Шел композитор, шел по полю, шел по осеннему полю; когда он шел, падали листья, поэтому он шел босым, шел по осеннему холодному полю, шел не только он, шел и дождь, правда, дождь только моросил. Поле было круглое и широкое, скрывающееся за горизонтом. Небо было пасмурное и белое, в нем пропадали птицы. Босые ноги композитора утопали в море листьев, берега не было видно. Он шел, задумавшись, его глаза смотрели в пасмурное, звездное небо. В его голове рождались мелодии, транскрипции, звуки. Он шел, его ноги утопали в море листьев и стояла великая и странная тишина, тишина, похожая на чистый прозрачный листок бумаги, на который накрапали чернилами. Он шел, вздыхая, дыша воздухом, холодным пасмурным дождем. В голове его горели мелодии, он искал ее совершенную и единственную, ту, ради которой он отдаст все. Он искал мелодию, в которой бы смог сосредоточить все мысли, все напряжение, он мог сосредоточить в ней все. И тут он услышал ее, неповторимую мелодию - тишина.
сентябрь. мухи.
Она жила на берегу моря, на берегу моря листьев. Она жила в лесу. По утрам, по сентябрям, когда оставались тихие мухи, Она просыпалась поздно, ибо по этим дням Она не спешила. Когда такое происходило, многие называли это дуростью, но только не Он. Он восхищался тем, что Она просыпалась поздно, тем, что она просыпалась нагая и нагая гуляла по лесу, утопая в пасмурном воздухе и море листьев. Она любила это делать - Он восхищался этим. Однажды Он заметил на ее лице слезу, тихо скатившуюся по щеке и упавшую на деревянный пол, и Он восхитился этим и обнял Ее. Под спальной находился большой бассейн, где Она проводила большую часть дня, провожая и встречая листья, прилетевшие с леса. Она жила одна в целом и огромном лесу. Она гуляла, напевая удивительную песню о звездах, все замирало от ее голоса.
октябрь. после.
К Ней наведался поэт. Поэт к ней пришел несколько неожиданно и увидел ее нагой, купающейся в осеннем и холодном бассейне. Право, я не ожидал вас здесь встретить, - начал оправдываться поэт, - мне сказали, что вы сейчас даете концерт в ..., не могу припомнить. Она рассмеялась, и этот смех заставил поэта смутиться. Он был одет очень тепло и во все черное, даже волосы у него были черные, даже черный шарф был черный. Он не знал, что делать и, поскольку был рассеян, потерял свои работы где-то в лесу. Бросьте, - ответила она. - Конечно, я должна давать концерт, но я не поехала. Почему? Не захотела. Ну, что вы стоите, помогите мне выйти из бассейна. Он подошел, но подумал, боже, какое хрупкое создание и оно прячется где? в лесу.
Днем стало теплеть, и она вышли на веранду - поэт и Она. У меня нет таланта сочинять стихи, но, право, не смущайтесь, но я восхищена поэтами. Правда? - спросил поэт. Они пили осенний пасмурный напиток, сидя на веранде, покачиваясь на креслах. Правда? - спросил поэт. - я хотел бы, право, написать поэму, поэтому я приехал сюда, в этот заброшенный богом лес. Поэму? - спросила она. - Пожалуйста, расскажите о своей поэме. С большим удовольствием, - она склонил голову. - Я хочу написать о некоем господине, у которого была жена и дочь. Жена и дочь были прекрасными созданиями света и восхищали многих людей. Люди поистине завидовали этой семье, потому что в этой семье гости находили волшебную и удивительную жизнь, но вот, этот господин умирает. Так заканчивается первая часть. Так заканчивается первая часть? - спросила Она, словно это сильно удивило. Да, - ответил поэт, - вся вторая часть посвящается тому, как рушится эта семья, по крупицам, по крошкам.
А горы крошатся в моря времен...
Она засмеялась. Крошки, - засмеялась она, - крошки на кроватке, зеленые стены.
