Annotation

     No Галина Раздельная, 2016

     No Анастасия Урасинова, дизайн обложки, 2016

     No Татьяна Мельничук, дизайн обложки, 2016

     Корректор Юлия Полященко

     Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

     Красная Звезда в последний момент сумела сдержать рвущийся из её сферы выброс. Убийственная сила её яркого светила, если она неконтролируема, способна уничтожить не только ближайшие планеты, но и всю Солнечную систему.

     Такого с ней раньше не происходило. С самого своего рождения, вот уже более семнадцати миллиардов лет, Звезда всегда умела управлять своей сферой, но удивление от визита таинственного гостя лишило её самообладания. Кем бы ни был гость, он не спешил выдавать себя, что не мешало его присутствию буквально кричать в сознании Красной Звезды. Непостижимо могущественная энергия ощущалась в пришельце, и ещё кое-что, что заставляло душу далеко не молодой Звезды, существующую в этой Вселенной практически от её начала, сжиматься от первобытного страха.

     — Тебе не стоит меня бояться, — холодный, обволакивающий голос звучал в каждом уголке сознания Звезды. — Ты же знаешь, я не могу причинить тебе вреда… Пока не могу.

     Она это знала, но против своей воли всё больше поддавалась страху. Ещё немного, и это скажется на её сфере. Красная Звезда с трудом подчиняла себе солнце, готовое в любую секунду выплеснуть идущую из ядра силу.

     — Ты знаешь, кто я?! — вопрос звучал скорее как утверждение, не требующее ответа. — И ты знаешь, зачем я здесь.

     Колючий страх сковывал душу Звезды, но её уникальный разум помогал ей, и давно нашёл нужные ответы. Тот, кто вторгался в её сознание, был известен её матери, прекрасной сущности, одной из первых в новом мире, светившей незадолго до неё, из пыли и газа которой родилась и сама Красная Звезда. Обрывки памяти погибшей гиперновой навсегда отпечатались в душе Красной Звезды, и он, её гость, пришедший из других измерений, был в них.

     В иных мирах он носил разные имена — Великий Архонт Созидания, Падальщик, Архонт Времени, Владыка Пустоты, Владыка Энергии и многие другие, но здесь его знали как Тёмного Кочевника. Знали и боялись. Ибо путь его состоял из разрушения и смерти, которые он оставлял после себя. Он существовал, и будет существовать, пока привычные для нас миры не вернутся туда, откуда пришли, а это значит, что путь его бесконечен. Неисчислимые годы он путешествует сквозь пространство-время, ступая по крепким нитям невидимой энергии. Он один из тех, кто стоит выше любых других обитателей Вселенных, и встреча с ним равносильна приговору.

     — Я даю тебе возможность всё исправить, — голос Тёмного Кочевника обрастал вибрацией, громкой, болезненной, как тонкое лезвие, разрезающее мысли, но был он всё таким же тихим и спокойным. За ним скрывалась сила и уверенность в этой силе.

     — Исправь то, что ты сделала! — говорил он ей. — Исправь это прямо сейчас, и ты будешь жить.

     Сознание Красной Звезды сжималось под давлением и колебаниями материи вокруг. Её измерение и измерение таинственного гостя наваливались друг на друга, и вынести такие аномалии долго не смог бы никто. Так бывает всегда, когда чья-то сущность, тень души пытается проникнуть в другие миры. Но далеко не каждый способен на такое. Обладатель этой души должен быть невероятно могущественным, чтобы пройти через все слои пространства-времени, и при этом не чувствовать последствий своего путешествия.

     Пришелец не только не мучился от аномалий, но и был способен влезть в её сознание. Страх всё больше руководил Звездой, но здравый смысл подсказывал, что стоит только закрыться от него, и всё закончится. Её сфера пульсировала и выходила из-под контроля. Чудовищный выброс искал возможность убежать и был готов уничтожить всё вокруг. Невероятными усилиями Красная Звезда противилась крепким цепям гостя, заковывающим её волю и решительность. Ещё немного, и Тёмный Кочевник окончательно затуманит её разум, подчиняя себе.

     Практически теряя самообладание, в последние мгновение она сумела разорвать цепи и усмирить солнце. Внезапно всё изменилось, утихло, давящие тиски спали с её души, и она почувствовала невероятное облегчение и освобождение от страха.

     — Неплохо, — раздался прежний голос, — я не мог не попробовать. Признаю, ты сильна. Но тем и интереснее будет наша игра.

     Последние его слова звучали шёпотом, затихающим и уходящим в никуда.

     Красная Звезда чувствовала, как пространство вокруг неё постепенно приходило в изначальное состояние, колебания исчезали, завихрения времени разглаживались, её невидимый гость возвращался в свой мир. Через несколько минут всё уже было так, словно ничего и не произошло. На мгновение Звезда даже поверила в это, но слишком реальным казался её сон, чтобы не быть реальностью. И лучшим тому подтверждением оставался холодный голос гостя, до сих пор звучащий в её сознании: «Выполни мою просьбу: не давай мне повода приходить вновь».

     Но почему-то Звезда уже знала, что такой повод будет.

     Пробка глухо вылетела из горлышка бутылки, освобождая прекрасное вино приличной выдержки, тонкий аромат которого тут же распространился за небольшой ширмой мелкого торговца. Ему было что праздновать. Два часа назад условная линия границы межзвёздной Сеннаарской Республики осталась позади, а вместе с ней и самый выматывающий в его жизни пограничный осмотр.

     Глупцы-военные дольше обычного продержали его у заставы, выискивая следы контрабанды. «Где такое видано, чтобы честного торговца с идеальной репутацией, подданного дружественной соседней системы, подвергали таким унижениям?» Он не упускал возможности поворчать в адрес молодых пограничников, проверяющих его товар. Впрочем, палки не перегибал, лишь бы достоверно и убедительно смотрелось. На деле же провоцировать ворчун никого не собирался, тем более что о своей честности и идеальной репутации сам торгаш позабыл ещё до рождения, и сейчас ему вряд ли хотелось делиться этим секретом.

     Вернувшись на место пилота, он, смакуя, отпил дорогого вина, не переставая себя нахваливать. Вот уже шестой раз ему удалось провезти партию редких аккадских бриллиантов с необычным пепельным оттенком, которые так ценились у него на родине. Улыбаясь своим мыслям, он всё же понимал, что пора завязывать. Удача и в этот раз практически отвернулась от него. Ещё немного, и пограничники обнаружили бы надёжно спрятанный тайник. Хорошо, что им пока не приходило в голову искать что-то внутри двигательных систем, ведь разве может что-то уцелеть в таких раскалённых температурах? Бриллиант, и тот бы распылился.

     Но торгаш нашёл способ доставлять камешки целыми, предварительно обмакивая те в редкий термоустойчивый сплав. Правда, потом приходилось повозиться, извлекая драгоценности назад, но оно того стоило. Сбережений торговцу теперь хватит на несколько жизней вперёд, так что с подобными полётами и впрямь пришло время завязывать.

     Самодовольная ухмылка блуждала по не пышущему здоровьем лицу ещё далеко не старого торговца. Весь он полностью погрузился в мечты, в которых то и дело тратил награбленное. Вот он в своём новом транспорте с прекрасной спутницей. Пусть теперь его бывшая кусает локти… А вот он у берега небольшого собственного острова, или вовсе, стоит на капитанском мостике великолепного космического круизного лайнера, а все вокруг ловят каждое его слово, взгляды, аплодируют ему, восторгаются:

     «Кто этот знатный господин?» — звучало в его голове.

     «Вы видели его коллекцию скульптур? Нет? Только для избранных».

     «А что за историю он недавно рассказывал! Значит, дело было так…»

     Он так и остался с улыбкой на устах, возможно, даже не осознав, что это последние секунды его жизни. Взрыв маленькой, немой вспышкой ненадолго озарил густую темноту галактики, навсегда поглощая крохотное торговое судно, а мимо него на околосветовой скорости быстро проносились тысячи едва различимых молний неизвестных военных кораблей, не замечающих последних искр своей жертвы.

     Им не было дела до неожиданного и незначительного препятствия на их пути, всего лишь ненужного свидетеля, от которого стоит избавиться. Их дорога вела к куда более крупной преграде, прохождение которой с таким удовольствием ещё мгновение назад праздновал незатейливый торгаш.

     Впереди начинались рубежи могущественной Республики…

     …

     Это был его последний, прощальный, вечер с самым любимым местом в Сеннаарской столице, лесами на границах материков, выходящими на небольшой утёс, под которым тихо плескались воды залива. Многовековые леса, вернее, лишь малая их часть на окраине, только на первый взгляд были дикими, но таковыми их сделал он сам, Дильмун, некогда охотник и следопыт, а теперь один из Хранителей в Сеннаарской сокровищнице знаний. Практически все деревья в этой части леса были высажены им, и являлись чуть ли не его ровесниками, которых он привёз сюда ещё две с половиной тысячи лет назад, как напоминание о доме и местах, где он вырос.

     То было не просто напоминание из прошлого, а единственное напоминание. Вскоре после его переезда на столицу-планету Аккад тогда ещё Сеннаарской Империи во всех системах вспыхнули восстания. Великая Сеннаарская Империя, держащая под своим началом не только все четыре материка главной планеты, но и все обжитые уголки этой части галактики в радиусе ста парсеков, раскалывалась, как орех. Каждая система восставала против тирании, и всё это вылилось в длительную кровопролитную межсистемную войну, в результате которой на месте одной империи образовался республиканский межзвёздный союз четырёх автономных республик. Там, где была тирания одного, пришла власть шести: двух Верховных Правителей и нижестоящих четырёх Канцлеров, которые пока успешно справлялись с возложенными на них обязанностями.

     Сеннаар стал Республикой, но заплатил за это большую цену. Не уцелела и деревушка Дильмуна, дотла были сожжены обширные леса. Эта катастрофа навсегда изменила расу илимов, многому научила, но она, как знал Дильмун и остальные посвящённые в его дело, была просто ничем по сравнению с нависшей над ними всеми угрозой. И, предвидя неизбежность будущего, Дильмун не мог упустить последней возможности попрощаться со своим прошлым. Если всё пойдет так, как задумано, этих лесов, как и этого мира, ему уже не увидеть.

     Впрочем, собираясь за город, Дильмун явно не так представлял себе сегодняшний вечер. Тихая уединённая прогулка вылилась в кошмар, в котором он был повинен сам. Стоило ранее довериться интуиции, рассказать другим, признать, что его опасения не беспочвенны. Конечно, ему не хотелось быть параноиком в глазах предводителя телохранителей, Хоннора Хора, но он чувствовал возрастающую угрозу, что само по себе было невозможно, ведь он жил и работал в закреплённом за ним Хранилище, находящемся в самом защищённом и неприступном комплексе на всей планете и, пожалуй, галактике. Никто и ничто не могло проникнуть на территорию Сеннаарской сокровищницы знаний. Это сообщество, существующее более полумиллиона лет и занимающее территорию свыше двухсот тысяч квадратных метров, напоминало государство в государстве, жившее по своим правилам и законам, и не подвластное ещё ни одному режиму. Во все времена его защищали воины, достойные того, чтобы о них слагали легенды, умы, не знающие себе равных, опережающие в прогрессе всех на много поколений, и охранные системы, которых не было и не будет за его пределами. И все это благодаря знаниям, хранившимся за стенами всех монументальных, удивительно оформленных архитектурных творений, — Хранилищ.

     Заведуя одним из тридцати Хранилищ сокровищницы, Дильмун был практически привязан к месту работы, и предпочитал соседство мёртвых пыльных книг, своих игривых кошек и оцифровочных программ, нежели живых и всегда любопытных первых учеников, среди которых он когда-нибудь должен будет выбрать преемника. Ещё меньше Дильмун терпел всех остальных. Любое общество неизбежно вызывало уныние, а светская болтовня приводила к тому, что лицо одного из самых уважаемых историков и философов Республики приобретало отстранённое выражение, как у умственно отсталого, а сам он надолго уходил в себя.

     Теперь же Дильмун ругал себя за свою отчуждённость и необщительность. К его чудачествам за долгую, уже двухтысячелетнюю, карьеру давно привыкли, сам он видел в этом возможность не участвовать в скучных и занимающих много драгоценного времени светских мероприятиях. Но будь он чуточку терпеливее к другим, и, возможно, сейчас его предчувствия так и остались бы всего лишь домыслами.

     Отправляясь на привычную прогулку, Дильмун, как обычно, отослал от себя на приличное расстояние приставленных к нему по службе телохранителей. Эта малая поблажка, вытребованная у Совета Хранителей знаний, была единственной их уступкой в споре о личной охране. Ему претила одна только мысль, что за ним вне стен Хранилища всегда должны следовать двое хорошо обученных и подготовленных сотрудников. Но таковы были условия его вступления в должность как одного из Хранителей. Все Хранители всегда были под защитой лучших воинов.

     Нельзя было упрекнуть его спутников. Их присутствие поначалу нервировало Дильмуна, но всегда скрытные, незаметные и тихие, как тени, телохранители вскоре даже заслужили его уважение. Они не мешали его работе, профессионально исполняли свои обязанности, и, главное, редко попадали в его поле зрения. Он смирился с их присутствием в практически каждом эпизоде своей жизни, но не мог смириться с тем, чтобы даже в редкие минуты полного одиночества и единения с тихой красотой вечерней природы эти незримые охранники находились рядом. Нет, такие мгновения принадлежали только ему, и он настоял на недлительных прогулках на закате несколько раз в месяц. Первый командир Хоннор лишь недовольно поднимал подбородок каждый раз, когда Дильмун отправлялся за город, но перечить не собирался. Все знали, что с этим чудаковатым стариком, застрявшим взглядами и манерами в прошлом, лучше не спорить.

     На этот раз, впрочем, как и во все предыдущие, Дильмун отправился к лесу за несколько часов до заката. Дорога туда на сверхзвуковом транспорте занимала десять минут. Транспорт и двоих телохранителей он оставлял на границах парковой зоны, а сам поднимался на высокий утёс, откуда под сенью могущественных многовековых деревьев открывался захватывающий вид на залив. Его телохранители могли видеть одинокую высокую фигуру в длинной чёрно-серебристой накидке — все ещё статного старика, неподвижно наблюдавшего за опускающимся в воду светилом. Этим вечером он провожал закатное солнце до последнего уходящего в спокойную водную гладь луча. Однако мысленно Дильмун был очень далеко. Давно ему не удавалось так размеренно и упорядоченно погрузиться в раздумья. Краткое время наедине с собой позволило смириться с неизбежным, и принять несколько решений. Это были важные решения, дело всей его жизни, от успеха которого зависело многое.

     Оттого, Дильмун вдвойне ругал себя за непредусмотрительность. «Как я могу рисковать собой именно в тот час, когда моя жизнь как никогда имеет смысл?» Но на место нареканий тут же приходило слабое и неуверенное оправдание: «Как я могу не попрощаться с этим удивительным местом?»

     Небо едва серело, когда старик встрепенулся от поглотивших его размышлений. Телохранители уже должны были прийти за ним и деликатно напомнить о надобности возвращаться. Сколько же он просидел вот так, забыв обо всём вокруг?

     При себе у Дильмуна был маленький чип связи с постом телохранителей, встроенный в сделанные под старину часы на его левой руке. Он несколько раз вызвал Видара, одного из двух телохранителей, сопровождающих его сегодня. Ответа не последовало. Имени второго телохранителя Дильмун не помнил. Парень был в отряде достаточно давно, его представляли Дильмуну, но Хранитель, конечно же, из-за присущей ему нелюдимости пропустил это мимо ушей. Как и прежде, старик помнил лишь то, что вызывало его симпатию. Видара же он знал практически с пелёнок, и сам некогда поспособствовал его принятию в личную свиту. Со временем молодой телохранитель все чаще стал радовать Дильмуна врождёнными способностями, и старик нередко сетовал, что пока не может заполучить парня в свои ученики до окончания военного контракта. Но Хранитель уже не сомневался, что Видар по достижению срока не станет продлевать службу и с радостью займётся учёбой в стенах сокровищницы. Это неподдельное стремление к познаниям и заложенные природой качества молодого военного сблизили высокого по статусу Хранителя и незначительного по положению военного.

     Повторив сигнал, Дильмун вновь не дождался ответа, отчего его тревога с утроенной силой перекинулась и на парня. Быстро холодало, но не спускающуюся ночную прохладу ощущал старик. Боязнь против его воли вторгалась в мысли. И, словно в подтверждение его догадок, в нескольких метрах раздался приглушённый треск сухой ветки.

     — Кто здесь? — тихо выкрикнул Хранитель и тут же поднялся на ноги.

     Он не стал дожидаться ответа и молниеносно бросился в обратную от источника шума сторону. Инстинкты и навыки охотника из далёкого прошлого принесли ему пользу даже через сотни лет с тех пор, как он их применял. Боковым зрением старик заметил, как на место, где он только что сидел, быстро опустилось что-то большое и крепкое, похожее на выпущенную ловчую сеть. Хранитель непроизвольно припустил бегом. Колючие ветки нещадно впивались в онемевшую от холода бледную синеватую кожу. Практически кромешная темнота заставляла Дильмуна мчаться через заросли без выбора направления. Да и будь у него такая возможность, он всё равно бы не смог сообразить, куда ему бежать. Он был здесь далеко не впервые и знал практически каждый куст на опушке леса, где красиво и симметрично разбитые парки мегаполиса постепенно вливались в дикую и нетронутую природу, но сейчас ему никак не удавалось найти ориентиры.

     Завернув за очередную ничем не приметную чащу, старик заставил себя остановиться и перейти на шаг. Несмотря на большой рост и старость, теперь он совершенно не создавал шума. Всю свою юность Дильмун прожил в лесах, исследуя дикую природу и отлавливая браконьеров. Именно на них он и отточил навыки охотника, и былые инстинкты сейчас помогали ему как никогда. Но куда подевалась его охрана именно в то время, когда была впервые ему нужна?

     Он ещё несколько раз нажимал на тревожную сенсорную панель связи, вызывая телохранителей. Результат был прежним. Его глаза постепенно привыкли к темноте, а отличный некогда слух обострился до предела. Дильмун не ошибся в предположениях. Как бы тихо он ни продвигался, его преследователи следовали за ним. Они не использовали оружия и просто постепенно окружали свою жертву, создавая полукольцо и отрезая путь назад.

     Дильмун не заметил, как в его руке оказалась увесистая короткая ветка. Это приободрило Хранителя. Его тело и инстинкты помогали ему даже сейчас, когда мозг пытался разобраться в происходящем и так не вовремя впадал в панику. То, что он ещё не мёртв, говорило о многом. Конечно, это могли быть и падкие на наживу похитители, мечтающие запросить за него солидный выкуп. Но что-то подсказывало ему, что всё гораздо серьезнее. Дильмун предполагал худшее.

     Необходимо было принимать решение. На помощь телохранителей, по всей видимости, рассчитывать не стоит. Десять шагов назад в темноте ему удалось узнать знакомый разлогий вяз и определить своё местоположение. Но путь к спасению ему отрезали медленно приближавшиеся преследователи. Дильмун не понимал, почему они не спешат атаковать. Неужели они опасаются четырёхтысячелетнего старика? А если опасаются, то значит, знают, на что он способен и кто он на самом деле. Беда лишь в том, что и Хранитель знал — сейчас он лёгкая мишень и противопоставить своим преследователям ему нечего. Случись такое ещё вчера — другой разговор. Но только не сегодня, когда от былых возможностей оставался лёгкий налет. Слишком много энергии он отдавал в последнее время для выполнения своего предназначения. Он использовал силу вчера, проверяя пределы Солнечной системы и высматривая признаки приближения того дня, которого так боялся. Это изрядно истощило его, и новая потеря энергии могла теперь стоить ему жизни, а умирать Дильмун не имел права.

     Как бы там ни было, пробираться дальше в лес нельзя. Здесь, на границе огромного мегаполиса, окружённого бескрайними лесами, повстречать патруль было практически невозможно, но в парковой зоне, если таковой и не встретишь, то на каждом углу находились защитные поля. В случае опасности любой прохожий мог укрыться за невидимым кольцом и нажать силовое поле, и тогда ни грабитель, ни кто-либо иной уже не достанет его, а патруль прибудет в считанные минуты.

     Одно из таких защитных полей было всего в десяти шагах от места, где обычно стоял его транспорт. Но чтобы туда попасть, придется преодолеть не менее мили. Дильмун насчитал вокруг себя три аккуратно двигающиеся тени. Неизвестные были одеты в чёрное с головы до ног. В их руках виднелось оружие, которое те пока не пускали в ход. Двое из них уже начали заходить с обеих сторон от него. По центру оставался только один, и этот шанс надо было использовать.

     Собрав всю волю, Дильмун постепенно успокоил хоровод панических мыслей в своей голове. Сердце билось ровно, готовилось к рывку. Он полностью переключился на физическую память тела, надеясь, что в нем ещё осталась былая крепость. Он давно не упражнялся, как в молодости, а с посвящением в Хранители и вовсе практически забросил занятия, делая лишь полезную для здоровья гимнастику. Но рука его крепко держала тяжёлую ветку, а ноги двигались ловко до автоматизма, подобно хищнику.

     Кем бы ни были преследующие его, посчитать их неопытными дураками было бы верхом наивности. Дильмун не стал медлить и воспользовался временной разобщённостью неизвестных. В одно мгновение его тело разжалось, словно пружина, и в несколько шагов он преодолел расстояние к идущему по центру за ним преследователю. Про себя он успел отметить, что неизвестный был гораздо ниже и уже в плечах его самого.

     Намеренно резко он нанёс удар веткой снизу вверх и, предвидя защиту и не надеясь на то, что противник растеряется, пошел на старый обманный ход. Ветка ещё скользила по выставленной для защиты рукояти оружия, а рука Хранителя, сжатая в твёрдый кулак, уже повторяла её траекторию. И этот удар попал в цель. Под его пальцами хрустнула чья-то челюсть, и, уже убегая, Дильмун за своей спиной слышал хрипы упавшего и бег приближающихся двоих.

     Достопочтенный Хранитель знаний и не думал, что ещё умеет так бегать. Куда только подевалась его горделивая неспешность во время светских раутов или суетливая возня на рабочем месте. Придерживая обеими руками длинную сутану, задрав её практически до пояса, он бежал изо всех сил и проклинал тех, кто ввёл эту чертовую моду для Хранителей. Конечно, в обстановке таинственности и помпезности больших пышно убранных залов такие наряды только подчеркивали статус Хранителей сокровищниц знаний, но в реальной жизни, да ещё и в сложившейся ситуации, делали из него беспомощное посмешище.

     Память тела помогла ему несколько раз вовремя уклониться от выстрелов в спину. На этот раз это было уже реальное оружие, но стрелявшие все равно опасались нанести существенный вред старику, и метили по ногам. До транспорта оставалось не более двадцати шагов, а за ним было спасительное защитное поле. Необходимо только переступить его черту, включить защиту и одновременно тем самым вызвать патруль.

     Чувствуя предательскую усталость и боль в области сердца, Дильмун с трудом делал каждый вздох, но скорости не сбавлял. Расстояние до защищённой зоны быстро сокращалось, и он уже видел даже рычаг запуска силового поля, освещённый красивым кованым парковым фонарем. Усталость, напряжение, неожиданная нагрузка всё же сыграли своё дело. Хранитель не заметил резко выскочившей из-за транспорта тёмной тени, и в то же мгновение его с силой сбили с ног. От падения и удара всем телом об землю у него потемнело в глазах. Позади слышались шаги преследователей, быстро приближавшихся к автолёту. Дильмун медленно приподнялся на руках и посмотрел на стоявшего перед ним илима.

     — Парень, ты сбил не того! — c облегчением выговорил он, поднимаясь на ноги. Перед ним находился второй телохранитель. — На меня напали трое в лесу, и они сейчас будут здесь! Ваша хвалёная современная охранная панель не сработала. Скорее зови Видара и…

     Хранитель осёкся при виде отсутствующего взгляда молодого агента. Медленно он начал пятиться в сторону защитного поля, в то время как телохранитель не сводил с него затуманенного взгляда.

     Нечаянно Дильмун споткнулся обо что-то большое, неуклюже оступился, теряя равновесие, и упал назад. Перед ним лицом вниз лежал Видар, а его светлые коротко остриженные волосы практически полностью были заляпаны багрово-синей кровью. Не теряя времени, Хранитель быстро поднялся, готовый продолжать бег к защитному полю, но в этот момент что-то маленькое и острое впилось в его бедро. Прежде чем потерять сознание, он успел сделать три шага, но потом наркотик парализовал его тело. До того, как его разум полностью затуманился, старик понял, что над ним склоняется его бывший телохранитель. Куда подевались остальные нападавшие, Дильмун уже не видел.

     Лицо телохранителя в приглушённом свете фонаря напоминало кукольную маску. Она искажалась и темнела, а глазницы казались пустыми. Но при этом на Хранителя смотрели полные немой отрешённости глаза молодого илима. Глаза эти переливались и меняли цвет, вспыхивали слабым свечением, пропадали вовсе и вновь загорались. Невидящие, пустые глаза, глубокие, как колодец миров, из которого на него смотрела сама Тьма.

     Хранитель окончательно потерял сознание.

     Энлилю снился сон родом из детства. Он понимал, что сейчас произойдёт, и в который раз пытался вырваться из сновиденья, но то крепко держало, не желая отпускать своего единственного зрителя. Каждое движение было медленным и вязким, словно Энлиль с головой окунулся в кисель, и теперь напрасно пытался вынырнуть и глотнуть воздуха. Он начинал задыхаться. Грудная клетка горела огнём. Такого раньше не было в этом сне, но может, он просто не помнил с пробуждением всех деталей, и теперь новый эпизод давал о себе знать вполне ощутимой болью, терпеть которую становилось всё труднее.

     Сновидение всё больше затягивало его в то время, которое ему так хотелось забыть. Энлиль заметил, что превращается в маленького мальчика, улыбающегося женщине, лица которой он не помнил, но знал, что это была его мать. Женщина с силой тянет его за руку, куда-то ведёт. Энлиль ощущает её страх и растерянность. Он что-то говорит ей, что-то глупое, пытаясь унять её волнение. Впереди небольшая постройка, дешёвое придорожное кафе. Яркая вывеска с обещанием путнику сытного праздника живота нелепо выделяется на фоне убогих облупившихся стен. Ему вовсе не хочется идти внутрь, но мать продолжает вести его за руку.

     Энлиль начинает упираться, пытается вырваться. Он кричит, кричит ей, чтобы она не преступала порог, что нужно бежать отсюда, бежать прямо сейчас. Но женщина не слышит его. Его крик вязнет в густом киселе вокруг, грудь вновь пронизывает острая боль. Страх проникает в его тело, и каждый шаг наливает ноги свинцом. Мать продолжает тащить его к зданию, а он, не в силах ей в который раз помешать, вновь погружается в свой кошмар.

     Сновидение намеренно замедляется, мучает его. Языки пламени постепенно пожирают обветшалое кафе, лижут его дряхлые деревянные стены, стараются вырваться наружу из окон, распахивают свою пасть вместо дверей, в которые вот-вот зайдёт его мать. Он не может ей помешать, никогда не мог. Женщина вместе с ним переступает порог. И, как и раньше, Энлиль больше не чувствует своей руки в её ладони.

     В этот момент его сновидение нередко посещало ощущение, что за ним наблюдают. Чей-то острый, пытливый взгляд скрывался во мраке дыма, рассматривая мальчика, и Энлилю казалось, что именно этот взгляд оставался самым реальным, что было в его кошмаре. Ему ни разу не удалось отчётливо рассмотреть того, кто подглядывал за ним, но, очевидно, что это была женщина, и, главное, что всегда ощущал Энлиль, она была его другом. Иногда он видел больше: проступал её силуэт, ему чудился странный цвет глаз, черты лица, обрывки фраз, что-то нелепое, сказанное удивительным, мягким тембром, таким неуместным для обстановки кошмара. «Оставь страх, — шептала она, — приходи в новый рассвет, и мы встретим его вместе…», а её незримое присутствие отодвигало любую боль, ужас, но всё это меркло и исчезало, когда сон перетекал к последней фазе.

     Теперь он находился внутри помещения. Энлиль понимал, что способен уйти, убежать, но он не в силах оторвать свой взгляд от матери, застывшей посреди размытых и нечётких контуров, окутанной чем-то тёмным и дымным. Пламя постепенно переплетается с её волосами, обнимает, душит. Он чувствует её боль, задыхается и горит изнутри вместе с ней.

     Как ему хочется дышать, просто дышать, но он не помнит вкуса воздуха, лёгкие полны пламени, убивающего в этом сне не только его мать, но и его самого.

     Но ведь это сон. Сон! Он должен был уже проснуться. Энлиль всегда просыпался в тот момент, когда тело его матери поглощал огонь. Почему же сейчас всё пошло не так, почему сон не спешил отпускать его?

     Энлиль продолжал задыхаться, темнота, окутавшая его мать, постепенно сгущалась над ним самим. Всё слабее угадывались контуры предметов вокруг, он едва различал разбегающиеся, словно змейки, искры пламени, отступающие перед навалившейся темнотой. Огонь, ранее обжигающий, теперь словно баюкал свою жертву. Энлиль больше не чувствовал боли, не слышал предсмертного крика, не терзался сомнениями прошлого. Всё ушло, растворилось в этой дурманящей прохладе темноты.

     Это был необычный сон, но Энлиль уже не хотел просыпаться. Кошмар, мучавший его долгие годы, наконец-то сжалился над ним, подарив забвение. И ему нравилось купаться в нём, нравилось ничего не чувствовать, всё глубже проваливаясь в сплошную тишину темноты.

     Энлиль вдруг осознал, что останется здесь навсегда, застрянет в своём кошмаре. Мысль, напугавшая его, тут же растворилась, вновь уступая место забвению. Это правильно. Его место было здесь, и он должен был погибнуть в том взрыве много лет назад. Он не мог выжить. Но выжил. И теперь сон исправлял эту ошибку, возвращая его сюда.

     Всё правильно. Он останется вместе с женщиной, чьего лица он не помнил, но знал, что она его мать. Он больше не бросит её одну, не оставит погибать в мучениях, как делал это каждый раз, просыпаясь в холодном поту.

     Острая боль в груди вновь вернула его к реальности. Почему лёгкие продолжают гореть, если ему так хорошо? Разве он не принял свою судьбу? Не согласился остаться? Боль усилилась, разрывала его изнутри, распирая лёгкие. Он видел слабое свечение, разрезающее его спасительную темноту. Оно шло от него самого, сочилось из небольшого отверстия в груди и поднималось вверх.

     Энлиль попытался прикрыть его рукой, чтобы вновь окунуться в темноту, но свечение то и дело отгоняло спасительный мрак, возвращая его в мир боли. Он начал кричать, не в силах более терпеть, но, крик, как и раньше, продолжал тонуть в тишине. Чей-то едва знакомый голос с трудом проникал в его сон. Он приказывал ему дышать. Снова и снова.

     Продолжая погружаться в невероятную боль, Энлиль хватался за этот голос, как за последнюю возможность. Он говорил ему «дыши», и Энлиль пытался. Голос перешёл на крик, ритм которого отдавал ударами в сжавшихся без воздуха лёгких. Энлиль осознал, он должен сделать вдох, иначе он не просто останется в этом сне, он умрёт. От этого глотка воздуха зависела его жизнь.

     Он начал сопротивляться давящей со всех сторон темноте, словно пытаясь вынырнуть на поверхность. Каждое движение давалось с невероятным трудом, но голос продолжал вести его, а слабое свечение указывало путь. Медленно Энлиль поднимался выше, туда, откуда до него доносился звук знакомого голоса. Боль практически лишила его рассудка, любой рывок стоил огромных усилий, но что-то не давало ему сдаться вновь. Желание сделать вдох казалось сильнее даже желания жить. И, как бы глупо это ни звучало, Энлиль был готов умереть за один глоток воздуха, хоть и сам понимал, что и так умирает.

     Его ладони коснулись вязкой поверхности сновидения, следующий рывок будет последним, и он сможет вырваться на свободу. Сопротивляясь поглощающей его темноте, Энлиль не стал терять время. Ещё немного, и он действительно останется здесь навсегда. Поборов боль в последний раз, он с силой разорвал поверхность сна, и в этот же момент его грудь наполнилась пьянящим воздухом с привкусом крови и крика.

     — Молодец, дыши, дыши, — знакомый голос звучал уже совсем рядом.

     Энлиль приоткрыл тяжёлые веки, и неясные образы, как продолжение сна, заполнили всё вокруг. Над ним парило чьё-то лицо, окутанное золотистым свечением. Оно наверняка всё ещё оставалось из его снов и, пытаясь прогнать наваждение, Энлиль вновь поспешил прикрыть глаза.

     — Выкарабкался! Ах, ты, зараза! — этот рёв принадлежал тоже кому-то знакомому, но в нём и близко не угадывалась мелодичность и красота первого голоса, заставившего Энлиля очнуться. Но зато именно он окончательно привёл его в себя.

     — Энки, чтоб тебя, зачем так кричать, — простонал Энлиль.

     Он вновь открыл глаза, и на этот раз всё вокруг стало на свои места, отгоняя наваждение сна. Энлиль в одночасье вспомнил всё. Он и его отряд выполняли тайное поручение Канцлера в одной из враждующих с их Республикой системе. Им необходимо было освободить пленных дипломатов, и дело шло терпимо, до определённого времени, пока он сам же всё не испортил.

     Оставив корабль за несколько миль от тюремного комплекса, Энлиль, возглавив небольшую группу, отправился к цели на двух автолётах. Раса, построившая эту тюрьму, не блистала особым развитием, но не брать её в расчет было бы глупо.

     На подготовку у отряда ушло не больше часа. За это время на руках у Энлиля и его первого помощника и лучшего друга Энки появились планы каждого крыла тюремного комплекса. Ещё через полчаса экспертам из его отряда удалось обезвредить охранную систему. Теперь тюрьму защищали только мобильные отряды, пока ещё не знавшие об отказе охранной системы.

     Энлиль и его бойцы быстро разыскали требуемые камеры. Оставалось только вывести заключённых и незаметно покинуть планету. И тут в дело вмешались молодецкий задор и доля предпринимательской жадности. Энлиль и Энки уже давно официально не состояли на службе у Республики, и лишь иногда, в обмен на выгодное сотрудничество и покровительство, выполняли тайные поручения одного из четырёх Канцлеров, выступая, по сути, наёмниками, и на хлеб себе зарабатывали подобным нелёгким, не всегда законным ремеслом, не имеющим одного определения или названия. И чаще всего касалось оно поимки опасных преступников. Так что, завидев среди предводителей тюремной охраны одного из разыскиваемых Республикой второсортных негодяев, друзья не пожелали упустить лишний шанс подзаработать.

     Но, прежде чем скрутить преступника, оба благоразумно закончили начатое, вывели заключённых и переправили их на корабль. За новой целью отправились только вдвоём, что, по всей видимости, и стало ошибкой. К тому времени охранники тюрьмы заметили пропажу заключённых. Поднялась тревога, территорию всего комплекса наводнили дополнительные отряды. В такой суматохе Энлиль и Энки не то что не нашли свою цель, но не сразу разобрались, как вообще выбраться из тюрьмы. Отступать им пришлось уже отстреливаясь. На подходе к транспорту Энлиль, получив ранение в грудь, потерял сознание. Энки быстро затолкал друга внутрь и приказал улетать на корабль.

     Энлиль пришёл в себя через двадцать минут после того, как они покинули планету. Преследования не последовало, что вполне очевидно. Подобными технологиями враждующая страна ещё не обладала.

     — Вам придётся пробыть в регенерационной капсуле пару дней, пока повреждённые ткани полностью не восстановятся, — знакомый голос вновь вывел Энлиля из задумчивости. Но на этот раз он уже знал, кому он принадлежит.

     — Спасибо, Иннат, — Энлиль поблагодарил лучшего медэксперта в своём отряде, — твой голос спас мне жизнь.

     Девушка ничего не ответила, не скрывая своего недовольства. Ей вовсе не нравилось время от времени оказываться в подчинении у этих двоих сорвиголов. Но таков был приказ Канцлера: во всем содействовать и помогать временным командирам. Она выставила все параметры регенерационной капсулы и быстро удалилась, чтобы обследовать освобождённых заключённых, оставив командиров наедине.

     После её ухода Энки сразу же умыкнул принесённый Энлилю поднос с едой, от которой тот отказался. Расслабившись, наёмник устало вместил своё огромное тело в неудобное кресло в углу комнаты. Впрочем, ему с его габаритами и внушительным ростом, достигающим практически двух с половиной метров, было трудно угодить во всем, что касалось удобств. Даже Энлиль, который отличался завидными физическими данными и был явно выше практически всех, кого встречал, иногда ловил себя на мысли, что на фоне друга он смотрится юнцом. Удивительно, но при своих габаритах Энки удавалось ещё и оставаться маневренным, расторопным и скорым на реакцию мысли и тела. Без этих качеств он бы не вернулся живым после первого же сражения.

     Из занятого Энки угла начало доноситься упорное чавканье. Энлиль страдальчески возвёл глаза, слабо улыбаясь. Годы шли, а его друг так и оставался тем мальчишкой из детдома, не упускающим возможности перекусить. Когда же Энки переживал любое потрясение, аппетит его возрастал в два раза, и в эти дни его редко можно было встретить с пустующим ртом.

     — Не засиживайся, — обратился к нему Энлиль, пряча улыбку. — Иди, проконтролируй Иннат.

     Энки громко поперхнулся, закашлявшись. Каждый раз при упоминании имени этой девушки он выдавал себя с головой. Пожалуй, лишь слепому было неизвестно о давней симпатии второго командира к талантливому эксперту и врачу. О чувствах Иннат оставалось только догадываться, ведь дальше симпатии Энки так и не решался пойти.

     Энлиль мысленно потешался, представляя себя коварным сводником. Пусть поработают вдвоём, волей-неволей Энки как командиру придётся открыть рот в её присутствии.

     Сам он поспешно прикрыл веки, не дав Энки возможности протеста. Тот попереминался с ноги на ногу, но всё же тихо покинул небольшую стационарную палату, не забыв прихватить с собой уже начатый обед.

     Но засыпать Энлиль вовсе не собирался. Слишком ощутимым оставался привкус недавнего кошмара, и он совершенно не хотел оказаться в нём вновь. Сколько ещё прошлое будет вторгаться в его жизнь, Энлиль не знал. С трагичного дня, унёсшего жизнь его родителей, прошло уже больше пятисот лет, достаточно, чтобы не думать об этом, но недостаточно, чтобы забыть.

     Он потерял обоих родителей в том взрыве и поглощающем всё огне, но отчего-то помнил лишь смерть матери. Образ отца навсегда стёрся из его памяти, и как бы он ни пытался его воскресить, ничего не получалось. В своих снах не помнил он и образ матери, хотя в реальности ему достаточно было взглянуть на старое фото, чтобы её милое лицо вновь обрело черты.

     После всего случившегося Энлиль оказался в приюте. Там он и встретил одного из двух своих лучших друзей — Энки. Энлиль всегда помнил первую встречу со своим другом, как и первые годы своей новой жизни, в которой уже не было ничего прежнего после смерти родителей.

     Любой детский приют, даже патронируемый сенатом, никого не встречал приветливо, хоть сам комплекс и его персонал соответствовали всем нормам и требованиям, и к ним нельзя было придраться и по малой причине. Но, несмотря на все достоинства лучшего приюта страны, он оставался просто очередным государственным объектом, в котором сиротам вряд ли удавалось найти тепло и уют родного дома. Попадая в подобное место, требовалось время, чтобы стать его частью, время привыкнуть к переменам и принять правду, что ты один, и ты — сирота.

     Энлиль часто завидовал детям, осиротевшим в младенчестве. Им не с чем было сравнивать, они были свободны от воспоминаний, угрызений совести, страха и боли утраты. И им не требовалось привыкать к новому миру без семьи, они уже были в нём и росли, принимая действительность как должное. Общие жилые корпуса, общие секции, игрушки, забавы, общие сады, парки, общие няни, учителя, наставники… Всё общее. Но Энлиль помнил, что у него было что-то своё, принадлежавшее до трагедии лишь ему, и расстаться с этим ощущением было непросто.

     Оказавшись в приюте, он надолго закрылся от всего. Воспитатели тщетно пытались достучаться до замкнувшегося ребёнка, отказывающегося с ними даже говорить, но игнорировать его поведение не могли. Из поначалу тихого и спокойного ребёнка он постепенно превратился в озлобленного и неконтролируемого подстрекателя. Другие дети откровенно побаивались новенького, бывшего уже тогда на голову выше сверстников. Энлиль же не упускал возможности доказать своё превосходство. В своём корпусе он быстро завоевал уважение таких же сильных и недовольных ребят, и вместе они организовали настоящую банду. Но Энлиль мог похвастаться не только силой. Ему не было равных в проделках и интригах, и именно благодаря его смекалке их банду так и не удалось застукать на «горячем», хоть все воспитатели не сомневались в их причастности.

     Но любые из этих проделок не шли ни в какое сравнение с тем, что юные бандиты устроили в своём корпусе. Теперь все жили по их правилам. Конечно, каждый, кто не хотел им следовать, мог пожаловаться воспитателю, но потом ему не стоило бы удивляться всем тем неприятным сюрпризам, которые ему грозили. Постепенно ябед не осталось вовсе, и впредь Энлиль всем заправлял в своём маленьком царстве, где вновь у него могло быть что-то своё: только его уголок в комнате, или его игрушки, только его время для развлечений, или его вид из окна. Это не давало полного ощущения, что он снова дома, но он был рад и таким напоминаниям из прежней жизни. Но как бы Энлиль ни старался их удержать, его злость и горечь только росли. Он не решался признаться себе, что никакие личные вещи не заменят ему погибших родителей, и не подарят утраченного ощущения их любви и уюта навсегда потерянного дома, где проходило его детство. В своём же новом доме он не был один, но был одинок, и не знал, как заполнить образовавшеюся пустоту.

     Так продолжалось, пока в не самый прекрасный для него день в его корпус не перевели нового жильца, спокойного и миролюбивого черноволосого ребёнка, внешне ничем не уступающего ростом и силой Энлилю. Дождавшись ухода воспитателей, Энлиль и его банда быстро окружили новенького, объяснив тому, что и как. Но тот, неожиданно для ребят, отказался признавать их порядки. Юные «террористы» не сомневались в своём превосходстве, ведь их было шестеро, и, как у них это водилось, собирались применить проверенный в таких случаях метод — поколотить несговорчивого оппонента.

     Но и тут их ожидало разочарование. Никто из драчунов так и не понял, как они в мгновение растянулись на полу. Новичок сделал лишь несколько быстрых движений, и Энлиль, к своему удивлению, впервые оказался в непривычной для себя роли поверженного. Он тут же поднялся и напал вновь, но новенький с таким же проворством отправил его на лопатки. Он явно демонстрировал отличное владение боевыми приёмами. Позорные попытки Энлиля и его помощников повторялись ещё несколько раз, пока до всех присутствующих наконец-то не дошло — в корпусе грядет смена власти.

     Впрочем, новенький вёл себя тихо и не претендовал на роль главаря. Многие думали, что он и вовсе немой, или «с приветом». Мальчик ни с кем не разговаривал, сторонился общения, практически всё время где-то бродил. Но после его появления в корпусе всё изменилось. Хоть новичок и оставался отрешённым от всего, банде драчунов не удалось больше сохранять своё первенство: то и дело во многих конфликтах возникал он и просто пресекал их в корне. Остальные дети видели в новеньком защитника и вскоре вовсе перестали слушаться Энлиля, а после этого от него отдалились и его псевдодрузья, и он вновь остался один.

     Теперь во всех несчастьях Энлиль обвинял новенького, в лице которого нашёл воплощение любых бед и горестей. Он вновь начал замыкаться в себе, всё больше конфликтовал с окружающими и становился неуправляемым. Воспитатели всерьёз опасались за других детей и даже думали о возможности перевести мальчика в специальный интернат. Такая перспектива возникла перед Энлилем, но сам он, ещё больше озлобившись, только усиливал её. Всё шло к не лучшей развязке, и, возможно, она бы произошла, не случись простого и, на первый взгляд, ничем не примечательного события.

     Проснувшись от привычного кошмара за несколько часов до рассвета, Энлиль не рискнул вновь засыпать, но и оставаться в постели ему не хотелось. Чтобы прогнать недавний страх, он наспех оделся и выскользнул из комнаты. Миновав коридор, лестницу и холл, он незаметно пробрался к заднему выходу, ведущему к террасам и небольшому пруду на территории комплекса. Зима лишь только начинала вступать в свои права, а прохлада и лёгкий мороз уже полностью окутали землю и воздух. Но Энлиль не собирался возвращаться назад за тёплой одеждой. Он никогда не слыл рохлей, и лёгкий мороз только обрадовал ребёнка, ведь он обещал столько всего интересного, что может подарить зима.

     Выбежав за террасы, он бегом припустил к пруду, надеясь увидеть ожидаемую картину. Пробравшись к пологому берегу, Энлиль внутренне ликовал: он не был здесь уже практически неделю, и точно знал, что воде пора затянуться льдом. Так и было. Гладкая поверхность водоёма слабо мерцала ровными отблесками льда под лучами звёздного неба. Спустившись к берегу, Энлиль аккуратно ступил на лёд, проверяя тот на прочность, потоптался и даже попрыгал на одном месте, и, удовлетворившись результатом, смело последовал дальше. А через несколько минут от его опасений не осталось и следа. Лёд под его ногами, похоже, даже не замечал неожиданной нагрузки. Энлиль дурачился, как все дети, пускаясь в бег, скользя по гладкой поверхности. Ему всегда нравился этот пруд, и особенно такой, укрытый одеялом льда. Он так ярко напоминал ему небольшое озеро рядом с домом, в котором он когда-то жил. Скользя и падая сейчас на недавно оледеневшую поверхность водоёма, он живо представлял себя в прошлом. В днях, когда он резвился и дурачился, съезжая с ледяной горки у берега озера, в мгновениях, когда впервые надевал коньки, и узнавал, насколько твёрдый лёд, приложившись к тому всем, чем мог, и в воспоминаниях, где после каждого падения чьи-то родные руки помогали ему встать.

     Погрузившись в мечты о прошлом, Энлиль поздно заметил, что подбежал слишком близко к противоположному берегу. В этом месте лёд никогда не замерзал сильно из-за втекающего неподалёку ручья, и даже в суровые морозы ходить здесь было небезопасно. Спохватившись, Энлиль попытался остановиться, но по инерции сделал ещё несколько шагов и услышал предательский треск корки льда под ногами. А в следующее мгновение он уже оказался в воде, проваливаясь в мёрзлую темноту пруда.

     Паника сильнее ушата ледяной воды окатила мальчишку, и тот первые секунды оставался в оцепенении, не в состоянии пошевелиться. Но на место этому чувству с такой же силой ворвался страх утонуть, вытесняя всё остальное, и Энлиль резко рванулся вверх. Но как бы он ни пытался выбраться на лёд, ему это не удавалось. Тонкая кромка крошилась и врезалась в его ладони, изрезав их в кровь, он практически не чувствовал онемевшего тела и с каждым движением становился медлительнее.

     Вспоминая тот случай, ему всегда казалось, что он пробыл в воде целую вечность, но на деле же его попытки выбраться уместились от силы в пять минут. Понимая, что он вот-вот пойдёт ко дну, Энлиль решился звать на помощь. И пускай теперь за подобный поступок его уж точно переведут в другой интернат, на тот момент о последствиях он даже не думал. Но, набрав как можно больше воздуха для крика, мальчик услышал приглушённые, похожие на скрежет звуки, никак не похожие на его голос, охрипший от холода. Вот тут-то Энлилю действительно стало страшно. Он находился в студёной воде, с трудом цепляясь за поверхность кромки льда, и в любой момент мог отключиться, потеряв сознание.

     Впрочем, страх недолго переполнял мальчика. Он окоченел настолько, что мысленно даже хотел отключиться. Какая-то навязчивая мысль обещала ему тепло, если он это сделает, и прекратит сопротивляться. Но Энлиль отчаянно хрипел, зовя на помощь, и упорно карабкался на податливый лёд.

     Его ресницы полностью покрылись инеем, а зрение притупилось. Он не видел осторожно приближающейся в его направлении фигуры, и неожиданно раздавшийся рядом голос испугал его не хуже всего уже произошедшего. Он даже опять пошёл под воду, но кто-то с силой рванул его обратно. Через несколько секунд Энлиль уже был на льду, а его спаситель продолжал оттаскивать его в безопасное место.

     Лишь на другом берегу, остановившись и переведя дыхание, он обернулся к Энлилю, а тот в который раз подумал, что эта ночь полна сюрпризов. Над ним склонялся новичок, и на немого или умалишённого он сейчас точно не походил.

     — Так ты притворялся, косил под дурачка? — прохрипел Энлиль, не придумав ничего более подходящего.

     — Нет, — спокойно ответил новенький, помогая Энлилю встать. — Просто не хотел говорить.

     Энлиль не стал больше расспрашивать, тем более что его спасителю было точно не до расспросов. Мальчишка буквально тащил онемевшего соседа по корпусу, словно куль. Пробравшись незаметно обратно в комнату, он помог Энлилю переодеться и, не сказав ни слова, вернулся в постель.

     На следующий день Энлиль ожидал вызова к директору, но его не последовало, ни тогда, ни после. И лишь потом он понял, что его спаситель поступил так, как он не ожидал, не сдав того, кого по праву мог считать недругом.

     После случившегося на пруду прошла неделя, а Энлиль не решался подойти к новенькому. Он всё ждал, когда же тот использует против него свою тайну и настучит воспитателям. В таком настроении закончилась и вторая неделя, и за это время Энлиль начал злиться уже не на новенького, а на себя. В конце концов, собравшись с духом, он заговорил с соседом. Он не рассыпался в благодарностях, а лишь хотел понять, почему тот не донёс, ведь прежние его друзья не гнушались подобных поступков.

     — Значит, это были не друзья, — всё так же мирно ответил мальчишка, открыто и без агрессии смотря на Энлиля, а тот вдруг расхотел отвечать грубо, и вместо готовой слететь с языка колючей реплики, неожиданно спросил:

     — А ты мог бы быть мне настоящим другом?

     Спросил, и тут же пожалел, заметив растерянность мальчишки. Внутренне Энлиль сжался от ожидаемого отрицательного ответа. Он вдруг отчётливо увидел себя со стороны: злобного, подлого, хитрого мальчишку, каким он стал. С такими не дружат.

     — Если ты не будешь смеяться над моим именем, — тем временем ответил новенький.

     Энлиль не сразу понял смысл фразы. До него лишь через несколько секунд дошло, что его предложение принято. И, не веря услышанному, он поспешно согласился, лишь потом смекнув, что не знает, как зовут его нового друга.

     — Эн-нуннаки, — ответил ему он, не удержавшись от улыбки. — Это в честь дальнего предка, полководца, — пояснил он. — В моей семье многие военные, и родители тоже.

     Мальчик запнулся и нервно добавил:

     — Были военными.

     Энлиль удивлённо посмотрел на поникшего перед ним мальчишку и неожиданно впервые со дня трагедии осознал, что не только у него был повод для несчастья, но и у каждого ребёнка в этих стенах. Многие здесь, в том числе и его новый друг, как и он, остались сиротами, потеряв родителей в последних конфликтах между республиканцами и потомками поверженного режима, и общее горе, крепче любого родства, в этот миг, ещё без ведома его участников, навсегда объединило двух мальчишек.

     — Может, сократить твоё имя? — неожиданно спросил Энлиль. — Эн, Эн-наки, Энки…

     — Энки! — прервал его друг. — Мне нравится последнее.

     — Значит, Энки! — повторил Энлиль, наконец-то улыбаясь искренне.

     Так началась дружба Энлиля с тем, кто не дал ему превратиться в полное ничтожество ещё в детстве. И на одном приюте эта дружба не закончилась. В дальнейшем их жизни всегда соприкасались, какими бы дорогами они ни шли.

     Ещё до того, как стать наёмниками и охотниками за преступниками, оба честно пытались сделать военные карьеры. Но узкие рамки устава ненадолго смогли удержать рвущийся пыл свободолюбивых парней, и, с трудом дослужившись до руководящего состава, они подали в отставку, доведя предварительно до белого каления своего командира.

     На этом закончилась их и без того непродолжительная служба в рядах мобильной военно-космической армии. Но не только строгий устав или непоколебимый командир вынудили обоих оборвать карьеры. Ни Энлиль, ни Энки не винили в своём решении никого, кроме себя. Половину прожитой жизни они делали то, что уготовила для них Республика, заботливо ведя двоих сирот и определяя их будущее. Но, отдав положенный долг за своё воспитание, оба посчитали, что уплатили сполна, и впредь не пожелали заниматься тем, что никогда их, по сути, не привлекало.

     Примерно тогда у них и родилась идея зарабатывать себе на жизнь ремеслом наёмника. Впрочем, на практике энтузиазм далеко не сразу принёс положительные плоды, заставив обоих пройти через множество опасных испытаний. Но оно того стоило: результатом всего стал отличный сработавшийся отряд профессионалов, высокая эффективность работы и покровительство одного из четырёх Канцлеров Республики, нередко спасавшее их от расправы бесконечного числа недругов, которых они нажили.

     Хитрый старый Канцлер Эрид практически всегда присутствовал в жизни Энлиля. Будучи сводным братом его матери, он не связывал себя с племянником кровным родством, но от мальчика не отказался. Канцлер намеревался взять Энлиля к себе после смерти его родителей, но тот пожелал остаться с Энки в приюте. Впрочем, это не помешало Канцлеру ненавязчиво влиять на племянника, к которому, не имея своей семьи, он сильно привязался. Сам Энлиль пожелал сохранить родство с влиятельным деятелем Республики в секрете, справедливо полагая, что так ему будет спокойнее находиться в приюте. А позже, когда парень начинал строить военную карьеру, смысла открывать данный факт уже не было.

     Без особых надежд Канцлер надеялся заинтересовать племянника политикой, возможно, сделать его своим помощником в дальнейшем, или даже преемником, но мальчика тянули приключения, и чем взрослее он становился, тем опаснее были передряги, в которых он неизменно оказывался вместе со своими друзьями.

     Потеряв всякую надежду, Канцлер всё же нашёл способ держать племянника под относительным контролем. Именно он поспособствовал созданию отряда наёмников, который сейчас возглавлял Энлиль, не упустив при этом и своей выгоды. Будучи опытным дипломатом, Канцлер прекрасно понимал, что в некоторых ситуациях одной дипломатии уже недостаточно, и тогда не лишним было бы иметь доверенное лицо, способное разрешить проблему. Эрид часто прикрывал деятельность отряда своего племянника, но взамен требовал выполнения различных поручений, примерно таких же, как и последнее.

     В остальном же он практически не вмешивался в жизнь наёмников, лишь регулярно поставляя им новые задания, да закрывая глаза на мелкую контрабанду и постоянный игнор законов последними.

     …Энлиль улыбнулся своим мыслям о скрытном и дальновидном родственнике. Не всё складывалось гладко в их отношениях, но Канцлер нравился ему всегда, не только потому, что был его дядей. Энлилю импонировало его желание идти против правил, хоть сам Эрид никогда в этом бы не признался.

     Наверняка Канцлер ждал его звонка, чтобы узнать результаты. Энлиль собирался связаться с дядей, но тот, словно прочитав его мысли, позвонил первым.

     Энлиль, после короткого приветствия, быстро приступил к докладу об очередном успехе отряда, умолчав при этом о своём ранении. Хотя, вряд ли Иннат утаит его в заключительном отчёте. Впрочем, ему всё равно пока не хотелось выслушивать замечания старика. Тот наверняка не удержится от поучений.

     Закончив доклад, он ждал комментариев, но на другом конце повисла тишина. Лишь через несколько секунд Канцлер неуверенно нарушил молчание.

     — Энлиль, я только что получил сводки за день от патрулей материка. Твой бывший сослуживец, телохранитель Видар…

     Энлиль сразу уловил напряжение в дядином голосе, и связано оно было с его вторым лучшим другом. В отличие от Энки и Энлиля, Видар не рос сиротой, хоть и воспитывался только отцом, дожившим до белых седин. Дружить они начали, оказавшись на одном курсе первичной подготовки будущего командного состава. Несмотря на то, что разница в возрасте между ними составляла не более ста лет, Энки и Энлиль взяли шефство над парнем, относясь к нему скорее как к младшему брату. Впрочем, сам Видар был только рад, а его друзья, прошедшие все горести детских домов и интернатов, на самом деле выглядели старше на одну жизнь, видели и прочувствовали больше любого из всех, кого он знал.

     Троица быстро сдружилась и прониклась общими идеями и взглядами. Энлиль и Энки заразили парня долей своей бесшабашности и военной удачи, а тот, не без гордости, сумел привить им, пусть и в малой степени, понятие ответственности, долга и тягу к познаниям. И, хоть виделись они теперь гораздо реже, на их дружбе это никак не сказалось.

     Как Энлиль и Энки, Видар также подал в отставку, завершив службу в военно-космическом флоте. Но в его случае это был шаг к новым перспективам. Почти десять лет назад парня приняли на более престижную должность в ряды рекрутов-телохранителей при Аккадской Сеннаарской сокровищнице знаний, которой он добивался вот уже полвека. Видара всегда привлекали тайны и секреты, и находиться в месте, где их концентрация зашкаливала до предела, было сродни осуществлению детской мечты.

     Но и на этом не закончился его подъём. Проявив себя в лучшем свете, за минувшие годы он сумел подняться вверх. Все чаще Видара допускали к работе при самих Хранителях и их первых учениках. Он прошёл строгий отбор и попал в основной состав небольшого особого отряда. Телохранителей возглавлял сам первый командир Хоннор Хор, в прошлом адмирал третьей военно-космической флотилии, прославленный военачальник, принёсший немало побед, главной из которых была победа над агрессорами с дальних систем, пытающимися захватить колонии Республики на пограничных рубежах.

     И, несмотря на то, что Энлиль и Энки по старым причинам оправданно имели право недолюбливать адмирала, это не уменьшало его талантов и заслуг. Впрочем, у двух наёмников хранились свои счёты к военачальнику. И именно он оказался одной из причин, из-за которых парни решили бросить службу. Бывший адмирал Хоннор некогда главенствовал в комиссии по отбору экипажей для военно-исследовательских экспедиций, и он же забраковал кандидатуры двух молодых командиров, мечтающих вырваться за пределы Республики. Энлиль и Энки, получив отказ, были вынуждены продолжить службу во внутренних военно-космических флотилиях. Такая жизнь вселяла им скуку, и день их состоял из сплошных протоколов и составления отчётов о малоинтересных событиях. А где-то там, за пределами рамок их службы улетали экспедиции к неисследованным галактикам, таившим в себе массу приключений и загадок, к которым они так стремились.

     Завершив военные карьеры, оба долгое время не знали, кто именно посчитал их неподходящим материалом: «некомпетентными», «несдержанными», «эгоцентричными» и «заносчивыми», но истину узнали лишь через несколько столетий, давно вжившись в шкуру наёмников.

     Как-то раз, вновь оттачивая таланты воровского дела на ни о чём не подозревающем Канцлере, Энлиль и Энки пробрались в его святая святых — личные покои в сенате — и сделали копии всех найденных ими ключей-доступов. Трофей был не ахти какой. Всё-таки Эрид не стал бы хранить важные доступы у себя в кабинете, но и то, что им удалось добыть, могло приоткрыть много государственных тайн, в том числе и прочесть полные версии их характеристик, где и всплыло имя уже бывшего на тот момент адмирала.

     Не то чтобы Энлиль и Энки, узнав правду, возненавидели его за выданную им некогда нелестную характеристику. Их новая жизнь нравилась друзьям куда больше оставленной службы, но оба не могли не думать о том, как бы она могла сложиться, получи они возможность возглавлять экспедиции. И хоть каждый из друзей в глубине души знал, что опытный и честный военачальник был частично прав, одаривая их теми эпитетами, в разговоре между собой подобного они бы не признали никогда, и продолжали поносить бывшего адмирала скорее по привычке, не тая злобы.

     Долгое время о Хонноре наёмники не вспоминали вовсе, пока их друг не оказался в его отряде телохранителей. Они подкалывали Видара и пугали его приукрашенными историями о строгости и чудачествах его нового командира, а тот, практически всегда не умея отличить их правду от лжи, бледнел при каждой встрече с бывшим адмиралом. Но это не мешало признать и того, что лучшего командира для своего друга можно было и не желать. Так что, за Видара друзья могли теперь не волноваться. Но тревожный голос Канцлера предвещал обратное.

     — Что он натворил? — стараясь не выдать волнения, спросил Энлиль.

     Канцлер замялся.

     — Мне не известны подробности, — заговорил он вновь. — Но твой друг был доставлен сегодня одним из патрулей в больницу сената. Сейчас парень в коме, сильно повреждён мозг.

     Немного помолчав и не получив ответа, Канцлер вновь обратился к племяннику.

     — Мне жаль, Энлиль, шансов уже нет, — продолжил он. — Думаю, вам стоит съездить к нему. Я выдам тебе и Энки пропуск высшего уровня. Можете остановиться в своём старом убежище. Сразу после больницы я жду вас у себя. Есть задание.

     Услышав невнятный ответ племянника, Канцлер прервал связь.

     Энлиль погрузился в оцепенение. Знакомая, сдавливающая боль в груди, мучавшая его во сне, накатила с новой силой. Он не совсем разобрал всё сказанное Канцлером, но вывод из его слов прозвучал вполне различимый: далеко отсюда, в одной из палат главной больницы сената четырёх Канцлеров умирал его лучший друг, и ему нельзя было помочь.

     Энлиль машинально вызвал Энки. Тот явился с лёгким смущением на лице, которое всегда появлялось у него в обществе Иннат. Но, увидев побелевшие скулы первого командира, Энки сразу понял — что-то случилось.

     — Как скоро на максимальном ускорении мы будем в столице? — механическим голосом спросил Энлиль.

     — Думаю, меньше суток. Что случилось, ты бледен как полотно?

     — Прикажи штурману скорректировать маршрут, пусть выжимает максимум. Мы должны успеть…

     — Куда успеть? Что ты несёшь?

     Энки с недоверием наблюдал за командиром, разум которого, по всей видимости, помутился от препаратов. Но, наткнувшись на его взгляд, он увидел в нём осознанность. А следующие его слова сделали с Энки то же самое, что и с его командиром, заставив чувствовать предательскую слабость в ногах.

     — Видар умирает, — тихо обронил Энлиль. — И мы должны успеть.

     Канцлер устало наблюдал за восходом солнца, постепенно разгоняющего сумерки. Если бы эти лучи могли так же разогнать мрак и в его сердце… Во что он только что впутал своего племянника? Но обратной дороги уже не было…

     Яркие лучи восходящего красного светила проникали в живописный пейзаж мегаполиса материка, и Эрид не без гордости любовался красотой величественной архитектуры, идеи которой уходили далеко в прошлое культуры его народа, затрагивая мотивы первой и второй цивилизаций.

     Столица великой Республики, занимающая территорию четырёх материков планеты, утопала в зелени и пестрила разными оттенками удивительного мрамора, которым на протяжении тысячелетий облицовывали практически все постройки. Необычный камень с годами только закалялся, не поддаваясь коррозиям, но не это его свойство вдохновляло архитекторов многих эпох. Украшенные им фасады зданий постепенно приобретали всевозможные оттенки, от глубокого пурпурного до едва уловимого терракотового, от блёклого лазурного до нежного пастельного. Но стоило им окунуться в лучи закатного солнца или встретить рассвет, как все цвета сливались в один и начинали гореть оттенками драгоценного металла.

     Такое завораживающе чудо длилось не больше двадцати минут, и было особенно выразительно в рассветный час. Мегаполис постепенно погружался в расплавленное золото, и это зрелище стоило нескольких не потраченных на сон часов.

     Канцлер всегда любил встречать рассвет, проводить черту нового дня, отпускать прежний, вникать в предстоящие заботы и планы. Но сейчас ему было трудно сконцентрироваться на чём-то одном. Слишком многое в последнее время требовало его неотложного вмешательства. К тому же мысли Канцлера то и дело возвращались к племяннику и его другу, раненому телохранителю.

     Отложив прибор связи, он не переставал думать об Энлиле. Не каждый день тебе сообщают, что ты теряешь того, кто тебе дорог. Но Канцлер знал, что парень выстоит. Да и не мог он дать ему время на горестные раздумья.

     Сейчас ему требовалась помощь Энлиля.

     Стараясь отвлечься от тягостных мыслей о племяннике, Канцлер, против своей воли, всё больше погружался в другие, не менее тревожные думы, не замечая уже охватывающего его озноба. Один и тот же вопрос то и дело напоминал о себе, и старый опытный политик не мог от него отделаться.

     — Почему мой народ столь беспечен? — спрашивал себя Эрид.

     Нет, он не приуменьшал достижений своего народа и ни в этом видел его недостатки. Илимы всегда стремились к просвещению и тысячи раз переступали уже устоявшиеся рамки, продвигаясь в изучении мироздания и его тайн. Канцлеру было с чем сравнить. В их галактике обитало более трёхсот разумных развитых видов, из них половина не догадывалась о существовании жизни за пределами их планеты, а остальная половина едва переступила порог понимания простейших законов мироздания. Всего десять видов смогли достигнуть достаточно высокого уровня развития, и только четырём из них, в особенности народу самого Канцлера, удалось подняться пока что на самую высокую ступень этой лестницы. То, что было доступно пониманию илимов, ещё не скоро сумеют осознать все остальные.

     Но Канцлер не мог принять другое: почему, стремясь к просвещению, их натуры с аналогичной силой стремились и к саморазрушению. Постоянное развитие умственных способностей, прогресс, познание каждого из измерений и заключённых в них уровней реальности, казалось бы, должны были вести общество к морали. В большинстве своём так и было, но в любой цивилизации находился повод для конфликта. Никакие уроки прошлого не научили илимов простым истинам: что есть благо? Как и раньше, раса илимов развивалась по спирали, повторяя ошибки предшественников, вот только с годами новые войны становились куда кровопролитнее, разрушения необратимыми и опустошающими, а умыслы более коварными и скрытными. И чем больше его народ получал знаний, тем ужаснее становились последствия.

     Ныне властвовало время четвёртой по счету илимской цивилизации, сменившее расцветы и падения предыдущих трёх. Всего же народ илимов существовал уже более десяти миллионов лет. Но возраст, в этом случае, ещё не говорил о присущей годам мудрости. Каждый раз, будучи на пике расцвета, очередная цивилизация илимов становилась причиной своего же краха, после которого лишь чудом сохраняла своё существование.

     История первой цивилизации представляла собой классический вариант эволюции простейших видов в общество. Такие процессы илимы видели десятки раз, изучая развитие обитателей других планет. И сейчас ещё многие учёные посвящали свои карьеры исследованиям разных ступеней эволюции, в то время как их подопытные даже не догадывались о сторонних наблюдателях в своих жизнях.

     Примерно десять миллионов лет назад илимы сделали шаг из первобытного общества. Сколько подвидов навсегда осталось на обочине того периода, теперь было уже трудно судить, но первую свою цивилизацию строили шесть рас. Достигнув определённого развития в техническом плане, расы развязали между собой войны, пиком которых стало уничтожение привычного для них уклада жизни и потери более половины всего населения планеты.

     Но эти разрушения были ничем по сравнению с концом второй цивилизации, достигшей куда более высокого уровня, чем предшественники. Результатом бесконечных конфликтов стала опустошающая ядерная война, приведшая к необратимому глобальному похолоданию, заставившему крохотные остатки илимов более пяти миллионов лет буквально выживать и бороться за существование. Им приходилось ютиться на обжитых колониях за пределами родной планеты, ожидая того времени, когда их дом вновь станет пригодным для жизни. В результате вынужденного соседства всех рас под одной крышей, расовые отличия постепенно сгладились, и в свою третью цивилизацию илимы вступили уже как единый народ. Стоит ли говорить, что пережитое их предками должно было научить глупцов? Урок и впрямь оказался болезненным, но усвоили его не все.

     Третья цивилизация илимов достигла феноменального развития, она привела их в космос, как в свой второй дом, открыла им многие тайны основ мироздания, впервые позволила понять, каково их место среди бесконечного числа всевозможных реальностей, бесконечного потока миров. Знания, открывшиеся им, стали фундаментом новой могущественной Империи, равной которой не было в их галактике.

     Сеннаарская Империя просуществовала больше двух миллионов лет, и далеко не всегда выступала оплотом жестокости и тирании. Некогда она заслуживала приписываемое ей величие, а её правители были достойными проводниками своей нации, и лишь последние двести тысяч лет Империя всё больше сбивалась с пути, пока её же народ не положил этому конец.

     Но было в третьей цивилизации ещё одно событие, способное перечеркнуть всё то зло, которое она породила. Примерно шестьсот тысяч лет назад началась летопись одного из самых влиятельных и независимых сообществ в истории расы — Сеннаарской сокровищницы, хранящей за своими стенами сакральные знания, созидательная и разрушительная сила которых не имела границ. Первая сокровищница была построена на планете-столице Аккаде. Позже схожие комплексы начали появляться и в ближайших к Аккаду системах. Сейчас их уже насчитывалось более пятидесяти, по нескольку комплексов в каждой системе Республики. Но главной — путеводной, неизменной основой всех основ, как и шестьсот тысяч лет назад, оставалась Аккадская сокровищница.

     Процветала она и по сей день, а её история пестрила домыслами, легендами и загадками, среди которых не каждый мог рассмотреть правду. Когда-то её первые Хранители, если верить этим легендам, построили свой храм-хранилище, вытесав его внутри скалы. Это сейчас вокруг видимых и невидимых стен сокровищницы гудел улей огромного, занимающего практически треть площади материка мегаполиса. Но тогда данная местность представлялась малопригодной для жизни, слишком скалистой, невзрачной и труднопроходимой. Хранители же посчитали её идеальной для своего нового общего дома.

     Теперь же возле скалистых утёсов сохранившегося древнего храма, напоминающего о том, что и в легендах может быть доля правды, раскинулся огромный комплекс современной сокровищницы со всеми её тридцатью Хранилищами, монументальными постройками, садами и множеством школ. Именно благодаря этим школам и их ученикам, сакральные знания, пусть далеко и не все, проникали за пределы комплекса. Каждые пятьсот лет школы каждой сокровищницы выпускали новое поколение учёных, политиков, мыслителей, одним словом — гениев, благодаря которым раса илимов постепенно смогла подняться на одну из самых высоких ступеней развития в своей галактике.

     Впрочем, и в этом некоторые Императоры находили повод для недовольства. Они не хотели довольствоваться теми крохами знаний, которые Хранители постепенно отдавали своим ученикам, и мечтали в одночасье заполучить все скрытые за её стенами секреты и возможности. Хранители же, предвидя подобное, давно позаботились о безопасности комплексов, защитив сокровищницы не только преданными воинами-телохранителями, но и технологиями, способными повергнуть в шок любого учёного. Каждый из существующих ныне комплексов представлял собой идеальную крепость далёкого будущего, но лучше всего охранялась главная — Аккадская сокровищница.

     Подступиться к самому масштабному, разросшемуся комплексу нельзя было не только из-за величественных стен, опоясывающих его по периметру, или высоких древних гор, закрывающих северную часть сокровищницы. Эти преграды давно не остановили бы ни одну современную армию и служили уже скорее красивой декорацией, нежели существенной защитой. Реальная же преграда оставалась невидимой для глаз — сокровищницу окутывала тонкая, но непроницаемая сфера, пробить брешь в которой было не под силу передовым орудиям. Такие же барьеры преграждали путь и в остальные комплексы.

     Так что многим правителям с трудом приходилось мириться с соседством никому неподвластных Хранителей и их первых учеников, чьи способности лишь малым уступали способностям наставников.

     В расцвет тирании некоторые Императоры, не сумев подчинить себе Хранителей, даже пытались уничтожить Аккадскую сокровищницу и все спрятанные в ней знания, но подобные попытки не увенчались успехом. Сами же Хранители всегда держали нейтралитет. Их цель состояла в ином: в просвещении, и его нельзя было достигнуть за короткий срок, как нельзя перевоспитать за один день и аморальное общество. Хранители верили, что лишь со временем и с их помощью раса сможет понять все уроки прошлого. Они действовали редко, завуалированно, и только последний Император заставил Хранителей выступить открыто.

     Не найдя способа уничтожить защищённый неизвестными технологиями комплекс главной сокровищницы, а вместе с ним и всех его обитателей, тиран был готов пойти на самые жесткие меры — практически разрушить материк. Этого Хранители допустить не могли.

     В короткие сроки с их помощью армия повстанцев добилась ощутимого перевеса и вскоре полностью освободила все планеты и спутники Империи. Сам тиран погиб в последних стычках, так и не представ перед правосудием. Сдавшиеся после поражения войска и практически вся верхушка знати, не пожелавшие признать Республику, оказались выселены на отдалённые планеты. Почти тысячелетнее восстание закончилось меньше чем за год.

     Такова была сила, скрывавшаяся за стенами великих сокровищниц, и лучшего примера, на что способны их Хранители, нельзя было и привести.

     Падение Сеннаарской Империи стало началом четвёртой цивилизации, которая пока существовала чуть больше трёх тысячелетий. Трудно было ещё судить об этом времени, и его потенциале. Свержение тирании предвещало начало мирной эпохи, но пока что подобным настроем проникались, пожалуй, только философы.

     Прагматичным же политикам, в том числе и Канцлеру Эриду, приходилось спускаться с небес на землю в привычную, обманчивую и порой далеко не радостную действительность. И в ней всегда оставалось место интригам, тайнам, недовольным, страждущим и врагам, число которых у Республики росло и за её пределами.

     Было в ней место и опасениям за будущее. Знания всегда скрывали в себе не только свет истины, но и ужасную, невероятно разрушительную силу, если оказывались не в тех руках. Но именно благодаря контролю над знаниями со стороны Сеннаарского братства закат третьей цивилизации не превзошёл падение предыдущих двух и не привёл расу к новым катастрофам, напротив, позволив сохранить территории былой Империи и её народ.

     Раса боготворила за это своих Хранителей, и лишь с одним не могли примириться правители прошлого и настоящего. Как и Императоров, так и Верховных Правителей и Канцлеров не покидало желание завладеть спрятанными от любых посторонних глаз знаниями. Многое они отдали бы за визит в любое из тридцати Хранилищ Аккадского комплекса. И, с провозглашением Республики, новый режим не без оснований теперь надеялся на доступ в главную сокровищницу. Но её Хранители, к превеликому разочарованию правителей, не спешили раскрыть секреты известных только им технологий. Так что Канцлерам и Верховным Правителям было известно не намного больше, чем их предшественникам.

     Сами Хранители всегда одинаково объясняли своё решение: раса илимов, по их словам, не была пока готова к подобному. И их не заботило, что многие известные им технологии, к примеру, невидимый барьер, защищающий сокровищницу, или знания, позволяющие развивать силу разума, обеспечили бы Республике безоговорочное лидерство во всей галактике и даже за её пределами.

     Республика научилась жить в тандеме с закрытым братством Сеннаарской сокровищницы, но не научилась пока прощать ему свою закрытость. Впрочем, уступки Хранители всё же сделали, посвятив в некоторые свои тайны Верховных Правителей, Канцлеров и других достойных избранных. Теперь им было известно об истинной силе сокровищницы и источнике знаний, но для всех остальных подобное оставалось в секрете.

     …Канцлер потёр усталые веки, вновь переключаясь мыслями на Энлиля.

     «Не из-за этого ли секрета теперь умирает друг моего племянника, тот молодой телохранитель? — размышлял он про себя. — Не из-за него ли было убито столько невинных за последнее время? И не этот ли секрет, в конце концов, станет новой причиной для гибели моего народа?.. Да, мы беспечны, — продолжал свой мысленный монолог Канцлер. — И мы слепы, раз позволили подобному произойти».

     Эрид осознавал свою беспомощность в сложившейся ситуации. Ни его влиятельный титул, ни любые связи никак не могли ему помочь. И теперь, находясь практически в безвыходном положении, ему приходилось рисковать тем, кто был для него действительно дорог, подвергая единственного племянника угрозе и даже смертельной опасности, втягивая парня в историю, от которой он так долго пытался его оградить.

     Взваливать на Энлиля новое задание именно в такой момент, когда его друг вот-вот умрёт, показалось бы непростительным поступком, впрочем, Канцлер был уверен, что парень сам ухватится за его предложение. В противном случае Эрид просто не знал, к кому ему ещё обратиться. Доверять старый политик мог только своему недисциплинированному, всегда своенравному и непредсказуемому племяннику.

     Не лучший выбор. Это он понимал и сам. Но, возможно, в текущих обстоятельствах он окажется единственно верным.

     …

     Главная больница материка находилась всего в нескольких минутах езды от сената Четырёх Канцлеров. Вернувшись на планету, Энлиль и Энки быстро добрались к цели, где их уже ждал провожатый. Вместе они направились к отделению реанимации, с каждым шагом всё больше переходя на бег и не замечая ничего вокруг. Уже у входа в отделение их ждал дежуривший ночью пожилой врач. Коротко кивнув, он попытался придержать Энлиля за локоть.

     — Командир Энлиль, надежды нет, — спокойным голосом констатировал врач, говоривший такие слова уже сотни раз. — Его мозг сильно повреждён, он уже даже не очнётся.

     Энлиль резко выдернул руку и, чеканя слова, военным тоном приказал врачу ждать его у палаты пострадавшего. Перед глазами у него всё поплыло. Его другу выносили приговор, словно его уже не было среди живых. Наскоро отвязавшись от сопровождения, оба поспешили в палату, плотно прикрыв за собой дверь.

     В просторном слабоосвещённом помещении находилась всего одна кровать, если её можно было так назвать. Большая реанимационная капсула, практически такая же, как та, в которой недавно побывал и сам Энлиль, и идущие от неё приборы занимали треть палаты. И где-то там под стеклом виднелся силуэт их друга. Энлиль и Энки какое-то время, не сговариваясь, не решались сделать шаг к капсуле, а подойдя, долго стояли молча. Из-под стекла на них невидящими застывшими глазами смотрел незнакомец. Там, где его тело не скрывали реанимационные приборы, виднелась посеревшая кожа, щеки сильно запали, скулы буквально выпирали, обрисовывая черты черепа. Практически вся голова того, в ком сейчас так трудно было узнать Видара, находилась под реанимационным шлемом, искусственно поддерживающим работу мозга.

     — Глаза открыты. Наверное, повреждены нервы, — выдавил из себя Энки. — Не забудь сказать тому врачу, чтоб занялся его глазами. Он может так ослепнуть.

     Энлиль не стал отвечать. Он всё понимал и без слов. Энки в упор отказывался принимать очевидное. Их друг умирал, и лечение зрения в то время, когда отказал мозг, уже ничего не исправит. Если бы повреждения были не столь обширны, ему можно было бы помочь. Регенерация тел у илимов практически идеальная, ведущая к постоянному обновлению, но в случае с Видаром регенерационный барьер был разрушен, и организм уже не мог восстановить себя сам, как не помогли бы и любые операции.

     Подойдя к Энки, он мягко, но настойчиво отвёл его от капсулы, увлекая к выходу. У палаты их дожидался с явно оскорблённым видом дежурный врач. Энлиль почувствовал укол совести по отношению к опытному, старше, чем он как минимум вчетверо, специалисту, которого недавно отчитал как мальчишку. Он твёрдо, но коротко извинился за грубость.

     — Пойдёмте в кабинет, — доктор слегка расслабился и миролюбиво принял извинения. — Я не хотел, чтобы у вас появились надежды. Они бы не оправдались.

     Кабинет дежурного врача оказался помещением, переходящим из рук в руки при каждой смене, оттого у него не было никаких личностных черт, присущих постоянным личным рабочим уголкам. Простой безликий белый кабинет, в меру удобный, в меру просторный, стерильно чистый и навевающий уныние. Энлилю и Энки были предложены простые белые кресла, такое же было и по ту сторону стола, где сейчас, суетливо перебирая папки на сенсорной трёхмерной панели, восседал сам доктор.

     — Итак, — деловым тоном начал он, — пострадавший был доставлен к нам двадцать три часа назад с необратимыми повреждениями мозга и всей нервной системы. Его привёз патруль, который обнаружил раненого на границе западного паркового комплекса. Что он там делал, неизвестно. По форме и документам была установлена его личность и место работы. Службу охраны Аккадской сокровищницы мы уже оповестили, но ответа пока не было. В результате повреждений был разрушен регенерационный барьер, регенерация искусственным способом также невозможна. Генетический код повреждён, это лишает и возможности идентичного клонирования, что по законам Республики осуществить не удастся. Когда наступит физическая смерть — точно неизвестно, но больше суток он не протянет.

     Энлиль внимательно слушал отчёт врача, Энки же, как он отметил, все ещё был погружён в себя.

     — Пострадавший был весь в крови, — продолжал доктор, — кровь, как установил анализ, его, но интересно то, как и почему она на нём оказалась в таком количестве. Это необычный случай, с таким я ещё не сталкивался.

     Доктор не переставал суетливо искать материал медицинского заключения, с трудом ориентируясь в новых сенсорных трёхмерных устройствах, недавно введённых во всех государственных учреждениях. Виртуальные файлы и папки всё время выпадали из его рук. Наконец-то нужный файл был найден.

     — Что в нём не так? — тихо спросил Энки.

     Горечь сквозила в голосе первого заместителя командира наёмников. Тот же через силу заставлял себя вникать в текущий разговор.

     — Что не так, доктор? — уже увереннее повторил Энки, впервые после выхода из палаты поднимая глаза.

     Энлиль с сочувствием взглянул на друга, застывшего в напряжении с обманчиво отчуждённым непроницаемым лицом. Энки будет нелегко принять смерть Видара. У самого Энлиля, хоть он и был сиротой, всегда оставался дядя, заменяющий всю семью. У Энки же не было никого, кроме друзей.

     — Кровь, — повторил доктор. — Её слишком много. Мозг повреждён настолько, что уже не подлежит восстановлению и регенерации. Но важно то, как его повредили.

     Доктор перелистывал страницы своего отчёта, просматривая последние заметки.

     — Как я уже говорил, — продолжил он. — У пострадавшего необратимые повреждения, однако мы не нашли следов прямого воздействия, которое привело к этим повреждениям.

     Доктор изъял фотографии Видара из виртуальной папки, сделанные после его поступления в реанимацию. На них в разных ракурсах была запечатлена уже обритая голова телохранителя и оголённые участки тела.

     — Видите? Никаких повреждений, даже следов от удара нет, — доктор протянул им фото. — Нигде ни царапины. Но факт воздействия налицо.

     Энлиль и Энки старались смотреть на изображённого на фото пострадавшего так, словно он не имел отношения к их другу, пока что получалось это не очень, и оба напряжённо ёрзали в креслах, пытаясь переключить мысли в нужное русло. Просмотрев все снимки, они согласились с заключениями доктора, и принялись за чтение его отчёта.

     Буквально на первой же странице оба резко оторвались от документа и уставились друг на друга. Им не нужно было произносить это вслух. Они думали об одном и том же.

     — Почему вы указали в причине смерти такой смешной диагноз? — изменившимся, но все ещё спокойным голосом спросил Энлиль. — Это, по-вашему, повредило его мозг?

     Командир отряда сверлил взглядом засуетившегося старого доктора, перекладывающего папки с места на место и не осмеливающегося посмотреть ему в глаза. Энлиль ждал. Доктор продолжал суетиться. Наконец-то он собрался с духом и посмотрел в сторону командира.

     — Ну а что я должен был там указать? — оправдательным тоном начал доктор. — Раненого никто не бил, не воздействовал иным оружием, нет внешних повреждений, которые бы на это указывали, ни один анализ ничего не обнаружил. А те повреждения, что есть, внутренние, напротив, говорят об излиянии крови в мозг, пусть и в необычной форме.

     — То есть, по-вашему, молодой военный элитного подразделения, проходивший каждый день проверку здоровья, просто повалился от так неожиданно нагрянувшего обширного инсульта или чего там ещё, встретившего его примерно за десять тысяч километров от места службы, и всё это без постороннего вмешательства? — Энлиль немного повысил напор в голосе. — Что тогда стало причиной повреждения мозга? — повторил он свой вопрос. — Меня не интересует ваш отчёт, вы же сами понимаете, насколько обычное кровоизлияние в мозг отличается от этого случая, и насколько мала вероятность того, чтобы это произошло именно с ним и именно при таких обстоятельствах.

     Энлиль немного помолчал, успокаивая рвущийся изнутри накал, под которым врач ещё больше прежнего увлёкся ненужными перекладываниями вещей на столе.

     — Мы хотим знать ваше мнение, даже если оно кажется вам смешным, — закончил за друга Энки.

     Оба они настойчиво уставились на доктора.

     — Моё мнение? — переспросил доктор. — Нет, оно не кажется мне смешным, оно скорее пугает меня. Я не видел подобного при других инсультах такого типа. Да, ваш друг очень молод и силён для подобного и, в целом, смерть по естественным причинам для нашей расы уже давно большая редкость. Обычно мы умираем от старости, живём тысячелетиями и редко болеем. Но исключать такую причину полностью нельзя, разве только в случае с вашим другом.

     Доктор перевел дыхание и продолжил:

     — Я не знаю, что повредило его мозг, я лишь могу сказать, что это что-то или нечто сделало всё изнутри. Словно чья-то воля управляла им в этот момент. Его кровь буквально вскипела, а ужасное давление вытолкнуло её наружу из глаз, ушей, носа. Когда его привезли, он весь был в своей крови. Мы поначалу даже подумали, что он изранен, но ран, как вы знаете, нет, и не было.

     Энлиль и Энки обменялись взглядами, и резко поднялись на ноги. Они узнали всё, что им требовалось, даже больше того. Доктор поднялся вслед за ними.

     — Сообщайте о его состоянии, — попросил перед уходом Энлиль, оставляя свои координаты.

     Они быстро покинули здание больницы, подгоняемые душившим их нетерпением. Оба ещё в палате Видара неосознанно отметили знакомые черты, но из-за волнения не сразу обратили на них внимание. После прочтения отчёта доктора все прояснилось само собой. Застывший в ужасе взгляд их друга говорил сам за себя, а заключение в виде излияния крови тут же напомнило о недавнем заказе, которым им не позволял заниматься Канцлер.

     Примерно полтора года назад Энлиля и Энки наняла молодая девушка, дочь влиятельного сановника и политика, считавшая, что её отцу грозит опасность. За весьма солидное вознаграждение парням поручалось всего лишь тайно от самого политика охранять последнего в течение неопределённого времени.

     Шёл третий месяц их непыльного дежурства, и ничто не предвещало беды. Жизнь чиновника текла обычным чередом, пока в конце очередной, похожей как две капли воды на предыдущие, недели он неожиданно не скончался от обширного инсульта. Такова была официальная версия следствия. Но Энлиль с Энки составили своё мнение на этот счёт.

     Пользуясь благоразумно прикарманенным пропуском первого уровня, позаимствованным в закромах Канцлера, оба, под видом агентов, смогли первыми попасть на место преступления, перехватив тревожный вызов охранной системы в офисе политика.

     Его обнаружили в своём офисе в Ашшуре — мегаполисе второго материка планеты — мёртвым и без признаков насилия. Помещение офиса, неприступное, как бастион, было полностью изолировано, никто бы не вошёл и тем более не вышел из него без ведома охранной системы, которая отслеживала всех, кто находился в здании, и моментально распознавала чужака даже по запаху. На момент смерти, как показывала охранная система, политик был в помещении один.

     По сути, Энлиль и Энки расследовали это дело ровно пять минут, пока на место преступления не прибыла служба от сената двух Верховных Правителей Республики, полномочия которых были на уровень выше, нежели у службы сената Четырёх Канцлеров, к которой, к тому же и незаконно, относились наёмники.

     Слушать замечания и версии двоих друзей никто не стал. Обоих спешно удалили из здания, тут же отправили обратно на их материк. По приезду Энлиля сразу отвезли к Канцлеру, где тот целый час поил его чаем и сенатскими байками, пока не перешёл к цели этого визита. Канцлер прямо дал понять племяннику, что ни ему, ни Энки, с которым наверняка уже провели разъяснительную беседу, интересоваться происшедшим в Ашшуре не стоит. Что дело это впредь не в его юрисдикции, а курировать его будут службы сената Верховных Правителей, возможно, даже один из Правителей. И на случай, если Энлиль успел что-то заметить или, не допусти небеса, что-то прихватить с места происшествия, ему следует сказать об этом прямо сейчас.

     Излишняя напускная строгость Канцлера не обманула Энлиля, но и играть с огнём в лице опытного дяди-политика он не собирался. Энлиль не стал делиться с ним своими наблюдениями. Тем более что из кабинета чиновника он действительно ничего не брал. Ничего не снимал или фотографировал, не делал копий документов или файлов, а всего лишь запомнил некоторые детали, да просмотрел три-четыре минуты записей с камер наблюдения до тех пор, как его и Энки без лишней деликатности удалили из здания под конвоем. Именно запомнившиеся отрывки последних минут жизни чиновника не давали молодому командиру забыть этот случай. На этой записи политик монотонно разбирал документы, после чего неожиданно и как-то механически встал из-за стола, медленно вышел на середину комнаты, и там, простояв, не двигаясь, секунд тридцать, повалился на пол. Больше он не двигался. В такой позе они его и обнаружили. Также было отчётливо видно, как за эти полминуты кардинально менялось выражение лица умершего. Нет, оно не исходило судорогами, напротив, оставалось спокойным, даже безмятежным, но вот глаза политика, казалось, существовали отдельно от своего хозяина. Они кровоточили в уголках и расширились до предела, рискуя выкатиться из глазниц. Кровь тонкими струйками текла также из ушных раковин и носа, свидетельствуя о резком повышении давления. В этом случае медики не найдут причин усомниться в своем диагнозе и он, при таких симптомах, практически всегда окажется верным. Но как тогда объяснить то, что отражалось в глазах сановника? Энлиль был готов поспорить, что в них он распознал ужас и страх, вызванные не только внезапным ухудшением здоровья, и ещё кое-что: приблизив изображение зрачков, он заметил в них неясный силуэт или то, что можно принять за такой. Складывалось впечатление, что политик стоял лицом к лицу с кем-то, кого по непонятным причинам не смогла увидеть охранная система. И этот кто-то помог ему умереть.

     — Им необходимо, чтобы это был несчастный случай? — не удержавшись, спросил Энлиль и тут же отметил, как недовольно взметнулись белые брови Канцлера.

     — Клянусь, — поспешил заверить его он, — спрашиваю первый и последний раз.

     Канцлер так и не ответил тогда ему, взяв с племянника слово, что тот не вспомнит о случившемся и не будет ничего ворошить. Энлиль, пообещав не вмешиваться, забыл распространить своё обещание на Энки, поделился предположениями с другом, но дальше разговора всё так и не пошло. Из-за вмешательства Канцлера им пришлось отказать дочери политика в поиске убийцы, который наверняка был как-то причастен и к необычному ранению их друга, так похожего на тот случай.

     Канцлер!

     Энлиль чувствовал закипающую злость по отношению к старому интригану. Он не дал ему возможности докопаться до правды раньше, и теперь его лучший друг умирал от всё того же изощрённого способа, что лишил жизни известного политика.

     Злость начинала искать выход, но он уже знал, где сможет дать волю чувствам. Оба друга, не замечая пестрящих красок рассвета, направились к окутанному золотом сенату.

     Приглушённый свет, словно вспышка, ослепил Дильмуна, когда тот попытался приоткрыть налившиеся веки. Он поспешно заслонил глаза ладонью, давая им привыкнуть. Парализующее действие наркотика ещё ощущалось в его теле, и Хранитель не мог с уверенность сказать, сколько времени провёл в забвении. Каждое движение давалось с трудом, отзывалось болью в затылке и сердце. Он лишь слегка поменял позу и застыл, не шевелясь, сохраняя последние остатки силы. Так он лежал, уставившись в потолок, пока его глаза не адаптировались к полумраку, а шум в голове не затаился глубоко внутри.

     Тогда он решился осмотреться. Медленно ощупывая каждый метр взглядом, он быстро понял, что находится в каком-то старом просторном складском помещении. Дышалось ему легко. Но это не говорило о том, что он все ещё находился на родной планете. С таким же успехом его могли привезти на любой комплекс любой из двадцати освоенных планет и спутников, или вовсе вывезти за пределы системы.

     Дильмун попытался приподняться на локтях и только сейчас заметил оковы на левой руке. Он легонько потянул примитивную цепь и тут же металл отыграл звуком, ударяясь о стену и пол. Звенящее эхо будоражило сжатую тишину несколько секунд, прежде чем сталь утихла. Дильмун решил пока оставить цепь на потом. Меньше всего ему сейчас хотелось привлекать внимание своих похитителей.

     Он снова лёг на спину, вытягиваясь во весь рост. Те, кто его сюда принёс, удосужились позаботиться о заключённом и оставили ему старый матрац с одеялом. Дильмун был рад и этому. Его немолодое тело начинало мёрзнуть. Хранитель плотно прикрыл глаза и сосредоточился на своих мыслях. В нём практически не осталось силы, он чувствовал — его подавляли, но может, резерва хватит для послания?

     Соединив все остатки доступной ему энергии, он мысленно сплетал её в комок и был готов выбросить его в пространство, пока тот не достигнет разума адресата. Ему удалось сосредоточиться с большим трудом. Он ощущал, как с каждой ниточкой энергии становится слабее сам, но продолжал сплетать послание. Находясь уже в полуобморочном состоянии, Хранитель выпустил комок в невидимое для обычного взора пространство, но тот, преодолев несколько метров, наскочил на щит и разлетелся на сотни гаснущих осколков.

     — Тут ты бессилен, старик.

     Дильмун не заметил тихо подошедшего к нему незнакомца и с трудом перевёл взгляд в то место, откуда звучал его голос. В темноте виднелся лишь силуэт, но и по нему Хранитель распознал перебежчика. Перед ним стоял тот, кому ещё недавно он, не задумываясь, вверил бы жизнь.

     Бывший телохранитель, чьё имя наконец-то всплыло в его памяти, все так же тихо отступал в темноту, покидая слабо освещённый угол, где был прикован Дильмун.

     …Его имя, воскреснувшее в памяти Хранителя, слетело шёпотом с его уст. Не то имя, что он слышал от предводителя телохранителей командира Хоннора, не то, которым называл себя лжец, а настоящее, данное ему при рождении, внесённое в большую летописную книгу династий павшей Империи, и забытое на много столетий, практически сразу после его рождения.

     Дильмун похолодел. Правда, открывшаяся ему, остро кольнула его память. Но это невозможно.

     — Нер-мал! — прокричал ему вслед Хранитель. — Нер-мал!

     Он ещё несколько раз звал своего тюремщика, пока вокруг вновь не воцарилась тишина. Слыша замирание эха от своего голоса в дальних коридорах, Дильмун внутренне ощущал присутствие бывшего телохранителя рядом.

     — Ты рядом, в темноте, — обратился он к нему.

     Закрыв глаза, Хранитель сосредоточился и успокоил мысли. Он приказал разуму показать ему парня, и тот, в обмен на потерянную энергию, подчинился. Перебежчик стоял всего в десяти метрах от Хранителя, скрываясь в темноте неосвещённого угла. Но теперь Дильмун мог внимательно его рассмотреть. Телохранитель был практически таким же, как и в те дни, когда он изредка его видел. Что-то неуловимое изменилось в его внешности. Хранитель не мог понять, что именно: разрез глаз, овал лица? Но именно эта маленькая деталь, как маска, не давала ему раньше рассмотреть правду, она же прятала перебежчика и от охранных систем, дурача все взятые вместе современные технологии сокровищницы и Республики. Теперь же, когда предатель заполучил свою жертву, он более не пожелал и дальше прятать свой настоящий облик. К тому же Дильмун знал, сколько усилий требовалось для постоянного сохранения обманчивой внешности, даже если речь шла всего лишь об изменении цвета глаз или отпечатков пальцев. Стоящий в темноте предатель обладал невероятной силой.

     Почувствовав воздействие разума, парень поспешно закрылся, и неожиданно нанёс удар, перенаправив на Хранителя его же энергию. Старик застонал, схватившись за голову. Из носа тонкой струйкой потекла горячая кровь. Устало повалившись на дырявый матрац, он сильно запрокинул голову, пытаясь остановить кровь. Всё его тело ломило, в ушах звенело, но не боль сейчас беспокоила Хранителя. И как он только не заметил сходства. Неужели это он?

     — Такие способности, такая сила, — подавляя стон, обратился к молчащему в темноте похитителю Хранитель. Невидимый тюремщик не спешил отвечать. — Давно не встречал подобных умений. Ты достоин быть первым учеником Хранителя и даже его преемником.

     Лесть не попала в цель. Перебежчик продолжал игнорировать старика, но и уходить не собирался. Дильмун зашёл с другой стороны, стараясь разговорить бывшего телохранителя

     — Ты слишком молод, — продолжил он. — И зовут тебя не Нер-мал. Верно?

     Ответа не последовало.

     — Прости мне мою память. Старики всегда всё путают, — не прекращал свои попытки Хранитель. — Я ошибся, приняв тебя за него, ведь вы так похожи.

     Хранитель внутренне ощутил перемены в дальнем неосвещённом углу. Напряжение волнами разливалось оттуда по всему помещению, и чтобы уловить его, не требовалась и сила разума. Невидимый тюремщик начинал нервничать.

     — Ошибся, но не во всём, — аккуратно продолжил Хранитель. — Ты, может, и не Нер-мал, но ты его кровей.

     Последние слова он нарочно произнёс еле слышно, но сразу же почувствовал, что они были услышаны. Теперь из дальнего угла растекалась не только паника, но и злоба. Значит, он частично всё-таки оказался прав. Приняв парня за Нер-мала, сына поверженного почти две тысячи лет назад тирана, он не мог поверить своим глазам, ведь тот умер на ссыльной планете. Да и бывший телохранитель был слишком молод, чтобы оказаться сыном свергнутого тирана.

     — Я его внук!

     Злость, яркая и неприкрытая, сочилась из темноты.

     — И его наследник, — парень повысил голос и наконец-то вышел на свет. — Трон Сеннаара по праву принадлежит мне, и вы все заплатите… Заплатите за всё!

     Голос его сорвался на фальцет, вызывая слабую улыбку старика. Разозлённый его реакцией, он с силой схватил его за грудки, и резко встряхнул. Кулаки, терзающие ткань его одежды, сжались до предела. Побелевшие костяшки выпирали вперёд, не находя во что впиться. Бывший телохранитель злобно пронизывал взглядом повисшего старика.

     Слегка успокоившись, он, словно играючи, откинул Хранителя от себя на несколько метров. Тот с грохотом ударился об стену и бесформенно осел на пол. Удовлетворившись результатом, тюремщик оскалился в ответ на стоны старика, пытающегося сесть. Правое запястье Дильмуна неестественно выпирало в сторону.

     Все ещё скалясь, бывший телохранитель обернулся и зашагал прочь, но проникнув в темноту, остановился.

     — Лучше бы тебе знать имя своего будущего правителя, старик. Знать истинного наследника, — обратился он к Хранителю.

     Дильмун пытался унять дрожь в теле и боль, сгустившуюся в сломанном запястье. Он был слаб, чтобы помочь себе и закрыться от неё, не говоря уже об исцелении, и лишь бережно прижимал к телу изувеченную руку. Приподняв голову, Хранитель уставился в темноту, откуда к нему обращался его похититель.

     — Мое имя: Эн-уру-гал из рода Нургалов, — донеслось из темноты. — Запомни его, старик.

     Хранитель услышал удаляющиеся шаги. Он остался один, и боль не замедлила о себе напомнить, а в нём совсем не осталось сил. Придётся терпеть, и восстановить хоть немного энергии, которая, в этом он был уверен, ещё ему понадобится.

     — Эн-уру-гал, — повторил про себя Хранитель, ощущая мерзость этого имени у себя на языке.

     Сплюнув кровь, он медленно вернулся на матрац.

     …

     Эриду удалось вздремнуть несколько часов перед приходом наёмников, но тревожная дрёма лишь ещё больше накалила и без того измотанные нервы Канцлера. Едва проснувшись, он вновь увяз в своих страхах и сомнениях, ни на минуту не переставая искать логическое объяснение всему случившемуся, а недавний отчёт от дежурного врача о состоянии умирающего телохранителя только подлил масла в огонь. На первый взгляд обычный, медицинский доклад заводил его в тупик, вернее то, что просачивалось между его строк.

     Эрид мало что понимал в этих вопросах, но после многовековой дружбы с одним из Хранителей Аккадской сокровищницы научился распознавать признаки использования способностей разума. Но такие навыки казались ему воистину могущественными и необычными. Убить силой мысли, разрушить регенерационный барьер самого совершенного тела в этой галактике, которым обладали илимы, отравить генетический код, по сути, отравить саму душу, скрывающуюся в этом теле. Даже не все Хранители не обладали подобной силой.

     В памяти Канцлера всплыл недавний случай, связанный со смертью известного политика, расследование которого он пресёк. На тот момент Эрид поступил правильно, отгородив Энлиля и Энки от опасности. И Канцлера мало волновало то, что теперь племянник справедливо станет обвинять дядю в произошедшем с его другом. Но Энлиль и не знал всей правды, в частности, того, что это было уже далеко не первое подобное убийство. Не мог он знать, и каким на самом деле способом лишили жизни несчастных. Вычислить и, тем более, поймать такого преступника ему и Энки было бы не по силам.

     Тот, кто способен пройти любые уровни охранных систем, остаться незамеченным и убить, даже не прикасаясь к жертве, тот, кто лишил жизни политика, и смертельно ранил бывшего сослуживца парней, обладал невероятно развитыми способностями разума, недоступными простым смертным. Его смертоносное оружие скрывалось в мыслях, которыми он так искусно управлял, и которыми, наверняка убил бы и самих наёмников, не запрети Канцлер соваться им в это дело.

     Веками он пытался оградить Энлиля и Энки от всего этого. Но сейчас у Канцлера уже не оставалось выбора, и причина тому — Хранитель. Прошедшим вечером он так и не дождался Дильмуна на важную встречу.

     Поначалу неявка старого товарища не удивила Канцлера, и, возможно, Эрид так и не обратил бы внимания на неуважительный поступок, ведь Хранитель своим поведением ничуть не выходил за рамки общения, сложившегося между ними за долгие годы знакомства. Канцлер привык к выходкам друга, зная его чудаковатый нрав. Дильмун мог передумать идти, уже будучи на пороге, застрять возле какой-нибудь рукописи и вовсе забыть обо всём, засидевшись со своими кошками, заполонившими его покои. Причин всегда хватало, и Эрид не сразу начал волноваться.

