по-военному склонил голову агент и, прихватив под локоть Касьянушку, пока тот не опомнился, уволок его в стену. Солидный Дормидонт Силыч солидно вплыл туда же, за ним вприпрыжку - Линь Тай.
   А Лёхин посидел ещё немного, поболтав ни о чём с Елисеем, и пошёл досыпать, благо утра и не видать в глухом дожде, навевающем сон.
  
   ДЕНЬ ВТОРОЙ
  
   6.
   Утро промчалось в бешеной беготне: на сей раз Лёхин проспал, а поскольку Елисея забыл предупредить, пенять можно только на себя.
   Призраки ошеломлённо жались к стенам, когда он проносился мимо - одеваясь, бреясь, умываясь, что-то глотая на бегу - к обиде и возмущению домового.
   Шишик - балдел! Пару раз пролетая мимо трюмо в прихожей, Лёхин замечал, что лохматая "помпошка", сидя на его плече, бесшумно "орёт" какие-то свои, кажется, очень громкие песни. И - разок показалось, что Шишик вкруговую размахивает короткой лапкой, будто подгоняя хозяина. Потом дошло - дирижирует сам себе.
   Ко всей суматохе выяснилось ещё, что вчера никто не удосужился сказать Елисею о странном визите профессора Соболева.
   Времени на обдумывание новости, а тем более на новую обиду у домового не осталось: Лёхин уже ботинки зашнуровывал и лихорадочно психовал, что лучше - достаточно ли надеть лёгкую куртку или всё-таки взять зонт?
   - Он ещё думает! - рассердился домовой. - Не старичонка, чать, убогий! Бери зонт - вымокнешь без него до нитки! За всем-то проследить надо, - проворчал Елисей в сторону. - Прям как детки малые...
   - Кавалер! - умилился Касьянушка, едва Лёхин встал перед зеркалом - глянуть, всё ли в порядке.
   - Спускайся давай, - сказал Лёхин Шишику и дёрнул плечом. Но "помпошка" уставилась на него жёлтыми глазищами, словно гипнотизируя - и ни малейшего движения. Да что такое! Он опаздывает, а эта камера наблюдения не собирается спрыгивать!
   - Шишик останется при тебе, - спокойно сказал Елисей. - Мало ли чем ты собираешься заняться? Детишек искать пойдёшь - мож, и половины не увидишь из того, что Шишик запомнит. А потом...
   - Я. Не иду. Искать, - раздельно, чтобы не сорваться на вопль, выговорил Лёхин. - Я иду в магазин и на рынок. И мне. Не нужно. Чтобы кто-то. Меня сопровождал.
   - Ну, Лексей Григорьич, бузишь-то чего? - удивился Дормидонт Силыч. - Домовой тебе дело говорит, а ты?.. А вдруг по дороге что-нить случится?
   Лёхин посмотрел на искренне недоумевающих призраков, на обиженного Елисея, в зеркало - на ухмыляющегося Шишика... В зеркало смотрел так долго, что до "помпошки" начало доходить: дело серьёзное. Пасть она закрыла, но с плеча никуда не делась. До Лёхина тоже дошло, что никого он не переупрямит. Тяжёлое спокойствие словно опустило его плечи, а сам он опустился на табурет и принялся расшнуровывать ботинки.
   - Дождь, - тяжело сказал он, стараясь говорить ровно, но с трудом шевеля застывшими челюстями. - Смысл выходить, когда есть возможность пересидеть его дома?
   Почуяв неладное, привидения дружно смылись в стену.
   "Кажется, из-за моей способности видеть паранормальный мир мне грозит одиночество", - бесстрастно подумал Лёхин, дёргая запутавшийся шнурок.
   Кончик шнурка у него отобрали, ботинки зашнуровали заново.
   Он поднял голову: Елисей держал "помпошку" за шкирку, словно котёнка.
   - Иди уж давай!
   Лёхин прихватил сумки и зонт и ринулся из квартиры.
   Поскольку напряжение всё ещё чувствовалось, в сторону лифта он даже не глянул, а заторопился по лестнице вниз. Простучал ботинками по ступеням, более солидно пересёк подъездный "предбанник" и вышел под узкий навес-крышу на крыльце, встав рядом с бабкой Петровной. Она-то, видимо, уже сходила в магазин: стояла, отведя в сторону закрытый зонт, с которого торопливо капала вода, и, пригорюнившись, смотрела на ровный - конца-краю не видать - дождь.
   Поздоровавшись, Лёхин участливо спросил о правнуке. Не будь у бабули руки заняты, махнула бы, наверное. А так - дёрнула сердито головой, сказала в сердцах:
   - Веришь, Лёшенька, не знаю, где сейчас Ромка, и знать не хочу! Говорила ведь внукам: приструните охальника своего! Нет, слишком много воли давали! Не ищи его, Лёшенька, не надо. Видать, вляпался во что... Вернётся ещё, сам прибежит, как миленький! Он ведь какой - всё ему как с гуся вода!
   Изумлённый Лёхин не успел и слова промямлить, а бабка Петровна решительно развернулась к двери, почти по-военному решительно - пришлось быстро открыть дверь, пропуская рассерженную соседку в подъезд. Расчехляя зонт, Лёхин пораскинул мозгами и пришёл к единственно верному выводу: Галина Петровна знает, что именно не в порядке с правнуком; она абсолютно уверена, что он жив. Возможно, Ромка взял с неё слово молчать и рассказал ей какую-то свою детскую (ну, пусть будет подростковую) тайну, вот она и боится - с одной стороны, за него; с другой - боится, не узнал бы кто.
   Зонт открылся - и Лёхин почти побежал по дорожке вдоль дома к остановке. Чисто машинально он отметил, тут же забыв о том, что зонт почему-то слегка перекашивается налево... Шишик, успевший благодаря бабке Петровне, догнать Лёхина, висел на кончике зонтичной спицы и самоотверженно мок под дождём. Хуже того: проходя мимо одного из газонов, Лёхин чуть отпрянул от нависающих над дорожкой сиреневых ветвей - зонт же, защищаясь, он склонил в сторону газона. Промокший насквозь Шишик пузечком пересчитал с десяток ветвей и мстительно утешался только тем, как обалдеет хозяин, когда поймёт, что уже не один.
   Как ни старался водитель троллейбуса, но будущие пассажиры всё-таки шарахнулись подальше от дороги. Вода, бежавшая рекой у бордюра, мощным веером обдала остановку.
   Впрыгнув с закрытым зонтом в троллейбус, Лёхин благодарно прошёл по полупустому салону и встал неподалёку от двери. Садиться не хотелось (в мокрой-то одежде!). Глядя на распластанные по стеклу дождевые потёки. Лёхин попытался спланировать день. Сначала - Аня. Потом надо съездить в университетский корпус, где учится Лада. А ещё неплохо бы поймать того пацана - из троих, что в подъезде били Ромку, и узнать - за что били. Пацана Лёхин встречал ещё пару раз и знал, что живёт он в последнем подъезде дома... Странно, подумалось Лёхину: почему его сильнее волнует исчезновение Ромки, а не племяшки Егора Васильевича? Вообще-то, наверное, правильно. Правнука Галины Петровны он знает в лицо, Ромка для Лёхина - реальный, живой человек. А девочка - пока только небольшой снимок. Да, скорее всего, дело именно в этом. А ещё - в том, что о Ромке легче найти всяких сведений. Наверное.
   ... Когда Лёхин подошёл к двери с надписью "Выход", Шишик зыркнул на остановку и немедленно обиделся: неужели хозяин думает, что "помпошка" рассказывает обо всём? Уж что-что, а о сердечных тайнах Шишики умалчивают даже от себе подобных... Так что "помпошка" сладко зевнула и двинулась в личные приключения, переместившись из Лёхиного кармана в другое пространство...
   Пробежавшись по лужам, словно кипящим на небольшом огне, Лёхин прыгнул под навес подъезда и вынул мобильник.
   - Аня! Я здесь!
   - Да, уже бегу!
   Она и правда быстро появилась на крыльце, вся какая-то тёплая, смуглая, чуть полноватая, но отчего-то лёгкая, и так улыбнулась мокрому Лёхину, шуршащим кленовым листьям и сплошной воде с неба, в воздухе и на асфальте, что просиявшему Лёхину показалось - весь мокрый мир посветлел в ответ.
   В дожди у них появилось привычное времяпрепровождение - утреннее, когда Аня свободна: Лёхин приезжал, когда профессор уже пребывал в своём университете; они переходили дорогу с пятачка Привокзальной и шли две остановки - называется, гуляли; затем сворачивали направо, к детскому парку, но до него не доходили, а спускались в полуподвальную кондитерскую - в доперестроечные времена "Кулинарию". Кафе открывалось рано, в восемь, посетители появлялись в это время редко - и часа полтора-два, до появления школьников и студентов, Лёхин и Аня болтали обо всём на свете.
   - Давай под мой зонт! - предложил Лёхин. - Он шире твоего.
   Последние несколько дней эта фраза - тоже традиция. Аня обычно кивала и вставала рядом, хотя Лёхин старался как бы ненароком руку с зонтом держать так, чтобы ей было удобно взять его под руку. Сегодня она не кивала, а просто, будто не в первый раз, просунула ладонь под сгиб его руки. И подняла к нему лицо мягких очертаний.
   - Идём?
   Они быстро-быстро пробежали-пропрыгали лужи у дома и остановились у перехода, дожидаясь зелёного света.
   ... Машина профессора Соболева пряталась за сиреневыми кустами с боярышником. Приспустив окно слева, он сосредоточенно курил, не сводя глаз с Лёхина и Анюты, явно занятых очень увлекательной беседой. Вот пара перебежала через дорогу, уже на другой стороне сестра оглянулась. Давно он не видел её такой счастливой... Но Лёхину Соболев не верил. Конечно, он предполагал, что вчерашнему предупреждению смысла нет и что новый ухажёр сестры явится в обычное время... Что же делать... Как уберечь сестру от человека, явно ей не подходящего? "Слишком хорош. И что в ней нашёл? - сумрачно и недовольно думал Соболев, вытряхивая из пачки новую сигарету и прикуривая от предыдущей. - Да, именно слишком хорош. Не дай Бог, окажется опять из этих". Он наконец выехал на проспект и по дороге, плывущей в дожде, направился в университет. Декана он попросил утренние пары на некоторое время перенести на полдень, чтобы иметь возможность следить за Анютой. Теперь Соболев жалел, что ему пошли навстречу: лучше бы не видеть, как потихоньку расцветает сестра, как постепенно, но верно выходит из долгого душевного подполья...
   Лёхин помог Ане снять плащ и повесил его на переносную стойку-вешалку, которую перетащил от окна в их любимый уголок. Продавцы маленького уютного кафе-кондитерской не возражали насчёт перемещения: привыкли и знали, что, уходя, клиент поставит вешалку на место. Ну, а пока посетителей, кроме тех двоих, никого... Они стояли у витрины и выбирали.
   - Мы ещё вот этого торта не пробовали. Смотри, какая прослойка - мм!
   - Он масляный, я ещё растолстею!
   - Не понял - ещё? Ты не толстая!
   - Гляди - поверю.
   - Итак, берём три куска этого торта. А из пирожных?
   - Пирожные не хочу. Хочу десерт с ананасом!
   - Тогда я тоже буду десерт.
   Они с удовольствием обсуждали меню утреннего кофепития, как однажды обозвал это дело Лёхин, а продавщица - сегодня сама хозяйка кондитерской - всё отворачивалась, чтобы они не видели её улыбки.
   А потом они сидели, ели сладкое и болтали обо всём на свете. Сначала Аня рассказала, как брату справляли день рождения: "Скучно! Слишком чопорно: одни преподаватели из университета да несколько бывших студентов!" А Лёхин рассказал свой сон - без концовки. Они шутливо разобрали ночное видение по косточкам и пришли к выводу, что Лёхину грозит свалиться на руки небольшая прибыль... Потом они тихонько перешептались и поставили тарелку с кусочком торта на подоконник, за ширму, чтобы служащие сразу не увидели: в кафе обитало своё привидение - бывшая нищая-побирушка; раньше она в поликлинике неподалёку выпрашивала монетки и приходила сюда, чтобы поесть сладкого; а с полгода назад умерла и теперь получила постоянную прописку в любимой кондитерской. Лёхин рассказал Ане, что привидения хоть и не могут полакомиться вкусненьким, но ценят, когда им что-то оставляют. И задумчиво добавил: "И вообще... Есть у меня подозрение, что призраки могут вкушать запахи". Он не добавил, что надо бы спросить у своих, домашних привидений, - Аня о них пока не знала.
   ... А Шишик, крадучись от хозяина, спрыгнул на стол, спрятался между тарелками с тортом и принялся плести плетёнки-вязанки. Но не снотворные, какие однажды сделали домовые. Между мужчиной и женщиной протянулись яркие сияющие лучи - сильные, крепкие. Эти двое ещё не подозревали, что не влюблены, как им казалось, а любят по-настоящему. Знал только Шишик и немедленно использовал ситуацию по-своему.
   - ... Пойду попрошу ещё кофе, - сказал Лёхин, поднимаясь. - Не убегай!
   - Время ещё есть, - улыбнулась Аня.
   Шишик вскарабкался по руке женщины - и первая плетёнка, словно шаль, закутала её плечи. Вернулся Лёхин - кольчужной шапочкой вторая плетёнка облепила его голову. Шишик оглядел обоих, беззвучно, но гордо прошамкал что-то и утоп в кармане Лёхиной куртки, висящей на стойке.
   Всё. Эти двое могут ругаться, ссориться, дуться друг на друга, но любая мелочь в их отношениях будет их же собственной. А со стороны... Ни один враждебный взгляд не внесёт разлада в жизнь двоих, поскольку теперь они - отдельное государство, отдельная крепость с высокими, надёжными стенами... Шишики многое знают, о многом догадываются или подозревают. Они не всегда понимают, почему делают то или иное. Но когда в огромном мире начинает что-то изменяться, Шишики интуитивно делают то, что нужно хозяевам.
   7.
   Пока Лёхин доехал до главного корпуса педуниверситета, дождь чуть успокоился и лишь висел в воздухе почти невидимой влажной паутиной. До худграфа, корпус которого расположился далеко на задворках от главного здания и где училась на дизайнера Лада, Лёхин дошёл, не открывая зонта, но на широкое крыльцо, по счастью, с широкой же крышей пришлось заскочить буквально с разбега: дождь из моросящего в одно мгновение рванул ливнем. Так что не пришлось искать причины остановиться на крыльце на неопределённо долгое время.
   Лёхин с улыбкой принадлежащего к особому племени спасающихся от дождя кивнул компании ребят весьма разношёрстного вида: от импозантного через нейтрально-обыденный до расхристанно-бродяжьего. Кто-то из компании тоже кивнул и улыбнулся, кто-то не обратил внимания. Но все, как один, дружно захохотали, когда на крыльцо один за другим влетели качки в лёгких спортивных костюмах. Один из них, будто не слыша хохота, снял прилипшую к телу майку и принялся выжимать её. Художники мгновенно примолкли и уважительно принялись изучать рельефы напряжённой спины, перебрасываясь названиями отдельных мышц и жалея, что нельзя некоторые фломастером расписать и посмотреть как они будут двигаться на живом теле... Качок, не оборачиваясь, что-то бормотнул в их сторону - и художники снова покатились в заразительном смехе... Лёхин усмехнулся: старшекурсники, почти профессионалы, - ишь, как солидно обсуждают "материал" по практической анатомии.
   Но, впрочем, он и сам увлёкся. Надо бы осмотреться и подумать, с чего начать расследование. Итак, осмотр места, где часто бывала пострадавшая...
   Под ухом что-то бормотнули.
   Лёхин онемел. Шишик?! Он что - всё время был рядом?! И в кафе тоже?..
   Медленно повернув голову, Лёхин скосился на плечо. Шишик сидел, нахохлившись и глядя на хозяина честными глазами.
   "Две недели без посторонних глаз, - безучастно подумал Лёхин. - Две недели я чувствовал себя совершенно свободным... А теперь вот этот шпион-шишмарик расскажет и покажет всё, что я прятал, так называемым домочадцам..."
   Почему-то сразу почувствовалась и тяжесть промокшей одежды, и странная, какая-то всеобщая усталость...
   Шишик хрюкнул. Лёхин с усилием, не пытаясь даже напрягать лицевые мышцы, чтобы хоть как-то скрыть тяжёлую обиду, снова взглянул на "помпошку". Та хлопнула глазищами и старательно, крепко-накрепко зажмурилась.
   Благо, что стоял на краю бетонной плиты, изображающей крыльцо корпуса, Лёхин мог позволить себе обернуться и прошептать:
   - Не расскажешь?
   Шишик медленно, цепляясь лапами за все швы куртки, съехал к нагрудному карману и протиснулся под клапан.
   Чувствуя то ли свободу, то ли просто облегчение, Лёхин некоторое время смотрел на монотонно гремящий по карнизам дождь. Да так глубоко ушёл в созерцание, что не сразу расслышал странной тишины на крыльце. И потому обернулся легко, собираясь продолжить ненавязчивое общение с компанией студентов. И - остолбенел.
   На крыльце, шагах в трёх от двери, стояла девушка (с таких, наверное, рисуют красавиц для сказочных иллюстраций) - прелестная, с наивно-кукольным глазастым личиком, в облегающей стройную фигурку черной одежде с разрезами до бедра и с неожиданно вызывающим декольте, она уверенно стояла на высоких шпильках...
   Девушка мельком бросила взгляд на Лёхина. Тот улыбнулся в ответ, уже приходя в себя, и хотел было снова глянуть на дождь... Но...
   Художники, тесно сплочённой компанией, хмуро и молчаливо смотрели на девицу. Странно, но в глазах многих из них ясно проглядывала враждебность. А вот физкультурники суетились вокруг неё, словно свита на выходе королевы. Один, например, счастливо млея, держал в руках маленькую дамскую сумочку и плотную папку на тесёмках, в которой озадаченный Лёхин вдруг узнал папку для нот. Пришлось бросить взгляд на вывеску корпуса, чтобы уточнить то, что давно знал, но как-то сегодня пропустил: здесь не только худграф, но и музпед... Второй физкультурник трепетно распахнул позади девицы длинный плащ, помогая надеть его.
   Что-то зашебуршилось на куртке Лёхина. Держась за клапан, Шишик гневно пискнул что-то нелицеприятное в сторону девицы и снова утоп в кармане.
   Лёхину, вообще-то, вся эта кутерьма надоела. Он уже поразмыслил над личной ситуацией и собирался покинуть крыльцо корпуса. Но его снова остановили. Остановило. Одно-единственное движение девицы. Всё так же молча и мягко улыбаясь, она застегнула плащ и... склонив головку, накинула широкий капюшон.
   - Спасибо, мальчики, - грудным, пронизывающим до дрожи в коленках голосом сказала она физкультурникам, в упор не замечая насупленно-надменных лиц художников.
   Она не пошла - поплыла с крыльца на дорожку и за угол. Поплыла так, что, даже упакованная в длинный плащ, заставила исторгнуть стон из сердец физкультурников.
   - Ну и баба! - с наивным восхищением сказал один.
   - Скажи спасибо, что не позвала, - брезгливо сплюнув, сказал патлатый художник, почти с ненавистью следивший за девицей. - С... такая, каких поискать.
   - Ты чего? Хвостом перед тобой вертанула? - попытался съязвить другой физкультурник.
   - Эх, физвос, наивное дитя природы! - вздохнули в компании. - Да она любого съест и не подавится. Лучше держись от неё подальше - целее будешь.
   А Лёхин в последний раз "прокрутил кадр": вот девушка (Ромка) склоняет голову и накидывает монашеский капюшон - и прыгнул прямо с крыльца, проигнорировав три ступени, зато на ходу раскрывая зонт. Он уже не видел, что студенты худграфа, сразу сообразившие, куда побежал неизвестный, проводили его сочувственными и даже сожалеющими взглядами. А физкультурники откровенно расстроились.
   Девицу Лёхин догнал быстро и без лишних словесных расшаркиваний пристроил над нею зонт. Девушка удивлённо подняла глаза - и это удивление оказалось единственным и последним искренним чувством.
   - Благодарю вас, галантный незнакомец! - трепетно сказала девица и виновато улыбнулась: - Не надо было так утруждаться, я бы и без зонта дошла.
   - Ничего страшного, - сказал Лёхин. - Как я понял, вы идёте на остановку. Нам по пути. И ещё я заметил - у вас ноты. Я тоже музыкант. Не находите, родственные души должны помогать друг другу?
   Сказал и ужаснулся: достаточно беспардонное, навязчивое предложение может отпугнуть девушку. Но она лишь томно и загадочно улыбнулась и положила ладошку на его руку. Странная волна мути прошла по телу Лёхина, и он судорожно сглотнул раз-другой; через несколько шагов желудок успокоился, и Лёхин прекратил вспоминать, что он мог такого съесть...
   Прячась под зонтом на остановке, они неплохо поболтали: всё-таки из музучилища многие поступали в пед - и нашлись общие знакомые. Диана оказалась из тех собеседниц, которые легко обходят острые углы в любом разговоре и так же легко находят темы. И вскоре, поколебавшись, Диана вроде как решилась:
   - Приходи сегодня вечером в "Орден Казановы". Как? Сможешь?
   - "Орден Казановы"? Не понял. А что это?
   - Это кафе. Я там подрабатываю по вечерам. Вокал. Хочешь послушать, как я пою? Тебе понравится. Правда, вход в кафе платный. Но, если позвонишь, я выйду и проведу.
   - Сегодня - не знаю, - честно сказал Лёхин, - если только время позволит. А почему название такое? "Орден Казановы"?
   - А тебе не нравится? Взрослые мальчики любят такие игрушки. Представь: ты идёшь в обыкновенное кафе, а друзьям говоришь: "Сегодня вечером мы собираемся в "Ордене Казановы". Звучит? Мало того что орден - общество избранных, так ещё и Казановы - какой мужчины не мечтает о лаврах Казановы, героя-любовника? Это наш хозяин придумал - замануху такую по названию. Правда, оригинально?
   Она вдруг потянулась к нему. Он ещё не понял, в чём дело, как вдохнул сладко-пряный аромат её дыхания, а нижнюю губу мягко обволокли её губы. В глазах потемнело, но прояснело почти сразу, и он с неудовольствием подумал: "Ну вот... Я не мальчишка, чтобы целоваться на глазах у всех!" Диана плавно отодвинулась, не отводя глаз, и почти приказала:
   - Сегодня в восемь вечера я жду тебя!
   Подъехала маршрутка, и, больше не оборачиваясь, Диана пошла к ней.
   А Лёхин рассердился: какого чёрта она ему приказывает! Вынул платочек и тщательно протёр рот.
   ... Под клапаном нагрудного кармана вслед девице злорадно блеснули жёлтые глазища. Шишик похихикал и удалился в самый тёмный уголок напротив Лёхиного сердца, где затаился под спокойный, ничем не возмущённый стук...
   Оглянувшись, Лёхин снова представил дорогу за главный корпус университета. Не. Здесь пока хватит. Студенты наверняка ещё топчутся на крыльце - и толку дожидаться домового?.. Вот тебе проблема: а есть ли на худграфе домовой? Лёхин задумался и вдруг неудержимо заулыбался, представив нечто маленькое, бородато-волосатое, приплющенное сверху бархатным беретом художников; по ночам это нечто бегает по всем учебным комнатам худграфа и вдохновенно дописывает студенческие наброски, этюды, сваленные у стены... Ага, а что делает в это время домовой с музпеда? Настраивает пианино?.. Дирижирует хором Шишиков!
   Быстро заслонившись зонтом, Лёхин поспешил уйти с остановки. Надо пройтись, иначе редкий люд с остановки сочтёт его психом. А кто, как не псих, будет жизнерадостно ржать на улице ни с того ни с сего? А уж если кому про Шишиков рассказать...
   Успокоился Лёхин, когда вспомнил, что Шишики могут быть только там, где люди живут. В учебном корпусе - едва ли.
   Стоп! А домовой? Может, и домового там нет?
   Надо было спросить Елисея. Хотя... Опять стоп. В музее-то изобразительных искусств свой домовой имеется - значит, и на худграфе должен быть. И, кстати, зря пришёл ближе к обеду. Надо бы явиться сюда ближе к вечеру, а то и к ночи, когда, кроме сторожа, никого в корпусе не останется. Может, и правда тогда сходить в кафешку, о которой говорила Диана? Кстати, имя-то у неё... Соседка, тётя Лиана, вспоминается. Лёхин снова улыбнулся: нашёл, кого вспомнить. Их, этих дам, рядом не поставишь. Весовые, гм, категории разные.
   Лёхин обнаружил, что за всеми этими думами он прошёл уже две остановки. Ладно, главное - ноги не мокнут. Надо бы заглянуть в "Книжный": Касьянушка умолил что-нибудь про вампиров купить - запал тут на одну серию, правда, не столько про вампиров, хотя и оные присутствуют... Бетховенская "К радости" вырвала Лёхина из размышлений. Так, Олег.
   - Да, Олег, слушаю.
   - Лёхин, привет. Мы сейчас к тебе заедем - будь дома.
   - Не понял. Мы?
   - Мы с Саньком. Забыл, о чём говорили? Машину тебе сейчас завезём - электронно-вычислительную! - засмеялся Олег. - Ну компьютер! Ты и правда забыл?
   - Ох, ёлки зелёные... Точно забыл. Так, вы во сколько будете?
   - Да Санёк сейчас доукомплектует, погрузим ко мне в машину... Ага, вот он говорит - через час явимся.
   - Тогда всё, буду дома.
   Взбудораженный Лёхин рванул на следующую остановку. Нужная маршрутка материализовалась почти сразу. В машине, несмотря на влажный холод, царило веселье: два каких-то оболтуса в кожаных куртках хохмили и травили анекдоты, да так смачно, что две солидные дамы втихомолку пофыркивали и прыскали в кулачок. Глядя на одну из них, в серебристом плащике с откинутым капюшоном, Лёхин вдруг спросил себя: "Не будь у меня Ани, мог бы я влюбиться в такую, как Диана?" Он представил себе Аню, увидел её мягкую улыбку. Попробовал представить обеих рядом. Аня оказалась совсем близко, а где-то на периферии воображения замаячил смутный силуэт Дианы. "Тьфу ты! - рассердился Лёхин на себя. - Тебе это надо - сравнивать любимую женщину и случайно встреченную девчонку? Ну и подумай лучше о насущном!"
   Насущным оказался итог поездки. Если сначала Лёхин определил для себя две параллели: пропал мальчик - пропала девочка, то теперь приходил к выводу о треугольнике. Там, где училась пропавшая Лада, учится студентка, которая накидывает капюшон точно так же, как пропавший Ромка... И есть подозрение, что старенькая, но упрямая Галина Петровна может знать, почему пропал правнук.
   8.
   Счастью Касьянушки, казалось, предела не будет. Он летал над парнями, устанавливающими оборудование, нырял в провода - и, всплёскивая ручонками, плакал от умиления сладкими слёзками. Лёхину, то и дело заглядывающему в комнату, так и хотелось покрутить пальцем у виска. Как только ловил себя на этом желании, немедленно возвращался на кухню, где на пару с Елисеем готовил ужин.
   Остальные привидения новшество в квартире приняли более хладнокровно. Пока Лёхин резал хлеб, Глеб Семёнович рассуждал о возможности заняться эзотерикой, а также изучением философской стороны восточных единоборств - в последнем его горячо поддерживал Линь Тай. Правда, мальчика, как позже выяснилось, больше волновал доступ к боевикам с драками. Но видно было, что и Глеб Семёнович тоже сгорает от нетерпения посмотреть фильмы драчливого жанра, хоть и скрывает детское, по его понятиям, желание. Но оба бойца расцвели улыбками, когда Лёхин, сам ещё только примерно представлявший, как использовать компьютер, неуверенно сказал:
   - Глеб Семёнович, а ведь, наверное, в интернете есть клубы восточных единоборств, а у них наверняка и записи тренировок, и ссылки на нужные книги.
   Линь Тай взвизгнул от прилива чувств и проделал какое-то длинное и сложное движение, промчавшись к тому же по стенам и потолку. Глеб Семёнович попытался снисходительно улыбнуться, но удрал в стену, не желая терять репутации серьёзного человека.
   А Дормидонт Силыч, в основном адресуясь к Елисею, солидно рассуждал о купеческой родословной и поиске потомков, которых однажды намеревался посетить.
   Воспользовавшись паузой в его важных рассуждениях, Лёхин спросил:
   - Елисей, а ты? Тебе что-нибудь понадобится в интернете?
   Домовой улыбнулся округлившимся от любопытства глазам Дормидонта Силыча и как-то очень легко сказал:
   - Да много ли нам надо? Разве что по домоводству... Ну, рецепты блюд каких, а ещё и заготовочек посмотреть. Может, шитьё-вязанье найдём.
   - Шитьё-вязанье? - удивился Касьянушка.
   - Так не у всех хозяин-то видит. Думаешь, много ли в доме нашем народу у компьютера сидит да смотрит, что есть по домоводству? А соседние домовые нет-нет, да заскочат обменяться новостью да рецептиком. А я такой богатый буду на новости! Аж дух захватывает, сколько-то народу теперь ко мне будет бегать.
   Лёхин практично прикинул: ох, юлит что-то Елисей! Наверняка что-то другое придумал в интернете поглядеть!.. И как же он собирается тайком от хозяина в интернет выйти? Хотя и думать не надо: Шишик поможет!.. Но если Шишик поможет Елисею, то отчего другие Шишики в доме не займутся ловлей интересного в интернет-океане?
   - А правда, почему? - задумчиво повторил Лёхин. - Почему Шишики по всему дому не включают компьютеры домовым? Ну, хотя бы пока хозяев нет?
   Елисей изумился так, что тряпку обронил, которой со стола хлебные крошки бережно собирал на разделочную доску - засушить наверху посудного шкафа, чтоб зимой воробьёв кормить.
   - Закон такой, Лексей Григорьич. Ежели в дом новая вещь попадает, лет десять домовой считает её чужой, пока духом квартиры не пропитается. Оттого и любят домовые радио послушать, а в телевизор да в компьютер разве только из-за плеча хозяина поглядеть, ведь эти две вещи редко у кого не новые. Ну, про телевизор, положим, преувеличил я, можно и поглядеть, да ведь хозяева одно смотрят, а домовому иное нужно.
   - Тогда как же вы?..
   - Ой, Лексей Григорьич, с тобою-то нам, как говорится, крупно повезло. Ты у нас хозяин внимательный, сразу на всех покупку подарил, разрешил пользоваться, да и не представляешь уж, что покупаешь для себя. На компОтере твоём сразу метка стоит - для всех. А люди-то представляют - как? Для себя купил, одного себя за компОтером видит, а значит, и для домового - запрет на десять лет!
   - Сложности какие, - пробормотал Лёхин. - Прямо этикет при дворце императора. А Шишики?
   - А что Шишики?
   - Шишики тоже соблюдают все эти правила?
   - Да и им-то компОтер к чему? Они и так всё знают.
   - Тогда почему вы не спросите у них?
   - Да как же спросить, ежели не знаешь о чём?! - удивился Елисей. - Надо ж сначала узнать да рецепт посмотреть, к примеру, а потом спрашивать.
   - Не понял.
   - Он ведь точное знание даёт! Скажи ему: хочу французские рецепты по выпечке, он ведь только глазищами хлопать и будет. А скажи, к примеру, "булка с кунжутом по-провански", тут же всё и расскажет! А ведь окромя того рецепта, и другие есть, да ведь названий-то не знаем. А в компОтере, слыхали, спроси только французскую выпечку - и пойдут рецептики один за другим.
   Лёхин вытер вспотевший лоб. Лохматый "банк данных" раскачивался на качелях из кухонного полотенца, стараясь стукнуть нижней конечностью по краю раковины. Совсем как малыш, временно оставленный без присмотра. И вот это маленькое и лохматое знает всё?!
   - Шишик! - ласково позвал Лёхин. - В какой день и час закончится дождливая погода и выйдет солнышко?
   Домовой и привидения с огромным интересом воззрились на "помпошку", та - на них.
   - Вопрос не о том, что есть, а о возможности, - грустно сказал Елисей. - Это как гадание на картах...
   Шишик разжал лапы, упал, докатился до штанины Лёхина. В зеркальной стенке посудного шкафа Лёхин увидел: "помпошка" вскарабкалась на карман рубахи, грозно разинула пасть и по-наполеоновски или ещё по-каковски вытянула короткую лапку вперёд - в общем, "И грозным манием руки На русских двинул он полки". После чего вежливо хихикнул, по своему обыкновению, и пропал в кармане.
   - Э-э, и что это было?
   - Наверное, ответ, - беспомощно развёл руками Елисей.
   - Я задал конкретный вопрос.
   - По мнению Шишика, он и ответил тебе конкретно. Только понять его...
   - А если на глаза положить? Вдруг он картинку с ответом покажет?
   - Так ведь и картинка будет по его разумению! Он тебе может показать день и час, когда дождь перестанет, а когда именно? Ты ж только солнечный день увидишь! Нам-то легче - у него написанное прочесть.
   Лёхин машинально заправил салат оливковым маслом, машинально перевернул мясо на сковороде, всё ещё раздумывая над формой вопроса Шишику.
   Стук в дверь - и он с облегчением отвлёкся.
   - Мы закончили, - сообщил Олег, - и скоро захлебнёмся слюной. Пошли, я тебе покажу...
   - Нет! Сначала обед! - перебил Лёхин. - У меня всё готово, а потом разогревать - вкус уже не тот будет. Зови Саню.
   - Честно говоря, втайне надеялся, что именно так и предложишь, - повеселел Олег, окинул кухню внимательным взглядом и вздохнул.
   - Лексей Григорьич, подскажи уж другу своему, где я, - сказал Елисей и степенно поклонился.
   - Олег, Елисей тебе кланяется. На краю стола, рядом с раковиной.
   Чтобы не смущать гостя, Елисей взялся просушить только вымытые чашки. В очередной раз попытавшись увидеть домового и снова не добившись результата, тем не менее, обрадованный Олег тоже поклонился чашкам, которые проворно вытирались о полотенце.
   - Здравствуйте, Елисей.
   Осчастливленный Олег поспешил звать Саню к обеду.
   - Смущать да отвлекать не буду, - сказал Елисей. - Скажешь Олегу-то, что одни вы на кухне, пусть не вертится, ест спокойно. А чтоб и ты ненароком на меня не загляделся, пойду в комнату поглядеть на новую игрушку.
   После первых охов-ахов за обедом беседа повернула в более спокойное русло. Немногословный Саня интересовался только главным.
   - С ребятами их фирмы я договорился: интернет вам подключат уже завтра. Вам точно ничего не надо показывать? Как включать-выключать и всё остальное по мелочи?
   - Да ему помогут! - с небрежной гордостью бросил Олег, прямо лопаясь от приобщения к тайне.
   - Конечно, помогут! - подтвердил Лёхин, жалея, что нельзя исподтишка показать Олегу кулак. - Олег-то у меня всегда под рукой. Чуть что - звоню ему.
   - Так, я оставляю вам два номера: вот по этому вы позвоните сегодня же, чтобы ребята знали, когда вы завтра свободны, чтобы подъехать. А это номер Андрея. У него маленькая мастерская по ремонту компьютеров. Если краска в картридже закончится, звоните и приезжайте - он заправит при вас... Мм... Этот салат последний?
   - Ещё полкастрюли, - успокоил Лёхин.
   - Спасибо, - серьёзно сказал Саня, когда Олег просто передал ему вновь наполненную салатницу.
   - На здоровье! - весело ответил Олег. Он вообще светился счастьем и радостью, будто сам готовил все салаты.
   Далее разговор пошёл достаточно обобщённый, и Лёхин решился спросить:
   - Ребята, не знаете, что за кафе такое - "Орден Казановы"? Слышал, там очень дорого...
   - Тебя пригласили, или сам хочешь сходить? - вскинулся Саня.
   - Пригласили, но так... Музыку послушать. Я ж музыкант. А что?
   - Если пригласили, лучше откажись. Сам пойдёшь - ещё ничего. А приглашённый - бабки бешеные уже за вход дерут. Коктейль стоит столько, что Ротшильд изрыдается. И вообще... Место нехорошее. Про "Казанову" слухов много нехороших ходит.
   - А что именно? - полюбопытствовал Олег. - Вы ведь про тот "Орден Казановы", что на проспекте, через дорогу от гостиницы?
   - Про тот. По ценам эта кафешка - для элиты. Слышал, пригласили туда двоих наших, из компьютерщиков. Один раз они сходили, другой. А потом как на травку подсели: бегали туда, пока деньги были, работу забросили. Один, говорили, даже квартиру продал, чтобы в "Казанову" ходить...
   - Может, у них там нелегальный игровой клуб?
   - Вряд ли... Слышал ещё, у них девицы ушлые - клиентов заманивать. Может, влюбился в которую из них.
   - А второй?
   - Что второй?
   - Тоже квартиру продал?
   - Насчёт квартиры не скажу - не слышал, врать не буду. А вот то, что про него говорить перестали, - это да. Пропал человек с концами. Так что больше ничего об этом кафе не знаю.
   Саня сказал последнее настолько решительно, что Лёхин понял: продолжать беседу о "Казанове" не стоит.
   Впрочем, темы для разговора нашлись не менее интересные для всех троих. А потом пошли в комнату, где Лёхину показали, где как что включается. К своему удивлению, Лёхин, считавший себя в технике дуб дубом, легко сообразил логику работы на "компотере" (вот ведь словечко Елисея пристало!).
   9.
   Когда ушли Олег и Саня, Лёхин показал "домочадцам", какие интересности оставил им компьютерщик: десяток фильмов, море музыкальных записей и даже записей книг. Но всё затмил пасьянс "паук". Лёхин, хоть ему и показали, и заставили повторить, как раскладываются карты, чувствовал себя ещё неуверенно. И вот уж где призраки оторвались! Так они не орали со времён последнего футбольного матча. Каждый хотел, чтобы Лёхин сделал именно им увиденный ход. С перепугу, что сделает что-то не так, Лёхин забывал, куда нажимать, "мышка" в руке дёргалась, и вместо переноса определённой карты или целой группы в нужное место он просто "ездил" с этими картами по всему экрану. И, если бы не Шишик...
   Именно Шишик спас положение. Сначала он метался туда-сюда, помогая хозяину "хватать" карты, перетаскивать их с места на место, выбирать ходы... И, когда Лёхин, под азартными воплями постепенно набухая злостью и обидой ("Мне тоже хочется поиграть!"), готовился взорваться, катавшийся вокруг его руки с "мышкой" Шишик вдруг исчез. И - тишина. Растерявшийся Лёхин застрял, никто их привидений не помнил, как надо искать выбор ходов, откуда берутся новые карты.
   - А ща мы его поймаем! - кровожадно прогудел Дормидонт Силыч, оглядывая потолок в поисках неугомонной "помпошки".
   Но взгляд Лёхина остановился на панели компьютера, потом за подтверждением метнулся к настенным часам. Восьмой час!
   - Елисей, Глеб Семёныч! - обратился он к двоим, не участвовавшим в общем оре. - Компьютер оставляю на вас.
   Домовой и призрак кивнули и под изумлённые вопли Касьянушки: "Батюшки, и когда ж вы упомнили дело тако сложно?!" принялись за игру: Елисей пока медленно - осваиваясь с "мышкой" (ему, чуть больше кошки, приходилось нажимать на неё двумя руками), - вывел разложенный пасьянс из тупика под спокойные подсказки бывшего агента.
   Когда Лёхин забежал в комнату за мобильником и ключами, присмиревшие Касьянушка и Линь Тай слушали лекцию домового, как же раскладывается пасьянс, а Дормидонт Силыч летал над ними, по-хозяйски уперев кулаки в бока, и степенно предавался воспоминаниям о большой игре в гостиницах и ресторациях, где останавливался в деловых поездках. Негромкий голос домового и важный, рассудительный - призрака звучали мирно и по-домашнему. Лёхин вздохнул, вспоминая недавний ор. Вздох ещё не закончился, а на плечо свалился Шишик и торопливо удрал в карман. Лёхин хотел было погладить карман, но решил, что Шишик прав: лучше не привлекать внимания. А ещё он подумал с благодарностью, что "помпошка" и в самом деле ничего не рассказала домочадцам об Ане.
   ... Пока шёл из дому, дождь мелко сеял, давая надежду на скорое окончание. Но едва Лёхин вышел из троллейбуса и успел сделать пару шагов, хляби небесные, видимо передохнув, разверзлись с новыми силами, да ещё к ним прибавился ветер. Ветер оказался очень резким и явно не знающим, чего именно хочет: он бросался из стороны в сторону, таща за собой и хлёсткие дождевые волны. В общем, пока Лёхин добрался до газетно-журнального киоска, здесь же, на остановке, он тысячи раз пожалел, что снова надел куртку, а не какой-нибудь скафандр. Но и козырёк киоска не спас: дождь переросший в серьёзный ливень, вознамерился превратить Лёхина в нечто основательно раскисшее от воды.
   В панике, регулируя зонт и пытаясь противостоять ветру, Лёхин было подумал, не вернуться ли домой. Но кафе через два здания от киоска. Причём, оба дома объединены угловой аркой, где можно спрятаться и переждать уже не столько дождь, а обозлившийся по какой-то причине ветер.
   И он добежал до арки, где прятались две-три понурые мокрые личности. Живо ощущая себя таким же, Лёхин закрыл зонт и приготовился стоически пережидать стихийное бедствие.
   Дорога напротив угловой арки тоже изгибалась поворотом, так что во временном убежище царил постоянный световой фейерверк от проезжающих машин. Лёхин чуть приподнял ногу с промокшей до колена штаниной и со вздохом опустил её, хлюпнув ботинком. "Они там в пасьянс играют", - завистливо вспомнил он и перешёл ближе к стене: прямо на то место, где только что стоял, хлынул дождевой ручей. Потом ещё ближе. Ручей разливался сильным половодьем. Лёхин пригляделся и в наезжающем машинном свете нашёл место, где асфальт чуть дыбился.
   Мимо с залихватскими воплями : "Ой! Ай! А-а!" выбежали из арки те самые понурые личности. Сейчас они казались такими весёлыми и бодрыми, что Лёхин сразу сообразил их состояние - море по колено! Да и чем занимались они под аркой, понурившись над брошенной теперь у стены бутылкой, тоже стало ясно.
   Под аркой сразу стало пустынно и даже немного жутковато. Да ещё сквозняк.
   Лёхин сразу обозлился, вспомнил Санины слова и возмутился: "Дорогой вход? Ну, нет. Если меня пригласила Диана, пусть и проведёт в кафе. Если не подойдёт - разворачиваемся и уходим. Но платить за вход туда, куда я, в общем-то, не собирался идти, а пришлось тащиться по такой погоде!.."
   Он уже привычно принялся произносить монологи, потихоньку двигаясь к желаемому выводу: а на фиг мне это кафе вообще? - как выползший из воротника куртки Шишик деликатно лягнул его в подбородок. Лёхин Шишику доверял, поэтому оглянулся мгновенно. В следующий миг, подпрыгнув и вцепившись в нос хозяина, "помпошка" подкорректировала взгляд: Лёхин опустил глаза. А Шишик спрыгнул на его плечо, бдительно озирая окрестности.
   В архитектуре Лёхин откровенно не силён. Арку он аркой мог назвать, а вот по частям её прокомментировать... В общем, эта арка изнутри имела по бокам колонны, встроенные в края проёма. Если снаружи - то стена просто гладкая, а изнутри получался небольшой угол. И в одном из углов, с противоположной дороге стороны, снизу что-то шевелилось.
   Несколько секунд Лёхин тщетно всматривался в тёмный угол, потом понял, что Шишик не возражает подъехать ближе, и зашагал вперёд.
   Брелок для ключей от дома ему подарила Аня. Маленький фонарик. Тогда он принял его с благодарностью как сувенир, напоминающий о ней. Но сейчас Лёхин чувствовал тепло, греющее его, продрогшего, при мысли, что именно Аня сумела совместить в подарке и практичность, и игрушку.
   Вынув на ходу брелок и остановившись перед углом, Лёхин включил фонарик. И - аж сердце захолонуло: две огромные зелёные крысы подпрыгивали, стараясь достать до ниши, образованной выпавшими из стены кирпичами. Ниша находилась почти в метре от земли, и мелькнуло в ней что-то вроде тряпочки с бородой. Борода дело и решила.
   Крысы обернулись на фонарик, замерцавший в их круглых злобных глазёнках странным, серебристо-кровавым отсветом. Потом развернулись полностью. Стоя на месте, пару раз садились, свесив перед собой голые лапы, и снова возвращались к положению на четырёх лапах, словно вымаливали что-то. Или не решались на что-то. На что - Лёхин даже и думать не хотел. Вспомнил примерную ситуацию с Ромкой, "трое на одного", и жёстко, безапелляционно сказал:
   - А ну-ка брысь отсюда, пока по мордам не напинал!
   Крысы замерли, но что-то в их неподвижности буквально кричало: миг - и они кинутся на человека. Внезапно Лёхин подумал, что те, понурые, которые весёлые, стояли как раз здесь, распивая своё веселье. Неужели крыс не увидели? И - новое озарение: да, не увидели, иначе обнаружили бы и бороду в нише. Вывод? Он сам и не заметил, как перешёл на другой уровень зрения, а крысы - из тех же паранормальцев. И - ещё один вывод: они понимают, что им говорят.
   - У меня ботинки - недавно из ремонта, - негромко сообщил Лёхин. - Хотите - продемонстрирую железные набойки? А теперь представьте, с каким удовольствием заеду этими железками по морде или по рёбрам той, которая первой прыгнет ко мне? Уж одной-то я точно позвоночник сломаю.
   Секунда, две - обе метнулись по сторонам от Лёхина. Он стремительно развернулся - ещё со спины нападут! - но крысы, одна за другой, двумя вдруг призрачно зазеленевшими волнами ускользнули за угол.
   - Башку-то убери, у, любопытная... Не лезь, рано ещё... Охти ж тебе, осспадя...
   На шёпот за спиной Лёхин обернулся не сразу, но всё же обернулся, пустив луч фонарика так, чтобы глаза не резал кому бы то ни было.
   Портрет - в две головы. Одна - с печально обвисшим носом-картошкой, печально-косматыми бровями, обвисшими над усталыми круглыми глазищами, - и всё это в обрамлении густой мокрой бороды и косматой копны волос, над которыми сверху водружена то ли полотняная шляпа типа панамы, то ли колпак. Чуть выше первой головы - вторая, кошачья, с горящими от любопытства, мерцающе-коричневыми глазами.
   Лёхин как-то вдруг вспомнил: однажды Елисей познакомил его с подвальным Кирюхой, и на том красовался такой же приплюснутый колпак.
   - Подвальный, что ли? - спросил Лёхин.
   - Угу, - насторожённо ответствовал бородач. - А ты кто будешь, мил человек?
   - Прохожий. Помочь вам чем или как?
   - Дык, помог же уже, отогнал вражин-то. Да не лезь ты, Муська, щас отодвинусь - да и спрыгнешь, морда твоя любопытная...
   Лёхин хотел было посоветовать подвальному самому сначала спрыгнуть, но потом сообразил, что у того наверняка свои резоны, кому как и когда.
   Кошка спрыгнула, задрала голову к подвальному. Тот - Лёхин держал фонарик сбоку, солидно поднял передний край своей длинной рубахи и принялся что-то накладывать в получившееся вместилище. Живо заинтересованный, Лёхин направил луч фонарика на тёмную, чуть шевелящуюся кучу. Блеснули круглые глазёныши и влажные носишки, встали торчком насторожённые уши... Четыре, пять, шесть... Шестой сонно пискнул - и кошка тут же встала на задние лапы, мурлыкнула успокаивающе.
   Подвальный присобрал края рубахи, чтобы не уронить котят, и глянул вниз: далеко ли до земли. Не убирая фонарика, Лёхин крепко взял подвального под локти и бережно ссадил ближе к кошке, подальше от побежавшей под ногами лужи.
   - Спасибо, мил человек, - поклонился подвальный.
   - Может, вас проводить куда? - уцепился Лёхин за предлог не пойти в кафе. - У меня и зонт есть. Да, меня зовут Алексеем Григорьичем.
   Шишик с плеча хрюкнул, подтверждая личность хозяина. У кошки сразу глаза разгорелись, но Лёхин высокий, "помпошку" не достать.
   - Бирюк я. В подвале этого вот дома жил, а таперя сюда со всем своим хозяйством перебираюсь. А хозяйство-то настоящее своё, правда, оставить пришлось. Вот эта приблуда нашла, где окотиться. Тащу вот... А помощи нам не нужно. Я вон со двора за угол сверну, а там и встретят меня, у окошка. Приветят на первое время.
   Но Лёхин на всякий случай всё-таки вышел со странной компанией во дворы. Да, маленькое подвальное окошко оказалось недалеко, однако без зонта промочило бы всех под ветром, захулиганившим в обнимку с рванувшим ливнем.
   Распрощавшись с Бирюком и кошкой, Лёхин решился зря время не терять. И решительно направился из арки в кафе, уже с беспокойством думая о позднем времени. Арка располагалась на повороте, и машины именно здесь начинали послушно медлить, идя против сплошной воды навстречу. Света полно - Лёхин фонарик убрал.
   Вот уже перед глазами поплыла стена пристроя с готическими буквами "Орден Казановы", вот уже видна лестница вниз, в полуподвальное помещение...
   Лёхин встал, как вкопанный. Как сказал Бирюк? "А хозяйство-то своё, правда, оставить пришлось... Приветят на первое время"? Бирюк с кошкой не просто переезжали. Его из подвала выгнали те жуткие крысюки, которые не видны обычному человеческому глазу... Из подвала, в котором располагается кафе "Орден Казановы"... Так-так.
   10.
   Едва Лёхин шагнул на первую ступеньку лестницы, Шишик, ворча что-то негодующее, сполз с плеча под куртку. Итак, "помпошке" кафе "Орден Казановы" не понравился уже с первых шагов по его территории.
   Лёхин и сам насупился, присовокупив к ворчанию Шишика воспоминания о Бирюке, спасавшем кошку с семейством.
   Но делать нечего. Он спустился до двери освещённой сверху хаотичными зигзагами розовато-сиреневого цвета. Цвет здорово действовал на глаза и на нервы. Лёхин ещё подумал с усмешкой, не включить ли собственный фонарик. А ещё почему-то вспомнилась школа и учительница физики, которая учила подопечных практичности. В десятом классе её ученики поняли, что практичное знание - это здорово, и дважды безнаказанно сорвали контрольную по алгебре. Дело было в пасмурные дни. А математика в расписании всегда шла первыми уроками. На время перемены математичка выходила дежурить в коридор, потом входила в полутёмный кабинет, тянулась к выключателю. Щёлк - и тогдашние стоваттовые лампочки, за тремя обручами мал, мала, меньше, пшикали и гасли. Секрет прост: к негорящей лампочке прилепляли мокрую бумажку - так, полоску, почти невидимую сверху. Самое трудное в этой ситуации - каменную морду до конца удерживать. Математичка так и не узнала, в чём дело: лампочки вывинчивали потом десятиклассники же, а вызываемый электрик только руками разводил.
   Щурясь от неприятного света, Лёхин ностальгически вздохнул. Да, жаль, нельзя здесь такую штуку учудить. Высоковато. Да и сработают ли эти трубки жуткого цвета, как обычные лампочки, из-за обыкновенной бумажки?
   Ухватившись за богато декорированную ручку, он открыл дверь.
   В маленькой комнате, обвешанной по стенам где надо и где не надо какими-то драпировками, царила тишина. У двери в самый обычный гардероб, в кресле, сидела красивая девица. Сначала Лёхин решил, что на ней суперкороткая юбка и что девица сидит на каких-то длинных полосках. Потом сообразил, что на девице такая же одёжка, как у Дианы: юбка-то длинная, но множественные разрезы, скажем так, сокращают эту длину. Впрочем, ножки у девицы неплохи: полные и очень даже аппетитные.
   Справа от гардероба - две двери, видимо, в зал кафе. Их охраняли здоровенные парни, затянутые в смокинги. Причём, почему-то решил Лёхин, смокинги явно шили им по меркам, но в стремлении продемонстрировать лучшие качества их развитой мускулатуры. Сначала Лёхину показалось, что охранники - братья. Потом понял, что у хозяина кафе всё в порядке (или нет?) с юмором: на роль атлантов он подобрал лучшие образцы высмеянных давным-давно качков: одинаково бритые головы с неизменно низким лбом в складочку, под насупленными бровями прячутся маленькие глазки; кривой, разбитый наверняка в драках нос нависает над странно безвольным ртом.
   Вошедшего Лёхина никто в упор не замечал. То есть качки-то демонстративно заметили: чуть приподняли грудь - плечи назад; туда же, назад, за спину, сложили руки. Лбы чуть нахмурились, а глаза чуть ли не вцепились в вошедшего. Но - молчали.
   Лёхин хотел было обратиться к девице. Но вдруг повеселел и решился похулиганить. Неспешно, с лёгкой улыбкой подойдя к охранникам, он внимательнейшим образом оглядел их и сочувственно сказал:
   - Да, ребята, тяжело, наверное, в таких костюмчиках драться. Руку поднимешь - под мышкой, небось, дырища сразу. Но - терпите. Положение обязывает. Это вам не магазин какой-нибудь охранять. Не хухры-мухры объект. Точно? - спросил он, глядя в глаза того, что слева.
   Тот было открыл рот ответить по спровоцированной инерции, но захлопнул, наливаясь тёмными пятнами по лицу.
   Второй то ли умнее, то ли ещё что - не успел Лёхин отвернуться, спросил с претензией:
   - Ты кто такой, ваще, а?
   "Сам ты ващА!" - легко и весело подумалось Лёхину. Что-то в этих неподвижных гигантах и странно отсутствующей девице вызвало в нём желание дерзить и хохмить, а может, если представится возможность - и подраться. Лишь бы расшевелить.
   - Я, ребята, инструктор по восточным единоборствам и грегорианской борьбе. Слыхали такое? Хотите, дверь за вами одним ударом выбью?
   В скалистых глыбах вроде проснулось что-то живое, интерес какой-то, но Лёхин уже отвернулся к девице. Присев на корточки, он поразился: если те двое, хоть немного выглядели по-человечески, эта изображала статую - "Ангел задумчивости", "Гений покоя". Посидев немного и убедившись, что за минуту и далее она ни разу не моргнула, Лёхин чуток помахал перед нею ладонью.
   - Ребята, она спит?
   "Ребята" скосились друг на друга, но смолчали.
   То ли от воспоминаний о школе, то ли от напряжёнки, которую он здесь ощущал, но Лёхин прочувствовал, как хорошо знакомое тепло адреналина начинает повышать его температуру, подталкивая к действиям, о которых, может, он и не подумал бы, встреть его присутствующие иначе.
   Он поднялся с корточек, деловито подошёл к девице и, взяв её, словно ребёнка, на руки, перенёс на широкую, обитую чем-то вроде бархата доску в окошке гардеробной. Прислонив застывшую девицу для надёжности к вертикали решётки, он отошёл, будто художник, любующийся дописанной картиной. После чего оценивающе склонил голову и, самодовольно провозгласив:
   - Красота! - уселся в освободившееся кресло.
   "Интересно, - снова подумалось ему, - сколько мне придётся здесь сидеть, пока не найдётся кто-то адекватный?" Дотянувшись до зонтика, Лёхин раскрыл его подсушить, а затем снял куртку и расправил на боковой поверхности кресельной спинки.
   - Ну, вот, почти домашняя обстановка! - бодро сказал он и вконец обнаглел: - Ребята, а сюда что-нибудь из вашего кафе можно заказать? Кофейку горячего, например? Чайку на худой конец... - Он откашлялся и, затаённо улыбаясь, добавил: - Чайку-то как раз не на худой конец, конечно, а лучше всего - по такой погоде. Представляете: чашка, синяя, в белый горох, в ней горячий-горячий ароматный чай, такой прозрачно-коричневый. Ложечкой помешал - и тени закачались, закружились в чаёчке... А к чаю хотелось бы пирогов. Вот представьте: только что из духовки, корочка маслянистая, горячего, желтовато-коричневого цвета. Отломишь чуток - и перед тобой тесто, белое, пышное, хлебом горячим пахучее. И чтоб первый пирог - с зелёным луком и яйцом, и начинка чтоб не просто так, посмотреть, а щедрая, нежная - сливочным маслом пропитанная. А второй пирог пусть будет с тушёной капустой (лица качков обрели почти человеческое выражение, и Лёхин мстительно подумал: "Держись, ребята! Я ещё до яблочного не добрался!"). Берёшь нож, осторожно режешь красоту эту духмяную, а по кухне аромат - тушёной капусты со свежевыпеченным хлебом да ещё крепкой поджарки. Берёшь один кусок, а из него - сок капустный в масле... Ммм...
   - Слышь, а чё те надо? - жалобно спросил, сглотнув и не раз, молчавший до сих пор охранник.
   - Да ничего особенного. Меня сюда Диана пригласила.
   - А чё ты раньше не сказал?! - завопил второй охранник. - Пришёл тут со своими пирогами и голову морочит!
   - Какие пироги? - в свою очередь удивился Лёхин. - Я только помечтал, чего бы в дождь мне хотелось. А кого надо было спросить о Диане? Вас? Или этот манекен?
   - Я не манекен, - тихо сказали сбоку. - И освободите моё кресло.
   - А где написано, что оно ваше? - буркнул по инерции Лёхин и встал.
   Почти в то же мгновение девица, спрыгнувшая с окна гардеробной, шагнула ему навстречу. Лёхин чуть не свалился от неожиданности и страха наступить ей на ногу. Не успел переступить, чтобы встать удобнее, как девица, с тем же отсутствующим выражением лица, что и прежде, схватила его за рукава джинсовой рубахи. Лёхин изумился: тоже не рассчитала шага, тоже боится упасть? Доизумляться не успел. Девица, полуоткрыв рот, часто задышала и потянулась к нему. Теперь уже перепуганный Лёхин жёстко схватил девицу за локти.
   - Барышня, ты астматик, что ли?
   От слабо трепыхающейся в руках девицы он в панике поднял глаза на охрану: "Чёрт, а вдруг это провокация для шантажа?! Поэтому народ сюда до упора ходит и деньги выкладывает?!"
   Но у двоих в смокингах оказались одинаково потрясённые физиономии.
   - Да ёлки-зелёнки! Что у вас тут происходит?! - рассердился Лёхин и пихнул девицу в кресло. - Так. Давайте по-деловому. Время на вас ещё тратить! Вопрос напрямую: можете вызвать Диану?
   - Заплатите за вход - и увидите Диану! - пискнула девица.
   - Сколько?
   - Три тысячи!
   Лёхин нагнулся за зонтом, сложил его. Надев куртку, обернулся к охране.
   - Пока, народ! Интересно было познакомиться со столь невообразимо обаятельными личностями!
   Отвернулся и шагнул к входной двери. Всего два шага - и спина заледенела от обалденной красоты бархатного баритона:
   - Диана, это твой гость?
   Раздавшиеся в стороны от дверей охранники тупо таращились в ничто, вытянувшись по стойке "смирно". Между ними стояла Диана, в том же платье с разрезами (впрочем, нет. То было чёрного цвета, а это - фиолетовое, с золотистыми блёстками - концертное, наверное), с волосами, гладко прибранными назад, и сияла столь ошарашивающей красотой, что Лёхину аж в груди больно стало.
   Она стояла и спокойно улыбалась - картинкой к сказкам о прекрасных принцессах. Особенно на фоне Кащея Бессмертного - обладателя того самого роскошного голоса. "Вокальное, небось, закончил!" - с некоторой завистью решил Лёхин. Итак, высокий, несколько лишне худой, лет пятидесяти тип в чёрном отечески улыбался Лёхину, отечески же обнимая за талию Диану, словно благосклонный дядюшка, который вот-вот тихонько подтолкнёт влюблённую девицу к её не очень желанному роднёй избраннику.
   И подтолкнул. Диана неспешно подплыла к Лёхину, отобрала зонт, помогла снять куртку и бросила вещи стоящей возле кресла девице.
   - Пойдём, Алёша, скоро мой номер.
   Его ввели в полутёмное помещение, где присутствующие разговаривали тихо и прилично, отчего Лёхин сразу почувствовал себя не в своей тарелке. Помещение оказалось очень вытянутым по концам полумесяцем, так что сидящие за столиками волей-неволей, но абсолютно все были обращены лицом к небольшой эстрадной площадке. Сейчас там, за серым роялем, сидел пианист и негромко исполнял что-то джазовое. Прислушавшись к чистым, хрустальным звукам и вообще к манере игры, Лёхин понял, что за инструментом очень даже неплохой виртуоз. Чуть ниже, на маленькой танцевальной площадке, томно топтались три пары.
   Столик, за который усадили Лёхина, по размерам больше напоминал мужской носовой платок, разрезанный пополам по диагонали.
   - Милый, ты пока сделай заказ для себя, - с придыханием попросила Диана, нагнувшись к его уху (перед носом Лёхина закачался странный медальон - по-старинному изысканная буква "К"), - и мне - бокал белого вина.
   Лёхин поймал её за руку и вредным голосом скряги, воспетого Гоголем, буркнул:
   - А сколько это будет стоить?
   Тёплое дыхание обвеяло его ухо, хотя в столь аристократичной атмосфере, где и говор вполголоса и музыка вполголоса, казалось, он мог бы расслышать и шёпот девушки.
   - Нисколько, милый. Ты со мной - значит, за счёт заведения.
   Она исчезла, оставив душное облако то ли духов, то ли другого какого парфюма. Всё ещё раздражённый, Лёхин мстительно пожалел, что не вылил на себя полфлакона "Тройного" одеколона. И не надел кирзовые сапоги. И какие-нибудь спортивные штаны с пузырями на коленях...
   Пока он так мечтал, постепенно успокаиваясь, у столика появился официант - вьюнош в шёлковом сиреневом костюме.
   - Что будем заказывать? Вина и закуски любой кухни мира.
   - Любой? - подозрительно переспросил Лёхин и, всё ещё настроенный на противоречие всем и вся, заявил: - Стопку молочка от бешеной коровки и горячих пельменей с хреновой закусью!
   Но вышколенный официант продолжал услужливо улыбаться (только рот чуть зажал - засмеяться, что ли, боялся?), и Лёхин сдался:
   - Италия, на ваше усмотрение. Даме - бокал светлого.
   11.
   Как-то незаметно рядом с пианистом появилась Диана. Не меняя ритма, пианист заиграл что-то очень знакомое, и Лёхин даже не удивился, когда Диана, грациозно приобняв стойку с микрофоном, запела колыбельную из "Порги и Бесс". Через минуту Лёхину стало неинтересно: кажется, Диана учила вещь под запись и старательно копировала исполнение. Голосок у неё неплох, хоть и слабоват, завышала она самую малость, но... Лучше бы пианист без неё поимпровизировал.
   И Лёхин принялся изучать помещение.
   По обе стороны эстрады стояли небольшие группы людей: девушки одеты и причёсаны, как Диана, юноши в джинсах и свободных чёрных рубахах. Они странно переговаривались между собой - заметил Лёхин: не глядя друг на друга, а будто разглядывая посетителей кафе и обсуждая именно их. На груди каждого блестела какая-то маленькая штучка - судя по всему, тот же медальон буквой "К".
   Ближайшие к эстраде столики занимали пары, что неудивительно, если вспомнить размер столиков. Но, приглядевшись, Лёхин вновь озадачился: за каждым столиком один из пары оказывался либо юноша, либо девушка, как две капли воды похожие на тех, топтавшихся у эстрады.
   А вот активная жизнь вовсю кипела за спиной Лёхина. Там, видимо, расположились завсегдатая заведения. Они свободно перемещались между нормальными столиками и совершенно не выглядели несчастными, как представлял себе Лёхин после разговора с Саней. Ни девушек, ни юношей в "униформе" среди них не было. Зато время от времени появлялся тот высокий тип, что пожаловал в гардеробную вместе с Дианой. Он кивал одному, отвечал на вопрос другого, склонялся над столиками с третьими и незаметно исчезал.
   И Лёхин живо заинтересовался странным местечком, где в стенах горели уютные бра, где народ себя вёл активно и общительно. Прямо клуб по интересам!
   Забыв о Диане, он было встал.
   - Заждался, милый?
   В ответ он едва не зарычал. Непроизвольно. Бывало у него в последнее время такое: вырвется "угу" на самых нижних нотах - чем не рычание? Этот недовольный рык он, кажется, перенял у Дормидонта Силыча, купца бывшего. А что? Здорово! И говорить не надо - всё понятно, как рыкнешь разок...
   Пока она, изящно подобрав платье у бёдер, садилась на пододвинутый им стул, он успел проанализировать себя, чем это он недоволен аж до рычания... А когда понял - чем, ему захотелось повредничать. А что есть более вредного, чем вопросы напрямую? И побольше, побольше вопросов!..
   - Диана, это твоё настоящее имя?
   - Да, милый.
   - Диана, ты меня видишь второй раз в жизни и всякий раз всего несколько минут. Почему ты решила, что я милый? А вдруг я садист какой-нибудь?
   Томный ротик Дианы беспомощно раскрылся раз, два, словно она что-то собиралась сказать, начиная с "а". Наконец девушка недоумённо поиграла красивыми бровями и очаровательно пожала плечами:
   - Но ведь это очень мило: почти не зная меня, ты дал мне денег на такси. Значит, ты милый и хороший. И сюда пришёл, когда я позвала.
   - Чего-о?
   Теперь пришла очередь Лёхина изображать немое "а".
   Диана тем временем кивнула официанту, выгрузила с подноса два бокала и "милипизерную" (по оценке Лёхина) тарелочку с какими-то кусочками теста.
   - Давай выпьем за знакомство, - тихонько предложила Диана, и её глаза странно засияли, словно обволакивая.
   Но Лёхин уже закончил пребывать в стадии изумления. На грешную землю его быстро опустила та самая тарелочка с тестом.
   - Диан, а что это?
   - А... пицца.
   - Пицца к вину?.. И вот это пицца называется?!
   Он взял кусочек того, что ему назвали пиццей, нюхнул: так, тесто, кетчуп, сыр и ещё что-то трудноопределимое, поскольку обгорело до чёрного цвета.
   И тут его укусил комар. В шею. Жёстко и больно. Он машинально хотел было треснуть себя по шее, но в этом странном месте жест смотрелся бы... ну, неделикатно, невоспитанно. Зато от боли он дёрнулся - и увидел: Диана кивает кому-то и делает какой-то знак пальцами.
   В следующий миг, едва он сообразил, что именно делает, его рука обняла мягкую податливую талию Дианы.
   - Алёша?
   - Да, милая. Мы выпьем за знакомство. А может, на брудершафт?
   Он использовал её вялое удивление, чтобы скрестить руки и отпить из бокала довольно жуткую дрянь, мечтательно глядя ей в глаза. Потом они нежно поцеловались, а потом Лёхин с придыханием сказал: "О, моя любимая мелодия!" И, обнявшись, они стали слушать печального, строгого пианиста.
   Благодаря Шишику, вовремя ущипнувшему его за шею, Лёхин начал вдруг всё понимать. Ну, не всё, конечно. Но некоторый результат сложения некоторых, до сих пор загадочных эпизодов уже дал Лёхину хорошего пинка: чего ерепенишься? Играй по их правилам - ты же понял, чего от тебя ждут! Понял, каким тебя хотят тебя видеть эти странные люди!.. А то устроил, понимаешь, выпендрёж-шоу - и думаешь, сойдёт с рук?
   - Пойдём, потанцуем? - осторожно предложила Диана, словно всё ещё боясь и не доверяя.
   - Конечно, потанцуем! - с великим энтузиазмом согласился Лёхин, так что искренности его согласия нельзя было не поверить.
   То, как танцевали парочки, как нельзя лучше подходило для жёстко засекреченного шпиона: обнявшись и топчась на месте, можно поворачивать партнёршу в нужные стороны и исподтишка наблюдать за кафешной жизнью.
   Пока все факты строго укладывались в одну странную идею: в этом кафе все думают, что он влюблён в Диану, а она так вообще уверена в его нежных чувствах. И уверяет в этом других. Но сюда не вписывается один-единственный факт: почему она старалась убедить Лёхина, что он оплатил её поездку в такси? Он же отчётливо помнил, что девушка побежала к "маршрутке". Было бы понятно, если бы Диана сказала про Лёхины деньги на такси кому-то другому, желая похвастаться, но ему же, Лёхину...
   Кроме них, на площадке колыхалось ещё несколько пар. Кажется, хозяин (и Лёхин уже не сомневался, что тот, который привёл Диану, - хозяин) любит джазовые композиции, а народу всё равно, под что танцевать.
   Осторожно, но настойчиво разворачивая Диану лицом к роялю, Лёхин невольно вздрогнул. От его движения вздрогнула и Диана.
   - Что?..
   - Так хорошо с тобой танцевать, - невнятно пробормотал Лёхин и сильнее прижал её к себе.
   Пусть воспринимает его содрогание как, блин (простите), сладкое ощущение от её присутствия. И пусть скажет спасибо, что от неожиданности он не крутанул её на сто восемьдесят, чтобы спрятаться от парочки напротив... Он остолбенело таращился на дремотно полузакрытые глаза Бывшей Жены, которая почти повисла в руках высокого широкоплечего мальчика-красавчика, явно лет на десять моложе её.
   Потом Лёхин спохватился и тоже полуприкрыл глаза: экстазом на лице Бывшей Жены налюбовался вдоволь. Даже решил было, что она, возможно, под наркотическим кайфом, но быстро отказался от этой мысли: брезглива Анжела к таким вещам. Теперь бы рассмотреть лицо мальчика-красавчика, мелькнувшее только безупречным профилем.
   За несколько томительных минут, пока пара разворачивалась а он придерживал Диану, Лёхин чуть не психанул, чуть не плюнул на всё и чуть не выполнил бешеное желание немедленно подойти к мальчику-красавчику, выдрать из его лап Бывшую Жену и наорать на неё: какого чёрта она тут делает, когда сейчас должна видеть десятый сон в постельке своей?! Ведь принципиально следящая за собой, она всегда придерживалась строжайшего режима, надеясь с его помощью оставаться "вечно юной и прекрасной"... Чёрт, чёрт, чёрт... Хотя она и Бывшая, но не мог он оставить её в такой ситуации, подозрительной и даже, кажется, опасной.
   Вновь поплыл профиль мальчика-красавчика. Прикинув, с какой стороны лучше будет падать свет, Лёхин нежно отдалил от себя Диану на расстояние вытянутой руки, якобы полюбоваться ею, а затем снова обнял её, но уже с новой позиции. И, наконец, увидел лицо мальчика-красавчика. И почему-то в голову сразу полезли воспоминания о японских мультиках с умопомрачительно, прямо-таки демоническими героями-красавчиками. Немудрено, если Бывшая и в самом деле втюрилась в это чудо неземной красы. Правда, это белокурое, с огромными глазами и совершенным ртом чудо тупо смотрело в какую-то точку в пространстве, и чувствовалось, что мальчику-красавчику надоело всё на свете, а Бывшая Жена Лёхина - в первую очередь.
   Тогда почему он с нею? Платный танцор? Как его - жиголо?
   А Бывшая нуждается в этом? Где бы она ни была, её очаровательная (надо отдать должное) внешность, которую она старательно приближала к легендарному облику Мэрилин Монро (и есть что приближать!), заставляла мужчин слетаться к ней, как бабочек на огонёк... Сколько часов просиживал Лёхин в одиночестве, когда приходил с нею в ресторан на чей-нибудь рождения, семейный праздник или светскую вечеринку! Анжела оказывалась самой востребованной партнёршей по танцам всегда и везде. А как смотрели все эти мужчины на неё...
   А мальчик-красавчик тупо и недовольно смотрел куда угодно, только не на неё.
   Что же здесь происходит?
   Лёхин посмотрел на Диану и незаметно вздохнул: как спросить одну женщину о другой, чтобы первая сказала о ней хоть что-то внятное? И он попробовал:
   - Диана посмотри, какая смешная блондинка. По-моему, она спит.
   Девушка чуть обернулась.
   - Нет, вряд ли. Она ходит сюда уже месяц, и, кажется, ей здесь очень нравится.
   "Месяц?! Так, три тыщи умножаем на тридцать... Да, я ещё не узнал, сколько стоит вино..."
   - А почему ты решил, что она смешная?
   - Может, я и ошибаюсь, но, по-моему, она косит под Мэрилин Монро.
   Диана неохотно растянула губы в улыбке.
   - Любимый женский типаж. И мужской тоже. Разве она тебе не нравится?
   - Нет, - искренне сказал Лёхин и чуть улыбнулся, вспоминая смуглое лицо Ани и её стянутые в пучок тёмные волосы. - Мне нравятся брюнетки.
   Словно услышав сигнал, Диана прильнула к нему, нежно склонив голову. Правда, Лёхину чуть не испортили патетический момент: на плече девушки из ниоткуда возник Шишик и принялся беззвучно орать, подпрыгивая и размахивая кулачишками перед самым носом хозяина. Нервы и так ни к чёрту, а тут ещё этот шишмарик чего-то хочет!.. Лёхин в тех же нервах едва в голос не заржал неприлично. Между тем Шишик закончил изображать буйное помешательство и гордо шагнул с плеча Дианы на свитер Лёхина. Удалился, в общем. Хозяин так и не понял, в чём дело. Пока не догадался взглянуть через девичье плечо.
   Среди столиков у стены что-то происходило. Одна из девиц в платье с разрезами стояла между столиком и коридором в неизвестном направлении, в каковом направлении два прекрасных молодца подталкивали неизвестную, слабо сопротивляющуюся личность. Краем глаза Лёхин приметил: оглянулся на интригующую сценку Кащей Бессмертный и тут же отвернулся... Так. Странно, Шишик считает, что хозяину скучно? И что неплохо бы Лёхину прекратить топтаться на месте - пусть даже под хорошую музыку?
   Шишик, вообще-то никогда плохого не советовал. Если надо обратить внимание на троицу, значит... Опаньки! А ведь человек, которого молодцы пихают в коридор, явно знакомый!.. Кто бы это?
   Лёхин растерялся. Ну, ладно - драться. Но как перед непосредственной дракой (в которой он не сомневался) решить две задачи: деликатно исчезнуть из поля зрения партнёрши и незаметно проникнуть в коридор?
   12.
   Единственное, что может извинить в глазах дамы спешащего мужчину и наоборот, - это деликатная проблема физиологического характера. Во всяком случае, больше ничего умного Лёхин придумать не смог. А поспешить надо. Бедолага, конвоируемый мальчиками-красавчиками, уже исчез в темноте коридора. Девица, слава Богу, чуть помедлив, тоже куда-то пропала - кажется, присоединилась к одной из групп возле эстрады.
   - Диана...
   - Что милый?
   - Э-э... Мне очень неудобно, но где находится мужская комната?
   Она обернулась к тому самому коридору.
   - Видишь - два коридора? Иди в тот, что слева.
   Ага, значит, нам - в тот, что справа.
   - Диана, милая, но ведь ты дождёшься меня?
   - Конечно, милый.
   Он поразился радости в её голосе: похоже, ей тоже надоело торчать на танцплощадке. Вот как... Что ж она раньше не сказала, что устала танцевать?.. Усадив её за тем огрызком, который в этом заведении тоже называется столиком, Лёхин неспешно прошёл к стене, где активно, хоть и негромко переговаривались те же посетители, но не "парные". Его, видимо, тоже восприняли как завсегдатая и не слишком приглядывались. Подходя к коридору, Лёхин естественным движением смахнул с высокой спинки узкого стула чей-то пиджак и сразу шагнул в нужный коридор. Свитер слишком приметен среди сплошных пиджаков - замаскируемся под большинство.
   В этом коридоре потолочные лампы источали тоже не самый яркий свет. Судя по всему, чуть впереди коридор поворачивал, и там свет отсутствовал. Впрочем, тем, кто активно общался в темноте, света, кажется, достаточно и из главного коридора.
   "Чёрный пиджак не сделает меня невидимым", - понял Лёхин, и почти одновременно с этой мыслью его деловито двинули по уху. Он вздрогнул оглянувшись. Перед глазами красовалась стена, обсыпанная слюдянисто-блестящим песком метра на полтора от пола. Дальше, почти до потолка, её обклеили рельефными обоями. И между обоями и песком выделялся ещё один рельеф - небольшой прямоугольник, замаскированный отделкой. Оглянувшись, Лёхин приподнял крышку и быстро пробежался по жёстким клавишам электрощита. После пробы на третьей клавише в коридоре стало темно. Свет из основного зала утонул в темноте коридора - Лёхин с облегчением вздохнул и перешёл на тонкое зрение.
   Маленький тупичок он нашёл сразу.
   Естественно, любопытство - что за знакомый - одолевало. Но и ещё и претензия: чего это - двое на одного. Плюс ещё шкурный интерес - узнать про себя: ни разу в темноте на другое зрение не переходил.
   Шкурный интерес удовлетворил сразу, заглянув в тупичок. Оказывается, видеть можно, только чуть темновато, как в вечерних сумерках, и фигуры людей очерчены как-то слайдово, что ли, - в общем, не совсем чётко.
   А располагались фигуры очень любопытно. Одна, высокая, тонкая, стояла близко к выходу из тупичка, слепо шаря по стене. И вот-вот скоро фигуаы дошарится до выключателя, который в тупичке за метр до выхода - и за два метра от руки шарящего. Вторая фигура, тоже из высоких да тонких, чуть наклонилась в сторону, держа за шкирку фигуру третью, сидящую разбросав ноги по полу.
   - Ну, что?
   - Не найду. Наверное, чуть дальше.
   Это они, высокие и тонкие, о выключателе - понял Лёхин. Он примерился, как вырубить первого, слепо и осторожно идущего, шаря по стене. Уже адреналин зажёг топку в ногах, и боевой огонь вкрадчиво и весело полез кверху, заставляя мышцы подрагивать от нетерпения... И тут словно над головой ведро с ледяной водой опрокинули. Нельзя! Нельзя драться!.. Диана знает, что он вышел из зала по своим делам. Возможно, кто-то из компании красавиц и красавчиков его разглядел. Драка сейчас - отсутствие доступа в кафе в дальнейшем. "А оно мне это надо? Доступ? - спросил себя Лёхин и честно ответил: - Не знаю. Но быть персоной нон грата нельзя. На всякий случай. Единственная ниточка через Диану - здесь".
   Лёхин с сожалением вздохнул, вернулся к щиту и выключил всю линию.
   - Нашёл?
   - Нашёл. Замыкание, наверное. Не включается.
   Пока они переговаривались, Лёхин прошёл мимо них до конца тупика, обнаружил ещё один поворот - в комнатку три на три, зато с единственным окном, забранным изнутри решёткой. "Нет. Это нам не подойдёт".
   Между тем, второй, кажется, решил присоединиться теперь уже к поискам щита. Лёхин подоспел к нему как раз в тот момент, когда он бросил жертву и неуверенно пошёл вдоль стены, волоча ноги, чтобы не споткнуться.
   Лёхин - обрадовался. Теперь он просто взвалил на себя третьего и тишком-молчком просочился мимо мальчиков-красавчиков. Из одного коридора в другой, с туалетами, он прошёл легко: на площадке перед эстрадой танцевали уже под томное пение двух девиц, сопровождаемое цветовыми эффектами.
   В аристократическом кафе и туалеты оказались не хухры-мухры, а отдельными кабинетами. В обнимку с неизвестным Лёхин вошёл в один из них, виновато улыбнувшись какому-то дяде - явно из посетителей: курил у раскрытой форточки. Курильщик рассеянно улыбнулся в ответ: всякое, мол, бывает, напиваются даже в таком заведении...
   Ввалившись в "кабинет", Лёхин усадил неизвестного на хороший, крепкий мягкий стул, тоже у окна, и, придерживая его за грудки, вгляделся в болезненно сморщенное лицо с полуприкрытыми глазами. Вот это да... Словно выпавший из-под свитера, Шишик весело заскакал по плечам и голове пострадавшего.
   - Павел Иванович... Вы меня слышите?
   Детектив из частного агентства что-то жалобно забормотал и вяло взялся за бок. Ага, вот как его... Небось, один сзади подошёл и по почкам врезал. Иногда, если в нужную точку, - и одного удара хватает.
   Лёхин огляделся. Помещение замкнутое, без окон. Интересно, тот куряка ушёл? Ишь, барствует, у форточки ему покурить захотелось... Чуть приоткрыв дверь, Лёхин нашёл предбанник пустынным и быстро обследовал окно курильщика. Так, здесь решётка открыта. Цокольный этаж. Есть окна - значит, на двор дома выходят.
   - Шишик, чем бы эту дверь...
   "Помпошка" прокатилась по подоконнику. Между рамами прятался какой-то короткий лом, который Лёхин немедленно пустил в дело.
   Далее - дело техники. Свитер снять - пиджак надеть. Джинсы и так не просохли. В полумраке кафе никто и не заметит, что они снова под дождём побывали. Решётку отвести в сторону, благо сделали её на манер оконной рамы. Без лишних движений, но быстро. Детектива на подоконник, прислонить к стене - как недавнюю девицу в гардеробе. Чёрт, та легче... Так. Сам на улицу (Шишик с бешено вытаращенными глазами успел вцепиться в полу чужого пиджака) - карниз окна над асфальтом сантиметрах в десяти. Ой, Лёхин, как хорошо - тренировок в дожди не бросил: вытащил Павла Ивановича наружу и быстро понёс его, почти под мышкой, к ближайшему подъезду. Подъезд, в общем-то, как и ожидалось, оборудован домофоном - внутрь не занесёшь. Но - всё-таки повезло: крыльцо оказалось очень уютным - с его покатой крышей в обе стороны, со стеночками по краям лестнички в пять ступенек, и стеночки эти не просто так, а с выступами-скамейками.
   - Счастье твоё, - сказал Лёхин Павлу Ивановичу, бережно укладывая его на одну из скамей. - Время позднее. Бум надеяться, никто не появится, пока я к тебе снова не выйду. Слышь, Павел Иванович?
   Но детектив лишь замычал болезненно, и Лёхин, с сожалением оставив его, помчался назад, смачно чавкая по лужам ботинками.
