Вот как-то раз, на одном углу, в Петербурге, Гоголь столкнулся нос к носу с высоким и крепким мужчиной. Ну, не совсем нос к носу... А так, уперся незнакомцу носом в грудь... Спешка, знаете ли, у всех дела... Просто не успевают граждане лавировать среди других граждан. Ну, столкнулись и столкнулись, это ничего. Гоголь даже что-то извинительное начал говорить. А гигант оборвал классика на полуслове, засмеялся громко, по плечу ручищей хлопнул:
- Ты, папаша, не обижайся, но тебе очки носить надо! Я вот - ношу! - и достает из кармана пенсне, на нос нахлобучивает и этакие веселые рожи корчит.
Гоголь прямо опешил... Ну, перебили его с извинениями - ладно, терпимо, хотя и нетактично. На "ты" и папашей называют - переживем. Но вот пенсне это... Что-то очень уж знакомое... Точно чеховское! Вот хоть ты тресни, а самого Антона Палыча пенсне!
Гоголь тогда еще подумал: городового звать - не дождешься, негодяй уже убежит, а попутно еще мне синяков понаделает... И отпустить нехорошего господина - тоже нехорошо... И Чехова жалко: как он теперь без оптики будет нетленные произведения сочинять? Что делать?
Ну, и решил отложить все дела до будущего случая, а незнакомца в кофейню пригласить, расспросить получше, то да сё...
А что? Кофейня - дело неплохое, особенно за чужой счет. Уж я-то знаю... И громадный господин, очевидно, придерживался того же мнения, потому принял приглашение сразу и не обдумывая. А за столиком, после кофе с коньяком, как-то потеплел, объявил Гоголю, что он тоже литератор по фамилии Маяковский. И принялся свои стихи читать. Громко и нараспев.
Не всей присутствующей публике стихи понравились. Да и Гоголю тоже... понравилось не всё. К такому творчеству привыкнуть надо. Но уж если привыкнешь - не оторвешься! Однако Николай Василич, очевидно, избегавший вредных привычек, плавно перевел разговор на другую тему и постепенно стал выяснять, как так вышло, что господин Маяковский стал обладателем чеховского пенсне.
Ну, и выяснилось, что, оказывается, Чехов лично знаком с Маяковским, что в нем души не чает, что давеча, расчувствовавшись от поэмы "Облако в штанах", сорвал с носа пенсне и вручил торжественно поэту, пообещав, что более писать не намерен по причине исключительного таланта Маяковского и невозможности затмить его размашистый гений. На силу Владимир Владимирович уговорил Антона Палыча от литературных трудов не отказываться, а вот пенсне пришлось принять... Очень Чехов на этом настаивал...
С тех пор Гоголь стал тоже иногда очки надевать. В любую погоду. Особенно в солнечную. Так и называл свои очки: солнечные. И прочие господа последовали примеру классика, и теперь многие граждане тоже носят эти самые очки, которые, между нами, не имеют ничего общего с пенсне Антона Палыча Чехова.
Но дело не в этом. А в том, что после встречи с Гоголем Маяковский написал стихотворение "Долг Украине", в которое отчего-то вставил следующие нетленные строки:
"Небось, рафинада
И Гоголю надо!"
Очевидно, эта удивительная рифма родилась в голове поэта при воспоминании о том, как мило он беседовал с великим Гоголем в никому неизвестной кофейне.
Кстати, оттого ли, что последние годы Украина все время должна России, или просто так, не знаю, стихотворение "Долг Украине" как-то не очень известно в кругах любителей поэзии. А между тем, строки, приведенные выше, удивительно красиво звучат на французском: