Аннотация: 2013-й. Орфография, пунктуация и стилистика сохранены.
Для начала, наверное, мне стоит представиться.
Хотя с этим могут возникнуть проблемы.
Свое настоящее имя я вам, естественно, не скажу.
Придумывать новый псевдоним как-то глупо, а старый могут и узнать.
Да и придумывать пришлось бы сразу два псевдонима.
Почему два?
Потому что нас двое.
Хотя я одна.
На самом деле все очень просто.
В общем, сойдемся на том, что меня зовут Люся. На самом деле это не так, но сейчас это неважно. В этом мире почему-то принято обращаться к людям по именам, поэтому без них вам будет как-то некомфортно.
Другую... другого.. другое меня зовут... Люцик.
Да, именно так.
Я бы еще назвал его Люцифером.
Заткнись, моя черешня, знак вступать еще не дали.
Мгм. Прошу прощения, дорогие читатели.
Все началось в детстве.
В раннем-раннем детстве, когда я только начала запоминать жизнь. В той точке отсчета, до которой потом, в юности, мы помним свою жизнь.
В какой-то момент я осознала, что в моей голове я не одна.
Кто-то вломился насильно, потеснив детский неразвитый мозг и нагло развалился в кресле, закинув ноги на столик у камина.
И с тех пор оттуда не выбирался.
Мы познакомились не сразу. Долгое время я боялась трогать его, лишь прислушиваясь к ненавязчивому шепоту и запоминая новые слова.
Гость, как ни странно, молчал долго. Несколько лет. Ну как, не молчал. Скажем так, молча сидел в кресле, хмыкая и изредка многозначительно усмехаясь.
Изучал меня.
Подстраивал внутренний мир под себя.
Растил оболочку.
Подготавливал.
Ненавязчиво так.
Питался внутренним светом ребенка, добравшись до сокровенного клада в его душе и открыв сундук сразу и настежь.
Окружающие сразу заметили, что с ребенком что-то не так.
Прохожие оборачивались на улице, чтобы поглядеть на девочку с удивительно светлым взглядом сияющих глаз, от которой веяло чистотой и добром. Цыганки застывали в удивлении, глядя на существо, в котором было столько невинности и Истинного Света, что даже своя, цыганская кровь была не слишком заметна.
Отец ребенка, человек со сложной судьбой и трудным характером, на несчастье, начитавшийся различной эзотерической литературы, сразу же загордился ребеночком, ссылаясь на великий потенциал Мастера, любовно взлелеянный отцовскими познаниями и стараниями.
Но вот, однажды ребенок вырос.
Свет, до этого прям таки сквозивший в глазах, куда-то делся.
Сытый гость внутри детского мозга довольно похмыкивал, разминая косточки.
А окружающие почему-то начали разочаровываться в "Дите Света и Добра", называя его даже иногда "Исчадием Ада".
Маленькая, задумчивая девочка с темно-зелеными глазами, вокруг черных зрачков которых собрался желтый остаток бывшего Света, оказалась одна.
Ее почему-то перестали понимать.
Отец все еще верил, что дочка вырастет великим Мастером, но постепенно стал задумываться, понимая, что надежды - дело великое, но недолгое.
А девочке, между тем, становилось все труднее и труднее.
Трудно жить без света.
Годам к семи она стала жесткой и черствой. Но умело притворялась милой и несчастной, входя в доверие к тем людям, кто проявлял к ней жалость и заботу, а затем пользуясь их добротой. Правда, через некоторое время до них доходила неправильность ситуации и девочку мягко отталкивали.
Непонятно, за какие греха она невзлюбила отца.
Сознательно испортила ему жизнь, усугубив ситуацию, которая и так была хреновей некуда еще с первых лет ее жизни.
До сих пор она считает его виноватым в своем состоянии, хотя одновременно и осознает, что все дело в ней самой.
Неопознанная хрень в ее голове наблюдало за всем этим, умело направляя действия девочки в ведомое только ему нужное русло.
Одного хрень не учла.
Это все-таки был ребенок.
Склонный к опрометчивым поступкам и банальным, но действенным решениям.
Спору нет, такого как раз легко подстроить под себя, вырастив из него нужное существо, вот только иногда можно и переборщить.
Поняла все это Неведомая Хрень лишь тогда, когда что-то изменить было уже поздно.
Потому что для начала надо было хотя-бы ее остановить.
