Аннотация: Любовь зла. Из-за неё можно пойти на самопожертвование. Однако твоего подвига могут и не заметить.
СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА
Каждый сверчок знай свой шесток.
(народная мудрость)
День выдался на удивление солнечным и очень морозным. Про такие дни обычно говорят "на лету мёрзнут воробьи". Не шелохнётся ни веточки, и голые деревья, обрядившись в белые пуховики, гордо показывали немногочисленным прохожим свою неожиданную красоту. Снег, казалось, превратился в необозримые кучи маленьких бриллиантов - так он искрился в лучах совсем не по-зимнему яркого солнца. Приходилось, чтобы не ослепнуть, щурить глаза. Но всё равно было как-то радостно на душе от этого "мороз и солнце - день чудесный..." Конечно, если не так долго стоишь на улице. Ибо мороз был ещё тот - градусов под двадцать ниже нуля.
А ближе к закату, когда снег уже начал наливаться краской, где - синей, где - красной, словно стыдился своей красоты, - появился ветер. И чёрные пушинки сажи собирались в подворотнях в дружные хороводы, маленькими водоворотами вдруг кидаясь по кругу и в стороны. И сразу стал чувствительным холод, словно раньше он спал, а его разбудил ветер и он, сонный и злой, вымещал свою злобу на людях. Угрожающе заскрипели деревья, сердитые на тех же людей, ведь они теперь не восхищались ими, стали цеплять торопливо проходящие фигуры крючковатыми сучьями, кидаться в них колючими снежками.
Солнце, бессильное что-либо сделать, бессильное даже обмануть своей яркостью, уходило за горизонт.
Сашка стоял у подъезда и курил. Трудовой день закончен, позади и горячий душ, и длинная дорога домой. А впереди - обжигающий чай, телевизор, и, может, даже и маленький сабантуйчик. Сегодня пятница, конец трудовой недели. Обещали зайти друзья. Конечно, будет и Настя, которая как-то нездорово дышит к нему. А может, и правда? Может, и правда остепениться уже, ведь четверть века позади, и многие из его друзей уже успели связать себя узами брака. Он, наконец, "встал на ноги" и даже небольшой капиталец успел нажить. Да и мама всё сокрушается, женись, мол, и женись.
Ну как ей объяснить, что не готов он к такой жизни ещё, не готов. И дело не в том, что боится он её, жизни этакой. Вовсе нет, даже устал уже бобылём жить и как устал! И не в том дело, что женщины его избегают. Тоже, наоборот, не отобьёшься. А вот нет любимой. Ну, нет.
Единственная его зазноба, за которой пошёл бы без оглядки - вот она, рядом живёт. Но... Он не её поля ягодка. А он её любит. Незримо так. Про себя.
И словно накаркал.
Гулко проскрежетала железная дверь, скрип её в морозном воздухе прозвучал, как будто рвут железо прямо у уха, а не в двадцати метрах.
ОНА.
Натягивая на ходу тёплую зимнюю перчатку, в развивающейся на ходу тяжёлой шубе, она простучала зимними сапожками по лестнице и торопливо пошла по заснеженной, расчищенной утром дворником дорожке. Лицо её раскраснелось, словно она была чем-то возмущена или долго ссорилась.
Снова хлопнула дверь - и на мороз выскочил "Крутой", как его окрестили во дворе - молодой ещё мужик, сынок крупного бизнесмена, вот уже пару лет живущий в гражданском браке с НЕЙ.
- Снежаночка! Солнышко моё! - крикнул он вдогонку. Она даже не остановилась. Он, сплюнув, запахнулся в пиджак умопомрачительно дорогого костюма и, скользя на совсем не сезонных туфлях, поспешил за девушкой. - Да подожди ты! Ты можешь меня выслушать?
Голос его взлетал над замёрзшими двенадцатиэтажками и, словно испугавшись чего-то, разбивался на десяток и эхами бился между коробками домов.
- Ты всё уже сказал, - она не останавливалась, но он забежал вперёд и, чуть не упав, заступил ей дорогу. Она попробовала обойти, качнулась вправо, влево, но он не давал пройти. Тогда она возмущённо топнула ножкой и, круто развернувшись, взметнув снежную пыль полами шубы, резко зашагала назад по дорожке. Он, сплюнув, догнал её и, схватив за плечи, развернул к себе.
- Ну чего, чего ты психуешь? Чего ты срываешься? Тебе что, нравится выносить сор из избы? Пошли домой, поговорим по нормальному.
Она резким движением скинула его руки. Лицо её засветилось праведным гневом.
- Домой?! Поговорим?! Ты уже забыл, что опаздываешь на свою презентацию? Иди, поезжай, общайся со своими дебилами и их жёнами - суками. Тебе они важнее, чем я!
- Что ты, лапушка моя. Ты же знаешь, что ты для меня важнее, чем все они, вместе взятые. Но бизнес, дорогая, бизнес.
- Засунь свой бизнес знаешь куда?! "Бизнес", "бизнес" - вот всё, что от тебя слышно. А я как-то побоку, тебя волнуют только твои магазины, связи и деньги!
- Снежаночка, не кричи ты так. Пошли в дом. И умерь свой тон. Ты забываешь, что благодаря...
- ...Благодаря этому "бизнесу" я так живу? Ты это хотел сказать?
- И это тоже, - заерепенился Крутой.
- Ну, знаешь! - она возмущённо фыркнула. - Всё! Отвали от меня!
- Снежана!
- Отвали!
- Ну извини меня, Светик мой. Конечно, не это я хотел сказать. Не обижайся. Пошли домой, спокойно обсудим всё, без психов. А то вон, - он обернулся на мрачно смотревшего на это всё Сашу, - люди смотрят.
Она обернулась, наконец, увидела Сашу, глаза её, дышащие гневом, сверкнули.
- И пусть смотрят! Мне плевать!
- Снежана!
- Серёжа, ну оставь меня в покое! Мне нужно отдохнуть от всей этой трепотни, от твоего "бизнеса", от всего.
- И от меня тоже?
- И от тебя особенно.
- Хорошо, - в "Крутом" заговорила гордость и возмущение. Саша вообще удивлялся. Любой мужик давно послал бы такую бабёнку на три весёлые буквы или схватил за волосы и потащил бы домой, чтобы, действительно, не выносить сор из избы. Но это к любой девушке, но не к НЕЙ. Попробуй то же сделать Серёжа - "Крутой" по отношению к Снежане, он бы вступился за неё, не взирая на "крутизну" этого нового русского. Но "Крутой", видать, воспитывался не испорченным, и, может даже, любил её, так что прощал ей всё. А тут заело его, таки. - Хорошо, Снежана. И что же ты собираешься делать?
- Для начала зайду в "Красотку" и попытаюсь тебя забыть. Хоть на время.
Серёжа зябко повёл плечами - замёрз, бедняга. Мысли его лихорадочно метались в начинающей отмораживаться голове. Не хотелось усугублять конфликт, она всё-таки нужна ему. Многие из его бизнес - партнёров и заказчиков, когда присутствует его девушка, гораздо охотнее заключают договора, и совсем не из-за красоты Снежаны, а из-за её такта, шарма, связей, наконец. А что ссора! Сколько их было?! Чуть побесится, потом он умастит её какими-нибудь дорогущими побрякушками - и всё ладненько. Да и презентация эта...
- Ну тогда я тебя подвезу.
- Не надо. Я сама дойду.
- Ну провожу.
- Ты забыл? Ты опаздываешь ведь, а? Уже нет?
- Ну тогда хоть охрану вызову, подожди. Уже темнеет.