     Поужинав в одиночестве он, как всегда в это время, разбирал накопившиеся доклады на своём столе. Его порядком клонило в сон, и он не вспоминал о переменчивом вредном старике, пока не наткнулся на знакомое имя в одном из докладов. А разобравшись, о ком идет речь, Канцлер не знал уже, что предпринять первым делом. В докладе говорилось о смертельно раненом молодом военном, опознанном по форме и документам, и этот парень оказался лучшим другом его племянника и ко всему прочему, личным телохранителем не появившегося Дильмуна. Помедлив, Эрид всё же решил, что он должен сообщить Энлилю. Но прежде чем связаться с племянником, он больше часа думал о случившемся, пока в его голову не пришла одна малоприятная догадка. Он вновь прочёл доклад, и нехотя в ней убедился. Парк на границе города, где был найден раненый телохранитель, рассказал больше, чем все его домыслы, вместе взятые. С чего бы парню находиться в самом любимом месте Хранителя, если только не сопровождая его самого? Предсказуемый ответ напросился сразу: Дильмун вновь не утерпел, и вместо того, чтобы прямиком направиться в сенат, заскочил в свой лес. Что именно произошло на том утёсе прошлым вечером, Эрид сумел догадаться и без отчета патрулей — старика похитили.

     Придя к такому умозаключению, Канцлер был вынужден сдержать возникший порыв отправиться в сокровищницу, чтобы лично убедиться в положении дел, но, поразмыслив, он отбросил эту идею. Случившееся попахивало предательством, и Канцлер не решился довериться не только командиру телохранителей сокровищницы, но и ближайшим соратникам, опасаясь риска навлечь на Дильмуна ещё больше бед. То, что рядом с Видаром не обнаружили и тело старика, внушало надежду — его похитителям не была известна истинная ценность жизни Хранителя, иначе последний оказался бы уже мёртв.

     Теперь Канцлеру предстояло действовать скрытно. Отчасти, по этой причине ему и пришлось вызвать Энлиля. Только с помощью племянника и его верного товарища удастся незаметно, не привлекая внимания, разузнать судьбу Хранителя.

     Канцлер вздохнул.

     «Почему только этот старый гордый дурак не доверился мне раньше?» — мысленно ругал он друга, не желая признаваться, что ругать стоило и себя. Ведь он уже замечал тревожные перемены в настроении старика, замечал, и всё равно ничего не предпринял.

     Хранитель боялся, и последние недели ему всё труднее становилось это скрывать. Неопределённость раздражала и пугала Канцлера не меньше, чем Хранителя. Как один из немногих, кто был посвящён в дела Сеннаарского братства, Эрид понимал страхи Дильмуна, знал, насколько опасны их враги и в особенности тот, кому они служат. О последнем Канцлер не решался даже думать. Его склонный к рационализму ум отказывался принимать само существование этой безжалостной необъяснимой высшей субстанции, чьи щупальца уже которое тысячелетие все сильнее окутывали их галактику.

     «Счастье в неведенье», так он считал с того самого дня, когда Хранители ввели его в круг посвящённых. И уж лучше бы некоторые свои тайны братство продолжало держать при себе. Тогда бы он никогда не узнал, что мир вокруг не так прост, как может показаться, а силы, управляющие им, куда могущественнее известных законов мироздания. Силы, способные стереть его страну по одной лишь только прихоти.

     В задумчивости Эрид продолжал медленно блуждать по кабинету, вновь и вновь проматывая в голове события последних часов, но переживания опять тянули его к племяннику. Канцлер тяжело дышал, тихо разговаривая сам с собой. Если бы у него было время… Такой роскошью Эрид не обладал. Узел затягивался, и Канцлер уже не мог ничему помешать, лишь раз за разом отмечая все новые и новые признаки, так пугавшие Хранителя. Опаснее же всего казалось ему то, что враг более не таился. Практически не таился. Его появление скользило не только в участившихся убийствах членов братства, а теперь и исчезновении старика, но и в разрастающейся космической угрозе. Последние месяцы Высшее военное командование доносило неутешительные вести. На пограничных рубежах фиксировались следы неизвестных кораблей-разведчиков, а число их случайных жертв перевалило за сотни. Складывалось впечатление, что в обороне Республики кем-то выискивался изъян. И, что особенно беспокоило военных, поймать эти корабли так и не удалось. Лучшие пилоты-асы пускались вслед за ними, но те, что зафиксировали и камеры наблюдения, словно растворялись в пространстве, не оставляя следов.

     Враг готовился…

     «Сколько у нас осталось времени? Стоит ли теперь ожидать вторжения?» — задавался вопросами Канцлер, прекрасно понимая, что в сложившейся ситуации ожидать можно было уже чего угодно…

     — Доброе утро, милорд. Вы как всегда рано.

     Канцлер встрепенулся, не заметив тихо вошедшего сутулого слугу, его личного секретаря и надёжного помощника.

     Эрид подозрительно взглянул на слугу, возвращаясь за стол. Такой ли он надёжный, как ему всегда казалось?

     «Может, это всё его рук дело, — невольно размышлял Канцлер, — или он продался тому, кто всем этим заправляет? Продался, и продолжал служить мне как ни в чём не бывало, вынюхивая все, что мне известно». Эрид запустил длинные пальцы в растрёпанные седые волосы. «А небеса знают, известно мне немало». С покосившимся взглядом параноика спорил сам с собой он, исподтишка наблюдая за занимающимся своими делами секретарём.

     Устыдившись своих мыслей, Канцлер поспешно отогнал от себя подозрения о своём секретаре, пригладив вздыбленные волосы. Так дальше нельзя. Похоже, он докатится до того, что уже не будет верить и самому себе.

     — Добрейшее, мой друг, — как можно теплее приветствовал слугу Эрид. — Я и не ложился ещё. Дела.

     Секретарь укоризненно покачал головой.

     — Дела, дела, — промямлил он под нос, сортируя документы для доклада на своём столе, заставляя Канцлера улыбаться. Нет, слуга не мог быть предателем, иначе грош цена ему как Канцлеру. Да и куда ему впутываться во все эти интриги. Секретарь, полное имя которого давно укоротилось до одного слова, — Дидук, и сам позабыл счёт своим годам, а многие считали его чуть ли не самым старым, если не сказать древним, обитателем в стенах сената Четырёх Канцлеров. По всем уставам, Эрид давно должен был заменить его более молодым и расторопным секретарём, но он не хотел лишать себя общества не столько проверенного временем помощника, сколько друга, которым считал этого порой заносчивого старика.

     К тому же, Дидук был тем, кому Канцлер доверял многие свои тайны, и он единственный из его окружения, помимо Дильмуна, знал о существовании наёмников в жизни Эрида. И если одна только мысль о том, что Дидук был бы способен навредить своему господину, уже казалась кощунственной для Канцлера, то мысль о том, чтобы старик хоть как-то навредил Энлилю и Энки, вовсе не умещалась в голове Эрида. Тот не просто всё детство баловал и опекал двух сирот, а искренне любил их, и такую преданность ничем не перекупишь.

     — Энлиль вот-вот нагрянет вместе с Энки. Они будут рады тебя видеть, — обратился к слуге Канцлер.

     — Чего нельзя сказать обо мне, — шёпотом добавил он.

     Но старый секретарь и без того уже не вслушивался в его слова. По-старчески обрадовавшись, он суетливо покинул кабинет Канцлера.

     — Что ж вы не предупредили, — на ходу ворчал он, — надо ж заказать их любимые сладости.

     — Ты может и не заметил, — улыбаясь, крикнул ему вдогонку Канцлер, — но они уже не дети!

     В дверной проём на секунду протиснулась голова секретаря, с таким выражением на лице, с которым изрекают вселенскую мудрость.

     — Конфеты скрашивают любой возраст, милорд, — невозмутимо констатировал он, оставляя Эрида наедине со своими мыслями.

     Канцлер ещё какое-то время улыбался. Немного успокоившись, он заставил себя взяться за забытую с вечера работу. Постепенно ему удалось отвлечься и даже вникнуть в смысл документа. Это была недавно принятая в сенате военная директива по передислокации войск, решение которой он намеревался оспаривать. На полях он оставлял личные пометки тонко заточенным карандашом. Тягу к архаичному способу хранения информации, в том числе и к письму от руки на простой бумаге, использование которой считалось диковинкой уже не первое тысячелетие, он позаимствовал у Дильмуна, и теперь не упускал возможности размять пальцы, давая им волю воплотить свои мысли на шершавой поверхности бумаги. Не факт, что его полномочий будет достаточно для отмены этой директивы, но, если его поддержит и сам Главнокомандующий, он сможет добиться хотя бы открытых дебатов в сенате, что уже немало.

     В неспешной работе пробежал час, в течение которого Канцлер полностью оправился, здраво взвесив недавнюю панику. Теперь, когда поблизости находился его верный секретарь, а в окно приветливо пробивались лучи яркого солнца, сложившаяся ситуация не казалась ему однобокой. Ранение Видара могло быть и не связано с самим Хранителем, и, скорее всего, с Дильмуном всё в порядке. И если старик не даст о себе знать до середины дня, Канцлер наведается в сокровищницу. В конце концов, как одному из шести представителей высшей власти, ему не требовались особые причины для незапланированного визита.

     Оторвавшись на мгновение от директивы, Эрид довольно потер лоб — да, так он и поступит. Оставалось только вытерпеть встречу с парнями и попридержать Энлиля и Энки рядом, пока он не решит, стоит ли давать им полномочия на расследование убийства их друга, или ограничиться ресурсами сената.

     Вернувшись к директиве, Канцлер вновь погрузился в текст документа, не сразу заметив тихий скрежет. Под скрипы его карандаша в углу комнаты постепенно ожил проектор, готовый вывести в трёхмерный режим полученные данные. Эрид тут же приободрился и внутренне расслабился, почувствовал, как хотя бы малая часть груза сваливается с его плеч.

     Тем временем проектор продолжал скрежетать. Это древнее устройство, как и привычка писать от руки, было подарком от Дильмуна. Хранитель нередко передавал с его помощью ему сообщения. Канцлер всегда дивился изобретательности друга. Тот обладал развитыми способностями разума, но в своё время махнул рукой на Эрида, так и не сумев научить упёртого политика даже азам. Не будь Канцлер настолько закрыт к учению Хранителей, они оба могли бы общаться телепатически, не покидая своих кабинетов. Не добившись от друга результатов, Дильмун, в конце концов, разозлился и притащил Эриду этот старый агрегат, сделав его односторонним устройством для личной связи с Канцлером. С тех пор Дильмун отправлял свои мысли только ему известным путем, а они, долетая к проектору, принимали облик вполне понятных фраз.

     Помнится, когда Хранитель, довольный своим подарком, пыхтя, устанавливал расшатанное и немного проржавевшее устройство, Эрид негодовал и сетовал из-за такого выбора, напрасно пытаясь помешать вредному старику уродовать свой кабинет. Несуразный коробок, отслуживший положенное ещё десяток тысячелетий назад, портил лаконичное и уютное убранство покоев Канцлера, как грязное пятно на безукоризненно чистой белой тунике. Почему, спрашивается, было ни выбрать что-то менее броское? Но Дильмун, ожидавший подобных возмущений, только посмеялся над другом.

     — Напрягать мозг не захотел, вот и довольствуйся, — подтрунивал он.

     Спрятав устройство за ширмой из цветов, Канцлер привык не замечать вопиющей несуразности у себя под носом. Но сейчас он был даже рад раздражающему скрежету проектора, принявшего новое послание. Передать его мог только Хранитель, так что, возможно, опасения насчет последнего действительно оказались преждевременными.

     Не вставая, условным движением руки Канцлер быстро активировал загрузку и перевёл её на свой стол. Изображение, поначалу нечёткое, постепенно переставало рябить. Эрид мельком взглянул на текст, возвращаясь к директиве, пока послание полностью загрузится, но тут же вновь встревожено всмотрелся в короткие, обрывистые строки, застывшие в воздухе. Послание, скомканное наспех из мыслей Дильмуна, дошло клочками, в которых лишь отдалённо улавливался смыл.

     Не успев толком разобраться, Эрид попытался зафиксировать картинку, но изображение опять начало рябить, дёргаться. Заискрился проектор, а после и вся техника вокруг, выходя из строя. Запах плавленых контактов витал в воздухе. Замыкание уничтожило не только все приборы, обуглив некоторые за считанные секунды дочерна, но и испепелило полученное с их помощью сообщение, врезавшееся в память Канцлера.

     — Помоги нам небеса.., — неосознанно тихо произнёс он, порывисто поднимаясь и пытаясь связаться с Энлилем.

     Устройство связи также не работало.

     Внезапно Канцлеру стало трудно дышать, дико разболелась голова, в висках застучала кровь. Растерянно он попытался позвать секретаря.

     Его крик оборвался на полуслове, заглушаемый пульсирующим рокотом взрыва, в мгновение разрушающего прекрасное убранство личных покоев Канцлера, скрывая под пылью и обломками и своего хозяина.

     …

     Хранитель пытался затаить дыхание, вслушиваясь в отдалённый разговор. Фразы долетали обрывками, и Дильмуну не удавалось уловить суть. Но голос, принадлежавший его похитителю, Эн-уру-галу, он узнал сразу. Ответов того, к кому обращался перебежчик, Хранитель не слышал.

     С самого начала этого разговора жуткая тягучая боль пронизывала тело Дильмуна, словно тиски зажимали каждый его орган и давили одновременно во всех направлениях. Наспех заживлённое запястье горело огнем. Хранитель закрывался от воздействия этой силы, вновь теряя с трудом накопленную энергию. Он прекрасно знал причины неожиданного недуга, напрямую связанные с отдалённой беседой бывшего телохранителя. Кто бы ни отвечал Эн-уру-галу, его самого здесь не было. Невидимый собеседник прорывался через большое расстояние, что заставляло пространство вокруг деформироваться и искривляться, последствия чего и ощущал на себе Хранитель.

     Эн-уру-гал повысил голос, и Дильмун наконец-то расслышал сказанное.

     — Ты обещал мне! — с нескрываемой злостью кричал он.

     Был ли ответ, Хранитель не знал. Наступившая тишина развеяла его боль. Дильмун понял, что в этой постройке их снова только двое. Внутренне он почувствовал приближение Эн-уру-гала и быстро прикрылся одеялом. Тот, оставив возле матраца поднос, какое-то время, не шевелясь, постоял рядом.

     Стараясь походить на спящего, Дильмун расслышал тяжелый вздох парня и его удаляющиеся шаги.

     — Я прошу позволения пройти!

     Красная Звезда вновь повторила свою просьбу, но её, как и все предыдущие, оставили без ответа.

     — Прошу.., — Звезда из последних сил пыталась прорваться через невидимую преграду между своей и вышестоящей над её миром реальностью другого измерения, но хозяева той стороны не спешили открывать проход, а у самой Звезды на подобное не хватило бы энергии.

     К тому же, покинув своё солнце и оставив сферу, Звезда чувствовала все последствия своего путешествия, а огромное, неисчислимое в величинах расстояние между ними напоминало о себе чудовищной силой притяжения, не прекращающей пытаться вернуть её в свою Солнечную систему.

     Душа Звезды не была свободна, хоть её сознание и умело проникать практически в любой уголок пространства-времени своего и соседних измерений. Но сейчас этого было недостаточно, чтобы пройти в вышестоящее измерение, покинуть сферу и разорвать с ней связь. Невидимые нити крепко связывали сущность Звезды с её вместилищем, и даже коротенькое путешествие давалось ей с трудом, не говоря уже о нынешнем. То место, куда она пыталась попасть, было закрыто для её разума и сознания, поэтому ей и пришлось прийти к его границам самой. И теперь её одинокая, несвободная душа, застывшая на паперти бесконечных реальностей и терзаемая силой притяжения к своей сфере, напрасно пыталась прорваться выше.

     Путешествие к границам сильно вымотало Красную Звезду. Она прекрасно осознавала, что не сможет долго сопротивляться силе притяжения, и вскоре обязана будет вернуться назад к своему вместилищу, к которому была прикована практически с самого рождения нового мира — её Вселенной. Но, неужели все её старания окажутся напрасными, и ей так никто и не ответит?

     — Антарес, прошу, позволь мне пройти!

     Красная Звезда воспользовалась последним шансом и обратилась напрямую к тому, кто управлял её галактикой. Если Антарес не откроет для неё проход в свою реальность, то другие её обитатели тем более не пожелают этого сделать. Звезда чувствовала их недовольство, но пока не понимала, чем именно вызвала гнев.

     Неожиданно она ощутила перемены вокруг. Хрупкая на вид грань между измерениями постепенно сглаживалась, пропуская свою гостью. Красная Звезда переступила порог и тут же приняла иное обличье, привычное для её прошлых жизней.

     Без запинки её разум выбрал одну из точек в потоке пространства-времени, перенося её в знакомые и родные места из прошлого. По сути, место, куда она попала, уже давно являлось иллюзией — частью воспоминаний, прошлым, где теперь она была лишь сторонним наблюдателем. Звезда оказалась на широкой слабоосвещённой террасе, выложенной белым мерцающим камнем. Кое-где виднелась молодая листва пробивающихся сквозь мрамор побегов непокорного плюща. В отдалении доносились звуки журчащих водопадов, срывающихся вниз с дальних скал.

     Красная Звезда хорошо помнила это место во всех его красках прошлого и провела здесь несколько жизней, до того момента, как её сущность привязали к одной из потока похожих между собой звёздных сфер, закинув в формирующуюся реальность молодого трёхмерного мира. Для рождённой в высшем измерении души ужаснее наказания нельзя было и придумать. Но таков был её путь. К тому же, жить в нижестоящих мирах оказалось не так уж ужасно. И пускай она управляла всего лишь космической сферой — обычным Солнцем и его Солнечной системой, подобный опыт многому научил юную душу Звезды, и, прежде всего, он научил её терпению.

     Оказавшись в старом доме, Красная Звезда невольно погрузилась в череду воспоминаний, проносящихся в её сознании. Она вспомнила свой уход отсюда и обретение новой жизни, в облике пылающей сферы. То время редко воскресало в её мыслях. Красная Звезда всегда отгоняла их, не давая себе ещё один повод для тоски по прежнему дому. Но сейчас ей отчего-то хотелось об этом думать.

     Все её прошлые жизни были свободны. Красная Звезда перерождалась десятки раз, становясь всё более сильной и могущественной. Её сущность развивалась настолько стремительно, что будь она свободна и сейчас, её возможности в десятки раз превзошли бы власть самого Антареса. Но от былой силы в ней не осталось и крохотной доли. Нет, она не ушла, не растворилась. Могущество её сущности все ещё находилось в ней, но было под запретом, закрыто от неё с той самой секунды, когда её душу посадили на цепь.

     Она не выбирала тот путь, не хотела покидать после очередной смерти привычное измерение, но так было написано ей ещё с первого рождения. Здесь, среди оставленных миров, были все, кого она знала и любила. Её мать — Антея, прекрасная и сильная сущность, управляющая некогда миллиардами звёзд и гиперновой, из останков которой Красной Звезде предстояло сотворить свою сферу. Теперь она властвовала над новой гранью реальностей. Здесь были её братья и сестры, кто, как и она, должны были рассеяться между реальностями новых миров. И в этом месте оставались её верные друзья: воинственный Антарес, задумчивая красавица Летта, прохиндей Анубис и молчаливый Нитур, с которыми она проходила множество жизней. Но чья-то незримая воля предпочла для неё именно такой выбор, и после окончания своей последней жизни её сущность, освободившись от очередного тела, против своей воли попала в молодую Вселенную — трёхмерный примитивный мир, где только-только начинали формироваться первые звезды.

     И ей было уготовано одно из двух: либо управлять звездой, либо уступить и попасть в рабство другой сущности, погибнуть без гибели.

     Она смутно осознавала то своё новое рождение, обретение формы. Это была острая вспышка сознания, лезвие, озарившее её разум в темноте, когда не было ещё ничего. И вокруг происходили такие же вспышки. Тысячи, сотни тысяч сознаний загорались в кромешной тьме новой Вселенной, и им не хватало только вместилища. Они витали в раскалённой пыли, сильные космические ветра разгоняли горячий газ в разные стороны от сердцевины погибшей гиперновой.

     Осознав свою сущность, свою душу, разум, интуитивно, словно управляемая незримыми ориентирами, Красная Звезда начинала свой путь в неизведанном мире. Её очередное рождение происходило так стремительно, загадочно, фантастически просто и сложно одновременно. Пребывая сознанием везде и нигде, она видела себя со стороны такой, какой может стать, — горячей пылающей сферой. Она чувствовала себя в каждой частице, которую пыталась притянуть, которую уже делала собой. Она ощущала рядом разум других ещё не обретших тела душ, кружившихся сейчас, быть может, в ещё большем водовороте стремительных событий. Знала она и то, что многим из них так и не будет суждено озарить своим светом тьму.

     Новый мир, данный им смертью матери, был жесток. Недостаточно ощутить свою сущность, осознать разум, душу, нужно ещё стать звездой, создать себя из миллиардов частиц, отвоевать их у всех других сил, притянуть и заточить внутри. И с первого мгновения своего перерождения Красная Звезда была на войне.

     Всеми гранями своей только что заново обретённой души она ощущала новую сущность, которой стремилась стать. К этому же стремились и другие ещё не рождённые звёзды. Жадно, жестоко, быстро они поглощали частицы вокруг. Никто из них не знал, почему они должны порабощать друг друга, но не сомневался даже и доли секунды. Ведь и этого времени более удачливой сущности хватило бы, чтобы поглотить и тебя, и те частицы, которые ты успела присвоить. В этом хаотичном водовороте, тем не менее, царствовал идеальный порядок. Побеждали сильнейшие, слабые были уничтожены в зародыше.

     Сознание Красной Звезды быстро пронизывало пространство вокруг, властно и расчётливо притягивая строительный материал для своей сферы, а вмести с ним и зародыши других звёзд. Ей повезло куда больше, чем остальным. Она творила себя практически в эпицентре скопления некогда раскалённых, а теперь остывших газов и пыли. Каждая секунда её новой жизни была на счету, и практически все её усилия уходили на совершенствование своей сферы. Раскалённые частицы рвались на свободу, но сила её притяжения с небольшим перевесом побеждала и стягивала их в одно место, в одну точку, эпицентр её будущего ядра, её сердца. И когда количество частиц было уже таково, что удержать их ещё хоть секунду она бы не смогла, а их энергия готова была разорвать и её сознание, произошло то, чего она так хотела. Частицы подчинились и позволили заточить себя внутрь, она победила — обрела сферу, своё вместилище. А вместе с победой пришло и долгожданное облегчение. Вся сила частиц порабощённой материи стала её силой, их энергия — её энергией, их жизни слились в одну и подчинялись её сознанию. В ядре высвободился первый поток энергии, пробрался через все верхние слои сферы и пульсирующим толчком устремился вдаль, озаряя темноту вокруг первозданным светом, которому предстоит жить намного дольше, чем сфере, освободившей его.

     Никто не знал, сколько именно продолжалась эта битва за господство в непроглядной тьме. Все закончилось так же внезапно, как и началось. Так продолжалось, пока в плотных туманностях нового мира не зажглись молодые звёзды, разгоняя своей вспышкой от себя остатки газа и пыли, очищая пространство, отпуская свой первый поток света в далёкие глубины тёмного и таинственного нового дома. Так продолжалось, пока сознание не обрело оболочку, душа новой звезды не получила вместилище. Так продолжалось, пока Красная Звезда не поняла, что она уже совсем одна, и сражаться ей не с кем.

     Она победила и обрела вместилище, нарекая себя новым именем, отпуская старое. Впредь она называла себя Красной Звездой, в честь своего прекрасного и ярко-красного Солнца, которым ей предстояло управлять не меньше тринадцати миллиардов лет.

     Звезда с жадностью предвкушала новую жизнь и уготованное ей время, пока не осознала главного — больше она не была свободной.

     В её части галактики наступило затишье. Где-то продолжали формироваться новые звёзды, умирали старые, проплывали облака из пыли и газов, которые когда-то послужили строительным материалом для её матери, а рядом с ней осталась лишь пустота. Другие звёзды в её окружении не были одиноки. Им удалось заключить между собой шаткий мир, сформировав двойные системы из нескольких звёзд, а то и целые звёздные кластеры. Их притяжение было ощутимо, как и притяжение Красной Звезды. Незримые цепи крепко связывали их вместе, но сознание одинокой звезды было далеко и улавливало лишь шёпот, невнятные отголоски далеких звёзд.

     Все, что окружало её, — это одиннадцать колец астероидов, всевозможных осколков и пыли, кружившихся на созданных для них орбитах. В них не было ни тени сознания, ни пылинки разума. Не лучшее соседство в мире, где и так всё кажется мёртвым. Эти тёмные глыбы, отражающие её свет, постоянно сталкивались, притягивались между собой, меняли орбиты, формировали сферы и тут же сами их разрушали, напоминая миниатюрную историю рождения звёзд. Но такое однообразное и скучное соседство вряд ли могло заинтересовать пытливый разум перерождённой души.

     Молодая звезда тянулась мыслями к равным себе, своим дальним соседям. Она была привязана к своей сфере, в первое время с трудом и ненадолго могла покинуть пределы её гравитации, свою Солнечную систему, и только освобождённый ею свет и практически не имеющий границ разум связывали её с окружающими многогранными мирами.

     Какое-то время угасающий след разума её матери после взрыва гиперновой отдавался слабым отголоском в её сознании. Красная Звезда тысячи раз пыталась докричаться до той, кому была обязана новой жизнью, но разум могущественной сущности уже давно покинул молодой мир третьего измерения.

     Постепенно лишь удушливая тишина и неспокойные мысли остались спутниками новорождённой. Терзаемая противоречиями Звезда начинала всё больше тосковать. Время ускользало незаметно, странно и необъяснимо. В тягостных попытках найти ответы быстро прошло несколько миллионов лет. Но чем взрослее становилась Звезда, тем медленнее для неё текло время. Ей уже не удавалось увлечь себя ранее захватывающими её мыслями. Её свет проник глубоко в космос во всех направления, и он пугал Звезду. В этом огромном плоском мире редко встречались галактики, и свет почти всегда пронизывал только холодную пустоту, немую и неприветливую. Увиденное угнетало. Все чаще и чаще сознание Звезды просто молчало, и хуже пытки нельзя было придумать для совершенного, яркого и безгранично развитого разума, которому попросту нечем себя занять. То, что можно узнать и осознать, было узнано, то, что хотелось осознать, было недоступно и скрыто.

     Само существование впредь напоминало заточение. Ужаснее же всего было понимание того, что её душе ещё не скоро удастся из него выбраться. Звезда знала, что подобные ей живут долго, очень долго, невыносимо долго. Ещё в дни битвы за своё вместилище ей следовало бы поглотить гораздо больше материи, чем она смогла притянуть, и это бы существенно укоротило её век. То, что не сделала она, смогли осуществить другие звёзды. Их было не так много, особенно среди молодых, а та, которая являлась самой большой в её уголке Вселенной и, как догадывалась Красная Звезда, самой недолговечной, и вовсе находилась в другой галактике.

     Связи с Голубым Сверхгигантом у Красной Звезды не было. Но её сознание благодаря памяти её света могло наблюдать за жизнью этой величественной сущности, которая стремительно угасала с каждым новым потерянным пульсом энергии, с каждым порывом космического ветра, уносящего разреженную атмосферу звезды вдаль и формируя вокруг неё причудливые туманности.

     Скорее всего, Голубой Сверхгигант появился на своей арене, когда вместилище её матери уже освещало тьму вокруг себя, а быть может, он был и её ровесником, только более бережливым и долговечным. Он находился невероятно далеко от Красной Звезды, но его яркое голубоватое свечение оставалось заметно, и с каждым мгновением его пульсация становилась всё сильнее. Эта звезда превосходила сферу Красной Звезды в массе более чем в тысячу раз, обладая невероятно большим вместилищем, возможно, даже таким же большим, как и её мать. И теперь жизненный путь Голубого Сверхгиганта неумолимо завершался, а он сам заканчивал последние приготовления перед катастрофической гибелью.

     Жизнь самой царственной звезды была неким спектаклем для немногочисленных обитателей огромной чёрной пустоты, и Красная Звезда жадно наблюдала за последними мгновениями существования Голубого Сверхгиганта. Как жаль, что ей не удалось поговорить с ним. Возможно, если он действительно был среди первых в этом новом мире, его история смогла бы дать ответы на многие вопросы одинокой звезды.

     Свершилось бы это или нет, ей уже не узнать никогда. Гибель величественной сущности была невероятной. Это случилось внезапно. Хотя во Вселенной, устроенной самым невероятным образом, любые рассуждения о любых событиях всегда относительны. Смерть Голубого Сверхгиганта была и внезапной, и нет. Красная Звезда видела его гибель, словно была рядом с ним, и между тем, свет, рождённый ярким, непостижимо чудовищным мощным взрывом, добрался до неё лишь почти через четыре тысячелетия. Свет таил в себе обрывки ценной информации, мозаику потерянных знаний, которую уже было не собрать, и то, что поразило её разум: страх и боль умершей звезды, все ещё звучащие в её угасающем переродившемся сознании. А ведь Красная Звезда была уверена, что необычный Голубой Сверхгигант встречал свою гибель как освобождение. Но это оказалось не так. Значит, не все обитатели молодой Вселенной страдали так же, как она, и мечтали об освобождении. Кто-то из них, а может быть, и многие, хотели жить и боялись неизведанного нового пути.

     Эти выводы хоть и взволновали её, но не изменили взглядов на своё существование. Одно дело быть в клетке несколько миллионов лет и считать эту жизнь короткой, другое — не находить ответов в течение миллиардов лет, времени, которое, как знала сама Красная Звезда, ей суждено прожить в этом мире. Будь она хоть вдвое больше своего размера, она наверняка бы уже готовилась к скорой смерти, но её сфера была идеальна для долгого существования, а расход энергии оказался столь бережлив, что его, возможно, хватит до исхода всей Вселенной. И первое, с чем смирилась Красная Звезда, на что действительно нашла честный ответ, было осознание своей долгой и пустой жизни, виновницей которой она сама и оказалась.

     Безысходность и тоска туманили рассудок молодой звезды. Постепенно существование её стало сродни сну, в котором нет сновидений, а лишь желанное забвение и отрешённость от всего. И так, по существу, не успев переродиться, сознание Красной Звезды начало умирать.

     Время шло, миллионы лет пролетали, словно за секунду, всё казалось как прежде: пылающая гигантская сфера всё так же выпускала потоки энергии в открытый космос, размеренно и экономно. Душа же Звезды спала и была далеко от своего вместилища, витая в воспоминаниях привычных ей миров. Ничто вокруг не волновало и не привлекало её внимания. Она давно перестала читать память выпущенного ею света, то, что творилось во Вселенной, казалось ей либо непонятным, либо скучным. Лишь раз за несколько миллиардов лет она приходила в сознание, ожидая увидеть привычную пустоту вокруг. Так и было. Её братья и сестры всё так же были недоступны её разуму, а окружающее пространство не озаряло мерцание никаких других звёзд, кроме неё самой. Лишь на мгновение её внимание было привлечено к некогда хаотичным кольцам обломков и астероидов. Их стало гораздо меньше, а в некоторых местах они и вовсе исчезли, уступая место крошечным сферам, холодным и мёртвым. Рядом с некоторыми из них были ещё меньшие сферы, и все они тянулись к ней, удерживались её притяжением и первое, что захотелось Красной Звезде, — просто стряхнуть весь этот мёртвый хлам в чёрный глубокий космос. Но отчуждённость вновь обволакивала её разум, а забвение спасало от пустоты…

     Когда она очнулась во второй раз, пришлось долго не только приходить в себя после продолжительного сна, но и осознавать причины, которые заставили её проснуться. Прежде всего, Красная Звезда поняла, что она далеко не молода. Её сфере было уже не менее семнадцати миллиардов лет, и возможно, большую часть своего жизненного пути она проспала. Но не ради такой новости её уникальный разум пожелал проснуться. Что-то другое заставило его растормошить тоскливую душу и вывести её из оцепенения. И именно эта причина вернула ей давно забытую способность чувствовать. Красная Звезда ощутила присутствие другого разума.

     Осознание этого было столь же невероятно, как и то, что разум этот оказался к ней очень близко, так близко, что в первые мгновения Звезда не решалась в это поверить. Его источник находился практически возле неё самой, всего мгновение потребовалась на то, чтобы его разыскать. И то, что обнаружила Красная Звезда, ещё больше ввело её в замешательство.

     Вокруг её вместилища на строго отведённых им гравитацией орбитам вращались разные по величине и составу сферы. Она видела их только благодаря своему свету, отражающемуся от их поверхности, и были эти сферы совсем крошечные по сравнению с ней. Существование на своих орбитах планет и других космических тел никогда особо не занимало Красную Звезду. И теперь она смотрела на эти некогда глыбы космического мусора с явным интересом, которого не испытывала с самого рождения. Когда они в последний раз привлекали её внимание, многие из них только формировались в сферы. Мало что изменилось в её части галактики за время её сна, но её личное пространство изменилось кардинально. Её окружали десять планет и плотное кольцо астероидов последней и самой дальней планеты, одиннадцатой, которая так и не смогла сформироваться или была разрушена. Помимо этого пространство вокруг Красной Звезды все ещё кишело всевозможными обломками, но их количество значительно поубавилось, а те, что остались, двигались по ещё более причудливым эллиптическим орбитам, нежели планеты. Казалось, всё в её окружении пребывало в идеальном порядке и уживалось между собой.

     Планеты, вопреки всему, продолжали существовать, и все они чем-то напоминали Красной Звезде её саму. Быть может своей формой, а может, и тем, что, как и она сама, их тела состояли в основном из пыли и газа погибшей гиперновой. Вот только ни сознания её матери, ни другого сознания иных звёзд в них не было. Они отражали испускаемый Красной Звездой свет, окрашивались причудливыми оттенками и не проявляли никаких признаков привычного для Красной Звезды разума.

     Так должно было быть и после внезапного пробуждения. Но так уже не было. Именно среди этого всегда молчаливого хлама, ставшего планетами, и витал еле уловимый отголосок формирующегося разума. Его ощущение было ещё так слабо и невнятно, но оно было и говорило о том, что по необъяснимым для Красной Звезды причинам, на одной из планет, удерживаемых её гравитацией, создавалось нечто непонятное, и созидание это происходило под её руководством.

     Поражённое сознание Красной Звезды молниеносно оказалось возле загадочной сферы, всё больше проникая через завесу атмосферы вокруг неё. Менее чем за долю секунды её вездесущий разум уже успел побывать в каждом уголке планеты, собирая непонятную информацию и ища отголоски разума. Не прошло и мгновения с момента пребывания сознания Красной Звезды на загадочной планете, как она знала о ней практически всё и практически ничего.

     Источником зарождения разума, новой жизни была четвёртая планета от неё. Она отчетливо выделялась среди других сфер. Как и все остальные, четвёртая планета отражала свет удерживающей её звезды, но её окрас был совершенно иной. Он не был похож на холодное серое свечение дальних планет или огненные отблески самой близкой к Звезде и самой раскалённой планеты. Не напоминал он и красный оттенок шестой планеты или розово-жёлтый цвет третьей. Отражение четвёртой сферы походило на слабое свечение погибшего Голубого Сверхгиганта, и планета эта была практически синей, лишь в некоторых местах виднелись неровные бурые клочки.

     Синяя планета была небольшой сферой радиусом не более двадцати тысяч километров, она представляла собой зародыш несформировавшейся звезды, которую подчинила некогда сама Красная Звезда. Но то, что успела притянуть порабощённая сущность, оказалось заключено в горячем ядре, глубоко внутри планеты. Ядро было окутано раскалённой мантией, которая временами находила выход на поверхность и нарушала тишину громкими выбросами. Поверх мантии шли всевозможные наслоения бывшего космического мусора, переродившегося в нечто новое, менявшего форму, цвет, состав и прекрасно освоившегося в новой роли. Теперь этот бывший мусор был твёрдым, как бежевые, бурые или чёрные клочки на поверхности, жидким, как всё то, что окружало эти клочки, перемещалось под ними и по ним и занимало большую часть всей поверхности планеты, и газообразным, как то, что окружало небольшим слоем всю сферу.

     На своей орбите планета удерживала два спутника. Один был совсем крошечным, второй также значительно уступал в размерах, но скорее напоминал маленькую планету без горячего ядра, нежели простой спутник. Нетрудно было догадаться, что второй спутник был некогда частью пятой планеты, оторванной от неё в момент какой-то катастрофы и притянутый четвёртой планетой ещё в период формирования всех сфер. Красной Звезде было легко разложить его на составляющие, до самой мельчайшей частички и сравнить с любым материалом её небольшого дома. То же самое она проделывала и с необычной синей планетой. Её совершенный ум находил знакомые частицы, упорядоченные и привычные связи, закономерные последовательности и никак не мог объяснить, почему, собравшись вместе в очень сложном союзе, все эти частицы, иногда даже не подозревая об этом, творили новые формы жизни.

     Они объединялись, заключали некий договор, сосуществовали так слажено, что напоминали маленькую копию Вселенной. И то, что получалось в результате такого сосуществования, обладало разумом.

     Разум этот отличался во многом. Он был примитивен и слаб, и не каждая форма жизни могла им похвастаться. Но над всеми видами живого на планете отчётливо выделялся особый вид, чей разум опережал любой в тысячи раз. Именно он и разбудил окончательно Красную Звезду. И проснувшись тогда, Звезда уже ни на минуту не оставляла то, что было её творением, хоть и запоздало осознанным. Впредь, она видела каждый шаг эволюции этих существ, подталкивала их, оберегала, незаметно для них самих вела к новым вершинам, уже тогда понимая, как высоко они смогут подняться.

     Около двух миллионов лет потребовались на то, чтобы эти существа смогли научиться мыслить иначе и воспринимать новое, более успешно приспосабливаться к изменчивой окружающей среде, с пользой использовать приобретённый опыт и передавать его будущим поколениям. Это позволило им быстро доминировать над всеми подобными им видами. Наличие в их сущности всё время развивающегося разума помогало этому виду, в конечном счёте, создавать первые взаимовыгодные союзы, строить быт, первую культуру. Он же, разум, оказался и связующим проводником, благодаря которому в своё время пытливый ум новой жизни смог впустить в своё сознание Красную Звезду. Но удивляло Звезду и другое: поразительная схожесть не только этих существ, с обликом обитателей вышестоящих реальностей и измерений, но и схожесть их миров.

     Любуясь знакомыми пейзажами своего старого дома, Красная Звезда узнавала в них красоту пейзажей и природы с четвёртой планеты, словно та была маленькой примерной копией более совершенного мира. И это удивительное совпадение касалось не только планеты в её Солнечной системе. В других созвездиях также нередко возникали разумные формы жизни, повторяющие облик вышестоящих обитателей Вселенных. И, пожалуй, единственным существенным различием между ними, как считала сама Красная Звезда, были способности их разума.

     Обитатели этой реальности простого трёхмерного мира, несмотря на схожесть со своими прототипами, оставались на практически самой нижней ступени эволюции разума, и порой не могли управлять даже собственными жизнями, в то время как вышестоящие обитатели Вселенных с легкостью управляли не только звёздами и галактиками, но и целыми мирами или клубками параллельных миров, выходя за рамки четвёртого, пятого, шестого, а некоторые даже восьмого и девятого измерений, подчиняя себе не одну и не две, а порой и миллиарды всевозможных вариаций реальности.

     Да, эти существа оставались ничтожными, но далеко не все. Созданная ею форма жизни уже сейчас контрастно выделялась на фоне всех примитивных существ, когда-либо зародившихся во Вселенных, а сущности некоторых из них обладали чем-то схожим с материей вечной души самой Звезды, что позволяло этим счастливчикам постоянно перерождаться и продолжать свой путь, хоть многие из них этого пока и не осознавали.

     Красная Звезда смогла создать не просто новую жизнь. Благодаря своему дару она поспособствовала эволюции расы, вышедшей из ничего, эволюционировавшей с веками, стремясь к свету познаний, которая на своем пути вполне могла стать на один уровень с могущественным разумом самой Звезды и пойти гораздо выше. Сейчас же илимы, как они себя называли, находились буквально в начале своего шествия. Ещё многое им предстоит осознать, прежде чем законы мироздания станут для них понятны, но, возможно, на это у них уже не будет времени.

     Приход Тёмного Кочевника, практически всесильной многогранной сущности, навсегда изменит всю Солнечную систему Красной Звезды и соседние пределы. Это не будет обычное разрушение. Участь куда более ужасная может постигнуть немногочисленных обитателей её галактики. Их мир просто перестанет существовать, время исчезнет, а сами они окажутся в заточении древней чёрной дыры.

     Понимала Звезда и то, что, даже если она выполнит условие Кочевника, он всё равно не сдержит своего слова и не пощадит её дом. Красная Звезда знала — сопротивляться силам пришельца она не сможет. Это кочующее между мирами воплощение зла появится в её системе совсем скоро. Что она могла противопоставить такой силе?

     Ей оставалось только одно — искать помощь и поддержу у вышестоящих обитателей Вселенных, для начала — у тех, кто управлял галактиками. Будь её воля, она отправилась бы дальше, в ещё более высшее измерение, туда, где обитают хозяева Вселенных или даже кластеров миров, но притяжение её сферы и без того лишило её сил. Так что путешествие даже к этим границам было на грани её возможностей. Чтобы победить, ей нужна была помощь, помощь того, кого она собиралась здесь повстречать.

     Тот, кто пропустил её в одну из реальностей вышестоящего измерения, пока не показался сам, впрочем, Звезда была уверена, что узнает Антареса даже через столько жизней и миллиардов лет. Некогда он был её другом и верным спутником во многих приключениях.

     — Я и сейчас твой друг!

     Красная Звезда резко обернулась на звук знакомого голоса. Теперь понятно, отчего он медлил появляться. Ничего не изменилось в её старом доме, как не изменился и сам всегда хитрый Антарес, всё это время блуждающий в её мыслях, читающий её память и все скрытые воспоминания. А она, глупая, ещё удивлялась, отчего на неё взвалилась такая меланхолия и желание покопаться в прошлом.

     — Твои воспоминания полны драмы, Илтим, — улыбаясь, подходил к ней Антарес. — Мне понравилась часть, где ты тоскуешь по свободе.

     Красная Звезда не сразу отреагировала на своё старое имя.

     — Меня не называли так уже несколько жизней! — искренне улыбаясь старому другу, заметила она. — Но лучше бы тебе не влезать мне в мысли, Антарес!

     Звезда изобразила напускную строгость, но не смогла скрыть радости от встречи. Через мгновение она уже оказалась в крепких объятьях друга. Немного успокоившись, оба, глуповато улыбаясь, присели в тенистой беседке, не в состоянии подобрать слова после стольких лет разлуки.

     — Прости, Илтим, — Антарес первым нарушил тишину. — Но так мы сэкономим нервы. Теперь, прочитав твои мысли, я знаю, зачем ты пришла.

     — Ты прав. Время для меня ограничено, особенно сейчас. Ты ведь понимаешь, чего я боюсь? — Красная Звезда вопросительно посмотрела на друга. Тот кивнул в ответ.

     — Тогда помоги мне Антарес! — взмолилась она. — Помоги мне его остановить. Он разрушит мой дом, он убьет моё солнце. Он уничтожит практически всю твою галактику. Ты не можешь этого допустить.

     Антарес поднялся и зашагал по беседке. Его длинные серебристые волосы причудливо переливались под исходящим от Красной Звезды слабым свечением, наполняющим окружающую их красоту волшебством.

     Помолчав, Антарес обратился к ней не сразу.

     — Разве не этого ты хотела? Илтим, твоё солнце будет уничтожено естественным путем без нарушений законов мироздания, и ты сможешь вернуться сюда, — наставительно сказал ей он. — Ты снова окажешься среди равных, восстановишь свою власть, могущество! Вспомни, какая яркая сила искрилась в тебе до этого жалкого мира?! Среди нас, твоих друзей, ты была самой удивительной и непостижимой сущностью. А что теперь? — спрашивал Антарес. — Разорви свою связь с недостойным тебя вместилищем — вернись домой!

     Красная Звезда потупила взор, стараясь не смотреть в лучистые, до боли знакомые глаза друга.

     — Мой дом теперь там, — тихо, но твердо ответила она. — И если ты не хочешь мне помочь, мне более незачем тебя задерживать.

     Звезда порывисто поднялась, собираясь уходить, но Антарес перехватил её руку. Их взгляды встретились, и он, не выдержав застывшей на её лице грусти, поспешно отвёл глаза, но не выпустил её кисти, не давая ей ускользнуть обратно в свою реальность. Вместо этого он спокойно вернул её в беседку, и остался рядом. Не говоря ни слова, они очутились в вязкой тишине, погружаясь каждый в свои раздумья. Их мысли пересекались и оба всё так же скрытно улыбались воспоминаниям, объединяющим их жизни.

     В прошлом было уютно и спокойно, оно не предвещало неожиданностей. На то оно и было прошлым, и двое друзей с удовольствием окунались в него с головой, не нарушая тишины. Но где-то невероятно далеко отсюда продолжала своё существование огромная огненная сфера, цепи которой всё сильнее тянули к себе свою хозяйку. Красная Звезда нехотя оставила воспоминания.

     Напоследок Антарес всё же нарушил тишину.

     — Я не могу помочь тебе, Илтим, — неровно заговорил он. — Тёмный Кочевник всё равно придёт к тебе, но ты ведь можешь всё исправить. Тебе необходимо только забрать у них свой дар — эти знания, что ты им так беспечно вручила, и не стоять у него на пути — отдать ему эту расу.

     Красная Звезда собиралась что-то ответить, но он не дал ей заговорить.

     — Не нужно протестов. Просто выслушай меня. Ты не должна была так поступать. Эти ничтожные существа не достойны твоей милости, как далеко бы ни продвинулась их эволюция. Да и, к тому же, ты ведь до сих пор не понимаешь, откуда взялись эти знания, и почему именно ты их нашла? — неожиданно спросил Антарес.

     Илтим кивнула. Это было так. Знания, которыми так стремился завладеть Тёмный Кочевник, попали к ней случайно и скрывались внутри обычного на вид носителя — неровного осколка. То, откуда, почему и как они появились на её пути, Красная Звезда так и не разузнала за прошлые жизни.

     — Нет, — коротко ответила Илтим. — Я понятия не имею, откуда в наших мирах подобный носитель.

     — И ты не расшифровала его до конца?

     — Едва ли, — призналась девушка. — Мне открылись знания, которые лежали на поверхности. Остальное спрятано внутри.

     — Ну, допустим. И как же ты поступила? — раздражённо зачастил Антарес. — Мало того, что ты почти каждому встречному пыталась показать этот невидимый носитель, так ты ещё и создала с его помощью своих ублюдков!

     Илтим возмущённо скривилась, но Антарес опередил её.

     — Ты не имела права делиться кристаллом и использовать его ради них, — продолжал он. — И ты не могла не знать, что твой поступок навлечёт на тебя беду и гнев высших обитателей Вселенных. Тёмный Кочевник — Архонт. Считай, его раса вторая после Создателей, а учитывая то, что наши творцы исчезли ещё в дни, когда мирозданию пелись колыбели, вовсе — первая. И, по-твоему, такой исполин позволит, чтобы столь ничтожные создания смогли развиться в равных ему? Никогда! Тем более он никогда не допустит, чтобы настолько уникальная реликвия обошла его стороной. Так или иначе, он отберёт этот носитель у тебя!

     Каждый день я виню себя, что не повлиял на тебя раньше! От этой твоей находки давно надо было избавиться! Так давай же сделаем это сейчас, пока у нас ещё есть для этого возможность! Отдай его добровольно!

     Поверь, тягаться с Кочевником ты не сможешь. Эта твоя раса обречена. Он убьёт лучших из них, остальных обратит в рабство, как делал это уже тысячи раз с другими видами, вне зависимости от того, будешь ты ему мешать или нет. Но для тебя ещё есть выбор. Ты можешь избежать заточения в его тьме, выполнить условия и вернуться сюда, в свой истинный дом.

     Пойми, для них в любом случае исход окажется один — гибель и рабство. Выбирай, Илтим. Прими сторону Кочевника и освободись. Я же буду только рад такому решению. Или же оставайся на стороне своих существ, но это будет дорога в никуда. В таком случае Тёмный Кочевник не просто уничтожит тебя, он поработит твою душу навсегда. Неужели ты готова к такой тьме?

     Я прошу тебя, прошу во имя нашей дружбы, отдай ему то, что по глупости подарила, и сама исправь свои ошибки. Эти существа не заслуживают и секунды твоих страданий. Клянусь, если ты это сделаешь, я помогу тебе остаться в моей реальности. Ты больше никогда не окажешься привязанной к звезде. Ты вновь будешь свободной!

     Антарес с надеждой заглядывал в прекрасные глаза Красной Звезды, но не видел в них согласия. Илтим молчала, застыв на одном месте. Её взор изучал необычный кулон, свисающий на длинных цепях поверх тёмной мантии её друга. Она аккуратно взяла его в руки.

     Необычное украшение ожило в её ладонях и заструилось искристым светом, сквозь который она улавливала знакомые очертания и привычные туманности её дома. В кулоне скрывалась миниатюрная копия её галактики, которой управлял Антарес.

     — Никто из нас ещё долго не будет свободен, — тихо произнесла она.

     — Это твоя цепь, Антарес, — Красная Звезда немного потянула за кулон, и Антарес был вынужден податься за ним, увлекаемый цепочкой. — А это моя, — продолжила она, касаясь схожего кулона у себя на шее, в котором огненными красками вспыхивало красное солнце. — И нам придётся нести их тяжесть.

     Антарес отвернулся от девушки, понимая, что проиграл. Но следующие её слова заставили его вздрогнуть.

     — Прости и ты меня, друг, — заговорила вновь Красная Звезда. — Я не оставлю всё как есть. Кому-то следовало попытаться сделать это раньше, и я жалею, что решилась лишь тогда, когда беда коснулась меня самой.

     — Что ты хочешь сказать?

     — Я остановлю Кочевника, — спокойно ответила Илтим. — И пусть для этого у меня нет и сотой доли сил, я найду тех, кто сможет его приструнить — я разыщу наших творцов.

     Антарес почувствовал, что бледнеет.

     — Ты не сделаешь этого! — неожиданно перешёл он на крик. — Ты никуда не уйдёшь!

     — Не уйду, если ты мне не позволишь, Владыка галактики, но ты ведь позволишь? — улыбаясь, спросила она.

     Антарес ничего не ответил, но Илтим не сомневалась в друге. Тот позволит ей пройти выше, поможет ей бороться с притяжением солнца. Дальше она уже все спланировала. Сначала она соберёт старых друзей. Важнее всего, чтобы с ней отправилась Летта. Она умела дурачить время, и с её помощью у Илтим будет куда больше дней на поиски.

     Ей следовало отправиться к Создателям гораздо раньше, поступить так, быть может, ещё в той жизни, когда она только нашла осколок, который уже шестьсот тысяч лет был в распоряжении Хранителей илимов и существенно влиял на развитие их народа, — уникальный носитель сакральных знаний — её дар, из-за коего теперь ей и её дому грозило уничтожение. Илтим понимала, почему не решилась на этот шаг. Ей было страшно. Найдя осколок, она поддалась искушению и оставила его, в то время как уже тогда понимала, что эта реликвия не простой кристальный носитель, а нечто большее, и зашифрованы в его гранях не своды известных всем догм, а куда более ценная информация. Если только поверхностные знания позволили Звезде создать уникальную жизнь, то что можно сделать с помощью секретов, скрытых в самых глубинах осколка? Неудивительно, что он привлёк внимание Кочевника.

     И только страх перед этим Архонтом пересиливал страх перед Создателями. Встреча с высшей расой — своими творцами — пугала её. Она не знала, как те отнесутся к новости, что принадлежащие их мирам знания просочились в руки простого бессмертного существа, коим являлась Илтим. Теперь она вдвойне опасалась их гнева, ведь она не просто сохранила эту находку. Красная Звезда воспользовалась ею, создав не только расу илимов, но и заложив в них фундамент высших существ, а потом и вовсе — передала эти знания им на хранение. Не исключено, что Илтим придется молить творцов как о помощи, так и о пощаде. Но сейчас она уже не могла выбирать. Не было в их Вселенных иной власти, способной остановить Тёмного Кочевника, и у неё не оставалось другого пути, пусть он и опасен.

     — До прихода Тёмного Кочевника у меня ещё достаточно времени, чтобы всё успеть и подготовиться. Согласись со мной, Антарес, этот падальщик давно преступил все законы Создателей! Его власть крепнет! Сколько ещё он будет порабощать и угнетать нам подобных? — заканчивала свой рассказ она. — Позволь мне пройти дальше, помоги притупить боль притяжения моего солнца, и, если ты ещё не настолько одрях, отправляйся со мной.

     — Он Архонт! — напомнил ей Антарес. — Существо, практически равное Создателям!

     — Но он не Создатель, — спокойно возразила Звезда.

     Мыслями Илтим была уже в дороге. Она не сомневалась, что её старый друг поддержит это решение, ведь в нём искрилось столько авантюр прежних жизней, но реакция Антареса вернула Звезду к реальности. Владыка галактики в гневе заметался по террасе, не скрывая злости. Он пытался образумить её, он думал, что сможет повлиять на её решение, но он не узнавал своей Илтим. Та юная душа уступила место всё такой же прекрасной, не изменившейся внешне, но переродившейся внутренне сущности, остававшейся глухой к его словам.

     — Никто уже вечность не слышал о Создателях! — закричал он. — Никто не встречал их. Да будет тебе известно, что последнего из них видели ещё на заре первой Вселенной! Они сотворили и покинули эти миры, Илтим! Тебе ничего не удастся разыскать, кроме своей глупости!

     — Быть может, прародители и ушли, но кто-то из них все ещё может оставаться среди нас, — настаивала Илтим.

     — Да они давно в недоступных нам мирах! — злился Антарес. — Туда нет путей ни мне, ни тебе, ни Кочевнику. Я сомневаюсь, что тебе вообще удастся далеко уйти. Создателей же, если они и остались, стоит искать на границах мироздания! Возможно, ещё будучи свободной, ты и пробралась бы туда, но не сейчас. Притяжение твоего солнца тебя вернёт!

     — Именно поэтому я и прошу твоей помощи, — уже настораживаясь, повторила Илтим.

     Антарес же, словно не слыша её, продолжал изливать гнев.

     — Ничего ты уже не успеешь, — в отчаянии бросил ей он. — Ты думаешь, что у тебя есть время, что ты сможешь подготовиться до прихода самого Кочевника? Это не так!

     Красная Звезда напряглась под его взглядом, ожидая продолжения. Антарес заговорил вновь.

     — Он не глуп! — гневно кричал он. — И пока ты находишься здесь, давно начал действовать. Поверь мне, у него достаточно прихвостней даже среди твоих ничтожных созданий или подобных им. Ещё задолго до своего прихода он натравит их на твоих любимчиков и сделает всё чужими руками. Уже делает!

     — На кого ты оставила их расу?! На горстку глупцов, не способных предвидеть завтрашний день? — Антарес вновь схватил её за руки, не давая уйти.

     — Так и должно быть, Илтим! — твердил он ей. — Не мешай, останься! Пусть всё закончится. Тебе и мне нужно смириться с правдой, а правда такова — наши миры изменились. Теперь лишь утверждённая сила имеет ценность, а в нём этой силы куда больше, чем в десятках таких галактик, как моя! Прими это! Прими предложение Кочевника и живи дальше! Свободной!

     Но девушка с силой вырывалась, пытаясь убежать.

     — Что ты сделал?! — выкрикнула она

     Антарес не отвечал.

     Илтим продолжала внимательно вглядываться в лицо друга. Болезненная догадка постепенно вырисовывалась перед ней. Отступив на несколько шагов, она с ужасом прикрыла рот ладонью.

     — Что со временем? — озябшим голосом вырвалось из её груди.

     Владыка галактики потупил глаза.

     — Сколько прошло времени? — глухо спросила она.

     — Илтим, пожалуйста… — попытался Антарес.

     — Сколько?! — крикнула она. — Сколько времени я уже здесь?! Один солнечный год?! Столетие?! Больше?!

     Антарес попытался вновь проникнуть в её сознание. На этот раз Илтим его не впустила. Шёпот его мыслей не скрывал скользящей боли в его душе. Он искренне переживал за неё, но Красная Звезда не замечала ничего, кроме обуявшего её гнева.

     — Час, — вздохнув, ответил Антарес. — Один галактический час твоей системы.

     На мгновение Илтим застыла в оцеплении.

     Час!

     Она отсутствовала целый галактический час! Система была не защищена, и за это время на четвёртой планете миновало практически десять тысяч лет. Антарес продержал её в дурмане воспоминаний сотни веков. И, возможно, держал бы ещё столько же, не стань притяжение к сфере таким ощутимым, разорвавшим даже его власть.

     Илтим побледнела.

     Десять тысячелетий для четвёртой планеты — немало. Кто знает, что уже успело произойти за эти годы…

     — Как ты посмел?! — едва сдерживая ярость, прошипела она.

     Антарес попытался к ней подойти, но Илтим отступила ещё дальше.

     — Ты предал меня, — с болью в голосе прошептала она.

     Друг не знал, что ответить.

     — Значит, в моё отсутствие…

     — Да, — коротко подтвердил её мысли Антарес. — Ты не успеешь.

     Илтим резко развернулась. Её разум потянулся к тонкой мембране между реальностями и измерениями. Она готовила проход. Почувствовав это, Антарес быстро подошёл сзади.

     — Не заставляй меня идти на крайние меры! — предупредил он.

     Илтим не оборачивалась.

     — Не в твоей власти держать меня здесь. По законам Создателей моё место возле моего вместилища, — презрительно напомнила она.

     Проход открывался. Тело Илтим рассеялось, сплетаясь с материей, постепенно она покидала реальность Владыки галактики. Не проронив более ни слова, её сущность просочилась по ту сторону. Проход закрылся. Антарес поник.

     Он сделал свой выбор.

     Слабая волновая дрожь в теле, вызванная раздавшимся поблизости взрывом, мимолётным эхом окатила Энлиля и Энки в центральном сенатском саду, прилегающем к главным постройкам сената Четырёх Канцлеров. Они не придали ей никакого значения, не удосужившись перекинуться и словом. Оба были погружены каждый в свои размышления, тоску и боль по умирающему другу. От волнения они даже забыли об оставленном возле больницы дежурном транспорте, и добирались к сенату теперь на своих двоих.

     Путь занял у наёмников ещё около двадцати минут, и, подходя к центральному входу, оба успели застать лишь развязку недавних событий. Реагирующая автоматически спасательная спецтехника деловито шныряла взад-вперёд, не замечая собравшейся взволнованной толпы и хладнокровно действующих спецагентов из службы безопасности сената.

     Но даже такое столпотворение не насторожило друзей. Чрезвычайные происшествия, пусть и редко, случались где угодно, даже в одном из пульсирующих сердец планеты — сенате Четырёх Канцлеров.

     Миновав техпосты и отмахнувшись от пунктов проверки выданными им несколько часов назад пропусками первого доступа, Энлиль и Энки спешно направились в требуемый им комплекс, где размещались и личные покои ожидающего их Канцлера.

     Толпа зевак, тянувшаяся с улицы в холл, не спешила редеть, напротив, чем дальше продвигались Энлиль и Энки, тем больше любопытных и встревоженных лиц встречали на своём пути. А позже и через их панцирь отчуждённости начали долетать обрывки тихих разговоров, то и дело переходящих на шёпот, при приближении кого-то из сотрудников безопасности. Энлиль совсем не собирался прислушиваться к этим пересудам, целенаправленно пробираясь к покоям Канцлера, но кем-то брошенная фраза заставила его резко остановиться.

     Недоумевая от услышанного, он вплотную подошёл к тут же зардевшемуся и испуганно заморгавшему полноватому сотруднику, автору фразы. Энлиль не мог знать причины такой реакции у бедняги, да и Энки, также слышавший обрывки этого разговора, практически ничем не отличался от друга в этот момент. Но, будь они всезрячими, смогли бы увидеть себя не в лучшем свете. Оба, с неестественно горящими, налитыми кровью и влагой глазами, не мигая, смотрели на бедолагу, забывшего прикрыть рот.

     Энлиль бесцветным голосом приказным тоном потребовал того повторить сказанное.

     — В покоях Канцлера Эрида был взрыв, — пролепетал тот.

     — Нет, — перебил его Энлиль, — повтори то, что сказал потом.

     Стараясь справиться с дрожащей нижней губой, бедняга кое-как выговорил:

     — Канцлера ра-разорвало…

     Энлиль не стал слушать дальше, сорвавшись с места. Он быстро пробежал оставшийся холл и S-образный широкий коридор, ведущий к нужным покоям, уже на ходу невольно отмечая первые признаки взрыва, вдыхая вонь гари, вызывающую першение. Перед покосившимися на петлях, украшенными некогда искусной резьбой тяжёлыми дубовыми дверьми личного кабинета Канцлера, покорёженными взрывной волной, находились уже только спецагенты и вспомогательная техника. Энлиль с ходу врезался бы в них, не оттащи его вовремя назад крепкие руки Энки, успевшие остановить друга.

     Энлиль порывался что-то крикнуть, но Энки, с трудом удерживая друга, на первом же звуке зажал тому рот, оттаскивая упирающегося командира.

     — Заткнись, — стальным, кричащим шёпотом, проревел ему на ухо Энки. — Ты навлечёшь на нас все службы.

     Отведя немного успокоившегося друга в ближайшее помещение покоев, где никого не было, Энки уже мягче добавил:

     — Забыл? Нас здесь быть не должно!

     Он продолжал повторять эти слова, медленно отпуская командира.

     Энлиль порывисто дышал, блуждая глазами по интерьеру помещения, куда без выбора его втащил Энки, не зная, за что зацепиться взглядом. Энки, несмотря на собранность, был потрясён не меньше своего командира. Оба не успели ещё принять факт скорой кончины своего лучшего друга, но поверить в то, что на этом Смерть не остановится и заберёт ещё одного из тех, кто тебе важен и дорог, никто из них не решался.

     Сквозь их опустошённые мысли долетали невнятные звуки. Энки неосознанно проследил их взглядом. Звуки, похожие на всхлипывание, вели в смежную с этим помещением комнату, где находились личные покои первого секретаря Канцлера. Потянув за собой уже не упирающегося командира, Энки без стука приоткрыл дверь.

     Сутулый секретарь, поникший и ещё больше постаревший в этот момент, тихо всхлипывал, протирая дрожащей рукой глаза. Его левая рука от кисти до локтя покоилась в наложенном восстанавливающем приборе, заживляющем несложные переломы, вывихи или растяжения. Больше повреждений, по крайней мере, видимых, наёмники не заметили.

     — Дидук, — тихо позвал того Энки.

     Секретарь быстро поднял глаза, полные печали, затмевающей радость от встречи с его любимчиками.

     — Мальчики мои, — отчего-то извиняющимся тоном произнёс он, — такое горе…

     Приподнявшись на цыпочки, он ненадолго обнял обоих.

     — Что произошло? — усаживая обратно старика, спросил Энлиль.

     — Ничего мне они не говорят, — раздосадовано начал Дидук. — Я пришёл к твоему дяде утром. Он не спал всю ночь, но вы же знаете его, как всегда, чем-то обеспокоен, занят.

     Секретарь тяжело перевёл дыхание, продолжая:

     — Побыл у него недолго, а потом собрался вас встречать. Вышел от него, а он через час как давай меня звать. Я дверь приоткрыл только, и тут всё и случилось.

     — Меня отшвырнуло, задело вот, — Дидук поднял закрытую в приборе руку, подтверждая свои слова. — А Канцлер, он-то внутри остался…

     — Такое горе, — снова всхлипывая, запричитал он. — Выжил хоть…

     — Стой! — и жестом, и выкриком перебил старика Энлиль. — Так Канцлер выжил?

     Секретарь испуганно посмотрел на предводителя наёмников.

     — Мне важный такой тип из медперсонала нашего сам сказал, что жить будет. Удивлялся ещё так, что не умер. А что? Соврал? — Энлиль и Энки поспешно замотали головами, отрицая сомнения старика.

     — Слава небесам! — почти набожно выдохнул из себя Дидук. — Я-то, когда его увидел, сразу понял, что умрёт: обе ноги, рука оторваны, голова — месиво, а внутри, наверное, и того хуже.

     Секретарь не видел, как эти его слова больно били Энлиля, представляющего дядю в таком виде. Дидук, не поднимая глаз, старался выговориться.

     — Растерялся я совсем, — оправдываясь, тараторил он. — Прибежал к его кабинету и застыл как истукан, не могу шага сделать. А там внутри пыльно и темно как ночью… Я стоял так, не знаю сколько, не долго, наверное. Заметил, как передо мной кто-то шмыгнул вовнутрь, вот тогда и очнулся, сам следом пошёл.

     — А там ногу сломать можно, всё побито, ничего не видать, — не делая паузы, продолжал Дидук. — Я сначала вошедшего увидел, а потом уже дядю твоего. Она над ним постояла, недолго, а потом убежала.

     — Кто — она? — перебил его Энки.

     Дидук ворчливо отмахнулся.

     — Что, мне их всех знать? — справедливо возмутился он. — Высокая. Лица не разглядел, в длинной мантии, кажется, была, в капюшоне.

     Помолчав, негодуя, секретарь силился вспомнить, на чём его прервали, недовольно косясь на Энки.

     — Так я к нему подошёл, — после заминки продолжил он. — Наклонился. Думал, мёртв, а он хрипит. Я и остался с ним, пока помощь не подоспела.

     Старик замолчал, не решаясь говорить дальше. Оба наёмника нетерпеливо ждали, зная, что Дидука лучше не торопить.

     — Ещё кое-что было, — неуверенно начал он. — Не знаю, может и показалось мне…

     — Не страшно. Говори! — подбодрил его Энлиль.

     — Я, как дверь открыл, успел перед взрывом мельком увидеть твоего дядю. Может, показалось, — повторился старик, — но глаза у него странные какие-то были, как в крови, красные.

     — Не думай об этом, — успокаивая, обратился к нему Энки, задумчиво переглянувшись с Энлилем. — Отдыхай.

     Пробыв с ним около часа, наёмники тихо покинули сенат. Выходя из здания через западные ворота, где прохожих было куда меньше, Энки заметил нерешительность командира. Тот то и дело замедлял ход. Догадавшись, о чём он думает, второй предводитель наёмников бросил на ходу:

     — Мы не можем к нему пойти.

     Энки говорил спокойно:

     — Одно дело — раненый военный, другое — Канцлер Республики. Нас задержат ещё на подходе к его корпусу, а как узнают, что наши пропуска липовые, то сам понимаешь, что потом ждёт.

     — Он будет жить, и это главное, — ответил ему Энлиль. — Но, его глаза… — тихо добавил он.

     Энки ничего не ответил, хоть и сам не мог прогнать из мыслей врезавшиеся туда воспоминания. Не проронив более ни слова, друзья добрались к оставленному рядом с больницей транспорту. Оба молчали. Слишком многое произошло за последние сутки, и Энлиль не представлял, с чего начать. Поразмыслив минуту, он выбрал курс на временное убежище. Там их ожидал оставленный в спешке экипаж. Сначала команда, остальное потом.

     — Летим домой, — приказал он.

     Энки принял управление. Через десять минут транспорт заходил на посадку.

     Скрытое от чужого любопытства убежище находилось в полузаброшенном здании бывшего управления статистики на одиннадцатом этаже под землёй. Чуть ниже, на одной из подземных стоянок, переделанных под ангар, остывал от недавнего шального полета их маневренный малогабаритный корабль военного типа фрегат с поэтичным названием «Ласточка», а рядом с ним, весело переговариваясь, судачили четверо наёмников из их отряда, и трое забытых всеми экспертов во главе со смеющейся над чем-то Иннат. Позаботившись о благополучно доставленных дипломатах, те вынуждены были вернуться обратно, дожидаясь дальнейших распоряжений своих временных командиров. Никто из них ещё не знал о случившемся с Канцлером, напротив, после сложного задания все готовились к веселью, накрыли неказистый стол, достали из закромов хорошее вино, смеялись.

     — Ну наконец-то, — увидев командиров, всплеснула руками Иннат, но, поравнявшись с ними, девушка сразу умолкла, уловила тень в глазах наёмников. Не став спрашивать о случившемся, она обернулась. Веселья на лице Иннат как ни бывало.

     — А ну живо, давайте, собирайте. Вам бы только выпить! — как фурия, заругалась девушка, заставляя наёмников быстро сворачивать стол.

     — Иннат, свет мой, что за зараза в тебе? — возмущались уже повеселевшие наёмники. — Хорошо же сидим.

     — Давай, давай! — подталкивала тех эксперт, пока шумная гулянка не затихла вовсе, а недовольные мужики не разбрелись по своим каютам.

     Энки с благодарностью улыбнулся девушке, и немного смутился, поспешно ретируясь, когда та неожиданно улыбнулась в ответ.

     Не став вдаваться в подробности, Энлиль приказал техникам провести осмотр корабля перед уходом, а экспертам закончить всю бумажную волокиту по последнему заданию, возиться с которой сейчас у него не было ни сил, ни желания. Переговорив с остальной частью отряда, Энлиль распустил всё ещё бузивших наёмников по домам, выдав тем заслуженное вознаграждение. Случившееся с Видаром и Канцлером никак не касалось ребят, и впутывать их в эту историю он не собирался.

     Покончив с неотложными обязанностями, Энлиль собирался незамедлительно вернуться в больницу, но заметив притихшего в дальнем углу ангара Энки и, направившись было к нему, резко повернул обратно. Ему и самому хотелось побыть одному. Хотя бы немного. Ноги вывели его к обжитым комнатам. Поднявшись на два пролёта выше подземной парковки, он нехотя переступил порог этажа, открывая тайный проход, ведущий напрямую из ангара к их комнатам. Находились они по соседству с давно изжившими себя техническими помещениями и складом, куда когда-то сбрасывалось всё подряд, от старых стульев до потрёпанных штор. На двери отдела красовалось: «Учёт инвентаря», к которому оба наёмника не имели ни малейшего отношения. В последний раз друзья останавливались здесь почти год назад и занятые ими помещения соскучились по ним не меньше их самих, грустно демонстрируя пыль и паутину во всех углах. Уныло осмотрев обветшалые комнаты, Энлиль запустил автономные устройства уборки, и те услужливо расползлись по всем углам.

     Стараясь не мешать жужжащим и старательным уборщикам, Энлиль выскользнул из отдела. Свежая прохлада воздуха приятно бодрила, но не помогала сосредоточиться, да и недавнее ранение давало о себе знать, отзываясь ноющей болью в груди. Ему следовало завершить полный курс восстановления, не покидать капсулу так быстро. Теперь же организму приходилось обходиться своими силами.

     Но он и не отгонял от себя эту боль, прячась за ней, как за ширмой. Ненадёжной ширмой, сквозь которую постоянно проталкивались воспоминания о Канцлере и умирающем друге. Злость путала мысли Энлиля. Известие о том, что его дядя будет жить, лишь на мгновение сбросило тяжесть с плеч, навалившись с новой силой, стоило ему только вспомнить, что одному из его близких всё же предстоит умереть. Как бывший военный и опытный наёмник, Энлиль давно научился воспринимать смерть отчуждённо, но как другу умирающего молодого парня ему было сложно примириться со всей безысходностью этого простого биологического процесса.

     Осознание утраты давило на него, перерастая во вспышки гнева, короткие, но предельно меткие, спрятаться от которых он не мог. Энлиля раздражало и злило его бессилие, невозможность что-то изменить. И даже не зная о так и не озвученных мыслях Канцлера, он уже думал о том, чего хотел его дядя. Предводитель наёмников всё больше погружался в чувство, доселе ему неизвестное — жажду мести.

     От неконтролируемой злости его отвлёк короткий сигнал браслета-устройства, принявшего сообщение. Что-то кольнуло внутри. Сердце забилось быстрее. Ещё не открыв послание, Энлиль уже знал, что там увидит. Запустив короткую запись, стараясь не смотреть на знакомое лицо доктора, предводитель наёмников выслушал короткий отчёт пожилого врача. В конце шло ещё более короткое соболезнование. Тихий сигнал. Конец.

     Застыв в холодном порыве, Энлиль медленно сполз на колени. В область раны ворвалась боль, растекаясь по венам. Кровь бурлила. Но кругом, как ни в чём не бывало, запутавшись в листве деревьев, что-то ласковое насвистывал лёгкий ветерок, на иссиня-чёрном небе мерцанием самоцветов светили далекие звёзды, пели птицы. Их трель острыми иголками колола слух наёмника. Словно пытаясь заглушить счастливых безмятежных птиц, Энлиль громко взревел. Его крик на мгновение перекрыл всё вокруг, утонув в короткой тишине. Поднявшись, наёмник медленно поплёлся обратно.

     Ветер — шептал, звёзды — светили, птицы — пели.

     …

     Антарес вертел в руках свой медальон, всматриваясь в крупицы звёзд, рассыпанных по его галактике. Он любовался небольшой красной сферой, ничем не выделяющейся, обычной звездой, мерцающей в хвосте самого широкого рукава галактики, огибающего её практически по всему внешнему периметру и уходящему завитком от её центра. Красная сфера легко могла затеряться в этой части галактики среди миллиардов себе подобных светил, если бы не скрывала за собой то, что не раз тянуло к себе мысли одного из высших обитателей Вселенных: её хозяйку.

     — Значит, она отказала и тебе.

     Холодный, полный металла голос заставил Антареса поёжиться. Он поспешно спрятал кулон под ворот мантии. Его гость как всегда пренебрегал приветствиями, не отказываясь от эффектных появлений, в особенности, когда его никто не ждал.

     Не то чтобы Антарес боялся стоящего за его спиной гостя, хоть страх и порывался пробраться в его сознание, всё-таки личная встреча с могущественной сущностью, обладающей силой и властью, в сотни раз преобладающей его собственную, не могла не отразиться и на нём.

     Меньше всего Антаресу сейчас хотелось оборачиваться и встречаться взглядом со своим гостем, не нуждающимся в чьём-либо разрешении, чтобы проникнуть в его реальность. Но он чувствовал въедливые глаза собеседника, пронизывающие его, и даже прикрыв веки, Антарес никуда не мог спрятаться от его чёрных зрачков, расширенных и хищных. Его гость и так прекрасно видел насквозь Владыку галактики.

     — Ты говорил, она послушает тебя? — не нарушая тишины, вновь обращался к нему он. — И я поверил, теряя своё время…

     Антарес внутренне ощущал исходящую силу от собеседника, способную смять даже Вселенную, и эта сила преображалась в злость. Его гость начинал злиться и терять терпение. Но что Антарес мог ему ответить? Он и сам не ожидал, что его милая Илтим откажет ему, и не примет его помощь. Но чего он уж точно не ожидал, так это её решения, того, на что она была готова пойти ради спасения этих ничтожных существ.

     Антарес понимал, Илтим не играла с ним, она действительно выберет бессмысленное сражение, когда настанет для этого время, и его гость злился на него не без оснований. Он не оправдал его доверия, но что случится, когда он узнает, что Антарес ещё и подтолкнул Илтим своими словами к подобному решению, он даже не хотел думать, стараясь и без того сохранять барьер между своим разумом и напирающим со всех сторон сознанием гостя.

     — Вскоре ты получишь то, что хочешь, — поспешно заговорил он. — Я знаю, ты могущественен, но я слышал, что ты и мудр. А мудрость ведёт если и не к терпению, то хотя бы к состраданию. Позволь всему свершиться без твоего прихода, не поглощай ни её, ни мой дом.

     Гость не спешил отвечать. Медленными шагами он приближался к своему собеседнику. Антарес чувствовал его мерзкое дыхание у себя на затылке, ему чудилась повисшая в воздухе вонь, исходящая изо рта Тёмного Кочевника. Мерзкий сладковатый запах разложений щекотал его ноздри и вызывал тошноту. Своим сознанием Антарес не мог укрыться от своего гостя и против воли видел его дряхлое, ссутулившееся, покрытое грязными обносками тело, застывшее всего в нескольких сантиметрах рядом.

     — Я стар? — спросил его гость, обнажая в улыбке гнилые зубы. — И поэтому ты ищешь во мне мудрость?

     Антарес не нашёлся, что ответить. Он едва заставлял себя стоять на месте и не отшатнуться от нависшего рядом с ним старика. Его гость тем временем продолжил свой бессловесный разговор.

     — Тебе противна эта вонь? — с нескрываемым наслаждением спросил он. — Ты знаешь, откуда она?

     Антарес отрицательно взмахнул головой.

     — А я думаю, что знаешь, — всё так же ехидно улыбаясь, продолжил гость. — Я ведь падальщик. Так вы называете меня за спиной, когда думаете, что рядом никого нет.

     Гость немного помолчал, трогательно всматриваясь своим сознанием в глаза Антареса.

     — А есть и ещё одно имя, — обходя Антареса и становясь напротив, заговорил вновь он. — Напомни мне его, мой друг.

     — Тёмный Кочевник, — нехотя произнёс Антарес.

     — Да, да, Кочевник, — театрально всплеснув костлявыми руками, улыбнулся он. — Откуда только в вас столько тяги к эпичному? Ну да ладно, о чём мы мило беседовали с тобой до этого? (Кочевник изобразил задумчивость) Зловонье, ах да! Тебе не нравится мой запах.

     Старик понимающе закивал.

     — Я не виню тебя за брезгливость, любезнейший мой друг. Ты неплохо держишься. Поверь мне, многих выворачивает, когда я появляюсь рядом в этом обличии.

     Антарес молчал, зная, что стоит ему открыть рот, и содержимое его желудка окажется на красивом мраморном полу его веранды.

     — Ты слышишь необычную вонь, мой друг, — тем временем продолжил Кочевник. — Это вонь разлагающихся миров, уничтоженных мною, вонь душ тех, кто оказался в моём плену, вонь их страха и отчаянья.

     — Ты считаешь меня Злом, — говорил дальше Кочевник, не обращая внимания на побелевшее лицо собеседника. — Но, видишь ли, мой юный, наивный юный друг, кому-то досталась роль созидателя, роль Добра. Мне — нет. Я навожу порядок, другими словами — разрушаю, и в этом нет мудрости, на которую ты уповаешь. А знаешь, что есть?

     Антарес вновь промолчал.

     — Скука, — коротко ответил Тёмный Кочевник. — Сплошная скука. С чего мне опять давать тебе время? С чего лишать себя такого развлечения? Лишать себя такого общества? — Кочевник заметил, что попал в цель. — Лишать себя общества твоей подружки? — ехидно повторил он.

     Наблюдая за рвотными позывами, изводящими спазмами лицо Антареса, Кочевник наконец-то сжалился над собеседником, позволив своему настоящему обличью вновь уйти вовнутрь. Теперь вместо дряхлого старика, расправив гордые широкие плечи, рядом с хозяином галактики ступал молодой мужчина, статный, волевой, красивый, но и за его внешностью Антарес угадывал черты того, кто ещё секунду назад дышал ему в лицо мертвечиной.

     — Нет, мой друг, — говорил ему Тёмный Кочевник, — я устал ждать.

     Антарес, восстановив дыхание, собирался что-то сказать, но его гость властно поднял руку.

     — Я знаю, — просто ответил ему он.

     Кочевник вновь приблизился к Антаресу.

     — Серьёзную игру ты затеял, мой друг, — продолжил он. — Ты хочешь помочь своей прекрасной Красной Звезде, уничтожив то, что является для неё смыслом жизни? А она знает о твоём благородстве, о том, что ты уже делаешь для меня? — Кочевник дружески приобнял Антареса, изображая сочувствие. — Бедняга, ты обрекаешь себя на вечную ненависть с её стороны, — печально произнёс он. — Зачем?

     Кочевник вновь прервал Антареса, когда тот собирался ответить.

     — Хотя, нет, не отвечай! Я догадываюсь, что здесь не обошлось без глупых чувств и, видимо, невзаимных.

     Антарес спокойно встретил взгляд угольно-чёрных, мерцающих глаз. Тёмный Кочевник улыбался красивой, жизнерадостной, почти доброй улыбкой, и она походила бы на такую, не будь в ней оскала хищника. Медленно сбросив руки гостя со своих плеч, хозяин галактики отступил на несколько шагов назад, молча показывая, что разговор окончен.

     — О, похоже, мне тут не рады! — не стирая ухмылки со своего лица, обронил Кочевник.

     Он быстро открыл проход между измерениями, но уходить не торопился. За его спиной бушевала разъярённая материя миров, потревоженная его вмешательством. Он без особых усилий удерживал тоннель, не обращая внимания на возмущение энергии. Антарес же ощущал эти аномалии сполна, но не собирался доставлять гостю удовольствие, проявляя при нём боль, хоть и чувствовал её во всём теле. Он продолжал не сводить взгляда с Кочевника, а тот, в свою очередь, продолжал наигранно улыбаться.

     — Ты нравишься мне, Антарес, — неожиданно заявил Кочевник. — И не нужно отрицать, что мы похожи. Ты мог бы служить мне. Служить Архонту! Представь, какую власть я тебе предлагаю.

     — Ты предлагаешь мне всего лишь сменить одну цепь на другую, — резко ответил Антарес, но его тон не смутил гостя.

     — И взамен получить всё, что ты хочешь, — вкрадчиво продолжил Кочевник. — Подумай о моём предложении. Пока что я добр к тебе, мой друг.

     Кочевник обернулся к тоннелю.

     — А как же Илтим? — окликнул его Антарес.

     — Что ж, — немного подумав, не оборачиваясь, ответил Кочевник, — в знак моей доброты ты можешь попытаться завершить начатое. Помоги мне получить то, что я хочу. Эти знания скрыты в носителе — осколке, который мне не подвластен. В этом вся беда, мой друг. Мне нужен этот носитель, но лишь в том случае, если я смогу им воспользоваться. За то время, пока ты дурачил свою прекрасную Илтим, моим рабам удалось продвинуться во многом. Её раса истощена, но они так и не нашли способа заполучить сам осколок, хоть и близки к этому. Ради тебя, друг мой, я даю им ещё полмесяца времени их главной планеты. Мало, знаю! Но это предел.

     Как только тем или иным путём знания окажутся у меня, я попрошу тебя, любезный Антарес, ещё об одной услуге — ты позволишь мне построить проходы в её систему и впустить свои армии. Эта часть уговора как любителю зрелищных представлений должна понравиться и тебе. Признаю, уходить без хорошей войны я не стану, да и мне давно пора пополнить список рабов. Так что, как видишь, я могу управиться и чужими руками. Ты ведь знаешь, мне не обязательно приходить самому. Не обязательно приводить своё вместилище и порабощать в него Илтим. Всё сделают мои пешки. Звезда, конечно же, постарается нам помешать. Не думаю, что у неё не осталось отступных путей, — шептал Кочевник, — она слишком умна, чтобы не предвидеть и твоего предательства. Оставаясь далеко от её Солнечной системы, я не так могуществен. Мне не отследить всех её ходов без тебя. Сделай всё, что я прошу, ослабь её, это в твоей власти. Закрой её силу прямо сейчас!

     Но главное — не мешай! Не мешай мне! Как только я получу эти знания, удовлетворюсь битвой и новыми рабами — я уйду! Кто знает, может это убережёт красавицу, — притворно улыбался он. — После поступай, как знаешь: делай её свободной, взрывай её звезду или удерживай в неволе — мне плевать.

     Владыка последовал к проходу.

     — И, Антарес, — голос Кочевника проскрежетал металлом в его сознании, — если ты предашь меня…

     Он не стал заканчивать фразу. Интонация говорила сама за себя. Антарес прекрасно понимал последствия его последней угрозы. Он проводил взглядом уходящего гостя и с облегчением почувствовал закрытие прохода.

     На мгновение Антарес ощутил намёк на сомнение в том, что он собирался сделать, что уже делал. Он знал, что предает Илтим, но что, если это была единственная возможность уберечь её от опасности? Взвесив в который раз все мысли, он вновь отбросил сомнения. Цена того стоила, и Антарес, не находя облегчения в своём сердце, понял, что готов её заплатить.

     Спустившись на свой этаж, Энлиль машинально замер у двери, ведущей в обжитые ими помещения, заметив приоткрытые створки.

     — Энки, — тихо произнёс он, не зная, как сказать о кончине друга.

     Сделав глубокий вдох, Энлиль резко толкнул дверь, но приготовленная для товарища речь так и осталась висеть в воздухе. Он нелепо уставился на представшую его взору картину. В его личном кресле, найденном в груде выброшенной мебели на соседнем складе, сидела закутанная в просторную мантию незнакомка.

     Давно командир не чувствовал подобного замешательства. Абсурдность всего происходящего, новость о смерти Видара и необычная красота девушки приковали его к порогу, и он, до нелепости, не мог вспомнить, как его переступить.

     Была и ещё одна причина, по которой командир растерялся. Непонятная мысль крутилась у него на уме. Наёмнику не удавалось её упорядочить. Лишь позже он вспомнил, что именно так его взволновало — девушка была ему смутно знакома. Но откуда, этого Энлиль не знал.

     Наконец-то ему удалось вернуться в реальность.

     — Кто ты такая?! Как ты сюда попала?! — удивляясь своему голосу, гаркнул он.

     — Сюда трудно попасть? — нисколько не испугавшись, вопросом на вопрос ответила девушка.

     Её спокойствие и непроницаемость всё больше раздражали Энлиля. В несколько шагов преодолев расстояние до стола, он силой выдернул девушку из кресла, не опасаясь, что при ней может оказаться оружие. Охранная система засекла бы проникновение на территорию их убежища любого зарегистрированного и незарегистрированного механизма, но девушка и без этого могла представлять опасность. В росте она уступала Энлилю всего несколько сантиметров, а на скрытых тканью хрупких, на первый взгляд, плечах он сразу отметил твёрдые мышцы.

     — Я запирал дверь, — механическим голосом сказал он.

     — Я не заметила.

     Терпение Энлиля подошло к концу. Он не собирался играть по правилам незнакомки. Не сводя с неё взгляда, командир наёмников медленно поднёс ко рту датчик-браслет на правой руке, намериваясь вызвать себе в помощь дюжих техников. Девушка незаметно перехватила его руку, а Энлиль, вместо того, чтобы среагировать стандартно, так и застыл, не в состоянии вырвать запястье из красивых сплетённых в замок пальцев. Впервые он заставил себя прямо взглянуть на стоящую перед ним девушку. Тёплые, цвета бурого дерева глаза обволакивали и затягивали взгляд Энлиля в чёрную и безмятежную муть её зрачков, ещё больше оттеняясь на фоне светлой, словно порцеляновой, кожи. Тихий голос девушки слабым эхом отзывался в голове командира. Она что-то говорила.

     Энлиль дёрнулся, словно от электрического разряда, и поспешно освободил руку.

     — Меня зовут Кали, — повторила девушка. — И я пришла помочь.

     …

     Верховный главнокомандующий Сеннаарским военно-космическим флотом адмирал Сварог перечитывал распечатанный текст директивы, чьё содержимое отражалось на зрелом, закалённом лице адмирала, не предвещая ничего хорошего для его подчинённых. Следуя директиве, кораблям первой флотилии под командованием Сварога надлежало отправиться к пограничным планетам и спутникам западного сектора Республики. Также адмирал должен был распределить на своё усмотрение, каким флотилиям доверить остальные три сектора.

     Это решение совершенно не нравилось Верховному главнокомандующему. Рубежи Республики и без того охранялись постоянно действующими пограничными отрядами и заставами. На недавнем совете адмиралов, Правителей и Канцлеров он предлагал усилить заставы дополнительной авиацией, но никак не думал, что последние примут решение перетянуть к границам практически все основные силы. Если к заставам отправятся четыре флотилии, в центре Республики останется только две, и этого было недостаточно для территории, занимающей в радиусе в среднем двести пятьдесят световых лет.

     Сварог и сам не меньше остальных беспокоился о таинственных кораблях-разведчиках, то и дело возникавших вблизи границ Республики, но не видел существенного повода для такой дислокации всего флота. Сухопутные, морские и воздушные силы планет и спутников полностью подчинялись двум сенатам, но военно-космические, как главный защитный барьер государства, существовали практически автономно, и, если для управления остальными силами было достаточно подписи одного-двух представителей высшей власти, то в этом случае требовались уже четыре. На полученной им директиве стояли печати трёх Канцлеров, заверенные Правителем Аллалгаром.

     Как Главнокомандующий Сварог мог опротестовать это решение, будь у него на руках хоть какие-то факты. Но его разведывательным отрядам так и не удалось захватить неизвестные корабли, как и установить причины их появления. Конечно, никому не понравится, что на границах твоей страны ведется неизвестная и пока непонятная деятельность. И Сварог первым выступил за усиление гарнизонов, но оба сената проголосовали за кардинальные меры — вывод флотов к границам, словно Республика уже была в состоянии войны.

     — Политики, что дети малые, — негодуя, возмущался он.

     С одной стороны, Главнокомандующий понимал страх политиков. Последние тысячелетия изобиловали вторжениями и конфликтами, да и слишком сильным пока оставалось эхо повстанческой войны, положившей конец Империи. И, на фоне всего этого, политики не отбрасывали возможности мести со стороны потомков поверженного режима, хоть и без таковых у Республики хватало недругов.

     На выполнение передислокации военно-космических сил Сварогу давалось три недели. У него ещё оставалось время для отмены или пересмотра решения сенатов, но для этого ему требовалась поддержка Верховного Правителя. Учитывая то, что присланная директива была утверждена Правителем Аллалгаром, на его благоразумие Сварогу рассчитывать не приходилось. Оставалась только Правитель Александра. Та сейчас отсутствовала на планете-столице и совершала запланированные рабочие визиты по системам Республики, что было только на руку адмиралу.

     Сварог прекрасно помнил секретный маршрут Правителя, ведь он сам его составлял. Вскоре её кортеж войдёт в систему, где сейчас базировалась флотилия Сварога. Но адмирал не собирался ждать. Уничтожив распечатанную копию директивы, Главнокомандующий приказал подготовить звено из четырёх малогабаритных боевых кораблей пятого ранга и двух боевых скоростных галионов.

     Он лично полетит навстречу Правителю и сумеет её убедить.

     …

     Тень, укутанная тёмной мантией, сливалась с неосвещённым интерьером старого поместья, заброшенного почти два столетия назад. Тот, кто отбрасывал эту тень, не показывал своего лица сжавшемуся под его криками головорезу и наёмнику Марсиусу, хоть бедняга не раз уже его видел. Но ему и не нужно было этого, чтобы узнать своего Хозяина, которого он называл всегда только так, не прибегая к именам. Даже оставаясь практически в полной темноте, Марсиус чувствовал, как от собеседника исходила вибрация властности, к которой он давно привык.

     Старое поместье, где сейчас проходила тайная встреча наёмника и его нанимателя, давно служило им местом для подобных разговоров и секретов, которым предстояло оставаться под куполом этих дряхлых сводов, держащихся пока лишь на честном слове некогда возведшего их архитектора.

     Хозяин наёмника был не просто не в духе. Марсиус прекрасно знал взрывной характер нанимателя, но таким он его ещё не видел. Тот не скупясь платил ему за каждую грязную работёнку, но последние его заказы, пусть куда более щедро оплаченные, чем ранее, были и куда сложнее предыдущих, и Марсиус и его пособники то и дело допускали мелкие просчёты. Однако сегодня, похоже, его извинений и объяснений будет уже недостаточно.

     — Как могу я тебе доверять, если ты не справился даже с этим?! — расхаживая по скрипучему паркету, не прекращал браниться его наниматель. — Я приказал тебе убить их всех. Всех!

     Хозяин развёл руки в стороны.

     — И что же? — вопросительно продолжил он. — Наёмники живы! Канцлер — жив! И мне вновь придётся разгребать твоё дерьмо!

     Наёмник продолжал тихо пятиться под крики своего Хозяина, упёршись, в конце концов, в изъеденный насекомыми шкаф. Дальше отступать было уже некуда.

     — Но там появилась эта девка, — нерешительно начал оправдываться Марсиус. — Я не мог ждать. Она бы убила меня.

     — Вот именно, Марсиус, вот именно! — продолжал негодовать его собеседник. — Ты как всегда спасал свою шкуру!

     Хозяин с особым рвением, не прикасаясь к наёмнику, отхлестал беднягу, пока щёки того не превратились в багровое пятно. Отбросив его от себя, Хозяин, в который раз поразился дарованной ему практически десять тысяч лет назад силе. Даже через столько веков он ещё не совсем умел с ней управляться, но её практически безграничная для смертного существа мощь приятно будоражила его вены, разливаясь по телу с каждым ударом сердца, продлевая и без того в разы затянувшуюся жизнь.

     Его взгляд упал на пресмыкающегося перед ним наёмника.

     «Как жаль, что я вынужден пользоваться услугами этих червей!», — мысленно взревел он.

     Уже долгие годы он не мог дождаться времени, когда сможет действовать сам, не скрываясь, без таких вот помощников, не боясь никого и ничего. Но этого не случится до тех пор, пока воля того, кто даровал ему эту силу, не будет исполнена. Очередной же провал Марсиуса только вновь откинул его на шаг назад в этом деле, которое он уже не имел права не закончить. Слишком многое было поставлено на кон. Многое, и его жизнь тоже.

     При одной только мысли о том, кто дал ему эту силу, у Хозяина зашевелились густые волосы на затылке. Если он не исполнит свою часть уговора, немыслимо и представить, что ему предстоит испытать в случае провала.

     Тем временем его наёмник-слуга продолжал причитать и вымаливать прощение. Скрытое тенью лицо Хозяина перекосилось от отвращения. Он уже подумывал о том, как избавится от этого ничтожества, когда всё закончится. Но пока, как он ни хотел это признавать, ему ещё требовались услуги Марсиуса и его сброда наёмников.

     — Я знаю, где их найти, — скулил тот. — Мои парни выследили их. Я не подведу, клянусь!

     — Конечно, ты клянешься! — брезгливо заметил собеседник. — Но твоих клятв недостаточно. Запомни, всё должно закончиться через полмесяца! Никаких отсрочек более не будет! Нельзя, чтобы они вмешались в моё дело. Нельзя, чтобы хоть кто-то им подобный выжил! Я призову тебе в помощь своего слугу.

     Марсиус недовольно покосился на своего господина, но сдержался от протестов. Он ненавидел подобное, когда ему навязывали не проверенных им наёмников, однако спорить с ещё не остывшим Хозяином было бы куда большей ошибкой.

     — Слушайся моего помощника, — тем временем продолжал держащийся в тени собеседник. — В отличие от тебя он ещё ни разу меня не подводил.

     Последние слова как пса хлестнули Марсиуса, но наёмник снова смолчал.

     С лёгкостью построив в слоях невидимого пространства мгновенный портал, соединяющий поместье с планетой-столицей, Хозяин надменно отвернулся, всем своим видом показывая слуге, что аудиенция окончена. Уже собираясь уходить, Марсиус не сдержался от давно мучающего его любопытства, отрывая Хозяина от размышлений:

     — Почему они так важны? — с запинкой спросил он. — Двое из них — простые наёмники, третий — всего лишь телохранитель. Они не опасны для вас, господин.

     — Держи своё любопытство при себе, — отчуждённо ответил Хозяин, более не обращая внимания на притихшего наёмника. Тот, стараясь вновь не навлечь на себя гнев, быстро убрался в сомкнувшийся за ним проход портала, в одно мгновение переносясь на Аккад.

     Почувствовав, что он один, Хозяин устало встряхнулся, словно отгоняя от себя заплесневелый воздух этого старого поместья. Он никогда не любил этот огромный дом. Не любил его убитые временем воспоминания, блуждающие в каждой комнате, в каждом забытом здесь предмете, словно в чужой жизни, кем-то так и не прожитой. Но сейчас, остудив пыл на своём нерадивом слуге, Хозяин был даже рад побыть здесь в одиночестве.

     Гробовая тишина дома отчего-то пугала и притягивала одновременно. В последние, решающие для него дни, ему не хватало такого забвения, царящего в этом поместье, дарящего так нужный ему покой. Сбросив груз сомнений и страха, Хозяин вспоминал проделанный путь, оборачивался назад, видел, насколько многим ему пришлось пожертвовать. Но цель того стоила — власть. Она оправдывала любые меры, и он не позволит, чтобы те оказались напрасными.

     Глупо было надеяться, что всё всегда бы шло как по маслу. Впрочем, удача долгое время сопутствовала ему, и тот, кого наёмник называл Хозяином, с успехом водил за нос бедного Канцлера Эрида и его друзей многие века, пытающихся разоблачить предателя, и не знающих, что он куда ближе к ним, чем кажется.

     Он глумливо рассмеялся в тишину дома.

     — Глупцы!

     Хозяин плёл сети интриг практически десять тысячелетий, но догадываться о чём-то Канцлер и окружение стали лишь в последние годы. Да и то, будь Марсиус порасторопнее, ничего бы не всплыло. Теперь же Хозяину следовало поторопиться. Сроки заключённой им много лет назад сделки с могущественным нанимателем истекали. Он помнил содержание этого договора так же отчётливо, словно слышал его секунду назад. Всего несколько предложений, не более тридцати слов, а сколько труда в них таилось. Сколько преград!

     Вдыхая спёртый воздух из пыли и песка, Хозяин невольно в который раз вспоминал свою кровную сделку. Сейчас, через годы, ему хотелось верить, что он вершил тогда свою судьбу единолично, но чем больше времени проходило, тем отчётливее он понимал — судьба выбрала его сама. Не он пришёл к Владыке, а Владыка нашёл его. Нашёл, потому что рассмотрел в его сущности готовность идти до конца. И выслушав его предложение, Хозяин согласился, едва голос Тёмного Кочевника утих в его разуме. Он согласился на всё: предать своих друзей, родных, свою расу. Но предать ли? Такой ли он ужасный, коим считал себя сам? Нет!

     Он — спаситель!

     Владыка сказал ему тогда: «Исполни мою волю, и я сохраню твою расу».

     И первые столетия, когда ужасные деяния ещё мучили совесть, Хозяин прикрывался этими словами, называя себя спасителем. Он убивал и заставлял убивать, считая это малым злом. Но когда число жертв перевалило за тысячи, а сила, дарованная ему, окончательно поглотила его сущность, Хозяин отбросил любые угрызения, и не скрывал уже от себя своих истинных целей — он убивал ради власти. Он отнимал жизни, не потому что был должен, а потому что хотел.

     Впрочем, в чём-то он оставался и спасителем. В конце концов, если ему не удастся выполнить обещанное, его раса действительно будет растоптана. В случае же успеха, он останется её поводырем, её властителем, её истинным тираном. Именно для этого он потратил столько лет, сменил столько обличий.

     Приказанное ему оказалось куда сложнее, чем Хозяин мог предположить, хоть и заключалось всего в двух поручениях: убить некоторых представителей своей расы и разыскать уникальный артефакт.

     И с первым, и со вторым условием он все ещё не справился. Хотя с убийствами было практически покончено. Оставалось уничтожить наёмников, некоторых Хранителей и ещё нескольких избранных. Только с их смертями список будет полным. Что же касается Канцлера, он не представлял опасности. В этом невысоком, жилистом старике не было и намёка на какие-либо способности чистого разума, и беда его крылась лишь в том, что сам политик просто путался под ногами. Сейчас же Эрид оказался вне игры и вряд ли придёт в себя до тех пор, когда всё закончится. На его помощь братство и наёмники могут уже не рассчитывать. Убить же Канцлера Хозяин всегда успеет.

     Правда, не убийства были главным условием Кочевника, хоть Хозяину практически и удалось очистить свою расу от скверны, уничтожив тех, кто в процессе перерождений и эволюции представляли угрозу его нанимателю. Второе условие — артефакт, вот что интересовало Владыку превыше всего — главная реликвия Сеннаарского братства, таящая в себе знания, по сравнению с которыми достижения Республики приравнивались к скромным потугам.

     Проблема скрывалась и в том, что ни сам Владыка, ни тем более его мелкий слуга не понимали природы этой реликвии. Нанимая Хозяина, Владыка описал носитель как не имеющую определённого состояния субстанцию, обладающую собственным сознанием. Так что Хозяину предстояло не просто разыскать реликвию, но и понять, как ею воспользоваться. На это ему дали нескончаемую жизнь, искусные способности и десять тысячелетий, однако лишь в последние двести лет Хозяин хоть немного приблизился к разгадке — он нашёл Эн-уру-гала.

     Повстречав парня на погибающей от засухи ссыльной планете, Хозяин распознал в нём едва заметную странную энергию, коей не встречал никогда и ни в ком ранее. Тогда Хозяин ещё не догадывался об её значении, но не сомневался — наследник уникален. Показав его Владыке, он получил согласие, и после заключения сделки взял парня к себе. Поначалу от Эн-уру-гала было мало толку. Он внедрялся в десятки сокровищниц, прочёсывал системы Республики, много убивал. Но с годами его навыки развивались, обостряя чутье. Когда же ему удалось рассекретить Дильмуна — Верховного Хранителя артефакта, Хозяин уверовал, что наследник сможет разыскать и саму реликвию. Для этого Эн-уру-гал остался подле Дильмуна, сумел пробраться в его личную охрану, но, проведя в Аккадской сокровищнице несколько лет, он ни на шаг не приблизился к артефакту, хоть и ощущал его присутствие.

     Хозяин не собирался похищать Хранителя. Ещё пару дней назад он наивно думал, что имеет в запасе как минимум тысячелетие, однако, после недавнего неожиданного приказа Владыки, годы сократились до пары недель. Теперь Хозяину оставалось только надеяться, что Эн-уру-галу удастся выбить правду, а после и разыскать реликвию на территории Аккадской сокровищницы. Ведь именно там он чувствовал её присутствие острее всего.

     Задумавшись об наспех перекроенном плане, Хозяин недовольно скривился. Его волнение только усиливалось, когда он вспоминал о наследнике. Да, он восхищался умениями Эн-уру-гала, как и его рвением к делу, но не был уверен в самом парне. Тот всегда казался ему чересчур скрытным, молчаливым, умным. Что если, добыв артефакт, наследник воспользуется своим преимуществом? Этого Хозяин предвидеть не мог.

     Как парень поведёт себя, заполучив носитель? Все эти годы Эн-уру-гал оставался покорным рабом, беспрекословным, но Хозяин помнил в нём и бунтаря, в голове которого также вертелись свои цели, и за пеленой покорности, отрешённости все ещё бурлили эти дикие чувства.

     Нет. Даже ему Хозяин не мог доверять полностью. Слишком опасно. Непредсказуемо. Когда же реликвия будет найдена, Хозяин успеет заполучить её первым. Он лично отдаст её Владыке, в который раз доказывая свою преданность. Он заслужит свою награду!

     Хозяин нетерпеливо потирал ладони.

     От долгожданного всевластия его отделяли всего лишь несколько жизней, которые необходимо отнять, и одно дело, которое необходимо закончить.

     Дильмун старательно соединял костные ткани в поломанном запястье. Он чувствовал небольшое восстановление сил, и понимал, что ждать с заживлением руки уже нельзя. Боль от открытого перелома сводила его с ума сильнее, чем любая потеря энергии, и он был согласен на второе, нежели ещё хоть пять минут терпеть первое.

     Его бывший телохранитель, который, по сути, никогда и не был его телохранителем, все ещё находился неподалёку, хоть и не показывался на глаза своему заключённому уже больше суток. Дильмун не знал, чем именно занят сейчас Эн-уру-гал. Столкнувшись с ответной силой парня, он больше не рисковал использовать свои способности, чтобы проследить за предателем. Но в чём Хранитель не сомневался, так это в том, что тот вскоре сам придёт к нему. Придёт и начнёт задавать вопросы, которые он слышал за все свои жизни тысячи раз. Вопросы, стоящие его собратьям и практически всем посвящённым жизни. Вопросы, на которые он не имел права отвечать.

     Эн-уру-гал, по всей видимости, имел опыт в ведении допросов. Он не показывался сам, но и не давал о себе забыть. Его молчаливые помощники уже полдня возились неподалёку от Хранителя, сооружая на его глазах целую камеру пыток. Дильмун не видел лиц этих созданий. Мерзкие, маленькие существа. Хранителю было достаточно и одного их присутствия, чтобы ощущать черноту их сущности, гнилость того, что когда-то ещё напоминало душу. С такими нет смысла говорить, взывать к помощи. Они понимают только язык силы, а этого в Дильмуне сейчас оставалось на грош.

     Будь Хранитель обычным стариком, замысел его тюремщика непременно сыграл бы на его нервах. Мало кому удалось бы оставаться хладнокровным, когда на твоих глазах суетливо звенели, клацали, скрежетали и дробили устройства, которые он никогда не видел, но которые, в чём не было сомнений, могли причинить боль. О последней Дильмун знал не из пыльных рукописей или старых фолиантов. Боль уже была в его жизни, и не раз, но вряд ли такая, к которой его этим представлением подготавливал бывший телохранитель.

     На какое-то время Хранитель начал поддаваться панике, криво усмехнувшись своим размышлениям. Как глупо исцелять повреждённую руку, когда с минуты на минуту тебя всего превратят в кровавый тюфяк, только бы выбить правду. Да, сейчас он действительно начинал жалеть, что не успел довериться своему другу, Канцлеру. Не успел и не хотел. Ведь это бы означало, что надежда утеряна, что он сдаётся и не справляется уже сам. До последнего мгновения в нем продолжала жить вера в лучший исход для своего народа, но, похоже, раз он сейчас не в своих тихих покоях, а посреди затхлого обветшалого склада, напоминающего камеру пыток из первой цивилизации, то от этой веры не осталось и следа.

     Дильмун резко дёрнулся, прогоняя эти дурные мысли. Нет, ещё не всё было потеряно. Он не может не верить. Иначе он подведёт не только свой народ, но и ЕЁ, рискующую ради них не просто своей очередной жизнью, своим существованием, а и всем, чем она есть, была и могла стать. Он не мог подвести своего Творца, своё Божество, ту, что привела их к таким высотам, к таким знаниям, не требуя ничего взамен, и лишь веря, что её дар не будет использован не во благо. И если Дильмун сдастся и поверит, что всё кончено, так и произойдёт. Знания, подаренные ЕЮ, в конце концов, попадут не в те руки, и он, их главный Хранитель, не выполнит свой долг.

     И пускай по своей глупости он оказался в руках предателя, за ним, всё же, ещё оставался выбор, как распорядится своей жизнью. Дильмун, несмотря на мимолётное отчаянье, уже твёрдо знал, что останется Хранителем до конца, чего бы ему это не стоило…

     — Нравятся ли тебе мои приготовления? — как всегда неожиданно появился Эн-уру-гал, выступая из темноты.

     Хранитель проигнорировал его вопрос, не одарив и взглядом вышедшего на свет предателя. Эн-уру-гал подошёл ближе, присел на дырявый матрац рядом с Хранителем, повторяя позу старика. Всем своим видом он показывал своё превосходство, силу и власть над пленником и ничуть не боялся того, кого по праву считали самым могущественным из всех Хранителей братства.

     Дильмун заметил, что против воли думает о сидящем рядом наследнике, хоть и собирался игнорировать его присутствие. «Почему этот молодой, практически юный парень так силён? Откуда в нем столько силы?» — спрашивал он себя. — «Если только…».

     Ответ быстро напросился в размышления Хранителя.

     — «… если только это его сила».

     Искоса он посмотрел на прикрывшего веки парня, устало откинувшегося к стене. Его лицо было спокойно и ещё так молодо. Нет, такой образ не может быть отражением зла. Но, как же он был похож сейчас на своего предка: те же черты, тот же волевой подбородок, тёмные волосы. И пускай молодой наследник свергнутого тирана частично на время пребывания в сокровищнице изменял свою внешность, не распознать сходства даже после этого не смог бы только дурак. Недопустимо совершать такие ошибки, но Хранителю было уже не до самокритики. Он пытался понять, почему не замечал очевидного так долго, ведь парень успел прослужить в рядах телохранителей не меньше трёх лет, мелькал перед ним практически каждый день и всё равно не вызывал подозрений.

     Эн-уру-гал, видимо, почувствовал, что за ним наблюдают, приоткрыл веки, и в это же мгновение Дильмун понял, почему был слеп. Взгляд парня, вернее, всего доля секунды, после того как он открыл глаза, выдали его. Несмотря на семейное сходство со своим предком, убрать которое полностью Эн-уру-гал не сумел даже с помощью силы, парень, сидящий рядом с ним, не унаследовал его глаз. Вот почему Хранитель не замечал сходства тогда, когда предатель был ещё в ином обличии, и не замечал его и после, когда уже знал, кто перед ним. Ведь тирана все кто его видел, а Дильмун был в их числе, помнили не столько по его внешности, сколько по глазам, всегда полным гнева, глазам, в которые было страшно смотреть.

     Приоткрыв веки, Эн-уру-гал в те ничтожные доли секунды смотрел на Хранителя чистым, мягким взглядом, и лишь потом, опомнившись, пустил в него привычную пелену гнева. Но Дильмуну хватило и этого времени, чтобы понять, что перед ним сидит парень, надевший на себя маску.

     Хранитель мысленно улыбнулся себе, благодаря свою веру, за то, что не оставила его в трудные минуты. Его тюремщик, вновь прикрывший глаза, был далеко не тем, кем хотел казаться для своего заключённого и далеко не тем, кем хотел бы быть для самого себя. Он носил маску, а её всегда можно снять.

     Тем временем возня рядом с ними постепенно стихла. Помощники Эн-уру-гала закончили со всеми инструментами и напряжённо жались в углу, посматривая из-под низко опущенных капюшонов на своего господина. Дильмун, зная, что сейчас должно последовать, не дожидаясь приглашения, сам поднялся на ноги, медленно направившись к чему-то отдалённо напоминающему кресло.

     — Не терпится начать, старик? — поднявшись на ноги, спросил Эн-уру-гал.

     — Не терпится закончить, — ответил Дильмун.

     Эн-уру-гал жестом позвал безликих помощников, те поспешно привязали несопротивляющегося старика, после чего Хранитель услышал главный вопрос, на который его тюремщик мечтал получить ответ.

     — Где спрятаны знания? — спокойным тоном начал Эн-уру-гал.

     — Где же, если не в Хранилищах, — подыгрывая, ответил ему он. — В книгах, рукописях…

     Эн-уру-гал натянуто улыбнулся, принимая игру старика.

     — Нет, не эти. Никому не нужны твои рассыпающиеся рукописи и дряхлые дощечки, — сказал он. — То, что ты призван хранить, спрятано в чём-то небольшом, неприметном, в каком-то уникальном носителе. Так?

     Дильмун молчал.

     — Облегчу тебе ответ, — не дождавшись слов Хранителя, вновь заговорил Эн-уру-гал. — Мой Хозяин уверен, что этот носитель где-то на территории главной сокровищницы.

     Хранитель улыбнулся предположению наследника.

     — Или в любом уголке Республики. Сокровищниц много, — отметил он. — Вам никогда не найти реликвию. Да и с чего такая уверенность, что её Хранитель — я?

     Эн-уру-гал подошёл ближе.

     — Не играй со мной, старик, — продолжил он. — Это ты… Ты.

     Хранитель отрицательно мотал головой.

     — Ты, — повторял наследник. — Я потратил почти жизнь, чтобы узнать это. Не думай, что обманешь меня. Да, сокровищниц много, и, признаюсь, мы не отбрасывали возможность того, что реликвия будет храниться в одной из них. Но как же вы предсказуемы! — перевезли её в главную сокровищницу.

     Эн-уру-гал усмехнулся.

     — Мне не сложно было стать телохранителем, — презрительно рассказывал он. — Я делал это десятки раз. Я проникал во все сокровищницы Республики, и вы не замечали этого. Немного иная внешность, новая жизнь, имя. Новый я. Мне приходилось раз за разом делать одно и то же — новобранцы, служба, продвижение, личный телохранитель. И нигде. Нигде, кроме Аккадской сокровищницы, я не находил того, что ищу. Не находил тебя.

     Наследник внимательно взглянул на старика.

     — Вы связаны, связаны, как вены и сердце. Ты и реликвия. Хранитель и ноша, — тихо шептал он. — И пусть я не наделён силой, чтобы найти этот артефакт, но я могу чувствовать его присутствие. Его ауру. Стоило мне впервые оказаться с тобой рядом, как я уже ощущал эту ни с чем несравнимую энергетику. У меня нет сомнений — Хранитель реликвии ты. Я наблюдал за тобой, старик. Наблюдал три года. Ты нелюдим, замкнут, практически не покидаешь своё Хранилище. Означает ли это, что артефакт также где-то в сокровищнице? Ты говоришь, он может быть в любом уголке Республики. Я так не думаю. Чтобы черпать из него знания, тебе необходим быстрый доступ к реликвии. Удобнее всего держать артефакт под рукой.

     Дильмун хрипло рассмеялся, смущая наследника.

     — Может, ты и прав, а может, и нет, — остановил он парня. — На то чтобы обследовать весь комплекс, у тебя уйдут годы.

     Эн-уру-гал с трудом сдержал гнев.

     — Ты мог бы облегчить мне задачу, — наиграно спокойно говорил он, пробегаясь рукой поверх инструментов. — Я не хочу насилия.

     Пальцы наследника ненадолго задерживались на каждом орудии пыток, скользя дальше.

     — Но, посуди сам, — мурлыкал парень. — Кто ты без своего артефакта? Реликвия не защитит тебя от боли. Она далеко, а ты здесь, со мной. Ты — стар, слаб и опустошён. Мой Владыка сковывает твои силы. Может, раньше ты и испепелил бы всех нас одним взглядом, но не сейчас. И ты это знаешь…

     Пальцы скользили, поглаживали холодный металл.

     — Пусти меня в свой разум, дай ответ, — едва различимо шептал парень. — Мы закончим все быстро, без страданий, без мук…

     — Твой Владыка, как и твой Хозяин, — дурень! — неожиданно крикнул Дильмун. — А о твоих умственных способностях, наследник, ещё утром я был лучшего мнения.

     Гнев быстро переполнил Эн-уру-гала.

     — Больно спесив! — не вытерпев более, прошипел наследник.

     В словах молодого парня сочилась неприкрытая угроза, но она вновь не произвела на связанного по рукам и ногам Хранителя никакого эффекта, что ещё больше вывело его собеседника.

     — Может, вначале выслушаешь мои доводы? — быстро беря себя в руки, промолвил бывший телохранитель.

     Отступил на несколько шагов назад и, всё так же улыбаясь, Эн-уру-гал жестом пригласил занять своё место одного из безликих помощников. Тот без слов сразу же принялся за дело. Наспех выбрав необычные продолговатые щипцы, он склонился над только что зажившей рукой Хранителя, обхватывая ими запястье старика. Не дожидаясь разрешения своего господина, безликий помощник с силой сжал щипцы, но вместо криков жертвы сжатую тишину старого помещения нарушило лишь тонкое скуление самого палача.

     Самодовольная ухмылка в момент слетела с лица Эн-уру-гала, уступая место растерянности. Непонимающе уставившись на стонущего палача, он не замечал уже улыбающегося лица Хранителя. Его безликий помощник тем временем извергал проклятия на непонятном пискляво-гортанном языке и продолжал прижимать к себе руку, в которой были щипцы.

     Эн-уру-гал быстро подошёл к нему и силой оторвал от тела прижатую кисть. Щипцы с грохотом упали на пол, а за ними, отзываясь слабым эхом, покатились капельки крови, переходящие в струю.

     Бывший телохранитель, не обращая внимания на стенания раненого, вытащил его руку на свет, а потом, не выпуская его, нагнулся над рукой Хранителя. Ещё недавно зажатое в щипцы запястье старика оставалось целым и невредимым, чего нельзя было сказать о висящей на нескольких лоскутках кожи кисти палача.

     Отбросив от себя перепуганного и не прекращающего визжать помощника, Эн-уру-гал гневно навис над Хранителем, но тот, как и раньше, оставался спокоен.

     — Хочешь меня пытать? — обратился к нему Дильмун. — Делай это сам! Тебе ведь хватит на это силы? Правда?

     Глаза старика сверкнули.

     — Чужой силы! — громко добавил он.

     И вновь Дильмун заметил мимолётные изменения в выражении лица парня. В его глазах отображались не только растерянность и злость, но и на мгновение мелькнул страх.

     — Кто дал тебе эту силу? — Хранитель увеличил напор. — Что он обещал тебе? Месть? Трон? Власть?

     Нависнув над связанным стариком и потеряв всякое самообладание, Эн-уру-гал не спешил отвечать, порывисто дыша в лицо Хранителю. Дильмун видел, как слабо держится на нём его маска и как легко, если знать, куда надавить, эту маску приподнять. Как он раньше не заметил в лице этого злобного, на первый взгляд, хладнокровного убийцы затравленного мальчишку, к которому ещё можно было достучаться.

     — Нет! — вдруг осенило Хранителя. — Не только это. Кто бы ни дал тебе эту силу, взамен за твою помощь он обещал тебе не только власть.

     Голос старика перешёл на шёпот. Он не хотел, чтобы его слышал ещё кто-то, кроме его похитителя.

     — Он обещал тебе вдобавок ко всему и что-то куда более важное для тебя, — едва слышно добавил он. — Важнее, чем вся власть и все троны мира.

     — Заткнись!!! — не сдержавшись, истерично выкрикнул Эн-уру-гал. — Думаешь, не смогу тебя пытать? Не смогу выбить из тебя правду? Ты и не представляешь, сколько жизней прошли через эти руки.

     Раскрытые ладони застыли всего в нескольких сантиметрах от лица Хранителя.

     — Я причинял боль…

     — Не ты, — всё так же шёпотом неожиданно возразил Дильмун. — А та тьма и сила, которые ты в себя впустил.

     Эн-уру-гал резко отпрянул от старика, нервно и злобно озираясь по сторонам. Его безликие помощники не находили места, пытаясь скрыться от его взгляда, настолько безумным он сейчас был. Никто из них, видя, что произошло с их покалеченным товарищем, не спешили занять место палача. Выругавшись, Эн-уру-гал вернулся к столу, на котором были разложены всевозможные инструменты. Его рука в нерешительности остановилась над одним из них, потом метнулась к другому. Заметив, как спокойно за всем этим наблюдает его пленник, он невпопад схватил первое, что попалось в ладонь. В ней оказался острый хирургический скальпель.

     — Смелей! — подтрунивая над новоиспечённым палачом, крикнул Хранитель.

     Бывший телохранитель вновь оказался рядом со своим пленником, не решаясь посмотреть тому в глаза. Он чувствовал, знал — надменный старик больше не боялся его, хоть и был слабее в десятки раз. Эн-уру-галу и раньше стоило больших усилий контролировать себя в его присутствии, выполняя свою часть договора, но он и не думал, что Хранителю удастся так просто его раскусить, увидеть правду.

     Нет, он не позволит смеяться в лицо своему законному правителю. Быстро успокоившись, бывший телохранитель приблизился к своей жертве, направляя остриё скальпеля к спокойным глазам Хранителя. Одной рукой он приоткрыл левый глаз старика, тот не сопротивлялся. Но даже и будь у него такая возможность, толстые ремни крепко впивались в конечности, фиксировали тело и голову.

     Тонкое остриё медленно приближалось к расширенному зрачку.

     — Говори! — пригрозил Эн-уру-гал.

     Хранитель только печально вздохнул в ответ на его слова и тихо обронил:

     — Мне не нужны глаза, чтобы видеть.

     Эн-уру-гал резко отвёл руку и гневно ударил наотмашь. На этот раз тишину старого помещения нарушили уже хрипы старика. Глубокий порез наискось пролёг через всё лицо Хранителя. Кровь сочилась из открытой раны, сбегая на шею и грудь, заливая чудом уцелевшие при ударе глаза. Дильмун сильно сжал веки, не давая горячей жидкости проникнуть вовнутрь.

     — Говори! — уже переходя на крик, требовал Эн-уру-гал.

     Дильмун сжался, чувствуя, что сейчас последует второй удар, но прошло несколько секунд, а занесённая рука предателя замерла на полпути. Аккуратно приоткрыв веки, он увидел то, что и так мог видеть своим внутренним зрением. Эн-уру-гал застыл в нелепой грозной позе. А через мгновение Хранитель почувствовал причины, помешавшие ему продолжить. Знакомая, давящая тисками боль обволакивала разум старика. С Эн-уру-галом, как и несколько дней назад, вновь кто-то говорил, но собеседник на этот раз был иным, гораздо слабее предыдущего.

     Разговор выдался коротким, Эн-уру-галу не пришлось отвечать. Незримый собеседник предателя ушёл так же быстро, как и появился, но сказанное им сильно взволновало наследника. Эн-уру-гал машинально выбросил скальпель и, направившись к выходу, жестом позвал за собой своих безликих помощников. Лишь сделав несколько шагов, он вспомнил о Хранителе.

     — Ты знаешь, что такое одиночество, старик? — не поворачиваясь, неожиданно спросил Эн-уру-гал. — Тебе знакомо чувство, когда все, кто тебе дорог, уходят от тебя?

     Дильмун насторожено взглянул на парня, не понимая, к чему он клонит. На мгновение Хранитель даже обрадовался, что тот наконец-то приподнял маску, проявляя истинного себя, но в следующую секунду он понял, как заблуждается.

     — Это чувство — уже часть тебя, — тихо продолжил Эн-уру-гал. — Привыкай, теперь — ты один.

     Эн-уру-гал прервал разговор, ворвавшись своим голосом в мысли старика, желая, чтобы следующие его слова остались только между ними.

     Дильмун слушал его спокойный монотонный голос, и сказанное наследником против воли резало Хранителя куда сильнее валявшегося неподалеку ножа.

     — Ты лжёшь!!! — закричал Дильмун, не в силах более выслушивать подробности того ужаса, который описывал ему бывший телохранитель. — Лжёшь!!!

     Эн-уру-гал, обернувшись на его крик, прямо посмотрел в глаза Хранителя. Тот с перепуганным видом искал признаки вранья в молодых чертах парня и не находил их.

     — Когда это случилось? — глухо спросил Хранитель.

     — Практически сразу после твоего отлёта. Мы ждали, когда ты покинешь сокровищницу. Не хотели рисковать, — угодливо ответил Эн-уру-гал.

     Наследник немного помолчал, давая Хранителю возможность переварить услышанное. Но на самом деле он наслаждался. Наслаждался моментом.

     — Ах, да! — изобразив забывчивость, вновь обратился он к Дильмуну. — Ты ведь не думал, что я не замечу обрывков твоего жалкого послания?

     Хранитель неуверенно поднял глаза на парня. Эн-уру-гал безумно скалился и меньше всего походил на живое существо.

     — Ну, того, что ты пытался отправить Канцлеру в первый день нашего подлинного знакомства? — продолжил он.

     — Так вот, — сообщил наследник, — спешу порадовать: письмо получено, даже прочитано, но…

     Эн-уру-гал намеренно не завершил фразу, растягивая слова.

     — Что с Эридом?! — не удержавшись, спросил Дильмун.

     Самодовольство вновь укоренилось в глазах предателя.

     — То же, что и с сокровищницей, — помедлив, шёпотом ответил он.

     — Как ты понимаешь, старик, — обернувшись, на ходу заканчивал Эн-уру-гал, — не так то и важно, ответишь ты мне на мой вопрос или нет. Великая реликвия высшего измерения — знания, попавшие к вам по ошибке, и так вскоре окажутся в наших руках.

     — Вопрос лишь в том, — крикнул он уже из другого помещения, — будешь ли ты после этого жить?

     Хранитель похолодел. Рядом с ним оставались те мерзкие существа, но он более не замечал их присутствия. Слова перебежчика заполнили все его мысли и никак не укладывались в голове Дильмуна. «Сколько же погибло за эти часы, что он здесь? Тысячи?». Его ограниченная сила не давала возможности взглянуть на Аккадскую сокровищницу, узнать, что там творится, но сердцем старик чувствовал неладное, чувствовал ещё задолго до признания Эн-уру-гала. Правда, новость о Канцлере стала для него неожиданной. Он не думал, что его друг пострадает, и всё обернется трагедией.

     Слабым утешением служило лишь то, что жертва Эрида оказалась ненапрасной: Эн-уру-гал попался на трюк Хранителя, поверил, что сообщение, бесформенные обрывки которого таки добрались в кабинет политика, предназначалось именно Канцлеру. Но это был лишь отвлекающий жест, и бывший телохранитель не заметил главного, того, как за дробящимися кусочками разрушенного шара незаметно улетучивался настоящий клубок послания. И он, в отличие от первого, действительно достиг адресата.

     …

     — Помочь? — неразборчиво повторил Энлиль, изучая незнакомку.

     Многое в ней было броским — непосредственные черты лица, повадки, в том числе и далеко не свойственный женщинам высокий рост.

     Энлиль быстро возобновил хватку, заламывая её руки за спину.

     — Ты проследила за нами?! Ты приходила сегодня в сенат?! — прокричал он. — Приходила к Канцлеру?!

     Энлиль завёл запястья ещё сильнее.

     — Ты пыталась его убить?! — уже не контролируя себя, кричал он.

     — Я пыталась его уберечь! — неожиданно прокричала в ответ девушка.

     — Уберечь! — повторила она.

     Энлиль, немного ослабив хватку, непонимающе развернул к себе девушку, чтобы видеть её глаза.

     — Зачем? Кто ты такая? — быстро спросил он.

     На мгновение девушка запнулась.

     — Первая ученица Хранителя Дильмуна.

     — И твоё имя?..

     — Кали, — напомнила она.

     Командир резко отстранился.

     — Значит, Кали? — грубо обратился к ней он.

     Энлиль замолчал, ожидая объяснений, но, несмотря на неприкрытое недовольство на его лице, заговорила девушка лишь через минуту.

     Она рассказала о случившемся на границе западного паркового комплекса, о предательстве одного из телохранителей, убийстве Видара, похищении Хранителя и о том, как недавно получила от Дильмуна телепатическое послание, в котором старик просил её помощи и предупреждал о грозящей Канцлеру угрозе. Помочь политику Кали не успела, но её появление в сенате уберегло Энлиля и Энки. Тот взрыв предназначался не столько для Канцлера, как для них.

     — Эрид допустил ошибку, вызвав вас на планету, — фамильярно продолжала девушка. — Он знал, что вас обоих попытаются убить, едва вы объявитесь на территории Республики, но запаниковал и не нашёл ничего лучшего, чем разрешить вам вернуться. А ведь за вами уже идут…

     — Стоп! — прервал её Энлиль. — Причём тут мы?

     Кали взглянула в каре-зелёные, отдающие холодком глаза командира, прекращая свой рассказ.

     — Он утаил от вас? — удивлённо спросила она, догадываясь о причинах неподдельного ступора наёмника.

     — Утаил что?! — всё больше выходя из себя, гаркнул Энлиль.

     Но Кали лишь расстроено отвернулась. Энлиль расслышал только окончание тихой фразы — «…надутый прохвост», после чего девушка как ни в чём не бывало быстро сменила тему.

     — У меня практически не осталось времени, — спешно заговорила она. — Прикажи команде готовиться к отлёту.

     Энлиль медленно приблизился к Кали. Нет, она не шутила.

     — Не надо указывать, что мне делать, — прошипел наёмник.

     Неожиданная злость волной окатила командира. Он только что узнал о смерти лучшего друга. Не прошло и десяти минут. Нервы оставались натянуты. Рана ныла и, кажется, начала кровоточить. Он должен поговорить с Энки. Рассказать. Остальное потом…

     — Жди здесь! — не оборачиваясь, обронил ей он, но Кали резко сорвалась с места, хватая его за руку.

     — Прикажи немедленно! — с надрывом повторила она.

     Предводитель наёмников повернулся к девушке, готовый взорваться, но наткнувшись на прямой, слегка затуманенный взгляд, непроизвольно потупил взор, потеряв запал спорить. «Странная…», — мелькало у него в уме, — «…странная и красивая».

     — Прикажи, — уже спокойно просила Кали.

     Не понимая, почему изменилось его мнение, как под гипнозом, Энлиль ответил согласием.

     — Ангар двумя этажами ниже, — словно чужим языком прошептал он.

     Командир покорно потянул за собой девушку, но Кали замерла, настороженно к чему-то прислушиваясь. Энлиль, последовав её примеру, затаил дыхание. Не услышав ничего, кроме привычной тишины, он собирался что-то сказать, но девушка с силой дёрнула его обратно. Оба они вновь влетели в комнату. Не прошло и доли секунды, как невдалеке от всё ещё приоткрытой двери раздались практически бесшумные выстрелы.

     Пригибаясь, Энлиль увлёк Кали в смежную просторную комнату, закрывая на автоматические засовы проход. Спотыкаясь об валявшиеся на полу предметы, он, не мешкая, поспешил в противоположный конец помещения, где находился ещё один путь в проходные коридоры этого этажа. Едва высунув голову, наёмник тут же захлопнул дверь обратно. В его сторону полетели залпы, не пробивающие поставленные его техниками прослойки сверхпрочной стали между листами обычных фанерных дверей и стен. Но такая преграда, стоит увеличить мощность оружия, уже не удержит нападавших.

     Энлиль бегло осмотрел освещаемую лишь слабым светильником комнату, служившую им спортзалом. Ничего, кроме снарядов, блинов и тренажёров, в ней не оказалось. Было бы глупо надеяться найти здесь случайно забытое когда-то оружие. Весь арсенал наёмников сейчас хранился на корабле. С собой у Энлиля не было даже обычного пистолета, намеренно оставленного в арсенале перед походом в сенат, чтобы тот не засекли охранные системы.

     Мысль об их личной охранной системе, установленной по периметру убежища, ненадолго откровенным ругательством промелькнула в голове наёмника. Та должна была засечь оружие на территории комплекса, но сигнала оповещения не последовало, и теперь неизвестные головорезы бродили по всему этажу, а может, уже и нашли замаскированный выход в ангар, где находилась команда, предупредить которую у предводителя наёмников никак не получалось. Его устройство, вмонтированное в браслет, не реагировало на команды. Не работала и стационарная панель связи. Налётчики умело глушили сигнал, выводя технику из строя.

     Обшарив всё вокруг, Энлиль быстро свинтил диски, разобрав штангу, оставляя себе только гриф. Ещё смотря в проём, он мельком успел насчитать двоих у этого выхода и пятерых-шестерых у другого. Вспоминая планы этажа, Энлиль знал, что между этими выходами нет соединения, и вторая группа нападавших не сможет быстро прийти на помощь первой, если он рискнет атаковать.

     Успокоившись, готовя гриф для удара, он быстро юркнул в неосвещённый угол слева от нужного прохода. Дверь пульсировала при каждом поглощаемом ею запале, вот-вот рискуя вылететь из короба, разрывая пока что удерживающие натиск стальные болты-засовы.

     Вжавшись в стену, предводитель наёмников собрался встречать готовых в любую секунду ворваться сюда нападавших, надеясь лишь на то, что их действительно окажется двое. Не оборачиваясь, он позвал Кали, приказывая той спрятаться за ним, но ответа не последовало.

     Он быстро осмотрелся, пытаясь увидеть, куда подевалась ученица Хранителя, а увидев, чуть не взревел от злости. Та стояла в противоположном конце комнаты и отчуждённо рассматривала глухую стену.

     Раздался ещё один залп, и дверь сильно прожалась, треснули верхние засовы. Энлиль опять позвал девушку, понимая, что может и не успеть до неё добраться. Тем временем залпы начали деформировать вторую дверь, слаженно, куда мощнее ложась на поверхность металла, и предводитель наёмников уже сомневался, какой из отрядов нападавших первым сможет прорваться в его бесполезное пристанище.

     Рискнув, Энлиль быстро пересёк спортзал, подбегая к ученице Хранителя. Но, попытавшись схватить девушку, чтобы оттащить в затемнённый угол, командир поймал лишь воздух.

     — Не мешай, — увернувшись от его рук, скомандовала Кали.

     Она продолжала рассматривать простую, покрытую облупившейся краской стену так, будто перед ней находился величайший образец искусства. В другой ситуации Энлиля посмешило бы такое помешательство, но не сейчас, когда любое промедление могло стоить жизни им обоим. Он не собирался спорить с девушкой, и уже занёс руку для удара, намереваясь оглушить дурочку, но с трудом сумел устоять на ногах от неожиданно прошедшей вибрации, вторящей громкому треску.

     Стена, так интересовавшая первую ученицу Хранителя, раскололась в нескольких местах, образуя небольшой проход. Энлиль поражённо вздохнул. Он и раньше видел удивительные способности Хранителей и учеников, но с их разрушительным проявлением сталкивался впервые. Ученица, не завершив разлом, немного оступилась, удивлённо хватаясь за голову и бледнея на глазах.

     — Помоги…

     Спохватившись, Энлиль несколькими сильными ударами выбил грифом податливые груды осколков, расширяя проход, и, даже не пытаясь понять, что сейчас произошло, быстро втянул уставшую девушку вовнутрь огромного, занимающего практически весь этаж склада ненужного барахла. Он собирался помочь ей бежать, но та, отстраняясь, подошла к стене уже с другой её стороны.

     Кали немного развела руки, застыв на месте. Первая дверь, осаждаемая нападавшими, с грохотом слетела с последних засовов. Не теряя времени, в неё ворвались двое наёмников, цепко осматривающие всё вокруг. Выбитый в стене проём и стоящую за ним девушку они заметили практически сразу, без лишних раздумий выпустив в её сторону залпы.

     Склад освещался ещё слабее, чем оставленное ими помещение, но Энлиль сумел заметить лёгкие движения кистей девушки, сомкнувшиеся в кулаки. За этим жестом последовал глухой обвал, блокирующий проход и разрушающий своды потолков практически всего спортзала, погребая под собой их преследователей и выпущенные заряды.

     От резко накатившей боли Кали повалилась на колени и не сразу поняла, что её куда-то тащат. Энлиль, не отвлекаясь на разговоры и попытки привести девушку в чувство, просто перекинул её через плечо, пробираясь через завалы хлама настолько быстро, как мог. Из-за большого роста первой ученицы ему пришлось бросить гриф. Командир надеялся, что он ему уже не понадобится. Главным теперь было добежать до одного из скрытых проходов в ангар.

     Несмотря на как всегда плохую освещённость склада, Энлиль хорошо ориентировался здесь раньше, выбирая среди всего этого мусора нужные ему и Энки вещи, мебель и списанную технику. Он не заходил сюда порядком тридцати лет, и сейчас от былых воспоминаний об этом месте не осталось и следа, скрытых слоями клубящейся в воздухе пыли.

     Не то чтобы хлам в его отсутствие самостоятельно устроил перестановку, чтобы запутать своего нежданного гостя и разбросался в непривычном порядке. Всё, как и раньше, валялось на своих местах, но это не помогало Энлилю лучше ориентироваться, огибая каждую наваленную до потолка кучу мусора. Он никак не мог отыскать запасной выход в ангар.

     Ещё обустраивая эти этажи под своё убежище лет двести назад, наёмники и их команда многое изменили в планах, не только переделав обычную подземную стоянку под ангар, но и замуровав в него прямые выходы через лифт и лестницу. Взамен их они оборудовали два новых прохода, соединяющих их этаж с ангаром. Первый — основной, скрывался за стеллажом с инструментами, стоящим в конце коридора, недалеко от их личных комнат. Этот вариант отпадал сразу, ведь именно там их встретили залпы нападавших. Второй, которым они никогда не пользовались, вел в ангар со склада и находился в самом начале его Г-образного сектора, где сейчас и метался Энлиль.

     С другой стороны этого, занимающего не меньше тысячи квадратных метров подземного «мусорника» списанных принадлежностей, имелся другой вход, и нападавшие, которые, по всей видимости, неплохо разобрались в планах этажа, уже должны были к нему подходить. Вскоре они окажутся на территории склада, и меньше чем за пару минут доберутся до сектора Энлиля.

     Ему следовало торопиться, но любая поспешность в таких местах неминуемо приводила к суматохе. Дважды он умудрялся увернуться от возникавших как из-под земли препятствий, но в третий, замешкав, с разгону налетел в аккуратно сложенную пирамиду коробок. Те, к его везению, оказались пустыми и не причинили вреда ни ему, ни Кали. Усадив девушку у стены, Энлиль снова вернулся к поиску выхода. Обследовав один из углов, предводитель наёмников кое-что припомнил, вернувшись к полуразрушенной пирамиде. Взглянув на коробки, он принялся доламывать конструкцию. Вскоре показалась верхушка металлической двери. Энлиль благодарно улыбнулся сам себе и удвоил усилия. Освободив проход, он с силой навалился на заржавевшую за два столетия дверь. Та нехотя поддалась под его напором.

     Кали, ещё бледная, но уже порядком пришедшая в себя, отказалась от его помощи и самостоятельно последовала в ведущий вниз лестничный проход. Энлиль прикрыл на засов дверь, зная, что это не задержит нападавших даже на полминуты. Но в такой ситуации, когда оба они были безоружны, любое выигранное время было им на руку.

     Вместе они спешно спустились к двери, за которой находился ангар. С ней Энлилю пришлось провозиться чуть дольше, чем с первой. Уже закрывая проход, предводитель наёмников услышал глухие выстрелы наверху.

     В ангаре, на удивление, было тихо и спокойно. Двое техников копались в старых батареях, разложенных вдоль стены, Энки о чём-то тихо переговаривался с инженером, боевая часть отряда и пилоты были распущены самим Энлилем ещё час назад, о чем тот теперь неосознанно пожалел, а эксперты во главе с Иннат, закончив с протокольной частью, покинули убежище получасом ранее.

     Энки заметил друга, стоило тому только с грохотом захлопнуть дверь. Наёмник бежал к кораблю в компании высокой, перемазанной, как и он, пылью, девушки.

     — Готовимся ко взлёту! — крикнул он техникам.

     Те, без лишней суеты, организованно и быстро собрали разложенные детали, проследовав на корабль.

     — Активируй установки! — уже практически добежав, приказал он Энки.

     Последние слова командира заглушились в раздавшемся взрыве, выносящем ненадежную дверь запасного выхода в ангар. Но Энки и без того уже мчался по трапу в носовой отдел корабля.

     Энлиль притормозил, чтобы пропустить перед собой ученицу Хранителя, но та сама подтолкнула наёмника в спину, оставаясь позади. Оба они поднялись на нижние ступеньки трапа, когда мощные залпы градом полетели в их направлении. Ещё бы доля секунды и выстрелы нашли б свою цель, не успей Энки в это время активировать перехват. Всего в нескольких метрах от девушки и наёмника отправленные в них заряды, пойманные автоматическими системами защиты корабля, взорвались в воздухе,

     Попутно Энки открыл ответный огонь из мелкокалиберного, управляемого вручную орудия. Нападавшие быстро рассеялись в укрытиях, прячась за фурнитурой, ящиками и давно пустующими цистернами.

     Пригибаясь, Энлиль поманил за собой Кали, вновь продвигаясь по трапу. Мельком он глянул на разворачивающуюся рядом с ним перестрелку. Нападавших оказалось втрое больше, чем он успел насчитать на этаже. Все они, как мыши, теснились по углам, стараясь нанести вред явно доминирующему в этой схватке фрегату. Но кое-что не вписывалось в воцарившуюся обстановку перестрелки.

     Энлиль не сразу понял, что привлекло его внимание, и вновь посмотрел в сторону нападавших. На этот раз он уже не смог отвести взгляд от удивительной картины. Не спеша, как на прогулке, к кораблю приближался один из нападавших. В его руках не было никакого оружия, и сам он, облачённый в одежду, напоминающую амуницию телохранителей сокровищницы, не походил на наёмника. Но именно этот странный незнакомец казался самым опасным среди всей шайки головорезов.

     Его лицо, застывшее, как маска, не выражало никаких эмоций. Его тело, не прикрытое защитным полем, оставалось целым, хоть Энлиль был готов поклясться, что видел, как в незнакомца летели залпы, отчего-то не достигающие цели. Но, едва встретившись с ним взглядом, предводитель наёмников забыл обо всём на свете. Дикая, неописуемая боль внезапно прокралась сквозь каждый диск его позвоночника, каждый нерв, достигнув головы. Энлиль попытался закричать, но не смог даже вздохнуть. Его тело всё сильнее сжималось под давлением мощных тисков, излучаемых глазами незнакомца. Он просто застыл под этим смертоносным взглядом, в немом порыве, с расширенными от боли зрачками, не в состоянии позвать на помощь или даже подать знак.

     Но уже через мгновение ужасная боль отступила так же внезапно, как и пришла. Быстро встряхнувшись, Энлиль увидел, что незнакомец более не смотрит в его сторону. Всё его внимание теперь было приковано к Кали.

     Перестрелка продолжалась, а он всё шёл и шёл, приближаясь к трапу. Под ноги ему попалась металлическая деталь фурнитуры двигателя. Подняв округлый, увесистый предмет, незнакомец метким неожиданным движением запустил его в сторону корабля. Всё, что успел Энлиль, это проследить траекторию полета шарика, следующего по направлению к затылку ни о чём не подозревающей первой ученицы Хранителя.

     Командир интуитивно дёрнулся по направлению к девушке, понимая, что уже не успеет перехватить шар, но тут же вновь остановился. Знакомых звуков дробления черепной кости так и не последовало. Ничего не изменилось и в позе застывшей девушки. Кали, как ни в чём не бывало, продолжила подниматься по трапу, даже не обернувшись, но теперь в её правой руке находился брошенный незнакомцем шар. Энлиль же, забегая вовнутрь корабля, с трудом пытался понять, когда именно девушка выставила ладонь к затылку и успела его поймать.

     Он помог Кали войти, собираясь заблокировать дверь, но девушка немного высунулась наружу. Выпрямившись во весь рост, она впервые посмотрела на стоящего под залпами незнакомца. Энлиль, оставаясь позади, заметил изменения в этом необычном наёмнике. Тому становилось трудно отражать выстрелы. Его лицо, доселе безмятежное, исказилось напряжением.

     — Взлетай! — крикнул Энлиль, уже силой заводя ученицу вовнутрь. Девушка не сопротивлялась, последовав за командиром, но напоследок ещё раз взглянула на незнакомца. Выведя вперёд руку с пойманным ею предметом, она сдавила шар, и сталь, выдерживающая практически любое воздействие, рассыпалась в её ладони, разлетаясь мелкой чёрной пыльцой. Уловив удивление с примесью страха на лице нападавшего, девушка с довольным видом отступила назад. Через мгновение она бессильно сползла по стене. Энлиль быстро помог ей встать.

     — Он одет как защитник сокровищницы! Кто он такой?!

     От недавнего представления Кали судорожно дышала. Слова давались ей с трудом.

     — Телохранитель, — сдавленно произнесла она.

     — Что? — не поверил Энлиль. — Предатель?! Тот, что был с твоим наставником и Видаром?!

     — Да, — коротко ответила она.

     Энлиль донёс Кали к ближайшему креслу, пристёгивая. Двигатели корабля практически бесшумно оторвали маневренный фрегат от земли.

     — Объясни мне лишь одно, — пошатываясь от манёвра «Ласточки», спросил командир. — Если тот парень и есть второй телохранитель, то что он делает в моём ангаре в толпе наёмников?

     Кали не открывала глаз.

     — Завершает начатое — вашу смерть, — тихо прошептала она.

     — То есть он… — начал было Энлиль, но девушка его оборвала.

     — Это неважно! — попыталась облагоразумить его Кали.

     — Он убил Видара?! — всё равно закончил командир.

     Девушка нехотя едва заметно кивнула.

     — Энки! — резко крикнул Энлиль. — Садись!

     Наёмник дёрнулся к трапу. В последний момент Кали вцепилась в его рукав.

     — Пусти! — ругался тот. — Пусти! Я пристрелю эту тварь!

     — Нет! — упиралась девушка. — Он всех вас убьёт!

     — Мне плевать! Пусти!

     Энлиль тщетно пытался вырваться из необычно сильных рук ученицы. Затрещала ткань. Медленно, шов за швом от куртки оторвался рукав, освобождая повалившегося на пол наёмника. Быстро вставая, он ринулся к выходу, но невидимые узлы внезапно обвили его суставы, удерживая на месте. С трудом обернувшись, он заметил напряжённое лицо девушки.

     — Ах ты ж!.. — попытался дотянуться до неё он, но Кали не дала ему сделать и шага. Сила её мысли надёжно сковала тело наёмника.

     Тем временем корабль уже заходил на старт, маневрируя к выходу в наклонный, ведущий на поверхность замаскированный туннель. Не став дожидаться прощальных выстрелов в спину, фрегат набрал скорость, оставляя позади явно поредевшие группы наёмников.

     Ощутив разгон «Ласточки», Энлиль злобно скривился, не прекращая попыток дотянуться к всё ещё удерживающей его девушке.

     — Он сильнее любого Хранителя, с лёгкостью меняет внешность, влезает в разум, убивает мыслью, — быстро говорила ему она. — Там, на трапе корабля, ты ведь почувствовал его присутствие внутри?! Почувствовал, как закипает кровь?!

     Энлиль невольно притих, вспомнив ужасную боль.

     — Если бы я не остановила его, ты уже был бы мёртв! А ведь он не единственный. Есть и сильнее, куда сильнее этого парня, — поспешно продолжала Кали. — Сейчас не время и не место сталкиваться с подобным противником!

     Её сковывающее влияние ослабло, и командир вновь растянулся на полу. От напряжения у Энлиля загудело всё тело. Открывшаяся рана уже не просто кровоточила, а пульсировала, выталкивая тёмную жидкость наружу, но в голове вертелась лишь злость к ученице и короткая мысль: «Убийца!»

     — Будет погоня, — повиснув на локте кресла, прошептала Кали. — Вернёшься — погубишь всех!

     Энлиль проигнорировал сказанное. Всё больше ссорясь с самим собой, он никак не мог связать вместе разбежавшиеся мысли. Его жажда мести начинала обретать силуэт. У убийцы Видара появилось лицо. Отпустить подонка, как того хочет Кали?

     Перебежчик!

     Сволочь!

     От его руки умер их лучший друг. Видар доверял ему, они были напарниками, может даже приятелями, он не ждал предательства!

     Сволочь!

     Энлиль со злостью сжал кулаки.

     Ничего не ответив девушке, едва сдерживаясь, он предупредительно указал на неё пальцем, покидая палубу. Кали же без слов почувствовала его помыслы. Чувствовала и молчала.

     Оставшись одна, девушка прислушалась. Команды поворачивать обратно не последовало.

     Фрегат набирал скорость.

     …

     Расслабившись, Эн-уру-гал прекратил использовать силу в качестве барьера, все ещё удивлённо и немного напугано всматриваясь в то место, где недавно стоял корабль. К нему нерешительно подошел Марсиус, ожидая дальнейших распоряжений.

     — Её ты испугался в сенате? — не поворачиваясь, спросил Марсиуса Эн-уру-гал, вспоминая о сбежавшей с наёмниками девушке.

     Марсиус быстро ответил, подтверждая предположения бывшего телохранителя.

     — Что ж, — заметил он наёмнику, — и не зря. Она не так слаба, как мне говорили.

     — Маячок поставили, — донеслось из толпы. — Не уйдут!

     — Спорим на куш, наши беспилотники их первые накроют.

     — Не накроют. Тупые они.

     — Сам ты тупой!

     — Чего?..

     Обернувшись к разругавшимся наёмникам, Эн-уру-гал жестом остановил все голоса.

     — Уничтожить, — тихо приказал он.

     Позабыв о распрях, боясь провиниться перед странным нанимателем, все быстро ринулись из здания к своим кораблям, в погоню.

     — Не ты, — придержал Марсиуса бывший телохранитель. — Собери лучших воров, которых знаешь. Возвращайся к Хозяину, — напоследок приказал Эн-уру-гал. — У него поручение, как раз достойное ваших талантов.

     — И что нам предстоит сделать теперь? — уточнил Марсиус.

     Бывший телохранитель обернулся, посмотрев на наёмника чужими глазами, словно стоящий перед ним парень в этот миг был уже кем-то или чем-то другим. Каждый раз, когда он видел такие изменения в этом любимчике своего Хозяина, ему стоило больших усилий не отводить взгляд, хоть его всего и дёргало от страха.

     — Ничего, — вновь надевая маску, ответил ему Эн-уру-гал. — Всего лишь собрать трофеи.

     Красная Звезда напрасно тянулась к своему солнцу, пытаясь вернуть себе былую власть над ним. Нет, солнце все ещё пребывало её вместилищем, и связь между ними оставалась прочна, как и с первого дня её перерождения. Но энергия этого вместилища впредь была закрыта для Звезды. Некогда мощный поток силы, скрытый в каждой побеждённой и заточённой ею частичке, свободно отдавал ей власть над собой по первому же зову. Теперь же, стоило ей вернуться в свою реальность, как этот поток обмельчал, стекая в её сознании прерывистым слабым ручейком, делая слабой и уязвимой и свою хозяйку.

     Звезда не хотела верить, не хотела даже думать, что с ней сделают нечто схожее: лишат власти над своей Солнечной системой и практически отберут силу. Силу, которая так была нужна ей именно сейчас, когда всё, ради чего она жила последние миллионы лет, с каждой минутой становилось ближе к уничтожению.

     Не Тёмный Кочевник лишал её власти и законной энергии. Нет. Его могущественное, невероятно огромное вместилище кочующей сквозь миры сверхмассивной чёрной дыры находилось ещё далеко от Вселенной Илтим. И всё, что сейчас мог Кочевник, это влезать в сознания простых форм жизни, в том числе и илимов, если они ему позволяли. Будь у Звезды былая мощь, пусть и не сразу, но она бы искоренила эту связь, однако, вернувшись, Илтим оказалась бессильной. Ещё ужаснее было осознание того, что лишить её власти над солнцем мог лишь один обитатель вышестоящих миров — Владыка её галактики — Антарес.

     Илтим понимала, чего он добивается. Не сумев задержать её дольше в своей реальности, он сделал Звезду слабой, слепой, беспомощной. Своим поступком Антарес открывал двери в её Солнечную систему, приглашая призванные Тёмным Кочевником с невольных миров орды завоевателей, цель которых — порабощение и смерть.

     За потерянный галактический час — десять тысяч лет, в Сеннааре произошло многое. Не только перевоплощение Империи в Республику. Вернувшись, Илтим с ужасом ощутила присутствие чужеродной силы, витающей в расе. Антарес не врал. Он не просто ослабил её, но пропустил тень сущности Кочевника в её систему. И пусть это была лишь тень истинного могущества, на фоне бессилия Илтим, Великий Архонт с лёгкостью и практически без препятствий шаг за шагом чужими руками осуществлял задуманное.

     Ещё в то время, когда Звезда находилась в реальности Антареса, он выдернул из расы нескольких марионеток, поделился с ними горстью своих способностей, сделал послушными пешками. Илтим чувствовала этих предателей, чувствовала след их деяний, убийства, гнусные поступки, но не могла дотянуться к ним, уничтожить. Кочевник же забавлялся происходящим, её страданиями. Властность тешила древнего обитателя вышестоящих миров. Он разрешал ей видеть всё, но не позволял вмешаться, всё чаще демонстрируя своё превосходство, беспрепятственно вторгаясь в податливый разум илимов, показывая ей то, что случилось в её отсутствие и, что случится в ближайшие дни, когда терпение его иссякнет и он спустит с цепи уже готовое к вторжению войско.

     И всё, что ещё оттягивало наступление — это тщеславие самого Кочевника, его жадность и гордыня. Его коробил отказ Илтим. Она не ответила ему согласием, не приняла его благосклонность, его дружбу, но, главное, — она не отдала ему своё бесценное богатство — знания.

     Оказавшись без энергии своего вместилища, на мгновение Илтим даже порывалась отдать артефакт. Рациональная же сторона её разума останавливала Звезду. Она не сомневалась, Тёмный Кочевник и без того уже зашёл слишком далеко, чтобы остановиться. С горечью Илтим видела достигнутые им результаты. И пусть знания пока ускользали от его марионеток, в одном они преуспели — раса была обескровлена. Им удалось убить практически всех, кто обладал зачатками сущности и способностью к перерождению, делая из илимов обычный вид примитивных существ, коим, если она сдастся, будет уготовано лишь рабство.

     Нерешительность Звезды быстро сменилось твёрдостью. Нет, она не проиграет, даже не начав игры. И раз Кочевник решил пожаловать к ней лично, что же, она встретит его достойно. В одном теперь Илтим не сомневалась — знаний ему просто так не увидеть.

     Эти знания значили для неё куда больше, чем она думала прежде. В них была её жизнь и погибель, ответы, и ещё больше вопросов. В них был смысл. И Илтим нередко задумывалась, что происходило бы с ней сейчас, не попади они в её руки.

     Она завладела ими случайно. Всё произошло девять жизней назад, и, обретя этот бесценный артефакт, даже через миллиарды лет Илтим до конца не понимала, что за находку подобрала. Это был обычный, неправильной формы осколок, невзрачный на вид. Внутри же его граней, как выяснилось гораздо позже, словно в простом кристалле-носителе, скрывалась закодированная информация. Расшифровав поверхностные грани, Илтим поняла истинную ценность этого носителя, как и стала догадываться, что принадлежать он мог только Создателям. Иных рас, обладающих сакральными познаниями такого уровня, в их мироздании попросту не существовало.

     Именно из-за их уникальности и принадлежности к мирам единственного измерения — измерения Создателей, куда для Кочевника не существовало дороги, этот Архонт и стремился заполучить артефакт, что дало бы ему превосходство и власть, о которой не мог мечтать даже он.

     Ещё с одним открытием, касающимся осколка, Илтим столкнулась лишь через несколько перерождений и опять — случайно. Она носила его на шее и не думала о нём, пока не услышала от друзей странный вопрос — зачем носить пустую оправу? Именно тогда Илтим поняла, что осколок не просто невзрачен, он невидим.

     После этого случая Красная Звезда начала интересоваться природой осколка. Она показывала его всем, кого встречала в разных мирах и реальностях (о чём позже жалела), но его по-прежнему не видели. Не удалось ей найти ответы и в последней жизни. Далее её ждало новое перерождение. Умерев, она возродилась в молодой Вселенной, и следующий за ней из жизни в жизнь осколок возродился вместе со Звездой. Она не расставалась с ним, постепенно научившись видеть в нём скрытое. Продвинуться далеко в расшифровке глубинных граней осколка ей не удалось. Камень упорно извивался, пряча самые ценные знания внутри. Илтим изучала, вглядывалась в него, но и поверхностные тайны удивляли и пугали её. Они настолько разнились от всего того, что ей было известно, что в какой-то степени даже отталкивали, вызывая восхищение и омерзение одновременно. Но это была лишь поверхность. Пробиться вглубь Звезда не смогла, и её затосковавший разум уснул, пока его не разбудили перемены на четвёртой планете.

     Когда же Илтим обратила внимание на ничтожных существ с молодой планеты, ей показалось правильным применить добытые знания. Не задумываясь о последствиях, она воспользовалась тем, что уже извлекла из осколка. Так была создана раса илимов. Невиданные знания позволили вдохнуть в них чистоту уникальной сущности — высшего разума и практически бессмертной души.

     …Раса развивалась. Камень оставался у Звезды. Принимая привычный для них облик, Илтим бродила между своими созданиями, наблюдала за ними, удивлялась их схожести с высшими обитателями миров. Долгие века никто из них не догадывался об её настоящей наружности, принимая за простую смертную.

     Всё изменилось чуть больше полумиллиона лет назад.

     Звезда любовалась закатом на планете. Необычное зрелище — наблюдать за своим вместилищем, видеть его красоту. Поглощённая мыслями, Илтим не сразу заметила тихо подошедшего парня. Обернувшись, Звезда проникла в его разум. Его простой, примитивный интеллект не мог объяснить происходящего, но парень видел. Видел не только скрытый от смертных яркий ореол, не только дивное свечение её полуисчезающего и появляющегося вновь хрупкого иллюзорного тела, но и мерцание тёмного осколка в простой оправе. Артефакт открылся ему. Через мгновение камень исчез из оправы Звезды. Молча она перенесла его в руки илима, вверяя реликвию новому владельцу. С тех пор осколок оставался среди простых смертных.

     Тот парень стал первым Хранителем. Вскоре он основал братство. Братство основало сокровищницы. Сокровищницы ускорили эволюцию расы. Раса, как и неосторожность в прошлых жизнях Илтим, слухами и пересудами привлекла внимание Тёмного Кочевника. И только страх случайно уничтожить данный артефакт не давал последнему действовать свободно. Но, стоит призванным псам Кочевника лишь учуять осколок, как никакая армия и флот уже не остановят давно спланированного финала.

     …Красная Звезда действительно была слаба. Ещё сильнее кричала её уязвлённая душа, преданная и оставленная всеми. Ненависть к Антаресу захлёстывала сознание, и будь в ней власть, её солнце бурлило бы сейчас яркими вспышками, отражающими мысли хозяйки.

     Но вскоре гнев, обида и разочарование сменились наплывом иного состояния, давно знакомого ей в этой молодой Вселенной: пустотой и одиночеством. Она оплакивала бессмертного друга, который умер для неё навсегда. И это чувство было куда болезненнее любого гнева и ненависти.

     …

     — Внимание! Всем командирам кортежа! Говорит адмирал Хорс! — громкое вещание едва перебивало звуки взрывов, но привыкшие к подобной обстановке командиры эскадрилий отсеивали каждое слово своего адмирал, догадываясь о его дальнейших действиях.

     — Всю автономную энергию на щиты первого корабля! — Хорс перешёл на крик, совсем рядом разорвался снаряд, и защитная система чудом успела его перехватить. — Левому крылу разделиться, чётным кораблям занять место правого крыла!

     Его слова ещё звучали в рациях командиров, а те уже отдавали приказания своим первым помощникам. Молниеносно эскадра из двадцати маневренных боевых кораблей отсеялась от своей группы и под обстрелом заняла правое крыло.

     — Командиру правого крыла, — продолжал Хорс, — разделиться на звенья и немедленно вывести корабль Правителя. — Как поняли?

     — Задача ясна, — последовал короткий ответ.

     Облегчённо вздохнув, адмирал Хорс полностью переключился на анализ всего происходящего, заставшего его практически врасплох. Корабли противника, идентичные тем, что уже не раз рыскали на границах Республики, появились буквально ниоткуда, налетев как огненный смерч, который не смог зафиксировать ни один датчик. Но думать пока о подведших радарах было некогда. Несмотря на существенное техническое превосходство флотилии Республики, Хорс не мог не заметить численного перевеса на стороне неизвестного противника. На каждый республиканский корабль приходилось не меньше пяти вражеских, и в такой накалённой обстановке они едва успевали защищаться.

     Связь с ближайшими патрулями и базами блокировалась, и кораблям кортежа не удавалось вызвать подкрепление. Но Хорс прекрасно понимал, что в данном секторе ни один скоростной боевой корабль не прибудет к ним вовремя. Нападавшие выбрали идеальное место для штурма, и рассчитывать теперь приходилось только на себя.

     — Адмирал, нас окружают! — на связь вышел командир покинувшего поле битвы отряда. — Вынуждены вернуться. Они раскусили наш манёвр.

     Хорс со злостью впился ладонями в поручни вокруг своего мостика. Запланированный обманный ход провалился. Адмирал надеялся отвлечь внимание на самый примечательный и большой корабль в кортеже, перетянув на тот энергию для щитов с соседних кораблей, в то время как ничем не примечательный шаттл Правителя должен был незаметно покинуть кортеж.

     — Всем командирам! — отдавал приказания Хорс. — Сомкнуть звенья вокруг шаттла номер три. Каждому третьему кораблю в звене — прикрывать отход.

     Молниеносно требуемый шаттл оказался в центре движущегося с большой скоростью шара из кораблей, пытающихся оторваться от преследователей. Адмирал Хорс в очередной раз вопросительно посмотрел на связного. Лейтенант отрицательно мотал головой. Нападавшие несли невероятные потери, но на место уничтоженного корабля прибывали два новых. Запас энергии щитов и боеприпасов постепенно близился к нулю, а подать сигнал бедствия всё ещё не удавалось, как не удавалось и связаться с атакующим противником. Тот, по всей видимости, не собирался озвучивать причин своей агрессии, и просто расстреливал практически беспомощный кортеж.

     До ближайшей военной базы оставалось больше часа полёта в подобном темпе, и проделать этот путь под таким обстрелом им вряд ли удастся. Адмиралу следовало решаться на что-то именно сейчас, пока в его распоряжении оставались хоть какие-то запасы. И лучшее, что посетило его мысли, обещало не самый лучший исход для кортежа.

     — Командирам эскадр с первой по шестую — готовьтесь к бою, — озвучил свои мысли адмирал. — Командиру седьмой эскадры сопровождать шаттл номер три к базе.

     Он примет открытый бой и с отступления сразу перейдёт в атаку. Этого нападавшие, уже почувствовавшие кураж преследования, ожидать не будут. Адмирал Хорс отдал приказ, и практически все корабли кортежа, кроме седьмой эскадры и корабля Верховного Правителя Александры, синхронно вышли на резкий манёвр, растекаясь эскадрами по обе стороны противника.

     Будь у Хорса достаточно сил, такой ход загнал бы преследователей в ловушку, но сейчас он мог лишь ненадолго задержать вражеские корабли. Опытные штурманы эскадр филигранно справлялись со всеми режимами управления, а практически каждый выпущенный снаряд попадал в цель. Этого было недостаточно для победы, но хватит, чтобы выиграть время для покинувших место битвы седьмой эскадры и шаттла Правителя.

     Многие корабли вели сражение уже без защитных щитов, с трудом отбивая и перехватывая выпущенные в них заряды. Сражение постепенно перерастало в бойню. Хорс переводил взгляд с одного подчинённого на другого. Те слаженно, как единый механизм, выполняли свои обязанности. Осознавали ли они, что из этого водоворота им уже не выбраться? Хорс отчего-то был уверен, что, да, осознавали, и оттого ещё больше гордился каждым военным в своём отряде.

     Первый помощник продолжал докладывать о потерях и истощённых запасах ресурсов. Щиты отказали и на главном корабле бывшего кортежа, на котором находился Хорс. Следующее попадание вывело из работы автопилот, и штурману пришлось взять пилотирование полностью на себя. В такой накалённой обстановке ему не долго удастся продержаться, тем более что очередное прямое попадание, вероятнее всего, станет последним.

     …От сильного удара Хорс на мгновение потерял сознание, и ощутил, как липкая горячая кровь струится по затылку. Приподнявшись на локтях, словно сквозь туман он старался рассмотреть, жив ли пилот. Вокруг него взрывом разбросало тела его подчинённых, но уже было не важно, живы они или просто потеряли сознание. Хорс с трудом нашёл взглядом пилота, тот, превозмогая сильную боль, продолжал управлять кораблем. «Настоящий ас!», — мысленно похвалил его адмирал.

     Вдали слышались отголоски разрушительных взрывов. Корабли кортежа погибали один за другим, но не сворачивали со своего пути.

     Хорс подтянул не слушавшуюся сломанную левую руку к лицу и включил режим громкой связи в устройстве вокруг запястья. Он собирался поблагодарить отряд за службу, собирался сказать им, что он гордится их храбростью, но его взгляд застыл на панели радаров. На них надвигался залп из более сотни снарядов, перехватить которые уже было нечем.

     Поражение неизбежно. Адмирал молча прикрыл глаза. Потекли ленивые секунды, немые, как и сам бескрайний космос по ту сторону иллюминаторов. Но разве он должен был слышать тишину вместо внутренних взрывов погибающего корабля? Хорс быстро пришёл в себя. Панели показывали отсутствие угрозы. Ни один снаряд не летел в сторону корабля.

     — Адмирал! — Хорс расслышал крики раненого первого помощника. — К нам приближаются боевые галеоны и корабли пятого ранга Республики. Они перехватывают все снаряды.

     Хорс удивлённо и не без облегчения повалился на спину. Теперь нападавшим придётся поменяться с ними местами. Боевой галеон — гордость военно-космического флота Республики, даже один выстоит против всех уцелевших вражеских кораблей, а с подкреплением и подавно.

     Не вставая, адмирал попросил первого помощника связаться с командиром галеонов.

     — Кому мы обязаны спасением? — после установления связи спросил он.

     — Случайности, — послышался ответ на том конце.

     Хорс устало улыбнулся, узнав голос старого друга и по совместительству Главнокомандующего Сеннаарским военно-космическим флотом адмирала Сварога.

     Опасность была позади.

     …

     — Выходи в стратосферу! — пытался докричаться до Энки Энлиль.

     — Нельзя. Разнесёт! Корпус пробит!

     — Так латайте!

     — Латаем, командир!

     Фрегат изрядно тряхнуло, и лишь небольшие ремонтники-роботы уже выполняли приказ Энлиля, заделывая временным герметиком мелкие, но многочисленные пробоины во внешнем корпусе.

     Сам он кое-как добрался до нижней задней артиллерийской, минуя пилотскую рубку, где, пошатывающийся под обстрелом, кораблем управлял Энки. Зная, что тот не блистал талантами пилота, Энлиль запоздало пожалел, что распустил ранее часть команды по домам. Теперь на борту оставался лишь техперсонал, да они с Энки. А нужны были военные, умеющие управляться с боевой мощью корабля. От техников же, рассаженных за орудиями и дающими отпор, толку было немного. Растерявшиеся бедняги мазали, в разы чаще паля наобум, расходуя снаряды и энергию. Заняв место у главного калибра, командир быстро настроил параметры пушки, наконец-то показав преследователям, на что был способен их небольшой фрегат. Те, почуяв перемены в обороне корабля, разлетелись врассыпную, изменив стратегию.

     С того момента, как неизвестный отряд, напоминающий сборище головорезов-наёмников, ворвался в их убежище, открыв огонь на поражение и выкурив их наружу, садясь на хвост небольшими одноместными кораблями-вездеходами, у Энлиля не выдалось ни секунды, чтобы нормально подумать и оценить обстановку. Кругом требовалось его внимание, не хватало рук, заканчивался запас энергии орудий и системы перехвата, а ведь погоня длилась не больше семи минут. В таком темпе ресурсов для обороны им хватит ещё минут на пятнадцать-двадцать. Нужно на что-то решаться, выходить в космос, разогнаться, совершить скачок. Здесь, в чистом небе над материком, на высоте до трёх тысяч километров шансы уйти от погони казались ничтожными. Вездеходы противника не уступали фрегату в маневренности, а из-за не лучшего пилотирования Энки, и вовсе травили их модифицированный боевой корабль как игрушечный самолетик.

     Куда в большем неведенье, нежели Энлиль, оставались Энки и команда. Он не успел сказать тем и двух слов, отчего теперь с каждого угла корабля сыпались неуёмные маты и невероятные, порой даже фантастические предположения. Всех их разом перекрыл радостный возглас толстоватого техника-наладчика.

     — В радиусе беспилотники Аккада!

     — Дадут им, тварям, гари!

     — Летим навстречу! — крикнул Энки.

     И только Энлиль осёкся, услышав о приближающемся патруле.

     — Отставить!!! — во всё горло крикнул он, заставляя заткнуться каждого на корабле. — Скорость не сбавлять. Что с корпусом?

     — Не успеваем заделывать, — не понимая командира, ответил инженер.

     Четыре из семи вездеходов были подбиты. Остальные ушли на расстояние выстрела, видимо, также почуяв приближение небольших, длиной всего в метр беспилотников. Первое звено уже нагоняло фрегат. Сейчас должна активироваться громкая связь и их в вежливой форме попросят приземлиться, сдаться властям. Как поступить? Тягаться ещё и с воздушными патрулями «Ласточка» не могла. Пока что их всего двадцать, но в случае неподчинения автоматическая система сгонит в этот сектор все ближайшие беспилотники, а там, гляди, подключатся и военно-воздушные силы. Взвесив неравные шансы, Энлиль принял решение сдаться, и уже было потянулся к панели связи, но корабль вновь тряхнуло.

     — Патруль открыл огонь! — крикнул Энки. — Какого хрена он открыл огонь?

     — Энлиль, патруль открыл огонь!!! — не понимая происходящего, кричал командиру друг.

     — Всем орудиям — ответный прицельный огонь на перехват залпов! — приказал Энлиль, подавляя панику вокруг. — Беречь энергию!

     Через секунду, в ещё не затихших, полных недоумения и страха пересудах команды, фрегат начал отстреливаться. Где-то в хвосте развязавшегося в воздухе сражения вертелись три недобитых вездехода-стервятника, ожидающих, пока за них всю грязную работу выполнит взбесившийся рой беспилотников.

     В голове командира закипела каша. Одной рукой он быстро схватил передатчик, улавливая частоту беспилотников.

     — Судно Фрегат-КА-23 «Ласточка» готово к посадке. Прекратите огонь! Приём! Судно Фрегат-КА-23 «Ласточка» готово к посадке. Мать вашу, приём? Мы сдаёмся, дайте сесть!

     Ответа не было.

     К рою беспилотников присоединилась группа из более чем сорока патрулей по три в каждом. Теперь фрегат таскал за собой целую эскадрилью. Дальше продвигаться пусть и по малозаселённым пунктам было уже безумием, и Энлиль приказал сворачивать на север континента, незаселённый из-за непригодного скалистого ландшафта. Но, не имея возможности выхода в стратосферу, корабль не мог набрать сверхзвуковой скорости. Попасть же в безопасный сектор с той скоростью, что сейчас выжимал корабль, удастся не меньше чем за сутки.

     Запаса энергетического топлива фрегату хватило бы на полёт в конец Солнечной системы, а вот запаса энергии щитов вряд ли хватит и на полчаса.

     Сзади, пошатываясь от каждого манёвра, подошла Кали. Взглянув на монитор-транслятор пилотной рубки, она определила маршрут корабля, вернее, его отсутствие. Фрегат всё больше бился в агонии, мечась в разные стороны, не в состоянии сбросить с себя звенья беспилотников. Заметив Кали, Энлиль быстро дёрнул девушку.

     — Что происходит? За нами гоняются как за преступниками? Наёмники? Беспилотники?

     — Эти беспилотники перекодированы на ваше уничтожение.

     — Кем?!

     Ответа, если он и был, Энлиль не расслышал. Фрегат изрядно тряхнуло и откинуло обратно, словно тот попался в пружинистую сеть паука.

     — Мы влетели в барьер сокровищницы! — крикнул кто-то.

     Невидимая защита сокровищницы мягко отринула от себя быструю «Ласточку», не причинив ей вреда. Резко отброшенный фрегат вклинился в неотстающую стайку беспилотников, и треск бьющихся летательных аппаратов утопил ругань на корабле.

     Продолжая отстреливаться, Энлиль покосился на радар. Когда они успели долететь до границ сокровищницы? Под ними простирался необъятный центральный лесопарк континента, но любоваться его красотами у командира не было возможности. «Ласточка» снижалась. В некоторых местах взрывы повредили внутреннюю прослойку обшивки, фрегату грозила полная разгерметизация, которая в открытом космосе уже стоила бы им жизней. Теперь, как бы того ни хотелось, покинуть планету на этом корабле без предварительного ремонта, даже при всём желании, они уже не смогут.

     Система перехвата, дающая сбои из-за масштабного огня со всех сторон, в который раз пропустила заряд, попавший на сей раз уже в практически не защищённый силовым полем фрегат. «Ласточку» частично начало кренить на левый бок. Двигатель с той стороны дымился как старая паровая машина, когда-то увиденная Энлилем и Энки в музее второй и первой цивилизаций. Даже не будучи техниками, оба понимали, что проработать тому удастся недолго.

     — Всему экипажу — пристегнуться! — приказал Энлиль, почуяв неладное.

     В подтверждение его опасениям, распознав слабое место в системе корабля, рой беспилотников, как косяк хищных рыб набросился на полуработающий двигатель. Энлиль проворно перевёл прицел, расстреливая сбившихся в плотную движущуюся массу беспилотников, усеивая свой путь уже десятками уничтоженных патрулей. Ещё одно попадание полностью заглушило двигатель с левой стороны. Фрегат, увлекаемый большой скоростью, закрутило вокруг своей оси. Корабль постепенно начал снижаться. Внутренним системам жизнеобеспечения и безопасности не удавалось полностью справиться с тряской, и практически всё, что было плохо закреплено, теперь, подталкиваемое инерцией движения и падения, пустилось в свободный разгул по кораблю. Энлиль в последний момент увернулся от летящих в его сторону металлических ключей, вывалившихся из ящика техника, чинившего до этого энергощит в их отсеке. Он пытался докричаться до Энки через устройства связи, но в следующий момент на него налетел уже сам хозяин инструментов, не успевший пристегнуться в начале качки. Беднягу, как тряпичную куклу, кидало во все стороны.

     — «Ласточка» теряет высоту! — крикнул Энки. — Управление перешло на аварийное. Мы падаем!

     Кое-как дотянувшись до карабина техника, Энлилю удалось зафиксировать уже потерявшего сознание беднягу. Фрегат продолжал снижаться, сильно вращаясь. Системы фиксировали столкновение с поверхностью через пятнадцать секунд. Послышался автоматический выпуск амортизирующих устройств, заглушающий даже рёв внутри фрегата. Через несколько секунд корабль с сухим свистом по наклонной коснулся поверхности, срезая под собой грунт, кусты и даже дюжие сосны. Энлиля и Кали резко тряхнуло, вдавливая ремнями в сиденья. От ударов командир разбил бровь, немного прикусил язык, получил болтающимся в воздухе ключом по коленной чашечке, и еле успел перехватить инструмент, повторно заходящий в сторону Кали.

     Фрегат подлетал и падал ещё несколько раз, пока, проделывая борозду глубиной не менее метра, не остановился, налетев на ствол гиганта-секвойи, что в некоторых местах, как свечи, выпирали поверх леса. Достав из-под сиденья аптечку, Энлиль наспех заклеил рассеченную бровь, вытирая сочащуюся в глаза кровь. Оглядевшись, командир наёмников стукнул рябивший монитор. Орудие Энлиля оказалось повреждено, но защитная система перехвата и щитов продолжала работать. Снаружи не прекращали свои атаки беспилотники, которым оставалось теперь только пробраться вовнутрь фрегата. Некоторые из них уже пристраивались к местам с повреждённой обшивкой, пытаясь вырезать или расплавить проход.

     Сканер засёк приближение трёх вездеходов, уже наводящих прицелы на практически беззащитный фрегат. Подлетев на достаточное расстояние для точного удара, все три корабля разом дали залп. Один из выстрелов миновал систему перехвата, вдребезги разворотив бок корабля. Едва успев ухватиться за спинку кресла, Энлиль поднялся на ноги. Так дальше нельзя. Если не дать им отпор, рано или поздно фрегат всё равно подорвут.

     — Кали! — позвал он девушку.

     Ученицу Хранителя немного трясло. Разжав веки, она взглянула на предводителя наёмников отсутствующим, затуманенным взглядом, будто глубина её огромных, покрывшихся блёклой пеленой глаз была сейчас не с ней, а где-то далеко.

     Рядом прошмыгнул Энки, на ходу бросая командиру взятый в арсенале боекомплект.

     — Собери команду! — крикнул ему Энлиль. — Готовьтесь к обороне!

     Энки кивнул.

     Быстро натягивая защитный костюм, Энлиль вновь встряхнул девушку, пытаясь вставить в её руки оружие. Кали не реагировала на прикосновения и, как бы наёмник не старался, не двигалась с места. Оторвать её от кресла казалось труднее, чем поднять сам корабль.

     Девушка что-то с трудом тихо шепнула.

     Энлиль ни черта не понял, но Кали не проронила больше ни слова.

     За бортом послышались несколько мощных взрывов. Не прекращая звать девушку, командир выглянул в иллюминатор. На мгновение происходящее запутало наёмника, и он даже позабыл о странном состоянии Кали. Небольшая часть беспилотников отделилась, и внезапно напала на своих. Пока остальные звенья приходили в себя, «дезертирам» удалось подбить больше десятка аппаратов и один вездеход. Позабыв о «Ласточке», беспилотники завязали стычку между собой, немного отдаляясь от фрегата.

     Оторвавшись от иллюминатора, Энлиль склонился над Кали.

     — Это ты их стравила? Да? — догадываясь, спросил он.

     Но, как и раньше, поглощённая своей силой, Кали не смогла ему ответить. Предводитель наёмников закончил с амуницией. Бросив на девушку взгляд, он поспешно кинулся осматривать корабль. По пути к верхней палубе Энлиль наткнулся на два трупа. Задержавшись у первого лишь на секунду, командир поспешил дальше. Во втором, разможённом при падении, лишь по одежде предводитель наёмников сумел узнать бортового медика. Стараясь не всматриваться в лица умерших, Энлиль быстро разыскал Энки. Тот раздавал оружие, такое несуразное в неумелых руках техперсонала. Никто из них не мог самостоятельно сделать и шагу.

     — Сколько? — спросил командир, быстро осматривая команду.

     — Пятеро, — коротко ответил Энки.

     Энлиль запнулся.

     Пятеро погибли. Остались он, Энки, Кали и ещё двое работяг. Подойдя к одному из них, Энлиль звонко влепил тому по лицу. Не помогло. Лишь на третьем ударе немолодой техник тихо вскрикнул, закрываясь. Командир перебросил ему оружие. Все ещё испуганно моргавший инженер неуверенно прижал к груди огромное ружьё.

     — Доложить о состоянии спасательного транспорта!

     Инженер замямлил.

     — Не слышу! — перекрикивая наружный шум, крикнул Энлиль.

     — По левому борту всё вышло из строя. По правому неизвестно. Внутренние коммуникации повреждены, и нам всё равно не удастся их запустить.

     — Хочешь сказать, нам не улететь? — подходя, спросил Энки.

     — Есть ещё наземные вездеходы, — быстро ответил инженер. — Но они на нижней заблокированной палубе.

     Энки собирался спросить ещё что-то, но встряска всколыхнула фрегат. Ненадолго передохнувшая система перехвата вновь возобновила защиту корабля. Короткие очереди залпов пробирались к «Ласточке». Оставив техника, Энлиль выглянул наружу, на глаз сосчитав приближающиеся к ним звенья — около двадцати. В каждом по три аппарата. Беспилотники возвращались. Передав руководство Энки, он поспешил обратно в артиллерийскую, так и не расслышав возмущённую брань друга.

     Добравшись до места, командир сразу разыскал Кали. Ученица Хранителя находилась там же, где он её и бросил, но прежнего оцепенения в ней более не было. Кали устало свисала на спинке кресла. Глаза её оставались всё ещё немного мутными.

     — Я не могу с ними справиться. Слишком много, — увидев Энлиля, заговорила она.

     Интенсивность обстрела постепенно возрастала, и пропущенных залпов становилось всё больше. Где-то скрежетал металл, разрываемый выпущенными на поверхность корабля небольшими роботами-убийцами, рвущимися вовнутрь.

     — Ничего, — помогая ей встать, отвечал Энлиль.

     Опираясь на руку наёмника, Кали неуверенно петляла за ним.

     — Не бойся, — пытался успокоить её командир. — Система перехвата ещё работает.

     Девушка проигнорировала неуверенное высказывание наёмника. Оба понимали: защита корабля была на исходе.

     — Куда мы упали? — доходя до палубы, где собралась команда, спросила Кали.

     — Рядом с барьером сокровищницы.

     Девушка резко остановилась, увлекая Энлиля.

     Командир взглянула на растрёпанную, уставшую ученицу.

     — Это наш единственный шанс! — заговорила Кали.

     Энлиль непонимающее потянул её дальше, но Кали упёрлась.

     — Необходимо добраться до барьера, — продолжала она. — Я проведу вас в сокровищницу, и по ту сторону вы будете в безопасности!

     Кое-как заставив Кали двигаться дальше, Энлиль прокряхтел.

     — Хорошая идея, но мы в нескольких сотнях километров от ближайшего входа в комплекс, а на борту нет ни единого транспорта, который нас бы туда доставил. Далеко нам не уйти.

     Воодушевление девушки словно сняло рукой. Кали примолкла, не мешая более наёмнику волочить её дальше. Без техники им действительно не уйти. Не в этой глуши. Столица Сеннаарской Республики Аккад, только в нескольких местах всех четырёх материков напоминала гудящий улей мегаполиса, в остальном же, как и миллионы лет назад оставалась практически полностью покрытой исполинскими лесами, за исключением севера одного из континентов, где царили безжизненные горы, изрытые Железными ущельями. Нетронутые леса занимали окраины этого материка, остальные же были разбиты вручную, сохраняя на какое-то время симметрию парка. Но, по истечению веков многие из них слились в буйном цвете, лишь кое-где прорезаясь позабытыми тропинками, дорогами, которыми не пользовались за ненадобностью, с тех пор, как цивилизация полностью перешла на летательный транспорт. Благодаря воздушным соединениям и высоким скоростям пересечь огромные материки в любом направлении удавалось за несколько часов, оттого многие обитатели Аккада порой даже не знали, что находится всего в нескольких километрах от их домов.

     Обширный центральный лес Аккада, куда угораздило упасть подбитый фрегат, окружённый с одной стороны деловым центром столицы, с запада — пересекающим часть материка хребтом гор, и с юго-востока — границами Аккадской сокровищницы знаний, захватывающей пик одной горы, было именно таким местом — известным каждому и неизвестным никому. Здесь, под боком оживлённых эпицентров, бурлили горные реки, кишели зверьем балки, не умолкало пение птиц. Небольшой фрегат затерялся среди них, как маленькая точка на необъятной карте. Старый лес тихо спрятал подбитую «Ласточку», и никто и ничто не могло прийти ей на помощь.

     Энлиль довёл Кали до палубы. Незнакомка не вызвала особого интереса. Лишь Энки заинтересовался девушкой, но командир ограничился только несколькими фразами. Ему не хотелось сейчас вдаваться в подробности. Остатки экипажа их и не требовали. Оба техника с напряжением прислушивались к возне роботов, вздрагивали при каждой стрельбе беспилотников, отсчитывая последние минуты работы защитных систем корабля. Вскоре система перехвата исчерпает энергию, им придётся защищаться самостоятельно, и, не имея военной подготовки, техники всё больше начинали паниковать. На фоне этой нарастающей тандемной истерии оставленная в углу ученица Хранителя не вызывала у них никакого интереса. Но неожиданно та резко поднялась, вклинившись между командиром и Энки.

     — Я сама открою проход! — без предисловий начала она.

     Теперь все взгляды были направлены только на неё. Ни персонал, ни Энки не поняли её слов, но в них было столько уверенности и запала, что все невольно подошли ближе.

     Энлиль же с сомнением взглянул на бледную девушку. Кали настаивала. Взгляд её вновь улетучивался, затягивался пеленой. Она была сильна, сильна даже для Хранителя, хоть и не являлась таковым, но открыть проход в барьере… «Это невозможно», — подумалось Энлилю.

     — Возможно! — настаивала девушка. — Я понимаю строение материи барьера, я его чувствую. Он позволит нам пройти.

     Система защиты пропустила сразу два точных попадания, прерывая девушку. От мощного удара практически все повалились на пол.

     — Мы всего в четырёхстах метрах от комплекса! — поднимаясь, крикнула Кали. — Отвлеките их! Дайте мне незаметно покинуть корабль!

     Энлиль сомневался. Но, с другой стороны, выбор для него и команды оставался невелик. Перепрограммированные беспилотники блокировали связь «Ласточки». Им не удавалось вызвать подмогу или патруль. Системы защиты корабля постепенно отказывали. Всё больше выпущенных залпов попадали в цель, и даже останься они здесь, на внутренней палубе, выпущенные роботы всё равно рано или поздно пробьют к ним дорогу. В такой ситуации стоит и рискнуть.

     — Сколько тебе необходимо времени? — быстро спросил Энлиль.

     Кали ненадолго задумалась.

     — Не знаю, — неуверенно ответила она. — Выждете минут пять, максимум семь, и покидайте корабль. Бегите напрямую к барьеру. Я буду ждать вас там.

     — Вот как мы поступим, — принимая решение, заговорил Энлиль. — Я и Энки устроим вылазку с восточного правого крыла, вызовем огонь на себя. После того как нас заметят, ты немедленно выйдешь через аварийный шлюз западного левого крыла. С этого момента я начну отсчёт. Семь минут.

     Энлиль внимательно взглянул на Кали.

     — Семь минут, и мы выходим! Постарайся успеть, — спокойнее добавил он.

     Кали кивнула.

     Энлиль приказал техникам отвести её к выходу. Девушка двинулась вслед за ними, но остановилась напоследок.

     — Никакого оружия! — неожиданно предупредила она.

     Наёмники переглянулись, не понимая её слов.

     — Никакого оружия через проход. Барьер не пропустит, — пояснила Кали.

     Неостывшему ещё Энки вовсе не понравилось заявление девушки.

     — Голыми ещё скажи идти! — гаркнул он.

     Энлиль быстро отпихнул друга.

     — Тонфы? Ножи?

     Взглянув на изжившее себя в прогрессе холодное оружие, невесть как проворно очутившееся в руках предводителя наёмников, Кали кивнула.

     — Берите.

     — Амуницию не сниму! — непокорно заявил Энки.

     В знак своей решимости он быстро натянул перчатки и шлем, срастающиеся с гибким каркасом защитного костюма. Такой же был и на Энлиле. Выпрошенные им в прошлом году у Канцлера комплекты стоили дороже небольшой орбитальной станции, от мощного заряда, конечно, не спасали, но против обычного оружия берегли, да и оглядываться лишний раз назад не приходилось. Но главное, что давала такая амуниция — это защиту от практически любых охранных систем, сканеров, делая наёмников невидимыми для врага. За те месяцы, что оба пользовались костюмами, каждый сросся с амуницией, привыкая к новым инстинктам, повадкам. Без них же перестраиваться обратно в прежний режим возможности у друзей не было.

     Каркас корабля звонко задрожал. Новый удар достиг цели. Освещение начало искриться.

     — Хорошо, — кивнула Кали. — Поспешите.

     Техники увели девушку. Закончив проверять пушки, Энлиль и Энки пробрались к восточному крылу. Наспех активировав амуницию, друзья переглянулись, распределяя между собой секторы вокруг корабля.

     — На три, — шепнул Энлиль.

     — Раз, два… три!

     Оба быстро выскочили в разъехавшиеся створки аварийного выхода, разбегаясь в разные стороны, под кроны могучих секвой. Заторможенные беспилотники не сразу заметили движущиеся цели, чего нельзя было сказать про осмелевших налётчиков, управляющих двумя оставшимися вездеходами. Энлиль первым вызвал огонь на себя, отвлекая от Энки. Тот молниеносно кинулся в тыл головорезам, подбивая один из вездеходов. Заискрившееся в чёрном дыму судно, не набрав высоты, шмякнулось поблизости. Наёмники собирались повторить манёвр, но, высунувшись из укрытия, кубарем попадали обратно. До того молчавшие беспилотники как ужаленные открыли огонь. Перестрелка постепенно разгоралась. Выждав не более тридцати секунд, Энлиль и Энки поспешно юркнули обратно на корабль. В спину им летели выстрелы, больно бьющие даже через защитный слой амуниции.

     Едва створки срослись, друзья ненадолго повалились на колени, запустив сканер здоровья. Тело ломило от ушибов, но быстрая проверка и рентген не нашли существенных травм и повреждений, не считая того, что оба теперь походили на покрытую гематомами отбивную.

     Разъярённые их дерзкой выходкой, беспилотники удвоили старания. Корабль трещал по швам. Перепроверив на ходу работу амуниции, постоянно хватаясь за все выступы, друзья, пошатываясь, добрались до внутренней палубы. Там их уже поджидали техники. Не успев задать вопрос, Энлиль уловил кивок инженера — Кали удалось выбраться.

     Предводитель наёмников потянулся к таймеру.

     Время пошло.

     Хорс поспешно приподнялся на локтях, собираясь встать перед вошедшими в палату Верховным Правителем и Главнокомандующим флотом, но тут же повалился обратно, удерживаемый реагирующими на движения ремнями в реанимационной капсуле, в которую его поместили сразу же, как только оставшиеся корабли кортежа пришвартовались к так вовремя прибывшим галеонам.

     — Отдыхайте, адмирал, не нужно протокольных почестей, — обратилась к нему Верховный Правитель.

     Всегда отрешённая, прекрасно умеющая прятать свои чувства Верховный Правитель Александра выглядела сейчас немного подавленно, но это был единственный признак на её зрелом красивом лице, свидетельствующий о том, что ещё несколько минут назад она находилась в шаге от смерти.

     — По прибытии в столицу вы лично от меня поблагодарите весь экипаж и проследите, чтобы они и семьи погибших получили достойное вознаграждение за свой профессионализм, храбрость и преданность.

     — Во славу Республики! — ответил ей Хорс привычным салютом, смущаясь от своего горизонтального положения перед одним из главных лиц государства.

     Верховный Правитель Александра, заметив смущение предводителя своего кортежа, подарила тому сдержанную улыбку и направилась к выходу.

     — Поправляйтесь, адмирал. Не буду вам мешать. А вы, Главнокомандующий, — Верховный Правитель повернулась к Сварогу, — можете остаться. Думаю, вам многое нужно обсудить.

     Проводив Правителя, Сварог присел рядом с капсулой, зная, о чём первым делом будет беспокоиться его друг. Он быстро и по пунктам рассказал ему об общих потерях в его экипаже. Убитых оказалось куда больше, чем опасался Хорс.

     Выслушав старого друга, Хорс какое-то время не нарушал тишины, просматривая переданные ему списки погибших. Сварог тактично не вмешивался в размышления командира кортежа, потерявшего в этот день больше половины личного состава. Внутреннее напряжение, бурлившее в нём, то и дело прорывалось в мимике с прочтением каждого имени в списке.

     — Потери могли быть максимальные, — наконец-то заговорил Хорс, справляясь с собой, — если бы не твоё появление. Но, какого, Сварог? О нашем маршруте знали единицы и мне даже страшно произносить эти имена вслух. Там куда не укажи — первые лица государства.

     Задумавшись, Хорс продолжил.

     — Ты же знаешь, — обратился он к Главнокомандующему, — обнаружить кортеж случайно просто невозможно. По крайней мере, вероятность этого ничтожно мала.

     — Знаю, — подтвердил его слова Сварог. — И это меня тревожит.

     — Ты будешь действовать по уставу? — спросил его Хорс.

     Главнокомандующий недовольно скривился, зная, что под собой скрывает вопрос друга. Случившееся требовало тщательного расследования, а учитывая то, как немного особ знали о тайном маршруте Правителя, и кто эти особы, расследование обещало быть скандальным. К тому же до него уже дошли новости о покушении и на одного из четырёх Канцлеров вместе с Правителем Аллалгаром, лишь по счастливой случайности оставшимся невредимым, чего нельзя было сказать о самом Канцлере. Так что теперь Сварог не спешил поручиться, что в случившемся сегодня и накануне не было связи.

     — Ты ещё не в курсе, что есть и несколько положительных сторон, — начал свой ответ Сварог. — Впервые, с тех пор как эти мрази шастают на наших границах, нам удалось не просто захватить их корабль, но и взять пленных: несколько кораблей. И один из них — командный.

     Адмирал удивлённо, с недоверием уставился на Главнокомандующего.

     — Они не ждали нападения, — объяснил свои слова Сварог. — Не ждали и совершенно растерялись. Конечно, наш улов невелик. И надо отдать должное нападавшим, приходили в себя они недолго. Но моим ребятам большего и не требовалось. Они успели отсеять эти корабли и захватить. Последний — командный, наши налётчики упорно пытались отбить его, не пожалели даже сотни своих кораблей. Но потом, как поняли, что ничего не выйдет, отступая, исчезли известным тебе способом — просто растворились в пространстве.

     — Не знаю пока, что у нас там за улов на этом корабле, но, надеюсь, что-то стоящее, — подытожил Главнокомандующий. — Не зря ведь они из-за него так зубы ломали.

     Сварог показал другу сделанные наспех фотографии нападавших. Изображение внешне походило на расу илимов только визуальной схожестью в строении тела. Но в остальном неизвестный вид обладал смуглой, достаточно плотной, с ярко выраженной тёмной пигментацией, кожей, ростом достигал в среднем около полутора метров, отличался достаточно развитой мускулатурой и наличием широкой непропорциональной грудной клетки. Последняя деталь, вероятнее всего, свидетельствовала об пока не совсем понятных особенностях постоянной среды обитания уже не первого поколения этого вида.

     Обладали нападавшие и невероятно отталкивающей наружностью. Во всей галактике, живущие в ней расы разумных существ, несмотря на изолированное развитие каждой, в общих чертах оставались схожими. И ни одна из них даже близко не походила внешне на большое трёхмерное изображение застывшей голограммы, демонстрирующей злобные лица пришельцев.

     — Значит, мы можем допросить пленников? — воодушевившись, заметил адмирал, вновь порываясь встать.

     — Куда тебе ещё допрашивать, — придерживая друга, Главнокомандующий остудил его пыл, — ты и говорить-то сейчас можешь только благодаря препаратам.

     — К тому же, — заметил он, — эта раса для наших учёных неизвестна. Думаю, они расшифруют их речь не раньше, чем мы прибудем на планету. Я приказал поместить их после приезда в отдельное крыло центрального тюремного комплекса, и как только тебе станет лучше, мы пойдём туда вместе.

     Предводитель кортежа одобрительно зевнул в знак согласия. Его веки тяжелели от распространяющихся в его организме лекарств, клонящих ко сну. Адмирал Хорс не заметил, как отключился. Постояв рядом с поправляющимся на глазах товарищем ещё какое-то время, Главнокомандующий Сеннаарского военно-космического флота тихо покинул медчасть.

     Задумавшись, по привычке, Сварог направился в свои каюты, но практически сразу вспомнил, что сейчас в них расположилась Верховный Правитель. Вовремя свернув к временной каюте, он на ходу выслушивал доклады первых помощников, составляющих от его имени протокол о сегодняшнем происшествии.

     Правитель не настаивала на его сопровождении остатков эскорта в столицу, но Сварог, узнав о нападении на Канцлера, не задумываясь, отложил все подготовки по передислокации войск. Покушение на трёх из шести главных лиц государства существенно расширяли его полномочия, которые теперь практически приравнивались к военному или комендантскому положению в стране, и он не хотел медлить с подтверждением этих полномочий официально, в стенах сената. С их признанием, помимо всего прочего, он получил бы право и на пересмотр решения о не вызывающей у него положительных эмоций передислокации.

     К тому же и без них, он как Главнокомандующий уже был обязан официально принять на себя расследование случившегося, чем и намеревался заняться, только переступив порог своей временной каюты.

     Воспользовавшись ключом-паролем, Сварог быстро нашёл виртуальный протокол закона, предусматривающий его действия в таких ситуациях, и подписал документ, тем самым активируя протокол. Теперь все дальнейшие действия и принятие решений в расследовании покушений на Правителей и Канцлера оставались за ним.

     После подписания и сиюминутного признания протокола действительным, Сварог получил информацию на первое покушение, произошедшее в сенате Четырёх Канцлеров. Взрыв, как говорилось в материалах, произошёл меньше суток назад. На данный момент жизни Канцлера ничего не угрожало, как и жизни Правителя Аллалгара. Первый был переведён в защищённый комплекс сенатской больницы, где ему предстояло пройти курс лечения не менее недели, до полного восстановления конечностей. Правителю же по окончанию осмотра разрешили покинуть палату.

     Пока что ситуация оставалась в его руках, но тень сомнения уже сверлила тонкий ум военачальника. В одном Главнокомандующий был уверен наверняка — он многого не знал. Очень многого. И эта неизвестность делала его беспомощным перед затаившейся в тени угрозой.

     Отложив материалы, Сварог надолго задумался.

     Недобитый кортеж брал прямой курс на планету Аккад.

     …

     Оторвавшись от фрегата, Кали устремилась в сторону сокровищницы. Лес, не знающий волнений долгие века, бесстрашно выходил навстречу девушке. Не боясь разворачивающейся неподалёку бойни, под ногами мелькали мелкие грызуны, из-за кустов зыркали круглые любопытные глазёнки лисичек, испугавшись её быстрого бега, мимо пронёсся дюжий кабан, с визгом вытаптывая кусты. Пару раз подходили обманчиво медлительные тигры, где-то грызлась стая волков, скорее от скуки, нежели от голода, медведь же, занятый уплетанием рыбы у водоёма, что миновала Кали, и вовсе не замечал ничего вокруг.

     Лес, постепенно одевающийся в ночь, щедро раскрывал перед девушкой свои богатства, хвастался покоем, красотой, звуками, словно пытаясь сказать: «Гляди, чего у тебя нет!» Хвастался, но не сильно, с опаской: «Гляди, но не мучай. Бери, что нужно, проходи мимо, забудь». И в этих думах леса таилась боль далёких времён, просочившаяся в соки листвы с грунтом, когда двуногие братья вот так же входили под купол крон, неся с собой лишь смерть и огонь, убивая зверье, подкашивая высоких гигантов, выжигая побеги…

     Но не эти утраченные воспоминания древних лесов вертелись во взволнованном разуме Кали. Она ощущала лишь их привкус, думая только об одном — хватит ли ей энергии. Энергии. Её тело было далеко не слабым, но внутренняя сила таяла быстрее снега, не успевая восстановиться.

     Если бы она могла отделаться от своего тела. Это дало бы возможность использовать потенциал разума и души на полную, без ограничений, высвободить огромную силу и власть, но как бы Кали ни старалась, оболочка не отпускала её, лишая возможности мгновенно перемещаться в пространстве, делая её, в какой-то степени, заложницей этого тела.

     Едва узнав, что Хранитель исчез, девушка собиралась разыскать старика. При других обстоятельствах ей потребовалась бы всего доля секунды, чтобы обнаружить его след и ещё меньше, чтобы перенестись туда. Однако ничего не получилось. Невидимая тёмная энергия сковывала её действия. Всем своим нутром Кали ощущала присутствие врага. Его тень пронизывала Аккад, сверлила её мысли, отравляла разум, мешала думать. С каждой минутой его влияние становилось отчётливее, делая Кали всё слабее. И единственный шанс хоть как-то противостоять ему — сбросить якорь со своей сущности, избавиться от тела. Но как?

     Не то чтобы у Кали не было ответов на этот вопрос. Скорее, они ей не нравились.

     Сейчас же ещё предстояло позаботиться о наёмниках. Но оставалась одна загвоздка — барьер. Кали была уверена, что ей удастся построить проход в материи, покрывающей невидимый купол барьера. Она знала его составляющие наизусть и нередко сталкивалась с ними. Но обстоятельства выстраивались против девушки. Действовать придётся быстро и второго шанса может не оказаться. Как бы ни была сильна её сущность, в одном Кали не сомневалось, — она была уязвима. Ещё более уязвимыми были тела и сущности тех, кто остался сейчас на фрегате, и если она не уведёт их в безопасное место, не спасёт…

     Предчувствия всё сильнее завладевали девушкой. Кали прибавила скорости. Через минуту ей удалось достигнуть границ невидимого барьера. Остановившись в паре шагов от преграды, Кали сделала несколько глубоких вздохов. Не потому, что сбила дыхание. Быстрый бег ничуть не повлиял на её состояние. Кали пыталась успокоиться.

     Ещё шаг. Её руки легли поверх невидимой поверхности, касаясь барьера. Тот не таил в себе опасности для неосторожного прохожего или зазевавшегося ездока. Натыкаясь на него, можно было почувствовать пружинистую вибрацию, легонько отталкивающую назад, что сейчас и ощущала девушка. Ступив ещё один шаг, Кали подошла вплотную, застыв на месте. Где-то позади слышались короткие хлопки выстрелов. Девушка сделала вздох, закрыла глаза. Задержала дыхание. Резкий выдох. Тишина.

     Кали открыла глаза. Она продолжала стоять на месте, но ни единый звук более не касался её чутья. Зрение же девушки, напротив, отворяло иные грани, воспринимая невидимый барьер куда иначе, чем могло себе представить воображение любого прохожего.

     Перед Кали ровным сплошным потоком энергии растекалась материя, окутывающая комплекс. Невидимая и видимая для неё. Такая привычная и незнакомая. Помедлив в нерешительности, девушка принялась за работу. Она усердно старалась обнаружить в ней зазор размером хотя бы в кварк. Каждое её прикосновение к поверхности вызывало едва ощутимую рябь, тихую, как тонкий стрёкот кузнечиков. Материя возмущалась от присутствия рядом чужеродной силы. Она не была живой, но жила, и Кали чувствовала её недовольство.

     Девушка надавила сильнее, прогибая материю немного вглубь, всматриваясь в скрытые даже от её взора ниточки энергии. Не найдя простого зазора, Кали перенаправила усилия в другое русло, пытаясь построить проход между плотными, но далеко не сплошными потоками энергии. На этот раз у неё начало получаться. Её разум, пронизывающий удерживаемую ею материю на уровне частиц, медленно продвигался вглубь. Если ей удастся выйти с другой стороны барьера, этого прохода будет достаточно, чтобы открыть временный портал, и провести наёмников.

     Огибая очередной поток энергии, Кали, не успев среагировать, слегка задела следующий, вновь вызывая возмущение материи. Но на этот раз рябь не прошла, а переросла в волновые толчки, уклониться от которых у неё уже не получалось. Сознание девушки, пронизываемое мощными потоками энергии, оказалось зажато в водовороте, и Кали не могла разорвать эту связь. Волновая вибрация энергии обретала звуки, всё более громкие, выдающие себя яркими, негативно окрашенными всплесками.

     Материя не просто злилась от нежданного вторжения, она переливалась всеми красками отрицательных эмоций. Её возмущение, никак не сказывающееся на окружающей среде, ответным ходом пробралось и в сознание девушки, подчиняя его себе, и та, не в состоянии уже закрыться от воздействия, в одно мгновение прочувствовала этот ужас.

     Уступив власть над собой, по сути, проиграв, Кали не могла вырваться. Она продолжала стоять с выведенными вперёд руками, застывшая и задумчивая. И будь рядом с ней кто-то, он бы не различил вокруг неё нарастающий вихрь. Но она его различала. Девушка разворошила осиное гнездо незримых потоков разъярённых частиц, управляемых таким же незримым результатом флуктуаций, породивших в замкнутой энергии интеллект, способный себя осознавать. Кали не ошиблась, сравнив материю с чем-то живым, но ошиблась лишь в том, что она и так была по-своему живой. И сейчас витающий в этой материи интеллект, разъярённый от посягательства на его владения, был всевластен над пойманной им девушкой.

     Никогда ещё Кали не чувствовала такой потребности в своих силах, как сейчас. В любую секунду разбуженный ею страж мог сделать с ней всё что угодно, и простая гибель в этом случае показалась бы не самым плохим исходом.

     Сознание девушки попыталось освободиться, но ещё больше увязло в окутывающей его энергии. Теперь незримый интеллект, управляющий барьером, полностью контролировал не только разум девушки, но и её тело. Кали мысленно обратилась к стражу, стараясь объяснить причины, по которым ей пришлось потревожить его границы. Негативные эмоции, отражающиеся в потоках энергии, лучше любых ответов демонстрировали настроение стража, и Кали тщетно пыталась его утихомирить. От волнения её мысли сбивались и путались. В любое мгновение она ожидала реакции интеллекта, его наказания.

     Его злость была понятна девушке. Эта реакция пробудилась бы у любого осознающего себя мало-мальски развитого существа, защищающего свой дом. Но среди ниточек гнева Кали улавливала и мириады иных чувств. Материя вокруг переливалась не только злостью. Яркими вспышками на её поверхности выделялись отчаянье, страх, безысходность, ужас. Кали не верилось, что именно её вторжение могло вызвать такой всплеск негатива. Ведь интеллекту, поймавшему её, теперь ничего не угрожало.

     Пронизывающие её разум нити энергии внезапно ослабли, лишь слегка придерживая сознание девушки. Кали поняла, что может уйти, но медлила. Материя вокруг неё словно пыталась что-то сказать гостье, не находя способа выразить свои мысли. Кали не разобрала и десятой части импульсов, направленных в её сознание. Всё, что ей было не чуждо — это проявление эмоций.

     Постепенно до неё стало доходить. Интеллект злился, но не на неё. Он чувствовал страх, но не из-за неё. И гнев, который она приняла на свой счёт, был ничем иным, как попыткой что-то объяснить, рассказать. Не будь Кали ограничена в своей силе, ей, несомненно, удалось бы услышать крик стража барьера, но сейчас всё, что она могла понять, так это интонацию этого крика. Интеллект просил помощи. Её помощи!

     Кали попыталась успокоиться. Больше она не сопротивлялась. Интеллект ослабил давление.

     — Покажи мне, — безмолвно просила девушка.

     Но материя не могла передать образы. Только чувства. Ужасные чувства, тёмные, страшные.

     Кали вновь попыталась освободиться, но в ту же секунду её начало засасывать вовнутрь, проталкивая в открывающийся проход. Девушка вскрикнула, упираясь, но ей не удалось остановить напуганный интеллект барьера, увидевшего в ней защитника. Он не просто хотел её помощи, он требовал её. Понимая, что вот-вот провалится, Кали из последних сил пыталась сопротивляться. То, что так напугало интеллект, все ещё творилось в сокровищнице. Девушка и сама не до конца понимала случившееся, зная лишь наверняка — по ту сторону небезопасно. Возможно, ещё более небезопасно, чем по эту. Как предупредить об этом наёмников?