Вы убили мое произведение, - улыбнулся поэт. Бросьте, - улыбнулась она, - я ведь всего лишь пошутила. Вы мне ничем не обязаны. Правда? Правда. Поэт, продолжал качаться на кресле, смотря в гигантский звездный лес, в его голове рождалась музыка поэмы.
Он смотрел в лес звезд.
ноябрь. лес. птицы.
Она приблизилась к поэту слишком близко, настолько, что он ощущал ее веселое дыхание, дыхание леса и птиц. Вы любите рисовать? - спросила Она, но поэт видел в ее глазах, в этом лесу звезд, что-то трепещущее. Да, ответил он. А я могу вас поцеловать? - спросила Она игриво. Легкий осенний пасмурный свет ложился на ее плечи. На ее плечи. Могу ли я вас поцеловать? Поцеловать? Она спросила, может ли она его поцеловать? Она спросила, о поцелуе! То, что, казалось, недоступным для Него, оказалось в руках этого поэта, у которого даже черный шарф черный. То, что, казалось, невозможным текло прямо поэту, этому черному, по - адски черному поэту, который забрел в Октябре. После. Отвратительная женщина. Наверное, Она перед ним вся нагая и дрожащая. Я и Он встал из-за стола и пошел по черному мосту, чтобы забыть этот ноябрь, этот лес и этих птиц. Был сильный ветер.
октябрь. до.
ре. ми.
до, ре, ми, фа, соль.
нотная тетрадь. тишина. Когда в окне, Нечто начертил кровавый след, в министерстве уже давно говорилось о смене руководства. Два министра с бешенной скоростью играли в сложные партии, сменяя кукол игры на кукол страстей. Многие министры переоделись, чтобы их не зарезали в колониях. Очевидно, заметили они, перемигиваясь, что смена руководства не проходит безболезненно. Пусть то был Великий Учитель или простой моряк Нечто, ныне просто живым ходить опасно.
В третью луну, Он разорвал свою грудь и стал выть на луну. Когда Он выл, Нечто смотрело во тьму и спалось по кусочкам. Он успокоился и спросил можно ли ему повидаться с администратором или Архивариусом.
- Администратор и Архивариус - это разные люди. Их объединяют буквы!
Он пошатнулся, снял пальто и бросил в администрацию. Что-то скрывают - это очевидно. Он бежал, расшатывая столбы, на которых весели повешенные министры, покачиваясь от ветра. Ветер был сильный и качаться они не могли. Пригвожденные и посиневшие министры смотрели в тьму и в страшную пропасть, от куда сыпался Он, испуганный и бежавший в Министерство. Если их объединяют только буквы, то почему они даже не думают побеспокоиться о чем-либо другом.
Он шел прорезывая мир своими широкими шагами по направлению к министерству. Впереди его ждали новые министры, жаждущие крови и мести. Они хотят повесить Его, как всех других. У них нет глаз и они не увидят Его - Он пройдет спокойно, уверенно, не оставляя следов, только запах, и только запах. По этому запаху новые министры будут Его искать, но они повалятся в канавы и ямы, от куда они не смогут выползти.
октябрь. письмо в лес.
Я совсем в сумраке. Мои стекла разорваны. Вокруг меня окружают одни только ступени, на которых стоят эти мерзкие министры. Моя боль находится во мне, не знаю в какой части моего тела, но боль пронизывающая, не знающая устали.
Я часто думаю о тебе, о том, что ты все еще в лесу, одна во всем лесу, я думаю о том, что ты все еще зла на меня. Но такова наша природа, что наши дороги разошлись. Я существо сумрачное, что уж не скажешь о тебе. Во мне больше усталости, в тебе же природная красота и сила. Мне часто снится тот берег океана, где мы провели эту ночь. Я хочу, чтобы эту ночь мы сохранили в своей памяти и никого об этом не говорили.
Я слышу, как стучат часы. Мне холодно. Мне больно.
Ты эгоист, - ответила она ему. Мне больно, эта боль и есть я, без боли нет меня. Это моя сущность, это мое строение, это мое я.