- Да что ты разнукался? Не надо мне твоих "шкафов". Меня вот проводит, - она взглянула на Сашу, что-то мучительно повспоминала, - вот, Саша проводит, правда ведь? Проводишь меня?
От такого неожиданного поворота событий его чуть не свалило на снег. Ему - проводить - ЕЁ!?! Да с превеликим удовольствием! Боже, сколько лет он мечтал об этом, хоть несколько минут побыть рядом с ней, посмотреть на неё, почувствовать её рядом.
Серёжа нервно оглянулся на Сашу. Тот с готовностью шагнул навстречу.
- Конечно, провожу.
- Снежа-а-ана. Ты его знаешь? - подозрительно протянул "Крутой".
- Конечно, знаю. Я ведь здесь живу уже пятнадцать лет, забыл? Забыл, что здесь Я жила? И живу. Всё. Разговор окончен, - она резко обогнула застывшего столбом "Крутого" и, подхватив под ручку Сашу, буквально потащила его за собой.
Саша оглянулся на Сергея, глазами сказал, что, мол, не волнуйся, всё будет в порядке. Но натолкнулся на мрачный ненавидящий взгляд "Крутого". Мол, "и где ты взялся?" и ещё "я тебя запомнил". Тогда Саша, опять же взглядом, ответил: "Ничего, и не таких делали". Серёжа понял, что Снежану уже не удержать, крикнул вдогонку:
- Я заеду за тобой на обратном пути!
- И не вздумай! Я на такси приеду. Или не приеду. В общем, всё.
... Лязгнула железная дверь. А Саша, наконец, взглянул на Снежану.
* * * * * * * * * * * * *
Боже, свершилось! Боже, произошло! Сколько лет он мечтал о такой вот прогулке, чтоб вот так вот идти рядом с ней, куда-то, зачем-то - всё равно!
И сколько, оказывается, для счастья надо? Всего - ничего. Просто быть рядом с любимым человеком. Просто быть...
Мысли лихорадочно крутились у Саши в голове. Тут же проснулся этот "петушиный инстинкт" ухаживания, всегда живущий в каждом мужчине. Что бы такого сказать, сделать, изобразить, наконец, чтобы эта девушка обратила на него внимание, а обратив, заинтересовалась, а заинтересовавшись, ничего более и не хотела бы, кроме меня, единственного? Проклятый инстинкт! Он тут же превращает человека в паяца - полудурка, который лезет из шкуры вон, чтобы рассмешить девушку, развеселить, отвлечь её от мыслей и заставить её смотреть, слушать меня, а потом и восхищаться, и желать!
Но - стоп! Не так следует вести себя и не опускаться до пошлых или плоских шуток, когда представился такой случай, когда идёшь рядом с любимой девушкой. И когда ещё такое произойдёт и произойдёт ли вообще? И только он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь успокаивающее и одобряющее одновременно, как, наконец, выйдя из периметра "высоток" их квартала, она заметно сбавило свой карьерный ход и как-то даже сжалась, стала ниже ростом, словно из надутого воздушного шарика выпустили его содержимое.
И слова словно плотину в её душе прорвали, выплёскиваясь толчками наружу, торопя друг друга, словно наступая на пятки.
- Нет, ну ты представляешь! Вот это цинизм! Вот так вот всегда - всё для него, всё ему, всё для его грёбанного бизнеса. Как мне это уже всё надоело! "Бизнес, бизнес" без конца и просвета. Презентации, вечера, ленчи, встречи, поездки, "отдых на природе". Будто все эти бизнесишки - делишки делаются в нерабочей обстановке. А что тогда в рабочей? И зачем меня тогда везде таскать? Да я смотреть не могу на эти одутловатые лица, морды, хари! А эти глаза, так и горящие похотью, эти слюнявые рты, раздирающиеся в ухмылках извращенцев, эти потные руки, так и норовящие подольше подержать твою ладонь в своих пакшах!.. Ненавижу! Как я всё это ненавижу! А он не понимает. Он, блин, не понимает, что мне нужен отдых. "Снежаночка, солнышко, - перекривила она его, - ты мне нужна". Я всем нужна! А вы спросили меня, что МНЕ нужно?
"Я бы тебя всё время спрашивал", - подумал Саша, не решившись прервать Снежану, ей выговориться надо - он знал это.
- Вы спросили меня, что я хочу?! - продолжала Снежанка. - Спросили?! - и Саша уже не знал, у кого спрашивает она - у себя или у него. - Не вот эти вот побрякушки, - она чуть ли не со злостью сорвала с себя серёжку (баксов триста, не меньше), размахнулась и, чуть помедлив, сунула в карман. - И не презентации всякие, не богема, ни эти ви-ай-пи, суки проклятые. "Ах-ах, Снежаночка, - писклявым голосом перекривила она кого-то, - ты сегодня выглядишь как никогда. За сколько маникюр делала? А мой обалдуй опять меня на Канары тащит, и что я там забыла? Карибы лучше. А хочешь, я тебя с мальчиком познакомлю - такая душка! А видишь ту вихрастую - она такая су-у-ука!" Да все они суки. Проститутки проклятые, вытащили их в свет сам знаешь за что, они намазались дорогущей косметикой и пытаются скрыть под этими масками истинную личину. А от них за километр натурой их прёт. "Хи-хи-хи, Самуил Самойлович, ну вы и шутите. А разве наш мэр - нетрадиционной сексуальной ориентации?.. А я тут недавно Пикассо читала..." Ты бы ещё картину Дюма где нашла, дура необразованная! А "мальчики". "За сколько пиджачок брал?" - "За полторы штуки зелёных". - "А что так дёшево?" Придурки. Все вы, мужики..., - тут она взглянула на Сашу и натолкнулась на взгляд, в котором сквозили не удивление, безразличие, и, может даже, враждебность - то, чего она ждала, - а какая-то то ли мягкая жалость, то ли нежность. И понимание. И язык не повернулся докончить фразу так, как она хотела.
- ... разные, - и ощутила неловкость сказанного, и чуть заметное раздражение зашевелилось, смешиваясь с улетучивающимся гневом. И от этого неопределённого чувства зашебуршилась упрямая злость на мужиков - ведь они во всём виноваты, и всё из-за них. Но тут её глаза вновь встретились с его. Словно лучики заходящего Солнца успели поселиться в его карих зрачках. И эти лучики подмигнули ей, и прыгнули ей в глаза и по-детски засмеялись, заскакали друг по дружке, прогоняя чёрные мысли, словно метлой снимая паутину, опутывающую её.
- Да, Снежаночка, трудно тебе, - с хрипотцой в голосе сказал, наконец, он. И не было в его голосе фальши, той фальши, которую она научилась уже давно вычислять на всех этих "бизнес - встречах". А было участие и переживание, и даже слегка затаенная печаль. - Я думал, мне нелегко, а тебе, оказывается, совсем невмоготу.
