Все предисловия обычно пишутся после того, как книга закончена и поделать уже ничего нельзя. Они на фиг не нужны никому - только самому автору. А вот не надо было умничать ! Писать надо так, чтобы все было понятно без лишних слов. Даже если есть талант, плохо, когда он единственный ребенок в семье и воспитывается без сестры. А уж если его нету, тем более приходится переводить с русского на понятный.
Да и где бы его нарыть - талант ? Гении рождаются редко, да оно и к лучшему. Луи Арагон по этому поводу весьма остроумно заметил : "Долг гениев - снабжать кретинов идеями через двадцать лет после своей смерти."
Взаимоотношения человека с нечистой силой кто только не исследовал. Ну, и мы туда же. Все равно живем в такие времена, что дверь на ту сторону практически не закрывается. Так и хлопает, так и хлопает. Шастают туда - сюда толпами любопытные граждане. Приворачивают, отворачивают, порчу снимают - напускают. Особенности национальной магии в том и состоят, что сейчас это массовое увлечение - вроде экстремального спорта. Присоединяйтесь, спорт учебе - не помеха.
Вот так я и думала, когда вознамерилась, особо не комплексуя, потревожить великие тени - Мефистофеля с Фаустом, Воланда с Мастером и многих других. Но не тут - то было... Занимательная ведьмология оказалась не таким уж безобидным занятием. И с рукописью, и с автором сразу начало происходить черте - что. А предложения от издателей были такого странного свойства, что я почувствовала себя не начинающим писателем, а публичной женщиной. И даже сомнения начали вкрадываться: а редакторы ли это звонили ? Злополучная рукопись потом и вовсе исчезла. Но ненадолго. Видимо, рукописи действительно не горят.
Cейчас, перечитывая свой блудный роман, я вижу в нем много несовершенств. Сейчас я написала бы по - другому. Но и я уже совсем другая. Эта вода утекла. Поэтому оставим все, как есть. Так будет честно.
Для себя я позиционирую это как роман в жанре новогодней елки. Рецепт простой : берем зеленое дерево простого сюжета и наряжаем его, как бог на душу, ритуальными фигурками, сновидениями, притчами, стишками самодельными. - всем, что найдется в Мамином сундуке. Именно так каждый год создается в доме артефакт новогодней елки. И заметьте : каждый раз получается красиво и по - новому. А для того, чтобы перейти виртуальный рубеж из прошлого в будущее, всего - то и нужно - напиться и крикнуть погромче : "елочка, зажгись !" Ерундовое вроде заклинание, а всегда срабатывает. Ни разу еще не бывало, чтобы новый год не наступил.
Все совпадения случайны. А если кому - то что - то кажется, автор настоятельно рекомендует креститься. Нечистая сила, сами понимаете. Либо работать над собой, над улучшением своего светлого имиджа. Тогда и на зеркало не придется пенять за кривизну фейса.
И вообще : чего пристали ? Не стреляйте в пианиста, он играет, как может.
.
Глава 1. ЖЕНСКИЙ ПОРТРЕТ В ШАПКЕ - НЕВИДИМКЕ.
Спать Лукин не умел - он всегда дрых. Когда сильно уставал - храпел, а уставал он практически всегда. Лукин был представителем мужественной профессии дальнобойщиков. Идеальный муж, почти как капитан дальнего плавания. Дома она его видела редко, и только спящим. Слава богу, семнадцать лет назад Лукин успел между рейсами сделать свою копию - младшего Лукина, иначе непонятно, как бы она вообще узнавала мужа. Она смотрела, как он спит, и ее не покидало ощущение, что, случись ей увидеть благоверного идущим по улице с открытыми глазами, она бы прошла мимо.
Она думала, что любит Лукиных. Они о ней вообще не думали. Внимание на нее обращали только тогда, когда хотели есть или не могли найти чистые носки. Так она понимала, что все - таки нужна им. когда они насыщались и носки свои находили, то тут же переставали не то, что замечать - вообще видеть ее. Они никогда не разговаривали с ней на какие - то отвлеченные темы, и постепенно она привыкла молчать. Она жила, как сказочный персонаж, в шапке - невидимке : ее никто не слышал и никто не видел. Она настолько овладела искусством маскировки, что ее не слышали и не видели не только дома, но и на работе, и вообще по жизни.
На исполнение своих супружеских обязанностей Лукин тратил примерно столько же времени, как на чистку зубов. Убежденный в оздоровительном эффекте и той, и другой процедуры, ощущениями жены никогда не интересовался. Лукин был нормально функционирующим мужчиной, но функционировать предпочитал с отвязными веселыми подружками, которых в изобилии дарила ему трасса. Свою жену Веру он таковой не считал, и дома любил отдыхать вообще от всего, и от баб в том числе.
Каково было его жене Вере вот так вот стариться, он не задумывался. Если бы она сняла свою шапку - невидимку... но шапка уже приросла к ней - и Лукиных это устраивало.
Подруг у Веры тоже не было. То есть раньше они были, но вносили в дом шум, суету и инакомыслие - могли научить Веру ПЛОХОМУ. Лукин подруг не любил и был к ним неприветлив. Дома он появлялся редко, но визиты их настолько сурово пресекал, что довольно быстро отвадил вовсе.
В дневное время Вера ходила на работу. Люди на работе делали карьеру, зарабатывали деньги, общались, в конце концов. А Вера Лукина ходила на работу. Работала она в хорошем месте - в налоговой инспекции, уже двадцать лет. Двадцать лет назад налоговая инспекция не была хорошим местом, а теперь стала хорошим. Но Вера Лукина в своей шапке - невидимке совершенно одинаково ходила туда - что двадцать лет назад, что сейчас.
В молодости Вероника Аркадьевна Свиридова красавицей не была. То есть среди сверстников не считалась. Потому что быть красавицей и считаться красавицей - далеко не одно и то же. Она была высокой и статной, но тогда были в моде как раз маленькие и хрупкие, и она стеснялась своего крупного тела. Медлительная и величавая, странно выглядела среди шустрых сверстниц. И ее, как картину забытого художника, которая не вписывалась в музейную экспозицию, сунули в человеческий запасник. Где она и пылилась аж до двадцати восьми лет. Почему Коля Лукин сделал предложение именно ей, она так и не поняла. Но мама с папой так обрадовались, что она, не раздумывая, согласилась.
Лукин ненадолго достал ее из запасника, с нее вытерли пыль, одели свадебное платье. Лукин даже растревожил в ней женскую похоть, и она удивилась, сколько ее... это была некая неупиваемая чаша. Но Лукину было на это плевать, он разбудил женщину и тут же напялил на нее шапку - невидимку. Имя Вероника муж посчитал фривольным, и стал звать ее Верой. Молодость и женская жизнь кончились, не успев начаться.
В быту Лукин, сам не подозревая об этом, был древним греком. Греки делили всех женщин на три сорта : гетера - для изысканных наслаждений, наложница - для будничного секса, жена - для дома и детей. Ни в коем случае не путать! Жена должна была сидеть дома на женской половине и вести себя так, чтобы о ней нельзя было сказать ничего плохого и ничего хорошего - то есть быть незаметной .
Понятия мужской верности у античных мужиков вообще не существовало. Но горе той эллинке, которую застукал муж! Такая женщина до конца дней лишалась права носить украшения, и не только законный муж, но и любой другой мужчина мог подойти и ударить ее прямо на улице. В храмы и общественные места ее больше не пускали, чтобы она не могла научить других - порядочных женщин - ПЛОХОМУ.
Подруги, которые были раньше, часто говорили, что при таком муже сам бог велел гулять, жизнь - то одна... Но уж если даже Вероника не гуляла, а лежала в запаснике, покрываясь пылью, то Вере и вовсе было смешно ждать принца или коварного соблазнителя. Она привыкла стесняться своего крупного тела и кутала его в какие - то несуразные балахоны или бесформенные брюки. Тело поняло, чего от него хотят, и стало несуразным и бесформенным. А потом и вовсе последовала шапка - невидимка, и бесследно исчезли подруги, учившие ПЛОХОМУ...
На работе уже лет десять считали, что ей осталось три года до пенсии, но звали ее, как дома, без отчества - Вера. На работе она тоже всегда молчала, а если отпрашивалась , то только в магазин или в больницу, и всегда ходила с большими сумками. Она приносила эти большие сумки домой и кидала их содержимое в ненасытное чрево холодильника. Но хозяйство вела, как ведут все невостребованные по ночам женщины - фригидно, без души. Готовила, но без выдумки, стирала, но даже чисто выстиранное белье ничем не пахло. Прибирала, когда видела, что грязно. Ее очень давно никто не гладил, даже по голове. Поэтому белье она тоже не гладила, просто складывала в шкаф - само отлежится.
Так было не всегда. В первые годы брака она периодически пыталась напомнить мужу, что она тоже женщина. Он подумал, что ей стало известно о его невинных забавах на стороне. Коля Лукин сначала удивился, потом забеспокоился, а потом нашел способ поставить жену на место. Ему тяжело и неприятно было жить с чувством вины, и он нашел гениальный выход из положения. Он просто переложил свою вину на ее плечи, и жить сразу стало легко и приятно. А для того, чтобы Вере служба медом не казалась, он решил почаще критиковать ее и указывать на ее женские несовершенства.
Сначала Вера почувствовала себя виноватой в том, что слишком медлительна. Потом прониклась чувством вины за то, что у нее слишком крупная фигура. Потом она уже чувствовала себя виноватой за каждые порванные колготки и вообще за каждый съеденный кусок. Чувство вины постепенно стало абсолютным и вообще беспричинным. Вера чувствовала себя виноватой за то, что она - это она. За то, что живет на свете, и тем обременяет своих домашних. Она была твердо убеждена в том, что глупа, некрасива и все делает не так. С тех пор манипулировать ей стало легче легкого.
В такой ситуации резонно было поинтересоваться : а для чего муж продолжает жить с ней ? Но Вера боялась поднимать проклятые вопросы, потому что у нее была очень маленькая зарплата. Она боялась, что не сможет прокормить сына. Она догадывалась о регулярных изменах мужа, но решила подавить в себе гнев и обиду. Ценой неимоверных усилий ей это наконец удалось. Она тоже нашла гениальный выход из положения : она не жила, а терпела жизнь.
В налоговой бытие кипело ключом, а она была лишней на этом празднике жизни. Даже взяток не брала, потому что ей никто и не предлагал. Зачем ей, все равно три года до пенсии...Зато когда нужно было пойти на квартиру описывать выморочное имущество, то послали Веру. А кого? Все остальные были заняты. И Вера пошла, вместе с участковым.
Выморочным имуществом называется то, что остается после смерти совершенно одинокого и очень бедного человека. Когда нет наследников. Вера с участковым должны были описывать человеческое одиночество и нищету. И ужас при переходе в другое измерение, когда некому даже подержать тебя за руку, и некому попросить у тебя прощения, и некому отпустить из души на волю твои грехи. Единственной ценной вещью была икона Божьей Матери Нечаянная Радость, но участковый сразу же забрал ее, поэтому в опись ее не включили. После этого он сразу ушел - больше ему здесь делать было нечего. Сказал, что зайдет часа через два: опечатать помещение, а она уж тут пусть сама.