     Кали начала истошно кричать, но её отчаянный голос не прорывался дальше собственных мыслей. Данные ею семь минут отбивали последние секунды. Время заканчивалось…

     Остатки экипажа «Ласточки» готовились покинуть уже горевший корабль. Энлиль и команда дожидались у аварийного шлюза, через который совсем недавно убежала и сама Кали.

     — Все помнят, оружия не брать?! — обращаясь скорее к Энки, чем к техникам, предупреждал он.

     — Сорок секунд… — становясь возле выхода, шепнул Энлиль.

     — Тридцать…

     Основные генераторы, системы и защита вышли из строя практически сразу после ухода ученицы Хранителя. Роботы-охотники уже были на борту, и, судя по данным ручных сканеров, шастали по всем нижним палубам, выискивая свою цель.

     — Двадцать секунд. Приготовиться, — шепнул командир.

     Энлиль мельком взглянул на Энки. Забытая в суматохе новость неожиданно всплыла в его памяти. Он так и не сказал тому о смерти Видара.

     — Пришло сообщение от доктора… — попытался было он.

     На какое-то мгновение глаза Энки расширились. Тёмные зрачки слились с радужной оболочкой, делая их ещё более чёрными. Наёмник отвернулся.

     — Мне оно тоже пришло, — оборвал командира Энки.

     Энлиль не стал продолжать. Пожав плечо друга, он потянулся к рычагу аварийного открытия, заканчивая про себя обратный отсчёт. Резко дёрнув рычаг, он первым выскочил в узкий шлюз, скатываясь в кусты. Далее остатки экипажа. Едва протиснувшись в аварийный выход, за ними скатился и Энки. Все четверо медленно поползли от корабля, стараясь не выдать себя раньше времени. Им удалось преодолеть метров десять, пока первый из беспилотников не обратил на них внимание. Автоматический сигнал передался и остальным аппаратам. Звенья встрепенулись, разворачиваясь в сторону наёмников, фиксируя цель.

     — Давай! — крикнул Энлиль, сталкивая техников за ближайшую секвойю.

     Ползущий самым последним Энки дёрнул что-то у себя на запястье. Послышались нарастающие в скорости щелчки. Не глядя более на активатор, наёмник быстро прикрыл голову. Короткий толчок, и лишь затем встряска. Мощный взрыв слегка подбросил уже пустой фрегат, разрывая его изнутри. Сработал второй детонатор. Раздался ещё один взрыв, окончательно расколовший «Ласточку». Не успевшие отлететь от неё беспилотники разлетелись со взрывной волной, превращаясь в ошмётки. Стена огня, осколков, дерева, земли и пыли вздыбилась вверх, усеивая всё вокруг.

     На какое-то время в рядах уцелевших беспилотников воцарился хаос. Несколько аппаратов не справились с управлениям и врезались друг в друга. Остальные носились над оседающим облаком взрыва, пытаясь собраться в привычные звенья. Воспользовавшись их суматохой, Энлиль высунулся из укрытия, подав знак другу.

     — Уходим! — не желая задерживаться, приказал Энлиль.

     Пробравшись более сотни шагов, предводитель наёмников решился перейти на бег. Плотная крона и ещё бурливший эпицентр взрыва укрывали их от беспокойных беспилотников. Те продолжали летать над развороченным фрегатом, вглядываться в пустые измятые палубы, запуская новых роботов-охотников, но часть из них отделилась, осматривая кольцо вокруг «Ласточки». То же самое делал и последний из вездеходов. Он первым заметил беглецов, распознав сквозь дымовую и тепловую завесы две движущиеся точки — техников. Энки же и командир оставались для сканеров невидимыми, но это не уберегло их всех от нагрянувшего преследования. Докатившаяся к ним погоня нагнала четвёрку уже на подходе к барьеру.

     Выбежав к тонкой полосе-тропе между барьером и лесом, Энлиль быстро оглянулся. В суматохе они практически не сбились от маршрута и вышли совсем рядом с Кали. Девушка оказалась по правую руку от командира в десятке шагов от него. Ученица стояла с вытянутыми, слегка согнутыми в локте руками. Обстреливающая их с воздуха погоня отвлекла Энлиля от мимолётной мысли. Что-то насторожило наёмника в нелепой позе девушки, но глухой хлопок плазмы пролетел в сантиметре от его затылка, и командир поспешно сорвался с места.

     — Быстро! — крикнул он остальным, подбегая к Кали.

     Оказавшись рядом с застывшей девушкой, он лишь на мгновение коснулся её руки, собираясь позвать, но та неожиданно резко повернула в его сторону голову. К ним присоединились остальные, напирая на командира сзади. Энки отстреливался, что-то кричал другу. Энлиль его не слушал. Его взгляд упирался в отсутствующий и одновременно живой взгляд Кали. На долю секунды ему показалось, что он видит в её глазах страх. Командир вновь потянулся за девушкой, но, не успев коснуться, ощутил вязкий холодок там, где только что была её рука. Ученица Хранителя исчезла, переступив барьер.

     — Кали! — крикнул Энлиль.

     Предводитель наёмников быстро потянулся за ней, прикасаясь к невидимому барьеру. Его рука провалилась, начиная увлекать за собой и тело. С трудом командир отскочил назад.

     — Это проход! — крикнул он. — Живее!

     Техники прошмыгнули за спиной Энки. Стараясь не думать о последнем взгляде Кали, Энлиль живо толкнул последних в проход. Через мгновение их поглотила материя.

     — Энки! Давай!

     Сделав ещё несколько выстрелов, наёмник подбежал к командиру, чуть было не сунувшись с проход.

     — Оружие!

     Тот дёрнулся, недовольно выбросив пушку. То же самое сделал и Энлиль.

     — Действуем по ситуации! — перекрикивая шум, напоследок крикнул командир.

     Порывисто шагнув, он быстро провалился за невидимую черту, исчезая. Увидев это, Энки осёкся.

     — Да гори оно… — выругался он, с сожалением взглянув на оставленную в траве пушку, и попытался дотянуться к оружию.

     Покинувшие пустой корабль беспилотники подтянулись к патрулям. Заметив наёмника, они усеяли того огнём. Прямой удар в грудь отбросил Энки в другую сторону от оружия. Так и не вернув оружие, он на коленях вполз в проём.

     Пропустив гостей, барьер сомкнулся.

     …

     Не сдерживая плохо контролируемого гнева, Главнокомандующий флота с треском захлопнул за собой створки массивной пятиметровой двери, ведущей из малого зала совета в сенате Верховных Правителей, где всего минуту назад закончились баталии между ним и политиками, так и не расширившими его полномочия. Не поддержала Сварога и Правитель Александра, став на сторону Верховного Правителя Аллалгара, настаивающего на немедленном начале передислокации войск.

     Более того, Канцлеры и Правители просили Главнокомандующего, а точнее, скорее даже требовали, чтобы тот лично занимался передислокацией и передал расследование одному из адмиралов. Сварог, исчерпав все доводы и не найдя в собеседниках поддержки, был вынужден в присутствии представителей от сенатов и первых лиц государства подписать присланную ему несколькими днями ранее директиву.

     Конечно, оставался и иной путь — отставка. Но не для того он веками шёл к званию Главнокомандующего, чтобы сейчас уступать бюрократической ловушке, в которую его загнали. Впрочем, директива, подписанная им, требовала от него уже не просто слов, но и действий, невыполнение которых и так может привести к отставке.

     Сварог услышал догоняющие его шаги и обернулся. С трудом поспевая, за ним семенили Верховный Правитель Аллалгар вместе со своим неизменным советником и секретарем Эн-Сибзааном. Последний жестом просил его остановиться. От недавнего взрыва в покоях Канцлера у обоих ещё красовались ушибы, практически сливающиеся с всегда багровым оттенком кожи Правителя и горящие яркими пятнами на бледном лице сутулого советника. Главнокомандующий нехотя сбавил шаг. Поравнявшись со Сварогом, Аллалгар извиняющимся тоном, скорее наигранным, чем искренним, выразил своё сочувствие собеседнику.

     — Поймите нас правильно, Главнокомандующий, — подбирая слова, говорил тот, — нападение на Правителя Александру произошло на границах. И сил противника, как вы же и указали в отчёте, было немало. Кто знает, сколько их вообще собралось вдоль границ? Мы не можем не волноваться, ведь доселе противник не вёл себя агрессивно, но нападение на кортеж — это уже весомая причина для войны. И вы не станете отрицать возможности вторжения. Поправьте меня, если я ошибаюсь?

     — Не стану! — нехотя признал Сварог. — Но теперь у нас есть пленные! Дайте мне время, и я выведаю у них планы атак, вторжения, если они, конечно, планируют именно его, — иронично закончил Главнокомандующий.

     — Не переживайте, — не замечая иронии собеседника, продолжил Правитель, — впредь это дело остаётся за службой безопасности сената Верховных Правителей. Я лично прослежу за допросами пленных и расследованием покушений на меня, Правителя и Канцлера, когда вы его передадите.

     — Кстати, вы уже решили, кому передать расследование? — вступил в разговор до того помалкивающий советник Правителя.

     — Адмиралу Хорсу, — коротко ответил Сварог.

     На долю секунды ему показалось, что его ответ не понравился Эн-Сибзаану. «Скользкая ты лиса», — подумалось Сварогу, но вместо критики секретарь лишь кивнул в знак согласия.

     — Это ваше право, — помедлив, произнёс тот.

     — Когда вы вылетаете к своему флоту на передислокацию? — спросил Правитель.

     — Вы же знаете, — вновь злясь, заговорил Сварог, — заверенная вами директива обязывает меня приступить уже завтра.

     — Что ж, желаю вам удачи, Главнокомандующий, — миролюбиво протягивая руку, попрощался с ним Правитель.

     Сварог, сухо ответив на рукопожатие, собирался уйти, но Правитель, придержав того за плечо, добавил ещё несколько слов:

     — Вам не нравится решение сената. Это очевидно, — напоследок произнёс Аллалгар. — Но это не значит, что оно неправильное.

     — Посмотрим в будущем, — наконец-то вырываясь из общества Правителя и советника, бросил на ходу Сварог.

     Пустые разговоры и без того измотали его за последние несколько часов, а ещё предстояло разобраться со стопкой неоконченных дел, требующих его вмешательства, покончить с которыми теперь придётся до вылета к его флотилии. Так что, сейчас Главнокомандующему было уж точно не до этикета.

     В парадной, перед входом, ведущим к залам заседаний, его встретил Хорс. По лицу Главнокомандующего он сразу понял, что тому отказали, и, не задавая вопросов, последовал за другом, и без того плохо контролирующим свои эмоции. Спорить со Сварогом сейчас было себе дороже, и Хорс благоразумно ждал, когда тот подостынет.

     Оказавшись в своих личных покоях, Сварог ограничился двумя перевёрнутыми стульями и взбучкой не вовремя попавшемуся под руку лейтенанту, неправильно начавшему доклад. После этого нрав разгорячившегося Главнокомандующего постепенно вернулся к здравому смыслу.

     До отъезда его и правда поджимали дела, главное из которых — передать расследование. Не став более медлить, Сварог, успокоившись, подсунул Хорсу уже составленный за считанные минуты перепуганными его настроением сотрудниками приказ. Адмирал, быстро ознакомившись с кратким содержимым документа, поставил на нём свою печать и подпись.

     Покончив с протокольной частью и выпроводив всех помощников за дверь, Сварог разложил перед другом материалы расследования. Оба практически до самого отъезда Главнокомандующего проговорили за закрытыми дверьми.

     Ближе к полуночи Сварог покинул планету.

     Действовать по ситуации, казалось бы, всегда просто. Принимаешь решения в зависимости от обстоятельств, в которые ты попал — так гласило теоретическое учение из пособника по военной тактике. На практике же не каждый успевал не то что принять решение, но и понять, куда он вообще попал, пока не становилось поздно.

     Одно из главных правил Энлиля, нередко помогавшее ему выжить, — всегда хранить спокойствие в таких ситуациях, в особенности, если ты на поле битвы, и неважно, где это поле, посреди вражеских колоний или здесь, в сердце Республики, — Аккадской сокровищнице знаний. Но, переступив невидимый проход в защитном барьере и оказавшись по ту сторону стены, даже у него на какое-то время сдали нервы.

     Выход из прохода выбросил Энлиля на высоте шести-семи метров и тот провалился в крону деревьев, кулем слетев на чью-то голову, лишая обладателя последней возможности в будущем использовать её по назначению. Ещё в момент удара он почувствовал звонкий хруст позвонков шеи, принявшей на себя весь вес далеко не лёгкого предводителя наёмников.

     Оказавшись поверх безжизненного тела, нервы, подведшие Энлиля, приходили в себя не более одной-двух секунд. Но, к его счастью, ровно столько же времени потребовалось и нервам присутствующих рядом зрителей, застывших от удивления и растерянности. Рядом с Энлилем находились две невысоких, одетых в чёрное фигуры, приятеля которых, он, по всей видимости, только что пришиб.

     Успев подумать лишь о том, что последние не походили на телохранителей, Энлиль заметил движение рук неизвестных, и окончательно пришёл в себя. Машинально перекатившись через голову к одной из двух фигур, наёмник с ходу, поднимаясь, зарядил тому в кадык, выбивая оружие. Второй нападавший оказался проворнее тихо повалившегося напарника, и успел увернуться от летящей в его стороны руки, прикрытой тонфой, обороняясь выставленным вперёд оружием.

     Не давая нападавшему опомниться и закричать, Энлиль быстро, не меняя положения, перенаправил удар тонфой сверху вниз, задевая на сей раз зазевавшегося противника. Вырубив последнего прямым попаданием колена в живот, предводитель наёмников наспех осмотрелся вокруг, активируя приборы ночного видения. Кроме трёх не подающих признаков жизни нападавших, валявшихся в его ногах, в сканируемом радиусе на сто метров он обнаружил ещё две подобных группы.

     Место, где он оказался, находилось на окраинах уже внутреннего комплекса сокровищницы, окружённое продолжением леса, покинутого мгновение назад. Сами же Хранилища и остальные постройки сокровищницы уходили вглубь комплекса, располагаясь в огромной плоской котловине.

     Убедившись в том, что его появление осталось незамеченным, стараясь не шуметь, предводитель наёмников быстро обшарил троицу, не прекращая изучать взглядом окрестность, высматривая Кали и остальных. Те из-за защитного костюма, делающего Энки невидимым и способностей, оберегающих ученицу Хранителя, не попадали в спектр сканера приборов ночного видения, но не оказалось в нём и техников.

     Энлилю было некогда разбираться в причинах, по которым его выбросило отдельно от экипажа. Крепко связав двух живых и спрятав тело последнего в кустах, он направился на поиски друзей. Кали командир заметил практически сразу. Её выкинуло всего в двадцати метрах от него самого. Девушке удалось остаться незамеченной, но ей тоже досталось. Падая, ученица Хранителя напоролась на ветку, чуть не лишившись глаза, расцарапав лицо всего в нескольких миллиметрах от глазницы. Глубокая рана кровоточила, и девушка прикрывала её рукой, пытаясь заживить. Увидев наёмника, Кали вздрогнула. Энлиль быстро приложил палец к губам.

     — Я наткнулся на троицу странных существ. Точно не телохранители, — быстро рассказывал Энлиль, помогая ей наложить останавливающий кровотечение синтетический прибор-бинт.

     — И, забери меня небеса, я даже не уверен, что видел таких раньше. Какой-то неизвестный вид. Они попытались меня убить! — продолжил наёмник.

     Энлиль потянулся к сканеру, показывая девушке небольшой монитор.

     — Гляди. Сотни!

     Кали мельком взглянула на прибор, фиксирующий передвижение небольших групп в радиусе нескольких километров.

     — В вашем братстве есть представители других рас?

     Девушка отвернулась.

     — Нет. Только илимы, — сдавленно произнесла она.

     — Хочешь сказать, они чужаки?

     Кали с силой сцепила пальцы.

     — Невозможно!

     — Чужаки? — повторил Энлиль.

     Но вместо ответа Кали быстро заговорила на неизвестном ему языке, грубом и кипящем гневом. По интонации было понятно, что девушка ругалась, пытаясь скрыть свой страх. В её повадках всё больше проступали истерические нотки.

     — Успокойся, — тихо, но твёрдо прервал её наемник.

     «Откуда я тебя знаю?», — неожиданно подумалось командиру. Вслух он ничего не добавил. Полубезумная, со сверкающими глазами, она казалась ему очень знакомой, но, как и в их первую встречу, Энлиль не мог вспомнить, где её видел. Впрочем, раз Кали является первой ученицей Дильмуна, а сам Хранитель — старым другом Канцлера, неудивительно, если ему, пусть и мельком, уже доводилось видеть Кали в прошлом в свите самого Хранителя. Подумав об этом, Энлиль категорически отмёл такой вывод. Глядя на ученицу, он прекрасно понимал, что, если б их встреча и состоялась, он никогда бы её не забыл. Возможно, девушка просто напоминала ему кого-то из его детства, ещё из тех дней, когда родители были живы или, быть может, ранее. Как бы там ни было, копаться в догадках Энлилю было некогда. Кали пребывала в странном состоянии. Он догадался, что девушка использовала внутренний взор — одну из способностей Хранителей, но не думал, что это подействует на неё таким образом. Она не реагировала на его слова. Расширенные глаза обшаривали всё вокруг, не замечая командира.

     Не добившись внимания, Энлиль раздражённо встряхнул Кали. Ещё немного, и у той случится истерика. Едва касаясь неповреждённой щеки, он легонько отвесил пощёчину. Ученица Хранителя резко отстранилась.

     — Что ж мне всех сегодня приходиться бить? — раздражённо пробубнил под нос Энлиль.

     Он вновь встряхнул девушку. Кали дёрнулась, неожиданно па пару метров оттолкнув наёмника.

     — Очухалась? — поднимаясь, спросил командир.

     Несколько секунд девушка пронизывала того одурманенным взглядом.

     — Он пытался сказать мне. Барьер… Здесь небезопасно, — бесцветным голосом уже на родном языке прошептал она.

     Кали уронила голову, закрываясь руками. Ужас и гнев дурачили её мысли, отпущенное на свободу внутреннее зрение с трудом уходило лишь за несколько километров, всё сильнее покрываясь туманом. Она пыталась взглянуть на комплекс. Ничего не получалось. Зрение всё сильнее погружалось во мрак. Её и без того пошатнувшиеся силы притуплялись. Но и оставаясь практически беспомощной, Кали чувствовала присутствие чужеродной энергии. Присутствие темноты, превышающей в разы то, что она ощущала за пределами комплекса.

     Девушка вновь прислушалась к себе. Такая непроглядная мгла, такое бессилие, нависшие над сокровищницей, такой ужас… Всё это сводилось лишь к одному — их враг уже был внутри!

     Как ему это удалось, Кали не знала. Проникнуть через барьер способны были немногие, и уж точно не Он. Но его присутствие нарастало, как и горький привкус во рту. Кто-то впустил его сюда, впустил, предав братство…

     На мгновение Кали задумалась, уже зная ответ — Эн-уру-гал. Значит, перебежчик успел не только похитить Хранителя, но и привести в сокровищницу тень врага. Невообразимо даже представить, что произошло с момента его прихода. Кали не могла охватить внутренним взором даже малую часть комплекса. Наивно она полагала, что её возможности были ограничены там, за пределами сокровищницы, но лишь оказавшись в комплексе, она смогла по-настоящему ощутить, что такое быть беспомощной. И хоть ей не удалось разведать ничего стоящего, в одном Кали не сомневалась, — в Аккадской сокровищнице знаний было опасно, во стократ опаснее, чем во всей Республике.

     Резко прерывая контакт, девушка быстро поднялась. Рядом с озадаченным видом стоял наёмник. Мимоходом проскользнув в его мысли, Кали заметила, что тот сравнивает её с сумасшедшей, но на обиды и пояснения у неё не было времени.

     — Существа, которых ты встретил… — заговорила она. — Клянусь, уговаривая вас пойти со мной, я не знала…

     Фраза Кали оборвалась.

     — Я тебе верю, — коротко успокоил её Энлиль. — Ты сможешь дотянуться мыслями к Энки и остальным?

     — Попытаюсь.

     Кали вновь сосредоточилась, закрывая глаза.

     — Нет, — через несколько минут ответила она. — Дотянуться не смогу. Но аура Энки поблизости. Тех двоих я не чувствую, — не обращая внимания на перекосившееся лицо командира, продолжала ученица. — Он движется вглубь комплекса.

     — Что здесь произошло? — перебил её Энлиль.

     Кали вздохнула.

     — Пока не могу ничего сказать.

     Энлиль раздражённо отошёл, разворачиваясь к лесу.

     — Так! Ладно. Для начала разыщем остальных! — пытаясь успокоиться, приказал он.

     Кали кивнула, отправляясь вслед за наёмником.

     Шли молча. Никто не решался заговорить. Девушка опасалась дурных мыслей командира, а Энлиль самого себя. Тяжесть нарастала. Оба терзались неведеньем, но Кали уверенно показывала путь, уводя наёмника всё дальше в лес. Через почти три километра быстрой ходьбы боковым зрением Энлиль различил справа от себя движение. Цель перемещалась в тридцати-сорока шагах.

     — Он, — коротко ответила Кали, уловив немой вопрос командира.

     Огромная тень мелькала практически параллельно им, немного отставая, и не распознавалась сканером. Это мог быть только Энки. Вздохнув с облегчением, Энлиль, делая очередной шаг и все ещё смотря на прибор, а не под ноги, чудом успел остановиться, ухватившись за выпирающую рядом ветвь. А перед ним, там, где ещё мгновение назад должна была оказаться его нога, начинался обрыв, край которого едва различался в темноте.

     Поспешно перегруппировавшись, Энлиль осторожно приблизился к краю, припадая на колени. Впереди во всей своей красе расстилалась практически необъятная взором котловина, напоминающая кратер затухшего вулкана, отделённая от него широкой полоской редеющего леса. В самом центре симметричной впадины находилась сокровищница, освещённая только в нескольких местах, гордо демонстрировавшая шпили и верхушки Хранилищ, контрастно выделяющихся на фоне остальных построек, садов и водоёмов, окутанных темнотой, дрёмой сновидений и покоем.

     Впадина уходила далеко вниз, образуя ровный овал, лишь в одном месте плато прерывалось врезавшимся в него подножьем крутой скалы. Её разлогие хребты проникали вглубь внутреннего комплекса, разделяя между собой Хранилища и школы. Один из рукавов загибался в полукольцо практически в самом центре овала.

     Начало спуска в котловину, высокое возле Энлиля, всего в нескольких метрах от него полого спускалось вниз. Перебравшись туда, Энлиль собирался продолжить путь, пойдя наперерез Энки, но нечто насторожило первого командира наёмников. Он не сразу осознал причину тревоги, мысли его были пусты, глаза ничего не замечали, но предчувствие заставило отступить назад, пятясь от края обрыва.

     Простояв в напряжении всего несколько секунд, Энлиль неожиданно дёрнулся, и, позабыв о предосторожностях, бросился к Кали.

     — Жди здесь! — крикнул шёпотом наёмник.

     Усадив девушку у дерева, Энлиль что есть мочи припустился в том направлении, где сейчас должен был объявиться Энки. Он налетел на друга, тащащего через плечо какой-то тюфяк, как раз в тот момент, когда тот заносил ногу над началом пологого в этом месте спуска. Энки среагировал мгновенно, и припрятанный кинжал ещё в падении показался на свет, но заметив, кто нападавший, второй предводитель наёмников с силой сбросил с себя друга. Его так и подмывало открыть рот и выругаться на всех известных ему языках.

     Энлиль проигнорировал бушевавшую во взгляде друга бурю и жестами указал Энки вперёд, где начинался обрыв.

     — Видишь? — шёпотом спросил он.

     Энки, все ещё глубоко дышавший от стычки, настороженно осматривался по сторонам, посмотрел и в том направлении, куда указывал Энлиль. Внезапно до него стало доходить, почему его только что сбили с ног. Спрятав кинжал, он пошарил рукой в листве. Нащупав маленький камешек, наёмник запустил его в котлован, но долетев лишь до начала обрыва, тот вспыхнул в воздухе и распылился.

     — Силовые ловушки, — не веря своим глазам, произнес Энки. — Практически невидимые. Я не различил их.

     — Как и я поначалу, — едва слышно ответил Энлиль.

     — Что здесь вообще творится? — растерянно прошептал Энки, по-иному вглядываясь в ни чем не примечательный пейзаж ночного леса. Различить границу густо поставленных в ряд ловушек было практически невозможно, и лишь едва уловимые редкие кривые ниточки голубых разрядов, скользящих по их поверхности, говорили об их присутствии. Но теперь, когда ребята знали о невидимой угрозе, незаметные разряды то и дело попадались им на глаза.

     — Мы это узнаем, — неуверенно ответил Энлиль.

     Что он мог добавить ещё, если и сам оказался не в меньшем замешательстве, чем и Энки. Такого за стенами всегда царственно спокойной Аккадской сокровищницы они увидеть не ожидали, как не ожидали и нарваться на отряды странных существ, явно не имевших ничего общего с телохранителями комплекса.

     Собравшись с мыслями, оба наёмника поспешно отправились к Кали, следуя рядом с опасной преградой. Та вилась вдоль периметра котловины и, скорее всего, замыкала внутреннюю часть сокровищницы в кольцо. Приборы ночного видения более не регистрировали наличие отрядов в этой части леса. Те, по всей видимости, охраняли лишь саму стену, оставшуюся далеко позади.

     Девушка встретила их уже на ногах, изучая новую преграду.

     — Силовые ловушки ставили не Хранители.

     Первая ученица Хранителя пыталась оставаться спокойной, но от наёмников не ускользнули едва заметные изменения в её глазах, мимике. Кали была напугана. Взглянув на неё, Энлиль вспомнил недавнюю сцену возле барьера. Такие же испуганные глаза, как те, что растворились перед ним, едва материя поглотила её тело.

     Мысли командира прервал Энки, бросая на землю приволочённую им ношу.

     Из-под теплоизолирующей ткани, завязанной в мешок, донеслись пискляво-гортанные стоны. Энки легонько пнул их автора ногой, попав тому, видимо, под дых. На какое-то время мешок не издавал ничего, кроме хрипов.

     — Втроём на меня напали, — выругавшись, добавил он, указывая на валявшийся тюфяк, не обращая внимания на понимающий взгляд друга.

     — Вот, — успокоившись, заговорил Энки, — прихватил с собой.

     Энлиль не без любопытства склонился над извлечённым из мешка связанным по рукам и ногам телом. Он не успел разглядеть обезвреженных им нападавших, и теперь с интересом рассматривал пойманного Энки пленника, истерично дёргающегося под его взглядом. Откинув тому скрывающую его лицо накидку, предводитель наёмников непроизвольно отпрянул назад. Лежащий принадлежал к неизвестной ему расе и лишь отдалённо походил на илимов. Но отвращение у Энлиля вызвала не необычная внешность пленника. Хотя странноватый багрово-чёрный оттенок плотной, покрытой струпьями кожи оттолкнул бы практически кого угодно. Злобный, осмысленный взгляд неестественно белёсых глаз, контрастно выделяющихся на фоне тёмной кожи, горевший в ночном освещении, словно мистические огни, вот что одёрнуло наёмника.

     Тварь, которую Энлиль неосознанно не мог назвать другим словом, продолжала шипеть в кляп, таращась на наёмников бесцветными мутными глазами. Командир собирался снять кляп, но Энки его остановил.

     — Бесполезно, — предупредил того он. — Я уже пытался допросить, но мой прибор даже не распознал его речь.

     Кали, стоявшая в стороне, словно очнулась от сна, уловив нечто интересное в их разговоре, и присоединилась к наёмникам, впервые взглянув на лежащее перед ними существо. Застыв, девушка удивлённо всмотрелась в пленника, словно видела перед собой не только его, но и нечто большее.

     — Твой прибор не смог распознать его речь? — переспросила она, не дожидаясь ответа. — Речь, которой никто никогда не слышал…

     Энки хотел что-то ответить, но ученица Хранителя его прервала, обращаясь к ним обоим.

     — Вы же не смогли распознать перед собой расу, — продолжила Кали, — расу, которой никогда не было.

     Наёмники, заинтересованные странными рассуждениями девушки, подошли к ней поближе, чтобы не прислушиваться к её шёпоту. Кали задумчиво замолчала, игнорируя застывший интерес на лицах друзей. Не вытерпев, Энки прервал её мысли.

     — Что значит, не было? — уточнил он.

     Девушка присела над онемевшим пленником. Её близость, похоже, пугала последнего сильнее двух наёмников, держащих наготове оружие. Тонкие длинные пальцы Кали незаметно легли на виски существа, и оно, обмякнув в мгновение, застыло под этим движением, парализующим его волю.

     — То и значит, — как-то отрешённо, глухим голосом ответила ученица Хранителя. — Этой расы нет, не было и не будет в вашем мире. Она пришла из других миров, и ни один прибор, учёный или технология не сможет распознать её сущность.

     — Это создание лишь внешне напоминает вас, такое похожее и такое иное, — не смотря в сторону наёмников, словно погрузившись в гипноз, продолжала Кали, — но состоит оно из других связей, другой материи, не знакомых вашей Вселенной.

     Какое-то время девушка проявляла к существу сродный всем учёным и первооткрывателям интерес, но потом, видимо вспомнив, в каких обстоятельствах ей пришлось впервые увидеть пришельца, Кали вновь нахмурилась, уже не пряча от своих спутников злость.

     — Что ты здесь забыл? — тихо спрашивала его она, ниже склоняясь над созданием. — Что тебе нужно?

     От изменившегося тембра речи ученицы Хранителя у Энлиля непроизвольно прошёл мороз по коже. Голос девушки сейчас больше всего походил на хрип хищника, загнавшего добычу. Зажатое силой девушки существо истошно завопило в кляп, хоть и не могло понимать её речь, но отчего-то наёмник был уверен, что оно её понимало. Пленник продолжал извиваться, не сводя перепуганных глаз с девушки, но тут же обмяк от нового прикосновения Кали.

     В уголках стянутого кляпом рта существа начала скапливаться пена. Его наверняка бы трясло, если бы не парализующее воздействие силы Кали. Ученица Хранителя проникала в новые глубины, видя перед собой нечёткие обрывистые клочки его памяти и мыслей. Сущность этого создания, гнилая и древняя, некогда была чистой, как и его душа, но нечто уже давно отравляло его расу, сделав ничтожными не только внешне, но и внутренне.

     Увеличивая напор, девушка вторглась в самые извилистые уголки его разума, полные тьмы, в те места, которые интуитивно обходила раньше. Но, не пройдя этого витка лабиринта, не увидишь и следующего, и ей приходилось терпеть мерзость этих глубин. Кали чувствовала, как ниточки силы покидают её и обволакивают пленника, но не чувствовала, что постепенно впадает в отрешённое состояние полусна. Всё вокруг поплыло, исчезало. Чем дальше пробиралась девушка, тем призрачнее становилась реальность. Давно исчезли силуэты наёмников и ночной лес сокровищницы. Теперь перед ней был лишь разум пленника и бесконечно длинное перерождение его сущности.

     С новым усилием ученицы Хранителя и без того выпученные глаза пленника практически покинули глазницы, от распирающего давления, вызываемого вмешательством Кали. Вязкая слизь, выступающая для этой расы чем-то вроде крови, слезами заструилась по онемевшему перекошенному лицу существа.

     Энлиль, застывший на мгновение в ужасе, попытался оторвать Кали от пленника.

     — Ты убиваешь его! — шёпотом прокричал он.

     Но прикоснувшись к плечу девушки, предводитель наёмников резко отнял руку. Его обдало жаром. Кожа девушки горела от освобождающейся из неё энергии, накаляя воздух.

     — Я хочу знать! — голосом, напоминающим гортанно-писклявый голос существа, ответила ученица. — Знать, что здесь случилось!

     Кали вновь провалилась в глубокий транс. Энлиль и Энки, застыв над этой картиной, не понимали, что предпринять. Происходящее с пленником так сильно напоминало им Видара, погибшего из-за такой же силы, с чьей помощью ученица Хранителя сейчас бродила в чужом разуме. Кали же, оказавшись на самом дне сущности этого создания, видела перед собой обрывки его жизни, несвязным калейдоскопом проносящиеся вокруг. Мутные картинки становились ещё более расплывчатыми, стоило ей в них вглядеться, но состояние этих сюжетов читалось и без изображения. Жизнь существа была ничтожной и пустой, гнобимой в страхе и отчаянии. И таковой она перерождалась уже не одно поколение, оставив жестокий след в генетическом коде расы.

     Постепенно калейдоскоп воспоминаний существа приблизился к недавним событиям. Кали сумела различить окрестности Аккадской сокровищницы, высокие своды каменных арок Хранилищ, старые погреба, покрытые плесенью подвалы, лица, освещённые слабым огнём, тела, пустующие без душ, — мёртвые тела…

     Неосознанно Кали ещё сильнее применила силу, лишаясь самообладания из-за увиденного. Она блуждала в воспоминаниях существа, в тех мгновениях, что творились его руками, его умом. Она видела трупы, сотни начинающих разлагаться тел, сваленных в нескольких местах. Она видела крики, боль умирающих в тёмных помещениях Хранителей и их учеников, и слышала пискляво-гортанный рокот речи их палачей, различала страдания и безысходность оставшихся в живых телохранителей.

     Всё это происходило на глазах существа, зажатого в её власти. Всё это продолжало происходить сейчас в окутанной сном долине, мирной и тихой на первый взгляд. И именно это пытался сказать ей невидимый интеллект барьера, напуганный и разозлённый своим бессилием. В сокровищнице не просто творилось что-то неладное. Это было вторжение. Вторжение в самый безопасный и надёжный комплекс во всей галактике, тихое и незамеченное никем. И раса того, кто умирал сейчас под руками ученицы Хранителя, уже несколько дней упивалась своей властью над поверженными, убивая, насилуя и пытая последних, разворовывая одно Хранилище за другим.

     Гнев в одно мгновение перевесил все чувства девушки, давая ей ещё больше силы над сознанием пленника. Не замечая пути, Кали металась в его памяти как в тёмной выгребной яме, зловонной и засасывающей на дно. Она давно узнала всё, что случилось в сокровищнице, но не могла заставить себя разорвать установленную связь и более не смотреть воспоминания пленника. Постепенно её взор переворачивал страницу за страницей, и девушка видела то, что видело подвластное ей существо, но теперь каждая картинка представлялась ей реальной и до боли живой. Ей казалось, что она чувствует боль каждого, кто попадал в эти мысли, их отчаяние и напрасные надежды на спасение.

     Кали продолжила своё путешествие в чужой памяти и открыла ещё одну главу прошлого, приведшего её уже на многие годы до этого события. Окунувшись практически в само начало, она наконец-то смогла взглянуть в настоящее лицо этой расы, прогнившей до самых истоков души, томимой миллионы лет в мире, само рождение в котором было величайшим проклятием судьбы. Расы, мечтавшей любой ценой покинуть этот мир, способной бросить всё во имя своей цели. Расы, всё-таки нашедшей этот путь, приведший её на порог чужой Вселенной. А потом Кали увидела и того, кто направлял этих существ к новому порогу. Она увидела Владыку. Его мрачный силуэт, мелькающий в сознании полумёртвого пленника, и раньше появлялся в мыслях существа, но стоило девушке на него взглянуть, как он вновь ускользал от её взора. Подчинив же сознание пленника окончательно, Кали сделала его живую память, память генов, сущности, воспоминания прошлых поколений, о которых тот даже не догадывался частью своих мыслей, и теперь все они были перед ней как на ладони, как и ускользающая ранее фигура.

     Заметив её вновь, девушка остановила воспоминания, пытаясь рассмотреть под ореолом тьмы черты незнакомца. Тот постоянно менял облик, соединяя в себе образы всего живого во всех мирах, застывшие на полускрытом тьмой лице молодом и невероятно старом одновременно. Не в состоянии оторвать от него взгляд, Кали не сразу заметила, что незнакомец и сам смотрит на неё в ответ. Их глаза встретились и девушка, застыв от ужаса, в одно мгновение почувствовала, как сила её разума слабеет и чахнет перед силой этого взгляда, хранящегося в памяти сущности её пленника долгие тысячелетия и до сих пор имеющего власть.

     Кали потеряла счёт времени, продолжая впитывать в себя черноту взгляда из прошлого. Взгляда того, кто являлся для этой расы больше, чем богом. Она не замечала, как постепенно убивала своего пленника и пришла в себя, лишь когда воспоминание, напугавшее её, стало затягивать пеленой. Сознание существа окончательно померкло, покидая безжизненное тело. Ученица Хранителя отняла пальцы от его висков, поднося трясущиеся, перемазанные кровью пленника руки к лицу. Осознав, что произошло, Кали медленно повернулась к наёмникам, стоящим рядом. Те старались ничем не выдать волнения, но доля отвращения читалась в их позе, взгляде, мыслях, в которых она только что хладнокровно убила беззащитное существо так, как до этого был убит их друг, и их злость, пусть и неосознанная, сейчас находила выход в сторону ученицы Хранителя, не знающей, как прервать молчание.

     Пару раз Кали порывалась объяснить им, что случившееся не её вина, но останавливалась, понимая, что оба наёмника вряд ли правильно истолкуют её слава. Стараясь оттереть о подол руки, ученица Хранителя механически пересказала лишь то, что посчитала нужным. Энлиль и Энки внимательно слушали девушку, не перебивая, и постепенно, их мысли уже реже возвращались к поступку Кали.

     Вторжение!

     Это слово, как заговорённая, девушка то и дело произносила вновь и вновь.

     В сокровищнице произошло вторжение.

     …

     Марсиус подбрасывал в руках изумрудный опал размером с кулак, стоящий дороже его корабля и команды, играя редким драгоценным минералом, словно безделушкой. Под его ногами валялись сотни таких же уникальных камней, разбросанных как щебень на обочине, посреди просторной библиотеки, хранящей на своих стеллажах антиквариаты-рукописи, любая из которых была куда дороже драгоценностей. Но книги и рухлядь привлекали Марсиуса меньше мутных или ярких граней минералов, некоторые из коих уже успели перекочевать в его личный тайники в обход Хозяина, пославшего его сюда вместе с отрядом, как выразился Эн-уру-гал, «собрать трофеи». Хозяин приказал не просто разграбить все Хранилища, а выгрести их подчистую, не пропуская ни единого артефакта, чем сейчас занимались подельники Марсиуса и их помощники, невысокие мерзкие существа, чья речь неприятно резала слух наёмника. Они мелькали перед ним, заставляя пленников переносить реликвии сокровищницы на свои корабли, и Марсиус никак не мог понять, кто за кем был приставлен следить, он за ними или они за ним, регулярно ловя на себе их подозрительные взгляды.

     Напросившись на ещё один такой взгляд, наёмник спешно отбросил от себя опал, складывая руки за спиной. Ему не было никакого дела до замыслов Хозяина, да он и не хотел знать, что такого важного тот пытался узнать у запертых в подземельях Хранителей и их первых учеников, что даже приказал своим прихвостням пытать последних. Их крики иногда долетали и сюда, пробираясь через многометровые слои гранита, но Марсиус старался не вслушиваться, как старался и не замечать груд уже начинающих разлагаться тел убитых при вторжении телохранителей и учеников, сваленных словно мусор на нескольких террасах внутренних садов комплекса. Его дело было малое — проследить за сбором артефактов, найти все возможные тайники, на что у него был особый нюх, и дождаться разрешения самого Хозяина, прежде чем покинуть это место. Марсиусу оставалось лишь терпеть, приспосабливаясь к обществу этих гнилых существ, и внутренне радоваться при каждом стоне из-под земли, что не он его автор.

     Позади наёмника раздалось кряхтенье, отвлекшее его от разыгравшегося воображения. Обернувшись, Марсиус чуть было не наткнулся на одного из предводителей этих существ. В общем-то, он уже знал, что служащие Хозяину существа называли себя расой Адао, но у него даже в мыслях не поворачивался язык говорить и думать о них как о каком-то народе, а не отсталом, плохо пахнущем и ещё хуже выглядящем сброде головорезов. И для себя Марсиус упорно продолжал обзывать их примитивными существами, мерзкими созданиями и тупым скотом, зная, что те вряд ли разберутся в подноготной его эпитетов, хоть некоторые из их предводителей немного понимали илимскую речь.

     — Что тебе, мерзкий дружочек? — в привычной для себя манере поприветствовал пришедшего наёмник.

     Перед ним стоял командир гарнизонов, поставленных охранять внутренний периметр стены комплекса, чьи белёсые мутные глаза, отталкивающие Марсиуса ещё сильнее вони их обладателя, уставились на него в упор. Адаец подбирал слова, выуживая те из и без того бедного словарного запаса.

     — Гос-по-дя Мар-су-са, — гортанно-пискляво начал тот, — пр-роходга раг-с-круто…

     Марсиус в отчаянии возвёл глаза вверх, стоило тому лишь раскрыть рот, с трудом разобрав во всем сказанном только своё исковерканное имя. Адаец тем временем продолжал кряхтеть и жестикулировать. Марсиус терпеливо стоял, выслушивая несвязный доклад существа, кивая в ритм его словам головой. По окончании монолога он собирался просто согласиться, лишь бы отвадить от себя смердящего дозорного, но изуродованные слова, сказанные им, постепенно срослись в некое подобие внятной мысли. Уловив её направление, наёмник перебил существо.

     — Твоих воинов убили, в лесу ты нашёл двенадцать трупов, и поймал ещё нескольких членов братства? — стараясь говорить медленно и по слогам, уточнил у дозорного он.

     Адаец сильнее зажестикулировал, подтверждая слова наёмника. Марсиус внутренне дёрнулся от малоприятных новостей. Он был уверен, что отрядам существ удалось полностью зачистить сокровищницу, убивая тех, кто не пожелал сдаться, но, как выяснилось, на свободе ещё остался кто-то из братства и несколько телохранителей, а может быть, и десятки, судя по количеству трупов. Хозяин, посылая его сюда накануне, не давал ему никаких указаний по поводу охраны комплекса, но отчего-то Марсиус не сомневался, если что-то пойдёт не так, спросят именно с него. Злить же Хозяина после недавней осечки было бы безрассудством.

     Пытаясь справиться с паникой, Марсиус быстро обдумывал возможные варианты, то и дело вспоминая порку, устроенную ему Хозяином ночью в старом далеком поместье. На минуту отчаявшись, он уже собирался связаться с ним, но спасительная мысль в нужный момент прервала эти пагубные побуждения.

     С чего он вообще запаниковал? Всего несколько телохранителей — это не преграда для более чем десяти тысяч адайцев, находящихся сейчас на территории сокровищницы. И раз тела дозорных были обнаружены в лесу у стены, то и искать остальных следует именно там. Те наверняка пытались как-то покинуть комплекс. Об этом же беспокоиться и вовсе не стоит. Марсиус прекрасно помнил слова Хозяина: пройти барьер в любом месте, кроме ворот, невозможно. Не так легко было и миновать поставленные силовые ловушки, позволившие захватчикам отрезать отряды телохранителей от сердца комплекса. Оставалось лишь ещё раз прочесать леса сокровищницы и уничтожить выживших.

     Объяснив с третьей попытки свой приказ адайцу, Марсиус, успокоившись, вернулся к своим безделушкам, не думая уже ни о чём, кроме возможности спрятать себе за пазуху попавшийся на глаза редкий золотисто-багровый корунд.

     Выслушав девушку, наёмники угрюмо переглянулись. Любая сокровищница Сеннаарского братства знаний всегда была константой неприступности и безопасности в их Республике, и слова первой ученицы сейчас никак не вязались с этим укоренившимся мнением.

     — Как это произошло? — не услышав ответа на этот вопрос в рассказе Кали, спросил Энлиль. — Как столько вражеских кораблей смогли проникнуть на планету мимо всех застав и охранных систем? Как они прошли через барьер?

     Но ученица Хранителя, похоже, уже не замечала наёмников, впав в оцепенение. На её лице было столько боли, что Энлиль невольно притих, давая Кали возможность собраться. На какое-то время все трое погрузились в раздумья, не нарушая тишину. Каждый по-своему переживал новость, похожую на нереальную выдумку, и только валяющийся рядом труп пленника напоминал, что всё вокруг не сон.

     — Нужно убираться отсюда! Предупредить снаружи! — прервав молчание и порывисто вставая, заявил Энки.

     Не дожидаясь ответа, он быстро уволок труп к кусту, закидывая тот ветками. Энлиль не сводил взгляда с Кали, а та со своих все ещё перепачканных трясущихся рук. Заметив бездейственность девушки и своего командира, Энки раздражённо уставился на обоих.

     — Тут нет твоей вины, — уловив настроение девушки, сказал Энлиль. — И в этом тоже, — указывая на труп, добавил он.

     Кали тихо вздохнула, разжимая руки. По крайней мере, один из её спутников действительно уже не презирал её в душе. В настроении же Энки сейчас было трудно разобраться. Наёмник злился, и его мысли путались, ускользая от ученицы Хранителя. Энлиль же, на удивление быстро справившись с потрясением, оставался спокоен и собран, как и надлежало предводителю.

     Игнорируя Энки, Энлиль подошёл к Кали и помог ей встать. Заживший порез на её всё ещё грустном лице проступал лишь блёклой рваной линией, едва заметной при свете ночи. Командир поймал себя на мысли, что ему нравится этот шрам, от которого вскоре не останется и следа, и ему вовсе не хочется, чтобы он исчезал. Необычная внешность Кали не переставала его удивлять своим совершенством, и небольшой изъян в ней вряд ли испортил бы это, но придал её облику хоть что-то земное, напоминающее о том, что перед тобой живое существо.

     Помня об умении девушки читать мысли, Энлиль быстро спровадил неуместно нахлынувшую лирику из своей головы, выпуская находившиеся в его ладонях и без того дольше нужного холодные руки Кали.

     — Возвращаемся к барьеру, — тихо приказал он, первым покидая линию силовых ловушек.

     Кали его не слушала. Взгляд девушки поник. Не отпуская наёмника, она отвела глаза.

     — Что не так? — быстро спросил её Энлиль.

     — Барьер, — прошептала она. — Боюсь, мне не удастся открыть его вновь.

     — Полоумная баба! — неожиданно злобно крикнул Энки.

     — Я не знала… — попыталась оправдаться Кали.

     — Как же!

     — Уймись! Нам всё равно некуда было деваться! — вновь отталкивая друга, крикнул Энлиль.

     — Хорошее место, ничего не скажешь!

     — Хватит! — прервал их обоих Энлиль. — Заткнитесь оба!

     — Нет, ну ты слышал.., — не прекращал Энки.

     — Заткнись! — стукнув друга, крикнул командир.

     Наёмник хотел продолжить перепалку, но в этот же момент в него полетел один из сканеров, запущенный предводителем. Ловко поймав прибор, он собирался бросить его на землю, но злой взгляд командира его остановил.

     — Взгляни на сканер, мать твою! — выругался Энлиль.

     Притихнув, Энки быстро потянулся к прибору. Небольшой монитор с трудом вмещал на себе плотную красную массу, движущуюся в их сторону. Примерно за километр южнее по ту сторону силового поля медленно стягивались силы захватчиков.

     — Заметили нас? — насторожено предположил наёмник.

     — Нет. Сигнала не было, — быстро проверяя защитный костюм, ответил Энлиль.

     Красная масса разрасталась. Командир следил за её движением. Оставаться посреди леса было небезопасно. Энлиль мимолётно взглянув на притихшую девушку.

     — Ты точно не можешь открыть проход?

     Кали отрицательно мотнула головой.

     — Да кто она такая, чтобы…

     — Довольно!

     Энлиль схватил Энки за плечо, оттащив подальше от Кали. Отойдя метров на тридцать, он тихо закричал на наёмника.

     — Что ты к ней цепляешься?!

     Энки злобно отстранился.

     — Она недоговаривает. Неужели не видишь?

     Энлиль промолчал.

     — Зря мы сюда сунулись, — продолжил Энки. — С нашей амуницией перебить их по одному не проблема.

     Он горячился, однако понимал, что не прав, но не желал признавать этого.

     — А теперь, как знаешь, наш экипаж погиб! И вместо того, чтобы искать ублюдков, устроивших нам облаву, вместо поисков убийцы Видара, и того, кто подорвал твоего дядю, мы заперты здесь. Поздравляю! Ты, я, сумасшедшая ученица и тёмные дела сокровищницы!

     — Она спасла нам жизни, — напомнил Энлиль. — Эти ублюдки, как ты их называешь, расстреляли бы сперва меня, а затем и остальных. Кали вывела меня в ангар…

     Энки слушал молча, но раздражение не оставляло наёмника. Он всё ещё тяжело дышал. Отойдя от командира, наёмник устало сел, прислоняясь к дереву.

     Энлиль взглянул на сканер. Тот тихонько рябил. Красная масса нарастала. Пришельцы продолжали стягивать силы в одну точку. Счёт прибора оборвался на трёх сотнях. Дальше распознавать он не смог.

     — Мы даже не похоронили его, — неожиданно прошептал Энки.

     Энлиль дёрнулся, отрываясь от сканера.

     Взглянув на товарища, командир не нашёл, что сказать.

     Сканер тихонько закряхтел.

     — Не срывай на ней зло, — помедлив, всё же попросил Энлиль. — Когда выдастся момент, мы допросим её, пока же держи язык за зубами. Кали и без того тошно. Это не твой, а её дом разрушен, прояви хоть немного терпения. Пока мы ничего не понимаем и не знаем, не будем и судить…

     Энки лишь тихо вздохнул. На долю секунды его губы тронула улыбка.

     — Она необычная. Да? — неожиданно другим тоном спросил он.

     Заметив, как командир отвёл глаза, наёмник заулыбался.

     — И если отбросить этот её сумасшедший взгляд, суету, любой бы посчитал её интересной. Правда, командир?

     Энки довольно наблюдал за слегка смутившимся товарищем. Командир молча подал тому руку.

     — Давай возвращаться…

     Ручной сканер жалобно пискнул.

     — Что это с ним? — склоняясь над зарябившим монитором, спросил наёмник.

     Тепловой сканер движения издал ещё несколько писклявых звуков, выйдя из строя. Друзья быстро перепроверили остальные приборы. Всё, кроме защитных костюмов, не реагировало, да и сами костюмы автоматически перешли в режим повышенной защиты, щедро расходуя запас энергии.

     — Глушат, — интуитивно пригибаясь, прошептал Энлиль. — Нужно выходить из радиуса.

     Оба они быстро вернулись к Кали. Девушка настороженно всматривалась по сторонам. Поравнявшись с ней, Энлиль прислушался. Невнятное шуршание, напоминающее работу двигателей, постепенно приближалось, и он не мог определить его направления. Казалось, звуки шли со всех сторон. К звукам добавились отдалённые крики.

     Выбрав направление в обратную сторону от скопления захватчиков, он жестом поманил за собой остальных, быстро продвигаясь вдоль практически сплошного поля силовых ловушек. Сканеры по-прежнему не работали, оставаясь в радиусе заглушки.

     Миновав несколько сот метров, Кали резко остановила наёмников.

     — Дальше нельзя!

     Сзади, пригибаясь, подошёл Энки.

     — Я чую их мысли, — тихо шепнула девушка.

     — Нас обнаружили?

     Кали отрицательно мотнула головой.

     — Лес прочёсывают из-за выживших после вторжения телохранителей, — заговорила она. — О нашем появлении им ничего неизвестно.

     — Ищите брешь в силовом поле, — не останавливаясь, быстро приказал Энлиль. — Переждём в котловине.

     Каждый с утроенным рвением начал присматриваться к ловушкам.

     — Что насчёт выходов из сокровищницы? К ним можно пробиться? — тихо поинтересовался командир.

     Кали немного задержалась, вновь проникая в витающие в воздухе мысли пришельцев.

     — Нет, — помедлив, коротко ответила она. — Все проходы под усиленной охраной. Сокровищница заблокирована от внешнего мира.

     Энлиль уныло улыбнулся. Смешно надеяться, что выходы из комплекса действительно окажутся без защиты. Сейчас он старался думать лишь о том, как обойти отряды захватчиков, наводнившие лесополосу между барьером и силовыми ловушками, но на ум невольно приходил и другой насущный вопрос — как теперь выбраться из сокровищницы?

     Шуршащий звук двигателей постепенно нарастал.

     — Быстрее! — приказал Энлиль.

     Покинув разлогую балку, им наконец-то удалось разыскать подходящую брешь. Тревожные звуки раздавались уже совсем рядом, сменившись внезапно рокотом взрыва. Энлиль приказал спускаться в котловину, но не услышал собственного голоса. Донёсшийся с фронтальной стороны глухой громкий треск выстрелов заглушил последние слова предводителя наёмников. Все трое в мгновение растянулись на земле, вжимаясь в сухой, густо поросший разнотравьем ковёр из прошлогодней листвы. Через долю секунды ответные залпы посыпались и с противоположной стороны, замыкая путников меж двух огней. Всего в двадцати-тридцати шагах послышались короткие военные команды на илимском языке. Где-то рядом, отстреливаясь, передвигался отряд телохранителей, в гущу охоты на который и попали наёмники.

     Глухие свисты лучевых залпов, треск дерева, крики гортанной речи захватчиков, ругань и рёв телохранителей, наслаиваясь одно на другое, заглушали всё вокруг. Не поднимая головы, различив в зарослях пройденный ими яр, Энлиль указал на него застывшему рядом Энки и, приблизившись, без лишних церемоний столкнул туда Кали, собираясь спускаться вслед за ними. Но в следующий же момент он уже лежал рядом с двумя споткнувшимися об него пришельцами.

     Очнувшись, Энлиль приподнялся, и тут же был сбит вновь, на этот раз телохранителем. Рядом с ним завязалась рукопашная драка, в пылу которой его присутствие так никто и не заметил. Защитник сокровищницы проворно и быстро прикончил не успевших подняться после падения пришельцев, не задерживаясь, устремился вперёд, туда, где сейчас продолжалось основное столкновение, постепенно смещающееся в сторону барьера.

     Прежде чем юркнуть в яр, Энлиль увидел выскочивших вслед за парнем ещё нескольких пришельцев. Перестреляв последних из машинально прихваченного здесь же оружия, предводитель наёмников неудобно сполз вниз. Перекинув Энки один из позаимствованных пистолетов, он громко позвал друга.

     — Надо помочь!

     Оба они, отталкивая Кали, ринулись в сторону перестрелки. Девушка в последний момент дёрнула Энки обратно, спасая от мощного взрыва. В небе пронеслась пара беспилотников. Выпустив несколько зарядов, они сделали ещё один круг, покидая границу силовых ловушек. Едва поднявшись, друзья вновь оказались под огнём. В их сторону выбежал отряд пришельцев. Заметив наёмников, они быстро открыли огонь. Замешкав, Энлиль пропустил залп, поглощённый защитным костюмом, но неслабый толчок опрокинул его на дно яра. Энки вовремя скрылся за стволом. Не вставая, командир потянул Кали обратно в яр. Девушка вырвалась.

     — Стой!

     Не послушавшись, Кали дёрнулась прямо под залпы. Предводитель наёмников кинулся за ней. Оказавшись позади ученицы, он потянулся к мелькающей впереди ноге, но, коснувшись лодыжки, Энлиль вновь ощутил горячий разряд. Кали оттолкнула его руку, и сама поднялась на ноги, закрывая осмотр и не давая ему прицелиться.

     — Кали! — крикнул он.

     Девушка не ответила.

     Пригибаясь, Энлиль поспешил к ней. Внезапно окружающая их стрельба утихла. Присмотревшись, командир увидел рядом с Кали отряд пришельцев, но никто из них более не хватался за оружие. Нападавшие походили на живые, застывшие в порыве статуи, и только девушка продолжала двигаться между окаменевшими захватчиками. Горячие волны воздуха вихрем разлетались от тела ученицы Хранителя, накаляясь зарождающейся в ней энергией. Не теряя времени, Кали быстро приблизилась к пришельцам, повторяя их позу. Коротким движением девушка резко повернула голову. То же самое сделали и пришельцы. Энлиль расслышал хруст костей. Более пятнадцати тел одновременно рухнули на землю.

     Нахлынул новый отряд, и Кали едва успела блокировать удар. Подоспели наёмники. Энлиль и Энки открыли огонь.

     Быстро снимая мишени, командир не спускал глаз с ученицы. Залпы, летящие в её сторону, взрывались всего в нескольких миллиметрах от цели, растекаясь искрящейся плазмой по стенкам невидимой преграды. Двигалась она быстро, предугадывая действия нападавших. И, что успел про себя отметить Энлиль, силы в её руках оказалось гораздо больше, чем он отмерил ей изначально. Первому добежавшему к ней захватчику девушка просто проломила череп, оставив глубокую вмятину там, где ещё секунду назад была крепкая броня. Такое прежде удавалось лишь Энки, да и то, если его изрядно разозлить.

     Второй нападавший, вышедший против Кали, успел выпустить в неё всего один залп. Девушка перехватила пучок энергии, перенаправив его в стрелявшего. Что случилось с остальными противниками, Энлиль уже не видел. Получив прямое попадание в корпус, он вновь повалился на землю. Когда же наёмник поднялся, метким броском ножа Энки поставил точку в этой схватке, добив последнего пришельца.

     Быстро закончив осмотр амуниции, наёмники обговаривали маршрут. Сканеры ещё барахлили, по удаляющимся же звукам перестрелки можно было судить, что сражение растягивалось и меняло направление в сторону барьера.

     Увлёкшись, оба не сразу обратили внимание на Кали. Девушка находилась в стороне. Руки её дрожали. Она едва сохраняла равновесие, оставаясь стоять на непослушных ногах. Поравнявшись с ней, Энки успел подхватить Кали за мгновение до того, как девушка потеряла сознание.

     Очнулась она моментально и была скорее удивлена, чем напугана. Отказавшись от помощи, девушка попыталась встать, но вновь неуклюже повалилась на колени.

     — Это из-за потери энергии, — отказываясь от помощи наёмников, быстро пояснила Кали.

     — Тебе лучше спуститься в котловину прямо сейчас, — предложил Энлиль.

     — Нет! — запротестовала девушка. — Без меня вам всё равно не скрыть никого от сканеров!

     — Ты не сможешь с нами идти.

     — И не нужно! Разыщите выживших и приведите сюда. Рядом со мной их не увидят!

     — Кали, ты бледная, как…

     — Спасать будет некого! — перебила Энлиля девушка.

     Предводитель наёмников, не отрываясь, смотрел на девушку. Рядом нетерпеливо мялся Энки, но командир сомневался, продолжая растрачивать бесценные секунды. Не прикасаясь, Кали легонько толкнула его в грудь.

     Энлиль поднялся.

     — При опасности уходи одна.

     Кали кивнула.

     Взглянув на девушку ещё раз, предводитель наёмников решительно сорвался с места, увлекая за собой Энки. Оба они быстро скрылись в густой листве.

     Оставшись одна, Кали согнулась пополам, хватаясь за голову, уже не скрывая своего истинного состояния. Острые иголки впились в виски. Энергия вихрем улетучивалась из её тела. Любое использование силы причиняло невыносимую боль, и то, что раньше удавалось ей с лёгкостью, сейчас доводило практически до обморока. Медленно вернувшись в яр, она повалилась в прохладную листву. Боль отступала, но девушка уже не сомневалась — она вернётся. Невидимая мощь безликого врага постепенно вытягивала из неё все соки энергии. Ей не откуда было пополнить её запас. Илимы были закрыты для неё, как и адайцы. Убивая пришельцев, Кали надеялась воспользоваться их жизнями, но, едва впитав чужую сущность, с отвращением отринула её прочь. Слишком чёрная, гнилая. Впустив её внутрь, она может не рассчитать свои возможности, впустив и того, кого повстречала на дне памяти этой расы. Пока что её врагу удавалось ослабить Кали, но не подчинить. Если же он проникнет и в её разум, сопротивляться ему она уже не сможет.

     А ведь ей ещё предстояло разыскать и спасти Хранителя. Девушка не могла и вообразить, как это осуществить, когда энергия неумолимо истончалась. Отправившись в сокровищницу, Кали надеялась оставить здесь наёмников и поспешно вернуться к поиску Хранителя, теперь же оказалась заперта в комплексе вместе с остальными, и пусть она не была способна изучить сокровищницу, Кали знала, отсюда ей нет пути. Слишком неравны силы. Ей не пробиться через отряды захватчиков, как и не открыть повторно барьер.

     Если бы только она могла освободиться от тела. Быть может, могущества её сущности — разума и души — хватило бы для побега. Но выяснить это возможно лишь при одном условии — ей придётся себя убить, убить эту оболочку.

     На какое-то мгновение Кали засомневалась. Правильно ли она поступит, оборвав связь с телом. Без него ей не удастся помочь наёмникам. Она уже потеряла Видара. Потеряла многих. Что, если Энлиль и Энки также погибнут? Оба они даже не представляли, какой непостижимо могущественный потенциал скрывали в себе, и именно поэтому их стремились уничтожить. Но, с другой стороны, если она не разыщет Хранителя, если им обоим не удастся воспользоваться реликвией, никто и ничто уже не спасёт наёмников. Ни их, ни всю Республику.

     Кали мучил выбор — остаться в сокровищнице вместе с наёмниками или попытаться освободиться от связи с телом и отправиться на поиски старика. Первый вариант гарантировал жизнь Энлилю и Энки. Второй — куда более расплывчатый — мог стоить жизни миллиардам. Она не могла так рисковать. Наёмникам придётся выкручиваться самим.

     Отдышавшись, девушка приняла решение — она уйдёт. Но сперва ещё необходимо выполнить последнее обещание — построить защиту к их возвращению. На подобное ей ещё хватит сил, тем более что теперь, смирившись, Кали могла более не беречь тело. Построение непроницаемого купола должно забрать у неё остатки телесных сил, уничтожая оболочку. После этого невидимое присутствие Тёмного Кочевника уже не удержит её сущность в сокровищнице, и она сумеет ускользнуть.

     Устроившись удобнее, Кали постепенно притупила чувства. Сантиметр за сантиметром она стала возводить вокруг себя тонкую преграду, скрывающую всё, что попадало под её купол. В обмен на эту плату, медленно, на уровне частиц, её тело начинало отмирать, постепенно освобождая сущность…

     Замешкав, невдалеке остановился припоздавший к битве отряд пришельцев. Она почувствовала их присутствие. Отряд возобновил движение, пройдя всего в метре от девушки, и не заметив её. Кали не стала отвлекаться. К возращению наёмников всё должно быть готово, и девушка уже не обращала внимание на судороги, тихо терпя боль.

     …

     Перестрелка продолжала удаляться.

     Отрядам пришельцев удалось разобщить телохранителей на небольшие группы. Отголоски перестрелки долетали практически со всех сторон по периметру леса. И хоть каждый из защитников сокровищницы был одет в костюм не хуже, нежели у Энки и Энлиля, скрыть их от мощных сканеров дозорных это не смогло.

     Панели управления защитных костюмов наёмников также демонстрировали не самые лучшие показатели, но пока блокировали работу установок, не выдавая местоположения своих обладателей. Для врагов Энлиль и Энки оставались невидимыми, впрочем, друзья понимали, что с каждым попаданием эта временная привилегия может исчезнуть. Мощность залпов оружия пришельцев не причиняла особого вреда наёмникам, вызывая лишь неприятные покалывание в поражённом участке, но парни всё равно лишний раз не рисковали высовываться под огонь, экономя энергию, отчего оба двигались настолько быстро, насколько могли, немного отставая от удаляющегося эпицентра.

     Линия сражения, разворачивающегося рядом с наёмниками, тем временем ещё больше растянулась, а перестрелки велись, похоже, уже по всей лесной территории сокровищницы. Кое-где чёрными клубами поднимались всплески взрывов. В воздухе проносились малогабаритные маневренные истребители пришельцев, методично преследующие зажатых между барьером и силовыми ловушками телохранителей.

     Пока что на пути друзей попадались только трупы. Первый, кому ещё можно было помочь, телохранитель, встреченный ими, погиб от залпов истребителей через несколько секунд, как они его нашли. Наёмникам вновь пришлось сбавить шаг, дожидаясь, пока истребитель покинет их зону.

     Выйдя на следующую группу из трёх защитников сокровищницы, Энлиль и Энки в нужный момент успели прикрыть фланги отступающих, быстро уничтожив не ждавших их появления адайцев. Наспех переговорив с телохранителями, все вместе цепочкой двинулись дальше. Подобрав ещё несколько групп по два-три военных, Энлиль скомандовал возвращаться. Они и так отдалились от места, где оставили Кали, не менее чем на два с половиной километра, и продвигаться вглубь к барьеру было уже рискованно, хоть неподалёку ещё кипели эпицентры сражений. Но, слушавшийся его до этого, собранный отряд неожиданно отказался отступать. Вперёд телохранителей выступил единственный среди них предводитель младшего командного чина, совсем ещё молодой парень.

     — Мы не уйдём без остальной части отряда, — обратился он к Энлилю, указывая в сторону, откуда долетали звуки перестрелки.

     — Имя! Звание! — не допускающим неповиновения тоном крикнул Энлиль.

     — Младший лейтенант, Бэар Хор! — непроизвольно вытягиваясь, выпалил парень.

     Предводитель наёмников нашёл взглядом Энки, на голову выделяющегося даже среди защитников сокровищницы. Тот без слов уловил мысль друга, собрав вокруг себя остатки подтягивающегося отряда.

     — Пойдем вдвоём, лейтенант Бэар Хор, — увлекая за собой парня, скомандовал Энлиль.

     Остальные телохранители ожидали указаний своего непосредственного командира. Молодой лейтенант, недолго думавший над предложением наёмника, коротко кивнул, отпуская отряд с Энки. Переглянувшись перед уходом с другом, тот пожелал предводителю удачи, быстро уводя за собой телохранителей. Самого же лейтенанта не нужно было просить дважды. Тихий и ловкий, он неотступно двигался за Энлилем, перешедшим на бег.

     Где-то впереди очаг перестрелки разгорелся с новой силой, отступающих телохранителей продолжали окружать отряды пришельцев, поддерживаемые с воздуха беспилотниками-истребителями. Одному из таких отрядов Энлиль и его помощник выскочили в тыл. Возможность остановиться, кроме как столкнувшись с противником, уже не рассматривалась, и оба с ходу перешли в атаку, не давая опомниться заметившим их адайцам. Двоих из них телохранитель и наёмник застрелили на ходу, а затем ещё четверых, оказавшихся между ними. Готовые двигаться дальше, оба ринулись вперёд, но взрыв с силой опрокинул парней.

     На этот раз защитный костюм Энлиля уже не смог уберечь его от травм, хоть пока и ограничился сильными ушибами. Быстро перекатившись за ствол необхватного дуба, предводитель наёмников всматривался в разлогие кроны над собой. Промазавший истребитель заходил на позицию.

     Стараясь двигаться медленно, Энлиль аккуратно осмотрелся. Его спутник, мнение о котором наёмник ещё не успел составить, карабкался по практически голому стволу соседнего дерева. Не сбавляя темп, он жестами на ходу показал свой план наёмнику, быстро продолжив подъём.

     Молодость парня могла бы обмануть при первом взгляде, но только не Энлиля. И то, что Бэар уже носил чин командного состава, указывало лишь на то, что он его заслужил. Это сейчас демонстративно и оправдывал лейтенант. В противном случае в одном из лучших отрядов Республики просто невозможно дослужиться до командных званий, не имея особых навыков, выносливости и ума.

     Будь на то подходящий момент, Энлиль, несомненно, оценил бы смекалку парня. Но в запасе у них оставалось в обрез времени, прежде чем распаленный от взрыва воздух рассеется, и беспилотник сможет воспользоваться своим тепловым сканером.

     Кивнув телохранителю, что готов, Энлиль рывком выскочил на голый участок, открывая огонь. Более смертоносный, нежели республиканские патрульные беспилотники, но куда более примитивный истребитель не просчитал возможных ситуаций, оказавшись под обстрелом, и выбрал самую очевидную траекторию атаки, заходя именно с той стороны, с которой его и заманивал наёмник.

     В сторону Энлиля вновь полетели залпы, взрывные волны которых доставали даже за полутораметровыми стволами деревьев, практически подкашивая гигантов. Беспилотник завис на высоте трёх метров, стараясь достать спрятавшегося командира. Плотный обстрел продолжался несколько секунд, в течение которых Энлиль не мог даже пошевелиться, не то, что посмотреть в сторону телохранителя. Щепки и осколки отлетали от вибрирующей поверхности его амуниции, сухой треск рвущейся древесины перешёл в скрежет. Одно из стоящих на пути истребителя деревьев покосилось и глухо раскололось под собственным весом. Но потом направление залпов резко изменилось, раздалось ещё два выстрела и глухой свист. Через мгновение малогабаритный истребитель, теряя управление, упал в траву.

     Быстро сверив параметры защитного костюма, Энлиль выскочил из своего укрытия. Телохранитель тем временем всё так же проворно спускался с дерева.

     — С земли нашим оружием трудно подбить, — с пониманием дела объяснил Бэар, указывая на неглубокие дымящиеся дыры в бортовом системном блоке, встроенном на передней верхней части беспилотника. — Разве что повредить управление.

     Спрыгнув на землю, телохранитель уже двинулся в сторону разгоравшегося боя. Энлиль окликнул парня, приседая рядом с истребителем. Повозившись минуту, он с довольным видом обернулся к телохранителю.

     — Этим, думаю, здесь можно подбить что угодно! — покидая место перестрелки, заметил Энлиль.

     В руках наёмника наперевес лежала ещё недавно поливающая его же самого огнём плазменная пушка, свинченная с крыла беспилотника. Орудие со второго крыла оказалось повреждённым. Сделав пробный выстрел и убедившись в пригодности, Энлиль, не обращая внимания на немаленький вес трофея, впервые за последний час почувствовал себя уверенно.

     Эпицентр перестрелки приближался, и до его границы оба путника ещё раз сталкивались с подобным отрядом пришельцев. Отделавшись от последних всего двумя выстрелами из уместного приобретения Энлиля, наёмник и телохранитель стали обходить отступающий отряд защитников сокровищницы с тыла, чтобы не нарваться на их же огонь.

     На подходе к линии действий Бэар первым расслышал крики на родном языке. Оба путника подбавили скорости, чтобы догнать всё время перемещающийся отряд. Выскочив в тыл телохранителям, Бэар быстро осмотрелся. Поравнявшись со старшим по званию, парень наспех пересказал план Энлиля, только сейчас поняв, что в суматохе не успел узнать, ни кто такой этот неожиданно появившийся военный и его спутники, ни что им здесь нужно.

     Подав знак остальным воинам, небольшой отряд последовал за Энлилем. Практически каждый телохранитель нёс на себе раненого или помогал передвигаться товарищам. Предводитель наёмников вместе с Бэаром держались немного впереди, расчищая путь. Им удалось подбить ещё несколько истребителей, не повредив плазменные пушки. Но передать их в конец цепочки отряда они не успели. Закончившие зачистку в соседнем секторе беспилотники, обнаружив двигающиеся мишени, небольшой группой набросились на новую цель. Начался массивный обстрел, часть отряда оказалась отрезана.

     Оторвавшимся вперёд телохранителям во главе с Энлилем пришлось поворачивать обратно. Подобравшись к истребителям, те быстро и слаженно подбили последних. Дождавшись отставших телохранителей, Бэар не досчитался в их рядах старшего по званию и был вынужден принять командование на себя.

     Осмотрев раненых, он на какое-то мгновение замер. Принимая решение, парень порывался то в одну, то в другую сторону. Энлиль, инструктирующий в это время собравшихся вокруг него бойцов, с силой толкнул молодого лейтенанта в плечо. Он уже знал, что без его приказа телохранители не сделают и шагу.

     — Уводи их, — опомнившись, прокричал Бэар. — Я должен вернуться за раненым.

     Энлиль не поверил тому, что услышал.

     — Опять? — прикрикнул на него он. — Нужно уходить! Всем!

     — Я должен, — окончательно принимая решение, закончил Бэар. — Теперь он, — телохранитель указал на Энлиля, — за старшего. Уходите!

     Отдав последний приказ, Бэар покинул отряд. Энлиль на долю секунды поник в ступоре от глупости лейтенанта. Подобное геройство будет стоить ему жизни, а не спасения оставшихся позади раненых телохранителей. Возможно, те уже были мертвы, но даже если это и не так, в одиночку вынести их ему вряд ли удастся. Дёрнувшись со злостью, командир сделал несколько шагов в сторону силовых ловушек, но тут же обернулся, раздражённо пнув валявшийся на земле шлем.

     — Все помнят маршрут? — всматриваясь в лица телохранителей, спросил он.

     — Вот и отлично, — дождавшись кивков, резюмировал он. — Будешь главным, — ткнув наугад в первого попавшегося на глаза бойца, закончил Энлиль.

     После короткого приказа он бегом оставил отряд.

     Оставшиеся телохранители уставились на выбранного бойца. Тот, не ждавший повышения даже в мечтах, гордо приосанился, но тут же, вспомнив про обстоятельства, собранно выступил вперёд, уводя за собой остальных.

     Энлиль разыскал Бэара практически сразу. Парень не успел уйти далеко. Догнав телохранителя, он ёмко отругал последнего, отчего-то вспоминая давно минувшие дни службы на флоте, когда ему приходилось отчитывать таких же, впрочем, как и он сам, не ладящих с уставом бойцов. Бэар не стал оправдываться, но вид у него был не только слегка виноватый, но и довольный. Вместо того, чтобы смутиться, он коротко поблагодарил наёмника, что тот отправился вместе с ним.

     — Благодарность получишь от меня потом, — всё ещё гневно, но уже мягче ответил ему Энлиль, подставив парню под нос крепко сжатый кулак.

     Бэар улыбнулся в спину обогнавшему его наёмнику, приняв последние слова не меньше чем за комплимент, но никак не за угрозу. Пока что их возврат проходил без неприятностей, хоть им и не сразу удалось разыскать отставшую часть отряда, вернее, то, что от неё осталось. Лес в этом месте был выжжен дочерна плотным огнём уже покинувших место бойни истребителей. Наспех склоняясь возле каждого тела, телохранитель и наёмник тщетно пытались обнаружить в них жизнь. Но Бэар упорно не сдавался, продолжая поиски. Энлилю даже показалось, что тот разыскивает кого-то конкретно, перепроверяя и тех, кого нашёл наёмник. Через минуту его подозрения оправдались.

     Обнаружив очередное тело, Бэар изменился в лице. Напряжение, словно крепкими зажимами, сделало его мимику каменной, но тут же спало.

     — Есть пульс, — облегчённо выдавил из себя телохранитель, быстро закидывая раненого через плечо.

     Энлиль тем временем обшарил местность вокруг эпицентра взрывов. Выжить кому-либо ещё не повезло. Приглашать убраться отсюда ещё раз телохранителя ему уже не пришлось. Тот, придерживая свою ношу, без напоминаний устремился в сторону яра, где их должна была ждать уже не только Кали, но и оба отряда.

     Вместе они быстро миновали обугленные пустоши недавних стычек, оставшись незамеченными для беспилотников. Теперь бойня разворачивалась в южной части леса комплекса, отвлекая внимание противника от двух мишеней. Удача сопутствовала им всю обратную дорогу, позволив пройти несколько километров без единого выстрела.

     Неподалёку от яра их поджидал Энки. Энлиль мимоходом заметил на лице друга такое же облегчение, как недавно и у молодого телохранителя. Но он не мог знать о уже успокоившемся накале, устроенном Энки после прихода второго отряда, когда тот узнал, куда подевался его командир, как не мог и слышать то, какими бранными словами он его поливал. Обо всём этом Энки решил сейчас умолчать, обещая себе в будущем припомнить другу каждую минуту, что он метался, не зная, оставаться ли с Кали или возвращаться за ним. Вместо этого он лишь молча снял с плеча Энлиля две подобранные им плазменные пушки и спустился с остальными в яр.

     Оказавшись в глубокой, густо поросшей высокими терновниками впадине, предводитель наёмников, уже позабыв и об оправданном недовольстве друга, и о смертельной опасности, которой им удалось избежать, выводя часть отряда телохранителей, и о его спутнике, молодом лейтенанте, порывающемся что-то ему сказать. Отмахнувшись от Бэара, Энлиль быстро осматривал их убежище, разыскивая Кали.

     Увидев ученицу Хранителя в противоположном конце яра, тихо сидящую с прикрытыми глазами, он всё так же неосознанно расслабился, даже не заметив этого сам. Но мимолётная сцена не ускользнула от Энки. Тот удивлённо взглянул на своего командира, а потом и на погружённую в себя, блокирующую сканеры беспилотников девушку, загадочно и самодовольно улыбнулся, быстро пряча ухмылку от Энлиля.

     …

     Затихающие выстрелы и взрывы слышались ещё не меньше часа. Вскоре звуки постепенно начали отдаляться, пока и вовсе не прекратились. Пришельцы заканчивали зачистку всех секторов, отводя основную массу за силовые ловушки. Всё это время найденный наёмниками отряд находился вокруг белёсой как снег измученной постоянными истощениями ученицы Хранителя. Дождавшись не только отлёта истребителей, но и выключения магнитных полей, она, так и не придя в себя, провалилась в глубокий сон. Привести её в чувство предводителю наёмников не удалось. Дыхание девушки, слабое и едва уловимое, затаилось глубоко в груди, где ещё слабее различалось биение сердца. Кали была на пределе.

     Вколов ей найденные в походной аптечке препараты, предназначенные для быстрого восстановления организма, особо не надеясь, что те смогут помочь ей восстановить и утраченную энергию, Энлиль уложил девушку удобнее, собираясь остаться с ней рядом. Но получив мимолётный взгляд друга, где и без того было много излишнего любопытства вместе с каким-то лукавством, предводитель наёмников, словно того поймали на горячем, раздражённо отошёл, оставив Кали на одного их телохранителей.

     Выслушивать сейчас Энки у него не было ни малейшего желания. Пока что угроза атаки миновала, выведенные из строя приборы наёмников вновь работали, фиксируя движение в радиусе мили, и их отряд оставался вне зоны перемещений сил захватчиков. Все меры по охране периметра Энлиль уже согласовал с Бэаром, выставив часовых и распорядившись насчёт раненых. Теперь наёмник мог отдохнуть и сам. Последние дни, недавнее ранение, дурные вести утомили его не меньше остальных, и до наступления утренних сумерек, когда было решено пробираться в комплекс, ему следовало поспать.

     В который раз проверив защитный костюм, он с удовольствием наконец-то снял шлем-маску, подставляя лицо лёгкому ветерку, гулявшему по впадине. Свежесть и прохлада притихшего после взрывов леса с каждым вдохом наливали его веки свинцом. Прислонившись спиной к дереву, Энлиль чувствовал, что вот-вот заснёт, но затерявшаяся в суматохе мысль жужжала в его голове хуже насекомого, не давая забыться. Вспомнив, о чём хотел узнать, Энлиль поднялся и направился к сидящему возле раненых Бэару. И хоть тот старался не выдавать себя, командир заметил интерес парня к одному из раненых, сильно обгоревшему и сплошь перемотанному восстановительными бинтами. Именно ради него телохранитель и вернулся, рискуя своей жизнью. Пока что вынесенный им военный не приходил в сознание.

     — Кто он? — присев рядом с Бэаром, тихо спросил Энлиль.

     — Наш предводитель, — не смотря в сторону наёмника, помедлив, ответил парень. — И… мой отец, — тише добавил он.

     На мгновение Энлиль позабыл об усталости. Мысль, которой он не придал значения ещё в самом начале встречи с молодым телохранителем, вновь напомнила о себе.

     — Твое полное имя Бэар Хор? — уточнил он у парня.

     Телохранитель кивнул, не поняв, отчего его ответ развеселил наёмника. Энлиль же, позабыв про недавнее раздражение из-за Энки, позвал того жестом. Нехотя, уже устроившийся на отдых наёмник, недовольно подошёл к командиру и телохранителю.

     — Энки, — наигранно церемонно обратился к нему Энлиль, не обращая внимание на рассерженный вид последнего, — подтяни ремни! Ты не поверишь, кого мы сегодня спасли, — улыбаясь другу, прошептал он.

     Энки мимолётно взглянул на бесчувственного, скрытого под бинтами раненого, и лишь пожал плечами. Энлиль же проигнорировал реакцию друга.

     — И выпрямись, в конце концов! Не каждый день стоишь перед адмиралами! — закончив подтрунивать над другом, развеселился Энлиль.

     Простояв в смущении какое-то время, Энки недоверчиво посмотрел на командира и телохранителя.

     — Так это… он? — удивлённо спросил наёмник, глуповато улыбнувшись в ответ.

     Бэар и вовсе растерялся, не понимая происходящего. Откуда ему было знать о давних историях обоих наёмников, связанных с лежащим теперь возле их ног военным.

     — Он самый, — вздыхая с иронией, заметил Энлиль.

     — Бывший адмирал военно-космического флота, предводитель телохранителей Аккадской сокровищницы знаний — командир Хоннор Хор собственной персоной, — поднимаясь на ходу, подытожил он.

     Оставив без объяснений озадаченного парня наедине с отцом, оба наёмника, позабыв про недавние колкости, минут десять о чём-то переговаривались поблизости, и Бэар ещё долго ловил в свою сторону их усталые ухмылки, пока эта же усталость не погрузила всех троих в сон.

     …

     — Тебе не обязательно оставаться и видеть всё это, — мягко произнёс Антарес. — Ты можешь побыть в моей реальности… Не противься мне… Позволь уничтожить твоё солнце, когда всё закончится.

     Красная Звезда промолчала, оставляя уже который раз без ответа все попытки Антареса начать разговор. Он появился у границ её Солнечной системы внезапно, хоть Звезда, лишённая своей силы, и не была уверена, пришёл ли он только что или наблюдал за ней всё это время с того самого момента, как предал её и лишил власти.

     — Ты будешь свободна, Илтим, — как заведённый, повторял Антарес, так и не поняв, нужна ли ей свобода.

     Его визит не стал для неё неожиданным. Красная Звезда чувствовала, что он придёт, знала наперёд каждое сказанное им слово и удивлялась своей реакции, ощущениям, которых практически не было. Антарес не вызывал в её сознании ничего, кроме отрешённости. Где-то в глубине души её разум ещё рвался и кричал от содеянного им, но внешне, как и её сфера, Звезда уже обросла новым слоем жизни, скрывающим её слабые места. Тот, кого она миллиарды лет называла своим другом, более не существовал для неё, и если она сама практически примирилась с этой мыслью, Антарес не спешил терять надежду, отчего-то снова и снова приходя в её дом.

     Она слышала его просьбы, слышала мольбу о прощении, слышала доводы, но всё это звучало для неё как эхо, далёкое и затихающее. Она чувствовала его боль и страдание, даже привкус раскаянья, но всё равно оставалась нема. Постепенно ей удалось закрыться от его присутствия, слышать, но не слушать, видеть, но не смотреть, знать, но не думать, и это состояние вернуло Илтим осколки её разбитого покоя.

     Красная Звезда так и не поняла, когда именно она вновь осталась одна.

     Капризная, переменчивая и ненадёжная помощница Удача, способная отвернуться от тебя всякий раз, когда ты начинаешь верить в её постоянство… Хозяин раздражённо сжал покрытые мелкими морщинками руки, пытаясь сдержаться. Его Удача ускользала от него, и ему никак не удавалось ухватить её вновь. Не сумев успокоиться, он вихрем снёс со своего стола коллекцию фигурок, разбивая вдребезги дорогие антикварные шедевры, которые собирал уже несколько тысячелетий. Хрупкие украшения в мгновение рассыпались на тысячи осколков хрустального снега, оседая на полу. Но и этого Хозяину показалось мало. На столе ещё оставались старинные канцелярские принадлежности. Отправив на пол и те, Хозяин жадно огляделся, но выплеснуть досаду ему было уже не на чем. В последний раз с силой сжав руки, он крепко прикрыл глаза, глубоко и порывисто задышав, стараясь ни о чем не думать.

     Сделав несколько вдохов, он медленно вернул себе самообладание, но до полного спокойствия оставалось ещё далеко. Липкое присутствие страха, прячущегося за его гневом, порывалось пробраться наружу. Хозяину было чего бояться. Он вновь не выполнил одно из условий своего Владыки, вновь подвёл того, кто в обмен на его помощь даровал ему эту силу, и если бы не многолетний опыт, при другом раскладе, он бы не только покрывался сейчас испариной страха, но и метался как настоящий сумасшедший, бьющийся в припадке.

     Пока что опыт и самообладание сохраняли его от вышеупомянутой перспективы, но как долго ему удастся держать себя под контролем, Хозяин не знал. Доселе гладкий сценарий его замысла начинал рушиться в основании. Провал в недавнем покушении повлёк за собой провал и в следующем. А теперь не удалось убить не только первых лиц государства, но и Верховного Правителя Александру, ещё более навлекая на себя подозрение.

     Удача, отвернувшаяся от него, неожиданно пришла на помощь Правителю и её кортежу. Если бы не появление Главнокомандующего в том секторе, всё прошло бы как надо. Но этот напыщенный хвастун спутал Хозяину все карты, отправившись к ней навстречу.

     Впрочем, и в этом случае всё не оказалось бы столь ужасно, не захвати Сварог пленных. На большинство адайцев, доставленных Сварогом на планету, Хозяину было плевать, и их судьба его никак не волновала. Плевать ему было, по большому счёту, и на остальных. Но именно среди захваченных кораблей оказался один из тех, кто лично видел его в лицо — генерал флота адайцев, с которым Хозяин встречался за несколько дней до покушения.

     Мало того, что адаец упустил возможность уничтожить кортеж, так теперь он же мог уничтожить и самого Хозяина, указав на предателя и выдав планы будущего вторжения.

     Насколько он был осведомлён, лингвистам практически удалось расшифровать речь пришельцев. Те ещё не знали, что генерал и так неплохо понимал илимский язык, что немного оттянуло допрос последнего. Но теперь возглавляющего расследование адмирала Хорса более ничто не удерживало от визита в камеру пленника. И кто знает, что тот решит наговорить.

     От подобных предположений у Хозяина вновь участилось сердцебиение. Он насквозь видел гнилые нравы этой расы и не сомневался, что те без промедления предадут его. Немногим отличался от своих собратьев и пленный генерал, хоть он и удивил Хозяина небывалой образованностью и твёрдым, принципиальным характером, несвойственным его расе. Возможно, он даже проникся бы к нему симпатией, при других обстоятельствах.

     Как бы там ни было, Хозяин не имел права на ещё одну ошибку. Время, как и удача, сочилось между его пальцев, приближая к тому часу, когда с него спросят сполна.

     …

     Реальность лишь отчасти реальна. Ты смотришь на привычный для себя мир и думаешь, что знаешь его, понимаешь, а иногда и контролируешь. Ты думаешь, что можешь что-то построить, сломать. Но чаще всего тебе кажется, что ты способен что-то исправить в этом своём доме.

     Возвращаясь в реальность своего мира после короткого визита в Солнечную систему Илтим, Владыка её галактики тщетно старался прекратить ненужный диалог с собой. Но в этом была его давняя привычка — в любые трудные минуты Антареса неизменно тянуло пофилософствовать. И сейчас борьба двух сторон в его мыслях крутилась вокруг привычного для него мира, в котором он слишком уж часто за последнее время пытался что-то исправить.

     Перейдя невидимую границу между двумя реальностями, Антарес медленно поднялся в свои покои величественного белого дома, застывшего на пике высокой горы, чем-то напоминающего крепость. Всё здесь было реальной иллюзией, противоречием, игрой его разума, относительностью и константой. Он сам выстроил этот кусочек своего мира, сам оформил свой угол реальности. Ему всегда казалось, что он сделал свой дом неповторимым и оригинальным, как и остальные обитатели высших миров, творящие совершенство красоты и уродства, созидая и разрушая. Но, побывав в доме Илтим, его убеждения впервые дали трещину.

     Его реальность не была особенной, он знал это и раньше. Её проекции просачивались в нижестоящие миры и отражались в измерениях простейших форм жизни, точно так же, как вышестоящие реальности влияли и на его дом. Но никогда ещё за все свои перерождения он не встречал ничего подобного в нижестоящих реальностях. Никогда, пока не решился прийти в новый дом Илтим, в её Солнечную систему.

     Он видел это, будучи на планете существ, дорогих ей. Он наблюдал за ними, он видел их уклад, культуру, быт, он смотрел глубже, и различал практически в каждом существе зачатки души и чистого разума — сущности, а некоторые из них, те, кого убивали прихвостни Кочевника, уже обладали этими свойствами. Созданные Илтим существа пока что и близко не догадывались о таком даре, живущем в них и рядом с ними. Их мир действительно не просто походил на мир Антареса, но и был его прямым продолжением, менее яркой, не такой прекрасной и идеальной, но всё же копией. Сотворить подобное не получилось ни у одного высшего обитателя Вселенной, отправленного в нижестоящую реальность. Но это, похоже, вышло у Илтим.

     Изучая её творение, наблюдая за расой существ, Антарес всё больше понимал причины, заставившие Тёмного Кочевника желать их уничтожения и порабощения. Это был вызов. Вызов всему, что тот считал правильным. И не только одна жажда заполучить хранящиеся среди смертных уникальные знания толкали Кочевника к этой войне, хоть тот и считал по праву сильного, что подобная реликвия, коль она и просочилась в его миры мимо взора Создателей, должна принадлежать именно ему. Если бы всё заключалось лишь в осколке, случайно попавшем к Илтим, Кочевник ограничился бы куда более сжатыми мерами, не натравливая на её Солнечную систему своих рабов. Но он планировал не только это. До знакомства с расой илимов Антарес не видел ничего противоречивого в намерениях Кочевника, да и сам не задумывался о судьбе этих существ. Какая разница, исчезнут ли они сейчас или погибнут от неминуемого заката своей эволюции позже… Да и что такого, если всё это время им придётся рождаться в рабстве своего нового Владыки?

     Не лишённому тщеславия и гордости, поначалу Антаресу были чужды наивные переживания Илтим. Подумаешь, ничтожные смертные… Но, думал ли он так и сейчас? Его убеждения сильно пошатнулись после изучения этой расы, и Антарес всё больше сомневался.

     Всё это время им управляло желание защитить Илтим, и он сделал свой выбор — заключил сделку с Кочевником. Но это не мешало ему вновь и вновь терзаться сомнениями по поводу этого решения. И чем дольше Антарес размышлял над гранями своего поступка, тем отчётливее в его мыслях звучала простая истина: всё относительно, и не существует правильного или неправильного выбора — есть только сделанный выбор и его последствия.

     Да, Кочевник мечтал не только об уникальном артефакте. С одинаковой силой, что Антарес заметил не хуже первого, Великий Архонт жаждал и уничтожения расы, которым эти знания по щедрости или же глупости Илтим достались. И чтобы осуществить свои цели, он не остановится уже ни перед чем.

     Владыка галактики знал пределы возможностей одного из древних обитателей Вселенных, коим был Тёмный Кочевник, как знал и его непоколебимость. Позволив своим пешкам закончить всё за него, он, тем не менее, не спешил пускать дела на самотёк. Тень его сущности, слабая и едва уловимая, практически всё время витала где-то рядом, наблюдая за Солнечной системой Красной Звезды. Нечёткая тень, всего лишь отголосок его реальной силы, но и она таила в себе мощь, способную на многое, особенно тогда, когда силы самой хозяйки этой Солнечной системы были умышленно перекрыты Антаресом.

     Доверял ли Кочевник Антаресу? Владыка галактики, видевший его сущность во всех обличиях, прекрасно понимал, что подобные ему и вовсе не умеют доверять. Этого нет в их природе, хоть он и пообещал Антаресу не вмешиваться. Пообещал, и всё равно продолжал свой путь к берегам измерения его Вселенной. А значит, ответ — нет, не доверял.

     Отведя свой взор от Солнечной системы Красной Звезды, Антарес отпустил его за многие триллионы световых лет в иные слои пространства-времени, туда, откуда в его сторону двигалась огромная величиной в сотни его галактик чёрная дыра — вместилище Тёмного Кочевника.

     Эта чёрная дыра, растоптавшая за свою жизнь не одну Вселенную, как камень постепенно проваливалась в очередные миры, минуя их и не замечая на своём пути раздавленных жертв. Немыслимое расстояние между ними не могло оттянуть приход Кочевника и защитить галактику Антареса. Для того, кто умел управлять материей пространства-времени, подобное путешествие займёт не больше солнечного полугода планеты Аккад, и через триста с малым суток раса Илтим, как и сама она, столкнутся уже не только с тенью Кочевника, но и его непобедимым вместилищем.

     Если чёрная дыра Кочевника подберётся к границам Вселенной Антареса и начнёт постепенно проникать в пределы его галактики, даже малого её присутствия будет достаточно для уничтожения Солнечной системы и её пределов. Но не трудно было представить, что будет, когда Кочевник не пожелает остановить своё вместилище и позволит ему продолжить проваливаться дальше.

     Наблюдая за путешествием чёрной дыры Кочевника, Антарес видел, как та, словно играя, сметала галактики куда более масштабные, чем его. Он же, как не только Владыка, но и защитник своей галактики, не мог допустить подобного. В этом крылась не последняя причина, почему ему пришлось уступить Тёмному Кочевнику контроль над Солнечной системой Красной Звезды.

     Ослабив Илтим, Антарес впустил в её дом пока лишь тень сущности Кочевника, надеясь, что так никогда и не повстречается с его смертоносным вместилищем, а тот, в свою очередь, впустил туда своих рабов, готовых ради освобождения от его гнёта совершить любое истребление. И сейчас его верные и затравленные за долгие века существа заканчивали начатое, разыскивая для своего Владыки артефакт.

     Антарес наблюдал и за ними. Ждать оставалось уже недолго. Вскоре существа завершат поиск, и после этого Антаресу останется ещё лишь раз закрыть на всё глаза, вновь позволив рабам Кочевника проникнуть в Солнечную систему Красной Звезды, теперь уже для вторжения.

     Подвластные Тёмному Кочевнику пешки, выбранные им для его игры, позаботятся, чтобы оно прошло быстро. У расы, одураченной и преданной своими же собратьями, не будет возможности выстоять против орд завоевателей. Всё закончится в считанные дни.

     Антарес знал, что Кочевник намеренно позволил Илтим наблюдать за всем этим, чтобы она видела и ничего не могла изменить. Он потешался над ней, наслаждался её слабостью, причиняя новую боль. Антарес хотел оградить Звезду. Но как он мог исправить начатое, помочь ей? Она не отвечала ему, не согласилась переждать в его реальности, даже не замечала его.

     Кочевник предупреждал его о цене за такой выбор, но Антарес и не думал, что, ощутив эту цену на вкус, поймёт, насколько она непомерна. Выдержать равнодушие родной тебе души было непросто, как и презрение своих друзей, и лишь понимание того, что Илтим будет жить, поддерживало Владыку галактики.

     Всё, что он мог — это облегчить её страдания, вернее, спрятать их от неё.

     Собрав в пучок энергию своего разума, Антарес направил его в Солнечную систему Илтим, окутывая источник её власти — солнце. Через мгновение, перекрытый им до того поток энергии, превратившийся в обрывистые капли, полностью остановился, не давая сущности Звезды даже части её прежней силы. Лишившись и последней энергии, сознание Красной Звезды начало засыпать, постепенно теряя связь со своей реальностью.

     …

     Проведя Марсиуса и его сброд на территорию сокровищницы, Эн-уру-гал не спешил покидать место, которое последние три года было для него домом. Вернее, не домом — временным пристанищем, ещё одним препятствием на пути. Назвать же его домом он не мог, и не хотел. Ему и без того приходилось нередко притворяться и играть роли, чуждые его натуре, чтобы и сейчас, когда игра подходила к финалу, до сих пор оставаться неискренним с самим собой.

     Как же ему надоела эта игра. Лицедейство никогда не было его талантом, но он и не заметил, как постепенно сросся с ним, становясь совершенно другим, чем себя знал. Эн-уру-гал и не помнил, сколько раз за последние сто пятьдесят лет ему приходилось носить разные маски, судьбы, лица. И сейчас, расхаживая по только что обчищенному одному из тридцати Хранилищ, он не решался снять их все разом. Любые мысли такого рода вели к сомнениям, были губительным для его решительности. Хватит и того, что он сорвался при допросе Хранителя, выдав ему не только своё имя, но и практически все планы.

     — Терпение, — твердил ему Хозяин. — Терпение — залог всего.

     Но Эн-уру-гал устал ждать. Долгие годы он был немым орудием в чужих руках, послушным и безропотным. Долгие годы он оправдывал каждый свой поступок наградой, которая ждала его по окончании всего. В чём-то похищенный им Верховный Хранитель был прав. Ему действительно сулили не только трон и власть, принадлежащие бывшему телохранителю по закону наследования. За подобное вознаграждение он бы ещё в самом начале отказался ступать дальше. Думать же о настоящих причинах Эн-уру-галу было больно — эти воспоминания всегда снимали с него маски холодного и спокойного убийцы, которым он стал.

     Хозяин, требовавший от него терпения, недавно вновь призвал его к покорности. Он был зол на своего помощника, зол за его дерзость. Похитив Хранителя, Эн-уру-гал не смог сдержаться, воззвав к Владыке. Бывший телохранитель лишь несколько раз встречался с тенью Тёмного Кочевника, и этих коротких встреч было достаточно, чтобы увидеть перед собой воплощение чистой негативной силы. Никогда до недавнего дня он не рисковал искать с ним встречи, но в те мгновения отчаянье взяло верх, перевешивая инстинкт самосохранения. Эн-уру-гал требовал обещанную ему свою награду.

     Каким наивным он всё же ещё был, раз даже на мгновение представил, что его Владыка выполнил бы требование парня, не получив вначале своё. Пока уговор не будет завершён, мечтать не только о награде, но и о спокойном существовании ни ему, ни Хозяину не стоит.

     Может, именно поэтому, разозлившись очередной отсрочкой, он не остановил Хозяина, когда тот приказал пытать Хранителей и их первых учеников, и даже сам ввязался в это. Так низко, как в эти мгновения, ему ещё не приходилось падать. Смерть окрашивала бывшего телохранителя в густые краски крови и насилия, от которого, если б не его маска, Эн-уру-гала тошнило бы собственными внутренностями.

     Его поиск, возможно, не был и столь безрезультатным, если бы он хоть знал, что ему искать. Уникальный артефакт, коим обладали Хранители, не походил ни на что, что являлось привычным для осознания простых смертных. Эн-уру-гал по-прежнему не понимал, за чем охотится. Времени же в его запасе оставалось немного. Наёмники Марсиуса, способные обворовать и саму Смерть, лишь умело зачищали все тайники Хранилищ, но был ли разыскиваемый осколок среди добытых ими сокровищ, Эн-уру-гал не ведал.

     В подвалах продолжались пытки Хранителей и учеников. Многие из них уже разлагались в общей куче трупов, не сказав своим палачам ни слова. Интуиция подсказывала Эн-уру-галу, что правды он так и не услышит. Не здесь. Если кто и мог помочь ему, то только Верховный Хранитель, старик, над которым он не без удовольствия издевался последние дни, и, если это понадобится, будет издеваться хоть всю оставшуюся жизнь.

     Ему следовало вернуться к Дильмуну и продолжить допрос сразу же после нападения на наёмников, не растрачивая времени на Марсиуса, который, кстати, даже не знал о его присутствии в сокровищнице, думая, что его мелкое воровство остаётся никем незамеченным. Но крысиные проделки второстепенного слуги мало занимали Эн-уру-гала. Он должен разговорить Дильмуна. Бывший телохранитель чувствовал, что тот не просто что-то скрывает. В старике крылась тайна, ему не понятная, но стоило Эн-уру-галу дотянуться до её разгадки, как она вновь становилась ещё более запутанной.

     Продолжая оставаться в сокровищнице, ему вряд ли удастся докопаться до ответов. Ещё раз осмотрев найденные артефакты комплекса, наследник решил вернуться. Медленно поднявшись на шпиль Хранилища, парень готовился к телепортации. В его уме уже вертелся план новой стратегии поведения. В одном наследник был уверен: пытками и угрозами он ничего не добьётся. Впрочем, взглянув на старика под другим углом, Эн-уру-гал рассмотрел в том ещё один способ выбить правду. Не только у него самого, но и у Хранителя были слабые места, и наивное сострадание являлось одним из них. Так почему бы не надавить туда?

     Подготовившись к телепортации, Эн-уру-гал уже одной ногой переступал невидимый порог портала, но поспешно остановил процесс. Почувствовав изменения вокруг себя, он недовольно поёжился. Чужая энергетика окутывала его разум, проникая в мысли. Через несколько секунд Эн-уру-гал уже различал импульсы, узнав пришедшего к нему гостя.

     — Хозяин, — коротко поприветствовал его Эн-уру-гал, скрывая своё раздражение. — Чем вызван твой визит?

     Гость быстро заговорил. Его порывистая речь оседала в голове бывшего телохранителя, капая тому на нервы. Хозяин вновь поручал ему новое убийство!

     «Сколько это будет продолжаться? — невольно ворвалось в мысли парня. — Снова и снова, как будто предыдущих лет было недостаточно, чтобы заслужить покой?»

     Ощущая недовольство молодого наследника, Хозяин сбавил тон, опять вспоминая о терпении. Закончив, он незаметно ушёл, даже не дождавшись от бывшего телохранителя ответа, словно и так знал, что тот не посмеет не исполнить приказ.

     Так и было: Эн-уру-гал не смел…

     Повторно открыв портал, он мысленно изменил место прибытия, в который раз отправляясь на свидание со Смертью.

     Предводитель телохранителей, бывший адмирал Хоннор различал разные голоса рядом с собой, не в состоянии уловить смыл сказанного. Один из них принадлежал его сыну, что подсознательно успокаивало военного, настраивая на сонливое забвение от ужасной боли, подаренное лекарством. Антибиотик вкупе с остальными препаратами, подталкиваемые естественной регенерационной силой его организма, заставляли того лежать тихо, но не могли более ничем помочь в борьбе с обширными ранами.

     Пребывая в полуобморочном состоянии, Хоннор никак не мог вспомнить, как успел обгореть, но зато несколько других картинок неизменно вертелись перед его глазами, напоминая недавно увиденные события. Ему казалось, что с тех пор минуло не более минуты, настолько живыми были воспоминания, но на деле же командир телохранителей не приходил в себя почти двое суток.

