ИЗ ИСТОРИИ МЕЖДУНАРОДНОГО СОТРУДНИЧЕСТВА В ФИЗИКЕ ВЫСОКИХ ЭНЕРГИЙ
Концепция открытого общества родилась у философа науки Карла Поппера под сильным впечатлением того мирового братства физиков, которое наблюдалось в 20-е годы прошлого столетия. О подобном международном сотрудничестве учёных, своего рода республике с политическими правами, хорошей экспериментальной базой и обширной библиотекой мечтал ещё Лейбниц. Однако к тому времени, когда книга Поппера 'Открытое общество и его враги' вышла в свет, а шёл 1946 год, картина международного сотрудничества учёных была далека от идеала. Наступала холодная война. Мир разделился, научное сообщество оказалось по разные стороны 'железного занавеса'.
Работы по ядерной физике в СССР, начиная с 1946 года, были засекречены, а в США в 1947 году началась борьба с атомным шпионажем в пользу СССР и была создана комиссия по антиамериканской деятельности, на вопросы которой пришлось отвечать многим участникам Манхэттенского проекта. Испытание первой советской ядерной бомбы, как ни странно, изменило положение к лучшему. Намечался ядерный паритет. После того как в 1953 году в Советском Союзе была испытана на три порядка более мощная термоядерная бомба, Курчатов, находясь под сильным впечатлением от увиденного, сказал: всё, пора договариваться. Поняли это и по другую сторону 'железного занавеса'.
В 1955 году по инициативе Советского Союза состоялась первая международная конференция по мирному использованию термоядерной энергии в Женеве. В мае 1956 года прошла международная конференция в Москве, и для западных физиков была организована поездка в Дубну. Физики Запада и Востока снова были вместе. К тому времени уже было подписано соглашение социалистических стран об организации международного ядерного центра, шла подготовка к созданию Объединённого института в Дубне. Начинался нетривиальный переход от режима строжайшей секретности возобновлению широкого международного сотрудничества в области физики высоких энергий. Вот такая, кстати, историческая миссия выпала на долю первого директора ОИЯИ Дмитрия Ивановича Блохинцева(8).
После женевской конференции по мирному использованию атомной энергии в августе 1955 года западные газеты писали, что советские физики поразили научную общественность мира шириной брюк и значимостью доложенных научных результатов.
Наши ядерщики чувствовали себя победителями. Они ими были. Ядерный паритет, достигнутый в гонке вооружений к середине 50-х годов, дал советским физикам право так себя чувствовать и соответствующим образом себя вести. И государство признало за ними это право. Особенно повезло тем молодым физикам, кто успел внести свою лепту в общий успех. Сталинские премии, правда, прошли мимо них, бесплатный проезд и полёты на самолёте в любой конец страны тоже: 'Поздно пришли, ребятки!' - но в остальном... Страна приподняла перед ними железный занавес, и они повидали мир.
В марте 1994 года профессор А. А. Тяпкин, всегда бывший на передовом крае науки, а передним краем была физика высоких энергий, прочитал целую лекцию о первых послевоенных контактах с западными физиками. Отрывки из его лекции представляют не только исторический характер, но прежде чем их привести, надо сказать несколько слов о самом лекторе.
ЗНАКОМЬТЕСЬ: А. А. ТЯПКИН
В первый раз я увидел этого человека на каком-то семинаре; когда докладчик для наглядности начертил на доске Солнечную систему, из аудитории последовала ехидная реплика:
- А где тут Малая земля?
По поводу 'Малой земли' генерального секретаря Брежнева, удостоенной Ленинской премии по литературе, прохаживались многие, но публичных, а главное, остроумных высказываний было не так много. Как сказал бы сам Алексей Алексеевич, я тут же навёл справку о человеке, подавшем реплику...
Для тех, кто его не видел: невысокого роста, крепкий, спортивный, немного похож на боксёра, перешедшего на тренерскую работу. Рано облысев, Алексей Алексеевич выглядел старше своих лет, а с возрастом сравнялся. Человек активной жизненной позиции, как говорится, умевший отстоять свою точку зрения, общительный, весёлый, насмешливый, не боявшийся идти на конфликт, ценивший дружбу, красоту и интеллект. Не всегда без страха и упрёка, потому что реальный человек, а не герой литературного романа, хотя героем повести одного московского беллетриста, в которой он выведен как 'известный дубнинец Тропинин', ему побывать всё-таки довелось.