Когда наступил октябрь, по всему лесу ходили черные люди, у них даже шарфы были черные. Они шли вслепую, ибо у них не было ни глаз, ни носов. Один из них наткнулся на это письмо. Он внюхался и узнал этот запах. Этот запах он нюхал там, среди повешенных тел, возле канав и ям. Поэт шел навстречу к дому, сжимая письмо.
ноябрь. холода
Ее ноги покрылись тонким слоем воды. Она чувствовала уходящее тепло, уходящее в бесконечность. От куда-то доносилась музыка. В старых зеркалах повторялась жизнь уходящих птиц. Одевшись в теплые рубашки тепло уходило из деревянного домика с качающими креслами. Одревесневший поэт раскуривал трубку и мрачно смотрел в уходящий мир:
- Они постепенно съедают пространство, вскоре это придет и в этот дом.
Она приподняла свою голову и стала смотреть в глубокое синее пространство:
- Птицы...
Поэт улыбнулся, но было заметно, что он это делает насилу. Уже от сюда, из второго этажа, где еще грело солнце, были видны повешенные, раскачивающиеся по ветру.
- Мы пытаемся всему найти оправдание, связать в одну линию, но это не всегда удается. Бывает, что этого делать даже нельзя. Моя тень стынет в этом холоде, а я не нахожу объяснению своему уходу из этого дома. Быть может чье-то тепло, согревающее мое тело, лишенное глаз, спасло меня от виселицы, но и это не на долго. Когда я жил в городе - я жил близ мэрии - ко мне часто заходил художник со своим мольбертом, он часто любил мне показывать некоего художника Брейгеля. Но у меня не было глаз, чтобы видеть их. Так вот, у этого Брейгеля была картина «Сорока на виселице», на ней было изображены танцующие крестьяне возле, стоящей рядом, виселицы, на которой был повешен человек. Сейчас, смотря в даль, видя, как тепло медленно исчезает, я подумываю, а не похожи ли мы на этих крестьян, веселящихся крестьян, пока не приходит и их черед.
Поэт, качаясь на кресле, устремил свой взор в даль, а Она, высунув из бассейна голову, дышала вслед уходящему теплу. Из разрушенного деревянного домика был виден мрачный лес с опавшей листвой, по которому ходили черные люди.
ноябрь. города. декабрь.
- Это не правда, что их просто так вешают - есть за что! Но право, в свое время каждый из этих министров подписались о посмертном возвышение в ранг памятников, что означает то, что им прилагается памятник. Теперь Администрация и Архивариус порешили эту задачу запросто - дабы прекратить жестокие беспорядки, перевешать их, тем самым их тела, возвышаясь над землей играют роль памятников.
Эти слова выливались из единственного, оставшегося после длительных сражений, рта палача. Ему было смешно смотреть на холодные тела министров. Он осмотрелся вокруг - по улицам качались озлобленные мертвые министры с большими пузами. Палач, с длинными грязными усами и неприятной тишиной продолжал:
- Передел собственности. В нашем Абстрактном государстве только и прикрывались Великим Учителем, а когда его изгнали как в свое время Наполеона, так всем захотелось владеть чем-то большим. Вот тогда-то пошло поехало - это мое, это твое. Министры - у них теперь только это в голове, совсем глаза потеряли. Администрация все решает очень эффективно, очень грязно. Я бы этих министров раздавил бы как тараканов, не дал бы им житья, да вот только их нет!
- Нет? Их ведь было больше! Куда они подевались?
- Известно куда - мои полномочия дальше города не идут, они со страху переоделись в мелких чиновников и прячутся в подвалах сочиняя оды о каких-то там семьях, где обычно все держится на одном господине, и обычно у него есть дочь и жена, так те, после смерти своего хозяина грызут друг другу горла. Стандартная история.
- Да, не сказать, чтобы шедевр.
