Всех с Наступающими праздниками и приятного чтения! Спасибо, что по-прежнему меня ждете)
Хлыщ! В конец уже надоевшая, тонкая бамбуковая ветвь вновь огрела меня по рукам. Больно огрела. -- Сначала! -- вслед за ударом проговорил Генджи, совершенно не обращая внимания на мое возмущенное шипение. -- Сначала и давай на этот раз правильно! Ками-сама, для кого я битый час расписывал его ошибки? Ты вообще меня слушал?! Слушал, старый ты козел. Конечно, слушал. Другое дело, что воспроизвести все то, что ты успел мне насоветовать за неполный час "лекции", было куда как непросто. Кинул пару фраз и думает все, его дело сделано? Да будь я тем ребенком, место которого заменяю, то большую часть информации я попросту бы не воспринял. Где точные толкования, где прямые указания на мои собственные ошибки и доступное объяснение правильного метода?! Нигде! Полунамеки, размытости, сравнения и с трудом различимые мною обороты и так непростой для меня речи -- вот чем изобиловали его "уроки"! Идиот! О чем он думает, поступая так, в то время когда ему сказали, что жизнь его внука напрямую зависит от качества моего обучения? Стоит ли того этот мелкий бунт из-за непревзойденной гордыни? Хотя, если подумать, а какое мне собственно до этого дело? Его судьба, как и судьба его семьи, меня волновала слабо -- мне и без того было чем заняться. Моим приоритетом все еще оставалось лишь собственное развитие. Пусть учит, как хочет, пусть строит из себя кого угодно -- лишь бы материал, что он давал мне, был более или менее мне полезен. А пока он, даже не смотря на все его непонятные ухищрения, все же был таковым. Пускай, потратив тонну нервов, сил и времени, но я все же понял какую мысль скрывал за всеми своими пустословными лекциями принципиальный и недальновидный старейшина. Понял и, проверив на практике, в очередной раз поразился тому, как же на самом деле все было просто. Понял и, осознав сколько лишнего времени умудрился отнять у меня Генджи, едва не наорал на этого старого мудака. Вместо того, чтобы просто сказать что-то типа: "Акио, тебе достаточно знать, что чакра подобна камню, который необходимо привести в движение, " -- этот старик решил скрыть все за горой лишней информации, буквально заставив меня разгребать все эти дебри его словесного недержания. Но я справился -- я добрался до этой простой и совершенно логичной сути. Главный смысл был в том, что ты можешь либо толкать камень, либо создать условия, при котором он будет двигаться и без твоего вмешательства. Лично я его толкал... и тем самым будто шел против своего организма. Вместо того чтобы лишь дать направление и легонько подтолкнуть ручеек чакры к созданному мною же каналу, я насильно заталкивал его туда. Я будто не использовал собственные же запасы, а едва ли не силой отбирал их у себя. Идиот... мог бы додуматься и раньше. Именно тогда, когда и пришло это озарение, именно тогда, когда были проведены первые успешные тесты, я наконец-то с чистой совестью признал, что сдвинулся с той мертвой точки, с которой не мог слезть все свое время работы с чакрой -- жжение в глазах. Да -- они, наконец, перестали раздражать меня каждую минуту своей активности. Это казалось едва ли не чудом -- стоило мне только освоить новый, куда более правильный принцип работы с чакрой, как большинство негативных эффектов связанных с подачей чакры к глазам ушли. Пускай мой мозг по-прежнему не справлялся с потоком получаемой информации при активном Бьякугане, но тут я уже был практически бессилен. Конечно, пытаясь развивать собственную память, можно было ожидать хоть какой-то качественный скачок и в этой области, но вот только верилось мне в это довольно слабо. Я решил направить все свои усилия в другом направлении, справедливо полагая, что данная проблема решится со временем. Теперь, получив действительно видимый прогресс, я был готов ждать. Дальше мой путь лежал в другом направлении, ведь была и еще одна интересная информация, до которой мне все же удалось дорваться даже сквозь дебри словесного мусора со стороны Генджи. Принцип работы ручных печатей. Правда, тут уже было все куда сложнее. Говорил Генджи на эту тему до противного мало, и потому, чтобы добраться до вожделенных знаний, приходилось просеивать едва ли не каждое его слово. И я это делал... делал, подключив и мои знания канона. Зная о тенкетсу, одноручных печатях, потоках и разновидностях чакры, я сумел-таки все это объединить и получил достаточно вменяемую теорию работы этой более чем странной системы. Ручные печати не были тем, что можно было бы назвать неким обязательным ритуалом для воплощения той или иной техники. Нет. Не было это и подобием слов заклинания, что требовались для его использования. Все было гораздо проще и куда как понятней. Стоило только использовать эту теорию, как сразу становилось ясно, отчего печатей было столь мало и почему изучению каждой из них в академии уделялось так много времени. Все это было не банальным сложением непонятных фигур пальцами и кистями рук, а едва ли не рефлекс, команда организму, разъясняющие когда, сколько и в какие тенкетсу посылать чакру. В юные академические годы, днями и ночами заучивая каждую из печатей, дети по требованию преподавателей осознано направляют свои внутренние резервы в ту или иную активную точку тела, со временем прививая себе это на уровне рефлексов. Таким образом, в будущем, при необходимости воспроизвести нужную технику, шиноби попросту повторяют необходимую серию движений, уже подсознательно правильно направляя чакру, и в итоге получают правильно исполненную технику. А одноручные печати? Они также с легкостью попадали в рамки этого предположения. Со временем, прогрессируя и вырастая в контроле над собой и собственным телом, более опытные чакропользователи могут с чистой совестью пропускать сложение печатей, ограничиваясь либо простой, укороченной печатью, либо вообще одноручной. Все дело лишь в сознательном контроле, которого достигает далеко не каждый шиноби. Тут шиноби либо заменял заученные в детстве рефлексы более новыми, заточенными более узкую задачу -- например, на воспроизведение целой техники, либо собственноручно управлял подачей чакры в те или иные требуемые тенкетсу. Вроде все просто, но если продолжать следовать этой теории, то получалось что... ... что можно было обойтись и совсем без печатей. Да, именно этот вопрос далее занимал все мое внимание, даже во время медитаций, летая где-то на краю сознания. Над ним я размышлял долго... очень долго. В итоге, пережив несколько бессонных ночей и зверских мигреней, мне все же удалось прийти к согласию со своим внутренним сомнением. Да. Если моя теория работы печатей была верна, то полный контроль над чакрой при формировании техники мог позволить использовать оную и без "костылей" в виде залома пальцев в странных фигурах. Другое дело, что достижение такого результата должно быть непомерно тяжелой ношей и обладал рядом минусов, среди которых скорость изучения техник и обязательное исследование каждой из печати. Если первая проблема не решалась никак кроме как путем превозмогания, то обладание Бьякуганом частично справлялось со второй. Мне было достаточно лишь научиться видеть чакру и тогда, подсматривание за активностью энергии как внутри собственного тела, так и у других, могло дать не хилое подспорье на этой долгой дороге... ... и вот, довольный тем, что, наконец, обрел свою полноценную отличительную черту попаданца, не считая глаз, лука и не самой счастливой на данный момент судьбы, я сидел и, стараясь не обращать внимания на гнусавое ворчание Генджи, упорно направлял чакру к глазам, скрытым под родной повязкой. Пора было мне прозреть окончательно.