О, что бы он сказал, если бы мог сказать! И крутились в голове строчки одна смелее другой, другая безумнее третьей. Но нельзя. Знал - нельзя. Не поймёт. И не ждёт. А услышит - обидится. И уйдёт. И окончится этот магический вечер, этот вечер исполненных желаний. "Снежаночка, бросай ты это всё к чёртовой матери! - хотелось сказать ему. - Бросай. Они тебя не стоят. Не того заслуживаешь ты. Ты такая молодая, такая красивая, ты везде дорогу найдёшь. А это гнилое болото тебя засосёт. Ты уже обеими ногами там и с каждым днём, месяцем, годом оно тебя засасывает всё больше. И наступит же тот день, когда и руки не сможешь поднять, не в силах будет и крикнуть "На помощь!" Но и другие мысли витали в голове: "А ты её стоишь? Она, может, и нашла свой жизненный путь. А ты кто? Она еле вспомнила, как тебя зовут. И нужен был ты ей лишь для того, чтобы вырваться от "Крутого". Ни насильники ей не страшны, ни бандиты. Скажет пару фамилий - они на руках её, куда надо, донесут". А рядом крались бочком третьи мысли: "Да плевать на всё и всех. Вот она, ОНА, рядом идёт. Никого больше не надо. Ничего вокруг. Только она. Бедная, как они тебя обижают. Они тебя не любят. А я - люблю. Ну посмотри же. Вот он я. И весь я - твой. Хочешь, убежим вместе хоть на край земли, хоть за край. И мы будем вдвоём. Никого вокруг. Только Ты. И я".
- Дай подкурить, - желание продолжать свою обвинительную тираду у неё закончилось, словно обрубило. "Трудно тебе". Трудно? Вот вопрос. А я даже как-то не задумывалась.
Он щёлкнул зажигалкой, и закурил сам. Они вновь зашагали медленней обычного по заснеженной улице. Даже ветер, казалось, стал облетать их стороной. Заиндевевшие машины, с хрустом ломая лёд, пыхтели бело-синими выхлопами; люди, кутаясь в шубы и куртки, спешили домой, к горячему чаю и тёплому креслу, лишь иногда кидая удивлённые взгляды на двух кришнаитов, идущих по улице в своих жёлтых тогах и синеющими губами выдавливая вместе с монотонными ударами в их маленькие тамтамы "Ммм-бо-о".
Словно какая-то пелена медленно, неохотно сползала с её души, с её сердца, смывая и горячую злость, и ледяное отчуждение. В её глазах всё ещё прыгали солнечные зайчики, которые он запустил в неё. Она и хотела, и не желала избавиться от них. А вся та накипь, словно грязная пена, отваливалась от неё, оставаясь на чистом белом снегу, в следах. Но ведь не было ничего, что бы пришло ей на смену. Она вдруг почувствовала себя безмерно уставшей, словно вдруг поняла, сколько всего худого, грязного, непотребного - всего того, в чём она варилась, чем жила. Словно этот вот человек одним своим взглядом и двумя фразами сказал ей: "Опомнись! Очнись! Ты не одна. И та жизнь, в которой ты живёшь - не одна на свете. Оглянись вокруг - и ты увидишь искринки на сосульках, и улыбку раскрасневшегося малыша, бегущего на горку, и молодую парочку, не взирающую на мороз, целующихся на тротуаре". Не всё так плохо. Посмотри на меня - разве ты ждёшь той похоти и фальши, как от тех, с кем ты привыкла общаться?
Она посмотрела на него. А он на неё. И вновь она не поняла его взгляда. Но поняла она, что что-то потеряла в своей жизни. Чего-то она не видела ещё, ведь ЭТО ей не знакомо. Словно в запряжённую тройку лошадей с закрытыми глазами, чтобы не отвлекаться на окружающее, она тащила чью-то жизненную повозку. Шаг вправо, шаг влево - и кто-то дёргает за вожжи - не сходить с колеи! Потянулась зубами за придорожной травой - и удар хлыстом - не отвлекаться! Н-но! Ведь действительно, а что она видела в жизни? Ну, богема, ну, высокие люди. А вот как живут остальные, те, о ком окружающие её люди, да и она сама говорили: "масса", "скот", "быдло"? Иногда, правда, "сотрудники", "работники", "мои". Ей как-то наплевать было, чем живут эти "мои", она давно вошла в касту VIP, а от остальных её отделяли стёкла машин, заборы, решётки, "шкафы" охраны. И вот идёт она под ручку с одним из этих "масс", а ведь это тоже человек. И у него свои заботы, своя жизнь. "Я думал, мне нелегко". А как тебе? А тебе оно надо?
И в то же самое время он шёл и думал. Их обоюдное молчание затягивалось, а он боялся сморозить что-нибудь не то, что-нибудь, что сможет её обидеть. Он много мог ей рассказать. Он мог бы ей рассказать, как ночами пять лет назад, и три года назад, и два месяца назад иногда долго не мог заснуть. Включал настольную лампу и смотрел на любительскую фотографию, сделанную ещё в незапамятные времена. Тогда он сфотографировал её смеющуюся, счастливую, спешащую домой похвастать, что сдала какой-то вступительный экзамен на "отлично". Как стоит на балконе, выкуривая сигарету за сигаретой, ожидая то мгновение, когда к её подъезду подкатит серебристый "Lexus" и охранник или сам "Крутой" откроет ей дверцу и выйдет она, светящаяся в свете фонарей. Несколько мгновений - и её нет. Но часы ожидания стоят этих мгновений. Он мог бы пошутить, рассказав, что некоторые его сексуальные партнёрши уходят от него, потому что в порыве страсти он называет их совсем не их именами, а именем одной чудесной девушки, живущей в их дворе.
- Знаешь.
- Знаешь, - сказали они одновременно, взглянули друг на друга и рассмеялись. И так легко стало на душе, словно этот смех отбросил последние чёрные мысли.
- Ты первый, - сказала она.
- Э-э-э. Знаешь, - сказал он. - Когда я служил в армии...
- А ты служил в армии? - перебила она его.
- Пять лет назад, как вернулся.
- Боже, как время летит. Ну, продолжай.
- В общем, когда я служил в армии, был у нас один старшина, - и он рассказал ей одну байку из своей солдатской жизни, когда однажды их подслеповатый старшина, сдуру напившийся перед учениями, не разглядев, что впереди, бросил их взвод в атаку на стадо коров. Все солдаты были в противогазах и маскхалатах. Коровы, увидев такое действо, дали стрекача, а впереди них улепётывал пастух, голосящий что-то про пришельцев. Один бык, здоровый трёхлетка, не сбежал. И он долго гонял весь взвод по полю, пока не загнал их всех на коровник. Там, на крыше, их и застал командир и с трудом вывел их из кольца всбаламошенных селян, пришедших прогонять "инопланетян".
Когда у Снежаны закололо в боку от смеха, она, с трудом сдерживая уже не взрывы, а всхлипы смеха, жестом попросила перестать Саше - так он её развеселил. И в свою очередь рассказала пару былей - небылиц из жизни её окружения, здорово имитируя голоса своих знакомых. Теперь уже пришла очередь Саши кататься по снегу.
"Господи, как же хорошо, думала она, когда они, отсмеявшись, закурив, пошли дальше. - Как легко. И кто этот Саша? Как он не похож на всех тех, с кем приходится общаться уже не первый год. Никакой лести, подобострастия, но и ни злобы, ни осуждения. Мол - ты такая, а я совсем другой. Что тебе до нас? Что ты нам?!" Зачем мне всё это? Какие-то мысли ненужные в голову лезут.
И только Саша подумал, что, может, сделать ещё один шажок на сближение, а она - посмотреть на него более заинтересованно, как всё закончилось.
Они пришли. Впереди горел огнями и неоном фиттнес - бьюти - центр "Красотка". Тот, куда и провожал её Саша.
Она обрадовалась и огорчилась одновременно. В памяти широкими мазками вставали образы женщин и мужчин - обслуживающего персонала, знакомых, приятелей, с кем она могла встретиться здесь. И эти широкие мазки словно один за другим замазывали ту новую картину, которую она начала себе рисовать. И Саша, и новые необычные мысли, и новый мир - всё отодвигалось, уходило в тень, словно набрасывали на них пелену, словно свет "Красотки", ослепляя, скрыл детали. "Да что ты, детка, - словно говорил ей кто-то незримый, - Проснись. Вернись, мы всё простим. Что тебе этот сброд!"
