Аннотация: Трансформация души, или причём здесь Барсик
Глаза слезились от яркой вспышки. Высокий сводчатый потолок ангара ещё минуту назад был чёрен, а теперь - весь светился тусклыми жёлтыми огнями. Он поднялся с твёрдого лежака и, стоя на всех четырёх конечностях, яростно замотал лохматой головой, сбрасывая остатки сна. За прочными прутьями решёток он видел других - они тоже проснулись и в немом оцепенении сидели или стояли в ожидании. Два длинных ряда клеток с линией монорельса у каждого разделял широкий коридор. Он потянул носом, уловив знакомый запах пищи. Значит, ждать осталось не долго. Дверь вот-вот откроется и появятся они. Они... Они лишили его дома. Они посадили его в клетку. Они надели ему на шею этот ошейник. Они называли его Раби-308. В их руках была теперь его жизнь и его смерть. И он тоже, как сотни других, ждал их.
Тяжёлая дверь с грохотом отворилась, и в полутьму ангара врезался яркий луч света. По монорельсам, скрипя плохо смазанными суставами, поползли огромные с человеческий рост кастрюли. Они останавливались у каждой клетки; длинные паучьи лапы появлялись откуда-то сзади: одна брала миску, другая, с черпаком, наполняла её однородной смесью зеленоватого цвета, от которой поднимался пар.
308-й прислушался. Среди монотонного тихого шороха работающих автоматов он услышал шаги. Кто-то, обутый в тяжёлые ботинки, шагал по каменному полу коридора. 308-й вытянул шею, прислонившись к холодным прутьям, но его клетка была слишком далека ото входа, и он мог лишь увидеть, как жадно набрасываются на пищу его сородичи, получив порцию.
Из своего прошлого 308-й почти ничего не помнил.
Барсик лизал молоко, но постоянно отвлекался, вздрагивая от каждого шороха. Мальчик принёс его с помойки и спрятал у себя в комнате. Он присел рядом и притаился, наблюдая за котёнком. Раньше у него не было питомцев, и мальчик всё не решался погладить его, боясь спугнуть.
Из-за двери доносились голоса родителей. Мама говорила всё чаще и громче - так всегда бывало, когда она снова злилась на папу, папа же говорил редко, но иногда его голос громом прокатывался по дому. Мальчик прислушался. Сейчас начнётся. В последнее время они часто ругаются. Почему? Он не мог понять. Он просто прижал ладони к ушам и сжался. Мир вокруг затих. Мальчик смотрел на Барсика и слышал, как маленький шершавый язычок окунается в молоко Больше ни звука.
- И этого тоже, - хозяин ударил дубиной по стальным прутьям. Словно выключили рубильник, и фильм прекратился. 308-й оторвался от миски и посмотрел. Хозяин ходил на двух ногах, имел две руки, одну голову и носил под тонкой бронёй одежду - совсем как человек. Но, куда бы он не пошёл, за ним волочился длинный хвост, покрытый прочной серой чешуёй. 308-й мысленно улыбнулся. Он никогда не верил в существование мифических рептилоидов.
- Проследите, чтобы он всё съел, - сказал хозяин, обнажив острые жёлтые зубы. И снова среди монотонного чавканья стали слышны неторопливые шаги. У клетки застыл другой, с таким же серым лицом, жёлтыми глазами и бугорком вместо носа. Он тоже был хозяином и требовал повиновения, для этой цели у него за поясом торчал хлыст. Призрачная боль пронзила тело, и 308-й опять уткнулся в миску. Совсем как собака.
- А сейчас на эту сцену выйдет Белкин Женя из четвёртого "а", - произнесла ведущая, девочка десяти лет в длинном сиреневом платье, - который сыграет на пианино сонату номер семнадцать Бетховена, - и поспешно ушла за кулисы. На сцену вышел невысокий светловолосый мальчик в чёрном костюме-тройке с галстуком-бабочкой на тонкой шее.
Приветственные аплодисменты затихли, и в зале повисла ожидающая тишина. Мальчик глядел поверх голов и горько улыбался. Они слишком заняты своими ссорами, им некогда. Он проглотил ком и, рассеяно поклонившись, сел за рояль; дрожащие тонкие пальцы коснулись чёрно-былых клавиш.