***
Я ждал... ждал долго и нацелено... Время вокруг, будто застыв тягучим желе, с огромным трудом и нежеланием продвигалось вперед. Каждая проклятая секунда длилась едва ли не вдесятеро дольше, а каждая вечная минута казалась едва ли не часом. О да, "главный закон времени" предстал передо мной во всей красе. Как же я устал ждать... Скрип... Скрип открываемой двери донеслось до моего слуха куда раньше, чем я смог это увидеть. Увы, но даже Бьякуган не видит, если попросту не смотреть. Я предвкушающе ухмыльнулся. Наконец-то, дождался. Повернувшись, скорее по привычке, чем по необходимости, лицом к сдвинутой в сторону перегородке, я увидел вошедшего в образовавшийся проем и не замешкался. Настал час расплаты. Я сорвался с места ровно так, как учил меня Генджи -- легко, но резко, чуть пригнувшись, но не упуская цель из виду. Такой простой, иногда кажущийся нелепым способ бега оказался на удивление практичным -- смещенный вперед центр тяжести, уменьшенная зона поражения и практически полное отсутствие сопротивления воздуха, что при скоростях шиноби играло немаловажную роль. Все это оказалось столь ощутимо и весомо, что даже мой безмерный скептицизм к подобному умению был быстро и умело сломлен уже спустя несколько, не до конца правильных, попыток скопировать подобную манеру передвижения в бою. Признавать свою ошибку было не легко. И вот теперь уже привычными широкими, бесшумными шагами сближаясь с целью, я, благодаря практически идеальному зрению, попутно отмечал мелкие, но столь значимые детали. Я знал, что был замечен -- слегка сдвинутая в сторону дальняя от меня нога явно давала понять, что мой рывок встретят лоб в лоб, а специально скошенные в сторону глаза безуспешно пытались создать иллюзию незнания... Вот только мне было все равно. Я был уверен в своей безопасности. Три шага... мои руки отлипают от тела... Два шага... подготовка к встрече и броску... Шаг... -- Ты опоздала! -- кричу я, максимально достоверно изображая томящегося в ожидании ребенка, и, не сбавляя шага, врезаюсь в соблазнительное тело молодой куноичи, заключая её в детские объятья. -- Ты сказала, что придешь после обеда! Да, это её я несколько добрых часов ждал аки верный песик, сидя у двери и гипнотизируя оную взглядом из-под маски. Во мне буквально пробудилось, ранее практически не наблюдаемое, истинно буддистское терпение. И тому была причина... -- Акио! -- совершенно не натурально схватившись за сердце, воскликнула Кохару, -- Ну испугал! Незаметный, как настоящий шиноби! Я против воли и осознания того факта, что это обыкновенная ложь, надулся от гордости, при этом не забывая слегка елозить руками по крепким бедрам девушки. А почему нет? Психологический возраст требовал, а рост позволял -- ведь даже на цыпочках, я с трудом доставал ей макушкой до груди. -- Извини, -- теплая ладонь Кохару уже привычно потрепала меня по голове, удивительным образом прогнав из неё все похабные мысли, -- задержалась на работе. Но ты ведь простишь бедную, уставшую девушку? Я, подобно болванчику, лишь тупо закивал головой. В такие моменты я, отчего-то, был готов простить ей, казалось бы, любую провинность. -- Вот и молодец! -- Кохару тепло улыбнулась. -- Сразу видно, что из тебя вырастет прекрасный мужчина, Акио! Кохару расцепила мои сомкнутые вокруг неё руки и присела, оказавшись своим лицом на одном уровне с моим. Я же только молчал, ожидая либо заветный вопрос, либо неприятное сообщение. -- Ну что, малыш, готов идти? -- не убирая с лица теплую улыбку, спросила девушка и я почувствовал, что меня буквально распирает от радости. Наконец-то! Свершилось! -- Да! -- только и смог ответить я, ощущая, как на лице расплывается довольная лыба. -- Тогда... -- чуть хитро прищурилась девушка, -- нам осталось сделать лишь одну вещь. Вновь поднявшись на ноги, Кохару протянула мне руку, которую я тут же схватил. -- Убежать отсюда! ... -- шепнула она мне и выскочила за порог, утягивая меня следом... Вот так сбылась мечта моих последних нескольких недель -- покинуть наконец-то осточертевшие стены этого не самого приветливого дома. Покинуть их под громкий, задорный, множество раз отразившийся эхом, выкрик Кохару: -- Я забрала Акио! Верну вечером!
