Ранель Мариена : другие произведения.

Маски сброшены (1-3 главы)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Действие основных событий происходит в России 1854 году и охватывает временной промежуток в шесть месяцев. Однако за двадцать лет до описываемых событий случается следующая предыстория. Молодая барышня, разбитая и разочарованная изменой своего жениха, попадает на маскарад, где встречает неизвестного мужчину, с которым проводит ночь и в объятиях которого впервые познает страсть. Наутро она покидает его, не узнав даже его имени и едва разглядев его лицо. В 1854 году на светском рауте граф Владимир Вольшанский знакомится с княгиней Елизаветой Ворожеевой, к которой у него с первого взгляда возникает симпатия. Между Владимиром и Елизаветой завязываются доверительные, теплые и дружеские отношения. Они открывают друг другу свои печали и тайны. И одна из этих тайн - случившаяся с Владимиром двадцать лет назад романтическая маскарадная история. История приводит Елизавету в замешательство, потому как двадцать лет назад такая же история случилась с ней. Но был ли Владимир Вольшанский именно тем мужчиной, с которым у нее была связь на маскараде?

  

ПРЕДЫСТОРИЯ

  
   Быстрыми, но какими-то неуверенными шагами она шла по торцовой мостовой ночного Петербурга. Она была плотно закута­на в летний гавелок, полностью скрывающий ее платье. На голо­ве у нее была большая шляпа шуте, а на лице маска. По этому бесформенному, замаскированному силуэту не только невозможно было ее узнать, но и определить даже приблизительно ее возраст и сословную принадлежность.
   Несмотря на позднюю ночь и отсутствие фонарного освеще­ния, было тем не менее довольно светло. Во всяком случае очер­тания домов, улиц, редких прохожих и экипажей были вполне раз­личимы.
   Раньше она никогда не осмелилась бы выйти за ворота свое­го дома в такое позднее время без коляски и сопровождения. Да и маменька бы этого не допустила. На всех балах, раутах и ве­черах, которые происходили в позднее время, маменька ни на ми­нуту не оставляла ее без присмотра. Но в эту ночь маменька не подозревала, что ее юная и благопристойная дочь находилась вдали от дома на малознакомой улице, где бродили лишь ночные гуляки-шалуны да проезжали редкие экипажи.
   Боже, какое безумие! В тайне от всех ночью выйти за пре­делы своего дома и оказаться на улице совершенно одной! Если в обществе станет известно, что молодая барышня громкой фами­лии и благородного происхождения, воспитанная в строгих прави­лах, бродит по улицам города ночью одна, словно бездомная бро­дяжка, разразится ужасный скандал. А если станет известно, что кроме этого она пересекла порог борделя, ее перестанут прини­мать в приличном обществе. Маменька никогда ей этого не про­стит. Доброе имя и честь семьи для маменьки превыше всего. Превыше счастья, совести и правды. Впрочем, не только для ма­меньки. Большинство из тех, кто называет себя "благородными", за своим громким именем, титулом, внешним блеском и аристокра­тическими манерами скрывают духовную бедность, ничтожную сущ­ность и низменное поведение. Все, что исходит от них, пропита­но лицемерием: фальшивые улыбки, высокопарные речи, наигранные чувства. Все ложь, ложь, ложь! Везде одна ложь! Кругом мир лжи! И только здесь ночью на улице она находится в мире прав­ды.
   Правда... Та самая правда, о которой она даже не подозре­вала! Эта правда открылась ей через узкий дверной проем одной из комнат борделя, где она увидела его... в объятиях кокотки. Это было мерзко, жутко и противно! Они вцепились друг в друга, словно два похотливых животных, подчиненных своим низменным инстинктам. Если бы она не увидела эту мерзость собственными глазами, она ни за что бы не поверила в нее.
   Как могло случиться, что человек, которого она любила, уважала и почитала, в действительности оказался полным ничто­жеством? А ведь она уже почти год была помолвлена с ним и че­рез месяц должна была состояться их свадьба! Его красивые уха­живания, его нежные речи, его обворожительные взгляды и стра­стные признания в любви... Как все это можно сопоставить с той мерзостью, которую она увидела? Очень просто. Мерзость - это жестокая правда, а все остальное - сладкая ложь.
   Новый поток слез хлынул из ее глаз. Но на этот раз она быстро его остановила. Это уж слишком! Мало того, что этот че­ловек растоптал ее душу, опоганил ее чувства, отравил ее меч­ты, не хватало еще, чтобы он заставил ее плакать из-за него.
   Она подошла к роскошному особняку и остановилась около него. Этот особняк принадлежал одной из подруг ее матери. Под­руга была праздной натурой и проводила жизнь в постоянных уве­селениях. В ее доме часто устраивались пышные торжества и ба­лы. Однако далеко не все из этих увеселений были одобрены строгой маменькой. Например, маменька совершенно не одобряла балы-маскарады, на которых, как она считала, люди, пряча под масками свои лица, наряжаясь в нелепые костюмы и забывая о своем достоинстве, благородном происхождении, вытворяют не­весть что. И никто не стыдится и не соблюдает условности, по­скольку маска скроет все. А сегодня был один из таких ба­лов-маскарадов.
   У нее не было специального маскарадного костюма, но у нее была маска. И при помощи этой маски она намеревалась совершить столько сумасбродств, сколько придет ей в голову.
   Она беспрепятственно прошла через парадный вход. Ее по­ступь была столь благородна и величава, а вид столь таинстве­нен, что никто из прислуги даже не подумал ее остановить и спросить у нее пригласительный билет. Более того, едва она оказалась в вестибюле, у нее приняли гавелок и шляпу, проводи­ли в уборную и показали, где находится зал. Впрочем, все это она и так знала.
   Бал был уже в самом разгаре. Замаскированные лица мужско­го, женского, а то и непонятного пола развлекались в полное удовольствие. Громкий смех, топот и музыка сотрясали огромный зал, где происходило это дикое всеобщее веселье.
   На этого одиноко стоявшего молодого мужчину, с некоторой небрежностью наблюдавшего за маскарадным весельем, она обрати­ла внимание почти сразу же, как вошла в зал. На нем тоже не было специального маскарадного костюма. Он был одет в бежевый фрак и брюки на тот светлее. Его лицо прикрывала черная бар­хатная маска. Он был среднего роста, но из-за своей стройности и благородной осанки казался выше. Она остановила на нем свой взгляд, и неожиданно в ее голове родилось дерзкое и неслыхан­ное безумство.
   "Этой ночью я буду принадлежать ему", - сказала она себе.
   Одержимая идеей осуществить свое безумство, она подошла к этому незнакомому человеку и дотронулась до его руки. Без вся­кого удивления, однако с некоторой долей любопытства он взгля­нул на дамскую ручку в белой перчатке и галантно произнес:
   - Я к вашим услугам, маска.
   - Вы не могли бы стать моим кавалером на этом балу? - обратилась она с просьбой, стараясь придать звучанию своего голоса шаловливый оттенок.
   Ее просьба была довольно дерзкой и смелой для юной и бла­говоспитанной барышни. Однако для подобного маскарада была вполне естественной. И хотя в ее голосе слабо прозвучали нотки кокетства и игры, незнакомец воспринял ее просьбу, как обыкно­венную маскарадную интригу.
   - Я здесь совсем одна, - объяснила она. - Я никогда не участвовала в подобного рода развлечениях.
   Взгляд незнакомца скользнул по ее маске, пытаясь разгля­деть скрывающиеся под ней очертания женского лица.
   - Мне, кажется, я вас знаю! - задорным голосом произнес он.
   Это была типичная маскарадная фраза, но на нее она произ­вела ошеломляющее действие.
   - Вы не можете меня знать! - возразила она.
   - Вы та, которая взволновала мою душу.
   И эта фраза была тоже вполне типична для маскарада. И ес­ли она о чем-то говорила, то никак не о том, что неизвестный мужчина знает ее или считает, что знает. , равно как и уверен­ность, с которой она была сказана. Но юной барышне так не по­казалось. Она растерянно посмотрела на незнакомца.
   - Вы меня, наверное, принимаете за другую? - произнесла она. - Уверяю вас, мы незнакомы!
   - Ну, ежели вы так рьяно уверяете меня в этом, то, стало быть, мы, действительно, незнакомы, - играючи сказал он. - Что ж, так даже интереснее! Попробую угадать: кто вы. Итак, вы здесь одна и никогда раньше не участвовали в подобного рода развле­чениях. Что бы это могло значить? Очевидно, вы находитесь здесь инкогнито? Ваше положение в обществе не позволяет вам участвовать в таких развлечениях? Но вы устали от строгих пра­вил и вам хочется глотнуть глоток свободы и насладиться запре­тным плодом?
   - Все именно так.
   - Кто же вы? В вашем голосе чувствуется уверенность, до­стоинство и решительность. А между тем, ваш голос так юн и не­жен. Я теряюсь в догадках!
   - Очевидно, по правилам этой игры вы должны разгадать, кто скрывается под маской, - предположила она.
   - Игры? Что вы имеете в виду?
   - Ну... Этот маскарад, - неуверенно ответила она.
   - Да, действительно, - согласился он. - Любой маскарад можно назвать игрой. Однако у этой игры нет определенных пра­вил.
   - Нет правил...
   Ее взгляд от незнакомца переключился на раскрепощенную и шумящую толпу в домино либо просто в масках и фраках или баль­ных платьях. Несколько секунд она наблюдала за этой маскарад­ной процессией, пытаясь определить для себя, в чем заключается суть игры без правил. Хаотичное, непредсказуемое, свободное и даже в какой-то степени фривольное поведение, танцы, топот... Действительно, полное отсутствие правил. Можно делать все, что тебе вздумается, и никто тебя не осудит. Осудить можно ли­чность или имя, а у маски нет ни имени, ни личности.
