Приехали коллеги из Гатчины, посетили музей, осмотрели экспонаты и попросили показать знаменитый дубненский ускоритель. Я подумал: а ведь это хороший повод взглянуть свежим глазом на давно знакомые вещи.
Вот их первое впечатление, сразу после того как они сошли на вокзале "Дубна": город-лес. Когда мы ступили на территорию ЛВЭ, это их впечатление только усилилось. Оказалось, что на территории тоже лес. Я, правда, об этом знал, а вот для гостей из Гатчины лес на площадке ЛВЭ оказался сюрпризом.
Я не был на площадке Лаборатории высоких энергий больше десяти лет. Бросаются в глаза перемены. Если на площадке Лаборатории ядерных проблем чувствуется какое-то движение: здесь медленно ходят, но быстро делают (во всяком случае, думают) - то в ЛВЭ всё больше напоминает заброшенные древнеримские города в Северной Африке. Время остановилось. Следов разрушений нет, но одного взгляда достаточно, чтобы заметить: цивилизация отсюда ушла.
В ЛВЭ нас встретил проф. В. А. Никитин. Как будто "Последний человек из Атлантиды"...
Конференц-зал ЛВЭ, макет синхрофазотрона. На стенах - портреты классиков естествознания, выполненные в сдержанной академической манере; свежий портрет А. М. Балдина на их фоне выглядит как настоящий авангард. Краски ещё не потускнели, полотно не тронуто благородными кракелюрами времени; солнечная, сарьяновская палитра, экспрессионистская, я бы даже сказал агрессивная манера письма. Не всем нравится, но характер Александра Михайловича, как говорят, в портрете схвачен верно.
...По пути к синхрофазотрону мы не встретили ни одного человека. Как будто физика высоких энергий, сделав своё дело, отсюда ушла. Всё поросло лесом и перелогом. На железнодорожную ветку, ведущую в павильон, с обеих сторон дружно навалился кустарник, а в одном месте, прямо посреди пути, потеснив шпалы, растёт дерево в обхват толщиной. Таких железнодорожных веток, ведущих к синхрофазотрону, здесь несколько. Одну из них Владимир Алексеевич узнал: в 1955 году он, ещё студент физфака МГУ, был здесь впервые, и на его глазах как раз по этой ветке в павильон завозили оборудование.
Павильон? Пусть будет павильон. Можно сказать и ангар. Знакомый запах отработанного машинного масла. И тоже безлюдно. Странное ощущение. Зона, "Сталкер", братья Стругацкие, "Пикник на обочине"... Что ещё? Ах, да. Ещё герои Конан Дойла, экспедиция в затерянный мир, где ещё водятся динозавры. Слышны какие-то звуки, но это не люди и не механизмы: идёт дождь. Крыша павильона прохудилась, и нет таких денег, чтобы её залатать.
Только что мы изучали на макете работу синхрофазотрона, чувствовали себя Гулливерами в стране лилипутов, и вот мы лилипуты в стране великанов.
Царь ускоритель-батюшка уже пять лет на заслуженном отдыхе. Перестал потреблять электричество в научных целях. Его думали распилить и продадут по цене металлолома. Получили бы 5 миллионов долларов. Сколько ускоритель стоил на самом деле, теперь уже не посчитаешь. На него работала вся страна.
Было ещё одно предложение: сделать синхрофазотрон музейным экспонатом, а павильон синхрофазотрона - музеем физики высоких энергий. Показывать царь-ускоритель туристам и на это жить. Можно весь ОИЯИ превратить в музей. Оставить ЛЯР в качестве макета действующей лаборатории...
Но есть сильное ограничение снизу: под синхрофазотроном - нуклотрон, детище Александра Михайловича Балдина. Он тоже станет экспонатом, а проектных характеристик ещё не достиг, не превзошёл даже своего предшественника с мягкой фокусировкой.
Владимир Алексеевич дёрнул ручку двери. Сейчас, если дверь не заперта, я покажу вам нуклотрон... Дверь оказалась открыта. Мы спустились вниз по железной лестнице в два пролёта в цокольное помещение. Настала моя очередь удивляться. Я видел эту машину впервые. В сравнении со своим предшественником наверху - ажурная работа. Вот что значит жёсткая фокусировка! Не надо никого агитировать, достаточно просто показать...
Синхрофазотрон покоится на скальных породах, залегающих под природным слоем песка толщиной несколько десятков метров. На тех же породах стоит нуклотрон. Долго его строили. От первого проекта до объявления о пуске - двадцать лет. Потом ещё десять лет ушло на доведения параметров. Сейчас с помощью нуклотрона надеются открыть кварк-глюонную плазму.
А что ожидает саму физику частиц - так сказать, в мировом масштабе? Вопрос к Владимиру Алексеевичу. Впечатление от его ответа. Лаборатории стали похожи на промышленные предприятия - уже не наука в прежнем значении этого слова, не радость познания, а добывающая промышленность, тяжёлая индустрия новых знаний, мир, в котором торжествует конвейер и взаимозаменяемость людей и механизмов. Если авторские коллективы доходят до тысячи и более человек, уместно ли говорить об индивидуальном творчестве?
Историю механизмов сравнивают с эволюцией живых организмов. В этой шкале современную технику ускорителей можно отнести к меловому периоду, эпохе расцвета и гибели динозавров. Результат известен. Одни уменьшились до ящериц и черепах, другие сохранились в виде крокодилов, третьи исчезли, а летающие чудища с кожаными крыльями превратились в птиц; они укротили свой нрав, почистили пёрышки и заполнили акустическое пространство художественным свистом, клёкотом, чириканьем и щебетанием. Может быть, такой метаморфоз ожидает и ускорительную технику? Предел близок, почти достигнут: самый большой ускоритель Земли - это кольцо 27 км длиной, расположен на территории двух государств, и государства, похоже, уже не хотят, чтобы при их поддержке сон разума и дальше продолжал порождать чудовищ...
...Перед проходной я предупредил: приготовьте документы. Но нас проверять не стали; охранник, не выходя из комнаты отдыха, дал отмашку рукой, как регулировщик жезлом, разрешая двигаться дальше. И мы двинулись дальше, вышли из проходной, и на нас свалилась необыкновенная тишина. Казалось, что слышно, как в атомных ядрах лопаются кварки.