"Твою мать!" - Настроение у доцента Хрюкова сразу испортилось. Первый полевой выход, даже недели не прошло, фигня какая-то стряслась. Разозлившись, доцент выполз из-под навеса, дающего хоть какую-то защиту от долбанной жару, и поплелся в сторону неумолкающего крикуна.
Бездельники, а для Хрюкова все студенты, были потенциальными бездельниками, расступились. Под кустом саксаула радостно скалился череп, щерясь желтыми зубами...
Могилу выгребли до последней песчинки, находки переписали и надежно упаковали. И началось...
Уже под утро, когда выпили все что можно и почти все, что нельзя, позасыпав, где кто упал, и чуть не сошедший, от радости, с ума Хрюков успокоился в жарких объятиях поварихи Машки, по лагерю скользнула тень и завозилась возле запакованных ящиков...
Внутри шлема еще остались клочки обивки - мягкой зеленой ткани, похожей на бархат. И вообще, он казался бы игрушкой, если бы не длинная вмятина на затылке.
- Ну и кто же твой хозяин, а? Почему говорить не умеешь? А ну, проверим, налезет или как? - И засмеялся. - Преемственность поколений, блин. Коля - Чингизид, звучит, однако!
Шлем оказался на удивление легким, и сидел как влитой. - Прикольно, нах, как на меня делали!
Металл начал вдруг накалятся, впиваясь в кожу...
Перед глазами покачивалась степь, упираясь в небо. Конь недовольно прядал ушами, оборачиваясь умной мордой, просил разрешения, чтоб скакать наперегонки с ветром, навстречу врагу... Сбоку вынырнул низкорослый всадник, зашептал горячо, дыша в ухо чесноком. Рядом презренные шакалы, совсем рядом, за пять полетов стрелы отсюда. Передовой отряд.
- Вперед! - Привстав в седле, послал коня в галоп, выдергивая из ножен невесомую саблю. - Вперед! К Последнему Морю!
И пришло знание, что за спиной разворачиваются стальным серпом неудержимые тумены, готовясь убивать и умирать во славу Хана. Во славу ЕГО...
Видение вдруг начало таять, становясь прозрачным. Дрожащие пальцы сорвали вдруг ставший снова холодным шлем. А перед глазами все стояла бескрайняя степь, и бесчисленные, уходящие за горизонт, ряды воинов. Его воинов...
Они ждали. Совсем необязательно, что его, подошел бы любой, годящийся на роль жертвы. Ждали в темноте, скрываясь в тени аллеи.
- Слышь, закурить есть?
- Нету, дяденька, и куртка без подкладки. - Хотел шуткой чуть облегчить судьбу.
- Под студента косишь? - Короткий, без размаха, удар. - Ненавижу, блядь, студентов!
Упавшего долго били ногами, не насмерть, так, руки-ноги сломать, не больше. Когда избитый комок мяса даже хрипеть перестал, вожак дернул молнией на штанах, обдал мощной струей.
- Хватит ему, студенту долбанному...
- А не сдохнет? - Спросил кто-то, из осторожных.
- Ты жалеть будешь?
- Да похуй мне, пусть сдыхает, одним говном меньше...
Не сдох.
Из больницы выписали только через месяц, на прощание, подвезя домой. Мать заполошно забегала вокруг, пичкая разными вкусностями, отец, долго хмурясь, налил по сто грамм и предложил, за удачу, до дна. Первую бутылки раздавили мгновенно, организм перекормленный таблетками пьянеть не хотел, и отец побежал в ночной, за добавкой.
Шлем так и лежал под диваном, куда испуганно швырнул. Матовая синева так и просилась в руки, притягивала как магнит, обещая снова вернуть в мир, где по мановению руки умирают тысячи, где за спиной нерушимая стена стали...
Он вошел в окно, как сквозь лед, ломая неподатливое стекло руками...
- И чего это молодые с ума сходят? - Лениво пробурчал участковый. - Мы в их время и не думали о глупостях таких, из окон сигать. Обкурился, небось, и мозги поплыли.
Бабушки согласно закивали.
- А может, съел чего, - выдвинула одна из них версию. - мой-то, на днях с друзьями по грибы ездил, да, видать, по ошибке гадость какую сожрал. Цельный день на слюну исходил, марсины все мерещились...