Второе путешествие на остров Святой Елены

Звоню Некрасову.

- А папы нет, - сообщает младшая дочь Оля. - Он на службе.

- Разве он в воскресенье работает?

- Вы что! В воскресенье работать грех. Он в храме на службе, - строго поправляет Оля.

- А почему ты не в храме? - спрашиваю.

- Мне нельзя, - серьёзно отвечает Оля. - Мы с мамой обед готовим...

Традиционная поездка на лыжах на остров святой Елены оказалась под угрозой... Я уже писал об одной такой поездке, но Некрасову моя версия не очень понравилась. Он сказал, что я его изображаю чудаком, а он на самом деле живёт иначе. Пообещал, что когда-нибудь сам сядет за письменный стол и ударит ломоносовским стилем по современности. Но я в этом сомневаюсь. У него и стола-то нет. Всё детям, детям, а у него их пятеро.

Захожу к нему после службы, вижу следующую картину: лежит на диване, раскинув руки, как Карлсон, сбитый из рогатки, под головой - томик "Мыслей" Паскаля; по всему видно, что ещё не читал. Оказывается, всё утро помогал в храме носить воду для крещения, облился и замёрз, и все члены словно налились свинцом, ехать не в состоянии.

Похвалился, не вставая:

- Илюха прочитал первую половину романа "Отцы и дети"!

На похвалу вышел недоросль Илья, подпёр плечом дверной косяк.

- Действительно прочитал? - строго спросил я.

- Действительно, - заулыбался он.

- Всё понял?

- Всё.

Рот до ушей.

- И что ты понял?

- Ну, там этот... как его... Базаров подрался на дуэли с Павлом Петровичем... Павел Петрович его вызвал... ну, бросил ему вызов... И они поссорились.

- Из-за чего поссорились?

- Из-за Фенички, - ухмыльнулся Илья.

- Из-за какой фенечки? - нахмурился отец.

- Потому что Базаров нигилист, - быстро поправился Илья.

- А кто такой нигилист?

- Это человек, который ни во что не верит.

- Так-таки и ни во что?

Тут наступил один из тех ответственных моментов, когда твоё достоинство на весах и ошибиться нельзя. Илья посмотрел на всех по очереди, хитро улыбнулся и объявил торжественно:

- Он верит в химию!

- Двоечник, - презрительно сказала Оля. - Да, дядя Саш? Иди, читай вторую часть!

Илюха принял шлангообразный вид и вместо второй части "Отцов и детей" пошёл долбить геометрию, где он имел по условию задачи два преподобных треугольника.

Некрасов почувствовал, наконец, что отлежался, и предложил пойти на кухню попить чайку. Сообщил, что опять прочитал о себе в газете, и опять его упростили. Получается, что есть у него отдушина, - песни он поёт, - и поэтому ему легко жить и переносить тяжести.

- Человек на трёх работах работает, - сказала Лена, разливая чай. - Пять человек детей. А он ещё песни поёт!

- И переносит тяжести, - подмигнул я.

Лена засмеялась.

- Вам хорошо, - вздохнул Некрасов. - Вы умные...

Пришла Ира, объявила с порога, что математику не сдала, посмотрела на себя в зеркало и тут же оправдалась: "Я в папу". Отец проглотил оскорбление молча, допил чай, и на этой минорной ноте мы отправились на очередную прогулку на остров св. Елены. Туда - четыре километра, если считать от лестницы на дамбу, назад столько же. Обычно, когда идём туда, говорим о цели жизни, обратно, - о её смысле, то есть, о той же цели, только задним числом. На этот раз, пока добирались до дамбы, Некрасов жаловался на гороно: оказывается, они хотят сэкономить на внеклассном образовании!

- Они не понимают, что музыка формирует душу ребёнка!

- Не понимают, - охотно согласился я.

- Вместо этого они хотят ввести половое воспитание!

- Разврат, - кивнул я.