Солнце здесь жгучее, безжалостное: палит по двадцать часов в сутки, до самого сезона дождей - почти две трети года. А им всё нипочём - ходят, не прикрывая лысой головы, все в броне, в тяжёлых ботинках с высоким голенищем. 308-й снова обернулся - где-то там, вдали, остался душный, но всё же прохладный ангар; теперь он и его сородичи вернутся туда только через двадцать часов непрестанной работы под палящим красным диском или в полутьме шахты. Вокруг ни одного деревца, ни постройки, лишь невысокие металлические конструкции торчат то тут, то там над поверхностью, отмечая входы в шахты, и простираются на многие километры.
308-й вдохнул полной грудью горячий воздух и опять почувствовал жажду. Он хотел зачерпнуть ещё немного воды, но обернувшись, увидел горящий взгляд, поднял кирку и побрёл к карьеру.
Воспоминания из прошлой жизни снова накатили. Он бы и рад прогнать их, но не мог.
---
Когда он взял её руку, она была ещё тёплая. Сквозь неплотно закрытые веки видна узкая белая полоска, рот приоткрыт; она лежит в ворохе простыней, полуголая, прикрытая тонким пледом, а рядом на туалетном столике - россыпь разноцветных кругляков; пустая склянка на полу, крышка закатилась под кровать. Но, нет, она не могла этого сделать - он знал её. А они нет.
Его ладони сжались, лицо искривила ненависть. Он наклонился и ещё раз прижался губами к бледному лбу. "Как они могли, эти ублюдки..." - Его плечи затряслись от немых рыданий. "Я же сказал им, порошок будет... только через два дня. Через два дня..."
- Давай уедем отсюда, - сказала Катя, обвив его шею тонкими руками, и прижалась к небритой щеке.
- Не сейчас, - он высвободился и отступил на шаг.
- Я боюсь за тебя, - её голос дрожал.
- Пустяки, - мужчина привычно отмахнулся.
- А как же, - она уставилась на свои ноги, обутые в комнатные тапки, - как же...
- Опять за своё? - Он отвернулся и подошёл к окну. - Я же говорил тебе, что не хочу семью, - и, помолчав, добавил: - и я тебя не держу.
Он обернулся: она стояла, всё также опустив голову. Мужчина ждал, но она молчала. Он не слышал, но знал, что она плачет. Опять. Катя, Катенька, Катюша! Подойти, обнять её, заглянуть в чистые серые глаза и сказать "всё наладится". Но, нет, нельзя, иначе она останется. Почему она всегда остаётся?
Он закурил. Прямо в комнате, не выходя на балкон.
Он бежал. Вся его жизнь была бесконечным марафоном. Он оглянулся - никого. Никого быть не могло, никто не мог его преследовать. Мужчина остановился и осмотрелся - низкие постройки обступили его со всех сторон и смотрели на чёрными глазницами выбитых окон. И ни одной живой души, только протяжное завывание ветра в пустых бетонных коробках. Он приблизил ладони к лицу - они не дрожали. Теперь они больше не дрожали никогда. Мокрый снег лип на ветровку и медленно таял.
Мужчина достал сигарету и поднёс ко рту. "Нет, - пронеслось в его голове, - Катя не любит, когда от меня запах". Он швырнул сигарету на тротуар и застыл, глядя, как она увязает в жидкой каше, покрываясь прозрачно-белыми хлопьями.
Резкий толчок в спину чуть не повалил его на землю. Мужчина обернулся - тротуар был по-прежнему пуст.
- Я иду к тебе, - произнёс он, запахивая ветровку. "С ними покончено", - хотел добавить мужчина, но горький ком застрял в горле; в груди, где-то меж рёбер больно кольнуло. Снег, подхватываемый новыми порывами ветра, стал гуще и беспощадно хлестал по лицу и рукам. Внутри разливался огонь, рождая невыносимые спазмы в животе. Он упал на колени, прижав ладони к груди. А ветер всё набирал скорость, создавая завихрения, кружил лёгкие снежинки и не давал им коснуться тротуара. Теперь мужчина оказался в центре разрастающейся воронки.
---
Острая кирка беспощадно вгрызалась в твёрдую почву солончака. Половина дня была позади, а в мешке лежало только два камня; они блестели на солнце, когда 308-й открывал его, чтобы проверить добычу. Густой воздух плавился под жгучими лучами. Сейчас бы сесть и отдохнуть, но хозяева снуют тут и там, повсюду слышны гневные окрики и свист хлыста.
Но, вот, совсем рядом упал раби. 308-й не видел его раньше - новенький. Он продолжал работать, украдкой следя за происходящим. Свист хлыста не заставил упавшего встать. Подошли ещё двое хвостатых, один ткнул в безжизненное тело носком ботинка и отступил. Он махнул рукой - подошли двое раби и поволокли тело по горячей земле.