     …Утром того дня он проснулся с необъяснимым чувством тревоги, давно уже не навещавшем его с тех пор, как Хоннор оставил службу на военно-космическом флоте Республики. Рутинные обязанности лишь частично отвлекли бывшего адмирала от гнетущего состояния, скребущего внутри. Покончив с ними, он и вовсе остался один на один со своим предчувствием. Хоннор не собирался его игнорировать. Едва столкнувшись с ним, он незамедлительно внеёс в свое расписание дополнительные проверки, лично проконтролировав безопасность комплекса. Все уровни защитной системы, в том числе и барьер, работали безукоризненно, что же касалось отрядов телохранителей, ими он и без того был доволен, зная что его бойцы проводят в учениях больше времени, чем любое специальное подразделение в действующей армии страны.

     В должность первого командира телохранителей он вступил два столетия назад, взяв под своё начало полторы тысячи бойцов и постоянно прибавляющихся к ним новобранцев. За это время он лишь в мелочах изменил отточенный за тысячелетия подход в защите комплекса, обращая особое внимание не только на физическую подготовку телохранителей, но и личностный рост. Впрочем, первое оставалось его излюбленным поприщем. Не зря ведь он и сам, даже будучи уже адмиралом, нередко возглавлял десантные группы, участвуя в выполнении заданий.

     Военные учения, имитирующие различные ситуации, регулярно проводились на территории комплекса. Покончив с делами в тот день, Хоннор отправился в западную часть леса сокровищницы, понаблюдать за одним из таких учений. Вместо него это и так делали первые помощники, но командиру телохранителей была интересна именно эта группа бойцов, ведь один из её отрядов возглавлял его сын — Бэар.

     С парнем они, мягко говоря, не ладили. Оба оказались владельцами несгибаемых и бескомпромиссных характеров, ужиться с которыми пусть и под куполом огромного комплекса оказалось непросто. Хоннор приложил массу усилий, чтобы отвадить Бэара от службы в Сеннаарском братстве, умышленно завышая планку требований по отношению к нему. Но упорства тому было не занимать. То ли назло родителю, то ли из-за ярких перспектив, открывающихся для военного, прошедшего службу в любой из сокровищниц, Бэар добился своего, попав вначале в рекруты, затем в телохранители, а недавно и в руководящий состав.

     Звания младшего лейтенанта парню пришлось добиваться особенно рьяно. Настойчивость сына была тайной гордостью его отца, о которой тот, опять-таки из-за тяжёлого характера, нечасто говорил последнему. Он гордился Бэаром куда больше, чем это показывал. Опытного военного многому научила школа войны, но в ней он так и не узнал, как себя вести, если в твоём подчинении оказывается твой собственный сын. Возможно, именно поэтому парню доставалось «на орехи». Но и игнорировать дальше успехи телохранителя он уже не мог, и когда Бэар в который раз заслужил повышение, Хоннор, скрепя зубами, подписал соответствующий приказ. И пусть он до сих пор оставался явно не в восторге от происходящего, в одном бывший адмирал был уже уверен: никто и никогда не обвинит его сына в выгодном родстве. Бэар не просто дорос до своего звания, но и дорос до уважения среди подчинённых и друзей, знающих, через что ему пришлось пройти, следуя за заветными погонами.

     — С тебя всегда будут спрашивать вдвойне, — часто говорил он сыну, игнорируя злость парня за каждую лишнюю придирку, хоть и понимал, что тот не виноват, родившись в семье адмирала.

     Повышение отчасти сблизило двоих, подарив новые общие интересы, которые между ними можно было сосчитать по пальцам. Одним из таких интересов оказалась тактика ведения ближнего боя. Будучи в свои годы уже неплохим аналитиком и тактиком, Бэар умело использовал теоретические знания на практике, каждый раз проявляя находчивость. Наблюдать за слаженными действиями его отряда было столь же приятно, как любому мастеру любоваться результатом трудов своих учеников. После каждого учения, покончив с рапортами, протокольной частью и отчётами, Хоннор, отослав всех, долго разговаривал с Бэаром, обмениваясь замечаниями, предложениями, увлекаясь настолько, словно вокруг них находилась не тихая сокровищница, а улей сражения настоящей войны. В те редкие мгновение оба забывали о колкостях и противоречиях, становясь не командиром и подчинённым, а отцом и сыном.

     Гнетущее предчувствие, терзающее бывшего адмирала весь день, улеглось во время наблюдения за учениями отряда Бэара. Солнце клонилось к закату. Участвующие в учениях группы заходили на последний манёвр. Хоннор вместе с первым помощником оставался на смотровой площадке, выстроенной на одном из уровней стены, следя за результатами манёвров на масштабном устройстве-проекторе, переносящем на поверхность трёхмерную уменьшенную копию комплекса со всеми движущимися точками. Отряд Бэара, имитируя отступление под огнём, как раз проходил под смотровой площадкой. Склонившись над перилами, Хоннор почти сразу увидел сына. Встретившись с тем всего на долю секунды взглядом, он вернулся обратно, чтобы продолжить свои наблюдения, но не смог рассмотреть нужный ему объект. Проекция комплекса сильно зарябила. Первый помощник грозно взглянул в сторону техперсонала. Те, не дожидаясь приказа, засуетились вокруг проектора. Трёхмерная картинка постепенно вовсе пропала, делая устройство похожим на обеденный стол.

     Оставив техников с неполадками, Хоннор вновь вышел к краю смотровой площадки. Под ним раздавались холостые выстрелы, доносились короткие команды. Часть отряда, выступающая в роли противника, меняла тактику, растягивая силы по периметру, пытаясь отрезать отступающие отряды от единственного данного им в этой задачи пути отступления. Из-за густой листвы, скрывающей под собой практически все перемещения, Хоннор не видел, что на этот маневр ответит отряд Бэара. Техперсонал всё ещё возился с вышедшим из строя устройством, которое не удавалось перезапустить. Но бывший адмирал не собирался отчитывать последних, ими и так занимался разгорячившийся первый помощник. По его виду Хоннор понял, что поломку в ближайшее время всё равно не устранят, оставаться же на смотровой площадке и просто всматриваться в кусты ему не хотелось.

     Окидывая перед уходом весь видимый отсюда сектор комплекса, бывший адмирал, хоть и не замечал за собой тягу к высокому, невольно в который раз вновь отметил красоту этого места. Все в Аккадской сокровищнице было особенным: удивительные постройки, сады, леса, водоёмы, и даже небо с его неповторимыми сюжетами, грозы…

     Последний эпитет оборвался в мыслях командира телохранителей, как и несвойственный ему лирический порыв. Грозы в сокровищнице быть не должно! Так запрограммирован барьер, под куполом которого могли формироваться лишь небольшие дождевые тучки. Но то, что отвлекло внимание Хоннора от лицезрения красоты комплекса, никак не напоминало последнего. Отсюда до центра сокровищницы, где располагались Хранилища, было не менее десяти километров, но и с такого расстояния бывший адмирал различил странные всплески в небе над этим сектором. Присмотревшись, он увидел десятки молний, разрезающие разрастающееся тёмное облако.

     Скверное ощущение чего-то неизбежного тихонько обратно прокралось в сознание командира. Быстро извлекая свой бинокль и рассматривая в деталях небо над комплексом, Хоннор подал сигнал вызова постам, но ему никто не ответил. Оторвавшись от бинокля, он с силой встряхнул свой передатчик, будто такой варварский метод мог его починить.

     Оставив вышедший из строя прибор, он вернулся внутрь смотровой вышки. Там кипел разбор полётов вокруг неработающего проектора. Прервав все речи одним приказом, он живо потребовал от каждого связаться со штабом. Тонкая острая иголочка уже разгулявшегося в нём предчувствия вновь кольнула, когда и все присутствующие остались без ответа. Связаться с центром комплекса не удалось.

     Приняв молниеносное решение, Хоннор приказал выпустить сигнальные ракеты, символизирующие ввод особого военного положения повышенной готовности на территории комплекса. Часть сопровождающего его отряда занялась выполнением приказа, вторая группа спешно отправляла небольшие размером с кулак летающие устройства, для предупреждения заканчивающих учения отрядов. Работали аппараты не лучше отказавшего проектора, но кое-как ещё держались в воздухе, часто не долетая до адресатов. Полностью из строя вышли все габаритные транспортные летательные аппараты, доставившие их сюда. Видя странное поведение техники, Хоннор опасался за главное — состояние авиации, которая, по всей видимости, после сигнальных ракет уже должна была быть приведена в готовность. Долгих три минуты он неотрывно всматривался в центр комплекса, пока оттуда не показался ответный пуск сигнальных ракет.

     — Жёлтый с белым, оранжевый с белым, синий, красный, — сухо проговорил он.

     Рядом с ним молча стоял первый помощник, разославший бойцов пешим ходом ко всем ближайшим постам. Настроение его казалось ещё более мрачным, чем у предводителя. Цвета сигнальных ракет только усугубили мысли обоих. Жёлтый в сочетании с белым говорил о низкой готовности авиации, оранжевый с белым — то же самое, но о наземной артиллерии, не более десяти процентов. Синий и красный сигналы оказались без примесей. Под этими кодовыми оттенками скрывались сухопутные и десантные отряды телохранителей, под красным — барьер. Готовность первых была стопроцентной, уровень защиты барьера также не пострадал.

     Но это не оправдало слабую надежду командира телохранителей. То, что творилось на окраине комплекса, ещё в большей степени парализовало центр сокровищницы, распространится ли оно и на барьер, он не знал.

     — Возвращаемся в штаб! — приказал Хоннор, порывисто срываясь с места.

     Он не успел сделать и шагу, как первый помощник, забыв про устав, схватил командира за рукав. Командир телохранителей обернулся и молча проследил за взглядом подчинённого. Лишившись на секунду самообладания, он тихо вздохнул и лишь со второго раза нашарил на груди ускользающий из непослушной руки бинокль.

     Его взгляд вновь вернулся к пестрившему разрядами молний небу над сокровищницей, напоминающего извивающийся клубок змей, и где-то в сердцевине этого клубка таилось что-то странное и мистическое. Хоннор ещё не уловил ускользнувшую от него догадку, а воспоминания из давно пройденных лекций научной терминологии невольно напрашивались на язык. Вместо того, чтобы действовать, он стоял и силился сложить эти воспоминания в предложение, когда-то заученное для экзамена, но ничего не получалось.

     — Это же выход портала! — озвучил за него его догадку первый помощник.

     Хоннор дёрнулся от непривычно высокого крика помощника. Тем временем молнии в небе постепенно сплетались в энергетический кокон, готовый в любое мгновение связать две точки вместе, построив между ними проход. Давно забытые лекционные знания одно за другим возвращались к командиру. О порталах Хоннор знал и помнил не многое. Подобная технология оставалась в рамках теории и узких исследований, и не применялась широко в Республике, хоть её внедрение для транспортировки неорганических веществ планировалось уже через три столетия. За пределами же Сеннаара о подобных технологиях в их и соседних галактиках даже не мечтали. И сейчас необычный эффект, формирующийся в небе, был не похож ни на одно из явлений, которые ему и другим студентам-военным показывали в лабораториях — один из проходящих стадию формирования выходов/входов портала,

     Опомнившись, Хоннор быстро отдал приказ. Через полминуты в небе появились залпы сигнальных ракет. Комбинация из более десятка цветов несла в себе всего четыре слова приказа: «Открыть огонь на поражение». К сожалению, Хоннор не мог указать цель, но грош цена его штабу, если те сами не догадаются, куда наводить прицел. Так и произошло. Не успели следы сигнальных ракет раствориться в темнеющем небе, как его наполнили иные краски, теперь уже краски взрывов. Оставшаяся на ходу авиация и артиллерия сокровищницы открыли прицельный точечный огонь по разбухающему на глазах кокону, нависшему над шпилем одного из Хранилищ.

     Хоннор неотрывно наблюдал за обстрелом, не замечая, как белеют впившиеся в ограду пальцы. Энергетический кокон немного искривлялся, но всё равно продолжал формироваться. Мощности оставшихся сил авиации и артиллерии явно не хватало, чтобы прервать этот процесс. Кто бы ни строил этот портал, он заранее пустил немалые усилия на блокировку сигналов связи, управления техники и технологий на территории сокровищницы, и то, что из строя вышли не все единицы, оказалось везением. Техперсонал до сих пор не мог восстановить даже временную связь, не удавалось подать сигнал бедствия и за пределы комплекса.

     Рядом с Хоннором продолжал наблюдать и его первый помощник, машинально докладывая о потерях. Авиация сокровищницы сыпалась словно насекомые, постепенно выходя из строя. Работу артиллерии они видеть не могли, но судя по слабеющим ударам, работающих единиц становилось всё меньше.

     Хоннору было некогда думать о причинах происходящего. Он старался анализировать ситуацию трезво, но то и дело задавался сотней вопросов, за которыми прятался простой страх. Энергетический кокон продолжал формироваться. Разросшись до диаметра ста-ста двадцати метров, он замер, поглощая редкие залпы ещё работающих единиц авиации и артиллерии. В относительном покое кокон пробыл около минуты, и за это время Хоннор даже подумал, что им удалось прервать процесс.

     Бывший адмирал не чувствовал, как напряжены его глаза, и не мигая, наблюдал за небом. Разосланным ранее посыльным удалось нагнать некоторые отряды, собрав те возле стен смотровой вышки. Оттуда снизу из-за разлогих крон яркие всплески в небе виделись лишь фрагментами, но и они приковали к себе внимание всех застывших на месте телохранителей.

     …Мучаясь от загнанной глубоко внутрь боли от ожогов, бредя в полуобморочном состоянии, Хоннор, хоть и понимал, что жив, и это лишь воспоминания, всё равно переживал события недавнего настолько ярко, словно те повторялись заново. В них не было хронологии и связности. Воспоминания смешивались, ускорялись, замедлялись и окрашивались с каждым болевым ощущением в теле. Но одно из них выделялось поверх остальных, преследуя бывшего адмирала с самого момента ранения.

     Он помнил тишину этого воспоминания, настолько неестественную, что она резала слух. Застыв на смотровой площадке, всматриваясь в сердцевину кокона, Хоннор вдруг заметил эту тишину. Разом прекратилось всё: выстрелы, крики, взрывы, разгулявшийся ветер. Вокруг не было ничего, кроме этой странной тишины и тысяч глаз, прикованных к небу.

     Огромный энергетический кокон, пестривший до того сотнями всплесков энергии на своей поверхности, постепенно тускнел, сливаясь с красками затянутого тучами неба. Его очертания терялись на этом фоне. Казалось, что облака впитывали в себя инородное тело, но это была всего лишь иллюзия, обманчивая иллюзия тишины и покоя. Её финал также не нарушил этой тишины, задержавшейся в комплексе ещё на мгновение, после того, как практически исчезнувшие стенки кокона начали рушиться, открывая портал и оседая в воздухе мириадами разрядов. Какие-то жалкие доли секунды, растянувшиеся для зрителей в часы, вновь ничего не происходило, но затем грянул смерч. Сотни, тысячи кораблей разных размеров молниеносно рванулись в проход, растекаясь под куполом барьера.

     Треть из них тут же отделилась, облетая котловину сокровищницы по периметру и на ходу сбрасывая практически непрерывную нить силовых ловушек, оцепляя центр комплекса. Остальные, как хищники, открыли огонь, вступив в сражение с отрядами телохранителей внутри котловины. Небольшая группа устремилась к лесам сокровищницы, прочёсывая местность.

     Всё, что успел Хоннор, это приказать собравшимся внизу отрядам рассеяться по периметру. На этом его воспоминания угасали, обрываясь тёмной пустотой. Он не помнил того момента, когда в спину им были выпущены снаряды из накрывших сектор беспилотников, как и самого взрыва, убившего его первого помощника, и выкинувшего самого бывшего адмирала вовнутрь загоревшейся смотровой площадки.

     В огне он пролежал достаточно, чтобы обгореть в некоторых местах до костей, и сейчас заживающие увечья вместе с воспоминаниями продолжали его мучить. Хоннор не замечал ничего, кроме этой воображаемой, но такой настоящей боли. Бывшему адмиралу казалось, что он всё ещё горит и продолжает раздавать приказы, от нелепости которых ему так неуместно хотелось смеяться и выть.

     — Да он бредит, — раздалось совсем рядом. — Энки, иди послушай, что он несёт…

     Голоса…

     Знакомый голос принадлежит сыну.

     Голоса всё сильнее проникали в бессознательное состояние раненого, но он всё равно не мог заставить себя замолчать.

     — Задайте им жару, братцы! Пленных не брать! — браво простонал Хоннор, жалея, что не может прикусить себе язык.

     Глупые фразы из его юности, когда он только мечтал о командных чинах, слетали с непослушного языка, явно веселя собравшихся рядом.

     Через пелену лекарственного опьянения Хоннор различил тихие смешки. Кто-то аккуратно затряс его за плечи. Пересиливая себя, он с трудом разжал веки. Рядом с ним находился Бэар. Лицо его, перекошенное в напряжении, не походило на весёлое, чего нельзя было сказать про двоих склонившихся рядом телохранителях. Или не телохранителях? Вроде бы он не видел их раньше, а может и видел? Но как бы там ни было, Хоннор мимолётом уже принял решение надрать обоим уши. Виданное ли дело: смеяться над своим командиром.

     Прокрутив эту мысль в голове, бывший адмирал опять отключился, к счастью для себя, до самого пробуждения более не встречая в забвении снов.

     Неприступная тюрьма Аккада даже не ведала о происходящем за своими стенами, хоть ушей и глаз у неё хватало с избытком. Но современный комплекс, скрывающий в своих камерах самых опасных преступников Республики, оказался слеп, чего не случалось за всю его историю. Он не заметил тихо и уверенно шедшего незнакомца, приблизившегося к стоп-линии и переступившего её, он не увидел, как этот же гость прошёл оба поста, не отображаясь на камерах и сенсорах охранных систем. Не чувствовал он и его присутствия в тёмных коридорах, ведущих к секретному подземному крылу, куда тот, всё той же легкой поступью спускался, сливаясь с темнотой и оставляя после себя одни лишь трупы.

     …Эн-уру-гал действовал быстро. Пока что его силы хватало на то, чтобы блокировать работу охранной системы и оставаться для неё невидимым. Но исчезнуть полностью было не в его власти, и жертв тут не избежать. Где мог, бывший телохранитель старался обходить посты, но то и дело ему навстречу попадались случайные прохожие. Он убивал их методично, молниеносно, пряча тела, стараясь не думать о том, что творят его руки. Позволив чудовищно мощной силе в своих жилах взять над ним верх, он и правда практически не осознавал происходящего, словно наблюдая за всем со стороны.

     В таком состоянии Эн-уру-гал добрался до входа в подземный сектор тюрьмы, где находились пленённые Главнокомандующим Сварогом адайцы. Бывший телохранитель, отправляясь выполнять новое поручение Хозяина, не знал, где искать пленников. К ним его привело чутьё и всё та же сила, с помощью которой он сейчас с лёгкостью смотрел сквозь металл дверей, изучая помещения сектора.

     Едва начиналось утро. Комплекс был практически пуст, не считая мобильных групп охранников. Персонал в секторе отсутствовал, только небольшой отряд охранников, двое на входе и трое у камеры генерала адайцев — л1гкая работа. Чем чаще Эн-уру-гал позволял дарованной ему силе выходить на свет, тем масштабнее она становилась. Его способности развивались на глазах, в особенности в последние дни, когда он и вовсе отказался от морали и чувств. Бывшему телохранителю не составило труда силой мысли, не прикасаясь к двоим ближайшим охранникам, разогреть их кровь до кипятка, пока те не скончались в считанные секунды. После этого Эн-уру-гал попытался дотянуться мыслями и к своей цели — пленному генералу адайцев, но тот был не столь простой мишенью, и уже почувствовал присутствие опасности. Сил у адайца оказалось немного, но и убить его, как и охранников, Эн-уру-галу не удалось. Пришлось идти дальше.

     Потратив немало энергии на открытие входа в подземный сектор, бывший телохранитель, отдышавшись, медленно пересёк несколько коридоров, по обе стороны которых шли камеры с захваченными в плен адайцами. С более чем полусотней пленников он расправился так же, как и с охраной, не прекращая двигаться к главной мишени.

     Интуитивно Эн-уру-гал чувствовал, что генерал его ждёт и при этом знает, что пришёл он не ради помощи. Молодой наследник в любое мгновение был готов к вою сирены тревоги, но комплекс по-прежнему молчал. Генерал адайцев отчего-то так и не предупредил остальных охранников, даже когда Эн-уру-гал тихо зашёл тем за спины, останавливая силой мысли всем троим сердцебиение. Теперь между его целью и бывшим телохранителем находилось лишь прозрачное силовое поле, проникнуть сквозь которое он мог, практически не прибегая к силе.

     Генерал не сопротивлялся, хоть и был способен потягаться с уже уставшим от растраты энергии наследником. Вместо этого он стоял к гостю лицом, прямо, с осмысленным и спокойным взглядом. Эн-уру-гал уже мог его убить, но медлил. Он удивился, услышав свой хрипловатый голос.

     — Сожалею, тебе придётся умереть, — сказал Эн-уру-гал, не веря в искренность этих слов, и не понимая, зачем он вообще говорит.

     Конечно же, ему не жаль. По сути, бывшему телохранителю было всё равно, но что-то в позе генерала адайцев вызывало к нему чувство, отдалённо схожее с уважением. Он был адайцем, и при этом так контрастно не походил на свою расу. Не внешним, скорее внутренним содержанием. Эн-уру-гал ещё никогда не видел достоинство в обличии этих существ, но стоящий перед ним генерал обладал этим качеством куда в большей степени, чем пришедший к его камере убийца.

     — Мне придется… — повторился Эн-уру-гал, готовясь нанести удар.

     Адаец же продолжал стоять, не удостоив молодого наследника даже взглядом. Лицо его было безмятежным, и Эн-уру-галу даже казалось, что счастливым. Он не помнил положительных эмоций у этой расы, но если и была у них радость, то выглядела она именно так. К подобной реакции на скорую кончину Эн-уру-гал не привык. В какой-то момент он растерялся и ещё больше увяз в ненужном разговоре с тем, кого собирался лишить жизни.

     — Мне приказано тебя убить за то, что ты… — вновь начал он, но неожиданный ответ пленника его прервал.

     — Делай, что должен! — коротко, практически без акцента, приказал генерал, закрывая глаза.

     Лицо его расплылось в улыбке, и эта эмоция уж точно никогда не входила в список присущих адайцам. Понимая, что должен поторопиться, Эн-уру-гал, тем ни менее, затягивал последний удар. В нём играло любопытство.

     — Ты не боишься смерти? — тихо спросил он.

     Адаец впервые взглянул на молодого наследника. В глазах его таилось удивление, будто бы тот спросил глупость.

     — Я жажду смерти! — в каком-то экстазе, на одном дыхании ответил адаец.

     — Я хотел умереть, едва родившись, едва осознав, в каком мире мне предстоит жить, — уже не в состоянии остановиться, продолжал он. — Что ты знаешь о вечном рабстве, наследник?! Что ты знаешь о существовании, рождаясь в котором вновь и вновь, ты вынужден влачить свою судьбу под гнётом этого рабства, не имея шанса на то, что твоя душа когда-нибудь освободится? Даже сейчас, будучи за несколько измерений и тысячи миров от своего дома, я не могу управлять своей жизнью. Она по-прежнему принадлежит ЕМУ!

     Глаза генерала неестественно выпучились на последнем слове. Заметив реакцию молодого наследника, он взял себя в руки и тихо продолжил.

     — Я бы мог лишить себя жизни, и поверь, я делал это, — тусклым голосом говорил он. — Но его власть каждый раз возвращала мою душу в его мерзкий мир, и наказывала. Из жизни в жизнь я терял всех и всё, что хоть немного становилось для меня дорогим. Из жизни в жизнь я влачил память об этих потерях. И, если я не оборву этот путь, все мои последующие жизни будут лишь в разы ужаснее предыдущих…

     — Он обещал вам свободу за вторжение в наши края. Достойная плата, и за эту награду можно стерпеть все что угодно, — неожиданно для себя, продолжил разговор Эн-уру-гал. — Разве нет?

     Он не должен был говорить подобное. Не имел права. Но томившие его вопросы прорывались наружу. Что такого, если перед убийством он узнает ответы хоть на некоторые из них? Бывший телохранитель уже дважды пытался найти их и у Хозяина, но тот отмалчивался, так и не сказав своему помощнику, из-за чего раса адайцев, существа некогда в разы более развитые, нежели илимы, сейчас служат Тёмному Кочевнику.

     — Обещал? — переспросил адаец с неподдельным удивлением, заходясь странными скрипучими хрипами, лишь отдалённо похожими на смех.

     — Мы его игрушки. Забава, — откашлявшись, вновь заговорил генерал. — Он не дал моим предкам даже возможности выбрать между смертью и рабством. Но будь этот выбор за мной, я сотни раз предпочёл бы уничтожение всей расы, нежели подобное существование.

     Некогда мой народ достиг высот развития, к которым твой пока только стремится. Мы управляли материей четвёртого измерения, мы создавали новые технологии, путешествовали сквозь миры. Многие из нас, как и я, научились перерождаться и жить вечно, помня все свои предыдущие жизни. Мы ослепли от своего величия и не заметили его прихода, впрочем, как не замечают сейчас и твои собратья…

     Неожиданное откровение адайца потрясло Эн-уру-гала. Пытаясь скрыть от пленника волнение, он оставался непроницаемым, как камень. Но адайцу, похоже, было не до него. Он продолжал свой рассказ.

     — Тёмный Кочевник поработил нашу галактику меньше чем за час, — тем временем тихо говорил он, — поглотил, но сохранил систему моих предков. Моя раса оказалась в его плену. В плену его ужасной чёрной дыры. Наша система висит на волоске уничтожения от её жерла темноты вот уже более двадцати миллионов лет, мы рождаемся, умираем и рождаемся вновь рядом с этой опасностью, и если бы ты видел то место, не удивлялся бы моему желанию умереть.

     То же самое он сотворит и с твоим домом. Вы станете его рабами. Как и многие расы в бесконечно многих мирах. Он всегда так делает — находит тех, кто ему не нравится и порабощает их. И сейчас для уничтожения и порабощения вас он выбрал мой народ.

     Пленник затих, продолжая что-то бормотать под нос. Эн-уру-гала же мучил ещё один вопрос, но прежде чем он его задал, адаец, сам того не зная, дал ответ. Ответ, о котором бывший телохранитель догадывался последнее время, и который не желал принять.

     — Обещал… — опять повторил адаец. — Не было в моих жизнях ещё такого, чтобы Владыка исполнил своё обещание…

     Дальше Эн-уру-гал уже не слышал. Тот ещё что-то говорил, не замечая посеревшего лица своего убийцы. Бывший телохранитель стоял, застыв на месте, пока не почувствовал, как немеют сильно сжатые пальцы. Пленник приблизился вплотную к силовому полю. Дотронься он до него и сработала бы сирена, но и сейчас адаец не звал на помощь. Его последняя фраза наконец-то донеслась до молодого наследника:

     — …умерев здесь, вдали от его власти, я, быть может, умру навсегда, — заканчивал свой рассказ адаец. — Я обрету…

     Не обращая более внимания на пленника, Эн-уру-гал не дал тому окончить и фразы, быстро оборвав его жизнь. Мёртвый генерал глухо повалился на гладкий пол камеры, постепенно утопая в своей крови, растекающейся под нелепо застывшим телом. Его кровоточащие белёсые зрачки смотрели прямо на убийцу, вернее, Эн-уру-галу это только казалось. Воображение молодого наследника, играющее с ним дурные шутки, в который раз лишало его самообладания. Всматриваясь в лик мертвеца, бывший телохранитель не мог забыть сказанные им слова.

     Не зная как спрятаться от этих белёсо-красных зрачков, Эн-уру-гал продолжал стоять у камеры пленника, будто бы тот ещё мог изменить свой ответ.

     …

     Не отдохнув за ночь, Хорс, вертясь на простой, почти что казарменной, кровати в своих покоях в сенате, поднялся ни свет ни заря, смирившись с невозможностью выспаться уже который день. Несмотря на ранний час, оставаться без дела ему не хотелось. И, не вызывая своих помощников, он в одиночестве отправился на допрос пленных. Идти было недалеко, тюремный комплекс располагался всего в квартале от сената Четырёх Канцлеров, где ему для удобства после начала расследования выделили личные покои. Ну, не то чтобы и покои. Скорее небольшой угол. Впрочем, привыкнув и не к такому, Хорс не обратил внимания на явно убогое убранство помещений и унылый вид из окон, выходящих на глухую стену одной из башен комплекса сената.

     Вместо недовольства адмирал находился в неплохом настроении, хоть и ощущал накопившуюся усталость. Половину предыдущего дня он потратил на утомительное ожидание, но закончить распознание речи пленников лингвисты смогли лишь в третьем часу утра. Получив отчёт, он уже не смог усидеть на месте. Не только у его друга Главнокомандующего Сварога оставалось предчувствие насчет недавних покушений. Хорс и сам чувствовал недосказанность в этих происшествиях, понимая, как важно быстрее поставить в них точку.

     Пешая прогулка полностью отбила у него сонливость, и, добравшись до тюремного комплекса, Хорс уже ощущал приятную бодрость. Быстро миновав оба пункта пропуска, переговорив со смотрителем тюрьмы и отказавшись от сопровождения, Хорс в одиночестве направился в подземный сектор комплекса, по дороге настраивая портативный переводчик. Язык пришельцев-адайцев неприятно резал слух, но как выяснилось, оказался не беднее языка илимов, хоть поэтичным назвать его можно было лишь с натяжкой. Послушав чужеземную речь, Хорс нашёл в ней общие звучания с илимской и пришел к выводу, что смог бы даже выучить этот язык, не без помощи, конечно, искусственно добавленных в память знаний, но вот как пользоваться противно-гортанным произношением, ему бы пришлось учиться уже самому.

     Перед входом в подземный сектор Хорс замешкал, разыскивая ключ-доступ, и уже было подумал, что оставил его в сенате, ведь собираться на сегодняшний допрос после бессонной ночи ему пришлось практически «на автопилоте». Нашарив со второго раза тонкую небольшую карточку, адмирал вставил ключ в разъём. Охранная система долго не реагировала, дольше обычного, но, когда раздражение Хорса уже толкнуло того отправиться разыскивать персонал, программа, наконец-то, распознала ключ, поприветствовав адмирала лишённым любых оттенков голосом.

     Едва успев переступить порог сектора, Хорсу чуть было не прищемило ногу. Замешкай он и быстро сомкнувшиеся двери наверняка бы повредили ему конечность. Его раздражение в адрес охранной системы подземного сектора ещё больше накалилось, но когда адмирал заметил сидящих на своём посту охранников, явно уснувших во время дежурства, он был готов взорваться от хромающей здесь дисциплины. Забыв, что он не на своей флотилии, преисполненный суровости, адмирал двинулся к персоналу, собираясь провести воспитательные меры.

     Те, кто хоть когда-то были в его подчинении, пусть и один раз за срок службы, всё равно сталкивались с этими мерами, оттого знали исключительный нрав Хорса: чем спокойнее и приветливее внешне казался адмирал, тем большая буча ожидала провинившихся. Хорс никогда не повышал голос на персонал, но страшнее всего был его спокойный и медленный шёпот, а если при этом он ещё и улыбался, то меньшее чем неделей на гауптвахте тут не отделаешься.

     Завидев же двух прикорнувших на посту охранников, адмирал ещё не улыбался, но внутренне был готов и к этому, настолько происходящее выводило из себя. Наклонившись к одному из охранников, Хорс тихо прошептал тому на ухо:

     — Доброе утро.

     Обычно этого хватало, чтобы уснувший боец в долю секунды вытягивался в идеальную струну. Но в этот раз его эффектное появление осталось без внимания. Хорс раздражённо замахнулся, собираясь отвесить парню леща. Рука его замерла в воздухе и медленно опустилась, так и не встретившись с затылком охранника. В замешательстве адмирал простоял лишь мгновение, но потом резко встряхнул бойца. Тусклая поверхность темно-коричневой панели-стола под ним в некоторых местах переливалась размазанными лужицами крови, запёкшейся и потемневшей. Уже одного касания к охраннику Хорсу хватило, чтобы понять, что тот мёртв. Взглянув на убитого парня, он заметил следы ожогов вокруг пустых, вытекших глазниц. Эта же участь постигла и второго охранника.

     Оставив трупы, Хорс поспешил к выходу, вставляя ключ. Охранная система вновь не реагировала, не открывая проход.

     — Не войти, не выйти! — раздражённо гаркнул адмирал, стукнув дверь ногой.

     Едва поняв, что часть охраны сектора мертва, Хорс машинально достал оружие. К тяжести карманного пистолета он привык настолько давно, что даже не замечал его в ладони, словно тот был продолжением руки. Но куда сложнее было возиться с новыми устройствами связи, введёнными в госучреждениях лишь пару месяцев назад. С непривычки в обращении с такими технологиями Хорс не сразу разобрался, что те частично неисправны, скорее всего, умышленно повреждены. Его же портативное устройство, как и любое другое устройство связи, в этом секторе не функционировало.

     Безрезультатно повторив очередную попытку открыть сектор, Хорс спрятал ключ в нагрудный карман и, выведя оружие вперед, медленно направился вглубь подземного комплекса. Первыми на его пути были камеры техперсонала и военных низших рангов, далее шёл командный состав. Попутно проверяя мониторы, он фиксировал в каждой камере одну и ту же картинку — трупы.

     Оставив крыло, Хорс последовал к одиночной камере, где удерживали пленённого Сварогом адайского генерала. Адмирал старался двигаться тихо, аккуратно. Он уже догадался, что работа охранной системы сектора блокировалась изнутри самого сектора, и те, кто это сделал, возможно, все ещё находились здесь. Судя по тому, что камеры с пленниками оставались закрытыми, убили их нестандартным способом. Хорс приготовился ко встрече по меньшей мере с пятью-шестью адайцами, но, добравшись до коридора, ведущего к камере генерала и выглянув за угол, он заметил лишь одного. Слабое освещение не давало разглядеть больше, но и мимолётного взгляда оказалось достаточно. Там в затемнённом углу стоял не адаец, а илим, и больше никого.

     Резко выскочив из-за укрытия, Хорс направил на незнакомца оружие.

     — Не двигаться! — закричал он. — Подними руки, чтобы я их видел!

     Какое-то время незнакомец стоял не шевелясь. Появление Хорса ничуть его не испугало. Медленно поднимая руки, он так же медленно начал поворачиваться лицом к адмиралу.

     — Я сказал, не двигаться! — повторил Хорс.

     Парень замер к нему вполоборота. Лицо его лишь наполовину попадало под слабый свет коридорных ламп, но адмиралу оно показалось знакомым. Знакомым, и нереальным. Возможно, это была лишь игра теней, но Хорс был готов поспорить, что у парня медленно менялась внешность. Незначительно, всего лишь в мелких чертах. Но тот первый облик он запомнил сразу. Более того, он видел его ранее, причем не раз. Вот только где? Вспомнить сейчас он не успел. Незнакомец поднял глаза и встретился с ним взглядом. Что произошло дальше, Хорс так и не понял.

     …Очнувшись, он глухо застонал, прикрывая глаза рукой. Голова раскалывалась, сердце билось так быстро, что его звонкие удары заглушали кричаще немую тишину вокруг. Хорс не сразу понял, где находится. Минут пять он просто лежал, не шевелясь, не в состоянии даже раскрыть рот. Постепенно он восстановил в уме последний эпизод, и всё, что он помнил из него — это взгляд незнакомца, стоящего у камеры адайца.

     Генерал!

     Превозмогая боль, Хорс медленно поднялся на колени, тут же опустившись на локти. Не в состоянии встать, он на четвереньках пополз к камере пленника. Дотянувшись до монитора, Хорс наклонил устройства. Глаза его щипало от скопившейся в них крови. Сквозь пелену адмирал рассмотрел тело пленника.

     Давление подскочило, и Хорс вновь осел. Кровь тоненькой струйкой текла из носа адмирала, но на фоне общей боли в любой части тела он не замечал, как размазывал по лицу вязкую жидкость. Прислонившись к стене, адмирал смирился, что ему придется ждать помощи. Сделать ещё хотя бы один рывок он не мог. Стараясь не двигать головой, Хорс вяло обшаривал коридор взглядом, пока не обнаружил трупы остальных трёх охранников. Их смена заканчивается в девять, он же пришёл сюда в пять утра. Его наручные часы показывали без четверти девять. Почти четыре часа после встречи с незнакомцем выпали. Всё это время он провёл без сознания, но и придя в себя, ему не становилось лучше.

     Хорс практически не осознавал происходящего, когда в сектор зашёл сменный отряд. Он находился в полусне, пока тут же в комплексе не получил первую помощь. Только после действия восстановительных приборов и лекарства он постепенно начал думать и понимать.

     Рядом с ним, не отходя, находился смотритель комплекса. Тот, не умолкая, пересказывал одно и то же, оправдываясь уже по десятому кругу. Хорсу казалось, что он вполне может заучить его речитатив.

     — Не знаю, как это произошло. Наши охранные системы их не заметили, — тараторил смотритель.

     — Его! — перебил Хорс. — Не их, а его. Убийца был один.

     Выслушивать повтор доклада он не хотел. Прервав вновь готового приступить к началу смотрителя, Хорс жестом отправил того прочь. С кем ему требовалось поговорить, так это со Сварогом, но адмирал оттягивал звонок, давая себе ещё хоть пять минут покоя. Препараты восстанавливали его здоровье достаточно быстро, чего нельзя было сказать о потрёпанных нервах. Ирония судьбы: в горизонтальном положении ненавистных регенерационных капсул за последние дни он оказывался гораздо чаще, чем за последние пятьсот лет, и это положение вещей угнетало адмирала похлеще назойливого смотрителя.

     Тем временем в палату при стационарной тюремной больнице вот-вот должны были прибыть его первые помощники, оповещённые о случившемся. От них он уже не отделается, и времени на раздумья у него оставалось немного. А подумать Хорсу было над чем. Он прекрасно запомнил внешность убийцы и мог составить его портрет, запустить автоматический поиск по всей Республике. Поймать его не будет сложным заданием. Но волновало адмирала иное: он знал убийцу! Откуда?

     Крутясь-вертясь под ремнями капсулы, не находя удобного положения в непривычном устройстве, Хорс силился вспомнить. Ремни реагировали на каждое его движение, деликатно останавливая порывы адмирала. Невозможность дотянуться до внезапно зачесавшейся пятки взбесила Хорса и только укрепила ненависть к капсуле. Опять его без разрешения запихнули в этот аппарат, не дающий ему даже спокойно чихнуть.

     Подозвав взглядом дежурившего рядом с ним бойца, он уже собирался приказать тому отключить капсулу, хоть и знал, что у простого сотрудника нет для подобных действий ни полномочий, ни ключа-доступа. Хорсу хотелось просто на ком-то сорвать досаду, и небрежно одетый боец был идеальной кандидатурой. Но, заполучив желаемое, Хорс неожиданно позабыл свой гнев. На мгновение он задумался, смотря перед собой.

     — Немедленно разыщи «Летопись династий», — быстро скомандовал он дежурному.

     Содержание приказа немного удивило парня, но исполнять его, учитывая настроение адмирала, кинулся с особым рвением. Через минуту «Летопись» уже отображалась перед Хорсом. Пролистывая тома огромного сборника, он остановился на разделе, посвящённом последним векам Империи. То, что он искал, застыло перед ним на мониторе, всего в тридцати сантиметрах.

     — Эн-уру-гал Нургал, — тихо начал читать адмирал, не веря своим глазам, — потомок Императора Неора Нургала, сын Нер-мала, последний из рода Нургалов. Родился на ссыльной планете ЕН-32 в 2610 году, умер там же в 2922 году новой цивилизации…

     Незнакомец, которого он видел в секторе за мгновение до того, как с его внешностью начали происходить метаморфозы, был точной копией изображённого в Летописях наследника. Хорс быстро прикинул даты. С того события прошло уже почти сто шестьдесят лет, и все эти годы последнего представителя династии считали мёртвым. Значит, он выжил, развил невиданные способности и даже сумел проникнуть на планету-столицу Республики. Как? Без сообщников провернуть такое было нереально. Впрочем, до сегодняшнего дня адмирал полагал, что нереально и пробраться в главный тюремный комплекс страны.

     Свернув изображение, Хорс надолго задумался. Теперь адмирал был практически уверен в мотивах покушений — свержение власти. Скорее всего, наследник заключил уговор с адайцами. Но отчего тогда он убил их генерала?

     Многое не сходилось, но Хорс уже не сомневался в верном направлении, хоть и решил на время оставить его при себе, затягивая доклад Сварогу. Прежде чем заявить подобное, ему требовалось больше информации. Дождавшись первых помощников, они быстро составили изображение внешности убийцы, запомнившейся адмиралу за секунду до потери сознания, и выудили несколько изображений наследника из «Летописи». Объединив всё это в одном протоколе, адмирал утвердил все приказы на поимку многоликого преступника.

     Утро для Республики в тот день начиналось с громких слов: в ней разыскивался последний наследник Империи.

     Нехотя Энлиль надел шлем-маску от защитного костюма. Маска тихо срослась с каркасом, отображаясь на панели управлении. Через час начнет светать, и медлить более не имело смысла. Ему и Энки следовало решить, как поступить дальше. Двое из их экипажа всё ещё оставались невесть где. Но, возможно, после недавней зачистки лесов техников уже не было среди живых. Оба наёмника не произносили вслух этой очевидной правды.

     Командир мельком взглянул в сторону Кали. И на расстоянии, в темноте ночи, было заметно, что выглядела ученица не лучшим образом. Надеяться на её помощь не стоит. Это озадачило Энлиля. Возясь с амуницией, наёмник продолжал думать о Кали. Двенадцать часов назад он вколол ей все доступные препараты. Она должна была уже проснуться и восстановить силы, но короткого отдыха оказалось недостаточно. Кали требовался покой, нормальное лечение, как минимум — сон, и Энлилю очень не хотелось будить девушку самому. До последнего, пока телохранители собирались в дорогу, он откладывал этот момент, давая ей ещё хоть немного времени. Но девушка так и не пришла в себя.

     Закончив осмотр оружия и распределив по отряду добытые им и Бэаром пушки, Энлиль направился к Кали. Темнота перед рассветом окутывала всю впадину. Дойдя практически на ощупь, командир присел рядом с ученицей Хранителя. Даже во мраке лицо девушки проступало белым пятном. Её облик застыл и не изменился с тех пор, как он её оставил.

     Присмотревшись, предводитель наёмников понял, что так оно и было. Кали пролежала в одной позе всю ночь, и, похоже, не только не отдохнула, но и ещё больше потеряла сил. Всё в её внешнем виде говорило о неестественном истощении. Она казалась невероятно худой, осунувшейся, постаревшей. Поверх бледной кожи девушки проступала тонкая паутинка вен, очерчивая странный асимметричный рисунок, щёки сильно запали, закрытые глаза тонули в потемневших впадинах глазниц, дыхание до того тихое, что вовсе терялось в звуках леса, и как бы Энлиль ни старался его расслышать, слух улавливал лишь скрежет цикад и стоны ветра. От смеси этих звуков ему стало дурно.

     Склонившись над ученицей, Энлиль не решался прикоснуться к девушке. Что-то останавливало его, сковывая движения. Он тихо наблюдал за Кали, забыв, что ещё минуту назад собирался её будить. Его взгляд медленно блуждал, перескакивая с покрытых царапинками рук на застывшие без движения веки, с небольшого рваного шрама вдоль щеки на выпирающие тонкие линии ключиц, с бесцветных обветренных губ на обтянутую сереющей кожей длинную шею…

     Время остановилось. Он не помнил, сколько именно, оцепенев, просидел подле девушки. Он не помнил ничего, до того момента пока Энки с силой не бросил его на землю.

     — Какого беса?!.. — шёпотом прокричал он, останавливая напирающих позади телохранителей.

     Словно вырвавшись из-под влияния гипноза, Энлиль поднялся на не слушающихся его конечностях. Что он натворил? Вокруг него собрались почти все телохранители, многие из них держали оружие наготове, целясь в наёмника. Двое оттаскивали от его ног бесчувственного товарища. Взглянув на парня, Энлиль окончательно очнулся. Нет, ему это не снилось.

     Мгновение назад он без слов набросился на сидящего рядом с ним телохранителя, оставленного им приглядывать за Кали, с первого же удара отправил того на землю, и не подоспей остальные, он разбил бы парню голову. На его руках и без того осталась кровь телохранителя. Он продолжал размазывать её по волосам.

     — Да что с тобой такое? — не понимая взвинченного поведения друга, остановил того Энки.

     Не отвечая, Энлиль лишь медленно обернулся в ту сторону, где оставалась позабытая всеми ученица Хранителя. Энки проследил за его взглядом, быстро растолкав телохранителей. Склонившись над девушкой, наёмник практически сразу отпрянул назад, вновь оборачиваясь к другу.

     Он не нуждался сейчас в способностях Хранителя, чтобы прочесть мысли Энлиля.

     Кали была мертва.

     …

     Командир телохранителей Хоннор пока не мог принять на себя руководство, хоть и постепенно пробуждался от действия препарата. Вместо него собранным отрядом, как единственный из присутствующих, кто носил офицерское звание, командовал его сын. Увидев взбесившегося наёмника, Бэар растерялся, и чуть было не отдал приказ стрелять тому в ногу, но вовремя спохватился.

     Разобравшись же, что к чему, он быстро утихомирил взбудораженных телохранителей. Девушка, пришедшая вместе с наёмниками, скончалась, и гнев её спутника в этот момент он понимал, как никто другой.

     На время все пересуды и шёпот во впадине замерли. Не сговариваясь, никто не нарушал тишины. Каждый надеялся, что не он, а кто-то другой скажет нужные слова, но их не было. Бэар лишь коротко посочувствовал наёмникам. Что ещё одна смерть, когда стены этого комплекса видели её за последние дни тысячи раз? Жалости в юном лейтенанте уже не осталось.

     Принимая решение, Бэар быстро отдал приказы, направившись в сторону наёмников.

     — Мы уходим вглубь комплекса, — поравнявшись с ними, проговорил он.

     Дальше объяснять лейтенант не стал. Оба наёмника, даже на глаз выдавали в себе бывшую военную выправку, а значит, и так понимали его решение. Действовать дальше без разведки телохранители уже не могли, как и оставаться в лесу. Бэар не предполагал, что будет ждать их в сердце сокровищницы. Противник пока не знал о недобитом отряде телохранителей, и это было последнее преимущество на стороне Бэара, от которого останется мало толку, если им не воспользоваться.

     Дождавшись возвращения караульных, лейтенант вновь поторопил отряд. Ему пришлось задержаться и чуть ли не силой помочь Энки сдвинуть с места Энлиля. Оставив наёмников в хвосте небольшой колонны, Бэар приказал переходить на быстрый шаг. Многие раненые успели встать на ноги, но из-за остальных двигаться в темпе отряд не мог, да и спешка была ни к чему. Местность вокруг силовых ловушек патрулировалась неплотно. По ту же сторону от них сканеры не фиксировали в радиусе километра ни одного патруля. Похоже, основные силы пришельцев оставались в центральном секторе комплекса.

     Воспользовавшись брешью в линии силовых ловушек, отряд аккуратно миновал угрозу, завершив спуск в котловину. Через час пути на горизонте начали проступать контуры не только огромных Хранилищ, но и разбросанных по окраинам котловины школ. Остановившись неподалёку от одной из таких школ, Бэар медлил двигаться дальше. Им требовалось укрытие. Сканеры не фиксировали в полуразрушенном здании никакого движения, но, зная, на что способны технологии пришельцев, лейтенант не спешил переступать его порог.

     Отправив троих телохранителей на разведку, он прождал практически до заката, пока те ни вернулись с задания. Постройка пустовала и не интересовала пришельцев. Они оставили её после воздушной бомбёжки, как и всё, что было внутри, не тронув ни неказистых богатств школы, ни убитых ими учеников и телохранителей. Лишь очистив несколько уцелевших помещений от тел, Бэар завёл остальной отряд в новое укрытие, наконец-то давая всем отдохнуть.

     …

     Въедливая пыль залезала под кожу, проникала в легкие, скреблась, мешала дышать. Она все ещё витала в стенах полуразрушенной школы, и каждое скольжение сквозняков только беспокоило её, не давая осесть на пол. Энлилю казалось, что эта пыль уже подбиралась к его мозгу, и смоченная тряпка не облегчала дыхание. Он первым вырвался в караул, лишь бы не сидеть внутри, где, помимо пыли, ему хватало любопытных глаз.

     Но даже здесь, на одной из четырёх сохранившихся после бомбёжки крыш обсерватории нельзя было спрятаться от запаха смерти. Трупная вонь плотным одеялом укрывала всю впадину. Бэар разрешил убрать тела лишь тех погибших, которые находились в выбранных им комнатах, но хоронить их он запретил категорически. Пришельцы не должны узнать о спасшемся отряде, и каждый выживший телохранитель это понимал. Нельзя хоронить тела, нельзя даже их трогать, чтобы не выдать себя. Но как заставить не смотреть? Все они были друзьями, собратьями, знали друг друга, жили под одним куполом, и сейчас вынуждены были наблюдать за тем, как эти же друзья, разорванные, погребённые в обломках, разлагались под окнами их убежища, не отомщённые, убитые.

     Кем? За что? Зачем? — это были уже второстепенные вопросы. Энлиль чувствовал в своих спутниках не желание этих ответов, а уже знакомое ему состояние — стремление к мести. Оставаться с ними рядом для того, кого эта жажда переполняла сполна, было опасно, и предводитель наёмников после прихода к школе старался держаться в стороне, не только от телохранителей, но и от Энки.

     Контроль не возвращался, но он более не порывался придушить того парня, которого оставил возле Кали приглядывать за ней, и который даже не заметил её тихой смерти. В командире бурлило ещё столько противоречий. Горечь утраты отступала, оставляя только пустоту. Энлиль не понимал, как успел настолько привязаться к девушке, которую не знал, но думать о ней дальше было глупо, бессмысленно и горько. Каждый раз возвращаясь мыслями к Кали, он видел её вымотанный уже изуродованный смертью облик. И хоть он действительно знал её не более суток, Кали была достойна того, чтобы жить в его памяти удивительным и прекрасным созданием, коим она ему казалась. Именно такой облик он и стремился удержать, отсеивая всё остальное на завтрашний день, которого могло и не быть.

     Присутствие Энки он ощутил интуитивно, позволив другу подойти и сесть рядом. Оба молчали и понимали, как бессмысленны уже стали любые слова. Единственной здравой мыслью, которая ещё оставалась в их головах и не окрашивалась в месть, было желание разобраться в случившемся. И даже если им удастся выбраться отсюда и привести армию Республики, оба начинали понимать, что на этом ничего не закончится. Нечто куда более масштабное, нежели вторжение в сокровищницу, нависло над планетой и страной. Нечто, от них уже практически не зависящее. Так и не заговорив о том, что тревожило обоих, Энки лишь на мгновение взглянул на друга перед уходом.

     — Хоннор очнулся. Зовёт нас. Он ищет добровольцев для разведки. Я уже дал согласие.

     Дождавшись замены на посту, Энлиль молча последовал за ним.

     …

     Хоннор с трудом справлялся с плохо подживающими ожогами, но от дополнительной дозы препаратов отказался. Лекарство туманило рассудок, переворачивало всё с ног на голову, а последняя сейчас нужна была ему ясной. Как мог, Хоннор сдерживал не только боль изувеченного тела. Впервые очнувшись после ранения, он ещё не до конца осознавал случившееся, теперь же, когда разум его очистился от галлюцинаций, он вдруг понял, что преследующие его видения оказались не игрой возбуждённого воображения, а правдой, масштаб которой пугал, и боль этой правды была в разы сильнее боли физической.

     Собрав рассказы всех телохранителей, он выстроил рваную цепочку тех событий, оборвавшуюся для него в самом начале, после ранения. Он видел своих подчинённых, он понимал, что те не врут. Никто не мог сказать наверняка, остался ли в живых ещё хоть кто-то на территории комплекса, или же он полностью наполнен лишь пришельцами. И никто не мог дать ответа, что именно привело сюда захватчиков: воровство, уничтожение, иные цели? Возможно, их небольшой отряд — единственный, кому пока удалось уйти от пришельцев, и этого не произошло бы без помощи двух наёмников. Хоннор сразу отметил, что уже встречал обоих, но сейчас было не время и не место гадать. Ему хватило короткого отчёта от Бэара и его оценки. Судить же бывших военных, оставивших службу ради такой жизни, Хоннор не имел права. Каждый уцелевший боец — всё, что оставалось у защитников сокровищницы, и не важно, кто он.

     К тому же наёмники имели преимущество перед телохранителями — опыт разведки. Хоннор не мог им приказывать. Он собирался переступить через себя и просить их помощи, но те предложили её сами. Это удивило бывшего адмирала. Не то что бы он смешивал весь наёмничий сброд в один котелок. Но среди представителей этого промысла редко встречались те, кто соглашался рискнуть собой ради других. Что не удивило Хоннора, так это реакция Бэара, вызвавшегося быть проводником. Скрипя зубами, он не стал спорить с сыном и отговаривать.

     Получив разрешение командира, Бэар, не дожидаясь пока отец передумает, что уже читалось на его лице, быстро увёл наёмников из полуразрушенного убежища, направившись вглубь комплекса, туда, где располагалось сердце сокровищницы — её Хранилища.

     …

     Эн-уру-гал не вполне понимал, как он здесь оказался. Ноги, знавшие дорогу к этому порогу, привели его сами, что же творилось в уме бывшего телохранителя — оставалось загадкой и для него самого. С того момента как зерно сомнения, прораставшее в нём последние годы, было щедро полито откровениями генерала адайцев, молодой наследник более не находил в себе прежней силы воли и покорности, к которой призывал его Хозяин. Неудивительно, что его запутанный разум привёл парня именно сюда, к Хозяину, твердившему ему тысячи раз: «Когда-нибудь ты получишь обещанное».

     Но, что, если пленник не врал, и Тёмный Кочевник играл не только с расой адайцев? Что, если его обещания — действительно пустой звук? Эн-уру-гал замешкал на мгновение перед входом, но уже понял, что не сможет уйти, не встретившись с Хозяином. Этот разговор назревал между ними давно, и на сей раз он не уступит, не получив ответы.

     Войдя внутрь, он застал Хозяина одного. Эн-уру-гал увидел в нём все возможные реакции, начиная от неподдельного удивления и заканчивая чистым гневом, но ему впервые было всё равно. Гнев Хозяина, за то, что он нарушил его приказ и пришёл к нему сам, да ещё и при свете дня, ничуть не задел парня.

     — Как ты посмел явиться суда, ты — ничтожество миров?! — продолжал кричать Хозяин, поспешно затворяя все двери.

     Поравнявшись с бывшим телохранителем, он закинул руку для удара, но Эн-уру-гал спокойно её перехватил, отталкивая от себя Хозяина.

     — Ах ты, мразь! Шавка приблудная! — злобно оскалился тот. — Забыл, кому служишь, пес?!

     Лицо Хозяина ещё больше исказила ненависть и готовая к всплеску сила. Что за проклятье он подцепил? Все его союзники вновь и вновь подводили его, а теперь ещё и этот щенок, забывший своё место, вздумал бунтовать!

     Высвобождая поток энергии, Хозяин наотмашь, словно кнутом, ударил парня. Раньше этого хватало, и без того покорный наследник смирял свой пыл. Но сейчас Эн-уру-гал выстоял, и даже не дрогнул. Такого от парня он не ожидал. Собрав новый виток силы, он повторно хлестнул помощника. Невидимая энергия, со свистом разрезающая воздух, застыла в руках Эн-уру-гала, поймавшего её конец. Не задерживая раскалённый пучок, он перенаправил его в обратном направлении. В последний момент Хозяин успел увернуться от своей же силы.

     — Не делай так больше! — странным глухим голосом прошипел наследник. — Никогда!

     Что-то новое появилось в парне. Что-то, заставившее Хозяина медленно отступить назад, опуская руки. Сцена впечатлила его. Он и не подозревал, что в бывшем телохранителе разовьется сила, нисколько не уступающая его, и, во что ему верить не хотелось, даже превосходящая. Говорить с ним, как и прежде, особенно когда парень был явно не в себе, становилось опасным для Хозяина, и тот быстро сменил тактику.

     — Не будем ссориться! — стараясь не выходить из себя, проговорил Хозяин. — Если ты искал со мной встречи, то должен был ждать! Ждать! Неужели это так трудно?

     Эн-уру-гал не ответил и не изменился в лице. Он оставался замкнутым, с пугающим стеклянным взглядом.

     — Адаец мертв? — начал с другой стороны Хозяин, не понимая пока состояния своего помощника.

     Наследник кивнул.

     — Тогда что, проклятья тебя возьми, ты тут забыл? — вновь выходя из себя, закричал Хозяин.

     Одна из догадок сильно взволновала Хозяина. Он вплотную приблизился к помощнику.

     — Тебя видели?! Отвечай! — встряхнув того за плечи, крикнул он.

     Это хоть как-то подействовало на молодого наследника. В его взгляде появилась искра осмысленности. Он растерянно силился вспомнить последние часы. Всё, что случилось после того короткого разговора с генералом адайцев, оставалось для него в тумане.

     — Нет, — через минуту размышлений нарушил тишину он. — Не видели. Я убил всех свидетелей.

     Голос парня дрогнул от неуверенности в своих словах, ещё больше взволновав Хозяина.

     — Я не знаю. Не помню, — в конце концов признался Эн-уру-гал.

     Хозяин готов был взорваться от гнева, но бывший телохранитель его опередил.

     — Но не моя в том вина! — вновь впадая в странное состояние, прошипел он.

     — Ты постоянно играешь со мной. Вы оба играете со мной, — не спуская с Хозяина глаз, говорил наследник. — Я начинаю сомневаться… Нет!!! — неожиданно переходя на крик, продолжил он. — Я не верю вам!

     Эн-уру-гал, быстро преодолев расстояние между ними, угрожающе навис над растерявшимся Хозяином.

     — Ну! — требовал он. — Скажи! Не даст?

     Хозяин не решался дёрнуться, столько безумия сейчас было в его помощнике. Похоже, дарованная сила сводила парня с ума. А ведь он был против этого подарка от Владыки, но Тёмный Кочевник его не послушал. И вот во что это вылилось. Молодой наследник терял самообладание.

     — Что не даст? — не понимая спутанных мыслей Эн-уру-гала, переспросил Хозяин.

     Сильные руки парня всего в миллиметре застыли от шеи Хозяина. Тот чувствовал борьбу сторон в своём помощнике и его начинающее расцветать безумие.

     — Он не даст мне мою награду? — повторился Эн-уру-гал.

     И хоть молодой наследник не произносил имён, Хозяин знал, о ком он говорил и чего хотел. Но Тёмный Кочевник никогда не станет менять условия сделки. Что он мог ответить?

     — Нужно подождать… — успокаивающим тоном начал Хозяин, но тут же с опаской умолк.

     Его попытка угомонить наследника лишь развеселила того. Услышав ответ, Эн-уру-гал зашёлся коротким истеричным смехом. Нет, так дальше нельзя. Если кто-то увидит этого идиота здесь, ему конец!

     — Конечно же, ты получишь свою награду, — быстро заговорил Хозяин, аккуратно подталкивая Эн-уру-гала к выходу, — но лишь когда мы выполним свою часть уговора. Возвращайся к Хранителю.

     Натянув на парня первый попавшийся под руку длинный плащ с капюшоном, он выглянул в холл и быстро вытолкнул наследника.

     — Да, да. Подождать, — все ещё ухмыляясь, бормотал себе под нос бывший телохранитель.

     Скрыв себя и Эн-уру-гала от охранных систем, Хозяин спешно вывел парня из здания.

     …

     Уходящие в некоторых местах ввысь на несколько сот метров Хранилища виднелись всего в километре от выбравшихся на разведку наёмников и их проводника. Умышленно делая крюк, Бэар вывел их к главному Хранилищу, часть которого была вытесана в скале. Дойдя к густо застроенному центру сокровищницы, Энлиль придержал парня.

     — Дальше мы сами, — остановил он Бэара.

     Тот всю дорогу подробно описывал расположение построек внутри комплекса, но отправиться с наёмниками и рисковать разоблачением всех троих он не мог. Их ещё берегли практически исчерпанные защитные костюмы, Бэар же, если пришельцы использовали сканеры и внутри комплекса, окажется для захватчиков как на ладони. Но, несмотря на это, лейтенант вновь не знал, как поступить. Его настораживало поведение наёмников. Энлиль вёл себя механически. Конечно, Бэару не с чем было сравнивать, ведь познакомились они недавно, да ещё и при таких обстоятельствах. Но чутье подсказывало парню, что наёмник всё ещё оставался в состоянии аффекта и не до конца принял случившееся. Стоит ли отпускать их вдвоём?

     Наблюдая со стороны за вторым наёмником, он не заметил сильного волнения и неадекватности. Если Энки и переживал, то не показывал этого. Этот наёмник нравился Бэару больше Энлиля. В Энки подкупало его добродушие, хоть первое впечатление пугало. Но виной тому был огромный рост наёмника.

     Поразмыслив какое-то время, Бэар согласился с тем, что может положиться на здоровяка, а тот, в свою очередь, присмотрит за своим командиром.

     — Начинайте от Хранилища-Скалы, — принимая решение остаться, подсказал друзьям Бэар, — от него ведут дорожки ко всем остальным постройкам. Попав внутрь, вам может показаться, что вы ходите по кругу. Это искусственная иллюзия, созданная Хранителями комплекса. Смотрите на это главное Хранилище — оно будет вам ориентиром. И как бы это странно ни звучало, очутившись внутри, держите его всегда с правой стороны, а возвращаясь обратно, позади себя.

     — Бежать к нему и от него одновременно? — не понимая, переспросил Энки.

     — Все, кто живет в сокровищнице, давно привыкли к этой иллюзии. Поверьте, в ней легко ориентироваться. Просто запомните: внутри — всегда справа, уходя — всегда позади. Прежде всего, постарайтесь узнать о выживших, расположение сил противника и используется ли сканер внутри, — желая удачи наёмникам, закончил Бэар. — Я дождусь вас здесь.

     Энки ответ не утешил. Он вновь переспрашивал, выслушивая от Бэара объяснения, раздражаясь больше не от непривычных штучек Хранителей, а из-за обманчивого спокойствия Энлиля, которого, похоже, мало волновало, куда им сейчас предстоит лезть. А ещё и эта проклятая вонь…

     Неожиданно нахлынувший со стороны Хранилищ сладковато-трупный запах окутал всё вокруг. Поменявший направление ветер гнал его теперь прямо на путников, заставляя корчиться от с трудом сдерживаемых рвотных позывов. Где-то неподалёку разлагались тела, и их было куда больше, чем в полуразрушенной школе.

     От вони у Бэара защипало глаза. Присев как можно ниже, он старался спрятаться от потока. Придётся потерпеть. Этот путь в сердце сокровищницы являлся самым удобным, к следующему же было не менее часа пути.

     — Идите уже, — обматывая лицо тряпкой, подтолкнул наёмников он.

     Отрывисто дыша ртом, Энлиль и Энки надели защитные маски от костюмов, активировав последние. К их большому разочарованию, маски не блокировали запахи полностью. Трупная вонь не являлась опасным газом или химическим оружием, и дорогая, но бесполезная в этом случае амуниция не распознавала в ней вреда. Кое-как свыкнувшись с запахом смерти, наёмники быстрым аккуратным шагом направились к комплексу. Они могли бы включить автоматическую очистку, но защитных показателей оставалось не более чем на пару часов в боевом режиме, и энергию стоило экономить.

     Думая о каждом сделанном шаге, каждом повороте, за которым может скрываться противник, оба постепенно отвлеклись от навязчивого присутствия запахов разложения, но наткнувшись возле стен у входа в сердце сокровищницы на источник этой вони, наёмники вынуждены были остановиться.

     От представшей картины Энки неуклюже повело в бок. Энлиль вовремя оттащил друга подальше, спрятавшись в редких зарослях. Перед ними в несколько метров в высоту были свалены трупы. Разорванные, вздувшиеся тела, посеревшие, покрытые гнилью разложений, смешанные в однородную массу, где не различить уже ни сана, ни лиц. Кое-где виднелись безмолвные взгляды пустых глазниц, застывшие под небом, вздымающиеся вверх руки, зажатые частями тел, торчащие как лапки огромного серого червя, прилёгшего отдохнуть вдоль увитой редким плющом стены.

     Из-под этой кучи по наклонному холму стекал желтоватый гной, попадая в сточные воды. Проследив за движением канавы, Энки не смог сдержаться. Повалившись на одно колено и едва успев снять маску, его вырвало прямо в неё. Холодный озноб выворачивал пустой уже второй день желудок наёмника до тех пор, пока организм не стал отторгать желчь.

     Энлиль выглядел не лучше, но недавний шок от смерти Кали непрочным щитом отгораживал его от увиденного, хоть внешне его состояние и пугало остальных, именно это потрясение не давало ему сдаться, и оно же делало из него почти апатичного робота. Каким-то образом ему удавалось оставаться над происходящим и при этом понимать и осознавать всё вокруг. Он не спешил помочь другу. Энки должен был сам справиться с волнением. Наблюдая за наёмником, он заметил, как тот, продолжая скручиваться от спазмов, шарил в своей аптечке. Всадив ампулу в бедро, Энки в одно нажатие впрыснул всё содержимое, устало повалившись на спину.

     Раз ему хватило опыта, чтобы суметь определить у себя шок, и собранности, чтобы его подавить, не оставалось беспокойства, что Энки не очнётся от приступа. Через минуту лекарство восстановит деятельность нервной системы, и наёмник вновь будет на ногах.

     Не Энки сейчас волновал командира, а он сам. Его глаза бесцельно шарили по кладбищу над небом. Воспалённый разум кричал и в то же время оставался спокоен. Будто будучи не в своей шкуре, Энлиль машинально подсчитывал примерное количество убитых, полторы-две тысячи тел, искал возможности, вспоминал план местности, вырисовавшийся в его памяти с рассказами Бэара. И в то же время, его воображение рисовало ему жестокие сцены расправы, где его руки оказывались по локоть в крови врага, врага, у которого даже не было имени.

     Энлиль заставлял себя действовать хладнокровно, держался из последних сил, иначе рядом с Энки окажется ещё и он, харкающий своими внутренностями, но только в его случае препарат уже не поможет, не вернёт сломленную волю. Предводитель наёмников прекрасно знал, что его ждёт, дай он слабину. Он будет биться в истерике, как бесноватая баба. И в таком состоянии, нарвавшись на первого встречного пришельца, он просто выдаст себя, не устоит, нарвётся на никому не нужный бой, где погибнет сам и погубит Энки.

     Тот практически справился с шоком. Оставаясь ещё на земле, Энки медленно и размеренно дышал, контролируя спазмы. Встретившись с ним взглядом, Энлиль понял, что и его друг волновался сейчас тоже не за себя. Его реакция была естественной реакцией организма на смерть. Отсутствие же вообще любой реакции у Энлиля беспокоило наёмника.

     — Ты как всегда, не мог не набить живот перед дорогой, — попытался отшутиться от него Энлиль, зная, что оба они практически не ели с самого прихода в сокровищницу. Собранный наёмниками отряд, как и они сами, голодал.

     Друг вяло отвернулся от командира, не веря в его сарказм. Похоже, он решил не трогать пока Энлиля, за что тот был благодарен. Разговоры ничего не решали, ничего не меняли, и не могли вернуть погибших. Заключив негласный пакт, оба, перепроверив работу костюмов, решили двигаться дальше.

     Сердце сокровищницы чем-то напоминало извилисто-округлый лабиринт. Он не был обнесён стеной, но и попасть из-за глухих стен построек, выходящих вдоль периметра наружу окружности, в него можно было лишь через несколько проходов. Арка, ведущая внутрь, вытесанная рядом с главным Хранилищем-Скалой, скрывалась за следующим выступом стены.

     Проверив датчики-сканеры, Энлиль насчитал в радиусе прохода всего десяток дозорных. Жуткая вонь отпугивала не только наёмников, но и пришельцев. Вжимаясь в стену, переступая через оставленные не убранными ошмётки тел, наёмники крались к проходу. Арка практически тонула в зелёном покрывале плюща. Быстро добравшись к проходу, друзья юркнули внутрь.

     Проход оказался небольшим туннелем, ведущим в усеянный пеплом и обломками после обстрела внутренний двор первого Хранилища. Если и была красота в этом месте, то её стёрло вторжение. Метровые воронки покорёжили некогда гладкий каменный пол двора, деревянные ворота, одетые в кованый каркас, сгорели наполовину, в толстых сводах зияли дыры. Всё ещё держался стойкий запах гари, сражающийся за первенство с вонью разложений и нечистот. Везде чернели присыпанные грязью запёкшиеся следы крови и плоти.

     Оказавшись внутри, друзья спрятались в первое попавшееся пустующее помещение — разбитый амбар. Перемахнув с разбегу в вырванное взрывом окно, оба по пояс провалились в закрома с пшеницей. Золотистое зерно, потревоженное появлением наёмников, мелким ручьём потекло через край противоположной обвалившейся наполовину стены, падая на грязную мостовую. Застыв на месте, наёмники вслушивались в тишину, где лёгонький стук пшеницы заглушался отдалённым рёвом транспорта и чьими-то криками на гортанном языке. Никто не увидел их появления. Пока.

     Выждав немного, оба вновь вернулись к сканерам движения. Рядом с ними на разном расстоянии по-прежнему оставалось всего десять-пятнадцать пришельцев, но неподалёку уже начинались скопления противника, и простой прибор не мог зафиксировать их количество, переходящее в тысячи. Он с трудом распознавал каждое движение в такой толпе.

     Выбравшись из зерна, Энлиль и Энки быстро переместились в следующую постройку, опять амбар. Его окна выходили на соединяющий два внутренних двора переход, где сканер распознал нескольких адайцев. Через мелкие щели деревянных перекрытий виднелись их силуэты. Похожие между собой, одинаково одетые захватчики оживлённо ругались, нависнув над какой-то доской. Непонятная наёмникам азартная игра полностью поглотила дозорных. Те, рассорившись ещё сильнее, не заметили проскользнувших из здания в здание теней.

     В новом помещении, чудом уцелевшем при взрывах, некогда хранились хозяйственные принадлежности. Тяпки, грабли, косы, плуг скопом были свалены в углу. Всё старое, добротное, затёртое до гладкости от сотен рук. И хоть во всём Сеннааре уже веками не знали забытого сельского труда, в сокровищницах многие Хранители прививали его ученикам. Зерно, которое наёмники тщетно пытались вытрусить из одежды, наверняка было посажено и убрано именно ими. Теперь инструменты валялись явно не на своих местах. Часть сарая была очищена пришельцами под свои нужды. В нём они оборудовали что-то вроде свалки, куда скидывали всё подряд. По короткому знакомству с захватчиками, Энлиль и Энки и так поняли, что те не отличались особыми порядками и гигиеной. В найденной свалке наёмники увидели фрагменты какого-то мебельного гарнитура, куски тканей, гору кухонной утвари и даже длинную вязанку колбасы, пересыпанную пылью и резвившимися в ней личинками. Несмотря на голод, крутивший их желудки, оба и в мыслях не позарились на находку.

     Им следовало двигаться дальше, но сканеры более не фиксировали лёгких путей. В любом удалении от них вглубь построек оказывалось немало скоплений пришельцев. Спрятавшись за насыпанной до потолка кучей, они прождали какое-то время. Путь не рассеивался. За эти минуты мимо их укрытия прохаживались пришельцы, замотанные в чёрные, напоминающие драные обноски, палантины. Парочка таких тряпок, снятых с убитых в лесу захватчиков, была и при наёмниках.

     Сняв маски и примерив обноски, друзья недовольно посмотрели друг на друга. Сейчас лишь начинало темнеть, и в таком освещении оба чувствовали себя непривычно уязвимыми. Понимая, что сильно в маскировке этим не поможешь, Энлиль перемазал своё и лицо друга грязью. Набросив глубокие капюшоны, немного сгорбившись, пряча рост, теперь оба хоть как-то походили на пришельцев.

     — Активность сканеров не замечена, — прошептал Энки. — Стоит поберечь костюмы.

     Энлиль и сам об этом думал. Похоже, внутри комплекса пришельцы не использовали сканеры. Да и в таком скоплении народа выудить кого-то чужого, даже если его температура тела отличалась от показателей захватчиков, было практически нереально. К везению илимов, их температура лишь на два-три градуса была выше, нежели у пришельцев.

     — Давай, — согласился с другом Энлиль.

     Всё равно вскоре им придётся остаться без защиты. Лучше сохранить её на крайний случай, чем расходовать, сражаясь со сканерами, следов которых они пока так и не обнаружили.

     Снизив постепенно защитный уровень амуниции, оба по очереди отключили защиту. Ни одна точка на приборе не метнулась в их сторону. Всё осталось как раньше. Дождавшись сумерек и обсудив маршрут, друзья тихо покинули затхлый сарай.

     Продвинувшись немного вглубь комплекса, они столкнулись со странной иллюзией, о которой наёмников предупреждал Бэар. Лабиринт проходов путал друзей и действительно водил по кругу. В это было трудно поверить, но дороги возвращали их вновь и вновь к главному Хранилищу, туда, откуда они пришли.

     — Всё. Идем по правую сторону, — скомандовал Энлиль, которому надоело бегать за Энки.

     Тот возмущённо фыркнул. Ему и сейчас ещё не верилось в какие-то там иллюзии. Как можно пойти прямо, идя влево или пойти назад, идя вперёд? Странные улочки городка бесили его и выводили из себя. Но последовав против логики, оба, неожиданно, попали в следующий проход. Наставление Бэара работало, хоть наёмники и близко не понимали, как.

     Оставляя главное Хранилище по правую руку, оба постепенно начали продвигаться вглубь. Прячась в тени зданий, они обходили сборища пришельцев. Те вели себя развязно, много кричали, что-то выпивали, постоянно куда-то спешили. Им не было дела до сгорбленной парочки, изредка попадавшей на свет.

     Продвигаясь дальше, наёмники не тратили время на разговоры, запоминая увиденное. Миновав почти все Хранилища, вскоре они должны были выйти на центральную площадь-сад внутри комплекса. Но оба и так догадывались, что их там ждёт. Городок кишел пришельцами. Их транспортные и боевые корабли иногда стояли даже на крышах, парадные внутренние дворы возле входов в Хранилища заполонялись толпами. Кто-то из них обшаривал уголки богатых построек, кто-то мародёрничал, заставляя пленников снимать с убитых драгоценности, а иногда и одежду. Остальные же беспробудно пьянствовали. Была и часть отрядов, которые оставались начеку, несли стражу, хоть таковых Энлиль с Энки насчитали немного. Ударь они по захватчикам сейчас с хорошей армией, и их упившаяся свора не поняла бы даже, что случилось. Но в собранном ими отряде телохранителей с ранеными насчитывалось не больше сорока готовых сражаться ребят. Здесь же, даже при всех погрешностях, наёмники увидели порядка десяти тысяч пришельцев. Верная гибель при любом раскладе.

     Выжившие действительно были, но мало. Пленных телохранителей и учеников согнали переносить драгоценные артефакты Хранилищ на вражеские корабли. Многие, изнеможенные работой и ранами, едва шагали, подгоняемые прицелами пришельцев.

     Наблюдая за одной из групп, наёмники так и не дождались, когда захватчики сменят пленников, чтобы узнать, куда их отведут, и где держат остальных. Тех загоняли на износ, до потери сознания и смерти. Не нужно гадать, чтобы понять: захватчики спешили, не щадя никого.

     Как легко они могли бы сейчас перестрелять охрану и освободить пленников. Но оба не затрагивали этого разговора, понимая, что не выведут ни себя, ни их. С тяжёлыми мыслями Энлиль подтолкнул Энки, двигаясь дальше. Ещё предстояло пройти мимо двух Хранилищ и узнать обстановку на площади. Они и так находились здесь почти три часа, а Хоннор просил вернуться ещё до полуночи.

     Миновав последнее Хранилище, наёмники вышли к извилистым дорожкам площади. Здесь начиналась обратная сторона комплекса — его подземелья, проходы в которые находились в разных конусообразных беседках сада. Эта часть городка пострадала меньше всего, и если б не нахлынувший трупный запах, можно было бы обмануться. Откуда вновь взялась вонь, друзья увидели не сразу. К ещё одному бугру из трупов их привёл резко оборвавшийся после глухих выстрелов женский крик. Последовав в том направлении, оба затаились в зарослях сада подле открытой площадки, часть которой в этом месте превратилась в кладбище непогребённых.

     Присмотревшись сквозь листву, они увидели стражников и нескольких пленных, выносящих тела из подземелья и сбрасывающих их в эту кучу. На телохранителей пленные не походили. Все худощавые, без выправки. Скорее, ученики-новички, недавно принятые в братство. Одного из них, девушку, только что застрелили охранники. Остальные, после потрясения, зарёванные вернулись к работе. Двое направились к убитой. Подхватив тощее тело, они понесли её к общей куче, всё ближе приближаясь к тому месту, где прятались наёмники. Не теряя такого шанса, Энлиль рванулся вперёд, прячась в отбрасываемой горой трупов тени. От прикосновения к гниющей плоти его обдала дрожь, но командир сдержался,

     — Не кричите! Спокойно! — быстро прошептал он, когда ученики поравнялись с ним. — Продолжайте двигаться.

     Двое пленников дёрнулись, и чуть было не упустили застреленную девушку. Нервно обернувшись, они не заметили взглядов в свою сторону. Внимание стражников привлекла возня других пленников с огромным двухметровым телом погибшего, которое те всё время роняли.

     — Стреляй, — почти истошно прошипел один из них. — Спаси нас!

     — Заткнись! — гаркнул на того второй ученик, подталкивая первого. — Вас много?

     Энлиль коротко ответил, заметив затухающую надежду на молодом лице ученика.

     — Носите трупы сюда, — шёпотом приказал он, когда ученики выбросили тело девушки и вынуждены были возвращаться за следующим.

     Подойдя через время с новым погибшим, они замедлили шаг у укрытия наёмников.

     — Где вас держат? — быстро спросил Энлиль.

     — В восточной части подземелья, — ответил парень, не успев более добавить ничего путного. Его напарник скулил и размазывал сопли, и Энлиль опасался, что тот в любую секунду кинется в их сторону. Но заметивший это ученик вновь дал тому под пятую точку. Вернувшись с очередным трупом, он коротко доложил Энлилю:

     — Хранители и первые ученики в западной части. Нас приставили выносить их трупы. Почти все мертвы.

     Пленники поспешили обратно. Их не было около пятнадцати минут, пока они вновь не появились из входа в подземелья с ношей.

     — Они готовятся покинуть сокровищницу, — намеренно имитируя возню с трупом, заговорил парень. — Все Хранилища пусты, разграблены.

     — Когда? — поторапливая ученика, спросил Энлиль.

     — Завтра, — уже на обратном пути шепнул парень. — Я слышал, как шептались воры.

     — Что за воры? — спросил вдогонку Энлиль, не получив ответа.

     Наёмники подождали следующего выхода пленных, но эта пара, скрывшись в подземелье, больше не появлялась. Что означало сказанное парнем об услышанном от воров? Кто эти воры? Даже Кали не до конца понимала их речь. Возможно, на территории комплекса варварствовали не только пришельцы, а и илимы. Поверить в предательство со стороны своей же расы было трудно. Но Энлиль помнил, что и Хоннор в разговоре с ними упоминал о каком-то строении портала, точках и прочих непонятных научных терминах. Если и бывший адмирал допускал предательство внутри сокровищницы, то чему тут удивляться. От этих размышлений Энлиля отвлёк Энки. Время поджимало, и тот торопил командира.

     — Уходим? — предложил он.

     Энлиль согласился с другом, поднимаясь, но тут же остановился. Что-то новое привлекло его внимание.

     — Подожди, — придержал он Энки. — Ты слышишь?

     Предводитель наёмников опустился рядом с Энки, всматриваясь куда-то перед собой, поглощённый едва долетавшими звуками.

     — Там, — указывая на вход в подземелье, повторил Энлиль. — Слышишь?

     Замедлив дыхание, Энки постепенно улавливал отдалённые звуки, доносящиеся из-под земли.

     — Крики! — немеющим голосом сказал он.

     Энлиль оскалился.

     — Нет. Не крики — ужас, — путано проговорил он. — Их убивают.

     Сдавленные крики боли просачивались через грунт, проникая наружу. Что-то ужасное происходило здесь и сейчас, в этом гниющем кладбище Аккадской сокровищницы, и они не могли прийти на помощь. От собственного бессилия и злости Энлиль впился пальцами в податливый грунт, не понимая, что творит. Всё смешалось. Подавляемая им тошнота и шок накатили с двойной силой. От потери контроля до безумия оставалась тонкая грань. Энлиль даже не понял, как начал переступать её, потянувшись к оружию. Заметив это, Энки быстро вколол другу успокоительное.

     — Не смей! — прошипел предводитель наёмников, отталкивая уже пустую ампулу.

     — Им не помочь! — оправдываясь, склонился над командиром Энки, но тот неожиданно дёрнулся, подкашивая друга коротким ударом в челюсть.

     Энки мягко упал на колени.

     — Ладно! Заслужил! Больше никаких уколов! — потирая скулу, вновь толкнул он Энлиля.

     Быстродействующий препарат уже блокировал всплеск гормонов в организме наёмника, но его налитые кровью и злобой глаза неотрывно наблюдали за входом в подземелье. Податливый, как глина, он поднялся вслед за Энки, толкавшим его вперёд. Меньше чем за полчаса они выбрались к арке, минуя проход. Лишь оказавшись за стенами Хранилищ, оба перешли на шаг.

     Энлиль медленно приходил в себя, понимая, что ещё недавно был готов очертя голову кинуться в подземелье. Безмолвно плетясь за Энки, он думал над усвоенным уроком. Больше такого не повторится. Он не станет жертвовать собой вот так, не забрав с собой хоть сотню пришельцев. Не станет умирать напрасно, хоть к смерти сам он был уже готов. В который раз наёмник вновь благодарил друга за его молчание.

     Остановившись неподалёку от того места, где их должен был поджидать телохранитель, Энки придержал командира. Он многое бы мог ему сказать, мог бы и вернуть оплеуху, подаренную Энлилем сгоряча, но вместо этого наёмник лишь тихо прошептал:

     — Мне жаль…

     И всё. В его короткую фразу входило многое. Он горевал по убитому другу, искалеченному Канцлеру, он разделял страдания командира по внезапной скончавшейся девушке, он не находил оправдания всей той жестокости и всем тем смертям, что поглотили сокровищницу, он не признавал причин этой жестокости, и, как и Энлиль, он не знал, что их ждёт дальше.

     Энлиль же, в свою очередь, и сам мог ответить многое, но не стал.

     — Мне тоже… — оборвал короткий разговор он.

     Оба понимали, что больше к этой теме они не вернутся. Не в этой жизни. Смирившись раз и навсегда с потерями, загнав их глубоко вовнутрь, друзья вновь стали прежними — собранными, готовыми к рывку и сражению военными. Не наёмниками, знающими предел боя, а солдатами, готовыми идти до конца.

     Хоннор, не перебивая, слушал подробный доклад наёмников. Он не стал отсылать остальных, наоборот, приказал всем собраться вокруг, и теперь каждый защитник сокровищницы, представляющий себе то, что видели Энлиль с Энки, не находил места, куда спрятать взгляд. Бывший же адмирал старел на глазах с каждым новым словом разведчиков. Всё, ради чего они жили, во что верили — растоптано, осквернено. Неприступная сокровищница уничтожена, а её братство — убито. Такая реальность отныне и впредь стала его кошмаром, реальность, сломавшая внутри любые стержни.

     — Наша изолированность стала и нашей погибелью, — глухо проговорил Хоннор, когда смолкли разговоры. — Мы слишком верили в свою неуязвимость.

     Его голос оборвался. В мгновение статный военный сделался похожим на измотанного жизнью старика. Многим передалось его состояние, но не Бэару. Взгляд лейтенанта горел кровью и пылом. Не находя себе места, он безудержно метался по грязному классу школы, где проходил совет. Его молодость не позволяла ему принять правду, и он всё ещё искал выход, которого даже не пытались увидеть остальные.

     — И что теперь? — гневно выкрикнул он. — Дать им улететь?

     — Силы неравны, — разумно заметил кто-то из толпы.

     От такой очевидности Бэар нервно усмехнулся. Конечно же, силы неравны, но противник по-прежнему не знал о том, что у защитников сокровищницы вообще оставались хоть какие-то силы. Не нужно быть стратегом и понимать: выбраться отсюда им уже вряд ли удастся, но отпускать захватчиков без последнего боя, предавая память погибших, — этого Бэар принять не мог и не хотел.

     — Отключим барьер! — неожиданно предложил он.

     Десятки удивлённых глаз вмиг устремились только на него. Даже отец, нашедший в себе силы, поднялся. Идея Бэара граничила с безумием, и предложить такое мог лишь безумец.

     — Никогда, за все шестьсот тысяч лет существования нашего братства ни одна сокровищница не оставалась без барьера! — возразил командир телохранителей. — Никогда!

     — И к чему нас это привело? — не унимаясь, наступал Бэар. — Нет больше Аккадской сокровищницы, нет её знаний. Всё вот-вот увезут пришельцы.

     — Барьер нужно снять! — вновь повторил свои слова лейтенант. — Снять и открыть всему миру происходящее здесь. Сейчас наш враг превосходит нас в сотни раз, но против сил армии планеты ему не устоять. Когда падёт защита, он будет уничтожен, а наши друзья — отомщены. Нам не вернуть их к жизни, но мы всё ещё можем вернуть артефакты, вынесенные из Хранилищ. Вернуть знания, ради защиты которых мы и живём!

     Кое-кто из бойцов коротко закивал, соглашаясь с лейтенантом, но бывший адмирал был непреклонен.

     — Не нам снимать древнюю защиту комплекса! — подойдя к сыну, прокричал он. — Мы лишь пыль в книге истории. Мы уйдём, а стены эти будут стоять в вечности, как стояли и задолго до нас.

     — Я запрещаю!!! Слышите! — захрипел он, осматривая всех вокруг. — Запрещаю!

     Сверля глазами каждого бойца, Хоннор вернулся к Бэару. Как всегда непокорному, готовому возразить. Немного помутившийся рассудок командира телохранителей всё ещё отторгал правду. Он кричал на своего сына, будто бы его гнев в адрес парня мог изменить случившееся. Не чувствуя адской боли в обгоревших ногах, Хоннор продолжал нависать над парнем, только и поджидая момента, когда тот вздумает возразить. Но вместо него слова несогласия пришли с другой стороны.

     — Бэар прав, — коротко поддержал лейтенанта Энлиль. — Если не снять барьер, помощи ждать неоткуда.

     — Запрещаю! — гневно повторил Хоннор. — Вам, продажным за грош наёмникам, слова вообще никто не давал! Что вы тут до сих пор делаете?

     Энлиля не задели обидные слова командира. Тот вряд ли до конца соображал от болевого шока и душевных ран. Но именно от его решения зависели дальнейшие действия телохранителей. И даже если отстранить бывшего адмирала, передав командование его сыну, снять барьер без него всё равно не удастся. В тайну этой технологии были посвящены лишь единицы, и командир телохранителей являлся одним из них.

     — Бэар прав, — вновь начал Энлиль, пытаясь достучаться до отравленного разума командира. — Вы можете оставить барьер в покое, пойти в атаку, славно умереть… Кому от этого прок? Стены сокровищницы действительно останутся стоять, но её самой уже не будет. Поймите, адмирал, без знаний, которые пришельцы увезут невесть куда, комплекс теряет смысл и его уже не возродить. Без этих знаний, артефактов, книг теряется смысл и в вашей гибели…

     Бывший адмирал не перебивал наёмника, дав тому закончить. Его переполняли сомнения и страх.

     — Отключив барьер, мы впустим сюда всю Республику! — рассуждая скорее с собой, говорил Хоннор. — Как мы можем верить, что она сама не наложит руки на реликвии главной сокровищницы нашего братства?

     — Никак, — не обнадёжил Энлиль.

     — Но придётся рискнуть, — быстро вступил в разговор Бэар, почуяв нерешительность командира. — В противном случае содержимое Хранилищ всё равно достанется пришельцам. Выбор у нас невелик, но мы всё ещё можем спасти хотя бы богатства сокровищницы. Решение зависит от тебя, отец.

     Отступая от бывшего адмирала, Бэар замолчал.

     Хоннор и сам это знал. Тяжёлая ноша ответственности давила на него. Вступая в должность командира телохранителей, разве он думал, что именно в его службу случится закат самой могущественной сокровищницы их братства? Как ему жить с такой виной? Как смотреть в глаза сыну?

     — Мы ещё можем им помешать, — словно прочитав чёрные думы отца, тихо прошептал Бэар.

     Сгорбленный военачальник тихо замер, окружённый горсткой оставшихся подчинённых, ждавших решения своего командира. Затуманенные мысли ворошились в сознании, не способном найти другого выхода. Усталый, пустой взгляд вторил им, всматриваясь в лица защитников сокровищницы. Вот какой он, венец величия — крах.

     Найдя в себе последние остатки собранности, Хоннор прямо взглянул на сына. Быть может, тогда, в прошлом, когда он пытался не дать Бэару попасть в сокровищницу, в нём говорило предчувствие сегодняшней беды? Откажи он, и его сын не стоял бы перед ним, зная, что, возможно, уже завтра не будет ходить по этой земле.

     Горечь жгутом сдавила дыхание бывшего адмирала.

     — Выступаем через час, — сдавленно произнёс он.

     …Бэар облегчённо вздохнул, забыв об уставе, на мгновение приобнял отца. Тот сутуло присел, почувствовав накатившую судорогу в теле. Придётся вколоть лекарство. В таком состоянии ему не дойти до Хранилищ, не говоря уже обо всём остальном. Но, пока ещё оставалось время, он оттягивал, позволяя разуму ещё немного побыть свободным от действия препарата.

     Приняв предложение Бэара, бывший адмирал смирился, и хоть как-то обуздал нервы, заставляя себя думать. Фрагменты пока ещё не сросшегося плана назревали в его голове. Поняв, как должен поступить, он отослал на этот раз всех, кроме Бэара и наёмников. Отчего-то именно сейчас Хоннор неожиданно вспомнил, где и когда видел этих двоих.

     Воспоминания казались далёкими, будто из старой памяти. Когда-то его вердикт в качестве главы комиссии по межгалактическим научным экспедициям изменил жизнь этих молодых военных, превращая их в наёмников. Страшно и смешно думать, как мимолётные решения прошлого вытекают в непредсказуемые последствия будущего.

     — Я не пустил вас к звёздам, — не найдя подходящего момента, без предисловия пробормотал он. — И теперь вы здесь…

     Энлиль и Энки не сразу поняли сказанное бывшим адмиралом. Тот неуклюже извинялся, как умел, и оба не стали ему перечить. Приняв слова адмирала, друзья пожали протянутую им трясущуюся, перемотанную бинтами руку. Выглядел военачальник измождённым, больным. Похоже, Бэар ещё не замечал в отце подкравшуюся к нему скорую кончину, но её уже видели намётанные опытные глаза наёмников. На фоне случившегося былые обиды теряли вес, и оба с лёгкостью отбросили прошлое.

     — Центр управления барьером находится в главном Хранилище, в смежной с покоями Верховного Хранителя библиотеке, — превозмогая боль, заговорил Хоннор. — Туда отправлюсь я сам.

     — Нет, — перебил отца Бэар. — Тебе нужна будет помощь. Мы пойдём вместе.

     Хоннор устало повёл головой. Опять Бэар перечил.

     — У тебя и отряда будет иное задание, — помолчав, вновь заговорил адмирал. — В подземельях всё ещё есть выжившие. Ты освободишь пленников и выведешь их к барьеру. Мы не можем их бросить. Когда защитный купол будет снят, захватчики первым делом разделаются именно с ними.

     — Но как же ты? — не дослушав, снова перебил командира Бэар.

     Бывший адмирал был готов взорваться от очередной несдержанности лейтенанта, и только ноющая боль от ожогов заглушала все остальные чувства и порывы.

     — Пойдём мы, — опередив ответ Хоннора, почти в унисон проговорили Энки и Энлиль.

     Командир телохранителей с благодарностью взглянул на наёмников. И хоть такой расклад всё ещё не устраивал лейтенанта, спорить дальше Бэар не стал. Покинув наёмников и отца, парень спустился к отряду. Им предстояло многое обговорить, прежде чем отправиться в подземелья сокровищницы.

     Оставшись наедине с Энлилем и Энки, бывший адмирал с облегчением откинул притворство… Лицо его корёжила борьба, в глазах стояли слёзы. Он с трудом справлялся с болью от ранений, но не хотел, чтобы таким его запомнил сын.

     — Спасибо, — коротко поблагодарил Хоннор наёмников.

     Поблагодарил и понимающе улыбнулся парням. Те знали, на что пойдут вместе с ним, знали, что, скорее всего, уже не смогут выбраться из комплекса, когда исчезнет барьер. И то, что оба отвадили от этого Бэара, задурив молодому лейтенанту голову, тронуло умирающего командира.

     — Если сумеете вырваться, — напоследок вымолвил Хоннор, — не дайте ему вернуться за мной. Обещайте.

     Получив согласие наёмников, Хоннор вколол непомерную дозу обезболивающего, постепенно подчиняясь дурманящему действию лекарства.

     — Мне нужно несколько минут на сборы, — прося наёмников подождать его внизу, прошептал он.

     Энлиль и Энки тихо удалились. Хоннор остался один. Медленно поднявшись, он с восторгом наркомана ощутил затихающие толчки боли. Обезболивающее действовало быстро, подавляя активность нервной системы, заставляя пациента чувствовать эйфорию, которой было не место, и не время. Не контролируя себя, Хоннор невольно улыбался, хоть душа его и кричала.

     Эх, хватило бы сил на рывок, а с остальным он уж как-то справится. Переодевшись в обноски пришельцев и собрав небольшой походный ранец, содержимое которого он утаил не только от Бэара, но и наёмников, Хоннор быстро спустился вниз, где его поджидал уже готовый к выходу отряд.

     И сейчас бывший адмирал не смог сдержать улыбки, но глаза военачальника оставались затянутыми грустью. Сдержав глупый, рвущийся из груди смешок, он наспех пожелал удачи подчинённым, быстро расцеловал сына, что случалось с ним далеко не часто, и первым скрылся в густой темноте, уводя за собой наёмников.

     Выждав оговоренное время, вслед за ними повёл отряд и Бэар.

     …

     Марсиус устало потирал оцарапанные руки, вскрывая очередной схрон. Последние дни он трудился без передышки, нашёл более сотни искусно спрятанных тайников, не ушедших от его пронырливого взгляда. Он был доволен собой. Хозяин непременно оценит его работу, которая, к счастью, подходила к концу.

     Он и его наёмники обшарили каждый уголок этих непомерно огромных Хранилищ, и уже за одно только это Марсиус ждал благодарности от Хозяина. Вскоре он, наконец-то, покинет это жутко смердящее место, а вслед за ним и саму Республику. Что уж гневить небеса: о своём промысле с таким кушем ему не придётся вспоминать до конца своих дней. Скорее бы уже настало то время. Время, когда сбываются все мечты…

     — Господя Марсуса, — раздалось рядом.

     Марсиус опять дёрнулся. Эти адайцы, похоже, никогда не перестанут будить в нём омерзение, как никогда и не научатся подходить нормально, не подкрадываясь исподтишка.

     — Ну что опять? — замотанно простонал он.

     Командир помогающего им в работе отряда адайцев медленно отвечал наёмнику, коверкая слова. Марсиус недовольно кривился, догадываясь о сути сказанного. Ещё в первый день своего пребывания здесь он обследовал главное Хранилище, разыскав нишу, за которой скрывалась дверь, ведущая в личные покои Верховного Хранителя. Взломать её самостоятельно ему не удалось, и он оставил эту задачу адайцам, занявшись поиском в остальных Хранилищах. И, судя по докладу мерзкого создания, дверь до сих пор оставалась целой и невредимой.

     Проигнорировать находку вот так Марсиус тоже не мог. Главное Хранилище было приоритетным для Хозяина. В том тайнике могло находиться что-то важное. Да и сам он отличался от остальных схронов, с которыми, пусть и не сразу, Марсиус всё равно справлялся. Он мог бы приказать взорвать перекрытие, но опасался повредить содержимое покоев. Придётся возиться вручную, разгадывать хитросплетённый замок Хранителей, оберегающих вход.

     Собрав подельников и проклиная эту надоевшую ему до икоты сокровищницу, Марсиус, негодуя, отправился к последнему препятствию, отделяющему его от мечты.

     …

     Древняя скала, в склоне которой было некогда вытесано первое Хранилище, таила в себе много воспоминаний и тайн. Она видела каждый день, протекающий под куполом барьера. Она помнила первый удар киркой, отбивший от её тела камень, положивший начало братству. Перед ней проносились блистательные триумфы побед и горький опыт поражений, венчающих это место. И теперь, всё с таким же немым равнодушием, скала наблюдала за последними днями Аккадской сокровищницы, затухающими где-то там внизу, под пеленой облаков.

     Что за дело тихому камню скалы до метаний глупых существ, изрезавших её тонкими иглами проходов, дробящих, бьющих тоннелей. Тысячелетиями ничья нога не ступала вовнутрь каменных глыб. Первое Хранилище давно пустовало, им не пользовались. Вместо него, рядом со скалой впритык, ещё в ранние годы существования сокровищницы было возведено красивое надёжное строение, которое и стало главным Хранилищем. Но сейчас дремлющие духи камня ощущали присутствие чужаков. Не крыс или прочих тварей, а давно забытых гостей.

     По затянутым паутиной тоннелям, ведущим к входу в первое Хранилище, быстро спешили наёмники, во главе с Хоннором, даже не догадываясь, как их присутствие взволновало седую скалу. Бывший адмирал ежеминутно останавливался, давя приступы истеричного смеха. Ему трудно было соображать из-за сильного действия препарата, и Хоннор старательно повторял про себя всё, что должен сделать, боясь забыть важное.

     То, что ему удалось разыскать замаскированный тоннель, которым не пользовались веками, уже казалось для командира немалой победой. Попасть же вовнутрь здания иным путём, не используя заброшенный проход, у них не получилось. Пробравшись во внутренний двор Хранилища, все трое напрасно надеялись на случай. Пришельцы бдительно охраняли каждый ярус здания, и прошмыгнуть мимо без боя не представлялось возможным.

     Тогда-то бывший адмирал и решился попытать удачу. Как первого защитника сокровищницы, в момент вступления в должность, Хранители посвятили его в некоторые тайны комплекса. О многих он честно забыл, оставив в закоулках памяти за ненадобностью, но про старый тоннель, прорубленный к личным комнатам Верховного Хранителя, помнил, знал, где тот находится, куда ведёт, и как открыть дверь в покои.

     Скрывался вход в тоннель в незаселённом секторе сокровищницы в противоположном подножье горы за несколько километров напрямую от Главного Хранилища. Добираться туда всем троим пришлось бегом. У них ещё оставалось в запасе около сорока минут оговоренного с Бэаром времени, которое тот будет ждать, прежде чем отправиться вызволять пленников. Им удалось наверстать упущенное, и, оказавшись под сводами тёмного тоннеля, путники наконец-то сбавили скорость.

     Энлиль и Энки не нуждались в отдыхе, бывший же адмирал держался уже только за счёт ещё действующего лекарства. Наёмники несли за командира оружие и ранец, но помочь ему ещё чем-то не могли. Его плохо затянувшиеся раны кровоточили и источали гной, лоб и лицо градом укрывали мелкие капельки пота. Бледный, глуповато-весёлый, он не мог контролировать развязавшийся язык, тихо рассказывая наёмникам обрывки то ли придуманных, то ли реальных историй.

     С каждым шагом обезболивающее выветривалось из его организма, и командир телохранителей уже начинал чувствовать подступающую боль в разворошённых ожогах. Но пока в нём ещё оставалась обманчивая сила, хоть за неё и приходилось платить затуманенной головой.

     Освещая путь, он довёл наёмников к первой развилке. Без колебаний Хоннор выбрал одно из направлений, наткнувшись через несколько метров в шершавую, покрытую плесенью стену.

     — Тупик, — прошептал Энки. — Надо возвращаться.

     — Тупик, да не тупик, — хихикнув собственным словам, остановил наёмников Хоннор. — Ждите, ждите.

     Бывший адмирал демонстративно прошёлся рядом со стеной, придерживая подбородок рукой, как горделивый оратор. Потом, словно опомнившись, Хоннор резко несколько раз покрутил головой, сдавливая виски. В такой позе он и застыл. Энлиль и Энки ждали, не мешая военачальнику. Им и самим ранее приходилось испытывать побочный эффект от сильнодействующих обезболивающих, так что в поведении бывшего адмирала не было ничего выходящего за рамки.

     Медленно раскачиваясь с пятки на носок, Хоннор стоял, погружённый в свои мысли. В блёклом свете карманного фонаря его тень двоилась и расшатывалась вместе с ним, блуждая по шершавой стене. Бывший адмирал вспоминал секрет этого прохода, который, как он ранее надеялся, никогда ему не понадобится.

     Секрет был прост, и если бы не действие лекарства, он уже справился бы с ним. Кажется, замок открывался необычным, но лёгким способом. Помявшись на месте, Хоннор вспомнил этот странный ритуал, переданный ему Хранителями. Приблизившись к глухой стене, он присел сначала в одном, а затем в другом углу, что-то делая с поверхностью камня. Закончив с верхними углами, военачальник отошёл назад. Посреди стены неожиданно образовался небольшой выступ. На его стенках что-то сверкало. Подойдя ближе, Энлиль и Энки разглядели там проём для руки, похожий на генетический замок.

     — Это уникальный замок, — догадавшись об интересе наёмников, проговорил Хоннор. — Чтобы его открыть, одного ДНК не достаточно. Когда-то Хранители брали отпечаток моего разума. Думаю, в сочетании с генами это и есть мой личный пароль.

     — Хотелось бы услышать приземлённый ответ, — перебил командира Энки, не поняв и половины сказанного им.

     Бывший адмирал усмехнулся.

     — Замок распознает гостя по ДНК, но открывается только с помощью силы мысли обладателя этого ДНК, — объяснил он, оголяя по локоть руку.

     Просунув кисть в отверстие, Хоннор скривился при касании холодной поверхности к обожжённой плоти. Лёгкие плотные тиски зафиксировали конечность. Едва заметное движение детектора ДНК определило личность. Бывший адмирал закрыл глаза, готовясь к следующему шагу. Он всегда интересовался потенциалом своего разума и нередко брал уроки у Хранителей, достигнув определённых результатов. И сейчас, даже несмотря на ранение и лекарственное опьянение, отпущенный им толчок мысли нашёл спрятанный от глаз рычаг, открывая проход.