Так она осталась одна. И начала один за другим открывать ящики комода, где лежало нижнее белье, чиненное - перечиненное, чулочки штопаные, кофты теплые, поеденные молью. В резной деревянной шкатулочке колечки дешевенькие, какие продаются в киосках "союзпечати". Даже старость, от которой нет спасения, даже вопиющая нищета не истребили тайной женственности покойной. В самом нижнем ящике Вера с удивлением обнаружила завернутую в вышитую салфетку толстую русую косу. Надо же, теперь такие косы у женщин и не вырастают . Косу она достала и волосы почему - то погладила, наверное, вспомнив, как давно ее саму никто не гладил по голове. Она закрыла глаза и представила, как это приятно, когда мужские пальцы нежно зарываются в твои волосы, а мужчина горячо и прерывисто дышит тебе в ушко. Почему - то вдруг закололо в руках: как мурашки, только больнее. Сначала кисти рук, а потом неясная боль поднялась выше локтя. Ей захотелось срочно помыть руки, но воды в кране не оказалось. Пока она искала воду, боль ушла куда - то в плечи и там рассосалась.
Она вернулась в комнату и почувствовала, как там неуловимо что - то изменилось. Видно, за окнами начало темнеть, в комнате воцарился голубоватый полумрак, так что пришлось зажечь электричество. На комоде стояло обшарпанное зеркало, наверное, амальгама была вся исцарапана с обратной стороны. Поэтому предметы отражались в нем смутно и без деталей. В воздухе повис какой - то неуловимый шум : то ли где - то у соседей гудела вода в ржавых трубах, то ли еще что. В старых домах шумы накапливаются и включаются самопроизвольно, без участия человека. Вместо того, чтобы описывать имущество и вообще делать то, для чего она много лет ходила на работу, Вера, повинуясь неясному чувству, приладила косу вокруг головы и посмотрелась в зеркало. В ответ на это действие зеркало сразу прояснилось, словно его как следует протерли, а шум усилился. Вдобавок замигала одинокая лампочка под потолком. Замигала, но не погасла, а, напротив, засветила ровным ярким светом.
- Ну, здравствуй, Вероника, - внезапно вырвалось у Веры Лукиной. Голос был чужой, низкий и глубокий, с чувственной хрипотцой. Для того, чтобы коса держалась на голове, Вере пришлось срочно выпрямить шею и расправить плечи. Так держали себя дамы прошлых столетий, вынужденные носить тяжелые сооружения из собственных волос. С появлением коротких стрижек женщины быстро избавились от величавой осанки своих прабабушек.
Вера смотрелась в зеркало и пыталась вспомнить, когда она в последний раз так много времени посвящала этому занятию. Но вспомнить не смогла, потому что подходила к зеркалу на короткое время по утрам, а причесывалась все равно, не глядя. Глядеть давно было не на что, и причесывать особо нечего. А под шапкой - невидимкой и так сойдет.
Сейчас она чувствовала себя так, словно встретилась с кем - то, давно забытым, после долгой разлуки. Это было свидание с собой. Шапка - невидимка наконец упала с головы, и Вера увидела толстую неопрятную старуху. Жидкие волосенки не спасала даже химическая завивка. Брови белесые кустиком, ясно видный второй и намечающийся третий подбородок. Глаза маленькие, а вместо век - невообразимые кожаные мешки. Носогубные складки выражали вселенскую скорбь. Никакой косметики, никаких украшений.
Мелькнула спасительная мысль : "Не может быть, чтобы это была я..." Но фигушки, это была она. Она была похожа на печального клоуна, да еще с чужой косой на голове. Это был итог прожитых лет. Это лицо было несмываемым пятном, черной меткой нелюбимой и никому не нужной женщины.
Вера почувствовала себя бессовестно обманутой и ограбленной. От обиды на жизнь, которая поступила с ней так цинично, она сделала еще одну вещь, которую не делала уже много лет : она сначала заплакала, а потом заревела. По- настоящему, от души.
И странное дело: вместе с горючими слезами, словно нарисованное, сползало с нее лицо Веры, и проступало из - под него в зеркале лицо Вероники работы неизвестного художника. С картины, что так и пролежала в запаснике. Словно пришел реставратор и трепетной рукой смыл бездарную мазню со старого холста, да так и замер, взволнованный свиданием с незнакомкой.
Так оцепенела перед зеркалом, отмытая от чужого имени и чужой жизни Вероника. Оцепенела и стояла так долго, не замечая, что сумрак в комнате стал сиреневым, из раскрытых ящиков комода сильно пахло вербеной, а шум усилился и стал похож на шум ветра в поле.
Она стояла так, не мигая, очень долго, пока не стукнула дверь - это вернулся участковый. Дом сразу шум выключил, сумрак сиреневый спрятал, но запах - не успел. Замотанный участковый только спросил: "Духи, что ли, разлила? Закончила тут?" Очень удивился, когда узнал, что не закончила, и придется ему еще завтра приходить и печать снимать. И Вера - такой уж сегодня был день - опять сделала нечто такое, чего не делала много лет. Она соврала. Она не врала с незапамятных времен. Не потому, что была таким уж борцом за правду, а потому что никто и никогда у нее ни о чем не допытывался. Очень давно она не делала ничего такого, что стоило бы скрывать. И она соврала, что ни с того, ни с сего страшно заболели зубы и она просто не в состоянии была эту рухлядь перебирать. А ключ она вполне может взять себе, и никому об этом не скажет, поэтому ему можно и не беспокоиться. А завтра она, как закончит, ключ ему занесет прямо в опорный пункт. Веру он знал давно, квартирка была беднее некуда. Он согласился и быстро ушел.
А Вера снова сделала то, чего не делала вообще сроду: она косу положила в сумку, а зеркало завернула в эту самую вышитую салфетку. И все это прихватила с собой. То есть украла. Не могла не украсть. Вера чувствовала себя какой - то извращенкой, фетишисткой, но это было сильнее ее. Это были очень личные и очень запретные трофеи, и она унесла их с собой. Фетиш - это как раз и есть такой предмет, с которым вы чувствуете интимную связь. Это ключ в ваше тайное, запретное и темное. Вроде инструмента для медитации. Собственно, в переводе с португальского это слово и означает "магический предмет". Он - просто кнопка, которая включает некий, присущий только вам, ассоциативный ряд. Чтобы сделать магический предмет амулетом или талисманом, над ним еще надо основательно потрудиться. А фетиш - он сам по себе фетиш. Фетиш нам подкидывают в готовом виде из неизвестных миров, как маленькие дети подкидывают пустой кошелек. И в том, и в другом случае всегда срабатывает. Мы, как последние дураки, нагибаемся и поднимаем.
Она шла домой, и снег падал хлопьями на плечи Вероники, а она шею и спину держала прямо, сохраняя свою чистоту и отмытость. Веронике даже в голову не пришло зайти в магазин, забыла она об этом. И очень удивилась, когда дома увидела вечно голодного младшего Лукина. Младший Лукин сначала заворчал, но почему - то вдруг заткнулся и удивленно спросил: "Духи купила?" . И она вдруг поняла : ОН ЕЕ ВИДИТ. Впервые за много лет ОН ЕЕ ЗАМЕТИЛ.
И Вероника нарушила привычный обет молчания. Она сказалась больной, а сыну дала денег и порекомендовала сходить куда - нибудь в кафе поесть. Или даже пива попить. Не заботясь о произведенном впечатлении, удалилась в спальню отдыхать и попросила ее сегодня не тревожить. Вот так! Изумленный сын послушно встал и ушел. И слава богу. Потому что если мужа она видела постоянно спящим, то сына видела постоянно жрущим. Посуду он за собой упорно не мыл, крошки со стола не убирал и "спасибо, было очень вкусно" от него не дождешься. А таких мужиков что за удовольствие кормить... Кормление мужчины, как и кормление младенца грудью - процесс интимный, без обоюдной нежности лишенный всякого смысла.
Теперь у Вероники была своя тайна, и она хотела дома без посторонних - она так и подумала: "без посторонних" - проверить, что же это было. Так, временное помешательство, или еще что.
Она вошла в комнату, где между рейсами дрых Лукин. Спальня - это, наверное, такое место, где люди спят, обнявшись, и вместе просыпаются. Ей представилась шелковая пижама и тапочки с бамбошками, и женщина перед зеркалом, на котором в изобилии стоят красивые флаконы синего стекла. Вспомнилась даже картина художницы Серебряковой. А у нее на трюмо пыль была, а вот флаконов никаких давно не было, не было и щетки красивой для волос, никаких баночек и кисточек - ничего такого, что напоминает о женском присутствии, излишеств никаких. На стуле свалены в кучу халаты, ночная рубашка напоминает не о любовных утехах, а об эпидемии тифа в гражданскую войну. И в воздухе витают не эротические фантазии, а запах жареного лука, которым все уже окончательно провоняло в этом любовном склепе.
Глава 2. СКОЛЬКО ВЕСИТ ВЕДЬМА.
Вероника уселась перед зеркалом на коробку. Что в ней лежало, она давно забыла. Лукин пуфик покупать не разрешил, так как в быту придерживался сурового стиля. Извлекла свои трофеи, украденное зеркало пристроила сбоку. И странным образом личность ее, отражаясь рикошетом, утроилась. Довольная результатом, Вероника достала косу и почему - то даже зажгла свечу . Так было романтичнее. И вообще : так было надо. Она разгладила косу. Чужие волосы сообщили рукам то же неприятное покалывание, которое быстро поднялось выше локтя и ушло в плечи. И Вероника снова приладила косу к голове.
- Ну что, Вероничка, хорошо бы волосы перекрасить, цвет - типичное не то. И все остальное что - то уж очень запущено. И морда лица, и вот эта - фигура. Где фигура у тебя, душа моя? Видимо, там же, где и лицо - в прошлом. Все увиденное не радовало Веронику, но впасть в отчаяние она не успела, потому что родился в воздухе ровный гул, и сумрак приобрел сиреневый оттенок. В комнате все сильнее и сильнее пахло вербеной. Не особо задумываясь над тем, что она делает, Вероника чужим голосом проговорила :
Маковым цветом, солнечным светом,
снегом одета, ветром согрета,
где тебя нету, где меня нету,
дерево жизни тянется к свету.
Кора зарастет - немощь уйдет,
кора зарастет - старость уйдет,
кора зарастет - тоска изведется...
Это были ничего не значащие слова, какая - то детская считалочка. но свеча вдруг затрещала и начала чадить, а больше ничего не изменилось. И тыква не стала каретой, и обноски - бальным платьем, и крестная не пришла к Веронике... В зеркале, в сиреневом полумраке, отражалась все та же толстая неопрятная старуха - всю жизнь три года до пенсии. Только в глазах появилось что - то темное и нехорошее, опасное что - то. Взгляд стал острым, как бритва. Всю жизнь молчавшая Вероника раньше знала всякие особенные слова, но невостребованные, они забылись. И она не смогла подобрать название к тому, что увидела в зеркале.
Она почувствовала себя совершенно разбитой, ее просто развезло, как пьяную. Она и рухнула поперек кровати, только успела косу засунуть под подушку.
Она, похоже, тоже дрыхла, потому что не слышала, как заявился под утро загулявший сын. Да еще и не один, а с падшей женщиной. Словно кто - то от нечего делать бросил камень в маленький прудик жизни Лукиных, и пошли круги по воде...
Ничего не слышала Вероника, потому что смотрела очень странный сон.
БЕРЕНИКА СТОЯЛА У ВХОДА В ЦЕРКОВЬ, НЕМНОГО В СТОРОНЕ, ОДЕТАЯ В ПРОСТОРНЫЙ СКАПУЛИР СВИНЦОВОГО ЦВЕТА. СПЕРЕДИ И СЗАДИ НА НЕМ БЫЛИ НАШИТЫ КРЕСТЫ ИЗ ЖЕЛТОЙ МАТЕРИИ ДЛИНОЙ В ТРИ ЛАДОНИ И ШИРИНОЙ В ДВЕ ЛАДОНИ. СЛУЖБА ДАВНО НАЧАЛАСЬ, НО БЕРЕНИКА ЗНАЛА: ЕЙ ТУДА НЕЛЬЗЯ. ТАМ МУЗЫКА, ПРОХЛАДА И БЛАГОДАТЬ, НО ЕЙ ТУДА НЕЛЬЗЯ. И ОНА СМИРЕННО СТОЯЛА У ВХОДА И МОЛИЛАСЬ ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЕ, ПОТОМУ ЧТО НА ЦЕЛЫЙ ГОД БЫЛА ОТЛУЧЕНА ОТ ЦЕРКВИ И ЛИШЕНА ТАИНСТВА СВЯТОГО ПРИЧАСТИЯ.
А ВСЕ НАЧАЛОСЬ С ТОГО, ЧТО У СОСЕДА ОДНА ЗА ДРУГОЙ ОКОЛЕЛИ ТРИ ЛОШАДИ. ОН КУПИЛ ЧЕТВЕРТУЮ ЛОШАДЬ ,И ОНА ТОЖЕ ОКОЛЕЛА. CОСЕД, ПОНЯТНОЕ ДЕЛО, ВПАЛ В КРАЙНЮЮ БЕДНОСТЬ И ЗАТАИЛ ЛЮТУЮ ЗЛОБУ НА БЕРЕНИКУ. ОН ПРИШЕЛ К НЕЙ В ДОМ В НЕУРОЧНОЕ ВРЕМЯ И ПОКЛЯЛСЯ:" ВОТ Я КУПИЛ ЕЩЕ ОДНУ ЛОШАДЬ, И ОБЕЩАЮ ГОСПОДУ И БОЖЬЕЙ МАТЕРИ, ЧТО ЕСЛИ И ЭТА ЛОШАДЬ ОКОЛЕЕТ, ТО Я УБЬЮ ТЕБЯ СВОИМИ СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ." ЛОШАДЬ НЕ ОКОЛЕЛА, И ВСЕ РЕШИЛИ, ЧТО БЕРЕНИКА БОЛЬШЕ НЕ ОСМЕЛИЛАСЬ НАВОДИТЬ ПОРЧУ. ХОЗЯИН ЛОШАДЕЙ УТВЕРЖДАЛ, ЧТО ПРИ ВСЯКОЙ БОЛЕЗНИ СКОТИНА ЧАХНЕТ ПОСТЕПЕННО. ЗДЕСЬ ЖЕ ИМЕЛО МЕСТО ЯВНОЕ ОКОЛДОВАНИЕ, ПОТОМУ ЧТО ЛОШАДИ ОКОЛЕВАЛИ МГНОВЕННО.
СОСЕД НЕ ВПЕРВЫЕ ПРИХОДИЛ К БЕРЕНИКЕ В НЕУРОЧНОЕ ВРЕМЯ ТАЙКОМ ОТ СВОЕЙ ЖЕНЫ, НО УХОДИЛ ВСЕГДА НИ С ЧЕМ. ЖЕНА ЕГО УЗНАЛА ОБ ЭТОМ, НО ОН СКАЗАЛ ЕЙ, ЧТО БЕРЕНИКА НАПУСКАЕТ НА НЕГО ЧАРЫ И ЗАСТАВЛЯЕТ ПРИХОДИТЬ ПО НОЧАМ. ОН ЭТО ДЕЛАЕТ, НО ПРОТИВ СВОЕЙ ВОЛИ.
И ТОГДА РАНО УТРОМ, НА РАССВЕТЕ, ПРИШЛИ ЗА БЕРЕНИКОЙ ПСЫ ГОСПОДНИ, И ПОДВЕРГЛИ ЕЕ ДОПРОСУ. ОНА ВИНУ СВОЮ ОТРИЦАЛА, И ПОКАЗАЛА, ЧТО СВИДЕТЕЛИ ЯВЛЯЮТСЯ ЕЕ ВРАГАМИ, А ЗНАЧИТ ПО ЗАКОНУ СВЯТОЙ ИНКВИЗИЦИИ ИХ ПОКАЗАНИЙ В РАСЧЕТ ПРИНИМАТЬ НЕЛЬЗЯ .СВЯТАЯ ИНКВИЗИЦИЯ ДАВАЛА НА СЕЙ СЧЕТ НЕДВУСМЫСЛЕННЫЕ РЕКОМЕНДАЦИИ: "ТОТ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НАМЕРЕВАЕТСЯ ПРИЧИНИТЬ СМЕРТЬ ИЛИ ТЯЖКОЕ РАНЕНИЕ ИЛИ ЖЕ, ЧТО ТОЖДЕСТВЕННО, ЛИШИТЬ ЧЕЛОВЕКА ЕГО ДОБРОГО ИМЕНИ, СЧИТАЕТСЯ СМЕРТЕЛЬНЫМ ВРАГОМ. ИНЫЕ ТЯЖКИЕ ФОРМЫ НЕРПИЯЗНИ, КАК, НАПРИМЕР, СВОЙСТВЕННЫЕ ЖЕНЩИНАМ ВРАЖДОВАНИЯ, УМЕНЬШАЮТ ДО ИЗВЕСТНОЙ СТЕПЕНИ ДОКАЗАТЕЛЬНОСТЬ ТАКИХ СВИДЕТЕЛЬСТВ. ОТВОД ТАКИХ СВИДЕТЕЛЕЙ ДОПУСТИМ В ТОМ СЛУЧАЕ, КОГДА ОБВИНЯЕМЫЙ НАЗЫВАЕТ ТАКИХ СВИДЕТЕЙ СВОИМИ ВРАГАМИ." БЕРЕНИКА ПОКЛЯЛАСЬ НА БИБЛИИ, ЧТО ЧИСТА ПЕРЕД ГОСПОДОМ И ПРОЧЛА СИМВОЛ ВЕРЫ.
ПОСКОЛЬКУ ДУРНОЙ МОЛВЫ О БЕРЕНИКЕ НЕ БЫЛО, А ИМУЩЕСТВО ЕЕ БЫЛО НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫМ, ТО СУДЬЯ ПРИГОВОРИЛ ЕЕ К ВЗВЕШИВАНИЮ НА ЭТАЛОННЫХ ВЕСАХ. СВЯТЫЕ ОТЦЫ, КОТОРЫМ ОТКРЫТО МНОГОЕ, ЗНАЛИ, ЧТО ВЕДЬМА ДОЛЖНА БЫТЬ НИКАК НЕ ТЯЖЕЛЕЕ 134 ФУНТОВ, А БЕРЕНИКА ОКАЗАЛАСЬ ТЯЖЕЛЕЕ. ЭТИМ ИСПЫТАНИЕМ СУДЬЯ И ОГРАНИЧИЛСЯ, НО В РЕЧИ СВОЕЙ ОТМЕТИЛ, ЧТО ЖЕНЩИНА СКВЕРНА ПО СВОЕЙ ПРИРОДЕ, А ЭТО ОБРАЗУЕТ ОСНОВУ ДЛЯ ЗАНЯТИЙ ЧАРОДЕЙСТВОМ. УЖ ЕСЛИ ЖЕНЩИНА ВОЗНЕНАВИДИТ ТОГО, КОГО ПЕРЕД ТЕМ ЛЮБИЛА, ТО БЕСНУЕТСЯ ОТ ГНЕВА И НЕТЕРПИМОСТИ. СУДЬЯ НАПОМНИЛ ПРИСУТСТВУЮЩИМ СЛОВА ЕККЛЕЗИАСТА :" НЕТ ГНЕВА БОЛЬШЕГО ГНЕВА ЖЕНЩИНЫ" И ПОДКРЕПИЛ МНЕНИЕ СВОЕ ЦИТАТОЙ ИЗ СЕНЕКИ :" НИ МОЩИ ОГНЯ, НИ СИЛЫ БУРИ, НИ УДАРА МОЛНИИ НЕ СТОИТ СТОЛЬ БОЯТЬСЯ, КАК ГОРЯЩЕГО И ПОЛНОГО НЕНАВИСТИ ДИКОГО ГНЕВА ПОКИНУТОЙ СУПРУГИ."
НЕМАЛОВАЖНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ УВЕЛИЧЕНИЯ КОЛИЧЕСТВА ВЕДЬМ НАДО ПРИПИСАТЬ ЖАЛКИМ РАЗДОРАМ МЕЖДУ ЗАМУЖНИМИ И НЕЗАМУЖНИМИ ЖЕНЩИНАМИ - ВОТ ТАКОЙ ВЫВОД СДЕЛАЛ ИЗ ВСЕГО СКАЗАННОГО СУДЬЯ.
ТАК БЕРЕНИКУ ПРИГОВОРИЛИ, ЧТОБЫ ДРУГИМ НЕПОВАДНО БЫЛО НА ЧУЖИХ МУЖЕЙ И ДРУГУЮ ЧУЖУЮ СКОТИНУ ПОРЧУ НАПУСКАТЬ,, К ГОДИЧНОМУ ОТЛУЧЕНИЮ ОТ ЦЕРКВИ. И НА ГОД ЖЕ ЛИШИЛИ ПРИЧАСТИЯ СВЯТЫХ ТАЙН, ДАБЫ ЧЕРЕЗ ГОД ВНОВЬ ДОПРОСИТЬ . И В ТЕЧЕНИЕ ЭТОГО ГОДА ДОЛЖНА ОНА БЫЛА ПОВЕРХ СВОЕЙ ОБЫЧНОЙ ОДЕЖДЫ НОСИТЬ БАЛАХОН СВИНЦОВОГО ЦВЕТА - ЗНАК ОТЛУЧЕНИЯ., НО АРЕСТУ БЕРЕНИКУ НЕ ПОДВЕРГЛИ, ТАК КАК ЗА НЕЕ ПОРУЧИЛСЯ УВАЖАЕМЫЙ ЧЕЛОВЕК. В ДОМЕ ЕЕ ПРОИЗВЕЛИ ОБЫСК, НО НИКАКИХ ПРЕДМЕТОВ, ОБЛИЧАЮЩИХ ЕЕ КАК КОЛДУНЬЮ, НЕ НАШЛИ...
