Расселл Д. Джонс : другие произведения.

Люди по эту сторону

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   1. СТЕНА/ВРЕМЯ/ИМЯ
  
   Я всегда жила у Стены. И моя мама, и бабушка. И родители моих друзей. И ветхие старухи со стариками, которые ранним утром выползают на площадь делать тайчи... Кроме тех, кто к нам переехал. Но и там, в других местах, за горизонтом и дальше, знали: Стена была всегда. Читали про неё в книгах. Слышали от тех людей, которые бывали у нас. Странники, торговки, бродячие лекари и переписчицы -- даже если они просто проходили через нас, они заворачивали посмотреть на Стену и прикоснуться к ней.
   Стена была всегда, и все знают о ней.
   Самое главное: здесь жила бабка моей прабабки. Я сама видела -- на Стене, если идти от нашего дома, на уровне глаз. Бабка моей прабабки оставила там свою подпись. Её звали Алана Шаддат. Большие разлапистые буквы, словно следы. А над ними -- имя её матери. И значок "родила", похожий на бутон или сложенные ладони. Такой значок используют в хрониках, татуировках и подписях. Особенно на Стене.
  
   Каждый может написать на Стене своё имя, или другие слова, или что-нибудь нарисовать. Можно использовать краски, а можно -- цветную глину. Конечно, человеческая глина тоже годится. Детишки так балуются. Мы с друзьями покупаем краску в Сухих Ветряках и мастерим кисти из меха и палочек. И конечно, изучаем Стену, чтобы выбрать лучшее время.
  
   Раз в неделю или две по Стене проходят судороги, она делается горячей и сразу же резко холодеет, а ещё из неё начинает сочиться едкая дрянь. Но это не из-за нашей мазни, разумеется, хотя рисунки пропадают первыми. Ссохшаяся глина отваливается по кусочку, краска покрывается трещинами. Рисуй хоть по чистой поверхности -- рано или поздно, вибрация, перепады температуры и дожди разрушат всё.
   Но чистой Стена бывает недолго. Там всегда-то кто-то живёт -- лишайники, древесные грибы, жуки и улитки. На Стену падает солнце, и она нагревается, а всякая жизнь любит тепло. Если бы не чистки, уже через месяц Стену скрывала бы толстенная корка... Но Стена постоянно отряхивает свою шкуру -- как корова, которая избавляется от слепней. Наши рисунки исчезают вместе со всем, что налипло. И становятся видны знаки, оставленные нашими предками.
   В школе говорят, что это послания. Для нас. Из прошлого -- в будущее. Глупость, конечно. Разве важно, кто будет потом? Пишут для себя. И наперекор Стене. Если она не может залечить свою шкуру, то как будто побеждаешь её...
  
   Такую вечную подпись сделать непросто. Во-первых, ни краска, ни кисть тут не помогут. Нужен трафарет. И не простой -- металл для него находят редко. Приходится заказывать мастерам, которые живут у Мёртвых Ям. И ждать, когда они отыщут нужное.
   Но мало найти железку -- надо ещё вырезать её правильным образом. Значит, идти в кузню, а там дерут втридорога!
  
   Во-вторых, нужна формула. Составов, которые способны подъесть Стену, несколько видов -- зависит от доступности ингредиентов. В принципе, всё можно купить или обменять... Кроме самих формул. Потому что хранят их мудрицы из деревенского совета, и они никогда не расскажут, если у тебя нет детей. Должен быть хотя бы один. А лучше три. Родишь троих -- и нет проблем.
  
   Поэтому на Стене не было и не будет мужских имён. Только женщины, и то не всякие. И не формуле дело. Бездетным просто не добыть нужного и не подкараулить Стену, чтобы выбрать момент для прижига. А после третьего ребёнка времени хватит на всё! Никто не назначит тебя на общественные работы, не пошлёт с поручением к соседям, не поставит никого заменять. Даже на деликатесы или украшения не надо зарабатывать -- приходишь в торговый шатёр и выбираешь, что нравится, а деревня оплачивает.
  