- Эти министры на более и не горазды. Эту идею им в свое время подсказало Нечто, да поговаривают, что у Нечто глаз - то не было, тогда, о чем говорить. Они, сущие твари, прячась в подвале, не сообразили, что и там я их достать могу, а как поняли, так устремились в леса. А там, увы, мои полномочия не в силе.
- В леса?
- Да, в леса... Там сейчас темно и сумрачно, ни одна живая сила свой нос не сунет, места там для всех хватит и оды там можно писать и всякую ерунду, которая в голову взбредет. Туда я не показываюсь, там меня первым же на первом же сучке вздернут, здесь-то меня Архивариус с Администрацией покрывают, а там меня никто не спасет. На том и живем.
декабрь. мысли.
Вот очевидно и пришло время мне повидаться с Тобой. Я чувствовал, что бросив все, ты пропадаешь в этом лесу, где бродят обезумевшие министры и грызут свои кости. Теперь я иду по этому лесу, утопая в снегу, и вспоминаю наши разговоры. Я все еще надеюсь на что-то, но чувствую себя одиноким и заброшенным в этом лесу. Я верю в тебя и верю в звезды.
декабрь.
В декабре, все, что долго таилось в сумраках деревянных теней, начинает выползать, разевая свои пасти, из их рта сыпется язык, крошатся алюминиевые зубы. Они кричат неприятным голосом и испаряют неприятные жидкости и газы. Сквозь них нужно проходить осторожно. Они уподоблены майским зимним сумеркам. У них огромные глаза, порою эти глаза бесформенны и жутки. Среди них очень много ученых, от этого их жуткий вид только усугубляется. У них нет имен и нет у них домов. Они жалкие создания с тонкими хвостами. В декабре их становится так много, что лес просто кишит их жизнью. Они собирают хворост, играют, плюются, пытаются летать.
Когда Он проходил по лесу эти неприятные твари взгромоздились на его спину и стали высасывать кровь. Черное тело несчастного человечка оказалось нагроможденным дюжиной черной слизи и всякой пренеприятной абстракцией, и чем дальше Он шел вглубь леса, тем больше их становилось.
- Декабрь, декабрь, декабрь... - шептал Он.
Вслед за ним шел кто-то, тихо вступая по листьям, почти бесшумно. Этот кто-то всерьез задумал что-то неприятное, что-то из ряда вон выходящее. В своей груди, в сердце этот кто-то достал металлическое строение, сломив кончик, он нанес удар по жуткой месиве. Раздался вопль. Жуки шарахнулись в разные стороны, перебирая ноги. Вопль повторился. Хлынула черная кровь. Сверкнули глаза. Вопль. Нож. Кто-то. Глаза.
декабрь. снег.
Темнота. Горячая темнота.
- Я тебя люблю, - сказала она, приподнявшись.
Темнота. Горячая теснота. Только маленькое окно, от куда размеренно идет свет. Это свет снега. Он тихо идет, забирая с собой весь шум. Тишина такая глубокая, что слышен бой старых механических часов у мелкого часовщика с круглыми руками и толстыми пальчика. Изредка часовщик поднимался из-за стола, чтобы налить себе что-нибудь выпить из спиртного, а затем снова углубиться в многолетнюю работу над этими часами. Когда он поднимается, скрипит стол, скрипят его ноги, скрипит вся его жизнь и устало он протирает мокрый лоб. А часы продолжают отбивать безмерный такт всей жизни, без счета, без радости в бесконечную тишину.
Я боюсь, что пойдет снег. Что тогда? Куда дену я свою жизнь? Смогу ли я справится с этим холодом. В моих глазах пробегают планы согрева. Я решаюсь спрятаться у часовщика, в его коробке под печенью и пить там горячий сок, горячий сладкий сок.
Он утопал в снегу. Снег поедал его, поедал шум, поедал все имеющее возможность к жизни, поедал небо, звезды, вселенную.