А ЧЕРЕЗ ГОД, КОГДА КОНЧИЛСЯ СРОК ЕПИТИМЬИ, УВАЖАЕМЫЙ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ БЫЛ СТАРШЕ ЕЕ НА ТРИДЦАТЬ ЛЕТ, ВНЕС ЩЕДРОЕ ПОЖЕРТВОВАНИЕ ОРДЕНУ ПСОВ ГОСПОДНИХ И ЖЕНИЛСЯ НА НЕЙ, ЧЕМ СПАС ЕЕ ОТ ПЫТОК И МУЧИТЕЛЬНОЙ СМЕРТИ.
Вероника проснулась в одиннадцать часов. По всему дому пахло свечным воском и вербеной. А в кухне, уютно устроившись за столом, сидели младший Лукин и совершенно посторонняя женщина, оба неглиже. Они пили пиво из банок и мирно беседовали, поскольку с похмелья все люди - братья.
Вероника почувствовала себя чужой на этом празднике жизни, поэтому сказала тихо и душевно:
- Сходил бы ты, сынок, за шампанским...
- А на работу - то ты не собираешься?
- Да бог с ней, с работой, куда она на фиг денется.
- Мама, это Люда. Моя старая знакомая.
Веронике было абсолютно наплевать. Люда, так Люда. Что знакомая, врет, конечно. А вот что старая, это уж точно. Люде было хорошо за тридцать, но от этого было только еще веселей. Вероника подошла к телефону, набрала свой рабочий номер и вдруг заныла, не краснея, про больные зубы и очередь у стоматолога и вообще про свою несчастную женскую долю. На работе ее проблемами прониклись и разрешили не торопиться. Чего она и добивалась. Вероника трубочку аккуратненько так положила, в ладоши легонько хлопнула и заявила :
- Столько лет я работала на свою репутацию, пусть теперь она поработает на меня. Лукин, а сто тридцать четыре фунта - это сколько?
Лукин не знал, он вообще эрудитом не был. Но старая знакомая Люда мигом организовала звонок другу, и друг поведал, что в одном фунте 454 грамма. Путем несложных подсчетов столбиком на газетке они выяснили, что это будет шестьдесят килограммов восемьсот тридцать шесть граммов.
- Тебе это зачем? Вы теперь в налоговой все в фунтах будете измерять?
- Это теперь столько мне нужно весить. То есть меньше можно, а больше - никак. Ты пойдешь или мне от жажды тут умереть? Каждому по бутылке и фруктов! И давай мы приказы не будем обсуждать, а будем просто выполнять.
- Вот это по - нашему ! А насчет шестидесяти килограммов - это ты гонишь!
- Пошел вон. Одна нога здесь - другая там.
И странное дело : не успели они со старой знакомой Людой выкурить по сигарете, Лукин уже вернулся. Была бы Люда потрезвее, она бы удивилась. Но сегодняшнее пиво на вчерашние дрожжи сделали ее невосприимчивой к чудесам. А у Лукина вообще вопросов накопилось много, но и он не собирался такое дивное утро омрачать семейными разборками.
Поэтому все просто пили шампанское, ели бананы и вели неспешные беседы о смысле жизни, словно знали, в чем ее смысл. А тут и знать было нечего : смысл жизни как раз в том и состоит, чтобы жить - каждый день, а лучше каждый миг. Все трое не были эрудитами, но если бы они сделали еще один звонок другу, то далекий друг сказал бы им, что поэт со смешной фамилией Пастернак вообще считал, что надо "быть живым - и только. До конца." И был прав.
В конце концов стало понятно, что слегка опохмелиться не получилось. Люда на правах старой знакомой снова напилась, а Лукину на правах хозяина дома - сам бог велел. Они попытались спеть хором, но выходило как - то жидко. Тогда они, обнявшись и подбадривая себя пением, порулили к Лукину в комнату.
А Вероника набрала себе горячую ванну и погрузилась в огненные струи, чтобы следов разврата не заметно было на лице. С грустью намылилась Вероника мылом под названием "Цветущий сад", которое совсем цветущим садом не пахло, и подумала, что жизнь проходит, а она даже сроду и не нюхала духов "шанель" номер пять. И тут же кусок дешевого мыла за шесть рублей стал издавать специфический запах, и каким - то десятым чувством Вероника сразу догадалась, что это и есть она, вожделенная шанель, причем именно под номером пять. А какие еще у нее бывают номера, Вероника просто не знала. Целый час она предавалась райскому блаженству, сменяя огненные струи на холод горных водопадов. Она дождалась ощущения, когда в теле заиграла кровь, а дыхание стало ровным и глубоким. Выпустила воду и почувствовала себя лет на десять моложе, словно смыла с себя эти годы, и ушли они с грязной водой в мутные реки канализации. Докрасна растерлась чистым полотенцем и поняла, что готова к подвигам и безумствам.
Достойно внимания было то, что проснулась она в одиннадцать, первый бокал шампанского выпила в начале двенадцатого, потом они, по ее ощущениям, часа три сидели, упражняясь в застольном красноречии. Не меньше часа она провела в ванной. Тем не менее, сейчас, когда она стояла полностью одетая, часы показывали половину двенадцатого. Если бы не пустые бутылки и кожура от бананов на столе, можно было подумать, что все это ей просто приснилось. Но нет - шампанское было выпито, она стояла, до блеска вымытая и пахнущая шанелью, причем, номер пять, а в соседней комнате храпел младший Лукин. Поскольку он был точной копией отца, то и храпел точно так же, как отец - когда уставал. Еще бы ему не устать ! Вместо того, чтобы придти в ужас от всего происходящего, Вероника еще раз посмотрела на часы и искренне подумала:" как хорошо..."
Что хорошего было в том, что она проспала на работу, а сын привел домой ночевать женщину легкого поведения, она объяснить не могла. Но она твердо знала, что постепенно это дойдет до нее. А пока - хорошо, да и все. И нечего тут.
Когда она в половине двенадцатого шла на вчерашнюю квартиру, ее по - настоящему заботила только одна вещь : как она до сих пор жила с такими обломанными ногтями? А больше она ни о чем не переживала, потому что все остальное было просто хорошо, да и все.
На квартире она нисколько не торопилась. И совершено не удивилась, когда после трех часов подробной описи от руки под копирку часы торжественно прозвонили двенадцать. Не удивилась она также и звону часов, хотя это был всего лишь старенький будильник.
В глубине души крепла уверенность, что все, что ей нужно знать, откроется ей в свое время, когда она будет готова принять это знание в свою душу. А сейчас время еще не пришло, поэтому она принимала все происходящее как данность. Единственное, чему она разрешила себе удивляться, было ощущение необыкновенной полноты жизни. Парадокс состоял в том, что ее прошлая жизнь никогда не казалась ей такой реальной, как теперешняя, где законы реальности были явно нарушены. В той прошлой жизни она не присутствовала, а словно сидела на берегу реки, наблюдая за ее течением. Со вчерашнего дня цепь странных событий, наоборот, породила в ней чувство причастности, когда она уже не сидела безмолвным зрителем на берегах времени, а вошла в бурные воды потока. Она физически чувствовала, как эти воды омывают ее. Видно, пришел наконец ее час, и картину работы неизвестного художника достали из запасников... Впервые за много лет она чувствовала себя живой и смаковала это чувство, сравнимое разве что с чувством внезапной влюбленности. Когда падаешь, как в омут, в любовь с первого взгляда. И совсем ничего не знаешь об этом человеке, но точно знаешь, что вот оно, пришло. Навсегда. И только это чувство и есть Истина. И сразу все вокруг преображается : и музыка, которая раньше была только фоном, внезапно трогает до слез, и стихи, к которым раньше был равнодушна, вдруг становятся понятными, словно выучила какой - то иностранный язык. И только для тебя теперь небо в алмазах, и солнце встает по утрам, а вечером уходит на запад. Потому что только ты - одна из всех живущих - понимаешь, что же в действительности происходит.
Вот такими сентиментальными глупостями была полна голова Вероники Аркадьевны, когда она оглянулась напоследок, чувствуя, что навсегда покидает этот дом. Дом, который хранил некую тайну чужой жизни и смерти. Хранил, пока не передал ее, неразгаданную, случайно подвернувшемуся человеку - Веронике Аркадьевне Свиридовой, в миру просто Вере. А на прощание дом сделал ей еще один подарок - старенькую истертую Библию 1913 года издания, которая нашлась под подушкой. Вероника Библию, не раздумывая, взяла, комнатку закрыла, постояла немного и почему - то начертила на двери, где замок, пальцами крестик, словно замыкала на ключ нечто ценное или ставила крест на своем прошлом. К чему был этот странный жест - она не знала, да и знать не хотела.
Она заметила только, что сразу же после того, как она начертила этот невидимый крест, время перестало растягиваться и поскакало в положенном темпе, в соответствии с ритмом секундной стрелки. Все дальнейшие события происходили уже в реальном времени. Первым делом Вероника зашла к участковому - занесла ключ. Участковый был занят по горло разбором полетов после драки в коммунальной квартире и даже не посмотрел на нее, только кивнул. Вокруг увлеченно орали все участники событий. Весьма кстати. Еще двадцать минут быстрой ходьбы, и она на работе.
Она чувствовала себя, как космонавт, который после длительного полета в иные миры решил навестить родителей на малой родине, в далекой заброшенной деревне. Он где только не побывал, и даже всю Землю видел издалека, а у родителей все тот же кот на завалинке, все так же гремит коромысло в сенях, все те же половички и занавесочки в горнице. И все так же бормочет и суетится старенькая мама, и так же важен и подслеповат отец в своих огромных очках.
Вот так и чувствовала себя Вероника, открывая дверь кабинета, куда ходила много лет. Открыла и встала на пороге, словно незваный гость. Начальница, не глядя на Веронику, сразу включила повышенные тона:
- Вера, ну сколько можно! У меня, может быть, тоже зубы болят, и давно. Наташенька принесла материалы из автосалона, их нужно срочно обсчитать. Там же вообще ничего ни с чем не сходится, так что садись немедленно...
Самое главное искусство, которым в совершенстве владела Вера, было искусство никогда, ни при каких обстоятельствах не смотреть человеку в глаза. Говорят, этому умению быстро обучались люди в тюрьме или на зоне. Остается только гадать, что же общего было между вериной жизнью и жизнью заключенных. Но, значит, было все - таки нечто сходное, раз ей тоже пришлось этот навык освоить и постоянно применять. Видимо, без этого шапку - невидимку просто не выдавали. Кроме того, все - и дома, и на работе - привыкли, что Вера никогда ничего не отвечает, а просто идет и делает то, что ей говорят. Никто даже толком не помнил, какой у Веры голос. Начальница не успела удивиться, когда услышала реплику:
- Проверка у Наташеньки, вот она пусть и посчитает. Ей и карты в руки.