- Уже ввели!

- Какая гадость!

- Они не понимают, что средства, вложенные в народное образование, дают десятикратную отдачу!

- Что они вообще понимают!

А когда мы проходили мимо покосившегося фонаря левобережной "освещёнки", Некрасов сказал, загадочно улыбаясь:

- А здесь меня однажды дёрнуло бесплатным электричеством...

Мы поднялись на дамбу и были вознаграждены пиршеством для глаз: у наших ног - белое безмолвие с примёрзшими к лункам рыбаками, над нами - синий, почти безоблачный небосвод, пространство которого не спеша бороздил одинокий реактивный самолётик. На наших глазах он пронзил солнечное гало и потянул за собой серебряную нить дальше.

- Какие мы богатые! - восхитился Некрасов. - У нас же всё есть!

- У нас всё есть, - согласился я. - У нас ума нет.

Некрасов, который не любит подобные разговоры, сменил тему:

- Давай съедем с горки?

Съехал и не упал, обрадовался, снова побежал "ёлочкой" наверх. Спрашивает оттуда:

- Видно меня?

- Спрашиваешь! На всю дамбу!

Снова съехал. На этот раз упал. Видимо, дали отдачу средства, вложенные в образование...

Четыре года назад, когда радио исполнилось сто лет, я поздравил его с Днём радио. Он ведь окончил радиотехнический институт. Человек любознательный, он тут же поинтересовался, что слышно о судьбе сигнала Попова, передавшего 100 лет назад всего два слова "Генрих Герц", с которых и началась эра радио. Я ответил, что сигнал продолжает распространяться по Вселенной, и теперь о нас знают в радиусе 100 световых лет. Он, конечно, обрадовался, спросил, сколько раз это будет вокруг Земли...

Теперь подобных вопросов он не задаёт. Теперь он вообще сомневается, существуют ли такие расстояния: в Писании об этом ничего нет, а сотворение Вселенной, оказывается, произошло не более десяти тысяч лет назад, и эволюции не было, и радиоуглеродный метод нам теперь не указ.

- Слушай, как ты так можешь? - не выдержал я. - У тебя же физическое образование! Ты физик по образованию!

- Нет, я не физик, - возразил Некрасов, хотя было видно, что ему приятно.

- Нет, физик. Ты ведь разделяешь принцип причинности?

- Разделяю, - неуверенно сказал он.

- Значит, физик!

- Я, наверное, радиотехник, - смущённо признался Володя.

- А что это меняет? Ты физик по образованию, следовательно... - подсказал я.

- Что "следовательно"?

- Следовательно, ты не можешь отрицать, что земное и небесное подчиняется одним законам!

Володя промолчал. Надо было видеть эту картину. Он смущён, я растроган. "Возвращение блудного сына в естествознание"...

Весь оставшийся путь мы прошли как будто на одном дыхании. Некрасов шёл коньковым ходом, я упирал на классику. Силы небесные были на нашей стороне, земные тоже. Мы дошли до острова св. Елены и расположились, как всегда, на дереве, застывшем в бесконечном падении. Некрасов достал из кармана блины в полиэтиленовом пакете, назвал это традиционной русской едой и предложил разделить с ним трапезу. Я открыл термос с чёрной дымящейся жидкостью, назвал этот напиток кофе и налил в крышку от термоса. За неимением другой посуды, я предложил выпить по очереди. Некрасов, отказавшись пить первым, заявил, что у него тоже кое-что имеется, и подставил коленную чашечку. Я отказался наливать ему в коленную чашечку и убедил его выпить по-людски, из крышки от термоса. По-людски он согласился, выпил свою порцию, повеселел и предложил спеть. Я задумался, правильно ли это. Естественно петь после стакана-другого красного, но после кофе...

- А что?

- Может, "Гренаду"? - дрогнувшим голосом предложил Володя.

- Ладно, - поколебавшись, согласился я.

- Ура!

И мы запели...