***
-- Ну, Гай! -- уже в который раз завел свою нудную шарманку молодой паренек в темных очках с круглыми линзами. -- Ну, расскажи, чего тебе стоит-то? Майто Гай, одетый в свое неизменное зеленое обтягивающее все тело трико, лишь покачал головой -- делиться всем произошедшим несколько дней назад он не желал. А как иначе? Как он мог рассказать о своем очередном проигрыше своему "вечному сопернику" Какаши? Как он мог рассказать о своей очередной неудаче, пускай его вины в ней и не было? Вот уж "везучий" беловолосый Какаши! Как бы сильно Гай не сочувствовал ему в связи с утратой своего товарища по команде, но он не мог не отметить, что она лишь сделала Хатаке сильнее, правильней. Не осталось более в нем того, что сам Гай назвал бы "юношеской верой в пустые правила". Теперь он наконец приблизился к тому, о чем проповедовал отец самого Гая. Сила юности! Сила следовать зову своего сердца. Сила принимать решения вопреки приказам, но во благо своих товарищей. Сила, позволяющая идти на жертвы только лишь во имя светлого будущего деревни и своих товарищей... и сила найти компромисс между двумя этими понятиями. Какаши наконец отрекся от того, что делало из шиноби лишь бесчувственный инструмент в руках чинуш и их хозяев. Какаши наконец начал думать собственной головой. -- Га-а-ай! -- вновь протянул мальчик, нетерпеливо толкая своего товарища в бок. -- Ну, расскажи! -- Эбису! -- тихий, но твердый и полный силы голос третьего члена их отряда мигом заткнул чересчур любопытного мальчика. -- Не хочет рассказывать, значит у него есть на то причины. Своим нытьем ты его лишь в очередной раз разозлишь. Эбису горделиво хмыкнул, будто зная нечто недоступное другим, но от Гая все же отошел. -- Да плевать! -- через минуту молчания воскликнул он. -- Мне, элитному ниндзя Конохи, не страшен какой-то профан во всех дисциплинах шиноби за исключением тайдзюцу! Гай дернулся как от удара -- что бы ни говорил его отец, но собственная ограниченность в вопросах оперирования чакрой до сих пор оставалась для него самым больным местом. Лишь одного упоминания подобного факта было достаточно для того, чтобы если не навлечь гнев на голову особо одаренного говоруна, то уж точно вызвать разочарование в собственных возможностях. -- Помнится в прошлый раз ты так ничего не смог поделать с моими "жалкими трепыханиями, меркнувшими на фоне твоих великих техник", не так ли? -- постарался усмехнуться уязвленный Гай и ему это удалось. Эбису, стыдливо покрасневший от такой прямой цитаты его же собственных слов, так и не нашелся что ответить. -- Успокойтесь оба, -- тихий голос Генмы вновь погасил зарождающийся конфликт. -- Мы на вражеской территории, потому давайте вести себя как соответствующе... Легкий свист, почти неслышный на фоне звуков леса и тихого разговора мальчиков, вмиг заставил их всех застыть в напряженных позах. Даже им, еще не самым опытным шиноби был достаточно хорошо знаком этот звук, чтобы быть уверенным в его источнике. -- Засада? -- тихий вопрос Эбису, разнесся по небольшой прогалине в лесу, где их отряд и застал тот недавно прозвучавший хорошо знакомый звук. -- Не дума... -- не успел ответить Гай, как что-то тяжелое ударило его в открытую, сложенную для предотвращения возможной атаки, ладонь. Ударило с такой скоростью, что даже Гай, привыкший ловить в воздухе пущенные рукой отца кунаи, не заметил этого. -- Что за... -- хотел было удивиться Гай, но не успел даже этого. Рука, еще мгновение назад почувствовавшая лишь несильный удар в область ладони, внезапно взорвалась такой болью, что мальчик, избиваемый на тренировках с самого раннего детства, едва не взвыл от её силы. Ослепленный ею, он не обратил внимания ни на резкий рывок куда-то назад, ни на замершего в ступоре Эбису, ни на громкий выкрик куда более рассудительного Генмы. Все что сейчас занимало его мысли это лишь тянущая, режущая почти по живому боль в ладони. О том, как небольшой удар смог причинить подобные муки Гай даже не задумывался... и лишь очередной легкий, почти невесомый свист смог пробиться сквозь эту пелену боли... -- А-а-а!!! -- от всей души заорал Гай, когда вторую ладонь постигла участь первой. Сил сдерживать крик, рвущийся из глубин горла, уже не было. -- Гай! -- Эбису, отрезвленный голосом своего пускай не самого любимого, но все же товарища, бросился на выручку..., но не успел. Враг появился раньше. Появился прямо за спиной согнувшегося от боли Гая. -- Смотрите-ка кто у нас тут? -- раздался прямо над ухом мальчика противно слащавый мужской голос. -- Что за жалкая букашка попала в сети матерого паука? Кое-как смирившийся с адской болью в руках Гай, наконец, смог поднять на них свои глаза и в тот же миг пораженно замер. То, что причиняло ему такие муки, оказалось ничем иным как небольшими, диаметром в сантиметр-полтора, отверстиями, зияющие в его некогда целых ладонях. Откуда?.. -- Я вроде бы задал вопрос, -- приторно сладкий голос мигом обернулся зловещим холодным шепотом, а последовавший следом легкий взмах тонкого как игла меч не только вернул уже, казалось бы, привычную боль, но и против воли самого Гая медленно свел его руки вместе. -- Что... Что происходит?! -- в панике напрягая непослушные конечности, шептал мальчик не в силах как совладать с нахлынувшими вновь мучениями, так и разобраться в происходящем. Все его тело подавало слишком странные, слишком путаные сигналы. Почему, несмотря на все его старания он все никак не мог взять под контроль собственные конечности?.. -- Гай! -- вновь вскрикнул Эбису, бросаясь на выручку товарищу, в отличие от напряженно замершего Генмы. Даже сквозь красную пелену перед глазами Гай видел это и был безмерно благодарен другу за такое рвение, но... ..., но в бой нельзя бросаться бездумно. -- Не подходи, Эбису! -- крикнул Гай, намереваясь не дать тому совершить необдуманных поступков, как в тот же момент неизвестный враг решил поступить абсолютно так же. -- А-а-а-а! Третий и четвертый очаг боли вспыхнули уже куда ярче всех предыдущих. Хруст ломающихся костей, разрыв сухожилий и мышечных волокон -- все смешалось в том букете мук, что настигли его в тот злополучный миг. Думать, смотреть, сопротивляться и терпеть, сил уже не было. Из всех чувств остался лишь обостренный до предела слух...