Услышав чужой и даже незнакомый голос, начальница от удивления подняла глаза от бумаг, и задохнулась. Глаза, которые смотрели на нее в упор, словно полоснули по горлу бритвой. Боль была мгновенной, но очень сильной. Мысленно женщина взмолилась, и боль сразу отпустила. Но остался призрак боли, некий страх. "Господи, неужели инфаркт ?" И внезапно в глаза ударил ослепительный свет и она, словно впервые, УВИДЕЛА ту, которую до этого распекала, не глядя.
- Простите, а как вас по отчеству?
По отсвету в начальственном взоре Вероника догадалась, что и начальница ее теперь ВИДИТ, и сказала просто, без злорадства:
- Вероника Аркадьевна, как ни странно.
- Странно, а мы все Вера да Вера... А почему вы раньше не говорили?
- А почему вы раньше не спрашивали?
Вероника произнесла это тихо, и прозвучали ее слова, будто эхо в лесу . Вроде и не слова вовсе, а просто отголосок. Но в гробовой тишине, что воцарилась в маленьком тесном кабинетике, они запомнились всем как важные и судьбоносные. Вероника увидела, что дерзко на что - то очень важное посягнула. Она поняла, что людям теперь приходится и смотреть на нее, и слушать ее. С непривычки для них это было трудно. Словно она накормила их чем - то, чего они никак не могли переварить. Пауза явно затягивалась, и Вероника решила завершить эту тягостную сцену :
- Что - то чаю мне хочется, пойду - ка я и куплю тортик. Последний нонешний денечек - с понедельника сажусь на диету.
И ушла.
Все как - то обреченно молчали еще минут пять, а потом местная модница Лариса сказала с затаенным раздражением:
- Вы поняли, чем от нее разит? Это же шанель номер пять, настоящая, уж я - то знаю! Откуда у такой колхозницы такой парфюм...
Вопрос получился риторическим, так как повис в воздухе без ответа. Народ безмолвствовал.
А Вероника пошла себе потихоньку в сторону дома, но в магазин за тортиком все - таки зашла. Деньги, между прочим, катастрофически таяли, но она еще купила пачку длинных очень тонких сигарет. Курить она начала внезапно и в марках пока не разбиралась.
Когда вышла из магазина с тортиком в обнимку, кто - то цепко схватил ее за локоть. Оглянулась - женщина. Красивая, ухоженная - не чета Веронике. Она было очень хорошо одета, но по моде семидесятых.
- Вы меня не знаете, но, поверьте, я желаю вам только добра.
Всем известно, что после таких слов обычно говорят всякие гадости. Вероника напряглась и локоть вырвала. Она даже ускорила шаг, но женщина не отставала. Она еле успевала за Вероникой на высоких каблуках и говорила, говорила.
- Я знаю : коса теперь у вас. Вы должны ее беречь, как зеницу ока. Это главное. Потому что вся сила в ней. Не отдавайте никому, что бы они вам не говорили. Они меня сначала обманом вовлекли в свои темные делишки, а потом шантажировали практически всю жизнь. А в конце концов, представьте, обманом заманили в салон красоты, даже выдумали для пущей убедительности какой - то прием в Кремле. Мне там сделали маску из очень дефицитных компонентов - ну, вы понимаете, о чем я. Тогда это все было запрещено, только для узкого круга лиц. А эта девица, которая меня обслуживала, сразу мне не понравилась. И имя такое, знаете, странное - Махиель. Я, представьте, сижу в кресле, вымазанная всем этим, внезапно сзади подходит Страж Порога и просто отхватил мне косу огромными садовыми ножницами. А эта стоит и смотрит. Я ничего не успела сделать, потому что у меня руки были спутаны пеньюаром. Ну, и потом меня уверяли, что все законно. Что Махиель - это дух справедливого суда. Да это просто смешно ! Кто бы говорил о справедливости... Вот так я оказалась в совершенно глупом положении. И с вами они поступят точно так же. Нам обязательно нужно держаться вместе, вдвоем нам никто не страшен... Вы мне не верите - напрасно. Да не уходите же вы, дура несчастная, выслушайте меня !!!
Тут она, похоже, сломала каблук, потому что отстала. Когда Вероника оглянулась, ее нигде не было.
Дома младший Лукин встретил ее у порога, чмокнул в щеку и первым делом вырвал сумку из рук.
- Это что у нас, тортик? Супер! А я как раз кэш получил и по этому случаю мартини хапнул. Будем джазить, мамахен!
Лукин учился в очень странном месте, которое называлось мукомольный колледж. В самом сочетании этих двух слов таился определенный комизм.
- Ты давай насчет джаза полегче. Сегодня - уж так и быть, не пропадать же добру. А с завтрашнего дня я неуклонно стремлюсь к отметке сто тридцать четыре фунта. Господи, неужели нет на свете более приятных мест, чем колледж, да еще для мельников? Все мельники мира, наверное, умерли бы со смеху...
- Ну, ты даешь. Сами меня туда запихали. Почему - то в тот момент ничего смешного ты в этом не видела! А что у нас, кстати, вообще происходит?
- А происходит у нас пир во время чумы, невинное мое дитя. Хочешь - присоединяйся. Нет - и не надо, я и одна могу.
- Одной пить вредно, козленочком станешь.
- А я не в этом смысле.
- А я догадался.
Они сидели притихшие и ели тортик, и кухня вся налилась теплым янтарным светом, и витали над столом все их лары и пенаты в полном составе.
Эта квартира им крови попила. До того, как здесь поселиться, Вероника несколько лет ела горький свекровкин хлеб. Свекровь была женщина хорошая, правильная, но в конце концов от фразы "я же вам только добра желаю" у Вероники просто молоко в грудях скисало.
Наконец и те, и другие родители поднапряглись, и Лукины обзавелись собственным жильем. Вероника была так счастлива - у нее буквально крылья выросли за спиной. Жужжа, как довольная пчела, она летала по тучным лугам рынков и магазинов, покупала обои, портьеры, цветочные горшки. Дом имел какой - то свой злобный фэн - шуй и сопротивлялся Веронике, огрызаясь на каждом шагу. Вероника, как одержимая, ломала кайлом клоповники многочисленных кладовых, расширяла дверные проемы, поднимая пыль столбом. Она замучила и старшего, и младшего Лукина своими перестройками. Дом маячил где- то совсем рядом. Уже сквозь привычный хаос начали проступать его очертания: сначала туманные, но с каждым днем они становились все отчетливее. Дом стал наполняться живым теплом и уютом. В один прекрасный день волевым решением главы семьи ремонт был просто прекращен. Абсолютно вымотанная Вероника с ужасом увидела, что дом все равно все сделал по - своему. Она смерчем прошлась по его периметру, но дом в итоге все стены и комнаты расставил так, как привык, оставив Веронику с носом. Он надолго поработил ее. Такое ощущение, что дом жил сам по себе, а на жильцов ему было глубоко наплевать. Может, поэтому все никак не срасталось. Кроме того, связанная хроническим отсутствием денег, Вероника была этаким мусорным дизайнером. Она не могла просто пойти и купить то, что дому было нужно. Она с энтузиазмом рылась в старом барахле, что - то находила прямо на улице и создавала какие - то никому не нужные фенечки, которые потом вешала на стены и пристраивала по углам. Лукин этой ее деятельности совершенно не одобрял, вероникины произведения называл "пендюрками" и постоянно повторял, что она по своей тупости просто неспособна навести в доме даже элементарный уют. Тем самым он нахлобучил шапку - невидимку Веронике по самые уши. Руки у нее опустились, и она оставила все, как есть. Пол стоял недокрашенный, обои отставали от стен. Вероника кое -как догадалась, что жить долго и счастливо ей здесь не судьба. А в какой обстановке годами медленно угасать, ей было безразлично.
И только сегодня она впервые почувствовала, что дом наконец ответил ей взаимностью. И абажур над столом светился как - то по - особенному, а лары и пенаты просто ласковыми котиками терлись у ног и преданно в глаза заглядывали. Зауважали с чего - то вдруг.
Ну почему так всегда бывает ? Ты из кожи вон лезешь, чтобы быть преданной женой, а муж тебя в упор не видит и всю свою мужскую силу оставляет где - то в кювете. Ты денно и нощно переживаешь за свое чадо, а оно тебе хамит и просто плюет в чистейший колодец твоей любви. На работе ты самая безотказная, а они помыкают тобой и даже отчества твоего спросить не удосуживаются. Но стоит тебе начать пренебрегать своими обязанностями во всех этих ипостасях, как тебя сразу же начинают уважать. Отчего люди уважают тех, кто поступает с ними плохо и плюют на тех, кто поступает с ними хорошо? Почему отец радуется возвращению беспутного блудного сына и по этому поводу срочно организует грандиозную пьянку, а труды другого, тихого и порядочного, принимает как должное? Получается, что все хорошие человеческие качества: доброта, скромность и прочие добродетели только мешают жить. Гораздо лучше живется, если быть сволочью.
- Ты где сейчас витаешь? Ты меня слышишь?
- Не клюй мозги, ребенок !
- Ничего я не клюю. Новый год, между прочим, через шестнадцать дней...
- Да ты что ! А ведь и правда... Хоть одна хорошая новость.
С детства волнующие слова "новый год" и на этот раз задели в душе какие - то нежные струны. Тихая радость поселилась в сердце Вероники. Волшебная атмосфера новогодней ночи и всех приготовлений к этому виртуальному рубежу как нельзя лучше совпадала с внутренними приготовлениями к тому, чтобы перейти в своей жизни некий Порог. Под сенью зимнего дерева, отягощенного бусами и милыми ритуальными фигурками, все приобретало оттенок неслучайности. Вот ведь как карта легла...
Другого пути просто нет. Именно теперь, в преддверии полночи новогодней, надо решиться . Эта жизнь кажется безопасной, но именно она и таит в себе смертельную опасность. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЖИТЬ - БЕГИ, выходи за ворота, слабая женщина Вероника. И будь что будет.
Жизнь загоняет женщину в угол. Она всем должна. Должна быть хорошей матерью, хорошей хозяйкой, при этом должна быть буквально сексуальной террористкой и обворожительной красавицей, чтобы удержать мужчину. Одновременно она должна делать успешную карьеру, чтобы хорошо зарабатывать и должна появляться в различных модных местах, чтобы эту карьеру поддерживать. Видимо, с поварешкой в руках... Быть агрессивной, чтобы пробиваться, и быть женственной, чтобы возбуждать. И все это в одном лице. В страшном сне не приснится такое чудище - идеальная женщина. Трансформер. Мгновенно превращается во что хочешь. Чтобы соответствовать мировым стандартам, сидя в долговой яме. Впечатляющий персонаж, воспетый таблоидами, на самом деле больше всего напоминает корову в военном самолете из фильма Александра Рогожкина. "Жить захочешь - еще не так раскарячишься ..." Вот что я вам скажу : не позволяйте вешать вам эту лапшу на уши. Смешно, но простое право быть собой иногда приходится отстаивать буквально с оружием в руках... И тут уж годятся любые средства.
Раньше удрученная жизнью Вероника ходила с опущенной головой и не замечала людской суеты по поводу замены одной цифры на другую. Просто в один из дней приезжал из рейса Лукин и выдавал ей определенную сумму со словами "купи там чего - нибудь на стол". А теперь, когда голову она несла на себе прямо, то и угол зрения у нее поменялся. Одно дело все время смотреть под ноги, а совсем другое - вертеть этой головой по сторонам. Тогда сразу становятся заметны и витрины шикарные, и шубы какие у других баб, и шампанское, и мидии всякие маринованные в супермаркете...