   - Вы можете исполнить мою просьбу? - попросила она.
   - Все, что вы пожелаете, и все, что будет в моих силах, загадочная маска!
   - Не пытайтесь узнать: кто я. Оставьте свои попытки про­никнуть в мою тайну. Ограничитесь тем, что вы видите.
   - Что ж. Ваша просьба для меня закон, загадочная маска.
   - Благодарю вас.
   Незнакомец галантно протянул ей руку. Его рука была твер­дой и уверенной. Это была рука сильного и целеустремленного мужчины.
   - Пожалуйте за мной в этот безумствующий мир маскарада! - торжественно произнес он.
   Она никогда не представляла, что, нарушив внушаемые ей с детства правила и запреты, получит такое огромное удовольст­вие. Она ощутила себя птичкой, которая вырвалась из золотой клетки и впервые оказалась в мире неведомых ей развлечений. Необыкновенное чувство свободы и протеста к нормам морали и правилам этикета переполняло все ее существо. Она смеялась слишком громко, она танцевала слишком вызывающе и, кроме того, она флиртовала с мужчиной, которого совсем не знала. И все это ей безумно нравилось! Но ее поведение мало чем отличалось от поведения остальных.
   Ее кавалер был галантным и внимательным на протяжении всего маскарада. Он старался угодить всем ее прихотям, подде­рживать все ее сумасбродные выходки, выполнять ее маленькие капризы. Она чувствовала, что ее особа вызывает в нем интерес и симпатию. И даже маска, полностью закрывающая ее лицо, не в состоянии заглушить эти чувства.
   - Как чудесно! - восторженно произнесла она, когда они уединились в одном из отдаленных уголков особняка.
   - Это вы чудесная, моя загадочная маска! Никогда не чув­ствовал себя так превосходно ни с одной женщиной! - признался ее кавалер.
   В ответ на это признание ее рука легла на его плечо. Па­льчики, облаченные в перчатку, нежно прикоснулись к его щеке. Голосом, полным решительности и очарования, она произнесла:
   - Я хочу остаться с вами наедине. Не здесь. А где-нибудь, где нас никто не сможет побеспокоить.
   Он посмотрел на нее странным взглядом. Этот взгляд словно пытался проникнуть под маску и увидеть выражение лица, с кото­рым были произнесены эти слова.
   - Я могу это устроить, - после короткой паузы прозвучал ответ на ее просьбу.
   Комната, куда он ее привел, находилась в мезонине и при­надлежала, вероятно, кому-либо из так называемых родственни­ков-приживалов, время от времени наведывающихся под широкое крылышко великодушной хозяйки дома. Обстановка комнаты была не слишком роскошной, но довольно уютной.
   Едва она вошла в комнату, ее охватили стыд и смущение. Но сильнее стыда и смущения были: боль от разочарования, досада за собственную наивность и злоба на весь лицемерный свет. И эту боль, и эту досаду, и эту злобу можно было заглушить един­ственным, как ей казалось, способом. Но ее что-то сдерживало: то ли поведение ее кавалера, который обращался с ней слишком уважительно, словно с царственной особой; то ли въевшиеся в нее предрассудки; то ли страх перед первой близостью. От сла­бости и нерешительности она тихо расплакалась. Ее слез не было видно из-под маски, но незнакомец все же почувствовал ее плач. Он встал у нее за спиной и, слегка склонив голову над ее ухом, прошептал:
   - Расскажите мне о вашей печали.
   Она вздрогнула. Его голос, полный участия и заботы, за­тронул болезненные струны ее души. Она повернулась к нему и уткнулась лбом в его фрак. Она почувствовала, как его рука нежно погладила ее по волосам.
   - Доверьтесь мне, - произнес он. - Я все для вас сделаю.
   Вряд ли что-либо способно было так утешить ее, как эта нежность чужого, незнакомого, но такого чуткого и заботливого мужчины. Подчиненная какому-то внутреннему порыву - тому, что заставляет в минуты слабости и отчаяния искать поддержки у ближнего, она теснее прижалась к нему и обвила руками его пле­чи. За ее объятием, ищущим поддержки, последовало ответное его объятие, дающее эту поддержку. Она ощутила нежное и страстное дыхание около своего виска. Его губы слегка коснулись ее шеи.
   - Я хочу быть вашей. Этой ночью, - произнесла она, пуга­ясь и одновременно восхищаясь собственной смелостью.
   Какое-то каменное напряжение появилось в его руках, обвивающих ее стан. Его дыхание замер­ло, и только сердце продолжало учащенно и громко биться.
   - Я знатного происхождения, - в лихорадочном возбуждении продолжала она. - Я молода и привлекательна. У меня безупреч­ная репутация. Я чиста перед богом и светом. И моего тела ни­когда не касались мужские руки.
   - Вы сводите меня с ума! - прошептал он. - Но, умоляю вас, не толкайте меня на этот бесчестный поступок!
   - Назвать бесчестным этот поступок - все равно, что на­звать бесчестной меня!
   - Не говорите так! Вы самая необыкновенная, самая лучшая и самая желанная из всех, с кем мне доводилось встречаться!
   Он отодвинул кружево маски, падающее на нижнюю часть ее лица, и поцеловал ее в губы. Его нежный, сладкий и страстный поцелуй размягчил ее напряженное тело и подобно бальзаму ока­зал заживляющее действие на ее душу. Его пальцы естественным ходом подобрались к потайной шнуровке ее платья и принялись ее ослаблять. Но когда он прикоснулся к ее маске и непроизвольным движением попытался убрать эту преграду с женского лица, она резко его остановила:
   - Не делайте этого!
   - Я никогда не выдам вашей тайны! - заверил ее он. - По­звольте мне увидеть ваше лицо!
   - Вы дали слово! - напомнила она.
   - Да, - согласился он. - Но вы доставили бы мне огромную радость, ежели бы позволили его нарушить.
   - Нет, - твердо сказала она. - И не спрашивайте меня: по­чему? Просто выполните эту мою просьбу.
   - Ваша просьба для меня закон.
   Он понимал, что это удивительное создание привели в его объятия ни мимолетно возникшая страсть и ни тяга к получению удовольствий, а отчаяние. Но он был настолько очарован ей, что готов был смириться с этим отнюдь не лестным для него отча­янием, и готов был выполнить любое ее условие, даже самое су­масбродное, и в то же время готов был понести любую ответст­венность, которая могла возникнуть. Невероятная магнетическая сила влекла его к ней, заставляя терять голову.
   - Это самое большое безумство в моей жизни! - признался он.
   - И в моей, - ответила она. - Но я никогда не думала, что оно может быть таким! Что в безумстве столько оча­рования, огня и непредсказуемости! Может ли быть что-то безумнее такого безумства?
   - Не может, - согласился он. - И все же я хотел бы уви­деть ваше лицо, узнать ваше имя... Я хочу знать о вас все!
   - Это невозможно.
   Он аккуратно освободил ее от платья и нижних юбок, затем легко подхватил на руки ее полуобнаженное тело и бережно поло­жил на кровать. Его руки проникли под тонкую ткань ее dessous к нежной, упругой груди, затем плавно спустились вниз к округлой поверхности бедра. Неуверенность и внутренний страх на минуту парализовали ее, когда она почувствовала первые интимные ла­ски, такие неведомые и запретные для нее. Она закрыла глаза и почти без движения с замирающим дыханием и легкой нервической дрожью стала принимать их.
   "Я так решила. И так будет. Назад пути нет!" - твердо сказала она себе.
   Это подкрепило ее пошатнувшуюся уверенность и придало ей внутреннюю силу. Она прильнула щекой к его плечу и нежно про­вела рукой по его спине. В следующую секунду ее обжег горячий поцелуй его страстных губ, на который ее губы ответили не ме­нее горячим поцелуем. Все ее существо охватил неведомый ей до­селе огонь.
   Извечное как мир слияние двух противоположных полов про­изошло так стремительно и естественно, что она даже не успела отследить в своей памяти тот момент и понять свои ощущения. Она не могла определенно сказать: приятно ей было, больно или стыдно. Ее чувства, эмоции - отчаянные, грустные, смелые, вы­рывались наружу в виде слез и жалобных рыданий, освобождая тем самым ее душу от груза. Слезы катились по ее лицу, а рыдания извергались из самой глубины ее разбитого сердца. И тут же ча­рующие и целительные ласки незнакомца осушали ее слезы и за­глушали рыдания. Добрыми, нежными словами, значения которых она не понимала, он успокаивал ее. Ей было особенно приятно слышать его нежный голос и чувствовать его участие именно тог­да, когда все уже оставалось позади.
   Его лицо больше не прикрывала маска. И хотя в комнате было темно, ей все же удалось разглядеть приятные черты его лица. Волнение и трепет пробежали по ее телу, когда его взгляд, полный нежности и теплоты, встретился с ее взглядом. Этот взгляд потряс ее до глубины души. Она вдруг подумала, что вряд ли когда-нибудь сможет забыть этот взгляд. Она понимала, что после этой ночи их судьбы разойдутся. Рано или поздно из ее памяти сотрется его образ, его голос и вкус его поцелуев, но никогда не сотрется этот взгляд, так же как не сотрется эта маскарадная история.
   Всю оставшуюся часть ночи до наступления утра она не смогла сомкнуть глаз. События последней половины суток не вы­ходили у нее их головы: сначала ее жених - в объятиях кокот­ки, затем она - в объятиях первого приглянувшегося ей мужчины. Казалось, за эти часы она повзрослела на несколько лет. Из на­ивной, правильной и послушной девушки она превратилась в целе­устремленную, соблазнительную женщину, не доверяющую лести и презирающую светские порядки. Все это было слишком значимым и волнующим, чтобы она смогла от этого отрешиться хотя бы на не­которое время и спокойно предаться сну, последовав примеру своего любовника.