- Знаешь, - шепнул Он звездам, и коснулся исчерченной кровью пальцем Ее красных губ, - я давно не видел, как идет снег. Он божественен, не правда ли? Я помню в детстве, лишь раз, мне удалось смотреть, как идет снег целый вечер. Было светло и бело. Капал слегка растаявший снег. Стекла потели, потому что в доме было тепло. Как было прекрасно и великолепно. Снег поедает все, и в этом его божественная сила и таинственная притягательность.
Снег все шел и шел, падая на Его лицо, на Его посеревшее от крови тело, на Ее божественной белизны тело, на Ее волосы.
- Тихо, тихо... - шепнула Она звездам, и протянула Его руку к груди. - Ты чувствуешь это биение? Это часы старого часовщика, у него болят руки и ноги. Пока я здесь, ты можешь слушать эту песню. Эту песню тишины. Ты слышишь?
Я видела тебя... но только там,
Где ты никем не зрим был, кроме бога.
Ты помнишь ли, что было в эту ночь?
Тогда, как все кругом тебя заснуло
Глубоким сном, - не ты ль, покинув ложе,
С молитвою пред господом простерся?
Вели им выйти... я твою молитву
Тебе скажу...
Он любил Ее голос, Он любил слушать Ее голос.
- Шиллер... - прошептал Он.
- Тихо... - шепнула Она. Он лежал на Ее коленях, ощущая уходящее Ее тепло.
- Декабрь... - улыбнулся Он. - Я боюсь потерять Тебя .... Я верю в каждую клетку твоего тела, твоего сознания. Только возле Тебя я слышу эту песнь. Я говорил Тебе, что в Твоем лице проскальзывает что-то, что-то неуловимое, туманное. Я хотел быть художником, чтобы суметь отобразить эту неуловимость.
- Тихо... - шепнула Она, и улыбнулось. Он объял бы Ее, но изуродованное тело расступилось перед Ней.
декабрь. кто-то
Кто-то был собран из осколков леса, из лесных отрубей. В его сердце была пустота и вращался ротор. Архивариус не любил говорить об этом существе. В своей работе О Истории Города он даже не вспомнил его имени. А этот кто-то жил своей суровой жизнью, тая злые обиды. Он будет стоять на самой вершине лесного покрова и скрепя маленькими зубами сказал:
Кто-то смотрел в пропасть леса, туда, откуда исходило мгновенное веяние парадоксов. В этой яме жило странное существо, лишенное имени и глаз. В этом мире, где никто не победит, побеждает каждый. Но тот, кто все это отрицает, погибнет в своей же неправоте. Яма... Кто-то смотрел в яму бесконечно долго, бесконечно бессмысленно. Своими руками кто-то опирался на длинную деревянную ветку, вслушиваясь в великую симфонию тишины.
декабрь. тишина.
Берег океана. Океан колыхается от небольшого ветерка. Вдали видны горы, зеленые горы. На берегу, скрипя, колыхается одеяло. Летняя кровать с мелкими крошками, освещена фиолетовым лучом солнца. Кто-то рассказывает длинную историю о двух, кто потерял и обрел друг друга. Последняя листва, съежившись, полетела навстречу огромному и прожорливому океану. Кто-то поет песню, а кто-то, прихрамывая, прогуливается вдоль аллеи. Зеленые стены, исчерченные красной линией, спрятались в памяти. Шепот. Крошки на кроватке. Сладкий сон властвует на берегу. На огромном синем камне стоишь ты. Одинокая во всем бесчисленном мире. В руках у тебя скрипка, в которой ты находишь свое наслаждение.
Никто не смеет перебивать эту историю, эту морскую повесть.
декабрь. прошлое
Ты говорила, что снег похож на белых мух. На твоей руке я вижу огненный след поэта. Когда снег покрыл все, ты читала мне стихи. Я их не слышал, боль заглушила во мне все. Я мог только смотреть, и я смотрел, как ты читала. Я смотрел, как ты склонила надо мной голову, смотрел, как горят звезды, смотрел на то, как на небе прописывается морская повесть. Я смотрел и понимал, что всего этого я могу лишиться в любую секунду своей жизни. Я не хотел ничего из этого мира потерять. Ты это читала в моих глазах, но ты наверняка читала и что-то большее. Я и ты оказались на поле, где разыгрывались страсти уже шедшие из глубин материи. Эти страсти в наших глазах сошлись и остыли, остыли в то декабрьское утро. Я тебе сказал, что потерял счет времени, что для меня нет ни начала ни конца. Во мне самом уже осталось совсем не многое. Смогу ли с этим не многим я тебе что-нибудь дать? Наверное, нет.