   В предбаннике всё ещё тихо, а в припёртую дверь, кажется, ещё никто не ломился. И - в обратном порядке: окно закрыть, раму задвинуть, сбросить пиджак (повесить на нижнюю щеколду рамы), натянуть свитер, освободить дверь. Теперь, на свободе, можно вздохнуть спокойно и рассмотреть ломик с окна. Не ломик, оказывается, а железный прут - из тех, из которых сварщики немудрёные заборы ставят. Лёхин покачал в руке - полметра, рельефно витой - и с новым сожалением положил на место, между рамами. В драке вещь хорошая, да только драться ему сейчас -ну никак!.. Надо вежливо и дипломатично разговаривать со всеми, изображая из себя любопытного простака. И думать о Павле Ивановиче: как он там? Не дай Бог, забредёт во двор недобрый человек...
   Закрывая дверь, Лёхин вздохнул: "Домой хочу..." На выходе из коридора он приостановился, чтобы сориентироваться, где "его" столик, - и застыл. В спину упёрлись жёстким, давящим взглядом. Медленно оборачиваясь и переводя зрение, Лёхин мрачно подумал: "Ну, если это мальчики-красавчики!.. Физиономии точно попорчу!" Но позади - никого, только что-то маленькое зелёное резко уехало в сторону и пропало. Что - Лёхин догадывался: те самые крысы, которые преследовали кошку, мать-одиночку, и подвального. Их глазища. Точно.
   Столик найти труднее, чем Диану. Присев рядом, Лёхин вынул мобильник.
   - Под-одиннадцатого? Ничего себе...
   - Ты рано ложишься? - безразлично спросила Диана.
   - Всяко бывает, - вздохнул Лёхин. - А ты? Тебе завтра не на учёбу?
   - Первой пары нет.
   - Я, наверное, пойду. С непривычки такое бдение по ночам...
   - Не высыпаешься? Или дома ждут?
   - Я жаворонок, - усмехнулся Лёхин. Знал, что деление людей на "жаворонков", "сов" и "голубей" некоторым о многом говорит.
   - Я тоже, - просто сказала она.
   - Если тебе можно уйти, могу проводить до остановки, - предложил Лёхин.
   - У меня ещё один номер. Лучше я провожу тебя. До порога. И... Алёша, ты завтра придёшь?
   - Диана, извини, вопросом на вопрос отвечаю. Сколько стоят вот этот бокал вина и пицца?
   - Семь.
   Лёхин осёкся. Арифметика простая: три плюс семь. А Бывшая ходит сюда месяц. И, кажется, будет ходить и дальше.
   - Мне надо было, наверное, сказать раньше, - неловко сказал Лёхин. - Я ведь на рынке работаю, грузчиком. И эти десять тысяч - без мелочи моя зарплата.
   Он ожидал, девушка скажет с презрением: "Что ж ты раньше молчал?", но Диана положила ладонь на его руку и тихонько проговорила:
   - Ничего. Я скажу Альберту - это наш хозяин, что ты со мной. Он разрешит тебе приходить и слушать музыку.
   - Но - зачем? - растерялся Лёхин. - Ты со мной ведь... И я к тебе... Ну...
   Девушка посмотрела ему в глаза.
   - Я не влюблена в тебя - это так. Думаю, и ты здесь не из-за меня, а из любопытства. Но, Алёша, я сегодня так хорошо провела вечер. Мне с тобой очень спокойно. Ты приходи. Только звони заранее, чтобы я встретить могла. Пошли, провожу.
   Они и правда вышли в гардеробную, где давешняя девица под пристальными взглядами секьюрити выдала Лёхину куртку и зонт. А потом они вышли на лестницу парадного входа в кафе и растерянно остановились. Он - не знал, как прощаться, она - явно не хотела возвращаться.
   - Во сколько мне лучше прийти? - наконец спросил Лёхин.
   - К восьми, как сегодня.
   - Ты правда не жалеешь, что мы...
   - Только друзья? Не думай, Алёша. Всё нормально.
   И она сама протянула руку и сказала:
   - Счастливо! Завтра буду ждать.
   13.
   Шишик съехал на ручку зонта и сидел на ней, как мишка коала на дереве. Лёхин нёс его и зонт, старательно закрываясь от мокрого ветра навстречу, а Шишик чуть шевелил нижними лапами и что-то энергично пел, глядя на сплошную волну, бегущую по асфальту. Лёхин рассеянно уловил движение выразительной пасти, и ему отчётливо показалось, что именно сейчас "помпошка" беззвучно проорала: "И за бо-орт её броса-ает!.."
   Надо дойти до арки и снова спуститься к кафе, только дворами - посмотреть, здесь ли ещё Павел Иванович. Мельком подумалось, что частный детектив наверняка останется без куртки и плаща (в чём он там пришёл в "Орден Казановы"), а также без зонта. Интересно, что скажут гардеробная девица и простодушные ребята-охранники, если "инструктор по восточным единоборствам" ввалится к ним с подозрительным, да ещё побитым типом и попросит одеть его?
   В арку Лёхину пришлось прыгнуть, спасаясь от струи дождевой воды, которую ветер стряхнул то ли с крыши, то ли с карниза. Отдышавшись, он подошёл к другому краю арки и выглянул. Но отсюда того подъезда, под крышей которого он оставил частного детектива, не видно. Придётся идти. Лёхин глянул на брюки - вслед за ним с ручки зонта свесился Шишик. Потом глянули друг на дружку и согласно вздохнули.
   - А деваться всё равно некуда, - пожал плечами Лёхин. - Не оставлять же его там. Поехали?
   Шишик пискнул - и поехали.
   Они пробежали мимо трёх подъездов, мимо окон цокольного этажа - Лёхин ещё опасливо покосился на них - и взбежали на крылечко нужного подъезда.
   Неизвестно, как Шишик, но Лёхин изумился. Павел Иванович спал на той же бетонной скамье, где его оставили. Изменилось одно. Спал частный детектив, укрытый со спины круглым ковриком из разноцветных тряпочек, ковриком ветхим, но очень чистым. Даже стоя, Лёхин уловил запах стирального порошка, которым пользовался сам. Павел Иванович полулежал на скамье, навалившись на её левый край, как на валик дивана, а на его боку сидели трое домовых и уговаривали глазастую серую кошку ещё немного посидеть на человеке - в районе битых почек, понял Лёхин. На сбежавшего под крышу от дождя прохожего домовые уставились мрачно, словно заранее не ожидая ничего хорошего. Лёхин поспешил закрыть зонт - "помпошка" тихо исчезла в недрах спиц и ткани - и вежливо поздоровался, поклонившись:
   - Доброго всем вечера!
   - Ай видишь нас? Доброго вечерочка!
   - Доброго!.. И тебе доброго, человек прохожий!
   Домовые удивились и обрадовались, а Лёхин интуитивно понял: они боялись не его, а за человека, которого начали выхаживать, - и счёл нужным объяснить:
   - Это я его сюда вытащил - оттуда.
   - Рассказывай, добрый человек, - потребовал один, пушисто, одуванчиком лохматый: не разбери поймёшь, где кончаются волоса, где борода начинается. - А то ведь не кажин день узнать подноготную беды приводится А ты и видишь, и с уважением. А уж зная про то, мы быстро беднягу на ноги поставим.
   Лёхин присел на свободный конец скамьи, погладил кошку, испуганно пригнувшуюся, и приступил к неспешному повествованию. Кто-кто, а домовые (уже знал) всё равно вытянут подробности. При упоминании кафе домовые помрачнели, при имени Бирюка согласно покивали, а рассказ о том, что происходило в коридорах "Ордена Казановы", заставил их пораскрывать рты. Ближе к концу Лёхиной истории один из домовых похлопал по заду кошку, которая с таким интересом глазела на Лёхина, будто тоже слушала и всё понимала (пару раз Лёхин даже ловил себя на этой иллюзии, когда, забывшись, рассказывал именно ей). Кошка соскочила с детектива и устроилась на скамейке напротив, на половичке, снятом домовыми с Павла Ивановича. А через минут пять замолчал и Лёхин, с некоторым испугом дожидаясь вопросов. Время-то позднее, а завтра день... Да-а, завтра день весёлый...
   Лохматый одуванчик явно пользовался авторитетом в компании, хотя именовался легкомысленно - Сверчок.
   - Товарища своего не бросил, вернулся - хорошо. А с детками как теперь быть? Картиночек с ними при тебе нет?
   - Картиночек? - Лёхин договорил - и сообразил, что Сверчок говорит о фотографиях. - Нет, при себе нет. Но ведь и вы сказали, что вам в это кафе вход заказан. Зачем же?..
   - Да ведь Бирюка пошто прогнали? - втолковывали ему. - Он ведь подвальный. Вот и ходил, всё узнавал: кто такие, сколько да как его подвальным владением распорядятся. Он ведь спервоначалу здесь хозяином был и остаться им думал. Ой и многих знает, кто сюда частенько заходит. Вот ему бы картиночки с детками и показать. А уж он точно скажет, были ли здесь Ромка тот да эта Лада.
   - Завтра я обещал сюда к восьми вечера, - задумался Лёхин. - Но приду чуть раньше. Найду вас здесь?
   - А то! - сказал Сверчок. - Сторожить будем то один, то другой, но дождёмся. Мы ведь тоже - народ обидчивый: спервоначалу Бирюка выгнали. А вдруг до нас черёд дойдёт? Ишь, крысюков развели - так везде и шмыгают.
   Лёхин вызвал такси. Пока ждали, домовые рассказали, почему при упоминании "Ордена Казановы" дружно насупились.
   - Тёмное, как есть тёмное дело. Мы уж и так и сяк пробовали пройти да посмотреть. А всё никак не получается. Обзавесили заведение это чёрными завесами. Ни одной щёлочки не найти, ни в одну дырочку не проскользнуть. Пока Бирюк хозяином считался и то нам всё жалобился, что трудно ему бегать по подвалу привычными тропами.
   Лёхин от избытка информации уже не слишком хорошо соображал, да и время позднее, но понял, что нужно уцепиться за одно словечко в неторопливой речи Сверчка.
   - А может, Бирюку оттого плохо приходилось, что у подвала новый хозяин?
   - Чего не знаю - того не скажу... Но... тёмное это дело, Лексей Григорьич, ой, тёмное...
   - Так, кажется, такси, - приглядываясь к дороге, сказал Лёхин. - Зонт, пока Павла Ивановича перетаскиваю, здесь оставлю, а потом...
   - А зачем же ты его перетаскивать будешь, Лексей Григорьич? - удивились домовые. - Оклемался уж твой дружок. Сейчас снимем с него сетку-покоинку, глаза-то он откроет да ногами своими и пойдёт-побежит.
   Сверчок и правда подпрыгнул к голове детектива и явно с трудом потащил что-то с его головы. Другие двое домовых помогли, и вот Павел Иванович зашевелился и достаточно легко сел. Лёхин успел кивнуть домовым: "Спасибо!" и спросил пострадавшего, испуганно уставившегося на него:
   - Как себя чувствуете, Павел Иванович? Николин я. Помните, моя бывшая жена наняла вас за мной следить?
   Лёхин спрашивал вежливо и тактично, изо всех сил стараясь откровенно не заржать: домовые глядели на выхоженного ими человека умилённо, словно няньки на дитятю, только что заговорившего.
   - Алексей Григорьевич...
   - Угу... Точно. Встать можете?
   Медленно и осторожно детектив поднялся со скамейки.
   - А... где мы?
   - На задворках кафе "Орден Казановы". Вот эта машина у подъезда - наше такси. Поторопитесь, Павел Иванович, сначала отвезём вас, а потом и я к себе.
   Домовые старались не зря: сначала детектив явно побаивался привычно двигаться, но вскоре усвоил, что тело почти не болит. Он вообще очень быстро пришёл в себя: сел в машину, уверенно назвал адрес и так же уверенно пресёк попытки Лёхина прямо в машине выяснить, что за дело в "Ордене Казановы" привело его к такому плачевному результату. Он даже возмутился, что Лёхин так непрофессионально ведёт себя, и всю дорогу светски разглагольствовал о прогнозах по поводу бесконечного дождя. А прежде чем выйти из машины, многозначительно пожал Лёхину руку и твёрдо пообещал:
   - Я перезвоню вам завтра... По нашему делу.
   - Ага, - сказал Лёхин и назвал таксисту свой адрес.
   Он ещё мельком подумал, не слишком ли развоевался на завтра, не слишком ли много дел на вторник навесил. Но думать много не хотелось. "Вот приеду домой, доберусь до постели, чтоб никто не трогал, - мечтал Лёхин, - и всё сразу передумаю, и всё сразу соображу. А сейчас - не хочу".
   Сейчас хотелось смотреть на мокрую, сверкающую ночными огнями дорогу, странно живую под бегучей водой, и представлять, что слева, где только что сидел детектив, сидит Аня и что для неё и только для неё, подпрыгивая, катается по мягкой обивке передних сидений Шишик.
   Лёхина совсем сморило, и он бы уснул, если бы не "помпошка". Она вдруг перестала скакать и мирно скатилась в его карман. Удивлённый, чего это она так быстро утихомирилась, Лёхин взглянул в окно.
   Машина заворачивала в знакомый переулок.
   Ещё поворот - и он дома.
   Расплатившись с таксистом, Лёхин рванул к подъезду: ветра нет, зато ливень загустел. Ощущение - и до дрожи в коленках, что зонт вот-вот прогнётся и порвётся под тяжестью бьющей сверху воды.
   Домофон пропел привычную, нудно-оптимистическую фразу. Лёхин открыл дверь и чуть не упустил её от неожиданности: под ногами лихо проскочило что-то небольшое и тёмное. Мгновения оторопи прошли, едва Шишик под ухом высокомерно фыркнул. Вот после этого фырканья даже в полусонном свете подъезда Лёхин узнал Джучи.
   Придержав дверь, чтобы не хлопнула, Лёхин поднялся к лифту и здесь, на лестничной площадке, разглядел объект фырканья "помпошки". И - поразился: Джучи из солидного чёрно-белого кота превратился в нечто насквозь мокрое и замызганное, близкое по цвету ко всем оттенкам грязно-серого. Причём, "грязно" - в прямом значении. Создавалось очень яркое впечатление, что кота тщательно прополоскали в самой грязной луже, какую только нашли. Но впечатлениям Лёхин не слишком доверял, особенно если дело касается Джучи. Лужу-то, может, и нашли, но нашли её два кота, которые не собирались уступать друг другу дороги. Интересно, в чью пользу была драка? Впрочем, о пользе как-то даже думать не хотелось, глядя на насупившееся скопление мокрой грязной шерсти. И как теперь вот э т о впустить в квартиру? За шкирку - и сразу в ванную?
   Лёхин вздохнул. Мрачный Джучи сидел в углу кабины лифта, и вокруг его некогда пушистого зада и лап медленно расплывалась лужа.
   - Попробуй только в комнаты войти, - безнадёжно сказал Лёхин, уже представляя, как Джучи повторит свой смертельно опасный номер - прошмыг между ногами с последующим прыжком на диван.
   Может, и прошмыгнул бы. Да у двери в мечтательности парил Касьянушка. При виде жуткого чудовища он, ойкая, кинулся сквозь дверь, взывая к Елисею.
   Спасть и только спать хотелось Лёхину, а не участвовать в бурных, хоть и недолгих событиях перед сном!.. Но... Только открыл дверь... Всплеснувший руками Елисей сам уволок за шкирку мокрую зверюгу в ванную. Оттуда (Лёхин насторожённо прислушался) послышался плеск воды в ванну из душа и ровный, страшно недовольный вой, почти заглушённый возмущённо-назидательными воплями домового.
   Лёхин быстро снял обувь, куртку, раскрыл в зале зонт и воровато шмыгнул в кухню. Привидений нет. Значит - в ванной комнате наблюдают за увлекательным процессом помывки кота.
   Рвануть дверцу холодильника. Так, остатки салата в рот, залили соком - и, крадучись, в спальню. По дороге остановиться, прислушаться - ага, точно: весь народ в ванной! - и поспешно влететь в спальню. В секунды сброшенная одежда взгромоздилась на спинке стула. Мельком взгляд на часы - без четверти полночь. И под сухое, прохладное пока одеяло. "Вот теперь можно поразмыслить обо всём, сообразить, что к чему", - подумал счастливый Лёхин, зевнул и крепко заснул
   Через минуту подушка под его щекой зашевелилась. Упираясь в подбородок человека, вылез Шишик, раскрыл было пасть беззвучно завопить на невнимательного хозяина. Но вгляделся и быстренько прислонился ко лбу Лёхина: какое счастье! Хозяин видит сны!
  
  
   ДЕНЬ ТРЕТИЙ
  
   14.
   Самые яркие сны Лёхин обычно видел, перед тем как проснуться.
   И сегодня увидел. Но не продолжение про какую-то планету со свирепым охотником Джоном Гризли и загадочным рейнджером Крисом.
   Дряхлый мостик через речку вёл из берёзового леса через луговину к другому лесу, тёмной-зелёной полосой протянувшемуся по горизонту. В речку гляделось безоблачное небо, и охорашивались ивы и берёзы... Утро - издалека понял Лёхин. И кто-то шёл из березняка по задичавшей тропке к забытому мостику. Шёл по седой, росной траве - да и сел где-то, может, на пенёк, негромко что-то напевая. Лёхин невольно напрягся: не просто напевал, а ещё и подыгрывал себе на гитаре. И чистые, немного глохнущие в лесу звуки легко перекликались с радостным птичьим пересвистом, набегающим шелестом трав и листьев.
   Лёгкий такой, радостный сон. Только вдруг где-то недалеко послышался странный, глухой и шелестящий стук. Будто камень, пущенный чьей-то сильной рукой, упал сквозь листву в травы. Ещё один. Ещё... Лёхин начал выходить из собственного сна под настоящую каменную канонаду. Наверное, дождь в сон вснился...
   Лёхин безмятежно открыл глаза - и пулей вылетел из постели. "Девятый час!!" Он промчался к ванной, едва не раздавив Джучи, по привычке дрыхшего под раскрытой дверью; сбил кухонную табуретку, которая почему-то оказалась не на месте; проскочил сквозь Касьянушку, который, кажется, что-то пел, а теперь лишь заикался и с перепугу таращил глаза на пару с ошарашенным котом.
   - И даже извиняться не буду! - крикнул Лёхин из ванной, уронил душ на ногу и взвыл. - Почему не разбудили?!
   - Дык, предупреждать надо, а? - осторожно не то спросил, не то укорил Дормидонт Силыч, предусмотрительно жавшийся к стене.
   - А режим? А распорядок дня?! - проорал Лёхин из ванной и принялся плеваться: мазнул по зубам щёткой с выдавленным на неё кремом для бритья. Потом вспомнил, глянул в зеркало - и застонал: "Щетина - ёлки зелёные! - бриться не успеваю!" Чувствуя себя распсиховавшимся торнадо, он помчался дальше по квартире, рыча на все оправдания Касьянушки, то и дело сносимого ветром от его стремительного движения.
   Касьянушка вскоре прекратил жалобиться: появились агент КГБ и Линь Тай и объяснили "божьему человеку", что на пути опаздывающего современного человека лучше не вставать, а оправдания вообще никчемны. В ситуации никто не виноват.
   Не обращая внимания на "торнадо", Елисей деловито тушил в соусе котлеты. Влетевшему на запахи в кухню Лёхину коротко сказал:
   - Остужу. Перед выходом проглотишь.
   В очередной раз Лёхин влетел в ванную комнату и замер, соображая: а чего это я здесь забыл? Пока додумался до ботинок, вымытых Елисеем, увидел Шишика. Тот скакал по краю раковины и выглядел почему-то более лохматым, чем обычно. В мозгах Лёхина, видно, и впрямь что-то замкнуло - может, по ассоциации с вымытыми ботинками. Но, глядя на подпрыгивающую "помпошку", он буквально увидел: открываем кран, в одну руку берём Шишика, в другую - мыло... Шишик потрясённо выпучился на озверевшего хозяина - и исчез.
   Елисей перехватил Лёхина в прихожей.
   - Лексей Григорьич, - рассудительно воззвал он, - а ведь вчерась вышел ты минут на двенадцать позже.
   Завязавший шнурки на одном ботинке, держа второй в руках, Лёхин обернулся к настенным часам в прихожей. Смотрел, наверное, целую драгоценную минуту, прежде чем до него дошло.
   Часы в прихожей почти старинные. В последний год, когда завод подходил к концу, они начинали здорово гнать время. Обычно Лёхин помнил, что настенные "спешат". Но сегодня, всполошённый, как-то не додумался, что они вот-вот остановятся и потому гонят от души.
   Посмотрев в зеркало под часами, он вздохнул. Но воинственный пыл ещё не угас, и он заявил домовому:
   - Ботинок развязывать не буду!
   И со вторым ботинком в руках двинулся на кухню. Здесь Елисей обувку отобрал и сунул в пальцы вилку.
   - Приятного аппетита!
   Ещё через минуту, пытаясь привести мысли в подобие порядка и сообразить, что на сегодня ожидается, Лёхин чуть не подавился вкусной, нежнейшей котлетой: придут проводить Интернет, надо позвонить Егору Васильевичу и Павлу Ивановичу, должен приехать Данила - завезти посуду, надо успеть закатать двадцать банок лечо, а ещё вечером пойти в кафе - и потерять там столько времени!.. Мда, счастливые привидения... Для них-то день сегодняшний после обеда - сплошной праздник: столько народу, столько впечатлений!
   Ну и ладно! Главное, что сегодня утром, почти сейчас, он увидит Аню.
   Он улыбнулся, не подозревая, что мгновением ранее из кухни упорхнули привидения, чтобы отсмеяться на свободе: Шишик отплясывал на голове хозяина, изображая "эскадрон моих мыслей лихих".
   Выходя из квартиры, Лёхин спохватился и позвал:
   - Джучи, пошли гулять!
   Но котяра только подозрительно выглянул из-за дверной занавески, а Елисей поспешно сказал:
   - Иди-иди, Лексей Григорьич! Приспичит животной - выпустим!
   Закрывая за хозяином дверь и шагая вместе с нею, Елисей вдруг уловил промельк чего-то призрачно-зеленоватого. Это неуловимое нечто утянулось вслед за ногами Лёхина, спешащего к лифту. Забыв о двери, домовой бросился за мелькнувшей зеленью. Он только успел завернуть за угол лифтовой клетки, как дверь захлопнулась перед его носом. Озадаченный домовой только и заметил, что в одном из углов зелень раздвоилась, словно на две пуговицы. Постояв чуток, Елисей вернулся в дом, строго-настрого давая себе зарок не забыть рассказать хозяину о странных пуговицах, преследующих его.
   ... В кафе-кондитерской, как всегда, тепло и тихо. И сухо - что немаловажно.
   Лёхин и Аня почти вбежали в небольшой зеркальный коридор, по обе стороны которого располагались два маленьких зала. По утрам работал обычно левый. Они, смеясь, встряхнули с себя дождь, привели себя в порядок перед зеркальной стеной и с удовольствием вошли в зал.
   Любимое место дожидалось их, хотя в зале сидели ещё четыре человека. Аня села, а Лёхин пошёл к продавщице, которая с улыбкой узнавания поздоровалась с ним.
   - Аня, что будешь?
   - Давай на твой вкус сегодня!
   - Тогда завтра выбираешь ты!
   - Согласна.
   Долго он не выбирал: главное - побыстрее сесть рядом и смотреть в милое смуглое лицо. Пока он нёс пирожные к столику, продавщица сама налила кофе и поставила перед ними.
   - А пока народу мало, поухаживаю за вами. Приятного аппетита!
   - Спасибо! - ответила за обоих Аня.
   Сначала они обсуждали пирожные, а потом неожиданно для себя Лёхин сказал:
   - Представляешь, меня вчера пригласили в одно кафе послушать певицу.
   - И как? Понравилось?
   - Средне, честно говоря. Если с этой точки зрения смотреть, вечер пропал.
   - А что за кафе?
   - "Орден Казановы". Аня, что такое?..
   Аня отложила пирожное на картонную тарелочку и внимательно вгляделась в Лёхина. Всегда чуть смешливые, тёмные глаза сузились, словно она чего-то очень сильно не понимала.
   - Вчера тебя пригласили в "Орден Казановы", а сегодня ты здесь, со мной.
   - Связи не улавливаю, - признался Лёхин после минутного молчания.
   - Я... тоже, - тихо сказала она и чуть отодвинулась от стола, словно разом потеряла аппетит.
   Глядела она теперь в сторону окна, забывшись и сразу напомнив насторожённо собравшуюся птицу. И очень сильно напуганную.
   Лёхин отпил кофе, следя за её пальцами, нервно барабанящими по чашке. И подумалось: если он сейчас не расскажет про Егора Васильевича и бабку Петровну с их пропавшими детьми, она, пожалуй, больше не придёт сюда, в эту уютную кафешку, которую они словно присвоили в качестве собственной вселенной. Надо ввести её в курс дела, и тогда она невольно окажется... Вот только кем? Наверное, соучастницей. От слова "участие" в значении "сочувствие". Держать всё в себе Лёхин не может. Тяжело. Очень хочется выговориться. А ещё Лёхин знал за собой одну черту: говоря вслух о чём-то не вполне ясном, он начинал лучше понимать. Одно дело - видеть картинку. Другое - попытаться описать её словами.
   - Кофе остынет, - сказал он как ни в чём не бывало.
   Аня повернулась к нему и как-то машинально улыбнулась.
   - Вроде уже и не хочется...
   - Сейчас захочется так, что придётся просить ещё по чашечке и заказывать торт! - пообещал Лёхин. - У нас есть ещё время?
   Ему удалось вызвать её улыбку - правда, бледное подобие прежней: эта, в настоящий момент, всё ещё напряжённая, всего лишь являлась реакцией на его шутливое заявление о торте. Он видел, что больше всего её хочется просто сбежать. С трудом сдержав вздох и готовый сорваться вопрос: "Что ты знаешь об "Ордене Казановы"?", Лёхин изобразил лектора, постучав пластиковой ложечкой о чашку, многозначительно прокашлялся и торжественно сказал:
   - Внимайте, люди добрые, истории странной и пугающей, загадочной и увлекательной! И будьте терпеливы и благосклонны к рассказчику, ибо спускался он на самое дно бездны, чтобы найти там свои истории и принести их вам, о снисходительные!
   И он в самом деле рассказал всё, что связано с людьми и их делами, опустив причастность к событиям представителей паранормального мира. Аня слушала сначала как-то нетерпеливо ("Быстрей бы закончил - и я бы ушла!"). Потом, как-то незаметно - локти на стол и уткнула в переплетённые пальцы подбородок, и пошло от неё такое тёплое сопереживание, что Лёхин облегчённо вздохнул, с радостью глядя во вновь засиявшие тёмные глаза... Они и правда допили весь кофе и съели все пирожные: Лёхин - потому что в горле пересыхало, Аня - потому что, кажется, вернулся аппетит. А когда всё съели и всё рассказали, Лёхин увидел Шишика: он сидел рядом с ладонью Ани, на столе, и обеими лапами держал её указательный палец, словно утешая.
   - Вот и сказке конец, а кто слушал - молодец! - Лёхин встал, прихватив свою вновь опустевшую чашку. - Аня, тебе ещё кофе заказать?
   - Нет, спасибо.
   А когда он вернулся просто с кипятком из электросамовара, Аня спросила:
   - Мальчик в капюшоне, Ромка, он такой же красивый, как те мальчики-красавчики?
   - Н-нет, наверное. Мальчики-красавчики в основном лет двадцати - плюс-минус. А Роману - шестнадцать. Не скажу, чтобы он был похож на них. У них у всех какой-то один тип внешности. Да и не станет похожим. У них какие-то... Я даже не знаю, как сказать... Как будто их всех рисовали для японского аниме - вот что. А Ромка - он похож на Маугли из советского мультика. Только Маугли всегда встревоженный и напряжённый, а Роман смотрит так, как будто ему весь мир принадлежит.
   - А девочка, Лада?
   - Она из этих - серых мышек. Да что я тебе говорю? Давай завтра фотки их принесу! Посмотрим?
   - Посмотрим, - согласилась она, и Лёхин впервые понял, что счастьем может быть и негласное согласие увидеться в следующий раз. Но Аня не закончила: - Я немного знаю про это кафе... Мне... подруга рассказала... Ты можешь, конечно, не поверить ей. Она говорит, что все эти мальчики-красавчики и девушки каким-то образом влюбляют в себя богатых посетителей, а потом вытягивают из них деньги. Причём деньги посетители отдают сами.
   15.
   Он проводил её до остановки, где они дождались троллейбуса. Лёхину очень хотелось помахать ей, когда троллейбус, будто величественный корабль, поплыл по волнам дороги. Но он только проводил глазами её милый профиль за неясным от дождевых потёков стеклом. Так, теперь на рынок, за помидорами и за перцем (работы на дому никто не отменял), а потом сразу домой, где ждёт его очень интересная и насыщенная половина дня.
   Руку с зонтом качнуло. Выскочивший из кармана Шишик прокатился от локтя до кисти и обнял металлический стержень. Лёхину почудилось: "помпошка" хихикнула. Как бы перевести это хихиканье? "Покатился - и вдруг как испугался, как бы не упасть! Хорошо, есть во что вцепиться!" Лёхин улыбнулся в ответ. И застонал: "Вот, ёлки-палки, чуть не забыл! Мне ж ещё надо Александра Палыча увидеть, насчёт Анжелы поговорить. Он же наверняка про кафе не знает". Александр Палыч, отец Бывшей Жены, отличался жуткой скаредностью, следствием чего и стало выдвижение Анжелы в личные секретари. Правда, спуску он ей не давал. Лёхин сам был свидетелем, как дотошный и педантичный тесть доводил его жену и свою дочь чуть не до истерик. В то же время, будучи главой какой-то непонятной фирмы по работе с ценными бумагами, Александр Палыч считал совершенно необходимым на бизнес-ланч и бизнес-обед посещать некое элитное заведение, где собиралась весьма достойные деловые люди.
   Лёхин вздохнул. Тесть никогда его всерьёз не воспринимал. Прислушается ли он сейчас к достаточно странному сообщению? А, ладно. Попытка не пытка.
   Уже в маршрутке Лёхин вдруг сообразил, что дальше порога его могут и не пустить - не при деловом костюме. Но маршрутка неслась вперёд, и Лёхин, расстроенный и сердитый, опять положился на попытку, которая всё-таки не пытка.
   Шишик обскакал весь салон маршрутки, покачался на всех висюльках перед носом водителя и, счастливый, вернулся к Лёхину. Какой-то старик с авоськой вздрогнул и некоторое время мучительно вглядывался в карман Лёхиной куртки. Та-ак, ещё один "глазастый". Но, кажется, видит лишь самую капелюху.
   Добежав до шикарного крыльца солидного заведения, где надеялся найти Александра Палыча, Лёхин некоторое время встряхивал зонт и ждал, когда с него откапает лишнее. Одновременно размышлял, как же зайти так, чтобы пропустили в зал. Шишик хрюкнул у правого уха. Человек послушно повернулся и ахнул про себя: в нише, сбоку от ресторанной двери, восседал невиданной доселе красоты домовой. Красота его состояла из торжественно торчащей пушистой бородищи, чёрного фрака с белым платочком в нагрудном кармашке и босых ног, с тщательно ухоженными розовыми ноготками. Нацепив на круглый нос позолоченное пенсне, домовой, деловито насупившись, вязал спицами носок. "Неужели ресторанный домовой?!"
   - Э-э, - заикнулся Лёхин.
   Домовой поднял на него взгляд, полный достоинства.
   - Это вы мне, молодой человек?
   - Вам, дедушка. Доброго дня вам. Дедушка домовой, пустите погостевать.
   - Видит! И с Шишиком! - словно про себя удивился домовой и строго вопросил: - А по делу иль так просто?
   - Не по правилам говорите, - улыбаясь, возразил Лёхин. - Я попросился погостевать, а ваше дело - соглашаться не соглашаться.
   - Ишь, как будто бы без моего согласия не прошёл. Я, чай, не первый, с кем из домовых говоришь. Небось-таки были, что поболтать с человеком-то не прочь!
   - Были и есть! - признался Лёхин.
   - Вот и поговори со мной. А там, глядишь, и дело своё выгадаешь.
   "Времени мало, - вздохнул Лёхин. - Да ладно, как-нибудь успею везде".
   - О чём говорить-то будем, дедушка домовой?
   - А о деле своём расскажи. Ведь не обедать же сюда примчался.
   - Проницательный ты, дедушка. Поесть я и правда дома могу, а здесь мне надо найти человека одного и поговорить с ним.
   Сколько раз Лёхин зарекался придерживать язык в беседе с домовыми, но любой домовой легко язык ему развязывал. Слушать дедушки умели так, что хотелось им рассказать всю подноготную, да с мельчайшими подробностями. Вот и ресторанный домовой Оладушкин ("Фамилие у меня такое!" - с достоинством представился он) вытянул всю историю о пропавших детях и странном кафе да плюс к ней опасения Лёхина, что в ресторанный зал его не пустят по причине отсутствия соответствующей формы одежды.
   - Серьёзное дело, - задумчиво сказал домовой Оладушкин, - надо тебя обязательно к тому человеку провести. Иди уж
   Лёхин невольно удивился. Оладушкин - что, собирается его и в самом деле провести к Александру Палычу? Каким образом?
   - Кого я вижу! - сказали со ступеней крыльца.
   Быстро развернувшись, Лёхин увидел знакомое лицо, очень знакомое. Но кто этот человек? Первая ассоциация почему-то с празднично накрытым столом. Вторая - долгая и въедливая беседа о качестве его, Лёхиных заготовок.
   - Здравствуйте, - на всякий случай поздоровался Лёхин и вспомнил. - Давно вас не видел, Илья Михалыч.
   - Здравствуйте-здравствуйте, Алексей Григорьич, да уж, много воды утекло с того памятного обеда у Егора Васильевича, много. Вы здесь какими судьбами?
   - Срочная, но неназначенная встреча с одним человеком. Вот не знаю, пропустят меня нет ли по причине не той одежды.
   Илья Михалыч был в самом деле рад появлению Лёхина. Чуть лысоватый, крупный человечище, добравшийся от машины до ресторанного крыльца под зонтом, который держал для него молодой человек в строгом костюме ("Секьюрити!" - сообразил запоздало Лёхин), он сиял от удовольствия и даже, кажется, был счастлив, что может помочь знакомому. Похлопав Лёхина по плечу, он ободряюще сказал:
   - Пропустят, конечно, куда они денутся?
   И, только шагая по ресторанному залу с Ильёй Михалычем, пожелавшим лично сопроводить его к нужному столику ("Знаю я твоего бывшего тестя!"), Лёхин так же запоздало сообразил, что идёт чуть не в обнимку с хозяином сего богоугодного заведения. Интересно, на явление хозяина намекал Оладушкин, позволив: "Иди уж!"?
   Что больше всего Лёхину понравилось - так это выражение лица бывшего тестя, когда хозяин ресторана явился под его очи в компании с человеком, которого Александр Палыч искренне считал никчемным. Изойдя восторгом на тему "Мир тесен!", Илья Михалыч усадил Лёхина за столик, послал официанта за кофе с десертом, дабы не мешать деловой беседе. Всё ещё изумлённо глядя ему вслед, Александр Палыч спросил:
   - Вы знакомы так накоротке?
   - Есть некоторые связи, - неопределённо откликнулся Лёхин, с трудом пряча улыбку.
   Бывший тесть нисколько не изменился с момента последней встречи. То же монументально гладкое или просто обрюзгшее лицо с густущими бровями, нависающими под небольшими водянисто-голубоватыми глазами, тот же брезгливо губастый рот и тот же согнутый нос солидной картошкой.
   - Я коротко, - сказал Лёхин, поблагодарив официанта за кофе. - Анжела хоть и бывшая мне жена, но всё-таки не чужой человек. И в определённой степени я чувствую за неё ответственность. Мне сообщили, что она попала в очень нехорошую компанию, где с неё очень сильно тянут деньги.
   - А я тут при чём?
   - Всей специфики вашей работы я не знаю, - спокойно ответил Лёхин, хотя риторический вопрос бывшего тестя его покоробил: речь всё-таки идёт о единственной дочери. - Но не забываю, что Анжела работает у вас, а вы работаете с ценными бумагами. А если ей не хватит тех денег, которых вы ей выплачиваете? Если она решится на какие-нибудь махинации в родной фирме?
   - Об этом я не подумал, - серьёзно сказал деловой человек. - Спасибо, Алексей, за предупреждение. Теперь я понял, почему она в последнее время часто говорит о премиальных.
   - И учтите главное: ей очень хочется остаться в нехорошей компании. Чтобы вытащить её оттуда, надо будет очень постараться.
   Деловой человек призадумался и спросил:
   - Эта компания тянет деньги, пока они у неё есть?
   - Честно - не знаю. Скорее всего, так.
   - Прекрасно. Сегодня же пишу приказ об её увольнении ("Радикально! - охнул Лёхин и даже пожалел: - Бедная Анжела!") Не забыть бы предупредить охрану при входе...
   - До свидания, Александр Палыч, - поднялся Лёхин.
   - Ага, - машинально попрощался бывший тесть и продолжил бормотание: - Так, забрать все документы, с которыми она работает, ключи от офиса...
   Чувствуя себя едва ли не предателем, Лёхин вышел из зала. Хотел раскланяться с домовым, поблагодарить его, но Оладушкина в нише не оказалось. Лёхин быстро сбежал по ступенькам ресторанного крыльца.
   Только на остановке раскрыл зонт - мобильник запел бетховенскую "К радости": представились знакомыми от Санька, предупредили, что будут часа через две - Интернет проводить. Потом уже в троллейбусе позвонили от Егора Васильевича, просили связаться с ним ближе к вечеру. По дороге от остановки к рынку позвонили с неизвестного номера и трагическим голосом уведомили, что будут у Лёхина, то есть у Алексея Григорьевича, после пяти. Лёхин не узнал ни голоса, ни номера, по которому всё же попытался перезвонить, на что ему строго заявили, что абонент вне зоны доступа.
   "Не пущу никого!" - мрачно решил Лёхин и завернул к овощным рядам. Но завернул не в том месте: сокращая путь, пошёл мимо книжных рядов. А Шишик-то сидел на светловолосой макушке хозяина. Откуда ещё ему увидеть замечательной красоты альбом "Земли самых известных государств фэнтези"? Альбом, кажется, задуман как старинный фолиант, солидный и тяжеленный. В общем, Шишик мгновенно сиганул под обложку и затаился. Лёхин альбом пролистал, благо продавщица знакомая, попытался отодрать от страниц "помпошку" - не удалось.
   - Ну, ёлки-палки! - с обидой сказал он продавщице, забывшись. - Если возьму - на продукты денег не хватит.
   На его отчаяние среагировали дважды: на поверхность страницы "Земли Хоббитании" всплыл печальный Шишик и скорбно вскарабкался по рукаву куртки; а потом смешливо хмыкнула продавщица, глядя на расстроенного Лёхина, и сказала в трубку (куда до сих пор перечисляла количество проданных книг):
   - Славка, тут Лёхин страдает: альбом ему понравился... А?.. Ладно, Лёхин, - обратилась она к удивлённому покупателю, - возьмёшь альбомчик по оптовой цене? Деньги завтра занесёшь!
   - Спасибо! - от души обрадовался Лёхин и сунул альбом в один пакет, замотал в другой, чтоб вода не попала. - А почему по оптовой?
   - А последний остался. Бери на счастье. Говорят, ты у нас везунчик. Может, и нам счастье обломится, если тебе поможем.
   - Спасибо большое! - ещё раз только и сказал теперь уже сильно удивлённый Лёхин: "Меня считают везунчиком? Из-за дружбы с Егором Васильичем, что ли? Хм, а я боялся - коситься будут..."
   И снова двинулся по рынку. Шишик сидел на плече и, грозно насупившись, орал победную песнь. "Интересно, с чего я решил, что победную? - искоса поглядывая на "помпошку", размышлял Лёхин. - Ах да! Мы ж "Земли" приобрели, в кровавой битве последний альбом* отвоевали!"
  
   *Альбома в природе не существует. Преувеличение автора.
   16.
   От родной остановки к дому взмыленный Лёхин буквально летел под припустившим ливнем. Балласт в виде двух грузных сумок грозил утопить в первой же луже, а тут ещё... От второго подъезда быстро зашагал навстречу стопроцентный громила, и Лёхин чуть не замычал от досады: ну некогда разговоры разговаривать! Ну аврал у меня!
   - Алексей, здорово!
   Веча, сосед и единомышленник по утренним тренировкам на улице, взял у Лёхина сумку из правой руки, чтобы крепко, по-мужски, как водится, поздороваться, да и пошёл рядом.
   - Здорово-здорово, - насторожённо ответил Лёхин, гадая, надолго ли разговор у Вечи и можно ли будет как-нибудь повежливее намекнуть на цейтнот.
   Но Веча лишь посетовал на дожди, которые мешают заниматься по утрам, похвастал, что нашёл работу по специальности - электриком, и усмехнулся, что племянник тоже хочет заниматься по утрам, а у самого еле-еле базовые знания по самбо.
   Они прыгнули под козырёк подъезда, Лёхин быстро распрощался с Вечей и собрался открыть дверь, как вдруг замер, припомнив: Веча побежал ему навстречу, а до этого тоже стоял под козырьком своего подъезда - и стоял не один.
   - Вячеслав, это ты с племянником стоял, да?
   - Ну да! Он в четвёртом подъезде живёт, а я во втором.
   Вот это да... Один из троицы, лупившей Ромку, - племяш Вечи?..
   - Ну, будь здоров. Как дожди кончатся - созвонимся.
   - Хорошо, Вячеслав. Буду ждать.
   Домофон на этот раз пропел почти победно. Поднимаясь в лифте, Лёхин пораскинул мозгами, каким образом Вечиного племянника заставить рассказать о Ромке, ничего не придумал, но осталось хорошее ощущение: чем больше вникаешь во что-то, тем легче оно приближается - почти само.
   Шагнув из лифта, Лёхин забыл о расследовании, обуреваемый мыслью преимущественно разрушительного свойства: мыть, резать, крошить! Он ворвался в квартиру, глянул на часы, опять забыв, что они зверски бегут, психанул, помчался с сумками на кухню - и остолбенел в дверях. Шишик тоже остолбенел и тишком-молчком укатился под потолок.
   - Здравствуйте! - выдавил Лёхин.
   - А-а, здравствуйте, Лексей Григорьич!
   - Хорошего дня вам, Лексей Григорьич!
   Сначала Лёхину показалось, что домовых, сидящих на подоконнике и на табуретках, стоящих на полу и у раковины, не меньше сотни. Но, по рыночной привычке пересчитав их парами, обнаружил, что кухню оккупировало не более тридцати домовых. Он всё стоял столбом, не зная, что и подумать, пока Елисей не сказал строго:
   - Сумки-то поставь на пол. Все руки, небось, оттянул!
   Он машинально подчинился приказу и с большим трудом заставил себя не шарахнуться, когда маленькая армия домовых ринулась к его сумкам. Маленький народ деловито разбирал продукты, отдельно положив пакет с альбомом и два мешочка с мятными пряниками-малышками. Дружно и организованно домовые принялись мыть и чистить овощи для закрутки. Елисей командовал, но любопытства не сдержал.
   - Прянички-то гостям на стол?
   Даже вода стала тише течь - так всем интересно, что ответит хозяин.
   - Двадцать восьмое сегодня, Елисей, двадцать восьмое.
   И улыбнулся. Ах, как засияли все бородатики!
   Лёхин побежал переодеться - и бриться, наконец! На душе царило умиротворение - и не только тем, что Елисей "на помочь" созвал подъездных домовых, но что домовых тех он, Лёхин, как хозяин дома, ублажил старинной традицией: двадцать восьмого сентября обычно домовому жертву приносят - тарелочку каши или молочка... Уже в ванной Лёхин спохватился: а хватит ли у него чайных чашек на всех домовых? И вспомнил, что Никодим всегда со своей приходит... Убирая с подбородка остатки пены, Лёхин представил картину: пока он будет в "Ордене Казановы", Елисей тут без него устроит настоящий приём (эх, может, не ходить в кафе? Здесь интереснее!). Надо будет стол подвинуть полностью к подоконнику, тогда, наверное, вся орава уместится вокруг самовара... Лёхин снова замер, глядя в зеркало. Так, салфеток непочатая пачка, креманки для варенья - Елисей собственноручно недавно мыл... Озабоченная физиономия Елисея мельком отразилась в зеркале и пропала.
   - Елисей, а домовых ты позвал?
   - Какое! Сами прибежали!
   - Да? - недоверчиво спросил Лёхин.
   - Ой, Лексей Григорьич, а то хочешь сказать, не сообразил. Интернет же у нас сегодня проводят, вот и набежали да ещё придут помогать по хозяйству. Ты ведь, чать, не откажешь посидеть за компотером да мир поглядеть?
   - Не-ет...
   - Да ты не боись, Лексей Григорьич! Мы ведь, домовые, тоже народ занятой, набегаешься по хозяйству - только ночка для отдыха и остаётся. Вот и хорошо будет: ты баиньки - мы к компотеру.
   Усмехнувшись, Лёхин "увидел": толпа домовых облепила компьютер... Впрочем, нет. Это будет похоже на конференц-зал: впереди "компотер", перед ним - толпа взволнованных домовых деловито строчит в блокноты и записные книжки один за другим рецепты - бездну рецептов. И опять, жалеючи, подумалось, что многие рецепты применения могут и не найти. Елисей как-то говорил, что домовые своих хозяев, бывает, учат исподтишка: то в хозяйскую тетрадь рецепты запишут хозяйским же почерком, а те найдут да радуются, мол, какой рецептик у меня интересный есть, а я и не упомню откуда; то в кулинарную книгу пихнут листочек, будто наспех записанный... Один Елисей - счастливчик: что ни найдёт, всё либо с хозяином опробует, либо вообще сам.
   - Кстати, Елисей, пряников-то на всех хватит? Может, ещё сбегать купить?
   - И-и, Лексей Григорьич, да за разговорами один пряничек, бывает, и мусолишь всю ночь, а тут - два мешочка! С запасом взял... А что это ты, Лексей Григорьич, делаешь? - чуть помолчав, осведомился Елисей.
   Лёхин недоумённо взглянул на домового, потом - на свои руки. Оказывается, он машинально потирал костяшки левого кулака.
   - Да ничего. А что?
   - Примета нехорошая.
   Сказал и ушёл. А Лёхин рассеянно подумал: "Надо бы в кухню заглянуть. Рецепт, конечно, у домовых есть, да и помогали они мне не раз, но... Хозяйский взгляд везде нужен". Но на кухне на него замахали ручонками, и, пятясь в прихожую, он тем же хозяйским взглядом уловил только, что овощи загружены в большую кастрюлю, а на газовой плите вовсю стерилизуются банки.
   Та-ак, чем бы заняться в ожидании и первых гостей? Ага, найти молоток и скобы для проводов. Видел Лёхин у Олега: провод подключения свободно по всей комнате вьётся. Лёхин так не мог. Аккуратист. Да и котяра, Джучи, любопытный: не дай Бог, провод на зуб попробует.
   Нашёл. Второй раз пробегая по дому, на балкон и обратно, он видел у компьютера одно и то же: в воздухе плавно колышется Касьянушка и поёт тихонько. Касьянушка, помня страшное утро, предусмотрительно устроился чуть сбоку от компьютера. Остальных призраков что-то не видать. И такое любопытство взяло Лёхина, что он не выдержал.
   - А остальные где? Дормидонт Силыч, например?
   - Дык, в компотере хотят какую-то регистрацию обмануть да в Интернет залезть, а та их не пущает, говорит - платить надо.
   - Не понял...
   - Охти, батюшка, Лексей Григорьич! Если уж ты не понял, где уж нам постичь?
   Уже не впервые Лёхин задумался: говоря "нам", Касьянушка намекает, что Лёхину "выкать" перед призраками положено, или всё-таки у него манера говорить такая?
   Ни до чего не додумался, спросил только у Касьянушки, не включить ли ему другую запись (Касьянушка слушал концерт русских народных песен, заодно и подпевал). Призрак отказался наотрез:
   - Когда ещё таку красоту послушаю-то? Да и... Этих охальников пока нет, подпою в удовольствие наше.
   Пожав плечами, Лёхин пошёл в спальню поразмыслить на досуге о вчерашних наблюдениях, благо до прихода ребят, проводящих Интернет, оставалось чуть больше часа.
   Джучи никогда не сидел на столе в спальне, но сейчас именно этим занимался. Сидел не просто на столе, а на фолианте, за который завтра Лёхину ещё заплатить надо. И не просто сидел, а медленно, словно качаясь на волнах, то поднимался, то опускался. Да ещё голову склонил - смотрел, как его качают. Лёхин немножечко удивился и подошёл ближе. В альбомных землях плавали Шишики, наверное, со всего дома. Кот с интересом следил за перемещением бесконечных глаз (сами Шишики, как водится у них при изучении схем и карт, давно растворились в видимых только им пространствах). Иногда Шишики скапливались в одном месте альбома - и кот поднимался. Разбегались (или расплывались?) - кот снижался. "Кажется, не только Шишики любят интересные ощущения, - вздохнул Лёхин. - А может, он их просто разглядывает как аквариумных рыбок... Кстати, не купить ли для Джучи аквариум? А то даже нехорошо. Шишику альбомы покупаю, у домовых самовар свой есть... - И внезапно улыбнулся: - Будем с Аней на рыбок смотреть и медитировать. Говорят, для отдыха хорошо - рыбок созерцать".
   - Сиди-сиди, - сказал он Джучи, когда кот увидел его и забеспокоился. - Только Шишиков не трогай. А я сейчас ручку с бумагой какой-нибудь возьму и в кресло сяду. Так что - сиди.
   Но кот сидеть на зыбкой обложке альбома, теперь почему-то похожего на консерву "Кильки в томатном соусе", не захотел. Чуть хозяин уселся в кресле, Джучи поспешил устроиться у него на коленях. "Помпошки" сразу учуяли, что кота больше нет. Сплылись к альбомному обрезу десятки жёлтых, ярких в дождливую пасмурь глаз, засверкали то ли на хозяина, то ли на сбежавшего сторожа-кота. И - сбежали сами, когда кот, располагаясь удобнее, вытянул в их сторону переднюю лапу.
   - Ты меня совсем задавил, - попенял Лёхин чёрно-белой пушистой громаде и принялся за работу.
   На тетрадном листе в клетку он сначала хотел чуть не таблицу расчертить, что к чему. Но не знал, как к ней подступиться, да и времени маловато. Поэтому быстро написал имена, а напротив них вопросы. Вышла такая запись: "Диана. Почему пригласила в кафе? Решила, что я богат? Почему пригласила во второй раз? Почему сказала, что со мной спокойнее? И почему пригласить позволил хозяин, когда все поняли, что это кафе мне не по карману? Павел Иванович. По делу ли он был в кафе? Или по своей воле? Мальчики-красавчики: куда тащили детектива? И что собирались с ним делать? Сами его выследили, или им велел хозяин? Илья Михалыч: знает ли что-нибудь об "Ордене Казановы"? Один ведь бизнес. И чего я сразу не сообразил спросить его? Аня: узнать в подробностях историю подруги, - Лёхин погрыз кончик ручки и добавил: - Мои действия: выяснить по всем вопросам и взять фотку Романа у бабки Петровны". Вообще-то, действия эти, конечно, надо поменять местами, но Лёхин справедливо полагал, что главное - не забыть о них.
   С кухни сквозняком притянуло сладковато-острый аромат лечо. Лёхин встревожился и, ссадив кота, пошёл было к двери.
   Будь привидения во плоти, они бы точно сбили Лёхина с ног. Он и шагу к двери ступить не успел, а три холодных вихря промчались мимо. Стоя в трёх шагах от стола, Лёхин с восторгом наблюдал, как обложка альбома засверкала горящими от любопытства глазищами Шишиков.
   - Несётесь так, как будто за вами целая стая пожирателей душ мчится, - укорил Лёхин призраков.
   Линь Тай раза три пнул воздух, стукнул кого-то невидимого явно по шее и вдруг увидел альбом. Жёлтые глаза посторонились, и счастливый призрак китайчонка с воплем "Чё такой!" утоп в книжище.
   - Эх, Лексей Григорьич! Беда ведь! Тернет-то мы этот проводим! А в нём вражин-то, вражин! Хоть целый день бейся - так и лезут, так и лезут! - ахал весьма впечатленный Дормидонт Силыч.
   На приподнятую в ожидании бровь Лёхина лишь Глеб Семёнович отрапортовал коротко и ясно:
   - Вирусы, Алексей Григорьевич!
   17.
   Пока Лёхин контролировал ситуацию на кухне, пока стоял в прихожей, глядя на часы и соображая, на сколько же минут они убежали, призраки совсем заморочили ему голову вирусами.
   Глеб Семёнович рассказывал чётко и конкретно, словно читал разведданные, а Дормидонт Силыч разбавлял его рассказ эмоциями, словно школьник, посмотревший крутой фильмец.
   - ... И когда они долетели до регистрации компьютера в сети, путь им преградил некий Касперский!..
   - ... А эти вражины всё лезут - десятками, сотнями, а этот молодец их сдерживает и всё побивает, побивает, а они лезут, и морды у них ни в сказке сказать, ни пером описать. Как повадились гуртом!..
   - Тут Касьянушке и конец пришёл, - задумчиво сказал Лёхин.
   Призраки поперхнулись.
   Из кухни доносилось уютное позвякивание посуды и топоток с говорком. Из спальни еле слышно постукивал по карнизу порывистый дождь, а в зале негромко подпевал компьютеру Касьянушка: "Ой, то не вечер, то не вечер!.." Лёхин загляделся на шторки, закрывающие дверной проём в зал, и понял, что заходить ему в эту комнату категорически не хочется: тоже впечатлился призраковыми злоключениями и ярко представил, как по стенам, по полу, по потолку ползают гнусные серые мокрицы - и это и есть жуткие вирусы.
   - А-а... Алексей Григорьич, а пошто Касьянушке-то конец пришёл? - осторожно спросил Дормидонт Силыч.
   - Ну, вы же здесь, а он там, наедине со всеми вражинами остался, - не совсем логично ответил Лёхин, у которого уже начинала побаливать голова от необходимости запомнить всё, что сегодня произойдёт.
   - А-а... Он же того - поёт...
   - Он поёт, а его едят, - всё так же задумчиво сказал Лёхин.
   Лица призраков стали совсем дикими, и Лёхин вошёл в зал.
   В зале всё-таки оказалось уютно: свежий воздух, напоённый влажностью, вливался в открытую балконную дверь, застоялся почти вечерний сумрак, а посреди комнаты широко, словно на качелях, раскачивался Касьянушка и с чувством выводил:
   - А есаул его догадлив был...
   Пока Лёхин соображал, что он забыл в зале, призраки купца и бывшего агента КГБ осторожно приблизились к Касьянушке и медленно пару раз его пооблетели. На втором круге Касьянушка замолчал, икнул, на третьем метнулся к Лёхину и, спрятавшись за его спиной, опасливо вопросил:
   - Эй, чего это вы? Сироту обижать вздумали, человека убогого?
   - Ничего страшного, Касьянушка, - рассеянно отозвался Лёхин, - я предположил, что тебя вирусы едят, вот они и проверяют, всё с тобой в порядке.
   - Вирусы?! Каки-таки вирусы?!
   Глеб Семёнович и Дормидонт Силыч вспомнили, что о вирусах Касьянушка ещё не знает, зажали его в углу и красочно расписали ужасы, которые всех ожидают после подключения к Интернету. А потом, подхватив полуобморочное привидение под белы рученьки, потащили его к "компотеру", дабы Касьянушка узрел грозные кошмары собственными глазами.
   Пока Касьянушка брыкался и орал, не желая лезть в богопротивное место, Лёхин выключил запись русских народных песен и подошёл к "Октаве". Пианино мирно дремало под малиновым плюшевым покрывалом. Открыв крышку, Лёхин почти сразу подобрал тональность мелькнувшей пару минут назад музыкальной фразы. Повторил - и снова, словно мягко опали на фразу слова: "Вот город теней. В нём реки дорог... Бегом по асфальту - эхо шагов..." Лёхин снова сыграл короткую мелодию и тихонечко пропел.
   - Утренний сон вспоминаем? - спросил неведомо когда подлетевший Глеб Семёнович. - Так, Алексей Григорьевич?
   - Разве это было во сне?.. - начал Лёхин, из всех сил вспоминая, - и вдруг яркая картинка свежего леса, радостно встречающего восход солнца, проехала перед глазами. Да, росные травы, негромкий, почти глохнущий в лесном воздухе прозрачный гитарный перелив и тихий голос, ещё не вполне уверенно проговаривающий слова: то ли музыку к словам подбирает, то ли к песне слова...
   Лёхин задумчиво опустил крышку пианино, поправил бахрому покрывала - это мама обшивала бахромой всё подряд и делала из обычных вещей вещи роскошные. Постоял немного в задумчивости у пианино - и тут зазвенел домофон.
   И началось.
   Пришли деловые ребята и где-то в минут пятнадцать провели нужный провод. И ушли, пообещав, что вот-вот придёт другой деловой человек и всё-всё Лёхину настроит. Лёхин с умным видом кивнул: ага, подождём - и сразу почувствовал себя не "чайником", а рангом ниже, ибо "чайник" - это человек, хоть что-то умеющий в компьютерном деле. А он, Лёхин, почему-то решил: провод ему сейчас, подсоединяющий к Интернету, протянут - и он сразу сядет и будет по этому самому Интернету гулять. А тут - настройки, программы... Он аж поёжился.
   Глеб Семёныч и Дормидонт Силыч вновь храбро полезли в компьютерное пространство, но вернулись быстро и подтвердили: нет, в этот самый Интернет пока не пускают.
   А минут через десять пришёл Михаил - полноватый высокий парень, с детски наивным лицом. Он-то и оказался знакомым компьютерщика Санька, благодаря чему Лёхину подключили Интернет без очереди. Михаил сразу предупредил, что сидеть будет около трёх часов. Лёхин воспринял его заявление по-своему: помчался на кухню, обнаружил её необыкновенно пустынной и огромной, отчего остолбенел на некоторое время, пока не понял, что, кроме Елисея, в помещении никого нет, и принялся готовить бутерброды, потому как с первого взгляда ясно стало, что Михаил поесть любит и три часа ему сидеть без еды, наверное, если не тошно, то...
   На кухню заглянули привидения. Узнав, чем занимается хозяин, Дормидонт Силыч вспомнил, как ездил к брату в богатое село, где гонять стадо в лес и на речку нанимали пастухов из худой соседней деревни и кормили их всем миром: ночевали пастухи по очереди во всех домах, где скотина была, обязательно на сеновале, а кормились дома, в избе хозяйской, - утром и вечером. К чему купец вспомнил вдруг о пастухах, Лёхин понял: работников кормить надо! Улыбнула только ассоциация "компьютерщик - пастухи".
   Зато Касьянушка до слёз умилился габаритам Михаила: "Красавец мужчина! Кожа белая, рыхлая! Щёчки пухлявые да румяные!.." Почувствовав, что сейчас тяжко вздохнёт, Лёхин быстренько разложил бутерброды на подносе и поставил на огонь чайник... Голодное существование Касьянушки словно печатью прихлопнуло словесный портрет Михаила.
   - Что будете пить? Зелёный чай или с ромашкой? - спросил Лёхин, примерно знавший, что люд от компьютерного дела предпочитает зелёный.
   - Зелёный, если можно. Четыре ложки сахару, - рассеянно сказал Михаил.
   Лёхин на цыпочках удалился, оставив Касьянушку рыдать от умиления слева от Михаила.
   Компьютер поставили в зале, слева от пианино, на обычный стол. Сначала Лёхин позволил себе помечтать о спецстоле. Но сегодня, при виде оравы домовых на кухне, отчётливо понял, что, купив его, станет в собственных глазах жадюгой: на таком столе домовым не посидеть дружной любознательной компанией... Снова в ход пошло воображение: вот домовые просят Лёхина записать их в какой-нибудь клуб по домоводству - или, как это называется, зарегистрировать; а может, и не попросят; пока Лёхин спит, зарегистрируются сами, а потом будут болтать с одноклубниками, обсуждая темы дня... "Фотоаппарат придётся купить хороший, - вдруг подумал Лёхин. - А иначе как их достижения показать да похвастаться? Интересно, а Глеб Семёныч тоже будет регистрироваться?"
   - А скажи мне, Лексей Григорьич, - вкрадчиво заговорили над ухом, и Лёхин чуть не обжёгся кипятком. - Говорят, в компотере и коллекционеры бывают да о деньгах торг ведут?
   Минуту, наверное, Лёхин созерцал торжественно-хитрющую физиономию Дормидонта Силыча, пока не дошло.
   - А, вы о нумизматах, что ли?
   - О них, Лексей Григорьич. Не то что у меня за душой что-то было, - заторопился бывший купец, - в ведь сколько живу-существую, всегда монетой интересовался. Спец не спец, но слово веское и по заграничной иной раз скажу.
   - Не торопитесь, Дормидонт Силыч. Скоро Олег придёт, всё и посмотрите. Я вот слышал, народ в компьютере куплей-продажей занимается. Не хотите попробовать?
   - Как это куплей-продажей?
   - Честно говорю - не знаю. Но говорят, неплохие деньги зарабатывают. В общем, прихожу к выводу, Дормидонт Силыч, что всем нам надо основательно выучиться работать на компьютере.
   Солидное привидение тяжко задышало и метнулось в зал, где за спиной Михаила остолбенело торчали остальные, глазея на табличные ужасы, сменяющиеся с невиданной скоростью. Лёхин, через некоторое время зашедший в зал неслышно поставить поднос с чаем и бутербродами, увидел отчаяние на лице купцова призрака и благодушно подумал: "Дормидонт Силыч, кажется, решил, что это и есть Интернет. И работать в нём надо именно так".
   На кухне он ещё раз пересчитал банки с лечо, выстроенные так, как он привык - крышками вниз.
   - Всё ль так сделали, Лексей Григорьич? - осторожно спросил Елисей.
   - Всё правильно. Даже неудобно перед ними. Елисей, мне вечером уходить, а вы сидите к ночи. Может, всё-таки ещё чего к чаю прикупить?
   - Нет, Лексей Григорьич! Что ты, - испугался Елисей, - домашнего добра хватит.
   Про себя Лёхин решил забежать в один из круглосуточных магазинов и взять на первый случай связку свежих сушек, а там посмотреть. Кухонный будильник показывал полтретьего. "Весело день летит", - вздохнул Лёхин и спросил:
   - Елисей, а Никодима я что-то не заметил, был ли он - нет?
   - Не было его. При хозяйке сидит. А нужен, что ли?
   - Не хотелось бы бабку Петровну беспокоить, но... Нужна фотография её внука, Ромки. Обещал её человеку одному показать. Вроде появлялся Роман в местечке одном... Ну, ладно, время пока есть, сбегаю к ней - спрошу. Ты, Елисей за хозяина остаёшься. Смотри, чтобы привидения не шалили.
   Перед уходом Лёхин заглянул в зал. Михаил сказал, что ему ничего не надо, потом, оживившись, поблагодарил за бутерброды - вкуснейшие. Лёхин игру принял и как можно равнодушнее объявил, что через час-полтора, наверное, будет уместно повторить чаепитие - или лучше полноценный обед? От обеда Михаил поспешно отказался - отчего Касьянушка всплеснул ручками и едва не заплакал, как бы румяные щёчки не опали, не побледнели... Еле удерживаясь от смеха, Лёхин выскочил в прихожую.
   18.
   Бабка Петровна Лёхину обрадовалась, усадила за чай с плюшками ("Ой, вчера тесто осталось! Масло добавила, сахару доложила, да когда в духовку ставила, чуть сгущёнкой полила!").
   Прихлёбывая чай, Лёхин спросил:
   - Галина Петровна, как правнук? Нашёлся?
   Круглое лицо бабки Петровны сразу словно увяло.
   - Сердцем точно чую - живой. А вот где ходит-бродит...
   - Я ведь не просто так спрашиваю, - заторопился Лёхин, - есть у меня знакомый один - частный детектив, я ему о Ромке сказать хочу, да вот беда: фотографию бы ему мальчика нужно. Без неё какой смысл искать? Есть снимки Романа этого года?
   - Есть, конечно, как не быть. Дай-ка я тебе чаю долью да принесу.
   - Да, Галина Петровна! А родители Романа заявление в милицию подавали?
   - В городе их нет и неделю почти что не будет. По делам мотаются. Я уж им не звонила, чтоб не беспокоить. Но участковому говорила. Пусть ищет. А жив пока - заявления писать не буду.
   Лёхин, сильно удивлённый, хотел было напрямую спросить, откуда она знает, что Ромка жив, но тут его снизу дёрнули за штанину. Незаметно глянув под стол, он увидел Никодима - палец к губам. И промолчал.
   Пока бабка Петровна бегала за фотографией, Лёхин положил одну из салфеток на пол (мол, упала - достаю) и присел на корточки.
   - Добрый день, Никодим.
   - Добрый, Лексей Григорьич. Про детектива-то частного правда, что ли?
   - Никодим, да ведь ты его знаешь. Павла Ивановича помнишь - в августе нам помог? Ну, вот, он и есть.
   - Ладно тогда. Только что я хочу сказать, Лексей Григорьич: хозяйка моя на дождь смотрит да ругается с ним, как с внуком - днями и ночами!
   Мгновенно вспомнилось вчерашнее утро, встреча с бабкой Петровной у подъезда и её горестный взгляд, утонувший в бесконечном дожде. Взгляд, который идеально подошёл бы за укор: "Что ж ты, правнук, наделал-то?" И тогда же сказала ему не искать мальчишку: думала вот-вот, до приезда родителей, сам вернётся?..
   А сегодня, значит, уже не надеется.
   Но почему-то с дождём ругается.
   - Интересно, - прошептал Лёхин и обратился к домовому. - Никодим, ты сегодня к нам забегай. Посидишь с коллегами (как по-другому назвать их - Лёхин не знал), чайку самоварного попьёшь.
   - Спасибо за приглашение, Лексей Григорьич. Поклон приветный Елисею передай, - вздохнул домовой. - И прости, что на помочь прийти сегодня не смог. Ой...
   - Лёшенька, чего это ты?!
   - Да салфетку уронил, Галина Петровна. - И Лёхин продемонстрировал крахмальную салфетку-самовяз.
   - А-а, ну, это не страшно. Дай-ка сюда... Вот фотографии. Какие возьмёшь?
   - Сейчас посмотрим.
   - Это его в конце августа снимали, он и принёс похвастать. Дружок, говорит, его хочет стать профессиональным фотографом. Художественно, значит, снимать хочет. А я вот рамочки хочу для них заказать да на стену повесить. Лёшенька, правда, хорошо?
   Какое там хорошо... И какое там "дружок его хочет стать профессиональным фотографом", если он уже... Но, конечно, Лёхин в фотографиях не очень разбирался...
   Пять портретов можно назвать серией "Молодой человек в капюшоне". На этот раз никаких лохм. Длинные волосы тщательно расчёсаны. На первых снимках капюшон надет на голову. Почти все снимки одинаковы в постановке "модели" - кажется, так это называется. Ромка статично где-то сидит, заснятый по пояс. Снимок первый - смотрит куда-то вниз и чуть вперёд, отчего глаза полузакрыты. Второй - задумчивый взгляд, явно чуть ниже объектива - наверное, на руки фотографа. Третий - взгляд в упор. Четвёртый - тот же взгляд в упор, но здесь Ромка без капюшона. И везде - невиданное смирение вперемешку с каким-то трудноопределимым чувством, что-то наподобие: "Так, да? Ладно, потерплю, но - учтите!.." На пятой фотографии молодого человека не было - хохотал тот самый мальчишка, которого Лёхин видел дважды. Хохотал так заразительно, что и Лёхин улыбнулся, и бабка Петровна засияла.
   - Вот какой он у нас! - гордо сказала хозяйка.
   - Да уж, гроза девчоночьих сердец растёт, - покачал головой Лёхин, всё ещё рассматривая снимки и не замечая, как бабка Петровна помрачнела. - Да, а кстати... Девушка-то у него есть? Может... - он хотел было сказать: "Может, он с нею где? Дети-то современные, мало ли что?" Но прикусил язык и сказал другое: - Может, она знает, где он?
   - Эх, Лёшенька, появился бы кто у него - и мне спокойней было бы. Нету-нету! Точно знаю. Последний раз, как заезжал ко мне, сказал, что поступать собирается, готовиться будет и ни на какие глупости отвлекаться не хочет.
   Мало ли что говорил мальчишка, чтобы бабулю утешить и успокоить.
   - Ладно, - решился Лёхин, - возьму, если позволите, вот эти две - где он с капюшоном и без него.
   - Да я тебе все пять отдам! Они ж маленькие, а те, что в рамочку пойдут, - большие, как книжка. А эти у меня в альбоме лежали. Вот и конверт тебе дам, пусть здесь будут.
   - Ещё лучше. Спасибо, Галина Петровна.
   - Это тебе, Лёшенька, спасибо - за беспокойство твоё.
   Уже в прихожей Лёхин заколебался, но всё же решился.
   - Галина Петровна, а вот позавчера вы сказали вещь интересную. Насчёт того, что Ромка подрастёт и всё будет ему на золотом блюдечке... А ещё про иродов, что мальчишку испортили. Это вы про родителей его богатых? Внуков своих?
   - А зачем тебе про то знать? - насторожилась бабка Петровна.
   - Да я думаю, не ради ли выкупа его похитили? Вдруг звонка надо ждать со дня на день?
   Старая женщина машинально смяла салфетку пополам. Лёхин даже забеспокоился, не сломает ли её - такой твёрдости крахмальность.
   - Не хочу говорить о том, Лёшенька, потому как не думаю, что... - Она запнулась и отчаянно махнула рукой: - Дар у Ромки! В роду нашем через поколение передаётся. Слишком он уж им бесшабашно пользовался, за что и получал. Да ты и сам-то прошлую весну, небось, помнишь, как побили его страшно. Вот и думаю, не из-за того ли пропал. Да ведь и дар-то никчемный - для него одного хорош! Кому? Чего с него?.. Нет, Лёшенька, из-за другого он пропал да не сгинул бы.
   Говорила она сумбурно, обо всех думушках, видимо, сразу, что передумала за все эти дни. И почему-то у Лёхина потихоньку начало складываться впечатление: Ромкин дар, о котором бабка Петровна наотрез отказывается говорить, считая его постыдным баловством, и есть главная причина исчезновения мальчишки.
   Пообещав вернуть фотографии, как всё закончится, Лёхин вернулся в свою квартиру, где обнаружил на кухне совершенно обалдевшего Данилу - водителя Егора Васильевича. Он сидел за столом, округлив глаза на тарелку с кусками пирога - остатки-сладки от бабки Петровны.
   - Привет! - сказал Лёхин. - Приятного аппетита!
   - Привет... Спасибо...
   - Пирогов не хочешь? Давай я тебе быстренько бутербродов наделаю. Или - подожди-ка...
   - Лёха, ничего не надо! - вскочил Данила и попытался обойти хозяина, чтобы сбежать.
   С подоконника Елисей грустно сказал:
   - Меня Шишики предупредили, что Данила идёт. Я ему чаёчку налил, тарелки с пирогами-печеньем расставил, да один кусок в тарелку на его глазах-то и положил.
   - Так, Данила, - чуть с угрозой сказал Лёхин. - Посуду привёз?
   - Привёз! - послушно откликнулся водитель.
   - Дверь ко мне открытую видел - со звонком зашёл?
   - Со звонком.
   - В зале с компьютерщиком поздоровался?
   - А... Э... Ага.
   - Что он тебе сказал?
   - А... Хозяин на минутку вышел, сейчас будет.
   - Потом на кухню пошёл.
   - Пошёл! Посуду-то оставить надо!
   - Я тебе чаю приготовил, - проникновенно сказал Лёхин, - думал: голодный придёт - угощу человека, а ты!.. Бежать!..
   - Лёха, честно-честно, не хотел обижать, да ведь времени в обрез!
   "Кажется, это называется "перевести стрелки", - подумал Лёхин, - теперь Данила будет думать не о том, как на его глазах пирог взлетел в воздух, а приземлился в тарелке, а о том, что он обидел гостеприимного хозяина. Тоже нехорошо..."
   - Ладно, Данил, делаем так. Я недавно новый рецепт пиццы испробовал. Будешь у меня подопытным кроликом.
   - Буду. Куда деваться, - облегчённо улыбнулся Данила.
   Мужчины пожали друг другу руки, вернувшись к обычным, дружеским отношениям. Лёхин вручил Даниле два пакета пиццы на батоне и проводил его до двери.
   - Лексей Григорьич, - виновато позвал Елисей.
   Но Лёхину уже было не до обмусоливания неловкой ситуации.
   - Знаешь, Елисей, у правнука Петровны, оказывается, есть какой-то дар, - задумчиво сказал Лёхин и спохватился: - Да, чуть не забыл. Никодим кланяется, передаёт приветы и, возможно, сегодня будет к чаепитию.
   - За приветы благодарствую.
   - Дар, - пробормотал Лёхин и сощурился, соображая: - Данила только-только отъехал - значит, Егор Васильич ещё в офисе. Ближе к вечеру, как просили, звонить резона нет. Позвонить сейчас - спросить?
   Елисей вынул из длинного кармашка рубахи десятикопеечную монетку, подбросил. Монетка упала на стол, покатилась между тарелками и наткнулась на чашку не выпитого Данилой чаю. И - встала ребром. Лёхин нетерпеливо зарычал, а Елисей топнул ногой по столу. Монета свалилась.
   - Звони, Лексей Петрович. "Орёл" тебе выпал.
   И Лёхин позвонил. Егор Васильевич взял трубку после второго гудка.
   - Да, Алёша, слушаю тебя.
   - Добрый день, Егор Васильевич. Мне передали, чтобы я позвонил вечером, но у меня срочный вопрос: у вашей Лады нет никакого необычного дара?
   Почти через минуту молчания Егор Васильич откликнулся:
   - Да какой дар может быть у деревенской девчонки? Лада тихая, очень спокойная. Когда говорили с нею - всё глаза вниз, пугливая да застенчивая. И мать подтвердила: скромница, чуть не монашка, на парней внимания не обращает, во всём ей, матери то есть, помогает по дому, старательная... А с чего такой вопрос?
   - Прорабатываю все версии, - туманно ответил Лёхин.
   Старик его понял.
   - Сглазить боишься, сказав раньше времени? Ладно, Алёша, договоримся так: если будет что новое - звони, помощь нужна - звони. Но и без известий меня не оставляй.
   - Хорошо, Егор Васильевич.
   19.
   Они такие разные, думал Лёхин. Ромка, яркий и общительный, открыт всему миру. Лада замкнута и похожа на серую мышку. Вот главная разница между ними. А главное сходство - оба пропали в один день. Есть ещё одно сходство, только Лёхин боялся, что притянуто оно за уши: монашеский капюшон Ромки - и монашка, по мнению Комова-старшего, Лада.
   Он вытащил снимок Лады, подвинул его к разложенным на столе фотографиям Романа. Да, земля и небо. Полная открытость и полная замкнутость. А если предположить, что у них обоих есть какой-то дар? Но Ромка - мальчишка, ему нравится его использовать. А Лада хоть и старше его на год, но психологически взрослее на несколько лет. Слышал Лёхин: есть такая теория, что девочки взрослеют быстрее. Что, если у неё тоже есть дар, она о нём знает, но прячет?
   Лёхин вздохнул. Что бы там у этих детей ни было, найти их надо. И пока есть только одно место, откуда начинается поиск.
   - Э-э, Алексей Григорьевич... - сказали сверху.
   - Да, Глеб Семёнович, слушаю вас, - машинально, словно отвечая по мобильному, откликнулся Лёхин.
   - Специалист по компьютерным программам заканчивает установку, - торжественно сообщил бывший агент. - Может, будет удобнее, если вы сами подойдёт к нему?
   Прихватив заготовленный поднос, Лёхин поспешил в зал. Михаил сидел, откинувшись на спинку стула, сложив руки на груди, и рассеянно смотрел на экран. При виде подноса он расцвёл.
   - Спасибо! Пока загружается, я не прочь... перекусить.
   Странным образом последняя программа закончила загружаться в тот момент, когда опустел поднос, а Михаил сотряс с чашки последнюю каплю чая в широко раскрытый рот. Касьянушка умилённо зажмурился.
   Поставив чашку на поднос и превратившись из гурмана в делового человека, Михаил спросил:
   - Если не секрет, зачем вам компьютер? Для работы?
   - Пока сам не знаю, - признался Лёхин. - Может, и для работы.
   - А обращаться с ним умеете?
   - Стыдно признаться, но включать и выключать я умею, но вот дальше...
   - Так, тогда я вам покажу основные действия. Итак, сейчас мы на домашней странице - это называется рабочий стол.
   Лёхин сел не рядом с Михаилом, а чуть в отдалении, чтобы экран компьютера видели все: Шишики, глазеющие с потолка и с подвесной книжной полки; домовые - Елисей и пятеро его соседей, приткнувшиеся на том краю стола, который упирался в покрывало на пианино; четыре привидения, "вставшие" за спинами людей; и даже Джучи, воссевший наверху пианино и бдительно стерегущий всех.
   Свой Шишик давно сидел на левом плече, и Лёхин время от времени поглядывал на него поусмехаться: от внимания у Шишика полураскрытая пасташка? Ну-ну...
   Сам Лёхин отключился после первой же фразы Михаила. Он про себя знал: нет смысла что-то ему показывать и объяснять. Он понимает только тогда, когда начинает делать что-то сам - с подсказкой, что за чем идёт. Пальцы вот, руки ли у него понятливые да памятливые. Что сам сделает - то сам и повторит.
   Интересно, а умеет ли с "компотером" управляться Аня?
   Горячо благодаря Михаила за урок и принимая в ответ горячую благодарность за угощение, Лёхин распрощался с ним и вернулся в зал.
   Вся разношёрстная толпа оказалась на месте.
   - Так, до пяти у нас полтора часа. Потом мне не до компьютера будет. С чего начнём?
   Среди поднявшегося гвалта, как ни странно, Лёхин отчётливо услышал негромкий голос Касьянушки, помечтавшего послушать "толстый" голос, какой был у дьякона Воскресенской церкви.
   - Так, - задумался Лёхин. - Что ищем - церковные басы, бас-профундо или бас-октаву? Давайте попробуем бас-профундо. Сам мечтал послушать. Так, где печатать, кто запомнил?
   - А вон строка, на ней чёрточка дрожит, - подсказал один из домовых.
   - Да прежде печатанья язык русский поставь.
   Лёхин машинально оглянулся на подсказчика и онемел. Он-то думал, Касьянушка трепетной простынёй будет трепетно дожидаться, пока ему желанное дадут послушать! А Касьянушка, оказывается, не хуже домовых запомнил как и что!..
   Они выслушали целый хор, где основной силой были басы (Лёхина от спокойных, уверенных низов аж морозом по спине продрало).
   Потом решили, что первыми должны посмотреть всё, что их интересует, домовые. Правда, Лёхин, говоря в защиту домовых, минутой позже здорово пожалел, сказав "всё, что интересует". Впервые на его памяти "дедушки" едва не рассорились. В семье, где жил один из домовых, вот-вот должен появиться младенчик, и будущая мама, кажется, решилась взяться за рукоделие - необходимо найти оч-чень простые вязки, чтобы молодая в будущем пристрастилась к домоводству. Другой домовой жил при деде, которому нужна какая-то диета. Третий интересовался сантехникой...
   - Лексей Григорьич, это, конечно, хорошо, что дедушки домовые к нам на подмогу приходят, - обеспокоенно прогудел в ухо Дормидонт Силыч. - Но ведь пока найдут, пока перепишут... Это ж сколько времени уходить будет?!
   - Да-а, суета всё! - волновался Касьянушка. - О высоком и подумать некогда!
   - Не страшно. Всё уладится, - успокоил Лёхин "домочадцев". - Завтра куплю большую тетрадь на пружинке. Дедушки в ней будут заказы оставлять, а мы - искать и адреса записывать. А переписывать ничего не надо. Видите коробку у телевизора неоткрытую? Завтра придёт Олег и покажет, как работать с принтером.
   - А принтер - чёй-то? - жадно спросил Дормидонт Силыч.
   - А вот нашёл ты статью про свои монеты, сунул её в этот самый принтер белую бумажку, а она с другой стороны и выползет со статьёй твоей-то, - проявил осведомлённость Касьянушка.
   - Касьянушка, откуда ты всё это знаешь? - изумился Лёхин.
   - Ой, Лексей Григорьич! Я ведь, как сказали про компотер, почитай, весь дом облетел-обшарил, у кого тот компотер есть. Поглядел-полюбовался, как люд учёный сидит за ним да что поделывает. А памятлив я с детства.
   Пока призраки с раскрытыми ртами смотрели на неожиданно делового Касьянушку, домовые пришли к соглашению по старшинству и вместе с Елисеем шустро отстучали в "Поиске" нужные слова. И теперь все: и домовые, и призраки, и Шишики с громадным интересом уставились на перечень статей о вязаных пинетках. Один только Джучи несколько раздражённо зевнул на громогласную толпу и ушёл дрыхнуть в спальню.
   "Может, я зря купил компьютер?"
   Про Лёхина забыли. Один дедок двумя ладошками жал на "мышку", другой - чуть что - шустро елозил ею по столу. А Елисей с домовым-нянькой быстро просматривали материал и, как Лёхин им и подсказал, записывали названия.
   Привидения примолкли и втихаря изучали, что и как делается.
   Извинившись, Лёхин встал и ушёл в спальню. Время приближалось к пяти, после чего должен явиться тип с трагическим голосом. Первоначальное решение не пускать неизвестного в квартиру изменилось на нетерпеливое любопытство... Чем бы заняться в ожидании? Мечты посидеть за компьютером вдребезги разбились о железную деловитость домовых "Надо!". Повздыхав, Лёхин вдруг рассмеялся: "У, шантажисты! Как они сегодня лечо готовили!"
   Кстати, о лечо. Полка в балконном шкафу дожидается банок... И Лёхин перетаскал ещё горячие банки на балкон. Потом пошёл в ванную и некоторое время потратил на замену прокладки в смесителе. Работа лёгкая, но прокладка оказалась упрямой, потому что Лёхин оказался слишком задумчив для такой работы. Потом Лёхин опомнился и сопротивление упрямой прокладки преодолел.
   По инерции, разогнавшись, он хотел укрепить раковину, но, присев посмотреть, отчего она покосилась, локтем - нечаянно, конечно! - уронил плоскогубцы, лежавшие на краешке ванны. Инструмент упал между ванной и стеной.
