1 марта 2012 года в музее истории науки и техники Объединённого института ядерных исследований в Дубне при небольшом стечении народа состоялось заседание семинара 'История открытий - от первого лица'. Проект этот был открыт 5 лет назад, задача ставилась грандиозная: собрать всеобщую историю дубненских открытий, рассказанную их авторами, осмыслить вклад Дубны в развитие физики второй половины XX века. Результат вышел куда скромнее. Тем не менее, несколько семинаров провести удалось. На этот раз от первого лица выступал автор открытия 'Запаздывающее деление атомных ядер' Н. К. Скобелев. Взглянув сквозь очки на слушателей, докладчик предупредил:
- Поскольку этот семинар носит исторический, и я бы даже сказал, ЛИЧНОСТНЫЙ характер, я вынужден буду говорить в том числе и о себе!
Но начал не с себя, а с предшественников: Беккереля и Ферми, Ганна и Штрассманна, Петржака и Флёрова. История не знает сослагательного наклонения, но изобилует вариациями. Историю радиоактивности по традиции ведут от Беккереля, однако почти за 40 лет до него изобретатель Абель Ньепс наблюдал почернение фотобумаги при контакте с солями урана. Ньепс доложил о своём наблюдении в Академию наук. И что? А ничего. Объяснение этому явлению в Академии не нашли, а потом и вовсе о нём забыли: преждевременное открытие. А с Ферми история вышла другая. Ферми мог открыть деление ядер ещё в 1934-м, за 4 года до Ганна и Штрассманна, оно не оказалось бы преждевременным, к нему были уже парадигмально готовы, - вся история создания атомной бомбы и вся история Европы могли бы сложиться совершенно иначе, и первые атомные бомбы полетели бы на совсем другие города.
Чем отличается обычная лекция об открытиях от рассказа авторов этих открытий? В какой-то момент лекторы откладывают в сторону то, что можно прочитать в учебниках, и начинают рассказывать о пережитом лично. Для Скобелева этот момент наступил после того как он упомянул об учебнике Сегрэ, по которому он учился в ленинградском Политехническом институте. История ядерной физики стала частью его биографии в конце 1957 года, во время дипломной практики в Курчатовском институте. И причастил его не кто иной как Георгий Николаевич Флёров. Школярство закончилось, открывались пути в незнаемое.
Темой дипломной работы стало измерение периода полураспада америция-241; эти измерения уже делал Сегрэ, но результат показался Флёрову сомнительным, и молодому человеку предстояло проверить классика ядерной физики 'на вшивость', к чему он не без некоторых опасений и приступил. Работали в Курчатовском институте, засиживались допоздна, потому что сроки поджимали, и счёт уже шёл не на дни, а на дни и ночи. И Николай Константинович рассказывал, листая дни и ночи, сброшюрованные в блокноте памяти, а в одном месте не удержался и похвалился, что видел Курчатова и имел с ним беседу. И правильно сделал, что не удержался. А было так. Дипломники работали сначала на третьем этаже, там же находился кабинет Курчатова. И вот: стучит насос, всё глубже вакуум - входит великий человек, как будто со страниц журнала 'Огонёк', очень похожий на свои фотографии. Игорь Васильевич с молодости сохранил привычку засиживаться в лаборатории, и не спешил в свой 'домик лесника'. Спросил, кто такой и что тут делаешь. Так было пару раз, а потом дипломников перевели на первый этаж.
- Техника была очень примитивная...
Детектором служила стрелка, которая вычерчивала на закопчённом барабане линию: скачок на этой линии означал событие. С помощью этой техники и удалось поправить Сегрэ...
Таков первый сюжет в научной биографии Н. К. Скобелева. А потом события переместились в Дубну, где завершалось строительство новейшего ускорителя тяжёлых ионов. Что можно сказать о научных романтиках тех лет? Они стремились узнать, как устроен мир и на чём стоит мироздание и не стеснялись в этом признаться. Сейчас они - 'островки стабильности' среди капризного моря современности. Двойной романтики первой половины 50-х, с грифом секретности на тайнах мироздания, они уже не застали, но борьбу двух антагонистических общественно-политических систем ощутили на себе в полной мере. Но была и просто работа, и ранние звонки Флёрова - а вставал он в пять утра, - когда после первой же фразы: 'Я вас не разбудил?' - Георгий Николаевич, не дожидаясь ответа, впрягал сотрудника в заботы нового дня. Были и земные радости бытия, и минуты озарения, когда казалось, что ноги твои больше не покоятся на земле, а ты стоишь рядом с богами, вкушаешь нектар и ощущаешь себя богом, как писал Птолемей...
