- ...А теперь надо получить ценные данные на большом фазотроне, который вы так мгновенно соорудили на Большой Волге.
- Гм... я! Не я - заводы, инженеры, Ефремов, Минц, Честной - вот кто сооружал.
Игорь Васильевич берёт телефонную трубку, звонит М. Г. Мещерякову, главе фазотронной лаборатории, своему ленинградскому ученику, с которым вместе когда-то работали на циклотроне в Радиевом институте.
- Мишель! Физкультпривет! Ну что, открытия есть?.. Достижения есть. Это хорошо. Но давай открытия! Денежки народные большие истрачены, давай результаты!
И. Н. Головин 'И. В. Курчатов'.
Атомиздат, 1967.
История первого дубненского ускорителя, самого удачного проекта институтской Дубны, восходит к письму И. В. Курчатова, направленному 26 января 1946 года администратору Атомного проекта в СССР Л. П. Берии. В нём Игорь Васильевич обосновывает необходимость создания в рамках работ над атомной бомбой крупного исследовательского ускорителя.
Оцените обстановку, в которой это предлагалось. Страна только что вышла из Великой Отечественной войны. На бомбу работали знаменитая Лаборатория N 2, будущий Курчатовский институт, и Лаборатория N 3, будущий ИТЭФ, Радиевый институт в Ленинграде, Физико-технический институт в Харькове (Лаборатория N 1) и многие другие.
Предстояло ещё только построить заводы по обогащению урана, наладить производство сверхчистого графита, разработать промышленную технологию извлечения плутония из урановых блоков, построить ядерный реактор, открыть новые месторождения урана и начать их разработку. Фактически предстояло создать новую промышленность. И за 4 года такая промышленность была создана.
А пока - самое начало 1946 года. Не построен ещё ядерный реактор для накопления плутония, не открыты урановые месторождения, нет заводов по разделению изотопов, не закончена разработка технологии извлечения плутония из урановых блоков. Казалось бы, время ли строить большой исследовательский ускоритель, практическая польза от которого по меньшей мере проблематична? Но... 'Просите всё, что требуется, отказа не будет' - сказал Сталин Курчатову, и отказа не было. Может быть отсюда и голод 1946/47 года, уже послевоенный...
Курчатов ссылался на то, что плутоний, второй трансурановый элемент, ставшей горючим для первой американской ядерной бомбы, был открыт именно на ускорителе, и кто знает, какие ещё сюрпризы готовит нам природа на других ускорителях, более мощным, вроде того что в том году был запущен в Беркли?
Были у Курчатова и другие соображения, но он их в письме опустил. Он думал о будущем отечественной науки. Противоречия с обороноспособность страны тут нет. Курчатов был государственный человек и мыслил государственными категориями. Держава, именующая себя великой, должна вкладываться в научные исследования, в том числе - фундаментальные, от которых нельзя требовать немедленной отдачи. Сейчас это очевидно, но, как видим, это понимали и тогда.
Вопросы в то время решались быстро. О той вертикали власти, которая была тогда, нынешняя власть может только мечтать. После двух-трёх заседаний Спецкомитета и резолюции Сталина правительственная комиссия приняла решение о строительстве ускорителя, и тогда же было определено место.
Место строительства выбрал Л. П. Берия - так рассказывал М.Г. Мещеряков, научный руководитель строительства. Аргументов в пользу избранного места было приведено несколько. Оно достаточно близко к Москве с её научно-техническим потенциалом. И достаточно далеко в интересах безопасности. По каналу Москва-Волга можно подвозить тяжёлое оборудование. Есть Иваньковская ГЭС - стабильный источник питания. Нет автомобильной дороги? Проложим. Разобрана железная дорога от Вербилок до Большой Волги? Восстановим. А главное - медвежий угол, некуда бежать. А побеги, заметим в скобках, были.
Строителей беспокоила заболоченность местности. Будущий академик А. Л. Минц, институт которого занимался 'радиотехникой' ускорителя, сомневался в прочности грунта. Были и другие сомнения. Берия развеял их одним аргументом: вы не верите в Советскую власть?