   Но главное -- свобода. Кроме вечной подписи у бабки моей прабабки столько всего было! Она ходила искать край Стены -- исчезла на пять лет, её уж и не ждали. Видела Закатное море. Поднималась на Белую Гору, которая торчит на юго-западе и мигает по ночам. Она родила четверых, и трое были девочками. Всякий раз, когда я вижу женщину, у которой на шее три вертикальные полосы и один треугольник, я вспоминаю про Алану Шаддат.
  
   Однажды я тоже сделаю трафарет, вызнаю формулу, приготовлю губку и вязкую глину, и в одну из тёмных безлунных ночей прилеплю многослойную "подушку" к гладкой тёплой поверхности. Стена не сразу ощутит жжение. Когда она примется стряхивать глиняный ком, кислота уже навечно запечатлеет моё имя и имя моей мамы. А сверху я повторю "Алана Шаддат" и поставлю пять бутонов, чтобы никто не сомневался, кто из нас двоих жил раньше, а кого назвали в честь великой прапрапрабабушки.
  
   Я всегда жила у Стены. И Стена всегда будет здесь.
  
  
   2. ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ДЛЯ ПИСЬМА
  
   После обеда должен был прийти старший сын Брунги, и управиться с ним следовало до сумерек... Ру предупреждала об этом трижды! Безрезультатно: Сальва кивала с понимающим видом, однако оставалась сидеть. Наливала себе ещё чаю. Аккуратно отрезала кусочек пирога, обсыпанного орешками. Сосредоточенно жевала, стараясь не потерять вставную челюсть. Проглотив, собирала крошки подушечкой пальца... И в очередной раз заводила свою любимую песню "зачем отпускать -- вдруг с ним что-нибудь случится?"
  
   Когда она сама была молодой, это звучало как "зачем идти всем -- я дома подожду".
   Никто и ни за что не мог выманить её за ограду! Про соседнюю деревню и речи не шло... Это стало темой шуток среди друзей-ровесников. Сальва смеялась громче всех. И продолжала домоседствовать.
   С годами поводов не выходить за ворота становилось всё больше. Помогать младшей сестре. Поддерживать престарелую маму. Дочери и племянницы подросли -- их тоже не бросишь. Когда кровельщик Шамф сломал обе ноги, кто-то должен был ухаживать за ним. А кто справится лучше? Только заботливая Сальва, уютная Сальва, домовитая Сальва, Сальва, которая печёт самые вкусные пироги и лучше любого знает, какие опасности поджидают в дороге!
  
   Всегда она была такой. И теперь, когда из того круга друзей не осталось никого, кроме них двоих, знакомые причитания совсем не раздражали старейшину Ру. Скорее, успокаивали. Она уже успела переговорить с будущим путешественником и убедиться, что он подготовлен и обо всём осведомлён. И мысленно отмечала пункт за пунктом. "Ничего не забыла? Ничего".
   Перечислив все болезни, от мозолей до простуды и от переломов до отравлений, всех ядовитых пауков, ос и ползучих гадов, все случаи нападения бешеных обезьян за последние триста лет наблюдений, покончив с погодными стихиями и ударами молний, Сальва начала повторяться и терять мысль. Даже самый свирепый ливень однажды утихает! А поскольку никто не возражал, не получалось и поспорить.
  
   -- Пора мне, чего рассиживать, -- пробормотала она, надеясь на ответ, зацепку, повод задержаться.
   Старейшина доброжелательно улыбнулась. И Сальва поставила на поднос давно опустевшую чашку.
   -- Не буду вам мешать!
   Ру не прекращала улыбаться. Молча.
  