Шёл 1960 год, наступил 1961-й. Приближалось 7 ноября, коллектив Лаборатории ядерных реакций, мобилизованный на синтез 104-го элемента, готовился к решающему штурму. За пультом сидел представитель госкомитета по атомной энергии, готовый рапортовать наверх об успехе. Но рапортовать не пришлось. То, что приняли за сигнал 104-го, оказалось сигналом другого, уже открытого элемента. И после этого пути в незнаемое разошлись. Руководитель группы С. М. Поликанов с двумя сотрудниками продолжил исследование 'таинственного незнакомца', принятого за 104-й, в Курчатовском институте, а Флёров, после того как первое разочарование прошло, собрал новую команду, на этот раз во главе с В. А. Друиным, которая продолжила штурм 104-го - штурм, перешедший в трёхлетнюю осаду. Ещё один классический сюжет: 'Платон мне друг, но истина дороже'. Кто оказался прав? Флёров считал, что его любимый ученик Серёжа Поликанов испугался трудностей. А Поликанов увидел в 'таинственном незнакомце' предмет, достойный самостоятельного научного исследования. Вскоре было установлено, что незнакомец этот - хорошо известный америций с необычным периодом полураспада, который по случайности совпал с тем, что теоретики предсказывали для 104-го. Так был открыт первый спонтанно делящийся изомер. Это открытие привело к перевороту в ядерной физике - изменению представлений о ядре (модель В. М. Струтинского) и предсказанию острова стабильности в области 114-го элемента (Ф. А. Гареев).
Н. К. Скобелев стал одним из соавторов первой публикации об 'аномальном америции', на которую потом ссылались как 'Поликанов и другие', но его собственное открытие было впереди. Георгий Николаевич, с запозданием оценивший 'таинственного незнакомца', отдал распоряжение искать спонтанно делящиеся изомеры с большим периодом полураспада. И повторилось то, что можно отнести к сквозным сюжетам истории науки. Искали 104-й элемент - наткнулись на спонтанно делящийся изомер. Искали спонтанно делящийся изомер - открыли ещё один, неизвестный ранее вид радиоактивности: запаздывающее деление ядер.
Запаздывающее деление ядер отличается от спонтанного наличием малой энергии возбуждения, полученной в результате поглощения электрона с внутренней оболочки атома (в атомной физике это называется к-захватом); прежде чем поделиться, ядро какое-то время находится в возбуждённом состоянии. Открытие запаздывающего деления ядер не сделало революцию в ядерной физике, но последствия имело. Какие? Например, самое интригующее: оказалось, что запаздывающее деление ядер существенно влияет на возраст Галактики: чем больше оно запаздывает, тем старше Галактика, причём, зависимость нелинейная, возраст Галактики растёт круто и непропорционально.
После 'краткого мига торжества' снова началась повседневная работа. Потом последовала почти детективная история с журнальной публикацией. Через несколько лет настала очередь 'бодаться с комитетом по изобретениям и открытиям'. Не было прямых свидетельств того, что делению действительно предшествует к-захват, и это тормозило регистрацию открытия, но вера в к-захват была и сохранялась до тех пор, пока не перешла в уверенность после того как на Западе, повторяя эксперимент дубненской группы, выделили к-линию.
- Интересная это была группа, - сдержанно улыбнувшись, сказал Скобелев: - Директор Лаборатории, главный инженер Лаборатории и... - тут он как будто задумался.
- И ты, - подсказал коллега В. А. Щёголев.
- И я, - скромно улыбнувшись, подтвердил докладчик. - Поэтому делать всё приходилось...
- Тебе, - раскрыл скобки В. А. Щёголев.
Докладчику оставалось только подтвердить и авторизовать этот факт. Отличительная особенность Лаборатории ядерных реакций - скромность её сотрудников. Лаборатория напоминает суворовское училище: здесь каждый знает свой манёвр. Так было заведено при Флерове, по такому закону Лаборатория живёт и сейчас. Отсюда, наверное, и результаты. Какие? На горизонте маячит Нобелевская премия!
Но вернёмся 'в наши дни' - в начало 70-х. На фоне эпизодов из истории науки, в которых кипят шекспировские страсти, запаздывающее деление выглядит пасторальной картинкой, но это хорошая история с крепким началом и счастливым концом: в 1975 году комитет по изобретениям и открытиям зарегистрировал открытие запаздывающего деления ядер, оно было внесено в Государственный реестр открытий СССР. Стоит ли уточнять, что Флёров стал соавтором открытия? Стоит! Потому что иногда он сам вычёркивал свою фамилию, говоря при этом, что хорошая благодарность лучше плохого соавторства. Правда, если речь заходила о публикации. Но не только. Так, он отказался стать соавтором открытия 102-го элемента. Другим соавтором стал главный инженер Лаборатории В. И. Кузнецов.
Николай Константинович показал диплом об открытии:
- Каждый из авторов получает диплом, в котором его фамилия стоит на первом месте.
- Коля, ты заслужил чашечку чая, - резюмировал его рассказ В. А. Щёголев, под аплодисменты слушателей пододвигая докладчику скромное угощение.