-...Замрите, клопы, -- холодно прошипел неизвестный, легко и непринужденно взмахнув рукой с зажатым в ней мечом-иглой. -- Один только шаг и конечности вашего товарища будут жить уже отдельно от тела. -- Эбису! -- твердый голос Генмы вновь раздался на этой небольшой поляне. -- Не двигайся! Научись уже думать перед тем, как что-либо делать! -- Хороший совет, мальчик, -- презрительно ухмыльнулся мечник, довольно скалясь, -- вот только он немного запоздал. Генма лишь неопределенно пожал плечами, пытаясь хоть как-то завязать разговор с неизвестным. Все, что всего несколько мгновений назад произошло перед его глазами никак не могло уложится у него в голове. Он пытался хоть как-то проанализировать все случившееся, но предоставленного ему времени попросту не хватало. Никаких выводов, никаких идей... Валяющийся на земле Гай с насильно сложенными вместе ладонями и ступнями смотрелся слишком необычно для результата действия обычных, известных ему техник. -- К-кто ты и что тебе надо? -- чуть запнувшись, спросил Генма, полностью переключив все внимание на странного незнакомца... на странного незнакомца, не носящего никаких протекторов, указывающих на его принадлежность к той или иной деревне. Лишь сдвинутая в сторону маска, уродливейшее лицо из всех виденных Генмой и длинный, тонкий как игла меч... -- Не думаю, что эта информация представляет для тебя сейчас хоть какую-то ценность, мальчик, -- вновь криво улыбнулся мечник, вновь легко взмахивая мечом... Снова... снова еле уловимая волна чакры достигла органов чувств Генмы... снова раздался громкий крик скорчившегося от боли Гая... снова Генма почувствовал собственную беспомощность. -- Хватит! -- бритвенно острый женский голос разлетелся над поляной, заглушая собой все остальные звуки. -- Его сейчас в самой Конохе услышат! Из тени дерева, расположившегося у самого края импровизированной поляны, совершенно никого не стесняясь, вышла миниатюрная девушка с двумя рыжими хвостами, сплетенными из её длинной шевелюры, и двумя же скрещенными за головой мечами. Вышла, бросив презрительные взгляды на всех, включая собственного же "друга". -- Аме-чан, ну зачем ты опять портишь мне все веселье?! -- возмутился уродливый парень, опуская вниз руку с мечом. Стоны со стороны Гая немного утихли. -- Они моя добыча! -- Заткнись и надень маску, Кушимару! -- совершенно безэмоционально произнесла девушка, направляясь в сторону Генмы. -- Избавь меня от вида своей уродливой рожи! Генма едва не застонал от осознания глубины той задницы, в которой он со своей командой внезапно оказался. Появление нового действующего лица, явно не уступающего в силе уже знакомому незнакомцу, полностью нивелировали их шансы не то что на победу, но даже на самой обычное позорное бегство. Аура силы, уверенности в собственных силах окружающая девушку вкупе с её полным безразличием и ледяным спокойствием пугали Генму до дрожи в коленках. -- Коноха? -- совершенно безбоязненно сблизившись с ним на расстояние удара, коротко спросила обладательница парных клинков. -- Я вижу протекторы, но мне нужно ваше устное подтверждение. Генма молчал -- это все, на что он сейчас был способен. Он был готов к смерти, но никак не к такому почти дружественному разговору с врагом. Ей пришлось бы применить нечто большее, чем обыкновенное убеждение, чтобы получить от него нужные ответы. Девушка же лишь улыбнулась уголками губ -- нечто подобное она видимо и ожидала. -- Кушимару, -- бросила она, не сводя с Генмы пронзительного взгляда. -- Да, Ринго-сама! -- посмеялся её напарник, воодушевленно поднимая меч. -- Пора проверить твою растяжку, мальчик! Громкий крик со стороны, казалось бы, успокоившегося Гая, заставил Генму порвать тяжелый зрительный контакт с девушкой и резко развернуться тому на встречу. Его напарник, лежащий раньше, пускай и со сжатыми ногами и руками, но все же вполне мирно, теперь извивался под самыми разными углами. Неестественно выворачивая суставы, он вытворял совершенно непонятные движения, то будто пытаясь сломать себе же пальцы, то будто намереваясь сложиться пополам. В нем будто поселился какой-то демон и крики, вырывающиеся из его горла, точно соответствовали этому предположению. -- Хватит! -- закричал Эбису, не в силах перекрыть агонизирующие вопли своего друга. -- Да, мы из Конохи! ДА! Вопли не прекратились. Девушка не обратила на слова Эбису ни грамма внимания, а лишь продолжала сверлить взглядом нахмурившегося Генму. Генму, прекрасно