   "Я ж давно хотел эту щель законопатить!"
   С корточек пришлось полностью лечь рядом с ванной - ноги вытянув в маленький коридор. Лёг, потянулся к тусклым, еле видным ручкам инструмента, обмотанным для удобства синей изолентой... Резко вспыхнули жёлтые глазища - чуть не дотронулся до них! Руку от неожиданности отдёрнул - и неловко: тем же провинившимся локтем со всей дури врезал в ножку ванны. Взвыл, перепуганно глядя на светящиеся жёлтые глазища, испускающие не ровный, отчётливый свет, а какой-то пушистый... "Мой костёр в тумане светит..." И тут Лёхин из положения лёжа толкнулся в положение на боку.
   - Шишик, ты, что ли?
   Свет исчез и снова появился - моргнули.
   Лёхин снова потянулся и вытащил плоскогубцы вместе с Шишиком на свет Божий. Точнее, на электрический, но тоже ничего. Вытащил и сел - спиной к стене, под холодной трубой-батареей. И чего испугался...
   Крысы... Они гнали подвального, который помогал беженке из подвала "Ордена Казановы", многодетной беженке из рода кошачьих... Только глаза светились у них светло-зелёным, а не жёлтым. Эти-то твари здесь при чём?
   Шишик, кажется очень удивлённый, взгромоздился на край ванны, чтобы с интересом потаращиться на хозяина, сидящего в необычном положении.
   - Я почти сложил в уме теорию про это кафе, - стал объяснять ему Лёхин. - У меня получилось, что, предположительно, хозяин кафе владеет навыками психического воздействия на людей. Он обучил этим методам парней и девушек и заставляет их работать на себя, выколачивая деньжища из богатеньких. Эта версия (он огляделся и перешёл на шёпот) совпадает с тем, что сказала Аня. Но сюда не вписываюсь я. Я понял, что Диана своим поцелуем у университета хотела воздействовать на меня. Но у неё не получилось. Вложить в меня информацию, что я ей уже дал деньги, как она сказала - на такси, её тоже не удалось. Почему же она вновь приглашает меня, а хозяин её в этом потакает? Хотя тоже видит, что я... не внушаемый? И как вписывается сюда Ромка? Он совсем пацан - по сравнению с этими парнями! И Лада - неприметная мышка, о которой Егор Васильевич утверждает, что все меры предосторожности соблюдены и никто не знает об их родстве? И как, ёлки-палки, вписываются сюда эти призрачные крысы?! Они-то каким боком?
   "Помпошка" нахохлилась, полуприкрыв жёлтые глазища. Выглядела она задумчивой, что очень воодушевило Лёхина.
   - И обрати внимание: те же парни выполняют репрессивные меры по отношению к нашему детективу. Хотя вопрос: знает ли об этом хозяин, или парни несут отсебятину?
   На "отсебятине" его прервали.
   Обычно мелодичный, звонок домофона прозвучал для задумчивых в ванной достаточно оглушительно и резко. Во всяком случае, поднявшемуся Лёхину пришлось выудить из ванны свалившегося туда Шишика. "Помпошка" негодовала, но хозяину, естественно, уже было некогда.
   20.
   - Слушаю вас!
   - Алексей Григорьич, откройте, пожалуйста, - конфиденциально попросили снизу.
   Лёхин открыл и только после этого взглянул на дверь.
   Если этот тип, говорящий трагическим голосом, вздумает вести себя агрессивно, то очень о том пожалеет.
   У Лёхина входная дверь старенькая, деревянная, а вторая, со стороны лестничной площадки, - металлическая. Между ними, в простенке, стоит самый обыкновенный карниз для занавесок и штор, карниз из самых простеньких - тонкая полая трубка. Это незаменимое, как выяснилось, в драке оружие Лёхин любовно называл гардинкой. И не оттого, что когда-то карнизу пришлось выдерживать вес именно гардин. А оттого, что оружие, обозванное карнизом, не звучит, и, в представлении Лёхина драться с кем-то карнизом - это всё-таки выдирать с кирпичей под окнами неуклюжую, ржавую сквозь краску металлическую доску, да ещё из-за своей формы, как это принято сейчас говорить, "плохо сбалансированную". То ли дело - гардинка. Что-то и от гарды, и от гвардии. И - точно отражает характеристику: гардинка - это что-то лёгкое и вёрткое.
   Открывая металлическую дверь, Лёхин развернётся плечом к гардинке. Если гость окажется драчливым - только пальцы протяни.
   "Надо бы в Интернете узнать, как называются палки, с которыми народ в фильмах дерётся", - рассеянно решил Лёхин, дожидаясь звонка в дверь.
   Если же гость захочет полезть драться, уже будучи в прихожей, здесь его тоже будет ожидать сюрприз не из приятных. Узкая маленькая прихожая мебелью заставлена только справа. Смотреть от входной двери: на стене металлическая решётка с крючками для одежды, прикрытая двумя шторками - мама настояла повесить; решётка широкая: когда деревянная дверь открывается, она загораживает лишь две трети вешалки; ближе к двери, под вешалкой - металлическая же раздвигающаяся полка для обуви, прибитая высоко - с умыслом, чтоб и под полку обувь можно ставить; последнюю часть под вешалкой занимает коробка с пылесосом - удобная вещь: туда и газеты можно положить, и зимой всякую мелочь, наподобие шарфа и перчаток. И сразу после вешалки - трельяж. Но стратегически важное место - именно коробка с пылесосом. Вешалка по бокам имеет незаконченную решётку, и на некоторые, не слишком плотно прилегающие к стене металлические прутья Лёхин вешает за петлю зачехлённые зонты или солнцезащитные очки. И здесь же, в скучном сером чехле, висит предмет, весьма опасный для любого желающего посягнуть на здоровье и жизнь Лёхина. Меч-складенец он получил ещё в августе, благодаря привидениям - в частности, благодаря Дормидонту Силычу и его предкам, спрятавшим в старинном подземелье необычное оружие...
   В ухо что-то буркнул Шишик - и в дверь позвонили.
   Насторожённый Лёхин ровно открыл одну дверь, распахнул другую - хмыкнул.
   - Добрый вечер, - сказал Павел Иванович и поспешно вошёл в квартиру.
   Так поспешно, что Лёхин чуть было не спросил: "Хвоста за собой не привели?" Но язык прикусил и усмешку зажал.
   Закрыв двери и повесив плащ и зонт гостя в ванной комнате, Лёхин пригласил частного детектива на кухню. Хотя кухня и не сочеталась с привычно-строгим костюмом детектива, но для деловых бесед (особенно если надо разговорить собеседника) подходила идеально.
   - Чай? Кофе?
   - Чаю, чёрного, крепкого. Такой дождь...
   Лёхин принялся готовить чай, а детектив почему-то очень удивился. И удивился настолько, что спросил:
   - А где же ваши... мм... помощники?
   Сначала хозяин тоже удивился, но вспомнил, что в прошлый визит Павла Ивановича чай ему наливали домовые.
   - Осваивают компьютер. Пока заваривается чай, заглянем к ним на минутку? А то опять не поверите.
   - Что вы, что вы, Алексей Григорьевич!..
   Но по глазам гостя Лёхин понял - хочет посмотреть. И повёл в зал.
   Домовые за время его отсутствия уже просмотрели всё, что нужно, так что соседей не было. Остался лишь Елисей, который помогал Глебу Семёновичу и Линь Таю просматривать страницы по единоборству.
   Павел Иванович пригляделся к мелькающим страницам, к ёрзающей по столу "мышке" (не без помощи Елисея) и удовлетворённо спросил:
   - А ваши... гм... сущности интересуются восточной борьбой?
   Лёхин сразу не ответил: отвлёкся на разговор "сущностей":
   - Галиба Симёнача, не успеть читать!
   - Линь, сколько раз повторял: учись читать бегло - пригодится в жизни. А ты всё свои сказки по слогам мусолишь!
   - И-и, Галиба Симёнача, правда твой есть: учить придёсся, - вздыхал Линь Тай.
   Лёхин опомнился и объяснил Павлу Ивановичу, что Интернет подключён только сегодня, а у сущностей прорва интересов в разных областях жизни.
   Вернувшись на кухню, они принялись за чай, причём Лёхин с тоской подумал, что всяким питьём сыт по горло. И тут же ободрился: в холодильнике дожидаются своего часа остатки борща. "Вот уйдёт детектив - сожру всё! И Елисея порадую!"
   - Алексей Григорьич, дело у меня вот какое. Соблюдая конфиденциальность, я, конечно, называть имён не буду.
   - Уважаемый Павел Иванович, - едко перебил его Лёхин. - Да не нужна мне ваша история. Я её вам сам могу рассказать, чтоб время не тянуть. Да и истории никакой нет. Есть задание: узнать, во что вляпался ваш подопечный от клиента, почему он каждый вечер бегает в "Орден Казановы" и чего ради оставляет там бешеные бабки. Так?
   - Всё так! - подтвердил детектив, тщетно стараясь скрыть своё изумление. На лице его проступило некое прояснение, и Лёхину пришлось оборвать расцветающие в воображении гостя надежды.
   - К сожалению, эта информация лежит на поверхности и ничего не даёт. Кто ваш подопечный? Мужчина? Женщина?
   - Мужчина.
   - Хорошо. Я могу вам сказать, во что он вляпался. Внешне - он влюблён и тратит деньги на предмет обожания. Я прав?
   - Есть такое.
   - А вот вам подводное течение: вашего подопечного влюбили искусственно и деньги с него тянут целенаправленно. Потенциально бедняге нужен, возможно, опытный психиатр с навыками гипнотического воздействия.
   - Вы полагаете, его гипнотизируют?!
   - Необязательно. Знаете что-нибудь о нейролингвистическом программировании? Психотренинг такой.
   - Представление имею, - пробормотал Павел Иванович и спохватился: - Примерное.
   - Ну, я этим тоже практически не занимался, но пару книг прочитал. Впрочем, не в этом дело. Вполне возможно. НЛП здесь ни при чём. Главное - вы теперь знаете, в чём дело. Кстати, ваше задание заключается только в поиске информации? Или вам нужно вытащить подопечного?
   - В идеале - да.
   - Тогда расскажите лучше о своих действиях в "Ордене Казановы". Может, вместе справиться будет легче. Итак, когда вы начали ходить в это кафе? Давайте с самого начала. Вот ваш первый вечер. Вы тянете на себя входную дверь...
   Детектив бдительно нахмурился.
   - Как же, Алексей Григорьич, у вас же сущности есть! И вы от них ничего не узнали?
   "Бездельники! - продолжил его мысль Лёхин. - Всё бы им за компьютером сидеть!"
   - В кафе, Павел Иванович, аура нехорошая. А у меня сущности добрые. Терять за один раз всех, а потом искать других помощников... - Лёхин многозначительно помолчал. - Одна-то сущность со мной была, конечно. Благодаря ей, я вас и вытащил из кафе.
   - Спасибо, - машинально отозвался Павел Иванович. Кажется, он собирался с мыслями.
   А Лёхин вздохнул. Нет, наверное, хорошо, что люди-человеки не видят некоторых представителей паранормального мира. Не всегда они слишком вежливо ведут себя по отношению к человеку. Сейчас, например, один представитель, вцепившись в лохмушки по бокам, довольно потешно поднимался и приседал, явно изображая реверансы перед детективом: "Ах, какая благодарность! Да ничего особенного не произошло, за что было бы благодарить!"
   - Я решил зайти туда как в обычное кафе, - начал детектив.
   Случилось это дня два назад.
   Детектив вошёл в маленький холл, где размещалась гардеробная, увидел сонную девушку и охрану. Один из секьюрити спросил, не ищет ли Павел Иванович кого-нибудь. Тот ответил, что хотел бы поужинать, а встречи здесь никому не назначал. Тогда сонная девица оживилась, приняла его плащ и зонт. Пока она хлопотала с клиентом, секьюрити вызвал кого-то вроде метрдотеля, который проводил его к свободному столику у стены.
   - Стоп, а деньги за вход?
   - За вход? Деньги? - удивился Павел Иванович. - Нет, ни копейки не взяли. Да я бы и не зашёл туда, если бы вход был платный. У меня и на ужин-то еле хватило. Клиент жмотом оказался: на расходы выделил от и до.
   - А метрдотель каков из себя?
   - Тощий, я бы сказал - отощалый мужчина с длинным носом. Вы, наверное, видели его - мефистофельский тип. Волосы ещё назад зачёсывает - совершенно белые. Глаза тёмные, большие.
   Ага, Кощей, который привёл Диану.
   - Это не метрдотель, - объяснил Лёхин. - Это хозяин кафе.
   - Вот как? - рассеянно удивился Павел Иванович: он уже снова был в кафе, в полутёмном зале.
   Столики у стены и в самом деле оказались клубом по интересам, как их определил Лёхин. Павел Иванович сказал, что, походи он в это кафе с неделю, он мог бы легко заработать хотя бы на акциях различных предприятий, которые в основном обсуждались в этом деловом клубе.
   Итак, за столиками располагались бизнесмены чуть за тридцать, чей бизнес только набирал обороты. Посторонних клиентов, как детектив, было, как он подсчитал, человек десять. Из этих десяти пятеро тоже завсегдатаи, которые приходили слушать пианиста.
   - Я в этом не разбираюсь, но один из них сказал, что девчонок, которые там поют, лучше не слушать. Мол, сплошная самодеятельность. А вот пианист - гениальный импровизатор.
   - Подтверждаю, - сказал Лёхин. - Пианист - действительно, гений. Павел Иванович, я у вас ещё поспрашиваю подробности, но меня сейчас интересует вопрос: за что вас побили?
   - Да я и сам не понял, - пожал плечами детектив. - Перед уходом я этому метрдотелю выразил восторг: мол, как у вас тут всё здорово! А он говорит: спасибо, мол, заходите ещё. Я и зашёл. Мне там одна девушка понравилась. Думал - пригласить потанцевать. А дальше... Не помню. Помню - было больно и холодно. А потом открываю глаза - вы рядом, боли нет.
   - Вы хотели потанцевать с девушкой...
   - Ну да. Но так получилось, что не пришлось.
   - Секундочку, - поднял руку Лёхин. Хотелось по-детски зажмуриться, чтобы очутиться в полусумраке "Ордена Казановы". Но жмуриться было необязательно. Он и так снова увидел ту же картину: девушка в платье, как у Дианы, нерешительно стоит между коридором и последним "клубным" столиком; мальчики-красавчики пихают в спину Павла Ивановича, направляя в коридор; клубные завсегдатаи в упор не видят насилия, вытворяемого перед самым их носом.
   21.
   Лихорадочно пытаясь увязать виденный им эпизод со странным беспамятством детектива, Лёхин наудачу спросил:
   - А в течение именно вчерашнего вечера вас, случайно, не мутило? Позыва к тошноте не наблюдалось?
   Мучительно сморщившись, Павел Иванович думал. Потом отпил порядком уже остывшего чаю и, глядя куда-то в пространство над головой хозяина, признался:
   - Вот когда вы, Алексей Григорьич, сказали, мне показалось - что-то такое было. Но я человек, который работает только с конкретными фактами. Заставьте поклясться, что было нечто подобное, - наотрез откажусь.
   - В таком случае, вот вам эпизод с вашим участием: вы - еле стоите на ногах, двое тащат вас в коридор, позади вас - девушка. На ней платье с разрезами, зелёное, с красными блёстками; волосы распущены, но через лоб, от виска к виску, идёт тоненькая косичка. Это та девушка, с которой вы хотели потанцевать?
   - Девушка та самая, но...
   Что именно "но" - детектив, как ни старался, придумать не мог.
   - НЛП такое может? С человеком вот так?
   - Не знаю. Честно. Но дело с кафе вообще нечисто.
   - В каком смысле?
   - НЛП - это психотехника, придуманная человеком. А там, в подвалах...
   Лёхин заколебался: одно дело - представляться колдуном, другое - всерьёз говорить о различных паранормальностях. Здравомыслящий человек, каковым казался детектив, мог с серьёзным видом выслушать его, но к странной информации отнестись скептически.
   Но Павел Иванович оказался не просто здравомыслящим, но и думающим человеком.
   - Боитесь - не поверю, если расскажете что-то специфическое? Вам - поверю.
   - Да информации-то кот наплакал. - Лёхин задумчиво уставился на кухонный стол, по которому бегал Елисей, готовя новую чайную заварку. - Помните, в начале разговора речь шла о сущностях? Не знаю, о чём вы подумали, Павел Иванович, но я имел в виду духов места. Домовых, например.
   Елисей улыбнулся в бороду и звонко помешал чайной ложкой в чашке. Детектив вздрогнул и обернулся.
   - Павел Иванович, возьмите чашку. Там чай свежий, а ваш давно остыл. Дотянетесь? А то Елисею тащить неудобно.
   Вытянутая рука слегка дрожала, но, цапнув чашку, детектив ни капли не пролил. Несколько секунд сосредоточенного вглядывания в пустое для обычного глаза пространство - и Елисей не выдержал: схватил кухонное полотенце и принялся вытирать недавно вымытые чашки... Шумно вздохнув и всё ещё не сводя глаз со стола, Павел Иванович отпил свежего чаю. После чего осипло прошептал: "Спасибо..."
   - Ну вот. Теперь, когда мы напомнили вам о существовании невидимого мира и его обитателей, могу сказать и следующее: не знаю, каким боком приткнуть это к делу, но в подвале кафе обитают крысы-призраки. Вот я и думаю: как увязать обычное человеческое обдуривание, возможно подкреплённое психотехникой, с присутствием в подвале достаточно активных призраков?
   - А почему активных?
   - Они выгнали подвального с привычного места обитания. А подвальный уходил, изо всех сил защищая кошку с котятами, веря, что они могут убить их всех. Для меня это нонсенс - призрак убивает живое существо. И ещё. Кажется, они видели, как я вытаскивал вас в окно. Во всяком случае, когда я возвращался в зал, они смотрели мне вслед.
   - Крысы-призраки, - задумчиво повторил Павел Иванович и содрогнулся. - Господи, Алексей Григорьич, и как вам живётся, когда вы всё это видите?!
   - В основном - весело. Скучать не дают.
   - Алексей Григорьич!
   Лёхин резко обернулся к двери. Глядя на него, всем телом к двери развернулся и детектив.
   Вписавшийся в дверной косяк, как в портретный багет, почти запыхался взъерошенный Глеб Семёнович. Таким его Лёхин ещё не видел - взволнованным и даже огорчённым. Даже привычная причёска - густые волосы назад - разлохматилась.
   - Что случилось, Глеб Семёнович?
   - Э-э, - смешался призрак бывшего агента КГБ, предупреждающе кивая на детектива.
   - Некоторое время нам с Павлом Ивановичем придётся заниматься одним делом, - объяснил Лёхин, - так что будет легче, если он о вас узнает. Павел Иванович, разрешите вам представить бывшего агента КГБ по паранормальным делам - Глеба Семёновича, в данное время пребывающего на Земле в форме призрака. Стоит он в дверях.
   Глеб Семёнович молодцевато поклонился и с любопытством уставился на Павла Семёновича. Тот нерешительно встал и с неописуемо-ошеломлённым выражением лица поклонился дверному проёму.
   Лёхин вздохнул.
   - Глеб Семёнович. Несколько раз, прикасаясь к вам, я чувствовал холод. Если Павел Семёнович не возражает против рукопожатия...
   - Не возражаю, - поспешно согласился детектив и протянул правую ладонь к двери.
   - Ну, если только в качестве эксперимента, - снисходительно сказал бывший агент. - Вы-то, Алексей Григорьич, чувствительный, а с другими как-то не приходилось пробовать...
   Хозяин и домовой с живейшим интересом проследили, как обволакивает ладонь детектива туманное облачко с очертаниями человеческой кисти.
   Некоторое время Павел Иванович стоял, словно вслушиваясь в слышную только для него музыку. И - вдруг просиял и легонько встряхнул ладонь, как обычно делают при рукопожатии.
   - Я почувствовал! Честное слово - почувствовал! Это даже не прохлада, это и вправду - холод! - и закончил шёпотом: - Значит... Всё это правда.
   Он почти шлёпнулся на табурет - не глядя, куда садится.
   - Почему-то мне казалось, что сей детектив гораздо сдержаннее, - заметил Глеб Семёнович. - Пожалуй, удалюсь-ка я на время, чтобы не смущать.
   И - удалился.
   - Глеб Семёнович приносит свои извинения, - объяснил Лёхин. - Ему пока некогда. Кстати, а чего он вообще приходил?
   - Так ведь я ушёл, - откликнулся Елисей, - по кнопкам с буквами лупить да эту вашу "мышку" катать по столу некому. Ничего, я им Шишика послал - пусть попрыгает.
   Оцепеневший Павел Иванович поднял голову.
   - Ушёл? Да?.. - Вздохнул. - На чём мы остановились?
   - На том, что дело могло быть об афере при помощи чего-то вроде гипноза, если бы не присутствие крыс-призраков.
   - Тогда это дело не моё, - развёл руками детектив. - Клиенту я могу сказать - что именно происходит. Пусть сам вытаскивает своего подопечного, если сможет. Но тянуть дальше расследование, когда ясно, что всё упирается в тупик...
   Он расстроено замолчал, прихлёбывая чай. А затем вскинулся и задал вопрос, которого от него Лёхин ждал ранее.
   - А вы там как оказались?
   - Тоже веду расследование. Пропали подросток и девушка.
   - Влюблённая парочка? - предположил Павел Иванович.
   - Подросток - старшеклассник. Девушка - студентка. Друг друга абсолютно точно не знают: мальчик - горожанин, девушка - из сельской местности, поступила в университет и переехала в город в конце августа.
   - А при чём здесь "Орден Казановы"?
   - Есть пара нитей, которые ведут в это кафе.
   Елисей, пригорюнившись, сидел на кухонном столе, свесив ножки в аккуратных лапотках. Лёхин глядел на детектива и ждал. Необходимо, чтобы детектив не отказался от данного ему дела. Если Павел Иванович хоть чуть-чуть засомневается, стоит ли ему заканчивать слежку за подопечным...
   - Я работаю с подопечным всего два дня. И знаю теперь всю информацию, которая нужна клиенту. Но у меня есть неделя на... Правда, теперь мне в кафе...
   Слушая его обрывочные рассуждения, которыми он пытался то ли заставить себя расследовать дальше, то ли отказаться от негласно предложенного сотрудничества, Лёхин заметил вскользь:
   - Если что - и в кафе ведь необязательно?
   - То есть?
   - Оставьте мне эту часть работы - слежение, наблюдение. Сделайте то, чего я ещё не очень умею: наройте информацию о хозяине кафе - его зовут Альберт.
   - Почему бы и нет? - риторически спросил явно у себя Павел Иванович. - Заплатили мне за неделю. Бумажная работа - процентов семьдесят, если не больше, от работы детектива вообще. В таком случае неплохо было бы собрать инфу и по всем пострадавшим от "Ордена Казановы". Значит, говорите, ребятки пропали, а следы ведут в кафе? То есть нет гарантии, что не пропадёт и мой подопечный... Ладно, сегодня же приступаю к сбору информации. А вы? Опять идёте в "Орден Казановы"?
   - Иду. Павел Иванович, вы вот в гардеробе оставили плащ, зонт. В плаще никаких документов не оставляли, указывающих на вашу работу?
   - Что вы, Алексей Григорьич, чисто профессиональная привычка - быть совершенно чистым, особенно в подозрительном месте.
   Они договорились, во сколько созвонятся на следующий день. Павел Григорьич ещё предложил Лёхину завести себе электронную почту для переписки...
   Лёхин закрыл за детективом дверь, мельком глянул на прислонённую в угол гардинку. Закрыл дверь вторую - и замер. Перед глазами замаячила картинка: Павел Иванович встаёт из-за столика, идёт к симпатичной ему девице, приглашает потанцевать. Она соглашается. Во время танца, медленного и спокойного, есть возможность поболтать о пустяках - о погоде, например. Девица говорит детективу что-то вроде: "Какой вы милый!" и дружески, как думает Павел Иванович, чмокает его в щёку. Они продолжают танцевать, но у детектива вид уже несколько другой, и девица деловым тоном спрашивает: "А кем вы работаете?" Услышав ответ, перепуганная девица зовёт хозяина или делает ему какой-то знак, по которому тот понимает, что клиент для "Ордена Казановы" опасен, и посылает мальчиков-красавчиков незаметно убрать неугодного...
   Но, несмотря на воображаемую яркую картинку, Лёхин сразу задался вопросом: почему "убрать неугодного" потащили в тупиковый коридор, когда легче его вытащить через парадный вход, объяснив любопытным гостям, ежели таковые найдутся, что товарищ слегка перепил? И почему Павел Иванович сегодня не выглядит влюблённым, если на него вчера, возможно, наслали любовный морок?
   - Елисей, - позвал он, вернувшись на кухню.
   - Аюшки, Лексей Григорьич? - Домовой пятился к краю верхней полки, таща за собой большую банку с мукой.
   - Подожди-ка.
   Лёхин ухватил банку и спустил на подоконник.
   - Блинчиков к ночи нажарю, - объяснил домовой. - А чего спросить хотел, Лексей Григорьич?
   - Елисей, а если на человека навели... ну, я не знаю, как назвать, в общем - его влюбили, это можно увидеть? Ну вот как я призраков увидел?
   - Глаза посильнее должны быть, - задумчиво сказал Елисей. - Любовь - материя тонкая, так просто не разглядишь.
   - Я не о самом чувстве, а о наведённом. Вот, например, на госте нашем...
   - Эх, Лексей Григорьич, раньше надо было спрашивать, я б присмотрелся.
   Лёхин только вздохнул. Мда, хорошая мысля всегда приходит опосля...
   22.
   Фотографии пришлось завернуть в прозрачные пакетики - по две штуки, чтобы не вынимая разглядеть можно было.
   А из квартиры Лёхин выходил - так и не понял: то ли просто вышел, то ли Шишика спас. Когда оборачивался дверь закрыть, "помпошка" врезалась ему в грудь и суетливо свистнула в карман. А вихрь разъярённых привидений о ту же дверь едва не размазался.
   Крайне изумлённый, Елисей, провожавший Лёхина (как не изумиться: несётся такая орава с явно уголовным намерением на разбойничьих рожах!), аж закричал:
   - Чего ж вы это, окаянные, вытворяете-то, а?!
   - Мы?! - в праведном гневе возопили привидения. - Мы вытворяем?!
   Пришлось Лёхину остановиться и выслушать претензии.
   А они и правда оказались справедливыми.
   Шишик-то информацию с компьютера не читал, а фотографировал: посмотрел на страницу - следующую кликнул, посмотрел - следующую! Так и дальше: взгляд - клик. А привидения и первой строки не прочитали!
   Лёхин глянул на карман. Невинные глазища невинного пушистого... тьфу ты - лохматого существа печально таращились из темноты.
   - Елисей! - умоляюще глянул на домового хозяин.
   - Блинчики!
   - Приду - помогу! Успею до полуночи! Пока тесто поднимется!
   - Иди уж, Лексей Григорьич, - вздохнул Елисей.
   Лица привидений виновато-радостно засияли.
   Лёхин закрыл дверь и тоже вздохнул. Купил, называется, себе игрушку...
   ... У хозяина оказалось бы меньше причин для вздохов, появись он на минуту в зале. Оставленный у включенного компьютера Линь Тай задумчиво смотрел на экран. После встречи со страшными вирусами призрачному мальчишке и его старшему другу как-то не очень хотелось напрямую в Тернет. Но сейчас что-то буквально подзуживало Линь Тая сунуть ногу в компьютер и оказаться среди непрочитанных страниц, среди неувиденных видеофильмов. И - он решился. Вплывающий в комнату Глеб Семёнович увидел тень, мелькнувшую в экранное пространство, и без раздумий нырнул следом. Почти одновременно с ужаснувшимся Дормидонтом Силычем.
   Касьянушка от ужаса завизжал-заверещал. Елисей вбежал в зал и остолбенел посреди комнаты...
   ... До кафе надо ехать с пересадкой. Лёхин этой пересадки не любил - идти долго: сначала от остановки к перекрёстку, потом вниз, почти ещё пол-остановки до нужной, где снова садиться. Но пошёл, с трудом удерживая зонт и критически размышляя, зачем ему вообще этот зонт, если ветер сегодня не дует, а явно раздаёт пинки - э-э, под зонт, конечно. И ведь не угадаешь, с какой стороны следующий будет... Дойдя до остановки, он постоял немного, наблюдая, как налетают, с трудом останавливаясь в потоке воды, троллейбусы один за другим, и понял: в транспорт ему неохота. Там влажно, сыро промозгло. Лучше пройтись. Теплее будет.
   Он обернулся. Дорога вниз, чёрно-жёлтая вечером, энергично и немного нервно плавилась: лужи кипели и взрывались; текли и разливались совершенно распоясавшиеся ручьи, на пешеходные дороги падали веера с проезжей части.
   Если посчитать, то пути ему... ну... почти три остановки. "Не сахарный - не растаю", - решил Лёхин. И обувка у него неплохая: почему-то Елисей велел надеть старенькие, но добротные ботинки - недавно из ремонта, хотя вчерашняя обувь тоже неплоха и уже почти успела высохнуть. Впрочем, для заботливого домового "почти", наверное, не считается.
   Интересно, почему его, Лёхина, хотели заставить заплатить за вход, а детектива пропустили просто так? Какая разница между ними? Пока в этих двух визитах Лёхин видел одно различие: Павел Иванович охране сказал, что хотелось бы поесть, когда его спросили, к кому он пришёл; а Лёхин сразу назвал имя Дианы. Немного сомнительный вывод: если тебя и в самом деле обработали, скажем, любовной магией, ты готов платить любые деньги, лишь бы лицезреть предмет обожания.
   От рванувшего ветра он нырнул под козырёк грустного, обливаемого дождём газетного киоска... Кстати, теперь понятно, что произошло с Ладой. Один из мальчиков-красавчиков ей встретился. Задурманил голову и выведал, кто она. Стоп. А она знает, кто она? Знает ли, что является какой-никакой, но родственницей одного из богатейших людей города? Не-ет, она бы тогда не пропала, а начала бы частенько забегать в "Орден Казановы". Или хозяин решил, как это называется, "срубить бабки по-быстрому"? В виде выкупа? И опять возвращаемся к незнанию Лады о своём могущественном родиче... Да и Ромка... Могли ли его подловить на девицу-красавицу, понимая, что в деньгах семьи он не самостоятелен?
   А может, Лёхин зря решил, что Лада и Ромка объединены "Орденом Казановы"? Не слишком ли он самонадеянно взялся за их поиск?.. Словно со стороны ему возразили: "Но не бросать же всё на полпути, когда на тебя уже столько народу надеется?"
   В арке сегодня пусто. Перепрыгивая ручьи и лужи, Лёхин пробежал её, лишь раз оглянувшись на угол с приступком, где сидели вчера Бирюк и кошка. Из арки свернул налево и добрался до приметного подъезда с бетонными скамейками. И только разогнался двумя прыжками одолеть лестничку и оказаться наконец под крышей, как навстречу ему вдруг посыпался маленький народ. От неожиданности да в темноте, живой от качающихся деревьев и бегущей воды, показалась Лёхину - целая толпа. А разглядеть точно не успел: один подпрыгнул да повис, вцепившись в рукав куртки:
   - Лексей Григорьич, человека побивают!
   - Где?!
   По печальной мокрой бороде, по унылым волосам, облепившим крупную головёнку, Лёхин с трудом признал Сверчка. А домовой правильно расценил главный, заданный Лёхиным вопрос: спрыгнул на приподъездную дорожку и помчался от дома через дорогу. Дорога небольшая - двум машинам еле разбежаться. Сразу за ней - тоже небольшая, шириной метров в пять, полоса с зеленью: ряд каких-то кустов, в которых прячутся два мусорных ящика, натоптанная тропинка в голой сейчас тополиной аллее, опять кусты. А за той полосой опять дорога перед высотным зданием.
   Едва Лёхин увидел кусты, сразу понял - где. И сразу стало плевать, что, протиснувшись сквозь кусты, он вымокнет так, что никакое кафе ему больше не светит.
   Опередив коротконогих дедков, он притормозил лишь у мусорных ящиков и окинул их нетерпеливым взглядом, примерно уже представляя, что ищет. "... побивают!" Не один на один, значит. И не с перепугу Лёхин оружие искал, а из холодного расчёта мозгов, мерно тикающих взведённой часовой бомбой: "И человеку не поможешь, и сам пропадёшь!"
   Палка, диаметром в поперечнике сантиметра два, торчала из ящика как-то так, что сразу ясно: её конец на самом дне, а завалена она почти доверху. Лёхин чуть подёргал. Кажется, палка не просто завалена, а ещё и чем-то заканчивается. И это что-то, погребённое под кучей мусора, мешает легко вытащить её.
   Отчаянные, будто заплаканные лица промокших до нитки дедков, обступивших его у ящика, заставили Лёхина действовать быстро и решительно: всё ещё раскрытый зонт - на землю, поближе к домовым, которые немедленно скучились под "крышей"; двумя руками - за палку, короткое движение вверх - что-то внутри ящика глухо хрустнуло, треск отдался в ладонях - и Лёхин легко, словно выбирая верёвку, вытащил палку с грозно заострённой щепой на конце. "Пика! Как по заказу!" - мрачно решил Лёхин и вертанул палку в ладони, примериваясь к весу и движению. Слава Богу, ничем не воняет!
   - Сидите здесь! - велел он домовым, выглядывающим из-под зонта, слегка насаженного на ветки какого-то низкого куста.
   Как они закивали - он уже не видел: продирался дальше, через кусты, и только разок, мельком, с благодарностью удивился Елисеевой предусмотрительности. Как домовой мог догадаться, что именно эти ботинки очень нужны будут Лёхину? Эти - высокие, грязи не боятся; эти - из недавнего ремонта, с металлическими подковками, которые так любит ставить мастер из "Ремонта" в соседнем доме.
   В тополиную аллею Лёхин скользнул в прямом смысле. По тропинке съехал, протоптанной поперёк. Съехал, увидел - поразился.
   Человеческой низости - или подлости? - нет предела.
   Четверо бьют одного ногами.
   Ладно, бывает - в азарте звереют и забываются. Мягко говоря.
   Но эти четверо - явно расчётливо - пинают ползающего так, чтобы от удара он падал лицом в лужу довольно приличных размеров. Всё - молча. Тяжёлые брызги взбитой ногами грязи во все стороны...
   Лёхин рванул на голову, слишком заметно светлую, капюшон; чуть приспустил "молнию" на куртке, чтоб одёжка драться не мешала... В увеличившуюся прореху выглянул Шишик, выпучил глазища на драчунов - и, непроизвольно икнув, сгинул под курткой.
   Предупреждать не стал. Ещё чего. Точнее - кого.
   Шаг вперёд - и вновь пошёл процесс, названия которому Лёхин не знал и каждый раз, попадая в подобную ситуацию, удивлялся, как такое происходит. Мозги отключились от эмоций и поставили мышечную систему на автомат. Удар всей подошвой в бедро первого - тот рухнул. Ещё падая - освободил пространство для замаха палкой: тупым концом шмякнул под челюсть второму, третьему - острой, но твёрдой щепой ткнул под дых. Тот завалился на колени, хватаясь за палку и распялив рот - задохнулся. Лёхин прыгнул через лужу и лежащего в ней, поймал на блок левой неплохой удар (всё равно подлянка - со скрюченными пальцами в глаза) и правой, освобождённой невольным захватом третьего, врезал по скуле противника.
   "Вяловаты они чего-то", - констатировал Лёхин, вытаскивая из лужи за шиворот жертву. Устроенная между корней тополя и прислонённая к стволу, жертва и то как-то апатично отплёвывалась и руками размазывала её по лицу в тщетной попытке хоть чуток очиститься. И пока Лёхин разглядывал жертву и прикидывал, где б её умыть, одновременно сторожа драчунов, он вдруг уловил во всех пятерых что-то общее. А едва уловил - сразу увидел, несмотря на вечер, дождь, грязь, на ветер, качающий деревья, а с ними - их двусторонние корявые тени, не дающие нормально рассмотреть... Мальчики-красавчики из "Ордена Казановы". Все пятеро.
   Пока он искренне поражался странной ситуации, пока бдительно приглядывал за ползающими в мокрой траве или приходящими в себя драчунами, пришёл в себя и "утопленник". Рубахой он всё же прочистил лицо более-менее, шмыгнул и осмотрелся... Через секунды Лёхин резко вспомнил апрель: полутёмный подъезд, трое против одного - и хохочущий, охая от боли, Ромка. Но мальчишка хохотал от души, а этот... В его каркающем смехе злорадство смешивалось с такой чёрной ненавистью, что ползающие сжались, а тот, что до сих пор держал палку, выронил её и зажал уши.
   Лёхин смотрел, слушал, прозревал.
   А ведь жертва не "утопленник". Вот что внезапно понял он. Жертвы - эти четверо. В чём - разбираться недосуг. Хриплый наглый хохот бил по нервам. И тогда Лёхин сделал то, что - интуитивно чувствовал - необходимо: сцапал хохотунчика за чёрную рубаху, за грудки, и двинул кулаком по чёрной пасти с зубами, взблёскивающими в свете от обоих домов. Хохотун чавкнул и закатил глаза.
   Ощущая себя последним дураком (ну как же: хорошо смеётся тот...), он снова прислонил "утопленника" к тополю и вынул мобильник.
   - Диана? Привет... Нет, чуть позже... Вообще-то, я уже здесь. Ты не могла бы передать вашему Альберту, что я тут, за домом, разнимаю грандиозную драку между вашими парнями?.. Нет, это не охрана. Это ребята, которые стоят по сторонам от сцены. Может, он пришлёт кого-нибудь? А то я замёрзну сторожить их под дождём... Очень легко: за домом дорога, на краю мусорные ящики - ну, вот за ними мы и... Сейчас будут? Ладно, дождусь.
   23.
   Едва закончив давать ориентиры, он сам кинулся к мусорным ящикам. Четверо домовых терпеливо дожидались его, выглядывая из-под зонта. Он присмотрелся к дороге, почти скрытой дождевой водой, сообразил, что охране выйти - ещё и одеться надо. Минут пять есть. Не спрашивая, он сграбастал домовых по двое, прижав локтями к себе, прихватил зонт и добежал до подъезда.
   - Уф! - запоздало, уже очутившись на бетонной скамейке, сказал один из домовых.
   Лёхин взглянул на него - извинения застыли на губах: оказался не домовой, а подвальный - Бирюк.
   - Так! Быстро! А то явятся сейчас сюда - и не успеем!
   Всем четверым Лёхин сунул под нос фотографии и посветил на них фонариком-брелоком.
   - Ой, Ромушка! - в голос сказали двое домовых, а подвальный подтвердил:
   - Угу, Ромка это.
   Лёхин было открыл рот узнать подробнее, но вспомнил о времени и спросил о другом:
   - А девушка?
   Домовые замолкли, а подвальный хмыкнул в бороду и ткнул пальцем в кусты через дорогу:
   - Вон тот её в заведение привёл.
   - Тот - который?
   - А били кого. Она около заведения с подружкой прощалась, а он - взял да пригласил её. Подружка говорит - не ходи, а ей, видно, любопытно стало. Она и говорит: я ж на минутку, посмотреть только...
   За углом арки Лёхин следил почти не отрываясь. При виде тёмной группы людей он быстро похватал снимки и сунул в карман.
   - Мне сейчас с ними идти, - умоляюще объяснил он, - а то бы ещё вас поспрашивал. А если с утра? Как мне найти тебя, Бирюк?
   - Приходи в любое время! Только с другой стороны дома. Шишик тебе любого домового отыщет, а домовой - меня. Беги, Лексей Григорьич!
   Бежать не побежал, но вышел на дорогу под зонтом, чтоб заметили сразу. То, что драчуны сбегут, он сомневался: вышли-то в одних своих чёрных рубахах да джинсах. Да и оправились ли после Лёхиного вмешательства?..
   За мальчиками-красавчиками явился сам хозяин с охраной. Лёхин показал им тропку к тополям. И хозяин кивнул секьюрити вывести ребят.
   - А как вы их нашли? - удивлённо спросил Альберт, оглядываясь.
   - Сверху спускался пешком, а воды льёт - сами видите. Ну и пошёл дворами. Только к арке подходить начал, слышу - кричат вроде...
   Из кустов вышли пятеро мальчиков-красавчиков; пятого, еле держащегося на ногах, подталкивал в спину секьюрити. Все пятеро понуро встали перед хозяином. Тот озабоченно оглядел их и пожал плечами:
   - В таком виде в кафе? Просто не пущу.
   - А так их милиция заберёт, - задумчиво продолжил Лёхин и так же задумчиво поинтересовался: - А у вашего кафе окна сюда не выходят? Каких-то подсобных помещений, например?
   - А ведь и правда, Альберт Лифантьич! - обрадовался один из охранников. - Кухня с кладовой сюда глядят. Да почти что все подсобки сюда!
   Хозяин воззрился на охранника, как на зверя, не вовремя заговорившего по-человечески. Тот ничего в хозяйском взгляде не усмотрел, а словно почувствовав интерес, принялся вспоминать, в которое окно которого помещения легче залезть, открыв его, изнутри, конечно. Точно так же безмятежно смотрел на Альберта и второй секьюрити. Зато мальчики-красавчики ссутулились ещё больше и явно не смели поднять глаза. Дождь хлестал по ним, смывая, наверное, уже половину грязи, и Лёхину немного странно показалось: вот они, пятеро, стоят без зонтов, уж не промокшие, а мокрые до разбухающей от влаги кожи, а четверо под зонтами смотрят на это безобразие безразлично... И... И ни один из пятерых не взбунтуется! Да чёрт! Лёхин бы давно повернулся и ушёл! Мокрый, замёрзший, но ушёл бы, несмотря на угрозу милиции!..
   - Анатолий, - мягко сказал Альберт, и охранник послушно замолчал, а мальчик-красавчик с разбитым ртом поднял голову. - Анатолий, я сейчас вам открою окно (хотя это так нелепо!), вы приведёте себя в порядок в служебной раздевалке, а потом явитесь ко мне. Всё ясно?
   - Да, Альберт Лифантьевич.
   - Я оставлю вас без охраны и Алексея... мм ("Григорьича", - подсказал Лёхин)... без Алексея Григорьевича. Надеюсь, больше никаких эксцессов от вас не придётся ожидать? - обратился хозяин к четверым.
   Не поднимая глаз, они дружно покачали головами.
   Послав охранников впереди себя - отключать сигнализацию на окнах и открывать рамы, Альберт подхватил Лёхина под локоть и повёл к кафе. Лёхин было оглянулся на неподвижные фигуры под дождём, словно вбивающим их в асфальт. Но твёрдая рука хозяина крепко держала его, и он не успел сказать ребятам, чтобы хоть под навес у подъезда встали. "А сами-то что - не догадываются?" - мелькнула мысль.
   - Ах, Алексей Григорьич, - горестно вздыхал Альберт, - как трудно создать, вышколить профессионально пригодный персонал из нынешнего поколения. Современная молодёжь хочет, не работая или работая спустя рукава, получить слишком многое. Эти пятеро, например. Разгар рабочего дня, а они развлекаться вздумали!.. Спецформу испортили опять-таки. Вычислишь из зарплаты - всё поймут, но ведь всё равно останутся недовольны...
   Хозяин кафе развивал тему не торопясь, со вкусом. Поддакивая, Лёхин получил возможность часто взглядывать на него и потихоньку проникаться противоречивыми чувствами: он продолжал восхищаться роскошным баритоном хозяина, каким-то даже густо роскошным, который хотелось слушать и слушать, необязательно вникая в смысл сказанного; его привлекал жёстко вычерченный профиль худого, аскетичного лица - профиль горбоносый, с небольшим подбородком и широковатым, насмешливым ртом. Иногда, риторически вопрошая, хозяин тоже взглядывал на Лёхина, но взгляд больших тёмных глаз казался невыразительным, каким-то пластмассовым... И, в конце концов, Лёхин уверился: ещё немного - и глаза Альберта вспыхнут неоново-красным светом... Кощей он и есть Кощей... Брр...
   В вестибюле Альберт сдал Лёхина с рук на руки заждавшейся Диане. И Лёхина мимоходом позабавило: что-то бормоча, Кощей прошёл к дверям в зал, а Диана поспешно приняла не глядя протянутый в сторону хозяйский зонт, а совсем не сонная девица-гардеробщица так же, на ходу, стянула с его плеч мокрый плащ. Пока Лёхин раскрывал свой зонт, приглядывая место для сушки, пока расстёгивал куртку и любовался широченной пастью Шишика, зевающего с плеча ему в лицо, девицы носились с хозяйским добром как угорелые.
   Когда очередь дошла до Лёхина, дверь вдруг отворилась - секьюрити мгновенно вытянулись - и Кощей с любопытством спросил:
   - Алексей Григорьич, а за что вы Анатолия стукнули? Он говорит - не понимает.
   - Если бы вы видели, какая истерика у него началась! - с жаром поделился впечатлением Лёхин. - Это что-то страшное было! Он так смеялся... Ну, а удар я просто с нервов не рассчитал. Сильно, что ли, стукнул-то?
   - Ничего такого, что бы быстро не зажило, - успокоил хозяин, и дверь закрылась.
   - Ты? Это ты разбил ему лицо? - тихонько спросила Диана.
   - Пришлось, - вздохнул Лёхин и передёрнулся: даже в тёплом помещении оставалось впечатление, что он завёрнут в мокрую плёнку, которую зачем-то перед тем держали в морозильнике. - Диана, а у вас в кафе можно заказать нормальный кофе с коньяком? Честное слово: чувствую себя подтаявшим сугробом.
   - Пошли. Покажу наш столик. Мы сегодня сидим немножко в другом месте.
   "Немножко другое место" оказалось столиком у стены, близко к коридорам, в которых вчера Лёхин странствовал, ловя момент, чтобы уворовать бессознательного Павла Ивановича.
   Подошёл официант, протянул было ему меню.
   - Диана, закажи для себя всё что угодно, а мне всё горячее и горячительное, - не совсем вразумительно попросил Лёхин. - Что-нибудь такое, чтобы я не изображал из себя заику, дрожа от холода, а под конец не прихватил бы простуды.
   Профессионально-невозмутимая улыбка официанта чуть потеплела.
   - А... почему не сам? - озадаченно спросила девушка.
   - Да я хоть руки помою, а то чувствую себя разносчиком всяческой заразы.
   Диана улыбнулась, официант склонился к ней. У входа в коридор Лёхин оглянулся: эти двое издалека здорово походили на заговорщиков, обсуждающих план нападения или, если принять во внимание меню в руках обоих, отравления.
   Закрывшись в кабинете, Лёхин глянул в длинное узкое зеркало (неужели у них здесь зеркала в каждой кабинке?) и понял, что ему хочется - и очень сильно - драпануть домой! Переодеться в сухое, а ещё лучше сначала, сбросив с себя мокреть, залезть в ванну, под горячий душ, а потом, растеревшись хорошенько, нырнуть в домашние штаны и короткий халат, которые в совокупности здорово напоминают дзюдоистский костюм... А надо, сырому и недовольному, зачем-то торчать в этом подозрительном заведении и развлекать подозрительную девицу!
   Мда, тяжела работа сыщика. Вроде, ничего тяжёлого (это тебе не на рынке мышцы качать!), а тошно. Одно радует: развеяны сомнения насчёт пропавших. Позвонить, что ли, Егору Васильевичу? Пусть его гаврики обыщут кафе... Нет. А вдруг Ромку и Ладу увезли куда-нибудь? Во позорище будет...
   Светлый ёжик на голове Лёхин обсушил носовым платком. На руки и ботинки потратил невиданно аристократической туалетной бумаги да ещё погрелся у автоматической сушилки и только после неё почувствовал себя более-менее пришедшим в норму. Взглянув в зеркало перед тем как выйти, Лёхин увидел на плече Шишика. "Помпошка", встретившись глазами с хозяином, резко вытянула короткую лапу в сторону двери. То ли флюгер, то ли компас.
   Пренебрегать желаниями пугливой "помпошки" не стоило. Лёхин торопливо вышел из кабинки, а затем - из туалетной комнаты.
   Всё-таки компас. Шишик, едва Лёхин повернул к выходу из коридора, немедленно подскочил на плече. Теперь лапа указывала вглубь коридора. Там виднелась одна-единственная дверь. Лёхин не стал спрашивать, уверен ли Шишик, куда посылает хозяина, а просто мягко и бесшумно по ковровой дорожке подошёл к полуоткрытой двери. Оттуда слышался тихий атональный звук. Темно. Свет не включен. Лёхин моргнул и перешёл на другой уровень зрения.
   Сначала он увидел ряд длинных шкафчиков и догадался: та самая служебная раздевалка. Чуть приоткрыв дверь дальше, обнаружил четверых ребят, сидящих на длинной скамье привалившись к стене. С закрытыми глазами. Анатолия среди них нет.
   Молясь, чтобы никому из посетителей не потребовалось бы в мужскую комнату, Лёхин ещё немного отворил дверь.
   Посреди помещения стоял странный стол, низкий и широкий. На нём лежал ещё один, судя по одежде, мальчик-красавчик. Кажется, тот самый Анатолий. Чётко не разглядеть, потому как лицо освещено странным, призрачно-зеленоватым сиянием.
   Лёхин поднапряг зрение - и попятился.
   Передними лапами на лицо лежащего опирались две призрачные, светящиеся зелёным крысы. Сморщенные носы то и дело клевали в чуть раскрытый рот человека...
   Ошеломлённый Лёхин зашагал из коридора. Он словно оглох. Музыка из зала отодвинулась в сторону, и только тихий атональный звук продолжал ныть в ушах. Звук, похожий на прорвавшийся стон человека, которому положили мышьяк на оголённый зубной нерв. Звук боли.
   24.
   Странно, но подали, не в пример вчерашней "пицце", очень даже съедобные горячие бутерброды и сытнейшую картошку, фаршированную сыром с овощами. Диана, элегантно сидевшая с элегантным бокалом вина - нога за ногу, а "располосованная" юбка лишь подчёркивает красоту длинных полных ножек, - сначала несколько недоумённо наблюдала, с каким удовольствием Лёхин уничтожает принесённое официантом блюдо, и несколько раз пыталась начать разговор, но оголодавший с холода Лёхин только сладострастно мычал в ответ, и она замолчала. А потом Лёхину стало стыдно и смешно.
   - Диана, а ты когда-нибудь пробовала всё это?
   - Что именно, Алёша?
   - Ну, вот картошку, канапе.
   - Нет, что ты! Они такие калорийные!
   - А, ещё одна страдалица на диете?
   - Я... не страдаю. Мне просто не хочется.
   Лёхин усмехнулся.
   - А если я очень-очень попрошу отужинать со мной?
   Она не испугалась и не стала кокетничать, как он ожидал, а просто взяла у него вилку и, размяв одну картофелину в соусе, сосредоточенно, словно профессиональный дегустатор, прислушиваясь к своим ощущениям, скушала её. "Скушать изволили", - теперь уже следил за нею Лёхин. И опять его рассмешило, что она старается не слишком широко раскрывать рот, а именно кушать. Изящно.
   - Диана, я понимаю, в кафе работают повара, официанты, иногда приглашают музыкантов, есть подсобные рабочие, техперсонал. А кто вы? Вот эти ребята и вы, девушки?
   - Нас придумал Альберт, - сказала Диана. - Он называет нас компаньонами и компаньонками. Он хочет, чтобы кафе для большинства посетителей напоминало клуб. Но как объединить незнакомых, случайных людей? Надо, чтобы пришедший сюда по второму разу мог кому-то, уже знакомому, сказать: "Привет!" или хотя бы кивнуть и просто улыбнуться. Так появились мы. Мы встречаем гостей, окружаем их заботой и вниманием. Если гостю хочется посидеть в одиночестве - пожалуйста. Если ему нужна компания - тоже пожалуйста. Многие привыкают к тому, что здесь всегда есть с кем поговорить.
   - А что за медальон у тебя, если не секрет? Я видел такой же у других компаньонов.
   - Мы же орден. И у нас должен быть кодекс. Буква нам напоминает, что мы должны строго придерживаться этого кодекса.
   - И что за кодекс? Или на этот раз это тайна?
   - Нет! Что ты, милый! Никаких тайн! Кодекс звучит очень просто: ничего личного!
   Некоторое время Лёхин наивно смотрел на Диану, приподняв брови.
   - А что это значит?
   - Это значит - мы не должны влюбляться. Это - работа. У нас были в самом начале несколько человек, которые и сами влюбились в клиентов, и клиенты влюбились в них. Поэтому сейчас очень строго: мы всегда должны помнить о кодексе и не забываться. Всё личное должно оставаться за порогом "Ордена Казановы". Мы - работаем и не надо забывать об этом.
   - А клиенты знают о кодексе?
   - Конечно!
   Той же вилкой она машинально подцепила маленький бутерброд и задумчиво съела его.
   - Во сколько у тебя сегодня закончились занятия в университете? - спросил Лёхин.
   - После шести, а что?
   "А к семи тебе надо сюда. Вряд ли в университетской столовке ешь хотя бы два раза в день. Ты ж голодная!" Но вслух Лёхин этого не сказал. Он взял тонко нарезанный кусок хлеба и беспардонно, будто рассеянно, принялся собирать с тарелки соус. Так же рассеянно взглянув, что он делает, Диана, словно не замечая, доела картошку с канапе. А доев, стеснительно отложила ложку и опасливо уставилась на Лёхина.
   - Ты накормил меня!
   "Слава Богу, она не сказала - "ты заставил меня съесть это!"
   - А что - нельзя?
   Девушка вдруг дёрнула головой взглянуть в сторону - и резко опустила глаза. Повинуясь её невольному приказу - "Надо посмотреть! Но осторожно!", Лёхин скосился налево. "Ну и ну! Морду-то я ему как будто и не бил!"
   Мимо прошли Анатолий и бывшая жена Лёхина. Анжела, прижавшись к плечу высокого смазливого парня, что-то негромко ворковала. Они прошли так близко, что Лёхина внезапно окатило волной бешенства: Анатолий небрежно обнимал женщину - зная подоплёку этого объятия, Лёхин почувствовал сильное желание... немедленно потренироваться, набивая кому-то конкретному его смазливую морду. "Кто-то конкретный" сел с Анжелой за узкий столик на двоих. И Лёхин снова поглубже в себя запихал желание подойти к Анатолию и ударить ногой по тонким металлическим ножкам стула...
   - Тебе нравятся полные блондинки, - откуда издалека сказала Диана, - а вчера ты говорил, что тебе нравятся брюнетки.
   - Почему ты решила, что блондинки? - не понял Лёхин. - И почему полные?
   - Ты кормишь меня и второй вечер только и смотришь на эту Мэрилин Монро.
   - Почему бы и нет? - хмуро спросил Лёхин и, сам не зная почему, признался: - Это моя бывшая жена.
   - Ой... - Диана впервые проявила яркие эмоции - именно проявила: изумление и растерянность заставили её округлить глаза и открыть рот, мгновенно превращая скучающую светскую львицу в глуповатую толстощёкую деревенскую девку, которую родители застукали на сеновале утром и не одну. Впрочем, Диана с чувствами справилась быстро и спросила несколько неуверенно: - Тебе неприятно её видеть?
   - Здесь видеть неприятно, - уточнил Лёхин.
   - Почему?
   - Младенцев на воспитание она ещё никогда не брала.
   Секунда, пока дошло, - Диана расхохоталась.
   Лёхин тоже успел взять себя в руки. Улыбаясь её смеху, он отпил из бокала вина - хм, где оно было вчера? Неплохо!.. И получилось так, будто он закрылся этим бокалом, чтобы увидеть: хохочущая негромко, но заразительно (мужчины от пристенных столиков оборачивались и улыбались ей), Диана обернулась на прошедшую парочку, словно убедиться, что Лёхин прав, что Анатолий лишь притворяется взрослым, - и в этот момент мальчик-красавчик оглянулся и понял, что смеются над ним...
   Все с обожанием смотрели на Диану, и только Лёхин видел компаньона.
   Словно нарисованное поэтически задумчивой кистью, прекрасное лицо внезапно и страшно исказилось в маску, намалёванную на воздушном шарике, который быстро сдувается от резкого укола. Чёткие черты вдруг обмякли и поплыли... Анатолий вздрогнул и взялся за лоб, закрываясь ото всех... Анжела, ничего не замечая, продолжала негромко щебетать.
   Диана успокоилась и села лицом к Лёхину. Когда она поворачивалась, по губам мягкой волной прошла улыбка странного высокомерия.
   - Надо ли понимать так, что тебе, в общем-то, всё равно, с кем она?
   - Надо, - усмешливо откликнулся Лёхин, не понимая, к кому она обращает своё высокомерие. Кажется, всё же к коллеге-компаньону: взглянув на собеседника, она улыбнулась мягко и?..
   - Если не секрет, почему вы разошлись?
   - Ну, грубо говоря... Во мне она увидела то, что хотела видеть. Я - тоже. Понадобилось время, чтобы это понять. Ну а последней каплей стала моя работа на рынке.
   - Помню. Грузчиком.
   Лёхин поставил на столик бокал и некоторое время следил: распушившая свои лохмы "помпошка" изображает канатоходца, грациозно шлёпая лапами по ободку посудины с остатками вина. Пару раз Шишика резко вело в сторону, и Лёхин с трудом удерживался, чтобы не подставить под падающего ладонь.
   Взглянув на Диану, обнаружил, что она тоже смотрит на его бокал - задумчиво, словно что-то прикидывая.
   - Диан, а ты? Если не секрет... Почему ты со мной? Нет, я помню, конечно, ты говорила - со мной спокойно. Но, значит, ты чего-то боишься?
   - Почти детектив, - она всё ещё смотрела на его бокал. - "Чего-то боишься"... Покоя не ищут, когда боятся. Когда боятся, ищут защиты. Нет, здесь другое. - Она легко вздохнула. - У меня умер друг. Раньше я слышала, что когда умирает близкий человек, начинаешь думать: а вот сделай я это или то, он был бы жив. А теперь всё, что слышала, испытала на себе. Всё время думаю: вот позвонила бы в это время - и с ним всё было бы в порядке. А вперемешку с мыслями о том, что было бы, я всё время теперь прикидываю: а вот эта музыка ему бы понравилась - как жаль, что он не успел её услышать. Или: сегодня такая погода, что мы могли бы посидеть где-нибудь, вот там, например, где мы ещё не были... - Она подняла глаза на Лёхина. - Обычные, в общем-то, мысли про "если бы да кабы". Кусают почти незаметно, но... Кусают...А вчера ты догнал меня, проводил до остановки - и будто разогнал всех кусак. И мне захотелось, чтобы ты был рядом. Вот и всё.
   Лёхин помолчал. История с умершим другом, может, и реальна. А вот искренне ли она говорит о том, почему ей нужен Лёхин? Может, она всё ещё не оставляет попытки захомутать его, используя дар - из того ряда умений, что и умение Лёхина видеть тонкий мир? Пусть она даже скорбит о друге, но тот поцелуй на остановке, кажется, и должен был влюбить в неё. Или она это сделала по привычке? Или в самом деле почувствовала покой рядом с ним и поэтому-то и поцеловала, боясь, что в следующий раз он не придёт? Ведь, вспоминая мерки "Ордена Казановы", что можно взять с грузчика?
   - Грубо говоря, ты сейчас отлыниваешь от работы.
   Он сказал это мягко, чтобы не обидеть.
   - Я не отлыниваю. Ведь никто не знает, что ты...
   Девушка запнулась, а Лёхин про себя закончил: "Некредитоспособен?"
   Пока она, смущённая, собиралась с мыслями, он снова поднёс ко рту бокал, благо Шишик деловито разгуливал по столику и с высокомерно-профессорским видом осматривал опустевшие тарелки.
   К столику бывшей жены и компаньона, в отличие от Дианы, Лёхин сидел лицом. И даже лицом к лицу с Анатолием. И расстояние между ними - один столик с шушукающейся о чём-то парочкой.
   Итак, используя бокал в качестве маскировки, Лёхин взглянул на интересующий его объект. И замер. Мальчик-красавчик смотрел на него в упор, не скрываясь. Он сидел, навалившись на спинку стула, как в кресле, расслабленный, спокойный и, даже Лёхин признавал, красивый той мужественной красотой, от которой многого ждут окружающие... Ни с того ни с сего вдруг вспомнился какой-то фильм о природе и яркий кадр: на стволе дерева, упавшего после бури, в просвете между верхушками пальм, откуда льётся солнечный поток, греется обалденной красоты змея. Негромкий треск под ногой оператора - змея вздёргивает изящную головку, полуоткрытая пасть стреляет тонкой струйкой яда...
   Внезапно кафе для Лёхина словно опустело. Он видел только компаньона, который даже не шевельнулся, и его неподвижные, застывшие на Лёхине глаза. И что-то с этими глазами происходило. Цветомузыки в кафе сейчас ещё не включали, на эстраде сидел пока тот же виртуоз-джазмен, наигрывая какой-то блюз...
   - Шишик... - машинально прошептал Лёхин и поставил бокал на столик.
   С пальцев "помпошка" шустро прокатилась до плеча хозяина и уставилась на мальчика-красавчика. "Пусть фиксирует, - отстранённо подумал Лёхин, - может, Елисей потом объяснит, в чём дело: почему у этого типа глаза полыхают зелёным".
   - А что я должна слышать? - издалека и удивлённо спросила Диана.
   "Шишик", - он сказал это шёпотом. "Слышишь?! - она поняла его шёпот как вопрос. Лёхин с трудом отвёл глаза от Анатолия и сосредоточился на её вопросе.
   - Хорошая музыка. Потанцуем?
   - Я думала - так и не пригласишь! - засмеялась она.
   Мимо бывшей жены он прошёл спокойно, не прячась. Анжела не видела никого - лишь предмет своего обожания.
   За ужин заплатил Лёхин: цены, как ни странно, оказались приемлемыми для его кошелька. А какая-то странная боязнь заставила его не остаться в долгу перед этим заведением. Вчерашнее не в счёт - платить за то гадство Лёхин не собирался.
   Диана опять провожала его. Лёхин пытался сохранить задумчивое выражение лица, хотя на самом деле его живо интересовал вопрос: что она будет делать в кафе до двух ночи? Точнее - с кем она пробудет до этого срока.
   Она остановилась на середине лестницы.
   - Завтра я не смогу прийти, - неловко сказал Лёхин.
   - И не надо, - улыбнулась Диана. - Два дня в неделю компаньоны свободны. По личному графику. Многие учатся. Завтра - мой день. Придёшь в четверг?
   - Постараюсь.
   Она вдруг поспешила к нему, на верхние ступени. Несколько удивлённый, Лёхин сначала следил, как мелькают круглые колени в разрезах юбки, а потом машинально перевёл уровень зрения. И - забыв, что есть ещё одна ступенька наверх, попятился, а едва не упав - схватился за металлические перила.
   Девушку словно несла к нему призрачно-зелёная волна крыс. Крысы перепрыгивали со ступени на ступень - перетекали, большие и маленькие.
   Добежав до Лёхина (крысы, к его облегчению, остановились чуть сзади), Диана дружески чмокнула его в щёку и быстро убежала.
   25.
   Сначала Лёхин хотел, как и вчера, сидеть в кафе до одиннадцати. Планы поменялись после его вмешательства в драку мальчиков-красавчиков. Кафе с последними посетителями закрывалось часов в шесть - значит, рано утром Лёхин должен быть здесь. Поэтому, как бы ни хотелось пообщаться с домовыми, надо мчаться домой, отсыпаться, а с утра... Эх, единственное светлое пятно в его жизни теперь лишь утренняя встреча с Аней.
   Оглянулся он на пристрой-лестницу в "Орден Казановы", только дойдя уже до киоска на остановке. Переходить дорогу и дожидаться транспорта напротив кафе он не решился: Диана-то убежала, а лестница продолжала светлеть мягким, газовым - только не голубым, а зелёным светом... Оглянулся - и вздохнул. И в ухо теплом подуло. Тоже вздохнули.
   Киоск давно закрыт. И на остановке никого. И всё же Лёхин на всякий случай приложил к уху неработающий мобильник.
   - Что мы сегодня узнали? Мы узнали про то, что кафешные компаньоны соблюдают некий кодекс, который недавно мне приснился. Ишь - ничего личного. Только странно соблюдают... Ещё узнали, что и Роман, и Лада здесь были. Причём, Романа знает не только подвальный. Но про них завтра узнаю точнее. Теперь на первый план выходит красавчик Анатолий. Его избили его же коллеги. Но он чувствует себя победителем. Пока забудем, что он выкачивает деньги из Анжелы. Домовые утверждают, что именно он привел в кафе Ладу. Точнее - пригласил. Стоп. А что за подружку провожала девочка до кафе? Может, зря я не остался поговорить с домовыми?
   Каким-то особо хитрым выкрутасом ветра - в спину шлёпнуло дождевой струёй с балкона. Поёживаясь от капель, всё-таки брызнувших за шиворот, Лёхин решил пройти ещё одну остановку и продолжил размышления в вежливо слушающий его мобильник.
   - К какому главному выводу приходим? Пора звонить Егору Васильевичу, предполагая, что его племяшка, возможно в кафе? А если нет? Конечно, его охрана умеет людей разговорить, если надо. Ну а вдруг пропажа ребят всё-таки не связана с "Орденом Казановы"?.. Ничего личного... Нда...
   Новая идея оборвала размышления на полуслове. Идея жёсткая и опасная: попросить Данилу, водителя старика, прихватив ребят из охраны, поговорить с красавчиком Анатолием где-нибудь в укромном месте, поговорить по-свойски, задав конкретные вопросы и сунув под нос фотографии Ромки. Даже сейчас Лёхин совершенно уверен, что, найди он мальчишку, найдёт и провинциальную девочку-студентку.
   Так что же? Попробовать без ведома хозяина подключить к делу его охрану? Захваченный идеей, Лёхин не заметил, как машинально встал под навес небольшой аптеки. Бездумно встряхивая зонт и невидяще глядя на доску с данными аптеки, он пробормотал:
   - Даниле позвонить... А у Лады была подружка, про которую знают домовые... Подружка... А не из "Ордена Казановы" ли эта подружка?
   Что-то влезло на ребро доски с названием аптеки. Лёхин долго смотрел на Шишика, пока не понял, что перед ним точно его Шишик. "Помпошка" тем временем, не обременённая мучительными мыслительными поисками хозяина, нашла повод развлечься: наверху доски потопталась, чтоб устойчивее встать, после чего устроилась профилем к хозяину и до предела разинула пасть. Нижняя челюсть Шишика упала так резко, что у Лёхина дёрнулась ладонь подхватить её. Забыв обо всём на свете, хозяин ошарашенно рассматривал странную позу "помпошки", пока не сообразил снова глянуть на аптечную доску, где и узрел пародируемый предмет, известный символ - змея над чашей... Шишик всё косился, и Лёхин понял: ждёт, как оценит хозяин.
   - На картинке у змеи яд, - нерешительно высказался Лёхин.
   Шишик присобрал челюсть - видимо, задумался на миг - и, надувшись (набрав воздуху?), плюнул под ноги хозяину. Секунды две Лёхин смотрел на лужу, кипящую от дождя, где мгновения назад исчез плевок "помпошки"... Затем Шишик пискнул от негодования: решительная хозяйская рука схватила его и сунула в карман куртки, после чего транспорт по имени Лёхин помчался назад, бормоча ругательства и высказываясь по поводу собственной персоны:
   - Спать, блинчики-оладушки, ему хочется! Рано завтра вставать, блинчики-оладушки, придётся! А то, что сегодня, блинчики, даже сейчас узнаешь, - это плохо, да? А может, ёлки-палки, уже сегодня всё узнать можно и потом спокойно выспаться - это, блин-оладушек, ничего?! Да?!
   Свободолюбивый Шишик выкарабкался из кармана и, скрипуче высказав мнение о странном хозяине, гордо удалился во внутренний карман куртки.
   От нужного дома Лёхин успел отшагать совсем немного, добежал быстро и, внимательно оглядев улицу, юркнул за угол дома.
   У последнего подъезда - первого от угла - он сразу наткнулся на Леших-палисадничих. Под тем же проливным дождём они усердно мотыжили землю на газоне и одновременно подбирали мусор. Газон - загляденье! Какие-то поздние, крепко стоящие на ногах (как-то не хочется стеблем называть у таких цветов) цветы, какие-то растения - не то декоративные травы, не то зелень от отживших свой срок цветов; аккуратно выстриженная кустарниковая изгородь - даже в темноте, всего лишь под светом фонаря, газон поражал воображение, тем более что соседний газон являл собой зрелище заброшенного уголка: какие-то согнувшиеся от старости и от дождя кусты, травка жалкими пучками, а с краю - след от машинных колёс.
   Лёхин встал на бордюр, наблюдая за скорой работой и невольно улыбаясь широкополым шляпам Палисадничих.
   - Бог в помощь, дедушки!
   - Спасибо на добром слове, прохожий человек! - разогнулись Палисадничие. - Не Лексей ли Григорьич, случаем?
   - Он самый, - подтвердил Лёхин, решив не удивляться, как они не удивились ему: как-то, в августе, он переносил через опасную дорогу одного Палисадничего. Он-то, наверное, и рассказал всем о Лёхине. Но дело оказалось в другом.
   - Бирюк сказывал - подбежать можешь. Иди-ка под крышу пока, а мы за ним пошлём - подоспеет быстро.
   Прежде чем спасаться от дождя, Лёхин не выдержал, спросил:
   - Это вы сами такое насадили?
   - Куда нам! Мы ж только там, где уже насажено да человек следить будет за насаженным. А живёт здесь учительница бывшая: и она землю любит - и земля её. Любой цвет у неё в рост идёт. Вот и помогаем, где не успевает.
   Лёхин только успел глянуть на мобильник - пол-одиннадцатого, как его позвали из полуоткрытой двери подъезда:
   - Подь сюда, Лексей Григорьич! Здесь мы!
   Добежав до двери, Лёхин мельком удивился, почему же домофон промолчал, но, придержав дверь, вздрогнул: домофон недовольно и жалобно захныкал. Шишик, сидевший на кулаке Лёхина обнимая ручку зонта, немедленно раскрыл пасть передразнить. Но хозяин грозно сказал:
   - Цыц!
   - Ой, что это?! - подпрыгнул впереди идущий Бирюк.
   - Извините, это я не вам - Шишику, - смутился Лёхин, а Шишик злорадно похихикал.
   В подъезде широкая лестница привела на площадку первого этажа, где с одной стороны от лифтовой двери лестница на второй этаж, а с другой - тёмный закуток.
   - Дворник здесь свои вещички запирает, - объяснил Бирюк, входя в темень и чем-то позвякивая. Потом чем-то скрипнул - открылась низкая дверца, и в тусклом свете Лёхин разглядел не только Бирюка, но и Сверчка, и ещё трёх дедков - и очень пожалел, что при себе никакого подарка нет. Домовые с подвальным чаем угощались. И человека пригласили к столу.
   - Не выдержала душа-то? Сразу прибежал? - улыбнулся Сверчок, пододвигая Лёхину чашку с весёлыми ромашками по бокам.
   Лёхин решил не стесняться: куртку снял - повесил поверх каких-то халатов, сел на предложенный колченогий табурет - очень напряжённо сел, так как табурет шатался, как на шарнирах, и, наконец, огляделся.
   Тусклый свет шёл от чайного блюдца, на котором в постоянном движении копошились светлячки.
   - Чем вы их приманили? Мёдом? - поинтересовался Лёхин, отхлебнув горячего чаю.
   - За домом здесь у нас лужайка с клевером. Головки пока есть, повстряхиваешь - и чем тебе не медвяная роса? - степенно пояснил Сверчок.
   - Картинки давай, Лексей Григорьич, - нетерпеливо попросил Бирюк. - Больно хорошо на них Ромка нарисовался. И девицу поглядим ишо.
   Лёхин думал: спахнут со старого-престарого столика крошки, но домовые просто постелили чистую салфетку.
   - Ну, выкладывай.
   И снова дедки столпились и сгрудились над "картинками".
   Они перебрасывались замечаниями и воспоминаниями, а Лёхин слушал - и постепенно перед глазами складывалась связная история.
   Кроме таланта попадать в неприятные ситуации, у Ромки оказался в наличии и другой талант: хороший голос в сочетании с собственным аккомпанементом на шестиструнке (Лёхин встрепенулся - сон!), а плюс к тому - умение сочинять неплохие песни в бардовской, насколько Лёхин понял, манере. Как ни странно, подвальный, несмотря на внешнюю угрюмость, очень сильно проникся красотой Ромкиных песен.
   - Как воспоёт, душа радуется, сердце играет! - восхищался Бирюк, а домовые поддакивали, возводя очи к потолку, низкому и покатому.
   - И всё-то про старину пел, - вспоминал Сверчок, - про войны, про дороги. Как запоёт иной раз - аж терем всё потом мерещится да старая крепость блазнится. Песня у него была - про росы вечерние да цвет черёмуховый. Ведь только рученьки белые на струны возложит - а уж вокруг так и благоухает сладко да горечно, будто черёмуховый куст рядом, а то и в нём сидишь...
   - Он что - со сцены пел? - несколько ошеломлённый, спросил Лёхин.
   Оказывается, Ромку ещё несколько лет назад привёл в кафе его друг. Причина пустячная: дружок забежал на работу захватить что-то, что забыл вчерашним днём, а Ромка как раз при гитаре был. Ну и, пока друг искал вещицу, попросили мальчишку в служебке спеть. Хозяин услышал - заинтересовался. А мальчишка - что, двенадцать-тринадцать лет всего лишь: обрадовался, давай ещё петь. На сцену Ромку не пустили, но разрешили приходить, когда вздумается. А ещё хозяин кафе попросил Ромку сочинить песни на определённые темы - за плату наличными. Ромка сочинял, а потом пел со сцены, но не посетителям кафе, а парням и девицам "с лицом пригожим", пел по утрам, когда кафе пустовало.
   Лёхину внезапно стало холодно.
   В мире, который ему открылся всего лишь месяц назад, он многое принимал как должное, без объяснений. В своём-то, человеческом, он многого объяснить не мог, поэтому понимал, когда паранормальный народец пожимал плечами в ответ на его вопросы и отбояривался частым: "Испокон веков так заведено. Что-то забыли, что-то потерялось. Но мы-то есть!"
   И, чтобы увериться в догадке, он лишь уточнил:
   - Парни и девицы пригожие - это те, что сейчас рядом со сценой стоят?
   - Они самые, - подтвердил подвальный.
   - А раньше их не было? До появления Ромки?
   - Да вроде бы и были. Да не так хороши и частенько уходили из кафе. А эти - да, с Ромкиным приходом ещё краше стали как будто.
   Вот теперь Лёхину стало страшно: итак, мальчиков-красавчиков и красных девиц, легко влюбляющих в себя народ из богатеньких, сотворил Ромка? Своими песнями? Ну да, своими, но не совсем. Бирюк-то умилялся песням Ромки до глубины души - но именно Ромкиным песням. А для спецперсонала Ромка пел по заказу хозяина. Та-ак, интересно, о чём были заказные песни?
   26.
   О Ладе дедки повторили то, что уже было сказано: шла с подругой, прощались у кафе, пригласил зайти побитый ныне мальчик-красавчик. А что уж там дальше... Лёхин всё-таки спросил:
   - Бирюк, а точно подруга-то? Лада в городе без году неделя. Откуда у неё могут быть подруги? Может, однокурсница?
   - Хихикали! - твёрдо заявил Бирюк. - Кто ж, как не подружки, хихикать будет?
   - Резонно, - невольно ухмыльнувшись, согласился Лёхин. - С кем же она успела подружиться? Стоп, а это не Диана?
   - Не-е, кака-така Диана! Из тамошних подружка!
   - Значит, подружка тоже работает в кафе? А какая она из себя?
   - Спит! Сначала всё, как эти, была, а в последние дня три-четыре вдруг засоней стала. Ну, её и определили гостей встречать-привечать.
   - Это гардеробщица, что ли? - изумился Лёхин.
   - А спит ли? - подозрительно покосился Бирюк.
   - Спит.
   - Значит, она и есть. Там единственная соня-засоня оставалась, когда я ушёл.
   Заручившись, если что ещё узнать понадобиться, так он забежать сможет, Лёхин надел неожиданно сухую и тёплую куртку - и даже не удивился: пока говорили, что-нибудь по мелочи наколдовали. Потом подцепил за шкирку (если только это шкирка оказалась) Шишика, вынимая его из тарелки со светлячками, и поклонился:
   - Спасибо большое и за помощь, дедушки, и за куртку. Бывайте здоровы!
   И, только подойдя к хлипкой дверце дворницкой комнатушки, вспомнил:
   - Да, а вот вы сказали насчёт Дианы... Подружка из новеньких, а Диана из... давнишних?
   Сверчок переглянулся с Бирюком, и тот твёрдо сказал:
   - Давнишних... Нехорошее на девку сделали. И давно. Второй ведь уже покойник при ней. Ладно, на тебе вон сколько оберегов - за что Шишику спасибо скажи. Потому ты её злобе и не поддаёшься.
   - Злобе? - опешил Лёхин. - Вы точно про Диану говорите?!
   - Про неё, Лексей Григорьич, про неё. Ты человек мягкий да с уважением ко всем, потому злобы-то в ней и не замечаешь. Говорю ведь - Шишику спасибо скажи: без него девка бы тебе быстро голову заморочила, да и был бы на ней ещё один покойник самоубиённый.
   Сбегая по ступеням лестницы к входной двери, Лёхин вздохнул. Неизвестно, как Диана, но домовые с подвальным и в самом деле ему голову заморочили. Столько всего сразу! Посидеть бы, перелопатить всю информацию, связать все ниточки меж собой, а ещё лучше - сразу найти и Ромку, и Ладу и уже от них допытаться, что же с ними случилось.
   Протянув палец ткнуть в домофонную кнопку, Лёхин поморщился: то ли кожу на голове стянуло, то ли комар-экстремист укусил.
   ... Шишик из последних сил попытался обратить на себя внимание хозяина, но короткие волосы Лёхина выскальзывали из лап, а до уха слишком далеко!.. И зачем он залез на голову?! Сидел бы на плече - двинул бы разок хозяина по уху! Беда, хозяин! Поберегись!.. И "помпошка" подпрыгнула, а приземляясь, ударила ментальной волной резкой тревоги.
   ... Домофон запел, но, даже сосредоточившись на собранной информации, в свежем воздухе, юркнувшем с улицы в подъезд, Лёхин вдруг, словно просыпаясь, учуял опасность. И, перешагивая через порог, взялся за середину сложенного зонта, чуть ближе к ручке, мгновенно прочувствовал его вес и примерное движение.
   Ударили слева, как он и ожидал. Видимо, понадеялись, что правой рукой он будет толкать тугую подъездную дверь и слева подставит под удар голову и живот. Но, выходя, Лёхин не стал двигаться вместе с дверью, как обычно делал, а стоя на месте, продолжал вытягивать руку. Так что при виде выскочившего из-за стены кулака Лёхин мигом стал спиной к двери. Зонт, превращённый в дубинку, влетел в ладонь правой руки. Встречное движение - глухой удар по кисти противника снизу и чуть сбоку. Короткое мычание сквозь зубы - противник спрыгнул со ступеней, прижимая руку к животу.
   Пока он удирал ("Надеюсь, кисть ему всё-таки не сломал!"), Лёхин здорово пожалел, что подъездная дверь тугая: шваркнуть бы ею до конца - по морде второго бы шваркнуть.
   Опаньки! Не второго. Двоих.
   И, судя по крепким, широкоплечим фигурам, это не рафинированные мальчики-красавчики с томной поволокой в прекрасных глазках... И без капюшонов.
   В общем, второй. Ногастый, блин. Дверь ещё назад не поехала, а Лёхин отскочил ближе к краю крыльца от веера воды с ботинка щуплого типа с небольшими глазёнками. Третий сунул кулак в пространство между Щуплым и дверью, но достать Лёхина уже не успел. Лёхина брезгливость спасла: мокрым ботинком по только что высушенной куртке?! Ни за что!
   Некоторое время он поиграл с Щуплым в "а вот стукну зонтиком! - а вот не стукнешь!" и понял, что перед ним опытный боец: движения экономные, проверяющие и провоцирующие раскрыться "ну-ка, что ты за спарринг-партнёр?". Через минуту Лёхин опять пожалел - что сошлись не в поединке. Если б не эти двое, откровенно подло лезущие ударить исподтишка и смыться, интересно было бы схватиться с молчаливым Щуплым - подлюки больше матерились вполголоса, чем старались драться...
   Ладно, куда деваться. Последнее, на что отвлёкся Лёхин, - это огромные грибы, убегающие с газона.
   Удар слева - "зонтичный" блок. Лягнул назад: сбил с ног неосторожно подобравшегося к подъезду первого. Внезапно - одобрительное "Ха!" Щуплого. Что-то он тоже заметно дёрнулся, когда, держась за ним, как за щитом, второй собрался сбоку ударить Лёхина под ноги.
   Серия коротких энергичных ударов по корпусу - Лёхин чудом ушёл от последних, аж задохнувшись от первых: ну-ну, подвигаться же ты, Щуплый!
   Щуплому - хорошо: он не отвлекается, хотя помощнички-подлюки здорово его раздражают. По каменной морде не видно - рот иногда дёргается, когда те лезут в разыгрываемый поединок и здорово его портят.
   Терминов боевых Лёхин не знал - практик же! - но обозвал ситуацию клинчем: кулак Щуплого застрял-таки в его блоке, и они очутились лицом к лицу так близко, что чувствовали движение воздуха от собственных дыхалок. И, едва Лёхин почуял, что Щуплый сейчас выйдет из клинча, он быстро выдохнул ему в лицо:
   - Один на один - без этих козлов!
   На длинноватом лице Щуплого промелькнуло сомнение вкупе с весёлой заинтересованностью: а как это сделать? Ты-то ладно, тебе этих козлов можно стукнуть, а что я-то могу сделать?
   Лёхин соскочил на приподъездную площадку, величиной с ринг, но не квадратный, а чуть прямоугольный. Первый, решив, что он убегает, бросился за ним. Так, на его бегу, Лёхин и сбил его ногой под рёбра и отправив в кусты одичавшего газона.
   Щуплый, вяло последовавший за Лёхиным, вяло же, постоянно отскакивая, изображал задумчивую атаку. Лёхин тоже отбивался вяло, пока противник не начал долгую подготовку к какому-то, вероятно решающему удару. Он так долго готовился, что второй, прятавшийся за ним, не уследил, в какой момент живой щит исчез, оставив его на открытом пространстве. Лёхин ударил. С кратким "Хак" второй улетел к первому в кустарники.