   Посопев, Сальва осторожно встала с топчана, прошаркала до ступенек. Осторожно спустилась с веранды, крепко держась за перила, и направилась к своему дому.
   Шла Сальва не спеша, с достоинством, задрав маленький упрямый подбородок. Широкие поля шляпы бросали тень ей под ноги. На каждом шагу тихонько тренькали бусины ожерелий, браслеты и серьги. Им вторили стеклянные подвески на широком ярко-синем поясе.
   Идти было недалеко -- на другую сторону площади. Сальва аккуратно обходила подсыхающие лужицы. Перед подозрительными участками, где могла быть скользкая грязь, медлила, пробовала ногой. Мостки уже убрали -- сезон дождей близился к завершению, и солнечных деньков становилось всё больше. Но упасть можно и в такую погоду!
  
   После обеда на площади было малолюдно, и за Сальвой следили все, кто оказался поблизости -- школьницы, возвращающиеся из библиотеки, дорожный смотритель, зашедший за припасами, помощник поварихи с приятелями. Стоило попросить... "Но разве она признает, что уже не может сама?"
   Глядя на грузную фигуру подруги, Ру не в первый раз подумала, что Сальве давно уже пора ходить с тростью, а лучше дать ей помощника, чтоб поддерживал.
   Следующая мысль была ещё неприятнее: ведь они ровесницы! "Что же, я смотрюсь так же?" Но думать об этом вообще не хотелось!
  
   Вздохнув, старейшина доела кусок Сальвиного пирога -- как всегда, слишком вкусного, чтобы оставлять на потом. Смахнула крошки с лакированного подноса, на котором стоял опустевший чайник и чашки. Можно было позвонить в колокольчик, чтобы пришла внучка и забрала поднос, но зачем её беспокоить?
   "Спит или читает, ну и пусть", -- решила старейшина.
   Достала из-под стола ларчик, предусмотрительно принесённый на веранду, поставила его на топчан, но крышку открывать не спешила.
  
   Такие ларцы -- резного чёрного дерева с инкрустациями из ярко-жёлтого янтаря и нежно-кремовой с прожилками кости -- делали у Закатного моря. Обычно их привозили странники. Редко когда продавали... Старейшина вспомнила, как заволновалась её мама, услышав цену.
   Лишь с возрастом Ру стало понятно, почему мама колебалась. Одно дело -- серёжки, шёлковый шарф или южное лакомство. Большие покупки следует оплачивать из своего кармана. И не важно, сколько у тебя детей.
   Но мама нашла решение.
   -- Я для работы! Нам нужно! -- громко заявила она, поглядывая на других покупательниц, и без промедления отнесла сказочный ларчик своей тётке -- тогдашней старейшине.
   И не просто отнесла: втихаря переложила туда чернила, краски, тушь, татуировочные иглы, стилосы и перья. Все принадлежности для письма, которые раньше лежали в разных коробках, враз оказались вместе.
  
   Вечером тётка осмотрела приобретение, постучала ногтём по глянцевитому листу вагги, на котором торговка указала кредитные покупки, посопела -- но так ничего и не сказала. Да, дорого. Но глаз радуется. А главное, записи делают не для себя, а для всей деревни. Значит, этот как бы общественная трата.
   ...Но пользовалась прекрасным ларчиком хитрая племянница: она служила писаркой, помогала с иглами, разводила тушь. Со временем стала татуировщицей, а потом и дочь свою научила. И вместе с навыками передала привычку любоваться инкрустациями и резьбой.
  
   Старейшина привычно погладила круглую пластинку на крышке. Зрение у неё было не такое как в молодости, но вблизи она по-прежнему различала каждую мелочь. В бугристом янтаре застыли крошечные пузырьки воздуха и комариные крылышки. И ни единой трещинки в дереве или скола на костяных пластинах!
   От золотистого круга расходился асимметричный орнамент из ромбов, переходящих в лепестки, а потом в капли, а потом опять в геометрически идеальные ромбы. Если пристально смотреть, можно заставить орнамент ожить...
  