понимающего чего именно она ждет. -- Да, -- обреченно кивнул парень, видя как после его слов, девушка медленно подняла руки с двумя клинками необычной формы. Видя это, Генма понял, что настал тот самый конец, который рано или поздно приходит в жизнь каждого шиноби. С того самого момента как они наткнулись на того непонятного типа со странным мечом их судьба оказалась предрешенной. И дело ни в слабости каждого из его отряда, ни во невнимательности или расслабленности, нет. Просто эти двое были слишком сильны. Эти двое лишь одним своим присутствием подавляли желание сопротивляться. Эти двое обладали такой силой, частично исходящей из их же мечей, что она умудрялась подавлять даже инстинкт самосохранения. Одно их присутствие заставляло опускать руки и оружие в ожидании скорой смерти. И Генма свою, кажется, уже дождался. -- Этих двоих в расход. С собой возьмем труса, -- подтвердила его выводы девушка, медленно, почти нежно опуская свои мечи на голову Генмы... Краак! Зеленое размытое пятно пронеслось перед глазами раньше, чем до боли в ушах мощный звук достиг его слуха. Ошарашенная девушка, пускай и успела подставить под эту сокрушительную мощь оба скрещенных друг с другом клинка, но погасить её полностью все же не смогла. Проскользив по земле, оставив за собой две ровные канавки и подняв в воздух гору пыли, девушка наконец уже остановилась, и с заметной довольной улыбкой воззрилась на очередного пришельца. -- И кто ты такой? Для Генмы этот вопрос показался лишним -- он прекрасно знал своего спасителя. Зеленое трико, густые брови, монструозная прическа, густые усы и странная философия -- этого человека в Конохе знал каждый...каждый над ним же и смеялся. Именно этот человек сейчас стоял перед ним в такой знакомой по Гаю боевой стойке. Именно его лицо, что обычно излучало лишь мягкость и наивность, исказилось в гримасе гнева и угрозы. Именно его громкий басс, столь отличный от привычного для него неуверенного лепетания, прогремел над этой небольшой поляной. -- Сильнейший генин Конохагакуре, но Сато, Майто Дай, прибыл!
***
Кажется, впервые за очень долгое время я действительно искренне улыбался. Сейчас, когда настоящие собственные чувства совпадали с тем, что должен был демонстрировать ребенок возраста моего тела, мне впервые за долгое время можно было снять уже приевшуюся лживую маску. Впервые за долгое время я почувствовал себя действительно свободным... Впервые за долгое время я просто наслаждался происходящим... Мы шли, крепко держась за руки. Она -- потому что держала ребенка, я -- потому что ребенком был. Плевать на неудобство, плевать на возможно возникшие из-за этого слухи -- главное что она и я были довольны происходящим. Хотя... за Кохару я ручаться не мог. Чтобы понять, чего мне стоила эта прогулка, достаточно было вспомнить лишь то, как много усилий мне пришлось приложить к тому, чтобы эта прогулка состоялась. Сколько усилий я приложил к тому, чтобы это не выглядело спонтанным желанием капризного ребенка. Сколько работы проделано для того, чтобы предложение этого выхода в город поступило не от меня, а от самой Кохару. Сколько чакры утекло в глаза, когда я стремился доказать ей, что могу хоть целую вечность находиться в своей маске, не испытывая при этом никакого дискомфорта... И теперь я выбрался. Выбрался из-за злополучных стен, так много от меня скрывающих. Выбрался, убедив Кохару в том, что наличие маски на лице никак не помешает как мне прогуливаться, так и ей выполнять её же задачу по сокрытию меня от чужих глаз. Именно с её подачи, сейчас рядом с ней шел не обладатель одних из сильнейших глаз в этом мире, а слепой мальчик с сильными сенсорными способностями. Мальчик, которого взял под крыло сам старейшина Киригакуре. -- Туда! -- я ткнул пальцем в яркую вывеску, явно обещавшую мне гору сладостей. Чем именного торговали в этой лавке я не знал -- чтение и письменность по прежнему давалась мне с большим трудом. -- Акио, -- мягко опустив мой поднятый палец своей рукой, Кохару наклонилась к моему лицу. -- Ты же помнишь, о чем я тебе говорила? Не обращай внимания ни на кого, кроме людей. Помни, ты можешь видеть только их! -- Извини, -- почти натурально покраснев от стыда, я опустил голову. Получилось и вправду глупо. Видимо радость от долгожданного выхода совсем вскружила мне голову. -- Ничего, -- мягко улыбнулась она, и вновь выпрямившись, направилась в указанную мною яркую лавочку. -- Пошли, поедим, и после я покажу тебе город...