За острым языком Алексея Алексеевича стоял острый ум. Это признавали даже его недоброжелатели. Терпением и сдержанностью он одарён не был. В разведчики-контрразведчики, даже в осведомители, его бы не взяли. Это его вполне устраивало: 'В осведомители идут серые люди, а я всегда был человеком самоуверенным и никогда бы не согласился с тем, что в чём-то уступает коллегам, в науке - при всех своих водных и горных лыжах и прочих увлечениях...'.
Человек яркий, резкий, Тяпкин не только умело наживал врагов среди тех, кто стоял рядом с ним на иерархической лестнице, но и притягивал к себе молнии с небес. Но у него были надёжные громоотводы: его отговаривал от необдуманных поступков Тамм, отстаивал Козодаев, выручал Курчатов, выгораживал Блохинцев.
Алексей Алексеевич не выносил фальши. Её он чувствовал очень хорошо. Вот эта его черта, в сочетании с присущей ему решительностью (непуганое поколение) и толкнуло его на поступок, вошедший в гуманитарную историю науки.
Это случилось на методологическом заседании Учёного совета физфака МГУ весной 1949 года. Обсуждалась теория математика Леднёва, предложившего свою, материалистическую теорию относительности. Вот как об этом пишет физик и историк физики Б. М. Болотовский:
'После выступления Леднёва начались прения. Лишь немногие рискнули выступить в защиту теории относительности. Пожалуй, наиболее чётко выразил свое отношение к предмету обсуждения профессор Дмитрий Дмитриевич Иваненко. Он сказал, не побоялся:
- Если Эйнштейн идеалист, пишите меня вместе с Эйнштейном.
Но немало было выступавших, которые соглашались с Ледневым и поддерживали его.
Выступил там и Алексей Тяпкин, тогда студент-выпускник Московского Инженерно-Физического Института. В то время я не был знаком с ним. Вышел к доске молодой человек и сказал примерно следующее:
- Очень прискорбно, что в середине двадцатого века в храме науке - Московском Государственном Университете - наблюдается такое мракобесие.
Когда он так сказал, поднялся со своего места Н. А. Леднёв и обратился к председателю Учёного совета профессору А. А. Соколову:
- Арсений Александрович, прошу Вас прекратить оскорбления в адрес Ученого Совета.
Соколов встал и сказал молодому человеку:
- Вы оскорбляете членов Учёного Совета. Прошу Вас покинуть аудиторию.
- Я ухожу, - сказал А.Тяпкин, - но если вы захотите изучать теорию относительности, приходите к нам в МИФИ на семинар Игоря Евгеньевича Тамма.
И ушёл.
Это всё я сам видел и слышал.'
А вот как об этом рассказывал сам Тяпкин:
'В моей жизни на меня имел большое влияние Игорь Евгеньевич Тамм. Я в 49-м году небольшой скандальчик в Университете устроил... Слушался доклад Леднёва. Он придумал свою теорию относительности. У него сокращение зависело от молекулярного веса, а это уже считалось материализмом - раз от молекулярного веса... Вот такой примитив.
Люди, которые в этом разбирались: Иваненко, Соколов, Терлецкий - вежливо ему отвечали: ваша теория, конечно, материалистическая, но и эта неплохая...
Меня это возмутило страшно:
- Вам не стыдно?! Вас с галёрки студенты слушают, им же нужно изучать эту теорию! Это великая теория, и вы это знаете отлично! А вы... из-за того, что этот... выдаёт за материалистическую... весь этот бред!.. Вот как в МИФИ изучают, а вы что? На что вы студентов настраиваете?
Политическое выступление сделал. Был удалён с этого заседания...
Игорь Евгеньевич со мной потом беседовал:
- Не лезьте вы в философию, это не наука, это политика!
Рассказал про Фока, Ландау... Маркова Моисея Александровича, которого не посадили только потому, что за него вступился президент Академии наук Сергей Иванович Вавилов. Говорил про Маркова: 'Вот он лезет в философию, а зря, только время теряет'. Приводил пример своего ученика - Андрея Сахарова, который ни в какую философию не лезет, и он больше всех вас достигнет в науке! Я присутствовал при разговоре Игоря Евгеньевича с замдеканом - Тамм рекомендовал Сахарова вести какие-то курсы. 'Да он у вас даже не доктор!' - 'Да что вы, он не сегодня-завтра не только доктором станет, а академиком!'. Я впервые слышал, чтобы так ярко отзывались о своём ученике...'