     Сплошная на первый взгляд груда камня, обшитая с обратной стороны полуметровой сталью, легко поддалась, проступая внутрь. За ней виднелся узкий проход, заворачивающий вправо. Подхватив вещи, Энлиль и Энки устремились дальше, но командир телохранителей их остановил.

     — Тут мы разойдёмся, парни, — выхватывая свой рюкзак из рук Энлиля, предупредил Хоннор. — Этот тоннель приведёт вас прямо в покои Верховного Хранителя. Панель управления барьером находится в библиотеке, оформленная под стеллаж книг, в разделе «Земледелие и садоводство». Вы найдёте её без труда…

     Энлиль резко дёрнул лямки рюкзака обратно, перебивая Хоннора.

     — Стоп, стоп, стоп! — зачастил он. — Что это значит, разойдёмся?

     Нервный и одновременно весёлый взгляд бывшего адмирала покосился на потрёпанный рюкзак. Выдав себя, Хоннор вновь дёрнул ношу, но Энлиль оказался быстрее. Заполучив так интересовавший командира груз, он быстро вывалил содержимое на пол пещеры. Однородные синие слитки мягко свалились в кучу, не нарушив тишины в тоннеле. Энки невольно присвистнул. У их ног валялась мощнейшая в Республике взрывчатка, которой хватит, чтобы разнести всю эту гору и часть сокровищницы впридачу.

     Наткнувшись на протест наёмников, лицо Хоннора налилось суровостью и волей. Сейчас он меньше всего походил на доходящего раненого с воспалённым мозгом. Частицы прежней личности ещё боролись в бывшем адмирале, и он не собирался терпеть неподчинение, даже со стороны наёмников. Оттеснив парней, Хоннор быстро собрал взрывчатку.

     — Вы деактивируете защиту комплекса, отключите барьер и незамедлительно покинете Хранилище, присоединившись к остальным, — приказал он, снимая что-то с груди. — Это понадобится вам внутри.

     Энлиль взял протянутый Хоннором небольшой чёрный шарик, висящий на цепи. Дотронувшись до него, командир на какое-то время закрыл глаза, до тех пор, пока шарик не изменился, меняя цвет на небесно-голубой. Оба наёмника догадались, что произошло. Кулон был ключом-доступом, и Хоннор только что его активировал.

     — Всего таких ключей два, — указывая на кулон, проговорил он. — Первый — находился у меня. Второй — принадлежит Верховному Хранителю. Вы найдёте его в покоях Дильмуна, на ошейнике одной из его кошек. Не удивляйтесь этому.

     — Да и вообще, — подумав, добавил Хоннор, — не удивляйтесь ничему, что повстречаете в тех комнатах.

     Оба наёмника не вполне понимали слова военачальника. Может, тот уже прощался с рассудком и плёл всё подряд? Такой поворот событий, ключи и какие-то кошки в таинственных покоях нисколько не воодушевляли ребят, но Хоннор невозмутимо продолжал.

     — Второй ключ также необходимо активировать. И в этом сложность, — помолчав, добавил он. — Ключ заработает только с разрешения владельца, а владелец, если вы поняли — кошка.

     — Не знаю, что посоветовать, — быстро заговорил Хоннор, видя, что оба наёмника, раздражённые до предела, вот-вот закроют ему рот. — Почешите за ухом, поиграйте с ней… В конце концов, не я придумывал такой уровень защиты! Но, согласитесь, он гениален.

     Восторженного согласия Хоннор не дождался.

     — Отличный план, адмирал! — саркастично заметил Энлиль. — Мы будем ублажать котов.

     — Да уж как-то постарайтесь, — не сдержав улыбки, рассмеялся Хоннор, но тут же умолк, перекосившись от неожиданного спазма.

     Энлиль незаметно переглянулся с Энки, соглашаясь с сомнением друга. Меньше чем через один-два часа командир телохранителей останется без спасительного действия препарата и, подавляемая боль в разы сильнее, нежели прежняя, обвалится на ослабевшего военачальника. Что с ним будет твориться после этого, не трудно представить. Вначале шок, затем агония и неминуемая смерть. Оба понимали: его нельзя бросать одного, но тот упёрся, и, похоже, действительно собрался уходить.

     — Зачем взрывчатка? — смиряясь с выбором военачальника, шёпотом остановил того Энлиль.

     Бывший адмирал не ответил, лишь загадочно усмехнувшись. А Энлиль не стал переспрашивать, и без того зная ответ. Пожав на прощание руки, они долго смотрели друг другу в глаза. Вернув Хоннору короткую улыбку, предводитель наёмников пожелал тому удачи. Вслед за ним коротко простился и Энки.

     — Не забудьте, что обещали… — обернувшись напоследок, напомнил Хоннор.

     Свет его небольшого фонаря постепенно растаял в темноте. Проводив командира, Энлиль и Энки молча вошли в узкий тоннель.

     Красная Звезда купалась в счастливом небытии воспоминаний, где она ещё носила своё прежнее имя — Илтим, и не знала, что уже через несколько перерождений её душу отправят в чуждое для неё измерение. Воспоминания, звучащие в её уснувшем сознании как тихая речь сказочника, вертелись вокруг её старых друзей. Она не видела их множество лет, но помнила так же отчетливо, как и Антареса.

     И всё же забвение было неполным. В противном случае её воспоминания посетил бы и он. Илтим же видела только троих из друзей, на подсознательном уровне не впуская Антареса в свои мысли. А ведь когда-то они все вместе казались единым целым. Что с ними сделала Вечность? Куда завела? Об их судьбе Илтим могла лишь догадываться.

     Её лишённая сил сущность продолжала погружаться в забвение, и Красная Звезда была рада хоть каким-то проблескам в своём разуме, даже если они относились лишь к прошлому. Илтим столько лет была одинока, что обрывистые контуры старых друзей теперь казались ей достовернее всего, что она когда-либо видела. Воспоминания, незаметно кружившиеся рядом, тихо вернули её в один день из давно забытой жизни. Не сопротивляясь им, Илтим мягко обернула себя этими образами, всматриваясь в мутные сюжеты того времени.

     Она быстро вспомнила место, вырванное из её памяти: Большой туманный тракт между тёмными проекциями измерений, куда Илтим и остальных завела жадность одного из её друзей, не умевшего никогда пройти мимо гиблых, но богатых на наживу дорог. Очутившись внутри воспоминания, она будто бы попала в застывшую картинку. Неподалеку от неё находились её друзья, неподвижные, но сама Илтим могла пройтись рядом, дотронуться до них, даже забыв, что всё это плод её воображения. Остановившись напротив, она по очереди рассматривала каждого из них.

     Вот и он — Анубис, как всегда впереди, как всегда — главный подстрекатель и вредитель. Этот высокий худощавый перевёртыш, способный принимать облик злых существ с тёмной сущностью, сам обладал доброй и открытой душой, но нередко отпугивал от себя даже свою расу, в которой считался мутантом. Такое обманчивое впечатление произвёл он и на Илтим в момент их первой встречи, когда они в паре с Антаресом впервые пришли в миры Анубиса. Там парня, хоть он и был высшим существом, держали в выгребной яме как бешеного пса, видя в нём только отражение тьмы. Илтим же смогла заглянуть и под шкуру перевёртыша, пожалев беднягу. Он принимал облик зла, жившего в расе, а не в нём самом, и обвинять парня лишь за то, что тот не мог скрыть от окружающих неприглядную правду, было жестоко, несправедливо, и вполне в духе этой расы.

     Освободив Анубиса, она и Антарес забрали его с собой, но в новом доме он тоже не прижился. Стоило Анубису учуять зло, как он тут же менялся внешне, плохо контролируя свою способность. Неудивительно, что у него вскоре накопилось куда больше врагов, нежели друзей. И лишь спустя время парень научился подавлять мутацию. Не желая оставаться подолгу на одном месте, он напросился в попутчики к Илтим и Антаресу, и с тех пор лишь в редких случаях отказывался от их общества, как всегда навлекая на друзей неприятности.

     Оставив Анубиса, Илтим подошла к той, что нередко спасала им жизни — Летте. Поравнявшись с девушкой, она дотронулась до её светлых волос, пропуская необычное живое золото сквозь пальцы. Когда-то Илтим даже завидовала подруге из-за её красоты, не видя в ней проклятья. Но Летта знала цену подобного дара и его последствия. Она была одной из немногих выживших мойр, способных с разрешения Создателей управлять судьбой, случаем и неотвратимостью этой судьбы. Мойры служили Создателям с самого основания миров и, как и многие другие расы-зодчие, плели для них тонкие нити пространства-времени, из которых те в дальнейшем творили новые Вселенные. Летта была единственной не только среди них, но и среди почти всех, кого встречала Илтим, кто принадлежал бы к последнему измерению мироздания. Ни одну жизнь она не хотела возвращаться к своему призванию, предпочитая нижестоящие миры и вольное существование. Но её раса, познавшая череду катастроф, медленно катилась к вырождению, и на Летте лежала ответственность за сохранение способностей своего народа, уйти от которых не получилось даже у неё. В конце концов, Летте пришлось оставить бродячую жизнь со своими друзьями и подчиниться предначертанному для неё пути Создателей. Наверное, именно тогда их небольшой отряд и дал первую трещинку. После Летты ушёл Антарес, согласившийся в обмен на свободу принять власть и могущество Владыки галактики, затем, обуздав свои слабости, на родину вернулся и Анубис. Несколько тысячелетий Илтим оставалась вместе с последним своим спутником — Нитуром, пока её не призвала мать, готовящая для дочери новое перерождение в новой Вселенной.

     От компании Нитура Красная Звезда не отказалась бы и сейчас. Замкнутый, немногословный, отчего-то всё время угрюмый, он скрывал в себе удивительную магию разума — власть над гранью грёз и снов. Его искусно сплетённые паутины сновидений всегда удивляли Илтим. Иногда их обрывки просачивались сквозь грани реальностей в сны простых смертных, открывая тем удивительные фрагменты мозаики далёких вышестоящих измерений. Но примитивные существа, проснувшись, не могли воссоздать увиденное, забывая всё, едва очнувшись. И лишь странное послевкусие чего-то необычного оставалось им в награду.

     Подойдя в своих воспоминаниях к Нитуру, она молча улыбалась его поникшему взгляду. Что тревожило душу друга, знали не многие. Такой же потерянный, как и все в небольшом отряде, Нитур изведал куда больше бед и горя, чем каждый из них, но хранил их глубоко внутри. Когда-то он был жестоким и беспощадным палачом, отправивший в небытие рабства тысячи душ. Тайны его прошлых жизней серой тенью покрывали мудрые глаза хозяина сновидений, и лишь в редкие секунды Илтим, как самая сильная среди своих друзей сущность, мимолётно, боясь увиденного, замечала эти тайны. Каждый раз, окунувшись в невольно прочитанные мысли из прошлого Нитура, она стыдливо прятала от него лицо, хоть тот никогда и не сердился на девушку. Илтим видела то, кем он был и от чего отрёкся, и хранила этот секрет вместе с другом, разделяя его муки совести, терзающие парня в тишине кошмаров.

     Отголоски тех мук и сейчас мерцали в немом взгляде Нитура, но теперь у Илтим не осталось уже прежних сил, чтобы облегчить его груз. Ей даже показалось лёгкое движение в его сознании. Глупая надежда, растрогавшая её сонную сущность, быстро сменилась грустью — такое невозможно. Её друзья, преданные, далёкие друзья, были лишь частью её воспоминаний, и Илтим могла дотронуться до них, встать рядом, но разум их не принадлежал этой иллюзии.

     Тогда почему ей так назойливо чудится обратное?

     Не понимая, что именно происходит, Илтим не решалась пошевелиться, чтобы не спугнуть странное ощущение. Тихий стук в дверь её сознания перерастал в рокот, словно кто-то с досадой лупил в закрытую дверь. Взглянув на застывшего друга, она чуть было не развеяла воспоминание, в последний момент собрав его вновь воедино. Из-под полуопущенных ресниц горели два огонька синих глаз — горели живым огнём. Нитур был здесь, с ней, сейчас, наяву и в то же время в её памяти.

     Оглянувшись, Илтим заметила взгляды и остальных друзей. Все они осмысленно следили за ней. Никто не мог пошевелиться, но и без этого Звезда чувствовала, что те улыбаются.

     — У нас мало времени, Божественная!

     Встревоженная Илтим радостно затрепетала, услышав знакомый голос, звучавший в её сознании. На мгновение она подумала, что всё только сон, сумасшествие, проделки Антареса, но быстро взяла себя в руки.

     — Антарес ещё своё получит, Божественная, — уловив её мысли, промолвил игривым тоном Анубис. — Надо же, каков наглец, обидел нашу Божественную…

     — Называть меня так не смей… — не веря себе, вскрикнула Илтим, сердясь из-за своего старого прозвища.

     — Мы не можем тебе помочь, — вступила в разговор всегда прямолинейная и сдержанная Летта.

     Илтим почувствовала, как затихает в ней вновь вспыхнувшее пламя надежды.

     — Но поверь, — быстро заговорила девушка. — Мы были рядом с тобой всё это время, и лишь обманом и хитростью пришли сегодня в твой разум. Антарес крепко стянул узлы. К тебе не подобраться, и в его владениях мы бессильны.

     — Практически бессильны, — помедлив, вновь заговорила Летта, отправляя в сторону девушки светлый заряд энергии.

     Долетев к Илтим, пучок рассеялся, окутывая её тело и погружаясь вовнутрь. То же самое сделали Анубис и Нитур. Впитав чужую энергию, Илтим с упоением ощутила привкус силы в жилах. Её было так мало, ничтожно мало, но она радовалась и такому подарку.

     — Это всё, что мы можем дать тебе, Божественная, — прошептал Нитур. — Ты только сумей этим воспользоваться…

     Голоса друзей, ещё продолжавших что-то говорить ей, постепенно проваливались в невидимую для Красной Звезды мглу. Илтим напрасно хваталась за них. Воспоминание, в котором произошла короткая встреча, дробилось мозаикой, улетучиваясь вслед за друзьями, пока её разум не оказался в привычной темноте забвенья. Забвенья, где вновь брезжил лишь мутный свет.

     …

     Бэар поджидал остальных телохранителей на центральной площади в зарослях у свалки трупов. Разделившись на небольшие группы, замотанные в лохмотья пришельцев, защитники сокровищницы смогли незаметно проникнуть на территорию городка. Бэар и ещё двое бойцов выступили первыми, повторяя маршрут, проделанный наёмниками. Прекрасно ориентируясь в сокровищнице и с закрытыми глазами, группа миновала путь в разы быстрее Энлиля и Энки. Через условный отрезок времени к ним присоединились ещё трое телохранителей.

     Молодой лейтенант немного расслабился, увидев подчинённых: его замысел действовал, и защитники сокровищницы постепенно вливались в потрёпанные взрывами кусты сада. Оставалось подождать остальных, разделиться на два отряда, одновременно выступить в подземелье и вывести пленников. Будь это задание на очередном учении, Бэар бы не посчитал его особо сложным, но на сей раз всё разворачивалось уже в реальном мире, где ошибки не простятся только лишь строгим выговором. Теперь цена его просчётов как командира станет равняться жизням его подчинённых и тех немногих уцелевших, мечтающих о спасении, пленников. Слишком высокая цена, и ответственность за неё всё сильнее угнетала парня.

     Стараясь настроиться на предстоящий рывок, Бэар жался в тень, не показываясь остальным бойцам. Он боялся, что те прочтут на его лице сомнение. Боялся проявить неуверенность, показать страх, отчаянье. Собирая всю свою волю в кулак, молодой лейтенант постепенно успокаивался. Его подчинённые не должны знать переживания своего командира. Они имели право на слабость, он — нет. И когда в трудную минуту, в решающий момент их взоры потянутся к нему, Бэар должен будет отдать правильный приказ, найти нужные слова, ответить стойким взглядом.

     Давая себе ещё минуту на одиночество, лейтенант тихо контролировал сбившееся то ли от приступа паники, то ли от трупной вони дыхание. Ежедневная военная муштра не прошла для него даром. Бэар брал верх над самим собой, чувствуя, как зашатавшийся под ногами фундамент вновь обретает твёрдость. Лишь одно не давало ему покоя — его отец. То, что предводитель телохранителей перед уходом ввёл себе препараты и превратился в чудака, заметили все, и его поведение можно было бы списать на действие сильного наркотика в составе обезболивающего. Но Бэар увидел что-то странное даже в таком опьянённом состоянии отца. Да, бывший адмирал дурачливо пожелал ему и отряду удачи, но глаза его не горели весёлой надеждой, они прощались. Этот последний образ военачальника отпечатался в мыслях парня.

     Что скрыл от него отец, о чём умолчал? Бэар тщетно спрашивал сгущающуюся предутреннюю темноту вокруг, боясь своих догадок. И лишь зная, что командир отправился не один, а вместе с наёмниками, молодой лейтенант ещё надеялся, хоть и сам не понимал, на что.

     Оставив душевные распри, Бэар поднялся и уверенным шагом, на ещё недавно дрожащих ногах, вышел к защитникам сокровищницы. Его небольшой отряд ожидал прибытия последних двух групп. Те задерживались на десять минут. Телохранители напряжённо всматривались в темноту, выискивая товарищей, Бэар же считал про себя. Ещё минута. Где-то вдалеке завязалась перестрелка. Телохранители, кто сидел, резко подскочили на ноги, готовые бежать на подмогу.

     — Ни с места! — предупредил тех Бэар.

     Перестрелка затихла последним коротким хлопком. Лейтенант вновь начал считать. Ещё минута. Две…

     Тихо окрикнув подчинённых, Бэар подозвал всех к себе. Парни нехотя отрывались от позиций, всё ещё косясь в темноту. Каждый из них понимал: никто не придёт. Теперь их осталось тридцать два.

     — Действуйте аккуратно, по возможности не вступайте в стычку, — шёпотом напомнил им Бэар. — Оказавшись перед врагом — никаких сомнений — убивайте. Впредь будем держаться по три. Каждая группа через пять-десять метров. Распределитесь между собой. Выберите главных. Кто-то из группы должен отвечать за тела. Их нужно прятать быстро и предварительно проверять. Не теряйте на это время — удара в сердце для верности достаточно.

     Бэар жестом подозвал к себе двоих ближе всего стоявших к нему парней. Дождавшись, пока телохранители поделятся на группы, он продолжил:

     — Наша задача — вывести Хранителей и первых учеников — превыше всего. Пока мои группы будут со мной в западном комплексе подземелья, вторая половина отряда последует в восточный комплекс.

     Обернувшись к выбранному временному командиру этих групп, напомнил:

     — Не рвитесь в напрасный бой. Чем дольше мы останемся в тени, тем выше наши шансы уцелеть. Мы не знаем, как именно расположены пленники. Возможно, каждой группе, нашедшей наших, придётся отвечать только за них и, по окончанию зачистки, немедля выводить их на поверхность. Тех, кто не в состоянии передвигаться самостоятельно, приказываю оставить: перенести в безопасное место, забаррикадировать, дать оружие.

     Возмущённый тихий шёпот прошёлся в рядах бойцов от последних слов лейтенанта.

     — Отставить! — твёрже повторил Бэар, выдержав гневные взгляды подчиненных. — Всех нам не спасти.

     Возмущения ещё какое-то время слышались меж телохранителями. Бэар ждал, когда те стихнут и поймут его решение. Пытаться вывести каждого — всё равно, что сразу пустить себе и остальным пулю в лоб, поставив точку в их задании. Похоже, защитники сокровищницы, пусть и нехотя, но начинали свыкаться с этой правдой.

     — Каждой группе, — продолжал Бэар, — оказавшись на поверхности, действовать на своё усмотрение. Собираемся в этом секторе, но, в случае опасности, отправляйтесь к барьеру, не ждите остальных.

     Закончив инструктаж, Бэар дождался, пока укрытие покинут группы, направляющиеся в восточную часть подземелья, и вновь первым повёл оставшийся отряд. Его звено-троица быстро слилась с буйной, густой зеленью садов площади, скрываясь в ближайшем проходе в подземелье. Следующие группы, рассчитав расстояние, безмолвно последовали за лейтенантом.

     Переступив порог постепенно ведущего вниз тоннеля, Бэар понял, что идти им придётся в практически полной темноте. Основное освещение подземного комплекса, где располагались погреба, склады и прочие закрома, включалось на щитке, установленном в одной из беседок сада. Похоже, захватчики так и не нашли его, раз каждый рукав подземелья довольствовался только желтоватым слабым светом маленьких лампочек-ориентиров. Вместо нормального освещения пришельцы разбросали фонарики, и даже кое-где жгли костры, отчего и без того спёртый воздух наполнялся едким дымом, не всегда находящим выход к вентиляции.

     От гари становилось трудно дышать, но в остальном Бэар был даже благодарен пришельцам за такой подарок: разбросанные ими фонарики оказались отличным указателем и, двигаясь параллельно освещённым участкам, Бэару, даже без помощи сканера, удавалось вовремя определять каждый пост, минуя стражу извилистыми боковыми проходами. Точное, интуитивное знание местности и хитросплетённого лабиринта подземелья играло на руку телохранителям. Постепенно цепочка из защитников сокровищницы продвигалась к западному сектору.

     После очередного поворота, заметив на сканере движение, Бэар жестом остановил товарищей. По разные стороны от разлогого как крона дерева тоннеля, гомонили оживлённые, подвешенные языки. Прислушавшись, он начал различать их речь, задорный шум, отборную ругань, смысл которой просачивался и без перевода. Где-то впереди, в конце длинного прохода, ведущего ко всем остальным закромам этого тоннеля, разворачивалась нешуточная возня, взбодрённая матерным словом. Четыре пошатывающихся тени толкали что-то объёмное и тяжёлое. Взглянув в ту сторону мельком, лейтенант заметил рядом с пришельцами огромный, литров на двести бочонок. Весёлая догадка пронеслась в его голове — винные погреба. Неосвещённые ни кострами, ни фонарями, они как магнит собрали вокруг себя десятки охочих к выпивке захватчиков, и тем не требовались ориентиры, чтобы присосаться к бутылке. Многие из них давно пребывали в горизонтальной или любой другой несуразной позе, упившись до потери сознания. Некоторые же, как, к примеру, эта четвёрка, ещё держались на ногах, и, по всей видимости, пытались стащить на свой корабль тару с понравившимся вином. Но жадность брала своё, а тяжесть ноши не пускала дальше первого прохода.

     Наблюдая за несдающимися пришельцами, Бэар расширил радиус сканера на максимум, впервые заметив свою цель: за винными погребами шли пустующие помещения, где среди подвижных оранжево-красных точек — пришельцев, редко мелькали более яркие красные — пленники. Другого пути, ведущего к тому сектору, не было. Либо возвращаться на используемый пришельцами маршрут, либо проходить здесь, через винные погреба.

     Поколебавшись всего мгновение, лейтенант быстро отдал приказ. Двое дюжих защитников из его группы тихо выступили вперёд. Немного скукожившись и плотнее укутавшись в обноски, они, пошатываясь в такт подпитым врагам, поспешили к поглощённой своими заботами четвёрке. Поравнявшись с пьяными захватчиками, даже не заметившими их появления, телохранители одновременно вогнали узкие клинки под лопатки ближайшим двоим пришельцам, придерживая забившиеся в конвульсии тела. Темнота и гомон скрыли смерть ещё недавно бузивших вовсю пьяниц. Проворно заняв их места у бочки, телохранители огляделись, помогая толкать тару. Не заметив рядом других пришельцев, они так же спокойно прикончили остальных, освобождая проход.

     Отдав приказ готовности по цепочке, Бэар присоединился к своей группе, коротко подбодрив разгорячившихся парней. Руки у тех немного подрагивали, мимика не слушалась, хоть секунду назад оба и оставались собранными, сейчас же, от первого убийства каждый переживал временное возбуждение. Их состояние частично передалось и Бэару. Он ощутил, как играет в жилах вскипевшая лють, как неистово хочется и самому прикончить этих тварей, разрушивших их дом. Рвать на части, резать, мучить!

     Стойкий кислый запах смерти и пота смешался с воздухом подземелья, действуя на лейтенанта как наркотик. Все ощущения разыгрались, накалились. Такого с ним не было ещё ни на одном учении, ни даже тогда, в пылу перестрелки, когда он отправился за отцом. Он чувствовал в себе зверя, спокойного и жестокого зверя, когда охота идёт по его правилам, словно не он, а пришельцы — дичь, которую предстоит затравить. Одурманенный кровью, Бэар с трудом сдержался, чтобы не кинуться в атаку.

     Его мысли туго поддавались рациональной стороне лейтенанта. Какой-то частью ума Бэар понимал, что он вновь столкнулся с тем, к чему был не готов. Раньше, до всего случившегося, лейтенант ни за что не признал бы недостатков. В своих глазах он казался себе опытным военачальником, но оказавшись в пекле, вдруг понял, как мало на самом деле знал, умел и видел, и как недостаточно было одной лишь теории там, где гибнут твои друзья. В какое-то мгновение Бэар даже согласился бы поменяться местами с простым бойцом из отряда, лишь бы не решать всё самому, лишь бы не нести ответственности, но, обернувшись, он увидел, как его подчинённые бесшумно прятали тела убитых, прикрывали друг друга, действовали слажено и быстро, как единый механизм. Действовали так, как он им приказал. Подавив временный всплеск гнева и паники, Бэар вновь уверовал в себя. Отряду куда больше нужен был хороший пример перед глазами, нежели сбрендивший командир. Он должен стать таким примером, пока ещё не поздно.

     Покончив с телами, отряд машинально разбился на прежние группы. Стиснув зубы, Бэар двинулся дальше. Через два прохода прямой тоннель вывел их к коридору, ведущему к просторному, перекрытому тонкими металлическими перегородками помещению, где ещё с первых тысячелетий сокровищницы располагалась кузня, сделанная под старый манер из второй цивилизации. Её на протяжении веков то запирали, то оборудовали вновь. Всё зависело от интересов Хранителей. Среди последнего поколения не нашлось почитателей поэзии металла, и помещение долгое время оставалось заперто. В свободные деньки Бэар с друзьями обшастал здесь каждый угол. Ему нравились огромные доменные печи, забывшие вкус огня, формы для раскалённой стали, наковальни, молоты, инструменты, валяющиеся на стеллажах заготовки. Современные технологии ковки не предусматривали всего этого, как и физического труда. Достаточно было ввести параметры и получить желаемый результат. Но лейтенант понимал, почему не только Хранители, а и многие за пределами сокровищницы до сих пор не расставались с давно устаревшими ремеслами. Только работая руками, приложив старание, можно было разжечь искру и в своём творении, чего не сделает немой механизм.

     Что-то, но уж точно не искра, разжигалось сейчас и впереди. От просторных помещений несло жаром, горячим дымом. Тяжёлое дыхание давно не топившихся печей ошпаривало всё вокруг, превращая кузню в преисподнюю, откуда доносились обрывки слов на родном языке. Неужели пленников держали именно там? Может, ему всё только слышалось? Бэар в замешательстве проверил показания сканера. Тот, как и раньше, фиксировал в этом месте оранжевые точки, вперемешку с красными — никакой ошибки.

     Пришельцы находились по всей территории кузни, окружая пленников. На небольшом мониторе прибора нельзя было разобрать, что именно те делали с Хранителями и их первыми учениками, Бэар же, как и его отряд, догадывались о происходящем и без слов. Достаточно было тех звуков, терзающих тишину подземелья, чтобы увидеть сквозь стены кузни. Сдавленные стоны, боль сочились сквозь сухой камень, будоража воображение парней. Оглядев подчинённых, лейтенант заметил их нетерпение, горящие глаза, потирающие приклады оружия руки. Они ждали его приказа, готовые сорваться с цепи, как и он всего полчаса назад.

     «Да мы все тут „зеленые“», — с каким-то отчаяньем подумал Бэар, пытаясь остудить пыл парней.

     — Кто станет нарываться — прибью! Слышите!

     — Группы не разбивать!

     — В одиночку не соваться!

     — Стрелять в крайнем случает!

     — Понятно?!

     Его гневный шёпот и несколько толчков в грудь самым рьяным бойцам заставили тех слегка утихомириться. Услышав тихое и нескладное «Так точно», Бэар передал по цепочке сканер, распределяя между группами сектор и пленников, за которых тем впредь предстояло нести ответственность.

     Быстро разобрав между собой мишени, защитники сокровищницы готовили под руку метательные ножи, заканчивали проверять оружие, амуницию. Получив сигнал от лейтенанта, две группы безмолвно отделились, остановившись у тыльного входа в кузню, остальная часть отряда, которую замыкал и Бэар со своим звеном, дожидались у центрального. Всё было готово к штурму.

     — Вперёд, — коротко скомандовал лейтенант.

     Тяжёлые кованые двери кузни тихо отворились с обеих сторон. В задымлённое помещение просочились первые группы. Тишина. Бэар ждал, неотрывно наблюдая за сканером. Телохранители подкрадывались к ближайшим перегородкам. Рывок: точки на мониторе метнулись к первым скоплениям врага, сплетаясь в оранжево-красный клубок. Опять рывок — за следующие преграждения. Тишина. Бэар жестом запустил в кузню следующие группы. Осталось только его звено, следившее за коридорами.

     Подкрепление продвинулось вглубь кузни, отрезая не знавшим о гостях пришельцам отступление к выходам. Атаковать можно было уже открыто, но Бэар всё ещё опасался. Кто-нибудь из захватчиков мог успеть передать сообщение. Лучше аккуратно, медленно. Первые группы тихо прятали тела и занимали оборону по периметру кузни, поджидая пока закончат остальные. Вошедшие уже приблизились к последней мишени, остановившись с обеих сторон. Ожидание растянулось в тягучие, как резина, секунды. Группы не спешили атаковать.

     — Чего они медлят?

     Бэар не находил себе места, всматриваясь то в черноту пустых коридоров, то в монитор ручного сканера. Словно почуяв мысленную ругань лейтенанта, телохранители разом накрыли врага. Короткая схватка затихла ещё до того, как Бэар присоединились к отряду.

     Переступившего порог кузни лейтенанта обдало горячим паром, вонью экскрементов и немытых тел. Привыкая к слабому освещению от горевших печей, Бэар быстро огляделся. Наспех протерев защипавшие глаза, он рывком остановил одного из предводителей группы.

     — Проверить, все ли мертвы!

     Бойцы методично приступили к выполнению приказа, склоняясь над телами пришельцев и без любых медицинских заключений для верности скручивая тем шеи.

     — Вы, — указывая на двоих защитников из своей группы, — охранять входы.

     — Вы, — выуживая из толпы ещё двоих. — Найти поблизости укрытие для тяжелораненых. На всё — три минуты. Живо!

     Дождавшись, пока группы закончат повторно убивать уже убитых захватчиков, лейтенант наконец-то отдал приказ заняться пленниками. От прямых взглядов на последних Бэар закрывался, как умел, но молодая, неподверженная испытаниям психика трещала по швам. Он переходил из секции в секцию, подгоняя телохранителей, против воли думая о случившемся. Не таким он запомнил это место. Не таким. Бэар ещё ни разу не видел старую кузню в деле, но отчего-то не сомневался, что использоваться она должна была иным образом. Там, где металл сплетался в узор в жерле огня, где некогда расцветали стальные цветы и пел калёный молот, где каменные стены, высушенные паром, впитывали влагу воздуха, а устланный травами пол отдавал тонкий букет ароматов полевых васильков, всего за несколько дней пролегла чёрная печать, изуродовавшая саму энергетику этого места. Теперь на поникших телохранителей с упрёком глядели почерневшие от копоти своды, усеянные брызгами крови и мочи. Их ноги скользили в свалявшемся с грязью, плотью и нечистотами настиле. Их руки с холодком меж лопаток отбрасывали подальше от пленников изогнутые инструменты, щипцы, заготовки, освобождая из тех занемевшие изуродованные конечности. Но страшнее всего был взгляд самих пленников.

     Найдя в себе мужество, Бэар заставил себя не отводить глаз от растерзанных и ещё каким-то чудом живых тел. Почувствовав на себе взгляд одного из них, он обернулся, и смело принял всю ту боль и немой вопрос, застывший на лице, в котором нельзя уже было разобрать возраста. В глазах несчастного не было упрёка, но Бэар, как и его подчинённые, чувствовал его всем нутром. Лейтенант понимал — вторжение в сокровищницу, истребление его братства, пытки Хранителей и первых учеников произошли не по их вине. Но такое оправдание лишь на десятую долю перекрывало суть: разве не они поклялись защищать этот комплекс ценой своих жизней? Разве не они не сдержали обещанного?

     Пусть мудрые Хранители не станут обвинять жалкие остатки отрядов в падении сокровищницы, молодой лейтенант уже знал: каждый в этих стенах никогда не перестанет корить самого себя, выберутся ли они сегодня, умрут в этот день или проживут ещё тысячелетия, все последующие секунды жизни им придётся влачить груз этого поражения. И глядя, не отрываясь, в глаза измученного пленника, Бэар вдруг понял, что именно не сумел до конца рассмотреть в прощальном взгляде отца. Командир телохранителей уже тогда, едва очнувшись, принял на себя этот груз, только в его случае, как главного защитника сокровищницы, он оказался непомерным. Больше с отцом ему уже не встретиться…

     Как же он не понял этого раньше? Не прочувствовал на себе его боль! Не утешил!..

     Бэар резко встряхнул головой.

     Нельзя терять хладнокровие. Не сейчас, когда полдела уже сделано.

     — Не раскисать!

     — Живей!

     — Этих к проходу! — подталкивая побелевших от напряжения ребят, спешил он, все ещё думая о своём.

     Придушив сухие слёзы, Бэар машинально сдвинулся с места, поспешив к ещё привязанному пленнику. Голос его продолжал отдавать короткие и чёткие приказы. Он замечал действие каждого подчинённого, следил за входами, просчитывал обратный маршрут. Его словам вторили проворные руки, с силой разрывающие тугие бечёвки, натягивая крепкие узлы на острое ребро ножа.

     Внешне Бэар оставался спокоен, и, пожалуй, лишь не перестающие смотреть на него в упор глаза пленника видели, как медленно и звонко что-то рвалось внутри самого лейтенанта.

     — О Боги, в каком месте у тебя нет еды?! — выругался Энлиль, пытаясь разыскать в рюкзаке друга запасной фонарик.

     Просунув руку по локоть, он надеялся выудить оттуда новый, но вместо этого лишь вляпался во что-то клейкое и рассыпчатое.

     — Отстань, третий день не евши! — дёрнулся Энки. — В боковом посмотри.

     Достав небольшой прибор, предводитель наёмников раздражённо обтёр руку об штанину друга, пока тот не видел, поглощённый толстым куском пряного сушеного яства. Энлиль до этого и сам не просто хотел есть, а умирал с голоду. Выйдя из тоннеля в первую комнату личных покоев Хранителя, где на небольшом столике осталась никем не тронутая еда, он, также как и Энки, не смог сдержаться. Правда, ему хватило нескольких горстей сухофруктов с орехами. Больше есть он не стал. Несмотря на уже чувствующийся упадок сил, голод сменился отвращением к пище. Похоже, его неспокойное внутреннее состояние сказывалось и на пищевых рецепторах, лишая аппетитные на вид яства любого вкуса. Наспех проглотив противный горьковатый комок, Энлиль приступил к делу, мельком взглянув на друга.

     Всегда же любивший набить живот Энки не только нашёл содержимое столика пригодным к употреблению, сгрёб всё себе в карманы, но и вот уже четверть часа не прекращал жевать, уступив Энлилю право возиться с запертой с обратной стороны на простой накидной крючок дверью, ведущей вглубь покоев.

     — Давай вышибу? — видимо, вспомнив о совести, шёпотом предложил Энки, примеряясь к небольшой двери.

     — Что вы, ваша милость, не прерывайте трапезы, — оттолкнул того Энлиль, корячась в неудобной позе над низким замком.

     Протиснув с пятой попытки между створками лезвие, наёмник медленно поддел тонкий крючок, потянув вверх. Соскочив с лезвия, крючок тихонько звякнул об дерево. Спрятав нож, Энлиль обернулся к другу. Тот, как ни в чём не бывало, приступал к очередному куску. Заметив пристальный, готовый загореться взгляд командира, Энки сразу спрятал еду. Друг прекрасно знал, где заканчивалась черта их с Энлилем фамильярных отношений, и сейчас Энки находился всего в шаге от неё и заслуженного пинка. Ещё свыкаясь с жизнью наёмников, давно, оба они были равны, но после нескольких заданий Канцлера, где каждый тянул одеяло на себя, подвергая опасности остальных, поняли, что дальше так нельзя. Кто-то должен был уступить — стать подчинённым, кто-то — руководить. Не сомневаясь ни секунды, Энки сразу отдал это право Энлилю. Отдал, и, в большинстве своём, особо не жалел. Предводитель из Энлиля как на флоте, так и в их новой жизни, получился неплохой, и хоть сам Энки превосходил того силой, но умом и тактикой до друга ему было далеко. Лишь в последние дни Энлиль немного выбился из колеи, горячился, чего с ним не было ещё с бурных юношеских лет. И сейчас, видя в друге знакомую ему уверенность, Энки втайне радовался, что тот нашёл способ хоть частично справиться с самим собой.

     Держа наготове оружие, наёмники быстро вошли в покои, оказавшись в ещё одной глухой, неосвещаемой комнате. Дверь из неё осталась не запертой. Возиться с ней у Энлиля уж точно не хватило бы терпения. Рассчитав, на раз, два, три друзья переступили порог. Привыкнув к небольшим, тёмным помещениям, оба не ожидали увидеть за этой дверью просторную полукруглую комнату с тяжёлыми, увитыми лепниной потолками, рифлёными колоннами вдоль стен, высокими в пол окнами в толстых рамах, усеянных прозрачными потоками гардин, развивающихся тихими сквозняками. Сквозь тонкую ткань просачивался удивительный звёздный свет, заполняющий половину комнаты. Мягким блеском он покрывал массивную, обитую изумрудно-зелёным бархатом мебель, скользил по гладкому паркету, тонул в черноте тёмных неосвещённых углов. Из этих углов доносился скрежет. Энлиль и Энки напряжённо всматривались вперёд, жалея, что оказались без спасательных сканеров, отдав те телохранителям. Темнота угла казалась им живой. Что-то двигалось в ней, резвилось. И это что-то уже через секунду кубарем выкатилось на свет.

     — Кошки! Чтоб их!

     Игривый комок расцепился, прекращая дурачиться. Заметив гостей, грациозные создания, ощетинившись, теперь уделяли всё внимание именно им. Но, не найдя в Энки и Энлиле ничего интересного, потерявшая задор тройка четвероногих вальяжно скрылась в темноте своего царства.

     — Не заметил кулон?

     Энки отрицательно мотнул головой. Свыкнувшись с тишиной вокруг, оба постепенно начали улавливать подобный скрежет со всех концов просторного помещения и за его пределами. Серые тени кошек мелькали с разных сторон, и вскоре друзья потеряли им счёт. Ни на одной из них пока не виднелся ошейник с ключом-деактиватором. Оставив на потом кошек, Энлиль невольно погрузился в странную атмосферу комнаты. Многое в ней не сходилось с реальностью. Синеватый звёздный свет ещё сильнее добавлял обстановке таинственной красоты, такой же таинственной и непонятной, как и …Кали.

     Кали… Мысли вновь вернули его к ней. Место девушки было здесь, а не в сырых чащах леса. Не думать об ученице Хранителя Энлиль пока не мог, слишком острой казалась горечь последней встречи, когда девушка была уже мертва. Нет, он не оставит её тело там навсегда. Когда всё закончится, он вернётся, и похоронит её в уединённом месте, под куполом таких же равнодушных звёзд…

     — Разве сейчас не должно уже светать? — отвлекая командира от спутавшихся мыслей, заметил Энки.

     Не сразу расслышав сказанное, Энлиль по-иному взглянул на небо. Он вспомнил начинающий сереть небосвод, когда они вместе с Хоннором только вошли в тайный проход в противоположном подножье горы. За время пути солнце уже должно было показать первые лучи, но через высокие оконные проёмы их всё ещё окутывала густая ясная ночь.

     Стоп!

     Здесь и окон то быть не должно.

     Насколько они помнили рассказ Хоннора, покои Верховного Хранителя находились внутри Хранилища, окружённые цельными металлическими стенами, потолками и полом, зашитыми в камень. Командир телохранителей предупреждал о странностях, поджидающих их внутри, но чтоб до такой степени… Подойдя к пестрящим на ветру гардинам, Энлиль поймал тонкую материю. Ощущение скользящего шелка, как и дыхание слегка прохладного влажного ветра на щеке, поражали своей реальностью. Свет далёких раскалённых звёзд немного слепил бело-синей яркостью, но, как и небосвод, остался таким же, каким он его и запомнил, множество раз изучая ночное небо.

     Энки, поравнявшись рядом с командиром, опередил того и первым не спеша высунул руку в ближайший оконный проём, ожидая наткнутся на скрытый механизм, но кисть свободно покинула пределы комнаты. Не понимая, что за чертовщина, оба, забыв на время о своей миссии, раззадоренные тайной, начали высовываться из окна, чуть ли не по пояс дотягиваясь вдаль, так и не уловив ничего по ту сторону.

     Раздосадованные неудачей, наёмники оставили всё так же тонувшее в мерно покачивающихся волнах шёлка и света окно. Уверенность в том, где начиналась граница иллюзии и реальности, покинула друзей. В этих покоях многое могло оказаться вымыслом, искусной работой талантливого Хранителя. Многое, но однозначно не всё. Свыкшиеся с их присутствием кошки выглядели вполне настоящими. Некоторые из них уже примерялись к завязкам на ботинках парней, увидев в верёвочках достойных противников для игры. Отпихнув с прохода разыгравшихся и явно не голодавших животных, Энки и Энлиль медленно осмотрели комнату. Здесь, вероятнее всего, Хранитель принимал посетителей. Убранство помещения походило на кабинет, но и официальные мероприятия тут казались неуместными. Уютные глубокие кресла, диваны с высокими спинками и подлокотниками, море подушек, толстые подсвечники с наполовину сгоревшими свечами, низкие столики, цветы, широкая столешница, на ней рабочий беспорядок: ваза с фруктами, теряющаяся в книгах, свитках, чашках, запах бумаги, пряных трав, спокойные, неброские пейзажи на картинах — в таком окружении приятно коротать час с другом.

     Пересекая комнату в поисках всех притаившихся кошек, Энлиль на мгновение представил как здесь, в таком же лёгком мерцании свечей и звёздной ночи, часто находился его дядя, наверняка споря о чём-то с несговорчивым Хранителем. Дильмуна наёмник видел множество раз, но только в детстве. Ему и Энки старик запомнился суетливым, добрым, сыпавшим интересными историями, как камешками. Приезжая на встречу к Эриду, он всегда находил время для детей, если те гостили у Канцлера. Дильмун без устали подолгу возился в их играх, соглашался побыть пиратом, разбойником, показывал непонятные для них фокусы, пугал ребят внезапно вспыхнувшими лампами или подвинутым силой мысли шкафом. Трудно было представить, что кто-то мог причинить ему вред.

     Думая о старике, предводитель наёмников вспомнил и одну свою старую мечту, которая сбывалась в эти минуты. Всё своё детство Энлиль хотел попасть в сокровищницу. Он и Энки упорно напрашивались в гости, но Хранитель отнекивался, говорил, время придёт.

     — Вот и пришло, — тихо промямлил себе под нос Энлиль.

     — Что?

     — Ничего, — подтолкнул он обернувшегося на шёпот Энки. — Расторопнее давай, не в музее ходишь.

     Друг негодующе заворчал: «Когда это я был нерасторопным?», впрочем, шагу прибавил. Переловив каждую кошку по очереди и не найдя ключа, друзья уже собирались двинуться в следующую комнату, но с досадой остановились у, казалось бы на первый взгляд, глухой стены. То, что издалека напоминало панно из дерева, вблизи было ничем иным, как лазом с уходящим отверстием в другое помещение, из которого на них выглядывала округлая, вертящая глазищами-блюдцами морда жирного кота. Оба одновременно раздражёно вздохнули. Похоже, через такие проходы четвероногие любимцы Хранителя без препятствий гуляли по всем покоям.

     — Так до вечера за ними можно гоняться.

     — Найдем сперва панель управления, — выпуская из рук зашипевшего котёнка, предложил Энлиль.

     Собрав свои вещи, наёмники быстро разбрелись во все стороны покоев. Занимали те немалую площадь, кое-где лестницей уводили вниз или вверх, открывались широкими и всё такими же иллюзорными верандами, шумели тихими искусственными водопадами, пением невидимых птиц. Спрятавшаяся среди комнат библиотека оказалась в самом центре покоев, куда вели сразу два узких входа. Миновав прихожую, первым её нашёл Энки, присвистнув от удивления. Идеально круглое, радиусом метров пять, с четырьмя сложенными из каменных глыб высотой с наёмника каминами, смотрящими на все стороны света, помещение уходило на несколько ярусов массивных дубовых стеллажей вверх, ломившихся от тысяч пухлых отпечатанных когда-то на бумаге книг, тиснённых по коже рукописей, спрятанных в чехлах свитков и сувоев, упираясь в потолок-небо, откуда, как и из окон, нависал ночной небосвод, мерцающий во всей своей красе.

     Второй проход, из которого через мгновение появился Энлиль, вёл из спальни Хранителя. Приоткрыв дверь, у предводителя наёмников чуть было не вырвалось гулявшее на флоте ругательство, служившее высшей мерой одобрения. Увиденное произвело на него не меньшее впечатление, нежели на Энки. Оцепенев, друзья медленно переступили пороги обоих входов, и в такт их шагам тёмные проёмы дремлющих каминов ожили, заиграв язычками пламени, освещая лаконичный интерьер. Библиотека приветствовала своих гостей, манила уютом, пустотой, желанием остаться здесь наедине с загадками книг, устроиться поудобнее в единственном в комнате кресле, придвинуться поближе к тёплому камину, утопить ступни в мягком ковре, забыть все звуки за этими стенами и окунуться хоть на час в кем-то давно написанные строки.

     Проникнувшись магией личной библиотеки Хранителя, друзья, словно в дань ей, минуту стояли молча, впитывали тонкий вкус книжной пыли, сухого треска каминов, приятного тепла огня, не нарушая тишины. Всё так же, не прибегая к словам, они, вырываясь из плена заманчивого уюта, нехотя начали поиск панели. Каждый оставался нем, и отчего-то был готов ударить товарища, если тот откроет рот. Такое сильное действие производила полупустая, смешавшая в себе красоту молчаливых книг, огня и звёзд библиотека. Но, втянувшись в поиски, оба постепенно привыкли к необычной комнате, хоть неосознанно и продолжали чувствовать благоговение перед витающими в воздухе тайнами.

     Раздел «Земледелие и садоводство» оказался на третьем ярусе, занимая весь радиус стеллажей, разделённый между собой тёмными нишами, куда не доставал свет каминов. Если панель управления барьером и находилась здесь, увидеть её с ходу наёмникам не удалось. Прощупывая каждый книжный ряд, разделившись, друзья наспех продвигались в разные стороны. Затянутые в сукно или кожу книги отвечали недовольным шорохом от каждого прикосновения. Под ногами, внизу, на верхних ярусах без устали шныряли кошки. Мельком Энлиль и Энки провожали очередную четвероногую красавицу или вальяжного котяру, в надежде заметить кулон-ключ, но пока панель и деактиватор упорно скрывались от их глаз.

     — Сверим время.

     — Без пяти восемь.

     — Бэар уже в подземельях.

     — Надо спешить!

     Друзья тихо переговаривались, упорно вороша стеллажи. Потянув корешок очередной книги, Энлиль услышал тихий щелчок, запускающий механизм тайника.

     — Есть!

     Тяжёлая секция немного выступила вперёд, уходя в сторону поверх яруса. Полуметровое углубление в стене скрывало в себе небольшую панель, на которой Энлиль сразу же различил два разных по диаметру отверстия для круглых ключей. Заметив успех друга, Энки, покидая свой участок, не разглядел в густой тени ниши торчащего оттуда хвостика и нечаянно наступил на кота. Отскочив как ошпаренный в сторону командира, он с ходу достал оружие, целясь в удирающего со всех ног верещащего кота. Энлиль насмешливо погрозил другу пальцем.

     — Честный бой.

     — Да иди ты! — стыдясь своего испуга, промямлил Энки.

     Всё ещё улыбаясь, Энлиль примерил ключ Хоннора к обоим отверстиям. Выбрав подходящее по диаметру, предводитель наёмников аккуратно опустил деактиватор в разъём, придерживая ключ за цепочку. Проглотив светящийся синий шарик, отверстие начало закрываться, но крышка наскочила на не снятую наёмником цепочку. Царапаясь, Энлиль впился в кончик зажима ногтями, пытаясь разжать колечко. Из ниши, где минуту назад Энки имел дело с котом, раздался глухой скрежет, но предводитель наёмников полностью ушёл в свое занятие. Звук, похожий на скольжение острых клинков по гладкой стали повторился, разрезая тишину. Не пряча оружие, Энки дёрнул командира за рукав.

     — Кошки, — отмахнулся от того Энлиль, наконец-то снимая цепочку с кулона.

     Небольшое отверстие слилось с поверхностью панели, поглощая ключ. Через мгновение часть устройства оживилась, заиграв синеватым светом. Лампочка возле второго отверстия требовательно замигала, ожидая ещё один ключ. Энлиль, довольный первым успехом, толкнул Энки в спину. Тот преграждал путь и мешал ему выбраться. Друг стоял как вкопанный. По его напряжённой позе Энлиль сразу почувствовал неладное.

     — Что там? — тихо высунувшись через плечо Энки, спросил командир. — Дай пройти.

     Но ему ответил только усилившийся скрежет из тёмной ниши, смешавшийся с новыми звуками, от которых у обоих зашевелились волосы на затылке. Энки чуть отступил, пропуская Энлиля. Оба, держа оружие наготове, медленно попятились назад, шаг за шагом приближаясь к лестнице, ведущей на нижний ярус. Скрежет нарастал, колыхая темноту. Наёмники отступали.

     Цокающие шаги. Скрежет. Шаги. Оба напряжённо следили за отдаляющейся от них нишей, стараясь не делать резких движений. Темнота в ней вновь колыхнулась. На границе света и тени промелькнула маленькая лапка, показалась серо-белая мордочка. Пушистый, как мячик, котёнок, подталкиваемый мяуканьем своей мамы, переваливаясь, выбежал из ниши, теряясь вместе с кошкой за округлым поворотом яруса.

     — Фу-у-у-ф, — выдохнули оба.

     — Акустика, наверное, — предположил Энки.

     — Сходи, проверь, если хочешь, — вновь подтрунивая над другом, напал на того Энлиль.

     Расслабившись, оба поспешили к лестнице. Пора было приниматься за поиски второго ключа, но, не сделав и трёх шагов, друзья резко развернулись, вновь сжавшись в пружину. Знакомый скрежет громче обычного рассёк воздух библиотеки.

     Переложив оружие в левую руку, Энлиль, не сводя глаз с темноты, дотянулся к стеллажу, аккуратно вытаскивая книгу. Схватив объёмный том за корешок, он с силой метнул книгу в нишу. Ударившись об стену, том отлетел и упал возле границы света, раскрывшись страницами вверх. Незаметно поверх пожелтевшего письма легло что-то чёрное, большое, покрывшее половину книги. До ушей наёмников донесся звук рвущейся бумаги и кожаного переплета. Нечто, разодрав том, тёмной массой медленно двинулось с места, покидая укрытие. Как блики зайчиков, в темноте сверкнули смотрящие в упор на наёмников, горящие желтоватым светом глаза. Поджарые широкие лапы коснулись паркета.

     Цок, цок.

     Пару шагов и чёрная тень начала обретать контуры. Белыми мечами проступали загнутые, цокающие когти, из пасти, испускающей гортанный рык, виднелись длиной в палец зубы, заострённые уши прижались к голове. Тварь немного присела, ощетинилась, отпуская в адрес наёмников короткий рёв, приведший обоих в чувство.

     Недолго думая, друзья открыли огонь. Тень метнулась в их сторону, не обращая внимания на залпы. Оба, не прекращая стрелять, наспех спрыгнули на второй ярус. Энлиль насчитал уже, как минимум, пять точных попаданий, но огромной, раза в три большей, чем её сородичи, пантере было всё нипочём. Мягко спрыгнув на пол, она, усевшись у одного из каминов, продолжала сверлить своими жёлтыми глазищами притаившихся за перилами второго яруса наёмников.

     — Может, это иллюзия? Хоннор же говорил, что тут только кошки! — растерянно прошептал Энки.

     — Очень достоверная иллюзия? — держась за оцарапанный бок, ответил Энлиль.

     — Зайдём с обеих сторон. Используем плазменную пушку. Ты отвлечёшь, я пристрелю гадину, — разгорячившись, быстро говорил Энки, не поднимаясь, доставая из рюкзака свинченную Энлилем с беспилотника пушку.

     — Ползи направо, — толкнув Энки, согласился с ним он.

     Пантеру-гибрида, выведенную, по всей видимости, Хранителем, не брало обычное оружие, оставляя на той лишь царапины. Пусть попробует увернуться от плазмы. Дождавшись, пока Энки покинет старую позицию, предводитель наёмников ужом пополз в левую сторону от начавшей зализывать ушибленные места кошки. Преодолев несколько метров, Энлиль примерялся к противнику, рассчитывая её прыжок. Такая тварь с лёгкостью перемахнула бы и на их ярус, но отчего-то медлила, делая вид, что позабыла о недавней мишени.

     Оказавшись на выбранном месте, Энлиль подал знак готовности Энки, собираясь открыть огонь. Осмотрев гибрида, он поднял руку для условного знака.

     Энки напряжённо ждал. Командир ничего не предпринимал, а потом и вовсе опустил руку, как-то странно взглянув на друга и пантеру. Его безмолвные губы что-то говорили. Разобрав сказанное, Энки поник, потерянно опустив на секунду голову.

     Присмотревшись к пантере, он заметил на ней практически сливающийся с иссиня-чёрной шёрсткой ошейник, на котором болтался небольшой предмет, напоминающий ключ.

     …

     Быстро ощупав раненого, Бэар не нашёл опасных травм. Три ребра и левый локоть были сломаны, множество гематом, растяжений, сильное истощение, ожоги на лице и шее, но в остальном пленник держался молодцом.

     — Ты как, парень, идти сможешь? — опуская беднягу на негнущиеся ноги, спросил лейтенант.

     — Помоги остальным, телохранитель. Я в порядке.

     Бэар не сразу отпустил пленника. Не из-за того, что догадался — перед ним один из Хранителей, а скорее из-за голоса этого Хранителя, который он не смог бы забыть даже через тысячелетия. Тонкого и всё ещё красивого, несмотря на пытки и боль женского голоса. Сконфузившись как мальчишка, лейтенант невнятно извинился, оставил женщину одну, бросился помогать отряду и лишь через мгновение вспомнил, что это он здесь командир.

     Успокоившись, Бэар заканчивал приготовления перед отходом, более не теряя из поля зрения Хранителя. Какое слабое и в то же время сильное утешение видеть её вновь. Сейчас одну из самых красивых женщин-Хранителей было не узнать, но лейтенант замечал в ней лишь прежнюю Илларию. Встреча с ней даже оттеснила чёрные мысли вокруг отца, пусть и на время. У него ещё будут дни для самобичевания и тягостных снов, теперь же Бэар мог думать лишь о том, как вывести её и остальных из этого ада.

     Что-то нужно было решать и с тяжелоранеными. Их оказалось более двадцати. Слишком много, даже если каждый телохранитель возьмёт одного на себя, им всё равно не хватит рук. Некоторые пленники, вдобавок ко всему, ещё и тронулись умом, и, если и оставались на ногах, вели себя неадекватно, вскрикивали, заламывали исхудавшие руки, неистово сверлили взглядом. Тех же, кто соображал и мог, пусть и с трудом, передвигаться самостоятельно, осталось всего одиннадцать: четверо Хранителей и семеро первых учеников.

     Вернулись отправленные Бэаром разведчики, коротко доложив лейтенанту. Им удалось разыскать небольшой тайник в углу последнего винного погреба. Иных же укрытий поблизости не оказалось. Бэар быстро спустился к винным погребам, взглянуть на находку. Он не помнил в планах подземелья этого тайника. Небольшое помещение с низким потолком и неровными стенами, обустроенное вручную, пряталось за метровой дверью, искусно разукрашенной под серую каменную кладку стен подземелья, контуры которой, лишь присмотревшись, начинали проступать в тёмном углу. Вырыл схрон главный винодел. В этом у лейтенанта сомнений не возникало. Ну кто ещё бы стал надрывать немолодую спину, в стремленье спрятать несколько сот бутылок вина?

     «Гнилой ты пропойца», — подумал о старике Бэар, вспоминая винодела: всегда немного потрёпанную одежду, краснеющий кончик носа, добрые, неунывающие глаза. Каждый в братстве знал о его тесной дружбе со своим творением, но Хранители терпели пьянство старика, прощая за его талант любые выходки. А тот лишь отнекивался: «профессия требует…», «букет постичь надобно…», «себя не берегу, всё ради дела…». В его руках мастера виноградная лоза начинала петь, преображаться, отдавать в созревающий нектар всё то, что многие мыслители называли истиной, мерцающей в каждом глотке хмельного напитка.

     Зайдя внутрь, Бэар осветил тёмные углы погреба. Мало места, но что поделать?

     — Несите раненых, — шёпотом приказал он.

     Часть отряда, как и оговаривалось ранее, начала переносить туда тяжелораненых. Ещё несколько бойцов прикрывали движение, следили за периметром, впрочем, упившиеся вдрызг пришельцы, кутившие в соседних погребах, не реагировали ни на какие звуки, и лишь изредка к ним спускались относительно трезвые захватчики, но тех, с ходу, подхватывали дозорные Бэара, проворно скручивали шеи, прятали в уже переполненные телами ближайшие закрома.

     Оставшись один, Бэар живо принялся расчищать середину погреба, сталкивая стеллажи с вином под стены. Телохранители, протоптавшие дорожку от винных погребов к кузне, переносили пленников, укладывая тех на стянутые с убитых захватчиков палантины. Здесь, между пыльных наклонных полок, таящих на себе янтарную, белую и алую муть всколыхнувшихся нектаров, они наспех оставляли бесчувственных, сошедших с ума Хранителей и учеников, без разбора, каждому вкалывали антисептик, обезболивающее, снотворное. На большее не хватало времени.

     Бэар поторапливал подчинённых — подавленных, взвинченных, вспотевших то ли от пламени печей, то ли от ужаса, кидающего то в холодный пот, то в жар от того, что им довелось увидеть. Он чувствовал их состояние. Телохранители злились, никак не смиряясь, что им придётся оставить пленных. Решимость Бэара пойти на такой шаг также ослабла, стоило лишь взглянуть на несчастных. Но, если его затея удастся, барьер падёт, и армии Республики придут на помощь братству, не пройдёт и полдня, как они вернутся за ними. Ему хотелось в это верить, хотелось надеяться, что так и будет.

     — Мы не бросаем их, — рядом мягким голосом произнесла Хранитель. — Всего лишь прячем. Это мудрое решение, телохранитель.

     Бэар не ответил, зная, что Иллария и так видела его думы. Закончив вводить препараты последнему ученику, он отослал бойцов в кузню, приказав готовиться к обратному пути, разбиваться на прежние группы, делить между собой освобождённых пленников.

     — Кто-то должен остаться с ними, — заметил он, указывая на мирно спящих раненых. — Добровольно, конечно.

     Бэар опасался, думал о возможном провале, последствиях. Его отряд мог погибнуть в любую минуту, и тогда закрытые на невидимую дверь раненые останутся здесь в полной темноте, изнеможённые, обезумевшие. Что они почувствуют, очнувшись? Ужас? Боль? Их воспалённый разум, утративший силы, обманет бедняг, восприняв старый укромный погреб за склеп. Но, коль его отряд и обречён на поражение, Бэар не хотел добавлять страданий и без того намучившимся пленникам. Он найдёт добровольца, оставит тому оружие. Не для сражения. Нет…

     Мысли Бэара перебила Иллария. Хранитель молвила:

     — Зачем искать добровольца, если он уже здесь.

     Лейтенант подумал, что речь о нём, но Хранитель смотрела в другую сторону.

     — Он не будет против, правда? — тихо позвала она, обернувшись на тёмный угол.

     — Ну же, выходи!

     Бэар собирался сказать, что в небольшом погребе никого не нашли, подумав, что Хранитель также слегка помутилась рассудком. Но интересующий её угол, куда он спихнул часть стеллажей, закряхтел, заволновался. Несколько бутылок соскользнули с гнёзд, ударяясь обо что-то мягкое.

     — Ах, проклятье! — донеслось оттуда.

     Через мгновение на свет выполз потирающий спину толстячок, в котором Бэар сразу признал винодела. Подбежав к старику, он рывком поставил того на ноги, уловив душок.

     — Пьян, зараза! В стельку!

     — Так ведь страшно, — оправдывался тот.

     Бэар отпустил прокисшего винодела, отряхивая старика.

     — Что ж ты от нас-то прятался? — уже приветливее спросил лейтенант.

     — Не признал, — икнув, ответил он.

     Винодел медленно протёр глаза, приглядываясь к стоящей перед ним Хранителем. Видимо, досмотрев, что на той не осталось живого места, у старика отвисла челюсть.

     — Ваша милость, примочку, может, — глуповато спросил он, указывая на раны Илларии.

     — Прохвост, — не сердясь, ответила она, уклоняясь от спёртого перегара.

     — Виноват, виноват.

     — Останешься? — спросила она, указывая на раненых. — Не струсишь?

     Тот мотнул головой.

     — Да куда его… — хотел было протестовать Бэар, но Хранитель его остановила.

     Лишь оставив винодела одного, она обратилась к лейтенанту.

     — Не сомневайся, и не принимай на вес всё, что видишь. Он смешон и в чём-то жалок, ему страшно, но он не трус. Если настанет время, он сделает, что должен.

     Не став спорить с Хранителем, больше к виноделу они не возвращались.

     Оцепив группами пленников, отряд телохранителей проделал обратный путь, выходя к месту встречи. Там их уже должна была поджидать другая часть отряда. Увидев парней, у Бэара дрогнуло внутри. В укрытии находилось всего трое телохранителей.

     — Где остальные? — быстро спросил он у главного.

     — Мертвы, — коротко ответил один из бойцов. — Часть групп нарвались на конвой.

     — Пленники?

     — Да. Около трёхсот.

     — Триста выживших? — не веря, переспросил Бэар.

     Телохранитель кивнул.

     — Когда мы появились, их уводили из подземелья. Наших расстреляли в упор. Моя группа не успела вмешаться, — телохранитель опустил голову, устало вздохнув, потирая простреленную ногу. Его товарищи, такие же побитые, не отрывали глаз от земли.

     — Вас никто не винит, — проговорил Бэар. — Дальше что?

     Помолчав, телохранитель заговорил вновь.

     — Пока удавалось, мы шли следом. Конвой привёл пленников к десятому Хранилищу. Там сбор.

     — Для чего?

     — Заберут на корабли.

     — Как рабов? — тихо спросил Бэар.

     — Как трофеи, — сплюнув, ответил парень.

     Лейтенант скривился. Ну уж нет! Три сотни выживших! Эти мрази и так отняли достаточно! Он не отдаст им ещё и их. Выйдя вперёд, Бэар жестом привлёк внимание отряда.

     — Двое проведут Хранителей и учеников к барьеру. Остальные, кто согласится, отправятся со мной к десятому Хранилищу. Я не гарантирую вам безопасного отступления. Каждый может отказаться. Поднимайте руки.

     Бэар сам немного поднял руку, вглядываясь в лица парней. Он звал их почти что на верную смерть, звал пожертвовать собой ради призрачной надежды освободить пленных товарищей. В этом решении не было ни военной тактики, ни рационализма, лишь слепая месть да возможность искупить вину. Первыми к нему присоединились те трое телохранителей — всё, что осталось от второй части отряда. Постепенно добавились двое, пятеро… Остальные последовали за товарищами. Никто не остался в стороне.

     Бэар ощутил озноб гордости, прошедший по коже. Он коротко кивнул телохранителям. Необходимо лишь выбрать охрану для Хранителей и, не теряя времени, спешить! Позабыв в пламенном порыве об последних, он с удивлением взглянул на Хранителей и первых учеников, вышедших вперёд отряда. Старший из них, не говоря ни слова, тихо поднял руку вверх. То же сделали и другие.

     — Нет! Исключено! — забыв о рангах, запротестовал Бэар. — Мой долг — спасти вас.

     — И ты свой долг выполнил, — спокойно заговорила Иллария. — Дай и нам выполнить свой.

     Бэар хотел спорить, цитировать устав, составленный теми же Хранителями, но лейтенант никак не мог вспомнить уместный на этот случай параграф. Решаясь, он смотрел на своих подчинённых, и видел, что те согласны с ними. Так и не найдя, что сказать, молодой лейтенант кивнул.

     — Отряду разбиться на группы, — уже привычно скомандовал он. — Выходим.

     …

     Массивная, увитая сложным механизмом затворов дверь не поддавалась воровскому таланту Марсиуса. Он обследовал и просканировал каждый мельчайший зазор на её гладкой поверхности, и даже не нашёл отверстия для ключа, спрятанного не хуже любого тайника в опостылевших ему Хранилищах.

     Он и его шайка возились с преградой в покои Верховного Хранителя уже третий час кряду. Кто-то напрасно долбил стены, натыкаясь на сверхпрочную толщиной в метр сталь, кто-то заходил сверху, снизу, обнаруживая там ту же картину. Покои, как огромный саркофаг, насмехались над Марсиусом, оставляя в дураках. Присев в который раз подле дверей, он тщетно водил поверх них сканером, прослушивал, стучал. Ничего.

     Прижавшись к стене прибором, наёмник с гневом выкрутил стрелку на полную, но услышал только уже знакомые шорохи и мяуканье.

     — Что б его всё! Вот так неудача, — нервничал он. — А ведь так хорошо складывалось… Надо взрывать.

     Похоже, только мощный заряд мог снести эту чёртову дверь. Но что тогда с ним сделает Хозяин, узнав? Не дай небеса, взрыв повредит какой-нибудь важный артефакт, и прощай, сладкая жизнь. Однако взрывать всё равно придётся! Другого выхода нет.

     Стенания наёмника оборвались на новых звуках, улавливаемых приборами. На сей раз они уже принадлежали не только кошкам. Марсиус прислушался. Отвёл ухо. Вновь прильнул, не веря самому себе. Внутри кто-то кричал, разворачивалась перестрелка!

     — О, благословениеее! — восторженно крикнул наёмник.

     Причина!

     Он скажет Хозяину, что слышал выстрелы, и именно поэтому приказал взрывать проход!

     Убедившись сначала, не почудились ли ему долгожданные звуки, Марсиус согнал свою шайку к дверям. Те закивали.

     — Живее, крысы! — радостно закричал он. — Позвать командира адайцев! Несите взрывчатку! Живее!

     Возле покоев Хранителя работа закипела с новой силой.

     Прекрасное творение мастера-кузнеца — главная дверь в Аккадской сокровищнице — постепенно обрастала взрывчаткой, покрываясь разлогими нитями паутины всеразрушающего волокна, рядом с ней не прекращал скалиться Марсиус, жадно потирая натруженные руки. А где-то там, по ту сторону крепких сводов, затаившись подле задремавшей пантеры, ломали головы двое друзей, оказавшись в куда более безвыходной ситуации, чем ещё недавно стенающий воришка.

     Грациозная чёрная пантера долго зализывала царапины, щурясь от тепла и света каминов. Присутствие Энлиля и Энки нисколько не волновало огромную кошку-гибрида, но и забывать про двоих непрошеных гостей хищник не спешила. Её притворное мурлыканье, потягивание, выпускание коготков, игривая возня с маленькими котятами лишь пускали пыль в глаза наёмников. Казалось, хитрюга намеренно закидывала необхватную шею, сверкая перед теми тёмным круглым ключом. И, если шансы отобрать деактиватор у них ещё и оставались, то заставить пантеру включить его приравнивались к нулю.

     — Киса-киса, — тихо шептали наёмники, подбрасывая пантере собранные Энки яства.

     Сытая кошка переборчиво рассматривала толстые куски буженины, медленно глотала мясо, воротила носом от колбасы, не обращала внимания на вяленую рыбу.

     — Да подавись ты! — швырнув в пантеру буханкой, тихо буркнул Энки.

     Хлеб в цель не попал, в отличие от слов наёмника. Пантера ощетинилась. Ненадолго вжалась, будто готовясь к прыжку, но тут же расслабилась, вновь увлекаясь игрой с собравшимися подле нее котятами. Энки собирался сказать той ещё что-то оскорбительное, но Энлиль его опередил.

     — Вшивая дрянь! Облезлое, тупое чудовище! — сыпал гадостями он, не повышая голоса.

     Его интонация лилась как мёд на рану, голос оставался спокойным, словно говорил он не оскорбления, а комплименты, но слышавшая их пантера воспринимала смысл сказанного, а не интонацию. Кошка вновь оскалилась, повернув голову в сторону наёмников. Её округлые глаза прорезали гневные чёрточки, налившиеся мышцы бугрились под короткой шёрсткой, тело готовилось к прыжку.

     — Она понимает нас, — удивлённо заметил Энлиль, прекращая ругаться.

     — Кисонька, киса, — уловив замысел друга, зачастил Энки, — красивая кисонька…

     Оба наперебой начали подлизываться к кошке. Пантера слушала и опять жмурилась, воротила носом, вредничала, растягивалась на спине, оголяя пузо, уже без злобы смотря на наёмников. Осмелев, Энлиль медленно, гуськом, приблизился к греющейся у камина кошке. Энки полз позади. Остановившись в трёх метрах, друзья с опаской сделали следующий шаг. Пантера не реагировала. Ещё шаг. Кошка сильнее выгнула спину, вытягиваясь во всю длину. Оказавшись на расстоянии руки, наёмники аккуратно коснулись спины гибрида, готовые в любой момент сорваться с места. Но кошка продолжала лежать, тихо мурча в такт мурлыканьям своих малых собратьев.

     Набравшись решимости, Энлиль и Энки медленно гладили пантеру, выпрашивая у той ключ. Они рассказывали ей всё, что случилось за пределами её покоев, вспоминали про Хранителя, попавшего в беду, обещали помочь. Пантера прекратила мурлыкать, слушала, вздрагивала, смотрела на них осмысленным мудрым взглядом, где уже не было первобытной звериной натуры, словно внутри кошки уживались две противоположные грани, её истинная — хищника, и подаренная Хранителем, разумная. Пантера действительно понимала их, и сказанные наёмниками слова делали её всё больше похожей на них: в глазах проснулась тоска по хозяину, огромная кошка беззвучно плакала, роняя мелкие слезинки в пушистый ковер. Но узнав о тысячах убитых, пантера неожиданно подскочила, отталкивая друзей, и издала такой рёв, от которого гулко содрогнулись стены, обкатывая эхом всё вокруг.

     Слышавший этот звук Марсиус упал на заднюю точку, отпрянув от двери с испугом.

     — Больше отрядов!!! Мне нужно больше отрядов! — не сдержавшись, заверещал он.

     Командир адайцев отдал приказ. К покоям Хранителя прибыли ещё тридцать вооружённых захватчиков. К взрыву всё было готово.

     Энлиля и Энки как ветром сдуло на второй ярус стеллажей. Кошка продолжала рычать, мечась взад-вперёд по библиотеке. От неё сочилась такая непостижимая ярость, стёршая любые следы разума, что оба не решались вновь приблизиться к пантере. Но, присмотревшись, друзья заметили испускающий слабый голубоватый свет ключ, поменявший цвет с чёрного на голубой. Кошка запустила деактиватор, готовая отдать его наёмникам. Злилась же она вовсе не на них, а на непрошеных захватчиков. Переглянувшись, оба поспешно сползли на пол, стыдливо пряча друг от друга глаза. Уж за долгие годы службы и путешествий в каких только передрягах они не побывали, но чтоб вот так струхнуть, да ещё и несколько раз кряду…

     Друзья поспешили к пантере, подталкиваемые желанием уже покончить со всем этим. Грациозное животное не переставало двигаться, но к наёмникам агрессии не проявляло. Однако, стоило тем подойди, как пантера, поведя острым ухом в сторону, словно прислушиваясь к чему-то, проворно припустила, покидая библиотеку.

     — Скорей!

     Друзья со всех ног кинулись за быстрым хищником, но сразу же отстали. Кошка миновала просторный кабинет, гостиную, оставленную ими открытую прихожую, и, без раздумий, юркнула в тёмное дно тоннеля, унося с собой ключ. Добежав только к тайному входу в покои Верховного Хранителя, Энлиль со злостью стукнул ногой уже пустующий столик. Тот звонко последовал вслед за скрывшейся в темноте пантерой.

     — Проклятье!

     Энки, тяжело дышавший позади, удручённо привалился к стене. Энлиль всё ещё не мог успокоиться, круша попадающуюся под руки мебель и не контролируя отборные маты. Наткнувшись на Энки, он уже готовил для того крепкую реплику, как и друг, едва сдерживаясь, был не против выпустить пар, но оба, так и не нарушив восстановившейся тишины, замерли, медленно повернувшись в сторону зияющей темнотой дыры тоннеля. Друзья синхронно разжали хватки, выпуская друг друга, неотрывно наблюдая за непонятными колыханиями впереди. Немного свыкнувшись с чернотой, они заметили черты присевшей пантеры, практически сливающиеся с густой мглой, и слабое свечение ключа. Им бы обрадоваться, но напряжение не отпускало. Оба, не отводя рук с оружия, продолжали стоять в неудобных позах, не делая лишних движений. Они не видели практически ничего, скорее ощущали: пантера была не одна. Где-то рядом с ней, чуть позади, проступала тёмная фигура, и сидящая возле неё кошка лишь немного оказалась ниже.

     — Её зовут Звёздная Тень, — послышался оттуда тихий голос.

     Поверх головы хищника легли тонкие пальцы, подталкивая пантеру вперёд. Кошка послушно поднялась, выходя на свет. Энлиль и Энки выставили вперёд оружие, целясь в невидимого гостя. Кошка оскалилась, зашипев на наёмников.

     — Тише, — прошептал голос, приближаясь.

     Высокая фигура покинула темноту, остановившись позади пантеры. Друзья медленно опустили оружие. Удивление с примесью сомнений покрыли их в момент окаменевшие лица.

     — Ты?! — недоверчиво позвал Энлиль.

     Стоящая перед ними закутанная в испачканную тунику фигура потянулась к накидке, открывая лицо.

     — Кали, — прошептал командир.

     — Ты была мертва. Я не мог ошибиться, — недоверчиво произнёс он.

     Выйдя вперёд, девушка серьёзно взглянула на наёмников.

     — Была, — коротко ответила она. — Но недостаточно, чтобы действительно умереть.

     — Стой на месте! — крикнул Энлиль, наводя на неё оружие.

     Рыча, пантера быстро поднялась, закрывая собой девушку

     — Это ж она, — вмешался Энки.

     — Я не иллюзия, — прочитав мысли наёмника, заговорила Кали. — И вы не могли мне помочь. Не терзайте свою совесть, то, что случилось со мной — было лишь моей волей. Я пыталась умертвить своё тело намеренно, чтобы вырваться за пределы сокровищницы, но потерпела неудачу, и теперь всем нам придётся найти другой путь отсюда.

     — Побывав практически на той стороне, я обрела новую надежду на спасение Хранителя, — продолжала Кали, — и как только нам удастся снять барьер, вы поможете мне! Могу ли я рассчитывать на эту помощь?

     Кали ждала ответа, но оба наёмника всё ещё присматривались к ученице. Выглядела она практически как мёртвая — такая же истощённость, запавшие щёки, безумно горящие глаза, что ещё сильнее контрастировало на фоне её спокойного голоса.

     — Чего ты ждёшь от нас?

     Кали пожала плечами.

     — Немного, но это важно.

     Энлиль молча кивнул, делая вид, что соглашается с каждым её словом. С большим усилием он старался не думать об истинных замыслах и не хотел, чтобы ученица Хранителя прочла его мысли. Их ход ей вряд ли понравился бы. Сам же командир действительно собирался помочь девушке, но только лишь в одном — отвезти в больницу, и об этом ей лучше было не знать.

     Кали недоверчиво вглядывалась в его лицо, и, возможно, его замысел всплыл бы наружу, не отвлеки девушку уже знакомый гулкий рёв пантеры. Ощетинившись, кошка быстро выскользнула во всё ещё залитую звёздным светом гостиную. Кали последовала за ней.

     — Что такое, Тень? — быстро спросила она.

     Хищница смотрела вперёд. Кали следила за ней, пытаясь разобрать мысли кошки. Уловив главное, она рывком сняла ключ с ободка пантеры.

     — Быстро, в библиотеку!

     И, не говоря больше ни слова, обгоняемая хищником, сорвалась с места. Замешкав лишь на долю секунды, наёмники побежали за девушкой. Едва переступив порог библиотеки, их опрокинуло взрывной волной, вдогонку за которой последовал отстающий рокот мощного взрыва. Толстые своды покоев приняли на себя основной удар, но раскаты волны проникли и сквозь них, в одно мгновение взбаламутив помещения, вздыбливая мебель, ковры, срывая с полок книги, статуэтки, подрезая массивные люстры, потроша обивку, подушки.

     Прикрывая голову, Энлиль быстро поднялся, стряхивая с лица невесть откуда взявшуюся пыль. Рядом медленно вставал Энки.

     — Цел?

     Друг кивнул.

     Кали и пантера, добежавшие в библиотеку первыми, не попали в радиус взрывной волны. Он заметил их на втором ярусе. Ученица Хранителя спешила к панели управления барьером.

     Освещение практически исчезло, в воздухе клубилась пыль. Выглянув наружу, предводитель наёмников тщетно пытался разглядеть хоть что-то в глубине покосившихся стен кабинета. Энлиль вновь прислушался. Вслед за успокоившимися звуками краха и дребезга, он различил отчётливые громкие короткие команды пришельцев, которым вторил голос потише, но более настойчивый, да ещё и на родном языке.

     — Они идут сюда! — шёпотом крикнул командир. — Кали!

     Девушка уже спускалась вниз.

     — Готово! — по дороге крикнула она.

     — Барьер снят?

     — Он растворится через пятнадцать минут, — подбегая, ответила ученица.

     — Долго. Надо уходить!

     Энлиль подтолкнул Энки, затем ученицу Хранителя, замыкая тройку, но, не сделав и нескольких шагов, Кали резко остановилась.

     — Среди них предатель, — прислушиваясь к себе, тихо сказала она. — Один из тех, кто приходил в ваше убежище.

     Оба наёмника быстро подумали об Эн-уру-гале. Девушка отрицательно мотнула головой.

     — Другой.

     — Тогда чёрт с ним! Уходим! — крикнул Энки.

     Кали упёрлась.

     — Дайте мне время! — шепнула девушка. — Я дотянусь до его мыслей.

     Энлиль колебался.

     Девушка не выглядела восстановившейся, хоть и уверяла в этом. Она выглядела такой же измождённой, как и перед тем обмороком, приведшим к смерти. Что если, потеряв толику сил, она вновь умрёт, и на этот раз уже не очнётся? Предводитель наёмников не хотел рисковать. Он совершенно не понимал, как Кали осталась жива, да и не хотел. Она вернулась, и этого было достаточно.

     — Нет! — коротко возразил он, подталкивая девушку.

     Огромная пантера быстро прошмыгнула между ними, легонько оттесняя предводителя. Хищница заслонила собой Кали, недобро поглядывая в сторону наёмников. Не обращая внимания на запрет командира, девушка ненадолго прикрыла глаза, начиная высвобождать энергию. Энлиль вновь попытался дотянуться до неё, но пантера легонько прикусила тому кисть.

     — Остановись! Прекрати! — пытался докричаться до неё Энлиль. — Ты себя убьешь!

     Голоса слышались уже совсем рядом. Несколько комнат — и адайцы окажутся здесь, а они всё ещё оставались на пороге библиотеки.

     — Ждите!

     — Кали, — мягко повторил наёмник, пытаясь заглянуть в невидящие ничего глаза, — нам пора уходить.

     Девушка не отвечала, и хоть её помутившиеся пеленой зрачки смотрели в сторону командира, Энлиль был уверен — она его не видела. Смотрела и не видела…

     Где-то неподалёку, прячась за спинами адайцев, медленно крался Марсиус. «Слишком мощный взрыв», — ругал он себя.

     «Хозяин будет недоволен! Ох, проклятье, как недоволен!», — мелькало в мыслях вора.

     «Передние покои полностью разрушены. Ничего не уцелело. Что он только сделает со мной…».

     «Проклятая Цесна!..»

     Девушка пошатнулась, едва не упав на спину пантере. Энлиль подал ей руку, и на этот раз Кали её приняла.

     — К тоннелю, тихо! — аккуратно продвигаясь сквозь пыльный разрушенный кабинет, скомандовал он.

     Ученица Хранителя не сопротивлялась.

     Пантера беззвучно скользила рядом, каким-то чудом не задевая обломков.

     От тела Кали исходили лёгкие электрические разряды, жалящие плечо и бок наёмника. Сама она едва делала шаг, практически свисая на руке командира. Энлиль тихо ругал девушку за её глупость. Кали же была слишком слаба, чтобы оправдываться. Те жалкие нити энергии, что накопились в её сознании за последние часы, улетучились как почуявшая ветер пыль. Её тошнило. Конечности холодели, немея от боли, но Кали терпела, не обращая внимания на состояние тела.

     — Что-то удалось узнать? — тихо спросил Энки.

     — То, что я знала и так, — неразборчиво прошептала девушка. — Цесна…

     — Что?!..

     Голоса приближались, уже поравнявшись за стеной с ними. Энлиль вовремя поторопил всех за очередной проём. Они скрылись в гостиной. Эта комната пострадала гораздо меньше, но удивительного освещения в ней уже не было. Вместо высоких в пол окон, куда ещё час назад с любопытством высовывались Энлиль и Энки, наёмники увидели только пустые стены, мимоходом вновь удивившись изобретательности Хранителей.

     Практически преодолев большое помещение гостиной, друзья вышли к прихожей, остановившись от резкого крика:

     — Господя, Марсуса, оно тама! — крикнул один из адайцев.

     — Стреляйте, свиньи, стреляйте! — завопил Марсиус.

     Град кучных залпов полетел в узкие щели в стенах, оставленные взрывом, заставляя наёмников и девушку спрятаться в прихожей. Необходимо бежать в тоннель и закрывать проход, но пантера всё ещё оставалась внутри гостиной. Выставив в проём осколок битого зеркала, Энлиль заметил неспокойно переминавшуюся возле входа кошку. Через него сунулись четверо ни о чём не подозревающих адайцев, но тут же отпрянули назад. Двоих из них зацепила Звёздная Тень, одним ударом перебивая обоим хребет. За изрешечённой стеной послышался гомон.

     — Вперёд, твари! — неистово кричал Марсиус, подгоняя струсивших адайцев.

     — Тень!

     Пантера не реагировала, почуяв вкус охоты. Вскоре слаженные выстрелы адайцев смешались в беспорядочной пальбе и визге.

     — Тень! — в панике вновь позвала ту Кали, но кошка уже не замечала ничего, кроме своих инстинктов.

     Энлиль силой сдвинул с места упирающуюся ученицу, напоследок выглянув в гостиную. Звёздной Тени в ней уже не было, как и адайцев, несколько растерзанных трупов которых валялись в проходе. Остальные кинулись прочь, врассыпную, разгоняемые разъярённым, весом в полтонны, хищником. Кали ещё продолжала звать кошку, но Энлиль уже знал, что та не вёрнется. Пантера скрылась. Предводитель наёмников мельком посмотрел на часы. Ещё двенадцать минут. «Вряд ли продержится», — думая о Звёздной Тени, спешил он, жалея, что так и не сказал пантере спасибо.

     Выйдя в проход, Энлиль, подловив момент, на ходу одним ударом вогнал в руку растерявшейся девушки объёмный прибор с препаратом, не давая той даже опомниться. Он всё ещё собирался отправить Кали в больницу и не желал слушать её странный бред. Двойная доза подействовала быстрее, чем ученица поняла, что случилось, и лишь обернувшись с ярким негодованием в глазах, аккуратно повалилась в руки наёмника.

     За ними, толкнув панель, последовал Энки. Небольшая ниша медленно срослась с поверхностью двери, закрывая проход, но даже сквозь прочную сталь они продолжали слышать рёв хищника. Затихающие хрипы преследовали их ещё несколько минут, покуда вместе с пантерой не затихло и эхо камня.

     …

     «Какое прекрасное, живописное утро», — выглядывая в окно транспорта, насвистывая простую мелодию, думал адмирал Хорс. Да и с чего бы ему не быть прекрасным. Всего чуть больше часа назад он разослал директиву на поимку преступника, так достоверно походящего на последнего наследника Империи, и практически сразу получил отчёты. Как хорошо, что ему удалось запомнить и вторую внешность парня, когда тот, прикрывшись этой маской, чуть было не убил адмирала возле камеры генерала адайцев. Именно это изображение и опознали автоматические службы безопасности. И где! В Аккадской сокровищнице знаний!

     Хорс потянулся за липовым досье преступника, пропуская выдуманное имя и характеристики, проматывая к должности.

     — «Личный телохранитель», — прочитал он. — Нехило взобрался.

     Будет чем пристыдить его старого знакомого, бывшего адмирала Хоннора, которого тот всегда считал немного высокомерным. К счастью, отношения у них не испортились, и Хорс был уверен, что командир телохранителей не откажет ему во встрече.

     Захватив с собой лишь первых помощников, адмирал уже подлетал к одному из проходов в сокровищницу. Спустившись с трапа на землю, он вновь просвистел мелодию. Хорошо-то как. Тепло. Лето расцветало, покрывая эту часть континента прекрасным настроением и душистыми мечтами об отдыхе. Про себя Хорс уже решил: доведёт до конца это дело, и в лес. В свой загородный дом. На рыбалку…

     — Не отвечают!

     Мечты адмирала перебил доклад помощника. Тот вернулся от массивного, врытого в землю металлического столба, на котором скрывалась панель связи. В нескольких метрах от столба начинался невидимый барьер, а за ним виднелась высоченная иллюзорная стена, и наглухо запертые декоративные дубовые ворота.

     — Пробуй ещё!

     Парень вернулся к панели.

     Хорс нахмурился. В сокровищнице, конечно, иные законы, и он был готов к тому, что их даже не пустят на порог. Но не отвечать? Такого адмирал не помнил. Там, по ту сторону, возле пульта всегда находился дежурный. Что за чёрт?!. Где дисциплина?!

     — Новый отчёт!

     Адмирал сплюнул в сторону стены. Оставив при себе всё, что мог бы сказать в адрес братства, Хорс вернулся на борт, где его поджидала помощница, на которую тот без стыда взвалил весь аудит расследования. Поднявшись, адмирал мельком отметил перекосившееся лицо и без того не слишком симпатичной девушки.

     — Что там? — спросил он.

     — Запись с камер сената Верховных Правителей, — на одном дыхании пискнула она.

     — Ладно, давай, — отпихнув помощницу, принялся за отчёт адмирал.

     Запустив видео, он различил знакомые коридоры сената. Охранная система здания, получившая описание преступника, лишь недавно распознала его на сделанных за несколько часов ранее записях, смонтировав видео в доклад.

     — Вот так да! — присвистнул Хорс.

     Эн-уру-гал, не меняя облика, появлялся в картинке, пошатываясь, как пьяный, переходил из коридора в коридор, то исчезая, то со смазанной, иногда полупрозрачной фигурой возникая вновь. Последний раз камеры зафиксировали его размытый силуэт возле входа в парадный зал.

     Хорс взглянул на притихшую помощницу, повторяя её выражение лица. Скулы у адмирала свело судорогой. Он, как и девушка, прекрасно знал, куда именно вёл этот зал…

     — Адмирал!!!

     Хорс подскочил от неожиданности, всё ещё не до конца понимая увиденное в отчёте. Быстро выскочив наружу, он гневно накинулся на помощника.

     — Виноват! — соглашаясь со всем, быстро среагировал тот, не прекращая указывать адмиралу куда-то позади себя.

     — Барьер!

     Хорс проследил за рукой парня, и вовсе конфузясь. Всегда невидимый купол барьера проступал в контурах, прорисовываясь яркими разрядами, как молниями, гулявшими по его необхватной, на сколько хватало взгляда поверхности. Что это означало, Хорс не знал, но опыт военачальника, вовремя взявший верх, уже отдавал приказы.

     — Мобилизация всему округу! Пятый воздушно-десантный полк сюда, быстро! И четыреста «Коршунов» из флота захвати. Давай! — машинально командовал он.

     Помощник скрылся на борту, передавая приказ адмирала.

     Барьер таял. Его истончающиеся стенки пропустили отголоски звуков, напоминающие взрыв.

     — Быстро! — отступая назад, повторил Хорс.

     — Готовность — шесть минут! — доложил помощник.

     — На борт! — приказал адмирал.

     Их небольшой корабль поднялся вверх, отлетая от барьера на несколько сот метров. Отсюда Хорс видел часть купола, где через сверкающую муть угадывались контуры зданий, границы лесов, водоёмы и маленькие тихие хлопки, которые могли быть только взрывами.

     Ожидая прибытия армий, Хорс вспомнил о странном отчёте, полученном минуту назад. Охранная система сената засняла подозреваемого, убившего генерала адайцев, и немало попортившего здоровье самому адмиралу. Он приходил в сенат. Зачем?

     От предположения у Хорса защемило внутри. Он живо вспомнил про покушения на первых лиц государства, Канцлера и Верховных Правителей. Тот парадный зал, где последний раз мелькнула фигура убийцы, вёл именно к одному из них.

     Хорс спешно открыл прямой канал с сенатом.

     — Секретаря-советника мне! — не представляясь, заорал он.

     На линии на время умолкли, узнав по сигналу, кто запрашивает соединение. Через мгновение ответил сиплый знакомый голос Эн-Сибзаана — личного секретаря Верховного Правителя Аллалгара.

     — Что с Аллалгаром? — без приветствий спросил адмирал.

     Секретарь замялся. Хорс окончательно поник, догадываясь об ещё не сказанном ответе.

     — Прозевали! Не доложили? Сукины дети! — ругался он.

     — Их милость на совете, — послышалось из усилителя громкости.

     Хорс в одночасье заткнулся, не вполне поняв сказанное.

     — Что? — рявкнул он. — А покушение?

     — Небеса с вами, какое покушение? — зачастил Эн-Сибзаан.

     — Так Правитель невредим?! Его не пытались убить?!

     Секретарь-советник повторно убедил адмирала.

     — Я только что получил видеоотчёт, в котором подозреваемый направляется в его покои, — неуверенно продолжил военачальник. — Вы точно можете подтвердить благополучие Правителя?

     Эн-Сибзаан ненадолго замолчал, после чего заверил Хорса.

     — Правитель Аллалгар свяжется с вами лично после завершения совета, адмирал.

     Хорс согласился.

     — Усильте охрану, — под конец потребовал он.

     Секретарь-советник встревожено потребовал объяснений, но Хорс уже не слушал, выключив соединение.

     Побелев как полотно, он тихо присел на край командирского кресла.

     — И кто мне скажет, что тут у нас?

     Его первые помощники переглянулись.

     — Измена, адмирал, — тихо ответил кто-то.

     — Измена, — повторил Хорс…

     Армия планеты уже показалась на горизонте, подлетая к позициям. Барьер таял…

     Марсиус быстро расчищал себе дорогу, убегая от слышащегося позади рёва. Да гори оно огнём! На такое он не подписывался. Разъярённого полуживого хищника-пантеру с трудом удалось забаррикадировать на втором этаже, правда, для этого пришлось пожертвовать десятком-вторым адайцев из числа неуспевших покинуть уровень. Так что, на время твари и без наёмника хватит глоток, куда вцепиться. Если бы только пантера была его головной болью…

     Ещё выбежав на первую попавшуюся веранду, в надежде спуститься по винтовой лестнице, Марсиус с ужасом уставился на небо. Защитный барьер переливался золотистыми всплесками. Каким-то своим десятым чутьем, наёмник живо сопоставил события и страдальчески схватился за голову. Позабыв про лестницу, оставленную в двух шагах, он молнией вернулся под крышу, припустив вниз.

     — Генерал! Где генерал?! — хватая практически каждого адайца за грудки, тряс их он.

     Получив долгожданный исковерканный ответ, наёмник, не чуя фундамента под ногами, летел к указанному месту. «Скорей, пока не поздно!», — кричало у него внутри, а глаза то и дело с опаской цеплялись за медленно исчезающий барьер. Неужто ему мерещилось? Но нет! Тёмные маленькие точки кружились над куполом, сохраняя чёткий клинообразный ряд. «Коршунов» в атаке Марсиус уже видал, и связываться с огромными, но удивительно маневренными истребителями не хотел. А те, будто барьера уже и не было, примерялись к атаке, вновь и вновь заходя на манёвр.

     Выбившись из сил, сорвав дыхание, Марсиус наконец-то достиг корабля генерала. Вбежав внутрь, он столкнулся с полковниками главного на территории сокровищницы военачальника адайцев. Увидев, что те, склонившись над какими-то каракулями, ничего не предпринимают, у наёмника выпучились глаза, он столько всего мог бы им сказать, но вместо этого из его полураскрытого рта лишь брызгала слюна.

     — Тупое отродье! — наконец-то выдавил он. — Сколько ещё вы собираетесь здесь сидеть?

     — Да открой ты глаза, мразь, — повис он над генералом. — Барьер исчезает!

     Неплохо знающая язык илимов командная верхушка адайцев выскользнула на улицу. Их тёмные, усыпанные красной пигментацией лица, практически никогда не излучающие чувств, перекосились не хуже чем у наёмника.

     — Безмозглый ублюдок, хватит пялиться! — подбегая к генералу, завопил Марсиус. — Активируйте портал!

     Генерал повернулся к наёмнику и впервые взглянул на того без кротости раба. Коротким толчком он опрокинул Марсиуса, отбрасывая от себя. Наёмник сразу заткнулся, сжался, как-то уменьшился на глазах. На него, не тая гнева и отвращения, в упор смотрели все военачальники, и накопившаяся за последние дни к нему ненависть выливалась в крепко сжатые кулаки адайцев. Марсиус зажмурился, закрываясь руками, вопя как резанный. Он не заметил презрительного плевка на свою спину, продолжая стенать, но, видимо осознав, что комедия затянулась, наёмник аккуратно разжал веки. Рядом с ним никого не было. Опасливо оглянувшись, Марсиус вскочил, отряхиваясь.

     — Тупые твари, — гневно, но шёпотом, ругался он. — Грязные, мерзкие твари…

     Он взглянул на место, где недавно стоял корабль генерала, разыскивая тот в небе. Корабль уже подлетал к шпилю третьего Хранилища, где находилось одно из двух связующих звеньев портала. Наёмник вздохнул. Поняли, значит.

     Не замечая более ничего, Марсиус змеёй прошмыгнул на свой корабль, готовясь к отлёту. Как только откроется портал, он первым покинет эти проклятые стены. Конечно, не таким он планировал своё отступление, и теперь придётся провалиться невесть куда, но это не беда. Лишь бы остаться целым, найти же способ вернуться он всегда сумеет. Главное, раздобыть межгалактический корабль поновее. А там видно, может и возвращаться будет уже ни к чему.

     Задумавшись о перспективах, на мгновение остатки давно подавленной совести кольнули наёмника: а как же команда? Но он быстро отделался от подобных, не свойственных ему мыслей. «Каждый сам за себя!» — вот неизменное правило их собрата. Если придут сейчас, успеют, что ж, он не станет поднимать трап. Всего пять минут. Пока системы корабля не будут готовы к выходу в космос. Ну, а не придут, не его вина. Расторопнее надо быть, сообразительнее…

     Марсиус, сам того пока не понимая, уже нашёл оправдание для себя, не больно-то думая про подельников. Его мысли куда чаще вертелись вокруг награбленных трофеев, которыми теперь не придётся делиться. Наёмник мельком посмотрел в угол, где спрятал драгоценности. Было там немало, ох как немало. Марсиус утёр рукой пересохшие от жадности губы. Пальцы сами легли поверх панели управления, нажимая нужные кнопки. Так и не дождавшись истечения пяти минут, наёмник запустил подъём трапа, наглухо закрывая все шлюзы.

     …

     Десятое Хранилище, как и любое Хранилище в сокровищнице, не имело нумерации. Подобным образом их распределили за глаза, для удобности, чтобы не биться языком об витиеватые истинные названия построек. Так, главное Хранилище носило имя «Сердце Туманных Галактик», идущее вслед за ним — «Хребет Дракона», а десятое, выходящее на окраину городка, «Шёпот Тишины» — в честь мерно протекающей под ним подземной речки, выходящей на поверхность как раз посредине центрального зала постройки. В погожие безветренные дни журчание воды проникало и за пределы Хранилища, но в остальные услышать его было практически невозможно, настолько спокойно дремало течение разлогой реки.

     Укрывшись у наружной стены Хранилища, Бэар не различал знакомых звуков, утонувших в ругани пришельцев. Если бы вот так можно было спрятать и другие звуки, шум, который поднимется с их появлением. Быстро разведав обстановку, лейтенант уже понимал — без боя им отсюда не уйти. Пленников, которых согнали в открытый холл центрального зала Хранилища, охраняли около двухсот вооружённых пришельцев, и они не походили на тех пьяниц, повстречавшихся ему в винных погребах.

     Выискивая возможности, Бэар вовсе позабыл про время. Пришельцы неожиданно загомонили, заставляя лейтенанта высунуться из своего укрытия. Он внимательно следил за захватчиками. Те всполошились, тыкая пальцами в небо.

     — Барьер! — словно ошпаренный, вспомнил Бэар.

     Лейтенант быстро поднялся, спускаясь в заросли, где его ждали остальные.

     — Как посмели вы трогать защиту комплекса!.. — гневно встретили его первые ученики.

     Пожилой Хранитель приструнил молодежь.

     — Цыц! — коротко сказал тот. — Не время глотки рвать. Что сделано, то сделано…

     — Что предпримешь, телохранитель? — не слушая недовольство учеников, спросила Иллария.

     Бэар ненадолго задумался. Барьер исчезнет минут через четырнадцать, пришельцам не составит труда за это время загнать пленников на уже поджидающий рядом огромный грузовой корабль, открыть портал и убраться вместе с новыми рабами восвояси. Медлить нельзя. Сейчас в комплексе поднимется суматоха, спешные сборы. Если атаковать быстро, их появление, возможно, растворится в общей панике. Но без потерь всё равно не обойтись. Необходимо действовать хитрее.

     — Мы захватим корабль, когда пленники уже будут на борту… — начал он, неуверенно замолкая.

     Для внезапно пришедшей в голову идеи Бэару не хватало одного элемента: требовалась помощь Хранителей и первых учеников. Хватит ли у тех сил, и есть ли они вообще, лейтенант не знал, ведь второго шанса уже не будет. Один из Хранителей, прочитавший замысел Бэара, спокойно кивнул.

     — Хватит. Продолжай.

     Телохранитель приободрился.

     — Мы захватим корабль обманом, — повторил он. — Вам, — указывая на Хранителей и учеников, — придётся напустить пыли, изменить внешность отряда. Тогда мы проведём вас на борт под видом конвоя.

     — Сложная иллюзия, — замотал головой один из Хранителей. — Долго не продержимся.

     — Долго и не нужно! — перебил того Бэар. — Лишь бы успеть перебить команду.

     — Может и получиться, — сомневаясь, произнёс старик.

     — Получится, — увереннее сказала Иллария. — Только не вздумайте разговаривать. Наша иллюзия не распространяется на речь.

     — Все слышали? Молчать, — обратился к отряду Бэар. — Надеть накидки!

     Парни без особой радости вновь натянули грязные обноски пришельцев, построились в конвой. Хранители и ученики вошли вовнутрь колонны, на время соединяя руки и закрывая глаза. Их и без того покрытые сплошными гематомами лица застыли в немом напряжении. Бэар видел, чего стоило им это общее усилие, когда не каждый из них мог даже нормально передвигаться, не говоря уже о растрате энергии. Не в состоянии пошевелить губами, Иллария лишь едва заметно кивнула. Иллюзия была готова.

     — Быстро! — скомандовал Бэар. — И пригнуться всем.

     Их длинная колонна двинулась к проходу во внутренний двор Хранилища. Идущий впереди Бэар сквозь арку заметил, как тонкая вереница пленников вилась по трапу корабля, скрываясь внутри. Повременив немного, дождавшись, пока трап станет свободным, Бэар резко выдохнул. Жестом он приказал двигаться дальше. Ещё несколько метров, и его колонна оказалась на открытом месте, окружённая со всех сторон захватчиками. Те, заметив отряд, вначале дёрнулись, но работающая иллюзия защищала телохранителей. Цепкие взгляды пришельцев вскоре уже отвлеклись на суматошную погрузку снастей и трофеев, и Бэар без препятствий миновал половину широкого двора. Заветный проход в грузовой отсек магнитом притягивал лейтенанта, Бэару стоило немалых усилий, чтобы оставаться медлительным, копируя походку пришельцев. Возможно, эта предосторожность и сыграла с ними злую шутку.

     Бэар не заметил, как к колонне долго приглядывалась гомонившая отдельно от остальных группа захватчиков, и когда те поравнялись с ними, было уже поздно. По виду они выбивались из серой массы, и, скорее всего, носили мелкий чин. В их поведении чувствовалась развязность, вседозволенность, не заставившие себя долго ждать. Один из пришельцев что-то быстро пискляво-гортанно заговорил, пытаясь дотянутся через колонну до плеча одной из учениц. Шедший в том строю телохранитель легонько преградил адайцу путь, но пришелец не унимался. К нему подключились остальные трое. Меж ними поднялся возмущённый шум. Адаец вновь потянулся за ученицей, хватая ту за длинные волосы, вытаскивая из толпы. До трапа оставалось меньше пяти метров. Бэар подал знак телохранителям не вмешиваться. Жестом остановив колонну, он быстро подтолкнул мнимых пленников к трапу, сверля взглядом телохранителей, заставляя стоять на месте, ждать.