Она почувствовала вдруг холод, которого раньше почему-то не замечала. И отпустила руку Саши. Ещё подумают, что они вместе.
А в душе Саши сквозило отчаяние. Неужели - всё. А он ведь так ей ничего и не сказал. Глупец! . Глупец! Как, как задержать эти мгновения?
- Ну вот, мы и пришли, - нарочито весело сказала она. - Спасибо тебе, Саша, что проводил.
- Да не за что. Всегда рад.
- Ну, я пошла.
- А может...
- А? - обернулась она на ходу.
- Может, тебя и обратно проводить? - "Ну пожалуйста!"
Она пожала плечами.
- Хорошо. Хочешь - подожди, - и поспешила к "Красотке". Она не верила, что Саша сможет долго пробыть на улице, ведь мороз ещё и крепчает. Подождёт и уйдёт. А если честно, то её опять начали брать в плен все те мысли, которыми она жила до сего дня. И Саша вновь превратился в "массу". А кто такая "масса"? "Ты кто?" - "Ты зонтик!" - "А где зонтик должен стоять?"
Она нырнула в услужливо распахнутые ей навстречу двойные двери - её уже заметили, её знали. И не увидела, как Саша, улыбаясь во весь рот, помахал ей рукой.
Дунул ветер, срывая с деревьев снежинки, и последний лучик Солнца спрятался за горизонт.
* * * * * * * * * * * * *
Фитнесс-бьюти-центр "Красотка" был знаменит на весь город своей ограниченной доступностью. Туда, в этот элитный закрытый клуб принимались не за хорошие глазки и прекрасную фигуру (для обслуживающего персонала) или большой кошелёк (для потенциальных клиентов), не за связи и положение в обществе, а по рекомендации минимум трети всех членов клуба. И при этом никто не гарантировал, что это пожизненное членство. Ты так же мог вылететь из членов клуба, и на этот раз навсегда.
Это был клан. Мафия и бизнесмены, политики и телеведущие, уличные барды и путаны, одна ночь с которыми стоила баснословных денег - всех можно было встретить здесь. И не смущало их то, что "Красотка" стояла хоть и не в самом центре города, но в одном из центральных кварталов. Давно уже они перестали прятаться от государства и органов, страна и так погрязла в коррупции и лжи. Тем более, в "Красотке" одними из завсегдатаев были и мэр города, и начальник милиции, в одной компании поднимающие тосты за здоровье крупнейших бизнесменов - теневиков города.
Информация о членах клуба была сугубо конфиденциальной, а клиенты в большинстве своём умели держать язык за зубами. Тем не менее, все всех знали, и именно здесь неофициально заключались крупнейшие сделки и задумывались грандиознейшие "дела". Да, это был клан, но никто не знал Хозяина заведения. "Красотку" никто никогда не грабил. Однажды пытались какие-то залётные "гастролёры" "потрусить" бьюти-центр, но не прошло и пяти минут, как всё вокруг кишмя кишело милиционерами, ОМОНом и "шкафами" в штатском.
Это было загадочное здание. Чем более ограничивался доступ к "Красотке", тем более к ней стремились, как мотыльки на ночной фонарь. Ибо у нас простая тропинка не представляет никакого интереса до тех пор, пока на ней не поставят шлагбаум.
Снежана была в этом клане вот уже три года. Ей нравилось бывать здесь. Тут всегда можно было встретить кого-нибудь из общего круга VIP, тут был услужливый умелый персонал - иных и не держали. Правда, что интересно, и заботились о таких. Клиенты, например, не могли заставлять массажисток или других девушек и парней предоставлять интимные услуги без их на то согласия. Иначе их лишали членства в клубе - а это было хуже, это не стоило даже жизни одного из "массы". На подобные потребности клиентов были почти официальные гейши и альфонсы наивысшей категории.
Конечно, членство в клубе стоило сумасшедших денег, и Саша удивился бы, узнав, сколько стоит один месяц пользования услуг "Красотки". И двух его годичных зарплат не хватило бы.
Это было странное и страшное здание. Поражали не только свет гигантских неоновых вывесок и удивительные гармоничные и эстетически привлекательные формы новейшего здания - поражал и размер "Красотки". Казалось, клуб не должен быть таким большим, он должен, по идее, быть маленьким и уединённым для пущего спокойствия и беззаботности клиентов. А это здание было с современной, даже вызывающей архитектурой и внутренним убранством в пять этажей высотой. Охрану громадного клуба несли квадратные мальчики с топорщимся на груди пиджаками - не поймёшь, то ли переодетые спецназовцы, то ли боевики - мафиози. И внутренности "Красотки" были подстать её фасаду. Здесь для клиентов было всё - от трёх баров и ресторана до дискотеки, от солярия и пузырьковых ванн до бассейна с шестиметровой вышкой и искусственным прибоем, от небольших келий и массажных на одного человека до гостиницы, от бильярда и боулинга до здоровенного спортивного комплекса, от поражающей взгляды библиотеки с каминным залом до современнейших компьютерных центров - в общем, ВСЁ.
"Красотка" звала всех, а принимала единицы. "Шкафы" многочисленной охраны открывали дверь только перед теми, кого знали. И Снежанка, легко кивнув расплывшегося в подобии улыбки Жареному, нырнула в тёплый холл шикарного бьюти-центра.
* * * * * * * * * * * * * *
Верхушки домов ещё красило в красное, ниже всё уже было синё и черно. И бело. И скрипело, и хрустело, и шелестело и подвывало уже. Пыхтели заиндевевшие машины, лязгали сочленениями троллейбусы, громко хлопали бросаемые мальчишками петарды, долетали откуда-то приглушённые расстоянием звуки музыки.
Для "Красотки" ещё не настал "час пик". Лениво перемигивались набирающие яркость в темнеющем небе неоновые стенды. Громадные прожекторы, которым предстоит обшаривать небо всю ночь, всё ещё отдыхали, зачехлённые и заваленные сугробами разноцветного от бликов снега. Но бьюти-центр жил. Он никогда не спал, он работал круглосуточно и без выходных даже без клиентов (хотя такого никогда не было). Все его пять этажей светились светом, супермодные окна пропускали только силуэты тех, кто был внутри, хотя те, кто был внутри, отлично видели всё, что происходит снаружи.
Саша был счастлив. Именно сейчас он и понял, ЧТО значит счастье, только сейчас и узнал, что раньше он никогда не был счастлив, а то, что он принимал за счастье, была лишь радость или благорасположение к себе, не более. Но сейчас!
Он даже не знал, как это понять в себе, как описать для себя, как запомнить. Такое чувство, такое громадное, способное обнять весь мир и в то же время настолько маленькое, хрупкое, что походило на мыльный маленький пузырь, блистающий и радужный, а дунь ветерок - и не станет его. Всё вокруг было хорошо, а то, что плохо - его просто не было. ТО, что хорошо, вытеснило то, что плохо или даже просто то, что плохо - оно тоже стало хорошо. И не надо было вспоминать о прошлом, и не стоило думать о будущем - всё собралось здесь, в одном миге, и этот миг растянулся на столетия, и столетья длилось счастье.