Даже когда у Коли Лукина были деньги, он жену не баловал. В первые годы брака так унизительно было ходить в магазины, тупо стоя у витрин и не решаясь попросить самого необходимого. С какой завистью Вероника смотрела на замужних женщин, по - настоящему замужних. Они уверенно распоряжались мужьями и деньгами. У них был совсем не такой взгляд, как у нее. У нее глаза были, как у бродячей собаки. Подходишь, а она вздрагивает и убегает.
Вероника не была корыстной сукой. Она просто никак не могла понять, почему на других замужних женщин мужья не орут прямо в магазине, объясняя, как правильно делать покупки. И не торопят. Куда торопиться: ведь тратить деньги - такое удовольствие, чего же его каждый раз комкать! Тем более, что никуда, кроме магазинов, Лукин с женой никогда не ходил. Так уж лучше бы и туда она ходила одна...
Но эти мысли она не озвучила младшему Лукину, а озвучила совершенно другое :
- Праздник на носу, надо бы навести какой - нибудь праздничный фэн - шуй...
- Ну, мазер, ты даешь. Сроду от тебя таких слов не слышал!
- И впредь не услышишь. Фэн - шуй - это мистический дизайн. А ты что подумал? Шалун!
Вероника погрозила пальцем и расхохоталась.
- А деньги - то у нас есть на дизайн или хотя бы на жратву?
- Откуда в жопе бриллианты, милый. Мы так привыкли жить бедно, что это еще надо от себя отодрать. Но что - нибудь придумаем.
- Придумаем, ясный перец. Вот папик приедет - и сразу придумаем.
Вероника нахмурилась. Да, Лукин всегда возвращался к Новому году. Она шла в магазин и покупала еду. Потом готовила селедку под шубой, салат оливье и куриные ноги. От свекрови приносили маринованные помидоры, которые никто не ел. А в подарок Лукин покупал им обоим всегда одно и то же : лотерейные билеты новогоднего тиража. Много лет Лукин мечтал о халявной машине. Мечтал он, вот и покупал бы эти билеты себе. Но он покупал им в подарок, а выиграть они должны были для него. До него даже не доходило, что у жены и сына могут быть свои индивидуальные мечты. Сыну он, правда, денег давал, чтобы скинуться с друзьями - мельниками. А Веронике не давал - ей ведь не с кем было скидываться. В сочельник Вероника садилась перед телевизором и молча пластала салаты. Лукин дрых. Вероника ставила на стол хрустальные салатницы, подаренные им еще на свадьбу, и наполняла их едой. Лукин дрых. Вероника по - быстрому споласкивалась в ванной и доставала из шкафа свой единственный приличный костюм и туфли на каблуках. По случаю праздника даже красила губы единственной засохшей помадой. Лукин дрых. В одиннадцать часов она садилась за стол и ждала. Лукин резко просыпался и выходил к столу, особо себя не утруждая, по - домашнему, в кальсонах. Скептически смотрел на жену и ел то, что было на столе. На все вопросы отвечал одним словом : "нормально". В половине первого снова ложился спать, потому что в рейсе устал. Вероника сидела, как последняя дура, за столом совершенно одна, в неудобных туфлях и наливала себе шампанское. Когда оно заканчивалось, заканчивался и праздник. Вероника снимала костюм и надевала всегдашний халат, потом звонила маме и свекрови. Новый год аккуратно наступал, но нового счастья никогда не приносил... Вероника восстановила эту картину в памяти и сказала загадочно:
- А папик в этом году, скорей всего, не сможет. Он в конце января только приедет.
- Как это: не сможет? Всегда мог, а теперь вдруг не сможет! Приедет он обязательно.
- Ну, это мы еще посмотрим.
Странно прозвучали эти слова, и голос был какой - то непонятный. Младший не знал, что и думать. Это было слишком сложно для него, и он решил не париться заранее. Притомился он от всех этих новаций. Меньше знаешь - крепче спишь.
Вероника осталась одна и сидела очень тихо, но было что - то такое в ее лице, что все лары и пенаты забились испуганно по углам. Ближе к полуночи Вероника резко встала и пошла в спальню, сопровождая все дальнейшие действия упорным бормотанием :
куплю билет в другую жизнь,
куплю билет в один конец.
метель в дороге ворожит,
и станет вороном птенец.
Без единой мысли, как заводная кукла, достала косу. Когда мурашки уползли в плечи, косу уложила на голове и на этот раз шпильками даже приколола, да так уверенно, как будто делала это каждый день.
и на призыв я не вернусь,
как много лет тому назад.
не оглянусь, не оглянусь -
шептал Орфей, спускаясь в ад.
Зажгла свечу и в зеркалах утроилась. Поднос металлический на трюмо поставила, который под кроватью сто лет пылился как вредное излишество. Из старой сумочки протертой, где лежали документы и квитанции всякие, извлекла все невыигрышные лотерейные билеты за все годы. Лукин их почему - то упорно хранил: то ли в надежде на некую лотерейную амнистию, то ли потому, что это был его личный фетиш.
куплю билет в другую жизнь,
и за ценой не постою.
Орфей шептал себе : держись,
шептал у бездны на краю.
А когда полночь разразилась, Вероника стала поджигать билеты, но не все сразу, а дотошно, по одному. Чтобы не пропустить, не дай бог. А пепел кружился у свечи и оседал красивым холмиком на подносе.
куплю билет в другую жизнь,
куплю сегодня, так и знай.
не оглянись, не оглянись -
куплю билет из ада в рай.
мне холодно в твоем аду.
ты не удержишь - я уйду.
Закончив торжественную кремацию всех новогодних праздников за время своей семейной жизни, с чувством исполненного долга встала и совсем неслышно одела шубейку каракулевую, что ей мама пять лет назад благословила. И вышла на улицу с непокрытой головой, прямо под зимние звезды. Прошла неспешно и встала на перекрестке трех дорог. Стояла там спокойно - ночь была совсем безлюдная и безмашинная, необитаемая. Ждала недолго, пока не обозначился в темноте черный пес, еще чернее ночи. Подбежал к Веронике и уселся, преданно глядя в глаза. Она ему левую руку на голову положила и тоже в глаза посмотрела долгим взглядом. Пес руку ей лизнул, а потом сразу же ушел в неизвестном направлении, просто растворился в ночи. А Вероника пошла себе домой спать. Не было ничего странного в том, что выходила женщина воздухом подышать. Имеет право. Странно было другое. Только захлопнулась за Вероникой дверь подъезда, как у этой самой двери появилась парочка. Вот эта парочка была действительно престранная. Старуха в домашнем халате, в шлепанцах на босу ногу и маленького роста мужчинка в черной шляпе. Шляпу эту он периодически снимал, чтобы вытереть платком лысину. Лысина была абсолютная - не плешь там какая - нибудь. Парочка переругивалась :
- Как ты посмела появиться здесь ? Ты не подчиняешься решению Алого Совета. Последствия тебе известны.
- А куда мне прикажешь идти ? Я вернулась домой, а там двери запечатаны Малым крестом. Это она, между прочим, запечатала. И косу мою присвоила - на каком основании ? Она уже трижды использовала ее. Значит, я могу войти !
- Спорное утверждение... Если она это проделала, значит, была санкция.
- Да откуда у нее санкция ! Ты только посмотри на нее : совершенно рядовая бабенка. Ты должен мне помочь ! Мы могли бы начать все сначала. Я тебе еще пригожусь !
- Если хорошо подумать, Маргарита тоже была совершенно рядовая бабенка. И Джоконда, и Норма Джин. Ты умерла, смирись с этим. По условиям договора ты и без того будешь служить мне вечно.
- Но она - то далеко не Маргарита ! Ты только посмотри на нее : ни петь, ни рисовать ! Полное ничтожество. Так, каприз сильных мира. Помоги мне войти, слышишь ! Помоги мне, и я отдам ее тебе.
- Да что с тобой ! Ты нарушила условия договора, ты нарушила постановление Алого Совета. Теперь ты хочешь нарушать Вечные Законы. Разве ты не знаешь, что я не могу войти без приглашения ? Да ты спятила !..
- Но она уже на крючке. Она надела косу, она знает, как ей пользоваться. Значит, она будет моя. Наша, если хочешь !
Маленький черный человек сардонически засмеялся и покрутил пальцем у виска. Тут началась метель, в которой он благополучно растаял. Старуха попрыгала у закрытого подъезда и тоже куда - то делась.
Глава 3. ПОРОГ ПЕРВЫЙ. ПРЕДБАННИК.
Вероника неслышно дверь открыла, сына не потревожив. Но в спальне рухнула, как подкошенная, и косу уложить на место сил уже не стало. Так и уснула - в косе. Возможно, поэтому видела странный и беспокойный сон :
ЛИФТ ПОДНИМАЛСЯ РЫВКАМИ И НАТУЖНО ГУДЕЛ, ВНУШАЯ ОПАСЕНИЯ, ДОВЕЗЕТ ЛИ ВООБЩЕ. И ТОЧНО - ОСТАНОВИЛСЯ. ОНИ БЫЛИ ТАМ ВДВОЕМ С КАКОЙ - ТО ТЕТКОЙ В СОВЕРШЕННО НЕОПИСУЕМЫХ ОДЕЯНИЯХ : КРИНОЛИНЫ КАКИЕ -ТО, ЮБКИ НЕОБЪЯТНЫЕ, ОТ КОТОРЫХ В ЛИФТЕ БЫЛО НИ ПОВЕРНУТЬСЯ, НИ ВЗДОХНУТЬ. СНАЧАЛА ОНИ ТУПО СМОТРЕЛИ ДРУГ НА ДРУГА. ПОТОМ ТЕТКА ЭТА НАЧАЛА ТИХО РЫДАТЬ, И НИ С ТОГО, НИ С СЕГО ПОЛЕЗЛА ЗНАКОМИТЬСЯ: "РАЗРЕШИТЕ ПРЕДСТАВИТЬСЯ. КЛАУСТРОФОБИЯ СИГИЗМУНДОВНА !" ВЕРОНИКА СРАЗУ ПОНЯЛА ,ЧТО ЕЙ ЭТОГО ВСЕ РАВНО НЕ ВЫГОВОРИТЬ, И ПРЕДСТАВЛЯТЬСЯ НЕ СТАЛА, А ВПАЛА В НЕКОНТРОЛИРУЕМУЮ ПАНИКУ ,ПОВЕЛА СЕБЯ ПРОСТО НЕДОСТОЙНО. ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ НАЖАТЬ КРАСНУЮ КНОПОЧКУ, НАЧАЛА ВОПИТЬ, КАК ПОДОРВАННАЯ, И ПИНАТЬ ЛИФТ НОГАМИ. ТЕТКА РЫДАТЬ СРАЗУ ПЕРЕСТАЛА И НАЧАЛА С ДОВОЛЬНОЙ УЛЫБКОЙ - СКОТИНА ТАКАЯ - РАСТВОРЯТЬСЯ В ВОЗДУХЕ. ВЕРОНИКА ПОНЯЛА, ЧТО ЕЕ ПРЕДАЛИ И БРОСИЛИ, И ЗАВОПИЛА ЕЩЕ ГРОМЧЕ. С ПОЛЧАСА ОНА ВОТ ТАК БЕСНОВАЛАСЬ, НО СОВЕРШЕННО БЕЗРЕЗУЛЬТАТНО. ПОТОМ СИЛЫ ЕЕ ПОКИНУЛИ, И ОНА УСЕЛАСЬ ПРЯМО НА ГРЯЗНЫЙ ПОЛ, СОБРАЛА В КУЧКУ ОСТАТКИ РАЗУМА И ПРО КРАСНУЮ КНОПОЧКУ ВСЕ ЖЕ СООБРАЗИЛА.