     Тем временем адайцы выхватили из толпы ещё одну девушку. Ученица, в отличие от первой, не смогла сдержаться, закричала, вырываясь под общий гогот из мерзких липких рук захватчиков. Бэар уловил встревоженный позыв Хранителя. Уже вошедшая вовнутрь корабля Иллария пыталась предупредить то, что лейтенант ощущал и так. Нити иллюзии трещали по швам. Но где-то там на борту, в чём Бэар так же не сомневался, вошедшие вместе с пленниками телохранители уже зачищали палубы, быстро вырезая команду. Подле трапа остался лишь он и ещё двое бойцов. Втроём они неотрывно наблюдали за решившими напоследок повеселиться адайцами, волочащими в ближний хлев двух учениц. Одна уже была без сознания, вторая жалобно скулила, как затравленное животное, едва упираясь. Бэар ждал.

     Адаец, увидевший в ушах ученицы округлые серьги, не вызвавшие интереса у палачей, рывком дёрнул украшение, разрывая мочки. Девушка закричала от боли, тут же получив удар ногой в живот. Один из телохранителей непроизвольно дёрнулся в её сторону, но Бэар его остановил.

     — Ждать, — тихо прошипел он, вновь оборачиваясь к трапу.

     Заполучив золотую безделушку, адаец насмешливо приставил серьги к ушам. Двор залился противным смехом. Бросив в грязь тут же надоевшую забаву, пришелец живо нагнал остальных, уже скрывшихся в хлеве захватчиков. Через мгновение женский крик перекрыл любой рокот вокруг. Все стихли, но лишь на секунду, вновь прорвавшись гомоном, всё так же быстро теряя интерес к происходящему.

     Бэар с силой вцепился в стоящих рядом телохранителей. Покосившись на трап, он наконец-то увидел одного из своих бойцов, тайком передающий знак: корабль под контролем.

     — Медленно, — тихо отпуская телохранителей как цепных псов, скомандовал Бэар.

     Однако и сам едва контролировал рвущиеся на женский крик ноги. Для него этот небольшой отрезок между кораблем и хлевом запомнился как самый длинный путь, преодолённый им в жизни. Но в те секунды лейтенант думал совершенно о другом. Не понимая, где ещё в нём осталась сдержанность, Бэар не спеша довёл телохранителей, и даже сумел остановиться, подождав, пока те войдут внутрь, притворяя за собой дверь. Что произошло дальше, он уже не осознавал. Но очнулся быстро. Огляделся. Двое из телохранителей уже держали на руках обезумевших от ужаса учениц, опустив же взгляд на свои руки, он заметил в них шею врага, почерневшее от удушья лицо, выпученные глаза. Разжав хватку, тело пришельца тихо шлёпнулось к остальным.

     — Иллюзия? — коротко спросил он у учениц.

     Те отрицательно замотали головой. Защиты больше не было.

     Поправив длинную накидку, посильнее спуская ткань на лицо, Бэар выглянул наружу. Сборы пестрили суматохой, как на воскресной ярмарке. Всё более истончающийся барьер подгонял пришельцев, но ещё сильнее шевелиться тех заставляли кружащие над уже полупрозрачным куполом истребители. Бэар сверил часы. До исчезновения барьера оставалось пять минут.

     — Прикройте лица, — оборачиваясь к телохранителям, заметил он.

     — А вы притворитесь. Так надо.

     Державшие девушек бойцы перекинули свои ноши через плечо, сутулясь.

     — Идём медленно, — напомнил Бэар, покидая хлев.

     Телохранители выскользнули из укрытия, оказавшись в самом водовороте бегающих туда-сюда пришельцев. Никто из захватчиков не стеснялся паниковать. Куда только испарилась прежняя бравада. Но, как и в первый раз, их цепкие любопытные взгляды не ускользнули от пленниц. Бэар незаметно толкнул одну из девушек. Та заверещала, упираясь. К ней присоединилась вторая ученица. Лейтенант почувствовал, как кто-то одобрительно похлопал его по плечу. Им вслед доносились пошлое посвистывание, всё те же мерзкие смешки. Но, к счастью, никто не заметил под тёмными накидками уже совсем иные лица, и телохранители поспешно вошли на корабль. Едва переступив трап, Бэар почувствовал, как тот поднимается.

     Перейдя в следующий отсек, он наткнулся на десятки прицелов, но увидев командира, телохранители радостно вскрикнули. Пленники уже не сдерживали слёз, обнимались.

     — Взлетаем! — оставляя ещё рано радующуюся толпу, крикнул Бэар.

     Оказавшись в пилотной рубке, лейтенант живо осмотрел приборы и панели. Вроде бы ничего сложного.

     — Справишься? — спросил он наспех выбранного пилота.

     Парень кивнул. Барьер продолжал таять. Оставалось три минуты. Бэар разогнал телохранителей по отсекам, чтобы те утихомирили радостных пленников. Кряхтя, грузовой корабль неровно оторвался от земли, кренясь в разные стороны. Задев крыши сараев, судно постепенно обрело баланс, и, не обращая внимания на устроенные внизу завалы, поднялось вверх.

     — К южным границам барьера, — приказал Бэар.

     Разогнавшись, корабль быстро преодолел почти семь километров, потратив больше времени на торможение, нежели на путь. Оказавшись на месте, лейтенант скомандовал садиться. В запасе у них была всего одна минута. Необходимо покинуть судно. Ещё оставалась вероятность того, что армия планеты посчитает их корабль вражеским, которым он, собственно, и являлся. Бэар уже достаточно рисковал жизнями пленников и не собирался делать это вновь. Дождавшись, пока последний телохранитель сойдёт на землю, он замкнул длинную цепочку, ведущую к барьеру. Едва добежав к сверкающим границам купола, отряд, волоча на себе раненых, не замедляя бега, прошёл там, где ещё мгновение назад находилась незыблемая защита комплекса.

     Барьер исчез.

     Бэару показалось, как всё вокруг остановилось. Но обманчивое впечатление молниеносно развеялось с первыми раскатами взрывов. Адайцы, поднявшие в воздух флот и беспилотники, сразу открыли огонь, едва растворился купол. Армиям планеты так же не потребовалось долго размышлять, прежде чем ответить тем же. В воздухе и на земле расцветали огненные всплески взрывов, завязалась битва. Обернувшись, Бэар мельком взглянул на оставленный в нескольких сотнях метров грузовой корабль. Тот тонул в чёрном дыме, окружённый небольшими республиканскими беспилотниками.

     Неожиданно их колонна резко остановилась. Бежавшие позади налетели на застывших впереди телохранителей. Бэар ловко просочился меж рядов, взглянуть, что случилось, но замер вместе с остальными. Над колонной парили несколько патрулей, взявшие их на прицел. Безмолвные машины продолжали нависать, угрожающе просверливая тонкими отверстиями дул. На одном из беспилотников заработал громкоговоритель:

     — Вас прикроют! Следуйте за патрулем!

     Переживший столько потрясений всего за несколько дней лейтенант ожидал уже чего угодно, даже от патрулей столицы. Но те гарантировали помощь! Бэар не сразу понял услышанное, а когда же до него дошло, он впервые разрешил себе право надеяться.

     Они выбрались!

     …

     Бывший адмирал Хоннор незаметно протиснулся в полуоткрытые створки смотровой, раскинувшейся по левую сторону от вздымающегося вверх шпиля. Дальше были ещё три такие смотровые, обступившие верхушку здания спиралью, выходящей прямо к небольшой площадке, откуда начинал расти фундамент самого шпиля, от его подножья и до высшей точки, самого высокого в сокровищнице Хранилища.

     «Тысяча сто и один метр», — отчего-то вспомнил Хоннор. Прекрасная, удивительная каменно-металлическая башня, простоявшая чуть больше трёхсот тысяч лет, вздрагивала, вибрировала, впитывала бурлившую над ней энергию открывающегося портала, даже не зная, что доживает свои последние минуты.

     Вкатившись кулем внутрь смотровой, Хоннор на мгновение потерял сознание. Смотанный из клочков рубахи кляп уже практически не покидал его рот, хоть как-то заглушая стоны командира. За ним тянулся отчётливый кровавый след. Когда именно повязки на ногах перестали впитывать гной и кровь, командир не заметил, как не замечал практически ничего, кроме ужасной, ни с чем несравнимой боли, сводящей с ума. Мозг постепенно подчинялся безумию, неконтролируемому шоку, будто надеялся спрятаться за ними, но Хоннор раз за разом вытаскивал его наружу, в реальность. В голове вертелась лишь одна мысль: «Бум!»

     Да, он устроит им «Бум!»

     Привалившись к стене, Хоннор прикрыл глаза. Его руки, делавшие это множество раз, помнили каждое движение, без вмешательства командира собирая активатор взрывчатки. Несколько соединённых деталей, и до бывшего адмирала донёсся звук короткого щелчка. Хоннор замер. Ещё один щелчок, и конец…

     Всего в двадцати метрах вверх от него, открывшийся портал начал пропускать первые корабли, быстро покидающие сокровищницу. Слаженные ряды авиации пришельцев плотно прикрывали портал, не подпуская к нему республиканские истребители, а те, и достигнув цели, ничем не могли навредить проходу, едва царапая его поверхность.

     Затянутый пеленой слух командира не мог уже улавливать ни отголоски взрывов, ни выматывающей беготни, ни бесполезного обстрела портала. Всё реже делая вдох, Хоннор ощущал лишь, как постепенно переступает грань смерти, как эта черта сливалась, соединяя в себе его нынешнюю жизнь с той, что, возможно, встретит его по ту сторону. Все воспоминания командира стёрлись, мысли исчезли, боль растворилась, и лишь бесформенные ощущения ещё витали где-то рядом. Он не видел ни дорогих его сердцу мест, ни знакомых родных лиц, но чувствовал их привкус и знал, что те улыбаются в ответ…

     Проследовав за кровавыми пятнами на лестнице, в смотровую ворвались несколько адайцев. Готовые к бою пришельцы быстро заняли помещение, но не нашли в нём никого, кроме уронившего на грудь голову потерявшего сознание мужика, поникшего в углу, грязного, дурно воняющего, обожжённого. Один из адайцев пару раз пнул того носком. Ничего. Успокоившись, пришельцы направились к выходу, спускаясь к своему кораблю. Скорей! К порталу!

     Им вслед, как последнее приветствие, раздался тихий щелчок.

     …

     Беспилотники проводили отряд Бэара к наспех разбитому лагерю, где, не отходя от стола-проектора, вертелся командный штаб, а во главе, не переставая сыпать приказами, находился адмирал Хорс, давний знакомый его отца.

     Отец!

     Былая радость ветром сорвалась с сердца лейтенанта.

     Он заметался, не зная куда бежать.

     Неожиданно грянул сокрушительный взрыв, сбивший лейтенанта с ног. Земля всколыхнулась. Яркая вспышка на секунды превзошла само солнце, ослепляя. Прикрывая глаза ладонью, Бэар огляделся. Центр сокровищницы тонул в серо-чёрном дыму, быстро поднимающемся вверх. Дурная догадка чего-то уже свершившегося и непоправимого пронеслась в мыслях парня. Не поднимаясь, он продолжал вглядываться вперёд, но не видел ничего, кроме кромок деревьев и всё разрастающегося дымового облака, принимающего форму гриба.

     Позади послышались раздражённые крики адмирала Хорса, требующего доклада.

     — Портал нестабилен! — услышал ответ Бэар.

     — Кто открыл огонь?

     — Неизвестно! Точно не наши.

     — Выпускайте десант! Истребители к границам! Взять комплекс в кольцо! Где галеоны?

     — Уже в стратосфере!

     — Следите, чтоб новый портал не открыли. Пошлите предложение о сдаче, — приказал Хорс. — Деваться им теперь некуда…

     Бэар отрешённо улавливал команды адмирала, понимал услышанное: взрыв повредил портал, пришельцы оказались в ловушке, военно-космический флот планеты уже над ними, отрезают пути. Понимал, но уж точно не воспринимал. Сколько времени он вот так провалялся в траве, лейтенант не знал. И лишь заметив приближение ещё одного патруля, Бэар медленно поднялся, рассматривая, кого прикрывали беспилотники. Увидев же Энлиля и Энки, лейтенант бросился к наёмникам, напрасно высматривая среди них отца. Он попытался подойти к ним, но замешкавшиеся беспилотники преградили ему путь.

     — Отвали!

     Бэар ухватился за крыло беспилотника и, закрутив метровый аппарат, отшвырнул того прочь. Через мгновение лейтенант уже оказался под арестом. «Обиженный» беспилотник сухим бесполым голосом зачитывал тому права, но Бэар не слушал и не видел ничего и никого, кроме наёмников.

     — Где он?! — приблизившись к ним, крикнул он. — Где?!

     Лишь на секунду лейтенант озадаченно остановился, заметив лежащую в траве бесчувственную Кали, но, вспомнив об отце, Бэар вновь навис над присевшими после изнурительного бега друзьями. Энлиль устало посмотрел на парня, не зная, что сказать. Тот переводил злобный и в то же время ещё не утративший надежды взгляд с одного наёмника на другого. Не вытерпев этого взгляда, командир ответил:

     — Ушёл…

     — Так, кто тут ещё?! — подходя к ним сзади, проговорил адмирал Хорс. — Доложить по форме! Живо!

     Машинально вытянувшись, Бэар сам не понял, как сумел заговорить, роняя внезапно онемевшим языком рубленые фразы.

     — Лейтенант особого подразделения телохранителей Сеннаарской сокровищницы знаний Бэар Хор. Остатками личного состава и сборным отрядом при содействии гражданских лиц нами проведена операция по освобождению пленников. Потери…

     — Стой, — перебил его адмирал. — Командир телохранителей где?

     Бэар побелел, застыл на месте. Хорс, узнавший парня, понял всё, едва взглянул тому в глаза.

     — Погиб при исполнении, — тихо ответил лейтенант.

     — Взорвал портал, — добавил Энки, обращаясь к Бэару.

     — Кто такие? Дезертиры? — спросил он лейтенанта, внимательно рассматривая Энлиля и Энки.

     — Гражданские. Наёмники… — ответил парень, не успев договорить.

     Бэара прервал громкоговоритель одного из беспилотников, посчитавшего, что адмирал спрашивал у него. Коротко аппарат озвучил досье друзей, а в нём и их прямую связь с Канцлером.

     — Девушку в лазарет. Подготовить к транспортировке в больницу! — недолго думая, приказал он. — Остальных на мой корабль.

     Слышавший доклад беспилотника Бэар немало удивился, но сдержался от замечаний, поспешив за адмиралом. Энлиль подал знак Энки не сопротивляться. Взглядом он проследил за ученицей Хранителя. Кали погрузили на каталку, увозя в сторону временного лагеря.

     — Враг готов сдаться! — на бегу доложил один из помощников адмирала.

     — Начинайте протокол, — ответил Хорс. — Верхушку сразу ко мне. Затем, когда я их допрошу, дайте связь с Главнокомандующим адмиралом Сварогом. До того беспокоить только в случае крайней надобности.

     Закончив отдавать указания, Хорс прикрыл за собой дверь.

     — Я должен кое в чём быстро разобраться, — начал тот, — и вы мне в этом поможете.

     …Через десять минут адмирал Хорс понимал достаточно, чтобы восполнить хотя бы часть пустующих пробелов, протягивая ниточки между, казалось бы, несвязанными событиями. Пообещав наёмникам отпустить тех в обмен на открытый разговор, он не ошибся. Сказали парни немного, но Хорсу хватило и этого: оба наёмники, бывшие военные, десантно-космический полк. Подали в отставку, перешли на службу Канцлера. Без малого три дня назад вернулись на планету — похоронить друга — убитого телохранителя, и получить новое задание. Канцлер и Хранитель — давние друзья. Старик исчезает, его телохранитель убит. Второй телохранитель (Эн-уру-гал) также исчезает. Убийца он — в этом сомнений нет ни у кого. На Канцлера совершается покушение. Он не успевает передать наёмникам суть нового поручения. За ними начинается охота патрулей (несанкционированная) и наёмников. В сокровищнице они ради укрытия. О вторжении ничего не знали. Объединились с выжившими телохранителями, деактивировали барьер…

     На барьере рассказ парней обрывался. Лаконично и без деталей, но пока Хорсу было достаточно и этого. Отпустив всех троих, адмирал ждал допроса. Вскоре первые помощники привели к нему нескольких пленников: генерала и двоих рангом пониже. Увидев адайцев, Хорс скрыл удивление.

     Значит, он не ошибся, узнав во вражеских рядах корабли, похожие на те, что запомнились ему в нападении на кортеж. Не ошибся, но до конца надеялся, что не прав. С этой таинственной расой адмирал сталкивался за последнее время не реже, чем с собственной семьёй, и её всё нарастающее незримое присутствие в Республике начинало беспокоить Хорса. А ведь, помнится, год назад, когда он получил доклад с пограничных рубежей, где впервые были зафиксированы неопознанные корабли, адайские корабли, как выяснится позже, он не проявил тогда нужной внимательности, не то что волнения. Корабли же продолжали появляться, исчезали, появлялись и исчезали вновь, доведя политиков за несколько месяцев до нервного срыва и передислокации войск. Но даже после всего этого Хорс ещё не воспринимал неизвестного противника всерьёз, не сомневаясь в обороноспособности Республики.

     Впрочем, когда настал черёд первого столкновения — тщательно спланированного нападения на возглавляемый Хорсом кортеж Верховного Правителя, вера адмирала резко пошатнулась. Спасла кортеж тогда не огневая мощь страны, а лишь нетерпение Главнокомандующего. Не полети Сварог им навстречу, и Хорс лишился бы возможности наконец-то взглянуть в лицо таинственным врагам. Он не успел допросить убитого Эн-уру-галом генерала, не узнал мотивы пришельцев, посчитав, что те готовят переворот. Теперь же цели адайцев казались адмиралу вполне очевидными, и если бы не череда покушений на первых лиц государства, да непонятная для Хорса роль во всём этом наследника Имперского трона, он бы счёл их вторжение в сокровищницу за банальное воровство. В пользу грабежа говорили и забитые до отказа корабли пришельцев, куда те не перетащили с Хранилищ, пожалуй, только щебень. Мог бы Хорс объяснить и варварскую жестокость адайцев, истребивших практически всё братство сокровищницы. Но зачем нужны пытки?

     Выжившие после зверских мучений Хранители и их ученики не признались адмиралу, что именно выспрашивали у тех палачи. Он же сам не стал над тем ломать голову, занятую куда более насущными делами. Но сейчас, увидев смотрящих на него с презрением и жестокостью пленников, Хорс едва не сорвался, вовремя подавив злость. Побелев от с трудом сдерживаемой ярости, он как можно спокойнее обратился к конвоирам.

     — Оставьте нас!

     — Адмирал! — запротестовали было те, но Хорс живо выпроводил парней взглядом, оставаясь с адайцами наедине.

     Повернувшись к трём пленникам, он тихо начал:

     — Мне некогда с вами возиться. Вы можете притворяться, что не понимаете меня. Это не важно. Ваша речь уже расшифрована. Вы можете молчать и упираться. Это так же не важно, но в таком случае я не гарантирую вам защиту. Есть и третий вариант — вы расскажете мне всё. Расскажите, и я обещаю вам сохранить жизни. Слово адмирала!

     Хорс подождал, но пленники ничего не ответили.

     — Цель вторжения? — всё ещё спокойно спросил он.

     Адайцы молчали. Устройство-переводчик продолжало переводить слова адмирала, хоть тот отчего-то не сомневался: его понимали и без слов.

     — Цель вторжения? — уже закипая, повторил Хорс. — Цель! Имена! Кто ваш предводитель! Быстро!

     Двое полковников и генерал переглянулись. Последний, не долго взвешивая сказанное, неожиданно рассмеялся, если эти звуки можно было назвать смехом.

     Хорс активировал запись.

     — Говорите, — коротко приказал адмирал.

     Но стены палубы всё ещё заполонял противный гортанно-писклявый гогот. Хорс терпеливо ждал, с трудом сдерживаясь. Адайцы продолжали глумиться, тихо переговариваясь между собой, отпуская в сторону адмирала короткие ругательства и насмешливые взгляды. Поняв, что так ничего от них и не добьётся, адмирал вызвал охрану.

     — Увести!

     — Глупый воин, — уловив слова одного из адайцев, машинально перевёл прибор.

     Хорс обернулся к остановившемуся на пороге генералу пришельцев.

     — Глупый, — повторил тот, картавя. — Думаешь, раз спас горстку дураков, спас и всю страну?

     Адайцы вновь рассмеялись, но Хорс не отреагировал, сдержался, надеясь, что те скажут ещё что-нибудь.

     — Глупый! Врага своего не знаешь, — вновь заговорил генерал. — А знал бы, не торговался. Что нам твоя милость. Тьфу! Осталось лишь малость… Мы подождём. Мы умеем ждать…

     Генерал отвернулся, собираясь уходить. Хорс быстро преодолел между ними расстояние, хватая адайца за грудки. Тряхнув пришельца, адмирал внимательно посмотрел тому в белёсые мутные глаза.

     — Чего ты собрался ждать, сволочь?! — прокричал он, встряхнув адайца. — Ну!

     Адаец закряхтел от хватки адмирала, но продолжал молчать. Хорс взбесился.

     — Твои военные разграбили почитаемое нами братство! Практически истребили его! Замучили насмерть сотни невинных! Только за одно это я мог бы тебя казнить! — уже не сдерживаясь, кричал Хорс. — Ни тебе, ни твоим крысам жизни не видать. В лучшем случае — рудники, каторги — твой дом! Сволочь! Кому ты служишь?! Наследнику?! Эн-уру-галу?! Это он вас нанял?! Отвечай!

     До того кряхтящий адаец удивлённо и презрительно засмеялся, словно адмирал смолол откровенную глупость. Хорс брезгливо отбросил от себя это ничтожество. Полоумный он, что ли?

     — Глупый-глупый, — отхаркивая кровь с разбитой губы, мямлил генерал.

     Взглянув на адмирала, смеющийся адаец неожиданно преобразился, вскипел гневом.

     — Издохнешь! — завопил он, брызжа слюной и кровью. — Все сдохнете!

     Хорс жестом подал знак конвоирам. Упирающийся генерал не переставал сыпать проклятьями. Адмирал ещё долго слышал их отголоски, и от того скребли внутри кошки. Чувствуя себя скорее побеждённым, нежели победителем, Хорс опять остался один на один со своими мыслями, не понимая глупой бравады пришельца. Чего же он не знал? Адмирал вновь запросил доклад. Все задействованные в сражении армии отчитались: враг продолжал складывать оружие, немногие, кто выжил из пленников, уже были в безопасности, им оказывалась помощь. Космические заставы планеты и Солнечной системы также не фиксировали опасность, на границах Республики и далеко за её пределами оставалось спокойно.

     Может, дело в портале? Не то чтобы технология оказалась для него новой. Правильнее сказать — неожиданной. Никто не рассматривал возможность применения порталов в военных действиях ещё как минимум несколько тысячелетий, но оборона Республики предусмотрела защиту даже от них. Откройся портал в любом другом месте, и установленные на пронизывающих Республику спутниках охранные системы засекли бы изменение материи, чего не удалось сделать из-за барьера сокровищницы. Хорс поспешно запросил в штабе проверку этих спутников. Защита функционировала, не улавливая ни в одном уголке Республики ничего, что могло бы сойти на формирование нового портала.

     Адмирал стёр с лица мелкий пот, заметив на руке капельки крови пришельца. Скривившись с отвращением, Хорс быстро умылся. Прохладная вода слегка остудила разгулявшееся воображение адмирала. «Во всём виноваты нервы. Нервы и недобрые новости», — думал он. В своё время ни у Императоров, ни у тем более падких на богатства комплекса разношёрстых воров так и не получилось проникнуть в главную сокровищницу. Все ломились напрямую, и никто не догадался постучаться изнутри. Без предательства, конечно, не обошлось. В причастности последнего наследника Императора Хорс не сомневался. Но сам бы Эн-уру-гал всё не провернул. Слишком сложно. На такое ушли бы десятилетия. Кто-то помог ему инсценировать свою гибель, сбежать со ссыльной планеты. Кто-то должен был дать ему новое имя, другое прошлое, вторую жизнь, обучить способностям, не уступающим Хранителям, привести в комплекс. И, переродившись заново, сильному, умному парню с новой личиной не составило труда попасть в ряды престижного подразделения, просочиться под купол, с лёгкостью вжиться в новую роль, а затем с такой же лёгкостью завершить начатое. Спасибо Хоннору, деактивировал барьер, разрушил точку портала. А то неизвестно, сколько ещё вообще прошло бы дней, месяцев, может и лет, пока Республика спохватилась, догадавшись, что в сокровищнице что-то неладно.

     Но во всём этом он сможет разобраться потом. Кое-что, куда более важное, нежели сокровищница, крутилось в мыслях адмирала. Потирая виски, Хорс силился вспомнить. Утраченная мысль постепенно возвращалась, заново обрастала подробностями.

     Вспомнив, Хорс подскочил, как ужаленный.

     Сенат!

     Он звонил в сенат, потому что боялся за Верховного Правителя Аллалгара. И боялся неспроста.

     Хорс дотянулся до отчёта, присланного ему из сената Верховных Правителей, пересматривая короткую запись. На ней действительно оказался Эн-уру-гал. Ошибки не было. Убийца направлялся к покоям Правителя, завершить начатое. И, связавшись с секретарем-советником, Хорс ожидал, что тот скажет о покушении, не приведи небеса, смерти Правителя, но вместо этого услышал вполне будний ответ. А раз Эн-уру-гал приходил не для того, чтобы убить последнего, то зачем?

     Помнится, ответ уже был — «Измена». Подумать над ним Хорс так и не успел, началось сражение. Да и сейчас поджимало время. Он так и не отчитался перед Сварогом.

     Зная, что тот за промедленье сдерёт с него три шкуры, собравшись с мужеством, Хорс запросил соединение.

     — Связь с Главнокомандующим установлена, — доложил связной.

     Адмирал потянулся к панели, переводя разговор на свою палубу. Он ещё не до конца представлял, как именно сумеет объяснить другу происходящее, но начало уже сорвалось с языка.

     — Помнишь, как в прошлом году на пограничных рубежах впервые были замечены неопознанные корабли?..

     Покинув корабль адмирала, Бэар помог наёмникам раздобыть небольшой транспортный полувоенный фрегат. Все они собирались в центральную больницу. Лейтенант, как представитель от сокровищницы, Энлиль и Энки же, чтобы забрать тело Видара и навести справки о Канцлере. Забежав в лагерь перед отлётом, предводитель наёмников хотел повидать Кали, но та была уже в реанимационной капсуле. Её готовили к транспортировке. Настояв на своём, и не без помощи Бэара, он заставил персонал перенести капсулу на их корабль. Всё равно их пути совпадали, и вели в один и тот же корпус сенатской больницы.

     Энки готовился запустить фрегат. Бэар помогал тому настраивать системы. Застыв у капсулы ученицы, Энлиль наблюдал за неподвижной девушкой. Датчики показывали, что Кали постепенно слабела, и все показатели отклонялись от нормы.

     — Готово! — крикнул Энки. — Я за разрешением на взлёт и обратно!

     Энки быстро покинул корабль, убегая в штаб.

     Предводитель наёмников вновь проверил показатели реанимационной капсулы. Без определённых причин устройство не помогало Кали. Её жизненные силы таяли, и самый действенный аппарат в этой галактике, способный излечивать в считанные часы, лишь с трудом стабилизировал её дыхание и работу сердца. Что-то не давало девушке исцелиться, и Энлиль понятия не имел, как ей помочь.

     Взглянув на Кали, он неожиданно вспомнил про оброненное ею ещё в покоях Хранителя слово — «Цесна». Воспользовавшись бортовым компьютером, командир быстро задал параметры поиска, прочёсывая доступные ему базы данных. Через секунду тот выдал список женщин, носивших это имя. Их оказалось не более пятисот. Действительно редкое имя, учитывая, что население Республики составляло почти сорок миллиардов. Наспех, командир просмотрел список. Никто из него не привлёк его внимания, ни одна из женщин особо не выделялась на фоне остальных, а может быть, Энлиль попросту не понимал, кого именно он должен искать.

     Раздосадовано командир закрыл список. Энки ещё не вернулся, и, поджидая друга, наёмник задумался. Редкое имя. Старое. Очень старое. Ещё со времён первой цивилизации. Возможно, женщина, носившая это имя, о которой думал пойманный Кали в покоях Хранителя наёмник, просто пустой звук? Тогда зачем девушка её назвала? Если та была не важна, ученица Хранителя не упомянула бы её несколько раз. Кто же она?

     Продолжая гадать, Энлиль машинально вернулся к бортовому компьютеру, заново вбив слово в поиск. Выскочили предлагаемые параметры. Рука наёмника потянулась к списку жителей Республики, чтобы вновь вывести прежний перечень женщин, но Энлиль передумал. «Возможно, не „кто“, а „что“?», мелькнула догадка в его голове. Что, если это не имя, а название?

     Изменив параметры поиска, предводитель наёмников быстро выбрал категорию «Объекты». Поиск закончился, выдав на сей раз куда больший список совпадений. Открыв сто первых, командир начал читать.

     — Адмиральский галеон «Святая Цесна», система водопадов Арнак на затонувшем острове Цесна, астероид Цесна, разрушивший спутник третьей планеты Солнечной системы Химера, цепь ссыльных колоний: ЕН-24 — Роддрег, ЕН-32 — Небесные сады Цесны, ЕН-41 — Гера, экспедиция по изучению газового облака «Свет Цесны»…

     Энлиль резко остановился, не дочитав последний пункт. Глазами он быстро пробежал уже прочитанное. Разыскав необходимую ссылку, командир вновь повторил про себя заглавие — «ЕН-32 — Небесные сады Цесны».

     Ни та ли это планета, куда была сослана верхушка поверженного режима? И не здесь ли родился и вырос Эн-уру-гал?

     На корабль вернулся Энки.

     — Можно взлетать! — крикнул он.

     — Подожди, — задумчиво сказал Энлиль.

     Не обращая внимания на друзей, он поспешно склонился над реанимационной капсулой Кали, вводя какие-то параметры.

     — Ты что делаешь? — взволновано вскочил Бэар.

     — Пытаюсь её разбудить, — невозмутимо ответил наёмник.

     Лейтенант запротестовал. Кали вверили под его опеку, и он нёс ответственность за транспортировку девушки.

     — Нельзя! — возмущённо крикнул Бэар, но наёмник его не послушал, уже активировав ввод препарата.

     — Мне необходимо узнать… — настаивал Энлиль.

     Скомканными звуками, словно из дальней комнаты, Кали слышала нарастающий спор рядом с собой и чувствовала гулявшее по венам лекарство. Но мысли Энлиля оставались для нее отчётливыми. Он хочет разбудить её. Это было бы кстати. Дурак, накачал её лекарствами, не представляя, какую глупость совершил. Её и без того полуживое тело не могло сопротивляться препаратам, и на все эти игры у неё попросту не было времени.

     Да, этого она не учла, не учла того, что не все ей будут повиноваться и слушать её приказы, как она привыкла. И, вместо того, чтобы уже лететь на Цесну, у неё даже не получалось очнуться. Всё сложилось бы куда проще, если бы ей удалось тогда умереть. Кали мало заботило состояние тела, как и предстоящая неминуемая смерть оболочки. Она и без того уже начала отмирать, и данный процесс ей было не остановить, но и ускорить также не получалось, отчего Кали удивлялась, как ей вообще удалось очнуться после полного истощения в лесу сокровищницы. Она надеялась, что умрёт и сможет высвободить ещё хоть немного силы своего разума, не скованного телом, сможет покинуть сокровищницу и отправиться на поиски Хранителя, но её связь с оболочкой оказалась сильнее, и после короткой смерти её сущность вновь вернулась обратно. Тёмный Кочевник поступил хитро. Кали знала, его власть не была безграничной, не сейчас, когда его вместилище находилось так далеко. Но, всё же, его могущество оставалось весомым, хоть и не могло полностью её остановить. Он поступил разумнее. Кочевник не только ограничил силу всех членов братства, каждого Хранителя и ученика, он нашёл способ сдерживать их возможности, как и возможности Кали. Раньше, до его вмешательства, Кали с лёгкостью могла покидать своё тело, используя силу души и разума. Кочевник же не стал бороться с её сущностью. Этим и без него было кому заняться. Он взял верх над самой природой смерти, поработив этот процесс. Кали оказалась заперта в теле, а власть врага не давала ей его разрушить полностью — умереть быстро, растянув этот процесс в дни.

     Ей не помогли бы выстрел в голову или мощный взрыв, будь она хоть в эпицентре. Даже самые смертоносные травмы не смогли бы разрушить связь между телом и сущностью. Для этого требовалось время. Время, чтобы не только клетки оболочки, но и неделимые частицы успели отсоединиться от души и разума.

     …Введённый препарат достиг её крови. Стимулятор начал действовать. Где-то внутри её души продолжали рваться нити, связывающие её с оболочкой. Оставалось ещё несколько глубинных связей, но на их уничтожение может потребоваться целый день. Будет большим везением, если ей удастся освободиться от оболочки до прибытия на Цесну, туда, где всё ещё держали Хранителя. Кали чувствовала, старик жив. Только бы его не убили. Иначе всё будет потеряно…

     Несмотря на свою слабость, Кали предчувствовала ярче любого пророка то, что надвигалось на эту Солнечную систему. Тиски, как и те, что не отпускали её каждую секунду, покуда не пал барьер и не был разрушен портал, вновь возобновляли давление, делая её слабой и уязвимой. Тёмная энергетика, поглотившая всё вокруг, возвращала власть. Тень незримого врага была поблизости. Потерпев поражение в сокровищнице, он уже приходил в себя, готовый сделать новый шаг. Их враг оказался расторопнее, чем она надеялась, и то, что последует вскоре, будет в разы ужаснее, нежели истребление в сокровищнице. Спутанные видения возможного будущего вихрем пронеслись в сознании девушки, превращаясь в реальный кошмар. Чёрными искрами незримая тень Тёмного Кочевника впивалась в её мысли, показывая ближайшие часы, излишне подробно описывая своей жертве то, что ждало эту планету, систему, расу…

     Кали вскрикнула, просыпаясь. Её разум вновь бился в сетях полуживого тела. Доступной энергии оставалось лишь на рывок.

     — Кали, — тихо позвал её командир.

     Она открыла глаза, наткнувшись взглядом на Энлиля.

     — Уничтожить бы тебя за это! — крикнула девушка. — Я же просила помощи!

     — Ты походила на сумасшедшую, что я должен был делать? — попытался оправдаться командир.

     — Выполнить мой приказ!

     Энки уже поднимал корабль. Энлиль что-то твердил о том, что ей необходимо в больницу, но его слова лишь сильнее гневили Кали. Перед глазами девушки кружили сцены грядущего апокалипсиса, ужасные мазки пока ещё не нарисованной картины, и возмущение наёмника казалось ей смехотворным. Если б только с ней была её прежняя сила! В который раз Кали с болью тосковала об утраченных возможностях. Но сейчас девушка располагала лишь дряхлой оболочкой, непокорными помощниками и обрывками энергии.

     Проигнорировав все вопросы, она резко поднялась, разрывая ремни бесполезной для неё капсулы. Её попытались остановить, но девушка быстро высвободилась, уже не тая своего гнева. Какая разница, что станет с ней, если она не успеет. Не теряя времени, она попыталась силой заставить присутствующих повиноваться ей, но не смогла даже проникнуть дальше их мыслей. Для подобного она была уже слишком слаба.

     — Что такое? — настороженно спросил Энлиль, ощущая странное шебуршение в своей голове.

     Кали повернулась в его сторону, застыв как изваяние. Она попыталась подчинить себе хотя бы командира. Ничего не вышло.

     — Проложите курс на Цесну! — не добившись результатов, неожиданно крикнула девушка.

     Она вцепилась Энлилю в куртку, злобно встряхнув наёмника. Но силы быстро оставили и без того истощённую ученицу. Её кисти разжались в ладонях командира, Кали медленно подкосилась в коленях, теряя на секунду сознание.

     — Да что с тобой?

     — Там удерживают Хранителя, — тихо произнесла она. — И самой мне к нему не добраться.

     Энлиль дрогнул от её тихого голоса.

     — Чего ты нам не сказала? — спросил он у неё.

     Теперь настала очередь наёмника тормошить девушку. Энки и лейтенант молча наблюдали за странной сценой. Энлиль продолжал допытываться.

     Внезапно наёмник резко остановился, поднимаясь. Невероятная догадка сама вихрем ворвалась в его мысли. Кали, узнав её ещё раньше его самого, прямо взглянула на командира.

     — Понял, наконец-то, — глухо сказала она.

     — Понял что? — взорвался возмущённо Энки, наседая на друга, но тот, отмахнувшись, быстро запускал двигатели.

     — На Цесну? — коротко спросил командир девушку.

     — Да…

     Не задавая более вопросов, Энлиль занялся курсом, рассчитывая маршрут. Даже при лучших раскладах путь займёт не менее тридцати часов — практически сутки.

     Через минуту небольшой межгалактический транспортник уже набирал сверхсветовую скорость, выходя на межсистемный манёвр. Лишь покинув планету, Энлиль повернулся к раздражённым друзьям. Кали всё ещё сидела на полу, устало привалившись к стене. Бэар же с товарищем недовольно сверлили его взглядами. Вздохнув, командир нарушил напряжённую тишину.

     — Готовится новое вторжение, десятки новых порталов по всей Республике, и мы обязаны его предотвратить, — заговорил Энлиль, но его тут же перебили друзья.

     Он попросил дослушать до конца.

     — И единственный способ это сделать — разыскать Хранителя. Кали уверена, что его держат на Цесне — ссыльной планете ЕН-32.

     — Но ведь реально вычислить координаты порталов и на самом Аккаде? — предположил Энки. — Зачем для этого Хранитель?

     — К тому моменту, когда вторжение начнётся, ваши технологии окажутся бесполезными, — вмешалась Кали. — И Хранитель нужен не для того, чтобы сказать нам координаты порталов. Он нужен, чтобы не допустить главного — уничтожения вашего вида. Без него, вернее, без реликвии, которую он хранит, всё не имеет смысла. Сеннаар обречён.

     — Того самого кристалла? Реликвии сокровищницы? — не утерпел Бэар.

     Кали кивнула.

     Бэар довольно ухмыльнулся.

     — Я подозревал, что Дильмун — Верховный Хранитель, — самодовольно произнёс он, но никто не обратил на парня внимания.

     — И что такого в этих порталах? — поспешно вернулся к теме Энки. — Адмиралу Хоннору удалось подорвать один из них, значит, их можно ликвидировать!

     Энлиль и Кали переглянулись.

     — Я не могу объяснить вам того, чего вам не понять, — тихо заговорила она. — Но усвойте одно — то, что было в сокровищнице, ни в какую не сравнится с тем, что надвигается на вашу расу. Деформированный вами портал был дешёвым устройством, эти же порталы нечто большее, чем технологии мгновенного перемещения — это связующие червоточины между мирами и разрушить их способна лишь сила, равная той, что их породит.

     Предвидеть и уничтожить без кристалла появление и координаты таких червоточин невозможно. Они пропустят армады противника, в считанные часы заполоняя как рой всю Солнечную систему. Вторжение действительно произойдёт, но не на границах вашей страны, а здесь, внутри Солнечной системы. Уже скоро…

     На время все затихли, переваривая услышанное.

     — И кристалл обладает такой силой? Силой, способной закрыть эти, как их… Червоточины? — неуверенно спросил Энки.

     Кали устало вздохнула.

     — Нет. Но с его помощью мы освободим эту силу, — коротко ответила она.

     — Так почему Хранитель до сих пор этого не сделал? Почему не помог нам, не остановил разграбление сокровищницы? — недоумённо спросил Бэар.

     Девушка обвела всех взглядом.

     — Всё сложнее, — заговорила она. — Да, Хранитель обладает властью, но воспользоваться ею непросто. Для этого необходимо невероятно большое количество энергии, и я надеюсь, моей и его энергии окажется достаточно. Пока же Хранитель остаётся в плену, его возможности минимальны. Сомневаюсь, что он способен защитить даже самого себя.

     — Вот почему мне так необходимо оказаться рядом с ним. Верьте мне, — настаивала она, — мы ещё можем всё исправить.

     — Верьте. И, ради всего святого, помолчите, — тихо закончила Кали.

     Договорив последнюю фразу, девушка отвернулась, направившись в противоположную сторону палубы. Дойдя до стены, она молча села, прекращая разговор. Энки спросил её вновь, но Кали уже не реагировала, отстраняясь от всех. Энлиль взглядом пресёк назревающий спор, заставляя друзей заткнуться.

     Корабль продолжал скачкообразное движение сквозь слои пространства. Где-то впереди, за миллионы световых лет, далёким жёлтым светом его встречала Цесна.

     …

     Хозяин быстро и коротко отвечал на все вопросы в затянувшемся разговоре, не переставая настороженно прислушиваться к своим ощущениям. Разговор мало интересовал его — будничные государственные дела, не более, а вот то, что проникало вглубь сознания, напротив — заставляло нервно елозить на стуле. Не только благодаря своей силе, но и всем своим нутром, Хозяин ощущал перемены, чувствуя — что-то пошло не так. Пока что он не знал, что именно. Несколько раз он ненароком проверял показания охранных систем, паники ещё не было, и эта часть планеты-столицы продолжала мерно купаться в ленивых утренних часах, не догадываясь ни о чём. Да он и сам не до конца понимал, что именно уловило его подсознание. Лишь в одном Хозяин не сомневался — перемены ему не нравились.

     Всё ещё пытаясь разобраться, он неожиданно впал в озноб. Тело затрясло. Зная, что за этим последует, он, не ответив на заданный ему вопрос, резко вскочил, быстро шмыгнул в соседнюю комнату, оставив всех присутствующих в недоумении. Его позвали. Кто-то последовал следом. Хозяин поспешно запер дверь. Сейчас ему было уже не до них. Сильный, колющий холодными иглами озноб продолжал выворачивать тело изнутри. Невидимый собеседник, чья сила всегда действовала на Хозяина подобным образом, постепенно приближался к его сознанию, и он уже слышал эхо его голоса в своих мыслях.

     Хозяина скрутил страх — «Пришел!», с ужасом и с каким-то мазохистским облегчением подумал он, чувствуя приближение Владыки.

     Тень сознания Тёмного Кочевника вибрирующими волнами заполняла всё вокруг, и Хозяин уже не слышал ни встревоженных стуков в запертую дверь, ни требовательных голосов, ни своего имени. Всё слилось, уступило место могущественной энергии, истинную власть которой он не мог даже вообразить. Тень Владыки пугала его и манила, подчинённое ему тело ныло от боли, но разум тянулся навстречу, ждал этого слияния. Через секунду их мысли сплелись. Боль усилилась в разы, а вместе с ней накатил страшный немой крик, от которого Хозяин повалился на колени.

     Тёмный Кочевник был зол. На какое-то мгновение его слуга понял, он пришёл его убить, убить за то, что тот подвёл своего господина, но Кочевник медлил, хоть и не ослабил хватку. Сдерживая слугу в тисках неослабевающей боли, он обронил несколько фраз, вновь замолкая в своём непостижимом гневе. Хозяину казалось, что эта пытка длится уже годы, столетия, вечность. Он не видел, как настольные часы отбивали всего лишь десятую секунду его страданий, но вместо обстановки привычной комнаты, его зрение, управляемое Владыкой, показывало ему сокровищницу, начавшееся там сражение, павший барьер…

     Картинки ещё мелькали в его мыслях, но сам же Хозяин, не вникая в увиденное, с ужасом ждал расплаты. Боль нарастала. В немых судорогах, не в состоянии пошевелиться, Хозяин корчился на полу прихожей. Часы отсчитывали двадцатую секунду. Гнев Кочевника нарастал, его слуга вновь подвёл своего господина. Хозяин попытался вымолвить хоть слово мольбы, но Владыка не давал тому ни йоты свободы.

     Когда страдания слуги стали несоизмеримы с жизнью, а его земное тело начало отмирать, Кочевник ослабил хватку. Повалившись на пушистый ковёр, Хозяин жадно задышал, размазывая кровавые слезы. Где-то в глубине его мыслей ещё кричал голос Владыки и его слова: «Навеки!» Кочевник ушёл. Часы отбили тридцатую секунду вечности.

     «Навеки…», — тихо прошептал слуга, думая об угрозе. Он будет пленником этой боли навеки, если не закончит начатое. Не закончит это немедленно!

     Хозяин медленно поднялся. По ту сторону роскошных массивных дверей прихожей деликатно стучали, спрашивали, всё ли в порядке. Он коротко ответил, что сейчас выйдет, растирая онемевшие руки. Голова гудела, им владела паника. Вот, что он чувствовал — барьер. Защитникам сокровищницы удалось его снять. Ах, как некстати! Адайцы должны были покинуть комплекс уже сегодня, а теперь они оказались в плену вместе со всеми артефактами сокровищницы. Но к бесам уже эти цацки! Если он не даст Владыке главный артефакт, ему конец!

     Отряхнувшись, Хозяин отпер дверь. Оттуда послышалось начало обеспокоенного вопроса, но он оборвал его одним движением, убивая всех, кто находился с ним рядом. Не рассчитав применённую им силу, Хозяин ненадолго сам лишился чувств, не заметив, как уже безжизненные после того, как вскипела кровь, вялые тела практически одновременно упали на пол.

     Придя в себя, он быстро переступил через трупы, на ходу набрасывая накидку. Ему было некогда смотреть на убитых, как и вспомнить свой давний замысел — не так он планировал эти убийства. Он мечтал наслаждаться ими, мечтал сделать всё медленно. Несомненно, кого-то из них он не стал бы долго мучить, но некоторые, видят небеса, за века надоели ему настолько, что их кончина растянулась бы на недели. Лишь мимолётное сожаление об утраченном замысле посетила Хозяина, но время поджимало. В случае провала, ему не повезёт, как этим трупам, не повезёт просто умереть. Владыка предельно ясно показал, что его ждёт — вечность! Вечность адской боли и мук.

     Не задерживаясь, скрывшись от посторонних глаз и охранных систем, Хозяин спешно вышел из покоев и запер за собой дверь.

     …

     Пересказав Сварогу лишь основное, Хорс возвратился к самому началу, не пропуская более ни деталей, ни мелочей. Сварог слушал, не перебивая. Увлёкшись, адмирал не сразу понял, что Главнокомандующий подозрительно долго молчит, не возмущается, даже не кричит, что было странно. От этой тишины адмирала отвлёк неожиданный короткий рёв двигателей. Быстро выглянув, Хорс заметил покидающий штаб корабль наёмников, как ужаленный, уносящийся ввысь. Интерес, куда это они могли так спешить, раззадорил адмирала, но, махнув рукой, он вынужден был вернуться к разговору с Главнокомандующим. Сварог вновь молчал. Позвав военачальника несколько раз, Хорс наконец-то додумался взглянуть на панель связи. Устройство не работало. Раздражённо вскочив, он громко окликнул связного.

     — Что со связью?

     Метнувшийся сотрудник быстро склонился над панелью.

     — Похоже на заглушку, адмирал! — ответил техник.

     — Кто?

     — Неизвестно!

     — Взлетаем! Покинуть радиус, — приказал Хорс, уже было развернувшись обратно, но техник его остановил.

     — Невозможно!

     — Какой радиус? — живо спросил адмирал, нутром чуя неладное. — Тысяча метров?

     Связной отрицательно кивнул.

     — Материк, планета?

     Техник перепугано замигал.

     — Солнечная система! — ответил он.

     — Что?! — взревел адмирал. — А ну дай!

     Оттолкнув парня от приборов, Хорс сам быстро проверил показатели, перезагрузил систему, запустил вновь. Результат оставался прежним. Вся Солнечная система оказалась под колпаком. Любая связь отсутствовала, соединения между армиями также. В одно мгновение центр Республики ослеп, не в состоянии не то что связаться с флотилиями, но и докричаться до ближайшего на планете военного округа. Какими же должны быть технологии, чтобы окутать всю систему? Хорс живо представил невообразимые, размером с их планету установки. От таких предположений кольнуло в висках. Это невозможно! Но вопреки здравому смыслу радиус гробовой тишины оставался прежним.

     Рядом продолжал что-то говорить техник, всполошился штаб, забегал персонал, готовили сигнальные ракеты, искали примитивные малорадиусные рации, проверяли любые приборы, сканеры, спутники, защитные системы. Как подкошенные, с неба сыпались управляемые спутниками беспилотники, отказали статичные защитные установки городов столицы, блокировались наземные щиты. Хорс мимолётом слушал похожие как один доклады: «Вышли из строя!», но в голове адмирала крутились лишь последние слова генерала адайцев: «Сдохнете! Все вы сдохнете!», и только сейчас он начинал улавливать их незатейливый смысл. Адайцы знали что-то, знали и смеялись над ним.

     Мысли Хорса взорвались рокотом. Адмирал потянулся к биноклю. Нет, не почудилось: на территории комплекса слышались взрывы, началась стрельба, а он, застыв на месте, не мог даже связаться со звеньями, узнать что случилось. Но затем пришла и куда более ужасная догадка, в одночасье Хорс понял: он вообще практически ничего уже не мог. Все подразделения армий планеты оказались в разобщении, изолированные друг от друга за тысячами километров суши и океанов, а основные силы Республики — четыре флотилии — базировались под командованием Сварога на границах страны. Если сейчас готовилось новое вторжение, а оно, в чём адмирал уже не сомневался, готовилось, планета и Солнечная система останутся беззащитными. Они даже не узнают, где именно откроется портал и откуда ожидать удара…

     Адмирал быстро собрал штаб. Взрывы в сокровищнице участились. В небе завязалась битва. Часть ещё не прошедших протокол сдачи в плен адайцев, уловив момент, устроила саботаж. Кружившие там «Коршуны» сдерживали восстание. У адайцев не было шансов, в том Хорс не сомневался. Но не эта кучка воров беспокоила адмирала.

     — Разослать с пилотами в каждый округ устный приказ, — собрав вокруг себя помощников, заговорил он, — «Всем армиям: полная боевая готовность! Это не учебная тревога. Неизвестный враг готовит вторжение, блокирует все соединения. Каждому коменданту округа: принять командование на себя, отвечать за вверенный ему регион. Условный код-пароль введения чрезвычайного положения: „Планета-Аккад-98—12-07“. Адмирал-командующий Хорс Эн-Нуран».

     Штаб живо разбежался кто куда, распределяя между собой военные округа планеты. Каждый помощник готовил гонца, передавали сказанное адмиралом. Вспыхнувшее в сокровищнице восстание разгоралось. К «Коршунам» подоспели на помощь воздушно-десантные войска, приступив к зачистке наземных очагов. Первые корабли покидали штаб, унося с собой приказ Хорса. Тот, не отрываясь от бинокля, нервно расхаживал взад-вперёд, понимая, какими незначительными были принятые им меры. Нужно сделать больше! Больше!

     — Думай! — твердил он себе.

     Чуть было не налетев на одного из техников, Хорс резко остановился.

     Сенат!

     Необходимо попасть в сенат, и как можно быстрее! К чёрту протоколы и нормы! По законам военного времени он имеет право требовать ответ от Правителя.

     Хорс метнулся к кораблю, но вновь застыл. Что, если он ошибается, и вместо того, чтобы стягивать в одно место как можно больше сил, напрасно потратит время на почти что беспочвенные теории? Да и есть ли связь между вторжением расы Адао, тремя покушениями, похищением Хранителя, убийством адайского генерала и визитом его убийцы в сенат к порогу покоев Аллалгара? Быть может, череда совпадений?

     Адмирал мотнул головой. Нет! Слишком сложно для совпадений, но зато просто для переворота. Что, если всего лишь на секунду позволить себе усомниться в Верховном Правителе и поверить в измену? Тогда хоть что-то начинало сходиться. Скажем, Аллалгар в обмен на некие услуги Эн-уру-гала, последнего наследника, обещает тому вернуть трон? Нет. Не то. Обещает ему разделить с ним власть, когда все остальные первые лица государства будут мертвы. Для этого он также нанимает адайцев и отдает тем в задаток все богатства сокровищницы. В комплекс захватчиков приводит специально для этого пришедший туда служить несколько лет назад Эн-уру-гал. Он открывает портал. Адайцы грабят Хранилища, но не успевают сбежать. Зная, что на оставленных в сокровищнице кораблях их ждёт обещанный куш, они вновь готовятся к вторжению, только теперь с другими целями — свергнуть власть. Им не удалось сделать это другим путём: покушение на Канцлера и погоня за кортежем Правителя Александры провалились. Но теперь, когда упавший барьер явил их миру, адайцам более нечего скрываться и медлить с наступлением.

     Возможно, Хорс не ошибался, и ему действительно следовало поспешить в сенат. Если Верховный Правитель Аллалгар действительно оказался предателем, заварившим всю эту кашу, пусть защитят того небеса, он выбьет из него признание любым способом, не посмотрев на высокий сан. Он узнает, где готовится новое вторжение…

     Хорс рывком остановил одного из помощников.

     — Собрать возле штаба как можно больше войск. Подайте сигнал. Быстро! — приказал он.

     — Адмирал, воздушно-десантный полк и «Коршуны» задействованы в сражении.

     Хорс запоздало дёрнулся, всматриваясь в небо над сокровищницей. Задумавшись, он не заметил, когда небольшое восстание адайцев перешло в бойню, разросшуюся уже по всему внутреннему кольцу комплекса.

     — Кто есть поблизости? Живо! — накричал он на парня.

     — Только штаб, — ответил помощник.

     — Проклятье! — выругался военачальник.

     — Какие будут распоряжения, адмирал? — вытянувшись, быстро спросил парень.

     Хорс нервно осмотрелся. Если бы он ещё сам знал, какие ему отдавать распоряжения.

     Окончательно принимая решение, адмирал развернулся к кораблю.

     — Летим в сенат Верховных Правителей! — приказал он.

     Чёрный, острый, как миллиарды раздробленных осколков стекла, песок неровными барханами укрывал ссыльную планету ЕН-32. Там, где не было зыбучих безжизненных морей, сверкали своими иглами невысокие хребты гор, подножья их крошились потрескавшимся камнем, устилали равнины толстым слоем гальки, мешая прорасти даже самому стойкому зерну. Каменные водопады с каждым обвалом и сезонными селями вливались в и без того мельчающие водоёмы, загрязняя воду, постепенно превращая небольшую планету в пустынный край. ЕН-32, носившая когда-то название Небесные сады, иссыхала из года в год, не имея уже ничего общего со своим старым именем. Вода и суша неизменно сражались за первенство. Суша наступала, вытесняла другую стихию. Исчезали реки, уходили в землю необъятные озёра, пропадали моря, медленно и неотвратимо отступали океаны, пока не остался лишь один из них, уже прорезавшийся у побережья сотнями островков, готовыми в любой момент слиться с материком.

     Ссыльная планета мигала из космоса мутным голубым пятном, как одноглазое чёрное чудовище, неприветливо встречая очередной корабль с преступниками. Тех ссаживали неподалёку от заселённой зоны, выделяли немного провизии, едва на пару месяцев, давали одежду, что-то из лекарств, какие-то инструменты, материалы, и улетали. Навсегда. Осуждённые оставались одни. Те жалкие ресурсы, что им достались, предназначались на первое время, для постройки жилья и пропитания, пока каждый из преступников не находил себе заработок. В этом выбор был невелик. На ЕН-32 добывали редкие алмазы, самоцветы, мыли золото. Раз в месяц прилетали республиканские миссии: обменивали добычу на продовольствие, лекарства, одежду…

     Охраны и войск на планете не было уже очень давно. ЕН-32 пестрила анархией группировок, державших в своей власти лучшие рудники. В верхах правили разросшиеся в кланы потомки поверженного режима. Меж ними не утихали стычки, всё время лилась кровь. Любой отрезок плодородной суши, богатых залежей, пресных водоёмов принадлежал им, как и каждый рабочий, проживающий на этих территориях. Так что, оказавшись на планете, преступники вмиг лишались даже тех скудных припасов, что им оставляли конвоиры. Пленников наспех делили между собой представители кланов. Иногда, не сойдясь в интересах из-за сильного раба или красивой женщины, доходило до резни, в которой практически всегда гибли сами «предметы» спора. Тех же, кто чудом переживал делёж, определяли в уже сложившиеся касты. Чаще всего преступники попадали в ад рудников, где и оставались до самой смерти.

     Раскинувшая свои щупальца вдоль всех берегов океана анархия крепла с каждым новым поколением, укореняясь, взращивая жестокость, насилие, выискивая пути контрабанды, приторговывая с ближайшими республиканскими заставами, получая лучший кусок, оружие, возможности и всё сильнее затягивая узел рабства, распуская нити вседозволенности. Каторжники сотнями умирали в шахтах, пеклись под раскалённым солнцем, как подкошенные, падали от инфекций и болезней. Их женщины, женщины, а не жёны, прислуживали верхушке, продавались за грош, мыли золото, сами строили дома, рожали и почти сразу же хоронили детей. Их недолговечная красота увядала быстрее цветов, высушенная ветрами, измотанная страхом, пустыми надеждами, одиночеством…

     …Он не знал свою мать молодой. Казалось, она всегда была такой: сутулой, печальной седой женщиной, отдавшей земле троих своих детей, отвоевав у смерти лишь его, последнего. Эн-уру-гал не понимал, почему ему удалось выжить. Зачем? Он долго и безнадёжно болел, затухал на глазах матери, а та, растрачивая всю себя, недоедая, стелясь под любого богача, старея, меняя в тяжёлом труде год жизни на день, любыми путями доставала ему лекарство, еду. Постепенно Эн, как его называла мать, начинал крепнуть, болезнь отступала, покидала тело ребёнка. Поборов недуг, выжив, Эн-уру-гал столкнулся с реальностью своего мира. Именно тогда он впервые пожалел, что не умер, ещё будучи в забвении болезни. Отвоёванное для него будущее оказалось преисподней, а он в ней — главным грешником.

     Да, планетой правили потомки поверженного режима: правнуки и внуки павших военачальников, ветви старых домов знати, заевшаяся элита Империи, но среди них не нашлось места самой семье Императора. Все обитатели ЕН-32 делились на касты, и лишь одно объединяло раба и господина — ненависть. Потомки бывших подданных истово и люто ненавидели потомков того, по чьей вине все они оказались на этой проклятой солнцем земле. И хоть вина Императора была велика, она не была нераздельной. Но, не сговариваясь, кланы забыли про свой давний взнос. Впредь, лишь семья Эн-уру-гала несла ответственность за случившееся. Их не убили, намеренно оставляя в живых, клеймя каждое поколение, издеваясь, пороча. И с первого своего сознательного дня Эн знал, что живёт в мире, где самый ничтожный раб оставался выше последнего законного наследника великой Империи, выше него.

     Своего отца, сына убитого Императора, Эн-уру-гал практически не видел. Тот вначале прислуживал их владельцу, но прогневив господина, попал на рудники. Знающие об этом миссии Республики ничего не предприняли, закрыли глаза, как закрывали их тысячи раз, ослеплённые блеском дармовых самоцветов. Оказавшись в шахтах, Нер-мал протянул не больше сорока лет. Умер наследник в забое и его труп, пока не стал разлагаться, ещё несколько дней провалялся под землёй. И лишь когда из-за вони взбунтовались остальные рабы, Эн-уру-галу и матери разрешили забрать тело. Они хоронили его рядом со своим домом, под свист и смешки собравшейся толпы, долго, с трудом выбивая в каменистой почве каждый сантиметр. Хоронили, чтобы утром найти уже осквернённую могилу. Эн-уру-гал помнил тот тихий вздох матери, когда она, встав с зарёй, вышла на порог, споткнувшись об голову мужа. Выбежав, он увидел лишившуюся чувств женщину и порубленное на куски тело отца. В это мгновение последний наследник навсегда простился с детством. Что-то в нём затихло, онемело. Рядом с домом вертелись соседские мальчишки, смеялись, бросали в того камни. Эн молча собрал ошмётки тела, отнёс в дом мать, вернулся. Не проронив ни звука, он облил куски маслом, поджёг. Ругань не утихала. Не знающие отпора мальчишки подошли ближе. Кто-то спустил штаны, направляя струю то в костёр, то на стоящего подле него парня. Все дружно рассмеялись. Эн-уру-гал покосился на ближайшего из них, не понимая, как его руки оказались у того на шивороте. Через секунду он уже держал оравшего во всё горло соседа, с силой вдавливая его лицо в разгоревшийся костёр. Отбросив парня, Эн оглянулся, готовый ко всему, но дети более не смеялись. Медленно те жались назад, не отрывая перепуганных взглядов от неистовых, горящих ненавистью глаз наследника. Стоило сорваться с места одному, как остальные кинулись вслед, бросая обожжённого товарища.

     С того случая сверстники Эн-уру-гала не трогали, но жить ему легче не стало. Убитая горем мама слегла. Чтобы не умереть с голоду, парню пришлось занять её место на приисках. Больше на работу она не вышла. Протянув ещё полгода, женщина тихо скончалась во сне, не сказав на прощание ни слова. Он сжег её тело, развеяв прах далеко за пределами поселения, взобравшись на высокий пологий курган, пуская его по ветру, и чёрный пепел мелким облаком ещё долго оседал поверх такого же чёрного песка, навсегда скрывшего в себе ничем не обозначенную могилу матери. Эн-уру-гал остался один.

     На приисках он пробыл лет двадцать, до тех пор, когда владелец шутки ради не взял его на один вечер прислугой, поставив на старое место отца. Гости пришли в неописуемый восторг, когда маленький наследник прислуживал тем за столом, глотал слюну от объедков, соскребал их блевотину с полов, выносил горшки, полные дерьма. Так он прижился в господском доме. Полетело время. Эн взрослел. Терпел. Низко кланялся господину, прятал непокорные глаза, ждал. Он давно бы уловил момент, чтобы прирезать эту пухлую свинью, но не о такой мести мечтал наследник. Убить! Убить их всех! Эн-уру-гал жил этим словом и верил — случай обязательно представится…

     В ожидании пробежало несколько столетий. Эн продолжал прислуживать господину, но его мысли уже не так часто посещали кровавые сцены мести. Теперь в них жила Иннана — племянница хозяина. Милая светловолосая девушка, сирота. Она жила в доме дяди на правах бедной родственницы, и тому до самого её взросления племянница была не интересна, ни она сама, ни её жизнь. Не попадалась на глаза, и хорошо. Ей запрещалось находиться в верхних покоях, играть с детьми господ, разговаривать, пока её не спросят. Иннана росла затравленным тихим ребёнком, на котором, несмотря на происхождение и родство с хозяином, каждый мог согнать злобу, и ей нередко доставалось от прислуги и заносчивых детей дяди.

     Такая жизнь научила её скрытности. Девочка жила в тени. Всегда непричёсанная, в ободранных обносках, с побитыми коленками, Иннана пряталась в укромных уголках огромного дома, днями напролёт оставалась далеко за пределами поселка, бесстрашно выходя к разлогим барханам, и только ночью тайком прокрадывалась обратно в свою убогую каморку. Некогда у неё была нормальная небольшая комната на втором этаже господского дома, но постоянные придирки детей заставили девочку сбежать вниз, туда, куда разнеженные отпрыски брезговали даже заглянуть, не то, что спуститься.

     Спрятавшись в погребе в первый раз, Иннана просидела в своём укрытии почти двое суток, пока крутивший желудок голод не заставил девочку выбраться наружу. Так её заметила главная кухарка — тощая, подвижная, всегда орущая баба. Не было в штате прислуги того, кто не боялся бы этой старой ведьмы. Она наводила страх одним только своим видом, и, попав ей в руки, Иннана не сомневалась, её ждёт порка, а может быть, и хуже. Ходившие меж детей страшные истории с ужасом описывали, что бывает с теми, кому не посчастливилось оказаться на её кухне. Бедняг варили заживо, запихивали в печи, скармливали собакам. Встретившись со старухой, перепуганная девочка живо вспомнила эти сказки, а страх только утроил их смысл, и, не сказав ни слова, Иннана дико завопила, застыв на месте. Кухарка быстро заткнула ей рот.

     — Дом побудишь, — проворчала она, оттаскивая онемевшего от страха ребёнка.

     Иннана не замечала ничего и никого. Маленькое сердечко выпрыгивало из груди. Коснувшиеся пола ноги подкосились. Девочка упала. Старуха нависла над ней. В слабом свете её изрезанное шрамами и морщинами лицо казалось мордой чудовища. Иннана закрылась руками. Всё. Сейчас её сожрут. Ребёнок с ужасом жался в угол, но ничего не происходило. Приоткрыв один глаз, она тихонечко посмотрела сквозь пальцы. Рядом никого не было. Набравшись смелости, Иннана отняла руки, оглядываясь. Она была в погребе, но в другом, сухом и тёплом. От стены веяло лёгким жаром. По ту сторону стены горела печь, отдавая тепло в камень. У самого входа, над дверью светила мутная жёлтая лампочка, и её света хватало лишь на небольшой полукруг. Остальные углы оставались в тени. Иннана посмотрела туда, заметив в темноте что-то похожее на кровать — толстый настил, тряпки. В них кто-то зашевелился. Девочка опять сжалась в комок, отступая подальше. В этот момент вновь вошла старуха. Иннана готова была закричать, но кухарка кинула ей в ноги ворох тряпья.

     — Хочешь, живи здесь, — гаркнула женщина.

     Через минуту она принесла две тарелки. Молча оставив еду, старуха удалилась. Иннана продолжала стоять на месте, как нелепое пугало, осыпанная какими-то тряпками, с миской объедков в руках. Вторую тарелку старуха оставила в тёмном углу, до того испугавшем девочку.

     — Ешь, пока горячее, — раздалось оттуда.

     От неожиданности Иннана вздрогнула, выронив тарелку.

     — Растяпа.

     Девочка окончательно запуталась в тряпье, падая на пол. Из тёмного угла к ней вышел невысокий мальчик. Помог встать, отпихивая Иннану в сторону. Он быстро настелил кровать, собрал осколки, выбросил мусор в стоящее у входа ведро. Выйдя на свет, он мимоходом повернулся к девочке, и та его узнала. Эн-уру-гала Иннана видела уже несколько раз с тех пор, как его оставили в хозяйском доме, но подойти не осмелилась. Дети прислуги боялись его не меньше, чем сама прислуга боялась кухарки. Вспомнив и про это, Иннана думала, что испугается, но вся её боязнь ушла вместе со старухой. Да и присмотревшись к парню, девочка уже не находила его таким страшным. Эн молча поделился с ней едой, после чего ушёл работать. Его не было до самой ночи, и в пустом погребе девочка просидела одна, не решаясь высунуть носа, боясь наткнуться на кухарку.

     Когда мальчик пришёл, старуха принесла две тарелки. На этот раз Иннана сдержалась, не кричала. Острый голод перекрыл любые чувства, и быстро закончив с едой, она не стала визжать, когда Эн забрал её тарелку, отнёс на кухню, вернулся, потушил свет, устроился спать. Иннана сидела в своём углу, прислушиваясь к тихому дыханию, не зная, вернуться ли ей наверх или остаться здесь.

     — Калахари добрая, — без предисловий неожиданно сказал Эн.

     — Калахари? — тихо переспросила Иннана.

     — Кухарка, — пояснил он. — За неповиновение её семью казнили, когда она была твоего возраста. Калахари оставили — изуродовали лицо.

     Последние слова дались мальчишке с трудом. Эн-уру-гал замолчал, давя злобу.

     — Ты живешь здесь? — осмелев, спросила девочка.

     Какое-то время ответа не было, и Иннана решила, что он спит или не хочет отвечать.

     — Да. Она меня приютила, — донеслось из темноты.

     — И тебя приютит, если захочешь, — добавил Эн. — Владельцы сюда не ходят. Брезгуют.

     Девочка хотела задать ещё сотню вопросов, но Эн-уру-гал её оборвал.

     — Спи. Мне рано вставать, — коротко сказал он.

     Но уснуть в ту ночь ей так и не удалось. До самого рассвета она взволнованно ворочалась на жёстком настиле, вскочив как от иголок, стоило кухарке отворить дверь. От скрипа Эн быстро встал, поздоровался с женщиной. Та, как и раньше, молча протянула им по миске, оставила кувшин воды, оборачиваясь к выходу.

     — Спасибо! — не ожидая от себя, выкрикнула ей в спину Иннана.

     Калахари задержалась, взглянув на девочку. Её страшного морщинистого лица коснулась короткая улыбка. Старуха ушла, Иннана же ещё долго смотрела на прикрытую дверь, словно женщина до сих пор находилась рядом. Эн оказался прав, больше кухарку она не боялась.

     — Я останусь, — выбрала Иннана. — Буду тебе помогать.

     — Ты хозяйская племянница, — презрительно отмахнулся Эн.

     Иннана замолчала, чувствуя, как затихает её и без того редкая детская радость. Эн-уру-гал смотрел на неё с таким отвращением, что ей захотелось провалиться сквозь землю. Но потом мальчишка отвёл взгляд.

     — Оставайся, — тихо ответил он. — Но помощи твоей мне не надо!

     Он быстро поел и вновь ушёл на весь день. Иннана же, оставшись одна, приняла решение — она подружится с ним и Калахари. Её исчезновение с верхних этажей никто не заметил. Девочка тайком перенесла свои вещи вниз, весь день наводила красоту, греблась, мыла, стирала тряпье, штопала рваные одеяла. Ей так хотелось заслужить одобрение нового друга, что Иннана даже осмелилась напроситься кухарке помогать с ужином. Но когда Эн вернулся, он будто бы и не заметил преображений в своей каморке. Уставший, грубый, он молча съел так старательно приготовленный для него ужин и лёг спать. В ту ночь девочка опять не могла уснуть, но теперь уже из-за душившей её обиды. Сдерживая слёзы, она размазывала грязь по влажным щекам, тихо всхлипывая в углу.

     — Пищишь как мышь, — не выдержал Эн. — Дай поспать.

     Иннана заставила себя прекратить, хоть от его слов ей стало ещё горше. Никогда, ни до того, ни после этой бессонной ночи она не испытывала такой тоски по рано ушедшим родителям. Одна. Всегда одна. И всё, что у неё было, — горсть воспоминаний, да то, чему успела её научить мама — шить, стирать, помогать на кухне. А он не ценил и этого! Надежды на дружбу рушились, и от одной только мысли об этом её вновь прорвало. Теперь Иннана плакала, не сдерживаясь, плакала, как плачут маленькие дети, плакала от боли внутри, которой не понимала, даже не замечая, как надрывно зовёт родителей.

     Эн-уру-гал терпел, затыкая уши. Ему не было дела до этой девочки. Господское отродье! Как же он ненавидел её непомерно толстого рыхлого дядюшку. Как же мечтал разыскать в этих складках жира пухлую шею. Сдавить! Сдавить и не отпускать!

     Увидев Иннану в первый день, он не знал о её родстве с хозяином, и лишь потому предложил ей остаться. Перед уходом на работу правду ему шепнула Калахари, и Эн взбесился. Злоба не отпускала наследника уже второй день, но кухарка просила его быть добрее. «Странная Калахари», — думал о ней Эн. Её жажда расправы должна была кипеть ещё сильнее, чем у Эн-уру-гала, так он считал, познакомившись с ней. Но со временем, узнав старуху получше, заглянув за её мерзкое изуродованное лицо, он догадался, Калахари не хотела мстить. За долгие годы всё, что билось живого у неё внутри, перегорело, и она уже не делала разницы между родственницей хозяина и сыном раба. Калахари жалела всех. Её мудрость и терпение, спрятанные под шрамами, тленом старости и напускным дурным характером, удивляли наследника. Он не понимал кухарку. Не понимал, как та могла сдаться, принять такую жизнь. Калахари только хрипло смеялась над его вспыльчивостью. Да, она помогла ему, когда Эн попал в господский дом. Она единственная не стала глумиться над ним, защитила от нападок прислуги, позволила жить рядом с кухней, забрала с улицы. И за это наследник был ей благодарен, однако разделять её взгляды не собирался. Но те дали трещину, и всё из-за Иннаны.

     Может быть, плач девчонки, а может, и сострадание самого Эн-уру-гала, о котором тот позабыл ещё с пелёнок, что-то расшевелили в его так рано повзрослевшем сердце. Продержавшись не более пяти минут, он не заметил, как подошёл к Иннане, начал её успокаивать. Он баюкал её как умел, а в голове всплывали лишь давно спрятанные им обрывки, когда он был ещё совсем маленьким, и родители, уходя, оставляли на него крошечную девочку, недавно родившуюся сестру. Она не прожила долго. Подхватив чахотку, крошка умерла, не дотянув и до двух лет, но память о ней крепко врезалась в мысли наследника. Светлая, тёплая память. И в ту ночь, стараясь успокоить Иннану, он отчего-то думал о ней, словно баюкал не отпрыска ненавистного врага, а родную сестру. Девочка уснула. Ночь сменилась днём.

     Нет, дружить после этого они не стали. Прошло ещё несколько месяцев, пока Эн-уру-гал сумел смириться с родством Иннаны. Он так долго концентрировался на своей мести, что не заметил, когда его вражда переросла в привязанность, а привязанность в дружбу, как и не понял того момента, когда ему вдруг стало интересно жить. Как и раньше, он много работал, лишь изредка получая полдня свободы. Эн проводил его с Иннаной, иногда оба они оставались с Калахари, и тогда, выпроводив всю прислугу, старуха запирала кухню. Дети помогали ей готовить, а кухарка, устало сидевшая за столом, не стеснялась ими командовать, но взамен она одаривала их историями. Рассказами о далёкой прародине, откуда все они были изгнаны. Дети впитывали эти истории, открывали удивлённые рты, словно слышали их впервые, и не верили. Не верили, что где-то там далеко за пределами этого ада существует великая могущественная страна, изгоями которой они стали.

     Иннана воспринимала рассказы Калахари как сказки. Эн же, научившись с возрастом скрывать свои чувства, видел в них лишь несправедливость. С рождения он знал, чья кровь течёт в его венах — кровь Императоров, кровь наследника, но не мечты о троне колыхали его душу. Загнанное вглубь стремление отомстить всё чаще вырывалось наружу. Он не мог смириться, не мог понять, отчего и его поколение должно расплачиваться за ошибки предков? Неужто их долг был настолько непомерен, что даже потомки потомков несли за него кару? Ответов в рассказах старухи Эн-уру-гал не находил, но это не помешало ему расширить свой список ненависти. С одинаковой страстью Эн представлял себе гибель не только своих господ, но и тех, по чьей воле он здесь родился. Эн-уру-гал не знал их в лицо, и оттого вначале ненависть рисовала ему безликих напыщенных правителей, затем к ним добавилась и верхушка власти, а после и вся Республика.

     Неизвестно, что бы стало с последним наследником, не повстречай он Иннану: умер бы он в драке, сделал бы глупость, был ли казнён, но лишь ей удалось усмирить в нём эту лють, отвратив от губительной дороги. В ней он видел смысл, смысл, разросшийся с годами в настоящую любовь. Из-за неё последний наследник Империи был готов отказаться от любой мести, отдал бы всё, жизнь, стремление, только бы она была счастлива.

     Когда девочка выросла, Эн-уру-гал осмелился просить благословения своего господина. Для тех нескольких слов он собирал волю несколько лет, но, не дав слуге договорить, его владелец истерично рассмеялся ему в лицо. Через час уже вся колония гудела небывалой новостью: наследник посватался к господину. Каков наглец!

     Конечно же, ему ответили отказом. Но на этом их беды не закончились. Внезапно вспомнивший о племяннице владелец проникся судьбой девушки, назначив за ту торги. Узнавший об этом Эн-уру-гал уговорил Иннану бежать. Он и Калахари долго вынашивали этот план, держа его втайне даже от девушки. У кухарки были связи на одной из миссий Республики. Те, за солидную плату, иногда соглашались вывезти заключённых на любую другую ссыльную планету. Возможно, там, на новом месте, их будет ждать участь ещё худшая, чем эта, но, если повезёт, им удастся найти незаселённый сектор, прошмыгнуть мимо местных поселенцев, осесть, построить дом, жить вдали от всего этого, просто жить…

     Такого будущего для них хотела Калахари, и, не задумываясь, рассталась с накопленным за всю жизнь небольшим состоянием, уже тогда зная — подкупа хватит лишь на двоих. Условившись о сроках, она до последнего скрывала своё решение от Эн-уру-гала. Бежали ночью, перед торгами. Эн наспех собрал вещи, тихо прокрался на второй этаж, убил охранников, стерегущих Иннану. Оба они, едва дыша, покинули дом. Калахари ждала их на пустоши за вторым барханом. Увидев сгорбленную тощую фигуру старухи, Эн быстро подхватил её под руку. Калахари вырвалась. В темноте её выцветшие глаза сливались с мраком, но, обернувшись, наследник увидел в них только немое расставание. Так они и прощались: не нарушив тишины, без слов, одним лишь взглядом. Рядом рыдала Иннана, звала старуху с собой. Та продолжала стоять, неподвижная и немая, лишь провожая взглядом упирающуюся девушку. Эн-уру-гал с трудом оттащил Иннану. Когда фигура кухарки исчезла за следующим барханом, силы оставили парня. Не сдерживая слёз, он молча отворачивался от девушки.

     Разбитые, уставшие, они добрались к высадке миссии с рассветом. Подкупленные солдаты долго и недоверчиво рассматривали преступников, о чём-то шептались в стороне, несколько раз проверяли отданные им Калахари пропуска, дерзко ощупывали глазами стройную Иннану, настороженно следили за Эн-уру-галом. Продержав их у трапа почти час, они пропустили беглецов на борт, где их тут же схватили. Эн не успел увернуться. Второй удар лишил его чувств. Его начали избивать. Где-то рядом ещё кричала Иннана, но её вопли вскоре растворились в долгом, тревожном кошмаре.

     …Он очнулся от дикой жажды. В горле пересохло. Колючий песок колол лёгкие, засыпал воспалённые глаза. С трудом Эн-уру-гал приоткрыл веки. Жадное белое солнце неистово накаляло всё вокруг. Он попытался пошевелиться, спрятаться от его лучей, но не смог сделать и шагу. Только тогда Эн заметил, что связан. Спина упиралась в сухой, облизанный ветрами столб, руки заведены вверх. Онемевшие руки.

     Щурясь, он всматривался вперёд. Размытое видение постепенно обретало контуры. Перед ним что-то было. Когда глаза привыкли к прямым лучам, он начал различать силуэты — такие же столбы, как и тот, к которому его привязали. И тела. Два тела.

     Эн-уру-гал резко дёрнулся, но крепкие, пропитанные потом и кровью узлы врезались в кожу, стягиваясь сильнее. Он попытался ещё раз. Из пересохшего горла вместе с песком вырывались скомканные слова. Эн их не слышал. Только собственное шипение, лишь отдалённо напоминающее голос. Но наследник не сдавался. Эн-уру-гал не прекращал звать. Никто не отвечал.

     Чуть поодаль, напротив, с побелевших от солнца столбов, уронив головы, свисали Калахари и Иннана. Рядом, окружённый своей свитой, что-то громко говорил его владелец. Что-то о предательстве, возмездии. Эн-уру-гал его не слушал. Он видел лишь двух дорогих ему женщин, не осознавая ничего, не заметив, когда всё закончилось, и рядом остались только охранники. Показная процессия удалилась, фразы свершившегося «правосудия» были сказаны, возмездие торжествовало. Их оставили умирать.

     Наступил второй день. Эн продолжал тихо произносить имена женщин. Беспощадное солнце сводило его с ума. Калахари уже давно висела на веревках, согнув колени. Старуха не двигалась. Ноги Иннаны дрожали. Несколько раз, когда ему удавалось до неё докричаться, она поднимала голову, смотрела на Эн-уру-гала. Смотрела долго, до последнего стараясь задержаться в сознании, но потом тело её обмякало, глаза закрывались. К утру третьего дня больше их она не открыла.

     Когда скончались обе женщины, к Эн-уру-галу подошли охранники. Они молча облили тела умерших раствором, проникающим в плоть и уничтожающим основу любого ДНК, не давая тем самым даже клонировать убитых, как будто на этой мрачной планете имелись технологии, способные осуществить клонирование. Дождавшись, когда трупы покроются характерным желтоватым налётом, символизирующим окончательную и бесповоротную смерть, один из охранников вонзил Эн-уру-галу нож в живот, вспаривая кишечник. После этого охрана ушла, оставив наследника корчиться в ужасной агонии. И он кричал. Его хриплые стоны уносил ветер, играл ими, превращал в вытье животного. Кровотечения не было. Палач знал своё дело, продлив мучения раба до самой ночи. С темнотой Эн почувствовал дыхание смерти, но яркая, не затихающая злость всё ещё хваталась за жизнь. Лишь эта злоба не позволяла ему уйти. Ненависть, волны которой невидимыми вспышками пропитывали воздух, проникали вглубь песков, затмевали звёзды. Ненависть, которая, в конце концов и привела Эн-уру-гала к тому, кем и чем он стал.

     Умирая, наследник извергал проклятия. Он проклинал свою жизнь, проклинал господ, Республику, всю свою расу, и это проклятие достигло цели. На него откликнулись. Эн-уру-гал не видел тихо подошедшей к столбу фигуры. Лишь когда тот остановился рядом, поднимая обеими руками голову наследника, он взглянул ему в лицо. Эн практически не соображал, но вспомнил незнакомца — он видел его в миссии, мельком, возле одного из кораблей республиканцев. Не военный, и не миссионер. Кто же он? Гадать о том Эн не стал. Незнакомец разрезал веревки. Не думая ни о чём, Эн-уру-гал вырвался из его рук. Ползком он добрался к столбам, но не смог встать. Смерть подступила ещё ближе. Наследник тянулся до лодыжки Иннаны. Руки не слушались. Так и не коснувшись её на прощание, он безвольно обмяк, глотая сухие слёзы.

     Рядом присел незнакомец. Его мягкий, обволакивающий голос проник в воспалённый разум наследника, а вместе с ним отступила и боль. Но лишь ненадолго. Стоило ему коснуться парня, как всё его тело пронзила судорога, нервы натянулись в тугом ожидании. Незнакомец безмолвно повторял сказанное.

     — Соглашайся! — твердил он. — Соглашайся, и ты получишь свою месть!

     Эн-уру-гал не шевелился, с трудом делая вдох, но странный сон не отступал.

     — Соглашайся…

     Наследник обвёл языком потрескавшиеся губы, пытаясь ответить. Он готов.

     Незнакомец понял его и без слов.

     — Согласен! — кричало внутри парня, — согласен на всё, но они должны жить!

     С трудом пошевелив рукой, Эн-уру-гал указал на мёртвых женщин. На мгновение, растянувшееся в часы, незнакомец замолчал, взвешивая условие наследника.

     — Я верну их, когда ты выполнишь мою волю, — пообещал тихий голос.

     Наследник принял лишь «верну». Он коротко кивнул. Сделка состоялась.

     Незнакомец поднялся, немного отступая назад. В ту же секунду Эн-уру-гал заметил вокруг себя сгущающиеся тени. Темнота плотным чёрным дымом поглощала парня, проникала внутрь, заползала в душу, разум, сердце, становилась им. Впитав её, Эн напряжённо выдохнул. Боли не было. Он с удивлением потрогал живот, руки, ноги. Ни царапины. Не чувствуя и капли усталости, Эн-уру-гал ловко поднялся, не понимая случившегося. Он вновь метнулся к столбам, но тут же остановился. Тела исчезли. С ужасом наследник обернулся к незнакомцу.

     — Уговор, — безмолвно повторил тот.

     — Уговор, — прошептал Эн.

     Незнакомец развернулся.

     — Нам пора.

     — Подожди! — остановил его наследник. — Что ты со мной сделал? Кто ты такой?

     Не оборачиваясь, незнакомец остановился. Мыслями он дотянулся к разуму парня, и тот увидел. В одну минуту вместились бесконечность, в одной секунде слились тысячи жизней. Сотни миров проносились в мгновении, открываясь перед ним, как книга. «Тёмный Кочевник» — тёмными буквами проступало на её страницах. Кочевник… А незнакомец всего лишь его слуга, такой же, как и многие другие. Через него Кочевник дал ему новую жизнь, силу, дал цель. И теперь Эн-уру-галу предстояло выкупить свою награду — вернуть долг.

     Прервав связь, незнакомец вновь поманил за собой Эн-уру-гала.

     — Как тебя зовут? — немного пошатываясь, нагнал того парень.

     — Хозяин, — коротко ответил тот.

     В голове парня вертелось столько вопросов. Незнакомец жестом оборвал один из них.

     — Тебе многому предстоит научиться. Но сперва, — скрытое темнотой лицо Хозяина украсила злобная улыбка, — утоли немного свой голод.

     Эн-уру-гал проследил за его рукой. Хозяин указывал в сторону колонии. Разум наследника помутился. Ненависть взяла верх. Кошмары ожили, но теперь он был в них ужасом, он вершил правосудие, он лил кровь. Не осознавая недавно дарованной ему разрушительной силы, впавший в ярость, Эн-уру-гал сравнял с землёй практически всё поселение, убивая любого, кто попадался ему на пути. Разыскав своего владельца, он медленно замучил на его глазах семью, детей, после чего выдрал тому глотку.

     Грязный, в потемневшей от крови одежде, к Хозяину наследник вернулся лишь через сутки. Тот довольно скалился. Эн-уру-гал молчал.

     Сперва Хозяин оставил парня на Цесне, где тот провёл почти век, познавая грани своих возможностей, выполняя бесконечные поручения, выслеживая, добывая информацию, превращаясь в покорную машину для убийства. Постепенно Эн-уру-гал научился контролю. Дарованная власть подчинилась его телу, разуму, будто бы всегда была с ним. Когда обучение подошло к концу, Хозяин отправил наследника в первый комплекс Сеннаарского братства в системе Роэтта. Дальше были десятки таких же сокровищниц, пока не пришло время главной — Аккадской. Здесь он в который раз принял новую внешность, стал носить выдуманное имя, вжился в очередную роль. Год за годом, обрастая ложью, Эн-уру-гал носил свои маски, повторяя один и тот же путь: из новобранцев в телохранители.

     Всё, что было до того, — мелочь. Лишь становясь личным телохранителем, он приступал к выполнению главного условия в своей сделке. Все эти годы ему предстояло разыскать артефакт. Носитель мог храниться в любой из сокровищниц страны, и несколько раз он даже чувствовал его присутствие, но добраться до него наследник не успевал — реликвию перепрятывали. Эн-уру-гал не сдавался. Всё более совершенствуясь, он в конце концов смог повысить свои способности настолько, чтобы оставаться в тени. И после, ещё до того, как Хранители той или иной сокровищницы начинали чувствовать в своих рядах неладное, он уходил, берясь за очередной комплекс. Когда дело дошло до Аккада, Эн-уру-гал уже полностью контролировал свой дар. Он не пробыл здесь и года, когда начал понимать — артефакт рядом. Он всё ещё не мог к нему дотянуться, но, благодаря развившимся способностям, наследник не сомневался — он на правильном пути.

     Уверовав в себя, Эн-уру-гал быстро узнал, кому из тридцати Хранителей было доверено хранить этот носитель. Незаметно, шаг за шагом он влился в личную охрану Дильмуна, присматривался, изучал. Прошло ещё несколько лет, однако наследник так и не сумел разгадать секрет носителя, то, как им воспользоваться.

     Тёмный Кочевник ждал, но и его терпение подходило к концу. Не желая более промедлений, он натравил на Республику своих рабов, заставив Эн-уру-гала провести тех в сокровищницу. Зная, какое могущество может таить в себе носитель, Кочевник опасался Верховного Хранителя, приказав изолировать старика подальше от комплекса и его братства. Запустив открытие портала, Эн-уру-гал покинул сокровищницу за полчаса до вторжения, увозя с собой и Хранителя.

     Эн захватил его без особого труда. Он и Хозяин знали, что им не стоит опасаться покровительницы расы илимов и самого Дильмуна, но связь между Красной Звездой и стариком, даже несмотря на то, что та была лишена сил уже практически десять тысяч лет, оставалась сильна, и оба не решились рисковать. Они спрятали Хранителя настолько далеко от её солнца, насколько смогли. И по иронии судьбы лучшим местом для этого оказался старый дом Эн-уру-гала — его ссыльная планета.

     После того погрома, что он устроил, обжитая колония опустела, а все, кому удалось уцелеть, перебрались на другие планеты или погибли. ЕН-32 превратилась в мёртвую пустыню, и затеряться на ней не составило труда.

     Перенеся сюда Хранителя, наследник заточил его в старых шахтах, где когда-то умер его отец. Здесь же, обшарив обветшалый господский дом, оставленные с ним адайцы разыскали и орудия пыток, которыми некогда, возможно, пытали и самого наследника.

     Вернувшись туда, где всё началось, Эн-уру-гал вновь лишился самообладания. Каких же только усилий ему требовалось, чтобы не содрать со старика кожу. Одного только взгляда на Хранителя хватало для неистовой злости. Дильмун был последней тонкой гранью между ним и наградой, и Эн-уру-гал с трудом сдерживался, видя его хитрую ухмылку и смеющиеся над ним глаза.

     Оставшись наедине с Дильмуном впервые, наследник и вовсе засомневался, того ли он Хранителя взял в плен? Но, попытавшись проникнуть в разум старика, Эн-уру-гал наткнулся на прочный щит, пробить который не смогло даже присутствие Тёмного Кочевника. Он не ошибся. Но что толку? Ни под пытками, ни под угрозами Дильмун не выдал местонахождения носителя. Не смогли разыскать артефакт и адайцы, опустошившие сокровищницу. Это был тупик.

     Более чем сто пятьдесят лет Эн-уру-гал жил лишь надеждой, что когда-нибудь сумеет вернуть долг. Полтора века он, не задумываясь, шёл на любые жертвы, только бы приблизить этот момент, когда Иннана и Калахари вновь будут живы. И сейчас, когда все планы рушились, наследник не понимал, что ему делать. Без носителя терялся смысл. Столько смертей, столько крови на его руках, и всё зря.

     Он уже знал о павшем барьере. Знал о сдаче адайцев. Чувствовал гнев Владыки. Отражение сознания Тёмного Кочевника, не затихая, разрывалось у него внутри. Невидимая материя измерений вибрировала, накалялась. Владыка сверлил в ней червоточины. Не те порталы, что открыл для адайцев Эн-уру-гал. Другие. Тоннелями они соединят их галактику с мирами захватчиков, и подобный проход нельзя уже будет закрыть. Ни мощным взрывом, ни любым иным оружием. Конец неизбежен…

     …

     Эн-уру-гал привалился к прохладной стене. Его немой рассказ всё ещё звучал в сознании Хранителя. Дильмун слушал. Не перебивал. Перебежчик вернулся к нему несколько часов назад, растерянный, потрёпанный, он молча сел в тёмный угол, уводя Хранителя в свою память. Тот не сопротивлялся. Он показал Дильмуну свою жизнь, каждое значимое воспоминание, не утаив ничего. С одинаковой яркостью Хранитель увидел обе стороны наследника — ту, что существовала надеждой на встречу с любимой, и ту, что превратилась в чудовище, отдавая всё ради этой встречи. Видения прекратились.

     — Помоги мне, — неожиданно тихо попросил Эн-уру-гал.

     Дильмун настороженно молчал.

     — Помоги, — повторил наследник. — Теперь ты знаешь всё, что знаю я. Он придёт. Придёт, если я не отдам ему носитель.

     Эн-уру-гал судорожно задышал, справляясь с истерикой.

     — Клянусь, я хотел этого! — вдруг закричал он. — Я мечтал залить Республику огнём! Мечтал вернуть Калахари, вернуть Иннану. Ты не представляешь, как сильно было моё желание отомстить. Оно съедало меня изнутри.

     Наследник вышел на свет, остановившись напротив связанного старика.

     — Посмотри, что оно сделало со мной! — склоняясь над Дильмуном, говорил он.

     Хранитель осторожно взглянул на парня. Сейчас на нём уже не было маски. Рано поседевший, изъеденный страхами, болью, своими поступками, он всматривался в него пустыми глазами гонимого всеми старца. Где-то в их глубине затухала вера. Дильмун отвёл взгляд.

     — Останови вторжение — спаси свою расу! — продолжал Эн-уру-гал. — Что есть носитель? Где он спрятан?

     — Ты просишь невозможного, — тихо ответил Хранитель.

     Наследник оторвался от старика, нервно заходив взад-вперёд.

     — Он всё равно получит своё! — стараясь успокоиться, уговаривал он. — Он всегда получает своё!

     Эн-уру-гал остановился.

     — Если мы не отдадим ему артефакт, он придёт за ним сам. Не с помощью своих рабов. А САМ! — голосом сумасшедшего рассказывал наследник.

     — Пусть приходит. Он не получит его!

     Наследник грубо рассмеялся.

     — Он поглотит ваше солнце и заточит в своём чреве чёрной дыры эту систему, возможно, и галактику. Всё живое будет либо растерзано, либо подчинено, а он, Кочевник, всё равно получит своё.

     На какое-то время оба замолчали. Хранитель думал об услышанном. Его опасения. Его страхи. То, чего он боялся, сейчас лилось из уст перебежчика.

     — И у нас всего два пути. Либо мы отдаём ему носитель и надеемся на его милость. Либо всему конец, — продолжил наследник. — С минуты на минуту он откроет тоннели, впустит своих рабов и те истребят нашу расу. Пощады не будет уже никому.

     — Где артефакт? — вновь повторил свой вопрос Эн-уру-гал.

     Хранитель молчал.

     Наследник быстро разрезал верёвки, освобождая старика. Дильмун не стал подниматься, оставшись на месте. Парень присел напротив. Неподалёку донеслись голоса высланных Эн-уру-галом прочь адайцев.

     Парень медлил, не решаясь вновь спрашивать старика. Он более не прятался, не скрывал своё лицо, своих глаз, не отводил их от того, кого, как и многих до него, чуть было не замучил до смерти. Совесть его кричала и выворачивала парня наружу. Он терпел. Не надежда, а лишь остатки прежней надежды ещё не давали ему сдаться.

     Дильмун также не отводил глаз, и тоже чувствовал необратимые изменения вокруг. Но чувствовал он и ещё кое-что. Парень был честен с ним. Возможно, Эн-уру-гал впервые был честен, за все полтора века, что ему пришлось скитаться в чужих обличьях. И, глядя на поникшего седого юношу-старика, Хранитель вдруг ощутил, как отступает ненависть к нему. Он действительно жалел наследника, но помочь не мог.

     Дильмун устало вздохнул, подбирая слова.

     — Тёмный Кочевник невероятно могущественен и силён, — тихо заговорил он, — но даже ему не под силу вернуть того, кто переступил новый рубеж. Твои родные умерли, и благослови небеса, что они умерли не в его власти, не стали его пленниками. Иначе их ждала бы такая же участь, что и адайцев — уродство тела, уродство души.

     Эн-уру-гал вздрогнул. Промолчал. Хранитель продолжил.

     — И говоря тебе, что я не могу помочь, я не лукавил. Да, я Хранитель реликвии, скажу даже более, перерождаясь, я был её Хранителем уже сто семнадцать раз, но я не владелец. И нет для неё ни тайников, ни хранилищ, ни сокровищниц. Она сама хранит себя от любого взора.

     Наследник неуверенно взглянул на старика, не понимая сказанного.

     — Я знаю, что артефакт невидим для Кочевника, но он открыт для нашей расы, — шепнул парень.

     — Это не так, — перебил его Хранитель. — Кочевнику действительно не дано его увидеть, но не дано это и миллиардам наших собратьев. Если на чистоту, то этот носитель и вовсе способны увидеть лишь единицы, и он совершенно неказист на вид.

     — Артефакт невидим для всех?! — удивлённо вскрикнул наследник. — И мы зря столько дней обыскивали сокровищницу? Напрасно пытали Хранителей?

     — Теперь ты понимаешь, почему твои слова вызывали мой смех, — вспомнил Хранитель. — Да, он невидим для всех — такова его природа. Но с тобой этот носитель всё-таки кое-что связывает. Ты никогда не задумывался, почему именно тебя выбрали для его поиска?

     Наследник пожал плечами.

     — Может быть, оттого, что я его чувствую?

     — А почему ты его чувствуешь? — продолжал Хранитель.

     — Не знаю.

     — Это дар. Как и тот дар, что был некогда у первого Хранителя, получившего реликвию. И, хоть мы и созданы благодаря этому осколку, (кстати, выглядит он как мутный осколок-кристалл), дар настолько редкий, что встречается лишь раз на поколение. В моём поколении он в очередной раз достался мне. В твоём — тебе. Однако, одного этого недостаточно. Повторюсь, я не владею осколком, а лишь оберегаю.

     — Но ты знаешь, где он? — перебил наследник.

     Дильмун устало свесил голову.

     — Ты отказываешься думать, — помолчав, ответил он.

     — Так объясни мне! — попросил Эн-уру-гал.

     Хранитель взглянул на парня. Тот искал искупления, хоть и сам этого не понимал.

     — Это сложно принять, — вздохнув, начал старик. — Мы называем его осколком, но на самом деле эта субстанция необъяснима и лишь иногда принимает облик мутного камня. В ней есть что-то от коллапса, но не нейтронной звезды, а, скажем, всей Вселенной, даже сотен Вселенных, что-то бесконечно малое и непостижимо огромное одновременно. Оно ни жидкое, ни твёрдое, ни горячее, ни холодное, ни пар, ни сыпучее, ни лёгкое и ни тяжёлое.

     Осколок — это иллюзия. Скомканные в едином целом миллиарды мыслей и воспоминаний. Энергетический след, запутанный в огромный клубок, поверхность которого мне удаётся распутать, да и то лишь с его позволения. Иногда он открыто делится со мной мыслями, но чаще всего я даже не замечаю его присутствия в своём разуме. Понимаешь? Нет для него Хранилища или сокровищницы. Он везде и нигде, а я только магнит, что притягивает его. Не более.

     — Значит, ты способен его притянуть?

     На мгновение Хранитель помедлил с ответом, но затем кивнул.

     — Да.

     — Так почему ты медлишь? Ты ещё можешь избежать миллиардов смертей! Сделай это!

     Дильмун печально улыбнулся.

     — Если б ты был его Хранителем, понял бы, насколько пусты твои слова. Я скорее дам погибнуть всей расе, чем допущу подобное! С этим осколком нашему народу всегда удастся возродиться заново.

     — Но, поверь мне, — мягче добавил Дильмун, — я надеюсь и на хороший исход. Что бы ты мне ни говорил, как бы ни был силён наш враг, я верю в свой народ. Для нас ещё есть шанс выстоять, и он не в пресмыкании перед твоим Владыкой.

     Эн-уру-гал поник.

     — Смирись с потерей родных, — продолжал он. — Смирись с содеянным. Прошлого не изменить. Не в этой жизни. По своей воле ты впустил в себя тьму, по своей же сумеешь и избавиться от неё.

     — Слишком поздно…

     — Для тебя никогда не будет поздно, — настоял Хранитель.

     Наследник удивлённо взглянул на старика.

     — Разве я забыл сказать? — улыбаясь, продолжил Дильмун. — Осколок выбирает лишь того, в ком преобладает истинное начало. И раз ты всё ещё чувствуешь реликвию, добро осталось и в тебе.

     Эн-уру-гал резко поднялся, отступая назад.

     — Ведаешь ли, что говоришь! — крикнул он. — Я убил больше, чем ты можешь себе представить. Вообрази гору трупов до небес, а моя гора всё равно будет выше! Нет! Таким, как я, нет прощения! Во мне зло! Я и есть Зло!

     Наследник быстро отвернулся, прячась в тень. Ужасная злоба и отчаянье вскипели в его крови. Не разбирая ничего перед собой, Эн-уру-гал вдребезги разворотил стену, выбивая пробоину в метровой кладке. На гул сбежались адайцы.

     — Прочь!!! — крикнул им он.

     Один из стражников заметил развязанного Хранителя и хотел было поднять тревогу, но наследник вновь закричал, на это раз применив силу. Небольшой отряд вмиг скрылся, оставляя разъярённого господина. Вслед за ними, не сказав ни фразы, поспешно удалился и Эн-уру-гал.

     Хранитель остался один. Он мог бы попытаться бежать, но продолжал ждать возвращения наследника, однако тот пришёл только через сутки. Тяжело дыша, ещё более осунувшийся, он нерешительно приблизился к старику. Проведя весь день в раздумьях, Эн-уру-гал мучился от последних слов Хранителя, и к рассвету, вконец изведя самого себя, он решился задать вопрос.

     Выйдя к Дильмуну, парень ещё какое-то время стоял молча. Старик не торопил его. Оба пробыли в тишине около часа, и лишь затем Эн-уру-гал тихо шепнул.

     — Мне действительно можно помочь?

     Хранитель ждал этого вопроса, улыбнувшись.

     — Да, — твёрдо ответил он. — Если ты сам этого хочешь. Тебе можно помочь!

     Парень неотрывно смотрел на старика. Его лицо вздрогнуло. Потянувшись к глазам, он с удивлением вытер слёзы, будто видел те впервые.

     — Я столько всего натворил… — едва слышно произнёс он.

     — Мы ещё можем это исправить. Вместе! — уверенно настаивал Хранитель. — Вернёмся на Аккад, и я смогу предотвратить вторжение. Наша раса выстоит. В ней ещё остались те, кто способен нас защитить. Поверь, тебе и твоему господину удалось убить далеко не каждого из них. Всё уладится. Ты научишься бороться со своим прошлым. Научишься вновь быть собой.

     — И когда-нибудь, — продолжал старик. — Когда меня не станет… Ты займёшь моё место. Как и было начертано тебе ещё до рождения.

     Наследник застыл в удивлении.

     — После моей смерти, — тихо шептал старик, — ты станешь Хранителем осколка…

     Эн-уру-гал не успел ответить. Как вспышка, в него ворвалась острая боль. Через мгновение он и Дильмун уже лежали на полу, корчась в мучениях. Его боль начала отступать, но старик продолжал извиваться в судорогах. В отчаянии парень затряс Хранителя, пытаясь тому помочь. Ничего не получалось.

     — Молодец, ученик! — внезапно раздалось рядом.

     Эн-уру-гал подскочил как ужаленный.

     Не спеша, из темноты к нему вышел Хозяин.

     — Молодец, — повторил тот. — Ты справился.

     Помещение заполнили адайцы, окружив Хранителя. От боли тот лишился чувств.

     — Он не сказал, где осколок! — поспешно крикнул Эн-уру-гал. — Оставь его!

     Но Хозяин только усилил боль старика.

     — Я не вру! — попытался остановить его наследник.

     Хозяин хищно улыбнулся.

     — Знаю, что не врёшь, — прошипел он.

     — Тогда не убивай его! Прошу!

     Хозяин подошёл к Эн-уру-галу, остановившись рядом.

     — Очень умно! — неожиданно произнёс он. — Я всегда знал, хитрость — не последнее оружие в достижении цели, и ты применил его как нельзя кстати. Не по своей воле старик никогда бы не открыл тебе правды, но ты сумел узнать её иным путем.