Казалось, ни холод, уже пробующий на свой зуб прочность его доспехов - одежды, ни ветер, ни спешащие снующие вокруг люди не могут даже коснуться его мыслей - всё исчезло в эти мгновения, а были лишь он и его мысли. Он должен был понять, что с ним происходит. Ведь он не знал этого, это пугало и завораживало его. Он как бы смотрел на себя со стороны и даже изнутри - и не понимал себя, и пытался понять. Это нравилось ему, потому что ему приятна была эта загадка, она заставляла его улыбаться и смеяться. Ему было безумно хорошо и даже просто безумно. Он был похож на "блаженного" и таким его и воспринимали невольно кидающие на него взгляд прохожие - молодой человек ходил вперёд-назад, улыбался всем и никому, смеялся и невольно вызывал улыбку. Надо же, какой холод вокруг, как всё вокруг плохо - а этому хорошо, этому весело. И сами прохожие невольно отвечали на его улыбку, ибо это был не звериный оскал и не застывшая маска, из глаз молодого человека струилась радость, и улыбка дарила чувство радости.
ОНА! Она была с ним, а он - с НЕЙ! И пусть длилось это недолго, ведь показалось - миг, пусть. Но это было! И это была явь, а не сон. Да, может и сон, который годами снился ему, может и он, но он был, есть и будет. Ведь она обещала, что он проводит её обратно домой. Она вновь будет рядом, она будет опираться на его руку, отвечать на его вопросы, дарить ему улыбку и смех. Она будет с ним и только с ним! Пусть опять это покажется мигом, но как он будет жить в этот миг! Ибо ОНА будет рядом. Он опять рассмеялся этой мысли. Может, так и сходят с ума? Пусть. Это приятное безумие. И пусть оно продлится дольше. Как тот миг счастья, который был мигом, а растянулся на столетия.
Он мерил шагами пространство перед "Красоткой". Вперёд-назад, назад - вперёд, каждую секунду кидая мгновенный взгляд на входную дверь - не дрогнет ли, выпуская струю тёплого воздуха, которая на морозе улицы превращалась, конденсируясь, в пар, а пар осыпался крохотными кристалликами инея на белую землю, дверь. И в облаке этого пара не выступит ли та самая фигура той самой девушки, которую он ждал. И почему-то любой, кто выходил из этой двери, казался ему ЕЙ, но нет, рвущаяся к кажущейся Снежане фигура вновь застывала на миг на месте и продолжала идти по своей неменяющейся траектории - мнимая девушка вдруг превращалась в тучную женщину, или в широкоплечего мордоворота, или в субтильную дамочку, или в мужчину в смокинге, бегом бросающегося к подкатившей машине. Саша сокрушённо вздыхал и через секунду вновь бросал взгляд на дверь - а теперь. А сейчас. Нет, снова не она. Но ничего. Она придёт. Она ведь обещала...
Город уже давно укутался в тьму, и эту тьму тут же стал разгонять блеск неона и фонарей, а дороги превратились в караваны белых, жёлтых и красных глаз урчащих железных чудовищ. Серые лохматые тучи трусили иногда снегом, невидимым вверху и разноцветным внизу. Снежинки, маленькие и колючие дьяволята, собирались в хороводы и вихрями гонялись за прохожими, норовя забраться им под куртки и за воротник. Ветер гудел в водосточных трубах.
И Саша стал потихоньку замерзать.
* * * * * * * * * * * * * *
Снежана блаженно разметалась в пузырьковой ванне. В воздухе был разлит почти незаметный аромат ландыша - её любимый запах, а словно издалека доносилась лёгкая завораживающая музыка, расслабляющая и усыпляющая одновременно. Правая её рука лежала на мягком подлокотнике, а ногти почти нечувствительно обрабатывала красивая маникюрша Светочка. Света была в полупрозрачной тоге-сари - одежде обслуживающего персонала этой части "Красотки". Снежана же была полностью обнажена. Она не волновалась, что кто-то вдруг вломится в их "келью" и нарушит их интимчик - желание клиента в его уединении свято соблюдались Хозяином и самими клиентами.
Правда, она не знала, что в каждой комнате всего этого гигантского здания, за исключением некоторых залов заседаний, в которых собирались мафиозные магнаты и которые проверялись предусмотрительно специальной аппаратурой, встроены миниатюрные телекамеры. И у неведомого Хозяина заведения теперь на каждого члена этого клубного клана была собрана обширная фильмотека самого пикантного компромата. Они, сами того не зная, все были марионетками в его руках.
Снежана уже успела всласть поплавать в тёплой воде бассейна, потрепать языками с парочкой знакомых, поохать и поахать, сочувственно внешне и злорадствуя внутри, слушая, как один муженёк еле отплатился от столичных налоговиков. Еле отбилась от назойливого внимания вечно досаждавшего ей докучливыми предложениями Ваграна - средней руки предпринимателя, занимающегося весьма тёмными делишками. Блаженно смыла с себя усталость и раздражение под струёй целебного душа.
И вот теперь она откисала в пузырьковой ванне в одной из маленьких (хотя по размеру она потянула бы на среднюю однокомнатную квартиру) келий, одновременно делая себе маникюр и педикюр.
Потом она собиралась ещё попариться в сауне и посидеть в одном из трёх баров "Красотки".
О Саше она и думать забыла. Мелькнула как-то мысль, что, мол, её же ждут на морозе - её знакомого ведь не впустят в "Красотку" - незнаком-с. Но она отмахнулась от этой мысли. Да, мол, интересный молодой мужчина, живущий с ней в одном дворе. Необычный, сумевший её и заинтересовать, и удивить, и рассмешить. Кто знает, будь у неё побольше времени, она, может, и смогла бы сделать из него любовника. Ей понравилась эта мысль, и она улыбнулась.
Хотя... Все они, мужики, сволочи. Просто этот чуть меньшая сволочь. Ха! Ждать он меня собрался. Да кишка тонка! Подождёшь с полчаса и убежишь домой к мамочке и своему чёрно-белому телевизору.
А то, вишь, возомнил о себе невесть что. Заставил её думать какие-то ненужные мысли. Фи, "чернь". Не на твой зубок эта ягодка.
Любовник?.. Это интересно. Она опять улыбнулась и чуть задремала.
* * * * * * * * * * * * * *
А "Красотка" оживала. Вышла пара мордоворотов и, суетливо пританцовывая на морозе - они были всего лишь в костюмах, топорщившихся на груди, скрывающих там пистолеты, - быстренько скинули запорошенный снегом брезент с прожекторов. И, морщась и потирая покрасневшие от холода руки, смешно скользя по льду, запрыгнули в дверь бьюти-центра. Через несколько мгновений сгустившуюся тьму разорвали столбы света, вспоровшие подбрюшья угрюмых туч, превратившись в колонны сверкающих серебринок -снежинок - и закружились в танце, окрашивая во все цвета радуги.
Всё чаще подъезжали машины, все как на подбор дорогие, массивные, важные, подстать своим хозяевам. Пару раз Саше приходилось останавливаться, пропуская окружённых "коробочками" охраны VIP. Однако не раз в этот вечер он наблюдал, как из недалёкого подземного перехода поднимались совсем уж невзрачные фигуры - и перед ними беспрепятственно растворялись массивные пуле непробиваемые двойные двери. Но когда он сам попробовал зайти погреться, ему преградили путь те самые двое дуболомов. "Нельзя" - говорили их напряжённые позы и готовые нырнуть за пазуху за пистолетами руки. "Нельзя" - щёлкнула открываемая дистанционно дверь. "Нельзя" - рявкнуло из динамика, и телекамеры у входа напряжённо следили за каждым его движением. Саша почувствовал что-то колюче-незаметное, но памятное по недавним армейским годам, между лопаток, аж поёжился. Не иначе, из противоположного здания его взяли на прицел невидимые охранники.
"Ну и ладно", - просипел он синеющими губами и несолоно хлебавши, ретировался на свою протоптанную дорожку. "Глаз" меж лопаток ещё подержал его немного и исчез. "Красотка" свято держала свою марку, пропуская только "своих".