   Любовника! Как непривычно, странно, но в то же время по­бедно и сладостно звучит это слово. Стоило ей хотя бы мысленно произнести его, как ее сердце начинало трепетать от волнения, смущения и страха.
   Падающий в комнату свет и шум пробуждающегося города из­вестили ее о том, что наступило утро. Пришло время разгульной птичке возвратиться в свою золотую клетку, пока ее отсутствие никто не обнаружил.
   Ее голова покоилась на его плече. Одной рукой он обвивал ее талию, а другой - удерживал ее руку. В его объятиях было сладко, спокойно и уютно, а вне их пределов ее ожидали непри­ятности и мерзкая действительность. Но в эту действительность необходимо было вернуться! Она осторожно убрала руку своего любовника со своей талии и медленно, стараясь создавать как можно меньше шума, покинула любовное ложе. Теперь ей предсто­яло облачиться в свою одежду и собрать все свои аксессуары. Собственными силами она одела платье, с трудом справившись со шнуровкой и неудобно посадив лиф.
   Перед тем, как уйти, она подошла к кровати и внимательно посмотрела на своего спящего любовника. Его сон был крепким и безмятежным, что свидетельствовало о его молодости, здоровье и спокойном характере. На его губах была легкая улыбка. На вид ему было не более двадцати пяти лет. Как имя этого неизвестно­го мужчины, вошедшего в ее жизнь? какого он происхождения? как попал на этот маскарад? - для нее, пожалуй, навсегда останется тайной. Она вдруг подумала, что, возможно, встретив его при других обстоятельствах, она смогла бы его полюбить. Впрочем, теперь все это было уже неважно.
   Она тихо вышла из комнаты, оставив его одного.
  
  
  
  
  

ГЛАВА ПЕРВАЯ

  
   - Балы, вечера, рауты - какая скукотища! - поделился сво­ими впечатлениями с другом Василием Узоровым граф Владимир Елисеевич Вольшанский. - Лицемерие, лесть и фальшь - три ос­новных составляющих, которые непременно присутствуют в каждом из таких развлечений.
   - Ты еще забыл про сплетни, интриги и демонстрацию своих нарядов и драгоценностей, - дополнил его тот.
   - Ошибаешься, Василь! Я ничего не забыл. Просто сплетни, интриги и демонстрация своих нарядов и драгоценностей - ни что иное, как лицемерие, лесть и фальшь. Где ты видел интриги без лицемерия, лести и фальши? То же самое - сплетни.
   - Это так. Но вот что касается драгоценностей, то они, как правило, настоящие.
   - А это еще неизвестно!
   Раут, на котором прозвучал столь критичный диалог, проис­ходил в июне 1854 года в петербургском доме Марианны Пилевской - польской подданной, устраиваемом по случаю ее приезда в Рос­сию. Сей дом, еще не так давно находившийся в полуразвалившем­ся состоянии, она получила в наследство от своих российских родственников. Благодаря своим деньгам, госпоже Пилевской за весьма короткое время удалось восстановить дом и обставить его по своему вкусу. Впрочем, хорошим вкусом эта дама не отлича­лась, о чем свидетельствовали неудачно подобранные тона обоев, холодный интерьер комнат и массивная, дорогая, но какая-то не­уклюжая мебель. Помимо хорошего вкуса, которым госпожа Пилев­ская не отличалась, она к тому же не блистала умом и манерно­стью, зато славилась своей лестью, подражанием за знатными особами и транжирством. Устраиваемый раут был под стать своей хозяйке - пышный, скучный, глупый. Во всяком случае так считал граф Владимир Вольшанский, который сетовал на своего друга, затащившего его сюда.
   Графу Владимиру Вольшанскому на вид было от тридцати пяти до сорока лет. Он был строен, обладал приятной внешностью и прекрасными манерами. Черты его лица были правильными и утон­ченными: небольшие темно-карие глаза, прямой нос, невысокий лоб, среднего размера губы. Его черные волосы с едва заметной, легкой проседью были прибраны по моде того времени: укорочены на затылке и висках и уложены спереди.
   Друг Владимира Вольшанского Василий Узоров был несколько моложе его. В отличие от Владимира, он был не так строен, об­ладал не такими прекрасными манерами и не такими правильными и утонченными чертами лица, но отличался большей жизнерадостно­стью, энергией и оптимизмом.
   - И все же в подобных торжествах имеется и приятная сто­рона, - возразил Узоров. - Где еще можно увидеть столько пре­красных дам?
   - Я уже вышел из того возраста, когда принято волочиться за дамами.
   - Что за вздор! Сорок лет - самый расцветный возраст для такого мужчины, как ты: с титулом, богатством и положением. К тому же, ты уже пять лет как овдовел. Пора бы подумать если не о хорошей партии, то хотя бы о прелестной любовнице.
   - Благодарю за совет.
   В этот момент восторженно прозвучал голос хозяйки:
   - О, княгиня! Как я рада вас видеть!
   Взоры всех присутствующих обратились на вновь пришедшую особу, которую госпожа Пилевская назвала "княгиней". Утончен­ная и изящная дама лет тридцати - тридцати пяти, одетая по по­следней моде, подошла к госпоже Пилевской и приветственно на­клонила голову.
   - La mien cher! - не убирая своего сияющего восторга, ска­зала госпожа Пилевская. - Как всегда ослепительна, очаровате­льна и элегантна! Какая честь для меня видеть вас на своем ра­уте!
   Марианна Пилевская была слишком щедра на всевозможные по­хвалы и лестные отзывы, которые порой бывали неуместны, лживы и вызывали раздражение. Но на сей раз ее похвалы как никогда соответствовали действительности. Княгиня, действительно, была ослепительна, очаровательна и элегантна. Княгиня принадлежала к числу тех женщин, которые очень бережливо и заботливо отно­сятся к своей внешности. Причем подобная бережливость и забот­ливость исходит не столько из желания нравиться, сколько из правил соблюдения чистоты, порядка, здорового образа жизни, привитых еще с детства и усовершенствованных с годами. Таким женщинам удается обмануть время и замедлить ненавистный про­цесс увядания. А если при этом природа одарила их красотой, то эта красота к тридцати - тридцати пяти годам приобретает осо­бую выразительность и оформленность. Именно такая красота на­иболее, нежели незавершенная прелесть юности, привлекает муж­чин. И именно такой красотой обладала княгиня. Она была строй­ной, хрупкой, но при этом не казалась слабой. Она свободно и грациозно передвигалась в своем неудобном, но очень красивом серебристо-синем платье с пышным и тяжелым кринолином. Ее чер­ные волосы были аккуратно собраны в пучок и закреплены гребнем на затылке, и далее от этого пучка спускались вниз спирально завитые локоны. Ее драгоценности и прочие детали туалета были прекрасно и со вкусом подобраны к ее наряду.
   - Кто эта дама? - спросил граф Вольшанский у своего дру­га, не отрывая взгляда от княгини.
   - Княгиня Ворожеева.
   - Elle est belle! - отметил граф Вольшанский, не скрывая своего восхищения.
   - Oh, oui! - вздохнул Узоров.
   - Отчего сей неуместный вздох?
   - Сказать откровенно, Вольдемар, мне не очень по душе твой внезапно разгоревшийся интерес к княгине. Едва она вошла, ты прямо-таки оживился.
   - Ты меня удивляешь! Стало быть, тебе не по душе, что я оживился?
   - Я бы предпочел, чтобы твоему оживлению способствовала не княгиня Ворожеева, а какая-нибудь другая дама, - сказал Узоров.
   - А что не так в княгине? - удивился Владимир.
   - Княгиня Ворожеева слишком сложная и непонятная женщина. Такие женщины, как она, усложняют нам жизнь и доставляют по­стоянные проблемы. А в твоей жизни было достаточно проблем с женщинами.
   - Только с одной, - поправил Владимир. - И это совершенно другое. Помимо этих скудных и неубедительных доводов против княгини к тебя еще что-нибудь имеется?
   - Вообще-то, княгиня Ворожеева имеет безупречную репута­цию и пользуется уважением. Кроме того, что она сложная и не­понятная, она еще независимая, целеустремленная, эксцентрич­ная.
   - Представь меня ей!
   - Увы, не могу. Я сам не имел чести быть представленным ей.
   - Однако для человека, не знающего ее, ты достаточно зна­ешь о ней, - заметил Владимир.
   - Все, что я знаю о ней, я знаю от третьих лиц. Княгиня пользуется большой популярностью в светских кругах. Ни одна дискуссия не обходится без упоминания ее имени. Сейчас я по­стараюсь вкратце рассказать тебе, с чем связана такая популяр­ность княгини?
   - Потом, - остановил его Владимир, который краем уха слу­шал его, а всеми остальными органами чувств наблюдал за княги­ней. - Ты мне все расскажешь потом. И не вкратце, а во всех подробностях. А сейчас: воспользуюсь случаем, пока с ней рядом эта сорока, попрошу меня представить. Извини, Василь, я тебя покину ненадолго.
   С этими словами граф Вольшанский прямиком направился к двум разговаривающим дамам: главной героине устраиваемого ра­ута и главной героине его вспыхнувшего интереса. Ему не при­шлось просить госпожу Пилевскую представить интересующую его даму. Госпожа Пилевская сама проявила инициативу. Увидев на­правляющегося к ним графа, она широко ему улыбнулась и произ­несла:
   - Ах, граф. Надеюсь, вы не скучаете на моем скромном ра­уте? Позвольте вам представить ее сиятельство княгиню Елизаве­ту Алексеевну Ворожееву.
   Легкая приветственная улыбка мелькнула на губах княгини Ворожеевой.
   - Его сиятельство граф Владимир Елисеевич Вольшанский, - представила его госпожа Пилевская.