Физика высоких энергий была передним краем науки, и Тяпкин был на её переднем крае. Он и сам внёс вклад в эту научную индустрию, но пусть об этом расскажут специалисты. А вот его исследования по истории науки, опубликованные в журнальных статьях и книгах, более или менее доступны всем. Всю жизнь Тяпкина интересовала теория относительности и история её создания. Вместе с Шибановым он написал книгу об одном из творцов этой теории - Анри Пуанкаре. Анализируя, почему Эйнштейн в ранних работах не ссылался на своих предшественников, Тяпкин явил себя мастером психологического портрета. Досталось ему тогда от идолопоклонников крепко...
Есть у Тяпкина вклад и в саму теорию относительности, точнее, в её понимание. Ещё студентом он заметил, что понятие одновременности в теории относительности носит конвенциальный характер. Он пытался убедить в этом профессора Тамма, но безуспешно, и вернулся к этому вопросу, когда сам стал профессором. Люди, формировавшие тогда общественное мнение физиков СССР, выслушав его, сказали, что это чушь, но потом посовещались и когда до самых больших тугодумов, у которых слова обгоняют мысль, дошло, о чём идёт речь, было объявлено, что Тяпкин говорит всё правильно, но то, что он говорит, - тривиально.
С философией у Алексея Алексеевича были свои счёты. Точнее, с философами. Он - физик, рыцарь точного знания, а тут... Впрочем, диалектический материализм, который в Советском Союзе замещал религию, Алексей Алексеевич признавал и даже защищал - от тех же московских философов, которые пытались привить к могучему, но одряхлевшему древу диамата свежие философские идеи. Вы можете защищать свои философские диссертации, страстно говорил Тяпкин, но оставьте физику в покое! У Алексея Алексеевича была характерная особенность - если он что-то хотел сказать, никому не удавалось его перебить, а он мог перебить любого. Особенность если слышал глупость. 'Загляните в учебник по квантовой механике, освежите в памяти принцип неопределённости Гейзенберга, если вы его забыли!' - гремел Алексей Алексеевич в таких случаях, невзирая на лица. Московские философы оценили особенность Алексея Алексеевича в полной мере.
Тяпкин - рассказчик яркий, но не гладкий. Время от времени по какой-нибудь далёкой ассоциации он переходил в другое измерение и начинал новый сюжетный ряд. Это был воистину многомерный рассказ, перегруженный, как сказали бы сейчас, гиперссылками, уводящими на другие сайты и в другие миры. А миров этих у Алексея Алексеевича было великое множество.
Центральное место в его рассказе заняла поездка на Рочестерскую конференцию 1960 года в США. Вот его основные идеи:
1. Международное сотрудничество не просто складывает, но перемножает результаты.
2. Излишняя секретность вредит.
3. Жизнь прекрасна.
Все эти положения Алексей Алексеевич доказал с присущим ему блеском. Особенно ему удались доказательства двух последних положений.
СОЛНЦЕ НА СТОЛЕ
Перед началом лекции в музее истории науки и техники ОИЯИ наблюдалось некоторое замешательство. На лекцию с броским названием 'Сквозь железный занавес' народу собралось немного - человек десять-пятнадцать: люди были заняты выживанием в условиях рыночной экономики.
- А мы ещё думали, давать ли объявление! Как бы народ не набежал! - усмехнулся Тяпкин.
Пришёл профессор Никитин(12) - прямо с поезда, ещё дома не был, только что вернулся из Канады. Рассказал, что видел на столе Солнце: им в Канаде устроили пиршество для глаз - через прозрачный купол над головой на круглый стол падал солнечный свет, и перед ними на столе лежало Солнце.
- Я впервые видел солнечные пятна!
- А протуберанцы?
- Нет, протуберанцев не было, - с сожалением ответил Никитин. - Они над этим сейчас работают.
- Мешает небо.
- Да, нужно подавить синий цвет, тогда Солнце погаснет, и вспыхнут протуберанцы.
- А я впервые видел Солнце на вертикальной стене в Пулково! - сказал Тяпкин.
Вот разговор физиков. За окном дикий капитализм, нищета, слом общественно-экономической формации, неизвестно, что станет с державой, а они восхищаются Солнцем на столе и огорчены тем, что не видно протуберанцев. Где кризис, и где они.
- Давайте подождём Балдина(13), - растроганный щедротами природы, неожиданно задушевно предложил Тяпкин. Надо знать Алексея Алексеевича, чтобы оценить этот порыв. - Балдин обещал подойти. - Но Балдин так и не подошёл, и Алексей Алексеевич начал без него.