А холод всё крепчал, и Саша, чтоб согреться, теперь иногда пританцовывал, размахивал руками, постукивал ногами. И смотрел, смотрел на дверь, ждал. Вот сейчас... Вот скоро...
Людей на улицах становилось всё меньше, и теперь можно было увидеть лишь одиночек, спешно пробегающих из подземного перехода до остановки и наоборот.
Два шага... камешек... три шага... бордюр... восемь шагов... оледеневшая плитка - он знал свой путь наизусть. И теперь, бывало, лишь машинально передвигал ноги. Вокруг рта на шарфе образовалась корочка льда, ресницы покрылись инеем, зимняя куртка трещала, когда он двигал руками - она оледеневала.
Когда он делал свой очередной "проход", на подъездной дороге мягко затормозила красавица BMW, из неё резво выпрыгнул почти квадратный крепыш, спешно обогнул капот и щёлкнул дверью, выпуская пассажирку - величественную даму в красивой норковой шубе и мохнатой, тоже норковой, шапке. Они двинулись к двери "Красотки". Крепыш, проходя мимо замершего Саши, небрежно кинул ему что-то с криком:
- Эй, гарсон, отгони на стоянку, - Саша машинально поймал ключи от BMW. Его, вероятно, спутали с одним из обслуживающего персонала бьюти-центра. Видать, обычно здесь дежурят крепыши, отгоняющие машины на посетителей на специализированную автостоянку "только для..." Но, понятное дело, в такой мороз хозяин - хороший хозяин - собаки из конуры на мороз не выгонит, в дом заберёт, чтоб не замёрзла. А говорили, что у "Красотки" хороший таки хозяин.
-Эй, гражданка, - Саша правильно решил, кто здесь из тех двоих главней. - Вы ошиблись. Я не "гарсон".
Крепыш аж подпрыгнул и юлой подкатил к Саше, чуть не наскочил с разбегу, поскользнулся, чуть не упал.
- Ну ты, мразь! - выплюнул он Саше в лицо. - Тише будь. Ты хоть знаешь, кто перед тобой?!
Саша спокойно смотрел ему в выпученные буркалы. Его замороженные губы скривились в оскале, он чуть ли не моментально перешёл в боевую готовность - сказывались годы десантуры в армии.
- Ну и? - процедил он в лицо "бодигарду".
Охранник аж заскрипел от ярости и замахнулся на Сашу. Но почему-то, смешно взбрыкнув ногами, полетел в сугроб. Щёлкнула дверь "Красотки" - на порог колобками выкатились охранники бьюти - центра. Дело принимало нешуточный оборот - у двоих были в руках пистолеты.
- Назад, - тихо, но так, что услышали все, прозвучало в морозном воздухе. Говорила женщина. Охранники замялись, переступили с ноги на ногу. Видать, эта дама имела нешуточную власть.
- Я что, должна повторять? - в голосе прозвучали металлические нотки. Охранники шумною гурьбою потопали в "Красотку". Из сугроба с проклятьями и охами выбирался телохранитель.
- Заберите ключи, - Саша протянул ключи женщине. Та неспешно подошла, величественная, властная, смело глядя ему в глаза. Долгим взглядом она ломала его волю, но он не поддался и не отвёл взора. Что она хотела увидеть в нём? Что увидела?
- Проша, - сказала она, не отводя взгляда, - отгони машину, - она взяла ключи из руки Саши и отдала "бодигарду". Тот бегом, прихрамывая, кинулся к BMW.
- Интересный молодой человек, - то ли себе, то ли ему сказала дама и так же величественно уплыла в "Красотку", что-то тихо сказав охранникам бьюти - центра. Те зыркнули на продолжавшего свой путь Сашу и закивали головами. Через несколько секунд в "Красотку" прошмыгнул Прохор, зло посмотревший на Сашу и выразительно проведший ладонью по горлу. Саша ограничился кивком, мол, жду - не дождусь. Через пластиконовые двери потом было видно, как Проша что-то втолковывал охранникам "Красотки", видать, уговаривал устроить этому наглецу на улице Варфоломеевскую ночь. Но охранники, наверное, получили строгие инструкции от дамы - и на все реплики телохранителя отрицательно качали головами. Оно и понятно - слово клиента - закон. Прохор же был "шестёркой" клиента.
Вперёд - назад, назад - вперёд. Бесконечная одиссея. Он был похож на снеговика, вдруг научившегося ходить, - падающий снег налип ему на плечи, голову. И мороз. Он уже не кусался. Он уже глотал вовсю. Сначала начали отказывать пальцы рук - он всунул их в карманы куртки, потом стали неметь пальцы ног, и чем дальше, тем больнее было на них наступать. Глаза слезились - ветер сёк, словно бритвой. Занемевшие губы затвердели и когда в очередной раз Саша сунул в рот сигарету, на фильтре отпечаталась кровь - губы потрескались, кровь леденела на морозе.
Одно лишь грело его, оно заставляло двигаться почти чужие ноги - ОНА придёт, она сейчас выйдет. ОНА не может не прийти, она ведь обещала.
Ему очень хотелось в туалет и он наконец позволил себе сбегать в подземный переход. Там был платный туалет. Старушка и милиционер, увидев его, впали в ступор - к ним пришла ледышка, фигурой напоминающего человека. Ледышка, хрустя заиндевевшей курткой, скрюченными негнущимися пальцами разодрала "молнию" кармана и вытащила деньги - и проплыла мимо них, обдав жутким холодом.
Когда Саша справлял малую нужду, капелька мочи упала на его пальцы. Он зашипел от боли - казалось, на него капнуло кипятком. Отмороженные пальцы уже болезненно реагировали на любое прикосновение. Когда он мыл руки под едва тёплой водой, она казалась ему невыносимо горячей, ему было больно.
С его куртки отваливались целые пласты льда, ресницы начали оттаивать, но тут он вспомнил о Снежане - и заледеневшее сердечко затрепыхалось, он рванул наружу. А вдруг она вышла? А его нет! Он обещал её ждать - и не сдержал обещания! Нет! Только не это.
- Милай! - крикнула ему вослед старушка-контролёр. - Ты куда? Замёрзнешь ведь, придурошный! И так змёрз, - но он не слышал её.
Только бы она не вышла, когда его не было, только бы... Он бегом промчался в одну сторону, в другую. Нет. Её не было. Не выходила. Или спокойно уехала на такси или со своим Крутым?
Нет, нет, нет!!! Она обещала ему, она сдержит обещание. Он верил, он ЗНАЛ, что она ещё здесь, он чувствовал это.
И снова взад - вперёд, вперёд - назад. Снежная круговерть залепляла глаза, уши и снежинки уже не таяли на его ресницах. Саша замерзал.
* * * * * * * * * * * *
Говорят, когда человек замерзает, он слышит какие то голоса, шёпот, убаюкивающий, усыпляющий.
Саша не верил этим сплетням, но вдруг, уже на тысячном или стотысячном его паломничестве в его уши стали проникать какие-то звуки. Казалось, снежинки выстаиваются в хоровод вокруг него и не падают на землю, а следуют за ним и смеются, глядя на него, перешёптываются, зовут куда-то. Он не обращал на них внимания. Но потом у этих снежинок появились лукавые рожицы смеющихся девчонок. Они хихикали, разлетались веером, но потом вновь заводили вокруг него хороводы.
- Уйдите, отстаньте от меня, - бубнил им Саша.