   Двое переглянулись. Лёхин положил зонт на скамейку и встал ближе к дороге. Щуплый занял позицию у подъезда. Противники чинно поклонились друг другу и воодушевлённо кинулись в бой.
   Сначала на дороге остановились двое и с огромным интересом принялись следить за дракой - нет, всё-таки уже боем. Этим припозднившимся до полуночи, наверное, было лет по шестнадцать-семнадцать. Представшее глазам действо их обворожило мгновенно. Ребятишки невольно вскрикивали, невольно комментируя в манере: "Ну, ну! Щас! Щас! Давай! А-а!! Ну же!"
   Потом на балкон кто-то вышел покурить. Забытая сигарета вмиг намокла, и только раз сверху восхищённо пробасили: "От "Матрица" с дождём, блин!"
   По дороге перед домом ехала крутая тачка. Чуть не задавила заглядевшихся ребятишек. Крутой водила с крутыми пассажирами вышли ругаться, да так и остались на дороге, восхищённые "чётким" зрелищем.
   Толпа вокруг "ринга" росла.
   И росла так, что выскочившие из кустов озверевшие подлюки в кусты же и упятились. Спасибо, хоть в этом умные оказались, сообразили всё-таки: полезь они с подлянкой в э т у дуэль - толпа их самих порвёт в клочья.
   Негромкий говор толпы дуэлянтам не мешал. Лёхин сначала только отбивался, присматриваясь к стилю Щуплого, а потом попробовал атаковать. Кажется, Щуплый в недавнем прошлом был спортсменом: он не просто дрался, а дрался красиво и опасно - весь какой-то узкий и юркий в сравнении с достаточно тяжеловесным Лёхиным (рынок!).
   А вообще, где-то на пятой минуте Лёхин понял, что бой идёт по правилам в чём-то превосходящего Щуплого: "А я вот что ещё умею! Как тебе это? Отобьёшься? Ну, это только везение. На-ка, глянь, вот ещё один интересный приём. Ха, отбил! Интересно, откуда же у меня впечатление, что ты слишком осторожничаешь? И отбиваешься странно - не так, как действуют те, кто учился... Опа! Хорошо! Ладно, ты бьёшь не так, как этого ждёшь, но ведь твоя защита действует! Ага, ты ещё и атаковать пробуешь? Ну-ка, ну-ка... Да что это у тебя? Дзюдо, самбо или ещё что?"
   Если б Лёхин мог ответить на невысказанный вопрос Щуплого! Если б он сам знал, какими приёмами пользуется!.. Впрочем, благодаря Вече, хоть приёмы самбо от других отличить мог. Но не более. Пользователь, мягко говоря.
   Под конец схватки Лёхину уже казалось, что Щуплый его просто-напросто экзаменует, а плюс к этому играет - как играют в шашки-шахматы с интересным противником. Ну, а поскольку Лёхин очень сильно не хотел чьих-либо разбитых физиономий или даже увечий, он с облегчением и даже благодарностью воспринял неожиданный поворот дела.
   И едва он подумал о благодарности (руки вперёд - в очередной блок), как Щуплый мягко отпрыгнул к ступеням подъездного крыльца, замер на мгновение - и пружинисто поклонился: руки расслабленно вниз, глаза - насторожённо на противника. Лёхин помедлил (толпа затихла) и попытался так же красиво ответить. Щуплый чуть усмехнулся, разом превратившись в расхлябанного паренька-пофигиста.
   А что дальше? Загудела толпа, поняв, что представление окончено, и Лёхин торопливо зашагал к Щуплому с протянутой для пожатия рукой. Тот не отказался, и Лёхин смог негромко, чтоб те, из кустов, не услышали, спросить:
   - А тебе за это ничего не будет? Тебя ж послали...
   - Неа, - помотал головой Щуплый и ткнул пальцем в кусты. - Их - послали тебя предупредить, а они меня с собой позвали. Пусть и ответ держат. Пока, кореш.
   Два шага - и сгинул в тёмной толпе.
   Тех двоих Лёхин не запомнил, но был твёрдо уверен, что не подойдут они к нему добровольно ни за какие шиши.
   С плеча на "шиши" что-то прокряхтел Шишик, но Лёхину хотелось только одного - домой. Он тоже ввинтился в оживлённо болтающую толпу, где его пару раз дружески хлопнули по плечам и по спине и обозвали "молотком"...
   Он огибал торец дома, когда позади зашелестела под колёсами вода. Не оглядываясь, он встал на бордюр пешеходной дорожки. Но машина не проехала мимо, как ожидалось, а встала рядом. Более того - с другой стороны открылась дверца, и знакомый голос властно сказал:
   - Садитесь.
   27.
   Сложив зонт, Лёхин обошёл машину, заглянул в салон и сел рядом с профессором Соболевым. В машине оказалось сухо и тепло - кондиционер, что ли, работал? - хозяин молчал. И Лёхину стало здорово наплевать, куда его привезут и чего на этот раз от него хотят. Конечно, можно взъерепениться и заявить, что не желает садиться в машину и вообще видеть никого не желает, но, склонившись на знакомый голос, понял, что хочет в эту тёплую сушь.
   В общий поток городской трассы машина влилась уже с крепко спящим Лёхиным. Соболев не сделал и попытки добудиться своего насквозь мокрого пассажира. Довёз до дому и некоторое время сидел в машине, выкуривая одну сигарету за другой и явно никуда не торопясь. Шишик прятался от него под мышкой Лёхина, в панике запихиваясь между рукавом и курткой хозяина, едва профессор шевелился - встряхивал пепел в окно, например.
   Лёхин проснулся, как от толчка, - вздрогнул и одновременно резко открыл глаза. Не сразу сообразил, где находится, но тепло успокоило. И оглянулся на Соболева в ожидании вопросов. Но профессор нагнулся и открыл дверцу.
   - Выходите.
   - В смысле - разговора не будет?
   - Нет.
   - А вот фиг вам! - Раздражённый Лёхин захлопнул дверцу. - Как вы там оказались? У этого дома?
   - Следил за вами, - равнодушно сказал Соболев и закурил очередную сигарету. На пассажира не смотрел - только в ветровое стекло.
   - За мной? Какого!.. Зачем?
   - Я думал - вы из этих.
   - А теперь не думаете?
   - Я видел, как эти трое следили за вами от кафе. Да, теперь не думаю.
   - Зачем вам вообще всё это? Слежку тоже придумали!
   - Я люблю свою сестру, Алексей Григорьевич. Возможно, вам покажется это странным, но мне хочется видеть её счастливой.
   - Ах, какой сарказм! "Покажется странным"! Интересно, за кого вы меня принимаете, ежели выражаетесь столь высокопарно?
   - За опасного для Анюты человека.
   Лёхин молча вышел из машины. Ещё немного в ней посидеть - и он активно вспомнит весь матерщинный репертуар коллег по рынку.
   Оглядываться не стал, раскрывать зонта - тоже. Прыгнул под навес к подъезду и, пока прикладывал ключ к домофону, скосился на дорогу. Машина на месте, профессор прикуривает очередную сигарету.
   Открывая уже металлическую дверь в квартиру, почувствовал себя больным; открывая вторую, деревянную, - виноватым: в нос шибануло крепким, сытным запахом только что напечённых блинов. А ведь обещал Елисею прийти пораньше...
   По пути в спальню заглянул в зал и не удивился при виде толпы домовых, вкруговую обсевших компьютер. Лёхин негромко поздоровался и хотел было уйти. Но краем глаза заметил выпученные наверх глазища Шишика и глянул сам: под самым потолком, словно современные воздушные шарики-фигурки, лениво колыхались все четыре призрака. Домовые, кажется, очень спокойно воспринимали факт горизонтального положения "своих" призраков, поэтому и Лёхин не стал ни о чём спрашивать, а быстренько удалился: "Спать! Спать! Всё - завтра! Всё!"
   И, натягивая на ухо одеяло, с надеждой пожелал: "Пусть приснится Аня! И пусть мы будем вместе!"
   ... Елисей на "здоровканье" Лёхина покивал и заторопился снова в "компотер" уставиться. И вдруг хлопнул себя по лбу. "Ах ты, батюшки! Голова дырявая!" Забыв обо всём, домовой помчался за хозяином. Но Лёхин уже крепко спал. Закрыв рот, Елисей вздохнул, злясь на память и виня во всём суматошные дни, но сообразил-таки. Утром хозяин встанет - и увидит на полу бумажку с коряво накарябанными буквами: "Зелёные тени".
   ... По широкой лестнице Лёхин легко сбегал в какое-то странное подземелье, по первому впечатлению здорово напоминавшее станции метро: лестницы - везде, есть выход на огромную площадку, которая далеко-далеко упиралась в другую широкую лестницу, по обеим сторонам которой уходили уже довольно узкие коридоры.
   Лёхин добежал до конца противоположной лестницы и заглянул в узкий коридор слева. Здесь тоже коридоры. Это не метро. Рельсов нет. И запахи другие. Как в погребе, где хранится уже проросшая картошка и потихоньку гниют яблоки, - запахи подвальной сырости и прокисшего яблочного компота.
   Четыре коридора. Два здесь - два там. Куда идти?
   Холодный влажный воздух мазнул по уху. Из "его" коридора, у начала которого стоит. Сюда? Лёхин нерешительно сделал несколько шагов и прислушался. Снова сквозняк - и почти иллюзорный шёпот: "Вот город теней... В нём реки дорог..." Лёхин завертел головой, пытаясь определить, откуда донесло знакомые слова. Явно со сквозняком. Значит - надо идти дальше.
   Лёхин знал, что спит. Во сне он не задавался вопросом, почему он здесь, в этом странном, хорошо оборудованном и пустынном месте. Этот вопрос не главный. Он знал другое: необходимо до конца пройти коридор, откуда, словно на последнем вздохе, донеслись слова, ставшие почти паролем.
   Сначала коридор будто плыл назад, хотя временами накатывало ощущение, что Лёхин шагает на месте. Если бы не огромные настенные лампы-кругляшки с надписью "Выход", он бы уверился, что его движение - блеф...
   Дальше - легче. Исчезла чистота каменных полов. Появился мусор - сначала по мелочи, затем - окаменевшими грудами. Стало плохо с освещением, и Лёхин нашарил в карманах куртки фонарик-брелок. А плохо со светом стало, потому стены постепенно старели: кое-где отбита облицовочная плитка, вдребезги разбиты лампы... Чем дальше, тем заметнее разрушения, зато архитектура вырисовывалась разнообразнее: виднелись какие-то цоколи, ниши, вместо гладких стен перед глазами вырастали полуразрушенные стены, в провалы которых и заглянуть страшно. Ко всему прочему добавились проблемы с шагом: идти теперь надо очень осторожно - росло впечатление, что по коридору пробежал псих, бросающий через плечо "лимонки".
   "Дождь, разыщи меня! Ветер, найди меня!"
   Лёхина пробрало дрожью. Теперь в дырявом коридоре он не мог определить, откуда выдохнули странные слова, больше похожие на часть колдовского заклинания, чем на песню, как он думал ранее.
   Он перелез через пласт бетона и плиток, вставший дыбом, и растерянно остановился. Словно равнинный город, подвергшийся бомбардировке, в полумраке расстилалось перед ним бесконечно громадное подземелье. Куда же дальше? Сможет ли он отсюда потом выйти?
   Выключив фонарик, минуту спустя он понял, что видит достаточно, и стал ждать, не будет ли какого сигнала, подсказки ли, куда двигаться дальше.
   Справа, чуть впереди - показалось - шевельнулась часть каменно-бетонной осыпи. Лёхин присел прячась, когда понял, что это. Точнее - кто. Сначала они здорово походили на серые камни мягких очертаний, заросшие шёрсткой мха. Но камни не двигаются так ловко и бесшумно в беспорядочно нагромождённых кучах. Один камень обернулся, проехав по Лёхину направленным светом призрачно-зелёных глаз. Крысы из "Ордена Казановы".
   Две. Обе деловито перенюхались и мелко засеменили вперёд. Кажется, бесконечная каменная равнина им хорошо знакома.
   Лёхин насторожённо вышел из коридора. Эх, нить бы Ариадны сюда, чтоб вернуться без потерь. А так - сможет ли он без подсказок дойти хотя бы до коридора? Машинально обернулся - и у него перехватило дыхание. На арматуре, торчащей из стены коридора, висел человек. Классическая поза повешенного или повесившегося. С неожиданной надеждой - а вдруг это произошло только что? - Лёхин поспешил к несчастному. Не дошёл: порывом ветра тело качнуло, разворачивая, - и в пол уставилось дырявоглазое лицо черепа. Лёхин дошёл. Заметил на ноге что-то вроде бирки, какие вешают в морге.
   Совсем рядом. Осмелел, протянул руку взглянуть.
   Не бирка - фотография.
   Лёхин смотрел молча и ничего не чувствовал.
   Молодой мужчина, наверное, ровесник ему, симпатичный и улыбчивый, смотрит влюблённо и преданно на девицу-красавицу. Девица на него не глядит, вперилась скучающе в объектив, и выражение её лица отчётливо и ясно: "Чёрт, когда же всё это кончится? Надоело!"
   "Дождь, разыщи меня!"
   Сдёрнув фото, Лёхин поспешил за двумя мягкими холмиками, неторопливо скользящими по мусорной свалке - бывшей некогда частью подземного города.
   Внезапно его взгляд жёстко притянул к себе угол разрушенного дома. Что в нём не так? Всё: и лестницы, словно ленты Мёбиуса, из ниоткуда в никуда; и двери, врастающие друг в друга; и медленно кружащий по часовой стрелке балкон... Балкон, который гуляет - кружится! - сам по себе? Не здесь ли дрался Лёхин в августе со зверюгами - агрессорами из другого мира?..
   Крысы остановились - и Лёхин быстро шагнул за какой-то щит. При ближайшем рассмотрении щит превратился во фрагмент деревянного пола с драным линолеумом поверху.
   Как будто посовещавшись, крысы побежали дальше. Лёхин мелкими перебежками - за ними. Там, где они притормозили, застыл и он. Глазам не поверил. Подошёл ближе, присел на корточки.
   Щуплый сидел на полу, раскинув ноги и прислонившись к камню, словно здорово устал. Усадили его так, что голова оказалась между двух чудовищно огромных, недовбитых гвоздей. Чтоб не упала. Щуплый едва заметно улыбался, полуприкрытыми глазами упершись в свои ноги или в пол. Что-то чёрное сползало с левого виска. Чёрный блестящий червь. Лёхин смотрел бездумно и долго, пока в мозгах не щёлкнуло. Кровь. Кто-то убил Щуплого этой ночью, совсем недавно.
   "Ветер, найди меня!"
   Лёхина затрясло от бессильной ярости. Он встал и, больше не прячась, побежал за крысами. Он знал: не они убили. Но они часть происходящего - и, кажется, не самая лучшая.
   Как-то сверху его уведомили, что это сон. А может, подсказали. "Я помню", - надменно сказал Лёхин и положил руку на меч-складенец, похлопывавший по бедру. И выскочил прямиком на ровную - сравнительно - площадку с крысами.
   И не только с ними. На площадке вповалку лежали четверо мальчиков-красавчиков. Крысы, выросшие за время похода размером в крупных собак, шастали между ними, деловито принюхиваясь к каждому. Пока ещё не замеченный ими, Лёхин наблюдал. Компаньоны связаны по рукам и ногам, но живы. Одна из крыс вынюхала что-то нужное у светловолосого красавчика. Тот лежал близко к Лёхину, и Лёхин, стиснув зубы, заставил себя смотреть.
   Длинная крысиная лапа обхватила шею светловолосого и вынудила его сесть. Тот смотрел сонно, словно одурманенный чем-то, и сопротивляться, кажется, не думал. А крыса, убедившись, что красавчик сидит так, как ей надо, снова обнюхала его. Лёхин стоял метрах в пяти от них, но даже отсюда ему стало физически плохо, когда он представил: мокрый чёрный нос в щетине жёстких усов почти тычется в лицо... А потом чёрные крысиные пальцы заставили компаньона откинуть голову... Лёхин сначала не понял... Вздёрнулись мешочки щёк, обнажая длинные клыки, капнула длинная слюна на ключицы человека... Рассвирепевший Лёхин, дёрнув меч из ножен, прыгнул на отскочившую от неожиданности крысу...
  
   ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
   28.
   ... и упал на пол, запутавшись в одеяле. Из-под одного угла одеяла торчала рукоять меча...
   Из тёмного далёка, ощутимо под ногами следом качнулся шёпот: "... меня... В каменном городе я заплутал..."
   В комнате тихо и прохладно, по карнизам окна и соседнего балкона беспорядочно лупит дождь, время от времени сбиваемый ветром.
   Лёхин машинально натянул на быстро замёрзшую спину одеяло, сползшее с постели. Потом вроде проснулся, встал. Накидывая одеяло на кровать, услышал шуршание. Бумажка нашлась лишь при свете настольной лампы. Лёхин прочитал раз, прочитал два, а потом сел на кровать. Тупо глядя на запись: "Зелёные тени". Нет, содержимое записки подходило к приключениям во сне, как фрагмент к целой картинке. Проблема в том, что неизвестно, с какой стороны этот фрагмент должен вписаться. Эта записка - угроза, предупреждение, напоминание?
   Время - шесть часов утра. Сна - ни в одном глазу. Лёхин положил бумажку на стол, хотел было одеться, но вдруг вспомнил и заторопился. Свободных клочков бумаги вокруг не наблюдалось, и он записал на другой стороне таинственной записки: "В каменном городе я заплутал". Присмотрелся и понял, что очень похоже на продолжение песни, которую слышит урывками.
   Интересно, домовые всё ещё у компьютера? Может, с ними посидеть?
   Лёхин быстро натянул домашние вещи - футболку со старыми слаксами - и босиком отправился оглядеть личные владения.
   У компьютера сидели, попивали чаёк Елисей с Никодимом. "Сколько ж в них этого чаю влезает! - поразился Лёхин. - Ночью заглядывал - чаёвничали, сейчас - то же самое! А где, кстати, привидения!"
   - Доброе утро!
   - Доброе утро, Лексей Григорьич, доброе, - вразнобой ответили домовые.
   - А где соседи наши?
   - А домой убрались, - благодушно ответствовал Елисей. "Домой" - это, надо полагать, в соседнюю, пустующую без жильцов квартиру.
   - Странно, - пробормотал Лёхин и поплёлся на кухню.
   Домовой, просочившийся туда же сквозь стену, уже поставил на газ чайничек с водой и сыпал молотый кофе в джезву.
   - Елисей, извини, что пообещал блинов напечь...
   - Да ладно, Лексей Григорьич, а то тут у нас народу мало было? Помогли уж.
   С виноватой улыбкой явился из стены Никодим и, тихонько доложив, что воина Касперского он поставил на обновление, принялся резать хлеб для бутербродов.
   С минуту где-то пометавшись в душе - идти не идти умываться, - Лёхин только прочнее уселся на табурете за столом. Неподалёку - руку протяни! - стояла тарелка, укрытая салфеткой. Лёхин приподнял салфетку и, нимало не сомневаясь, потащил в рот хоть и остывшую, но роскошную оладью.
   - Куда?! - всполошился Елисей. - Ни сметаны тебе ещё не выложил, ни маслица не растопил!
   - Целая куча! - с удовольствием оценил Лёхин гору на тарелке. - И так поем, и на то и на другое хватит.
   - Ишь, нагулял аппетиту, - снисходительно сказал Елисей и налил готовый кофе в большую чашку - почти пол-литра. Из неё, любимой, Лёхин пил, когда по утрам никуда не торопился.
   - Ладно. Но, пока кофе пью, объясните, что там с призраками нашими. Почему они так легко расстались с компьютером?
   Объяснили: Линь Тая затащило в компьютер, в Интернет, за ним бросились все, кроме Касьянушки. Да и сами там сгинули. Только через пару часов появился Дормидонт Силыч и уволок туда же, в пропасть Интернета, и душераздирающе взоравшего Касьянушку. Все призраки вернулись ближе к полуночи и коротко отчитались: в Интернете привидений - тьма-тьмущая, и чем они только не занимаются! Четвёрка успела кое с кем познакомиться и теперь собирается активно осваивать новые просторы.
   - То есть отпала нужда нажимать для них кнопки и работать "мышью"? - сообразил главное для себя Лёхин.
   - Э-э, если я понял правильно, чтобы призракам гулять в Интернете, для них надо просто включить компьютер, - сморщившись, вспоминал Елисей. - А вот чтобы попасть в нужные места, нужны какие-то адреса и какие-то куры. А можа, и не куры. В общем, и правда, главное - страниц им листать не надо... Ох, и хорошо, Лексей Григорьич! Мы им ту самую страничку открыли, которую ты спервоначалу им нашёл, - они туда нырнули и ну таскать из сундуков тамошних да всё в домашние папки. Джучи-то мы погулять вывели, а соседские Шишики папки-то нам и сделали. И теперь у нас добра всякого!.. И покухарничать, и повоевать, и музыку душевную послушать... И сказали они нам, что ещё закладки нужно сделать, и, мол, мы, домовые, тоже должны эти самые закладки делать... Да ты, Лексей Григорьич, чего кофе не пьёшь? Остыл, поди?
   - Всё это очень здорово, - пробормотал Лёхин, сморщившись от ноющей боли в виске. - Только давайте меня загрузим компьютерными проблемами чуть позже. У меня и своих сейчас достаточно.
   - Ах да! - спохватился Елисей. - Когда ты, Лексей Григорьич, уходил с утра, видел я странную вещь, да забыл сказать о том, а потом написал на бумажке, чтоб не забыть.
   - Бумажка эта? - спросил Лёхин, вынув из кармана домашних штанов клочок и бросив его на стол. - Про зелёные тени?
   - Про них, Лексей Григорьич, про них. Видел я, как они за тобой побежали, тени эти зелёные, будто опоздать боялись. Успел я за тобой до лифта добежать, а эта зелень там, в углу, затаилась и будто бы даже раздвоилась.
   - Вот как? Елисей, я ваш мир ещё плохо знаю. Но пару раз уже встречал в кафе "Орден Казановы" зелёных крыс-призраков. Что ты о них знаешь?
   Они так увлеклись беседой, что не заметили, как Никодим машинально поднял смятый клочок бумаги и расправил его.
   - Крысы-призраки, - задумался Елисей. - Надо же... Не слыхал о таком. Может, они обычные привидения? Траванули их ядохимикатами, вот они, сердечные, и бегают в призрачном виде неприкаянно?
   - Ага, и такие они неприкаянные, что могут подвального из его подвала выгнать и за мной по всему городу следить, да?
   - Правда твоя, Лексей Григорьич. Сказалось, не подумавши...
   - Елисей, - осторожно позвал Никодим, протягивая бумажку.
   - Да помню я, что там написал, - отмахнулся домовой - и остолбенел от резкого визга Никодима.
   Тот стоял абсолютно спокойно - глаза только злые, но верещал так, что Лёхин схватился за уши. Верещащий визг закончился, едва Никодим понял, что обратил на себя внимание. С тем же непроницаемым лицом он развернул бумажку и показал Елисею. Остолбеневший Елисей только и смог опустить глаза, после чего выхватил клочок из рук Никодима и впялился в него.
   Всё ещё ладони на ушах - Лёхин встал и заглянул в бумажку. Ничего нового для себя не увидел. Оборотная сторона, на которой сделана поспешная запись: "В каменном городе я заплутал".
   Елисей поднял глаза на Никодима, и Лёхин сообразил, что вляпался в какую-то тайну, известную этим двоим. Потом домовые, с абсолютно бесстрастными лицами, перевели непроницаемый взгляд на хозяина. Лёхин подождал-подождал, сплюнул про себя, сделал морду опытного гангстера, на досуге поигрывающего в покер, и решительно отправился из кухни.
   Кажется, такого финта ушами домовые, объединённые на почве общей тайны, не ожидали. Топоток за спиной - и, удовлетворённый маленькой местью, Лёхин позволил себе ухмыльнуться.
   - А... куда это ты собираешься? - растерянно спросил Елисей.
   Лёхин, уже натянувший спортивный костюм, надевал кроссовки.
   - Я весьма многозначительно иду на тренировку.
   - Э-э... А почему многозначительно?
   - Потому что мне понравилось, как вы многозначительно выглядите, когда так многозначительно переглядываетесь между собой. Чувствую себя при этом однозначным дурачком. А мне это не нравится. А поскольку хотя бы тренировки у меня многозначительные, то и шлёпаю я на них соответственно
   Основательно задурив головы домовым, Лёхин выскочил на лестничную площадку и, медленно спускаясь по лестницам, отстучал смс-ку Вече: "Я во дворе".
   Два круга по периметру детского сада под моросящим дождём. Ничего. Приятно даже. Пока.
   Азартная разминка между детсадом и трансформатором.
   Присоединился запыхавшийся, но радостный Веча.
   Отправил его вокруг детского сада. Плюнул на разминку - догнал Вечу, и вместе сделали круг. На втором круге присоединился племяш Вечи - Сашка, учившийся в одиннадцатом классе, парень не очень высокий, но быстрый и легко двигающийся. Смышлёная Сашкина физиономия, с внимательными глазами и быстрой улыбкой, Лёхину понравилась.
   Потом опять разминка. Племяш старался не отставать. К концу разминки Веча молодцевато кряхтел, горделиво поводя плечами, а Сашке Лёхин велел закончить и бежать домой. Слишком уж пацан хватал ртом воздух - не простыл бы в мороси. Сашка даже испугался, что гонят: пообещал всё делать медленно, чтоб бронхит не заработать.
   - Одно замечание - и домой, - предупредил Лёхин.
   Ему нравилось думать, что дождь из ливня перешёл в морось, потому что дождю стало завидно. Нравилось думать, что дома его нетерпеливо ждут совершенно обалдевшие домовые. В общем, нравилось думать не о деле.
   Но от дела тоже никуда не деться. Едва Лёхин закончил привычный комплекс с гардинкой, он подошёл к Вече и Сашке. Веча улыбался так гордо, словно сам научил Лёхина тренировкам с гардинкой. А Сашка настолько был обворожён действиями соседа, что Лёхин взял его тёпленьким.
   - Саша, за что вы втроём били Ромку в нашем подъезде? В апреле дело было.
   - Что-о?! - грозно развернулся ошарашенный Веча к племяннику. - Втроём?
   - Подожди, Вячеслав, - положил на его плечо тяжёлую длань Лёхин. - Ну, Саша, вспомни: я вас тогда отогнал, а один из вас пообещал подкараулить Ромку подальше от дома.
   - Вот ни фига себе - пацаньё...
   - Это были вы?!
   Племяш глянул на расстроенного дядю, потом снова испуганно на Лёхина. Худое скуластое лицо взрослеющего подростка начало вытягиваться - то ли от придуманной обиды, то ли в защитной маске самой невинности.
   Пресекая любые отговорки, Лёхин мягко сказал:
   - Ромка пропал почти неделю назад. Бесследно. Я собираю все сведения, которые могут помочь найти его. Так за что вы его?
   - Пропа-ал?.. - недоверчиво переспросил Сашка. Лёхин молча смотрел на него - и пацан поверил. - У нас во дворе все девчонки за ним по пятам ходили. У Мишки, ну, того, который угрожал, Ромка тоже девку увёл. Ну, как увёл? Глянул только разок на неё, улыбнулся - и всё. Больше она Мишку видеть не могла. Летом, когда Ромки не было, они помирились. И не только с нею он так. Полыбится - и они все его. Думаете, не обидно?
   - А потом? Летом-то этот ваш Мишка со своей девушкой помирился. Но ведь Ромка продолжал ходить сюда, к бабушке.
   - Точно! - словно удивился, сообразив, Сашка. - Да ему девчонки будто и не нужны стали. Он кому-то из ребят сказал, что хочет подготовиться на какой-то сложный факультет в вузе. Типа, только учиться собирается. Не до девчонок ему вроде как.
   - Значит, за отбитую девчонку били?
   - Да какая она отбитая, если ему и не нужна была? Он посмотрел, как подразнил, - и всё на этом. Гулять-то он с ней не гулял.
   - Трое на одного! - всё никак не мог успокоиться Веча.
   - Вячеслав, дело прошлое, а прошлым не попрекают. У пацанов свои причины для драк. Саша у тебя, вон, взрослый. Подлянкой заниматься не будет. Саша, как?
   - Не буду, - вздохнул Вечин племяш.
   29.
   Бодро взбегая по лестницам, Лёхин считал: десять минут на душ, полчаса на завтрак в обществе домовых. Дорога. Два часа с Аней. А если получится - три. Можно погулять с ней по книжным магазинам. Один раз ходили - Лёхину понравилось: никто никому не навязывал своих вкусов и предпочтений, время от времени зачитывали друг дружке интересные или смешные странички и рылись каждый на своих любимых полках, изредка оглядываясь: "Ты здесь? Я тоже!"
   А потом... Ну, потом он уж определится с делами... Раздражало здорово, что не может постоянно заниматься розыском. Очень раздражало. Но время активной работы оказалось именно так распределённым, что поиском Ромки и Лады он мог заниматься, только начиная с вечера.
   "Многозначительный" выход Лёхина на тренировку принёс свои плоды: домовые заискивающе заглядывали в глаза, носились как угорелые - лишь бы хозяин был доволен. Лёхин-то и после разминки в хорошее расположение духа пришёл, а уж после ванной вообще растаял. Но домовым не показывал. Вошёл с непроницаемой мордой - и за завтрак с таковой уселся. Быстро закончив с салатом и кашей, перешёл к десерту и только тогда заговорил:
   - Спасибо. Сегодня во сне я гулял в каком-то подземелье, по развалинам. Перед тем как проснуться, услышал песню - вот эту самую строку.
   Сказал вслух - и понял, что значит каменный город. То самое подземелье. Но говорить о своих соображениях не стал. Если домовые прониклись его реакцией на их переглядывание - объяснят с подробностями.
   И - точно. Побросав тарелки в раковину - потом! Всё потом! - домовые поставили перед Лёхиным крекеры и чашку с чаем и чинно уселись перед ним на подоконнике. Елисей глубоко вздохнул и начал:
   - Шишика ещё не успели поймать (сверху хихикнули) - снов твоих не знаем. Подземелье - говоришь. А не тот ли это подвал, где в августе с пожирателями душ дрался? Может, понервничал, да и?..
   - Нет. В сегодняшнем подземелье подвала точно не было. Я спустился туда по широкой лестнице - да, похоже. И шёл долго по коридору - тоже похоже на подвал. Но из коридора я вышел в самые настоящие развалины. А на стройке такого нет.
   - А видел ли кого?
   - Видел. Парнишку, с которым вчера подрался, но разошлись мы с ним мирно. Во сне он мёртвый. Видел тех самых зелёных крыс-призраков - они чего-то там колдовали над ребятишками из "Ордена Казановы". Ещё во сне у меня был меч. С ним я налетел на одну из крыс - и оказался дома. И услышал вот эту строку.
   - А почему решил, что из песни?
   - Потому что пели, - спокойно ответил Лёхин, хотя чуть не взорвался.
   Никодим подтянул ноги, обнял колени и горестно уставился в ничто.
   - Ромка ведь песни складывал, да как хорошо...
   - Каменный город вы видели, Лексей Григорьич, - наконец приступил к главному Елисей. - Место неприступное. И уж как ты туда попал? Не всякий ведь из нашего народу туда пройдёт.
   - Да ведь сон!
   - Всё одно, Лексей Григорьич. Хотя... есть здесь одна закавыка. Через сон прошёл в Камень-город - значит, позвали. А ты ещё и гулял там - значит, кто-то зацепился за тебя и зовёт крепко.
   - Камень-город - он сам как сон: и напророчить может, и душу твою же тебе показать, - вступил в объяснения Никодим. - Ты можешь войти в него и через сон, и обычной дорогой. Ходы только надо знать.
   - А вы знаете?
   - Нет. В Камень-город дорога нам заказана. Мы существа маленькие, и жизненная сила у нас мала. Появись там я - Камень-город меня выпьет.
   - Значит, у подвальных тоже спрашивать не стоит.
   - Не стоит, Лексей Григорьич, не стоит. Мы хоть и невидимые человеческому глазу, да привыкли с матерьяльным возиться да общаться. Дороги нам туда не найти.
   - Хорошо. А Каменный город - это хорошо или плохо?
   - Ох, Лексей Григорьич! А человеческий город - плох ли, хорош? В нём ведь всего намешано. Вот и Камень-город таков: напророчил тебе, предупредил, чтобы ты знал, - хорошо. Развалины вместо домов увидел - плохо.
   - А кто в нём живёт?
   - Точно не скажем, Лексей Григорьич. Недоступно нам такое знание. Слышали только, что многие из сновидящих там бывают. Они вроде как его и построили.
   Лёхин думал в ответ услышать о сущностях несколько иного порядка, чем земные домовые или, например, лешие. Поэтому сообщение Елисея огорошило.
   - Получается так, что Шишика со мной в том походе не было?
   "Помпошка", сидевшая в вазочке с конфетами и зефиром, развернулась к хозяину всем корпусом. В полуоткрытой пасти белел зефир: Шишик, как всегда, откусил половину и жевать некоторое время не мог. Ещё в августе Лёхин выяснил, что Шишики в основном питаются снами хозяев, а его Шишик к тому же обожал абсолютно материальный зефир. И, как всегда, при виде набитой белым месивом пасти Лёхину захотелось пальцем пропихнуть зефир в "помпошку". Едва желание обрело отчётливый образ, "помпошка" чуть оскалилась, недвусмысленно напоминая о жутких зубищах. Да, такому палец в рот не клади. В прямом смысле, естественно... Шишик, тяжело пыхтя, сглотнул зефир - и, икнув, запихал в пасть вторую половинку.
   Домовые терпеливо дождались, пока Шишик доест, и объяснили:
   - Если он в то время был на тебе, значит, был и в Камень-городе.
   - Ладно. Жаль, что времени у меня маловато. И есть конкретные вопросы. Если вы посмотрите то, что видел Шишик, вы сможете отличить пророчество от настоящего?
   - Конечно!
   - Так, хорошо. Я ведь правильно понимаю: Ромка спит, а его, так скажем, двойник гуляет по Каменному городу? Смогу ли я по следу двойника выйти на самого Ромку?
   - Спящим - нет. А вот если ты, всамделишный, найдёшь вход в Камень-город, найдёшь Ромку там и сможешь с ним заговорить...
   Совершенно сбитый с толку, Лёхин только смотрел на озабоченных домовых.
   - Но я же буду бодрствовать!
   - Это Камень-город, - пожал плечами Елисей. - Если тебя позвали туда - и бодрствующим войдёшь. Ежели зов поймаешь.
   Лёхин зажмурился и помотал головой. Не, такие закидоны не для него. Конкретика и только конкретика!
   - Пока я одеваюсь погулять, посмотрите у Шишика сон? Мне нужно точно знать, что собой представляет мёртвый парнишка и эти самые крысы с ребятами из "Ордена Казановы".
   Елисей запустил руку в вазочку и вытащил чёрно-белый зефир: одна половина белоснежная и напудренная, другая - глазастая и косматая. Пока домовой тянул "помпошку" к себе, та успела вгрызться в сладость - и Лёхин отвернулся. Его чуть не стошнило, едва он представил зефир в собственный рост - и его ещё надо съесть!
   Пока Лёхин бегал, собирался - появился Касьянушка. Поспешно поздоровавшись, призрак хотел было рассказать о вчерашних ужасах гуляния в бездне Интернета. Но Лёхин в очередной раз заскочил на кухню, и Касьянушка узрел домовых, внимательно вперившихся в глазища Шишика. Ага, новости! Это даже интереснее, чем расписывать собственные чувства и переживания. И призрак опустился рядом с домовыми.
   Лёхин снова влетел на кухню, одетый и обутый, свалился на табурет и потребовал:
   - Ну?
   - Живой он ещё, Лёнька этот, - сказал Елисей. - Вечером его убьют. Нечаянно. А те четверо, вокруг которых крысы бегают, попали, Лексей Григорьич, в нехорошу историю. Колданули их - сильно, но неумело. Околдованный человек, видишь ли, сидит в границах колдовства, как в яичной скорлупе, ежели наводил человек знающий. А ежели колдун слабый, границы будут с прорехами. В такую прореху влезет любая сущность и сделает с колданутым всё, что захочет.
   Лёхин сразу вспомнил, что именно эти четверо били Анатолия.
   Четверо, вокруг которых в Каменном городе суетились крысы.
   Но крысы склонились и над Анатолием, когда он лежал в служебке.
   И Диана бежала в громадной стае крыс.
   Вот чёрт! И как всё это связано с пропажей Ромки и Лады? А ведь связь есть - Лёхин чувствовал её, как чувствует забывший слово человек, что вертится оно у него на языке! И вот-вот вспомнит...
   - Крысы могут быть сущностями?
   - Не могут, а есть.
   - Что они делали с ребятами?
   Домовые переглянулись, но на этот раз Лёхин не злился. Он видел: они очень хотят помочь ему, поэтому стараются быть точными.
   - О чём речь? - влетел в кухню бывший агент.
   Касьянушка зашипел на него: "Тихо!" и ткнул призрачным пальцем в глаза Шишика. "Помпошка" шамкнула, но палец, к её сожалению, был призрачным и для неё.
   - Четверо ребят. Зелёные крысы, - безнадёжно сказал Лёхин. - Что делают крысы?
   Глеб Семёнович сощурился на Шишика, Шишик проказливо сощурился на него. Тем не менее, агент чуть приподнял бровь и обернулся к Лёхину.
   - Меняются. Крысы забирают у этих людей временное пространство, а взамен дают определённого типа энергию для поддержания в них какой-то силы.
   - Откуда вы это знаете? - поразился Лёхин.
   - Ну, в КГБ наш отдел состоял из людей, скажем мягко, не совсем ординарных, - скромно заметил Глеб Семёнович. - И на месте не стояли: обучались в меру сил и возможностей, благо материалу и для теории, и для практики у нас всегда было предостаточно.
   Лёхин лихорадочно размышлял: крысы совались в разбитый им, Лёхиным, рот Анатолия - и красавчик вышел из служебки здоровым и невредимым. Примерно понятно, что такое "дают определённого типа энергию", но что значит...
   - Что значит временное пространство?
   - Ну, Лексей Григорьич, - укоризненно сказал Елисей. - Сокращают срок человеческой жизни, конечно.
   Чёрт, на каком курсе учится Диана? Она выглядит зрелой женщиной! "Стоп! - приказал себе Лёхин. - На музпед института часто идут после музучилища. То, как Диана выглядит, - ещё не показатель. Но эти полчища крыс, в которых она шагала, как в волне... Почему их так много? Нет, не так. Почему их так много именно вокруг неё?"
   Ладно, это не к спеху. В кои-то веки можно выйти утром не торопясь. Да, чуть не забыл.
   - Елисей, я в прошлом году старый зонт выбросил. Не помнишь, чехол от него остался или я его тоже выбросил?
   - На пОдлавке лежит, в пакете. - "На пОдлавке" - это на антресолях, над входной дверью, вспомнил Лёхин.
   - Не рваный?
   - Там шов разошёлся, ближе к тесёмкам, - осторожно, не понимая, ответил домовой.
   - Как ты думаешь, Елисей, меч-складенец войдёт в этот чехол?
   - Войдёт, Лексей Григорьич, - чуть не запел от облегчения домовой. - А швы я все наново прострочу у Никодима - это мы быстро. И - правда твоя, Лексей Григорьич, хватит тебе из дома безоружным выходить.
   - И последнее, Елисей. Августовская защита вокруг дома полностью убрана?
   - Ну что ты, Лексей Григорьич! - обиделся домовой. - Таку сложну систему убирать! Мы только узлы некоторые ослабили. Заново натянуть их - минутное дело. Охти ж, Лексей Григорьич! И ведь не сообразил сразу. Ох, крысы-то... Ох-хо-хох! Сегодня же клич брошу - скорёхонько всё и сделаем!
   В общем, Лёхина из квартиры проводили как полководца, отдавшего последние распоряжения перед битвой.
   30.
   Чувствуя себя школьником, сбежавшим с уроков, радостным и немного напуганным, Лёхин топтался у подъезда дома у Привокзальной. А вдруг профессор запретит Ане выходить?.. Но нет, Аня вышла, как всегда - быстро, словно сидела, готовая к прогулке и только в ожидании его звонка.
   Сегодня она сразу взяла его под руку. И от мягкого естественного жеста Лёхину вдруг стало так тепло, что он машинально глянул на небо: не солнышко ли вышло да пригрело? Одновременно он чуть скосил зонт, и со спицы на нос шлёпнулась здоровая капля. Лёхин сморщился и засмеялся.
   - Вспомнилось что-то? - улыбнулась Аня.
   - Да нет. Показалось - солнце выглянуло.
   По дороге в кондитерскую он рассказал ей о драке компаньонов на задворках "Ордена Казановы", о странном смехе Дианы при взгляде на Анатолия, о том, что в кафе видели и Ромку, и Ладу; о внезапном поединке около полуночи и о сне, в котором он видел своего противника мёртвым. Сказал и о том, что была подсказка: противник, Лёнька, умрёт сегодня к вечеру.
   Кондитерская, как обычно поутру, пустовала. Сегодня, впрочем, народ в лице троих присутствовал. Пока Аня заказывала, допили свой кофе и убежали две девушки, которым Лёхин и Аня улыбнулись уже как знакомым. Как же - раз пятый-шестой встречаемся!.. Ещё один тип в кожаном плаще сидел, отгородившись от мира газетой, спиной к их столику.
   Пока Аня заказывала, как и договаривались, на свой вкус, Лёхин взял чашки с кофе и понёс к своему столику. Улыбчивая продавщица помогла Ане донести заказанное. С сомнением оглядывая богатый стол, Аня пожала плечами:
   - Легче было бы заказать один торт на двоих.
   - Что я завтра и сделаю! - с угрозой сказал Лёхин, и она тихонько прыснула в кулачок.
   Распробовав по кусочку торта, они улыбнулись друг другу, как заговорщики. Лёхин вынул фотографии и подвинул стул ближе к Ане.
   - Вот.
   - Ты прав. Незаметная, - рассматривая Ладу, подтвердила Аня впечатление Лёхина. - Такую вряд ли пригласили бы в "Орден Казановы" как...
   - ... как компаньонку, - закончил Лёхин.
   - А это Ромка, значит... А он?..
   Лёхин дотронулся до её пальцев, а когда Аня удивлённо взглянула, почти беззвучно сказал: "Тсс..." Она замолчала и скользнула взглядом по зеркальным стенам. Нет, больше никто не входил в кафе.
   На столе, среди одноразовых тарелок и чашек, носились, играя в догонялки, два Шишика. Они здорово были похожи на разыгравшихся котят, особенно когда один, вылетая из-за посуды, резко, нос к носу, сталкивался с другим - и оба вставали на дыбы, мелкими шажками пятясь друг от друга.
   Аня едва заметно кивнула - что, мол, случилось?
   Некоторое время глядя ей в глаза, Лёхин размышлял: нет, вроде, отношения у Ани с братом хорошие. Но, наверное, рассказа о проблемах подруги с "Орденом Казановы" сегодня не дождаться. Ладно, деваться некуда. Чуть повернув голову в сторону соседнего столика, занятого типом с ворохом газет, Лёхин ровно спросил:
   - Дмитрий Витальевич, не хотите присоединиться к нам?
   Изумлённая Аня откинулась на спинку стула, сжала руки.
   Шишики остановились, любознательно вылупившись на кожаную спину с газетами. Шишик Ник отвлёкся первым: он остановился рядом с куском торта, на котором восседало нечто похожее на зефирину. Ник присел напротив тарелки и принялся умилённо созерцать кондитерское произведение искусства. Через секунды две к нему присоединился Шишик Профи: пока пойманный из-за него хозяин придёт в себя от неожиданности, терять время не хочется, а здесь - такая красота. Вкусная, наверное!
   Лёхин тоже размышлял, глядя на застывшую спину Соболева. По дороге к Ане он забежал в магазин купить зефиру и теперь думал, удобно ли его вытаскивать... Додумать не успел.
   Вздохнула Аня. Соболев встал и присел к ним, изрядно сконфуженный, хоть и с упрямо впяченной нижней губой.
   - Дима, тебе кофе?
   Не дожидаясь ответа, Аня встала и решительно пошла к прилавку.
   - Как вы догадались, что я... здесь? Вы вошли, сели, разговаривали... и вдруг...
   - Шишик ваш здесь, - объяснил Лёхин. Сомнения разрешены: он вынул из подвешенного на спинку стула пакета лакомство и водрузил две зефирины на освободившуюся тарелочку.
   Вернувшаяся Аня успела поставить чашку перед братом - и ахнула: два зефира, которые здесь, в кондитерской, она не брала, жёстко шмякнулись друг в друга и мгновенно уменьшились по бокам: две "помпошки" пожирали белую массу, сидя на противоположных краях тарелки и остолбенело таращась друг на друга.
   Не сводя глаз с зефира на тарелке и испаряющегося в пространстве, Аня села. Лёхин аккуратно взял Шишиков за шкирки - благо теперь понятно стало, где эти шкирки, - подвинул их в середину тарелки, а саму тарелку поставил посреди другой посуды. Постороннему глазу такого чуда лучше не показывать.
   - Шишики всегда выдают своих хозяев? - сухо осведомился пришедший в себя профессор. Он понюхал принесённый сестрой кофе, чуть сморщился, но отпил.
   - Нет. Только когда считают это необходимым.
   - Я... иногда вижу контуры.
   Профи высокомерно приподнял лохматые бровки, покосившись на хозяина, и сунул в пасть вторую половину зефира.
   Услышавшая про Шишиков, Аня спросила:
   - Они любят зефир?
   - Они питаются снами хозяина, любят зефир и обожают всякие карты и схемы. Дмитрий Витальевич, надо будет - потом расскажу подробнее. Сейчас меня интересует следующее: что вы знаете о кафе "Орден Казановы"?
   Аня вздрогнула так, что Лёхин взглянул - что с ней? И поразился: она не то что побледнела - посерела, глядя на брата. Профессор же оставался спокоен, разве что любопытство в глазах сменилось ледяным безразличием.
   - Знаю то, что слышал от людей, посещавших его.
   Паранормальный уровень зрения здесь ни при чём. Лёхин кожей ощутил, что Соболев, только что разговаривавший с ним о Шишиках словно через открытое окно, медленно, но плотно это окно закрыл. И Аня замкнулась. Уйди теперь профессор - она уже ничего не скажет об истории подруги. Но Лёхину необходимы любые крохи информации об "Ордене Казановы". И Лёхину нужна Аня.
   Профи оглянулся на хозяина, но тот, хоть и бушевал цветовыми вихрями сильных отрицательных эмоций, не уходил. А половинка зефира - на тарелке. И Шишик Ник уже внимательно рассматривает свою долю... Ещё раз опасливо покосившись на хозяина, Профи быстро сунул в пасть угощение.
   - В общем, так, - сказал Лёхин. - Повторю ещё раз: если ваш Шишик хотел, чтобы я его увидел, - это неспроста. От моего он знает о теме нашей с Аней беседы. Значит, он хочет, чтобы вы рассказали мне всё, что знаете об "Ордене Казановы". Чтоб вам легче было, начну я. Пропали двое. Почти дети. "Орден Казановы" как-то связан с их исчезновением. Аня, фотографии у тебя. Покажи.
   Заинтригованный, а потому чуть расслабившийся, Соболев взял снимки. Фото Лады отложил сразу.
   - Эту я точно не знаю.
   Ромкину фотографию рассматривал дольше и, судя по нахмуренным бровям, мальчишку узнал и теперь вспоминал, где его видел.
   - Это компаньон?
   - Нет. Он только выглядит взросло. Перешёл в одиннадцатый класс.
   - А почему на нём плащ компаньона?
   - Кажется, он ходил к кому-то из знакомых в кафе, - осторожно сказал Лёхин. - Может, из тамошних ребят интереса ради подарил или одолжил для фотосъёмки.
   - Да, конечно! Я видел его в конце августа или в начале сентября: он вышел из вашего подъезда и сел в джип. Что он делал в вашем подъезде? Вы знакомы с мальчиком?
   - Шапочное знакомство, - ответил Лёхин, размышляя: спросить не спросить, а что сам профессор делал у его подъезда? Начал слежку уже с тех времён? Кажется, Аню тоже интересовал этот вопрос: она оторвалась от зрелища толчками исчезающих зефирных половинок и заглянула брату в глаза.
   - Шапочное... - задумчиво повторил Соболев.
   - Его бабушка - моя соседка по лестничной площадке.
   Аня через стол протянула руку, опустила на ладонь брата.
   - Дима, могут быть ещё трагедии.
   - Я не могу об этом говорить. Скажи сама.
   - Года два назад у нас в семье случилась беда, - начала Аня, не выпуская ладони брата. - У Димы была жена и двое детей. И всё бы хорошо... Но однажды Лида встретила одного из компаньонов "Ордена Казановы". Он буквально околдовал её. За три дня она отнесла ему все свои драгоценности - она из старинной профессорской семьи, и её драгоценности - почти раритет. А на четвёртый день он объявил Лиде, что она ему неинтересна, так как с неё нечего больше взять. Она буквально на глазах таяла от какой-то болезненной страсти к нему. А потом не выдержала. Она взяла... В общем... В общем, самоубийство. - Она заморгала, останавливая слёзы. Соболев упорно смотрел на Шишиков - те на него. Собравшись с силами, Аня договорила: - Мы пытались выяснить, кто из компаньонов... Но, естественно нам не сказали.
   Бесстрастное лицо профессора не дрогнуло, зато в ладонь сестры он вцепился так, словно она вытаскивала его из пропасти.
   Лёхин же, взглянув на осунувшееся лицо Ани, вдруг вспомнил её вчерашнюю реплику. Он сказал, что приглашён в кафе "Орден Казановы". И что даже успел побывать там. Аня сделала какой-то странный вывод: "... тебя пригласили в "Орден Казановы", а сегодня ты здесь, со мной". Вчера он не понял её слов. Сообразил сегодня. Она поразилась, что с ним всё в порядке. Значит... Значит, нет никакой подруги. Просто однажды её хороший друг, возлюбленный, а может, даже жених, не пришёл на свидание, потому что влип в "Орден Казановы". Отсюда - "...А сегодня ты здесь, со мной". Вот так. Вот почему она так замкнута... И почему-то вспомнилось странное фото, во сне взятое с трупа самоубийцы: скучающая Диана и влюблённо глядящий на неё молодой мужчина. А ещё вспомнился кулон с кодексом компаньонов "Ничего личного"...
   Шишики деловито подкатили к краю стола. Профи прыгнул на запястье Соболева, Ник - на запястье Ани. Через минуту побелевшие от напряжения пальцы профессора расслабились, а на лице Ани появился чуть заметный румянец.
   31.
   Кажется, совершенно машинально Соболев отпил остывшего кофе, явно не заметив его вкуса. Аня сидела, задумавшись, не отпуская его руки.
   Лёхин умел сопереживать и сочувствовать. Это умение, возможно, перешло к нему от бабушки вместе с умением кормить всех, кого пришёл в дом. Но он знал за собой ещё одну черту характера: если он жалел, то жалел деятельно. Сидеть сложа руки и лишь предаваться скорби, тысячи раз перемалывая "ах, какой хороший был человек", он не мог.
   Поэтому, сочувственно помолчав, он уставился на Соболева. Тот медленно двигал по столу опустевшую чашку, но, ощутив пристальный взгляд, поднял глаза. Лёхин скосился на Аню - и снова на профессора. Поймёт - не поймёт? Соболев чуть поднял брови: не совсем понял. Лёхин повторил уже с незаметным кивком на Аню. Понял.
   - Анюта, ты не возражаешь против нашей беседы с Алексеем Григорьевичем?
   - Да, конечно, Дима... Алёша?
   - Всё нормально, Аня. Подожди, сейчас помогу.
   Он помог ей упаковать в коробку торт, до которого она так и не дотронулась. Скользнув пальцами по руке Соболева, она улыбнулась ему и вышла из зала - Лёхин следом. Кажется, из них двоих брата она считала более слабым, потому что на выходе из кафе обернулась и попросила:
   - Вы не ругайтесь там, ладно?
   - Ну нет! Ща пойду и съем его! - набычился Лёхин.
   Секунды она всматривалась в него с медленно расцветающей улыбкой - и спросила:
   - А почему?
   - Его погладили - меня нет. Обидна-а!
   Она метнула взгляд на стеклянную дверь в зал. Брата не видно - за стеной. И тогда она неуверенно провела ладонью по плечу Лёхина и, странно усмехнувшись, сказала:
   - Давно хотела потрогать твой джемпер. Такой мягкий.
   И выскочила из кафе.
   Лёхин медленно обернулся к зеркальной стене. На плечах сидели Шишики - увеличившись вдвое, словно надулись изо всех сил - аж глазёнки утонули в опухших щеках. Он сначала не понял, точнее - удивился бездумно. И только чуть позже, обнаружив, что его короткие белые волосы стоят дыбом, сообразил, какой мощный взрыв адреналина вызвало в нём прикосновение Ани. Ну и... Шишики и откушамши... Сладенького... Блинчики-оладушки.
   Несколько раз глубоко вздохнув - успокоиться, Лёхин снова глянул в зеркало: кажется, "помпошки" тоже возвращались в норму - после вздыбленного состояния. И Лёхин совсем успокоился: не одного меня шарахнуло, - и вернулся в зал, к профессору.
   Тот сидел, нахохлившись над пустой чашкой. Лёхин не поленился, сходил взять ещё кофе на двоих. Пока Соболев недоуменно смотрел на пододвинутую к нему чашку, Лёхин с удовольствием съел все сладости, заказанные Аней, и созрел для разговора. Вроде и профессор сообразил, что молчать смысла больше нет.
   - Вы хотите поговорить со мной об Ане?
   - Нет. Я хочу поговорить с вами о человеке, которого сегодня убьют.
   Кофе выплеснулся совсем немного. Лёхи взял из стаканчика салфетку и промокнул стол. Эк, какой он, профессор, впечатлительный.
   - Вы всегда так прямолинейно преподносите информацию? - сухо спросил Соболев.
   - В последнее время жизнь со мной настолько прямолинейна, что приходится обходиться без заморочек дворцового этикета. Да и времени маловато для расшаркивания. Итак, вчера вечером я возвращался из кафе "Орден Казановы"...
   Он коротко пересказал историю нападения и неожиданного спортивного поединка. Предположил, что ребят, которые должны были его побить, вызвал Анатолий, а те, на всякий случай, подключили Щуплого, который и превратил избиение в игру на двоих.
   - По их расчётам, он один мог бы меня... ну, избить бы до невменяемого состояния, а он не тронул. Почти. Сейчас они могут пригласить кого-то, чтобы отомстить за нежелание идти у них на поводу. Возможно, они думают его - так называемое - наказать. И, возможно, нечаянно они убьют.
   - А вы? Вы тут каким боком?
   - Добрый вы, профессор... Боком... Из-за меня Щуплый попал в историю. Ему, кроме меня, никто не поможет. Не забывайте, Дмитрий Витальевич, речь идёт о жизни и смерти человека.
   - И чего вы хотите от меня?
   - Лично от вас - полчаса времени. Судя по тому, как вы сегодня основательно решили за нами следить, свободное время у вас есть. Помните август? Шишики умеют ходить по ментальному следу человека в пространстве, благодаря чему я и нашёл вас. Но тогда был свежий след зомбированного человека. Сегодня мне нужно узнать, где живёт Щуплый. Его вчерашний след вряд ли доступен моему Шишику (Ник возмущённо фыркнул), поэтому мне нужен ваш Профи.
   - Кто?
   - Так я назвал вашего Шишика, чтобы отличать от моего Ника, - объяснил Лёхин. - Мой-то, конечно, может вывести меня на Щуплого, но дело затянется. С момента поисков Романа и Лады я в постоянном цейтноте. Вынужден искать пути покороче и побыстрее.
   - Насколько я вас понял, - медленно заговорил Соболев, - я иду с вами по следу Щуплого, а вечером вы один идёте, чтобы защитить его от убийц.
   - Ну, не забывайте, что убийц может и не быть. К нему могут прийти, чтобы, громко говоря, отомстить за неудавшийся урок мне. Цель - избить его. Но кто поручится, что в азарте драки его не убьют? Сами понимаете - смерть может случиться и в результате несчастного случая. Так что вот...
   - Идём сейчас?
   - Если не возражаете.
   Лёхин сидел напротив зеркальной стены. Шишик Ник с его плеча, размахивая короткими лапками, то и дело ехал глазами вниз, словно собираясь шариком скатиться с хозяйского плеча, но тут же проворно возвращался в исходное положение. Напротив, дождавшись его возвращения, то же самое делал Профи. "Версаль разводят, раскланиваются - нас изображают", - догадался Лёхин.
   Прежде чем уйти, Лёхин выбросил в ведёрко для самостоятельных посетителей чашки и бумагу, оставив на столе картонную тарелочку с двумя кусочками торта. Привидение тихой бомжишки зависло над столом, с благодарностью кивнув Лёхину.
   Кажется, Соболев тоже что-то ощутил. Он резко встал у двери и, обернувшись, обшарил глазами маленький уютный зал. Сделав вид, что не замечает его движения, Лёхин демонстративно пододвинул тарелку с тортом ближе к окну. Со стороны кассы всё равно не видно его действий - спиной стоит к продавцам.
   Как ни в чём не бывало, Лёхин заторопился к выходу. С плеча вежливо хихикнула "помпошка" - мелькнуло в зеркалах привидение, робко помахало вслед.
   - Призрак здешний? - уточнил профессор.
   - Здешний.
   - Вы специально подвинули тарелку ("Чтобы её служащие сразу не убрали", - предположил Лёхин конец фразы, едва профессор замялся, но...), чтобы я увидеть успел?
   - Специально.
   - Зачем?
   - А на вас, Дмитрий Витальевич, все призраки города жалуются: мол, только установишь с профессором контакт - он опять его теряет. Но ведь вы, как я понял, видите - если точно знаете. Почему бы и не посмотреть на даму заведения?
   - Не увиливайте, - как обычно, негромко сказал Соболев. - Я же понял, что вы таким образом... тренируете моё видение.
   - Почему бы и нет? Вы возражаете?
   - Нет.
   "Если бы не Аня, если бы не Щуплый, - мечтательно подумал Лёхин, - я бы и не подумал тебе помогать... Да я бы не подумал вообще с тобой разговаривать! Увидел бы, или Шишик бы подсказал - я б не шелохнулся, а только бы Аню увёл отсюда - и всё".
   В дружном молчании они доехали до нужной остановки, где Соболев ненадолго замешкался, бросил косой взгляд вниз по улице - в сторону кафе. Но за Лёхиным пошёл без слов.
   На площадке перед подъездом - на вчерашнем спортивном ринге - Шишик Ник скатился на руку хозяина. Вцепившись в ручку зонта, он среди многих, оставленных в воздухе следов нашёл нужный. Когда Лёхин сообразил, что искомое найдено, он подошёл к Соболеву и пересадил Ника и Профи. "Помпошки" будто перенюхались - и рассредоточились по плечам Соболева.
   - Нам повезло, - сказал Лёхин. - Он живёт где-то неподалёку. Идите не спеша, чтобы я мог следить за Шишиками.
   - Они оба на мне?
   - Угу, на плечах.
   Плечи профессора разом машинально поднялись, будто он сразу учуял придавившую их тяжесть. Лёхин про себя усмехнулся, но ничего не сказал.
   Пришлось пройти остановки две, углубляясь в микрорайон старых домов, пока не вышли к новой, с иголочки высотке, горделиво вознёсшейся среди пятиэтажных хрущёвок.
   - Здесь, - остановил Соболева Лёхин.
   Почти квадратная в основании, многоэтажка головой пропадала в дожде и тучах. Спрятавшись под подъездным навесом старого дома, следопыты некоторое время рассматривали объект.
   - Жаль, дом новый, - пробормотал Лёхин. - Нашли бы призрака, поговорили бы.
   С плеча профессора хихикнул Ник. Лёхин резко обернулся.
   Ссутулившись под проливным дождём, определённо к ним шлёпала по лужам неопределённая фигура под зонтом-инвалидом - половина спиц воинственно пронзала воздух. Отчётливо виднелись короткий плащ, невообразимо мятые штаны, низ которых небрежно торчал из разбитых, кажется, даже женских сапог. Весь облик данного экземпляра будто носил табличку "Алкаш с большим стажем". Фигура шагнула под навес - двое посторонились - и долго и безуспешно пыталась закрыть зонт. Но то ли руки неловкими оказались с перепою, то ли зонт на редкость пакостным оказался, но ничего у бедняги не получалось.
   Потерзавшись между брезгливостью и жалостью, Лёхин помог нечаянному соседу справиться со строптивым зонтом. А потом алкаш выпрямился - и Лёхин, не веря глазам, увидел твёрдый взгляд на морщинистом лице, а главное - колпачок шикарной ручки, всунутой в верхний карман мятого плаща.
   - Савва! Вы?! Рад вас видеть!
   Лицо алкаша осталось безучастным, но ясные глаза потеплели.
   - Алексей Григорьич! Вот уж не думал свидеться более! - как всегда, медленно выговорил алкаш. - Какими судьбами здесь, в наших краях?
   - По делу! Как же иначе? - засмеялся Лёхин, а Соболев отступил на самый край сухой площадки под навесом. Вероятно, его смущал характерный запах от бомжеватого незнакомца.
   Неподвижное лицо Саввы не дрогнуло, но цепкие глаза мгновенно поймали в фокус спутника Лёхина.
   - Приятно увидеть знакомое лицо, - по-прежнему тягуче сказал Савва. - Так вы, Алексей Григорьич, нашли-таки профессора?
   Лицо Соболева вытянулось. Лёхин наслаждался ситуацией. Замкнутость профессора и его умение жёстко держать на расстоянии тяготили, так что возможность хоть немного вывести его из себя откровенно порадовала.
   - На сеансе бывали, Савва? - он уже не помнил, на "ты" или на "вы" был с Саввой, но нравилось выкать при Соболеве типичному алкашу. Но и дольше Лёхин тянуть не мог. - Дмитрий Витальевич, позвольте представить вам моего августовского знакомца - Савву.
   - Руки пожимать не буду - и вам неприятно, и я вовремя не проследил, чтобы тело их вымыло, - вздохнул алкаш и, проницательно взглянув на оторопевшего профессора, уточнил: - Дмитрий Витальевич, Алексей Григорьич забыл добавить одну подробность, когда представлял нас. Я призрак в теле человека.
   32.
   Алкаш, в которого неделю назад вселился Савва, возможно, ту же неделю назад умер бы без призрака. Удар, как говорят. Савва сказал - мозги тёмными стали. "Инсульт?" - прошептал профессор... Призрак сначала не понял, что за пятно образуется в голове занятого тела (дело было в забегаловке), решил, что тело опьянело до степени "вдребадан", и "повёл" его домой. Однокомнатная квартира старика ему понравилась. Единственно, отдраить бы её от застарелой грязи - и жить в своё удовольствие. Такого тела - со своей квартирой - у Саввы ещё не было. Он дал ему ночь отдохнуть и немного избавиться от алкоголя, а затем использовал в уборке. Затем отправил в магазин. Уже с самого начала призрак обнаружил, что двигаться в новом теле трудновато. Поразмыслив, связал тёмное пятно в мозгах и двигательный процесс. Но даже затруднительное движение не заставило Савву вновь перейти на свободный полёт
   - Жалко стало, - объяснил призрак. - Вышел я из него на второй день, а он упал и бубнит чего-то. А вчера выходил - уже смотрит осознанно. Я его гулять заставляю много, даже по такому дождю. А однажды встретил хорошего знакомого - тот врач. Он и сказал: воздух и движение, пища скудная и лёгкая. Ну и стараемся.
   Он так легко сказал: "Встретил хорошего знакомого", что Лёхин и Соболев лишь минуту спустя сообразили, что Савва говорит о привидении.
   - Ну, а вы с каким делом в наши края?
   - Ищем человека одного. Он в том доме живёт.
   - И нашли?
   - Подступиться как - не знаем. Шишики могут подсказать квартиру, но ведь не позвонишь в неё бухты-барахты: "Привет! Мы хотим узнать, кто ты такой и каково твоё расписание на сегодня!"
   - А это срочно? - деликатно спросил Савва.
   - Возможно, этого человека сегодня убьют.
   - Тогда пошли.
   - В смысле - пошли?
   - Всё очень просто, Алексей Григорьич. Шишик покажет квартиру - я оставлю это тело на ваше попечение и узнаю о вашем человеке всё, что смогу.
   - Действительно, "всё очень просто", - пробормотал Лёхин.
   - А почему Шишик? Один? - ревниво спросил Соболев. - Вы же не собираетесь идти без меня?
   Некоторое время Лёхин смотрел на профессора - и сообразил: Соболеву хочется пообщаться с призраком. Да Бога ради!
   - Савва, вы не будете возражать, если пойдёте с профессором, а я пока сбегаю по делу ещё в пару мест?
   - Конечно, нет, - нараспев сказал призрак, - если Дмитрий Витальевич не побрезгует из-за неприятного запаха. Верхнюю одежду я ещё не всю перестирал.
   - Нет-нет, что вы! - поспешно сказал Соболев.
   Лёхина "помпошка" скакнула на Савву, покачалась на его чуть трясущейся руке и вернулась к хозяину.
   - Узнал, - сказал Савва.
   - Ага, - сказал Лёхин, улыбаясь. - Вы, Дмитрий Витальевич, позвонить только не забудьте.
   - Да-да, конечно.
   Быстро шагая к остановке, Лёхин некоторое время размышлял над сторонним вопросом: за секунды до появления Саввы он помечтал о призраке - это совпадение или предсказание? Может, общаясь с домашними привидениями, он начинает интуитивно чувствовать их появление или присутствие?
   Перешёл через дорогу на остановке - и почувствовал себя везучим и счастливчиком: из-за автобуса вильнула на обгон нужная "маршрутка". До дому без пересадки! Красота!.. Нырнув в салон, Лёхин снова порадовался: полупустой, и Шишику есть где разгуляться - всё пространство вокруг водителя увешано прыгунчиками и болтунчиками. "Помпошка" на такое богатство от счастья пасть раскрыла, после чего оторвалась не на шутку: и с фигурками на пружинках попрыгала, и с мелочью на верёвочках покаталась. Под конец поездки Шишик нашёл самую интересную игрушку - плюшевый розовый мячик с некоторыми деталями, превращающими его в поросёнка. "Поросёнок" висел на резинке, и Шишик старательно катался на нём дольше всех. Так, что за две остановки до нужной водитель, с непроницаемо суровым лицом гнавший машину, резко сбавил скорость и повёл медленно и даже нежно (игрушка моталась, свисая с переднего зеркальца перед его носом).
   Минуты две Лёхин стоял на остановке и жалостливо смотрел на "помпошку", лежащую в ладони. Может, Лёхин и не прав, но всё-таки, кажется, Шишик укатался на "поросёнке" вусмерть. Выпученные желтые глазища блуждали по всей поверхности Шишика. Видимо, они искали друг дружку, так как, уйдя с разных сторон вниз, под "помпошку", вернулись уже вдвоём. Правда, некоторое время то один глаз, то другой медленно начинал уплывать в сторону, но вскоре всё устаканилось. Рассеянный, несфокусированный взгляд отвердел на одной точке - на внимательных, сочувственных глазах хозяина. Скрипуче кряхтя, "помпошка" перевернулась так, что обнаружились верхние лапки.
   - Живой? - спросил Лёхин и поднёс ладонь к карману куртки. Карман пришлось оттопырить, и Шишик с облегчением упал вовнутрь.
   Весь короткий путь от остановки до дома Лёхин размышлял, почему Каменный город можно увидеть во сне, но можно в него войти реально - при условии какого-то зова. И ещё. Домовые чётко и ясно сказали о Щуплом, что он ещё жив. Но почему о Ромке высказались неопределённо? Лишь предположили, что его двойник гуляет по Каменному городу. Что-то тут не так. Да и вообще... Пора засесть в комнате, выгнав всех: привести мысли в порядок и выделить главные вопросы, на которые необходимо получить конкретные ответы.
   Завернув за торец дома, Лёхин увидел далеко впереди невысокую фигурку. Ага, бабка Петровна откуда-то возвращается. Соседка шла неторопливо, и у двери в подъезд Лёхин догнал её.
   - Добрый день, Галина Петровна!
   - Добрый, Лёшенька, - чуть улыбнулась она.
   В подъезде Лёхин взял соседкины сумки и пошёл к лифту. Она семенила за ним, что-то ворча о дождливой погоде. А Лёхин вдруг вспомнил, что нужно бы отдать Ромкины фотографии и только открыл рот сказать, как вдруг спросил совсем не то:
   - Галина Петровна, Роман ведь в одиннадцатый класс идёт. Ему семнадцатый год?
   - Что ты, Лёшенька, - восемнадцатый. В конце сентября справлять будем.
   - Как - восемнадцатый?!
   - А он в первом классе два раза сидел. Только в школу пошёл - ребёнка как сглазили: недели не доучился - руку сломал, да ещё правую, месяц дома сидел; потом ещё месяц дома сидел - бронхит. Прежняя-то врачиха всё ставила ОРЗ, а как сама на больничный ушла, замену поставили - та, замена, и говорит: батюшки, у ребёнка хрипы какие! Так и до астмы недалеко!.. Ох и кашлял Ромка!.. Вот тогда меня из деревни и позвали в первый раз сидеть с ним. А что? Октябрь-ноябрь - в поле делать нечего, а скотины я уж давно не держала, садом-огородом жила да у соседей трёхлитровую банку молока на неделю брала. Много ль мне одной надо? А в ноябре, как Ромка здоров стал, снова в деревню. Да вслед телеграмму: "Приезжай, бабуля!" Приезжаю - ах, батюшки! - ногу сломал! Да что ж такое! Ну, жила у них до марта, за ребятёнком ухаживала да смотрела за ним. А его уж, конечно, в школу до следующего сентября не пустили. Так и повелось: как осень - так я к внукам, за правнуком смотреть, а весной к себе. А как сама плоха стала, лет пять тому уж назад, внуки-то новую квартиру справили да меня в эту свою зазвали. Так-то вот, Лёшенька.
   Уже на своей лестничной площадке хотел Лёхин в упор спросить бабку Петровну, обладает ли правнук какими-то сверхъестественными талантами, но постеснялся. А вдруг соседка об этой стороне жизни правнука ничего не знает? Подумает ещё...
   Дома тихо и спокойно. Только Лёхин хотел удалиться в спальню, чтоб там на досуге всё до вечера обдумать, как в дверь позвонили.
   - Кого ещё там нелёгкая принесла? - пробормотал Лёхин - и открыл. И застонал. Почти вслух.
   Нелёгкая принесла Анжелу.
   Она ворвалась в квартиру, клокочущая, как вулкан. Правда, мимо зеркала всё равно просто так не прошла - глянула победно на отражение, сияющее великолепием. Лёгкие туфельки как-то сами собой спорхнули с её идеальных ножек, а блистательные мгновения спустя она сама порхнула сначала в зал, затем заглянула в спальню. Вернулась в зал совершенно успокоенная, снисходительная, села в кресло.
   - Бедный Лёша! - трагическим голосом, но на полном серьёзе провозгласила она. - Ты всё ещё одинок? Всё ещё не можешь забыть меня?
   - Анжела! - в тон ей возопил Лёхин, севший на диван. - Ты не представляешь, как мне иногда хочется одиночества! А его всё нет и нет!
   Елисей, выглянувший из-за шторки над дверью в зал, тут же спрятался. Обернулись привидения, только что бурно обсуждавшие кур, уже упомянутых сегодня домовым, и тихонько утянулись в стену. Один Шишик влез на плечо хозяина и принялся внаглую сверлить нежданную гостью мрачными глазищами.
   - Оставим эту дикую ложь на твоей совести, - снисходительно предложила Анжела.
   - Оставим. Анжела, ты чего приехала?
   - Мне нужны деньги. Срочно.
   - А этот, с кем ты живёшь?..
   - Этот мужлан и грубиян давно мной отринут! - гордо сказала Бывшая Жена. - Жить с человеком, который не умеет ценить тонкости моей душевной организации, я не собираюсь.
   - То есть сейчас ты опять живёшь на нашей старой квартире?
   - Почему это старой? Папочка сделал мне евроремонт и превратил квартиру в настоящие апартаменты!.. Лёша, не уводи от темы. Мне нужны деньги.
   - Сколько?
   - Пятнадцать тысяч.
   - Зачем?!
   - Ты спрашиваешь у красивой женщины, зачем ей деньги? - возмутилась Анжела.
   - У конкретной красивой женщины - да, спрашиваю.
   Бывшая Жена помялась - и вздохнула.
   - Как говорит папа, на всякие фигли-мигли. На женские безделушки.
   - Денег у меня пока нет. Купил компьютер.
   Анжела взглянула на стол с компьютером. Изящный, безупречно нарисованный ротик открылся. Лёхин опередил.
   - Назад отдавать не собираюсь.
   Сосредоточенно-оценивающий взгляд прошёлся по стенам, потолку.
   - Квартиру тоже продавать не собираюсь! - отрезал Лёхин - и вдруг увидел, и жалость к Бывшей Жене заставила его тоном спокойнее спросить: - Анжела, а где твой любимый гарнитур? Ты же всегда носила хоть одну вещь из него... И даже другие украшения подбирала к его стилю...
   Анжела затравленно взглянула на него, схватившись за шею. В безделушках Лёхин не разбирался, но помнил, что область декольте Бывшей Жены всегда украшала золотая цепочка, книзу превращавшаяся в частую сетку с вкраплениями мелкого сапфира. На работу шла Анжела или на светскую вечеринку, любимая безделушка всегда была на месте... Лёхин присел перед Анжелой на корточки, поднял безвольные кисти - на пальцах ни одного кольца! На правах бывшего мужа отогнул манжеты жакета. Ни одного браслета. Приподнял крупные локоны - уши пустые.
   Ограблена. Подчистую. Хоть и своими руками отдала.
   Анжела будто впала в ступор: сидела и смотрела в точку, не замечая слёз, бегущих по побледневшим щекам. Маленькая девочка, у которой злой дядя отнял куклу.
   Он не стал спрашивать о работе и об отце. Принёс чёрного сладкого чаю и тарелку с ватрушками "от Елисея". И то и другое она проглотила покорно и, кажется, немного отошла. И только тогда, когда она умылась и вернулась к поведению деловой женщины, Лёхин сказал:
   - Анжела, потерпи дня три, ладно? Мне тут за одну работу на стороне обещали двадцать тысяч дать.
   - Правда? - вскинулась она.
   - Правда.
   - Три дня я потерплю! - почти кокетливо улыбнулась Бывшая Жена.
   "Если через три дня я не найду Ромку и не узнаю, в чём дело с "Орденом Казановы", я эту кафешку либо взорву, либо начиню какой-нибудь отпугивающей дрянью. Домовые помогут такую штуку придумать, чтоб народ это заведение стороной обходил", - мрачно подумал Лёхин.
   33.
   Фотографии Ромки и Лады стояли на столе. Лёхин сидел на кровати, обняв ноги, смотрел на их лица. Итак, главный вопрос: что произошло в "Ордене Казановы", когда там оказались юноша и девушка?
   Предположим, они встретились. И влюбились. И что - сбежали? Смысл современным влюблённым куда-то бежать? Особенно этим двоим. У одного - пустующая, без уехавших родителей, шикарная квартира. У другой - квартира попроще, но тоже почти своя. Если рассуждать прагматично, они должны были поселиться в квартире Лады, как это делает современная молодёжь. Гражданский брак. Но нет... Они просто исчезли.
   Лада с фотоснимка смотрела так, словно вот-вот потупится. Ромка - взирал на мир, словно был императором всей Земли. Но та же Лада, не слушая уговоров подруги, спустилась следом за Анатолием в кафе. Зачем Анатолию заманивать в "Орден Казановы" скромно одетую девочку, если он сам ожидал появления Анжелы? Ведь к этому времени Бывшая Жена ходит в кафе каждый вечер. Тренировался на новенькой?
   Вот ещё одно, плохо продуманное. Подружка Лады, ранее работавшая в кафе компаньонкой, а теперь гардеробщицей. Он так и не успел доискаться, кто она, чтобы поговорить.
   Ветер сыпанул в окно мелкими брызгами с верхнего балкона. Только что рассыпал морось, а уже на тебе...
   Лёхин вспомнил, что где-то, на шкафу, кажется, пылится старая гитара. "Так, встать, взять, протереть, настроить!" - скомандовал он себе и, выполнив цепочку движений, снова залез сесть на кровать, прислонился к стене. Как там было? Он вспомнил обрывок мелодии, подобрал аккорды и тихонько спел:
   - Дождь, разыщи меня! Ветер, найди меня! В Каменном городе я заплутал...
   Прислушался к затихающему струнному звуку и повторил.
   - Улицы, улицы... Дождь, нудный дождь... Листья осенние... Ты меня ждёшь! - вдруг ворвался в странное пространство совсем по-мальчишески срывающийся голос, настолько осиплый, что сразу понятно: его обладатель давно не пел, да и не говорил. Режим молчания - как у вокалистов, когда им надо поберечь голос.
   Лёхин, затаившись, посидел немного - и закрыл глаза. Стало отчётливее ощущение, что он внезапно перенёсся в громадное пустое помещение. Нет, не помещение - это слово не выражает пустынности, в которой малейшее движение отдаётся поспешно-суетливым эхом.
   Не открывая глаз, Лёхин медленно перебрал струны первого аккорда.
   - Вот город теней. В нём реки дорог. Бегом по асфальту - эхо шагов. Вот сумрачный дом - высокий порог. А входишь - и пусто... Игры богов... Дождь, разыщи меня! Ветер, найди меня! В Каменном городе я заплутал!.. Улицы, улицы. Дождь, нудный дождь... Листья осенние... Ты меня ждёшь в сером тумане, средь брошенных зал... Дождь, разыщи меня! Ветер, найди!..
   - ... меня! - выдохнули за спиной Лёхина.
   Лёхин подпрыгнул на кровати и, дёрнув головой, едва не разбил нос о стену.
   Никого. Стена и стена.
   А потом ошарашенно уставился в окно. Пел-то с закрытыми глазами, благо аккорды простенькие. А открыл глаза в настоящую чёрную ночь.
   На улице бушевала осенняя буря. Бушевала по-настоящему: наивные жильцы, оставившие форточки чуть приоткрытыми или вообще открытыми, получали сейчас по полной - резкое хлопанье, звон бьющегося стекла Лёхин слышал безостановочно, пока закрывал форточку на своём окне. Ветер неистовствовал так, словно обрёл кулаки, которыми и лупил по содрогающимся от напора стёклам. К грохоту бесчинствующего ветра добавилось резкое рычание озверевшего неба. Всполохи молний побежали- замелькали по летящим, клубящимся тучам.
   Лёхин зажмурился. На небо смотреть невозможно: земля уходит из-под ног при виде расползающегося и летящего пространства.
   Не может быть. Минуты две назад он закрывал глаза - за окном моросил серенький дождик, ну, ветер немного поднялся. Темновато, конечно, было. Но света достаточно для послеобеденного времени. И вдруг - темень, хоть глаза выколи. В минуты...
   Дверь в спальню распахнулась. Не замечая стоящего у штор Лёхина, Елисей добежал до стула, подпрыгнул, забрался с него на стол - и бегом на подоконник. Вцепившись в нижнюю щеколду рамы, задрал бороду к форточке.
   - Ахти ж тебе... Буря-то кака... Али закрыто? Уфф...
   Отдышавшись, домовой огляделся.
   - Лексей Григорьич, ты, что ли, закрыл? Успел, значит?
   - Успел. А ты чего разнервничался?
   - Дык... Как не разнервничаться! На кухне-то фортка - хлобысть! Аж по сердцу шлёпнула... Хорошо - стекло не разбилось. А потом вспомнил - батюшки! - в спальне-то форточка тоже раскрыта! Ну и побежал.
   - Ну и гроза! И когда только успела собраться? - вздохнул Лёхин. - Ведь по радио штормового предупреждения не было. Ну, погода!
   - Да кака-така погода?! - изумился Елисей. - Гроза-то наведённая, Лексей Григорьич! Видано ли такое, чтоб вот так сразу - и...
   Последнего слова Лёхин не расслышал. Хляби небесные разверзлись - да что там разверзлись! Ливень упал сплошной стеной и с грохотом бесконечного количества свай, вбиваемых в землю одновременно. Ветер утихать и не думал, с лёгкостью швыряя в разные стороны тяжёлые потоки воды. Причём швыряя так остервенело, что Елисей попятился подальше от окна.
   - Кхм... Лексей Григорьич! - заорали от двери.
   Увидев Касьянушку - орущего! - Лёхин даже оторопел немного. Призрак нищего чаще был ласковым и достаточно деликатным, а тут - вопли!..
   - Зову-зову! - громко пожаловался Касьянушка. - А всё не слыхать!
   - Что случилось, Касьянушка?
   - Да ты в ванную комнатку забеги, Лексей Григорьич! Да только свету сразу не включай.
   На самой ванне Лёхин когда-то установил широкую, но короткую доску, а сверху водрузил старенькую, но в рабочем состоянии маленькую стиральную машину, на которой обычно стояло два-три таза для стирки мелочей. И не только для стирки. Бывало, Лёхин сверху накидывал грязное бельё - ну некогда в машину сунуть! И в этом-то белье любил подремать Джучи.
   В кромешной тьме Лёхин открыл дверь ванной. Примерно представляя, что хочет показать Касьянушка, он сразу глянул на тазы - то есть туда, где предполагал, они стояли. Две миниатюрные жёлтые луны, лениво плавающие в пространстве, замерли на месте. Через несколько секунд слева от жёлтых лун зажглись две зелёные.
   Уловив довольный смешок Касьянушки, Лёхин включил свет.
   Насторожённый Джучи лежал на свитере, к его уху привалился Шишик.
   - Сиротинушки! - сентиментально проорал Касьянушка. - Как есть сиротинушки!
   Лёхин улыбнулся, погладил Джучи и хотел было погладить "помпошку", но та вдруг оскалилась: нет больше пушистого шарика - один полумесяц жутких зубищ.
   - Ник, ты чего?! - поразился Лёхин.
   Шишик молчком уткнулся в рукав рубашки, исподлобья следя за рукой.