КНОПОЧКУ НАЖАЛА, А ОТТУДА ГЛУМЛИВО СПРОСИЛИ :" КТО ТАМ ?" ВЕРОНИКА ОТ ТАКОЙ НАГЛОСТИ ДАЖЕ ВЗБОДРИЛАСЬ И ПРИГРОЗИЛА ,ЧТО СЕЙЧАС ИХ СРАНЫЙ ЛИФТ РАЗНЕСЕТ К ТАКОЙ - ТО И ТАКОЙ - ТО И ЕЩЕ КАКОЙ - ТО МАТЕРИ. ЛИФТ НА МАТЕРЕЙ СРЕАГИРОВАЛ, НО ПО - СВОЕМУ : НИКУДА НЕ ПОЕХАЛ, А СТАЛ БЫСТРО РАСШИРЯТЬСЯ И ПРЕВРАТИЛСЯ В ПРЕДБАННИК.
И БЫЛО ТАК...ОГНЕННАЯ БОГИНЯ
А В ПРЕДБАННИКЕ ЗАХЛОПАЛИ ДВЕРИ, ОТТУДА ВЫСОВЫВАЛИСЬ ИСПУГАННЫЕ МОРДЫ И МОРДОЧКИ. СТЕНЫ, ПО КОТОРЫМ ОНА ПИНАЛА В НЕИСТОВОЙ ЗЛОБЕ, ЕЩЕ ХРАНИЛИ ГУЛ. ОНИ ГУДЕЛИ, КАК КОЛОКОЛ. ВСЕ ДВЕРИ ВНОВЬ ПУГЛИВО ЗАХЛОПЫВАЛИСЬ. ТЕПЕРЬ ОНА ХОТЯ БЫ ЗНАЛА: ТАМ КТО - ТО ЕСТЬ, ЗА ЭТИМИ БЕЛЫМИ СТЕНАМИ. ОНА ВЫПУСТИЛА СВОЙ МОГУЧИЙ ЗАПАЛ И НЕМНОГО УСТАЛА, НО ЗАТО ПОЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ СВОБОДНОЙ, ВПЕРВЫЕ ЗА ДОЛГИЕ ГОДЫ. ЭТО БЫЛА БЛАЖЕННАЯ УСТАЛОСТЬ. ОНА ПОНЯЛА, ЧТО ЭТО НЕОБХОДИМАЯ ЧАСТЬ ИНИЦИАЦИИ. БЕЗ ЭТОГО ПРОСТО НИЧЕГО НЕ БУДЕТ. В НЕЙ ПРОСНУЛСЯ СМЕХ. ОНА ПРЕДСТАВИЛА: ХОРОША ЖЕ ОНА БЫЛА ТУТ, В ПУСТОМ ПРЕДБАННИКЕ. ОНА РАСХОХОТАЛАСЬ. НА ДУШЕ БЫЛО ОЧЕНЬ ХОРОШО, СЕРДЦЕ УЧАЩЕННО БИЛОСЬ. С ЯВНЫМ ОБЛЕГЧЕНИЕМ ОНА ПОЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ НОРМАЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ. К НЕЙ ВЕРНУЛОСЬ ЧУВСТВО ЮМОРА. ОНА ПРЕДСТАВИЛА СЕБЕ, ЧТО ЗАСТРЯЛА В ЛИФТЕ, И ОБИЖЕННАЯ НА ВЕСЬ СВЕТ И СУДЬБУ, ВОИНСТВЕННО ПИНАЛА ЭТОТ ЛИФТ НОГАМИ И ВОПИЛА НА ВЕСЬ ПОДЪЕЗД. А ПЕРЕПУГАННЫЕ ОБЫВАТЕЛИ ОТКРЫВАЛИ И ЗАКРЫВАЛИ ДВЕРИ СВОИХ МАЛЕНЬКИХ ТЮРЕМ.
ОНА ПОНЯЛА, ЧТО В ЭТОМ СТРАННОМ МЕСТЕ МОЖНО ПРОСИТЬ ХОТЬ ЧЕГО НО ЕЙ ПОКАЗАЛОСЬ СМЕШНО ПРОСИТЬ ДЕНЕГ, СМЕШНО ПРОСИТЬ ВСЕГО ТОГО, ЧТО МОЖНО НА НИХ КУПИТЬ. ЗДЕСЬ НАДО БЫЛО ПРОСИТЬ ТОЛЬКО ЛЕКАРСТВА ДЛЯ ЗАМУРОВАННОЙ ДУШИ. ОНА СОЖГЛА СВОЮ НЕСВОБОДУ НА ВЕЛИКОМ КОСТРЕ СВОЕГО ГНЕВА И СТАЛА СВОБОДНОЙ. НО ОНА УЖЕ ЗНАЛА, ЧТО ЭТО ЧУВСТВО МОЖЕТ ВНЕЗАПНО УЙТИ - ТАК ЖЕ, КАК И ПРИШЛО. НЕВЕСТЬ ОТКУДА ОФОРМИЛОСЬ УБЕЖДЕНИЕ, ЧТО ЭТО ЧУВСТВО НАДО ТРЕНИРОВАТЬ В СЕБЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ, ЕЖЕМИНУТНО ЗАКРЕПЛЯТЬ В ПОДСОЗНАНИИ. ЛЕТАТЬ НА ПОМЕЛЕ, ЖЕЧЬ КОСТРЫ, НОСИТЬСЯ С ВОЛКАМИ И ВАКХАНКАМИ В БЕЗУМНОЙ ПЛЯСКЕ. ОНА ЗНАЛА, ЧТО С ЭТОЙ МИНУТЫ НЕ ДОЛЖНА РАССТАВАТЬСЯ С ЧУВСТВОМ ВНУТРЕННЕЙ СВОБОДЫ НИ НА МИНУТУ. КОЛДУНЬЯ МОЖЕТ ДЫШАТЬ ТОЛЬКО ВОЗДУХОМ СВОБОДЫ. ВСЕ, ЧТО НЕСВОБОДА, ОТНЫНЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ОТМЕТЕНО ПРОЧЬ.
ОНА БЫЛА ГОТОВА К СЛЕДУЮЩЕМУ ЭТАПУ. В НЕЙ ПОДНИМАЛОСЬ НЕТЕРПЕНИЕ. ЕЕ ЖАЖДА БЫЛА ВЕЛИКА. ОНА ГОТОВА БЫЛА ПИТЬ ИЗ ИСТОЧНИКА. ПИТЬ, ЖАДНО ПРИПАДАЯ СУХИМИ ГУБАМИ. ОНА ХОТЕЛА ИДТИ ДАЛЬШЕ.
ЗА СТЕНАМИ ПРЕДБАННИКА МЕРТВАЯ ТИШИНА СМЕНИЛАСЬ НЕКИМ ШЕБУРШАНИЕМ. БЫЛО ЯСНО, ЧТО ЗА СТЕНАМИ КТО - ТО ЕСТЬ. ЧТО - ТО ПОЗВЯКИВАЛО ТАМ И ПОСТУКИВАЛО. ИЛИ, МОЖЕТ, ОТ ДЛИТЕЛЬНОГО ПРЕБЫВАНИЯ В ГОЛОМ ЗАМКНУТОМ ПРОСТРАНСТВЕ У НЕЕ ДО УЖАСА ОБОСТРИЛСЯ СЛУХ. ОНА ЭТОГО НЕ ЗНАЛА. ОНА ТОЛЬКО ЗНАЛА, ЧТО В ПРЕДБАННИКЕ ЖИЗНЬ ТЕЧЕТ НЕСПЕШНО, И ТАМ НИКТО НИКУДА НЕ ТОРОПИТСЯ. ИХ ТЕМП НЕ СОВПАДАЕТ С ДИКИМ ТЕМПОМ ЕЕ ГОЛОДНОЙ ДУШИ. НО ОСТАВАЛОСЬ ТОЛЬКО ЖДАТЬ И ЗАПАСАТЬСЯ ТЕРПЕНИЕМ, КОТОРОГО, УВЫ, СОВСЕМ НЕ БЫЛО. ЗВУКИ ЗА СТЕНАМИ СТАНОВИЛИСЬ ВСЕ ГРОМЧЕ И ОТЧЕТЛИВЕЙ, КАК БУДТО ПРИБЛИЖАЛИСЬ.
И ВОТ СТЕНЫ, ЗАДРОЖАВ, ПРОПАЛИ, А ОНА СЛОВНО ПОГРУЗИЛАСЬ В НЕОДОЛИМУЮ ДРЕМУ. ГЛАЗА СЛИПАЛИСЬ, НО СЛУХ БЫЛ ПО - ПРЕЖНЕМУ ЧУТОК. ЗВУКИ ИМЕЛИ ДАЖЕ НЕПРИЯТНУЮ ПРОНЗИТЕЛЬНОСТЬ. СКРИП МЕБЕЛИ ПО ПОЛУ ОТДАВАЛСЯ В МОЗГУ, КАК СКРИП ЖЕЛЕЗА ПО СТЕКЛУ. ЛИШЬ ГОЛОСА СЛИВАЛИСЬ В НЕВНЯТНЫЙ РОКОТ МОРСКОГО ПРИБОЯ. ТЕЛЕФОН ЗВОНИЛ ПРОНЗИТЕЛЬНО, А ГОЛОСА ШЕПТАЛИ И УСЫПЛЯЛИ. НА ЭТОМ КОНТРАСТЕ ОНА ПОГРУЗИЛАСЬ В ЗАБЫТЬЕ НА НЕВЕДОМЫЙ СРОК, ИБО ВРЕМЯ В ПРЕДБАННИКЕ БЫЛО СТРАННО РАСТЯНУТО И НЕ СООТВЕТСТВОВАЛО ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ. В СОЗНАНИИ ПРОНЕСЛОСЬ СЛОВО "НОВЕНЬКАЯ, НУ И ХЛОПОТ С НЕЙ". ИЛИ ЧТО- ТО В ЭТОМ ДУХЕ. НО, МОЖЕТ, ОНА ПРОСТО ХОТЕЛА УСЛЫШАТЬ НЕЧТО ПОДОБНОЕ. ОЩУЩЕНИЯ БЫЛИ ЛИШЕНЫ ЭЛЕМЕНТАРНОЙ ДОСТОВЕРНОСТИ. ОНА СПАЛА И НЕ СПАЛА, И ЗНАЛА, ЧТО ВО ВРЕМЯ ЭТОГО СНА ВОКРУГ НЕЕ ПРОИСХОДИТ КАКАЯ - ТО ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ : НЕ ТО МЕДОСМОТР, НЕ ТО ПРОЦЕДУРЫ, НЕ ТО СОВЕЩАНИЕ. НО ТАК ЖЕ И ЗНАЛА, ЧТО ОПАСНОСТИ ДЛЯ НЕЕ В ЭТОМ НЕТ И ЧТО ЭТОМУ НЕОБХОДИМО ДОВЕРИТЬСЯ. СМЫСЛ ПРОИСХОДЯЩЕГО ДЛЯ НЕЕ ВСЕ РАВНО БЫЛ ТЕМЕН, ДА ЭТО И НЕВАЖНО. ГОЛОСА ТАК И НЕ ОФОРМИЛИСЬ В СЛОВА, А БУБНИЛИ И ТИХО ЩЕБЕТАЛИ. А МОЖЕТ, ЭТО ПРОСТО БЫЛ НЕЗНАКОМЫЙ ЯЗЫК. НО ДАЖЕ И ЭТОТ НЕПОНЯТНЫЙ ГУЛ ОЧЕНЬ МЕДЛЕННО, ОЧЕНЬ - ОЧЕНЬ МЕДЛЕННО СХОДИЛ НА НЕТ, А ПОТОМ И ВОВСЕ ЗАТИХ.