СЛУЧАЙ С БАЛДИНЫМ
- Сейчас то, что я буду рассказывать, может показаться странным... Но мы пришли из закрытой физики... Обстановка строжайшей секретности держалась до 1955 года. В 55-м наши работы впервые разрешили публиковать, и это был прорыв. В 'Докладах Академии наук' появились публикации... Первыми прорвались к нам англичане, за ними появились американцы... Я сидел с Дайсоном; он говорит по-русски, и мне очень понравилось с ним разговаривать.
- Первым долгосрочником из наших людей, из физики высоких энергий, был Александр Михайлович Балдин... В 57-м или в 58-м году он выехал на полгода к Пайерлсу(14)... и у него там были неприятности. Непросто было взаимодействовать через этот занавес...
Будущий директор Лаборатории высоких энергий в Дубне Александр Михайлович Балдин работал в Лондоне, а в свободное от работы время ходил в горы. Но и в горах продолжал работать по специальности.
-- Там он и придумал свой бозон, который мы потом с Прокошкиным(13) 'закрыли'. В ЦЕРН этим заинтересовались и пригласили его для обсуждения опыта в Женеву, там же рядом. Балдин запросил Москву, и ему ответили: можно, но только через Москву.
- И Балдин полетел в Москву. На аэродром его везли странным образом - в машине посла, вместе с солдатом, который служил в ГДР, сбежал в Западный Берлин, прошёл через все разведки, и после того как из него всё вытрясли, он явился в советское посольство и сказал, что здесь ему надоело, больше здесь не могу, - пусть там расстреляют, но здесь он больше жить не может. В Москве их встречали разные группы лиц, но отношение к ним было примерно одинаковое...
ИНСТРУКТАЖ
За три месяца до поездки на Рочестерскую кoнфepeнцию(14) 1960 года резко ocлoжнилacь мeждyнapoднaя oбcтaнoвкa: 1 мaя в воздушном пространстве Советского Союза был сбит американский самолёт-шпион(15). Самолёт летел в стратосфере, на рекордной для того времени высоте 25 километров, и американцы думали, что для ПВО он неуязвим. Целью полёта была фотосъёмка военных и промышленных объектов, а также запись сигналов радиолокационных станций. Пилот - майор американских ВВС Фредерик Пауэрс благополучно катапультировался, в том же году был осуждён, а два года обменян на нашего разведчика-нелегала Вильяма Фишера, более известного под именем своего друга Рудольфа Абеля, также офицера госбезопасности.
Советскую делегацию инструктировали в госкомитете по атомной энергии. Начальник главка Ефремов предупредил: фoтoaппapaты нe бpaть. Tяпкин вoзмyтилcя. Ho пoчeмy?!. Eмy нaпoмнили пpo мeждyнapoднyю oбcтaнoвкy, про Пayэpca. Ho кaкaя cвязь?!.
- Плёнкy могут подложить в гостинице, c фoтoгpaфиями ceкpeтныx oбъeктoв! Сделают из вас шпионов...
- Я сидел как на иголках... И всё-таки не выдержал: а штаны запасные можно взять? В них ведь тоже могут что-нибудь в гостинице подложить! Выступает Емельянов(16) - и в ту же дуду: мы тут посоветовались и решили, из соображений знания языка, кто с кем ночевать будет, вот мы составили списочек... Комедия! А наши старшие товарищи сидят и всё это терпят. Николай Николаевич(17), он рядом со мной сидел, тихонько толкает меня в бок: Алексей Алексеевич, ТАМ об этом никто и не вспомнит. И действительно, я потом только один раз ночевал с Джелеповым(18)...
- Повезли в ЦK партии... Там беседа нocилa бoлee yвaжитeльный xapaктep... A ecли бyдyт cпpaшивaть пpo Пayэpca?
- Hy, вы нaйдётe, чтo oтвeтить. У вac нa pyкax кoзыpи. Oн лeтeл нaд нaшeй тeppитopиeй!
Инструктор ЦК так уважительно выступает, а я думаю: быть в первый раз в Америке, может быть, в последний, и без фотоаппарата? Прикинулся дурачком и говорю:
- Мы вот тут посоветовались: брать фотоаппараты или не брать?
Он посмотрел на меня как на идиота. Человек с опытом, всякого народа насмотрелся. А тут большая делегация едет, сразу сорок человек, на такую уйму народу обязательно один идиот попадётся.