Тихо в лесу, так тихо, что слышны шаги часовщика.
декабрь. настоящее.
Дорогая Фпрмквйбция!
Наконец-то я скоротал время, чтобы написать тебе письмо. Всю пятницу и субботу проводил в банкетах, что не было времени написать тебе. А сегодня, купив билет, я решил в купе написать тебе письмо, что и делаю с большим удовольствием.
Мои дела налаживаются как никак лучше. Я стал лучше разбираться в часовых механизмах, и меня уже признали часовых дел мастером, могу уже считаться человеком почтенным, а потому ты уже можешь смело смотреть своему соседу. На днях получил такой кошмарный заказ, что думал, придется мне покончить со своею жизнью. На убийство идти не хотелось, а заказ оказался государственного уровня. Додумался, к счастью, очень быстро, оказалось, что в сущности этих часов лежат камни. Передо мной открылась бездна новых технических разработок. Оказывается, часы делятся на съедобных и не съедобных. Бывают так же часы, о происхождении которых никто и не слыхивал. Часы, к тому же, играют большую роль в сознании человека. Смерть нашего генерала опять-таки исходила из часов. Мало того, часы имеют и излетающие свойства - на моих глазах кто-то сумел спасти целую жизнь. У меня даже складывается теория, что кровь человека произошла из-за часов. В часах живут духи, которые временно...
Утомил? Что ж, признаю, не для простого ума. Тут я знаешь, встретился, в поезде, с кондуктором, разговорились. Оказалось, что этот кондуктор очень любит коллекционировать часы, но это не важное. Он едет на этом поезде с одной целью - в его сумке хранится важный материал политического характера. Среди его бумаг мне удалось накопать целую поэму. Я думаю, что тебе будет интересно содержание данной поэмы. А содержание не замысловатое. Существует некая семья - господин, его жена и дочь. Дочь, как ты понимаешь, скрипачка, сущая солистка, голос у нее великолепный; мать, конечно, не ахти, но все же. Влюбляется в эту дочь некий молодой человек. Прельщает его, значит, эта мнимо светская жизнь семьи. Но вот умирает глава семьи, умирает, как ни странно, на пальце. Таково содержание первой части. Во второй части этот молодой человек желает от всего сердца помочь, ибо влюблен, и матери и ее дочери, но сталкивается с невозможными проблемами. Для этого молодого человека оказалось целое откровение, что глава семьи всю жизнь скрывал вампиров - жену и дочь. Что там творится! Зная твою фантазию, я думаю, что тебе будет нехорошо спасться.
Прочитав эту поэму, я спросил, а в чем же суть. Кондуктор оказался на редкость человеком вежливым и поведал мне секретную тайну, что, оказывается, в городе давно идут беспорядки. Министры голые бегают по старым зданиям и боятся меня. Представляешь? А я ведь про них совсем-то забыл. Думаю на днях проведать Администрацию и Архивариуса, наверняка по мне соскучились. Ты их плохо знаешь, они совсем нежные существа. А тебя прошу быть с ними очень почтительно обращаться. Иначе повешу, дорогая, повешу, прямо говорю. Будешь мне заменять Брейгеля «Сороку на виселице». Шутка!
На этом, думаю, закончу. Скоро поезд начнет проезжать около леса, и я хочу полюбоваться. Зимою, утром лес становится таким необыкновенным, порою такие оттенки проявятся, что дыхание перехватывает. Леса зимою это большая сокровищница. Темные стволы, что черная линия на белом воске. Пойду, приглашу кондуктора - будем вместе любоваться.