... Киригакуре поражал, вот только не в том смысле, в котором хотелось бы. Здесь не было выдающихся строений, сравнимых с той же "горой Хокаге", не было своей изюминки, как в том порту на острове Хаха, не было своего шарма, коим обладала одинокая хижина охотника. Были лишь низкостелящиеся туманы, что одним своим присутствием нагоняли тоску и уныние. Вот только поражало далеко не это. Поражало местное использование электричества. Да, я уже не раз сталкивался с этим казусом, но каждый раз умудрялся находить оправдания, которые могли сгладить впечатления от увиденного. Лишь пару электрических лампочек в деревне? Так это же деревня, что я от неё хочу? Частичная электрификация большого портового города? Наверняка технология дорогая или более того -- секретная. Вот приду я в крупное какурезато и увижу, наконец, настоящую цивилизацию... Пришел... и не увидел. Нет, тут конечно были целые линии электропередач, но я не увидел никакой техники сложнее чайника или радио. Не было ни телевизоров, ни камер наблюдения, ни кондиционеров, ни стиральных машин. Складывалось впечатление, что какой-то особо бестолковый боженька взял и едва ли не садовыми ножницами покромсал всю логику этого мира. Это вводило в такой ступор, вызывало такой диссонанс, что я в попытках все это принять, даже подвис на несколько минут, не обращая ни на что внимания. Все это было слишком странно для человека прекрасно знающего каких именно чудес можно достигнуть, разумно используя электрический ток. И все же я смирился -- рано или поздно все равно пришлось бы это сделать. Лучше рано. Игнорировать эти глупые несостыковки оказалось куда проще, чем можно было подумать -- оказалось достаточно лишь переключить свое внимание на людей меня окружающих. Вот тут-то я и залип -- на улице, казалось, не было обычных прохожих. Прекрасно помня свои прогулки по Кусагакуре, мне невольно лезли в голову сравнения увиденного сейчас и наблюдаемого там. Если тогда, передвигаясь по улочкам с низко опущенной головой, я изредка и встречал среди плотных куч простого люда одного-двух шиноби, но сейчас ситуация сложилась ровно обратная -- даже мне, обладающему стабильной обозримой сферой в несколько десятков метров, сложно было вычленить из всей этой разношерстной толпы человека без протектора. Концентрация шиноби на квадратный метр была столь высокой, что я, вспомнив их основной метод заработка, невольно забеспокоился за сохранность собственной шкуры, даже притом что был абсолютно уверен в отсутствии грозящей мне опасности. -- Это все шиноби? -- вслух спросил я, не в силах принять такую шокирующую правду. А как иначе, если только за несколько минут неспешной ходьбы мои глаза выцепили из толпы с пол десятка детей, выглядящих немногим старше меня, но уже носящих протекторы на лбу и кунаи на поясе. Детей, уже наверняка имеющих кровь на своих все еще растущих руках. Детей, ставших убицами и считавших это совершенно нормальным. -- Да, -- кивнула Кохару и, видимо уловив в моем голосе неуверенность и легкий оттенок шока, добавила: "Это все те люди, что стерегут мир во всей нашей стране." -- Ясно, -- как-то сокрушенно отвечал я, смотря как на небольшой поляне чуть в стороне от дороги проводят спарринг две молодые, еще не округлившиеся в нужным местах, девочки. -- Что-то случилось? -- Кохару остановилась, с волнением на меня поглядывая. -- Нет-нет, -- я встряхнул головой, пытаясь избавиться от не радужных мыслей, и натянуто улыбнулся. -- Просто подумал, что где-то среди всех этих шиноби, может быть и мой отец... Кохару замерла -- такого ответа от меня она ожидать не могла. Пускай это и продолжалось всего несколько мгновений, но я буквально видел, как она думала над тем, что сказал я и тем, как лучше ответить ей. -- Иди сюда, Акио, -- Кохару села на свободную, рядом стоящую лавочку и похлопала себя по коленкам. -- Садись, мне нужно кое-что тебе сказать. "Интересно, -- отстраненно думал я, взбираясь на колени девушке, -- и что такого она хочет мне сказать? Что именно спровоцировал я своим небрежно брошенным вопросом?"... Пожалуй, возможность наблюдать за реакцией на вот такие невинные вопросы и было самым важным в моем положении. Всегда интересно смотреть как некто, считающий себя гораздо умнее своего собеседника, играется со словами, стараясь выставить нужный ему факт в удобном для себя свете. Особенно заметно это было на примере Генджи и его вечерних устных уроках. Например, рассказывая историю деревни, он почти всегда использовал официальный титул правителя -- "Мизукаге", но как только разговор касался Ягуры, так все немного менялось. Генджи, будто в попытке придать Ягуре негативный окрас, называл его по имени исключительно тогда, когда речь шла о самых кровавых моментах в истории деревни, а все остальное время величая его лишь по занимаемой должности. Таким образом, волей-неволей, но создавалась ассоциация: Ягура -- злой, Мизукаге -- хороший. Боже, да не будь у меня предубеждений с самого начала, даже я бы повелся. Хитрый старик! Теперь же, я был готов увидеть такой же концерт, но уже от гораздо более близкого мне человека. Уверенность в том, что он все же состоится, была практически железной. -- Извини, Акио, но я боюсь, что отца увидеть ты никогда не сможешь, -- одной рукой обняв меня за талию, а другой, опустив её мне на голову, прижав к груди и понизив голос до драматичного шепота, заговорила девушка. -- Мы с Ягурой-сама пытались его найти, но... Повисла театральная пауза, специально созданная для того, чтобы я смог поучаствовать в этом зарождающемся глупом диалоге. Просить меня дважды не пришлось. -- Но что?! Почему я не смогу с ним встретится? -- подыграл я, добавив нужных, наверное, эмоций. Долгие тренировки на более простых людях давали о себе знать. Кохару глубоко вздохнула, отчетливо делая вид, что эта новость волнует и её лично, и, положив руку мне на макушку, продолжила. -- Но те же люди, что пришли за твоей мамой, нашли его раньше нас... Прости, Акио, но мы не смогли ни помочь ему... Её слова, её тон заставили меня застыть прямо в её руках. Застыть не от новости, а от подобной, практически абсолютной наглости. Мои ожидания чего-либо интересного были вдребезги разбиты. Серьезно? Вот так грубо? Никакой игры на чувствах, никакого манипулирования или попытки привить чужое мнение? Где тонкость, где изящество? Неужели она действительно надеется, что моя детская ипостась может повестись на столь простую... Вновь приятное тепло полилось от макушки вниз по телу, наполняя собой вены, разливаясь по самым дальним уголкам, изгоняя негатив, успокаивая, заставляя смириться с новостью... А почему нет? Это было столь просто, что даже хотелось верить... Столь просто, что даже верилось. -- ... ни расквитаться с его убийцами. Прости нас... Приятное тепло резко сменилось жгучим потоком, распаляя кровавую ярость, поднимая на поверхность давно заброшенный в дальние уголки памяти гнев, вновь вскрывая зарубцевавшиеся раны... Перепуганная, сломленная Эйко вновь повисла перед глазами, загораживая собой весь всесторонний обзор... -- Я найду их, -- неожиданно для самого меня зазвучал мой неестественно твердый голос. -- Найду и заставлю заплатить за все. -- Именно так, малыш, -- продолжая поглаживать голову, нашептывала мне на ухо Кохару. -- Ты отомстишь, а я помогу тебе в этом.