ОНА ОТКРЫЛА ГЛАЗА И ПОЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ ОТДОХНУВШЕЙ, А ВРЕМЯ ВСЕ ТАКИМ ЖЕ РАСТЯНУТЫМ. ПРЕДБАННИК, УТРАТИВШИЙ СТЕНЫ, ПРОСТО СТАЛ ШИРЕ. ВЕЗДЕ БЫЛ БЕЛЫЙ СВЕТ, НО НЕ БЫЛО ОКОН. ЭТО БЫЛА КОНТОРА. ОБЫЧНАЯ КОНТОРА, НО СТАРОМОДНАЯ, С ОБСТАНОВКОЙ ГОДОВ ШЕСТИДЕСЯТЫХ. ЗАЗВОНИЛ ЧЕРНЫЙ ЭБОНИТОВЫЙ ТЕЛЕФОН. ОНА КОЕ- КАК ПОДНЯЛАСЬ, НОГИ БЫЛИ ЕЩЕ ВАТНЫМИ. МУЖСКОЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ ПОИНТЕРЕСОВАЛСЯ:
- ТАК ЧЕГО ЖЕ ВЫ, ГРАЖДАНОЧКА, ХОТЕЛИ ?
НЕСКОЛЬКО РАСТЕРЯВШИСЬ ОТ ТАКОГО ОБРАЩЕНИЯ, ОНА УЖЕ НЕ ЗНАЛА, ЧТО И ОТВЕТИТЬ. А ГОЛОС ДОВОЛЬНО ЯДОВИТО СПРОСИЛ :
-НУ ЧТО, МОЛЧАТЬ БУДЕМ ? А ВЕДЬ КАКОЙ СКАНДАЛ УЧИНИЛИ ! САМИ ЯВИЛИСЬ В НЕПРИЕМНЫЕ ЧАСЫ, А ТУДА ЖЕ - СКАНДАЛИТЬ. А ЕЩЕ ДАМА ! ПОЖАР ТУТ УСТРОИЛИ...
ЕЙ ОПЯТЬ СТАЛО СМЕШНО, И ОНА ОТВЕТИЛА ПЕРВОЕ, ЧТО ПРИШЛО НА УМ :
- Я ХОЧУ ЗНАТЬ ТО,ЧТО ЗНАЕТЕ ВЫ.. И САМА ДЕЛАТЬ ЧУДЕСА.
- А ЗДЕСЬ НЕ ЦИРК, МОЯ МИЛАЯ. ФОКУСЫ - ЭТО В ЦИРКЕ.
- А ЧТО ЗДЕСЬ: ЛАБОРАТОРИЯ, КОНТОРА, ОПТИЧЕСКИЙ ОБМАН ? ПАЛАТА С МЯГКИМИ СТЕНАМИ ДЛЯ ТЕХ, У КОГО БАШНЮ СНЕСЛО ? ЧТО ?
- А ВЫ КУДА ХОТЕЛИ ПОПАСТЬ ?
- Я - ТО ? В ШКОЛУ, В АКАДЕМИЮ, В БИБЛИОТЕКУ. В ХРАМ КАКОЙ - ТО НАКОНЕЦ. Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ТАК ПРОПАДАТЬ ОДНА. ГДЕ УЧИТЕЛЯ, ГДЕ КНИГИ, ГДЕ МАГИ, ГДЕ ЖРЕЦЫ, ПРОВОДЯЩИЕ МИСТЕРИИ ?
- ЧТО ЗА НАРОД! ВЫ, НАСКОЛЬКО Я ПОМНЮ, ДАЖЕ БУЛГАКОВА ДО КОНЦА НЕ ОСИЛИЛИ, А ТУДА ЖЕ: МИСТЕРИИ ИМ ПОДАВАЙ ! ВЫ ХОТЯ БЫ В КУРСЕ, КОГДА НАЧИНАЕТСЯ ПОНЕДЕЛЬНИК ?
- ЧТО ЗНАЧИТ - КОГДА ? В НАЧАЛЕ НЕДЕЛИ.
- ДА БУДЕТ ВАМ ИЗВЕСТНО, ЧТО ПОНЕДЕЛЬНИК ОБЫЧНО НАЧИНАЕТСЯ В СУББОТУ. И НЕ ЗНАТЬ ЭТОГО ПРОСТО НЕПРИЛИЧНО ! А МОЖЕТЕ НАИЗУСТЬ ПРОЧЕСТЬ, ДОПУСТИМ, СТИХОТВОРЕНИЕ: " ВАРКАЛОСЬ... ГЛЮВКИЕ ШОРЬКИ ПЫРЯЛИСЬ ПО НАВЕ И ХРЮКОТАЛИ ЗЕЛЮКИ, КАК МЮМЗИКИ В МОВЕ" ? КАК, И ЭТОГО НЕ МОЖЕТЕ ? ТАК ПОТРУДИТЕСЬ К СЛЕДУЮЩЕМУ РАЗУ ВЫУЧИТЬ, ЛЮБЕЗНЕЙШАЯ. А ЗАСИМ ПОЗВОЛЬТЕ ОТКЛАНЯТЬСЯ !
НАКОНЕЦ АБСУРДНОСТЬ СИТУАЦИИ НАЧАЛА ДОХОДИТЬ ДО НЕЕ. ОПЬЯНЕНИЕ ПРОШЛО, И ОНА УВИДЕЛА СЕБЯ В ПУСТОЙ ДУРАЦКОЙ КОНТОРЕ С ТЕЛЕФОННОЙ ТРУБКОЙ В РУКАХ. ДА И ТРУБКА ЗАМОЛЧАЛА, ВИДИМО, НАВСЕГДА. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, ЗАЧЕМ Я ЗДЕСЬ, ЧЕГО МНЕ НАДО ? ХОЧУ СТАТЬ ВЕЛИКИМ МАГОМ И УДИВЛЯТЬ ЛЮДЕЙ ? ИЛИ ЭКСТРАСЕНСОМ, ИЛИ ГИПНОТИЗЕРОМ ? А МОЖЕТ, ЛУЧШЕ УЖ СРАЗУ КОСМОНАВТОМ ИЛИ ПОЖАРНИКОМ... ВОТ СМЕХ - ТО ! ОНА ПОНЯЛА, ЧТО КАК - ТО ОПОЗОРИЛАСЬ. НО КРОМЕ УСТАЛОСТИ И ДОСАДЫ, НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВОВАЛА. НА САМОМ ДЕЛЕ ХОТЕЛА ОНА БУКВАЛЬНО СЛЕДУЮЩЕГО :ПРОСТО ВЕРНУТЬ СЕБЕ СВОЮ СОБСТВЕННУЮ ЖИЗНЬ. ОСВОБОДИТЬСЯ НАКОНЕЦ, ЧТОБЫ ПОНЯТЬ, ЧТО ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ И КАК ЕЙ ДАЛЬШЕ БЫТЬ. НАЙТИ СРЕДУ ОБИТАНИЯ, ГДЕ ОНА НАКОНЕЦ ПОЧУВСТВУЕТ СЕБЯ СЧАСТЛИВОЙ .
ЕЙ СТАЛО ГРУСТНО И КАК - ТО НЕЛОВКО. БЫЛО ТАКОЕ ЧУВСТВО, ЧТО ЕЕ ВЫДВОРИЛИ, ОТ НЕЕ ОТДЕЛАЛИСЬ, И ОНА ОПЯТЬ ОСТАЛАСЬ ОДИН НА ОДИН СО СВОИМИ ПРОБЛЕМАМИ .
Проснулась она на этот раз ни свет ни заря. На подносе лежала горка пепла. Первое, что подумалось ей в привычной реальности, было:
- Надо же : варкалось... шорьки какие - то глювкие... понедельник в субботу ... Ну и попала же я на старости лет!
А при воспоминании о мюмзиках она вообще начала погружаться в депрессию. Вот так всегда. А как хорошо начиналось ! Теперь всю радость как корова языком слизала. Больше всего хотелось притвориться, что ничего такого не было. Ни косы, ни Клаустрофобии Сигизмундовны, ни лифта этого дурацкого. Однако ноги, которыми она пинала в стены, болели. А на большом пальце правой ноги даже была ссадина.
Она вспомнила чувство полной свободы, пережитое во сне. Закрыла глаза и попыталась его воспроизвести. Не тут - то было, у нее ничего не получалось. Оказалось, чувство полной свободы тоже надо тренировать. Она очень хорошо знала, что такое несвобода. Она сжилась с ней. Привыкла, притерпелась. Душа приспособилась жить в тесноте и сжалась в комок. Вероника привыкла, что ей говорят, что ей делать и куда идти. А теперь ей объявили : научишься быть свободной - заходи. Легко сказать !
Избранный путь представился совершенно бесконечным. Страшило и одиночество в пути. В глубине души родилось совершенно запоздалое сожаление: зачем она покинула насиженное гнездо. Теперь она начинала с поздним, и потому бесполезным раскаяньем понимать, что это дорога в никуда. Отчетливо проявилась мысль, что чудес, оказывается, не бывает. Раньше она считала, что они где - то есть, надо только получить доступ на поле чудес. А теперь поняла, что одурачила сама себя, рояля в кустах не оказалось. Она снова стояла на исходной точке. Смешными и убогими показались ей претензии на какую- то особую жизнь. Для того, чтобы попасть в мир, куда она так стремилась, слишком много факторов должны были слиться в стройную цепь еще при рождении. Но этого не произошло. У нее закружилась голова, ноги сделались ватными. Она бродила по замкнутому кругу. Если это был не сон, то что это было ? И куда ей двигаться дальше ?