Он уже перестал различать, где явь, а где иллюзия. Он устал, ему очень хотелось спать, начал забывать, где он, что с ним, зачем он здесь. Ему мешали эти смешинки - снежинки. Они застилали его взору недалёкую дверь "Красотки" и Саша из-за них мог пропустить выход Снежаны. Но проказницы не отставали, они мельтешили перед глазами и шептали ему:
- Сашка-букашка, Сашка - какашка. Хи-хи-хи. Дурачок. Не поймаешь.
- Бред, - бубнил замерзающий человек. - Вы не существуете. Отвяньте.
- Сашка-таракашка. А ты нашу Хозяйку видел - видел - видел?? Она идёт - идёт - идёт. Она близко - близко - близко.
- Наплевать. На вас и вашу хозяйку. Испаритесь.
- Хи-хи-хи. Сашка-промокашка. А вот и она. Наша Хозяйка - Хозяйка - Хозяйка.
Саше почудилось, что по улице едет, нет, плывёт карета - сани. Призрачный конь, весь сплетённый из морозных узоров, развевал белоснежной, до неба, гривой, в гриве запутались Морозы, раздувающие щёки, а с их губ слетали те самые снежинки. Ледяные сани оставляли за собой след прямо в воздухе, словно он затвердевал. А в санях, укутанная в белоснежную шубу, сидела сама Хозяйка - Снежная Королева. Красивая, словно выточенная изо льда, она будто светилась этой холодной обжигающей красотой.
Саша не знал, явь это или сон, идёт он или стоит. Вроде и идёт, и поворачивается, и вот она - "Красотка", и двери её, а Снежанки всё нет, и прожекторы буравят морозных воздух и всё же, куда не повернёт он - вот и она - Снежная Королева, и свита её, и Конь - Зима, и Морозы, и снежинки - снегурочки, и полярный мишка - конюх.
И голубые холодные сверкающие глаза Королевы словно приморозившие его взгляд к себе. Она поразительно похожа на свою протеже из одноимённого мультфильма, разве что не нарисованная, а до жути "живая".
- Человек, - произнесла она. - Зачем ты вторгся в мои владения?
- Я не знал, что это твои владения, извини, - ответил Саша. - И вообще - кто ты такая?
- Ты знаешь.
- И что ты хочешь от меня?
- Я? - казалось, она задумалась. - Мне интересно. Ты пришёл ко мне, но ко мне приходят сразу. Мои снегурочки справляются и без меня. Но тут они почему-то бессильны. У тебя... У тебя горячее сердце. Мне не удаётся, ты слышишь - даже МНЕ не удаётся забрать тебя. Тебя что-то держит. Что? Я не пойму. Расскажи мне - и я тебя отпущу.
- Ты - иллюзия, - прошептал себе Саша. - Тебя нет. У меня просто крыша едет. Я замерзаю. И ты мне просто мерещишься. Сгинь.
- Вот видишь, - ничуть не смутилась Снежная Королева. - Что же заставляет тебя понимать это? Обычно вы, люди, меня и не видите. В тебе есть что-то, что я не пойму. Оно - в тебе во всём. Оно заставляет тебя ещё двигаться, жить, думать, понимать, верить, надеяться, ждать. Что?
Саша рассмеялся. Он понял.
- Это любовь.
- Любовь?
- Ты не знаешь, что такое любовь?
- Я - знаю. А ты?
- Конечно.
- А ты уверен, что то, о чём ты думаешь, и есть любовь?
- Я? - он даже остановился. И заметил, что Снежная Королева стала более ощутимей, а окружающие дома - более призрачны.
- Хорошо. Если ты докажешь мне, что любишь эту... Снежану? - я тебя отпущу. А если окажусь права я - ты её не любишь - я тебя заберу, - сказала Снежная Королева. И Саша понял, что его мнения спрашивать никто не будет - уже всё решено.
* * * * * * * * * * * * *
На втором этаже "Красотки" за столиком у самого окна в одном из трёх баров - "Мэйби" - сидела Дарья Андреевна, она же Волчица, тёмная губернаторша города.
Играла живая музыка, в дыме сигарет разливался лёгкий блюз. Свет в баре был притушен, горели лишь бра и свечи за столиками посетителей. Волчица курила длинную дамскую сигарету и смотрела на одинокую фигуру, шагающую недалеко от входа "Красотки". За окном ярился ветер и снежные вихри бились в пуленепробиваемые стёкла. Здесь же царили покой, уют и тепло. Дарья Андреевна вот уже полчаса смотрела на молодого человека на улице, изучая его, рассматривая. Наконец, она подняла руку. Через мгновение у столика оказалась официантка.
- Светочка, а кто это? - Волчица указала на улицу.
- Никто его раньше не видел, Дарья Андреевна. Никто его не знает, но если прикажете...
- Нет... Пока нет... И давно он здесь?
- У Бруно уже успели организовать ставки, как скоро он уйдёт.
- И что?
- Многие проиграли.
- Хм, - она затянулась, помолчала. - Вот что, голубушка. Сделай-ка мне горячий кофе. Очень горячий.
- Сию минуту, Дарья Андреевна, - Света испарилась.
- Проша, - от соседнего столика отделилась молчаливая квадратная фигура телохранителя, неспешно до этого потягивающего коктейль. - Сейчас отнесёшь ему кофе, - она указала на шагающую в снежных вихрях фигуру. - И не вздумай ему хоть слово непочтительное сказать. Встанешь лицом ко мне, - Проша знал, что она умеет читать по губам, кивнул. - Всё, вперёд.
Как раз появилась Света с чашечкой парующего кофе.
- Интересный молодой человек, - сказала Волчица и задумалась.
... Прохор, нелепо выглядевший с маленькой чашкой исходящего паром чёрного напитка в огромной ручище, вывалился на мороз. Ух, как он ненавидел этого выскочку, безмерно оскорбившего его перед лицом хозяйки. Но ничего не поделаешь. Волчица - страшный человек. Проша не удивился бы, если завтра станет рядовым "пехотинцем" в её клане. Придётся пересилить свою ярость и гордость и быть с этим незнакомцем вежливым. Обмануть Волчицу - заранее подписать себе неминуемый смертный приговор.
После уютной тёплой "Красотки" двадцати пяти - тридцатиградусный мороз больно ударил по бронхам. И как тут этот придурошный ещё держится? Ведь прошло уже пять часов с тех пор, как они сюда приехали. И тогда он был уже заиндевевший.
Проша приблизился к протоптанной дорожке незнакомца, когда тот как раз поворачивал к нему. Встал так, чтобы его лицо видела Дарья Андреевна - её силуэт смутно выделялся в окне на втором этаже бьюти - центра. Молодой человек медленно, с трудом переставляя ноги, приближался к нему. И по мере того, как он подходил, у Проши всё больше глаза вылезли на лоб - это был уже не человек, это была еле живая ледышка. Незнакомец почти сравнялся с ним, когда "бодигард" заговорил. Он протянул парню чашечку кофе.
- Ты. Это. Это тебе от Дарьи Андреевны, - казалось, остановившийся незнакомец не видит и не слышит его. Его остекленевшие глаза смотрели сквозь Прошу, а посиневшие губы вдруг прошептали:
- Я всё равно докажу тебе, что люблю её.
- Что? - не понял Прохор. Но тут же понял, что эти слова предназначались вовсе не ему, а кому-то, кого видел только незнакомец. "Совсем плохой стал", - мелькнуло у него в голове и почему-то исчезли злость и неприязнь. Осталась какая-то... жалость, что ли?