   Он вежливо поклонился. Княгиня протянула ему руку.
   - Est trХs content, que m'ait souri le bonheur de faire connaissance avec la dame si cИlХbre et respectИe, - произнес он, запе­чатлев на ее руке поцелуй.
   - Ne pensait pas, que sur moi va une telle agrИable gloire, - сказала княгиня. - Со своей стороны я испытываю некоторую не­ловкость, поскольку ничего не знаю о вас. Однако ваше лицо ка­жется мне знакомым. Мы встречались раньше?
   - Est peu probable, la princesse, - возразил граф Вольшанский. - Я бы вас непременно запомнил. К тому же я долгое время провел за границей.
   - Вот как!
   - Да, граф - великий путешественник! - вмешалась госпожа Пилевская. - Он посетил, наверное, более половины стран мира. Он свободно владеет, ежели не ошибаюсь, девятью иностранными языками. Он знает все о культурах разных народов. И не только о культурах. Он всесторонне образованный человек. Его вполне можно назвать кладезю знаний.
   - Вы сильно преувеличиваете, сударыня, - возразил он.
   - Pas du tout, les comte! А теперь извините меня, княгиня, граф. Я вынуждена вас оставить. У хозяйки имеются определенные обяза­нности перед гостями.
   Вежливо раскланявшись с ними, она направилась к небольшой группе женщин, весело обсуждавших какую-то очередную светскую сплетню.
   - Мне, право, не по себе оттого, как меня расписала гос­пожа Пилевская, - признался граф Вольшанский княгине Вороже­евой. - Надеюсь, вы не восприняли всерьез ее слова?
   - Неужели все, что она о вас рассказала - неправда?
   - Eh bien, pourquoi? - с некоторой иронией произнес он. - Доля правды в ее словах все же есть. Однако вам наверняка известно, что госпожа Пилевская склонна к преувеличению и лести. Она сильно преувеличила мои достижения и таланты. Это касается, во-первых, половины стран мира, которые я якобы посетил. На самом деле я посетил гораздо меньше. Во-вторых, я свободно владею только тремя иностранными языками, как любой более или менее образованный человек. Остальными - лишь в малой степени: чуть-чуть говорю, чуть-чуть понимаю, знаю несколько крылатых фраз. В-третьих, никто не может знать все, в том числе и я. Мои познания ограничиваются лишь тем, с чем мне непосредствен­но довелось столкнуться. Так что она явно мне польстила, на­звав меня "кладезю знаний".
   - Даже несмотря на ее преувеличение, я думаю, вы заслужи­ваете того, чтобы вас так называли, - с улыбкой произнесла княгиня Ворожеева. - Коли вы много путешествовали, то вам на­верняка довелось со многим столкнуться. Знания, почерпнутые из путешествий, считаются более ценными, чем знания, почерпнутые из чужих рассказов и энциклопедий. Вряд ли что-то в жизни мо­жет быть удивительнее и познавательнее путешествий. Видеть собственными глазами другой мир - это замечательно!
   - Ежели при этом вы не боитесь морской качки, дорожной пыли, жары, сухих ветров, опасностей, грабителей, - прибавил граф Вольшанский.
   - Трудности и опасности, - с мечтательным выражением ли­ца произнесла она, словно речь шла о какой-то увеселительной прогулке. - Должно быть, они, как ничто другое, будоражат кровь и разжигают огонь жизни. Они делают жизнь интересной, яркой и увлекательной.
   - А вы, оказывается, любительница острых ощущений! Но трудности и опасности - это еще не самое главное. Иногда в своем стремлении изведать мир приходится довольствоваться скудной пищей, неуютным пристанищем и отсутствием маленьких удовольствий, без которых не могут обойтись дамы вашего круга: роскошных нарядов, горячей ванны с ароматическими маслами.
   - Ради острых ощущений я готова на это пойти!
   Граф Вольшанский с удовольствием наблюдал, как оживляется ее лицо и загораются ее глаза при этом разговоре. Неужели ему так легко удалось заинтересовать эту женщину, которую его друг назвал сложной и непонятной? Наоборот, рядом с ней он чувство­вал себя свободно и просто. Они нашли общий язык, едва переки­нувшись несколькими фразами. Удивительно! Она интересовалась тем же, чем он, она думала так же, как он, она желала того же, что и он. Казалось, эта женщина была его половинкой, неожидан­но обнаруженной им на этом скучном мещанском рауте.
   Граф настолько увлекся разговором, а еще более - княги­ней, что не обратил внимания, как какой-то невысокий светлово­лосый человек лет тридцати пяти - сорока в строгом черном фра­ке остановился в двух шагах от них, очевидно, не решаясь подо­йти ближе, и сделал знак княгине. Она его заметила и резко оборвала разговор с графом.
   - Извините меня, граф, - взволнованно сказала она. - Я должна вас оставить. Вы не возражаете, если мы продолжим наш увлекательный разговор в другой раз?
   - Возражаю, - с улыбкой сказал он. - Но ежели таково ваше желание, я вынужден подчиниться.
   - Благодарю вас.
   - И причина, по которой вы меня оставляете, этот госпо­дин? - осведомился граф, указав взглядом на невысокого челове­ка, делавшего знаки княгине.
   - Да, граф, - подтвердила она.
   Он понимал, что проявляет излишнее любопытство, задавая подобные вопросы, но ему хотелось удержать ее еще хотя бы на несколько минут. Разгадав его желание или просто решив удовле­творить его любопытство, она жестом подозвала ожидавшего ее невысокого человека. Тот подошел к ним. Граф Вольшанский оки­нул его неодобрительным взглядом, словно обвинял в намеренном вторжении в его личную жизнь.
   - Позвольте вам представить, граф, господина Корнаева - адвоката, - произнесла княгиня. - Господин Корнаев занимается моими делами: очень давно и довольно успешно. Рекомендую вам господина Корнаева, как хорошего специалиста. Господин Корна­ев, его сиятельство граф Вольшанский.
   Мужчины обменялись вежливыми поклонами и несколькими при­ветственными фразами.
   - А теперь, - подвела итог их быстротечному знакомству княгиня, - с вашего разрешения, граф, мы с господином Корна­евым оставим вас.
   - Что ж, - произнес граф. - По крайней мере в этом рас­ставании имеется и приятная сторона: вы обещали продолжить наш разговор. Это означает, что я скоро вновь увижу вас.
   Она отвела графа в сторону и, приблизившись к нему на расстояние, превышающее пределы допустимых приличий, таинст­венным шепотом произнесла:
   - Поверьте мне, я ни за что бы не променяла наш увлекате­льный разговор на проблемы, которые мне наверняка преподнесет мой адвокат. Но это слишком важно. От этого зависит моя судьба и благополучие.
   На какое-то мгновение она задержала на нем взгляд своих серо-синих глаз. Этот взгляд проник ему в душу и слегка опья­нил его разум. Ее глаза напомнили ему сияющие и загадочные звезды на ночном небе.
   Затем она быстро отвела свой взгляд, сделала прощальный кивок головы и удалилась с господином Корнаевым.
   Оставшись один, граф Владимир Вольшанский принялся бесце­льно бродить по залам, равнодушно созерцая происходящее вок­руг. Скучный раут и без того не располагал его к веселью, а с уходом княгини Ворожеевой стал его раздражать. Где-то в глуби­не души он надеялся, что она еще появится, что она все еще на­ходится на рауте среди приглашенных, что адвокат понапрасну ее побеспокоил, и важные дела, ради которых она ушла, оказались не столь важными. Но княгиня и не думала появляться. Она ис­чезла, словно привидевшийся мираж, оставив после себя действие своих чар.
   В отличие от графа Вольшанского, которому удалось завя­зать знакомство с понравившейся дамой, его друг Узоров в своем донжуановском стремлении потерпел неудачу. Одна очаровательная особа, за которой ему вздумалось приволокнуться, довольно гру­бо его отвадила, а другой вздумалось с его помощью подразнить своего любовника. От всех этих провалов и неудач Узоров был в скверном расположении духа. Он сам разыскал своего друга графа Вольшанского и предложил уехать.
   - А теперь, - сказал Владимир, едва только они удобно расположились в его роскошном экипаже, - выкладывай мне все, что ты знаешь о княгине Ворожеевой.
   - Да, впрочем, я знаю о ней немного, - неохотно и вяло откликнулся Узоров. - Что конкретно тебя интересует, Вольде­мар?
   - Все.
   - Как я уже говорил, у княгини безупречная репутация. Но самое удивительное в этом то, что она сумела ее сохранить даже несмотря на свою славу весьма необразцовой супруги и постоян­ные пересуды вокруг ее брака.
   - Ее брака? Стало быть, она замужем?
   - И да, и нет.
   - Как сие прикажешь толковать?
   - Официально она является женой князя Ворожеева, - сооб­щил Узоров. - Но фактически они живут порознь уже много лет. Однако такое явление, сам знаешь, не редкость в нашей жизни: муж занимается делами в деревне, жена развлекается в столице, или же муж разъезжает по заграницам, устраивает свою диплома­тическую, военную карьеру, жена ведет хозяйство. Случается, супруги по несколько лет находятся в разъездах. Но в данном случае князь и княгиня живут в одном городе, но каждый сам по себе. И княгиню даже такое раздельное сосуществование не уст­раивает. Ей нужен официальный развод. И не так давно она уже предприняла первые попытки к его осуществлению.
   - Это смелый шаг! - восхищенно произнес Владимир.
   - Смелый, но весьма странный.
   - Что же в нем странного? - возразил Владимир. - Она хо­чет избавиться от нелюбимого человека, чтобы иметь возмож­ность... - Владимир замялся.