А как это сделать, когда девятилетний ребенок, тайно прокравшийся ночью на улицу и забравшийся через чердак на крышу трехэтажного дома, стоит на подоконнике, держась одной рукой за открытую створку чердачного окна, и решительно смотрит вниз?
Ага, правильно подумали.
Хрень заорала что-то непонятное на незнакомом языке.
Ребенок от неожиданности выпустил из рук створку и с тихим криком ужаса соскользнул с подоконника, отчаянно цепляясь за шершавый серый шифер.
Ребенку повезло - внизу оказался карниз и водосток, в который уперлись дрожащие ноги в потрепанных, когда-то белых кроссовках.
Следующие минут тридцать были худшими в жизни этого маленького существа. Десять из них девочка потратила на то, чтобы успокоиться и перевести дух, еще пять - чтобы прислушаться к молчанию внутри себя и подумать, что все-таки приглючилось, ну и остальные пятнадцать - чтобы, рискуя жизнью, подтянуться по шиферу и кое-как добраться до окна.
Желание прыгать пропало раз и навсегда.
Ребенок даже не смог спуститься обратно на чердак, хотя лестница все еще стояла под окном.
Утром ее нашли работники, подрезавшие виноград по соседству, которым этот дом служил складом, а у ее отца был от него ключ.
Отец ругался долго.
Но не орал. Почему-то.
Хрень, сидевшая внутри нее, в отличие от девочки, знала - в глубине души он, возможно, был слегка разочарован, что ей не хватило решимости (как он считал), и впоследствии, Хрень даже сказал ей это.
Но тогда ребенок этого не знал.
И покаянно плакал, клятвенно обещая, что больше никогда такого не будет делать.
А Хрень молчала.
Молчала довольно долго.
Ровно столько, чтобы девочка решила, что жизнь, какой бы сложной и странной она не была, все-таки для чего-то нужна, поэтому ее стоит прожить.
Прошел почти год.
Отец с девочкой переехали в город.
Мать? Чья мать? Ах, мать.
Нет, ее с ними не было.
Отец увез от нее ребенка еще в двухлетнем возрасте, чтобы уберечь.
Из-за этого и начались все проблемы, из-за этого девочка и стала такой, какая она теперь, но если бы тогда этого не произошло - неизвестно - была бы она сейчас вообще на свете.
Хотя, может, это и было бы к лучшему.
Но Хрень почему-то была уверена в обратном.
Еще бы, тогда бы все произошло куда быстрее, и у нее не получилось бы сполна насладиться процессом поглощения Света.
Но мы отвлеклись от темы.
К тому времени, когда они переехали в город, ребенку уже исполнилось девять лет, и всесоюзный розыск тихо-мирно забил на их существование, как и на гневные упорствования настойчивой мамаши с весьма и весьма криминальным прошлым, настоящим и бу... хотя вряд ли у нее было какое-то будущее.
Настала пора вспоминать о том, что все приличные дети должны учиться в школе.
Вот только в первый класс обычно берут в семь, а не в девять лет.
Надо сказать, дома ребенка практически ничему не учили. Имея в виду школьную программу.
Все обучение ограничивалось сборником простеньких примеров по математике, чистыми тетрадями, "Тремя мушкетерами", "Детьми капитана Гранта" и остальными, позже появившимися книгами.
Именно книги и сыграли решающую роль в развитии ребенка.
Еще с детства они были единственными преданными друзьями. Девочка прочитала немереное количество печатных изданий, русских, не русских, детских и не детских.
... Однажды ей купили "Зверобоя". Того, который Джеймса Фенимора Купера. Кстати, красивое имя.
Отец утверждал, что и сам читал эту книгу, и что она неебически прекрасна, но неизвестно, чем он думал, давая читать ее маленькому шестилетнему ребенку.
Который, кстати, сумел осилить ее только с третьей попытки.
Чингачгук и могикане - это все, конечно, интересно, вот только с непривычки язык "прерий" казался девочке немного странным и трудным.
Впоследствии прочитанные монотонный "Последний из Могикан" и душещипательный "Прерия", особенно образ престарелого главного героя из последнего, оставили в душе ребенка глубокий след.
Но не настолько глубокий, насколько оставила сцена со снятием скальпа с безобидного старика в плавучем домике на озере из "Зверобоя".
Тогда-то Хрень и оживилась.