Незнакомец тем не менее протянул руку и машинально взял чашку. Зашипел от боли - кипяток в чашечке, видать, ошпарил его. Он чуть не выронил чашечку, но удержал. Что-то осмысленное мелькнуло в его глазах, но тут же они вновь заволоклись какой-то холодной пеленой.
- Ты, это, парень, - Прохор с трудом проталкивал слова из горла, - иди домой, что ли? Замёрзнешь ведь.
Но незнакомец уже прошёл мимо, что-то бормоча, шатаясь и спотыкаясь, а телохранитель вдруг почувствовал, какой на улице жуткий холод, вприпрыжку поскакал к "Красотке".
- ...Дурак чувак, - сказал Жареный. Они, охранники "Красотки" и Прохор, стояли у прозрачных дверей бьюти - центра, пили крепкий чай, курили и смотрели на бредущую в снежной круговерти фигуру.
- А сколько он уже здесь? То есть - там, - спросил Проша.
- С полпятого, - и телохранитель Волчицы присвистнул. Столько нормальный человек не протянет.
- По-моему, он уже "тронулся".
- Главное, чтоб не сдох. Жмурики нам не нужны.
- Может, ментов вызвать? - и они вчетвером взорвались смехом.
- Не, не надо. У Бруно там нешуточные деньги на эту развлекуху ставят. Упадёт - вызовем "скорую". Или морг.
* * * * * * * * * * * * *
Саша рассмеялся прямо в лицо Снежной Королеве:
- Тогда уезжай, ты уже проиграла. Мне ничего доказывать и не придётся. Ведь я её люблю. Действительно люблю.
Губя королевы снегов дрогнули в лёгкой усмешке:
- Ты хоть для себя решил, что такое Любовь? Ты знаешь, что это? Может, химеру ты принял за неё, вечную, неуловимую спутницу счастливых безумцев и странников?! Вот что для тебя - любовь?
Саша надолго задумался. А ведь действительно - что? Он уже почти ничего не видел вокруг, кроме мельтешения огней "Красотки" и двери бьюти - центра, куда не уставал бросать ждущие взгляды. Всё же остальное словно заволокло белопенной пеленой. Вдруг из ничего на его пути возникла фигура человека, что-то протягивающего ему. Саша машинально протянул руку.
- Я всё равно докажу тебе, что люблю её, - сказал он Королеве, и тут почувствовал в своей руке что-то обжигающе горячее. Острая волна боли омыла его сознание. Он уже прошёл человека, который дал ему это. Что? Кружка. Кофе. Горячий кофе. Саша глотком осушил кружку и чуть не задохнулся от боли. Зубы чуть не разорвало от перепада температур, волна кипятка обожгла рот, горло, лавой протаранила замерзающие внутренности. Глаза заслезились от боли, из горла пробился стон. А когда он открыл веки, не было ни Королевы, ни свиты её. Лишь круговерть снежинок и обжигающий дыханием холод, вдруг ставший чувствительным.
Боже, что творится вокруг? Я же чуть не замёрз, мне уже стало казаться всякое... Пальцы на руках и ногах уже не чувствую, ноги - колоды, тело - ледышка... Но где же, где же ты, Снежана? Ты же обещала. Я ведь жду тебя, неужели ты забыла? Здесь так холодно, я боюсь, что не выдержу и не дождусь вновь счастья лицезреть тебя, чувствовать тебя рядом, касаться тебя невзначай, говорить. Я столько хочу сказать тебе, только тебе, я так давно ждал этого. Выйди же, Снежаночка, иначе язык мой тоже превратится в кусочек льда.
- Она не выйдет, - Снежная Королева вновь была здесь.
- Почему?
- Она забыла тебя. Ты ей не нужен.
- Нет, нужен, нужен. Никто её не любит. А я - люблю. Я хочу одарить её этим чувством. Просто показать, что есть на свете люди, которые сделают для неё всё, что она хочет...
- То есть - раб, - перебила его Снежная Королева. - А "рабов" у неё хватает. Тот же "Крутой", выражаясь твоими понятиями, - он сделает для неё всё, что она захочет. Значит, для тебя любовь - быть рабом, обожающим свою госпожу?
- Нет, любовь - это чувство, когда готов сделать для человека любой подвиг, когда не можешь без этого человека ни дня, ни часа. Это наркотик, от которого "ловишь кайф" круглые сутки, и не надоедает. Это желание стать огромным - огромным и объять весь мир, и каждому принести счастье. Это и желание стать маленьким - маленьким и улечься у любимой на коленках, дарить своё тепло и питаться от тепла её. Это не радость не только общения, касания, обладания, это радость просто от того, что она - есть, она - существует и пусть она даже не твоя и между вами решётки и материки, но она - есть. И пусть она даже не знает о тебе, забыла, отторгла, но она достойна того, чтобы дарить ей всю свою радость, счастье, всю любовь. Это - жертва, это - боль, это - страх потери и ежесекундная тревога за неё. И это сочетание боли и счастья - и есть любовь. Пусть её нет рядом - тем острее и величественней любовь. Это - бессонные ночи и её образ перед глазами всегда и везде. Это - последняя соломинка, которая держит на плаву утопающего, это волосинка, по которой уже утонувший вернётся к свету. Это - единственное, даже последнее оставшееся, ради которого стоит жить.
В морозном воздухе раздался мелодичный звон - Снежная Королева хлопала в ладоши.
- Возможно, Саша, для тебя это и есть любовь. Как и сотни тысяч других высказываний и определений у кого - лучше, у кого - хуже. Большинство, почти все не знают, что это, они путаются, ошибаются, губят себя в погоне за призраком той самой "любви". Чаще всего же они ловят химеру, обманку, призрак... Как и ты.
- Это почему же?
- Ты вспомни детство. Когда она переехала в ваш двор.
Он вспомнил. Вспомнил, как семи - восьмилетняя девочка, аккуратненькая, с неизменными белыми бантами на её белокурой головке, выходила во двор, компания хлопцев тут же обращала все взоры на неё. И тут же, что входило уже в ритуал, Пашка начинал дразнить Снежанку: "Снежка - Снежанка, дурочка с переулочка". И кривлялся. Снежанка обижалась и топала ножкой. А Саша, защищая девочку, которая ему нравилась, наскакивал на Пашку и давал ему тумаков. Снежанка тут же сменяла гнев на милость и кидалась защищать Пашку. Тот же убегал и дразнился вновь. Сашка за ним гонялся, а девчонка - за ними обоими.
Да, это была не любовь. Это мальчуковский инстинкт понравиться, но ведь с этого всё и начинается.
Но потом Снежану отделили от дружной толпы дворовых детей. Сашка скучал, приходил к ней домой, а его прогоняли. Провожал её в школу и со школы, но её перевели в лицей и возили туда на машине. А чувство не угасало. Оно менялось с годами. Он хотел быть с ней, а не мог. Он мечтал о Снежанке, а к чувству привязанности прибавился сексуальный инстинкт и в каждой своей спутнице он видел её - свою мечту, - и каждый раз это и служило разрывом с очередной девушкой - они не могли заменить ему её. А потом появился "Крутой", а Сашку забрали в армию. Он зачерствел, повзрослел, но лишь увидел её после двухлетнего отсутствия - и влюбился вновь. С армии он слал ей письма, но не получал ответа - письма к ней просто не доходили. Да и сама она стала другой. Уже давно она не замечала никого из своих друзей детства, она жила в другом мире. А ему было наплевать на все запоры и запреты - он хотел быть с ней. И вот теперь, когда она сама пошла навстречу - он не мог упустить этот шанс. Слишком долго ждал он этого. Всю жизнь.
![Снежная Королева [Оппэ]](/img/r/rashewskij_m_w/the_snow_queen/2.jpg)