   - Иметь возможность устроить свою жизнь с другим? - пред­положил Узоров. - Но в этом и вся странность! У княгини безуп­речная репутация. На протяжении многих лет она не была замече­на в связи ни с одним мужчиной. Если предположить, что у нее все-таки есть какой-то неизвестный мужчина, то это может быть разве что ее адвокат или кто-то из домашней прислуги. Если бы это был какой-нибудь тайный рыцарь, под покровом ночи пробира­ющийся в ее дом и на рассвете выходящий из него, или знатный господин, скрывающийся под видом ее мажордома, об этом все равно стало бы известно. Если не другой мужчина, то какая не­обходимость разводиться с мужем, тем более, что они давно уже ничем не связаны? А развод - как-никак это скандал!
   - А что тебе известно о ее муже? Какой он?
   - По-моему, весьма безобидный и недалекий. Игрок, картеж­ник, повеса. Любитель борделей, трактиров и других подобных заведений. Хотя оно и понятно. Если жена отказывает в семейном очаге и супружеских обязанностях, что остается покинутому му­жу?
   - Какие у тебя примитивные суждения!
   - Не примитивные, а реалистические, - возразил Узоров. - Но не будем останавливаться на моих суждениях. Лучше вернемся к нашему князю. Насколько мне известно, князь Ворожеев особо не утруждает себя хозяйственными делами. Всем заведует княги­ня. Кстати, сей факт еще раз говорит о бессмысленности разво­да. Сам посуди: имея полную независимость и, я бы даже сказал, власть, - разводиться?..
   - Стало быть, только поэтому ты считаешь княгиню сложной и непонятной? - спросил Владимир.
   - Только поэтому! - ответил Узоров. - Но мне кажется это весьма значимым! Однако бессмысленность развода - это еще куда ни шло. Но он может нанести урон ее репутации. Едва она на не­го решилась, как о нем уже стал злословить весь свет. Зачем ей такая популярность? И потом, что такое разведенная женщина? Гораздо хуже, чем неверная жена. Так считают в обществе.
   - Так считают в обществе... - с насмешкой и осуждением повторил Владимир. - Вот она - основная суть! Все твои выводы и рассуждения о княгине основаны на общественном мнении.
   - Пожалуй, ты прав, - неохотно согласился Узоров. - Я не знаком с княгиней. И мои рассуждения, основанные на сплетнях и домыслах, вполне возможно, несправедливы. И все же я предпочи­таю женщин открытых, поступки которых понятны.
   - Именно такой она мне показалась: открытой, непосредст­венной и понятной, - с нежностью отозвался о княгине Вороже­евой Владимир. - Рядом с ней я почувствовал себя так необыкно­венно!
   - Я никогда не слышал, чтобы ты с такой нежностью и бла­гоговением говорил о какой-нибудь женщине. Эта княгиня Вороже­ева еще более сложная, чем я предполагал. И возможно, даже опасная, если сумела произвести на тебя такое впечатление. Ты едва ее увидел, едва перемолвился с ней несколькими фразами, а уже настолько к ней проникся. Если бы нечто подобное произошло с кем-то другим, я бы посчитал это вполне естественным. Княги­ня красива, утончена, благородна. Такие женщины с первого взгляда способны вызвать симпатию. Но ты для этого слишком се­рьезен и рассудителен.
   - Это не значит, что во мне не могут воспылать чувства, даже при первой встрече и даже столь пламенные и нежные. Тем более, что однажды со мной уже такое было, - с ностальгической грустью произнес Владимир.
   Он откинулся на спинку сидения и о чем-то задумался. На этом их разговор о княгине Ворожеевой был завершен.
  
  
  

ГЛАВА ВТОРАЯ

  
   Княгиня Елизавета Алексеевна Ворожеева вернулась с раута Марианны Пилевской в подавленном состоянии. Однако причиной такого состояния послужил не сам раут, а новость, которую со­общил Елизавете ее адвокат.
   - Что значит: ходатайство отклонено, господин Корнаев? - спросила Елизавета.
   - Это значит, что синод счел представленные поводы неубе­дительными и недостаточными, дабы расторгнуть ваш брак, - объ­яснил Корнаев. - Длительная раздельная жизнь супругов - не по­вод к расторжению брака, так же как и не повод - недостойное поведение одного из супругов, во всяком случае, те проявления оного, которые представили вы в вашем ходатайстве. И, вообще, что такое "недостойное поведение"? Абстрактное понятие. А для расторжения брака необходимы конкретные и определенные поводы, к тому же надлежащим образом доказанные.
   - Выходит, все было напрасно, - с приглушенным гневом произнесла Елизавета.
   Корнаев вздохнул и развел руками, как бы оправдываясь, что это не в его власти.
   - Что же теперь делать? - в отчаянии спросила она.
   - Сударыня, я предупреждал вас, что придется столкнуться с трудностями.
   - Мне казалось, что самая большая трудность в том, чтобы решиться, чтобы сделать этот шаг, - призналась она. - Мне было нелегко пойти против общественных устоев и норм. На протяжении трех последних лет я набиралась мужества, уверенности, твердо­сти. И вот когда я решилась, мне казалось, все трудности уже позади и в скором времени этому ненавистному браку придет ко­нец.
   - Покончить с браком - дело весьма сложное, - заметил Корнаев.
   - Сложное, но возможное. Вы сами меня в этом уверяли, господин Корнаев.
   - Возможное. Но в том понимании, что развод как таковой допускается церковью, а не в том, что оный непременно явствует из вашего брака.
   - Вы не могли бы назвать поводы, господин Корнаев, по ко­торым церковь допускает развод? - попросила Елизавета.
   - Пожалуйста, сударыня. Таковыми являются: во-первых, прелюбодеяние и противоестественные пороки; во-вторых, неспо­собность к брачному сожитию; в-третьих, заболевание венериче­ской болезнью, ставящее в опасность заражения другого супруга. Сударыня, наверняка подобные определения и термины вызывают у вас сложность в толковании?
   - Мне вполне понятно их толкование, - заверила она.
   - Далее имеются другие поводы к расторжению брака, - про­должал Корнаев. - Это длительное безвестное отсутствие; пре­ступление, вследствие коего супруг приговаривается к каторжным работам; посягательство на жизнь и здоровье супруги либо же супруга, если оное исходит от супруги. Ну, пожалуй, и все. Хо­тя, нет. Поводами также являются: отлучение от православия и многоженство, то есть вступление одного из супругов в новый брак, когда не расторгнут предыдущий. И, пожалуй, также пово­дом является неизлечимая душевная болезнь, при коей невозможно продолжение брачной жизни. Как сами изволите видеть, сударыня, ни один из этих поводов невозможно применить к вашей ситуации.
   - А как же супружеская неверность? - возразила Елизавета.
   - Супружеская неверность должна быть надлежащим образом доказана, - ответил адвокат, - впрочем, также как и любой по­вод. Я уже, помнится, говорил об этом, но вы, кажется, не при­дали этому должного значения.
   - Всему свету известно, что мой муж не гнушается любовью продажных девиц.
   - Всему свету! Свету много чего известно, начиная от мел­ких шалостей и человеческих слабостей, заканчивая бог весть чем. Однако это всего лишь предположения и слухи. Доказатель­ства должны быть иного рода. К примеру, любовная переписка, признание самого супруга в неверности либо же признание любов­ницы супруга. Но, сударыня, все это такая грязь!
   - Раз уж я решилась на развод, я готова, коли понадобит­ся, перенести эту грязь, - твердо заявила Елизавета.
   - Однако подобных доказательств у вас не имеется, - заме­тил адвокат.
   - Но я попытаюсь их раздобыть. Вы мне посодействуете в этом, господин Корнаев?
   - Я готов содействовать вам во всем, сударыня. Но если вы намереваетесь изобличить вашего супруга - князя Ворожеева в связи с особами определенного поведения, то я вам настоятельно рекомендую, и даже более того - предостерегаю вас, не делать этого.
   - Почему?
   - Я опасаюсь, как бы сие не обернулось против вас.
   - Каким образом это может обернуться против меня?
   - В ответ на подобное изобличение в связи с особами опре­деленного поведения князь - ваш супруг может обвинить вас в пренебрежении, простите, сударыня, супружескими обязанностями. Это способно весьма усложнить ваш развод. Весьма вероятно, что князь - ваш супруг попытается выставить себя жертвой вашего пренебрежения. Он станет утверждать, что именно вы толкнули его на супружескую неверность, ежели его связь с особами опре­деленного поведения станет рассматриваться как супружеская не­верность. Подумайте, сударыня, в каком свете вы себя выстави­те!
   - Да, пожалуй, вы правы, господин Корнаев, - согласилась Елизавета. - Он вполне на это способен.
   - Вот ежели бы у князя - вашего супруга имелась содержан­ка, с которой бы он показывался в обществе, было бы куда проще добиться развода.
   - Стало быть, ничего нельзя сделать? - отчаявшимся и не­много дрогнувшим голосом произнесла она. - Нет, нет... И ду­мать об этом не желаю! Не может быть, чтобы не существовало какого-то решения!
   - Можно попробовать договориться с князем - вашим супру­гом, - предложил Корнаев. - Если желание развестись будет обо­юдным, то синод может признать вашу длительную раздельную жизнь аргументом в пользу развода. Либо с согласия вашего суп­руга можно попытаться выбрать наиболее устраивающий вас обоих повод для развода. Если будет повод, и не будет возражений...
   - Не будет возражений! - горько усмехнулась она. - Их бу­дет столько, сколько породит его объятое ненавистью воображе­ние. Мне никогда не удастся с ним договориться. Он все сделает вопреки моим желаниям. Он всегда все делал вопреки моим жела­ниям. Ему доставляет огромное удовольствие досаждать мне.
   - Можно обратиться к государю с просьбой о разводе, - вы­нес другое предложение Корнаев. - Известны случаи, когда лич­ное вмешательство царственных особ способствовало разводу суп­ругов.