   - Э-э, ясно, - вздохнул Елисей с раковины, куда забрался поглядеть, что за чудо светит из таза с тряпьём.
   - Да? И что вдруг стало ясным? - насупился Лёхин.
   - Лексей Григорьич, ты пошто грозу на город навёл? Твоя ведь она, не запирайся.
   Тихо и спокойно прикрыв дверь в ванную (блин, как хотелось ею врезать по косяку!), Лёхин пошёл на кухню. Отобедал недавно, но чаю захотелось!.. Аж на языке почувствовал. С чашкой сел в зале - здесь всё-таки балкон остеклённый: перекрикиваться, если разговор будет, необязательно.
   Из-за шкафа у двери выглянул смущённый домовой. Лёхин покосился, отхлебнул чаю.
   - Елисей, у тебя стихов много? Небось, пачками пишешь?
   - Приговорки, бывает, в разговоре сочиняются, - осторожно ответил домовой. - А вот стишат не пробовал. Ты к чему это, Лексей Григорьич, о стихах-то?
   - Ну как же... Ты ведь знаешь, что я в жизни колдовством не занимался, а вопрос задал так, словно не впервые хулиганю. То есть о факте хочешь поговорить, да ходишь вокруг да около. Вот на языке у меня и вертится: "Поэт - издалека заводит речь". Ну, что? Опять окольными путями пойдёшь или чётко и прямо объяснишь?
   Успокоенный и даже повеселевший, Елисей сел рядышком на диван.
   - Нашёл, на чё обижаться, Лексей Григорьич. Словесно кружево плести - это дело наше, стариковское. Да и молодёжь порой подкузьмить хочется - или как там вы говорите-то? - чтоб жизнь малиной не казалась. Вот. А ты говоришь - стихи.
   - Хватит болтать, кружевница! - улыбнулся Лёхин. - Давай по делу.
   - Как на духу признаюсь, Лексей Григорьич: не всегда вижу, а иной раз и с подсказки. У нас ведь, домовых, пространство своё. Это Шишики болтаются то здесь, то там - не углядишь. И вот Шишик твой и подсказал, что не так с тобой.
   - Мало ли что подсказал! Ты же не видишь!
   - Ох, ну как объяснить-то? Вот смотришь ты, Лексей Григорьич, на облако. Ну, облако как облако, а тебе говорят - корабль плывёт. Глянул - и впрямь корабль. Так и мы, домовые. Плывёт какая-то муть, а Шишик подсказывает: а вот, мол, такой рисунок в мути есть. И - видим. И - сразу понятно.
   - Понял. - Лёхин сразу вспомнил, как сам недавно показывал Соболеву привидение - "даму" кондитерской. - Давай, Елисей, о главном.
   - О колдовстве-то?
   - О нём. Да не тяни ты, Елисей!
   - Да не тяну я, Лексей Григорьич! Мне ж ещё с мыслями собраться нужно, чтоб всё объяснить. Так-то сразу и не скажешь.
   - Ага, как похихикать - так все без подготовки горазды, - пробормотал Лёхин, следя за Шишиком, который тишком-молчком вкатился в комнату.
   "Помпошка" быстро и деловито влезла на стол с компьютером - и на пианино, где её поджидало целое стадо Шишиков. Она влилась в их дружный коллектив и, наверное, рассказала о хозяине, который ещё и колдует. Во всяком случае, крышка пианино теперь здорово напоминала ёлочную гирлянду - сплошь из вытаращенных на Лёхина жёлтых глазищ.
   Лёхин тоже попытался вытаращиться в ответ - и гирлянда заколыхалась, захихикала.
   - Когда человек колдует, он использует силу стихий, вещей, слов, - сказал Елисей. - Что, Лексей Григорьич, говорил такого, чего раньше не говорил? Вокруг тебя сила словесная светится.
   - Песня потихоньку вырисовывается, - задумчиво сказал Лёхин. - И сдаётся мне, что песня эта - Ромкина. Вслух я сам с собой не разговариваю, призраков рядом не было поболтать, а песню - пел.
   - А желание какое было?
   - Не понял.
   - Ну, любое колдовство не просто так, а на желание.
   - Если б я колдовал... Мне просто интересно стало, смогу ли подобрать аккорды да мелодию уловить. Просто попробовал. Правда, пару строк мне, можно сказать, со стороны подкинули. И, мне кажется, я слышал голос Романа.
   - Слышал? - осторожно спросил Елисей. - А не с тобой ли вместе он пел?
   Лёхин вспомнил последнее слово на выдохе: "... меня!" Он-то хотел оборвать песню на полуслове... Возможно, сосредоточенный на словах и на аккомпанементе, он и не расслышал второго голоса, особенно если тот звучал в унисон.
   - Врать не буду, - наконец сказал он. - Возможно, Роман и пел вместе со мной. А почему ты предполагаешь, что я пел вместе с ним?
   Елисей кивнул на "помпошку". Та спокойно сидела на столе, рядом с опустевшей чашкой из-под чая.
   - Вишь, сердиться перестал? Сила та, что вы энергией зовёте, спадает с тебя, да как быстро! Может, грозу-то Роман вызвал? Ладушки, Лексей Григорьич. Чем так сидеть-гадать зряшно, напиши-ка ты мне песенку Романову. Буду сидеть, думать, о чём она. А сам не угадаю - к выходу-гулянию твоему остальные домовые соберутся, так у них поспрошаю. Сдаётся мне, не просто так песенка поётся, раз от неё гроза грозная на дворе.
   Пока Лёхин писал, позвонил профессор Соболев. Фамилии Щуплого он не узнал, но во дворе парня зовут Лёнчиком - Леонид, значит. Возвращается он с работы обычно часом к семи вечера.
   34.
   Заглянув в зал, Лёхин увидел потрясающую картину: шестеро домовых оккупировали место перед компьютером, перед ними четыре раскрытые книги, которые они время от времени перелистывают, а донельзя довольные привидения увлечённо читают. Прикрыв дверь, чтобы не мешать, Лёхин уже на кухне спросил:
   - Что-то я наших призраков совсем перестал понимать. Мне казалось, они из Интернета вообще вылезать не будут, а они - вон, пожалуйста, опять в книжки уткнулись да ещё соседских домовых впрягли помогать им.
   - А чего ж не помочь на дело хорошее? - спокойно ответствовал Елисей. - Они ж перед экраном сидят, много ли чего делают? Ну, перевернут страничку-другую - от них не убудет. А что Интернет призраков не интересует - тоже дело неудивительно: стока узнать сразу, стока народу встретить - это ж уму непостижимо! Не привыкли к такеим скоростям-то. Переели - и теперь им больно хорошо в читальных краях оказаться да с героями знакомыми повстречаться. Не зря ж они любимые книжки взялись перечитывать!
   Он нагнулся к петле перекусить, оглядел чехол, который должен замаскировать меч-складенец под зонт.
   - Ну, вот и готово. Дай Бог, Лексей Григорьич, драться не придётся.
   Лёхин промолчал. Честно говоря, у него-то как раз желание набить кому-то морду есть - и очень серьёзное. Раздражение росло в нём постепенно: сначала он переживал за Ромку, которого пару раз видел и о котором столько уже слышал; а недавно исподволь закралась мысль о Ладе. Мало ли что с нею произошло. Девушка только что из деревни - и сразу в самостоятельную городскую жизнь, полную соблазнов!.. Чаще всего Лёхин видел в воображении Анатолия, когда чесались кулаки. Но Анатолий казался жертвой, стоило вспомнить его лежащим на столе, его стон, когда крысы лечили ему разбитый рот и забирали взамен часы или сутки жизни. Кто же придумал всё это завязанное в гордиев узел дело? Неужто надо начинать расследование заново, в первую очередь обратив внимание на хозяина "Ордена Казановы"? Или всё-таки сначала попытаться разыскать Ромку?
   Меч в чехле выглядел именно так, как хотел хозяин, - зачехлённым зонтом. Вроде бы всё хорошо, но смотрел Лёхин на оружие рассеянно и морщился. Что-то забыл. Что-то такое, что сегодня должно произойти мелким, но важным эпизодом... В прихожей досадливо крякнули настенные часы, будто деталь в корпусе упала... Часы... Ага... Что-то связанное со временем. Точно. Он ещё с утра думал, что дома должен быть обязательно в пять. Но зачем?.. И времени-то уже - пять минут шестого. Выходить скоро: Лёхин хотел пораньше быть у дома Щуплого Лёнчика, присмотреться к обстановке для будущих действий. Буря осенняя хоть и поутихла, но дождь всё ещё льёт. Темно будет к семи.
   Пять часов. Пять часов... Да ёлки, что должно было произойти?! Встреча? Звонок? "Заведите электронную почту - на всякий случай", - посоветовал знакомый голос.
   Павел Иванович! Они договорились с частным детективом встретиться в пять. Лёхину понадобились сведения о хозяине "Ордена Казановы" - об Альберте.
   Восемь минут шестого. Вообще-то уже пора выходить.
   Та-ак... Если и этот пропал... Пальцы Лёхина непроизвольно сжали рукоять оригинального "зонтика"... "Не надо никаких заклинаний, - взбешённо решил Лёхин. - В крошку всё заведение разнесу, блинчики-оладушки!"
   Позвонил по номеру с визитки. Тишина. Ни гудков, ни голоса, бесстрастно выговаривающего слова: "Телефон абонента находится вне зоны доступа..."
   И - не выдержал: схватил оба чехла - с чёрной ручкой и резной металлической рукоятью - и бросился в прихожую.
   - Батюшки! - охнул Елисей, выглянув из кухни на грохот плохо пристроенного на трельяже и потому свалившегося "зонта". - Рано ж вроде ещё, Лексей Григорьич?
   - А если поздно?! - рявкнул Лёхин, уловив краем глаза в зеркале: на плече прыгает Шишик, грозно потрясая кулачишками. - Детектив должен был в пять или прийти, или позвонить! Телефон работает? - Он схватил мобильник и потряс им. - Работает! И где? Павел Иванович где?! Блинчики-оладушки, зачем я его в это втравил?! Нужны, блин, мне эти сведения о Кощее бессмертном! Помер бы я без них! Ррр...
   Он надел высокие ботинки, ненужно сильно стянул липучки по бокам и, не застегнув куртки, ринулся из квартиры, не слыша вопля домового: "А песня-то!"
   Детектив жил в часе езды от Лёхина, зато от него до кафе "Орден Казановы" можно доехать напрямую. Дом, обозначенный в адресной визитке, Лёхин нашёл сразу: перешёл дорогу на перекрёстке, вернулся немного наверх, порадовавшись, что остановка - ехать назад - рядом с домом. Дом длинный, буквой "П". Внутри - огромный, пустынно-асфальтовый двор с редкими, словно скукоженными от промозглого дождя машинами. Зелень только рядом с детсадом, напротив. При одном только взгляде на эту мокрую пустыню Лёхину стало холодно до дрожи.
   Он набрал номер квартиры и едва хотел нажать вызов, как из подъезда под весёлое пиликанье домофона вывалилась целая семья: муж с женой, чем-то похожие друг на друга, может, одинаково сдержанными улыбками, и чадо - насупленная девица лет четырёх, тащившая под мышки серого кота с философски-обречённым выражением морды. Нижние лапы котяры ехали по полу, но девица явно была полна решимости тащить обманчиво покорное животное дальше. Родители молчали. Видимо, знали, чем может дело кончиться, если вступятся за кота.
   Лёхин придержал дверь, чтоб не шлёпнула маленькую искательницу приключений на свою... Детектив жил на пятом этаже. Позвонив, Лёхин загадал: если Павел Иванович сам откроет дверь, значит, и задуманное на вечер дело Щуплого Лёнчика разрешится легко и просто. Пока ехал, пару раз пытался дозвониться, но мобильник детектива молчал.
   На звонок в дверь из квартиры спросили:
   - Кто?
   - Мне бы Павла Ивановича увидеть.
   Дверь открылась. При виде молодой светловолосой женщины в весёленьком голубом халате, едва прикрывающем колени, Лёхин сразу вспомнил, как её зовут.
   - А вы кто?
   - Я с Павлом Ивановичем работаю в одном деле. Да вот не дозвонюсь никак.
   - Откуда мне знать, что вы не... обманываете? - насторожённо спросила молодая женщина.
   - Пароль знаю, - сообщил Лёхин и улыбнулся: - Света-Светлячок.
   Женщина покраснела, что стало заметно даже при электрическом свете.
   - А... Павла Ивановича нет. Утром ушёл - и до сих пор нет. И не звонит. А я звонить боюсь. Вдруг не вовремя... Вы из агентства?
   - Нет. Я частное лицо. Что-то типа советника по некоторым аспектам дел, которые он ведёт. Ладно. Извините, если побеспокоил. До свидания.
   - До свидания, - чуть разочарованно попрощалась она.
   Уже за спиной Лёхина прощёлкал дверной замок. Но уйти он не успел. Только ногу на ступеньку лестницы - позади топоток и яростный шёпот:
   - Шишик! Шишик, который на плече!
   Завидя незнакомого домового в клетчатом костюмчике и в клетчатом картузике, Лёхин невольно улыбнулся: этот - точно из квартиры детектива. Ишь, пижон какой! Но при виде босых ног, шлёпающих по бетону лестничной площадки, содрогнулся - холодрыга же, замёрзнет! Заболеет!
   - Шишик, который на плече! Много ли твой хозяин о моём знает?
   Дождавшись, когда встревоженный домовой окажется в пределах досягаемости, Лёхин подхватил его под мышки, как давешняя девчушка давешнего кота, и усадил на стык лестничных перил.
   - Что же вы! Лета у вас, дедушка, большие, а что босеньким ходить нельзя, забываете... Разрешите представиться - Алексей Григорьич, коллега вашего хозяина по его последнему делу. Итак, что вы, дедушка, узнать хотели?
   Окаменевший поначалу, домовой пришёл в себя быстро - видимо, из-за той же тревоги за хозяина.
   - Следаком меня кличут. Видишь, значитца? Вывод такой, значитца: по причине дела вашего последнего хозяин может пострадать, значитца. Как утром он, значитца, побёг по делам, я проводить его пошёл. Он за порог - а там его уж ждут. Зелёные, агромадные - я серых-то таких не видывал. Одна в дом хотела войти - порог её не пустил. Так и побежали за хозяином. А он, сердешный, шёл - не оборачивался. Вот, значитца, как. Мы уж тут и карты разложили: охохонюшки, что творится!.. Донизу-то хозяин сам шёл, а потом уж его крысы зелёные вели, коих он не видел, значитца. И что теперь будет - неизвестно, ибо карты наши тьму показывают...
   Следак поспешно выговорился и уставился на Лёхина.
   - Тьму, говоришь? - задумчиво переспросил Лёхин.
   Домовой закивал так, что с перил едва не полетел вниз.
   - А карты могут показывать Каменный город как тьму?
   - Батюшки!
   Домового Лёхин поймал на лету, потом сбегал вниз, принёс упавший с обильно-косматых волос картузик.
   - Это ж како-тако дело вы, значитца, вели, коли Каменный город у вас нарисовался?! - В пушистой белой, округло и аккуратно стриженной бороде рот домового надолго выпятился в задумчивости. Потом он поднял указательный палец. - Эти, зелёные... Оттудыть, значитца? - а потом схватился за волосы, не замечая, что снова вот-вот уронит картузик. - Охти ж мне, а? Лексей Григорьич, вернёшь ли хозяина из Камень-города?
   - А где он? - не преминул воспользоваться случаем Лёхин. - Где находится Каменный город? Как туда попасть? И почему ты, дедушка домовой, решил, что крысы из этого города?
   - Прячется Камень-город. Прям так, как захотел, к нему не попадёшь. Ежели только позовут. А крысы-то пошто оттудова? Дык, значитца, из тьмы пришли за хозяином. А Камень-город - он завсегда в картах тьмою является.
   - Спасибо за информацию, Следак, - серьёзно сказал Лёхин. - Ты мне о полезных вещах рассказал. Побегу дальше. И дело делать, и хозяина твоего искать.
   - Постой-ка. Значитца, ты тоже по этой части? По сыскной? - Следак уцепился одной рукой за перила, другой, прогнувшись набок, вытащил из кармана клетчатых штанов спичечный коробок. Словно малыш, набравший туда всякого жука, он приложил коробку к уху и расцвёл улыбкой. - Ишь, как шуршат! Держи, Лексей Григорьич! От чистого сердца дарю. С утра их пять было, да трое тоже пригодятся.
   - А что это? - Лёхин тоже приложил коробочку к уху. И правда - шуршат. - Или - кто это?
   - В нашем сыскном деле самая нужная вещь, значитца. Светлячки это заговорённые. Хошь за кем проследить, а некогда, цепляй светлячка на одёжу - и всё-всё будешь знать. Я хозяйке цеплял, - признался Следак, - когда она в магазин ходила. Ох, и антиресное заведение, значитца. Хоть мир малень поглядел.
   - Следок, насчёт "цеплять" я понял. А как насчёт "смотреть"?
   - А любого другого из коробчонки вынешь - он тебе, значитца, кино и покажет.
   - Спасибо, - сказал Лёхин и вдруг спохватился. - А когда вы гадали, было такое, что ты должен коробочку мне отдать?
   - Было - коробок отдать, - поправил Следак. - А кому - не сказано. Сказано только, сам узнаю.
   "Значитца, уже сегодня пригодится", - насупился Лёхин. Пока держал спичечный коробок в руках, по рукаву съехал Шишик, заглянул в щель на шуршание и проскрипел что-то важное.
   Следок спохватился.
   - Да! Значитца, дело тут такое, что светлячки мои работу сыщицкую облегчают только до утра. А утречком, значитца, можешь отпускать на волю - ничего уж не покажут.
   35.
   Задумавшись, Лёхин по привычке доехал до остановки с кафе и, лишь выйдя, опомнился. В кафе же не надо. Надо было выйти двумя остановками раньше. Оттуда ближе к дому Щуплого. А теперь - переходить дорогу, перепрыгивая дождевые потоки по асфальту... Да ещё не видя половины из них в кромешной тьме раннего из-за тёмных туч вечера. Брр...
   Машинально же взгляд упал на уходящую вниз улицу. Где-то там, на тёмном, со всех сторон поблёскивающем водой повороте, кафе. Люди ходят мимо него. Кто-то, наверное, спускается поесть и хоть немного посидеть в сухом тепле. Если человек пришёл в одиночку, кто-то из компаньонов предлагает потанцевать или своё общество. Почему бы и нет? Немного игривости, флирта, шутливый поцелуй в щёку - и коронный вопрос, которого посетитель потом и не вспомнит: "А где ты работаешь?" И далее посетителя либо глубже нанизывают на крючок искусственного чувства, либо легко и просто расстаются сразу после беседы или танца. Отработанная, железно действующая система. Одно непонятно: крысы тут при чём? Может, тот, кто наделял ребят колдовской способностью влюблять в себя, допустил ошибку - и крысы появились как побочный эффект? А если крыса - это вообще расплата за способности? Если компаньоны знают о них? Ну, не о самих крысах, а побочном эффекте своей уникальной способности?..
   В ухо что-то прокряхтели.
   - Не понял, - прошептал Лёхин.
   Но, ещё так и не поняв, что хотел сказать Шишик, принялся шарить глазами по улице.
   Чем хороша остановка - стоять можно часами. Особенно на вечерней. Люди меняются, и каждый думает: вот этот какой-то редкой маршрутки ждёт или редкого автобуса. Или ничего не думают, порой не замечая среди теней даже знакомых.
   Фигура, медленно сворачивавшая от поворота внизу к остановке, плелась так, что её обгоняли все, кому не лень. Пока она шла, Лёхин успел разглядеть длинный плащ с широким капюшоном. Она шла и плевать хотела, что держит зонт, лишь прикрывая спину. Дождь с резким ветром летели ей навстречу - спасал только капюшон. Когда девушка встала близко к Лёхину и глянула в его сторону, не идёт ли какой-нибудь транспорт, он узнал её - та самая непробиваемо сонная гардеробщица.
   Лёхин шагнул к ней и сказал спокойно, чтобы не напугать:
   - Привет! Ну и погодка, да?
   - Привет, - тонким, каким-то ломким голосом ответила девушка и после секундной паузы добавила: - А Дианы сегодня нет.
   Узнала, даже взглянув мельком.
   - Я знаю. Нечаянно здесь вышел, - объяснил Лёхин. - Мне надо было раньше, да забылся что-то. Хорошо, что я вас встретил.
   - Почему?
   - Хотел извиниться, что тогда на стойку посадил. Извините, пожалуйста. Вот.
   - А меня сегодня уволили, - невпопад сказала девушка и всхлипнула.
   Вот почему голос тонкий. Всю дорогу от кафе, наверное, ревела. А может, раньше начала.
   - А почему?
   - Я раньше компаньонкой была. А недавно гардеробщицей поставили. А сегодня хозяин подошёл и сказал: "Пиши по собственному". А разве я виновата?.. Ой, там не "305-я" идёт?
   Именно "305-я" маршрутка летела как на крыльях к остановке. Крылья крыльями, но времени Лёхину хватило вынуть спичечный коробок и посадить на плечо девушке тускло блестящую, зеленовато-голубоватую букашку. А ещё хватило времени перейти на другое зрение и увидеть: две призрачные крысы суматошно бегают вокруг девушки и ведут себя так, словно вокруг неё заборчик, который ни перепрыгнуть, ни лазейку какую найти.
   Пока ещё открыта дверь, девушка обернулась и помахала. Лёхин махнул в ответ. "Надо бы снова с нею нечаянно встретиться, - думал Лёхин, глядя, как две толстые, прозрачно-шёлковые тушки не спеша семенят на коротких лапках вниз, к кафе. - За что её уволил хозяин? За то, что крысы прорваться не могут. Интересно. Получается, девушке-гардеробщице кто-то защиту сделал? Или она сама по себе такая, защищённая? Неужели именно она та самая подруга Лады?"
   Он спохватился, что тянет время, раздумывая над новой загадкой, и побежал через дорогу.
   ... Если б не Шишик, Лёхин ни за что бы не догадался заглянуть за гаражи. Но "помпошка" так негодующе возопила (беззвучно, конечно), когда Лёхин пристроился у соседнего с Лёнчиковым подъездом ждать; так начала пинаться, вынуждая хозяина встать, что Лёхин хоть и не сразу, но всё же сообразил: Шишик требует идти именно к Щуплому.
   Тропинка между гаражами подсказала, что народ дома частенько пользовался ею, чтобы сократить дорогу от остановки. Но не сейчас: середина тропинки превратилась в настолько жидкое месиво, что даже самый отчаянный пешеход сто раз подумает, ставить ли ногу в самую настоящую грязевую топь... Шаг между гаражами - и сразу стали слышны стук, топот, тяжёлое прерывистое дыхание. Драка в самом разгаре.
   Осторожно выглянув, Лёхин обнаружил уже привычную расстановку сил - трое против одного. Пятачок между школьным забором и гаражами достаточно ровный, но размякший от дождей. Щуплый дрался как бог. Но, когда он оскальзывался на едущей под ногой землёй, ему не давали времени почувствовать под ногами упор и били падающего, поднимающегося.
   И могли убить в любой момент. К огромному своему изумлению, Лёхин увидел в руках нападавших короткие тонкие дубинки. Чёрт... Если они даже не собираются убивать Щуплого, это и правда может случиться в любой момент.
   Лёхин, холодея от бешенства, бросил раскрытый зонт на какой-то драный по осени куст впереди, у забора, и встал не прячась - вышагнул из межгаражного пространства. В тылу троицы оказался. Те решительно теснили Щуплого в тупичок, образованный гаражом, поставленным к забору впритык.
   Взвесив меч, чтобы привыкнуть к его весу и движению, Лёхин не стал его раскладывать. Дубинка из меча хоть и получилась короче, чем у противников, но могла оказаться оружием более серьёзным. Пока Лёхин не видел в ней надобности - оружие отправилось в чехол.
   "Бой без правил? Правила будут, но - мои!" - пообещал Лёхин и коротко свистнул.
   Один из троих, рослый, широкоплечий, подпрыгнул, оборачиваясь, и, ещё не видя, кто за спиной, мгновенно обрушил дубинку - на звук. "А если бы это был ребёнок? Пацан какой-нибудь?!" - мелькнула ошарашивающая мысль.
   Но замах у Рослого слишком широк. И видно, куда нацелено оружие. Лёхин резко шагнул вперёд - и под дубинку. По инерции сильного удара та пролетела безо всякой надежды на возможность свернуть. Грохнул-загудел от удара гараж. Лёхин же проскочил под левой рукой противника, поймал его за кисть и заломил за спину. Одновременно коротко и резко дёрнул ту же кисть вбок. Рослый взревел от боли.
   Холодно, стороной прошла мысль: Рослый привык брать физической мощью... Лёхин чуть приотпустил противника, взявшись за его руку чуть выше вывихнутой кисти, - и пинком по заднице послал его на мокрый ковёр из листьев и травы у забора. Бросок вышел точным - именно таким, как хотел Лёхин: чтоб Рослый хорошенько проехался пузом по слякотной тропке и мордой ткнулся в те самые листики и травку... Ещё слыша тягостное мычание Рослого (тяжеловато вставать, когда только одна рука действует, а если ещё и подзабыть, что с кистью плохо и машинально опереться на неё...), Лёхин развернулся к остальным.
   Через спортивное поле, льнущее к забору, от крыльца школы сюда достаточно хорошо светили фонари и прожектор.
   Двое с дубинками заставили Щуплого буквально втиснуться в угол, образованный двумя гаражами. Не самое лучшее место. Хуже всего, что внизу гаражных стен есть небольшая насыпь, которая только-только начала зарастать травой, а почва здесь явно глинистая. Щуплый, видимо, не первый раз оскользнулся - уже на глазах Лёхина. Он пытался в этот момент ударить, но пришлось сосредоточиться, чтобы не упасть. А дубинки замелькали так, что не блокируй он отдельные удары, его бы давно превратили в хорошо отбитый кусок мяса.
   Здесь сразу с двоими не совладать - пространство тесновато. А Щуплый явно устал. Как он вообще продолжает драться - избитый?..
   Время от времени ещё думая о ненужном, Лёхин сцепился со вторым - с тем, в блестящей от дождя куртке. Тот не давал пройти к третьему, который теперь и в одиночку мог избивать почти обессиленного Лёнчика.
   Некоторое время схватки Лёхин всерьёз думал вытащить меч. Второй - противник потяжелее Рослого. Боевой - и, возможно, карательной практики у него явно хватало. Дрался он экономно, с ненавязчивой целью вымотать противника. Приглядывая за Третьим и Щуплым, Лёхин сделал вид, что суетлив и несколько косолап. Второй уже через минуту купился на игру: вместо того чтобы осторожничать дальше, он, вполголоса ругаясь матом, стал искать возможность одним ударом дубинки вырубить неизвестного, легкомысленно вмешавшегося не в своё дело.
   Хеканье, шипение воздуха сквозь зубы, короткий стон, глухие удары по мягкому, чавканье грязи под ногами, матюки...
   Чёрт, Щуплый упал! Разворачивался для удара, одновременно пытаясь блокировать летящую на него дубинку, - и в очередной раз поскользнулся на насыпи, а Третий помог - ударил сбоку под колено. Правда, почти сразу Третий отскочил - даже с позиции лёжа Щуплый достал его ногой.
   Что-то тёмное и быстрое мелькнуло низом забора.
   Лёхин отвлёкся на секунду и получил дубинкой. Скользящий удар по плечу взвинтил его до такой злости, что он забыл об игре и расчётливости. Выбить дубинку! Размазать гада!
   Дубинка глухо ткнула в угол гаражной стены и отлетела куда-то в кусты. Кожаный попятился от разъярённого Лёхина. Клокотавшая ярость не помешала оформиться всплывшей на поверхность сознания мысли: "Сломать руку!" Показалось, время затормозило - так медленно он поднимал ногу и бил в правую, которая только что держала дубинку.
   Кожаный охнул. Шок от удара сначала не дал прочувствовать боль. Но Кожаный мешал в тесном пространстве. И, нисколько не сомневаясь, Лёхин ударил его в зубы. Уже отворачиваясь, Лёхин услышал, как противник взвыл.
   Третий занёс дубинку над Щуплым, держа её обеими руками.
   Они и правда вознамерились убить его. Чёрт, за что?! За то, что не захотел проучить незнакомого ему человека, потому что оказалось интересней попробовать себя в спортивном бое с равным по силам противником?..
   Перед глазами Лёхина мелькнула картинка: Щуплый сидит на земле, привалившись к камню, понурившись, - висок и пол-лица залиты кровью...
   Он прыгнул на потенциального убийцу, целясь перехватить руку с дубинкой, и не сразу заметил, что взметнувшаяся дубинка застыла в воздухе. Слишком легко вырвал - понял Лёхин. В следующую секунду Третий чуть не отдавил ему ногу, попятившись и словно не замечая своих вывернутых за спину рук.
   Глянув через его плечо, Лёхин затаил дыхание, только сейчас услышав, что шумно дышит, едва не заглушая для себя другие звуки. Например, рычание.
   Два крепких чёрных пса стояли по обе стороны сжавшегося от неожиданности Щуплого. Стояли в недвусмысленно агрессивной позе и, морщась от злобы, рычали на Третьего, замахнувшегося на них - а как они могли воспринять его замах? И медленно, пугающе медленно ставя вперёд лапу за лапой, рыча шли на Третьего, всем своим напряжённым движением показывая, что вот-вот кинутся на человека.
   Третий задёргался в руках Лёхина, видимо не соображая, что его кто-то держит. Главное - убежать! Повизгивая и тоненько рыча, совсем потеряв голову, он бился, словно припадочный, готовый на всё, лишь бы быть подальше отсюда.
   С трудом удерживая его, Лёхин сам неожиданно остервенел: собачек боишься?! А убийцей быть не боишься?!
   Коленом под рёбра - Третий ахнул-задохнулся; согнувшись, засипел что-то, почти повис на руках Лёхина, всё ещё придерживающего его. А тот глянул в сторону: "собачки" вернулись к Щуплому, сели по бокам - отсюда видно, как напряжены, в любой момент готовы броситься - на любое проявление враждебности к "охраняемому объекту". Ха, "собачки"-то знакомые. Бездомные "доберманы" - только почему их двое? В августе они всегда появлялись втроём - да ещё во главе собачьей своры...
   Второй, Кожаный, сильно наваливаясь на стены гаражей, уходил по тропинке. Первый только-только сел и теперь пытался перевалиться на колени без участия рук.
   Лёхин мягко, не чувствуя тяжести, приподнял за плечи Третьего, вгляделся в очумелые глаза. "Все трое не бойцы, а каратели, - возникла уверенная мысль. - Ну что ж. Ничего личного!" Он чуть встряхнул Третьего, чтобы тот встал, а не опирался на поддержку. Удар получился не очень удачным: Лёхин бил в челюсть, но по коже, мокрой под дождём, кулак скользнул по скуле, раздирая в кровь чуть не до глаза.
   Еле стоящий на ногах, Третий вломился в Первого, который, помогая себе одной рукой, поднимался на полусогнутых. Резкий взвизг (кажется, Первый упал на вывихнутую кисть) перешёл в продолжительный вой.
   36.
   Один из "доберманов" встал, неспешно подошёл к двоим, ворочающимися со стонами, всхлипами, мат-перематом, понюхал и так же не спеша вернулся к Щуплому. Тот уже псин не боялся - видимо, догадался, зачем они устроились с двух сторон. Почти не обращая на них внимания, он тоже пытался встать.
   Представив, каково ему - небось, в синяках весь и кровоподтёках, Лёхин упёрся боком ботинка в носок его обувки и протянул руку.
   - Вставай.
   - Э-э... - недовольно сказал Щуплый, щурясь рассмотреть свою грязную ладонь.
   - Наплюй - луж везде полно, сполоснуть нетрудно. Да у меня и самого... Лишь бы не скользили.
   - Хозяин - барин, - пожал плечами Щуплый, крепко взялся за протянутую ладонь Лёхина и легко, словно его и пальцем никто не тронул, поднялся.
   К тропке между гаражами он пошёл первым. Проходя мимо ползающих неудачливых карателей, он на секунды остановился. Лёхин был уверен: Щуплый не выдержит - и каратели получат по пинку.
   Но Щуплый постоял, поглазел на тех, кто его едва не убил, сплюнул в их сторону и свернул в межгаражье. Лёхин же прибрал дубинки и, выйдя за гаражи, к свету жилых домов, аккуратно порубил их вынутым из чехла мечом. Щуплый, в метрах двух от рубки шаркая грязными ладонями о траву, внимательно проследил процесс появления меча, его работы и последующего исчезновения в чехле.
   - Хороший ножик, - одобрительно сказал он, выпрямившись и встряхивая ладони. Один из "доберманов", вышедших с гаражной тропки, недовольно отвернулся от летящих капель, и Щуплый полюбопытствовал: - Собачки - чьи? Не твои ведь?
   - Нет. Бездомные.
   - Странно. А чего это они тебе помогать вздумали?
   Щуплый Лёнчик умудрился задать вопрос в точку: не его охранять псы явились, а именно помогать Лёхину. А Лёхин перебрал варианты ответа и понял, что ни один не годится. Не говорить же нормальному человеку, мол, домовой навёл на меня заклинание "Требуется помощь"? А самые привычные к этому призыву - те, кто уже не раз встречался с Лёхиным.
   - Спроси у них, - предложил Лёхин. - Может, тебе и скажут. Они ж не столько мне помогали, сколько тебя защищали.
   Щуплый осторожно провёл ладонью по ребристому боку ближайшего пса. Тот переступил лапами и задрал морду к человеку.
   - Сидеть, - негромко скомандовал Щуплый.
   Доберманы сели, уже вдвоём уставившись на него.
   - Хвосты купированы, команды знают, - словно подытоживая, объявил Щуплый.
   - Разбираешься? - теперь полюбопытствовал и Лёхин.
   - Не я. Жена, Люда. Год с лишним назад у нас доберманиха была - жена до сих пор оплакивает. Ну, пошли, что ль, поговорим?
   Он повернулся и через плечо свистнул бродягам - ни дать ни взять хозяин-собачник с вечерней прогулки. Лёхин догонял его вместе с ошеломлёнными собаками, которые шли неуверенно, часто отставая, и тогда Лёнчик оборачивался и недовольно говорил: "Ну?" А когда Лёхин зашагал рядом с Щуплым, его начало разбирать хихиканье при одной мысли: если в следующий раз Елисей снова наведёт на него какое-нибудь заклятие о помощи со стороны, к нему, к Лёхину, примчатся не просто доберманы, а с хозяином на "поводке"!
   Прежде чем зайти в дом, Щуплый повёл Лёхина к торцу, где в цоколе приютился продовольственный магазинчик и, сунув деньги, попросил:
   - Возьми какой-нибудь собачьей жратвы - там у них в пакетах. Я б зашёл, да сам видишь...
   Лехин деньги взял и спустился, стараясь не усмехаться слишком явно: да-а, выглядел Лёнчик так, словно новообретённые собачки на радостях его по всем лужам поваляли.
   Уже у дверей в квартиру Щуплый помедлил и попросил:
   - Будет Людка спрашивать - не говори, что были трое и с дубинками. Не фиг бабам про такое знать.
   "Бабам"? Лёхин успел удивиться грубоватому слову из достаточно ровной, грамотной речи Щуплого, который, по прикидкам, не старше лет двадцати пяти или двадцати семи.
   Открыв дверь, Лёнчик спокойно сказал псам, терпеливо сидящим на площадке:
   - Домой.
   Если уж Лёхина по спине морозом продрало от этого короткого слова, то что уж творилось в душах когда-то брошенных, ставших ненужными псов? Насторожённо, медленно шагая в пахнувшую теплом и уютом квартиру, они жадно внюхивались - и Лёхину казалось, что внюхиваются они не в запахи, а в информацию о людях, которые готовы приютить их.
   Входная дверь за ними захлопнулась неожиданно громко.
   - Кто это там пришёл так поздно? - певуче спросили справа, из кухни, наверное.
   - Папа! Папа пришёл! - пискляво завопили детские голосишки, и доберманы попятились.
   Они появились в прихожей одновременно: вышла миниатюрная, похожая на девочку-подростка женщина, вытирающая руки полотенцем, - вылетели два шустрых пацанёнка лет пяти. Все трое остолбенели взглядами на доберманах. И вышла такая напряжённая тишина, что один из псов ткнулся задом в ноги мужчин и жалобно взвыл.
   - Бездомные, - проинформировал Лёнчик. - Вот, привёл.
   Женщина коротко вздохнула. Один из пацанят, с сияющими глазами, с протянутыми руками, пошёл к дрожащему от напряжению псу посмелее, оставшемуся впереди. Лёхин аж сам напрягся: вот, не дай Бог...
   Женщина ухватила сынишку за футболку, оттащила.
   - Сначала обоих в ванную. А вы сходите, поищите в кладовке коврик и миски. Здравствуйте. Я Люда.
   - Алексей. (Щуплый глянул с улыбкой: вот мы и познакомились!)
   - О-о, Лёнчик!.. Так, пока дети заняты, первым в ванную ты. Алексей, от чаю не откажетесь, наверное?
   - Спасибо, не откажусь.
   Пока Щуплый смывал с себя вечернее происшествие, Люда готовила чай Лёхину, а дети кормили собак. Улучив момент, пока Люда отвернулась, Лёхин поклонился налысо стриженному, ещё молодому щупленькому домовому, который носил рубаху на манер спортивного кимоно. Шишик всё на него радостно пялился, вот Лёхин и заметил. Домовой, которого язык не поворачивался назвать дедушкой, всплеснул ручонками, но опомнился и поклонился уже степенно. До сих пор стоял он на кухонном столе, приглядывая, как хозяйка чай заваривает, - и вдруг помчался вниз, на пол. Пригнувшись, скользнул между пацанятами и остановился между двумя мисками. Доберманы немедленно потянули к нему морды. А домовой, придирчиво оглядев их, одобрительно кивнул и погладил по носам. Детишки, занятые накладыванием корма в собачьи миски, ничего странного в поведении псов не заметили. Собаки снова захрумкали, а домовой вперевалочку пошёл восвояси, но на кухонный стол забираться не стал - сгинул во тьме под встроенным шкафом.
   С Людой оказалось легко общаться. Несмотря на опасения мужа, она так и не заговорила с гостем о состоянии Лёнчиковой одежды и лица, строго придерживаясь одной темы - погоды. А может, выручили собаки. Она так часто заглядывалась на них и на детей, что забывалась и могла трижды спросить одно и то же. Так что Лёхин мог не спеша разглядеть её и даже улыбнуться своим мыслям: эти двое здорово походили друг на друга - одинаково небольшого роста, худощавые, спокойные и немногословные.
   Появился хозяин, и жена с детьми, забрав собак и миски, мгновенно улетучились из кухни после короткого: "Поговорить бы нам надо".
   Усмехнувшись, Леонид сказал:
   - Спиртного дома почти не держим. А сейчас пожалел.
   - Да ладно, чаем перебьёмся, - улыбнулся Лёхин.
   Они выпили по чашке, налили по второй. Жареным пирожкам Лёхин сказал своё полное и окончательное "Одобрям-с!".
   - Сон я видел, - нарушил молчание Леонид. - И тебя в том сне.
   - Да? И что я там, в твоём сне, делал? - легко спросил Лёхин.
   - Дрался - что. Ты, вообще, каким боком к этому "Ордену Казановы"?
   - Ты и про "Орден Казановы" знаешь? - удивился Лёхин. - Я думал, тебя со стороны зазвали - меня проучить.
   - За что тебя, кстати?
   - Есть там Анатолий один. Мордель я ему маленько подретушировал.
   - А, Толька... Смысла нет ему морду раскрашивать - зарастает быстро.
   - Леонид, а сколько Анатолию лет? - осторожно спросил Лёхин.
   - Весной юбилей отмечали. Двадцать.
   "А выглядит на все двадцать пять..."
   - Давай без всяких танцев-шманцев? - решительно предложил хозяин. - Меня больше "Ордена Казановы" интересует только одно: как ты за гаражи попал. Не поверю, что за мной топал. Я с этими лохами минут десять говорил, прежде чем они...
   - Я тоже сон видел, - после недолгой паузы ответил Лёхин. - Хочешь - верь, хочешь - нет, но в моём сне тебя убили. Вот и пошёл место искать, где... Ну, сам понимаешь...
   Хозяин взял салфетку, вытер пальцы и задумчиво высказался:
   - Чую, танцы-шманцы продолжаются. Давай в поддавки. Сначала я, если боишься чего не то сказать, а потом ты. Я в "Ордене Казановы" четыре года начальником охраны работал. Альберту нравилось иметь отдел охраны из семерых, а мне чего возражать? Деньги неплохие шли. Мне там делать почти нечего было: сигнализацию проверил, подчинённых построил - и сиди себе в кабинете так называемом. Ну, от нечего делать сначала читал запоем, а потом решил самосовершенствованием заняться. Кабинет у меня - почти пустая комнатушка, в смокинге больно не потренируешься, а вот медитация - самое оно. Ну, и развил я себе интуицию. Ничего не скажу - драться стал лучше, легче как-то. Но в последний год всякая чертовщина начала мерещиться. Не знаю, чем там все эти компаньоны и компаньонки занимаются, только кафешные стены, пол, потолок будто чернотой стали наливаться. Тесно стало там и душно. Я уж к врачу сходил провериться - боялся, с лёгкими что-то не то. Терапевт говорит: всем бы такие лёгкие. А последние несколько месяцев, перед тем как уйти, видел крыс - необычных...
   - И были они зелёные и прозрачные, - закончил Лёхин, и замолкший было на полуслове Леонид остро всмотрелся в неожиданного гостя. Лёхин между тем расстегнул нагрудный карман рубахи и вынул фотографии. - Роман пропал неделю назад. Я ищу его и девушку, которая пропала в одно время с ним, причём тоже из кафе. Чем Роман занимался в "Ордене Казановы"?
   Хозяин взял фотографии и улыбнулся - как давнишнему, хорошему знакомому.
   - Хорошо здесь его сфоткали. Пропал, говоришь, Роман... Девушки не знаю - сразу говорю... Ну что ж... Хозяин Роману платил из своего кармана, чтобы раз в неделю он пел компаньонам. В кафе мог приходить, когда вздумается. Я его поначалу слушал - ни одного "концерта" не пропускал, больно здорово пел. Вроде о любви, а вроде и нет. Людке я после его песен начал цветы таскать - сам себе удивлялся и до сих пор удивляюсь... А потом что-то не то пошло. Кажется, он те же песни поёт, а вот чего-то не хватает в них. Может, эстрадникам, попсе начал подражать? Не знаю. А однажды слышал, как он в комнате компаньонов с хозяином ругается. Типа, хозяин ему слова правит в песне, и ему, Ромке то есть, это не нравится. И ещё сказал: или - или. Или поёт своё - или уходит из кафе. Альберт сразу на попятный: да пой ты как хочешь, жалко, что ли. Ну, Ромка и остался. А потом я ушёл. Но последние песни Ромкины слушал как первые его - слова красивые были. Только о его песнях и жалел, уходя-то... Ну, я в поддавки сыграл. А ты? Или боишься ещё?
   - И я сыграю, - легко сказал Лёхин. - Я многое вижу - это ты уже понял. А доберманы пришли, потому что помощь понадобилась, а на мне отметина - "помогите, кто может!". И за гаражами разыскал - по следу ментальному. Поверишь?
   - Поверю, - серьёзно ответил Леонид.
   37.
   Навеса над Леонидовым подъездом нет. Только выступ небольшой. Лёхин как вышел - сразу начал искать под ним местечко без луж и ручьёв. Нашёл, вынул из кармана спичечный коробок и высыпал на ладонь пару светлячков.
   - Ну и кто мне кино покажет?
   Зеленовато-голубоватые жучки, лежавшие вповалку, зашевелились и снова замерли носом к носу. Слева что-то мелькнуло. Лёхин оглянулся: ба, один из кирпичей и в самом деле показывал кино. Долгий романтический эпизод: скамейки, кусты и деревья; по асфальтовой дорожке в свете фонаря прогуливается пожилая чета - наверное, перед сном вышли. И - всё? А где девушка-гардеробщица?
   От досады Лёхин чуть не стукнул себя по лбу. Подарок Следака имел одну особенность: прицепил "жучка"-светлячка - следи за нужным объектом с начала до конца. Иначе конечный пункт увидишь глазами преследуемого и долго будешь гадать, где это место находится.
   Что до предположений, так вот они: девушка не пошла домой, а сидит где-нибудь в сквере. Точно не парк. Не совсем уж она, наверное, сумасшедшая идти в парк к ночи, около половины одиннадцатого.
   - Шишик! - в отчаянии воззвал Лёхин. - Как мне её найти?
   Шишик сидел на запястье, где ползали букашки, и, казалось, сосредоточенно следил за их движением. На вопрос Лёхина он вскинул жёлтые глазища - и вдруг глазища плавно поехали налево. Хозяин терпеливо подождал, но глаза Шишика вернулись на место и повторили уход налево.
   - Ничего не понимаю! - признался Лёхин.
   "Помпошка" бормотнула что-то скрипучее и явно нелицеприятное по поводу сообразительности хозяина и снова старательно повела глазами налево.
   - Туда, что ль, идти? - безнадёжно спросил Лёхин. - А если она далеко живёт? Так пешком и топать?
   Слева раздался глуховатый стук закрывшейся дверцы, и от одной из тёмно-блестящих машин к Лёхину зашагала высокая фигура в плаще и под зонтом. Лёхин убрал светлячков в коробок, мельком углядев, что Шишик подпрыгивает на запястье и даже вроде как лапками всплёскивает. Чего это он?
   - Добрый вечер, Алексей Григорьич. Как ваш подопечный? Всё обошлось?
   Шишик Профи не рассчитал скорости и врезался в Ника, отчего оба, довольные, повисли на манжете Лёхиной куртки. Судя по всему, это положение не мешало им активно обмениваться информацией, на что Лёхин мысленно поджал плечами и ответил Соболеву:
   - Всё нормально. Исход драки сведён к минимальным потерям и ущербу. - "Ваше императорское величество!" - так и вертелось на языке, но Лёхин язык прикусил и пообещал себе больше не выражаться столь высокопарно даже про себя, как это часто происходило в присутствии профессора.
   - Могу отвезти вас домой, - предложил Соболев. - Время позднее. Ничего нет хуже, чем стоять под дождём на остановках.
   "Я это получше вашего знаю!" - огрызнулся Лёхин и только раскрыл рот, чтобы выразить мысль более корректно, как увидел: оба Шишика полуночными светофорами мигают на него жёлтым.
   - Хорошо. Но не домой, а до остановки. Мне потом... В общем, не домой.
   - Скажите адрес. Отвезу. - В голосе профессора слабо зазвенела нотка раздражения.
   - Давайте сядем в машину, и я объясню ситуацию! - сам раздражённо сказал Лёхин, уже мечтая, чтобы Соболев исчез, испарился, растаял.
   Они сели. В тепле и сухости Лёхина немедленно разморило, но историю с девушкой из "Ордена Казановы" и со светлячками он сумел рассказать коротко и внятно.
   - Скверы по городу - в каждом микрорайоне, и не по одному, бывает, - с сомнением произнёс Соболев. - Кроме того, это может быть и уголок детской площадки. А то и аллея перед домом. Как вы собираетесь её искать?
   - По ментальному следу от кафе. И потом даже это необязательно. Она села в "305"-ую маршрутку.
   - И что? Будете выходить на всех остановках - искать её след?
   - А что мне остаётся? Чисто психологически - сами посудите! - она сейчас именно в таком состоянии, когда ей требуется выплакаться едва знакомому человеку. Она обижена, домой ей идти не хочется. Для меня она ценный свидетель. А если не свидетель, мне нужно узнать, каким образом компаньонка может стать гардеробщицей. Кто знает, может, это тоже ценная информация?
   После недолгого молчания Соболев предложил:
   - Я всё-таки вас повезу по маршруту "305"-ой. Доедем до конечной и оттуда начнём искать вашего ценного свидетеля.
   Лёхин бы так и сделал, если б не заметил, как два Шишика изо всех сил прыгают на ручке бардачка.
   - Что у вас здесь?
   - Бумаги всякие.
   - Карты какие-нибудь есть? Автомобильных дорог, например?
   - На самом верху - возьмите. "Дороги города" - нашли?
   Вместо того чтобы прыгнуть на карту, Шишики сиганули в карман Лёхиной куртки. Лёхин некоторое время недоумённо наблюдал торчащие над краем кармана жёлтые, вытаращенные на него шарики, потом выудил спичечный коробок и вытряс светлячков на карту, разложенную на коленях. Бумага не глянцевая, и жучки не скользили, даже когда обе "помпошки" бросились в схему и подняли волны. Светлячки в этих волнах поплавали, а потом дружно скучились в одном месте. Лёхин посветил фонариком и с облегчением вздохнул.
   - Так, остановка "МНТК", микрохирургия. Она прошла чуть вперёд и свернула за здание клиники.
   Светлячки снова показали картинку, на этот раз безлюдную. Её вполне можно было подписать блоковскими строками: "Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и жёлтый свет". Разве что без аптеки. Лёхин вздохнул и снова сунул жучков на место. Почему-то строка "Бессмысленный и жёлтый свет" напомнила, что в прошлом многие поэты и писатели использовали этот цвет как символику, а значил он болезненное состояние, неуравновешенность. И, почти задрёмывая, Лёхин улыбнулся: а как же солнце? Самое средоточие жёлтого?
   Из карты вылупились лохматые макушки, вытаращились на Лёхина, рассуждающего на такие странные темы. Но Лёхин плавающих удивлённых глазищ уже не замечал. Как когда-то давно - ещё учась в музучилище - он от нехватки времени на сон научился спать коротко, около десяти минут. И сейчас словно впал в сонные две минуты, а очнулся - и готово, отдохнул.
   Придержав сползающую с колен карту, он спросил:
   - Дмитрий Витальевич, если не секрет, как пообщались с Саввой?
   - Очень хорошо, - суховато улыбнулся Соболев. Но, видимо, в его окружении Лёхин оказался единственным, с кем можно без утайки и всласть поговорить, поэтому он всё-таки продолжил: - У старика до пенсии денег не осталось. Мы походили по магазинам и закупили нужное. Савве трудновато пока одному тащить. Договорились на завтра сходить в поликлинику по месту жительства старика. Движение и свежий воздух - это, конечно, хорошо. Но неплохо бы знать, что произошло с человеком. Один Савва в поликлинику идти боится: как бы не положили старика.
   - Лекарства при инсульте дороги, - заметил Лёхин.
   - Я плачу за занятия, за тренировки, - возразил профессор. - Савва по дороге к дому встретил двух знакомых призраков, а в квартире несколько раз выходил из тела старика. С сегодняшнего вечера я постоянно, а не урывками вижу своего Шишика. - Он бросил короткий взгляд на карту автодорог и улыбнулся. - И вижу полностью, а не мелькающими контурами, как раньше. Более того, могу отличить Профи от Ника. Да, именно так, - подтвердил он, когда две пары глазищ с поверхности карты обратились в его сторону. И снова улыбнулся. - Согласитесь, ради умения видеть никаких денег не жалко.
   Лёхин тоже улыбнулся: в чём-чём, а в этом Соболев на сто процентов прав. Правда, кое-чего профессор о Шишиках не знает (да ладно - кое-чего!), надо бы предупредить его.
   - Поскольку вы собираетесь общаться с Профи, вам придётся в дальнейшем пережить один неприятный момент: если Шишик пытается предупредить о чём-то или что-то объяснить, а вы не понимаете, он может резко стать плоским и облепить всё лицо. Очень влажно и липко. Зато вы сразу чётко увидите, что он вам объясняет.
   После недолгого молчания профессор пробормотал:
   - Ничего, переживём.
   Приглядевшись к улицам, Лёхин обнаружил неподалёку перекрёсток. Судя по карте, до клиники ещё остановки три. Соболев смотрел вперёд, задумавшись, а Лёхин вспомнил недавнее чаепитие.
   - ... Леонид, а кто мог наслать на тебя этих троих? Не бывший хозяин?
   - На фига я ему сдался? Делать ему больше нечего? Я ж его бизнесу не угрожаю... Не-е, это, насколько я понимаю, Толька кочевряжится. Ты его оскорбил - личико попортил, и я его оскорбил - тебя бить не стал. Прихехешников у него много для одноразовой работы. Толька - он мстительный.
   - Думаешь - ещё подошлёт?
   - Вряд ли. Попугал - и хватит. Он ведь всерьёз думает, что трое против одного - это страшилка не для слабонервных. А эти гаврики вряд ли скажут, что не смогли против двоих выдюжить.
   Провожали гостя большой дружной семьёй: ближе к Лёхину Леонид и Люда, чуть издали - двойняшки, которые крепко вцепились в ошейники двух доберманов.
   Глядя на мелькающие в мокро-чёрном пространстве огни, Лёхин снова вспомнил о третьем добермане. Взял бы Леонид всех троих? Вопрос риторический. И ненужный. Лёхин вздохнул. Если собачина жива, пусть и ей повезёт. А если нет... Интересно, бывают ли собачьи призраки? Надо бы спросить у Глеба Семёновича. Он ответит серьёзно, ибо вопрос для него не просто любознательно-познавательный, а научный... Только он задумался о "домочадцах", как немедленно зазвонил мобильник.
   - Лексей Григорьич ли? - как обычно, с жадным интересом вопросил Елисей. Лёхин подозревал, что, названивая хозяину, домовой всегда боится попасть к чужому человеку.
   - Он самый, - очень серьёзно ответил Лёхин. - Слушаю тебя, Елисей.
   Шишик Ник выполз из карты и, разинув от счастья пасть, уселся на голову Профи. Кажется, тот и не возражал.
   - Сообщить хочу, - важно сказал Елисей. - А сообщение у нас такое: о крысах-призраках всех оповестил, всех предупредил. На сети защитной вокруг дома все узелки заклинаний восстановили и обновили. Ежели кто супостатов зелёных заметит, всем миром навалимся, но за дом наш заступимся.
   - Хорошая новость, Елисей.
   - Долго ль ещё будешь расследовать, Лексей Григорьич?
   - Думаю, не очень. Надо ещё одного свидетеля опросить - и домой.
   - Голодный, небось, - проворчал домовой.
   - Да не совсем. Чаем угостили с жареными пирожками.
   - Фу на тебя, Лексей Григорьич! Чаем с пирожками на ночь баловаться! Придумал тоже... Ну да ладушки... Беседу-то заканчиваю. Дома все живы-здоровы, чего и вам желают от чистого сердца.
   - Спасибо, Елисей, - искренне ответил Лёхин. - И от меня всем привет большой.
   Соболев покосился, но промолчал. Машина повернула вправо и заехала на небольшую стоянку супермаркета. Лёхин взглянул налево. Через дорогу и правда тянулась небольшая аллея - судя по фонарям, чуть глубже переходящая в сквер.
   38.
   Выйдя из машины и дожидаясь Соболева, Лёхин чуть отступил к бордюру. Он-то ничего и не заметил бы, если б не Шишик. "Помпошка", снова засевшая в кармане куртки, отодвинула кверху клапан, словно крышу, и с огромным интересом воззрилась на машинные колёса. Плюс ко всему прочему ещё одна машина свернула и мазнула светом фар по витрине, а та - свет отразила. Лёхин успел разглядеть: от задних колёс к передним прошло нечто размером с кошку и лохматое с ног до головы лохматостью старой грязной швабры; в отличие от швабры, нечто щеголяло, кажется, в кожаном фартуке и держало в правой руке громадный гаечный ключ. Лохматое нечто добрело до передних колёс и, изо всех сил пнув его, прислушалось, а затем сгинуло под машиной.
   - Алексей Григорьич?
   Оказывается, Лёхин уже с минуту стоял, пялясь под машину. Он переглянулся с Шишиком и заторопился к Соболеву.
   - Я подожду вас здесь, - сказал профессор, всматриваясь в деревья через дорогу.
   - Необязательно. На обратном пути я могу...
   - Извините, что перебиваю, Алексей Григорьевич, - холодно сказал Соболев, - но мне хотя бы таким образом хочется принять участие в деле, касающемся "Ордена Казановы".
   - Даже если беседа затянется далеко за час-полтора?
   - Я буду ждать в машине.
   Соболев открыл дверцу и сел.
   "Странно, что он не сказал - "мы". "Мы, наше императорское величество, будем ждать в машине" - по тону подходит".
   Перепрыгивая потоки на дороге, Лёхин решил: если "его императорское величество" устраивает такое сидение, он, Лёхин, возражать не будет. Отвезут домой с комфортом - что может быть лучше?.. Прыгнув на пешеходную дорожку, он остановился. Сначала как-то рассеянно подумалось о швабре в кожаном фартуке: машинный это дух или стояночный? Представилось: профессор сидит, шуршит газетой, а вокруг машины бегает такая лохматенция и, пиная колёса, слушает тугой и глухой звон. А если духу звук не понравится? Приволочёт откуда-то ручной насос?.. Потом подумалось о девушке, сидящей в одиночестве. Как подойти к ней? Как начать разговор? Не решит ли она, что он следит за ней? Соболеву-то он очень уверенно сказал про её состояние, в котором она, мол, готова рассказать всё. А если это не так? Как может повести себя девушка, которая уже несколько часов мокнет и мёрзнет под дождём?.. Последнее перевесило все сомнения. Даже если он испугает её - уже хорошо. Хоть домой попадёт, в тепло и сухость. И Лёхин решительно зашагал по боковой дорожке.
   Сквер, скрытый от дороги аллеей кустов и деревьев, оказался очень маленьким. И очень открытым в середине. Так что тёмную фигурку на одной из четырёх скамеек Лёхин увидел сразу.
   - Снова привет! Ты почему до сих пор не дома? - присев на корточки, Лёхин заглянул под чёрный, огромный по-мужски зонт.
   Печально сведённые брови чуть дрогнули, когда девушка взглянула на него.
   - А, это ты, - тоненьким голосом сказала она.
   - Вставай, до дому провожу, - предложил Лёхин и встал сам.
   - Не хочу...
   - А хочешь, я с тобой посижу? Приставать не буду. Честное благородное.
   - А зачем?
   - Ночь. Ты одна. Страшно, небось?
   - Да нет. Я ничего такого не боюсь. - Она поглядела на скамейку и грустно добавила: - Здесь мокро. И пакета у меня больше нет.
   Над последней фразой Лёхин размышлял, наверное, с минуту, прежде чем дошло: она-то сидит на пакете и, кажется, не против, чтобы и он сел рядом.
   - Я человек хозяйственный! - заявил он и вынул из кармана фирменный пакет какого-то магазина. - Под чьим зонтом сидеть будем? Под двумя неудобно.
   - Под моим, - пискнула она. - Его хватит.
   Обнимать девушку Лёхин не стал - зонта и правда хватало. Только сел, чуть развернувшись к ней.
   - Так почему ты домой не идёшь? Ругаться-то дома не будут, что так поздно? - Он вспомнил, что разговаривает с бывшей компаньонкой, и второй вопрос задал неправильно. Но... слово не воробей.
   Правда, девушка спокойно отнеслась к высказанному.
   - Я на квартире живу. У нас там все девушки. Студентки. Мы привыкли, что кто-то обязательно приходит поздно. А не хочу... Понимаешь, пустота какая-то. Там, дома, это странно. А здесь, на воздухе, как-то легче переносится.
   - Из-за того что тебя уволили - пустота?
   - Наоборот. Я раньше, как Диана могла, а теперь - нет. Меня зовут Ивонна... Ну вот, забыла. Теперь меня уже просто Валей зовут.
   - А меня Алексей. А из-за чего тебя уволили?
   - Ну я же говорю - пустота. Сначала ни то ни сё было. Уже год, наверное. Так ровно. Мне только одно не нравилось: живу не в своей квартире. Я деньги копила на "двушку". Ещё год в "Ордене Казановы" - я бы её купила. А потом стало наплевать.
   Она оборвала сумбурную речь и горестно загляделась на что-то блестящее под фонарём, что при более внимательном рассмотрении оказалось смятой банкой из-под пива. Лёхин незаметно вздохнул и попытался снова:
   - А почему наплевать?
   - Я на другую квартиру решила переехать. Одна знакомая предложила. Её в городе родители квартиру сняли, и ходила она в тот же пед, что и я.
   - Ходила?
   - Мы с ней с детства подружки, - почти шёпотом сказала Валя. И разревелась: - Ну зачем она меня провожать пошла-а! Зачем её этот гад на лестнице увидел!!
   - Так ты о Ладе говоришь?!
   - Да-а!
   Девушку всё-таки пришлось обнять. Видимо, скопившееся напряжение прорвалось, когда полузнакомый человек начал участливо расспрашивать обо всём, о чём глухо молчалось. А имя пропавшей из его уст словно раскрыло крепко запертый ларец. Человеку, который знает Ладу, можно рассказать всё!
   Лёхин обнимал, слушал, видел.
   Вот Валя-Ивонна заходит в библиотеку главного корпуса педа и морщится при виде толпы первокурсников, набирающих основные учебники. Она отворачивается, чтобы уйти в читалку и взять нужное хотя б на день. И вдруг насмешливый голос окликает её. Она оборачивается - Ладка! Не виделись года два, которые и есть разница в их возрасте. Валя чувствует себя чуть ли не королевой при первом взгляде на одежду Ладки: короткая джинсовая юбка, футболка и какие-то стоптанные ботинки или кроссовки. Однако подружка, известная насмешница со времён дружбы, с годами приобрела ещё и острый глаз, и зловредную языкастость. Пять минут за дверями библиотеки - и Валя, ошеломлённая и где-то даже напуганная, чувствует себя неуклюжей деревенской девчонкой. Правда, это чувство быстро проходит. Вскоре они говорят на равных, будто последние два года и не расставались.
   Узнав, что Вале скоро на работу, Лада предложила проводить её - заодно и вместе погулять. Валя согласилась - со странным ощущением, что годы без Лады она блуждала по городу в страшном одиночестве. Ей, в общем-то, всегда было наплевать на город. Но с Ладкой он оказался хорош. В кафетерии торгового центра они поужинали, причём Валя - с огромным аппетитом, удивившем её саму; а по дороге к "Ордену Казановы" слопали по мороженому. Именно в это время Лада предложила перебраться к ней на квартиру, а сама Валя легкомысленно задумалась, так ли ей нужна личная "двушка" и стоит ли дальше работать в кафе. Да и сама работа представлялась странной. Она рассказала Ладе, что такое компаньонка, а та в ответ сказанула что-то такое по-деревенски лукавое и едкое, отчего подружки прохихикали вплоть до "Ордена Казановы".
   У лестницы в кафе Валя записала адрес дома и номер мобильника Лады. Подружки уговорились встретиться назавтра и посмотреть квартиру Лады. И тут, только они распрощались, появился Анатолий. Узнав, что Лада - подружка Вали, он с ходу решил её очаровать. "Просто так!" - с негодованием всхлипнула Валя. Но с очарованием Лады ничего не вышло. Она очень удивилась странным манерам Валиного коллеги, как он ей представился. Но удивление не помешало Ладе отшить назойливого кавалера: она прошлась по всем внутренним и внешним качествам Анатолия острым, как бритва, язычком да так выразительно, что впервые на памяти Вали Анатолий растерялся и просто-напросто сбежал в кафе.
   Подружки переглянулись.
   - Ты чего развоевалась?
   - Сама не знаю. Смешной. Дурачок какой-то.
   - Может, ты его знаешь? Насолил, может, чем?
   Подумав, Лада покачала головой.
   - Нет. С тобой то же самое. Как тебя увидела, так с языка и рвалось что-то такое высказать - посмеяться. А с ним даже хуже. Прилизанный. Как картинка. Как будто не настоящий... Слушай, Валь, а может, его точно нет?
   Они прыснули в кулачок. Теперь смешил даже намёк на шутку.
   - Валя, а он правду сказал, что можно спуститься и посмотреть?
   - Можно. Только стоит ли?
   - Ну-у, на минутку!..
   И добилась своего.
   А внизу справляли день рождения одного из компаньонов. Хозяин такие мероприятия проводил обязательно и с размахом. Кафе в праздничные дни открывали чуть позже, а именинник имел право привести приятелей и подружек со стороны, как и компаньоны - провести одного человека. Так что и народу на халяву в корпоративные праздники бывало много.
   Едва подружки вошли, они окунулись в настоящий праздник: дискотека, нарядные люди, поздравления имениннику, затеваемые ведущим игры - всё сияло, сверкало, хохотало, пело.
   - Я потанцую? - взволнованно спросила Лада, когда Валю позвали к столикам, где обычно сидели просто посетители.
   - Конечно. Если что - я у столиков!
   Пару раз Валя оглянулась, но в блестящей толпе Лада, выглядевшая в своей одежде девочкой-подростком, не потерялась: она смеялась, играя, как и остальные, воздушными шарами; подхватывала падающие на всех золотистые гирлянды, танцевала - в общем, веселилась от души.
   Валю позвали обговорить один из номеров концерта в честь именинника. Когда всё согласовали, она обернулась в поисках Лады. Нашла легко.
   Лада медленно шла сквозь толпу - словно по одной из тропок в лугах за деревней, свободным, спокойным шагом. Шла очень ровно, не боясь, что на неё наткнутся, - и правильно делала: кто бы ни попадался на пути, все поспешно отпрыгивали, отскакивали.
   Пока ещё только удивлённая, Валя взглянула, куда же идёт её подружка. И вот тут-то её сердце больно вздрогнуло: так же медленно и широко шагая, навстречу Ладе шёл Ромка. Он, видимо, уже собрался уходить: на нём, несмотря на тогда ещё тёплую и сухую погоду, был полюбившийся ему плащ с капюшоном, болтавшимся на спине, а через плечо - гитара в чехле.
   Двое неотвратимо шли навстречу друг другу, а танцующие почему-то не замечали этого странного, почти колдовского движения, разве что шарахались в последний момент, уступая дорогу.
   Они остановились в метре друг от друга и неподвижно стояли бесконечно долго. А люд вокруг них толпился и веселился, оставляя свободным маленькое, огороженное невидимыми стенами пространство. Словно не замечая их.
   А потом в кафе случилось странное: сначала будто порыв предгрозового ветра обвеял зал, взвихрив украшения, конфетти, блёстки; и вдруг всё стихло и стемнело - на несколько минут отключилось электричество. Никто не испугался: возможно, все решили, что это шутка из заготовленных ведущим. А ещё - на столиках у стен горели свечи. После секундной тишины в полумраке все задвигались, засмеялись.
   Тут и свет включили. И Валя с ужасом обнаружила, что Ладки нигде нет. Она бегала по залу, спрашивала всех в толпе и о подружке, и даже о Ромке - в ответ только пожимали плечами. Она пыталась дозвониться до Ладки - тишина.
   А на следующий день она почувствовала пустоту и сонливость.
   39.
   Теперь зонт держал Лёхин. Валя откинула капюшон, смотрела куда-то в дождь и часто вздыхала, как после долгого плача.
   - Я всё время спала... Сплю. Посетителям со мной неинтересно. А потом я поняла, что мне тоже неинтересно их заманивать - обвораживать, как говорит Альберт. Наверное, это после Ладки. Очень часто так бывало и раньше: думаешь о чём-то, что это важно, а поболтаешь с нею, смотришь потом - и ничего важного, оказывается, нет. Вроде и говорить-то ни о чём таком не говорим...
   - А может, они сбежали, когда свет погас?
   - Нет. Вы же видели зал. Они почти на другом конце от дверей были. И охрана никуда не отлучалась. Я у них тоже спрашивала. И сбежать они не могли. Ладка бы не позволила. Она... ну, такая, практичная очень...
   - Но ведь пошла к Ромке, - безнадёжно возразил Лёхин.
   Валя хлюпнула носом, приложила к лицу платочек. Лёхин немедленно почувствовал себя очень практичным и строго сказал:
   - Так, сейчас я провожу тебя до квартиры. Ты успокаиваешься и продолжаешь учиться. В кафе больше не ходи.
   - Меня туда и не пустят, - отозвалась Валя. - Да я и сама теперь не хочу. Мне бы только Ладку разыскать.
   - Ладку ищу я. - В доказательство Лёхин вытащил фото Лады и Романа. - Частный детектив я.
   - Правда?
   - Правда-правда. Вставай. - Они уже вышли из сквера к дому, который надо было обогнуть, чтобы через школьные спортивные площадки увидеть дом, где снимала Валя квартиру, как Лёхин догадался спросить: - Валя, а ты не помнишь: когда свет включили, в зале оставались Альберт и Анатолий?
   - Альберта не помню, а вот Анатолия искали, - сказала девушка. - Я так сейчас всё хорошо вспомнила, что даже услышала, как его зовут. Они с ведущим что-то не согласовали. Я уже от охраны выскочила, его ещё искали. Но в конце вечера он уже появился и всё время с Альбертом держался.
   "Ну и что тебе даёт эта информация? - вопросил себя Лёхин. - Что Анатолий причастен к этому делу? Торжественно-то как звучит. А причастен-то каким боком? Убил обоих? Позавидовал Ромке, похитил Ладу, и Ромка теперь ищет, где она?"
   На всякий случай он проводил Валю вплоть до лифта, где и снял с неё светлячка и помчался назад, надеясь, что заждавшийся профессор не плюнул и не уехал.
   Машина оказалась на месте, и Лёхин здорово обрадовался. На улице не холодно, но только в закрытом, тёплом и сухом помещении понимаешь, насколько промозгло за окном.
   Шишики тоже обрадовались: пали в дружеские объятия, словно век не виделись, да так, сцеплённые, и свалились куда-то под сиденья. Лёхин, правда, подозревал, что они обрадовались не столько встрече, сколько возможности обменяться информацией. Поэтому втихомолку от Соболева, нагнувшись набок якобы штанину поправить, он шёпотом высказался куда-то вниз:
   - Болтун - находка для шпиона.
   В ответ ему что-то скрипуче посоветовали. Что - Лёхин, естественно, не понял, но совет дали таким язвительным тоном, что Лёхин смог пробормотать только универсальное:
   - Сами такие...
   И выпрямился. Соболев спокойно вёл машину, и Лёхин только открыл рот, чтобы рассказать ему о результатах встречи с Валей-Ивонной, как уловил странный блеск справа. На ручке, поднимающей стекло, сидели два шишмарика и возмущённо таращились на него. Пряча улыбку, Лёхин отвернулся. Интересно, на что он ответил: "Сами такие..."?
   Коротко доложив профессору о встрече, Лёхин погрузился в размышления, как и куда из зала могли пропасть двое. Если только Ромка не сообразил вывести Ладу, как Лёхин вытаскивал частного детектива, - через окно. Но зачем вообще надо было исчезать? Валя описывает Ладу практичной девушкой. Неужели внезапная влюблённость затмила ей всё? Ведь она могла предупредить подругу: "Прости, пока ты на работе, мы с Ромкой погуляем немного, а потом мы с тобой перезвонимся". Или всё-таки Ромка своей способностью влюблять заморочил девчонке голову и смог уговорить на всё, что угодно? Но и для него логичней было бы привести Ладу в пустую квартиру родителей, которые уехали, как говорит бабка Петровна, надолго. Нет, здесь явно что-то не то.
   Видимо, профессор тоже размышлял об исчезновении юной пары, потому как вскоре нарушил молчание, рассеянно спросив в воздух:
   - Интересно, почему те двое тащили частного детектива именно в тот коридор? Он же, по вашим словам, тупиковый.
   Лёхин пожал плечами, не заботясь, увидит ли Соболев, и закрыл глаза. В неясном сумраке задвигались тени, фигуры, знакомые и неизвестные, а потом потянуло вниз, и в какой-то миг Лёхин понял, что засыпает. Но и во сне он цеплялся за размышления о деле и риторический вопрос Соболева. И вдруг ясно увидел: по тому самому коридору хозяин "Ордена Казановы" и Анатолий торжественно несут тело частного детектива, а за ними торжественно шествует эскорт зелёных крыс-призраков - на задних лапах. А злодеи донесли жертву до конца тупика. В полу оказалось отверстие, длиной в человеческий рост, куда и бросили несчастного Павла Ивановича. И ушли. А крысы-призраки сели по краям дыры и нижними конечностями принялись болтать в чёрном пространстве, с наслаждением прислушиваясь к монотонно повторяющемуся звуку: плюх - упало в зловещие подземные воды тело... Плюх... Плюх...Только когда сбоку ни с того ни с сего свалились "помпошки" и вежливо хрюкнули на чёрную дыру и крыс-призраков что-то вроде: "Ой, что это?", Лёхин понял, что задремал и видит вариации на тему хоррор-готических приключений.
   Он открыл глаза. Машина заворачивала во двор. Ветер вкосую шлёпнул охапку дождя на ветровое стекло. В быстро меняющемся капельном рисунке Лёхин, даже сонный, уловил нечто знакомое. Мокрые лохмы? Чья-то мокрая озабоченная физиономия? Кто, в конце концов, мог привидеться, если он только что напряжённо раздумывал о коридорах "Ордена Казановы"? Конечно же, Бирюк! Надо снова разыскать подвального и задать ему, как аборигену и старожилу, простенький вопрос. Для всякого другого - человека, естественно, - этот вопрос прозвучит, может быть, и по-дурацки, но, надеялся Лёхин, не для обитателя паранормалья: "Не построено ли здание с кафе на паранормальной местности?" Однажды Лёхин уже сталкивался с выходом в чуждое Земле пространство, а вдруг - здесь то же самое?
   Машина качнулась и встала напротив подъезда. Лёхин торопливо пробормотал:
   - Спасибо, что подвезли. До свиданья.
   - До свиданья, - негромко ответили из машины.
   Он не стал ждать, пока она отъедет. Бегом в подъезд, в лифт - Шишик укоризненно проскрипел, кажется, высказался по поводу оплавленных кнопок на панели. Почти равнодушно Лёхин откликнулся:
   - Хочешь сказать, только что заметил?
   От лифтовой двери до квартиры он добрёл, не помня, как это произошло: глаза налились такой тяжестью, что открыть их не смог. Задним числом он ещё удивился, что "помпошка" за ухо не дёргала, чтоб разбудить. Оказалось, Шишик успел сбегать за помощью: сначала на лестничную площадку выскочил Касьянушка и ахнул-запричитал при виде почти спящего хозяина, который сначала ковырялся в кармане куртки, а потом застыл, снова впав в дремоту, и напрочь забыл, что же он потерял в кармане. Потом сквозь ещё закрытую дверь просочился Елисей, увидел хозяина в странном состоянии - сам открыл дверь. Лёхин перешагнул порог и как-то уже необязательно вспомнил, что искал ключи.
   Если б не Елисей и двое соседских домовых, Лёхин так в мокрых ботинках и доплёлся бы до спальни. Ахая на хозяйскую сонливость, домовые сняли обувку чуть не на ходу. А когда он в совершенном изнеможении свалился на кровать, Елисей даже не стал убиваться из-за свежевыглаженного покрывала, застеленного только утром. Из старенького шифоньера домовые выволокли одеяло и укрыли им одетого хозяина - раздеть до исподнего Шишик не разрешил: так разорался и распсиховался, едва Елисей с Лёхина начал свитер тащить, что человека оставили в покое. У Шишиков свои резоны - что делать, а чего не надо.
   Итак, укрыв Лёхина, домовые устроили конференцию.
   На повестке дня - простите, ночи! - единственный вопрос: "Что с хозяином?"
   Сначала предположили колдовство. Обследовали - и никаких плетёнок не нашли. Потом решили: всё очень просто - намаялся человек, набегавшись. Сняли показания с Шишика - долго переглядывались, пожимая плечами: и потяжелее дни бывали у хозяина, но чтобы так спал после дневных хлопот?..
   Результатом конференции стало решение устроить дежурство у кровати самого ценного человека в доме. Не постоянное, а набегами: домовые продолжали открывать для себя Интернет и пополнять свои закрома (личные - именные! - папки) бесценным урожаем - скопированными файлами.
   Первым, по праву второго лица в квартире после хозяина, дежурил при Лёхине Елисей. Обследовав позу спящего, он обнаружил, что Лёхину в живот упирается забытый меч-складенец в чехле от зонта. Беспокоясь о комфорте хозяина, Елисей попытался отстегнуть чехол от ремня и нарвался на бешеную истерику "помпошки", на вопли которого сбежались и домовые-соседи, и призраки, а потолок в спальне замерцал изумлённым желтоглазым ковром.
   Вот тут уж Елисей перепугался на все сто. Припадочный Шишик, срывающийся с рычания на визг, его просто ужаснул. А после минутного замешательства домовой пораскинул мозгами и принялся носиться в сопровождении целой свиты: одни помогли перетащить к кровати запасную пару ботинок (снятые с хозяина ещё сушились на газовой плите) и ремень с мелким оружием; другие - сверху - советовали дельное или напоминали, где что находится. Так, именно Дормидонт Силыч предложил на всякий случай ещё и плащ хозяину принести. А вдруг ему снова придётся идти в промозглую ночь? Елисей признал справедливыми рассуждения призрака и потратил время на поиски и переноску старого, но ещё крепкого плаща. Кроме того из карманов куртки Елисей выложил на стол все предметы, что обычно Лёхин берёт с собой, в том числе и связку ключей, мелочь на проезд, спичечный коробок без спичек, но с чем-то, видимо, важным. Фотографии Ромки и Лады, поколебавшись, Елисей поставил стоймя, чтобы, завидя снимки, Лёхин сразу бы нашёл и нужные вещи.
   Всё это хлопотливое время "помпошка" сидела на ухе хозяина и внимательно следила за суетой, готовая вот-вот заголосить, сделай паранормальный народ что не так. Получив её молчаливое "Одобрям-с!", народ на цыпочках удалился, включая Касьянушку, которого, вежливо взяв под руки, подпинывали коленками Дормидонт Силыч и Линь Тай: призрак нищего настойчиво порывался спеть Лёхину колыбельную, недавно им сочинённую. Покорившись судьбе, Касьянушка нашёл-таки себе объект для испытания - Джучи, который дрых на диване в зале. Зависнув над невинным домашним животным, призрак с чувством спел куплет с припевом и только собрался приступить к исполнению следующего куплета, как Джучи поднял голову и внимательно заглянул Касьянушке в глаза. Призрак поперхнулся фразой и, стараясь не поворачиваться к коту задом, медленно и кланяясь отлетел к компьютеру.
   Дверь в спальню закрывать не стали. Строго каждые пять минут Елисей бегал проверять, всё ли в порядке. Человек спал.
   Шишик вскоре перебрался на стол и чуть-чуть выдвинул-открыл спичечный коробок. Зеленовато-голубоватое сияние изнутри словно гипнотизировало его.
   Лёхин впервые пробовал себя на детективном поприще, иначе бы по-другому отнёсся к словам домового Следака о светлячках в коробке: "Их пять было с утра, да трое тоже пригодятся!"
   Нахохлившись и полуприкрыв жёлтые глазища, Шишик следил, как медленно передвигаются в темноте три сияния. Стадо "помпошек" пробовало сманить его на потолок, но убедилось, что Шишику на потолок плевать с высокой башни. Хихикающая волна плеснула по стенам и хлынула в зал - дразнить кота-пастуха.
   Шишик не двигался. Светлячки ползали. Заглянул Елисей - пять минут прошло. Прислушался к дыханию хозяина и с лёгким сердцем вернулся к компьютеру.
   До следующей проверки оставалась минуты, когда сквозь гудение блока питания послышалось домовым - стукнуло вроде что-то. Но старательно закрашивали в сей миг "Народные способы лечения простудных заболеваний", чтоб скопировать, и жалко было прерывать - вон сколь уж закрасили! И минутка в запасе есть.
   В общем, добежали до спальни - и остолбенели уже на пороге: ни Лёхина, ни Шишика, ни плаща с ботинками, а на столе из всей мелочи - пустой спичечный коробок.
  
   ДЕНЬ ПЯТЫЙ
  
   40.
   Едва Елисей ушёл, один светлячок выполз наконец на край коробка, посидел немножко, словно оглядываясь, и расправил жёсткие крылья. Больше похожий на миниатюрную кабинку с Колеса обзора, чем на летательный аппарат, он, тем не менее, уверенно подлетел к спящему человеку... Пока вылезал второй жучок, Шишик скатился на стул и упал в карман плаща.
   Вскоре уже три жучка совершали медленный облёт головы спящего.
   Человек приподнялся на локте, всмотрелся совсем не сонными глазами в мерцающий хоровод и откинул одеяло.
   Светлячки поплыли к двери. Человек сунул ноги в приготовленную обувку, накинул плащ, машинально хлопнул ладонью по чехлу с мечом-складенцом, проверяя, на месте ли, и вышел. Он не старался идти тихо, словно прячась. Так уж получилось само по себе.
   Странно, не от мира сего, в ночной тишине пропиликал домофон - и Лёхин оказался на улице, в посвисте ночного ветра, в шелесте и поспешном перестуке дождя.
   Три призрачно-светящиеся точки обогнали его и понеслись вперёд. Бездумно и не сомневаясь, Лёхин побежал за ними. Зонт он оставил дома - и промок мгновенно. "Помпошка", цепляясь за край воротника, героически мокла вместе с хозяином.
   Светлячки летели вроде и не очень быстро, но в их полёте чудился остаточный след, будто впереди Лёхина двигался тускло сияющий треугольник. Когда жучки вывели человека на остановку, он начал выходить из состояния послушного сна. Постепенное понимание, что с ним и где он, не помешало Лёхину бежать дальше. В августе тоже был такой пробег - от остановки до остановки. Он уже понял, что светлячки ведут его к месту, где находится пропавший детектив: успел разглядеть в треугольной темноте лицо Павла Ивановича.
   Мельком прошло удивление: светлячки же должны только показывать местонахождение человека!.. И лишь через десяток шагов появилась мысль, близкая к догадке. Лёхин вспомнил, что заговорённых светлячков у Следака было пять штук, а отдал он коробок с тремя. Вывод: домовой посадил на своего хозяина двух соглядатаев, оттого остальные светлячки вознамерились не только показать, где хозяин находится, но и проводить к нему.
   Бегущий Лёхин хмыкнул. Хорошо, что очнулся только сейчас, после минут бега. Небось, и выходить в эту морось не захотел бы, будучи бодрствующим.
   На остановке в столь поздний час (на настенных было близко к часу ночи) он приметил лишь двоих: кто-то в длинном мокром плаще прятался под навесом, второй маялся под зонтом ближе к краю дороги. Оба, наверное, ожидали дежурного транспорта. Фонарь находился чуть дальше остановки. Лёхин усмехнулся: интересно, что подумали двое припозднившихся, глядя на него? Может, решили, что он хочет одолеть нужное расстояние пешим ходом?