Она внимательно и осторожно перебирала мысли и размышления немного шокированной девочки, любовно сортируя их и направляя их в нужную сторону...
Неизвестно, какими методами отец уговаривал администрацию ближайшей школы принять ребенка, но седьмого сентября две тысячи пятого года нашей эры хмурая девочка с небрежным хвостиком коротких черных волос вышла из подъезда, поправляя лямку непривычного тяжелого портфеля на плече и направилась по направлению к месту, где детям должны были бесплатно давать знания.
Как потом выяснилось, не совсем бесплатно и не совсем знания, но это уже подробности.
В этот день ребенок официально стал третьеклассником и с этого момента большинство своих проблем и других дел решал сам.
После того, как сам идешь в первый в жизни класс, не зная даже, где он находится и помня лишь, как выглядит твоя классная руководительница - большая, толстая, с командирским голосом; где ты не знаешь как себя вести, и все смеются над тобой, потому что ты не похож на них, у тебя странный взгляд и смешное молчание в ответ на непонятные вопросы из программы первого и второго класса - после этого уже ничего не страшно, правда ведь?
Через три года, когда корявый и некрасивый почерк все-таки начал формироваться в окончательный мелкий, изящный, с отдельно стоящими буквами, формироваться без всяких прописей, которых ребенок в глаза не видел и не знал, для чего они предназначены до десяти лет, ребенок написал свой первый стих.
Это был очень странный стих, с прыгающим ритмом, но зато с четко соблюденной рифмой. В нем не было ни одной грамматической ошибки, которых ребенок вообще делал редко, спасибо нескольким шкафам прочитанных книг.
Стих назывался "Чужая".
И был написан в первом в жизни ребенка дневнике.
Тогда-то Неведомый Гость и заговорил с ней.
Это были очень странные диалоги.
В них не было слов. Поначалу, Гость не знал языка. Передавал мысли ощущениями, образами, видениями.
Ребенок, который уже давно догадывался, что внутри него живет что-то чужеродное, только молчал, жадно внимая долгожданному собеседнику.
С тех пор прошло много времени.
Почти, хм, шесть лет, но для ребенка это много.
Особенно когда ты одинок, но не один.
Девочка выросла.
Превратилась в девушку.
Жесткую, циничную, саркастичную.
Постепенно забила на то, что с ней мало кто хотел общаться, разорвав круг общения и кардинально поменяв взгляды на жизнь. У нее даже появились друзья, взамен старым врагам и бывшей лучшей подруге.
Несколько раз девушка влюблялась. Один раз - взаимно. Это была долгая и странная любовь, начавшаяся с вражды и закончившаяся ей же спустя полтора года. Ее избранник мог бы стать идеалом в ее понимании, и он бы им стал, будь он чуть менее жесток, груб и криминален.
Впрочем, это было давно.
Девушка успела сполна насладиться одиночеством. Гость внутри нее давно перестал быть гостем, превратившись в полноправного Обитателя, заимев собственное имя, право голоса и став отдельной частью. Отдельным человеком. Ну, или не человеком, не суть.
Иногда, когда ей становилось совсем уж тошно, она закрывалась, выпуская наружу Люцифера. Обычно, это ей аукалось, но после таких прогулок Люцифер добрел и переставал вредничать, даже старался помогать ей.
Девушка взрослела.
Но почему-то не сорвалась. Не стала курить, не пробовала уходить в пьянки и вести разгульный образ жизни. Это могло бы быть странным, если бы не было ненужным. Ни для нее - ни для живущего внутри Люцифера. Им просто нравилось общество друг друга - Люциферу не хотелось покидать теплое местечко и любовно взращенного собеседника, а Люсе... Люсе просто некуда было деваться.
Конечно, она, как и все подростки, мечтала... но Люцифер, своими циничными репликами, умудрялся испортить любую мечту. Хотя, со временем, Люси даже стала находить в этом свою прелесть. В ванильных сказках о принцах самым милым героем, действительно, был белый конь. Хотя в "изложении" Люцифера это, почему-то, всегда была черная кобыла. Не суть.
У этой истории нет конца. Она продолжается до сих пор. Если когда-нибудь, в метро, маршрутке, автобусе или троллейбусе вы встретите девушку в наушниках и отсутствующим взглядом, будто она параллельно ссорится с кем-то... ни за что не знакомьтесь с ней. Не стоит.