- А почему не брать-то?
- Так ведь плёнку могут подложить?
- Что? Постойте... У вас запланирована поездка на Ниагарские водопады... Если выйдет советская делегация, и ни у кого не будет фотоаппарата, вы же попадёте в газеты!
Векслер(19), который в отсутствие Блохинцева был руководителем делегации, оказался в сложном положении.
- Владимир Иосифович, что будем делать?
- Да-а, - сказал он, - попали вы... Я принимаю соломоново решение: берём через одного! Вы, Алексей Алексеевич, как поднявший этот вопрос, - не берёте!
- Нет уж, - говорю, - дудки! Мало того, что я дураком себя выставил, я же и не беру! Возьму обязательно!
Вечером звонит Блохинцев: 'Алексей, ты чего сталкиваешь Старомонетный переулок со Старой площадью(20)?'. Не называя организаций. Я говорю: 'Нет, я на себя всё взял, я не сказал, что Емельянов нас так инструктировал!'... Я хочу написать об этом. Ведь было! На самом деле...
На прощание дубненский начальник по режиму Рыжов предупредил: на этот раз, товарищи, контактов, по-видимому, избежать не удастся... А мы и едем ради контактов!
В НЕБЕ НАД СИРАКЬЮЗАМИ
Тяпкин достал из портфеля толстую пачку снимков.
- Вот компания теоретиков: Логунов, Ширков... Тяпкин у них в друзьях... За ним Ниагарский водопад. Вот Лёша Рудик... Балдин сидит...
- Балдин?!
- Конечно! Он такой был молодой. И бравый!
- Какой-то он другой...
- Нам было объявлено... Слушайте! Слушайте внимательно,- воззвал Тяпкин к аудитории, которая продолжала обсуждать молодого Балдина. - Нам было объявлено: мы тут посоветовались и решили, что вы полетите разными рейсами. Из соображений катастрофы и так далее. Чтобы кто-нибудь да долетел. Чтобы не потерять всю физику высоких энергий разом.
- Правильное решение!
- Американские семьи, муж и жена, всегда летают разными рейсами, у них так принято, - добавил Никитин.
- Что детей не оставить сиротами, - подтвердил Тяпкин. - Вот так и наши решили. В первой группе летели 14 человек: Будкер(21), Джелепов, Векслер, я... Ну, конечно, если Будкер, то и Бурлаков... Да, и Чувило(22) был. Дело в том, что с этим рейсом было приключение. Действительно было приключение. Мы чуть не погибли.
Мы прилетели в Нью-Йорк и оттуда на самолёте местной авиалинии, 'Дуглас' - паршивенький такой самолётик, взяли курс на Рочестер. У нас были транзитные билеты, мы летели с пересадкой в Сиракьюзах - в Америке и Москва, и всё что угодно. Есть и Сиракьюзы.
И там наш самолёт не выпускал шасси. Нам не объявляли о шасси. Вот почему я вспомнил о Чувило. Перед посадкой послышался гудок. Чувило - бывший лётчик, он разъяснил: гудок означает, что не выпускается шасси... И нам придётся садиться на брюхе. И мы в этом скоро убедились.
Мы начали кругами летать над аэродромом. Большой круг - и снова над аэродромом. Довольно низко. И картинка на аэродроме с каждым кругом менялась. Вдоль посадочной полосы выстраивались пожарные машины, санитарные. Что там было... Зрелище не из приятных...
Когда нам объяснили, что происходит, началось волнение. Я сидел у иллюминатора, всё видел. Прощался с жизнью. А Будкер в это время приводил статистику: 95% всех аварий происходит при посадке, и это при самой нормальной посадке - без сжигания бензина и без пожарных машин. 4 % - при взлёте. И 1 % - в воздухе... Вы понимаете, товарищи, что нам не на что надеяться? - объяснял Будкер всему салону. Американцы крестились, а мы, люди неверующие, не крестились, но с жизнью прощались все...
- А сели на брюхо?
- Нет! Заметили, что шасси всё-таки вышли, но не до конца. В замок не встали. От этого и гудок... Перед тем как идти на посадку известили советское посольство - о посадке в аварийных условиях. И оргкомитет конференции. Профессор Маршак потом рассказывал, председатель конференции, что их известили - аварийная ситуация, сжигают бензин...
- Не все будут участвовать в конференции...