   Он только разогнался, только вошёл во вкус движения, уверенный, что бежать придётся, как минимум, до следующей остановки, как летящий перед носом призрачный треугольник плавно свернул и завис на переходе. Лёхин встал и огляделся. Несмотря на поздний час, движение ещё вполне оживлённое. Просто так дорогу не перейдёшь. И, пока машины деловито мчались, окатывая водой друга друга, у Лёхина выдалось время снова удивиться. Через переход - значит на сторону, откуда лишь две дороги: одна по мосту - и до следующей остановки идти очень долго; вторая - вниз, в овраг, через который и перекинут мост. Прикинув за и против, Лёхин похолодел от предчувствия, что придётся спуститься - в темень, в место почти незнакомое, виденное раньше лишь издалека, из окна транспорта.
   И оказался прав. Светлячки ринулись в машинный просвет, перевели человека и, не сворачивая направо, к мосту, устремились над асфальтово-бетонной лестницей вниз. С левого плеча что-то буркнул Шишик. Буркнул - и вздохнул. Лёхину показалось, "помпошка" произнесла вполне членораздельно: "Так я и знал!"
   Едва Лёхин решил, что его проводят до речушки, где он и найдёт пропавшего детектива, как летучая "тройка" свернула под мост. На той же скорости здорового бега Лёхин пробежал по асфальтовой дорожке, почти полностью ушедшей под дождевые воды. Он очень надеялся, что светлячки, аккуратно переведшие его через дорогу, и здесь будут внимательны к человеку и не потащат в какую-нибудь грязь.
   На мосту к вечеру обычно зажигались все фонари, а вот ночью, в целях экономии, дорога освещалась лишь автомобильными фарами. Если детали в овраге разглядеть трудно, то общая картина видна... Ещё один поворот сияющего треугольника - и Лёхин развернулся к бетонированной насыпи, примыкающей к мосту.
   Испугаться не успел - так ровно вели светлячки, так уверенно. Только голова резко закружилась, когда бетонные плиты пошатнулись, словно от сквозняка дрогнула оконная рама с разрисованным стеклом. Чтобы не упасть, Лёхин расставил ноги шире и только собрался определиться, что происходит, как треугольник мягко спустился куда-то вниз. Проморгавшись, потрясённый Лёхин обнаружил, что стоит наверху широкой каменной лестницы. Которой только что не было.
   Вернулся сияющий треугольник, облетел человека кругом почёта и снова, хоть и медленнее, полетел в глубины тьмы.
   Но совершенно проснувшийся Лёхин уже не желал действовать по чужой указке. Пошарив по карманам плаща, он вынул связку ключей и включил фонарик-брелок. Посветив под ноги, увидел не асфальт, не бетон, а настоящий камень. Ступени из гранита выглядели так, словно по ним ходили довольно часто. А может, не ходили. Может, это со временем все выемки в камне занесло землёй.
   Лёхин резко обернулся. Почти неделю идущий дождь и под мостом не без помощи ветра вымочил и увлажнил всё. Лёхин же стоял на сухой каменной плите. Поколебавшись, он всё-таки вытянул руку в сторону от лестницы. Свежее, даже мокрое дыхание ветра обдало кожу каплями дождя.
   Снова явился треугольник. Светлячки на этот раз не стали облетать ведомого человека, а укоризненно зависли перед его глазами.
   - Иду-иду! - вздохнул Лёхин, вспомнив, что от ночи осталось совсем немного, а наведённое на жучков заклинание перестанет действовать к утру. Ещё неизвестно, сможет ли он без треугольника выбраться...
   Откуда - кстати? Лёхин, вообще-то, уже не сомневался - из Каменного города. Впрочем, у него с собой "помпошка". Наверняка выведет. В ком - в ком, а в Шишике Лёхин не сомневался. Почти.
   Лестница оказалась не сплошной: десять-двенадцать ступеней - затем площадка шагов в семь, лестница - площадка. Если сначала Лёхин продолжал светить себе фонариком, то где-то со второй лестницы ступени сами по бокам засветились. Лёхин снова остановился - рассмотреть тот край, что ближе. Лестницу отделял от стены небольшой желобок с густой светящейся жидкостью. Жидкость не грела, но чем ниже, тем ярче сияла... Глянув вниз, на бесконечные ступени и площадки, Лёхин на всякий случай расстегнул плащ и чуть задрал край свитера повыше. Мало ли что ждёт его в Каменном городе. Нагревшаяся в ладони рукоять меча успокаивает во всех смыслах.
   Но, взявшись за рукоять меча-складенца, Лёхин будто запустил определённый процесс. На следующей лестнице он почувствовал: что-то не то с плащом, вроде как шире стал, свободнее и мягче. Остановившись на площадке, он внимательно оглядел толстую, грубую накидку без рукавов, невесть каким образом появившуюся на нём. Немного растерянный, двинулся дальше и снова замер, пробежав лестницу. Кажется, свитер позавидовал плащу и превратился в грубо вязанную рубаху, поверх которой плотно облегал тело кольчужный жилет. Растерянность лопнула, едва Лёхин глянул на кожаные штаны - мечту байкера! - вправленные в сапоги невероятной, сказочной красоты - сплошь вышивка и какие-то бусины.
   Склонившись к левому плечу, Лёхин скептически сказал:
   - А лестницы этак через две мозги мне не поменяют?
   Шишик вежливо ответил что-то длинное и снисходительное, отчего Лёхин молчал с минуту, а затем задумчиво высказался:
   - Говоришь, было бы что менять? Значит, вот что ты обо мне думаешь? Ну-ну, запомним!
   Возмущённые вопли "помпошки", наверное, разнеслись по всей лестнице.
   - Оправдывайся-оправдывайся, - ласково сказал Лёхин. - Это ты специально так говоришь, чтобы я ничего не понял.
   Что-то стукнуло по ноге. От неожиданности Лёхин подпрыгнул.
   Чехол от зонта пропал. Вместо него - тяжёлые ножны, в которых на всю длину вытянулся меч-складенец в полной боевой готовности. И крепится оружие цепочками к широкому кожаному поясу поверх кольчужного жилета. Лёхин недоверчиво подвигал меч ("Входит! И выходит!" - услышал он ломкий, дрожащий голосок Иа). Вроде всё нормально - насколько вообще нормальным может быть поступенчатое (полестничное!) преображение современного человека - в кого? "В драчуна в одном из прошлых веков, - вздохнул Лёхин. - Если судить по экипировке".
   Последняя лестница. Последний сюрприз. Выпростав из-под плаща (а хорошая штука. Тепло и удобно в ней. И спрятать сколько можно...) руки, Лёхин с некоторым испугом уставился на сияющие наручи, в каждом из которых остриём к кисти удобно устроилось пять ножей с узким клинком. Посомневавшись - время поджимает! - Лёхин всё же попытался и так и этак подойти практически к клинкам. После недолгих примерок он сообразил: ножи выскакивают сами, вооружая руку, если сжать кулаки. Ладно. Возьмём на заметку.
   Он поднял голову и не сразу сообразил, что на лоб что-то слегка давит. А когда дошло, неуверенно поднял руку и нащупал металлический обруч с какой-то штуковиной в середине.
   Стащив обруч, обследовал штуковину и пришёл к выводу, что это изображение хищной птицы, распахнувшей крылья.
   Забыв о недавней перепалке, на обруч перебрался Шишик. Хлопнул глазищами на птичку, хлопнул на Лёхина и с длинным ворчанием утёк под плащ.
   - И что это было? Демонстрация критики? - весело спросил Лёхин и снова натянул обруч так, что птица оказалась между бровей. А про себя поразмыслил: "Интересно, обруч - это оружие или отличительный знак? Знать бы всё сразу".
   Прозрачно-серебристая тройка, нарезавшая круги вокруг человека, который слишком долго изучал изменения на себе и вокруг себя, ринулась вперёд, чуть только Лёхин шагнул. Да так проворно ринулась, что вынудила Лёхина бежать. Он успел оглянуться и поразиться: сколько ж он спускался - верхней лестницы не разглядишь!
   Каменная дорога от последней ступени шла ровно, а потом плавно завернула к высоченным воротам, словно выложенным из вертикальных плит. Справа, а воротном столбе, Лёхин сразу углядел тяжеленное на вид кольцо. Светлячки зависли над ним. Лёхин, недолго думая, взялся за кольцо двумя руками - и правильно сделал: первое впечатление - оно приварено к доске, на которой круглилось. Лёхин поднажал - кольцо неохотно поднялось - и с облегчением выпустил из рук.
   На неожиданно гулкий и долгий звук, с которым задрожали ворота, одна из плит переломилась. Из внутренней тьмы бдительно прохрипели:
   - А ну, покажься!
   "А если за вход в город деньги берут?" - встревожился Лёхин, вставая напротив чёрного прямоугольного проёма. В темноте, за воротами, он никого не увидел, но взгляд на себе (почему-то показалось - выше глаз, на обруче) ощутил отчётливо.
   - Свой! - разочарованно определили из темноты и распорядились: - Заходь слева, свой!
   Слева нашлась узкая дверца. Лёхин нерешительно протиснулся в неё.
   Сторожа-вратаря он так и не увидел. Тот из привратницкой не вышел. Да, в общем-то, он Лёхину и не нужен. Проводники у него есть. А там - разберёмся.
   Шишик согласно хрюкнул. Пушистой и несколько легкомысленной деталькой он пристроился на аграфе, нагрудной застёжке плаща.
   41.
   От городских ворот вела не очень широкая дорога - двум телегам еле разминуться. Обочины - чуть приподнятые каменные пешеходные дорожки, примыкающие к каменным же стенам без окон. Задрав голову, Лёхин прикинул: на современный лад, дома здесь этажа до четвёртого-пятого. Справа стены темны от вечерней тени, слева - греются в чуть тяжеловатом свете заходящего солнца.
   За светлячками Лёхин шагал неспешно, насторожённо. Мало ли куда приведут. Им-то что - дорогу показать, да и кончено дело. А вот не наткнуться бы Лёхину на что-нибудь, кого-нибудь ли...
   В тёмно-жёлтом свете захода светлячки уже не серебрились, а отсвечивали золотистым, изредка пропадая на солнце. Но благо, что трое, то и дело поблёскивали подвижным маячком.
   Из переулка от ворот золотистая троица вывела на широкую улицу. Лёхин и опомниться не успел, как оказался в плотной толпе. Со стеснённым от волнения сердцем он некоторое время приноравливался к окружающим, пока вдруг не понял: это ярмарочная площадь - и сразу стало легче. Почти скрытые толпой, купчики оживлённо торговали с наспех сколоченных прилавков; стремительно сновали бойкие мальчишки, разносящие местный фаст-фуд: "А вот кому сбитень, сладкий да ядрёный! А вот кому пироги с пылу с жару! С капусткой да мясцом, жареные да печёные, крепко духовитые!" Лёхин вспомнил первое своё появление в кафе "Орден Казановы" и улыбнулся.
   Пробиваясь сквозь толпу, привыкшую к размеренному ритму жизни, Лёхин старался сохранять бесстрастную "морду лица" старожила сих мест. Но роль туземца удавалась плохо. Он то и дело откровенно пялился то на одну личность из толпы, то на другую. А иной раз просто откровенно столбенел, и даже осердившаяся троица, водившая вокруг него хороводы, не могла изменить ситуации. Наконец не выдержал Шишик. Он снова перебрался на плечо хозяина и, благо складки плаща вздымались высоко, принялся активно дежурить: едва хозяин замирал, "помпошка" пинком в ухо быстро выводила его из созерцательного транса.
   Подготовленный изменениями в личной одежде к любым декоративным чудесам, Лёхин достаточно спокойно воспринял архаичные наряды горожан. Но... Сначала его воображение глубоко поразил металлист, с ног до головы в чёрной коже, каковая - кожа то есть - оказалась подчёркнутой прорвой холодно-серого цвета заклёпок. Металлист сей, с торчащими патлами явно давно не мытых чёрных же волос, сидел рядом с прилавком рыбного торговца, на перевёрнутом бочонке, и вдумчиво пожирал тот самый пирожок, который рекламировали пацаны. Кажется, такие пироги, величиной с полпротивня, бабка Петровна называла подовыми. Рыбный торговец на странное соседство не обращал внимания и продолжал собственную рекламную кампанию.
   Пинок в ухо - Лёхин с трудом отвернулся, два шага - снова шок, слава Богу, недолгий: мимо, почти параллельно с Лёхиным, протискивался высокий пышноволосый тип, с жёлчным и на данный момент весьма раздражённым выражением лица. Естественно, Лёхина заставило замереть не лицо человека из толпы, а его джинсовая куртка и сложенный зонт, которым жёлчный тип раздвигал толпу. Лёхин даже шагнул за ним - убедиться, что на ногах у него тоже джинсы, а завершают джинсовость кроссовки.
   Пинок в ухо... Лёхин со вздохом отвернулся... У низкого прилавка с дешёвыми побрякушками: бусами, браслетами, цепочками, серёжками и чем-то ещё, чем любят себя наряжать женщины от трёх лет до неопределённого возраста, называемого тоже неопределённо преклонным, - склонились три девочки лет двенадцати. Лёхин определил возраст, беря в расчёт школьницу-соседку с этажа ниже. Две из них щеголяли в сарафанах поверх свободных рубах ("Босенькие!" - умилился бы и обеспокоился Касьянушка) и косичками, а третья, между ними, неплохо чувствовала себя в коротких брючках, длинной белой блузке и коротком жилетике. Никого не смущали её туфельки на высоком каблуке и распущенные волосы. Все три девочки, словно закадычные подружки, держались за руки и негромко, но оживлённо болтали и хихикали... В общем гуле неспешного разговора и бойкой речи торговцев-зазывал он не расслышал, но почувствовал долгий вздох Шишика.
   А вообще, глядя на ярмарочную толпу, Лёхин пытался вспомнить названия старинной русской одежды и постоянно испытывал лихорадочное состояние азартного кроссвордиста: слово вертится на языке, но какое именно? Напряжённо - мозги дыбом! - он определил армяк, зипун, понёву; присмотревшись к таким же плащам с капюшоном, как у себя, вспомнил название "охабень"... Или не "охабень"? Не, точно мозги набекрень...
   Светлячки пересекли толпу по диагонали, и Лёхин уже понял, что ведут они его в узкий переулок, как вдруг средь ярмарочного люда начался какой-то странный переполох. Толпа подалась к стенам каменных домов; торговцы, чьи прилавки оказались ближе к центру ярмарочной площади, задребезжали по каменной брусчатке наспех сколоченной мебелью, оттаскивая её в сторону. Люди явно расчищали пространство посреди площади.
   Сначала Лёхин решил, что сейчас появится какой-нибудь князь или правитель города со своей свитой. Но, поглядывая вокруг, он заметил странную вещь: мужчины гневно вглядывались туда, откуда ожидалось появление тех, для кого расчистили дорогу, - и потрясали кулаками; женщины отворачивались и закрывались платками; если рядом были девушки и девочки с непокрытыми головами, их заставляли уткнуться лицом в живот или грудь старшего родича. Ближе к краю дороги остались старики и старухи. Почти рядом с собой Лёхин увидел тех самых трёх девочек: одна, в сарафане, деловито завязывала платком глаза девочке из Лёхиного мира, вторая старательно обматывала платком же своё лицо.
   От улочки к городским воротам старческий голос, срываясь, прокричал:
   - С ними ведьма! Сегодня с ними ведьма!
   Другие старики подхватили клич, а мужчины всех возрастов начали поспешно разворачиваться к каменным стенам, закрывая лицо ладонями.
   Воцарилась мёртвая тишина. Только всхлипнула где-то, наверное, от давящего напряжения женщина.
   Лёхин натянул на голову капюшон накидки и попытался рассмотреть, на что так странно реагируют люди.
   Крепкий чернобородый мужик рядом, видимо, почувствовал движение: выглянул одним глазом из-за ладони и глухо предупредил:
   - Слышь, мил человек! Не гляди на дорогу. Ведьмаки злобствуют. Одного их взгляда хватает жизнь попортить.
   - Со мной это не пройдёт, - пробормотал Лёхин и на всякий случай натянул на лицо высокий воротник свитера. "Я теперь яко тать, во нощи крадущийся", - насмешливо подумал он. Сбоку, у левого глаза, воротник чуть прогнулся и прямо в глаз сунулся Шишик. "Ага, вот ты где!" - с таким же насмешливым самодовольством повеяло от "помпошки".
   Не успел Лёхин придумать что-нибудь в ответ, как в мёртвой тишине живой площади размеренно загрохотал камень дороги. Хорошо знакомый по фильмам о старине цокот лошадиных копыт. Затем в отчётливый перестук влился синкопирующий топоток ещё одной лошади. Третья, четвёртая... Определять дальше, сколько приближается лошадей, невозможно. На площадь словно постепенно изливалась каменная река.
   Солнце продолжало садиться. В вечернем, каком-то золотистом воздухе всадники, появлявшиеся из переулка, казались бархатно-чёрными. Может, оттого что каждый кутался в широкий плащ, полностью скрывающий одежду и сразу словно переходящий в вороную лошадь.
   Впереди неспешно, не глядя по сторонам, ехал предводитель странной кавалькады. Из-под чёрной широкополой шляпы торчал нос с горбинкой. Сразу за ним - двое; эти откинули шляпы, кажется, на тесёмках, за спину. И этих двоих Лёхин с изумлением узнал. На полкорпуса ближе к предводителю держалась Диана. Очень спокойная, она время от времени по-змеиному полуприкрытыми глазами обводила обе стороны площади. Чуть поотстав, ехал Анатолий. Этот сутулился, раздражённо скривившись, и смотрел на гриву своего коня, будто задумавшись о чём-то безрадостном.
   Остальные ехали ровными парами - холодно красивые и безразличные лица юношей выглядели сонными и... будто нарисованными.
   Кавалькада приближалась к середине площади, когда шарящий взгляд Дианы зацепился за единственного человека, не отвернувшегося от всадников. Она очаровательно улыбнулась Лёхину, а потом тихонько засмеялась - серебристым смехом, от которого содрогнулась вся площадь.
   Серебристый смех девушки странно прозвучал поверх громыхания копыт по камню. И странно подействовал на Лёхина: его здорово замутило, злорадно поднялся к горлу желудок, а рот мгновенно наполнился слюной. Сглотнуть Лёхин не мог: мешало устойчивое впечатление поднявшегося к горлу желудка. А держать во рту... И он сделал единственное, что можно сделать в этой ситуации: отогнул край свитера - и сплюнул. Снова закрылся, взгляд на девушку - и едва не затрясся от сдерживаемого смеха, сообразив, как выглядит маленькое действо в глазах ошеломлённой Дианы: а нам до лампочки, красива ты или нет!..
   Отсмеявшись про себя и чувствуя прилив легкомыслия, Лёхин задумался, а не попробовать ещё чего отчебучить? Несколько остудило поведение девушки: она разгневанно направила лошадь прямо на толпу, собираясь добраться до наглеца. Если бы не спокойный шаг животного, она бы раздавила несколько человек, пока не обернулся горбоносый предводитель. Он коротко и резко сказал что-то. Анатолий, точно очнувшись, догнал Диану и, грубо взявшись за уздечку её лошади и безжалостно раздирая мягкие губы животного, заставил повернуть назад. Обозлённая, Диана было открыла рот, но Анатолий кивнул на чёрную спину впереди, и она замолчала.
   Секунды - и они въехали в противоположную улочку. Пропали последние пары молодых людей - площадь вздохнула, зашевелилась, задвигалась, загомонила...
   Лёхин свободно опустил воротник и оттянул капюшон. "Ничего личного, Диана. Абсолютно ничего личного".
   Чернобородый мужик смотрел на него во все глаза.
   - Ну, мил человек, силён же ты! Любишь, небось?
   - Не понял, - удивился Лёхин.
   - А чего тут не понимать? От ведьмаков да от заклятого глаза только она, любушка-голубушка, спасает да крепкая ваша с ней любовь. Дай вам Бог здоровья обоим!
   Мужик поклонился - Лёхин, улыбаясь, ответил и пошёл дальше, за рассерженными светлячками, которые, стараясь привлечь его внимание, устроили в воздухе настоящую кутерьму. Машинально двигаясь за ними, он размышлял обо всём сразу: нехорошая репутация Дианы в Каменном городе, подтверждённая её поведением; предводитель кавалькады - Лёхин его хорошенько не рассмотрел, но почему-то уверился, что это Альберт; и - Аня, которая, по словам чернобородого, защитила от колдовского сглаза...
   Хотелось поразмышлять, правда ли у них с Аней "крепкая любовь", но солнечных лучей на узких улочках почти не осталось, разве только на уровне третьего этажа. Да и те медленно, но верно ползли кверху, а в тёмных местах улицы начали появляться тёмные личности. И поневоле Лёхину пришлось перейти на другой уровень зрения.
   В одном месте улочка образовала небольшой перекрёсток: сама продолжала тянуться вперёд, а вот вправо-влево уходили боковые дорожки-переулки. Один переулок, исчезавший за углом дома, оказался пуст. А вот справа, в хорошо видном Лёхину тупике, поджидали неосторожного путника аж трое. "Настоящие разбойники!" - изумлённо понял Лёхин, встав напротив первого. Тот, кажется, не ожидал, что его разглядят, замер в непроницаемой для кого-то тьме, насторожённо держа топор и короткий кол.
   Чувствуя себя не то Нео из "Матрицы", не то эксгибиционистом, Лёхин распахнул плащ и положил руку на рукоять меча. "Я вас вижу. Готов обороняться".
   Две тёмные фигуры, стоявшие чуть далее мужика, шагнули встать с ним на одной линии. "Плевать на твою готовность. Нас трое - ты один".
   Лёхин выпростал левую руку из широкого рукава плаща и вытянул её вперёд. Разбойники не дрогнули. Или в Каменном городе не знали про наручи с клинками? Лёхин резко сжал кулак. Лязгнул стремительным металлическим стукотком - поверх костяшек кулака выскочили узкие лезвия.
   Разбойники почти синхронно отступили в тупик.
   Пройдя шагов шесть, Лёхин разжал пальцы - снова лязгнули ножи, прячась в наруч. Но теперь руку полностью прятать под плащом казалось неуместным. И вскоре, перейдя на бег, Лёхин на бегу же намотал конец плаща на правую руку. Чуть дёрни - намотка скинется в один миг, и обе руки будут свободны.
   Правда, беспокоила ещё одна мысль. Он оставил разбойников в их засаде - и любой будущий покойник на его, Лёхина, совести. А кроме того... Судя по всему, возвращаться придётся с детективом, и ещё неизвестно, в каком тот будет состоянии... Но светлячки гнали вперёд. И хоть разорвись Лёхин пополам, но в первую очередь надо найти Павла Ивановича. Неизвестно, на сколько времени осталось зарядки у жучков (заклинательной зарядки - усмехнулся Лёхин).
   42.
   Бег оказался лёгким, поскольку не приходилось думать, куда бежать. Светлячки же ведут. Поэтому Лёхин нашёл время удивиться каменным домам. Нет, он понимал, что Камень-город не зря так назван, но... Поспорив с самим собой, он пришёл к выводу, что город находится в центре какой-то горы, и постарался забыть, что солнце здесь всё-таки присутствует.
   А потом явилась простая и ясная мысль: "А ведь Ромка тоже здесь! А возможно, и Лада. Только как их найти? Светлячков на них нет!"
   Пока он размышлял над способами найти их и тщетно пытался отделаться от тёплой мысли, что может вывести из Каменного города не одного, а троих, пейзаж изменился. Высокие дома оставались позади, а Лёхин бежал мимо двухэтажных - потом одноэтажных домов. И, наконец, пошли легко узнаваемые места, в которых никогда не был, - места городской окраины, с разрушенными домами, с полуобвалившимися стенами, куда, видно, даже разбойники заходить не решались... И почему-то странное ощущение взгляда в спину...
   Но светлячки летели ровно и уверенно, и Лёхин, теперь не "уходивший" с другого зрения, бежал за ними, не сомневаясь, что вот-вот найдёт детектива.
   Шишик вдруг пискнул - горестно и жалобно. Не спускавший со светящейся троицы глаз, Лёхин оторопел: треугольник распался, и светлячки принялись хаотично нарезать круги. Он оглядел пространство вокруг себя: справа, метрах в трёх, две стены не то недостроенного, не то недоразрушенного дома, только два чёрных квадрата окна смотрят сумрачно. Слева - сплошная свалка строительного камня, чуть не поле - по размерам.
   Не довели - понял Лёхин, осмотрев внутри и снаружи и обегав свалку на метров десять от тропы. Зарядка закончилась, заклинание исчерпало себя - как ни назови, но играющие в ночном воздухе светлячки утратили силу, связывающую их и тех двух жучков на Павле Ивановиче.
   Значит, там, вне Камень-города, наступает утро... А здесь - ночь... И тот же пристальный взгляд в спину...
   Лёхину захотелось зарычать в полный голос, но его аккуратно попинали в ухо. Не больно, а чтобы обратить на себя внимание. Он с трудом выдохнул и чуть приподнял левый локоть, чтобы лучше видеть "помпошку".
   "Помпошка" напряжённо моргнула на него и, вцепившись лапкой в плащ, внимательно посмотрела за спину Лёхина. Так внимательно, что и человек, схватившись за меч, обернулся резко. Но позади никого: те же развалины, и где-то далеко последние жилые дома, от которых он и пришёл сюда. Ничего не поняв, он обернулся к "помпошке" - и озадачился ещё больше: та уже старательно таращилась в противоположную сторону.
   - Шишик! Что ты мне хочешь показать?! - отчаялся Лёхин. - Я знаю, что ты показываешь нужное. Но не понимаю!
   Вот каким образом спрятанная в лохмах мордаха Шишика могла выражать разные эмоции, Лёхин тоже не понимал. Но когда Шишик с мрачной решимостью полез по рукаву, эту самую решимость Лёхин тоже угадал сразу и сразу сообразил: в качестве последнего способа объяснения Шишик собирается обляпать ему лицо собой, трансформированным в холодную жижу. В жижу Шишик превращался редко. Как думал Лёхин, ему самому неприятно.
   И под угрозой жуткого способа объяснения Лёхина озарило!
   - Понял! Светлячки вели нас по прямой! Значит, нам просто надо идти прямо и дальше! Так?
   Шишик посмотрел на него с плеча, пробурчал что-то нелицеприятное - кажется, насчёт плохой соображалки некоторых тормозящих товарищей - и снова осел симпатичной пушистой помпошкой.
   Оглянувшись, Лёхин по трём-четырём приметам определил направление и пошёл дальше. Теперь беспокоило только одно: идти-то он идёт, а как узнать, не пройдёт ли он мимо нужного места?
   А через минуту оставив за спиной совсем уж разрушенный, в каменных обломках пригород, Лёхин очутился на каменном поле. А может, и не на поле. В общем и целом эта странная местность представляла собой почти ровную поверхность из каменных плит, достаточно плотно уложенных друг к дружке. Поверх же поле "занесла" каменная крошка, за которой приходилось внимательно следить: пошедший было по плитам с облегчением, Лёхин, не усмотрев, врезался боковой стороной сапога в довольно острый обломок - и зашипел от боли.
   Правда, происшествие имело два плюса. Нагнувшись к сапогу погладить ушибленное место и чисто символически утешить боль, Лёхин обнаружил, что сапоги у него не хухры-мухры. Внутри обувки, легкомысленно раскрашенной вышивкой и какими-то кожаными лентами, во внутренних ножнах затаились два замечательнейших ножа. Лёхин потратил целую минуту на счастье вынуть, опробовать и подвигать оружие в сапогах, привыкая к нему. И - почувствовать себя счастливым.
   Второй плюс - давление наблюдающих глаз ослабло. А когда Лёхин понял, что в "чистом поле" ему и оборачиваться даже не надо, чтобы остеречься удара сзади!.. В общем, он здорово воодушевился и смело пошёл дальше, зорко приглядываясь ко всему подозрительному и слабо уповая, что вот-вот наткнётся на какую-нибудь вещь, уроненную Павлом Ивановичем и обязательно указывающую на место его пребывания... Поле, сначала будто бесконечное, далеко впереди, на горизонте, зачернело ровной полосой. Наверное, Лёхин бы полосы не заметил, не взойди над тем же горизонтом ущербная луна. Приглядываясь, что же такое чёрное, не лес ли, Лёхин пошёл чуть медленнее...
   Бац! В разгорячённое от бега и ходьбы лицо шлёпнулась холодная жижа. Лёхин чуть не завопил с перепугу. Прежде чем сползающая с глаз жижа исчезла полностью, Лёхин успел "увидеть" и запомнить треугольную плиту, похожую на ломтик сыра, деликатно откушенный кем-то пару раз с одного боку.
   Отдышавшись, Лёхин заставил себя сказать спасибо Шишику, снова пересевшему на плечо. И только затем потрогал лицо, содрогнувшись, когда под пальцами ощутил холодную и влажную кожу. "Чёрт, как у лягушки!" - подумал он, внимательно глядя под ноги и надеясь, что не свернул с нужного курса.
   Вот оно - кусочек сыра! Вовремя Шишик шмякнулся. Лёхин бы проскочил, не задумываясь. Навеянное Камень-городом и его окрестностями, мнилось что-то вроде костра в поле, вокруг огня похитители. А чуть в стороне - связанный детектив... А тут вон оно как... Плита...
   Лёхин кряхтя попытался приподнять её с одного бока, с другого. Потом вспомнил, как Шишик показал ломтик сыру - острый конец сверху. Ухватившись за него, Лёхин словно за металлическое кольцо отвалил тяжёлую, но удобную крышку подпола. А потом и вовсе аккуратно уложил в обратную сторону.
   В чёрной дыре - ни звука, ни движения. Лёхин хотел было вытащить фонарик, но вспомнил, что может перейти на другое зрение. Удивляясь, как он может всё время забывать об этом, он встал на колени у самого края.
   Детектив притаился в углу тесного квадратного колодца. Лёхин ему снизу виднелся чёрным силуэтом. Сообразив, Лёхин тихонько позвал:
   - Павел Иванович!.. Это Николин.
   - Слава Богу! - вырвалось у детектива. Он, видимо, быстро пришёл в себя, потому как деловито пожаловался: - Стены абсолютно ровные, ботинки скользят. Допрыгнуть тоже не смогу - высоковато. Что будем делать?
   Лёхин огляделся. Первое, что на ум пришло, - набросать в колодец камней, поднимая дно. Но здесь, в отдалении от городских окраин, больших обломков нет, а бросать булыжник, которого везде полно, - провозиться до самого утра.
   - Подождите чуток, Павел Иванович.
   Сняв плащ, Лёхин скрутил его по диагонали и сделал несколько узлов, чтобы скрутка не разворачивалась полностью.
   - Так, Павел Иванович. Сейчас спущу вам плащ, цепляйтесь за него.
   У Шишика вдруг загорелись глаза - фонарём в две лампы. Лёхин удивился, но понял, что подсказывает "помпошка". Включенный брелок-фонарик он укрепил на краю так, чтобы тот освещал верхнюю часть колодца. Услышав снизу долгий вздох облегчения, Лёхин понимающе усмехнулся: хоть и предупреждённый, детектив не хотел бы, чтобы сверху на него свалилось что-то внезапное и непонятное. Теперь же он хоть что-то видел.
   Очутившись наверху, детектив помог сдвинуть плиту на место. После чего с наслаждением огляделся и пробормотал:
   - Хорошо, у меня клаустрофобии нет... Алексей Григорьич, спасибо вам большое - не бросили.
   - Какое там спасибо! - с досадой откликнулся Лёхин, украдкой, стараясь не слишком пялиться, разглядывавший воина, который шагал рядом с ним к Каменному городу: длинная рубаха, поверх - отлично отдраенный, поблёскивающий в лунном свете доспех, штаны из домотканого сукна и поношенные, но ещё крепкие сапоги. - Я вас втравил в это дело - значит, несу за вас ответственность. А как вы... ну, попали в эту ситуацию?
   - Бестолково начал, - неохотно ответил детектив и замолчал.
   Чувствовалось, что Павел Иванович злится на себя.
   - Не надо себя корить, - спокойно, почти безразлично стал объяснять Лёхин. - Проблема не в бестолковости. Проблема в том, что это немного другой мир. У него свои законы и свои методы безопасности. Итак, что произошло?
   - Начал с попытки выяснить личность Альберта. Установил адрес и решил подежурить у дома. Живёт он в старой части города - вы знаете её. Это там, где бывшие коммуналки начали превращать в двухуровневые квартиры. Для слежки - место идеальное: остановка почти у ворот дома, по обеим сторонам дороги - россыпь магазинов-павильонов, два бара, кафе. В общем, всё бы хорошо, если б я сразу сообразил, что у такого человека, живущего в таком месте, должна быть соответствующая охрана. Возможно, меня засекли камеры наблюдения на воротах - насчитал их штук семь. Возможно, кто-то из его людей, которые обходили дом и вели визуальное наблюдение. Оглушили меня прямо на остановке. А что? Очень удобный сценарий: вот алкаш на скамейке дрыхнет, вот подъезжает неприметный "жигуль" с выключенной мигалкой на крыше, выходят люди в форме и забирают алкаша, как думает народ, в медвытрезвитель. Очнулся уже здесь, когда плиту поднимали. Даже не проверили - в сознании, нет ли. Сбросили в эту дыру - я думал, всё, хана мне. Здесь-то, наверху, ещё ничего. А в яме холодрыга. Замёрз.
   Он помолчал немного и с неожиданной улыбкой сказал:
   - И оружие отобрали, блин.
   Лёхин было удивился, чему тут улыбаться, но сообразил и поинтересовался:
   - А что было при вас?
   - Алексей Григорьич! - вдруг воззвал к нему детектив. - Ну его нафиг, это "вы"! Мы уже в работе. Может, на "ты"? Друзья зовут меня Пашкой.
   - Лёхин, - усмехнулся Лёхин. - Если уж друзей вспоминать.
   - Хар-рош! - оценил детектив и страстно сказал: - У меня меч был! Представляешь, Лёхин? И я знал, как им драться. Ах ты ж чёрт! Даже привыкнуть к нему не успел.
   - Пистолет с лицензией? - с завистью уточнил Лёхин.
   - Ну! Там пистолет - здесь меч. В руках держать что меч, что пистолет - ах, какое ощущение! Человеком себя чувствовал. А сейчас, блин, голый и сирый - жрите меня все кто ни попадя...
   - А меч-то когда успел опробовать? Ты ж очнулся у колодца, а потом тебя сбросили?
   - В колодец меня с оружием спихнули. А потом эти, крысы зелёные, из стен вышли. Я - бек-мек, а они так деловито - взяли да отстегнули ножны. Только и успел до их прихода чуток в руках подержать да на ощупь повертеть.
   - А эти, которые тебя в колодец сбросили, они ничего не говорили?
   - Говорили. Да ничего особенного не сказали. Пока колодец сверху закрывали (плита-то вон какая тяжёлая), всё базарили о сегодняшней чёрной охоте. А может, я не понял. Может, говорили о ночной охоте. Акустика в колодце не очень. Говорили, дичь, мол, уже есть. Осталось только выпустить и загнать её. Охотнички чёртовы!.. Эх, меча жалко...
   Земля под ногами дрогнула. Лёхин обернулся - и попятился. Павел шёл рядом, слишком сосредоточенный на воспоминаниях на восхитительном ощущении - старинном оружии в руках.
   - Чёрная охота, говоришь? - почти шёпотом спросил Лёхин, глядя на быстро приближающуюся чёрную полосу, постепенно теряющую монотонность, распадаясь на отдельные, пока ещё далёкие фигурки. - Дичь, говоришь, уже есть для загона?
   Детектив оглянулся на полуслове. И остолбенел.
   43.
   Пока всё очень далеко. Навскидку - до Камень-города чуть ближе. Но, в отличие от охотников, Лёхин с детективом пешие. И даже маленькая фора - пока охотники уберут плиту, пока обнаружат, что дичь сбежала, - мало что даёт.
   Шанс - полукилометровая полоса до пригорода. Полоса с разрушенными домами и ещё какими-то другими строениями. Полоса, где лошадей не смогут гнать во весь опор из опасения переломать им ноги. Правда, до неё ещё километра два. По чёрным плитам, в свете луны.
   Спринтерский бег на длинные дистанции пока давался хорошо. Но уже через минуту сквозь пульсирующий стук в ушах, сквозь тяжёлое дыхание Лёхин расслышал медленно нарастающий гул, в котором различил не только беспорядочный грохот лошадиных копыт, но и собачий вой, рычащее взлаивание... "Загонщики", - смутно вспомнилось слово, а в памяти рассеянно мелькнули две-три картинки: впереди господ обычно шли крестьяне или холопы, которые затравливали собаками дичь под выстрелы... Но эти идут сплошной волной - значит, загонщики тоже на лошадях. А может, и нет никаких загонщиков?..
   - Что там, впереди? - прохрипел Павел на бегу.
   - Город! Но сначала пригород!
   - В пригороде - спрятаться можно?
   Лёхин помолчал несколько метров сумасшедшего бега. Да, было бы можно, если б у охотников не было собак. Но о собаках Лёхин решил пока не говорить.
   - Начало пригорода - брошенные, разрушенные дома! Прятаться негде!
   - А дальше?
   - Дома далеко друг от друга - человека видно сразу! И захотят ли пустить?..
   Он не закончил. Здешних жителей он не знает. Там, на ярмарочной площади, они мгновенно объединились перед лицом известной беды и человека неместного сразу предупредили об опасности. Но захотят ли помочь беглецам?
   Павел больше не спрашивал: то ли берёг дыхание, то ли понял без слов. Но скоро обернулся с безмерным удивлением.
   - Собаки?!
   - Собаки! - подтвердил Лёхин не глядя. Он смотрел на чёрно-серую пестроту камней впереди. "Кодовое название - каменоломня!" Здесь, в каменном крошеве, бег придётся умерить. Иначе переломы гарантированы. Но и всадникам придётся придержать лошадей. Значит, главная опасность - собаки. Много ли их? Может, получится отбиться? Если целая свора...
   Ругательство со стороны Павла оборвало лихорадочные размышления.
   - Что!
   - Оружия!
   Если бы не бег, Лёхин бы расхохотался: сколько страсти в голосе!.. Хотел было посоветовать подобрать камень - здесь, на краю поля, появились удобные, по руке, булыжники, - но вовремя сообразил, что это несколько секунд промедления. В их ситуации - секунд драгоценных.
   - Добежим - получишь ножи!
   После краткого молчания Павел уточнил:
   - Нож?
   - Два!
   Лицо Павла мгновенно обострилось, будто он уже держал ножи и уже не спасался бегом, а мчался за противником сам.
   Каменоломня легла под ноги щедрым предложением переломать кости неосторожным. Лёхин передал фонарик Павлу нехотя: куда ни кинь - везде клин. Без фонарика Павел бежать не сможет - но белый луч света виден и охотникам. Детектив вскоре принялся ругаться матом: смысл в фонарике, если, куда ногу ни поставь, везде скользит или едет. Сам уже задыхаясь, Лёхин посоветовал:
   - Рот закрой!
   - Что?!
   - Силы побереги!
   - Понял!
   Теперь приходилось кричать - и не из-за того что на бегу нельзя иначе. Торжествующий собачий вой и азартное тявканье на фоне грохота лошадиных копыт, от которого содрогалась земля, точно ветром толкало в спины.
   Обегая каменный обломок, размером с кухонный стол, Лёхин чуть поотстал и поэтому увидел: прыгая через небольшую глыбу, Павел что-то цапнул с соседней плиты. Судя по кровожадной счастливой ухмылке, булыжник он получил.
   О Шишике Лёхин вспомнил не сразу. А задёргав головой в поисках ("На плече его нет!" - испугало даже немного), не сразу разглядел его на левом наруче. Поднеся руку ближе, он встретился с сосредоточенно-прищуренными глазами "помпошки" и тут же вернул руку в исходное положение. Кажется, Шишику тоже не улыбалось остаться без хозяина. И, кажется, хозяин оторвал его от важного дела ("Ишь, сурьёзный какой!") - от поисков безопасной дороги для беглецов (сощуренные глаза - ранее обычно вытаращенные).
   Каменоломня заканчивалась. Начинались брошенные, разрушенные дома, а за спиной почти единый собачий вопль начал распадаться на отдельно различимые голоса, когда Шишик медленно скосился налево.
   - Павел! Сюда!
   Ага, вот самый приметный дом в две стены, с чёрными провалами вместо окон. За ним должна быть здоровенная куча обломков - тоже дом, по которому словно метко шарахнули стальным шаром для слома старых, непригодных к ремонту зданий.
   Сощуренные глаза Шишика резко дёрнулись, вытаращившись вперёд. Лёхин, не раздумывая, перепрыгнул каменный обломок, торчащий, будто парапет у реки. Свалился на что-то мягкое, что коротко вякнуло утробным голосом. Рядом вякнуло ещё: прыгнул Павел. Уже вдвоём отскочили от глухо и басовито ворчащей кучи. И - Лёхин беззвучно захохотал, мечом наизготовку держа "на расстоянии" невольную подстилку для ненормальных прыгунов. Те самые разбойники! Было лёгкое подозрение, что именно они следили за ним до Каменного поля. И - на тебе! Подтвердилось... Отсмеявшись, Лёхин оглядел обломки, в которых прятались разбойники - настоящий окопчик! - и спросил:
   - А что же вы, господа хорошие, не побежали? Чёрная охота сюда на всех парах!
   - Дык, мы думали, охота за меткой пойдёт, - буркнул вставший первым. Лёхин узнал того, кто стоял тогда, в переулке, первым же к выходу. А узнал его по достаточно короткой, но агрессивно торчащей бороде.
   - Так. Что за метка?
   - А на кого охота?
   - Вот на него.
   - Вот на нём и метка. Говорят - чёрна, а уж кака всамделишна... Знать не знаем, ведать не ведаем.
   - Павел, развернись! - скомандовал Лёхин, с тревогой прислушиваясь к стремительно идущей на них волне собачьего лая. Двое других разбойников лихорадочно приникли к тому самому обломку-парапету, негромко, но горячо переругиваясь. Первый постоял-постоял, да и сел рядом с ними, уже не обращая внимания на людей, принёсших с собой беду.
   Павел обеспокоенно крутнулся. Взгляд Лёхина прикипел к нагрудному доспеху. В его середине что-то чернело настолько глухо, что взгляд словно проваливался в бездну.
   Лёхин покачал головой.
   - Сбрасывай доспех. И кидай его куда подальше. Может, собачки мимо пробегут.
   - Метка на нём?
   - На нём.
   Через полминуты доспех загремел по камням метрах в пятнадцати от них. А детектив и Лёхин присели рядом с разбойниками. Те покосились, но смолчали. И без слов ясно: налетит собачья свора - легче защищаться впятером.
   - Алексей.
   - Павел.
   - Ксандр, - отозвался мужик с агрессивной бородой.
   - Мокий, - не оглядываясь, сказал маленький и горбатый.
   - Василёк, - буркнул самый молодой и насупился, словно заранее готовясь ответить на насмешки.
   Но на постороннее времени не хватало. Лёхин отдал Павлу ножи из сапог. Приглядевшись к вооружению пришельцев, Ксандр посоветовал сунуть булыжник Павла в какую-нибудь тряпку. Лёхин с треском отодрал от многострадального плаща капюшон. Получилось неплохое оружие типа кистеня.
   От волны собачьего лая и воя донесло и человеческие голоса. Ко всему прочему большинство охотников держало факелы. Беспорядочный свет замелькал и зашатался по разрушенному пригороду.
   Но время ещё есть. Лёхин, пригнувшись, обошёл свалку, бывшую домом. В одном месте Шишик съехал с плеча и свалился на предмет, резко отличный от обычных камней. Цепь. Лёхин взялся и вытащил. Хм, метра три, наверное. Не очень тяжёлая, но, кажется, крепкая. На одном конце кольцо, на другом - крюк с застёжкой.
   Положив перед Ксандром цепь, Лёхин спросил:
   - Для чего она?
   - Воду из колодца таскать. Вишь - сюда дужку ведёрную цепляли, а за кольцо вешали куда надо. А потом бревно крутили да на него наматывали, чтоб ведро вытащить.
   Отвернувшись от "парапетного" камня, Лёхин сел удобнее, подобрал цепь на примерную длину удобного броска. Звука вброшенной в воздух цепи никто уже расслышать не мог. Только на щёлкнувший удар обернулись и успели увидеть летевший с каменной плиты обломок. Ксандр от неожиданности только крякнул. Но крякнул одобрительно - вздохнул Лёхин, подтягивая цепь к себе.
   - Почему пригород разрушен? - в полный голос спросил он у Ксандра, бок о бок рядом с ним наблюдая за видимой уже волной, несущейся на них.
   - Дождь каменный прошёл, - не отрываясь от щели, проворчал тот. - Говорят, идола какого, бога ли какого-то рассердили. Вот он на наши головы наказание и наслал. В самом-то Камень-городе непогоды не было, только у нас...
   Он и не заметил, как оговорился. Лёхин впервые подумал, что разбойником Ксандр стал не по своей воле, не потому что разбогатеть в одночасье захотелось. "Только здесь, у нас..." Наверное, дом Ксандра тоже превращён в обломки.
   - Собаки в охоте сильно злые?
   - А как им злыми не быть? На человека натасканы. Смотри, чтоб много не кусали. Зубища у них - не приведи Господь! Такие, что долго не заживает.
   Лёхин ещё хотел спросить, кто верховодит Чёрной охотой, но не успел.
   Двойная волна: нижняя - собаки, верхняя - всадники, - предстала перед ними отчётливо и уже не набегала, а разом хлынула в разрушенный пригород.
   Как и предполагал Лёхин, всадники вынужденно придержали коней, но собаки мчались ровно, без малейшего сомнения. Лёхин скосился на Павла. Тот задумчиво смотрел в свою "амбразуру", на краю которой лежали два ножа, и так же задумчиво покачивал кистень-булыжник.
   44.
   Очередной перенастрой зрения. Лёхин с изумлением понял, что вокруг словно налысо бритых псов (морды - вообще черепушки, обтянутые мягким, промасленным целлофаном!) крепко держится зеленоватое свечение. Ничего себе: собаки - это преображенные крысы-призраки? Или призраками они являются лишь в мире Лёхина?.. Не только. К Павлу, в колодец, отбирать оружие тоже приходили крысы. А может, здесь мир такой, что есть и крысы, и псины - зелёные призраки?..
   За всеми сиюминутными событиями и переживаниями Лёхин не сразу додумался до, в общем-то, давно напрашивающейся мысли: а почему он и Павел остановились здесь, в руинах бывшего дома? А не побежали дальше? Ответ, конечно, есть. Шишик потребовал, чтобы они прыгнули именно сюда. Он, видимо, посчитал, что люди не успеют добежать до спасительного местечка. А здесь помогут Ксандр и компания.
   Сторонние размышления исчезли. Стремительные, полупрозрачные в темноте псы пролетели две стены с чёрными дырами окон. Оглушительный рёв собачьих глоток бил в голову... Как во сне, Лёхин увидел стиснутый вокруг топорища кулачище Ксандра, и в голове, среди болезненно рвущего мозги единого вопля, ясный голос сказал: "Ваш выход, маэстро! Квинтет! Соло для цепи!"
   Словно по-другому и быть не должно: только лежал боком, почти загипнотизированный многоликой смертью, - и не то подпрыгнул, не то взлетел, нутром понимая приглашение ясного голоса к соло.
   Он ещё поднимал глаза и нащупывал опору под ногами, а первые три пса уже почти падали на него. Он коротко и экономно дёрнул цепью. Кольцо на одном конце цепи врезалось в оскаленную пасть горизонтально летящим диском. Крюк с другой стороны весомо упал на плоскую башку второго пса. Третьего Лёхин принял на выскочившие из наруча ножи и чуть не упал под его тяжестью.
   "Шевелись! - отстранённо приказал себе Лёхин. - Тебе сказали - соло! Не фиг гусарствовать!"
   Первого пса добил Ксандр, второго - Павел, булыжником.
   А Лёхин, единственный стоя, приплясывал на месте и учился на ходу действовать цепью. Он убивал, ранил, сбивал - четверым, таившимся внизу, оставалось пока лишь следить, чтобы ни одна псина не дышала.
   Какими бы натасканными ни были псы, но всё-таки быстро сообразили, что на эту точку сопротивления напрямую лучше не прыгать. Что уж их остановило: человек ли со свистяще-шуршащей и щёлкающей цепью в руках, груда ли мёртвых тел вокруг этой точки, но свора начала обволакивать небольшой островок с людьми, уже не стремясь пробраться вовнутрь. Лишь отдельные особи, разогнавшись, вскакивали на "парапет", откуда их сбивала стремительная металлическая змея... В звенящем от лая и визга воздухе Лёхин мельком глянул на "однополчан". Встретился глазами с Ксандром - и тот мгновенно встал спиной к спине.
   - Уходить надо, вой!
   - Что так? - прохрипел Лёхин (от напряга горлом дышал) и машинально щёлкнул цепью. Ещё одна тварь дёрнулась в воздухе, а падая - угодила на трезубые вилы Василька.
   - Щас загонщики подоспеют!
   - Охотники!
   - Не! Загонщики! То ещё зверьё! Охотнички-то... - Короткий присвист цепи - и Ксандр ударил топором по визжащей псине, дёрнувшейся в его сторону. - Они только стоят и глядят издалече. А загонщики и собаками травят, и сами лезут чуть не голыми руками рвать!
   Лёхин присобрал скользкую от крови и размазанной плоти цепь и быстро осмотрелся. Несмотря на десятки уничтоженных псин, свора будто и не уменьшилась. Пробиваться к городу сквозь живую стену оскаленных пастей? Бить из-за стены, пусть и захудалой, - это одно, а идти внутри толпы убийц - другое. Но Ксандр прав уже тем, что знает ситуацию.
   Двойной щелчок с перерывом в секунду, а затем цепь вылетела за "парапет", обвив тело слишком близко очутившейся псины, выдернула её с камней - взмах Павлова булыжника. Лапы ещё дрыгаются в воздухе, но раздавленная всмятку башка улетела куда-то в сторону.
   - Как идём? - бесстрастно спросил Лёхин, уже механически реагируя на движение вне убежища.
   - Цепкой не помашешь, вой. Я впереди - остальные кругом.
   "Правда твоя", - подумал Лёхин. Цель для такого оружия хороша в свободном пространстве, но когда за спиной люди в полный рост, лучше не рисковать.
   - Значит, идём? - полувопросительно бросил в воздух Лёхин.
   Соратники: кто отбивался от лезущих, кто добивал пострадавших пока ещё от свистящей в воздухе цепи, - восприняли его фразу как риторическую. Но Шишик закивал: "Надо идти, хозяин! Надо!" Кольцо вонзилось под рёбра псины, крюк пробил под челюсть вторую. Передышка. Кольцо по глазам - крюк в бок твари. Вскоре к "парапету" ни одна псина не смела приблизиться.
   - Я расчищаю впереди - потом выходишь ты, Ксандр!
   - Чисти, вой!
   Долго чистить не пришлось: если сначала псы шарахались от цепи, то потом до них дошло, что страшное оружие работает только с одного места, а с другого местечка можно попытаться и цапнуть кого... Ксандр буквально прыгнул вперед с дубиной - сам не менее свирепый в боевом запале. И быстро, даже стремительно принялся расчищать путь: кажется, он и правда боялся загонщиков больше.
   Луна теперь повисла над полем боя. И, хотя "Рука бойцов колоть устала", все пятеро продолжали драться на полном автоматизме. Был момент, понял Лёхин, когда он отключился от происходящего. И сколько это продолжалось - неизвестно. Но очнулся он словно омытым бодростью. Вернулась способность ясно мыслить - и он начал соображать. Ему легче - он вооружён мечом и наручами, ножи которых теперь постоянно были в боевой готовности. То же можно сказать и о Павле, на удивление быстро и ловко орудующим ножами с обеих рук, и о Ксандре, плотоядное шмяканье дубинки которого оказалось неутомимым и неутолимым. А вот Мокий и Василёк оказались хороши лишь на подхвате, а не в положении, когда надо спасать не только себя, но и спину товарища. Но и на том спасибо. И ещё спасибо, что пока они держались...
   Получив в ухо от Шишика, Лёхин развернулся и остолбенел. Хорошо ещё, руки продолжали двигаться.
   - Ксандр, справа!
   Одновременно с его криком собаки, виновато взлаивая и поскуливая, ринулись в разные стороны от беглецов.
   - Это загонщики! - яростно рыкнул разбойник.
   Новая волна мчащихся на них потрясала воображение. Тоже всадники, но высота лошадок еле достигала метра полтора. Да и лошадки, мягко говоря, скорее походили на каких-то мутантов: головы ещё лошадиные, хоть и сплошняком заросшие густущей шерстью, откуда сверкают бешеные, ярко-алые глазища, а вот тулово с конечностями - медведь с хвостом бобра, голым и лопатой плоским. И - сами всадники. Лёхин аж глаза закрыл, головой помотал.
   - Ксандр, это люди?!
   - Бежим, сколько можем! Нам бы до Волчьего колодца добраться, а там!..
   Усталые, перемазанные кровью, воняющие собачьими внутренностями, они припустили за Ксандром. Лёхину бежалось легко: он прикрывал Мокия и Василька, а они, измотанные, бежать, скажем, наравне с Павлом, уже не могли. Так что Лёхин мог и отступать, и одновременно вспоминать с содроганием: на медвежьих лошадках сидели странные существа - воображение Лёхина отказывалось сравнивать их с кем бы то ни было. Впрочем, нет. Веник. Или виденный на рисунках соломенный сноп. Только сноп, кажется, перевязывают в одном месте, а здесь - стянули так, что получилась соломенная кукла. Более-менее отчётливо выражена башка - копёшку для снопа согнули и сгиб подвязали под "шею" и в самую середину башки воткнули раззявленный капкан на волка. И держала в руках эта пародия на человека какое-то короткое копьё. Естественно, ассоциации Лёхин искал не просто так, не от желания помедитировать над темой.
   - Ксандр!
   - Ай?
   - Они горят?
   Ксандр споткнулся, но на ногах удержался.
   - Нам то неведомо!
   - Ну и зря... - пробормотал Лёхин. - Павел, ты куришь. Зажигалка есть?
   - Была!
   - Потерял, что ли?
   - Наверное!
   Лёхин пораскинул мозгами. Был пистолет - появился меч. Думай, Лёхин, думай.
   - Павел, а что-нибудь неизвестное в кармане появлялось?
   - Да! Камни какие-то!
   - Дай сюда!.. Мокий, что это?
   - Кремень да кресало!
   - Огонь высекать?
   - Ну!
   - Не нукай, не запряг... Ксандр, успеваем до вашего колодца?
   - Не-е, где ж тут!..
   На бегу Лёхин размотал с себя плащ и с треском разорвал пополам. Одну часть сунул Васильку.
   - Рви дальше!
   - Лёхин, что надумал?
   - Факелы!
   - Думаешь?..
   - Приходится! Попытка не пытка, а солома не камень!
   Они остановились в полукилометре от округлых, ярко-белых в лунном свете глыб, которые Ксандр и объявил колодцем. Дальше бежать нельзя, потому как загонщики ровным полумесяцем взяли беглецов в клещи... Лёхин ещё успел вздохнуть: как быстро и легко он пробежал расстояние от города до каменной дыры, где томился Павел, и как тяжело даётся обратный путь.
   Но и остановились не только для того, чтобы в дикой спешке смастерить импровизированные факелы - в ход, кроме Лёхиного плаща, пошли деревянные стрелы из колчана Василька. Пока тонкие концы вражьего полумесяца шли на соединение, беглецы уговорились пятиться к Волчьему колодцу - насколько смогут даже в обороне с загонщиками. Почему Ксандр и двое его подопечных так сумасшедше истово надеялись, что за белыми камнями ждёт спасение, объяснить не сумели. Но Лёхин их убеждённостью проникся. Да и что делать? Надежда нужна.
   Полумесяц сомкнулся в круг.
   Был момент, когда люди сильно пожалели об отсутствии горючего. Очень уж чадили лоскуты шерстяного плаща, пока не разгорелись хорошенько. Огонь до поры до времени прятали в середине компании. Очень кстати Мокий додумался в первых язычках пламени поджечь все стрелы Василька. Теперь не надо мучиться с высеканием огня в экстремальной ситуации.
   Первый же загонщик, пославший свою медвежью лошадку прыгнуть на "дичь", упал - задавленный панически прыгнувшим набок от внезапного огня перед носом животным. Мокий мгновенно выпрыгнул из огненного круга и просто-напросто ударил колом барахтающегося противника, пригвоздив к земле. Лошадка, задавившая своего всадника, била в воздухе всеми четырьмя лапами и выла насморочным воплем, пронизывающим голову самой настоящей головной болью. Через секунду загонщик вспыхнул - солома! - и обмяк под взревевшим мутантом.
   Как Лёхин пожалел, что не надел ременную "сбрую", придуманную для него домовыми! Сколько там мелочи метательной!..
   И - забыл о жалеемом. Визжа, как доведённые до истерики девицы на концерте какого-нибудь кумира, загонщики пришпорили ездовых животных. Видимо, решили задавить численностью. Но "лошадки" задирали морды, всё так же гнусаво ревели, мотая башкой, и наотрез отказывались лезть на огонь, маленький, но умеющий причинять боль.
   Пока суд да дело, люди медленно, но верно двигались к Волчьему колодцу.
   45.
   - Берегись, вой!
   Оказывается, надо был жалеть не об отсутствии ремней с метательным снарядом, а об отсутствии щита... Оглянулся Павел. Лёхин понял его без слов: и смысл был выбрасывать доспех? Всё равно догнали! А сейчас пригодился бы!.. Эх, знать бы, где упадёшь - соломки-то постелил бы...
   Загонщики обрушили на беглецов ливень из стрел, коротких, тонких, с хорошей пробивной силой. Вскрикнул Павел, схватившись за правое плечо. Коротко зашипел Мокий. Но разбойникам легче: все одеты в подобие коротких тулупов. Прикрыться хоть чуть-чуть, да можно. А вот как быть воям?
   Лёхин выругался и замер: "Нас мало - бьют в основном с одной стороны, чтоб своих не тронуть. Напротив лучников - почти никого!"
   Он обернулся к Васильку, который брёл согнувшись и мелкими шажками, закрыв голову одной рукой. В другой руке он держал "букет" горящих стрел.
   - Василёк, дай стрелы!
   Не разгибаясь, парнишка протянул пылающий "букет".
   - Встань! Я тебя прикрою - ты стреляешь в лучников! Быстро!
   Сообразив, что удумал Лёхин, Ксандр дал хорошего пинка младшему товарищу, приводя его в чувство. Василёк быстро встал на одно колено, размотал тетиву с полутораметровой палки, которую носил, едва ли не прижимая к сердцу. Лук согнут, тетива сноровисто наброшена узелковой петлёй на другой конец - все действия заученно чёткие под прикрытием меча-складенца. А Лёхин крутил "мельницу", о которую спотыкались вражеские стрелы, и буквально молился на свой снисходительный меч, который лучше хозяина знал, как нужно драться. Ибо Лёхин только придумал, что будет быстро-быстро крутить оружием вкруговую, а вот меч, как часто бывало, повёл его руку в жёстком приёме.
   Спрятавшись за Лёхиным и его "мельницей", Мокий подал горящую стрелу из "букета".
   - Готов? - спросил Лёхин, с тревогой обнаружив: загонщики лупят "лошадок", собираясь стронуться с места и с другой позиции расстрелять строптивых беглецов.
   - Готов!
   - Стреляй!
   Парень оказался умницей. Лёхин предположил - он выстрелит в одного из загонщиков, - как сделал бы он сам. Но, едва Лёхин крикнул, отдёрнув меч, Василёк пригвоздил руку одного из загонщиков к шее "лошадки". Загорелся загонщик - вспыхнула густая шерсть медведеподобной ездовой твари, взвившейся к тому же на дыбы. Горящий загонщик не удержался - "руку" пожрал огонь, а больше ничего не удерживало его в седле! - и со вздыбившейся животины соскользнул на соседних всадников... Пламя жадно рвануло в стороны - и впечатление, что именно оно заголосило, завопило, обжираясь, не оставляло Лёхина.
   "Мельница".
   - Готов?
   - Готов!
   - Стреляй!
   Уже после третьей стрелы ужас и паника в стане загонщиков пошли по такой нарастающей, что беглецы сначала попятились, а затем бросились на прорыв в слабом месте окружения. Здесь, растерянные и перепуганные, загонщики пытались сразиться с людьми топорами и кривыми сабельками. Но там они шарахались от одного движения к ним руки с факелом. И вот так, почти всего лишь сопровождаемые странным эскортом, мохнатым и оскаленным, визжащим и ревущим, они добрались-таки до Волчьего колодца.
   Вообще-то Лёхин предполагал: уверенность Ксандра, что стоит им дойти до Волчьего колодца - и они спасены, зиждется на знании, например, о подземном ходе до города. Изумлению не было предела: Волчий колодец - это белые валуны, наваленные вкруговую, а в середине оказалась не каменная или каменистая площадка, а самая настоящая - сначала на ощупь - лужайка. Хм... С травой.
   Первым за валуны прыгнул Ксандр - и тут же развернулся помочь Павлу: тот тащил раненого Мокия, чьи ноги поддерживал и Василёк. Прикрывал организованное отступление Лёхин. Он так увлёкся "драчкой" с двумя настырными загонщиками, что чуть не получил пинок под колени от валуна, на который пятился.
   Шуршащий свист - в ночном воздухе мелькнула ярко-жёлтая птица. Это выстрелил Василёк. Поджёг одного - второй, испугавшись огня, убежал сам. Впрыгнув за валуны, Лёхин рассмотрел: Василёк, согнув лук, снимает петлю тетивы.
   - Это была последняя стрела?
   - Ага.
   - Хорошо, что второй об этом не знал, - пробормотал Лёхин и оглядел лужайку, переведя зрение на тонкий уровень. Земля как земля. Ну, травка. А где колодец? - Ксандр, я что-то не понял, это колодец?
   - Нет, это не колодец. Это место так прозывается - Волчий колодец, - обстоятельно объяснил Ксандр, сидящий на корточках перед Мокием. - Сюда ни загонщик зайти не может, ни охотник. И оружие не может пройти белый камень, коли он кого защищает. Сам не видел, но люди баяли.
   - Да ведь измором возьмут - с голодухи сами выйдем!
   - Не-е, нам до восхода солнышка посидеть, а там...
   - Что - там?
   - Спасались люди, а как - не говорено.
   - Лёхин, подойти сюда. Плохо дело.
   Мокий дышал хрипя, со всхлипами, но, как понял Лёхин, не оттого что умирал или раны тяжёлые, а потому как сильно испугался.
   - Пять стрел! - злобно сказал Павел, срывая с себя майку. - Раны неглубокие, кровищи только натекло. Антисептика бы сюда, хоть самого лёгкого. Боюсь заражения... Стрелы, блин, у них грязные, и вообще... Сгорит ведь парень.
   Он начал рвать майку на полосы, а Лёхин поразмыслил немного и обратился к Ксандру:
   - Ксандр, у тебя есть с собой... - он замолчал, поискал замену к "спирту" и закончил: - Что-нибудь хмельное? Медовуха какая-нибудь?
   - А пошто тебе, вой? - подозрительно скосился на него Ксандр. И Лёхин вздохнул с облегчением: есть! Иначе бы ответил коротким "нет!".
   - Мокию раны помазать, чтоб зажили быстрее.
   - И чтоб не воспалились, - добавил обнадёженный Павел.
   - Много ль надоть-то?
   - Да нет. Чуток хватит - на раны.
   А потом Павел сноровисто чистил раны охающему Мокию. Заинтересованно склонились над ним Ксандр и Василёк. А недоумевающий Лёхин оглядывал плотное кольцо вокруг Волчьего колодца - и понять не мог: почему загонщики смотрят с ненавистью, но ничего не предпринимают? Вот ведь только руку протяни - и наткнёшься на свирепо оскаленную морду "лошадки". Здесь, среди белых камней, всего в метр высотой, беглецы как на ладони. Именно теперь их можно брать тёпленькими!.. А эти остановились - и ни гу-гу!
   Э-э, нет... Один решился. В тёмно-синем воздухе глухого предрассветья загонщик, стоящий даже не у камня, а в толпе, поднял маленький лук. Остальные, из тех, кто увидел, выпучили на него бусинки-глазки, а потом снова уставились на Волчий колодец. Но уже не на спасавшихся в нём, а на камни.
   Лёхин замер: камень, напротив которого целился лучник, чуть дрогнул. Кажется, загонщик тоже заметил движение, но лука не опустил. Пауза... Камень задвигался уже настолько отчётливо, что привиделось: некий зверь чуть качнулся из стороны в сторону, словно утаптывая место или разминая застывшую спину.
   - Ксандр...
   Разбойник мгновенно очутился рядом.
   По камню плеснула странная, рубчатая волна, удлиняя и формируя его.
   - Волчий... - на выдохе прошелестел Ксандр.
   Пронзительный визг, смешанный с суматошным рёвом, шлёпанье тяжёлых лап по каменистой дороге - жутковатое кольцо из уродливых, словно состряпанных на скорую руку людей и ездовых животных превратилось в ад: давя друг друга в спешке, загонщики разворачивались и драли от нечаянно разбуженного ужаса.
   А Лёхин и Ксандр пятились к центру, где раненого перестали врачевать и теперь с огромным изумлением смотрели на происходящее.
   А камни вокруг шевелились и медленно, но неотвратимо превращались в громадных белых волков. И была в этом превращении необыкновенная, царственная красота, и Лёхин испытывал странное ощущение: это когда-то происходило! Он видел эти агрессивно вздыбленные холки и прижатые уши, слышал рокочущий жуткий рык... А когда звери кинулись вдогонку за визжащими от ужаса загонщиками, в его сознании будто переключили что-то. Лёхин рухнул на колени и зашёлся в неудержимом хохоте. Он уже выл и плакал от смеха, когда его схватили за плечи. Сильные руки подняли его, хорошенько встряхнули - так, что он едва не прикусил язык.
   - Лёхин! Чёрт бы тебя!..
   Заслышав голос Павла, Лёхин снова захохотал, несмотря на уже мучительно болевший от смеха живот. И, трясясь в руках разъярённого Павла, он, заикаясь, высказал:
   - Это я... тебя просил... информацию... добыть?.. Всего лишь... информацию?..
   Секунды Павел растерянно смотрел на него, стонущего на остатках хохота, потом огляделся - и тоже заржал. Они стояли друг против друга и хохотали, как последние идиоты, а разбойники обеспокоенно смотрели на них. И, кажется, Ксандр поднял и опустил руку не просто так: всего лишь не донёс пальца покрутить у виска во всемирно известном жесте...
   Белые волки вернулись. За их спинами серела ровная каменистая пустыня.
   Звери поводили людей к городу.
   Просто прошли мимо, а один оглянулся - и первым за ним зашагал Лёхин, а затем подтянулись и другие.
   А по городу до лестницы, ведущей к мосту, проводили Лёхина и Павла разбойники, но уже не втроём. На окраине Каменного города вконец ослабевшего Мокия передали на попечение какой-то старушонке, и Павел, сначала недоверчиво глядевший на неё, поделился с Лёхиным:
   - Почему-то думаю, что на поправку Мокий точно пойдёт.
   Лёхин кивнул. Ароматы сушёных трав и цветов в сочетании с чистотой и ухоженностью полуподвальной комнатушки ведуньи тоже настроили его на оптимистический лад. Тем более старушонка то и дело поглядывала на его левое плечо, пока Мокия укладывали на топчан. Видела!..
   Уже у лестницы Лёхин крепко пожал руку Ксандру и смущённо сказал:
   - Нотаций читать не хочу. Ты человек взрослый. Но, может, всё-таки ставить тебе дело разбойное?
   Ксандр вздохнул, но промолчал.
   - Кабы не каменный дождь... - неопределённо сказал Василёк.
   Двое шагнули на ступеньку лестницы - вошли в каменную стену, как решили разбойники, с чьих глаз пришельцы пропали.
   ... Они поднимались на последнюю лестницу, когда Лёхин вспомнил:
   - Павел, а как твоё плечо?
   - Ничего страшного. Домой приду - продезинфицирую.
   - Там, наверху, уже вечер, - заметил Лёхин. И снова усмехнулся: - Вот и посылай тебя за информацией.
   Они пересекли каменную площадку и подошли к последней лестнице.
   - Лёхин, а что теперь?
   - Давай созвонимся завтра утром. Сейчас я, мягко говоря, просто не соображаю.
   - Лёхин, а мы... - Павел замялся и некоторое время шёл молча, собираясь с мыслями. - Мы действительно там были?
   - Подними правую руку, - посоветовал Лёхин. - Ну как? Мы там были?
   Павел честно попытался поднять и потревожил простреленное плечо. Видимо, боль была не "хилая", потому как он мгновенно посерел и заблестел капельками пота. Но и сквозь боль он криво ухмыльнулся.
   Наверху Павел оказался в куртке - Лёхин же в старом, но тёплом свитере.
   - Иди по этой дорожке, - сказала Лёхин. - Потом через дорогу - и выше будет остановка. Я пойду понизу, а около своего дома поднимусь. Давай, счастливо!
   - Счастливо!
   46.
   В домофон Лёхину пришлось звонить. Уже нажав кнопку вызова, он понял, что с ним творится что-то странное: он чувствовал себя лёгким-лёгким, а вот пространство перед глазами хулиганило - то плыло, то резко вздёргивалось. Пока шёл к лифту, сначала отчётливо увидел бабку Петровну. Она стояла под навесом подъезда и отчаянно ругалась с дождём, называя его Ромкой. Потом к ней подошёл Василёк и вздохнул: "Кабы не каменный дождь..." И Лёхин увидел разгромленное предместье Камень-города и понял, кто его разрушил. "Говорят, идола какого-то, бога ли рассердили", - подтвердил Ксандр. И эхом откуда-то из каменных высот отдалось: "Дождь, ты найди меня! Ветер, ищи меня!"
   Привалившись к стенке лифта, исписанной непризнанными гениями, и тупо глядя на тени и человеческие фигуры, которые толпами общались друг с другом и пытались общаться с ним, Лёхин сонно думал: "Это же сколько я уже не сплю?.. Вечером, кажется, заснул... А был ли вечер? Не помню..." Лифт дрогнул и встал. Дверь уехала в сторону, а с лестничной площадки понеслись на Лёхина соломенные загонщики на медвежистых лошадках с бешено выпученными белыми глазами. Лёхин так понял, что вся эта орда желает в лифт, и быстро вышел, сразу посторонившись. Теперь он уже прислонился к стене напротив лифта и впустую размышлял: пистолет Павла в Каменном городе превратился в меч, а что будет, если притащить туда пулемёт?.. Правда, его ещё найти надо... Но ведь интересно...
   Кто-то хихикнул в ухо.
   Всё ещё плывя в плывущем пространстве, резко вздрагивая, когда его вело в сторону, Лёхин высказался:
   - И нечего хихикать тут всяким "помпошкам"-шмакодявкам... Я человек умный, почти гений. Я всё-таки сообразил, где Роман. И я знаю, что он один, без Лады... - И снова отвлёкся, задумался, глядя, как громадная толпа, размахивая луками и короткими мечами, втягивается в лифт: - Не спал... Говорят, когда долго не спишь, видишь сны и неспящим... Ну-ну... А интересно, что будет, если в Каменный город мобильник принести?
   Он ещё что-то бормотал, где-то стороной понимая, что бормочет бессвязицу, - и медленно, но верно съезжал спиной по стене на корточки. И глаза закрывались так, будто веки оковали чугуном каким...
   Сквозь топот "лошадок" и визг загонщиков (словно он сидел за плотным забором от них) вдруг послышалось озабоченно-деловитое:
   - Ну, всё. Ждать его больше времени нет. Давай ещё раз перезвони ему - и...
   - Данил, да вот же он сидит!
   - Что?!
   - Вдребадан, что ли?
   - Не может быть! Лёхин никогда... Чёрт, что это у него?! Кровь?! Лёхин!!
   - Это не моя, - не открывая глаз, сказал Лёхин слабым голосом, отчего ему стало и стыдно, и смешно. - Это загонщиков...
   - Бормочет что-то - живой, значит. Хватай его за руку с другой стороны. Давай-давай, поднимайся!
   Судя по всему, парни решили, что он напился и подрался с кем-то. Лёхин пытался объяснить, что всё не так. Но Данила решил, что холодная ванна драчуну не помешает. Лёхин сначала слабо ужаснулся, а потом сообразил, что так быстрее в себя придёт и узнает, какого чёрта они явились к нему, после чего сможет, наконец, поспать. Правда, напарник Данилы засомневался, мол, не пахнет от Лёхина спиртным, но на всякий случай согласился, что Лёхина под холодный душ всё-таки надо.
   Они втащили спотыкающегося Лёхина в квартиру и немедля завернули в ванную комнату. На какие-то секунды к Лёхину вернулось ясное сознание, и он обнаружил на краю ванны Елисея, который то заламывал руки, то хватал и тискал Шишика, будто не чаял его уже живым видеть. Шишик орал и брыкался, но с краешка не уходил, ибо отсюда открывалась отличная панорама на хозяина. Остолбенелые привидения жались по углам комнатушки и жалкими глазами следили за всеми манипуляциями над Лёхиным. Один Глеб Семёныч держался Наполеоном и молодцом, и лишь сдвинутые брови говорили о его беспокойстве за хозяина квартиры.
   Лёхин меж тем в надёжных руках парней отключился полностью - уснул, как упал в чёрную бездну, и летел долго, а потом остановился, огляделся во сне. И не видел, как парни, облегчённо посмеиваясь ("Ладно живой ещё!"), стянули с него свитер и майку. И остолбенели, как те же привидения, одно из которых мгновенно начало плач по бедолаге-хозяину. Обследовав Лёхина, на котором места живого не осталось - одни синяки да кровоподтёки, парни отволокли его в зал, на диван. Переглянулись. Данила взялся за мобильник.
   - Как скажем?
   - Как есть, то и скажи.
   - Ладно... Егор Васильич! Отчёт: явился. Уснул на ходу. Весь в синяках и чьей-то крови, сначала думали - его, ан нет. Один... Не-е, говорить точно не может. Мы вообще сначала думали - напился... Не-е, думаю, "скорая" не нужна. Оклемается, как отоспится... Хорошо... Нет. У него дверь захлопывается. Его ключи здесь же оставим, а дверь захлопнем. А утром сам позвонит - записку оставим, чтоб позвонил.
   - Может, всё-таки вызвать "скорую"? - неуверенно предложил напарник. - Пусть его чем-нибудь обработают, укол какой-нибудь обезболивающий сделают?
   - Не стоит. Мне кажется, ему только проспаться надо, а утром сам сообразит, как себя в порядок привести. Ну, написал записку?
   - Около компьютера оставил. Кстати, комп, может, выключить?
   - На фига? Утром встанет, увидит работающий - подойдёт, сразу и записку прочитает. Ладно, пошли. Ты ключи где оставил?
   - В прихожей, на трельяже.
   Негромко переговариваясь, парни ушли. Глеб Семёнович проводил их до машины, желая знать, зачем они торчали два часа на лестничной площадке, дожидаясь Лёхина. Услышав кучу информации, выудил из неё то, что наверняка пригодится хозяину: Егор Васильевич хочет, чтобы Лёхин прекратил искать Ладу, потому как с завтрашнего дня поиски будут вестись на официальном уровне.
   А по квартире Лёхина бегал разгневанный Елисей. Данила, конечно, хороший человек и заботливый: засунул под голову хозяина подушку, пледом укрыл. Но неужто было трудно йодом хоть один синячище намазать?! Легкомысленный народ пошёл, бесшабашный...
   Отвопившись, домовой бросился на кухню. За ним поспешили привидения - из любопытства: кричал-кричал - и вдруг на кухню! Надеется покормить голодного хозяина?.. Спящего?..
   Вслед за привидениями солидно поспешили трое домовых из соседнего подъезда, зашедших убедиться, что компьютер уже подключили к Интернету. А на кухню последовали в надежде: мож, найдётся работёнка какая у Елисея, чтоб потом перед "компотером" посидеть.
   Джучи двинулся в хвосте всей честной компании (а вдруг Елисей расщедрится на тарелочку сметанки?). До кухни не дошёл: услышал, как громко и раздражённо звенит-гремит посуда в руках огорчённого домового. Будучи умным котом, вернулся в зал. Встав на задние лапы у дивана, присмотрелся к беспокойно подрагивающим, крепко сомкнутым векам хозяина и пристроился на подушке, между диванным валиком и головой человека. Прежде чем уснуть, вытянул шею понюхать Шишика: "Наш ли?" Из-под уха Лёхина "помпошка" проворчала что-то вроде: "Ваш-ваш!" Бдительный котяра зевнул: "Ну, раз наш, спи дальше!" И уснул сам.
   Если б Елисей на кухне один шуровал, ох и долго бы пришлось возиться. Но трое обрадованных соседей носились вместе с ним. Грохот, звон посуды, бряканье ложки в чашке... Потом, как чуял, прибежал Никодим - его тут же впрягли толочь в ступке сушёную травку.
   Привидения летали по стенам кухни, дабы не отвлекать, и шёпотом обсуждали работу дедушек. Потом им надоела созерцательность, и они отправились в зал. Здесь Касьянушка принялся учить Линь Тая беглому чтению: "Рот закрой да про себя читай! Что ж ты бубнишь-то? Про себя, говорю! Эх, нельзя тебя коленками на горох поставить! Враз бы выучился!" А Глеб Семёнович и Дормидонт Силыч затеяли философский спор, в какой мере слово "виртуальный" может относиться и к ним, к привидениям... Все четверо говорили и здесь шёпотом, памятуя, что хозяин хорошо слышит и в реальности, и в паранормальном мире.
   Потом в зал же примчались домовые с чашками, ложками, чистыми тряпками. Кота с подушки шуганули. Недовольно мычащего хозяина заставили сесть и быстро натёрли духовитым от трав сливочным маслом, а потом скоренько перевязали да заставили выпить полстакана мёду разведённого - для сна хорошего да чтобы отдохнул.
   Всё скоренько и тихонько, только Шишик в голос выл, что хозяина разбудили, а такой вкусный сон хозяину привиделся!.. Вкусный для Шишика, конечно, который в основном снами питался. Ну, кроме зефира. Но зефир - это так, баловство, а сны - хлеб насущный.
   А когда хозяина уложили - ЧП.
   Лёхин с собой мобильник в дорогу не брал - на столе оставил.
   Елисей хотел телефон отнести на кухню, чтоб ночью хозяина не потревожил.
   Шишик завопил так, что подпрыгнули все, а с потолка посыпались соседские "помпошки", и одуревший от счастья Джучи помчался гонять в футбол косматые шарики, валяя их по полу.
   - Охти ж тебе! - шёпотом ответно возопил Елисей и положил мобильник на пол, чтобы, проснись хозяин от звонка и протяни руку, сразу бы наткнулся на телефон.
   Шишик мрачно проследил, как положен мобильник, и скатился по примятой подушке к глазам хозяина.
   - Опять не выспится, - сделал печальный вывод Елисей. Он уже отослал соседских домовых сидеть перед компьютером и перелистывать книжки привидениям, и стоял с Никодимом на краешке дивана.
   - Как ты думаешь, Елисей, нашёл ли он нашего Ромушку? - тревожно спросил Никодим.
   - Нашёл бы - без него не вернулся бы, - вздохнул Елисей. - Близко подошёл он к правнуку вашему - вот что я думаю. Шишика бы попросить рассказать, что видел, да сам вишь: не отходит от хозяина ни на шаг, да и мобильник тот не зря заставил при себе оставить. Чует моё сердце, зазвонит телефонище середь ночи, да и придётся Лексей Григорьичу снова бежать спросонок в темень страшенную...
   Они ещё немного поглазели на спящего хозяина, а потом побежали на кухню - убирать погром, получившийся при готовке зелья для Лёхина. Соседских домовых, старательно строчивших в самодельные блокнотики, звать не стали: очень уж вовремя они в квартире появились, вон как споро да славно поработали. Нет, они заслуженно перед "компотером" сидят, и трогать их не следует. Так вслух размышлял Елисей, а Никодим поддакивал...
   ... Запах ароматных трав из Елисеева бальзама упорядочил сон Лёхина. Приснилась реальная история из паранормального мира. Как-то, в начале сентября, вышел Лёхин в прихожую на звонок. Вышел, в "глазок" посмотрел - на площадке никого. А звонок снова запел: "Пусти-и!" Догадываясь примерно, в чём дело, Лёхин дверь открыл и сразу вниз посмотрел. Точно. Стоит некто похожий на домового, но голова стрижена под "горшок" и наполовину упрятана под высокую шапку с пушистой опушкой; не рубаха - зипун стянут на поясе самодельной верёвкой, а широкие штаны приправлены в крепкие сапожишки. И стоит сей некто, запрокинув голову на Лёхина: левой рукой шапку, чтоб не упала, придерживает - правой крепко вцепился в нагрудную лямку от огромнейшей котомки за плечами. По первому впечатлению, показалось Лёхину, что котомка вот-вот придавит незнакомца, а потом увиделось: прямо и легко стоит некто, словно никакого груза на спине и не держит.
   - Добрый день, - сверху вниз сказал Лёхин. - Вы к нам?
   - Ишь, не обманули, - пробормотал себе под нос неизвестный. - И впрямь видит... Доброго дня вам, Лексей Григорьич! Лесовик мы будем, Дубовиком прозываемся. Елисею вашему кажин год травку сушёную носим.
   - Проходите, пожалуйста, - распахнул Лёхин дверь пошире. - На кухне он.
   - Благодарствуем за ваше гостеприимство, - ответствовал лесовик и, войдя, долго шаркал сапожками по тряпкам, которые Елисей упрямо клал у порога.
   Лёхин дверь закрыл и только головой качнул, глядя, как деловито топает лесовик в кухню: надо же, "кажин год"!
   По обычаю, Елисей лесовика чаем напоил, разговором занял, новости рассказал. И вскоре услышал изумлённый Лёхин, сидящий в спальне, как из кухни грянула песня. Да не абы какая, а "Гимн к радости" Бетховена!
  
   ДЕНЬ ШЕСТОЙ
  
   47.