- Повезло ему, - услышал 308-й позади. Он обернулся - перед ним, опираясь на кирку, стоял лохматый старик с длинной серебряной бородой. Его иссушенные руки сотрясал тремор.
- Он умер, - ответил 308-й, продолжая ковырять почву.
- Я и говорю, - снова прохрипел старик, - повезло парню.
- Ага, - 308-й отвернулся.
Каждый день кто-то падал, каждое утро кто-то не просыпался. Но каждый раз приходили новые раби. 308-й замахнулся, но перед глазами мелькнуло чёрное пятнышко. Он упал на колени и яростно заработал руками. И только одна мысль крутилась в голове: главное - не повредить. Он радостно воскликнул, когда чёрный кристалл показался на поверхности; 308-й бережно положил его на ладонь и с полминуты любовался игрой полутонов прежде чем положить в висящий на шее мешок. Теперь можно и отдохнуть. Он сел на горячую землю и, обхватив костлявые колени руками, закрыл глаза.
- Как тебя зовут? - Снова тот же голос. 308-й открыл глаза - старик сидел рядом, в позе йога, завязав ноги в узел.
- Триста восьмой, - ответил он, проглотив слюну.
- Это номер, - прохрипел старик. - А имя у тебя есть?
- Раби, - произнёс 308-й устало, - у нас у всех одно имя. Раби.
- Нет. - Старик поднял руку, защищаясь от солнца. - Меня, вот, Алексеем зовут. У тебя тоже должно быть имя из прошлого. Какое?
- Ра-би, - твёрдо, выговаривая каждую букву, ответил 308-й, - у меня нет другого имени.
- Ладно, - Алексей пожал плечами, - Триста восьмой.
Снова повисло молчание. И только мерный стук кирки. 308-й снова закрыл глаза, наслаждаясь покоем.
- Как ты думаешь, куда его?
- Что?
- Куда парня понесли?
- В печь - куда же ещё?
"И от него останется лишь горстка пепла", - хотел добавить он, но промолчал. "Интересно, а он когда-нибудь получал плетью? - думал он, вдыхая горячий воздух, не размыкая тяжёлых век. - Наверное, нет. Поскорей бы отстал..."
- Зачем им камни?
308-й решил не отвечать.
- Ты, вот, роешь землю, а зачем не знаешь, - говорил Алексей. - Никто не знает. А шахты? Тоже не знаешь? А я знаю... - Он помолчал. - Они едят их, те золотые самородки из шахт. А камни используют для своих машин. Ты, вот, не веришь мне, но попомни мои слова - я говорю правду.
После этого 308-й стал встречаться со стариком чаще.
- Хочешь отсюда выбраться?
308-й молчал. "Опять этот сумасшедший! Куда не повернись - везде он. Ладно бы молчал, но ему же неймётся. Хорошо там, - он посмотрел вниз, - там его нет". 308-й надвинул на лицо маску и включил налобный фонарь. "Там вообще ничего нет, - он забрался в тележку и взял долото. На секунду рука замерла на полпути к чёрному треугольнику. - Ничего, пустота. Как внутри..." Он нажал кнопку. Лифт, издав протяжный скрип, начал опускаться. Лишь на миг мелькнуло лицо Алексея. "Он как будто живой", - подумал 308-й. Квадрат света уменьшался; стало трудно дышать, он схватился обеими руками за ошейник и рванул, что было сил. Но опять ничего не вышло. Долото упало на дно тележки.
- Разве можно выбраться из Ада? - спросил он, облизывая пересохшие губы. Лишь на мгновение он опустил веки, а когда поднял, над шахтой торчала чёрная косматая голова. 308-й вздрогнул - по спине пробежал холодок. "Только не смотри на него", - мысленно произнёс он, уставившись на испещрённую шрамами стену шахты. Лифт медленно опускался.
Стена стала как будто ближе. Взгляд метнулся к другой - и эта тоже. 308-й инстинктивно расставил руки, глотая затхлый воздух подземелья. Грудь пекло, словно внутри разгорался пожар; кровь бешено пульсировала в горячих висках; перед глазами мелькали вперемешку тёмные и светлые бесформенные пятна. 308-й опустился на дно тележки и привычным движением обхватил колени. Стены неумолимо надвигались. Он отключил фонарь, чтобы не видеть. Его била мелкая дрожь; он закричал, но не услышал собственного крика; глухим эхо его унесло вверх и вниз по шахте. 308-й закрыл глаза - квадрат света стал точкой. Лифт резко остановился, и он качнулся, падая в темноту.