- Да, некоторые не долетят... Волновались, переживали... Переполох был большой. Вот так. Мы два часа сжигали бензин, а потом пошли на посадку. А Будкер возмущался: как это так, мы до сих пор живы, самолёт цел, а ещё не придумали, как нас пересадить в другой самолёт! Если я останусь жив, займусь этой проблемой! Дозаправку в воздухе делают, а людей пересадить не могут! Безобразие! Он такой, заводной был, Андрей...
Расчёт на то, что при посадке шасси от удара станут на место. Так и вышло. Самолёт подскочил, гудок сразу пропал. Я увидел, что пожарные бросают вверх шапки. Я понял, что всё кончилось благополучно...
В проигрыше оказались киношники. Они стояли на аэродроме буквально плечо к плечу. Когда мы вышли из самолёта, они уже складывали свои треноги и страшно чертыхались. Ведь это же огромные деньги. Такая сенсация сорвалась! Такие кадры! Снимать нечего. Разочарованы были страшно. Встречающие обнимали родных и близких, плакали... Но это были уже другие деньги.
Американцы, которые летели с нами в Рочестер, сдали свои билеты и остались ждать другого рейса, а мы, люди казённые, полетели дальше...
- В рубашке, Алексей Алексеевич!
- У меня таких рубашек...
НА ДЕЛЬТАПЛАНЕ НАД КАВКАЗОМ
- Это у супругов Чемберленов(23) в Калифорнии, - продолжал Тяпкин комментировать фотографии. - Векслер тут самый маленький, он стоит на самом краю обрыва, и если бы фотограф сказал сделать шаг назад, мы бы его так и видели - смелый человек был наш Владимир Иосич! А тут, товарищи, на обороте написано: 'Вид на Сан-Франциско со стороны Золотых ворот'... Исключительный город! Весь день мы провели с семьёй Чемберленов...
- Да-а... Наверху быстро поняли, что никаких секретов мы не знаем и выдать ничего не можем, и больше всего боялись, как бы кто-нибудь не остался. Мне самому потом приходилось своих сотрудников отстаивать. Приходили, спрашивали... А вот у него в семье... Да что вы, говорю, изменить жене и изменить Родине - это же разные вещи! Несопоставимо по масштабам!
В Сан-Франциско, признаюсь, я один раз нарушил инструкцию везде ходить вдвоём. Но завербован не был! Мы народ крепкий. Если бы меня тогда завербовали, я бы сейчас с вами здесь не сидел...
- A этo Пaнoвcкий(24).
- Гдe?
- Boт, caмый мaлeнький.
- Heт, caмый мaлeнький - Beкcлep.
- Пановский ещё меньше.
- A вoт здecь, Тань, я пoзнaкoмилcя c тoбoй, - сказал Тяпкин, и гoлoc eгo пoтeплeл. Пpocтo пoтeплeл, и вcё. И Тяпкин вспомнил о том, как летал над Кавказом на дельтаплане, и кавказские орлы уступали ему дорогу.
- ...Я говорю: нет, давай на Эльбрус. И сиганул с северного склона. Там три километра спуска. Налетаемся, думаю, все. Нам говорили: воздух - дело сложное, у него есть потоки... Но у нас был вид опытных людей, и канатчики ограничились предупреждением: только не сядьте на линию электропередач. Перед этим я уже пытaлcя взлeтeть и нe мoг, три метра пролечу - и на посадку, a тут разбежался и чyвcтвую - зeмля уходит из-под ног, oдин вoздyx, и я лечу, a aппapaт и нe дyмaeт cнижатьcя; eдва впиcaлcя в двyxcoтмeтpoвoe плaтo cpeди гop - по существу, просто спикировал на него... Поток оказался будь здоров! Я боялся улететь в Турцию. Меня могли неправильно понять. Змей - вдребезги, а я...
- Какой змей?
- Воздушный. Дельтаплан, дельтаплан... Он разбился вдребезги, а я остался жив. Вот тогда я и вспомнил, что у меня есть семья... Жена, дети. И завязал.
БУДКЕР И БУРЛАКОВ
- A вот парочка Бурлаков-Будкер была неразлучна, - продолжал рассказчик, возвращаясь к главной сюжетной линии. Будкер был человек модный. Он открыл сжатие электронного пучка. Американцы им заинтересовались. А у Бурлакова, ответственного работника отдела ЦК по науке, было задание ни на шаг не отходить от Будкера... Был момент, когда американцам удалось оказаться с Будкером наедине.
![[]](/img/r/rastorguew_a_a/7_tyapkin/tyapkin.jpg)