   - Наша семья не достаточно близка с его величеством. Од­нако попытаться можно. Я отпишу прошение на имя государя. Хо­тя, на мой взгляд, подобным образом получить развод нереально. Но если другого выхода нет...
   - Я с вами согласен, сударыня. Мы живем во время наивыс­шего расцвета бюрократии. Маловероятно, что ваше прошение, во­обще, дойдет до государя. Скорее всего, оно остановится у ка­кого-нибудь чиновника, но перед этим пройдет через множество других. Все это может затянуться надолго.
   - Надеюсь, не дольше, чем тянется этот ненавистный и фа­льшивый брак.
   - Меня радует, что вы не теряете надежды и восхищает, что вы не отступаете перед трудностями.
   - Я никогда не потеряю надежды и никогда не отступлю, - заявила Елизавета.
   - В таком случае, сударыня, можете во всем рассчитывать на меня.
   - Благодарю вас, господин Корнаев.
   - Однако, сударыня, позвольте мне дать вам один совет. Я никогда бы не осмелился давать вам советы, но в данной ситу­ации считаю это необходимым. Дело весьма деликатное.
   - Яснее, пожалуйста, господин Корнаев, - сказала Елизаве­та.
   - Всем известна ваша безупречная репутация. И этот факт может послужить нам хорошую службу. И в нашем деле очень важ­но, чтобы ваша репутация оставалась такой же безупречной. Од­нако не далее как сегодня... Простите меня, сударыня, мне очень сложно об этом говорить. Мое уважение к вам безгранично. И вы не должны в этом сомневаться. Однако по долгу службы и непосредственного касательства вашими семейными делами должен обратить ваше внимание на то, что сегодня на рауте у госпожи Пилевской вы вели себя несколько неосмотрительно.
   - Вы имеете в виду графа Вольшанского?
   - Именно, сударыня. Нет, я ничуть не сомневаюсь в вашей высоконравственности. Однако вам известны острые языки сплет­ников. Ваше поведение может быть истолковано ими нежелательным для вас образом. Мы никоим образом не должны давать повода для пересуд и сплетен. Нельзя допустить, чтобы ваша репутация под­верглась сомнению.
   - Я поняла вас, - надменно сказала Елизавета. - Приму ваши замечания к сведению.
   - А теперь позвольте мне откланяться.
   - Да, господин Корнаев. Благодарю вас за оказанную мне помощь.
   - Я ваш покорный слуга, сударыня. Можете во всем на меня рассчитывать.
   Распрощавшись с Корнаевым, Елизавета направилась в свои покои. Сегодняшний день ее сильно утомил. Ее голова раскалыва­лась от проблем и неудач, не говоря уже о том, что ее спина ломилась от тяжести платья и гудели от усталости ноги. Она устало опустилась на обитый синим бархатом диван и два раза позвонила в колокольчик, при помощи которого обычно подзывала свою горничную.
   Через минуту круглолицая, розовощекая женщина лет тридца­ти пяти в платье горничной показалась в дверях покоев княгини.
   - Звали, барыня? - спросила женщина.
   - Да, Анфиса, - ответила Елизавета. - Помоги мне разде­ться.
   Анфиса подошла к своей госпоже и принялась освобождать ее от тяжелого платья, быстро и умело справляясь со сложными за­стежками, завязками и булавками.
   - Измучились вы, барыня, - посочувствовала горничная своей госпоже. - Ох, как измучились! И на ногах-то вы едва де­ржитесь. Ну где же такое видано, чтобы княгиня вашего происхо­ждения собственнолично вела все дела? В других домах барыни, не столь знатные, как вы, только и делают, что отдают указания да развлекаются на балах.
   - А я, по-твоему, не развлекаюсь? - возразила Елизавета. - В таком случае где же я сейчас была в таком пышном наряде?
   - Да уж не знаю, где вы были, только вот ваши развлече­ния, как обычно, окончились делами, - со вздохом сказала Анфи­са.
   - Что поделать? - пожала плечами Елизавета. - Это важно для меня.
   - У вас все важно, окромя самой себя, - проворчала гор­ничная.
   - Я не могу позволить себе, подобно беззаботной и избало­ванной дамочке заниматься собой, когда дела идут из ряда вон плохо, - спокойно и сдержанно объяснила Елизавета. - А нани­мать управляющего - для меня большая роскошь. С меня достаточ­но адвоката. К тому же найти надежного и честного управляюще­го, которому бы я могла доверить хозяйственные и финансовые дела, - не так просто. А ненадежный управляющий мне без надо­бности. Я не хочу рисковать тем немногим, что у меня еще оста­лось от батюшкиного состояния.
   - Ох, барыня, совсем извели вас эти дела! Ну нельзя же так! Куда это годится!
   - Ладно, не ворчи, Анфиса, - миролюбивым, но немного раз­драженным тоном сказала Елизавета. - Скоро все изменится... Я надеюсь. Просто сейчас у меня сложный период в жизни.
   - А когда он у вас не был сложный, барыня? - заметила Ан­фиса.
   Елизавета с трудом подавила тяжелый вздох. Этот сложный период продолжался у нее уже двадцать лет, начиная с того дня, когда она связала свою судьбу с князем Дмитрием Ворожеевым. Впрочем, даже во времена детства и юности ее жизнь вряд ли можно было назвать простой и безмятежной. Целых девять лет она провела в стенах Смольного института, испытав все тяготы ин­ститутской жизни: строгий монастырский надзор, житье в мрачных дортуарах, суровый распорядок и плохое обращение наставниц.
   - Ох, барыня, вы совсем исхудали! - продолжала причитать Анфиса, расшнуровывая корсет своей хозяйки. - Давеча, чтобы вам впору было это платье, мне приходилось туго затягивать на вас корсет. А теперь что!
   - Но это же прекрасно! Стройность ценилась во все време­на. А нашем девятнадцатом веке - особенно!
   - Как бы эта стройность не перешла в худобу!
   - Этого не случится, уверяю тебя.
   - А все ваши дела!
   Окончив возиться с платьем, Анфиса принялась разбирать прическу своей хозяйки. Темные волосы Елизаветы густым каска­дом рассыпались по ее плечам, когда Анфиса осторожно вынула шпильки и гребень из прически княгини.
   - Давеча я приготовила для вас ванну с лавандой, - сооб­щила Анфиса. - Как вы любите.
   - Спасибо, Анфиса.
   - Так теперь все, небось, остыло, пока вы разговаривали с тем господином.
   - Ничего. Меня устроит не очень горячая ванна.
   - Может быть, все таки подбавить кипяточку, - не унима­лась Анфиса. - Я мигом согрею.
   - Не нужно. Ты все хорошо сделала. Можешь идти отдыхать.
   - Но вам после ванной нужно будет подать рубашку и пенью­ар.
   - Я справлюсь сама. Ступай.
   - Ваша воля, барыня. Приятных вам снов.
   Несколько минут Елизавета полежала в теплой воде. Подо­бная процедура была необходима ей не столько для того, чтобы очистить тело, сколько для того, чтобы снять усталость. Затем она легла в свою удобную постель, застеленную льняным бельем, надушенным тонким ароматом лаванды.
   Этой ночью она заснула на удивление быстро. Едва ее отя­желевшая от усталости голова коснулась мягкой подушки, как к ней сразу же пришел сон. Этот сон был необычным, даже несколь­ко странным. Подобные сны приходили к ней довольно редко. Ей приснилось, будто она находится в объятиях мужчины. Он целует ее губы, лицо, шею, плечи. Его властные и в то же время нежные руки ласкают ее тело. Она слышит его приятный и успокаивающий голос: "Со мной тебе не нужно ничего бояться. Я здесь, чтобы избавить тебя от всех твоих бед. Я так долго искал тебя. И те­перь ты моя. Я никому не позволю причинить тебе боль". Его го­лос кажется ей таким родным, его поцелуи такими сладостными, а его прикосновения такими завораживающими. В этом мужчине она узнает графа Вольшанского, с которым познакомилась накануне вечером на рауте у госпожи Пилевской.
   Сон был прекрасным, однако, как все прекрасное, он быстро прошел. Пробудившись от сна, Елизавета долго не открывала гла­за, пытаясь искусственно продлить те необыкновенные ощущения, которые она испытала во сне.
   - Какой странный сон, - вслух произнесла она. - Что бы это могло значить?
   Она подумала о графе Вольшанском. Знакомство с этим чело­веком произвело на нее какое-то странное впечатление, которое она даже никак не могла охарактеризовать. Он показался ей ка­ким-то близким, родным, словно между ними существовала ка­кая-то необъяснимая связь.
   - Что бы это могло значить? - еще раз повторила она, но уже с некоторым трепетом в голосе.
  
  

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  
   Княгиня Элеонора Львовна Шалуева имела обыкновение появ­ляться у дочери именно тогда, когда та меньше всего была рас­положена ее принимать. Неожиданный визит княгини Шалуевой обы­чно не предвещал ничего хорошего. И это уже превратилось в не­кое правило, которое закрепилось на протяжении многих лет и имело лишь несколько исключений. Элеонора Львовна появлялась либо затем, чтобы сообщить дурную весть, либо затем, чтобы прочитать дочери нравоучения. Если же она появлялась без при­чины, то это означало, что у нее просто дурное настроение и ей необходимо на кого-нибудь его выплеснуть.
   На сей раз княгиня Элеонора Львовна пожаловала к дочери довольно рано. Елизавета еще не успела одеться и привести себя в порядок, когда услышала из приоткрытого окна своей спальни звук подъезжающего к дому экипажа. Она подошла к окну и увиде­ла строгий и чопорный силуэт выходящей из экипажа маменьки.
   - Ваша маменька пожаловали, барыня, - прокомментировала горничная Анфиса, помогавшая Елизавете одеваться.