   Она так увлеклась, перебирая воспоминания и яркие мелочи из ларчика, что не заметила его прихода. Старший сын Брунги стоял внизу у перил, переминаясь с ноги на ноги и не решаясь потревожить старейшину. "Хороший мальчик", -- в который раз подумала она.
   -- Добрый день, Емъек, -- поздоровалась она с неизменно приветливой улыбкой, -- давай, поднимайся.
   Выложив на поднос всё необходимое, старейшина закрыла крышку и убрала ларчик обратно под стол. Накрыла топчан тонким матерчатым полотенцем с вышитыми звёздочками.
   -- Ложись на левый бок. Как позавчерашнее? Не кровило?
   -- Нет, матушка, -- церемонно ответил он, выполняя её указание, -- вот здесь чесалось, но я терпел, не трогал, -- он указал на ключицу.
   На вспухшей шоколадной коже просматривались синие и красные знаки, полускрытые засохшей кровью.
   Старейшина аккуратно ощупала припухлость.
   -- Температура не поднималась?
   -- Нет.
   -- А ты измерял? -- прищурившись, уточнила она. -- Или тебе так показалось?
   -- Конечно, измерял! -- возмущённо воскликнул он, но справился с эмоциями и продолжил уже спокойнее. -- Каждые три часа, как вы велели. Как колокол пробьет, сразу термометр настраивал.
   -- Я потом дам тебе порошка -- выпьешь перед ужином, -- старейшина надела очки, которые принадлежали той самой двоюродной тётке. -- Ну, приготовься. Так, где мы остановились?..
   Несколько минут она сверяла незаконченную татуировку с листом бумаги, куда заранее выписала все данные. Позже этот лист подошьют в хронику, к остальным паспортам. А копию, запечатленную на коже Емъека, будут переписывать старейшины в других деревнях.
  
   ...Сказать начистоту, Ру была согласна с Сальвой. Не стоило отпускать парня! Но не из-за дорожных опасностей. Если жить не по уму, то и за порог идти не надо, чтобы голову сложить. А старший сын Брунги толков и рассудителен, многое умеет и легко учится. Все его хвалят -- и всем его будет недоставать.
  
   Люди -- главная ценность деревни, и первая задача старейшин -- заботиться об этой ценности. Минус руки, ноги и сердце -- всегда нехорошо. И пускай работников хватит на запланированное, включая погодные катаклизмы, неурожай и нашествие крыс. Пускай людей прибавилось! Ру не хотела никого отпускать.
   Но как Сильву не выгнать за околицу, так и Емъека не удержать внутри деревенской ограды. И ничто его не остановит: ни выплаты, установленные деревенским советом, ни боль от игл...
   Ру подтёрла выступившую кровь. Емъек дышал ровно. И молчал.
  
   Отметить нужно многое: родителей до третьего поколения и родичей до четвёртого колена, были ли у них болезни, которые передают детям или внукам, не было ли случаев бесплодности или неудачных родов.
   Мужчинам такие татуировки делают, когда они уходят, куда глаза глядят. Иначе хватило бы бумаги -- как у мужей по обмену, в чьих паспортах указывают, на сколько можно уйти и в какую сторону. А вот странники ни перед кем не отчитываются. Если же захотелось где-то пожить, оставайся хоть на месяц, хоть на год. А старейшины перепишут всё, что отмечено на коже. Если получится, для новых детей. Или просто -- для своих хроник, обновляя старые записи и заполняя лакуны.
  
   Пока Емъек терпел, мечтая, как дойдёт до Закатного моря, услышит песню белых китов и найдёт свой осколок солнца, пожилая татуировщица набивала знак за знаком и думала о той, кто прочтёт её работу.
   В деревню Ру приходили ради Стены, и здесь привыкли принимать гостей. А старейшина привыкла изучать чужой почерк -- и так знакомиться со своими коллегами. Далёкие земли становятся ближе, когда видишь метки тамошних мудриц... Татуировки на коже Емъека были как ответное послание. Ру улыбалась, представляя свою сестру где-то там, на другом краю света.
   "Посмотрит на мою руку и, может, спросит, как меня зовут, и какая я из себя. Я вот всегда интересуюсь".
  
   ОСТАЛЬНОЕ на https://ridero.ru/books/lyudi_po_etu_storonu/
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"