   Не знавший, что спит на диване, Лёхин вместе с одеялом свалился на пол и сразу перед носом увидел мобильник.
   - Свет включите, - сказал он теням и фигурам, набежавшим на "звонок".
   Прислонился к дивану и наконец посмотрел: "Валя". Кто такой или такая Валя?.. Сердце бежало куда-то торопливо и беспокойно... Лёхин глубоко вздохнул и поднёс мобильник к уху.
   - Валя? Что случилось?
   - Алёша, Лада нашлась!
   В зале вспыхнул свет. Глядя на будильник, Лёхин никак не мог определиться: четыре или около того?
   - Вы где сейчас?
   - Мост над заливом. Она позвонила, чтобы я приехала и привезла хоть куртку какую-нибудь. А потом сказала, что домой не пойдёт. Что мне делать, Алёша?
   - Она слышит, что ты говоришь?
   - Да. И молчит. Представляешь, она до сих пор легко одета. Замёрзла - ужас. Еле отогрелась... Я не знаю, что мне делать, Алёша!
   - Сейчас приеду. Вы ведь под мостом?
   - Да, а как ты?..
   - Догадался. Дождь. Только не знаю, под которым.
   - Транспортный.
   - Хорошо. Сейчас буду.
   Но сидел ещё с минуту, прежде чем снова взяться за телефон.
   - Лёхин? - совсем не сонно спросил Олег.
   - Олег, извини за ранний звонок. Сможешь отвезти меня под мост - вдоль залива?
   - Так. Не всё сразу. Я хоть и проснулся, но соображаю туго. Вдоль залива под мост. Ага. Со стороны театра объехать. Ага. Это - могу. Раз плюнуть. Пять минут на сборы - и выезжаю. Где тебя прихватить?
   - На остановке.
   Последнее Лёхин договорил уже в ванной, куда вошёл с решительным желанием опрокинуть на себя ведёрко холодной воды. И снова потратил минуту, ошеломлённо разглядывая в зеркале мумию, сбежавшую из музея... Под рукой, опёршейся на раковину, пролез Елисей, встал на пластмассовую подставку для всякого рода мелочи: мыла, зубной пасты... Встал - и гордо оглядел сложную повязку на хозяине, от пояса до плеч.
   - Не снимай пока, Лексей Григорьич. Водицей холодной лицо освежи, а как начнёшь обуваться, я тебе кофейку принесу. Воду уж поставил.
   И убежал, деловитый и озабоченный. А Лёхин потрогал на себе длинные лоскуты, узкие бинты и долго думал насчёт очень знакомой ткани с блёклыми синенькими полосками. Думал, пока умывался, а Шишик зевал с плеча в зеркало; думал, пока одевался, а Шишик бубнил какую-то песенку: "Бум-бум-бам", причём на "бам" он подпрыгивал, выпучив огромные глаза, явно изображая какое-то чудище, - что пару раз было увидено Лёхиным в зеркале шкафа... Вообще, во все эти странные предутренние минуты "помпошка" торчала решительно из всех дел, которые пришлось переделать Лёхину. Это здорово раздражало. Так что он не выдержал и в прихожей, допив кофе, спросил, глядя в зеркало:
   - Елисей, а у Шишиков блохи бывают?
   Шишик оцепенел.
   Линь Тая, выплывшего в прихожую в составе провожающей призраковой компании, словно нечаянным ветром снесло в зал, отчего его смех слегка заглушили занавески. Дормидонт Силыч, о чём-то негромко толковавший с Глебом Семёновичем, словно подавился словом. Касьянушка, хихикая, кинулся вслед за Линь Таем. Усмехнулся даже Никодим. Один Елисей суперспокойно поинтересовался:
   - А что так спрашиваешь, Лексей Григорьич? Откель подозрения такие?
   - Да вертится, как на сковороде...
   - Ну, так просто не скажешь. Вернётесь вот - погляжу, поищу, - бесстрастно сказал Елисей, взял опустевшую чашку и ушёл на кухню.
   "Помпошка" шевельнулась на плече, в зеркале встретилась с человеком глазами. Что-то странное, непонятное мелькнуло в выражении жёлтых глазищ. Лёхин нагнулся взять с трельяжа "ложку" для обуви - Шишик мгновенно съехал по руке и так же мгновенно по занавеске домчался почти до потолка, где и сгинул в стаде соседских "помпошек".
   Обидел - понял Лёхин. И Елисея обидел, хотя тот и словом не обмолвился... Что для других прозвучало грубоватой шуткой - для этих двоих стало почти оскорблением. И виноват Лёхин. Раздражение выплеснул. Жуткое напряжение взбухших, как на дрожжах, мозгов, от которых, кажется, вот-вот лопнет голова. И? И состояние то же осталось, и друзей обидел...
   - Шишик, пошли! - позвал он, надеясь, что приглашение Шишик воспримет как извинение. Но десятки косматых шариков уставились на него с потолка и только с интересом хлопали глазищами.
   Лёхин поморщился. Напряжение, сковавшее голову, недвусмысленно переходило в боль.
   - Шишик, пожалуйста... Я больше не буду. Честно, - прошептал он.
   А потом, не глядя на недоумевающих привидений, натянул плащ и с зонтом под мышкой вышел из квартиры. Дверь пришлось закрыть самому. Озлился на "помпошку", пребывающую в хорошем настроении, - обидел и домового, - напомнил себе.
   Всю дорогу под грохочущим ливнем Лёхин клял себя на все лады и обещался в следующий раз быть сдержаннее.
   Олег уже ждал. Лёхин сел рядом, захлопнул дверцу. Машина поплыла.
   - Значит, так, - начал Лёхин. - Неделю назад в городе пропали двое. Пока искал, наткнулся на то самое кафе, которое обсуждали. "Орден Казановы". Помнишь? Ну, твой друг Санёк рассказывал про ребят, которые из-за этого кафе разорились.
   - Помню.
   - Я ещё не вполне разобрался, в чём тут дело. Но, похоже, близко подобрался к месту, где спрятан один из двоих пропавших. Забавное местечко, надо сказать. А сейчас мы едем за вторым из пропавших. Это девушка. Она появилась внезапно и очень не хочет ехать домой.
   - Понял. Повезём к тебе, потому что дом защищён?
   Сначала Лёхин не понял, о какой защите говорит Олег, потом вспомнил. Магическая защита домовых, подвальных и прочего паранормального народа, живущего в доме и возле него.
   - Не только. У себя в квартире я её оставлять не могу, поскольку тоже засветился в "Ордене Казановы". Но есть одно место, где она будет в безопасности. И где за нею присмотрят... Олег, завтра-послезавтра как с работой?
   - Если нужно могу с кем-нибудь договориться о замене. Нас ожидает что-то интересное?
   - Боюсь, это будет посерьёзнее августовских событий.
   - Ну, если бы ты думал, что не справлюсь, наверное, не заговорил бы со мной об этом. Где, когда и что именно?
   - Завтра - то есть уже сегодня, в семь вечера. "Орден Казановы". Возможно, будут ещё два человека. Вечу ты знаешь. Ещё один - Павел. Он частный детектив и сам здорово увяз в этом деле. Но поскольку они ещё не знают, что я хочу их рекрутировать, есть возможность, что откажутся. Особенно Павел.
   - Драчка будет в "Ордене Казановы"?
   - Нет. Кафе - это лишь выход в другое место. Называется оно Камень-город, или Каменный город. Всё дерьмо "Ордена Казановы" именно оттуда.
   - А-а... Каменный город - звучит как название неблагополучного района. Или ошибаюсь?
   - Камень-город - город настоящий. Со странностями, конечно. А главная странность в том, что ты входишь на его территорию и становишься его собственностью. То есть остаётся сознание современного человека, как и твоя внешность. Но меняется одежда. И, если есть, оружие... У Павла с собой был пистолет - он получил меч. Тебе тоже придётся найти какое-нибудь оружие. Кулаком тамошних не пробьёшь. Про всё про это наши домовые говорят: Камень-город видит нас такими.
   - Обалдеть! - донельзя счастливым голосом сказал Олег. И вдруг добавил, смеясь: - Привет-привет, попрыгун! Специально для тебя подвесил!
   Какие-то толстые нитки с перекладинкой на петле вдруг раскачались перед ветровым стеклом, словно пустые игрушечные качели. Лёхин замер, затаился. "Помпошка", подчёркнуто не обращая на него внимания, сосредоточенно и важно моталась на персональных качелях. А потом застыла - глаза в глаза с Лёхиным.
   - Извини. Пожалуйста, - прошептал Лёхин и, помедлив, протянул ладонь.
   Шиши немигающе сверлил глазищами.
   Лёхин вздохнул, понимая, как нелепо выглядит...
   Качельки дёрнулись.
   Вцепившись в манжету куртки, Шишик ещё секунды всматривался в хозяина, а потом побежал-покатился по рукаву.
   Лёхин исподлобья глянул в зеркальце над ветровым стеклом. Круглое и лохматое сидело на привычном месте, на левом плече, и привычно таращилось на убегающую под колёса блестящую дорогу.
   Машина спустилась к драматическому театру, объехала его и ровно пошла вдоль залива. Вот и мост.
   Сначала Лёхин решил, что девушки не дождались и ушли. Потом свет фар наехал на чёрную фигуру, и он испугался: неужели Лада сбежала? И, лишь выйдя из машины, увидел: Лада прислонилась к Вале, которая обняла её и укрыла полами своего плаща.
   Почему-то Лёхина очень удивило, что Лада оказалась выше своей давней подружки. Взгляд на её ноги объяснил: не выше - стоит на бордюре, потому как под мостом, на дороге, тоже лужи ручьями. А Валя - рядом, вот и получилось так...
   - Привет... Доброе утро, - сказал он.
   - Доброе, - откликнулась Валя.
   - Ну что? Идите в машину. Замёрзли, наверное.
   - Алёша, она не хочет.
   - Лада...
   Девушка вздрогнула и прижалась к Вале так, что той пришлось переступить, чтобы не упасть. Несмотря на то что подружкин плащ скрыл её почти всю, выглядела она очень и очень растрёпанной. Если не сказать - растерзанной и перепуганной... Лёхин перевёл взгляд на ноги в кроссовках - ноги голые, ещё бы: только неделю назад в городе тихо млело тёплое бабье лето... Вот чёрт... Лёхин "подкрутил" зрение и пригляделся внимательнее. Ноги оказались не только голыми, но и грязными и даже расцарапанными. Вот теперь Лёхин аж похолодел. А правы ли они с Павлом, решив, что Чёрная Охота имеет отношение к частному детективу? Да, чёрная метка на Павле была. И всё-таки... А если Альберт со своими охотничками устроил облаву на Ладу?
   - Лада, - мягко позвал он снова. - Я отвезу тебя в надёжное место и спрячу там, пока не найду Романа.
   - А кто... просил вас найти меня?
   - Это я ей сказала, что вы ищете её и Ромку, - объяснила Валя. - Думала как лучше. А она всё равно упёрлась.
   С такими юными, как Лада, Лёхин говорить не умел. Поэтому решил сказать правду.
   - Дядюшка ваш предложил мне это дело. Мы хорошо знакомы.
   - Я никуда... не поеду.
   Лёхин вытащил мобильник, глянул на время. Почти пять. Оттого и ночная темень на глазах переходит в густо-синий сумрак, который на горизонте высветлен слегка.
   - Ты никуда не хочешь ехать. А я из-за твоих капризов должен терять время? Хорошо. Чего же ты хочешь?
   - Я останусь здесь.
   И в этот момент он понял, как говорить с нею. И - заговорил жёстко и напрямую:
   - Останешься? Ждать чего? Чёрной Охоты? Загонщиков? Или их псин?
   Ладу передёрнуло так, что Валя, обнимавшая её, чуть не упала.
   Через минуту обе сидели в машине.
   48.
   Перед тем как свернуть во двор, машина проехала вдоль дома и вильнула в переулок. Лёхин успел убедиться, что нужное ему с северной стороны окно уже теплится мягким жёлтым светом.
   Олег оставил их у подъезда и повёз Валю на её съёмную квартиру. По тому, как они переглянулись, когда девушка села рядом с водителем, Лёхин мельком решил, что копить Вале на квартиру, возможно, и не придётся.
   Чуть согревшаяся в машине, Лада снова начала дрожать. Лёхин молчал, пока поднимались в лифте, а выйдя, сказал, кивая на свою дверь:
   - Это моя квартира. А нам - сюда.
   Он позвонил, и старушечий голос откликнулся почти сразу:
   - Кто там?
   - Галина Петровна, Алексей это.
   - Господи, случилось что?
   Торопливо открытая дверь заставила Лёхина досадливо поморщиться: бабка Петровна, наверное, думает, что он с вестями о правнуке.
   - Господи-и... - изумлённо протянула соседка, разглядывая дрожащую девушку.
   - Галина Петровна, это Лада - девушка Романа. Вы можете приютить её у себя до завтра? У меня опасно. Это связано с делом вашего внука.
   - Внука? - прошептала девушка.
   - Правнука, - поправила бабка Петровна и деловито скомандовала: - Скидывай кеды свои. Вон лужи какие натекли с них.
   Лада послушно нагнулась развязать шнурки на кроссовках. Бабка Петровна зорко глянула на Лёхина и вышла с ним на лестничную площадку. Лёхин покачал головой и вполголоса объявил:
   - Ничего пока не могу сказать. Только одно: кажется, у Лады тоже дар.
   - О Господи... - снова только и выговорила бабка Петровна.
   - Вы не отпускайте её никуда, - попросил Лёхин и чуть не ляпнул: "Дом-то охраняется от нечистой силы, а вот на улице она беззащитна".
   У себя, перед тем как снова свалиться спать, он успел поставить часы мобильника на полвосьмого.
   Касьянушку, в молитвенном благообразии сложившего ручки и направившегося в спальню спеть хозяину пару колыбельных, перехватили у порога. Елисей орал (шёпотом) так, что перепуганное привидение легко усвоило немудрёную угрозу: шаг Касьянушки за порог спальни - больше ни одного призрака домовой в квартире не допустит. Укоризна остальных привидений: "Из-за тебя и мы персонами нон грата будем!" смутила Касьянушку до слёз и сбивчивых оправданий. После чего его торжественно проводили к "компотеру" и дали посмотреть и послушать службу на Рождество Пресвятой Богородицы.
   Шишик, чуть помятый внезапно повернувшимся хозяином, крякнул и вылез из-под щеки Лёхина. Сны хозяина, хаотичные и многослойные, оказались слишком беспокойными и путаными, чтобы "помпошка" могла ими насытиться. Следовало разобраться в странном переплетении фактов и впечатлений, упорядочить их, чтобы хозяин успокоился и видел только эмоциональные образы, которыми только и кормились Шишики. Факты же были несъедобны - и это "помпошку" раздражало... Косматый шарик, ухватившись на всякий случай за ухо, влез на висок хозяина и нахохлился.
   Дёрганые факты, выхваченные из разных мест и от разных свидетелей, постепенно выстраивались в логическую цепочку.
   У Ромки дар влюблять в себя. Каким-то образом Альберт понял это и устроил грандиозную аферу. Ромка приносил ему тексты любовных баллад. Альберт менял в них буквально слово или фразу. Роман пел компаньонам и компаньонкам, и они тоже становились носителями дара, но - с червоточинкой: благодаря ему, они влюбляли посетителей "Ордена Казановы" в себя и собирали с них дань за эту любовь, сами взамен не давая ничего. Мальчишка ничего не замечал - почти. А потом появилась Лада. С её приходом перестал действовать дар Вали, а несколько мальчиков-красавчиков избили Анатолия. Тоже перестал работать дар? Тогда почему Анатолий, разговаривавший с Ладой, не изменился? Оказался крепче остальных? Или порченный Альбертом дар именно в нём самом вызвал какие-то изменения? Скорее всего. Пока остальные постепенно теряли наведённые чары, он всё глубже проваливался в червоточину. Судя по всему, Диана - тоже.
   На что надеялся Альберт, убирая Ромку с Ладой в Каменный город? Что, разделив влюблённых, он сможет и дальше царствовать в "Ордене Казановы" и руководить Романом? Точнее - его даром? И кто, вообще, такой Альберт, если он сразу увидел нечто в мальчишке и угрозу установленному им порядку - в Ладе? Кто он такой, если ведёт себя в Каменном городе если не владетельным князьком, то явно по-хозяйски? Кощей чёртов...
   Упорядочив главные факты и сформулировав главные вопросы, Шишик со вздохом облегчения снова залез между подушкой и макушкой хозяина и стал смотреть сон: Лёхин и Аня бегут под солнечным дождём... Вкусный сон...
   ... На бордюре, напротив подъезда, сидели три зеленовато-призрачные крысы. Однажды они смогли войти в подъезд, следуя за Лёхиным. Зашли легко. Но сейчас они даже и шагу не пытались сделать: дом упрятан в магическую броню. Люди ходили как обычно, не замечая ничего, разве что какой-то особый покой интуитивно чувствовали в собственных квартирах, но себе его объясняли просто: в дождь, промозглый и затяжной, как на контрасте не увидеть в доме тепла и защиты? Паранормальные существа тоже легко проникали сквозь магическую броню... Призрачные крысы знали: стоит им только дотронуться до невидимой структуры - и любой домовой будет оповещён, что в здание хочет войти нечто враждебное.
   Не глядя друг на друга, сияющие зеленоватым призраки скользнули на газон и сгинули в канализационном колодце. Главное они всё равно узнали: девушка у Лёхина.
   ... Лёхин проснулся за десять минут до звонка. Полежал, не двигаясь и собираясь с мыслями. Да, расследование придётся отложить. Надо сосредоточиться на том, как освободить Романа.
   Полусонные мысли сразу оживились и распрыгались не хуже стада Шишиков. Лёхин с трудом утихомирил их. Вопрос первый. С чего начнём? Протянем от вопроса линию к действию. Итак, представим, что стоим наверху лестницы, ведущей в Каменный город. Уточним: Лёхин надеется, что та лестница, на которой будет стоять, приведёт в некий дворец, замок, терем, или что там ещё может быть, где томится (если томится) Ромка. Итак, Лёхин стоит на первой ступени. Кто его здесь может ожидать? Какая-нибудь челядь дворцовая. На что точно можно рассчитывать - медвежьих "лошадок" точно не будет. Во всяком случае, Лёхин надеялся, что лошадок всё-таки оставляют в конюшне или гонят куда-нибудь в ночное. А вот собачины... Да, феодалы во все времена считали нормальным, что собаки безнаказанно носятся по всему замку. Утешает единственное: вся свора вряд ли окажется в доме. Загонщики тоже вряд ли допускаются в хозяйские апартаменты. Челядь... Челядь... Может, стражники какие. Возвращаемся к Лёхину на первой ступеньке. Кто может стоять рядом? Олег уже согласился. С Вечей надо поговорить. И - позвонить Павлу. Если в Олеге и в Вече Лёхин уверен, то Павел вызывает сомнения. Он и на сбор информации-то с трудом согласился. А после сумасшедшей ночки захочется ли ему снова пускаться во все тяжкие? Один только шанс есть уговорить детектива на убойную экспедицию: меч-то у него отобрали, а ведь оружие - бывший пистолет. Интересно, думал ли Павел о том, что его пистолетом могут воспользоваться наверху, чтобы подставить его?
   С явлением слова "интересно" мысли снова активизировались и выдали на-гора мысль оригинальную, но совершенно не нужную: интересно, а если в Каменный город пригнать машину, во что она превратится - в танк или в боевого слона?
   Мобильник разразился звоном-будильником - приятной в обычное время музычкой, но сейчас - нудной и приставучей.
   - Да встаю, встаю я, - раздражённо пробормотал Лёхин.
   Но сразу не встал. Слишком хорошо было ощущение тёплого солнечного луча на щеке. Пока не прислушался - и снова не услышал уже привычный стук дождя по карнизу вперемешку с торопливой россыпью капель, брошенных ветром в окно.
   Странно. А солнце-то откуда?
   Вот когда встал - тогда и увидел откуда. С подушки на простыню лениво съехал Джучи с зевающей "помпошкой" между ушами. Котяра, съехавши на пригретое хозяином место, тоже зевнул и, устроившись спиной в тёплую подушку, зажмурился.
   Мысли Лёхина, только переключившиеся на поиски оружия, немедленно вскипели и предложили неожиданную идею.
   Лёхин замер и, наверное, с минуту разглядывал кота.
   Хм. Да. Интересно.
   А что произойдёт в Каменном городе с Джучи? Ведь что он собой представляет? Кот. Полудикий зверь, несмотря на определение "домашний". Хищник в расцвете сил. Может, взять с собой? Купить в каком-нибудь зоомагазине поводок для мелких собак, привезти на место - и спуститься по лестницам. Кто будет стоять рядом с Лёхиным на последней площадке? Лёхин попробовал представить - и разулыбался от удовольствия: он с трудом удерживает тяжёлую цепь, натянутую громадным тигром, при виде которого вся челядь Альберта в панике разбегается.
   Джучи бдительно открыл один глаз. Чего это хозяин торчит у кровати и пялится на него, словно впервые видит?
   - Спи, котяра, спи, - тихо сказал Лёхин, погладил его и вместе с уцепившейся за палец "помпошкой" вышел из спальни.
   Оказывается, это только в спальне темно и сумрачно. Начиная с прихожей, квартира сияла и переливалась огнями свечей или обычных лампочек.
   - Зачем? - изумился Лёхин, пока Шишик, уронив нижнюю челюсть до пола (что при его "помпошковости" неудивительно), хлопал глазами на все источники света.
   Еле видный в ярком свете Дормидонт Силыч гордо сказал:
   - Домовой у нас, Лексей Григорьич, с выдумкой и пониманием. Говорит, тёмно-то угнетает, а жить надо. Ещё, грозится, будут тряпки-матерьи цветные развешены, чтоб глаз радовали. Во как!
   Лёхин усмехнулся. "Домовой - у нас?" Но шутить не стал. Привидениям тоже нужен дом и осознание, что они в этом доме свои. Что им пустая квартира по соседству, когда жизнь здесь, у Лёхина, кипит и бурлит, а они полноправные участники всякого действа? Вопрос риторический.
   Но на кухне, уже спокойной приготовившийся к выходу, Лёхин спросил:
   - Елисей, это ты меня так будишь?
   - Догадался, да? - Елисей задумчиво перетирал чашки. - Не высыпаешься ведь, Лексей Григорьич, я ж вижу. Оттого и раздражительный ходишь. Так и заболеть недолго. Как у тебя болячки-то, кстати?
   - Ни одной не чувствую. Спасибо за мазь.
   - Это Лешему-лесовику спасибо. Травы да мёду вовремя принёс... Э-э, Лексей Григорьич, а вот чего поспрошать хочу. Шишик нам, конечно, порассказал по Камень-город много чего любопытного. Да вот Никодим забегал, про Ладу рассказывал. Правда ли, она из Камень-города сбежала?
   - Правда, Елисей. И не просто сбежала, а от Чёрной Охоты.
   - Значит, и Ромушка наш там?
   Лёхин чуть не усмехнулся, но усмешку зажал: "Ишь. Ромка-то уже и Ромушка, и "наш". А ведь неделя только прошла, как их ищу".
   - Там - я думаю. Ты мне, Елисей, вот что скажи. Шишик всем ярмарку в Каменном городе показал?
   - А как же!
   - Вопрос у меня. Люди из нашего мира там были. Почему у меня одежда трансформировалась, изменилась, а у них нет?
   - Так ты ж вошёл, а они явились. - Домовой вдруг испугался и заторопился: - У кого какой дар есть, все по Камень-городу гуляют во сне. А являются в той одёжке, в которой привыкли ходить. А ты пошёл специально. Вот город тебя под себя и приноровил.
   Допивая кофе, Лёхин немного недоумевал: а чего это всполошился Елисей? Пока не сообразил. Домовой сначала объяснил ему, человеку, как объяснил бы кому-то из паранормального народа. А потом испугался, что Лёхин не поймёт и снова обидится, и подобрал объяснение проще.
   49.
   Уже на пороге Лёхин вспомнил, что должен позвонить Егору Васильевичу. Глянул на часы - время есть.
   - Егор Васильевич? Доброе утро!
   - Лёша, наконец-то. Данила сказал, ты вчера в какую-то драку влез.
   - Ничего страшного, Егор Васильевич.
   - Ну и слава Богу. Лёша, как дела? Я тут задумался - хочу всё-таки в милицию обратиться. Кажется мне, зря я тебя впряг в эти поиски. - Старик говорил мягко, словно советуясь, но Лёхин аж потом облился: а если уже обратился?
   - Егор Васильевич, нашёл я Ладу. И спрятал. До завтра. Тут такая история получилась, что ей пока никак нельзя на людях появляться. А до завтра я всё улажу и привезу девушку туда, куда скажете. Или на её квартиру, или к вам. Как решите - в общем.
   Потрясённое молчание старика ощущалось на расстоянии. А когда он заговорил, у него снова появились интонации жёсткого бизнесмена, тактика и стратега.
   - Если нужен кто-то из моих гавриков - звони сразу. И если ещё что-то нужно - не стесняйся. Я тебе это говорил и повторяю сейчас.
   - Спасибо, Егор Васильич. Понадобится помощь - звякну Даниле.
   - Звякай.
   И старик отключился.
   А Елисей задумчиво сказал:
   - И хотелось бы, чтоб помогли, да ведь не пустит их Камень-город, коли таланта в ком не будет.
   - То есть каких-то сверхъестественных способностей?
   - Их, Лексей Григорьич.
   - Тогда - никаких звонков, - решил Лёхин и спохватился: - Елисей, ты говоришь - талант, дар. А как же Павел? Детектив частный?
   - Вспомни, Лексей Григорьич, - назидательно поднял палец домовой, - пожимал детектив сей руку агенту нашему и не прохладу уловил, а холод ощутил. Есть в нём дар, слабенький, но есть.
   "Но рассчитывать я могу всё-таки только на Олега и на Вечу, - вздохнул Лёхин, сбегая по лестницам - лифт для его нетерпения слишком медлителен. - А если они не имеют дара? Пойду один, что ж делать..."
   Насупившийся на серьёзные мысли хозяина, Шишик смотрел с его плеча орлом-молодцом - глазами треугольными из-под сдвинутых бровок.
   Углядев настроение "помпошки", Лёхин задумался о постороннем: "Холодно, а я без шляпы бегаю. Купить, что ли, стетсон какой-нибудь? И Шишику на шляпе интереснее будет!" А потом чуть не рассмеялся: так кому он собрался головной убор покупать - себе или для Шишика?
   Шишик же, уловив мысленный образ, рассерженно протопал по плечу ближе к уху: ну хозяин, ну удумал! А кто ж тебя в ухо пинать будет, не ровён час попадёшь в заваруху?! То-то же! Не надо нам шляп ваших! Себе покупай, а нам не надо!
   На остановке, как по заказу, встретил Вечу. Тот ждал троллейбуса и Лёхину обрадовался. Даже и спрашивать его не пришлось - сам сказал, пальцами расчёсывая на косой пробор слипшиеся от дождя волосы:
   - Завтра с самого утра на дежурство. Хочу съездить продуктов закупить, пока дождь не больно сильный. А то вечером да после работы никуда уже не хочется.
   Они поболтали о том о сём, пока не подошёл Вечин транспорт. Перекивнулись - и Лёхин пошёл на следующую остановку, на мост, где можно сесть на маршрутку до "Ордена Казановы". Проходя мимо места, где он ночью перешёл дорогу и спустился к лестнице в Камень-город, он невольно замедлил шаги. И остановился. Благо позволил мелкий, моросящий дождик. "Следовательно, Веча отпадает. Надежда только на Олега. Как бы узнать, есть ли у него паранормальные способности? А, думать ещё. Подвезёт и, если что, будет ждать в машине. Тоже неплохо..." Он постоял ещё немного, чувствуя неодолимое желание немедленно спуститься к опорам моста и погулять по Каменному городу. Там сейчас ночь. " Хотя бы поискать, в какой стороне находится дворец или что там у них. Логово - в общем", - попробовал убедить себя в деловом настрое Лёхин, сам невольно улыбаясь, и почти побежал к остановке, пытаясь размышлять обо всём сразу, но неизменно соскальзывая мыслями на предстоящую встречу.
   Как и договорились, на этот раз заказывал Лёхин. И - назаказал. Несмотря на плотный завтрак, он набрал столько пирожных, что Аня просто охнула и засмеялась.
   - Тяга к сладкому - первый признак нехватки в организме хрома и ванадия! - торжественно поднял ложку Лёхин. - Эта великая мысль... выловлена сегодня в Интернете!
   Он запнулся, пропуская слово "привидения" и на ходу строя фразу несколько иначе. Аня знала только о Шишике. В свой достаточно странный мир Лёхину хотелось бы её ввести постепенно. Великую же мысль выудил из Интернета Касьянушка, прилепившийся к двум домовым, которые объединились в поиске диет.
   - Ради такой мысли стоило проводить Интернет, - весело заметила Аня. И вздохнула. - Алёша, прости моё любопытство: как с мальчиком и с девушкой? Ничего не слышно?
   - Слышно, - вздохнул Лёхин. - Девушка нашлась. Примерно знаю, где находится Ромка. Но его придётся выручать с боем. Моё сегодняшнее занятие - рекрутирование бойцов в мою личную гвардию. Только плохо - с рекрутами. Маловато добровольцев.
   - Брата возьми, - спокойно предложила Аня. - Он со вчерашнего дня бегает в очень хорошем настроении. А сегодня, несмотря на то что очень мало спал ночью, чувствует себя в отличной форме.
   - Мне, вообще-то, бойцы нужны, Аня, а профессор...
   - Профессор во времена перестройки испробовал много чего, - улыбнулась Аня. - В основном китайской гимнастикой занимался и у-шу. Он даже в Китай ездил посмотреть на монастыри, где бойцов готовили. А потом возил меня в наш монастырь, где жил монах Ратибор - тот, что воевал в составе русского войска во времена нашествия Батыя. Так что, я думаю, он будет рад.
   - Боюсь я его, - признался Лёхин. - И не представляю, как сказать...
   - Я скажу.
   Она снова улыбнулась, и они заговорили о другом.
   "Придёт не придёт, зато вот уж о ком не надо будет думать, сможет ли он войти в Каменный город", - ненужно размышлял Лёхин, глядя вслед троллейбусу, на котором уезжала Аня.
   До вечера ему оставалось выяснить у подвального Бирюка, есть ли у дома с кафе "Орден Казановы" выход в Каменный город; позвонить на всякий случай Павлу, а вдруг он всё-таки решится снова пойти в странное и страшное место? Ну и попробовать найти время для сна... Только подумал о сне - возле уха засопели. Точнее - сопнули. А ещё точнее - икнули... Лёхин вытащил мобильник, приложил к уху - так он придумал разговаривать с Шишиком на улице, чтобы никого не смущать.
   - Алло, на плече! Обожрался? Да? - спросил Лёхин, косясь на "помпошку".
   Шишик снова икнул и сделал умильные-умильные глазки полумесяцем.
   В кафе-кондитерской Аня впервые обратила внимание на зеркальную стену, заставленную яркими коробками с конфетами и печеньем. Спросила у продавщицы, есть ли зефир. И купила роскошную коробку с нежнейшим зефиром.
   - Можно я Шишику твоему дам? А то мы всё время лакомимся...
   - Ага, Шишику зефир, а мне?
   - Шишику два - тебе одного хватит. Ты уже два куска торта съел!
   - Сюда бы кефиру, - мечтательно сказал Лёхин. - Я б и третий умял.
   - У, жора-обжора!
   - Я не жора-обжора, а Лёхин-уплетёхин.
   - Лёхин? Мне нравится.
   И тогда он признался, что друзья именно так его и зовут. А она заявила, что она тоже друг и с сегодняшнего дня зовёт его только так, а не иначе. И они снова улыбнулись друг другу.
   Забытый Шишик сначала кряхтел, стараясь порвать плёнку вокруг коробки с зефиром, потом попытался переместиться вовнутрь, но пространство внутри коробки грозно мерцало: "Чужое!" "Помпошка" психанула и с воплями принялась прыгать вокруг недоступного зефира, купленного, вообще-то, для него!.. Сколько можно улыбаться и пялиться друг на друга! Тут несчастное существо от голода изнывает! Глаза залеплю, хозяин!
   Страшная угроза сработала - и Шишик получил целых два зефира.
   - Наверное, лучше пройти пешком? - размышлял Лёхин в мобильник. - А то вдруг тебя в транспорте стошнит? Да и пройтись спокойно хочется. Погулять.
   На выключенном экране телефона, как в зеркале отразился Шишик, раздувшийся и счастливый.
   - И как в тебя эти зефиры полезли? Ты же сам с зефир.
   "Помпошка" пробормотала что-то похожее на слово "обзавидовался". И снова икнула.
   - Ладно. Ты, главное, не свались. Конец связи, - сказал Лёхин и положил телефон в карман. И - вовремя, потому как телефон от счастья запел "К радости", и пришлось его вынуть и заговорить по-настоящему: - Да, Павел, я тебя слушаю. Привет.
   - Привет, - сказала трубка таким сиплым голосом, что Лёхин поспешно снова глянул на экран мобильника, не ошибся ли он. Но нет. Ему точно звонит частный детектив. В трубке откашлялись, и теперь более узнаваемый голос продолжил: - Я встал только что. На голос внимания не обращай. Слушай, Лёхин, тут такая хрень выходит. Мне ведь без оружия ни туда ни сюдnbsp;а. И что теперь делать?
   - Меч у тебя какой был? Не помнишь? Я понимаю, что темно было и всё такое. Просто я сегодня возвращаюсь в Каменный город, и будет возможность...
   Его прервал вопль такой силы, что, поневоле подслушивающий Шишик сорвался с плеча. Лёхин, резко отведя мобильник от уха, машинально поймал "помпошку". А частный детектив продолжал вопить:
   - Я, блин, из-за этого меча по всему городу ищу, блин, каких-нибудь толкиенистов, блин, или хотя бы ролевиков с мечами! Мне ж с мечом бегать понравилось, хоть и держал его, на ..., всего-ничего, блин! А ты! Тоже мне, блин, друг называется!!
   Лёхин решил подождать, пока вопли по громкости не перейдут в стадию хотя бы просто громкого голоса. И ностальгически покачал головой: неужели этот громогласный скандалист совсем недавно казался истинным джентльменом, да ещё с некоей лукавинкой? Чёрный костюм, ослепительно белая рубашка, сдержанные манеры - весь облик Павла укладывался в характеристику человека, умеющего идеально держать себя в руках, а собеседника - на расстоянии. И на тебе - меч в руках подержал!..
   - Отбушевался? - спросил Лёхин. - Значит, так (он вспомнил домового в квартире Павла и улыбнулся). Звонишь мне в шесть вечера и говоришь точно, идёшь или нет. Если идёшь, подъедешь к "Ордену Казановы". На этот раз идём оттуда. На месте тебя познакомлю с теми, кто ещё будет в нашей компании.
   - Понял, улыбаясь, - сказал Павел - и вдруг почти неслышно засмеялся.
   - Смешинка в рот попала? - с улыбкой же спросил Лёхин.
   - Не, начинаю думать о том, что взять с собой. Догадайся, о чём думаю в первую очередь?
   "Дурака валяешь?" - хотел было спросить Лёхин, но прикинул и усмехнулся:
   - Думаешь, где найти второй пистолет?
   Счастливый вздох в трубку, небрежно брошенное "Пока!" - и Лёхин, стараясь не глядеть в изумлённые глазища Шишика, философски подумал: "Меч в руках превращает современного мужчину в мальчишку - в первые минуты обладания оружием. А потом... Потом мальчишка осознаёт себя мужчиной, понимая это слово уже не просто как следующий этап взросления... Мда, в философы ты точно не годишься".
   50.
   Под моросью он прошёл ещё остановки две, а потом пришлось забежать в продуктовый: как-то внезапно стемнело - и грохнул на уставшую от дождей землю холодный тяжёлый ливень. Кроме Лёхина, в магазин вбежали ещё несколько человек, видимо понадеявшихся на моросящий дождик и не взявших зонта. Продавцы поглядывали на вошедших, но помалкивали. Одна уборщица что-то было заворчала, но дверь магазина открылась в очередной раз, впуская спасающихся от непогоды, - женщина глянула и ахнула:
   - Господи, что на улице творится-то!
   Стоя у витрины, заставленной разноцветными коробками, Лёхин смотрел на бушующую осеннюю бурю и думал: "Что там с тобой, Роман? Сидишь где-нибудь в темнице и уже отчаялся выйти? Или бушуешь, потому что с тобой происходит нечто? Потерпи, парень. Потерпи немного..."
   Он представил, как бабка Петровна стоит у окна, сжимая руки, не зная, то ли ругаться с непутёвым внуком, то ли жалеть его.
   Буря затихла внезапно, словно и не было. Снова заморосил мелкий, паутинно-липкий дождь. Лёхин недоверчиво, как и остальные вышел из магазина. И - снова зашагал вниз. "По времени и накалу страстей похоже, - размышлял Лёхин, - к Роману кто-то вошёл и довёл до бешенства. А может, не разговором - одним своим видом. А ушёл - и мальчишка мгновенно успокоился, вернулся к прежним, невесёлым мыслям".
   Сам погружённый в раздумья, Лёхин едва не отправился напрямую к "Ордену Казановы". Спохватился, благодаря Шишику, привычно стукнувшему по уху.
   К подъезду, где обретался подвальный Бирюк, не пошёл: побоялся, не узнали бы в нём участника позавчерашнего публичного поединка, хоть дело и ночью было. А вышел на задворки кафе, к приметному крыльцу с бетонными скамейками.
   Здесь курил какой-то парнишка. Лёхин его не заинтересовал: подумаешь, ещё один от дождя прячется. Докурил и зашёл в подъезд, чуть придержав за собой дверь: а вдруг Лёхину туда же, только попросить стесняется? Лёхин улыбнулся. Мир всё-таки не без добрых людей.
   - Ну, как мне домовых-то вызвать? - тихонько спросил он Шишика.
   Тот надулся и опал - вздохнул. Но скатился с хозяина на скамейку и с неё стукнулся в стену.
   - Стучать?
   Жёлтые глазища хлопнули веками.
   - А куда?
   Тишина и застывшее, напряжённое вглядывание в глаза человека.
   - В дверь? - Тишина. - В стену? - Моргнул. - В любом месте? - Моргнул.
   "К вопросу о пределах слышимости в паранормальном мире, - теперь вздохнул Лёхин. - Попробуем". И постучал в серый кирпич под доской объявлений. Выпуклые жёлтые глазища косматого шарика словно разбежались в разные стороны. Лёхин сам затаился, глядя на него. Вот как. Кажется, от его пробного стука вибрирующие волны расплылись по достаточно большой площади здания, и Шишик их видит!.. Интересно, а домовые его стук услышат или увидят?
   - Стучат тут всякие, - проворчали высоко над головой. Лёхин только успел глаза поднять, а там уж удивились: - Ишь, со смыслом стучат! Чего надо-то, добр человек?
   Лёхин открыл рот сказать "Здрасьте" - не успел. Снизу объявили:
   - Да это ж Лексей Григорьич. Небось, к Сверчку явился.
   - Не-е, он Бирюка ищет, подвального, - сказали сбоку, и Лёхин едва успел заметить пышную бородищу, утянувшуюся в щель между дверью и косяком. - Сейчас сбегаем, кликнем.
   - Дедушки! - взмолился Лёхин. - Не надо никого кликать! Вы мне скажите - где он. Сам дойду.
   - А, тогда у нижнего подъезда найдёшь. Там Зеркальщика с дороги тянут.
   - Спасибо!
   - А на здоровье!
   Снова раскрыв зонт, Лёхин поспешил к концу дома. Дорога здесь и впрямь ощутимо шла вниз, так что он сразу сообразил, о чём говорили домовые. При воспоминании о Зеркальщике его передёрнуло от брезгливости: жутковатая сущность - огромная труба с тонкой кожей, словно набитая легчайшим желе, от которого трясётся при движении. Питается человеческим эмоциональным негативом, а созревая, лопается где ни попадя, вызывая взрыв ненависти и злобы среди людей. Пакостник тот ещё.
   Здешний Зеркальщик лежал на газоне, искренне не понимая, чего от него хотят. Компания озверевших домовых и подвальных пыталась выкатить его в сторону дороги. Но как катить по земле воздушный шар-сосиску, по чьей-то прихоти наполненный водой?
   - В тополиную аллейку хотим вывести, - тяжело отдуваясь, сказал Бирюк. - Там по нынешней непогоде - грязи! Никто и не ходит. Вот и лежать бы там ему, никому не мешая.
   Лёхин хорошенько осмотрел двухметровую "сосиску", шириной где-то с водосточную трубу, и, сомневаясь, спросил:
   - А он не созрел ещё? Вдруг лопнет на всех этих камнях да на мусоре?
   - А что делать? Не оставлять же здесь? Это ж лихо какое страшное! Нельзя ему рядом с человеческим жильём. Ох, нельзя...
   И времени жалко. Лёхин мысленно поплевал на ладони и, оставив зонт на попечении Сверчка, взялся за конец Зеркальщика - тот, что ближе к дороге. Стараясь не слишком кривиться, чувствуя в руках тёплую аморфную массу, он осторожно потащил "сосиску" с газона. Бирюк и ещё какой-то подвальный сообразили приподнять другой конец Зеркальщика, чтобы подстраховать на предмет невредимости. Кажется, Лёхин тащил "сосиску" с головы, так как именно отсюда доносилось недоумённое и даже обеспокоенное бульканье.
   Бережно и даже нежно Зеркальщика уложили на середину тропы в тополиной аллее, в самую грязь. "Сосиска" с недоумением побулькала ещё немного, а затем тяжело осела, расслабилась. Кажется, здесь ей понравилось.
   - Грязь к грязи, - вздохнул Бирюк.
   - И что теперь с ним будет? - спросил Лёхин.
   - Да что обычно, коли не пережрёт! Переварит, что набрал, потом опять к дому полезет. Мы уж его который раз за неделю таскаем. Углядеть вовремя - так ещё ничего, жить можно... А тут... Жрёт и жрёт, откуда только берёт? Вроде и народ домашний не больно ругливый в последнее время. Разве что это вот кафе непотребство творит. А ты, Лексей Григорьич, опять по делу, что ли?
   - По делу, Бирюк. Где бы поговорить нам?
   - А вон, ещё ниже, сушилка бельевая а за ней скамейка под "грибком". "Грибок" тот от детского садика остался, а местные наши ребятишки приспособили его над скамейкой - хороший уголок для компаний.
   - Одобряешь, что собираются там? - удивился Лёхин, прихватывая двух подвальных и Сверчка под мышку.
   - Дык, под приглядом - вот что ценно.
   Скамейка под "грибком" оказалась местом уютным и сухим. Лёхин оставил на одной половине паранормальный народ, сел рядом сам.
   - Информация к размышлению: следы Ромки привели в Каменный город. Вопрос: есть ли выход в Каменный город из кафе?
   Сверчок, как и Лёхин, уставился на подвальных. А подвальные переглянулись, и Бирюк покачал головой:
   - Как обухом ты нас, Лексей Григорьич, по темечку. С чего ты решил, что с кафе есть ход в Камень-город?
   - Должен быть. И Роман, и Лада были несколько минут в зале, а потом пропали из него, но никто не видел, как они вышли.
   - Нет. Не может быть такого, Лексей Григорьич.
   - Так. Стоп. Бирюк, мне свои домовые сказали, что в Каменный город вам, домовым и подвальным, попасть нельзя. Сверчок, это так?
   - Так, Лексей Григорьич.
   - Бирюк, есть ли в кафе место, которое для тебя под запретом?
   Подвальный задумался, а Лёхин, перебирая всё, что слышал об "Ордене Казановы" и что видел в нём, вдруг вспомнил.
   - Вот что, Бирюк. На другой стороне от входной двери в кафе - два коридора. Один ведёт к служебным помещениям и к туалетам. Другой заканчивается двумя... мм... скажем так, ветками. Один из боковых коридоров ведёт в тупик. Бирюк, что скажешь о тупике?
   Подвальный отчаянно свёл густые брови.
   - Что скажу, что скажу!..
   И замер. И Сверчок замер, глядя на него.
   А второй подвальный тихонько спросил:
   - Бирюк, слышь? А не тот ли это коридор...
   Тут Лёхин припомнил ещё кое-что и задумчиво сказал:
   - А интересно... Не было ли раньше на месте этого дома реки?
   - При чём тут река? - озадачился Сверчок.
   - Знаю два выхода в Каменный город. Оба - под мостами.
   - ... А уж сыро там завсегда было, - пробормотал Бирюк, явно витая мыслями в заданном месте. - И плесень... Да, там ещё узор выложен из цветных паркетин, а угол от плесени аж махрится, как будто мох там растёт... И дверь забитая...
   - Нет там никакой двери!
   - Есть, Лексей Григорьич. Залепили её блестяшками вместо обоев, вот и не видать. А дверь там завсегда была, да. Старый подвальный Сысой тоже говаривал: мол, не пускат та дверь ни за какие коврижки, да и не надоть. А подземная река - да, было дело, тоже балакали. Но ведь далеко вниз ушла!..
   Измученный воспоминаниями, Бирюк словно листал собственную память. Прислушиваясь к его речи, Лёхин сам вспомнил, что его дом стоит на обмелевшей подземной реке, о чём ему сообщил как-то Ерошка, дух болотный. А если под городом система сообщающихся между собой ходов-выходов из Каменного города? Только преграда, наверняка ментальной природы, не даёт путешествовать из верхнего города в нижний паранормальному народу и людям вообще без параспособностей... Хотя Лёхин слышал когда-то, что людей таких нет: способности есть у всех - только у одних спят дремучим сном, а у других активны в разной степени... Ладно, хватит. Увело уже, куда не надо. А надо...
   Лёхин поднял голову. Домовой и подвальные, только что втолковывавшие друг дружке тайны земли, на которой дом стоит, проследили его взгляд.
   - Глупые мысли какие-то лезут, - пробормотал Лёхин. - Бирюк, а не считая того, что тебя крысы гнали из подвала, нет впечатления, что в последний месяц тебе трудно стало бегать по коридорам? Ну, например, не бывало впечатления, что подвал стал совсем чужим?
   - Страсти какие говоришь, Лексей Григорьич, - тихонько сказал Сверчок.
   - ... И я никак в гости зайти не мог, - эхом откликнулся второй подвальный. - Выстукиваешь, выстукиваешь по стене, ан не слышит. Пока сам не выйдет - не дозовёшься, а, Бирюк? Такое ведь тоже было. А раньше стукнешь - уже бежишь.
   - Они впустили Камень-город в подвал?! - слепой взгляд в точку - качал головой Бирюк. - А меня, значит, кошка держала, пока не окотилась. Вон что... Кошки ведь и там. И здесь безнаказанно бегают... Ох ты...
   - Потом напереживаешься, Бирюк, - невежливо перебил Лёхин. - Ты мне лучше объясни, где дверь тайная находится.
   Подвальный моргнул, приходя в себя, и объяснил.
   51.
   За полчаса до выхода из дома Лёхину позвонили. Номер высветился незнакомый.
   - Я с телефона жены звоню, - неторопливо сказал очень спокойный голос. - Леонид это. Добрый вечер.
   У Лёхина на сердце отлегло. А то... распрыгалось, понимаешь...
   - Добрый вечер, Леонид.
   - Дело у меня, Алексей, тут такое... Жена говорит - позвони и позвони. В общем, как у тебя дела? Помощь не нужна?
   - Смотря какая. - Леонид осторожничал - и Лёхин осторожничал. И вдруг - сообразил. - Слушай Леонид, давай напрямую: с чего жена твоя (он напрягся и вспомнил), Люда, решила, чтоб ты обязательно позвонил? Давай только без этих, как ты сам говорил, танцев-шманцев.
   - Да сон опять, - теперь уже легко сказал Леонид. - И в прошлый раз сон, и в этот. Видел я, как ты и ещё один - во сне его Пашкой звали - сначала по каменному полю шли, потом с собачьей сворой дрались. И ещё с кем-то.
   - И что из этого?
   - Я так понял - продолжение следует? Бой-то не закончен ваш. Я завтра выходной. Куда приходить, если что, и собак брать ли?
   - Леонид, ты понимаешь, что сон сном, а убить могут реально?
   - Понимаю.
   - Хорошо. Тогда так...
   Лёхин придумал такой план: Павлу три тысячи в зубы на вход - и он называет охране имя одной из компаньонок (Валя подскажет свободную девушку), он уже был в кафе, охрана мельком его запомнила, а то, что мальчики-красавчики его куда-то тащили, охрана наверняка ни сном ни духом; Олег идёт в кафе как человек, завернувший перекусить, обычным посетителем. Ну, у Лёхина причина законная - Диана. Затем двое из них по одному исчезают в тупиковом коридоре, ищут нужную дверь. А Лёхин тем временем идёт в коридор с туалетом, открывает окно, впуская профессора (уже созвонились) и Леонида. И теперь они уже втроём присоединяются к двоим, открывают дверь в Каменный город, а там... Там - как Господь на душу положит.
   План не идеальный - понимал Лёхин. Мало того - поверхностный. Но большего придумать не мог. К его удивлению, с планом согласились и остальные без споров и возражений. Понадеялись, что он единственный в курсе всего, потому и согласились?
   "Домочадцы" провожали Лёхина толпой. Заставили присесть на дорожку. Глеб Семёнович и Линь Тай чуть не плакали: драка грандиозная намечается - и без них! Слёзно умоляли взять с собой: а вдруг по дороге какого-нибудь алкаша найдут да в его теле в Камень-город проникнут? Лёхин возражал: а если на пороге между городами выкинет призраков из человеческого тела, что ему, Лёхину, тогда делать с бедолагой, очнувшимся в странном и страшном месте?
   Касьянушка беспокоился, хорошо ли "пояс военный" на Лёхине застёгнут. Елисей норовил из этого пояса что-нибудь вынуть да сунуть вместо оного сухарик: "Камень-город же! Вдруг из хлебушка засушенного каравай явится! Голодными хоть сидеть не будете!" Дормидонт Силыч бубнил, чтоб Лёхин не зевал: "Где воинская наука впрок не идёт - хитростью брать надо!"
   Лёхин пытался сосредоточиться на плане - "домочадцы" заморочили голову напрочь, тупел в собственных глазах. Выдержки не хватило - взмолился:
   - Ну хоть перед дорогой помолчим!
   И все торжественно замолчали. Правда, секунды через две квакнул Касьянушка - открыл-таки рот, а Дормидонт Силыч и шлёпнул по губам. Купца, грубияна и рассказчика развратных анекдотов, Касьянушка боялся. Поэтому сделал благостное лицо многотерпеливца, возведя очи к небесам.
   В общем, Лёхин понял: досиди он эту минуту - точно взорвётся. И - пулей вылетел за дверь!
   На остановке его, обозлённого, мокрого (зонт забыл второпях!), дожидался Олег. При виде распахнутой дверцы Лёхин содрал с себя плащ и юркнул в машину. Скомканный плащ он некоторое время угрюмо держал в руках, пока Олег, посмеиваясь, не предложил:
   - Разверни да брось назад! Хоть немного да просохнет.
   Они уже проскочили памятный поворот у моста, когда по рукаву Лёхиного свитера скатился Шишик. Его выпученные глазёнки хищно таращились куда-то наверх. Лёхин глянул, и у него сердце замерло. А Олег гордо сказал:
   - Специально для Шишика купил!
   И Лёхин - заржал, громко и неприлично. Душа не выдержала.
   Под потолком машины болталась подвеска со множеством "качелей" в виде колец, треугольников, ромбов. Все они висели на отдельных тесёмках и нервно подпрыгивали.
   Отхохотавшись, Лёхин принялся перечислять все сегодняшние раздражители ошарашенному его реакцией Олегу, а "помпошка" - счастливая! - кажется, на всех качелях решила укататься до тумана в глазах.
   Олег в ситуацию вник и теперь смеялся сам, поскольку Лёхин успокоился и уже с улыбкой расписывал картину "Прощание с домочадцами".
   До кафе осталось совсем немного, когда Шишик упал на колени Лёхина. Один глаз бессмысленно плавал в космах наверху. Другой - наверное, потерялся где-то внизу. Лёхин вздохнул, надел плащ и сунул "помпошку" в карман.
   Как и договаривались, Олег свернул в арку и остановил машину напротив первого подъезда. Но ещё раньше Лёхин заметил, что внизу, рядом с кафе, что-то уж больно много народу. И машины - кажется, мигалки и "скорой", и милиции промелькнули. А на задворках - обнаружили Олег и Лёхин - народ явно из дома группками стоит и что-то заинтересованно обсуждает, несмотря на дождь.
   Выяснилось, что Олег притормозил аккурат за машиной Соболева, в которой, кроме профессора, сидел и Павел. Судя по всему, они неплохо столковались. Во всяком случае, профессор называл детектива по имени и не возражал против "ты" с его стороны - хотя Павел и продолжал величать его по имени-отчеству.
   Наскоро Лёхин познакомил их с Олегом.
   - Что происходит в кафе?
   - Сами в непонятках, - вздохнул Павел. - Жильцы говорят разное. Одно только повторяют абсолютно все: в кафе несколько трупов, а хозяина не могут нигде найти.
   - Весело, - пробормотал Лёхин. - Значит, отсюда нам в Каменный город не попасть, блинчики-оладушки. Подождите немного. Может, попробую информацию из первых рук получить.
   Он еле успел выйти из арки, как от толпы у кафе к нему побежала фигурка на высоких каблуках, в длинном плаще с капюшоном.
   - Алёша!
   Шишик пробурчал что-то недоброжелательное и утоп в кармане.
   В дождливых сумерках лицо Дианы почему-то казалось скульптурно-прекрасным. Лёхин быстро перешёл на тонкий уровень зрения - ни одной крысы вокруг неё! А когда девушка подбежала, он сообразил, почему её лицо кажется скульптурным. Даже бег не оживил застывших черт. Изумлённый Лёхин мог поклясться, что Диана сейчас такая же сонная, как Валя недавно. Значит, он прав? Значит, все компаньоны и компаньонки находились под сильнейшими чарами?
   - Что случилось, Диана?
   - Такой ужас, Алёша! Нас всех почему-то посчитали наркоманами. И милиция, и врачи. - Девушка говорила тонким, монотонно-капризным голосом, каким иногда говорят заболевшие, с высокой температурой дети. И как капризный больной ребёнок, она держалась за его руку - может, в поисках уверенности?
   - Ну а сейчас уже не считают?
   - Конечно, нет! Альберт нам даже курить запрещал - не то что наркотики.
   - А почему они вообще приехали? Что случилось в кафе, Диана?
   - Кто-то из подсобных рабочих нашёл в служебке трупы. Как это страшно! Альберта не было, и он вызвал милицию! А сейчас собрали всех компаньонов и почему-то сразу решили, что мы наркоманы.
   - Потому что все выглядят сонными? - задумчиво подсказал Лёхин. - А компаньонов собрали почему? Потому что трупы в служебке? - и вдруг сообразил: - Диана, это кто-то из ваших?
   - Да, это наши, - она, не глядя, убрала ладонь с его руки. - Я так устала. И мне... как-то пусто. А всё время хочу спать... А? - встрепенулась она, словно услышав вопрос. - Да, это те четверо, с которыми подрался Анатолий. Помнишь, ты звонил?
   - Помню, - выговорил ошеломлённый Лёхин. Четверо?!
   - Их убили страшно. Говорят, крови очень много. Нас уже отпустили, но предупредили, что завтра с утра всех на допросы... А если в университете узнают, что мы в уголовном деле замешаны...
   Она произнесла это всё с той же, почти монотонной, безразлично-вопросительной интонацией, словно не отвечала на вопрос, не разговаривала с собеседником, а размышляла вслух. А потом словно потухла и, сгорбившись, пошла на остановку. Лёхин успел догнать её и задать важный вопрос - очень важный, хотя сообразил только что.
   - Вас всех вызывали? Анатолий тоже здесь?
   - Анатолий? - удивилась она наконец. И Лёхин мог бы поклясться, что следующая её фраза прозвучит так: "А кто это?" Но нет. - Странно, что ты спросил. Нас тоже спрашивали о нём.
   - И что? Никто не знает?
   - А зачем? Зачем нам знать?
   Она снова зашагала к остановке, но вдруг остановилась.
   - У нас был Роман. Ромка. Он здорово пел под гитару. Послушаешь - и снятся странные, красивые сны. А когда его песни запел Анатолий - это даже выглядело глупым. Я ему однажды сказала, а он обозлился... - Она снова отвернулась к остановке и забормотала, раз за разом зевая: - Ну да... Я и сказала... потому что знала - он ... обозлится. Глупо всё.
   Чтобы слышать её, Лёхин торопился следом, а она как будто знала: подъехала "маршрутка", девушка дождалась, пока все выйдут. Придержала дверь и, обернувшись, сказала ясно:
   - Я всегда знала, что "Орден" будет существовать, пока в нём поёт Ромка.
   Возвращаясь на задворки кафе, Лёхин мечтал о паре таблеток от головной боли. Четыре трупа, пропавший Анатолий, пропавший же хозяин, пифия Диана со своим трагическим заявлением о Ромке, в кафе не попасть ни через парадный вход - там милиция, ни через подсобные помещения - не на глазах же десятков взволнованных жильцов! Да и смысл теперь попадать туда? Внутри, небось, обыски вовсю... Придётся всей компанией ехать либо к заливу, либо к мосту возле дома. А Лёхин так надеялся, что кафе напрямую связано ходом с логовом Альберта, который - Лёхин уверен на все сто - убегая, прихватил с собой Анатолия.
   Пока он отсутствовал, появился Леонид. Не один - с собаками, как однажды и предположил Лёхин. Именно доберманы в отсутствие Лёхина познакомили своего хозяина с честной компанией: когда Леонид прибыл на место, псы радостно потянули его к Олегу. Олег бы, может, и не узнал доберманов, тем более на поводке и при хозяине, если б Лёхин не рассказал о них по дороге к кафе. Собакам Олег обрадовался. Ещё больше обрадовался, убедившись, что псины нашли-таки дом... И даже профессор принялся вглядываться в них задумчиво, хотя вроде и не должен был их помнить. Может быть, принялся потому, что оказался вторым, кого подошли обнюхать псы.
   - И что теперь делать? - беспомощно спросил Лёхин, отчитавшись о встрече с Дианой.
   - Если Лада убегала от загонщиков, вряд ли это было в городе, - сказал Павел. - Нам придётся ехать к мосту в твоём микрорайоне, потому что он даёт выход прямо в Каменный город.
   - Едем, - нетерпеливо предложил Олег. - Леонид, собаки в машину пойдут?
   - Сейчас узнаем.
   Лёхин и слова сказать не успел, как все быстро рассредоточились по машинам. Всё ещё сомневаясь, он тоже шагнул к машине.
   - Уф-ф, успел-таки... Лексей Григорьич! Лексей Григорьич! Не уезжай!!
   52.
   Оглянувшись, Лёхин присел перед Бирюком, подпрыгивавшим на бордюре. Подвальный выглядел неимоверно грязным и усталым.
   - Что случилось, Бирюк?
   - Дай отдышаться, Лексей Григорьич!.. О-ох... Думал, уж уедешь.
   Пока подвальный усмирял дыхание, Лёхин поднялся с корточек и заглянул в машину за зонтом.
   - А-а...
   Почти квадратные, потрясённые глаза Олега сначала даже испугали. Но и Леонид выглядел изумлённым. Лёхин только хотел спросил, что это с ними, как Олег смог выговорить:
   - Лёхин а ты куда пропал? Только что был, раз - и нет.
   - Да так, погулять вышел, - отшутился Лёхин, сообразив, что удивление вызвало его приседание на корточки.
   Он снова присел, раскрыв зонт над собой и Бирюком. Свесившись из кармана плаща, проскрипел благожелательно Шишик.
   - Ты, Лексей Григорьич, со своими товарищами иди на ту скамейку где вчерась балакали. Нашли мы тебе вожатого до Камень-города. Там и дожидается.
   - Да мы и так собирались...
   - Лексей Григорьич, он вас к ходу от кафе этого злосчастного выведет.
   - Ага... Так, - проговорил Лёхин, соображая. - Спасибо, Бирюк.
   - Не за что пока. Это я тебе спасибо говорить буду, как в родной подвал вернусь.
   - Подожди здесь, под зонтом. Я объясню народу ситуацию, и пойдём к скамейке по одному, чтобы не привлекать внимания.
   - И хорошо, Лексей Григорьич, что по одному. Только поскорее бы. Долго ждать вожатый ждать не будет. Не любит он к нам, на поверхность, выходить.
   Последних слов Бирюка Лёхин не дослушал: сбегал к машине Павла, показал, куда идти, потом Олегу и Леониду. Взглянув на доберманов, он было обеспокоился, смогут ли собаки перейти невидимую границу между привычным миром и территорией Каменного города. Потом вспомнил, как дома, у Леонида, к псинам подбежал домовой и они потянулись к нему обнюхать. И - успокоился.
   Прихватив зонт и подвального, Лёхин поспешил к скамейке. Интересно, что за вожатого нашёл Бирюк? В его мире много любопытнейших личностей. Вожатый этот наверняка из таких.
   Сначала показалось - на скамейке вырос тонконогий, с узкой, колокольчиком, шляпой гриб. Привычный к виду Леших-палисадничих, Лёхин решил, что вожатый похож на них. Хорошо, Бирюк с локтя предупредил:
   - Меня, грязного, взял на руки и не побрезговал - хорошо. С Мокричником так не делай. Не любит. Да и не всякий его вида выдержит.
   - А почему Мокричник? - за несколько шагов до скамейки шёпотом спросил Лёхин. - У воды живёт?
   - Не только. Он мокриц пасёт, пиявок прикармливает. Ты с ним много не разговаривай - не любит.
   Лёхин хотел спросить - чего ещё не любит Мокричник. Не успел. Подошли к скамейке. Из вежливости Лёхин присел - и с трудом удержал приветливое выражение лица. Он привык, что у паранормального народца лица почти человеческие. А сейчас на него взглянула из-под шляпы натуральная пиявка.
   - Добрый вечер.
   Тускло блеснули маленькие чёрные глаза, на сплошь ровной поверхности возможного мелкочешуйчатого лица прорезалась поперечная линия. Наверное, рот.
   Не успел Лёхин ни чего подумать, ни спросить чего, как Мокричник спрыгнул со скамьи. Так мальчишки на речке или на пруду прыгают в воду - "солдатиком". Лёхин дёрнулся - ой, упадёт! Но Мокричник, держась прямо и жёстко, зашагал к забору позади скамейки. И невообразимо стремительным движением нырнул под нижнюю перекладину - и пропал.
   - Шагай, Лексей Григорьич, - донёсся со скамейки шёпот подвального. - И не боись: я тоже пойду с вами до хода-то.
   Пока до Лёхина дошло, что пора переходить на другой уровень зрения, к нему подошли Олег и Леонид с доберманами. Псы с интересом обнюхали Бирюка (тот не возражал), брезгливо чихнули над следом Мокричника и свели глаза к носу, разглядывая оседлавших их Шишиков. Те сидели на собаках тоже не просто так, а качались в стороны, изучая то один, то другой глаз ездовых животных.
   За забором, который, как оказалось, был фрагментом и его легко обошли, ютились остатки деткой веранды - полупроваленный пол, куда и поспешил Мокричник. Он спрыгнул с одной раздавленной доски на другую, затем на землю. Потом гриб-пиявка обернулся. Снова под малюсенькими, туповато-блестящими глазёнками появилась ротовая прорезь. Прорезь росла, пока Мокричник явно дожидался сбора всей честной компании. Лёхин себя слишком брезгливым не считал, но когда из угла ротового отверстия полезла белёсая струйка слюны... Внезапно Мокричник нежно прочирикал длинную фразу и, будто подрезанный, сел на землю.
   - Он говорит - дошли, - сам удивлённый, сказал Бирюк. - Лексей Григорьич, дальше я не ходок. Вам нужно поднять вот эту доску, но держась только за этот край, который ближе к нам.
   - Странное требование, - удивился Лёхин и посветил на доску.
   Остальные поняли, что он разговаривает с кем-то из паранормальных, и терпеливо ждали.
   Не убирая пара-зрения, Лёхин взялся за доску и осторожно приподнял её. Пока один край оставался на земле, доска поднималась легко, но едва он поднял её над землёй, она хоть и поддалась, но налилась тяжестью. И чем выше он поднимал, тем тяжелее доска становилась. И край - тот, что на земле, - удлинялся.
   "Открываю дверь подземного хода!", - понял Лёхин, и его прошибло холодным потом, когда он отвалил до конца тяжеленную дверь и увидел ступени вниз.
   Снова что-то нежно прощебетал Мокричник, утёр слюну и куда-то ускакал.
   - Дальше вы сами, - перевёл подвальный. - Дойдёте ли, Лексей Григорьич?
   - Дойдём, Бирюк. А дверь за собой закрыть?
   - Лучше закрыть. Другого человека от неё оттолкнёт, но не ровён час такой, как ты, объявится? Провалится да сгинет.
   - Ладно, сделаем. Счастливо оставаться!
   - Прощевай, Лексей Григорьич! Скатертью ваша дорожка, ровной да гладкой!
   Лёхин оглядел добровольцев.
   - Кто-нибудь видит вход?
   - Я вижу, - сказал Соболев неуверенно. - Лестница вниз. Да?
   - Хорошо. Тогда идите первым и встречайте остальных. Мне велено дверь закрыть, чтоб беды не случилось.
   Профессор шагнул на видимую компании землю - и его ступня словно исчезла в воде. Перенёс другую ногу. Доберманы шумно вздохнули: Соболев исчез полностью.
   - Забавное впечатление, - донёсся его голос издалека, будто из-за приоткрытой двери. - Кто следующий?
   Как и предполагал Лёхин, следующим оказался Павел. Леонида потянули доберманы. Больше всего Лёхин боялся за Олега. Но тот, глубоко вздохнув, тоже шагнул и пропал. Оглядевшись - никто не видел? - Лёхин встал на ступеньку и осторожно потянул дверь на себя.
   По первой лестнице никто без него не спустился.
   - Хоть какое-то оружие взяли все?
   Озабоченно покивали. Один Павел расплылся в счастливой улыбке. Ну, с этим всё ясно. Упрямый.
   - Лучше вынуть и держать в руках, - посоветовал Лёхин. Заранее предупреждать не хотелось. И не только из-за эффекта неожиданности. Пусть насладятся, какими увидит их Каменный город. И даже Павел его понял - ухмыльнулся, довольный.
   И - побежали. Павел - впереди всех.
   Третья лестница - торжествующий вопль, оборванный на полуслове. Павел. Обзавёлся экипировкой. Остальные, изумлённо поглазев на него, сообразили-таки глянуть на себя. Короткий свист, смущённое покашливание, довольное "Ха!" - кажется, никто не возражал против личных метаморфоз.
   Сам Лёхин выглядел, как и в прошлый раз, только плащ покороче (Шишик немедленно завис на аграфе легкомысленной пушистой помпошкой), жилет уже не кольчужный, а настоящий доспех; к наручам и ножам в сапогах добавились металлические звёздочки и, как ни странно, кнут. Верёвку сунул Елисей: "Вдруг как лазать придётся? Пригодится!"
   Оглядев воинство, Лёхин понял, что Каменный город не только увидел своё в непрошеных гостях, но и выявил суть каждого: Павел казался весьма довольным одеянием воина - возможно, странствующего наёмника (Лёхин невольно усмехнулся: ну и начитался же я всякого!); скромный по жизни Олег превратился в воина-монаха; уверенный в себе Леонид - нечто среднее между ними. Незаметный же, сдержанный профессор внезапно сразу вызвал к себе почтительное внимание: он словно расправил плечи под длинным тяжёлым плащом, край которого слева слегка приподнимал кончик ножен; какое уж под плащом пряталось одеяние - сказать трудно, но сам плащ тоже вызывал почтение: чувствовалось в нём что-то богатое...
   - Охренеть!.. - восхищённо сказал Павел, недавно по-свойски болтавший с Соболевым. - А корону тебе, Дмитрий Витальич, на последней лестнице преподнесут?
   "Значит, не один я вижу в нём "его императорское величество"!" - ухмыльнулся и Лёхин, разглядывая смущённую физиономию Соболева.
   Леонид тем временем подошёл к следующей лестнице.
   - Там поворот - и ещё одна.
   - А может, и не одна. Отсюда не видать, - заметил Олег.
   - Предположительно, мы сейчас должны выйти к какому-то большому дому, где Альберт держит Романа, - сказал Лёхин. - Или сразу войти в него. Склоняюсь ко второму. Смысл делать ход из кафе, если не попадаешь к себе сразу...
   - Ты уверен, что Роман жив?
   - А смысл убивать? Альберт его и сейчас может использовать по полной. Ведь что требуется от Ромки? Только петь. Я тут покумекал и сообразил - схема простая: он поёт, наделяя будущих компаньонов привлекательностью и обаянием; Альберт же добавляет в его песни слова, которые делают ребят и девушек не способными на ответное чувство - и меркантильными. Когда Ромка начал понимать, что в кафе происходит странное и, возможно, он виной тому, он поругался с Альбертом и тот пошёл на попятный: Ромкиных песен он не трогал, но те же песни, им подкорректированные, стал петь Анатолий. Но... Силы у Анатолия маловато без Ромки. Четверо ребят-компаньонов, судя по всему, очнулись одними из первых, а когда стали соображать, что к чему, избили Анатолия. Их-то сегодня и убили. Подозреваю - Анатолий. Мало того что у него ничего не получается, так ещё и крысы жизнь забирают... Вот и взбесился... Ну, всё? Успокоились? Привыкли к себе? Идём дальше.
   - Совсем озверели они там, в своём кафе, - сердито проворчал Павел, сбегая по ступеням рядом.
   - Как сказать! - откликнулся Леонид. - Разве остановишь, когда богатство в руки само плывёт? Человек - утроба ненасытная, - заключил он философски.
   Два добермана бежали по бокам от него. Лёхин всё оглядывался на них. Всё казалось, шерсть на них загустела, посветлела.
   - Ого! - сказал Павел.
   Они пробежали следующую площадку. Последняя лестница, похоже, спускала на крышу самой настоящей башни с зубцами и бойницами.
   - Вот это да! - ахнул Олег, сияя от восторга, когда всё войско поспрыгивало с лестницы на башню.
   И все уставились на Леонида. Точнее - на собак возле него.
   Леонид сначала не понял - псы сидели чуть позади. Оглянулся.
   Два огромных белых волка с шипастыми ошейниками преданно уставились на хозяина. Леонид нерешительно потрогал косматые холки и сказал:
   - Вот блин, а?
   И все с ним согласились.
   53.
   С башни вниз вела узкая лестница. Но прежде чем спуститься, они быстро обошли площадку и в конце концов встали около Соболева.
   - Мда, вид интересный, - озадаченно сказал Олег.
   Кроме башни под ногами, существовали ещё три по углам основного здания. Насколько удалось рассмотреть, само здание высилось на четыре этажа - считали по окнам. Плюс к этим этажам высокие потолки. А значит, стояли воинственные путешественники на высоте этажа пятого. Учитывая крышу, возможно, и шестого. Ко всему прочему замок обнесён каменными стенами, образующими достаточно просторный, по-утреннему пустынный двор с хозяйственными пристроями.
   Разглядывающий двор вцепившись в башенные зубцы, Леонид усмешливо спросил:
   - Мы... вот это всё... завоёвывать будем?
   - А я б не отказался от такого загородного домика! - хохотнул Павел.
   - Хохмачи... Наша сверхзадача - Ромку отсюда вытащить.
   - Интересно. Для начала неплохо бы найти его. А как?
   - Как-как! Тщательный обыск каждого помещения! Если мешать не будут - недельки за две закончим.
   - А чего только за две?
   - А винные погреба? Пока каждый бочонок не отдегустирую - ни за что не выйду.
   "Адреналин! - понял Лёхин. - Небось, каждого трясёт и колотит, как меня". Кроме, наверное, профессора. Тот, спокойный, с тенью улыбки, стоял около Леонида, и оба белых волка неплохо вписывались в портрет императора.
   - Лёхин, с чего начнём?
   - Надеюсь, слишком массовых потасовок не предвидится. Мне сказали: можно попасть в Каменный город, если город позовёт. А вчера я убедился, что может быть и обратная связь. Профессор, можно попросить вашего Шишика?
   Пока Соболев оглядывал себя в поисках "помпошки", Лёхин снял Профи с его плеча и теперь в руках держал двоих.
   - Мне нужно минуты две, после чего, я думаю, мы напрямую пойдём к Ромке.
   Лёхин сел на первую ступеньку узкой лестницы, закрыл глаза и вызвал в памяти гитарный аккорд.
   - "Вот город теней..."
   Тишина. Внизу - редкий человеческий разговор, цокот лошадиных копыт по брусчатке двора... Затаив дыхание, Лёхин снова "услышал" гитару и свой голос. И снова - вслух:
   - "В нём реки дорог. Бегом по асфальту... Эхо шагов..."
   Мгновенно облился потом, когда промелькнуло перед закрытыми глазами: Ромка резко поднял голову.
   - Ну же, помогай... "Вот сумрачный дом - высокий порог..."
   - "... А входишь - пусто... Игры богов..."
   От Романова шёпота Лёхин содрогнулся, а его товарищи вздрогнули. Но одновременно подпрыгнули в ладонях "помпошки". Он открыл глаза: Шишики стреляли глазищами во все стороны и дружно вдруг уставились вниз.
   Лёхин встал. Оба Шишика глянули на него.
   - Контакт? Или этого мало?
   Сверлят глазищами.
   - Эх, гитары нет... Ладно. - И в полный голос: - Дождь, разыщи его! Ветер, найди его! В Каменном городе он заплутал! - Тот же напряжённый голос-шёпот: "В Каменном городе я заплутал..." Забывшись, Лёхин в голос спросил: - Что, сбежать хотел - не получилось?
   Никто не ответил, зато "помпошки" нетерпеливо дёрнулись вцепиться в пальцы, как детвора облепляет перила моста поглазеть на воду внизу. Для проверки Лёхин быстро сбежал по лестнице. На площадке к трём коридорам у Шишиков чуть глаза не выпали, пока они таращились налево. Маленькое войско проскочило короткий левый коридор. Дальше - длиннющая галерея, пустая, с высокими потолками, с длинными окнами в узорных красно-синих витражах.
   - Профессор, Олег - от Лёхи по сторонам на два шага. Мы - сзади, - скомандовал Леонид.
   Его послушались так, словно он всю жизнь командовал ими. И помчались.
   - Дождь, разыщи его... Ветер, найди его... - задыхаясь, бормотал Лёхин.
   - Странные слова для песни, - легко, словно прогуливался, а не бежал изо всех сил, сказал Соболев.
   - Нормальные слова... - пропыхтел Лёхин. - Пока не проведёте параллель между их содержанием и погодой в городе!
   - Обалдеть! - искренне восхитился Олег.
   Соболев только бровь поднял.
   А сзади подал голос Павел, слышавший обмен репликами:
   - Есть и третья параллель. Лёхин, помнишь, что сказал Ксандр? В Каменном городе какого-то идола или бога рассердили! Вот мне сейчас интересно стало. Мы-то под крышей. А снаружи каменный дождь не начался?
   - На всякий случай держимся подальше от окон!
   - Вряд ли что-то будет. Голоса Романа не слышу. Только шёпот. - "Ну же, Роман!" Лёхин снова вызвал в воображении фотографию, на которой Ромка смеётся. - Улицы, улицы. Дождь, нудный дождь... Листья осенние...
   - Её не вернёшь...
   - Что?!
   Шишики захлопали на Лёхина озадаченными глазами. Зов потеряли. По прямой Лёхин добежал до середины галереи - и до выхода на лестницу. Куда дальше?
   - Что случилось?
   - Должна быть строка: "Ты меня ждёшь". Ромка сказал другую: "Её не вернёшь". И всё. Связь оборвалась. Что делать?
   - Так... "Её не вернёшь". Её - это кого?
   - Ладу, наверное.
   Первым сообразил Павел - специалист по сбору нужных реплик.
   - Они сказали ему, что девушку затравили Чёрной Охотой! Сможешь ему передать, что она в безопасности?
   - Он слышит только голос поющего. Если сейчас полностью не заблокировался.
   - Тогда рифмуем - и поёшь. Какие там слова были сначала?
   Общими усилиями родились строки: "Улицы, улицы. Дождь всё идёт. Лада в окошко смотрит и ждёт".
   - Пииты, - пробормотал профессор, непонятно, то ли - насмешливо, то ли - вздохнув.
   Прислонившись к стене, Лёхин снова зажмурился. Так, гитара, струнный перебор, вслух наспех придуманные простенькие слова. Спел раз. Тишина. Спел второй. Тишина. Спел всю песню и закончил придуманными словами.
   "Она меня ждёт?" - не вздох, а шелест умирающего.
   Шишики встрепенулись.
   - Угу... "... смотрит и ждёт", - подтвердил Лёхин и прислушался.
   Пауза. Напряжённое молчание.
   - Дождь!.. - тяжело сказал Роман, словно уронил огромный камень, - и в полный голос. Голос сильного человека, терпению которого пришёл конец.
   "Помпошки" с беззвучным воплем спрыгнули с ладоней Лёхина и в панике усвистали за стену, в коридор.
   Белые волки поджали хвосты и попятились туда же, не спуская глаз с красно-синих оконных витражей галереи.
   - Странная тишина. Как перед... - только и успел сказать Леонид.
   - Прячьтесь! - крикнул Соболев и рванул за волками и Шишиками.
   Замешкавшегося Лёхина сразу несколько рук втащили за стену - так что ему повезло. А замешкался он, потому что услышал всю фразу: "Дождь, разыщи меня!", произнесённую с отчётливыми интонациями: "Ну, всё! Дождались?!"
   Витражи взорвались с грохотом и звоном. И не по одному окну, а все разом, как будто к каждому подсоединили бикфордов шнур, и кто-то, ничтоже сумняшеся, нажал на кнопку с чувством закоренелого террориста, выпущенного наконец-то на свободу.
   - Каменный дождь! - крикнул Павел. Его с трудом услышали и закивали.
   - Здесь опасно! - завопил Лёхин, почти не слыша себя в стеклянно-каменном громе. - Следующая строка - про ветер!!
   Он смёл "помпошек" с пола и ринулся к лестнице.
   "Ветер, найди меня!" - слова упали, словно холодные валуны, звякнув тяжёлыми кандалами, грохнувшими на пол.
   - Лёхин, стой! У тебя кровь!
   - Где?
   - На лице!
   - Да фиг с ней!
   - У меня йод есть! - похвастал Павел. - И пластыри бактерицидные!
   Если бы не ситуация, они б легли от смеха. А так - хохотали, чуть не воя, хватаясь за стены и перила, чтобы не упасть.
   Только Лёхин знал подоплёку Павловой предусмотрительности. Он-то помнил, как испугался частный детектив за Мокия, раненного стрелами загонщиков. Но знал - и хохотал, как все остальные, стравливая напряжение последних минут.
   Дохохотались. Выглянул со следующей лестницы некто лысый, в широченном халате тошнотворного, коричнево-болотного цвета, блеснул призрачными зеленоватыми глазами и удрал вниз.
   - Вот они здесь какие - крысы-привидения! - нараспев высказался Павел. За каменным грохотом его расслышал только Лёхин.
   Но остальные крысу заметили и насторожились.
   Назад, в галерею, уже никак нельзя: ураган за стенами замка уже забрасывал камнями лестницу, внизу которой они стояли. Впереди - неизвестность, кишащая крысами на двух ногах. Но здесь, даже среди крыс, есть шанс прорваться, а в галерее одного шального камня хватит...
   И они побежали по второй лестнице, через небольшую площадку свернули к третьей. Дыхание перехватило: третья спускала в небольшую залу, полную двуногих крыс.
   Лёхин сквозь зубы потянул похолодевший воздух, когда узнал одного крысюка.
   - Анатолий! - бесцеремонно ткнул он пальцем влево.
   Леонид протяжно засвистел.
   - А позади него - высокий, в чёрном? - поинтересовался Соболев.
   Высокий, в чёрном, прятался в тени.
   - Альберт, хозяин "Ордена Казановы". Вы же с ним сталкивались, Дмитрий Витальевич. Неужто не узнали?
   - С ним-то я как раз не сталкивался. Как-то так получалось, что являлся я в кафе не вовремя, - его всё не было. Так говорите, это он?
   - Будете прорубаться к нему? - деловито спросил Леонид. - Спину прикрою, если что.
   - Лёхин, а с Романом что теперь?
   - Он где-то там, за этой крысиной стаей. Всё за то, что драться придётся.
   - Можно подумать - кто-то отказывается. - Олег с улыбкой оглядел противника, поэтому не заметил, как белые волки скептически посмотрели на него. Лёхин им усмехнулся: август вспомнили.
   - Леонид, ты у нас товарищ, выученный многому. В том числе и противодействию агрессивной толпе. Вот они стоят - вот мы. Как думаешь, стоит ли проводить мирные переговоры? Хотя бы попытаться? Вы нам Ромку - мы уходим!
   - Не получится, - категорично сказал Леонид, не глядя и держа меч за рукоять и за клинок, ближе к эфесу.
   - Почему?
   - Потому что профессор... Чёрт...
   Соболев сбросил плащ и с двумя мечами кинулся вниз по лестнице. Не вперёд, а налево, где пряталась тощая чёрная фигура. Леонид - за ним.
   54.
   Лёхин не столько поразился двум мечам Соболева, сколько обозлился на него: и правда, какого чёрта?! Пусть перед ним главный виновник гибели жены, но ведь не один же он сюда пришёл! Если уж начинать действовать, то уж всем вместе!.. Развели самодеятельность, блинчики-оладушки...
   Потом одёрнул себя: ты не знаешь, каково это - терять любимого человека дважды. Сначала - когда любимая вдруг ни с того ни с сего влюбляется в другого. И второй раз - когда внезапная любовь становится буквально смертельной.
   А потом он лишь обрывками удивлялся: я ещё о чём-то думать успевал?! Ай да я!
   Орда крысюков навалилась так, что не продохнуть. Лупили в основном мечами - абсолютно одинаковыми и какими-то даже обезличенными. Именно лупили, поскольку полагались не на умение драться, а на душераздирающий вопль. Тем не менее считать их примитивными простаками тоже опасно.