   - Я вижу, - задумчиво произнесла Елизавета. - Интересно, что ей понадобилось в такую рань? Поторопись, пожалуйста.
   - Не могу знать, барыня, - ответила Анфиса, поспешно за­стегивая крючки и поправляя платье госпожи.
   Елизавета не стала заставлять себя ждать. Она вышла на­встречу матери, едва только та вошла в переднюю.
   - Доброе утро, маменька! - поздоровалась Елизавета. - Чем обязана столь раннему визиту?
   - А ты не догадываешься? - произнесла Элеонора Львовна голосом, предвещавшим бурю.
   - Не имею ни малейшего представления, маменька, - с наиг­ранной беззаботностью ответила дочь. - Не желаете ли чаю? Или могу вам предложить отличный завтрак?
   - Я сюда приехала не чаи распивать и не завтракать! Тем более, что время завтрака уже прошло. А ты, как я вижу, только что встала.
   - От вас ничего не скроешь.
   - Что с тобой, Елизавета? Обычно в это время ты уже раз­гуливаешь по дому или занимаешься делами. А сегодня ты даже еще не завтракала! Да что там - не завтракала! Ты даже как следует не привела себя в порядок, не уложила волосы. Уж не заболела ли ты?
   - Благодарю вас, что вы беспокоитесь обо мне, маменька, - с нотками ехидства в голосе сказала Елизавета. - Со мной все в порядке. Более того, у меня был здоровый и восхитительный сон. Пожалуй, впервые за долгое время. Поэтому, я и проснулась так поздно.
   - А вот у меня не было никакого сна, - обвиняющим тоном сказала Элеонора Львовна.
   - Отчего же, маменька? - поинтересовалась дочь. - Вас что-то беспокоит? Очевидно, это что-то серьезное, раз вы лиши­лись сна. Пойдемте в гостиную. Вы мне все расскажите.
   - Да, пойдем, - пренебрежительно согласилась мать. - Передняя - не слишком подходящее место для разговора с мате­рью, даже если сей разговор тебе не по душе.
   Не дожидаясь приглашения, она направилась в гостиную впе­ред своей дочери. Елизавета немного задержалась, чтобы отдать некоторые распоряжения горничной. Она взяла колокольчик и по­звонила два раза. Горничная Анфиса немедленно прибежала на звон.
   - Анфиса, - обратилась к ней Елизавета. - Подай, пожалуй­ста, чай в гостиную и какое-нибудь легкое угощение.
   - Хорошо, барыня.
   Елизавета вошла в гостиную и удобно устроилась в кресле напротив своей матери.
   - Итак, - начала Елизавета, - что же стряслось, маменька?
   - Твоя последняя выходка! - возмущенно сказала та. - Вот, что стряслось! Более ужасного, чем развод, ты придумать не могла!
   - Ах, вот в чем дело!
   - Пойти на развод с князем Ворожеевым - это верх преде­лов!
   - Полностью с вами согласна, - спокойно и хладнокровно произнесла Елизавета. - Развод - это верх пределов. Но мне ни­чего другого не остается.
   - Разве тебе мало, что вы с мужем живете порознь уже не­сколько лет? Тебе предоставлена полная свобода и независи­мость. Ты распоряжаешься почти всеми делами и финансами. Твой муж, как это ни абсурдно, находится на твоем содержании. Зачем тебе понадобился этот развод? Хочешь скандала?
   - Пока я замужем за этим человеком, я никогда не буду свободной, - сказала Елизавета. - Но вам этого не понять.
   - Что же он может сделать против тебя? La nullitИ complХte! У него не хватит ни духу, ни ума, не говоря уже о деньгах.
   - Вы называете его la nullitИ complХte и спрашиваете: по­чему я хочу с ним развестись? - с иронией заметила Елизавета.
   В этот момент в дверях появилась Анфиса с подносом в ру­ках. Она не сразу решилась войти, а только после того, как в разговоре между матерью и дочерью образовалась пауза.
   - Вот, барыня, чай. Все как вы просили, - негромко объ­явила она.
   Анфиса аккуратно расставила на столике чайные приборы, бисквитные пирожные и все остальное, чем был нагроможден ее поднос.
   - Благодарю, Анфиса, - произнесла Елизавета. - Можешь идти.
   - Что за манера у твоей прислуги - подслушивать под две­рью! - недовольно проворчала Элеонора Львовна, когда Анфиса ушла.
   - Нас никто не подслушивал, - заверила дочь. - Не срывай­те свое негодование на ни в чем не повинной горничной. Лучше съешьте пирожное.
   - Елизавета, ты разумная женщина и должна понимать: во что нам обернется этот развод, - продолжала Элеонора Львовна свою нравоучительную тактику. - Не забывай, что он коснется не то­лько тебя, но и всей нашей семьи, нашего рода, и прежде всего - твоего сына. О нем ты подумала?
   - Я всегда думаю о нем, - возразила Елизавета. - Начиная с того дня, когда он появился на свет. Вы не можете ставить под сомнение мою любовь к сыну!
   - Тогда тебя непременно должно беспокоить его будущее? Ему вряд ли удастся добиться высокого положения в обществе, если в его биографии будет этот позор. Он не сможет сделать себе хорошую карьеру, не говоря уже о том, чтобы найти себе достойную партию.
   - Все это предрассудки и ваши нелепые домыслы! - возрази­ла дочь.
   - Я понимаю, что этот брак - сплошной фарс, что ваши от­ношения с мужем оставляют желать лучшего, что он не уважает тебя, изменяет тебе. Но таких браков множество, и никто из-за этого не разводится. Развод - это клеймо, от которого не так-то просто отделаться, тем более женщине, принадлежащей знатному роду и занимающей высокое положение в обществе.
   - Род! Положение в обществе! Как мне все это надоело! - раздражительно сказала Елизавета. - Вас всегда интересовало только это. А до моего счастья и моего благополучия вам никог­да не было дела.
   - Какое отношение имеет твое счастье к разводу? Ты пола­гаешь, что, стоит тебе развестись с мужем, так ты непременно обретешь счастье? L'absurde!
   - По крайней мере, я выберусь из этого ада. А это уже кое-что. Но вы, маменька, по-видимому, желаете, чтобы я навеч­но пребывала в этом аду, лишь бы не пострадала репутация наше­го рода. А я так больше не могу! Я задыхаюсь от лицемерия и притворства! Я устала терпеть его распутство и выносить от не­го унижения! Вы сами назвали его ничтожеством. Так почему вы осуждаете меня за то, что я хочу откреститься от этого ничто­жества, который продолжает отравлять мне жизнь, даже находясь вдали от меня? Вы считаете, развод - это клеймо. А не клеймо ли являться женой человека, который почти в открытую посещает бордели, подозрительные трактирчики и другие подобные места со скверной репутацией; который пользуется услугами продажных женщин, и вдобавок к этому - обливает грязью и осыпает насмеш­ками имя своей жены? Не клеймо ли, что весь свет потешается надо мной?
   - Ты преувеличиваешь, - возразила мать. - Никто над тобой не потешается. В свете тебя уважают. Уж поверь мне! И должна сказать тебе, твой муж далеко не единственный мужчина, который пользуется услугами подобных женщин. Это не такое уж редкое явление.
   - Вы говорите об этом так спокойно, маменька, словно это в порядке вещей.
   - Если жена отказывает мужу в том, на что он имеет полное право, то, естественно, что он будет брать это у других.
   - А если муж не выполняет основной и элементарной обяза­нности - заботиться об имущественном благе семьи, то что оста­ется делать мне? - с вызовом произнесла Елизавета. - Если он растрачивает наше состояние на своих кокоток либо со скоростью ветра проматывает его за карточным столом, то каким образом я должна все это восполнять?
   - Насколько мне известно, ваши финансовые дела идут нор­мально.
   - Я бы сказала: удовлетворительно. Если мы до сих пор не разорились, то только благодаря моим усилиям. В прошлом году мы едва не лишились этого дома, который достался мне от моего батюшки. Сейчас наше Шалуевское имение заложено в уплату дол­гов моего мужа. И неизвестно еще, удастся ли нам его выкупить.
   - Полно тебе! - пренебрежительно отозвалась мать. - Эти долги не такие уж большие. Они во много раз меньше стоимости имения. Тебе нужно всего лишь продать часть облигаций либо часть земель, чтобы решить эту проблему. Кстати, рекомендую тебе обратить внимание на те заброшенные поля, что находятся вдоль "желтых" холмов. От них все равно никакого проку нет. Когда-то твой батюшка считал, что там богатые залежи руды. Но нет там ничего!
   - Какая поразительная осведомленность! - с сарказмом про­изнесла дочь. - Вам известно не только о размере моих долгов и о наличии облигаций, но даже о том, что находится или же, на­оборот, что не находится в недрах земли!
   - Оставь свой сарказм! И коли тебе нечем ответить, лучше промолчи.
   - Я не собираюсь молчать! Слишком долго я в своей жизни молчала! Объясните мне, маменька, почему я должна что-то про­давать, закладывать, каким-то образом выпутываться, изворачи­ваться, чтобы погасить его долги? Только потому, что когда-то совершила роковую ошибку, выйдя за него замуж?
   - Тебе приходится трудно, я понимаю, - признала мать. - Ты всем заправляешь одна, а от твоего мужа вместо помощи - од­ни проблемы.
   - В последнее время мне очень помогает мой сын, - приба­вила Елизавета. - И особенно хорошо у него получается по хо­зяйственной части. Однако это не облегчает моей участи. Про­блем от моего мужа становится все больше и больше.
   - Но не забывай, что одновременно с проблемами в твоем так называемом единоличном управлении делами имеются и опреде­ленные положительные стороны. Насколько мне известно, почти все ваше совместно нажитое имущество и вложения принадлежат тебе и Алексису. Ты умело совершила несколько сделок, благо­даря которым, к тебе перешло все это.
