Вот проснулся однажды Гоголь утром, потянулся так, знаете ли, сладко, колпак с головы сдернул и не спеша с перин поднялся. Зевнул разок-другой, в окошко поглядел. Хорошо! Было бы всегда так хорошо, то и помирать вовсе незачем. Жить бы да жить!
Николай Василич был человек ученый и с аттестатом. И понимал, что жить вечно невозможно и глупо, однако на то оно и ученье, чтобы в самих его основах сомневаться и самое его порой эдак тряхануть как обыкновенную грушу. Простите, конечно, за сравнение.
И, значит, приступил господин Гоголь к вопросу со всем тщанием и творческой способностью. Для начала позвал домоправителя и спрашивает, от какой такой силы человек столько лет живет, мается, тысячи слов успевает выговорить, тысячи дорог осилить, дурака валяет, иными словами, и только затем уж умирает?
Домоправитель даром, что неученый был человек и темный, а все же умный и порядочный. Почесал в затылке, в ухе поковырял, почесал нос, сначала снаружи, а после и изнутри, и отвечает: видно, говорит, такая у людей планида, что всем одно на роду написано: живи и не высовывайся, тяни свою лямку, тогда до смерти доживешь. А если б кто до смерти не доживал, то жил бы вечно, что само по себе и скучно, и затруднительно.
А что, неплохое мнение, хоть и некомпетентное, подумал Гоголь. И на бумагу записал.
После на улицу вышел и извозчика поймал. Сел в пролетку как положено, не боком как-нибудь, и опять интересуется, пока все равно едет: мол, так и так, как это все устроено в смысле жизни и непременного умирания?
Извозчик ничуть не удивился. Много вот так же всяких бар и барынь ездит и несуразные мысли вслух изволит выражать. Привычное, в общем, дело. И отвечал как всегда, без особого усердия, лишь бы на чай получить и отвязаться: ты, барин, так только интересуешься или для дела? Потому что если для дела - это одно, а если просто - то другое, и ответ будет другой.
Николай Василич сразу оборот понял, и уверил, что извозчик за оба ответа враз и на чай, и на водку получит, лишь бы не ленился.
Тот тогда, поняв щедрость барина, и сам жадничать не стал, и весь умысел относительно существенных вопросов бытия как на блюдце явил: вот, говорит, тебе первый ответ. Умирать - не штука, все помрут, а жить, чтобы не напрасно - искусство, здесь сноровка нужна. Кто по-человечески живет, тот счастливым помрет, а кто жил как медведь, тому сколько ни живи, все мало. Вот и второй ответ: сила жизни не в организме, не в длинной бороде, ни в обильной еде, а в самой что ни наесть душе. У кого душа чистая, тому всякая мудрость открывается. Хочет жить - и живет, хочет помирать - помирает. Только мало кто от мудрости о такой мелочи заботится, чтобы существовать постоянно. Видать, есть смыслы поважнее.
Сошел Николай Василич с извозчика, отблагодарил по-обещанному и - к аптекарю: может, он что-нибудь про бессмертие знает. Аптекарь на вопрос сощурился, смялся весь, кислую такую мину состроил и говорит: много я лекарств изготовил за все время, одни помогают кое-как, другие - не помогут, хоть мешками глотай, однако тоже в почете, особливо какие подороже. Так и с жизнью: бесполезных дел много, оттого и в доступе, и в почтении, а хорошего - по пальцам сосчитать можно, и недорого хорошее сделать, а все же как-то больше на дорогое тянет. Много кто задумывается о вечной молодости, и деньги за это обещают несусветные, а только суета это - жить да жизнью дорожить. Куда вернее не думы думать, не лекарства да травы в организм внедрять, а самому как полезная трава отжить, чтобы после тебя польза и радость осталась. А если, продолжает аптекарь, вечной жизни желаешь, то есть у меня не то что товарищ, а так, знакомый по медицине - китаец Миша, вот тебе адресок, поезжай, барин!
Гоголь не поленился и китайца нашел. На мосту. Торгующим какою-то мутной жидкостью от плоскостопия и геморроя.
Да, отвечал Миша, есть средство: волос из бороды дракона. Редкая вещь, но отличная! Сам эффект наблюдал: старший брат этот волос добыл, в чашке истолок и за ужином скушал, не побрезговал. А на утро прямо помолодел и живет теперь пятидесятый год в возрасте четырехлетнего мальчика. Все хорошо, только поглупел, и на имя не откликается. Ест да спит, а когда не ест, то хохочет. Хочешь, барин, такую вечную жизнь?
Задумался Гоголь. Крепко так задумался. И в Европу по задумчивости уехал. Там, в Париже, где теперь башня имени Эйфеля стоит, а раньше двор был, наткнулся на живучего старика в помятой треуголке. Тот ему свой секрет поведал. Ешь, советует, лягушек каждый день и вонючими сырами заедай. Тогда, значит, твой организм насквозь провоняет, и никакая зараза, а тем более старость к тебе не приблизится. Сказал, да и помер. Видно, в тот день у лягушек в пруду собрание жильцов было.
Тем исследование и окончилось. Вернулся Гоголь в столицу, в апартаменты. И больше о вечной жизни не думал. По крайней мере, в смысле постоянного пребывания в возрасте хохочущего мальчика, не брезгующего лягушкой.
После Гоголя многие еще задавались этим глупым вопросом. Один, например, давно в мавзолее лежит, и лежать ему еще ого-го! Может, и хочется размяться, этак по травке пройтись, да нельзя! Ну никак нельзя! Такая планида!
Но, с другой стороны, и не такие фортели науки и заумности с людьми вытворяют! И ничего! Человек со всем может сжиться, в любом качестве пребывать, пока в нем сила жизни движется, душой согреваемая.