***
Гулкое эхо от мелких женских шажков безостановочно разлеталось по затхлому, выложенному камнем подземелью, а монолитные ступени ровной дорожкой бежали за ним в темный провал бездны. Эти стены не знали солнечного света, никогда не ощущали тепло его лучей и легкую утреннюю прохладу. Подземелье, не построенное, а буквально вытесанное в твердой породе в незапамятные времена, очень редко принимало гостей. Кохару, была одной из немногих кому был открыт доступ в его глубины, и не сказать, что подобная привилегия её радовала. Каждый спуск сюда был настоящим испытанием. Из раза в раз переступать через себя, через собственное нежелание и чувство страха перед этим местом было непомерно тяжело. Из раза в раз это становилось делать все сложнее. Из раза в раз было все сложнее находить причину-оправдание для спуска в эту тюрьму для одного узника. Стоило только об этом подумать, как неведомо откуда взявшийся порыв ветра, едва не затушил уверенно горевший факел в руках девушки. Кохару вздрогнула, но продолжила свой спуск. Каждый подобный случай все сильнее убеждал её в том, что у этого подземелья есть едва ли не собственное сознание. Наверное оно действительно уже слишком долго содержало своего единственного узника. Спуск завершился как всегда неожиданно -- просто из непроглядной тьмы внезапно выплыли массивная двустворчатая, металлическая дверь и пара пугающих своим спокойствием охранников по обоим бокам от неё. Даже Кохару, правая рука Мизукаге не знала ни их имен, ни их возраста, ни их лиц. Все что удалось узнать после многочисленных поисков это лишь их количество -- четыре. Всего четыре человека, возможно даже не шиноби, несли свою службу на дне этих казематов. -- Ягу... -- хотела было только произнести Кохару, как безмолвные и безликие в своих масках охранники, не сговариваясь, открыли перед ней массивные двери. Скрип, с которым створки расходились их стороны в сторону, еще долго плясал эхом по стенам этого подземелья. С её прошлого посещения этого места тюрьма для одного единственного узника не поменялась ни на йоту -- все тот же круглый зал, с полом, буквально полностью покрытым разнообразными и почти незнакомыми ей печатями. Слегка светящиеся от текущей по ним энергии, они были основными стенами этой импровизированной тюрьмы. Начертательные символы сдерживали символ человеческих страхов... Искомый ею мальчик обнаружился на привычном для себя месте -- у невысокого постамента в центре всего этого напольного рисунка. Не шевелясь и почти не дыша, Ягура не сводил своего немигающего, почти пустого взора с грубого резного камня, расположившегося как раз на уровне его лица. До боли знакомая картина... -- Ягура-сама... -- склонилась в поклоне Кохару, одной ей известной интонацией в голосе вырывая того из забытья. -- Вы задерживаетесь. Именно так -- не прерви она сейчас его "разговор" с камнем, то Ягура мог не приходить в себя еще долгое и долгое время. Во многом благодаря такой реакции своего непосредственного начальника на этот камень при каждом посещении каземат, Кохару и получила к ним доступ -- никто другой попросту не мог до него дозваться. Хотя, как подозревала сама девушка, охранники не особо-то и пытались, то, ли боясь возможного гнева Мизукаге, то ли, не видя в этом проблемы. -- Да, -- заставил себя заплакать Ягура, чтобы по-быстрому смочить пересохшие, долго открытые глаза. Это были слезы, которые видел лишь один человек и лишь в одном месте. -- Думаю, ты права. Сколько прошло времени? -- Почти двое суток, Мизукаге-сама, -- вновь поклонилась Кохару, проигнорировав недовольный взгляд мальчика. Она старалась не допускать фамильярностей на глазах у посторонних людей и Ягура со скрипом это принимал. -- Не критично, -- уверенно отмахнулся от слов Кохару Мизукаге, обводя взглядом помещение. Его явно сейчас волновало нечто другое. -- Одиннадцать. -- Чт?.. -- хотела было спросить Кохару, но вовремя вспомнила про самый омерзительный факт связанный с этой импровизированной тюрьмой. Медленно переведя взгляд на выложенные кругом стены, девушка вновь, как и в первый раз в этом месте вздрогнула от омерзения. Каменная кладка, которая будто опоясывала весь вычерченный на полу рисунок, не была однородной. Еще тогда, впервые увидев её, Кохару далеко не сразу смогла понять, что за интересный орнамент был выложен на этих, казалось бы скрытых от глаз большинства, стенах. И лишь когда свет факела осветил их в достаточной степени, она поняла, что именно предстало перед её глазами. Человеческие тела... Человеческие тела, вмурованые в каменную кладку, при этом каким-то образом сохраняющие жизнь. По одному на каждый метр стены, по одному на каждый луч рисунка тянущегося от постамента с грубым резным камнем... Замершие в неестественных позах, изредка глубоко и тяжело вдыхающие, с лицами всем своим видом демонстрирующие адские боль и муки, эти фигуры напоминали работу какого-то больного на голову художника. -- Батарейки, -- сказал тогда ей Ягура, внимательно наблюдая за реакцией своей подчиненной. Это была её первая проверка... Первая из многих. Кое-как вернув на лицо свое привычное, отстраненное выражение, Кохару пробежала глазами по всему периметру стен, пересчитывая материал для поддержания работы печати. -- Я вижу двенад... -- только хотела возразить девушка, как прямо на её глазах одно из тел, буквально осыпалось пеплом. Осыпалось, исчерпав все мыслимые и немыслимые ресурсы своего организма. -- Одиннадцать. Одиннадцать из необходимых семнадцати. Разве этого не мало? Ягура немного неуверенно покачал головой. Было видно, что он сам спрашивал себя об этом. -- Должно хватить... -- ...но подстраховаться не помешает, -- закончила за Мизукаге Кохару. -- Да, -- улыбнулся муж в теле ребенка. -- Не помешает. Сама подберешь кандидатов? Кохару глубоко задумалась. Заменить тех, кто уже оставил эти стены было куда как непросто -- в них не было ни простых людей, ни простых шиноби. Только особая жизненная сила чистокровных Узумаки, в глубокой древности спроектировавших эту тюрьму и легших в её основу, могла долгие десятилетия подавлять норов спящего в камне чудовища -- другие же попросту осыпались пеплом по прошествии всего лишь нескольких месяцев. А теперь, когда Узушио было окончательно разрушено, переводить такой редкий ресурс, как члены вымирающего клана, было бы попросту глупо. Нужен был другой выход... и Кохару его знала. -- Да, сама, -- плотоядно улыбнулась девушка. -- Есть у меня на примете один древний клан завышенным самомнением. -- Только не перегни палку, Ито, -- грозно свел брови Мизукаге, исключая любую возможность неверного трактования его слов. -- Мне не нужны лишние проблемы в это и так недостаточно спокойное время. -- Будет исполнено, Мизукаге-сама, -- вновь согнулась в почтительном поклоне Кохару. -- Я вас не подведу. Как всегда. -- Я знаю... и ценю это, -- похлопал её по плечу Ягура и, не оборачиваясь, направился к выходу. -- Пошли отсюда. -- Хай!..
-- ...он все продолжает меня удивлять, -- шепот Кохару не задерживался в низком, ведущем к поверхности коридоре и прежде чем окончательно раствориться в темноте, успевал лишь долететь до слуха собеседника. -- Удивляет, почти как ты, однажды. -- Поясни, -- кинул в ответ ей Ягура, продолжая задумчиво перебирать ногами по стертым ступеням. -- Он явно сообразительней всех его одногодок, которых я только знала, -- начала перечислять свои наблюдения девушка, -- но при этом Акио не выставляет это напоказ. Он скрывается, шифруется, будто боясь демонстрировать свою почти гениальность не то что Генджи-сану, но даже и мне. -- Думаешь, он делает это осознанно? -- уже с подозрением спросил Ягура, все же заставив себя заинтересоваться этим разговором. Кохару задумалась, пытаясь дать наиболее близкий к истине ответ. Она тщательно вспоминала все свои разговоры с одаренным мальчиком, все ощущения, возникающие при общении с ним, все подозрения и выводы. Кохару искала среди всего этого вороха то, что могло бы перечить её уже подготовленному ответу и не находила этого. Ведь она не ошибалась. Никогда. -- Нет, не осознанно, -- продолжала шептать девушка, не желая, чтобы этот разговор, даже при самом неудачном стечении обстоятельств донесся до чужого уха. -- Слишком много ошибок для подготовленного шпиона. Мальчик явно подражает, пытается играть, пытается воспитать в себе актера и учится искусству лжи. Он просто слишком многого нахватался от меня и Генджи, что в принципе и неудивительно с его-то глазами. -- Другими словами, ты ему доверяешь, -- Ягура попытался как-то подвести черту под мыслью своей подчиненной и ему это удалось. -- Более чем полностью, -- улыбнулась Кохару и неожиданно для себя замерла, поставив ногу на ступеньку. Осознание, озарение пришло как всегда внезапно. -- Более того, я кажется даже привязалась к нему. Как, собственно, и он ко мне. -- Не думаю, что это хорошая новость, Кохару, -- следом за девушкой остановился и сам Ягура. -- Но ты пока вольна действовать, как считаешь нужным. Что собираешься делать дальше? Девушка искренне улыбнулась -- её дальнейшие замыслы были приятны уже и ей самой, а тот факт, что за прошедшее время никто так и не смог в них вмешаться грели душу вдвойне. -- Заберу его к себе. Генджи отлично отыграл свою роль во всем этом и более его участие уже не требуется. Дальше о малыше я позабочусь уже сама. Мгновение подумав, Ягура согласно кивнул. Подобные планы его успокаивали -- не было ничего удивительного в том, что он желал отдаления от себя и своих людей, таких вредных оппозиционера как Генджи. Чем меньше они будут пересекаться, тем меньше шансов на то, что Ягура однажды не удержит себя в руках и собственноручно не заткнет этот бездонный колодец проблем. Кохару же, абсолютно точно предсказав реакцию Ягуры на эту новость, лишь довольно улыбалась. Она знала, что его радость не будет долгой. Только не в этот раз. Уже следующая её фраза должна была сильно ему не понравиться. Настолько сильно, что Кохару уже чувствовала приближение их очередного спора, победить в котором Мизукаге сможет, лишь использовав собственное служебное положение. -- И еще Акио пойдет в Академию...
***
Она стояла перед высоким, богато украшенным забором, перед воротами, в которые уже не раз забегала, будучи совсем еще малявкой. Стояла, по вполне понятным причинам боясь, постучать в резные деревянные створки. Стояла, держа в руках свиток со столь ценным и тяжело добытым трофеем. Стояла, зная, что о её приходе уже давно оповещен хозяин этого поместья. Она в очередной раз в мыслях проговорила все подготовленные слова и, глубоко вздохнув, все же опустила крепко сжатый кулак на смотрящие на неё створки ворот. Те открылись в тоже мгновение. -- Добрый вечер, -- уверенным тоном сказала Мей привратнику поместья. -- Я к Генджи-доно.