   Минут через пять Лёхин, как и остальные, шедший за Соболевым, начал опасаться не того, что могут ранить или убить. Не поскользнуться бы, не оступиться бы... Соболев дрался яростно - в буквальном смысле шёл по трупам. Четверо шли за ним, закрепляя прорыв. Кровь у крысюков оказалась скорее оранжеватой, чем красной, - и таковой сплошь стала прорубленная Соболевым дорога.
   Вскоре Лёхин начал различать противников. Слабейшими были те, что сохранили на голове хоть какую-то растительность, лысые - и крепче, и энергичнее, а значит - опаснее. С последними помогали справляться волки - уже не чисто-белые, а в оранжевых пятнах. Но волки успевали не везде. В основном, по старой привычке, наверное, охраняли Олега. Хотя его-то охранять опасно: он дрался, как будто танцевал сумасшедше-энергичный танец. Павел действовал так, словно выполнял работу - деловито и старательно. От боя Леонида веяло некоторым высокомерием: этим - драться со мной? Кишка тонка! "Такими нас видит Каменный город!" - мельком напомнил себе Лёхин. Оправдывал ли профессора взгляд города? Времени подумать нет.
   Оранжевым капельным веером брызнула кровь. Лёхин отшатнулся. Клинок Олега, пропоровший крысюка, едва не достал и его. Олег вскинул глаза, странно отрешённые, нервно улыбнулся, видимо ещё сам не понимая чему.
   Клинок дёрнулся назад. Визжащий крысюк, зажимая рану, упал ничком. Целым не упал: экономные движения Павла - тело грохнулось, а голова, крутясь, заскользила по оранжевой луже.
   Мгновением позже Павел сцепился с плешивым крысюком, а на Олега набросились трое, на спину одного из которых через пару секунд прыгнул волк - и Олег шарахнулся от падающих.
   Лёхин отбивался от компании, чуть отрезавшей его от остальных. Отбивался как-то машинально, уже успевая при том замечать всё вокруг, пусть даже не анализируя. Поэтому, когда он увидел картинку, резко отличавшуюся от общей картины кровавого столпотворения, понадобились мгновения, чтобы понять. А картина нарисовалась следующая: где-то впереди, куда шёл разъярённый Соболев, стена вертикально прорезалась, расширилась в узкий прямоугольный проём и захлопнулась, пропустив две тени - высокую, отчётливо худую, и чуть тоньше, неопределённую из-за мотавшегося на ней плаща.
   Соболев, идущий напролом, мог и не заметить картинки за толпой орущих крысюков.
   Лёхин пришёл в себя и взял пример с Павла, чьим девизом, несмотря на упоённую драку, стало: "Это работа такая!"
   Пальцы левой - в кулак. Наруч ощетинился клинками поверх костяшек. Одновременно кончик меча застыл на уровне груди. Лёхин зарычал (крысюки шарахнулись) и тоже пошёл напролом. Кажется, рычащий человек, решивший пропахать дорогу в крысиной стае, выглядел весьма впечатляюще. Прежде чем добраться до Соболева, Лёхин убил всего троих, самонадеянно посчитавших, что оружие на руке - всего лишь бутафория. И то один не в счёт: Лёхин буквально на ходу ударил клинками наруча в затылок крысюка, слишком упорно наседавшего на Олега. "А волки где?" Волки дрались между Леонидом и Павлом, не подпуская противника ни к тому, ни к другому. И вообще, отметил Лёхин: то ли их маленькая армия так раззадорилась, то ли противник оказался хитёр, но людей разбросало друг от друга на приличное расстояние. Поэтому добравшись до Соболева, первым делом жёстко сказал:
   - Бросили всех, да?
   Ни слова не говоря, Соболев развернулся и на той же волне ярости обрушился на крыс, отделявших его от остальных. Двойного напора крысюки не выдержали, отступили, дико переглядываясь и оглядывая зал. Вопить они перестали и, скучившись, негромко и быстро принялись переговариваться.
   Получившая передышку армия пришельцев воссоединилась. Выглядела армия воинственной и потрёпанной... Лёхин стремительно прошёл вдоль отвоёванной стены. Так и есть! Дверь. Он осторожно приоткрыл её. Коридор.
   - Что там? - требовательно спросил профессор.
   - Пусто. Но именно сюда бежали Анатолий и Альберт.
   Соболев так рванул к двери, что едва не врезал Лёхину по носу. Чуть задержавшись, Лёхин крикнул:
   - Ребята, дверь посторожите!
   И бросился за Соболевым. Далеко бежать не пришлось: тот стоял, растерянно озираясь. Неудивительно. Двери, двери, двери по всему длиннейшему коридору. Открой одну - где гарантия, что тебя не прикончат, выскочив из комнаты напротив?
   Они переглянулись и почти одновременно ударили ногами в первую пару дверей. Добежали до следующей пары... В третью вломиться не успели. Из левой двери четвёртой пары вылетел крысюк, придерживающий на плече лямки чего-то вроде вещмешка.
   - Анатолий!
   Крысюк взвизгнул от неожиданности и помчался по коридору. Лёхин - за ним. Они не успели пробежать и десяти метров, как мимо уха Лёхина свистнуло что-то тяжёлое и влепилось в спину Анатолия. Тот словно споткнулся. Загремел неизвестный предмет. Мешок грохнулся, рассыпая содержимое по полу. Анатолий с жалобным высоким криком прокувыркался чуть дальше - и затих.
   Тяжело дыша, Лёхин остановился. Мимо спокойно прошёл Соболев. Он пнул тело Анатолия в бок и поднял меч. Лёхин тем временем, сев на корточки, рассматривал сверкающую в свете коридорных факелов россыпь из вещмешка. Каких здесь только украшений нет!.. Лёхин вспомнил Анжелу и настроился на поиск золота с голубыми искорками сапфира. Сетку на цепочке нашёл сразу. Ещё пара секунд направленного поиска - нашёл одну серёжку и браслет.
   Остриё меча разбросало драгоценности так, чтобы они не лежали друг на друге. Лёхин сначала решил, что профессор просто рассматривает нежданную добычу. Но вскоре меч очистил пространство вокруг кулона, будто сплетённого из тончайших золотых нитей. Образованный ими изысканный узор заключал в себе небольшой камень глубокого холодновато-сиреневого цвета, окружённый тёмно-синими камнями помельче.
   Словно не замечая пристального внимания Соболева к драгоценности, Лёхин оглядел блистающее добро и вздохнул:
   - Нам предстоит та ещё работа по розыску владельцев этих вещей.
   Кончик меча слегка подцепил кулон за цепочку и подкинул к общей куче.
   - Что дальше? - холодно спросил Соболев. - Мы не будем преследовать этого Альберта?
   - Так, полагаю, смысла нет. Он наверняка удрал, как удрал бы и Анатолий, не пожадничай. Сейчас надо забрать эти поблескушки, найти Романа и вернуться в свой город, наверху.
   - Вы считаете, мы сделали всё, что нужно?
   - Кафе "Орден Казановы" прекратило своё существование. Нашлась Лада. С возвращением Романа в городе прекращается бесконечный дождь. Разве не это главное?
   - Не чувствую удовлетворения, - тяжело сказал Соболев и быстро пошёл к двери из коридора. Там уже снова слышался визжащий вопль, топот многих и грохот оружия.
   Лёхина с двух сторон стукнули по ушам - одновременно на периферии зрения он уловил движение чего-то светлого в стороне противоположной двери.
   - Чёрт!! - завопил он, резко глянув вдоль коридора: зелёная крыса резво мчалась к чуть открытой двери на другой конце.
   Стремительно обернулся профессор. Лёхин шарахнулся к стене и резко сел. Шуршанул воздух - меч грохнул о стену. Снова жёсткое шуршание, почти свист - загремел второй, проехавшись по полу.
   Светящееся зелёное пятно на миг появилось в чёрном проёме двери и пропало.
   Широко шагая, Профессор прошёл мимо Лёхина за мечами.
   - Я думал, вы его убили, - недоумённо сказал Лёхин.
   - Я - тоже. Меч, скорее всего, ударил плашмя, - пожал плечами Соболев и протянул руку. Лёхин ухватился и кряхтя встал. Колени дрожали мелкой дрожью: одно дело вздрагивать, когда мимо летит оружие. Другое - осознать, что это оружие могло бы стать твоим личным шампуром.
   Лёхин встряхнул мешком, уплотняя кучу безделушек.
   - Надо идти. Ребятам, наверное, туго приходится.
   - А вас не волнует, что это уже второй, кого мы упускаем?
   - Нет. Это может подождать. - Он закинул вещмешок на спину и заторопился вперёд - профессор перед ним.
   Орда крысюков снова разбросала бойцов, и Соболев с порога бросился в самую гущу битвы. Лёхин же задержался у входа в зал на несколько секунд: покрепче ухватил рукоять меча, снова сжал левый кулак, высвобождая клинки и, глядя в потолок, прошептал: "Дождь, разыщи его! Ветер, найди его!"
   В зале, благо окна не только высокие, но и широкие, стремительно светлело. Факельный огонь терял яркие краски и постепенно растворялся. Честно говоря, Лёхин почему-то надеялся, что с дневным светом крысюки если не растают, то хотя бы превратятся в довольно безобидных крыс. Ничего подобного! Битва продолжалась странным, дурным сном.
   Вернувшись, Лёхин и профессор быстро собрали разошедшихся по залу бойцов. Крысюки брали численностью. И скоро Лёхин забеспокоился, как бы противник не сообразил просто пойти глухой, нерассуждающей толпой и смять людей волной собственных тел. Тем более - люди-то элементарно устали.
   Удар клинками в морду крысюка - тот хотел нырком под ноги Павла упасть и ударить снизу. Остальные отшатнулись. Павел воспользовался заминкой - опустил руки отдохнуть. Лёхин с усилием встряхнул рукой, спихивая труп с клинков и против воли отчётливо ощущая, как труп, скрежеща костями на металлическом, съезжает с лезвий. Павел, бледный, осунувшийся, вдруг бросил меч на плечо падающего крысюка и дёрнул, словно кием бил по шару. Короткий удар свалил подбежавшего крысюка, ускорив падение Лёхиного с клинков... Две секунды. Всё в две секунды.
   - А нам это надо? - спросил, задыхаясь, Павел.
   - Что... Надо?..
   - Ну... всех этих изничтожать? Может, сбросить их с хвоста, найти Романа, да и драть... к себе?
   - Не смеши... Чтоб найти Романа... Надо пробиться... Чёрт!..
   Оранжевый волк свалился на закорках одного крысюка - и прямо под меч второго. Отчаянный визг раненого зверя почти слился с опоздавшим на мгновение бешеным рычанием Леонида. Олег, подхватив волка под мышки, потащил его к стене. Остальные заняли круговую оборону.
   - Можно было бы отдохнуть в том коридоре! - крикнул Павел.
   - Дверь больно хлипкая! - откликнулся Лёхин. Его наруча крысюки очень боялись, и ему приходилось бегать, помогая другим.
   - Как-то всё это однообразно, - устало сказал Олег, оставивший волка у стены. Выглядел он тоже утомлённым.
   - Потому что это... настоящее, - сквозь зубы выговорил Леонид и схватил за жёстко затрещавший рукав профессора, рванувшего было в гущу крысюков: - Куда прёшь?! Видишь же - заманивают!
   Лёхина как будто тихонько похлопали по плечам. Он вздрогнул: обе "помпошки" радостно прыгали, раскрыв кровожадно оскаленные пасти.
   Хорошо - они все не стояли прямо напротив той двери в коридор!
   Она резко распахнулась, ударившись о стену, как с грохотом распахнулась и ещё одна - с противоположной стороны зала. И крысюки завизжали от ужаса.
   55.
   Две чёрные волны хлынули в зал. Мимо Лёхина и его товарищей пронеслись мужики, возглавляемые Ксандром, то ли орущим, то ли рычащим. В толпе сплошь дубины, ножи и... булыжники!
   Впереди второй мужицкой волны летел высокий темноволосый парень - с мечом в одной руке, на пальцах другой - кастет, ощетиненный зубчатым лезвием.
   Слегка задержавшись вначале, две волны решительно пошли на соединение. Дубинки, как выяснилось, против крысюков оказались оружием более эффективным, чем мечи. Дикая, оруще-рычащая музыка быстро добавила в жуткую мелодию бойни не самые приятные звуки "хрясь!", "хрусть!" и "чпок!".
   Немного растерянно глядя на происходящее, Леонид спросил:
   - Мы вроде как не у дел остались, да?
   - Почему же? - откликнулся Соболев. - Нам, напротив, предоставлена возможность прийти в себя и кое-что подлатать.
   - Лучше бы помыться, - проворчал Павел, таща на живот рубаху и стараясь заглянуть на спину. - Обляпались оранжевой вонючкой, чуть не пропитались ею.
   - Да фиг с ней, - нетерпеливо сказал Леонид, присевший рядом с волком. - Ты говорил - йод у тебя есть. Давай сюда!
   И все занялись волком. Рана оказалась неглубокой: видимо, меч скользнул по шерсти, но вывернутые края пореза быстро наполнялись кровью, как только Леонид промакивал его полой собственного плаща. Второй волк совался между руками и всё пытался вылизать рану, начиная с холки и до плеча.
   Лёхин, стороживший невольных лекарей и заодно следивший за ходом бойни, чуть не пропустил момент, когда две чёрные волны сомкнулись, полностью уничтожив всё зелёное, что шевелилось. Мужики разбрелись по залу, добивая раненых, ещё огрызающихся крысюков, а Ксандр с Романом подошли к Лёхину.
   - Лексей!
   - Дядя Лёша!
   Лёхин подал им руки, представил свою команду, причём Роман обрадовался Леониду, а тот его обнял и треснул хорошенько по спине.
   - Задал ты всем шороху!
   - Я не хотел, - сказал Роман, напряжённо обшаривая глазами помещение. И не выдержал: - А где Лада?
   - Неужели ты думал, что девушку сюда потащим? - поразился Павел. А сообразив, объяснил: - Она нашлась раньше. Вон Олег подтвердит.
   - Подтверждаю. Сам за нею ездил.
   - Ксандр, нам пора, - сказал Лёхин, снова тряся руку бывшему разбойнику, а тот проворчал:
   - На ногах еле стоите, а всё туда же, бегом. Торопыги.
   - Ксандр, как там Мокий? - спросил Павел.
   - Лежит. Чего ему...
   - Слушай, передай ему этот пузырёк. Точнее, не ему, а той старушке, которая его выхаживает. И вот эти таблетки - тьфу, этот порошок уже. И объясни ей...
   Дальнейшего разговора Лёхин не услышал. Его вдруг охватила страшная тревога. Всем существом он рвался домой, с трудом сдерживаясь, чтоб не побежать впереди всех.
   Первым заметил его состояние Олег.
   - Лёхин, что такой хмурый? Что-то не то?
   С минуту Лёхин молчал, пытаясь определиться. Ничего не понял и раздражённо дёрнул плечом.
   - Да блинчики-оладушки! Душа не на месте, а с чего - не пойму.
   - Представьте несколько мест, важных для вас, - предложил профессор. - Иногда помогает.
   Они распрощались с Ксандром и его войском, напомнив о загонщиках и их псах ("А мы чего задержались?" - проворчал Ксандр).
   Крестьянское войско повело Ксандра из замка, толкуя, что придётся бывшему разбойнику старостой быть при Камень-городе. А замок-то - он всё равно на отшибе, надо б сюда с бабами прийти да трупы прихоронить - от греха подальше, а то, неровён час, мор отсюда пойдёт. А так - пусть стоит, не мешает... Ксандр слёзно умолял старостой его не делать, а мужики солидно напоминали, что мир просит, а что неграмотный - нестрашно; совет при нём сделают, чтоб по одну руку глава купеческой гильдии сидел, а по другую - дворянский, значит, представитель, а чтоб шибко не задавались да над мужичьём не глумились - супротив них мастеров кузнечного дела да кожевенного цеха добавить, а с университету профессора позовём, да чтоб не забывался, с кем дело имеет, на пару к нему дьячка с приходской школы посадим... Вот и будет тебе совет, Ксандр, - голова-астый...
   Леонид нёс на руках завёрнутого в плащ волка, второй бежал чуть впереди и постоянно оглядывался. Лёхин не выдержал - спросил:
   - Рана серьёзная?
   - Ничего страшного. Ща придём - Люда перевяжет или, если что, ветеринара вызовет.
   Он зверя нёс легко, будто не ощущая никакой тяжести. А может, и правда, не ощущал, потому как был оживлённо весел и негромко переговаривался с Павлом и Олегом, шедшими по бокам. Эта троица вообще казалась возбуждённой, несмотря на усталость и раны: царапины, синяки, кровоподтёки и даже укусы. Прислушиваясь к их беседе, Лёхин услышал тщательный и многогранный анализ недавней битвы. Причём в младших оказался Олег, смиренно слушавший и мотавший на ус.
   Профессор приотстал - по собственно инициативе. Никто не возражал. Прикрывать тылы тоже на всякий случай надо. А Лёхин примерно представлял, о чём думает Соболев: не удалось поймать главного зачинщика того гадства, что приводило пойманных в него людей к чёрному отчаянию и самоубийству; и не удалось покончить с самым талантливым исполнителем...
   Ромка шагал рядом. Только раз спросил:
   - Как там бабуля?
   - С дождём ругается, - усмехнулся Лёхин.
   А про себя подивился: "И вот этакого парня я в мыслях мальчишкой называл? Почему мне казалось, что он гораздо моложе?.." Но мысли о Романе становились всё рассеяннее - с ним-то теперь всё ясно, беспокоиться не надо. Что про Ладу не спросил - тоже понятно, он главное услышал о ней и готов терпеливо ждать встречи.
   Что же душу-то гложет? Почему кажется - забыл что-то? Недосмотрел? Не учёл какой-то малости, которая легко перерастёт в нечто серьёзное?
   Тем временем команда одолела все три лестницы и вышла на башню. Оглядевшись, Лёхин увидел первую лестницу наверх, в город. Подошёл к ней, встал на первую ступень - и лестницу увидели все.
   - Смех один, - грустно пожаловался Павел. - Вроде всё закончили, а уходить не хочется. И чего так?
   - Мы с тобой здесь уже дважды, да всё ночью. Может, потому и уходить не хочется, что мало чего разглядели и смутно всё? - предположил Лёхин.
   - Ну, ребята, вы уж совсем глупостей не говорите, - покровительственно сказал Леонид. - Чего уж рассуждать, когда и так понятно, почему уходить не хочется. В нас самих причина. Не хочется возвращаться в себя, как бы так выразиться помягче, упорядоченных. Здесь мы все - ого! И все вместе, и по отдельности. А наверху? Там и оружия никакого не достать, да и вроде как незачем оно!
   - Это точно, - сказал Павел и любовно огладил рукояти двух мечей. Заметив удивлённый взгляд Лёхина, пояснил: - В том же зале одна стена сплошь в коллекционном оружии. Я, конечно, сомневаюсь чуток, но, по-моему, взял всё-таки свой.
   - Удалось двумя помахать? - с завистью спросил Олег.
   - Пытался. Честно. Ни фига не получилось. Лёхин, а почему мы здесь это умеем? Я вчера дома пробовал с палкой - ни фига не получается. А здесь только меч в руку - и пошло-поехало.
   - Нашёл, у кого спрашивать! Единственно... Помните, было сказано: Каменный город видит нас такими.
   - Любопытно, а каким наш город увидел бы Ксандра?
   И они расхохотались.
   Но Лёхин всё-таки попытался представить Ксандра в современном городе: снять с него лишнюю растительность, сунуть мужика в цивильный костюм... Вот это да... А ведь освойся Ксандр в их городе, он бы создал очень даже недетскую конкуренцию Лёхиному благодетелю и покровителю - Егору Васильевичу!..
   Первым заставили встать на ступеньку рядом с Лёхиным Леонида. Всем оказалось интересным посмотреть на превращение белого волка в чёрного добермана. И посмотрели, и долго восхищались, пока шли по лестницам. И даже разочарование ощутили слабее, чем ожидал Лёхин, когда начались собственные метаморфозы. А выбравшись, всё никак не решались отойти от невидимого входа в странное место, именуемое Каменным городом.
   А потом побрели к машинам - в непривычной тишине, без дождя, и Леонид спросил:
   - Лёхин, а без тебя мы сможем спуститься в Каменный город?
   - Не знаю. Место вы знаете - может, и спуститесь. Попробуем как-нибудь поэкспериментировать. Но только не сейчас, ладно?
   - Замётано. Но помни: ты обещал - когда-нибудь.
   Вмешался Олег:
   - Ребята, я вас развезу. Сначала Леонида с собаками, потом Павла, а потом...
   - Олег, Алексея Григорьевича и Романа я отвезу сам, - мягко сказал Соболев, который до сих пор как-то держался в стороне.
   - Хорошо. Ребята, смотрите-ка - тихо как...
   - А чего ты хотел? Четвёртый час ночи...
   - Так. Которые наши машины?
   Сначала быстро и деловито загрузили пассажиров в машину Олега. Только машина отъехала, как Соболев вдруг дёрнул головой и тихо, но отчётливо в ночном безмолвии сказал:
   - На заднем сиденье... Кто-то...
   Лёхин немедленно ухватился за меч-складенец и неспешно пошёл к машине. Роман и профессор - за ним. Перейдя на другое зрение, Лёхин увидел, разглядел - и усмехнулся. Позади машины мелькнула тень.
   - Дмитрий Витальевич, на заднем сиденье Ромкина гитара в чехле. Вы пока садитесь, а у меня небольшая беседа намечается.
   Роман тут же нетерпеливо задёргал дверную ручку.
   Вслед за тенью Лёхин перешёл дорогу к дому, к памятному подъезду с бетонными скамейками. Там уже поджидала его вся честная компания. Сияющий Бирюк сказал:
   - Как вы ушли, мы всё пробовали в кафе-то войти, а Камень-город всё не пускает. А недавно глядим - дождь перестал. Ну, мы снова пошли в подвал, а там!.. Благодать - одним словом ежели. Пока милица туда-сюда, мы гитару Ромушкину разыскали да, пока никого нет, на улицу-то и вытащили, а то не видать ему гитары-то али затаскают по сыскному делу-то.
   Несмотря на приподнятое настроение всей компании домовых и подвальных, Лёхин чувствовал какое-то напряжение.
   - Дедушки, говорите, что не так? Ведь чую - не про гитару хотели вы мне рассказать!
   - Дело такое, Лексей Григорьич, - коротко вздохнув, сказал Сверчок. - Незадолго до того, как дождю кончиться, вылезла с вашего хода крыса зелёная. Одна, правда. Ох и злющая!.. Всё что-то рычала-бормотала, да и побёгла к дороге!
   - Понял. Спасибо, дедушки!
   56.
   Зелёная крыса в очередной раз прыгнула на магическую преграду, укутавшую дом Лёхина, словно в несколько праздничных упаковок. Оранжевая кровь брызнула из неосторожно подставленного носа. Задохнувшись от боли и ненависти, крыса начала трансформацию. Где-то там, на задворках звериного сознания, оставался маленький кусочек поля Анатолия, который крыса пока ещё не растворила в собственном микрокосме. Этот кусочек изрядно надоел зверю за последние сутки, но за то же время уже не раз пригодился. Крыса, как и Анатолий, знала, что возвращаться к хозяину с пустыми руками/лапами не стоит. Информации, которую она получила из неосторожных реплик людей, посчитавших её мёртвой, маловато, но она надеялась получить её на месте.
   Почувствовав, что его, кажется, всё-таки выпускают, Анатолий забился, пытаясь взять верх над тварью, так легко подчинившей его сознание.
   Крыса недовольно рыкнула. Трансформация в человеческое тело нужна ей, только чтобы проникнуть в подъезд. Выход человеческого сознания поверх её собственного ей точно не нужен. Остановив жутковатое действо на половине - хватит человеческого тела и головы на кривых крысиных лапах, тварь неуклюже понесла себя к двери.
   Магическую преграду крыса одолела легко. Посомневавшись, та пропустила, но осторожно звякнула в местах соединения "паутины безопасности", где с вечера дежурили домовые.
   В лифт крыса даже не пыталась сунуться: Анатолий вдруг начал сопротивляться так отчаянно, что она не могла вернуть первоначальную форму, а затем прийти в форму крысюка. Вновь заблокировав сознание человека, тварь решилась оставить тело как есть. По лестницам бежалось в таком виде легко.
   ... Едва она одолела два этажа, к подъезду приблизилась машина.
   Стекло со стороны водителя опустилось, и Данила сказал в трубку:
   - Нет, и окна тёмные... Да, сейчас пробовал. Совсем тихо. Может, у мобильника аккумулятор сел?.. До утра? Ладно. Осталось-то. До свидания, Егор Васильевич.
   Он обернулся к двоим на заднем сиденье.
   - Слышали?
   - Слышали. Чего старик так за Лёхина беспокоится? Загулял парень - ну и пусть себе гуляет.
   - Если б ты его вчера видел, не говорил бы так.
   - А что?
   - Да его будто через мясорубку пропустили да трое суток спать не давали. Интересно, по какому делу его Васильич так гоняет...
   ... Крыса дошлёпала до седьмого этажа. На ровной поверхности ей приходилось нелегко. Особенно мешала человеческая голова, которая то и дело норовила мотаться в разные стороны, разглядывая всё вокруг: глаза-то у человека впереди - не как у зверя, по бокам. Неправильно устроены. Тело хоть и подчинялось больше, но постоянно пыталось командовать лапами, дёргая мышцы, чтобы вознестись над полом. Из-за чего плохо сохранялась координация движений.
   Стукаясь обо все поверхности, крыса наставила себе синяков и едва не вывихнула лапу, когда тело в очередной раз начало бузить. Обозлившись, крыса сконцентрировала боль и послала импульс в тот самый кусочек Анатолиева сознания. Человек взвыл от боли. Слушая его жалобный вой и смакуя оттенки, тварь не сразу сообразила, что человеческий остаток в ней сейчас особенно уязвим. А сообразив, она поняла и другое: человек больше не нужен, к его форме она уже никогда не вернётся. И, пока человек в ней орал, она внутренне подобралась (в очередной раз стукнувшись глупой человеческой башкой в дверь Лёхиной квартиры) и сожрала никчемный довесок. После чего принялась уже спокойно трансформироваться в крысюка.
   ... Глухой стук в дверь привлёк внимание Касьянушки, который слонялся из пустой кухни в пустую прихожую. Пока весь народ толпился у компьютера, он сочинял колыбельную песенку для детишек. Две строчки он уже придумал - дело оставалось за малым: придумать ещё две строчки и припев.
   - Листики кленовые на дорожке спят. Песню колыбельную изредка шуршат... Дождик притомился, за окном уснул... - бубнило привидение. - Уснул - зевнул, куснул... Ой, чтой-то я - куснул?.. Уснул... Уснул... Гул? Ну какой же ночью гул? Разве что от ветра? Дык ветер-то, небось, тоже баиньки? Охти ж, непростое то дело-то - виршеплётство, ой непростое!.. За окном уснул... - Касьянушка остановился, улыбнулся: - Дормидонт Силыч сказал бы, небось, "загул"!
   Бух!
   Касьянушка застыл в воздухе, а затем осторожно сунул голову сначала в одну дверь, затем в другую. Увиденное поразило его так, что он замер на целую минуту, глядя, как страшенный усатый зверь на двух лапах тщательно обнюхивает лестничную площадку, постепенно всё ближе и ближе подбираясь к двери бабки Петровны.
   Выдернув голову из-за дверей, Касьянушка бросился в зал.
   - Елисеюшка! Никодимушка! Страсти-то какие! Ужасти!
   Вскоре вся входная дверь была облеплена домовыми, Шишиками и привидениями. Никодима, увидевшего, что зверь подслушивает под дверью его дома, впору было сердечными каплями отпаивать.
   - Что же делать, что же делать!.. - лихорадочно повторял он.
   А Елисей сообразил.
   - Вячеслава, Лексей Григорьича дружка, на помощь звать!
   Домовые переглянулись. Елисей подбежал к стене, стукнул - из квартиры за стеной перестукнулся тамошний домовой: "Чего, мол?" Ему коротко объяснили и показали картинку - он помчался к стене на стыке со следующей квартирой передавать информацию соседу, как и тот передаст её по цепочке.
   Домовой Вечи, получив послание, недолго думая погрузил картинку с лестничной площадкой и жуткой тварью на ней прямо в сон хозяина. Наложенные на картинку страх и тревога мгновенно разбудили Вечу.
   ... Крысюк проверил ещё раз. Всё правильно: следы девушки в квартиру Лёхина не вели, а исчезали за порогом квартиры напротив. Он обнюхал дверь ещё раз и обнаружил на ней следы и мальчишки, который так сейчас досаждал хозяину! Следы девушки и мальчишки. Одно подтверждено другим. Логично.
   Тварь подняла лапу и когтем надавила на кнопку звонка.
   ... Наблюдавший за нею народ охнул. Никодим медленно сполз по стенке - ноги не держали, а Елисей укоризненно прошептал:
   - Что ж ты, Никодимушка! Неужто хозяйка у тебя така глупа, что середь ночи невесть кому дверь откроет? В жисть не поверю!
   И в самом деле: не разглядев стоящего в темноте (крысюк пальцем закрыл "глазок"), бабка Петровна встревоженно спросила:
   - Кто это там?
   Крысюк оглянулся в сторону лестницы. Слегка вытянутая к расплющенному носу морда раскрыла пасть и зашипела.
   - Что? Не слышу ничё! Кто там балуется! Чего надо? - уже испуганно спрашивала бабка Петровна. - Хулиганить будете - милицию вызову!
   Не зря смотрел крысюк на лестницу. В квартире Лёхина зазвонил домофон. Елисей бросился скинуть трубку и кнопку нажать. Веча! Единственная надежда!
   "Бамс!" - загрохотала металлическая дверь соседки. Бабка Петровна охнула. Крысюк изо всех сил и всем телом бросился на дверь. "Бамс! Бамс!"
   - Убьёт ведь хозяйку! - возопил Никодим.
   - Дык ведь дверь у вас крепкая! - пробовали вразумить его.
   - Да ежели с такой силищей бросаться будет, с петель же слетит!
   - Не слетит - железная!
   - Веча идёт! Веча! - обрадовались все звуку поднимающегося лифта.
   - А чего же соседи не выходят?! - плакался Никодим. - Всех же перебудили! И - ни один не вышел хоть посмотреть!
   - Дык ведь думают, Федька Хромой второй день пьяный да бушует, с тёткой Лианой разборки крутые устраивает. Забыл, вчерась как было?! - втолковывали ему.
   При виде зелёного нечто, напоминающего крысу, вывалившийся из лифта Веча просто остолбенел. Чем и воспользовался Глеб Семёнович, попытавшись проникнуть в него для поддержки. Но Веча не пил уже несколько недель, да и тренировки с Лёхиным своё дело сделали. Как влетел в него бывший агент, так и вылетел. Силён оказался дружок Лёхина. И в себя пришёл быстро - едва крысюк прыгнул на него.
   Никодим вдруг рванул вперёд.
   - Куда-а! - поймали его.
   - К хозяйке с девицей! Хоть утешить, успокоить!
   - Сдурел совсем?! Через площадку-то?! Иди вон через пустую квартиру!
   - И правда - забылся с беспокойства! - признал домовой и юркнул в стену.
   Драка тем временем набирала обороты. Веча явно сильнее, но крысюк оказался скользкой личностью во всех смыслах: он выскальзывал из всех Вечиных попыток схватить его и то и дело пытался устроить противнику подлянку наподобие подножки или укуса руки, которой его хотели поймать.
   Примчались Касьянушка и Линь Тай, бегавшие в поисках помощников.
   - Там, на улице, Данила в машине! А с ним ещё двое молодцов!
   Толпа домовых буквально рухнула с седьмого на первый этаж. Шишики стремительно скатились за ними. Точно - Данила! А молодцы-то какие молодцеватые! Небось, охрана Егора Васильича. Как же их на свой седьмой этаж залучить?!
   - А машинку их раскачать! - предложил Касьянушка. - Как выпрыгнут да побегут к Лексей Григорьичу!
   - Да Лексей Григорьич какая причина качанью?! - возмутился Елисей. - С чего они побегут к хозяину?
   - А свет в окошке включить? - робко сказал Прокл, домовой Федьки Хромого. - Они ж думают, Лексей Григорьича дома нет, а тут раз - и свет! Мож, залюбопытствуют да подымутся?
   - Голова! - восхищённо рыкнул Дормидонт Силыч.
   И вся толпа стремительно помчалась назад, в квартиру. Перед тем как свет включить, выглянули на площадку. Ужасом обвеяло: крысюк молотил вяло лежащего человека головой о плитки!.. Кровищи-то!
   Елисей стремглав бросился в спальню хозяина. Шишики волной сыпанули с потолка - включили люстру, а домовой - лампу, которая на письменном столе, близёхонько к окошку!
   И снова приземлились домовые поглядеть, как люди увидят единственное в тёмном доме светлое окно.
   Но все трое сидели в машине, лениво разговаривали и на дом не смотрели.
   - Качать! - твёрдо высказался Глеб Семёнович. - Как выйдут, машинально на дом всё равно глянут!
   - Галиба Симёнач! А-а!! - завопил вдруг Линь Тай, и его словно унесло в подъезд.
   Секунду бывший агент ошеломлённо смотрел ему вслед - и хлопнул себя по лбу:
   - Без сознания же!
   И рванул за китайчонком-привидением.
   Домовым уже было не до откровений, посетивших привидения. Они облепили машину и принялись её раскачивать, прыгая на капоте. Долго работать не пришлось: один из охранников насторожился и позвал:
   - Ребята, что с машиной?
   - Я тоже что-то... чувствую, - медленно сказал Данила. Ни с того ни с сего ему внезапно вспомнился кусок пирога, взлетевший на кухне Лёхина. Как ошпаренный, он выскочил из машины.
   Увидеть освещённое окно он не успел. К подъезду с другой стороны подлетела старенькая "ауди", затормозив с воинственным визгом чуть не нос к носу с джипом. Из "ауди" выскочили трое - и бегом в подъезд. В одном из троих Данила узнал Лёхина.
   - Ребята, за ними!
   Слава Богу, дверь не успела закрыться.
   57.
   Лёхин прыгнул в лифт, за ним - Соболев и Ромка. Своим беспокойством он взвинтил их до предела, поэтому держались настороже. Лифт дрогнул и пошёл наверх. Лёхину показалось - по лестнице к лифту ещё кто-то бежит. Но дверь успела закрыться, и он не разглядел. А через секунду он забыл о том, что показалось... Все трое дышали учащённо. Профессор расстегнул свободный плащ - со стороны глядя, нетрудно придумать, что ему жарко. Если не знать, что плащ скрывает два меча. Роман обнимал гитару и прятал за нею ножны своего меча, так и не обратившегося после пересечения границы Каменного города во что-то другое.
   ... Крысюк снова кидался на дверь.
   Привидения опасливо, сторонкой подлетели к избитому-искусанному Вече - и вдруг исчезли. Секунды спустя Веча сел на полу, упёрся кончиками пальцев в плитки и мягко встал. Подвигал плечами, покачал головой, разминаясь, - и дал пинка крысюку. Тот взвизгнул от неожиданности. Но его реакции надо отдать должное: едва не размазанный пинком по стене, он мгновенно пришёл в себя и, ощерив мелкие, но длинные резцы, прыгнул на Вечу.
   ... Соболев из лифта шагнул первым и немедленно лязгнул мечами. У Лёхина дыхание перехватило: на лестничной площадке лежит окровавленный человек, а над ним, по-человечески, на коленях, крысюк - морда тоже окровавлена. При виде людей тварь зашипела. Не замедляя шага, Соболев ураганом налетел на неё, отогнал от жертвы, к которой немедленно кинулись Лёхин и Ромка.
   Двумя мечами Соболев управлялся виртуозно, но - только не подпускал к себе. Скользкая тварь бешено вертелась, избегая страшных ударов и одновременно не оставляя попыток прыгнуть на человека. Профессор же вроде делал время от времени лишь попытки достать её, но опять переходил к защите.
   Неизвестно, понимала ли это тварь, или для неё бой шёл всего лишь "я нападаю - ты защищаешься!", но Лёхин отчётливо видел: несмотря на видимую оборону, Соболев достаточно успешно теснит крысюка к лестнице.
   Крысюк дёрнул задней лапой, не нашедшей опоры. Злобное изумление только-только начало появляться на его морде... Он замахал передними лапами, стараясь удержать равновесие... Заверещав, крысюк быстро оглянулся - высока ли лестница...
   Профессор отпрянул за лифт, кабина которого вдруг пошла вниз.
   От грохота выстрелов подъезд вдруг превратился в замкнутую, но огромную пещеру со слишком отчётливой акустикой.
   ... Не выдержали нервы одного из охранников. Попробуй, сохрани самообладание, когда по инерции бега вскакиваешь на первую ступень лестницы, с которой на тебя оглядывается зубастый урод, светящийся зелёным!..
   Данила и охранники по стеночке обошли тело, под которым разливалась оранжевая - в полутьме чёрная - лужа и на котором, словно на догорающем полене, вспыхивали и гасли зеленовато-прозрачные всполохи. Но шли они не настолько медленно, чтобы не увидеть: некто высокий и смуглый вгоняет меч в ножны под плащом (причём сбоку плащ тоже подозрительно топорщится), а затем этот плащ застёгивает и взглядывает высокомерно; что у хорошего знакомца, Лёхина, весёлого мужика и гостеприимного хозяина, на бедре тоже подозрительные ножны, только короткие - не то он там ножик держит, не то фиг знает что...
   Пока ошеломлённые по второму разу охранники пытались сообразить что к чему, доехал лифт. И вышедший из него Егор Васильевич тоже получил на свою долю патетики: дверь в квартиру бабки Петровны распахнулась, из неё выбежали, обливаясь слезами, две женщины, совсем старая и совсем молодая, и бросились к высокому парнишке...
   Из прострации Лёхина вывели двое: Соболев коротко кивнул, зашёл в лифт за спинами двух только что прибывших, обалдевших от всего телохранителей и благополучно удалился; а над ухом Лёхина дрожащий от умиления голосок Касьянушки продребезжал:
   - И возлегша на грудь ему и зарыдаша!..
   Лёхин огляделся: пол, ближе к стенам, усеяли домовые; потолок шевелился плотным скоплением глазастых от бешеного любопытства Шишиков. А на узкой лестничной площадке стоят десять человек, один лежит, и только двое из всех твёрдо понимают ситуацию: Ромка, их ненаглядный Ромка вернулся!
   Глянув налево, Лёхин увидел своего Шишика. Тот сидел на рукаве, на декоративной заплатке от фирмы-производителя. Всё! Весело раззявленная пасть и глазки косенькими полумесяцами прорвали плотину. На последнем грамме выдержки он влетел в открытую Елисеем квартиру, в спальню - и уж здесь дал волю смеху!
   С вызванной соседями милицией разбирался Данила, пока Егор Васильевич отсиживался у бабки Петровны. Данила предъявил ребятам из патрульной машины человека, до бессознательного состояния искусанного бешеной собакой, а потом предъявил и само взбесившееся животное, опасное для жизни, но героически подстреленное охраной Комова. Услышав о Комове, милиция "надела белые перчатки", да и предоставленные их вниманию факты достаточно плотно укладывались в предложенную историю.
   Вызвали "скорую", Вечу увезли.
   Милиция уехала.
   Егор Васильевич, волей-неволей попавший на раннее чаепитие к бабке Петровне, только после этого известия вышел из кухни в поисках молодёжи. Обнаружил в зале. Роман и Лада, втиснувшись в старое, довольно широкое кресло, спали в обнимку. Судя по осунувшимся лицам, сон им был во благо, и Егор Васильевич не стал тревожить их.
   Но и в Лёхиной квартире он не добился ничего: охранники проводили его в спальню, где хозяин дрых мёртвым сном. На все попытки разбудить его Лёхин только бурчал: "Ага... Ща..." Охранники, посмеиваясь, предложили окатить хозяина холодной водой - и Егор Васильевич махнул рукой: пусть выспится! Придёт в себя - сам всё расскажет.
   И никто не заметил под сброшенной Лёхиным курткой приличных размеров вещмешок.
   Заметили привидения. Они сначала всей компанией полюбовались на Шишика, который, изо всех сил вцепившись в ухо Лёхина, блаженствовал: хозяин видит сны! Много! Вкусно!.. Примостившийся под боком у Лёхина Джучи поднял царственную морду к слишком болтливым и громогласным привидениям и хищно зевнул на них.
   Естественно, Касьянушка сбежал первым. Последним вприпрыжку летел Линь Тай. Он-то, востроглазый мальчишка, и увидел незнакомый предмет в досконально изученной комнате полюбившегося привидениям и приютившего их дома.
   - Ах-ха! - завопил он и стремительно спикировал к вещмешку, чьи ремни слегка высовывались из-под куртки.
   - Чего - ага? - строго вопросил Дормидонт Силыч, подлетавший выставя важный купецкий пузень.
   - А ведь здесь явно что-то интересное, - погрузившись в пол по шею, констатировал бывший агент КГБ. - Принесено, насколько понимаю, нашим хозяином. А уходил - что-то не припомню: был ли у него с собой?..
   Хором подтвердили: не брал Лексей Григорьич мешков! Да и нет таких в доме! Позвали Елисея. Тот прибежал взволнованный: что, мол, ещё стряслось?
   Показали. Домовой походил-походил, потрогал-потыкал и растерянно пожал плечами:
   - Без хозяина что могу? А вдруг запретное что? Нельзя видеть ни нам, ни ещё кому. - И покосился на моргнувших наверху Шишиков.
   - Неужто бы Лексей Григорьич принёс какую-нибудь вещицу да нам не показал? - удивился Касьянушка. - Да вот так бы охломонисто на полу побросал, коли вещь тайная да страшная?
   - Резонно, - улыбнулся Глеб Семёнович.
   Ну, тут и Елисею любопытно стало, что же хозяин такого в дом приволочь мог. Он быстро стащил с вещмешка полуприкрывавшую его куртку, поцокал на неё языком: возиться со стиркой придётся - и ой как долго! Потом с помощью соседей-домовых развязал верёвку, стягивающую верх таинственного мешка. Поставленный на попа мешок повалился, изливая на старенький палас груду поблёскивающих драгоценностей... Касьянушка было запричитал от восторга, но, оглянувшись на спящего хозяина, заткнул рот ладошками.
   - Не хило, - солидно высказался Дормидонт Силыч.
   - Странно, - задумался Глеб Семёнович, - наш хозяин - и это добро...
   - Не странно, а стыдно, Глеб Семёнович, - твёрдо сказал Елисей. - Да в жизнь не поверю, чтобы Лексей Григорьич может энтим делом промышлять!
   - И всё-таки что-то мне этот мешок напоминает. - Привидение с силой потёрло лоб. - Где-то я уже видел такой свет вокруг него...
   - А в подъезде, - тихо подсказал Касьянушка. - Тварюшка убиённая такой свет испускала.
   - А значит, хозяин наш в честном бою сие добро взял! - заявил ободрившийся Дормидонт Силыч и тоже слетел рассмотреть удивительные по красоте безделушки. - Ишь, старинные тоже есть. Лепота какая!
   - Вы, Дормидонт Силыч, неправильно понимаете ситуацию, - заметил бывший агент КГБ. - Алексей Григорьич, судя по всему, это добро не просто в бою взял, а отбил. И сдаётся мне, что будет он это добро раздавать потерпевшим. О, смотрите-ка! Судя по ауре, это кольцо и во-он тот браслет имеют одного хозяина.
   Линь Тай завизжал от восторга и кинулся тоже искать вещи по хозяевам. Он этот поиск воспринял почти как игру: а раскидай-ка предметы из кучи по одинаковым цветовым рисункам!
   Домовые-соседи тем временем разбежались. Остался лишь Никодим, сияющий от радости и готовый хоть как послужить Елисею. Пока привидения азартно искали "родственные" драгоценности, оба домовых сбегали на кухню и принесли пакетики-мешочки, бережно хранимые Елисеем.
   Привидения - обрадовались. Сначала ювелирные изделия разложили по всей комнате кучками: привидения показывали - домовые таскали. Потом, убедившись, что каждая кучка переливается лишь ей присущими расцветками, ссыпАли её в отдельный пакетик и скручивали верх, чтобы не высыпалось.
   Касьянушка от умиления прослезился, представляя, как счастливы будут те, которые смогут получить назад незаконно отнятое. Его поправляли: не отнятое - бедолаги отдавали сами, - Елисей рассказал всё, что знал о махинациях в кафе. Привидение возражало: "сами" не считается, потому как не по своей воле отдано, а колдовством чёрным, наведённым заставили людей расставаться с дорогими побрякушками.
   Над мешком, теперь плотно набитым пакетиками, плясал и прыгал Линь Тай, изображая "дедушку с бородой из ваты".
   А потом, угомонившись, привидения потянулись за домовыми на кухню. Туда же покатилась и куча Шишиков - послушать интересные разговоры.
   - Допреж беседы самовар поставим, - сказал Елисей, и Никодим согласился. - Хоть и утро - ночь, однако, беспокойная была.
   Уперев руки в боки, Дормидонт Силыч важно обсуждал с Глебом Семёновичем котировки валют, подсмотренные на страничке "компотера". Линь Тай парил возле подоконника и на пару с Джучи пытался напугать толстого голубя, приземлившегося на карниз. Один Касьянушка "сидел" тихонько на хозяйском месте, глубоко погружённый в какие-то свои думки.
   Елисей включил радиоприёмник - негромко. Радио будто откашлялось и бодро заговорило о нападении, об убийствах, о похоронах, об ограблении... Домовой послушал, пригорюнясь, чуток, да и выключил.
   - Опять ты вздохнул (Касьянушка резко поднял голову), Елисей. И что ты слушаешь эти новости? Лучше соседей по дому послушай - вот где жизнь-то! А ты...
   - Вздохнул! Вздохнул! - завопил Касьянушка, и вскочил, и умчался в зал, отчего-то невероятно счастливый.
   Забыв закрыть рты, вслед ему посмотрели привидения купца и агента КГБ. С карниза удрал толстый голубь, перепуганный стремительной тенью. И только Елисей, вздрогнув, как и все, меланхолично снова вздохнул.
   - Эх, Никодимушка! Даже не знаю, что и делать. Будить хозяина - жалко. Не разбудишь - лютовать будет. Что ж делать-то?
  
   ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
  
   58.
   В восемь утра мобильник на стуле рядом с кроватью загадочно сказал: "Па-бам! Па-бам!" Дотянувшись в полусне до телефона, Лёхин тупо прочитал. Забыл, что прочитал, - снова посмотрел. Дошло. Сонно улыбнулся и перевернулся на другой бок, свесив руку пальцами в тепло солнечного луча.
   Эсэмэска гласила: "Кафе в двенадцать. Аня".
   Посреди комнаты Елисей вытер взмокший лоб и, не спуская глаз со вновь заснувшего хозяина, бочком-бочком удалился. На кухне он нервно взлохматил гладко расчёсанные волоса, чего никогда раньше не делал, и пожаловался Никодиму:
   - И-эх, Никодимушка!.. Иной раз, жалеючи хозяина, чего только ни сделаешь для спокойствия его. А иной раз посмотришь, да и подумаешь: и пошто хозяину такой дар даден? Жили-то как спокойно: он своим чередом, а мы - своим... А сейчас прям весь в нервах: и за него переживаешь, и за дом.
   - Да-а, дом, - неопределённо пробормотал Никодим - и оживился: - Елисеюшка, вот только минутку назад являлся сюда подвальный наш да всё удивлялся, как, мол, тот крысюк-то в дом пробрался? Защита колдовская ведь на совесть сплетена, не абы как...
   - Человеком оборотился на время, да и прошёл, - задумчиво ответил домовой. - А не взять ли нам карты, Никодим? Давненько не баловались.
   Усмехаясь в ухоженную бородку, домовой бабки Петровны спросил:
   - А не боишься, Елисеюшка, что выйдет, как намедни? Только сели на карточки да вслух сказали, а жизнь-то на тебе - уже и предсказанное торопит.
   - Ах, чему быть - того не миновать... Раскладывай, Никодим.
   Но прежде чем сесть за карточное гадание, домовые выпили ещё по чашке липового чаю, добрым словом помянув Лешего-лесовика, снабдившего их душистым цветом. А потом про карты вообще забыли - к великому возмущению Дормидонта Силыча. Тот, ещё только заслышав про гадание, принялся ожидать вестей на день грядущий. А тут - такой облом!.. Его поддержали и Глеб Семёнович с Линь Таем, залетевшие на кухню поинтересоваться, не видел ли кто купцова привидения.
   - ... В темноте тихонько ветерок вздохнул! - завопил из прихожей забывшийся в творческих муках Касьянушка.
   - Ща он у меня вздохнёт! - мрачно пообещал Дормидонт Силыч, решительно направляясь к двери.
   Бывший агент и китайчонок успели перехватить его и объяснить, что присутствие эмоционально-сентиментального привидения на гадании совсем не обязательно. Пусть лучше в прихожей орёт, чем...
   - Вот ведь напасть какая, - расстроенно сказал Елисей и заторопился к Касьянушке. - Хозяину ведь спать не даст.
   Все, в том числе и Никодим, протестующее взвыли.
   - Раскладывайте ваши карты! - велел бывший агент. - А я товарищу сейчас пару ласковых скажу.
   Любопытствующий Линь Тай упорхнул следом за старшим другом. Вернулись через минуты две, когда Никодим уже сосредоточенно изучал полученную комбинацию. Китайчонок фыркал от смеха в ладошки, и заинтригованный Дормидонт Силыч спросил у снисходительно улыбающегося Глеба Семёновича:
   - Слышу - тихо вроде. Куда это вы его?
   - На балкон. Мы ему сказали: поскольку он у нас божья птичка, то и должен распевать на воле, а не в темноте запертой клетки.
   - Ишь, интеллигентно послали!
   - Не скажите, Дормидонт Силыч, не скажите! Стишки-то у него неплохие для малограмотного выходят. Только он на балконе заголосил, один из домовых от компьютера оторвался да за ним побежал записывать. Дома, видите ли, младенец есть - будут теперь ему по ночам Касьянушкину колыбельную петь.
   - Эвон как? - удивилось купцово привидение.
   - Так... - задумчиво сказал Никодим - и все замолчали, затаив дыхание. - Так. Будут у нашего Лексей Григорьича сегодня... Ага... Вон оно как...
   - Дык... - задумчиво сказал Елисей и вздохнул. - Дело-то какое сурьёзное. Как же иначе-то... Так, а тут что у нас?
   Привидения переглянулись и поняли, что их желание едино: ещё одно "так" со стороны домовых - и в квартире начнётся третья мировая.
   - Однеи разговоры... Нет, сначала дорога близкая, потом сердечно-деловой разговор...
   - Что?! - в голос спросили Дормидонт Силыч и Глеб Семёнович. Снова переглянулись, и купцово привидение продолжило: - Рази ж бывает так, чтоб разговор и сердечный, и деловой был?
   - Карты! - пожал плечами Елисей. - Так они говорят. Затем хозяин наш вернётся - дорога домой. И будет у него деловой разговор с большим деловым человеком и с чадами, да только в доме бубновой дамы.
   - У нас, скорее всего, - прикинул Никодим, - у Петровны моей. И два чада, понятно, откуда. Большой человек - Егор Васильич приедет, небось. Так что, Елисей, не погнушайся гостеприимством нашим. От чистого сердца прошу.
   - Благодарствую на добром слове, - степенно поклонился Елисей. - Придём, как не быть.
   - А мы?! - возопили привидения. - Мы тоже хотим! Никодим, пусти погостевать - век благодарны будем! Мы ж тоже не чужие! Свои ведь!
   Никодим махнул рукой.
   - Будьте добреньки, пожалуйте. И Касьянушку прихватите, а то мало ли что... Начнёт потом нудеть - ввек не отвяжется.
   - От кого не отвяжется Касьянушка? - хрипло спросили от двери. И откашлялись. - И вообще - что за собрание? Доброе утро, между прочим.
   - Доброе, Лексей Григорьич!.. Доброго-доброго!..
   - А хорошо - Касьянушки нет! - восхищённо сказал Дормидонт Силыч. - Ох, и наплакался он бы над вами, Лексей Григорьич!
   - Си... - просипел Лёхин и снова откашлялся. - Синяки украшают мужчину.
   - Ничего, - спокойно сказал Елисей. - Щас мы вам, Лексей Григорьич, синячки-то йодом помажем, чтоб, значит, украшеньица-то покрасившее стали, а потом, глядишь, и позавтракать можно будет.
   - Не, сначала в ванну. А то я себя таким поросёнком ощущаю, ещё немного - и хрюкать начну.
   Собрание вежливо посмеялось, а затем, содрогнувшись, проводило жалостливыми взглядами спину удалявшегося хозяина. Лёхин вышел в одних слаксах, босой и, кажется, сам не подозревал, насколько плачевно выглядит.
   ... Увидел в ванной, когда подошёл к раковине умыться. Потянулся к крану включить воду и привычно глянул в зеркало. До-олго смотрел. Морда бледная - "Это под электрическим светом!", серые глаза тяжёлые, в набрякших веках - "Ща сполоснусь холодной водой, этого не будет!", провёл пальцами по синякам и опухшим кровоподтёкам на груди и на животе - "Блинчики-оладушки! Разве мы их близко к себе подпускали?!"
   ... К десяти утра, вымывшийся, успокоенный, в чистой одежде, он сел за стол на кухне. Пришлось, правда, вскочить и помочь Елисею перенести тарелки и чашки.
   - А Никодим где?
   - У него своих забот полон рот, - отозвался Елисей. - Ты ешь-ешь, не отвлекайся, Лексей Григорьич. Дела тебе сегодня предстоят хоть и лёгонькие, но хлопотные.
   - Да? И с чего, думаешь, начать надо?
   - Со звонка в больницу. А то бы и съездить не мешало бы - к Вече-то.
   - Съезжу обязательно.
   - После обеда Егор Васильевич приехать обещался.
   - Не жизнь, а сплошной праздник, - пробормотал Лёхин. - То сам в гости, то ко мне гости. Весело живём, Елисей, да?
   - Ну, Егор-то Васильич к тебе, Лексей Григорьич, и не заглянет. У бабки Петровны сидеть будет.
   - Логично. А потом... Потом - тихий, спокойный вечер.
   - Э-э, - осторожно сказал домовой, - друзья-товарищи точно не собирались приходить?
   - А кто их знает? - философски пожал плечами Лёхин. И засмеялся. - Ничего, мечтать не вредно!
   Позавтракал спокойно, чтобы не огорчать Елисея. Зато и мысли привёл в порядок, сообразил, что в первую очередь делать и в какой последовательности. До обеда забежать в больницу к Вече, потом в кафе-кондитерскую. А после обеда всё уж как-нибудь утрясётся само собой помаленьку. Он взглянул в окно - солнечно! Чего ещё надо для счастья?.. С плеча что-то сонно проворчали прямо в ухо.
   - Елисей, у нас зефир остался?
   - Вот ещё - баловать проказника! - строго сказал домовой.
   Но Шишик уже скатился на стол и шамкнул челюстями на Елисея. Лёхин, посмеиваясь, открыл дверь холодильника и вынул пакет со снежно-белой сладостью.
   Пока "помпошка" торопливо жрала зефирину, а домовой мыл посуду, бормоча что-то под нос, Лёхин оделся и присел на корточки перед вещмешком. Тот стоял прислонённый к ножке письменного стола.
   - Не понял! - удивился Лёхин при виде пакетиков с драгоценностями.
   - Это мы разобрали, - объяснило привидение агента КГБ. - Все предметы разложили по признаку одинаковой ауры. Мы так поняли, вы, Алексей Григорьевич, экспроприировали у какого-то бандита награбленное, чтобы вернуть личное имущество пострадавшим.
   - Правильно вы всё поняли, - вздохнул Лёхин. - Только в некоторых случаях придётся возвращать награбленное не самим потерпевшим, а их родственникам... Глеб Семёнович, вы провели невероятно кропотливую и сложную работу - спасибо вам всем за это. Но у меня есть маленькая просьба о работе, ещё более сложной: придумайте, как найти хозяев драгоценностей. Двоих-то я знаю, но остальные...
   - Задача и впрямь сложная, - признал Глеб Семёнович. - Но мы подумаем.
   Уронив раскрытый вещмешок боком, Лёхин протащил его по всей комнате. Убедившись, что пакетики легли разрозненно, он попросил привидений, слетевшихся на странный шелест, отыскать два комплекта: золото с сапфирами и кулон из золотых нитей вокруг сиреневого камня. Первый пакет обнаружил Дормидонт Силыч, второй - Линь Тай, обрадовавшийся новой игре. Драгоценности Бывшей Жены Лёхин положил в ящик стола; пакет с вещицами профессорской жены сунул в карман. Собрав остальные пакетики в мешок, он замер, стараясь сообразить, как лучше распорядиться временем до звонка Егора Васильевича.
   Лёвую сторону лица опахнуло холодком. Лёхин оглянулся.
   - Касьянушка в зале опыты проводит. Не желаете взглянуть? - весело сказал бывший агент КГБ.
   Надеясь, что времени Касьянушкин опыт много не займёт, Лёхин встал за дверными занавесками в зал.
   На диване спал Джучи. Над ним напряжённо застыло привидение нищего. Минута. Касьянушка решительно откашлялся (одно ухо Джучи вопросительно приподнялось) и запел тонким прочувствованным голоском:
   - Листики кленовые на дорожке спят, песню колыбельную деточкам шуршат. Дождик притомился, за окном уснул. В темноте тихонько ветерок вздохнул. Чадушко-ладушко, спи-усни! Тихо и радостно сны свои смотри-и!
   Джучи тоже вздохнул, некоторое время глядел в точку перед носом, а затем зажмурился. Касьянушка, склонившись над пушистой, чёрно-белой громадой, поморгал и торжествующе полетел прочь.
   - Подопытное животное показало очень неплохой отклик, - одобрительно констатировал бывший агент.
   Лёхин подумал: неплохо бы найти защищённое ото всех местечко - и закатить глаза. "Помпошка" согласно хихикнула.
   59.
   Из лифта Лёхин выходил как на праздник, - в светлый коридор без заунывно горящих в глухой дождь лампочек; руку тянул к кнопке домофона - и лицо чувствительно тепло грел солнечный луч сквозь стекло, справа от двери. Вот так - с блаженной улыбкой попавшего в райские кущи - он и вышел в прозрачно-осенний солнечный денёк.
   Суженное во время дождей пространство двора расширилось необыкновенно, разлетелось во все стороны и расцветилось яркой пестротой осенних листьев. Ни с того ни с сего во дворе обнаружились клёны с оранжево-жёлто-красным убором, рябины в бархатно-чёрном багрянце; оказалось, что на газонах ещё кое-где растут ноготки и бархатцы, а кое-где - уже почти вбитые дождями в землю, но сейчас вновь упрямо приподнявшиеся холодно-сиреневатые флоксы.
   Лёхин словно вдохнул весь этот воздух, эти краски - да так и замер, медленно выдыхая. За радостью от солнечного денька он как-то сразу не заметил, что у газона стоит громадный чёрный джип-чероки, блистающий такой чистотой, будто стоит он не на разбитой асфальтовой дороге перед домом, а где-нибудь в элит-салоне.
   Чёткий голос профессора Соболева напомнил: "Я видел его однажды у вашего дома. Он выходил из чёрного джипа".
   Насторожённо шагнув с крыльца, Лёхин снова остановился. Распахнулась дверца со стороны водителя. Не глядя на Лёхина, машину обошёл высокий молодой человек, в смокинге, с безукоризненно прекрасными чертами лица, с длинными, художественно растрёпанными волосами. Он глядел бесстрастно и, лишь открывая дверь пассажирского салона, слегка изобразил почтение. Пока пассажир выбирался из машинного чрева с чёрными стёклами, Лёхин в воображении бегло провёл линии на прекрасном лице молодого человека, начиная с его высокомерно вздёрнутого подбородка, - и получил сильно облагороженную морду крысюка. Кажется, теперь ясно, кто убил тех четверых компаньонов в служебке кафе. Возможно, на вечере в честь дня рождения одного из компаньонов Лада успела перемолвиться словечком с этими четырьмя - и вывела их из колдовского состояния. Ребята не совсем поняли, что с ними происходит, но прекрасно поняли, кого из них хотят сделать, пропуская через Ромкины песни с искажённым текстом. Отсюда - бунт против Анатолия: он пел и требовал обчищать клиентов до ниточки. Натравить на четверых остальных, уже пребывающих в стадии крысюков, нетрудно было. Поэтому - кровь по всей служебке и трупы в растерзанном состоянии.
   Альберт вышел из машины коронованной особой - с отеческой улыбкой широковатого для худущей физиономии рта.
   Лёхин аж похолодел от бешенства и злобы на себя: погулять он вышел - без оружия! Впрочем, фиг с ним, с оружием. Альберта он в любом случае в подъезд не пустит.
   - Такое славное, доброе утро, а вы хмуритесь, Алексей Григорьевич!
   - Что вам нужно? - резко бросил Лёхин.
   - Ну что вы как агрессивно, Алексей Григорьевич! Я не собираюсь бросаться на вас, а хочу лишь услышать честный ответ на один-единственный вопрос.
   Мягкая, даже снисходительная улыбка заставила Лёхина внутренне подобраться.
   - Что вы хотите узнать?
   - Только честно! - попросил Альберт. - Вы однажды уже отвечали на этот вопрос. Но, насколько сейчас понимаю, не совсем искренне. Алексей Григорьевич, за что вы ударили Анатолия?
   Бывший хозяин "Ордена Казановы" не уточнил, когда это было. Но Лёхин мгновенно перенёсся в тёмный промозглый вечер, когда ещё живые четверо зажимали уши, а грязный, мокрый Анатолий каркал-хохотал над ними.
   - Он смеялся - повторюсь. Он смеялся страшно. Так смеяться человек не может. И не должен. Это... не по-человечески.
   - Спасибо, Алексей Григорьевич. Я удовлетворён тем, что узнал.
   Он старомодно склонил голову, то ли благодаря, то ли прощаясь, и повернулся к машине. Лёхин так растерялся, что не смог придумать ничего лучшего, как спросить, причём вопрос прозвучал наивно, почти по-детски:
   - Теперь вы будете всем мстить? Роману, мне?..
   Но оказалось, что с вопросом он попал в самую точку. Альберт, стоя вполоборота, удивлённо вскинул брови.
   - Мстить? А за что? Вернее, так: если бы месть гарантировала мне возвращение того, что было в моём заведении месяц назад, можно было бы подумать о ней. Но кафе сейчас - страница, которую я перевернул. Она мне неинтересна. Я смирился с ситуацией, потому что случайности и совпадения в нашей жизни происходят не просто так. В нашем городе Роман и Лада, обладающие одним и тем же даром, но с разными последствиями, могли прожить всю жизнь и не встретиться. Но это случилось. Едва я понял, что последствия их встречи растут снежным комом, я принялся сворачивать свой дело. Вы удовлетворены моим ответом, Алексей Григорьевич?
   - Если бы не было столько смертей... - почти про себя прошептал Лёхин, глядя, как мальчик-красавчик с поклоном дожидается водворения хозяина на место.
   "Самый страшный мерзавец - мерзавец обаятельный, - думал он, спускаясь к остановке. - Солгать - ему раз плюнуть. Но, кажется, здесь он был искренен. Вывод: недолог тот час, когда в городе появится новое обдурилово-обиралово с помощью колдовства... Знать бы все ходы в Каменный город и время от времени проверять их..."
   Но ясная осень, подсыхающий асфальт и море света всё-таки вернули его к повседневности и сиюминутным заботам. Уже на остановке, рассеянно глядя, как кошка, сидевшая на скамейке (ходила сюда от соседнего дома разглядывать людей и транспорт, а заодно и хозяйку провожать-встречать) квадратными глазами смотрит на его левое плечо, он сообразил: прежде чем ехать к Вече, неплохо бы с ним созвониться.
   Веча звонку обрадовался и тут же пожаловался на врачей - мол, одни царапины у него, а отпускать не отпускают. Лёхин не стал говорить, что врачей не столько волнуют его царапины, сколько количество потерянной им крови. Он просто напомнил, что сегодня воскресенье, а по выходным не выписывают. Тогда Веча пожаловался, что с утра на работу - ведь первая неделя пошла, как работать наконец начал, - и на тебе! Лёхин пообещал замолвить за него словечко перед начальством (он имел в виду помощь Егора Васильевича), но Веча тут же отмахнулся: он договорился с одним - заменит, а в следующий раз просто продежурит дважды - и вся недолга. Под конец разговора Веча сказал:
   - Не приезжай, Лёх. А то курам на смех: ты ко мне как к серьёзному больному, а я завтра выписываюсь - сестрички здешние сказали.
   - Тебе точно ничего не надо?
   - С самого утра племяш приезжал - всё привёз, а после обеда сестра, мать Сашкина, приедет, сканвордов привезёт... Лёх, а у тебя как дела? Всё нормалёк?
   Лёхин уверил, что всё в полном ажуре, прекрасно зная, о чём спрашивает Веча. Они ещё немного поболтали, пока он шёл к остановке на мосту. А потом Веча закончил разговор, и Лёхин обнаружил, что стоит у перехода через дорогу, а там - вниз, к несущим опорам моста. Совсем близко. Только перейти. Не убирая забытого мобильника от уха, он попятился - тоже бездумно, пока не сообразил, где стоит и на что смотрит... Шишик тепло вздохнул в ухо... Каменный город подождёт... С плеча снова донёсся вздох, такой долгий, что Лёхин усмехнулся и снова поспешил к остановке.
   До кафе он добрался с изрядным запасом времени, так что, недолго думая, просто пошёл навстречу Ане. Он увидел её стоящей у светофора. Так, она тоже не выдержала и вышла пораньше. Как она переходила дорогу... Машины замерли... Мягкий ветер выстелил асфальт у её ног оранжево-красной дорожкой, и Аня шла спокойно, стараясь не наступать на листья, и оттого походка её была лёгкой... и осенней... Лёхин затаил дыхание. Ему показалось, что затаили дыхание и водители, остановившие машины... "И эта женщина идёт ко мне!" - невольно подумалось ему... Сказка на дороге закончилась, машины заспешили друг другу навстречу. Но Аня шла, как будто ведя эту сказку за собой, и Лёхин, как всегда невольно улыбаясь, поспешил, чтобы она сразу увидела его.
   Сегодня она была в свободном плаще из какой-то мягкой ткани цвета горького шоколада. Высокие каблучки сапог почти не стучали по асфальту. Завидя Лёхина, она чуть заспешила.
   - Привет!
   - Привет.
   - Разворачивамся - идём в кафе?
   - Знаешь, Лёхин, - она назвала его так и улыбнулась, - мы, наверное, сегодня в кондитерскую не попадём. Сегодня же воскресенье, и детский парк рядом.
   Он чуть не хлопнул себя по лбу. Точно! Утром в кафе-кондитерскую ещё зайти можно, но не позже десяти, когда её решительно оккупируют мамаши и папаши с чадами.
   - А пошли в центральный парк! - предложил он. - Шагаем ту же остановку и примерно столько же вниз. Недалеко!
   Она снова улыбнулась и кивнула. Он, чуть повернувшись, согнул руку в локте. Маленькая ладонь в ажурной перчатке легла на руку... Они шли по проспекту, подставляя лица солнцу, и тихонько смеялись, кивая на счастливые лица людей: полторы недели тёмных дождей закончились!
   Перешли дорогу, спустились к другой. Перешли и её - и сразу на мост, прямиком ведущий в парк. Миновав площадку с ларьками фастфуда, с огромными игрушками, встречающими визжащих от восторга детишек, и зону аттракционов, они очутились на одной из аллей, по которой можно гулять бесконечно, вороша ногами почти подсохшие на ветру разноцветные листья, медленно и торжественно слетающие со старых, высоченных клёнов и дубов.
   - У меня кое-что... - начал Лёхин.
   - Я хотела кое-что... - начала Аня.
   И засмеялись.
   - Уступаю даме, - всё ещё смеясь, сказал Лёхин.
   - У меня новости такие, что... - Аня смолкла - и пожала плечами: - Ладно, всё равно придётся... Брат попросил меня пожить у родителей его жены. Там его дети. Он хочет забрать их сюда, но нужно, чтобы они привыкли ко мне.
   - А надолго? Где они живут? - Неожиданно для себя Лёхин обнаружил, что сердце его вполне самодостаточно: он ещё информацию переварить не успел, а оно уже побежало-заволновалось.
   - Скорее всего, на месяц. А живут они на Южном, в коттеджном посёлке.
   Стараясь не слишком шумно выдыхать, Лёхин перевёл дыхание.
   - Говорят, хозяйка кондитерской хочет два филиала открыть, - сообщил он. - Надо поинтересоваться, какие у неё планы насчёт Южного посёлка.
   Аня прыснула, прикрываясь ладонью, а потом, едва удерживая улыбку, пообещала:
   - Постараюсь организовать строгий режим дня и потребовать у детей один личный выходной!
   - А дети совсем маленькие?
   - Старший Стасик, он в будущем году пойдёт в школу. Это из-за него брат хочет, чтобы дети жили с нами. Младшая Раечка, почти полтора года разницы. Вертушка, болтушка - вот уж с кем не заскучаешь. Стасик - он посолиднее будет.
   - Присядем? - предложил Лёхин. Скамейка в укромном уголке парка, среди боярышниковых кустов с круглыми бледноватыми листьями и крупной прозрачно-красной ягодой, почти терялась и отлично подходила для дальнейшего разговора. - Аня, я хочу, чтобы ты посмотрела на одну вещицу.
   Он вынул из кармана плаща пакетик и вытряхнул ей на колени кулон из золотых нитей. Аня осторожно взяла украшение за цепочку. Среди теней в их укромном уголке всё-таки затерялся один солнечный луч, и сиреневый камень кулона резко бросил от себя лиловые выплески.
   - Да, это Тамарин, - тихо сказала Аня.
   Тогда Лёхин высыпал остальное.
   - Профессор не захотел этого брать. Но, мне кажется, если у него есть дочь...
   После паузы Аня улыбнулась ему.
   - Я припрячу их до совершеннолетия Раечки - до настоящего. Когда ей исполнится двадцать один год, память о маме всегда будет с нею.
   60.
   - Когда вдруг выключился свет, меня ударили сзади. По затылку, - сказал Ромка.
   - Он стал падать - это я помню, - сказала Лада. - Я бросилась к нему, хотела поддержать. Тоже ударили сзади. Ничего не помню. Когда пришла в себя, сразу позвонила подруге. А она приехала с Алексеем Григорьевичем. Мы не знали в чём дело, поэтому Алексей Григорьевич предложил спрятаться у Галины Петровны. У неё бы точно никто не подумал меня искать.
   Они сидели всё в том же стареньком, но вместительном кресле. Роман обнимал Ладу, а она изо всех сил вцепилась в его руки.
   Егор Васильевич сидел на диване, рядом с бабкой Петровной, а Лёхин пристроился у окна, на стуле.
   - Дядя Лёша нашёл меня на даче, у одного из этих. В подвале, - медленно, словно вспоминая, сказал Роман. - И привёз сюда. А больше ничего не помню.
   Лёхин успел за полчаса до прихода Комова-старшего проинструктировать ребят, чтоб нажимали только на одно - на беспамятство, - остальное расскажет сам.
   - Так что же это было, Алёша? - обратился к нему Егор Васильевич. Открытие, что дядя - большой человек в городе, на Ладу впечатления не произвело, и он с видимым облегчением разговаривал с нею чуть суховато, как с еле знакомым человеком.
   - Киднэппинг, - сказал Лёхин. - Как вы и предполагали, Егор Васильевич. Просто похитителям не повезло. Я почему-то с самого начала решил, что исчезновения Романа и Лады взаимосвязаны. Да что там - почему-то! Пошёл на худграф и почти сразу наткнулся на девицу в таком же капюшоне, как у Романа. Выяснил, что она подрабатывает в кафе "Орден Казановы". Добравшись до кафе, показал тамошним завсегдатаям фотографии Романа и Лады. А дальше - только слежка и, боюсь, не вполне законное проникновение на частную территорию.
   Бабка Петровна промокнула глаза платочком и вздохнула. Она слышала инструктаж Лёхина, но не собиралась его сдавать. Ребятки дома - и слава Богу!
   Егор Васильич, обнадёжив вмешаться, если что случится с Лёхиным, уехал. Он не потребовал, к великому облегчению Лёхина, деталей дела, удовлетворившись его результатом и категоричным заявлением, что похитители город покинули. Правда, Лёхин подозревал, что Егор Васильич, по зрелом размышлении, однажды вернётся к делу и задаст весьма неприятные вопросы, ответить на которые - обеспечить себе коечку в некотором интересном медицинском учреждении. Не такой он человек, чтобы полностью быть довольным крохами информации. Но всё это будет позже. А пока - можно не думать ни о чём, связанном с "Орденом Казановы". Какое счастье!..
   Бабка Петровна и Лёхин проводили высокого гостя и вернулись.
   За время их отсутствия юная пара, казалось, не шелохнулась.
   - Мне здесь нравится, - сказала Лада, - Можно, я к вам перееду, Галина Петровна? Я по хозяйству всё умею.
   - Не Галина Петровна, а бабуля, - поправил Ромка. - Мне у тебя, бабуля, тоже нравится. Тоже перееду. Будешь за нами обоими приглядывать.
   - Нет, - спокойно сказала куда-то в его джемпер Лада. - Сначала закончишь школу и поступишь. Потом переедешь.
   - Но встречаться будем каждый день.
   - Или созваниваться.
   Напряжённо сидевшая на диване, бабка Петровна легонько вздохнула и расслабилась.
   - Я пойду, - шепнул Лёхин.
   В прихожей, прислушиваясь, как "ребятки" уточняют вопросы сосуществования, бабка Петровна тихонько пожаловалась:
   - Ох, Лёшенька, боюсь я ведь их - какие самостоятельные да взрослые. И как я с ними буду? А родителям что я их скажу?
   - Галина Петровна, Лада - девушка принципиальная, если вы ещё не поняли. Много говорить не буду, но совет дам: вызовите сюда мать Лады, поговорите с нею. Егор Васильич сказал как-то, что мать - женщина умная. Так что...
   - Спасибо, Лёшенька, так и сделаю.
   И пошёл Лёхин домой попечалиться о завтрашнем пустом утре - без Ани.
   Ага, попечалишься тут.
   Дормидонт Силыч столбом в углу вытянулся - ни жив ни мёртв, глаза стеклянные. Паранормальный народ обходит его угол, но нет-нет, да вытаращится на купцово привидение. Лёхин тихонько спросил у бывшего агента, изображающего ледяное спокойствие:
   - Что случилось с Дормидонтом Силычем?
   - Реклама порносайта выскочила. Ну, "похабник и скандалист" наш взял - да на тот сайт и сунулся. Результат перед вами. Вылетя, геенну огненную поминал, громы небесные на чьи-то головы призывал.
   - Воина Касперского!! - вдруг завопило купцово привидение и рвануло в компьютер, потрясая кулаками.
   - Воин разве с поста уйдёт?! - крикнул вслед Глеб Семёнович, но Дормидонт Силыч его уже не слышал. Лёхин вздохнул и сел на диван. А привидение бывшего агента вкрадчиво спросило: - Алексей Григорьич, есть ли для вас интересные сайты, закрытые всякими паролями? Могу открыть все.
   - Хакерством занялись, Глеб Семёнович? - в тон ему спросил Лёхин и вздохнул: - Напомните мне, будьте любезны, сколько раз мне пришлось посидеть за компьютером, с тех пор как он здесь появился? Вот именно.
   - Но вы всё-таки не забывайте о моём предложении, - уже просто сказал Глеб Семёнович. - Во-первых, вы единственный, кому моё умение пригодится. Привидения в Интернете все умеют, да зачем им? А у меня практически умение будет использоваться. Во-вторых, былые привычки так сразу не изживёшь. Нравится мне хакерство именно тем, что информацию собираешь легко. А сбор информации - это жизнь.
   - Жизнь... - проворчал Лёхин. - Вы мне придумали способ разыскать владельцев драгоценностей и способ отдать их?
   - Конечно! - удивился Елисей. - Всем миром думали - и надумали. Способ лёгонький, но долгий. Бери, Лексей Григорьич, один пакетик, а Шишик уж к хозяину приведёт. Только сначала иди к кафе тому.
   Лёхин сразу вспомнил, что именно так он хотел разыскать Валю.
   - А отдать как? Просто так ведь не скажешь: "Вот ваши драгоценности". Ещё милицию вызовут.
   - Не вызовут! - пренебрежительно сказал агент. - Всё очень просто. Драгоценности заворачиваются в несколько слоёв тряпки, засовываются в коробочку, опечатываются какой-нибудь бумажкой. Всё. "Бандероль с доставкой на дом" готова. Взяли тетрадку, расчертили её, вписали фамилии потерпевших - и пусть расписываются. Усы, бороды почтальона только не забывайте менять.
   - Неужели сами придумали? - поразился Лёхин.
   - Открывать Америку? Боже упаси! Я же говорил, что сбор информации - это жизнь. А уж кладезь детективной информации у вас, Алексей Григорьич, богатейшая, - кивнув на книжный стеллаж, признал Глеб Семёнович.
   Оглядывая "домочадцев", Лёхин заметил Линь Тая, комментирующего для домовых китайские блюда, в большом количестве найденные в Интернете.
   - А Касьянушка где?
   - На гастролях! - гордо сказал Елисей. - Из соседнего подъезда домовой прибежал, чтоб Касьянушка колыбельные чадушке тамошнему попел. Ребятёнок болезный да капризный, говорят. Вот Касьянушка ему песенки и поёт, а как тот вздремнёт - новую сочиняет. Уж как домовой тамошний доволен: хозяйка-то молодая давно не спамши. А тут - сама заснула.
   - Елисей, а как ребёнок Касьянушку слышит? Касьян-то - привидение.
   - Ну, пока не заговорит - всякое чадо тонкий мир слышит и видит...
   Оставив народ наслаждаться блюдечком с золотой каёмочкой, то бишь компьютером, Лёхин засел в спальне, забравшись с ногами на кровать, и обзвонил друзей. И Олег, и Павел сразу согласились на почтовую авантюру, причём Олег всё пытался быстрее закончить разговор, а на заднем плане слышался негромкий женский голос. Павел же, напротив, так заинтересовался, что тут же предложил помощь и жены: "Любимая сказала - обязательно поможем!" Лёхин отложил мобильник и обзавидовался: застенчивый с женщинами Олег, благодаря общему делу, познакомился с Валей, а известный бабник Павел наслаждается обществом жены. Да, есть чему позавидовать.
   Подушка как-то незаметно и явно самостоятельно очутилась под головой. "Пять вечера, - припомнил Лёхин. - Полежу немного, а то все мысли вразброд. А проснусь - надо бы в альбом придуманных земель подклеить лист с Каменным городом - теми местами, которые запомнил. Так, на всякий случай... А то ведь мало ли..."
   Из нагрудного кармана домашней куртки уснувшего Лёхина вылез Шишик. Проинспектировал начало хозяйского сна и скатился к глазам человека.
   Джучи, дождавшийся наконец, когда хозяин расслабится, подошёл к нему и улёгся на ногу. Сонный Лёхин вяло попытался вытащить ногу из-под мягкой тяжелины - не удалось. Смирился и ушёл вглубь сна...
   ... По бесконечным каменным плитам громадного космодрома к еле видневшимся на горизонте станциям обслуживания неспешно шагали двое - высоченный грузный охотник и сухощавый жилистый рейнджер. Озабоченная физиономия Джона Гризли несколько просветлела и потеряла напряжённость. Крис же смотрел на мир спокойно и с почти незаметной усмешкой. На нём чуть блестела новенькая форма стража правопорядка, и время от времени он, не глядя, касался пальцами нагрудного кармана, чтобы удостовериться, на месте ли его старый, пусть немного погнутый, но всё ещё действующий жетон.
   По дороге они разминулись с ещё одним рейнджером - тоже в форме с коротким рукавом, в тяжёлых ботинках и несколько странном стетсоне - переднюю тулью шляпы украшала небольшая пушистая помпошка с блестящими глазами. Вместо фирменного вооружения - луч-бластера, незнакомец носил на бедре холодное оружие - меч.
   Они прервали разговор и раскланялись: Джон Гризли кивнул, Крис склонил голову, коснувшись своей шляпы пальцами, а незнакомец шляпу свою приподнял. Причём обнаружилось, что незнакомый рейнджер светловолос и сероглаз, а помпошка на его шляпе не просто украшение, поскольку, чтобы не упасть, она вцепилась в кожаный ремешок шляпы.
   Пройдя несколько шагов, Джон и Крис закончили разговор, прерванный случайной встречей, - не опасаясь, что их слова может услышать не слишком далеко отошедший незнакомец. А если бы и услышал - ничего страшного. Свой.
   - ... Значит, Кувалда всё-таки вывернулся?
   - Он всё сделал элементарно, Джон: подставил пешек, а пока с ними разбирались - ускользнул.
   - И что теперь с тобой будет?
   - Ничего. Моя планета вне сферы его интересов. И ты ему неинтересен по той же причине. Так что можешь снова охотиться в любимых уголках космоса - и никто тебе мешать не будет.
   - Но несколько ребят он взял с собой. А травленый зверь может огрызаться на кого ни попадя.
   - Боб расчётлив. Помнишь его любимое присловье?
   - Ничего личного? Помню.
   - Так и понимай это, Джон. Пока ты не вписываешься в круг его личных интересов в каком-нибудь деле, ты для него ноль.
   - То есть делишками своими он всё-таки займётся.
   - Почему бы и нет? Но и мы будем настороже. Надеюсь, старый мерзавец однажды проколется, и мы возьмём его тёпленьким на месте преступления.
   - Но... ничего личного, Крис? - усмехнулся охотник.
   - Абсолютно, Джон.
 nbsp;  Они неспешно шагали, и каждый по-своему вспоминал недавнюю встречу с незнакомцем в форме рейнджера. Острый глаз охотника ещё тогда отметил любопытное поле вокруг странной зверушки на шляпе, и теперь Гризли пытался сообразить, на какой планете водятся помпошки-телепаты. А Крис вспомнил мельком слышанный разговор, что на базу должно прилететь рейнджерское пополнение с планеты Земля, и гадал, не может ли быть светловолосый незнакомец из новичков. Неплохо бы. Чувствуется в нём и сила, и уверенность. Из таких и получаются отличные стражи Вселенных.
  
  
  
   Для любопытных. См. комм.1.
  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 7.90*7  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"