   - Я всего лишь обезопасила себя и Алексиса от разорения.
   - И в результате всего: у князя остался лишь его старый особняк и опустошенные земли, на которых уже давно вырублены леса, и разобрано все, что только можно было разобрать. Он жи­вет на содержание, которое ему выплачиваешь ты.
   - И притом еще погашаю его постоянно возникающие долги.
   - И все же он в твоей власти, - заключила Элеонора Львов­на. - Так пользуйся же этим! Он превратил твою жизнь в ад, - сделай то же самое с ним. Найди себе любовника. Только сделай это осторожно, ни в коем случае не допуская скандала и сплетен вокруг своего имени!
   - Что вы такое говорите, маменька?!
   - Кстати, это неплохая идея! Так ты сможешь одновременно сделать приятное себе и отомстить князю за его измены. Ты еще молода и красива. У тебя большие шансы. Поверь мне, Елизавета, нет ничего более унизительного для мужчины, чем зависеть от женщины, которую он ненавидит. Тем более, если это его собст­венная жена, могущественная и сильная, и если с ней рядом дру­гой. Из этого может получиться отличная месть. Твой муж будет пресмыкаться перед тобой и твоим избранником. А ты собралась разводиться! Это глупо! Ты сделаешь хуже только себе.
   - Довольно, маменька! - остановила ее Елизавета, стараясь сохранить твердость и спокойствие. - Мое решение развестись - окончательно. Убеждать меня в обратном - бесполезно. На меня больше не действуют ваши убеждения, как это бывало ранее. Слишком дорого я неоднократно платила в свое время за то, что отступала от своих решений и внимала вашим советам. А вы поль­зовались либо своей родительской властью, либо моей доверчиво­стью и неосведомленностью. Вы знали, что из себя представляет князь Дмитрий Ворожеев, и тем не менее принимали необыкновен­ное усердие, чтобы выдать меня за него замуж. У вас имелся в этом свой интерес. Вам необходимо было при помощи этого брака поправить свои финансовые дела. И сейчас у вас имеется опреде­ленный интерес - сохранить доброе имя семьи.
   - Не смей говорить со мной в таком тоне! - оскорбленно произнесла Элеонора Львовна. - Я твоя мать, и ты должна отно­ситься ко мне с уважением!
   - Я отношусь к вам со всем уважением, на которое только способна дочь, пострадавшая от интриг матери. Иначе бы я про­сто не стала вас слушать, и мой тон был бы гораздо оскорбите­льнее.
   - Что ж. Свое слово ты сказала. Теперь я скажу свое.
   Она поднялась с кресла, демонстрируя тем самым свою го­товность покинуть этот дом и нежелание дольше оставаться с до­черью. Никогда еще дочь не была так непреклонна и никогда не давала такой решительный отпор. Родительское самолюбие Элеоно­ры Львовны было оскорблено.
   - Если ты разведешься с мужем, двери моего дома навсегда закроются для тебя, - заявила мать, выводя каждое слово. - А я постараюсь забыть о твоем существовании.
   Столь суровое заявление матери потрясло Елизавету. Однако она встретила его с ледяным спокойствием.
   - Вы говорите это всерьез, маменька? - спросила потрясен­ная дочь.
   - А разве я похожа на шутиху? - надменно вскинув голову, съязвила та.
   Дочь взглядом несправедливо обвиненного человека посмот­рела на нее.
   - Всего хорошего, - в заключение произнесла мать. - Про­вожать меня необязательно.
   С этими словами Элеонора Львовна направилась к выходу. Елизавета не стала пытаться останавливать ее при помощи просьб, возражений, обещаний. Все ее эмоции словно застыли где-то внутри нее после неожиданного заявления матери. В глу­бине души Елизавета чувствовала, что мать никогда не отречется от нее и не станет наказывать ее своим родительским презрени­ем. Все это лишь пустые угрозы, необходимые для того, чтобы заставить дочь изменить свое решение. И тем не менее это было очень больно!
   Елизавета откинула голову на спинку кресла и полуприкрыла веки. В таком неподвижном состоянии она просидела довольно долгое время. Со стороны можно было подумать, что она заснула, но на самом деле она погрузилась в отрешенную задумчивость.
   Приятный голос сына, неожиданно раздавшийся в нескольких шагах от нее, вывел ее из отрешенного состояния.
   - Матушка! Вы здесь? - позвал он ее.
   - Алексис? - удивилась она.
   Елизавета поднялась с кресла и направилась к нему. Ее ли­цо, еще некоторое время назад опечаленное и поникшее, при виде сына просияло. С материнской нежностью она сжала его в объяти­ях.
   Алексею Дмитриевичу Ворожееву или же просто Алексису, как называла его Елизавета, а вслед за ней - все близкие ему люди, было девятнадцать лет. Однако выглядел он немного старше свое­го возраста. В нем не было той беззаботности и избалованности, что обычно свойственно молодым людям его возраста и происхож­дения. В его взгляде чувствовалась серьезность, а в поведении - сдержанность. Черты его лица были правильными и аристократи­ческими, и очень напоминали черты лица матери: те же глаза, та же улыбка, то же обаяние. Но вместе с этим, назвать его копией своей матери было никак нельзя. У него была иная форма лица, иная мимика, более уверенные и твердые движения. Алексис был выше среднего роста, строен и красив. Что касается той одежды, в которой он предстал перед матерью, то на нем был обычный до­рожный костюм, немного запыленный и помятый. Его черные волосы средней длины были потрепаны ветром и обсыпаны песком. Но по­добный вид нисколько не умалял его красоты. Наоборот, в таком виде его красота приобретала яркость, потому что в ней отчет­ливо проявлялись: мужественность и духовная сила.
   - Откуда ты? - спросила у него Елизавета.
   - Я только что приехал из деревни? А вы разве не слышали шум моего экипажа?
   - Я немного отключилась, - объяснила она.
   - А у меня для вас хорошие вести! Но что с вами? Вы очень бледны. И вид у вас какой-то подавленный. Вам нездоровится?
   - Со мной все в порядке, милый, - возразила она, с необы­чайной нежностью погладив его по щеке. - А если что-то и было не так, то уже прошло, как только ты появился. Я так рада тебя видеть! Как ты съездил? Ты сказал: хорошие вести? Рассказывай! Я умираю от любопытства!
   - Первое, - принялся по пунктам излагать свои действия Алексис. - Мне удалось продать лес по цене, на десять процен­тов превышающую ту, на которую мы с вами рассчитывали.
   - Это, действительно, хорошая весть, - согласилась Елиза­вета.
   - Второе, - продолжал он. - Я выкупил наши векселя. Те­перь мы можем не беспокоиться за наше имение!
   - Ты молодец! Я так горжусь тобой! В твоем возрасте не каждый молодой человек имеет такую деловую хватку. Ты очень способный, Алексис! Ты должен развивать свои способности. Тебе необходимо учиться, идти вверх, а не растрачивать свое время на хозяйственные дела, финансовые сделки и прочие глупости.
   - Это вовсе не глупости, матушка. И мне нравится этим за­ниматься.
   - Ты - князь Ворожеев, наследник двух благородных и древ­них родов. И ты должен вести подобающий образ жизни.
   - Что с вами, матушка? - удивился Алексис. - Вы как-то странно говорите. Раньше вы поддерживали мое желание занимать­ся хозяйством и помогать вам в финансовых делах. Вы часто твердили мне, будто вас необыкновенно радует, что я не похож на светских щеголей, которые прожигают свою жизнь в пустых развлечениях. Что произошло?
   - Это все твоя бабушка! - откровенно призналась Елизаве­та. - Она была здесь сегодня. Узнала о моем намерении разве­стись и устроила настоящую смуту.
   - Этого следовало ожидать, - пожал плечами Алексис.
   - Она столько всего наговорила. Сказала, что я ставлю под угрозу твое будущее. А еще сказала, что забудет о моем сущест­вовании, если я разведусь с мужем. Конечно, я была тверда и непреклонна, но, сам понимаешь, подобные слова запали мне в душу.
   С сыновней нежностью и заботой Алексис сжал в своих ладо­нях ее хрупкие руки и, посмотрев ей в глаза, произнес:
   - Матушка, вы не должны поддаваться на давление и отсту­пать перед угрозами. Хотя мне, признаться, тоже неприятно это ваше решение развестись с отцом. Но еще больше мне неприятна ваша грусть. Мое самое заветное желание - видеть вас счастли­вой и жизнерадостной. Я хочу заверить вас: что бы вы не пред­приняли, я всегда буду на вашей стороне.
   Переполненная чувством благодарности и материнской любви, Елизавета крепко обняла сына. По ее щекам потекли слезы и упа­ли на его плечо.
  
   Торцовая мостовая - деревянное покрытие из бревен диаметром 30-35 см, распиленных на чурки высотой 20 см. Чуркам придавали 6-угольную форму, напоминающую ячейку из пчелиных сот. Швы между торцами наполнялись смолой.
   Гавелок - длинный мужской или дамский плащ без рукавов с пелериной, названный по имени английского генерала Генри Гавелока (1795 - 1857).
   Шуте - дамская шляпа с широкими полями.
   Дессу (фр.) - название всего, что относится к дамскому нижнему белью.
   Моя дорогая! (фр.)
   Она прекрасна! (фр.)
   О, да! (фр.)
   Очень рад, что мне улыбнулось счастье познакомиться со столь знаменитой и уважаемой дамой (фр.)
   Не думала, что обо мне идет такая приятная слава (фр.)
   Маловероятно, княгиня (фр.)
   Ничуть, граф! (фр.)
   Ну, отчего же? (фр.)
   Полное ничтожество! (фр.)
   Абсурд! (фр.)
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"