В 20-х числах августа начальник строительства генерал-майор А. П. Лепилов, строивший во время войны авиационные заводы под Куйбышевым, выехал в район деревеньки Ново-Иваньково, рядом с которой было намечено строительство. Через 4 месяца начал быстро расти лагерь заключённых, основная рабочая сила...
Среди экспонатов музея ОИЯИ есть микроскоп Курчатова. Самый обычный микроскоп серийного производства. Уникальным его делает памятная надпись, из которой следует, что Игорь Васильевич подарил этот микроскоп в январе 1949 года своему ученику М.Г. Мещерякову при переезде из Лаборатории N 2 'на Верхнюю Волгу', как тогда говорили.
Игорь Васильевич и сам собирался здесь поработать. О работе здесь физики того времени могли только мечтать. Самый мощный на тот момент ускоритель, хотя ещё без всякой измерительной аппаратуры, каналов вывода пучка и средств защиты; ускоритель в Беркли по энергии ему уступал.
Но после испытания первой советской атомной бомбы на него навалилось новое правительственное задание: создание водородной бомбы. А ведь всё могло сложиться иначе - после того как Лаврентий Павлович неожиданно предложил А. И. Алиханову возглавить Атомный проект. Дескать, Курчатов устал и нуждается в отдыхе. Но Алиханов благоразумно отказался.
Очередное правительственное задание было успешно выполнено в 1953-м. На этот раз советские физики обошли американцев. Игорь Васильевич вернулся к нормальной научной работе. Правда, уже не как исследователь, а как организатор, генерал, нет, выше - генералиссимус чистой и прикладной ядерной физики. У его ног лежала вся ядерная энергетика СССР; министерство 'среднего машиностроения' в некотором смысле представляло собой государство в государстве. Хотя бы потому, что имело собственные вооружённые силы. Формально Курчатов никаких высоких государственных постов не занимал и министром не был, но власти у него было побольше, чем у иного министра. Один из физиков-ядерщиков сказал в 90-х: сейчас мы ходим на приём к министрам, а тогда министры ходили на приём к Курчатову.
Новая стратегия Курчатовым, была такова: переводить ядерную энергетику на мирные рельсы. И он успел увидеть первые результаты. Летом 1954 года участвовал в пуске первой в мире атомной электростанции. В 1957 году узнал о спуске на воду атомного ледокола 'Ленин'. Большие надежды возлагал на новый неисчерпаемый источник энергии - управляемый термояд...
Он и сам был не прочь надеть лабораторный халат и засучить рукава. Но от его могучего здоровья уже мало что осталось. Первый удар сразил его после поездки в Великобританию, где он выступал с докладом о работе советских учёных над проблемой управляемого термоядерного синтеза, и западные физики аплодировали русскому бородачу стоя. Второй удар случился полтора года спустя. Любивший всем давать имена, Курчатов назвал первый в мире импульсный ядерный реактор, который строился в Дубне, ДОУД-3: 'ДО третьего УДара'. Но третий удар сразил его раньше...
И всё-таки ещё раз склониться над микроскопом и вновь почувствовать себя физиком Игорю Васильевичу по крайней мере один раз удалось. Шёл 1951 год; первый дубненский ускоритель (тогда, правда, так не говорили - говорили иначе: Верхняя Волга, Иваньково, хозяйство Мещерякова...) работал вовсю. У Игоря Васильевича в 1-м корпусе на втором этаже была своя комната, и около стоял часовой. Приезжает Берия. Ходит по первому этажу, ждёт когда Курчатов спустится, встретит дорогого гостя. А Игорь Васильевич занят делом! Прильнул, может быть, к окулярам микроскопа, погрузился в микромир и забыл о мире, в котором он находится. Берия походил-походил и стал подниматься на второй этаж.
![[]](/img/r/rastorguew_a_a/microscope/kurchatowspapirosojsmoll2.jpg)
- ...А теперь надо получить ценные данные на большом фазотроне, который вы так мгновенно соорудили на Большой Волге.