- Машенька, - прошептал Алексей, - мою внучку зовут Машенька. Я тебя обязательно с ней познакомлю, когда выберемся.
308-й сидел около камня, рядом, опираясь на кирку, стоял старик, неподалёку - ещё несколько раби с тряпьём на головах. И только у Алексея голова не прикрыта. "Совсем, как у ящеров", - отметил 308-й.
- Откуда ты знаешь, - 308-й проглотил слюну, - что этот "портал" существует?
- А как же они нас сюда затащили? - Алексей кивнул в сторону ящеров. Они стояли с непокрытыми головами, упакованные в броню, совершенно равнодушные к изнуряющей жаре. 308-й пожал плечами.
- А где мы по-твоему? - спросил он.
"Даже забавно, что он скажет"
- В паравселенной, - ответил Алексей.
"В прошлый раз он говорил, что на другой планете, - подумал 308-й, - а ещё раньше - на Земле. Зря он не носит повязку..."
- Как только они его создали, - старик сел рядом, - ведь они отстали от нас веков на пять-шесть.
- А как же кастрюли и лифты?
- И больше ничего. - Он впился руками в рукоятку кирки. - У них даже огнестрельного оружия нет... Если только он не появился сам собой?..
308-й сложил ладони козырьком у лба и наблюдал за ящерами.
- А может мы умерли? - сказал он, - и попали в Ад?
Он ещё ни разу не говорил этого вслух.
- Моя жизнь вполне этого стоила.
Лицо Алексея исказила гримаса недовольства, его руки перестали дрожать.
- Они затащили нас сюда через портал, - твёрдо сказал он. - Ада нет. И Рая.
"Атеист?" - 308-й покосился. Пронзительный свист вернул к действительности - один из ящеров взмахнул в воздухе хлыстом. 308-й послушно встал и, взяв кирку, побрёл к разработке. Он обернулся и увидел, как Алексей уходит в противоположную сторону. Впервые за эти дни он не шёл с ним рядом. "Обиделся", - решил 308-й и отвернулся.
Почему лифт стал опускаться так быстро? Пятно света скакало по буграм и впадинам чёрной стены; долото валялось где-то под ногами. "Интересно, нашёл он свой портал? - 308-й обеими руками вцепился в бортик тележки. - Надеюсь". Стены больше не надвигались, в глазах не мельтешило, и шум в голове утих. Но квадрат света всё уменьшался с неумолимой скоростью.
---
Он бежал изо всех сил. Не оборачиваясь и не останавливаясь. Маленький мальчик, один среди домов-великанов. С неба до земли протянулись серебряные нити, соединив свинцовые тучи с асфальтом. Дождь становился ливнем, и холодные капли, сбиваемые порывами ветра, хлестали бледные щёки. Мальчик не замечал ничего вокруг, а в голове пульсировала лишь одна мысль: подальше. Подальше, лишь бы не слышать, как они снова кричат. Он не знал, сколько прошло времени с тех пор, как захлопнулась тяжёлая входная дверь; он бежал, пока не прекратился ливень. Осмотревшись, мальчик не увидел привычных многоэтажек; он стоял на пустом тротуаре посреди широкой улицы, разделённой старой дорогой, по обе стороны которой тянулись редкие строения. Потерялся? Раньше он никогда здесь не бывал. Значит, можно отдышаться. Мальчик глубоко вдохнул сырой осенний воздух и медленно поднял руки. Пальцы конвульсивно содрогались.
Перед глазами снова возник Барсик - маленький, полосатый, он жалобно мяучит и трётся об ногу. И, вот, он безжизненно повис в его руках. Он поднял его с пола, прижимает, гладит. Но котёнок молчит. Он бросает взгляд на кубок в углу, на красные капельки на старом потёртом линолеуме. И только теперь он замечает - шёрстка на голове Барсика влажная, пасть приоткрыта и видно маленькие острые зубы; остекленевшие глаза смотрят пустым невидящим взглядом. А они продолжают кричать. Они даже не вышли. Он поднял кубок и поставил у зеркала - пусть посмотрят. Они не пришли, а он всё-таки победил. Он ещё раз провёл ладонью по мягкой шерсти и аккуратно положил котёнка в застланную тряпкой коробку.