     Наследник непонимающе взглянул на Хозяина, начиная догадываться о его намерениях.

     — Да, мой ученик, да, — подтвердил его мысли тот. — Ты сделал всё верно. Ты сумел узнать секрет осколка.

     — Значит, — медленно произнес Эн-уру-гал, указывая на Дильмуна, — если ты его убьешь?..

     — Вот именно!

     — Хранителем осколка стану… я?

     Хозяин довольно кивнул, удваивая усилия. Хранитель пуще прежнего забился в судорогах. Из-под прикрытых век старика хлынули кровавые слёзы.

     — Прекрати! — не ожидая от себя, крикнул Эн-уру-гал.

     — О, мальчик мой, он просто немного запудрил тебе мозги, — не обращая внимания на наследника, ответил Хозяин. — Покончим с ним, и в путь! Я уже запустил открытие портала над Цесной. Вскоре нас ждёт измерение Владыки и твоя награда! Тебя ждёт власть!

     Эн-уру-гал нерешительно остановился. Мириады мыслей пронизывали его голову, и он практически не разобрал сказанного Хозяином, уловив лишь окончание.

     — Я просил не этого, — тихо шепнул он.

     — Полно тебе, — довольный собой, проговорил Хозяин. — У кого есть власть, у того есть всё!

     Хозяин отвернулся от парня, полностью занявшись Хранителем. Убить его было непросто. Тот всё ещё цеплялся за жизнь, упираясь тёмному могуществу, но чтобы его дар перешёл на Эн-уру-гала, требовалось уничтожить не только тело, но и сущность старика, стирая в пыль его разум и душу. Не обращая более внимания на наследника, Хозяин переключил всю свою энергию в одно русло, уже не слушая парня. Ему практически удалось разорвать последние нити между сущностью и телом, а затем и испепелить их, но в решающий момент его энергия неожиданно наткнулась на невидимую преграду. Хозяин попытался вновь. Преграда не поддалась.

     — Что за проклятье! — прошипел он, раздраженно оглядываясь.

     Он было подумал, что в разуме старика осталась последняя защита, но наткнувшись на взгляд Эн-уру-гала, понял, кто возвёл стену.

     — Не препятствуй мне! — гневно приказал он, но наследник не сбавил напор.

     Движением кисти Хозяин приказал адайцам напасть на парня. Те быстро повиновались, однако также быстро отступили назад, когда первые из них не смогли подойти к Эн-уру-галу, превращаясь в пепел. На мгновение все замолчали, напряжённо следя за наследником и господином. Хозяин прицельно сверлил парня взглядом, стараясь распознать его мысли, тот в ответ не сводил с него далеко не приветливых глаз.

     — Скажи, — тихо потребовал Эн-уру-гал. — Скажи мне правду.

     Хозяин мог бы скривить душой, что не понимает, о чём речь, но за те годы, которые он знал парня, так называемая «правда» уже проела ему плешь. Конечно же, ему не нужно было гадать. Он и так понимал, чего от него ждёт наследник. Вместо ответа Хозяин постарался незаметно добить Хранителя, но ему не удалось. Эн-уру-гал вновь оказался готов, отразив удар. Тягаться с ним сейчас, когда вся энергия ещё оставалась перенаправлена на уничтожение старика, было бы самоубийством. Медленно Хозяин вернул её обратно, прекращая мучить Хранителя.

     В качестве примирения он легонько поднял руки ладонями вперёд, не спеша направившись к наследнику.

     — Не глупи, — аккуратно произнёс он, подбираясь ближе.

     — Ответь! — крикнул Эн-уру-гал.

     Терпение Хозяина лопнуло.

     — Что ты хочешь услышать?! Что ты прав?! Да?! — закричал он. — Да! Ты прав! ПРАВ! Больше тебе их не увидеть. Они мертвы. Давно мертвы! И хватит уже тратить моё время!

     — Вы солгали. Оба, — едва слышно шепнул парень.

     Хозяин истерично хлопнул руками.

     — Ох, небеса! Ну кто не без греха! — раздражаясь, продолжил он. — Но в тебе ведь была его сила. Ты провёл с ней столько времени, столько убивал, терзал, калечил, мучил, и тоже мог бы догадаться. Пусть и не в первый день, но хоть через год, два, столетие…

     — Догадаться о чём? — перебил его Эн-уру-гал.

     — Что тёмное могущество не способно созидать! Неужели ты этого не понял? Сила, что в нас и во Владыке, не возвращает смертных умерших! Он мог бы исцелить их, не более, но на момент нашей сделки они уже были мертвы. Будь в них хоть намёк на бессмертие, хоть капля чистой материи души — тогда другое дело, тогда за это хоть можно зацепиться. А так, они просто биомусор, просто плоть с проблеском ума, который невозможно даже идентично клонировать. Не в его власти воскресить примитивное смертное существо! И, уж точно, не в его прихоти, придумывать, как вернуть их тебе обратно.

     — А теперь довольно пустой болтовни! — нетерпеливым тоном приказал Хозяин. — Признаться честно, зная о твоих хладнокровии и жестокости, я и позабыл эту давнюю блажь! Думал, ты поумнел!

     Эн-уру-гал не отвечал, ещё сильнее выводя из себя Хозяина. Запущенный им портал уже был готов, и он не мог медлить. Стараясь говорить как можно спокойнее, он медленно вновь направился к наследнику. Поравнявшись рядом с парнем, Хозяин коснулся его плеча. Тот не прекращал использовать силу, закрывая Хранителя.

     — Довольно! — твёрдо настаивал он. — Обратного пути нет. Ни для меня, ни для тебя. Выбрось из ума всё, что он успел тебе наговорить.

     — Спасение? — презрительно повторил Хозяин. — Наше спасение в могуществе! В могуществе и власти!

     Не отнимая руки, Хозяин ощутил, как сила парня начинала слабеть. Эн-уру-гал убирал защиту.

     — Хорошо, — довольно прошептал Хозяин, оттесняя парня назад.

     Не теряя времени, он быстро возобновил воздействие на старика. Ещё немного, и ему удастся того уничтожить.

     — Вот так…

     Хозяин поспешно завершал начатое.

     Эн-уру-гал молча наблюдал за его действиями, застыв в нерешительности, чувствуя, как растворяются разум и душа старика, утекая в никуда.

     Жизнь Хранителя таяла.

     Назначив вместо себя главных, Хорс скомандовал готовиться к взлёту. Быстро передав устный приказ предводителю эскадрильи «Коршунов», адмирал приказал тому по окончанию сражения следовать за ним к сенату. Не задерживаясь более ни на минуту, Хорс созвал всех военных, которых только смогли разыскать помощники, сгоняя небольшой сборный отряд из телохранителей, десятников и пехоты на борт. Его адмиральский фрегат, подобрав по дороге шесть охраняющих стратосферу боевых кораблей четвёртого ранга, быстро покинул пределы сокровищницы.

     Приземлившись через десять минут на центральной площади столицы подле комплекса сената Верховных Правителей, Хорс живо проинструктировал отряд.

     — Выполнять только мои приказы! — напомнил им он. — В сенате не разбегаться, по сторонам не глазеть, держаться цепочкой.

     Возле входа их поглотила взволнованная толпа. Сотрудники службы безопасности сената проводили экстренную эвакуацию.

     — Где командир охраны? — спросил Хорс одного из военных.

     Проверив документы адмирала, сотрудник поспешно отдал честь.

     — В церемониальном зале. Сопровождение?

     — Нет, — отказался Хорс. — За мной.

     Позвав отряд, адмирал первым просочился в толпу, минуя заторы. Церемониальный зал, тот самый, что вёл в личные покои Верховного Правителя Аллалгара, находился в левом крыле здания. Добравшись туда, Хорс сразу увидел среди остальных сотрудников командира охраны — невысокого, крепкосложенного бывшего пехотинца, даже за долгие годы службы в сенате не сумевшего стереть в себе простого солдата. Как и в былом полку, так и здесь, у дверей покоев одного из первых лиц государства, командир резко жестикулировал, ругался, пинал нерасторопный персонал, позабыв о манерах и осточертевшем ему этикете. Увидев адмирала-командующего, после стандартного приветствия он грубо налетел на Хорса. Из всего сказанного им лишь фраза «Что произошло?» оказалась без ругательства. Хорс быстро оборвал командира.

     — Где Правители?!

     — Правитель Александра эвакуирована в третье убежище.

     — Аллалгар?

     — Вместе с советниками заперся изнутри! Не открывают, разразии… их! — вновь начиная ругаться, не сдержался командир.

     — Давно?

     — Да кто знает? Возможно, с утра. Когда пришли десять минут назад, уже заперто было.

     — Правитель точно там?

     — Точно! — уверенно ответил командир.

     — Хорошо. Ломайте дверь! — оборачиваясь к своему отряду, приказал Хорс. — Быстро!

     Дюжие солдаты оттеснили от массивной двери крутившихся там техников, навалившись на дубовые створки. Затвор прогибался. Скрипел. Парни гнули спины. Дерево гнулось в ответ.

     — Продолжайте эвакуацию. Здесь ваша помощь уже не нужна, — спровадил командира Хорс.

     — Так что случилось-то? — опять спросил командир.

     — Действуйте по уставу, выполняйте протокол чрезвычайной ситуации, — только и ответил адмирал, игнорируя любопытство последнего. Тот, задержавшись ещё немного, коротко и громко выругался напоследок, покидая церемониальный зал.

     Через мгновение послышался глухой хруст смолёного дерева.

     — Занять периметр! Стрелять в крайнем случае! — быстро отдал приказ Хорс.

     Его сборный отряд проскользнул в парадную личных покоев Правителя. Адмирал ждал у входа. Оттуда, проходя в каждую комнату, ему докладывали короткими «Чисто!». Хорс начинал нервничать.

     — Улизнул, толстый хрыч, — подумал он о Правителе.

     — Адмирал! — позвали его изнутри.

     Хорс поспешил на голос. Плотно закрытые гардины закрывали покои от солнца, сохраняя в них ночь и практически кромешную темноту. Пробравшись в зал совета Верховного Правителя, адмирал быстро заморгал, стараясь рассмотреть хоть что-то.

     — Да откройте вы шторы! — взбесился он.

     Двое бойцов проворно протиснулись меж массивных кресел и расставленных кругом небольших столиков. Через мгновение яркий дневной свет ужом проскользнул сквозь мутные стёкла окон, ослепляя отряд. Хорс упорно заморгал, протирая глаза. Свет рассеивался, прятался в затемнённых углах, куда не доставали лучи солнца. Привыкнув, адмирал быстро огляделся, вновь потянувшись рукой к глазам.

     — Бойня.

     Это тихо произнёс один из солдат.

     Хорс остановился, не трогая более и без того натёртые веки. Ему это не казалось. В просторной комнате для Совета Правителя, куда ни глянь, в лужах собственной крови валялись трупы. Брызги тёмной запёкшейся жидкости были везде. Мелким бисером они усеивали стены, мебель, в некоторых местах даже потолок. Взглянув на первого убитого, Хорсу показалось, что голова того взорвалась изнутри, выворачивая содержимое черепа наружу.

     — Адмирал…

     Хорс обернулся. Ему указывали в начало длинного, занимающего центр комнаты красивого резного, увитого сложным тематическим декором стола. Несколько убитых уронили окровавленные головы на столешницу, один валялся меж пухлых толстых ножек, закрывающих и без того изуродованное смертью лицо несчастного. Но это не помешало адмиралу узнать убитого.

     Подойдя к нему, Хорс склонился над трупом, не став щупать пульс. Это было уже ни к чему. Из треснувшего черепа растекалась вязкая лужица вскипевшего мозга, открытые глаза были выжжены, от тела несло горелой плотью.

     Собравшийся вокруг отряд притих. Все ждали дальнейших приказов адмирала, но Хорс и сам теперь не знал, что ему приказать. Все догадки рухнули.

     — Разыщите командира охраны, — нарушил затянувшуюся тишину Хорс. — Передайте, Верховный Правитель Аллалгар — мёртв. Убит. Действовать согласно протоколу.

     Один из бойцов метнулся выполнять приказ.

     Хорс встал. Коротко отдал честь погибшим, и, более не смотря на изуродованные тела, жестом указал отряду на выход. Не теряя времени, он отдал команду взлетать. Связь между звеньями отсутствовала, корабли сообщались через примитивные рации малого радиуса. Дождавшись, пока в него войдут последовавшие вслед за ним «Коршуны», Хорс обратился ко всем командирам:

     — Начинаем ускоренную мобилизацию в первом секторе…

     …

     Антарес удивлённо вскочил, ощутив мощнейшее колебание материи в галактике. Потянувшись к кулону, он отпустил внутренний взор, осматривая просторы каждой системы своих владений, догадывался, куда стоит заглянуть первым делом.

     Оказавшись в Солнечной системе Красной Звезды, Антарес быстро разыскал истоки изменений. Они сочились сразу в нескольких местах, преображая материю. Дотянувшись к ним разумом, Владыка галактики резко отпрянул, словно коснулся раскалённого металла. С удивлением он заново притронулся к червоточинам, но те, словно не принадлежали его власти, вновь отказались повиноваться,

     Задумавшись лишь на мгновение, Антарес грубо крикнул:

     — Кочевник!!!

     Но на его зов никто не ответил.

     Он позвал Тёмного Кочевника ещё пару раз. Результата не было.

     Владыка галактики разъярённо сорвался с места, заметавшись по своему огромному дому, но мыслями он был всё ещё там, в системе Звезды.

     Неужели время истекло, и этот день настал?

     Антарес не хотел думать об этом, но наглядные изменения в материи пространства-времени были лучшим тому доказательством. Тёмный Кочевник готовил последнее вторжение. Вот так, даже не предупредив, что пора…

     Что ж, это в его манере — делать что-то тогда, когда от него этого не ждут.

     А ведь Антарес надеялся, что у него ещё остался хотя бы день.

     Владыка галактики резко остановился, наткнувшись на свои же неприглядные мысли: «Зачем ему время?». Разве он не принял решение? Конечно же, принял. И что с того, случится это сегодня или днём позже? Он уже не сможет ничего изменить.

     Слишком поздно…

     Успокоившись, Антарес вернулся в свои покои.

     «Пусть всё закончится. Закончится сегодня», — шепнул себе он.

     Его разум продолжал чувствовать инородное проникновение. Тень сущности Тёмного Кочевника хозяйничала в просторах Солнечной системы Красной Звезды. Антарес видел, что тот делает — десятки тоннелей между мирами, некоторые из которых уже начинали открываться. Его слуги поработят систему, а затем и всю их расу, но зато Илтим останется свободной.

     Да. Она останется с ним…

     Холодная иголка легонько кольнула разум Антареса — один из проходов был открыт.

     Владыка галактики поспешно отвёл взгляд, не желая видеть того побоища, что вскоре развернётся в системе. Но, простояв всего мгновение, Антарес вновь вернулся обратно. Он лишил возможности Илтим наблюдать порабощение дорогих ей существ, и не мог позволить себе того же. Ему придётся взглянуть на их крах.

     Тяжело вздохнув, Антарес отпустил свой разум в систему Красной Звезды.

     Как алый рассвет, там разгоралось первое сражение.

     …

     С большим усилием Хорсу удалось установить связь на малом радиусе, построив сообщение между округами планеты через цепочку. На это уходило непростительно много времени, но адмирал довольствовался и таким видом связи. На большее рассчитывать пока не приходилось.

     К его облегчению, практически каждый округ, получив приказ о мобилизации, уже завершал подготовку. Что же творилось за пределами планеты в остальной части системы, он по-прежнему не знал. Отправленные им разведчики не вернулись, ни первое звено, ни второе, и адмирал принял решение не рисковать более подчинёнными, оставив лишь передовые дозорные звенья на ближней и дальней орбитах Аккада.

     С того момента, как он покинул сенат Верховных Правителей, пролетело не более шести часов. Самых нервных часов в его жизни. Основные меры по эвакуации уже завершались, города столицы опустели, население перебралось в подземные убежища, посты, временные госпитали, склады и пункты координационных штабов были открыты, наземные артиллерийские установки активированы, несколько рубежей обороны поставлены, силы стянуты в каждом округе и готовы отразить атаку. На этом обороноспособность планеты исчерпывалась.

     Отправив добровольцев к Главнокомандующему, Хорсу оставалось только надеяться, что те сумеют пробраться через пелену невидимой угрозы. Но даже если им и повезёт, ближайший полк флотилии адмирала Сварога базировался в двадцати двух часах пути от Аккада, из которых миновало всего пять. Это не считая того же времени на обратный путь, в случае, когда тревожное сообщение всё же достигнет Главнокомандующего. Так что на помощь Хорс мог надеяться не ранее чем через сорок-пятьдесят часов, практически полтора суток. Слишком долго. В сложившихся обстоятельствах и уже зная технический уровень врага, адмирал сомневался, что им удастся выстоять дольше суток. Слишком долго. Многие защитные системы планеты вышли из строя: всё, что управлялось спутниками, наземными технологиями и искусственным интеллектом, блокировалось установками врага. В распоряжении армий планеты осталась лишь техника и оружие, управляемое вручную, но и оно функционировало с отклонениями. И хоть пока адайцы не проявляли себя, Хорс чувствовал: период затишья на исходе.

     Штаб адмирала, оборудованный в убежище под центральной площадью сената Правителей, продолжал получать сообщения с первого рубежа планеты. Те из-за цепной связи достигали Аккада с небольшой задержкой, лишь через несколько минут, и содержимое последнего сигнала подтвердило опасения Хорса. Вражеский флот адайцев вышел на манёвр, стремительно направляясь к планете одновременно с четырёх направлений. До первого столкновения оставалось двадцать минут.

     Отдав напоследок всем комендантам округов ещё один приказ, адмирал окончательно вверил тем командование, понимая, что стоит только битве завязаться, и армиям Аккада уже не удастся установить даже цепную связь. Теперь каждый материк отвечал за себя.

     Покончив с протокольными обязанностями в штабе, адмирал поспешно вернулся на свой корабль, доставивший его к главному галеону второго рубежа защиты.

     — До столкновения одна минута, — спокойным голосом продолжало вещать бортовое оповещение.

     Но, чем ближе подбирался противник, тем меньше спокойствия оставалось на самом галеоне. Первый рубеж находился всего в трёхстах тысячах километров от этой линии обороны, далеко, чтобы увидеть сражение, но недостаточно, чтобы не представить его себе. И как только система оповещения отсчитала последние секунды, экипаж галеона невольно замер, прислушиваясь, будто бы мог расслышать отголоски безмолвных взрывов. Но вместо них была тишина.

     Угнетающая пустая тишина неведенья, где единственным способом хоть что-то узнать оставались небольшие корабли разведчиков, беспрерывно летающих туда и обратно.

     Адмирал Хорс не спеша внёс запись в бортовой журнал:

     «Время — 17.26. — 213 день 3304 года Четвёртой цивилизации. Вторжение началось»…

     …

     — Прибываем через полчаса! — крикнул Энки.

     Межгалактический фрегат начинал замедлять скорость, выходя из сверхсветового режима. Длинный путь был практически завершён, и корабль автоматически готовился к скорой посадке.

     Всю дорогу беспокойство и подозрение попеременно сгрызали командира. Он искоса поглядывал на Кали, та же, казалось, не замечала ничего и никого вокруг, но это было не так. Энлиль помнил, насколько легко девушке удавалось читать чужие мысли, и старался находиться от неё подальше. Забытые размышления вновь одолевали командира — он никак не мог объяснить своё странное гнетущее ощущение, что появлялось при каждом взгляде на ученицу.

     «Что это? Страх? Жалость?», — спрашивал себя он. «И ещё это странное чувство, связь… Почему мне кажется, что я знаю её гораздо дольше?»

     Неожиданно, Кали мельком одарила Энлиля необычной понимающей улыбкой. Командир, как от укола, неуклюже подорвался с места, поспешно ретировавшись в самый дальний угол. Но, взявшись с удвоенным рвением за проверку амуниции и оружия, он, против воли, всё равно, изредка продолжал думать об ученице. Сидящий рядом Бэар незаметно усмехнулся, проследив за короткими взглядами наёмника.

     — Необычная внешность, — шепнул он.

     Энлиль невозмутимо продолжал проверку арсенала, но от ответа не устоял.

     — Тебе повезло. Ты мог видеть её каждый день.

     Бэар непонимающе взглянул на командира, но затем улыбнулся.

     — Разве что в мечтах…

     Произошёл небольшой резкий толчок. Фрегат окончательно вышел из сверхсветовой скорости. До Цесны оставалось семь минут. Энки взял управление на себя, заняв пилотскую. Энлиль и Бэар остались вдвоём.

     — О чем ты? — услышав последнюю фразу лейтенанта, задумчиво переспросил наёмник.

     — Ну а где ещё я мог её видеть? — мечтательно плёл парень.

     — Разве тебя не допускали к Хранителям? — удивлённо спросил предводитель наёмников.

     Фраза задела лейтенанта. Тот гордо выпрямился, немного нагоняя на себя суровый вид.

     — Конечно, допускали! — рассерженно ответил парень.

     — До орбиты три минуты! — крикнул Энки, однако его возглас все пропустили.

     Бэар из-за возмутительного предположения наёмника, Энлиль же из-за невозмутимого ответа последнего. Мельком, всё ещё не понимая услышанного, он взглянул на забившуюся в противоположный угол молчаливую девушку. Та, словно увидев его думы, резко обернулась в их сторону, впившись в командира прямым взглядом. Кали была далеко от него, но отчего-то Энлилю показалось, что зрачки её расширились, а сама она рылась в его мыслях, догадываясь, о чём он собирается спросить Бэара.

     Девушка оставалась безмолвна. Не отводя взгляда, она продолжала смотреть на предводителя наёмников. На мгновение Энлилю действительно расхотелось продолжать разговор с лейтенантом, но раззадоренный интерес взял своё.

     — Кали, — медленно начал говорить он, — первая ученица Хранителя Дильмуна, и ты не мог её не видеть…

     Бэар уставился на командира, хоть тот всё ещё не сводил глаз с ученицы.

     — Что?

     — Кали — ученица Хранителя, — поднимаясь, повторил Энлиль.

     Не делая резких движений, он аккуратно убрал оружие, спрятал ножи и тонфу.

     Девушка поднялась вслед за ним.

     Энлиль уже не ждал ответа лейтенанта. Немой взгляд Кали был ему ответом вместо любых слов Бэара. А ведь, действительно, никто и ни разу при нём не назвал её ученицей, не узнал, когда они были в сокровищнице. Никто.

     — Поверь, — тем временем, не замечая накалившейся обстановки, бубнил Бэар, — будь она в братстве, я бы её знал. Это верно…

     Но Энлиль уже не обращал внимания на гомон лейтенанта. Предводитель наёмников сделал шаг в сторону девушки. Кали не шелохнулась. В его глазах появилась тревога, но страха не было.

     Медленно преодолев половину палубы, Энлиль остановился в нескольких метрах от неё.

     — Кто ты такая? — практически беззвучно спросил он.

     Корабль немного затрясло.

     Незаметно Кали вплотную оказалась рядом с командиром.

     — Ты мне скажи… — не размыкая губ, шепнула она.

     Фрегат вновь тряхнуло, да так, что все вмиг растянулись на палубе. Мелкая тряска продолжилась, внутреннее освещение заискрилось. Задержав на Кали взгляд, Энлиль не заметил ничего, кроме лёгкой ухмылки.

     Его настойчиво позвал Энки.

     Спотыкаясь, командир поспешил в пилотскую. Подобравшись к другу, Энлиль ухватился за сиденье пилота. Как мог, Энки старался выровнять фрегат.

     — Почему нас трясёт?

     — Что-то с гравитацией планеты! — перекрикивая себя, ответил Энки.

     Фрегат входил в стратосферу Цесны, заходя на курс покинутой колонии. Его бросало, словно мячик в узкой металлической трубе, сильно искривляя все показатели бортового компьютера. К грохоту добавились звуки коротких хлопков.

     — А это уже стрельба, — быстро усаживаясь за панель управления защитными системами корабля, заметил Энлиль.

     Настроив установку, он вывел на трёхмерный проектор графическое изображение их корабля в реальном времени. В хвосте фрегата вилось более десятка маневренных истребителей, таких же, что уже встречались им в сокровищнице.

     — Бери полное управление на себя! — приказал Энлиль другу, активировав автоматическую защиту корабля.

     Фрегат начал проникновение в атмосферу Цесны, перестраиваясь под новый антигравитационный режим полёта. Тряска уже должна была прекратиться, но неизвестная аномалия продолжала воздействовать на корабль. Стараясь выяснить, в чём дело, Энлиль поспешно запустил сканирование радиуса вокруг стремительно приближающейся колонии. Через несколько секунд устройство выдало результат. И хоть картинка была графической и примитивной, предводителю наёмников хватило всего одного взгляда на неё, чтобы понять причину.

     — Смотри! — позвав Энки, крикнул он. — Это портал!

     Наёмник обернулся через плечо, заметив огромную трёхмерную воронку, уходящую ввысь и деформирующую пространство. Портал нависал прямо над колонией, и его масса и энергия искажали работу внутренних систем фрегата, и чем меньше становилось расстояние к воронке, тем ниже падала эффективность управления кораблём. Полувоенный грузовой транспортник постепенно выходил из строя, чего нельзя было сказать об истребителях противника. Похоже, те были оснащены неизвестными технологиями, позволяющими блокировать аномалии и не попадать под воздействие деформирующей материи портала.

     Расстояние до поверхности планеты резко сокращалось. Фрегат практически падал, будучи не в состоянии выйти на антигравитационный режим. Система защиты и перехвата отказала, но истребители уже не трогали и без того падающий корабль. Одна за другой отказывали внутренние системы жизнеобеспечения. Освещение перешло на аварийное. Тормозные двигатели не запускались, антигравитационные же работали на последнем издыхании, попеременно запускаясь и выключаясь вновь, отчего фрегат раз за разом резко падал, будто проваливаясь в воздушные ямы.

     — Необходимо активировать тормозные установки!

     Энки безрезультатно перезапускал управление. Корабль практически не отвечал.

     — Не выходит! Мы разобьёмся!

     Энлиль пошатнулся от нового падения. На этот раз антигравитационные двигатели включились лишь через полминуты. До поверхности оставалось ещё три тысячи километров, и в следующий раз им может уже не повезти. Необходимо срочно найти способ посадить корабль без амортизирующих установок и тормозных двигателей, да так, чтобы не превратить его в лепешку. Для судна весом в несколько тысяч тонн это казалось невыполнимой задачей. Энлиль неплохо знал конструкцию фрегатов такого типа и понимал — корабль не спасти. Необходимо катапультироваться, пока для этого ещё была возможность. Но как? Истребители хоть и прекратили огонь, продолжали следовать за ними, и им не составит труда заметить выпущенные капсулы.

     Впрочем, возможно, это и к лучшему…

     — Выпускай спасательные капсулы! — крикнул он другу.

     Засомневавшись лишь на долю секунды, Энки быстро поднял защитную крышку панели управления капсулами, наугад опуская несколько рычагов подряд. Глухой хлопок и короткий свист ознаменовали отсоединение капсул, быстро уходящих в разные стороны от корабля.

     Энлиль обновил показатели проектора, с волнением наблюдая за погоней.

     — Получилось! — довольно крикнул он.

     Преследовавшие фрегат истребители сменили курс, разделившись на группы и устремившись вслед за выпущенными спасательными капсулами. Замысел командира удался. Беспилотники клюнули на наживку, оставив судно, не заметив подвоха. Хотя шанс, что тем удалось бы просканировать на нём экипаж, был невелик. Энлиль и Энки уже успели зарядить и надеть защитные костюмы, Кали оставалась невидимой для сканирования и без них, и только Бэар мог себя выдать, но из-за постоянных вспышек двигателей обнаружить его было практически невозможно.

     Истребители тем временем уже добивали последнюю капсулу, фрегат же практически вошёл в свободное падение. Не став медлить, Энлиль приказал готовиться к эвакуации. До столкновения насчитывалось меньше минуты. Надев планеры, дождавшись, пока судно достигнет двухсот метров, все четверо одновременно покинули фрегат. Через мгновение корабль врезался в центр колонии, разлетаясь на осколки.

     Незаметно один за другим друзья приземлились, спланировав на пустынные окраины заброшенного квартала рабов. Энлиль оглянулся. Энки и лейтенант были рядом, Кали чуть поодаль. Увидев девушку, командир живо вспомнил последнюю сцену между ними. Сейчас было не место и не время для выяснений, но он должен узнать правду. Узнать, кто она такая…

     Быстро освобождаясь от ремней планера, он поспешил в её сторону, но Кали заметила его первая, скрывшись за облупленным жёлтым зданием. Добежав туда, Энлиль увидел лишь такую же, как и все остальные, пустующую улицу.

     — Кали! — негромко позвал он её, не надеясь, что та ответит.

     К нему подошли остальные.

     — Разделимся! — приказал Энлиль. — Ищите её!

     Каждый выбрал направление, скрываясь в лабиринте квартала. Предводитель наёмников пошёл по улице, где последний раз стояла девушка, но, миновав несколько домов, поспешно вернулся обратно, позвав остальных. Поравнявшись с лейтенантом и Энки, он указал тем на портал.

     — Нельзя дальше идти, там что-то происходит! — доставая небольшой бинокль, предупредил он.

     Проход искрился над большим даже по меркам Аккада, выделяющимся на фоне убогих построек поместьем. Вокруг портала вертелись какие-то нечёткие точки разных размеров. Воспользовавшись едва работающим биноклем, командир убедился, что ему не показалось. Вместо точек проход окружали боевые корабли и истребители разных конфигураций, сфокусировав же картинку, он заметил не только воздушную, но и наземную технику, а также несколько отрядов адайцев, занявших дом. В колонии было далеко не пусто, как могло показаться на первый взгляд, и те истребители, что помогли им «приземлиться», оказались всего лишь одним из звеньев базирующейся здесь, вокруг портала, флотилии.

     Но это было не единственное скопление. Осмотревшись, с трудом Энлиль разобрал ещё одно в противоположной стороне от поместья далеко за пределами колонии. Увеличив приближение бинокля на максимум, ему удалось рассмотреть расположенный рядом с какой-то ветхой невысокой постройкой, похожей на вход в шахты, лагерь противника. К нему, пригнувшись, от бархана к бархану аккуратно приближалась высокая фигура.

     — Это Кали! — крикнул он остальным.

     — Как она успела уйти так далеко? — непонимающе спросил Бэар.

     Энлиль прикинул на глаз. От них до девушки было уже не меньше десяти километров.

     — Почему она оставила нас? — возмутился Энки. — Она говорила тебе что-то?

     Командир отрицательно мотнул головой, не понимая поступка девушки. Тем временем Кали подобралась уже к первому посту. Энлиль успел разобрать лишь несколько коротких движений, убивших адайцев. Покончив с ними, девушка всё так же незаметно направилась к следующему, не догадывающемуся о случившемся отряду. Предводитель наёмников собирался проследить за ней, но ему это не удалось. Бинокль отключился.

     Раздражённо наёмник отбросил устройство. Остальные впились взглядом в размытый горизонт, где сейчас находилась Кали, но с такого расстояния не увидели ничего, что хоть как-то пролило бы свет на происходящее. Энлиль начинал волноваться. Он видел, с какой лёгкостью Кали расправилась с первым отрядом, но это ещё не означало, что ей будет везти так всегда.

     — Возможно, всё из-за портала, — Энки указал на панель управления защитных костюмов.

     Повернув запястье, где в рукав была вделана панель управления, Энлиль вздохнул с досадой. Несмотря на то, что оба они перезарядили амуницию, защитные костюмы проработали всего несколько минут, полностью отказав, и даже не издав предупредительного сигнала.

     Настороженно переглянувшись, все трое поспешно потянулись к оружию. То также оказалось бесполезным. Сильная магнитно-гравитационная аномалия портала выводила из работы любые незащищённые от её воздействия технологии, делая из них непригодный мусор.

     Спрятав оружие, наёмники извлекли тонфы, отдали Бэару десяток метательных ножей. Теперь это была их единственная действенная защита. И если бы не маскировочные свойства костюмов, принимающих расцветку окружающей среды, все трое были бы посреди песчаного пейзажа как на ладони.

     — Вперёд! — выдвигаясь, приказал Энлиль.

     — Стойте! — опомнившись, позвал Бэар — Если Хранитель действительно там, я настаиваю на соблюдении Республиканского договора по взаимопомощи между Сеннааром и нашим братством, — вспоминая пункты этого старого соглашения, растеряно зачастил лейтенант.

     — Вы не имеете права мне отказать! — тараторил парень. — Как бывшие военные…

     — Да хватит тебе! — оборвал того Энки. — Будет тебе договор.

     Бэар раздражённо замолчал, но настаивать не стал.

     Убедившись в маскировке костюмов, все трое молча перешли на бег.

     Кали чувствовала, что ещё немного, и её отравленный разум разлетится вдребезги, настолько натянуты были её нервы. Она потратила практически все остатки доступной ей энергии, чтобы преодолеть расстояние к Хранителю, но этого не хватило, и её телепортировало практически в лагерь стерегущих вход в шахты адайцев. Поспешно сориентировавшись, ей удалось быстро уничтожить первый пост. Второй занял чуть больше времени, но Кали успела убить последнего адайца до того, как тот поднял тревогу.

     Оставшись одна, девушка прислушалась. Она не ощущала присутствия Хранителя, только его след. Нечёткий, тающий с каждой секундой след. Ухватившись за него, не смотря под ноги, Кали начала спуск. Шахта оказалась неглубокой, на два яруса. След же вёл на первый ярус, уводя всего на двадцать метров вглубь.

     По дороге ей повстречались ещё двое стражников, стерегущих лифт. Убивать их Кали пришлось уже только своими руками. Сил не было. Первого ей удалось застать врасплох, размозжив тому лицо. Второй вовремя увернулся, потянувшись к устройству связи. Ему не повезло подать сигнал. Кали и адаец повалились на истёртый подошвами гладкий каменистый мол. Устройство отлетело в сторону. Страж не собирался сдаваться. С яростью он вцепился в шею девушки, сдавливая её до посинения. Кали сопротивлялась. Но, в какой-то момент, она прекратила, разрешая адайцу завершить начатое. Не отрываясь, она смотрела тому в глаза, пока воин пытался её убить. Ничего не происходило. Жизнь не покидала её. Страдало лишь тело. И только когда Кали услышала хруст собственной шеи, девушка резко вскинула руку, выбив адайцу глаз.

     Стражник заскулил, но его крик оборвал короткий удар. Девушка поднялась, озабоченно касаясь поломанной шеи. Ей вновь не удалось умереть. Не остановленный никем, Тёмный Кочевник, беспрепятственно, всё ещё продолжал контролировать её жизнь, и пусть он был пока недостаточно могуществен, чтобы уничтожить её, на одно власти ему хватало — он до сих пор замедлял её физическую смерть, заперев в этом дряхлом, полном боли и мучений теле. Насколько долго продлится его вмешательство, Кали не знала, но чувствовала лишь одно — свобода близка.

     С трудом превозмогая боль, она продолжила путь, запуская старый, проржавевший ручной механизм лифта. С отвратительным скрежетом тросы сошли с места. Каждый метр стоил девушке невероятных усилий и к последнему её ум уже искажался от непрекращающихся судорог в конечностях.

     Достигнув первого яруса, лифт остановился. Какое-то время Кали медлила открывать створки, ожидая по ту сторону стражников. Её внутренний взор молчал, не замечая преград, но девушка уже не могла положиться только на своё чутье. Оглядевшись в поисках оружия, она выбрала вбитые в стенки лифта прутья. Дотянувшись до одного, Кали оторвала конец металлического прута. Взяв палку наперевес, девушка подошла к выходу. В ушах у неё звенело. Множественные травмы горели огнём. Кали постаралась притупить болезненные ощущения, освободить хоть немного энергии, но её не было. Похоже, она выжала из этого тела всё, до последней капли, но, вопреки здравому смыслу, продолжала держаться на ногах. Не мёртвая и не живая. Между одним видом существования и другим. Кали чувствовала, её сущность вот-вот могла освободиться. Связующих нитей, соединяющих тело с душой и разумом, оставалось не более десятка. Десятка из миллиардов. Но и их хватало, чтобы удержать её. Хватало для этого невыносимого плена в уже начавшей разлагаться оболочке.

     Кали стягивала решимость в узел, пытаясь убедить себя на последний шаг. Каким-то необъяснимым образом её взбунтовавшийся разум ещё прорывался сквозь пелену безумия в её сознание, помогая ей ориентироваться. И лишь благодаря его слабым импульсам девушка осознавала: как бы ей ни было сейчас больно, если она не последует дальше, не разыщет старика, её пытка не прекратится никогда…

     Держа наготове прут, Кали открыла створки лифта. Едва переступив порог, она замахнулась, готовая ударить любого, кто встанет на её пути, но неожиданно её ноги зацепились за что-то мягкое. Потеряв равновесие, не сделав и пары шагов, Кали неловко упала, сильно ударившись затылком. Ещё одно звено между душой и телом разорвалось. В глазах моментально потемнело, металлическая палка вылетела из рук. Звонко ударившись вначале об стену, а затем и об пол, прут грохотом во все концы яруса ознаменовал её приход. Эхо металла затихало ещё несколько секунд. Сжавшись в комок, какое-то время девушка не шевелилась, ожидая пинков и ударов, но их не последовало.

     Осторожно приподнявшись на локтях, Кали отняла лицо от ладоней, открывая затянутые дымкой глаза. Её зрение практически отказывало ей. Картинка плыла и искривлялась в причудливые геометрические формы. Зажмурившись, девушка попыталась восстановить зрение. Попытка не принесла ожидаемого результата. Она по-прежнему видела с трудом, но на этот раз ей удалось различить куда больше понятных контуров и силуэтов, и одним из них, то, из-за чего она упала, оказалось тело. Кали дотянулась к нему рукой. Пальцы легли поверх грубой ткани накидки, заскользили вверх, касаясь щетинистой влажной от ещё тёплой крови щеки. Поспешно отняв руку, девушка поднялась. Голова гудела, и каждый толчок пульса раскалывал её на острые осколки. Сломанные кости шеи постоянно выворачивали её набок, усиливая боль. Изо рта Кали уже беспрерывно стекала тонкая струйка крови. Падение разорвало аорту, открыв внутреннее кровотечение. Жидкость попадала в лёгкие, мешала дышать. Постепенно девушка начинала хрипло задыхаться.

     Нащупав металлический прут, Кали сплюнула кровь, медленно последовав дальше. Зрение не возвращалось. Ориентиром ей был невидимый энергетический след, ведущий к Хранителю, и сухая стена, на которой девушка всё больше повисала с каждым шагом. Она замечала контуры валяющихся повсюду тел. Все адайцы, ещё теплые. Все убиты одним способом — телекинезом. Их смерть наступила чуть меньше одной-двух минут назад, внутренности вскипели, вырываясь наружу, превращая их тела в слизь. Эта слизь скользила под ногами Кали, замедляя её продвижение. Количество трупов росло, но видя их, Кали ощущала прилив надежды. Хранитель жив! Он не только жив, но и сумел уничтожить своих палачей. Он ждет её…

     — Х-хранитель, — девушка попыталась позвать старика, но из горла вырвались лишь булькающие кровью хрипы.

     Несмотря на полную потерю сил, она хваталась за его след. Уже близко…

     Преодолев несколько заполненных вонью горелой плоти помещений, Кали наткнулась на закрытую дверь. С обратной стороны что-то тяжелое блокировало проход. Навалившись на створки, девушка немного приоткрыла проход, заглядывая вовнутрь. Как и по всему первому уровню, так и здесь освещение было неполным, устаревшим. Многие лампы не работали, скрывая огромное внутреннее помещение в непроглядной темноте. Но именно по ту сторону подпёртой упавшими друг на друга трупами двери, Кали ощущала наиболее отчетливый след Хранителя.

     Она позвала его вновь.

     Почему он не отвечает?

     Её хрип тонул в сухой горячей тишине.

     Старик молчал.

     Может быть, ему нужна была помощь?

     В который раз, превозмогая невыносимую боль, Кали надавила на дверь, постепенно отпихивая трупы. Расширив проход, она протиснулась внутрь. Плохое освещение и её практически потерянное зрение не давали девушке осмотреться. Она видела лишь мутные ореолы света и округлые освещённые ими участки, окутанные тьмой. На мгновение Кали показалось, что она находится в сфере, поглощённой этой тьмой. Паника заполонила остатки её разума. Натыкаясь на тела, девушка беспомощно зашаталась в разные стороны. Хрипло она продолжала звать Хранителя, но старик не отвечал. Его след обрывался здесь, в этом помещении.

     Он должен был быть здесь!

     Взяв себя в руки, Кали опустилась на четвереньки, подползая к каждому трупу. Быстро она ощупывала тела, стараясь отличить среди них непохожее на остальные, но, как и раньше, её немеющие пальцы касались лишь грубой ткани и вязкой ещё горячей слизи покойников. Хранителя среди них не оказалось.

     Проползав минут десять, Кали измученно остановилась. Нити, удерживающие её сущность, трещали. Её душа и разум рвались на свободу. Ещё немного, и она будет свободна от оболочки. Но что с того, если она опоздала? След Хранителя исчезал, его аура таяла. Да, старик находился в этом помещении. Он пробыл здесь не менее четырёх дней. Он был в этих стенах даже несколько минут назад, но Кали понятия не имела, где он теперь, и не могла более дотянуться к его растворяющейся ауре.

     Жив ли он?

     Руки девушки упёрлись в пол, нащупали ножки ветхого кресла, ремни, испачканные кровью Хранителя, орудия пыток. Энергетика старика затихала в этих вещах. Кали гладила их пальцами, сжимала в ладонях. Злость, отчаянье, страх — всё вымещалось на бездушных кусках металла, камня, кожи…

     Неосознанно её тело обмякло, повалившись рядом с трупом. Лицо коснулось холодного пола и мерзкой горячей жидкости, но девушка уже не понимала различий. Все ощущения смешались и полностью исчезли. В голове же затухали обрывки мыслей. Если Хранитель не здесь, то… его больше нет. А если его больше нет, то она проиграла… Без Хранителя ей не притянуть осколок.

     Последняя нить, удерживающая её сущность, оборвалась. Тело умерло окончательно. Освободившись, разум и душа слились воедино. Кали была властна покинуть оболочку. Те жалкие остатки силы, что были ей дарованы, оказались в её распоряжении. Она могла воспользоваться ими, могла перенестись в любую точку галактики, вмиг исцелить уже ненужное тело, уничтожить всех адайцев, заполонивших Цесну, но вместо этого её сущность не всколыхнулась ни на миг. Да, она могла выиграть это сражение, но без Хранителя, без того бесценного дара, что он берёг, ей всё равно суждено постичь поражение. Ей и всей расе. Так стоит ли сопротивляться, когда конец истории неизбежен?

     Свободная сущность Кали вернулась в тело, забившись в самый тёмный микромир гниющей плоти. Ей говорили, её предупреждали, её пытались остановить, ей предрекали такой конец, но она не слушала. Не слушала никого, кроме своей веры. И что теперь? Хранитель мёртв, а его ноша перейдёт к другому. И он, новый Хранитель осколка, передаст его своему владыке. Реликвия окажется во власти бессмертного разрушения, практически вся раса будет истреблена, каждого, в ком будет зародыш сущности, чистой души и разума, — убьют, искоренят. Те же, кто останется, — превратятся в рабов, новые игрушки. Так он поступает. Он неминуемо так поступает…

     Видеть это невыносимо. Но Кали видела. Она не хотела наблюдать за происходящим в галактике и системе. Она хотела забыться. Не чувствовать, не двигаться, не существовать, но пробудившаяся в ней энергия, даже против её воли, начинала подпитывать её сущность, и соскучившиеся по власти разум и душа невольно растрачивали силу, исцелили ненужное ей тело, отпустили внутренний взор на свободу, цеплялись за действительность, осматривая всё вокруг. И то, что находил её взор, ещё сильнее отравляло девушку.

     Нет, Республика пока не пала. Лишь столица страны — планета Аккад и соседние планеты были охвачены огнём. Её защитники сражались как могли, даже не ведая истинных причин агрессии и вторжения. Очаги разгорались по всем континентам, ресурсы армий таяли, но чем сильнее становился напор врага, тем яростнее отбивались воины.

     Отпустив свой взор за пределы Солнечной системы, Кали заметила надвигающиеся к планетам плотные массы. Она приняла их за флотилии адайцев, но ошиблась. Это были илимские корабли — многомиллионные армады, стремящиеся на помощь столице. Быть может, им удастся успеть ещё до того, как Аккад и система капитулируют, но надежды на это было мало. Слишком много порталов уже действовало в Солнечной системе, каждый из которых не прекращал пропускать всё новые и новые армии адайцев. Приход же армады только отстрочит поражение, но не спасёт Республику.

     Непроизвольно, Кали оценила свои силы. Да, она дотянулась к остаткам своей энергии, но этого было недостаточно. Возможно, ей удалось бы закрыть несколько из таких порталов. Не более. На этом её запас исчерпался бы окончательно и, как и армии Республики, она лишь оттянула бы финал. Выхода не было. Слабая надежда вновь затухла в её сознании. Она не может вступить в бой. Зачем? Без Хранителя это не имело смысла.

     Внутренний взор Кали вернулся обратно, постепенно погружаясь во мрак. Для неё было не впервой умышленно останавливать своё сознание, притуплять разум, заставляя сущность уснуть. И сейчас, когда её мир рушился, девушка старалась спрятаться. Ей практически удалось отключить разум, стереть мысли, но, как заноза, что-то острое и неприятное вытягивало её наружу.

     Её сущность всё ещё гнездилась в исцелённом теле. В нём более не было повреждений, боли, увечий, гнили и разрушений. Это было идеальное, крепкое, красивое тело, такое неуместное в окружении постепенно остывающих вскипевших трупов. Оно более не являлось её темницей, напротив, она могла бы управлять им, пользоваться, как делала это всю жизнь, а могла и покинуть, что тоже случалось нередко. И, несмотря на то, что оболочка более не удерживала её сущность, Кали по-прежнему чувствовала остаточное явление от связи с ней. Для кого-то оно вызвало бы боль, для неё же сводилось к неприятному покалыванию, мешающему полностью отключить сознание.

     Невольно, покалывание вернуло её в реальность. Кали шевельнула пальцами, вновь срастаясь с оболочкой. Едва очнувшись, она потянулась к ноге. В бедро на несколько сантиметров входил скальпель. Упав, девушка не ощутила этого повреждения, но сейчас, когда тело было здорово, именно оно привело её в сознание. Не сам металл, не сама рана, а то, что было поверх лезвия — кровь Хранителя.

     Вытащив из ноги скальпель, Кали сжала его, ощущая энергетику старика. Как и его след, она таяла. Девушка уже собиралась выбросить инструмент, но вместо этого ещё сильнее сдавила пальцы. Давно застывшая кровь, как чужая память, передала ей всё, что чувствовал, видел, слышал Хранитель до того мгновение, когда эти капли не покинули его тело. Кали увидела Эн-уру-гала, пытающего старика, словно была на его месте. Его слова, взгляды, мысли пронеслись в её разуме, но затем всё оборвалось, не показав ей конца.

     Медленно выронив скальпель, Кали осмотрелась вокруг, пытаясь заметить наиболее чёткий сгусток энергетического следа Хранителя. Тот находился рядом, над креслом, в котором старик провёл несколько дней. Поднявшись на колени, девушка коснулась шершавой поверхности. След был нечётким, но, как и кровь, он приоткрыл перед ней завесу недавнего прошлого. Она увидела последние минуты Хранителя…

     Вот он вдвоём с Эн-уру-галом, говорит с наследником об осколке… Старый дурак. Эн-уру-гал окутан сомнениями. В нём кипят разногласия… Кали чувствует их, как и чувствует тихое приближение ещё одного наблюдателя. Хранитель и наследник продолжают разговор. Эн-уру-гал просит помощи и… прощения?..

     С удивлением, девушка поспешно вернулась к пойманному воспоминанию. Да. Он искал прощения, но что случилось потом?

     Ухватившись за разметающие клочки воспоминаний этого места, Кали углубилась дальше… и Хранитель обещает ему это прощение.

     Наследник кричит.

     Уходит.

     Его нет практически сутки. Незримый наблюдатель довольно пожимает руки. Никто, ни старик, ни парень не догадываются о его присутствии, но он здесь, и он не менее силён, чем Эн-уру-гал…

     На следующий день наследник возвращается к старику. Он принимает его сторону…

     Кали удивилась, но на это не было времени. Энергетический след Хранителя улетучивался, как и застывшие в нём воспоминания. Девушка поспешно вернулась в тот миг.

     …Эн-уру-гал принимает сторону старика и тот (нет! старый дурак!) открывает парню секрет осколка, то, из-за чего ему до сих пор сохраняли жизнь! Он говорит, что парень когда-то займёт его место! Говорит, даже не замечая, что не только уши наследника слышат его слова.

     …Появляется незримый наблюдатель.

     Эн-уру-гал зовёт его Хозяином, но Кали знает его под другим именем, настоящим, известным многим. Хозяин коротко убеждает парня отступить. Наследник в смятении. Он подчиняется. Нить за нитью Хозяин начинает разрывать жизнь старика, делая с ним примерно то же, что произошло недавно с Кали, но в его случае, старик уже не сможет очнуться. Ведь Хозяин рвёт не только связь между сущностью и телом, но и саму сущность. Он уничтожает его разум и душу. Постепенно старик начинает умирать. Умирать, без возможности перерождения. Кали чувствует его страдания и боль, каждую разорванную нить. И чем меньше сил остаётся в Хранителе, тем призрачнее становится его связь с осколком. Вскоре Эн-уру-гал займёт его место…

     Кали с трудом всматривалась в уже мутные картинки. Энергетический след исчезал. Всего несколько мгновений отделяли её от смерти Хранителя…

     Смерти?

     Девушка резко поднялась, хватаясь за последние сгустки следа. Вокруг неё по-прежнему валялись трупы, но если не Хранитель убил их всех?

     Кто?!

     Сконцентрировав внимание, девушка постепенно восстанавливала эпизод, приведший к этому погрому. Образы вернули её обратно, в те секунды, когда само существование старика уже находилось на исходе. Уничтожение Хранителя потребовало от Хозяина всех сил и внимания. Он полностью отдался этому процессу. Рядом же, не пряча взгляда, наблюдал Эн-уру-гал. Кали задержала это мгновение, проникнув в него. Она поравнялась рядом с парнем, всмотревшись в его лицо, неистово горящие глаза, злобные, полные ненависти, устремлённые вперёд. И следили они не за Хранителем, как могло показаться. Всё ожесточение, лють, копившаяся в душе парня, вся его ненависть была обращена в тот миг на того, кто методично и быстро убивал старика. Эн-уру-гал смотрел на Хозяина.

     Не успела Кали поразиться этому взгляду, как за ним разразилась настоящая буря — мгновенная, уходящая волной от наследника вспышка. Она утонула в коротких предсмертных криках стражников и палачей, сбила с ног Хозяина, лишила того чувств, убила всех, кто находился поблизости, превращая адайцев в раскалённое желе.

     За ней последовала вторая вспышка энергии, куда более сильная, чем первая. Эн-уру-гал исчез, а вместе с ним исчез и Хранитель, оставляя после себя этот нечёткий затухающий отпечаток энергии. Кали потянулась за ним в надежде, что сумеет увидеть, куда именно телепортировался наследник, но тот надёжно замёл все следы. Её же нынешней силы не хватало, чтобы развеять его путь, но не это было главным. Девушка не до конца понимал мотивы наследника. Что им двигало? Минутное проявление совести или же он действительно принял сторону старика? Как бы там ни было, Эн-уру-гал спас Хранителя. Дильмун был жив, хоть Кали и понятия не имела, где он. Он не просто был жив, он по-прежнему являлся Хранителем осколка. А это могло означать лишь одно — Тёмный Кочевник остался ни с чем! Но теперь он знал, знал, как заполучить осколок. Более ему не придётся опасаться его уничтожить. Он не остановит вторжение, напротив, обрушит его на всю Республику. Его рабы ещё способны разыскать Хранителя и убить его. Кочевнику же не придётся убеждать Эн-уру-гала вверить ему осколок. В парне и так присутствовала его частичка — сила, что он ему даровал. И когда старик будет мёртв, он просто отзовёт эту силу, завладев наследником. Он сделает его своим слугой, как, возможно, и планировал в самом начале.

     Поднимаясь, Кали хаотично представляла возможные сценарии, способные завести Дильмуна и Эн-уру-гала к такому результату. Станет ли наследник противиться тьме, что его заполонила? Как долго он сумеет скрываться от взора Кочевника? Стоит парню лишь на секунду поддаться…

     Слишком опасно!

     Она должна найти старика первой! Найти и убить наследника!

     Иного пути не было, иначе Кочевник никогда не оставит Хранителя в покое. Без живого преемника он будет в безопасности, следующий же преемник пока не родился, что сделает Дильмуна единственным в своём и в молодом поколении, но для этого ещё предстояло разыскать их.

     Застыв на месте, Кали соединила всю доступную ей энергию в один пучок, сканируя слои пространства. У неё ничего не получалось. Куда бы ни заводил её внутренний взор, через какую бы призму миров она не взглянула на это помещение, девушка видела лишь тупик. След Эн-уру-гала и Хранителя обрывался, и ей не удавалось пройти за ним дальше.

     Так и не обнаружив зацепок, Кали прекратила напрасное растрачивание энергии, окончательно сплетаясь сущностью с привычным телом. Не желая более задерживаться в шахте хоть на минуту, размяв недавно поломанную шею, девушка последовала к выходу.

     Оказавшись возле двери, Кали обернулась, напоследок взглянув на мёртвое пристанище её врага. Пообещав себе мысленно, что более никогда не падёт так низко, никогда не позволит себе сдаться, девушка переступила порог.

     Решимость и самообладание возвращалась к ней с каждым витком её неудержимого разума. Мысли проносились с невероятной чёткостью, энергия бурлила в жилах, просилась наружу. Она уже знала, куда её применить. Она непременно разыщет Хранителя. Она сама напишет свой финал. Но прежде…

     Прежде…

     Кали непроизвольно остановилась, прислушиваясь к своим ощущениям. Что-то не сходилось. Она никак не могла понять, что именно вызывало в ней мимолётное волнение. Какое-то упущение.

     На сей раз скорость её мысли не заставила девушку ждать, быстро находя ответ. Получив его, Кали настороженно оглянулась.

     Как она могла забыть о нём?

     Девушка вновь отпустила энергию, осматривая всё вокруг, но на этот раз искала она не Хранителя.

     Не только старик, не только Эн-уру-гал, и не только отряды адайцев были в этой шахте.

     Хозяин. Этот жалкий предатель. Куда он подевался? Наследник не смог его убить, только лишил чувств, но когда Кали пришла сюда, его не оказалось среди трупов.

     Девушка ощущала его власть, бьющую ключом подаренную ему Тёмным Кочевником энергию. Это был сильный противник. Сейчас Хозяин не во многом уступал ей и вполне мог скрыть себя, как поступил Эн-уру-гал. Но он растратил слишком много энергии на попытку убийства Хранителя, отчего не до конца запутал следы…

     Кали довольно огляделась… — и эти следы всё ещё плутали на Цесне.

     …Но прежде.

     Девушка вернулась к прерванной мысли, едва заметно улыбаясь в темноту.

     …Прежде, чем покинуть этот невзрачный жёлтый шар песка и пыли, она встретится с ним…

     …

     «Время — 25.26. — 214 день 3304 года Четвёртой цивилизации»…

     Хорс продолжал вести дневник. Сражение давно перевалило за оба рубежа обороны планеты, раскинувшись по материку. Им удалось отбить уже вторую волну вражеского флота, что заставило адайцев повременить с последующей атакой. Разведчики докладывали Хорсу об их передислокации. Враг стягивал силы всего в тридцати тысячах километров от поверхности планеты, решив нанести единый сокрушающий удар. Насколько мог судить адмирал, на это им потребуется около часа, максимум два, и данное время уже истекало.

     Хорс использовал его с толком, потратив каждую секунду на укрепление обороны. Это всё, что им оставалось, — обороняться. Возможно, остальные материки уже были захвачены. Хорс не мог знать. Он даже не позволял себе надеяться. Как военный, адмирал просто продолжал делать то, что умел лучше всего, — руководить.

     Попутно он не прекращал документировать происходящее. Не для того, чтобы кто-то прочёл его дневник, не для последующей отчётности перед Главнокомандующим и сенатами. Хорс прекрасно понимал, насколько мала оставалась вероятность, что и он сам когда-нибудь ещё раз перечитает недавно написанные им замечания. Но методичное конспектирование событий, приказов и результатов действовали на него как плацебо.

     Он не был наивным глупцом, и не собирался становиться им и сейчас. Хорс трезво оценивал шансы возглавляемой им обороны материка. Защита континента выстояла уже более тридцати семи часов — и без того дольше, чем он отмерил ей изначально. Ещё одной массированной атаки им не пережить. Что тогда станет с мирным населением, укрывшимся в убежищах? Хорс уже серьезно подумывал над капитуляцией. Но проблема крылась в ином — сдачи никто не предлагал. Ни разу с начала вторжения противник не вышел на контакт.

     Как и в нападении на кортеж Верховного Правителя Александры, так и во вторжении на Аккад адайцы молчали, шаг за шагом истребляя армии планеты. Любые попытки установить с ними диалог провалились. Так что, даже если бы Хорс и принял вариант капитуляции, он понятия не имел, как о ней донести противнику…

     Его позвали.

     Адмирал оторвался от дневника, выслушал сводящийся к одному доклад разведки — адайцы перешли в наступление.

     Кивнув подчинённому, Хорс хотел вернуться вместе с ним на передовую, но задержался. Ненадолго, задумавшись, он рассматривал уже написанное им, не зная, как завершить дневник. Поразмыслив, адмирал лаконично поставил ещё одно время — текущее: «27.13. — 214 день 3304 года Четвёртой цивилизации». Он собирался прервать записи неопределённым троеточием, но отчего-то передумал. Быстро дописав несколько строк, адмирал выключил устройство, снимая его с запястья. Бросив дневник на столе в тамбуре убежища, Хорс поспешил наружу.

     Небольшой бездушный кусок металла и пластика принял оборвавшиеся мысли адмирала: «Последняя атака возобновилась».

     …

     А за несколько световых лет от планеты-столицы, приближаясь к границам Солнечной системы, уже другой военачальник не мог похвастаться таким спокойствием. Главнокомандующий Сеннаарским военно-космическим флотом адмирал Сварог не находил себе места, попеременно переходя на крик и куда более зловещий шёпот, требующий от подчинённых постоянного отчёта. Но как бы он ни изводил персонал, взятая им часть флотилии выжимала лишь доступную ей скорость, не сокращая время до прибытия на Аккад.

     — Сколько?! — гневно спрашивал он.

     — 87.

     — Сколько?!

     — 85…

     Минуты растягивались в вечность.

     Сварог злился. Но не на подчинённых, хоть те и получали долю его дурного настроения. Адмирал злился на самого себя. Пойди он против решения сенатов, оттяни передислокацию флотилий хоть на день, центр Республики оставался бы сейчас под защитой, и ему не пришлось бы сломя голову спешить на невесть какой пир. Сварог представления не имел, что его ожидает по прибытии на Аккад. Связь с адмиралом Хорсом оборвалась в самый неподходящий момент, когда тот рассказывал ему о подозрении в измене и вторжении в Аккадскую сокровищницу знаний, но объяснить всё толком не успел, оставив военачальника в полном непонимании.

     Едва получив вердикт связистов, что контакт установить не удастся, Сварог приказал провести поспешное перераспределение флотилий, отделяя от доступных ему войск третью часть, состоящую из наиболее скоростных кораблей. Выслав к Аккаду авангард из нескольких сот тысяч авианосцев и двадцати тысяч крейсеров разного типа, Сварог поспешно провёл экстренное заседание всех военачальников флота в каждом уголке Республики. Введя военное положение и закрыв границы, он забрал более полутора миллиона военных единиц, направившись вслед за передовой эскадрильей. Те в данный момент уже пересекали границу Солнечной системы. Пока что путь оставался чист. Минуя несколько систем и проверяя обжитые планеты, отряды адмирала не обнаружили следов врага. На первый взгляд в Республике ничего не происходило, но это было не так.

     Сварог убедился в обратном, стоило авангарду влететь в пределы Солнечной системы Аккада. Передовая эскадрилья попросту исчезла из радаров. Он уже догадывался о возможности использования мощнейшей заглушки связи вокруг внутренних планет, но не думал, что её радиус уходит настолько далеко. Его опасения подтвердились, когда несколько кораблей авангарда вернулись, покинув радиус и предупредив флот. Но не потеря связи была главной проблемой, ожидающей их внутри системы. Весомая доля военного потенциала кораблей становилась непригодной, отказывали некоторые виды оружия и другие технологии. Не выходило из строя, пожалуй, лишь примитивное, управляемое вручную оружие, устаревшие ракетные установки без автоматического прицела, да защитные системы перехвата первого поколения, которые уже в следующем году планировалось полностью вывести из эксплуатации.

     Проанализировав все данные, аналитики быстро вывели для Главнокомандующего неутешительную цифру — огневой потенциал его армии падал до восемнадцати процентов из ста. Услышав такой вердикт, Сварог ещё более разошёлся, посыпав приказами, как из рога изобилия. Каждый командир отдельного звена инструктировал командные составы. Все готовились к ожидавшим их условиям, перестраивались в отдельные подразделения, формировали возможные соединения для связи и разведки.

     — Полчаса! — доложил помощник Сварогу.

     Растянувшийся на более чем пятьдесят тысяч километров в длину и двадцать в ширину флот постепенно начинал вливаться в Солнечную систему. Звено Главнокомандующего шло в середине. Преодолев невидимую черту радиуса заглушки, адмиральский крейсер погрузился в тишину, словно вокруг не было ничего, кроме пустого космоса. Но рядом, на положенном удалении, как и ранее в десятки раз быстрее света перемещались корабли флотилии.

     — Сколько? — в который раз повторил свой вопрос Сварог.

     Напряжение росло.

     — 24 минуты…

     Ещё подбегая к шахтам, Энлиль заметил возле входа какое-то движение. Он жестом предупредил остальных, но лейтенант с Энки уже были начеку. Заскочив за первый корабль, все трое притихли, изучая периметр. Кругом валялись оставшиеся после Кали трупы, но предводитель наёмников не ошибся. В лагере действительно кто-то был. От темнеющей дыры настежь распахнутых ворот спуска в шахты, прихрамывая на обе ноги, поспешно отделилась сгорбленная, закутанная в тёмное тряпье фигура. Заглянув же в сам проход, Энлиль различил завал. Спуск был обрушен.

     Недолго поколебавшись, предводитель наёмников выскочил из укрытия, хватая на ходу первое попавшееся под руку адайское оружие.

     — Стоять! — негромко крикнул он.

     Фигура резко замерла, застыв в нелепой скукоженной позе. Лейтенант и Энки подошли к командиру, держа наготове позаимствованное у трупов оружие.

     — Повернись! — приказал Энлиль.

     Он повторил вновь, но незнакомец нерешительно стоял на месте. Лишь когда прозвучало третье требование, фигура медленно обернулась. Закутанный в мантию незнакомец аккуратно попятился в сторону наёмников, остановившись неподалёку. Его лицо наполовину скрывала накидка.

     — Покажи лицо! — крикнул Энки.

     Незнакомец медлил, ещё сильнее наклонив вперёд голову, отчего его лицо полностью ушло в тень. Энки надоели его игры. Быстро настигнув того, он сорвал с него накидку, отступив назад. Незнакомец поспешно сжался в комок, закрываясь руками. Все трое замерли. Перед ними стоял сгорбившийся, изнеможенный старик, беззащитно смотрящий сквозь выведенные вперёд ладони, словно его собирались бить. На мгновение друзья потеряли дар речи, сконфузившись от увиденного. Каждый смотрел на старца с неосознанной тревогой, не находя ей причин, и лишь Бэар спустя несколько секунд удивлённо воскликнул.

     — Хранитель! Хранитель Дильмун?!

     Старик неуверенно поднял голову, опасливо осматриваясь по сторонам. Из его уст посыпался тихий, неразборчивый бубнёж.

     — Лейтенант особого подразделения телохранителей Бэар Хор, — быстро представился Бэар. — Вы слышите меня, Хранитель? Вы в порядке?

     Но тот не спешил отвечать нормально, всё ещё недоверчиво и испуганно рыская взглядом.

     Бэар сбавил напор.

     — Вы в безопасности, — заверил он старика. — Мы доставим вас на Аккад.

     Старик замолчал, кивнув в знак согласия.

     — Аккад! Важно! Успеть на Аккад! — ухватившись за название столицы, брызжа слюной, закричал Хранитель.

     Лейтенант и не думал возражать. Не став медлить, как заведённый, Бэар быстро занялся поисками корабля. После беглого осмотра отпали все судна, кроме одного. Лишь на небольшом военно-транспортном корабле, по модификации напоминающем малогабаритный илимский «Галеас», оказались необходимые для дальнего перелёта межгалактические двигатели. Остальные были рассчитаны только на минимальные скорости не выше световой, которые, в случае погони, не оторвались бы ни от одного захудалого истребителя. Лейтенант не стал даже рассматривать их, сразу выбрав галеас. Забежав на борт и настроив параметры запуска, Бэар вернулся меньше чем через пять минут, вновь взяв под свою опеку Хранителя.

     — Улетаем! — крикнул он наёмникам, помогая старику проследовать к трапу.

     Энлиль и Энки переглянулись, растерянно наблюдая за происходящим. Так и не поговорив толком с задёрганным Хранителем, и не узнав, где Кали, они принялись обследовать завал шахты, но им не удалось расчистить даже начало спуска. Прислушиваясь к глухим обломкам, Энлиль несколько раз звал девушку. Плотные завалы поглощали его голос, не порождая ни эха, ни ответа.

     Ничего не добившись, оба вернулись к сидящему на трапе Хранителю. Стараясь не тревожить и без того дёргавшегося старика, Энлиль тихо поинтересовался, как ему удалось выбраться из шахты. Дильмун, похоже, пропустил вопрос мимо ушей, спрятав лицо в ладонях, отворачиваясь от наёмников.

     — Пожалуйста, — настаивал командир. — Скажите, что произошло внизу?

     Хранитель ещё сильнее задёргался, наклоняя голову к коленям, и закрываясь накидкой.

     — Что случилось с девушкой, которая вас освободила?! — уже переходя на крик, надавил Энлиль.

     Заметивший это Бэар попытался отпихнуть наёмников от Хранителя.

     Командир устало вздохнул, смотря на раскачивающегося взад- вперёд старика. Узнать в этом сутулом, исхудавшем доходяге Хранителя, которого те помнили с детства, было непросто. От прежнего Дильмуна не осталось практически ничего, сам же он походил на замкнувшегося безумца. Но, хоть тому и требовалась срочно отправиться на Аккад, они не могли выполнить его приказ. Не сейчас. Если Кали действительно осталась в шахтах, им придётся задержаться и разыскать запасные спуски.

     Энлиль коротко озвучил план. Оба они, вместе с Энки, уже продумывали в уме возможные планировки шахты, вычисляя месторасположение ближайшего спуска. Бэар же оказался против. Он не имел права рисковать стариком и задерживаться на планете.

     — Хранителя необходимо доставить на Аккад. Немедленно! — вмешавшись в размышления наёмников, заявил он.

     Ему полоумно вторил и сам Хранитель, продолжая бубнить себе под нос всякую чушь.

     Удивлённо взглянув на старика и лейтенанта, Энлиль спокойно возразил:

     — Кали осталась в шахтах.

     Хранитель неожиданно отрицательно замотал головой.

     — Умерла, умерла, умерла… — безумно затараторил он.

     Предводитель наёмников поспешно склонился над ним, легонько встряхнув старика, стараясь заглянуть тому в глаза, но Дильмун всё время отворачивался, продолжая прятать лицо.

     — Что значит, умерла?! — крикнул он.

     Хранитель закрылся руками.

     — Слышал?! Она умерла, — бестактно повторил Бэар.

     Энлиль пронизал того лютым взглядом, отчего у парня непроизвольно задёргалась скула.

     На мгновение все замолчали.

     — Надо лететь, — не сдержавшись, мягче добавил Бэар.

     Хранитель, кутаясь в свою мантию, неуклюже поспешил на корабль. Помедлив, Бэар последовал за ним. Остановившись у трапа, он взглянул на Энки и командира.

     — Летим, — просящим тоном повторил он, но наёмники лишь молча отошли от корабля.

     Лицо парня прорезалось сомнениями и печалью, делая его ещё более юным, чем он был. Бэар раздосадовано переводил взгляд с одного наёмника на другого. Зная, что от Энлиля он согласия не дождётся, лейтенант настойчиво взглянул на Энки, но тот легонько мотнул головой.

     — Лети без нас, — тихо ответил наёмник.

     Бэар растерянно осекся.

     — Как?.. Корабль всего один.

     — Вы должны мне помочь. Согласно соглашению… — но его никто не слушал.

     Развернувшись, наёмники направились вглубь лагеря.

     Бэар остался один.

     Позади него раздалось недовольное кряхтенье Хранителя. Обернувшись к Дильмуну, лейтенант обратился к старику.

     — Всего двадцать минут, — попросил он. — Мы спрячем вас, вернёмся за девушкой и улетим все вместе.

     Вместо ответа Хранитель замкнуто и придирчиво оглядел корабль, рассматривая систему управления. Не поворачиваясь к телохранителю, он коротко приказал взлетать. Безумие как ветром выдуло из его тела и речи. Расправив плечи и гордо вытянувшись, он надменно потребовал исполнения приказа.

     — Хранитель! — растерянно попытался Бэар.

     — Повинуйся! — неожиданно прокричал старик. — Поднимай это проклятое судно в воздух или лишишься всех чинов!

     — Но…

     — Никаких «но»! — разъярённо крикнул Дильмун.

     Лейтенант аккуратно подошёл к старику. Тот мелким шагом топтался на месте, нервно кутаясь в накидку. Бэару показалось, что Хранитель умышленно прячет от него лицо, всё время закрываясь тканью или поворачиваясь спиной.

     — Всего пятнадцать минут…

     Этого неповиновения оказалось достаточно для того, чтобы терпение Хранителя окончательно взорвалось. Резко крутнувшись вокруг своей оси, Дильмун ловко схватил парня за форму, притянув к себе.

     — Взлетай! Взлетай! Ты, мразь! — посыпал руганью он.

     Но не брань старика удивила лейтенанта, хоть он никогда и не слышал от Дильмуна подобных слов. И не дурной нрав. Лютые, раскалённые глаза Хранителя испепеляли парня, прожигая его насквозь, нос искривился в орлиный клюв, рот уподобился оскалу, всё в нём исказилось, словно… маска.

     Медленно кивнув, Бэар поспешно вырвался из тисков старика, отступая назад. Тот всё ещё сверлил парня взглядом, следя за каждым его движением. Инстинкт самосохранения неосознанно подталкивал лейтенанта к выходу. Бэар начал пятиться к ещё не закрытому шлюзу. Дойдя до порога, он твёрдо настоял.

     — Нет!

     Короткого отказа хватило для очередного приступа гнева. Хранитель перешёл на истерику и немыслимые угрозы, но Бэар не слушал его. Всё внимание парня было приковано к лицу старика. Как жидкая маска, оно искажалось в размытой картинке, меняясь.

     Оборвав фразу, Хранитель быстро дотронулся до щёк, провёл рукой по лбу, глазам. Его взгляд испуганно забегал, но страх вмиг испарился, стоило ему наткнуться на одеревеневшего в испуге парня. Оба застыли, не шевелясь. Рука лейтенанта была готова скользнуть к оружию в любой момент, но сбрасывающий чужую внешность незнакомец среагировал первым. В ту же секунду Бэара с силой толкнуло в грудь, выкидывая наружу. Он пролетел метров тридцать, пока не врезался в один из кораблей. От удара треснул позвоночник, но, к счастью для парня, он ничего не почувствовал, потеряв сознание.

     Бесформенной массой Бэар растянулся на песке. Сделавший с ним это старик недовольно оскалился. «Опять не рассчитал силу, — пронеслось у него в мыслях. — Кто теперь будет управлять кораблем?» Хотя, пока лейтенант оставался жив, он ещё мог извлечь эти знания из его головы и улететь самостоятельно.

     Аккуратно выглянув из шлюза, старик осмотрелся, быстро спустившись на землю. Остановившись рядом с парнем, он положил руки ему на голову, собираясь извлечь данные, но увидев сморщенную, покрытую возрастными пятнами кожу, раздражённо остановился.

     Нет, так не пойдёт. Больше он в этом обличии не останется ни на минуту, тем более что его план провалился. Ему не удалось выдать себя за Хранителя и незаметно пробраться на Аккад. Теперь же придётся действовать открыто.

     Применив немного энергии, старик сбросил с себя наваждение, становясь собой — из Хранителя в Хозяина. Взглянув на привычные, холёные руки, он вернулся к начатому, поспешно роясь в умирающем мозгу парня. Узнав необходимые сведения, Хозяин поднялся, возвращаясь на корабль. Мельком он посмотрел в сторону центра колонии, заметив открытый им пару часов назад портал, ведущий в измерение его Владыки. Он, конечно, мог обратиться за помощью и к адайским военачальникам, прилетевшим сюда за ним и осколком, но, для его же блага, сейчас ему лучше было скрыться. Скрыться от всех, и от Владыки в первую очередь. Пока он не вернёт Эн-уру-гала, не может идти и речи, чтобы явиться тому на глаза.

     Впрочем, ещё немного, и тень сознания Тёмного Кочевника сама к нему пожалует. Поэтому Хозяину требовалось спешить. Он не сомневался, Эн-уру-гал телепортировал себя и Хранителя на Аккад. На большее тому не хватило бы ни энергии, ни навыков. Хозяин и сам бы мог себя перенести, но для сражения с наследником, для его порабощения, ему потребуются все силы, а их и без того оставалось немного. Он сделает это позже, через несколько часов, когда отлетит подальше от этой мерзкой планеты на достаточное расстояние и закончит своё восстановление. Без этого с нынешним запасом внутренней энергии ему удастся телепортироваться максимум к ближайшей системе.

     Была и иная причина, заставляющая Хозяина торопиться покинуть Цесну. Не хуже присутствия своего Владыки, он начинал ощущать всё нарастающее присутствие иной, могущественной субстанции, от которой ему не светило ничего хорошего. Несомненно, ОНА устремится за ним в погоню, и накроет его до того, как он сможет телепортироваться. Так и произойдёт, если, конечно, не задержать её на планете.

     Взобравшись уже на трап, Хозяин вновь обернулся к порталу, довольно ухмыляясь самому себе. Сейчас на Цесне находилось около трёхсот тысяч единиц адайского флота, а сколько ещё мог пропустить портал в случае тревоги… Осталось только создать эту тревогу.

     Поспешно спустившись обратно на землю, Хозяин активировал несколько тревожных кнопок на датчиках убитых, подав сигнал бедствия в главный лагерь. Копошась рядом с трупами, боковым зрением он заметил, что неподалёку, рядом с телом лейтенанта остановились осматривающие парня наёмники. Хозяин прыснул от неконтролируемого смеха. Какое везение, он ещё успеет убить и их!

     Медленно направившись в их сторону, он на ходу сплетал комок энергии для удара…

     Энлиль и Энки пытались привести лейтенанта в чувство, но, прощупав сломанный в нескольких местах позвоночник, прекратили тормошить парня. Пока Энлиль вкалывал лейтенанту противошоковый препарат, Энки быстро осматривался. Двигающегося в их направлении Хранителя он заметил сразу, но, обратившись к другу, он так и не договорил предложение до конца. Странный облик старика настораживал.

     Энлиль быстро встал, обернувшись. Оба они обменялись предупредительными взглядами, в которых скользило лишь одно — перед ними был не Хранитель. Кто-то другой, одетый в те же обноски. И этот безумно ухмыляющийся незнакомец казался им не таким уж и незнакомым. Где-то они уже видели его, и не один раз.

     Первым прозрел Энки. Глаза его удивлённо выпучились, и, если бы не абсурдность ситуации, он наверняка бы изрёк матерное слово, но вместо этого наёмник тихо прошептал командиру о своей догадке. Расслышав товарища, Энлиль опешил, по-иному взглянув на застывшего в десяти метрах от них мужчину средних лет с аристократическими, безумными чертами, высокомерными, как и весь его вид. Этот мужчина олицетворял власть в Республике, хоть и не был её прямым носителем. Но все, все до самого нижестоящего чиновника знали, что именно в его руках удерживалась практическая каждая нить влияния в стране.

     — Милорд Советник, — тихо позвал того Энлиль, не зная, чего ожидать от неизменной правой руки Верховного Правителя Аллалгара.

     Но Первый Советник-Секретарь, чьё полное имя напрочь вылетело из памяти наёмников, никак не отреагировал на сказанное командиром. Энлилю показалось, что тот даже не видит их, настолько пугающе безумными были его глаза.

     Вместо официального длинного имени, Энки вспомнил короткое, ходившее в народе, обратившись к высокопоставленному чиновнику:

     — Советник Эн-Сибзаан, вы — на Цесне?.. В обличии… Хранителя?

     Властный, горделивый, сумасшедшей, Первый Советник и не думал отвечать. Напротив, его ухмылка лишь расширилась, оголяя ровные зубы. Глядя на него, внутри у Энлиля повеяло холодом. Чутье подсказывало ему бежать, и как можно скорее. Стараясь не выдать себя, он подал Энки условный знак, обозначающий «огонь на поражение». Оба сжались в пружины, мысленно готовясь разбежаться в разные стороны и открыть огонь.

     — Давай! — неожиданно крикнул Энлиль.

     Наёмники дёрнулись друг от друга, но, не сделали и шага, зависнув в воздухе. Они так и застыли в порыве, не в состоянии пошевелиться или даже издать хоть звук. Впрочем, слышали они прекрасно. К ним доносился ликующий прерывистый смешок Советника.

     — Вам давно полагается умереть, дружочки мои, — улыбаясь, ворчал он. — Сейчас, я только соберу побольше сил…

     Эн-Сибзаан не прекращал непринуждённо болтать, будто вёл светскую беседу, занимаясь тем временем сплетением своей энергии.

     — Ещё немного, — ласково, голосом сумасшедшего, вещал он.

     Энлиль и Энки продолжали висеть в воздухе, и могло показаться, что оба оставались абсолютно неподвижны. На деле наёмники рвались из тисков, стараясь освободиться. Советник же, долгое время носивший тайное прозвище Хозяин, даже не обращал внимания на их жалкие попытки, зная — смертным не выстоять против его способностей. Но, внезапно одному из наёмников удалось слегка пошевелиться. То же самое сделал и второй. Эн-Сибзаан, полностью погрузившись в сплетение энергетического кокона, не заметил успеха друзей. Энлиль и Энки удвоили усилия, всё больше расшатывая невидимую вязкую оболочку. Постепенно у них стало получаться, и до того, как Эн-Сибзаан оторвался от своего занятия, оба в последний момент успели вырваться, вовремя отскочив от пущенной в их строну разрушающей энергии.

     Пока Советник приходил в себя от потрясения, наёмники перетащили Бэара в укрытие, спрятавшись под ближайшим кораблём и открыв в его сторону огонь. Кучные залпы достигли цели, сшибая Эн-Сибзаана с ног. Опомнившись, тот быстро поднялся, поспешно построив вокруг себя невидимый щит. Несколько серьёзных ран кровоточили на его теле, но Советник быстро исцелил повреждения, не прекращая с ненавистью поглядывать на сумевших вырваться из его тисков наёмников. Такое на его памяти было впервые. Ни одной из жертв ни разу не удалось устоять перед нитями его телекинеза.

     Эн-Сибзаан попытался убить наёмников вновь, выпустив очередной пучок энергии. Тот не достиг цели, невесть каким образом отлетев от парней. Оставив пустую трату сил, он направил своё сознание в разум наёмников, стараясь их подчинить, но и здесь наткнулся на преграду. Похоже, оба, не осознавая этого, закрывались от его вторжения, блокировали энергетические удары, даже не догадываясь, что были способны на большее, в сотни раз большее.

     Хозяин злобно выругался. Не хватало ещё, чтобы эти мрази осознали свой потенциал!

     Его слух всё сильнее раздражал нарастающий грохот. Обернувшись на звук, Эн-Сибзаан увидел потемневший от поднятой в небо авиации горизонт. Самодовольная ухмылка вмиг вернулась на его уста. Он и позабыл, что подал сигнал тревоги. Прошла всего минута, а воздушные отряды адайцев уже направлялись ко второму лагерю. Звенья стремительно приближались, прорисовываясь клиньями. Ещё немного, и они будут здесь и исправят его оплошность.

     Оставив лишь щит, Хозяин поспешно собрал всю доступную энергию, направляя её в единое русло. Его прикрытые веки мелко задрожали от напряжения, лицо побелело, покрывшись холодным потом, но Эн-Сибзаан не отступал. Через несколько секунд раздался скрежет. Скрывающий под собой наёмников многотонный корабль плавно поднялся вверх. Перенаправив усилия, Хозяин быстро отбросил судно в сторону, оголяя парней. Ближайшее укрытие, куда те могли спрятаться, находилось в двадцати-тридцати метрах, адайские же корабли уже запускали автоматические ракеты, обнаружившие мишень.

     Одновременно гнёзда покинули более десятка снарядов, быстрее звука устремившиеся по направлению к Энлилю и Энки. Время для Хозяина растянулось. Будто со стороны, не прекращая скалиться, он наблюдал за их траекторией. Но, просчитав все пути, он понял, что парочка ракет летит и в его сторону. Как и наёмников, адайцы приняли его за чужака, намереваясь уничтожить. От этой догадки в голове Советника успели зародиться и потухнуть сотни мыслей, в реальном времени же прошла секунда. К тому мгновению, когда залп достиг его, Эн-Сибзаан уже поспешно завершал укрепление своего энергетического щита.

     Последовала серия громких взрывов, стёршая половину лагеря. Не дожидаясь, пока сканеры вновь засекут его, превозмогая неописуемую боль от перенапряжения, Хозяин спешил. Окутав себя не только щитом, но и блокирующим работу сканеров энергетическим полем, делающим его невидимым, он, пошатываясь, как можно быстрее поковылял к чудом уцелевшему кораблю. Заскочив на трап, Эн-Сибзаан ненадолго остановился, делая невидимым и судно. Теперь ничто не мешало ему покинуть планету, но онемевшие руки с трудом слушались, не попадая по кнопке закрытия шлюза. Истощённый от потери энергии, Хозяин едва держался, застыв между сознательным и обморочным состоянием. Его зрение плыло, и оттого дрожащие пальцы промазывали мимо небольшой панели. Держась за стену, Эн-Сибзаан тяжело дышал, думая лишь о том, как ненароком не выдать себя и не снять спасительный щит.

     Наконец-то панель была активирована. Все шлюзы и выходы автоматически задраились. Добравшись к панели управления кораблем, он потратил ещё около минуты на то, чтобы запустить судно. Введя все требуемые параметры, Хозяин услышал долгожданный ответ от бортового компьютера. И хоть тот произнесён был на адайском, он разобрал сказанное — автопилот завершал подготовку к взлёту, запускались антигравитационные двигатели. До старта пошёл обратный короткий отсчёт.

     Эн-Сибзаан устало ждал, наблюдая за остатками лагеря через ближайший широкий иллюминатор. Всё по ту сторону тонуло в густом едком дыму, не прекращались небольшие вспышки и взрывы, мелькали языки одинокого пламени.

     Антигравитационные двигатели плавно набрали полную мощность, отрывая судно от поверхности. Медленно корабль набирал высоту до необходимого уровня для дальнейшего скоростного рывка. Хозяин же, немного придя в себя, уже с нескрываемым злорадством всматривался в чёрную пучину дыма. Вокруг метались адайские звенья, в лагерь спускался десант, и никто не замечал его неспешного побега.

     Но, на мгновение ему показалось, что среди всего этого воцарившегося хаоса чей-то взор всё же был направлен именно на него. Эн-Сибзаан попытался отделаться от этого неприятного ощущения, мысленно раздражённо поторапливая корабль. Судно же, как назло, зависло на высоте нескольких десятков метров, не отрываясь с места. Не понимая, что не так, Хозяин пробежался взглядом по панели управления. Тех навыков, что он успел выудить из головы лейтенанта, едва хватало, чтобы разобраться в основных параметрах, но исходя и из них, Эн-Сибзаан мог утверждать, что всё функционировало в рамках нормы. Но, вопреки этому, корабль не двигался.

     Как острые длинные шипы, в его сознание врезалась паника. Чужая энергетика разрасталась, дотягиваясь и к его разуму. Всего за долю секунды он почувствовал ЕЁ власть. «К бесам Аккад!» — недолго думая, решился он. Самое время телепортироваться, бежать! Но провозившись с наёмниками, Хозяин израсходовал практически всю энергию. Его сущность и тело ослабли, в них оставалось лишь на один рывок, и Эн-Сибзаан не хотел растратить его напрасно. Зная, что уже не сможет себя перенести посредством телепортации не то что в ближайшую систему, но и на соседнюю с Цесной планету, он решил прорываться на корабле, а для этого ещё необходимо было взлететь.

     Быстро подбегая к иллюминатору, Хозяин уже догадывался, что его ждёт снаружи. Хвала Владыке, тот наделил его могущественным даром, иначе, в противном случае, он был бы уже мёртв. Даже остатки его тёмной энергетики продолжали оберегать своего носителя, не давая дотянуться к нему и проникнуть на корабль. Впрочем, если он не уберётся отсюда в ближайшее время, его не спасёт и эта сила.

     Выглянув, Эн-Сибзаан нервно покрутил головой. Ему не показалось. За ним действительно наблюдали. Эти яркие, удивительные, ни с чем не сравнимые глаза постепенно рассекали защитное поле вокруг судна, подбираясь к нему всё ближе. Он быстро нашёл их обладательницу, ту, кого боялся в данный момент куда больше, чем Владыку.

     «Быстро же она ожила», — раздражённо подумал он. И ещё быстрее возрастало её утраченное могущество. Он ощущал его всеми фибрами своей сущности, нарастающее, словно ураган. Как таинственное изваяние, девушка стояла посреди развалин и огня, не прекращая тянуться к Хозяину. Тот нервно крутился на внутренней палубе, не зная, что предпринять. Первобытный страх всё сильнее делал из него сумасшедшего. Эн-Сибзаан метался, как пойманный в ловушке зверь, опасливо косясь на девушку. Выглянув очередной раз, он чуть было не завыл.

     Мало того, что ей удалось так быстро вернуть силы, выбраться из-под завалов шахт, так ещё и его последняя растрата энергии оказалась напрасной. Сквозь дым он увидел ненавистных наёмников и те, несмотря на точное попадание ракет, оставались невредимыми. Неужели им удалось неосознанно построить вокруг себя барьер? В этом Хозяин сомневался. Наткнувшись же на немигающий взгляд девушки, он заметил лёгкую, едва касающуюся её губ насмешливую улыбку. Она насмехалась над ним!

     Это была она! Она закрыла их от удара! А теперь держала на крючке и его самого. Тягаться с ней Хозяин не мог. Невесть откуда взявшаяся в ней энергия в разы превосходила его возможности, даже будь он полностью восстановлен. Бесполезно и пробовать атаковать её силой. Эн-Сибзаану нужен был другой выход, способ отвлечь её от его корабля. И пусть он был уже не в состоянии повлиять на девушку, его энергии ещё хватало на управление примитивными умами, а таких рядом кружилось предостаточно. Дотянувшись разумом к одному из адайских командиров, он быстро внедрил тому нужную мысль, заставляя военачальника распространить её среди командного состава. Это сработало. Уже через пару секунд авиация адайцев вновь открыла огонь. Они не могли видеть Энлиля и Энки из-за защиты девушки, но этого и не требовалось. Хозяин просто внушил им, что лагерь наводнён противниками, после чего ему уже не пришлось ничего делать. Впрочем, если бы он и хотел, Эн-Сибзаан всё равно уже не смог бы что-либо выжать. На манипуляцию командным составом ушла последняя энергия. Хозяин остался беззащитным.

     К его везению, неожиданная массированная атака сотен и сотен кораблей ослабили воздействие девушки. Этого хватило для того, чтобы уже готовые к скачку двигатели вырвались из её сетей. Как отпущенный конец резинки, судно взвилось вверх, филигранно маневрируя между плотными косяками эскадрилий, приближающихся к шахтам.

     Миновав скопления, корабль вышел в стратосферу, автоматически переходя на скоростные двигатели. Через минуту запустились сверхсветовое ускорение. Цесна осталась позади. Но лишь миновав практически световой час, Хозяин вздохнул с облегчением, только сейчас по-настоящему прочувствовав, насколько близко находился к расплате.

     Отбросив этот страх, он силился успокоиться, но иной страх уже вползал в его нутро. Эн-Сибзаан растянулся на полу палубы, забившись в судорогах. Он не прекращал проклинать Эн-уру-гала. Из-за его блажи и слабости ему приходилось переносить все эти тяжбы. Но что случится, когда Владыка узнает о его провале? Ответ Хозяину был известен, и именно он заставлял его тело корчиться в агонии, словно оно уже находилось на дыбе вечной боли и пыток.

     Эн-Сибзаан с силой хлестнул себя по щекам. Если он не успокоится немедленно, это затормозит восстановление его энергии и отодвинет возможность телепортации. А ему крайне важно было перенестись на Аккад как можно быстрее.

     Пересиливая себя, Хозяин глубоко задышал, пока от избытка кислорода ему не сделалось немного дурно. Его потянуло в сон. Не противясь, он позволил разуму отключиться. Меньше чем через час его возможности полностью возродятся, даруя ему прежнюю уверенность и надёжную защиту.

     Притупив все ощущения, Первый Советник убитого им же Верховного Правителя Аллалгара мирно засыпал, погружаясь в свой любимый сон, сон, в котором не было сновидений.

     …

     Потеряв из виду корабль предателя, Кали гневно пронизывала внутренним взором небо над Цесной. Массированная атака взбесившихся адайских эскадрилий отвлекала её, и след Хозяина всё больше растворялся в пространстве. Потеряв его окончательно, Кали вспыхнула. Ярость, копившаяся в ней не одно тысячелетие, вырвалась наружу, преображая её внешность. Волосы девушки разлетались ярким пламенем искр, глаза наполнились светом, вся она постепенно начинала излучать испускаемую изнутри энергию, накаляя воздух.

     Как одурманенные, видя её в эти мгновения, скрытые под её защитой, наблюдали за девушкой наёмники. От раскалённых взрывов и тысяч кораблей их отделял лишь тонкий купол построенного Кали щита, спасшего им жизни. Сама же она находилась по ту сторону, но ни один залп не достигал её, меняя направление, натыкаясь на адайские истребители или же взрываясь в воздухе. Кали останавливала и пресекала всё более нарастающую атаку.

     Плотный дым, вспышки, вздымающиеся вверх горы песка заслоняли её от Энлиля, но и мимолётного взгляда было достаточно, чтобы заметить пугающие и одновременно завораживающие изменения, происходившие в ней. Он никогда не видел столько эмоций в одном движении, негативных эмоций, среди которых преобладала злость, нарастающая, подобно лавине, ярость. С каждым новым ударом авиации, с каждым взрывом, терпение Кали трещало. Энлиль даже не успел задуматься, откуда в ней взялась эта непостижимая сила, несравнимая с силой всех Хранителей. С того момента, как девушка укрыла их от взрыва, прошло несколько минут, и оба они с Энки ещё не пришли в себя после шока, отчего действительность воспринималась наёмниками как фантастическое зрелище.

     На долю секунды Энлиль действительно подумал, что творящееся повсюду происходит лишь в его голове, но слишком правдоподобными становились звуки, слишком детальными воздушные налёты, ощутимыми вздрагивания развороченной земли. Однако, сильнее всего о реальности ему напоминал Бэар. Вспомнив о лейтенанте, Энлиль склонился над парнем. Пульса не было, сердце не билось, но сам он ещё оставался теплым. Смерть наступила минуту, может, две назад.

     Не теряя времени, перекрикивая шум, командир оторвал Энки от неба. Наёмник нагнулся к Бэару, помогая другу реанимировать лейтенанта. Их попытки запустить сердце провалились, но Энлиль не останавливался. Вместо того, чтобы оставить тело лейтенанта в покое, он старательно считал промежутки между подходами, но мысленно командир звал Кали, не надеясь, что у него что-то получится. Он понятия не имел, как это работает, и что необходимо делать, чтобы дотянуться телепатически в чужие мысли. Всё, что ему оставалось, это надеяться, что девушка сама его услышит, разобрав его немой призыв среди этого взорвавшегося хаоса.

     Но Кали услышала. Молниеносно она перенеслась к наёмникам, материализовавшись рядом. От её неожиданного появления Энлиль и Энки непроизвольно отскочили назад, наткнувшись спиной на щит. Вблизи девушка выглядела ещё более завораживающе, как магнит, притягивая к себе взгляды: то обычное, то нечёткое, исчезающее и появляющееся тело испускало волны жара, там, где оно пропадало на мгновение, виднелись раскалённые до бела всплески, а волосы превратились в длинные, больше метра растрёпанные алые искры, кубарем слетающие с кончиков и затухающие в воздухе. Черты лица, как отделанные рукой скульптора, светлым мрамором выступали на фоне всё нарастающего внутреннего пламени.

     Кали не обращала внимания на застывших в изумлении наёмников. Быстро склонившись над лейтенантом, она лишь на мгновение задержала у его головы руку. Не сказав ни слова, девушка испарилась так же внезапно, как и появилась, оставив Энлиля в ещё большем замешательстве.

     Практически сразу очнулся Бэар. Резко поднявшись, лейтенант закричал что-то, касающееся Хранителя, но увидев развернувшуюся бурю огня, огибающую невидимую преграду, безумно заметался, размахивая крепко зажатым в руке оружием. Энки пришлось повалить того обратно на землю, но парень и не думал успокаиваться. Шок окатил телохранителя, лишая любой ориентированности и здравого смысла в поведении, и Энки, даже несмотря на явное превосходство в силе, с трудом удавалось удерживать парня. Вдвоём с Энлилем кое-как им удалось вырвать у него оружие. Стоял невыносимый шум, не прекращались взрывы и содрогания земли. Предводителю наёмников пришлось чуть ли не на пальцах объяснять телохранителю, что ему ничего не угрожает. Промучившись с ним минуту, Энлиль наконец-то дождался осмысленного кивка от парня. Оставив лейтенанта на Энки, он поднялся, оглядываясь по сторонам в поисках Кали.

     Дым вокруг них немного развеялся. Эпицентр взрывов сместился ближе к колонии. По левую сторону от посёлка вились высокие ребристые дюны, на одном из гребней которых, в полукилометре от них, командир заметил девушку.

     …Быстро исцелив молодого телохранителя, Кали не прекращала блокировать удары. Тысячи залпов ежесекундно пытались дотянуться к ней, разогревая воздух, превращая и без того мрачную поверхность Цесны в преисподнюю. Один из снарядов практически достиг цели, задев девушку расплавленным хвостом. Это окончательно разозлило Кали. Она устала обороняться.

     Оставив наёмников под куполом, девушка телепортировалась на ближайший высокий бархан. На несколько секунд эскадрильи потеряли её из виду. Этого хватило, чтобы поспешно перенаправить потоки энергии. С упоением Кали ощутила, как долгожданное, разрушительное могущество бурлит в её сознании, как заполняет вены, пронизывает разум, словно она никогда и не была беспомощной и слабой. Восторг вперемешку с неутихающей злостью заполонили её, вскружив голову. Она могла бы избежать этой мясорубки и покинуть планету, но в самой сущности девушки проснулось что-то звериное, далёкое, неизведанное даже для неё, и Кали было уже не остановить. Слишком долго ей приходилось отступать. Слишком многое терять, чтобы и сейчас бежать от сражения.

     Даже не подозревая, что выполняет хитрый план предателя Советника, задерживаясь на Цесне, Кали позволила чувствам взять верх, позволила гневу вскипеть, а оставшейся в ней энергии найти выход. И когда девушку заметили вновь, когда эскадрильи многотысячными косяками попеременно начали заходить на манёвр, она выпустила свою вибрирующую ненавистью энергию. Звенья окружили Кали, но не могли сделать ни одного залпа. Ближайшие к ней корабли без причины посыпались на землю. Это привело в чувство остальных. Последовала непрекращающаяся стрельба. Возведённый вокруг девушки защитный купол прогибался и деформировался от чудовищного натиска. Постепенно Кали начинала терять контроль. Авиации оказалось слишком много, и она не могла ухватиться за каждое судно, хоть те и продолжали сыпаться. Но несколько сот тысяч ещё даже не вступили в бой.

     Девушка поняла, что если продолжит в том же духе — проиграет. Нельзя растрачивать энергию на каждый истребитель, каждый корабль. Так она израсходует больше на саму поимку судов, нежели на их уничтожение. Продолжая блокировать возрастающую атаку, от которой вокруг неё на многие метры плавился песок, девушка лихорадочно цеплялась за возможности. Единый удар — вот что могло её спасти. Удар сокрушающей силы.

     Кали слегка ослабила защиту, перенаправив энергию на свой внутренний взор, отпуская его в путь по Цесне. То, что ей требовалось, нашлось всего в двухстах километрах от колонии — высокие скалы, практически полностью состоящие из крепкого лонсдейлита. Ей пришлось ещё сильнее ослабить купол, забирая все возможные нити энергии. Радиус защиты сузился, практически касаясь её самой, отчего происходящее по ту сторону мизерной долей процента просачивалось вовнутрь. Но и этого было достаточно, чтобы создать под куполом условия, несовместимые с жизнью. Столкнувшись с болью и жаром, Кали на миг пошатнулась, едва не вернув поток энергии обратно и не потратив его на защиту. Переступив через себя, она заставила свой разум повиноваться, и продолжить начатое.

     Как рой насекомых, небо усеивалось кораблями. Затуманенные умы адайцев покорно выполняли волю Хозяина, словно заведённые, расстреливая пустыню с одинокой неподвижной девушкой. И никто из них даже близко не представлял, что сейчас происходило в её разуме. Адайцы видели лишь то, что их удары постепенно приближались к жертве, подлетая к ней каждый раз всё ближе и ближе. Многие из залпов начинали взрываться ещё до того, как девушка поглощала их или меняла направление, ещё сильнее уменьшая расстояние к ней.

     Кали же в эти секунды терпела невообразимые мучения. Перегрузки, жар, давление. Всё возрастало в геометрической прогрессии, но она не имела права позволить себе закрыться. Неподалёку всё ещё оставались наёмники, которых также не прекращали обстреливать, и снизить уровень защиты их щита девушка не могла. Это убило бы их в течение секунды, испепелив в прах.

     Сама же Кали ещё противостояла боли. Где-то далеко за пределами колонии завершались её труды. Ещё не более минуты, и она сумеет отгородиться. Но до того практически вся её энергия витала вокруг исполинских скал, только и ожидая толчка вернуться обратно.

     С облегчением она почувствовала, как горы поддались ей. Огромные гиганты затрещали в основании, разлетаясь на миллиарды необхватных острых глыб. Подхватив эту массу, Кали призвала её к себе. В десятки раз быстрее скорости звука поднявшаяся ввысь на километры плотная стена пыли и камня стремительно приближалась к месту сражения, достигнув его меньше чем за полминуты.

     Когда чёрная мгла осколков появилась на горизонте, Кали намеренно замедлила её движение. Не было глаз, которые бы не заметили эту нависшую над землёй чудовищную многокилометровую тёмную волну. Обстрел прекратился. Внезапно повисла тягучая пауза всеразрушающей смерти. И чем ближе она становилась, тем обманчивее казалось спокойствие.

     Эскадрильи застыли, сбиваясь в клинья, наблюдая за притихшей в километре от девушки стеной. Никто не решался сдвинуться с места. В одночасье многотысячная армада увязла в воздухе, опасаясь атаковать. Кали же неосознанно медлила, наслаждаясь ощущениями отобранного у неё всевластия. Вздымающаяся позади неё волна, как крылья, возносила её сущность. Ей было тяжело, но оно того стоило. Каждая песчинка, осколок, глыба повиновались её воле.

     Разведя руки в стороны, девушка закрыла глаза, откидывая голову назад. Её пальцы тянулись вдаль, она улыбалась, хоть и не замечала этого. На мгновение Кали позабыла даже об скопившихся рядом эскадрильях, купаясь в своей силе. Но одно короткое и быстрое движение вмиг вывело её из этого состояния. Находившиеся в тылу корабли решились на побег, поспешно направляясь в сторону портала. За ними, как ошпаренные, впав в панику, сталкиваясь, теряя строй, поспешили следующие ряды. Армада обратилась в бегство.

     Несколько секунд Кали бездействующе наблюдала за метаниями флота. Но уже в следующую секунду улыбка слетела с её окаменевшего лица, в глаза вернулась прежняя ярость, наливая их ещё более ярким красным светом, волосы вздыбились. Как хищная тварь, Кали медленно развернула руки, наподобие крыльев выбрасывая их вперёд. Покоящаяся позади неё стена ожила, завыла гулявшим в ней ветром, влекомая одним лишь движением её кисти. Неистовая тёмная мгла осколков и пыли резко сорвалась с места. Кали продолжала вздымать руки вверх. Мимо неё проносились кричащие тучи, как смерчи, всасывающие в себя запоздавшие корабли.

     Буйство хаоса разрасталась. Большая часть эскадрилий уже покоилась в глубинах каменистых волн, но некоторым из них удалось долететь к порталу, покидая Цесну. Заметив это, девушка медленно начала сводить ладони вместе. Её прекрасное лицо исказилось судорогами. Напряжённо, миллиметр за миллиметром её руки стремились одна к одной. Одновременно, далеко от неё стены портала начинали сужаться, подчиняясь воздействию девушки. Когда её руки сплелись в замок, проход резко закрылся. Не успевший проникнуть в него километровый командный дредноут разрезало пополам. Груды титана посыпались на колонию, но никому не было дела до своих генералов. Корабли рванули вверх, в стратосферу, куда угодно, лишь бы убраться от неотвратимо разрастающейся стены камней.

     Кали преследовала их ещё несколько минут, пока пыл её чувств не начал оседать, как и груды уничтоженных ею скал. Постепенно к ней возвращалось самообладание. Непослушные мысли реже кололи её разум. Гнев затихал. И лишь застывшая в воздухе темнота продолжала клубиться взъерошенными вихрями.

     …

     Аккад утопал в огне. Удивительная столица Сеннаара всего за сутки с небольшим превратилась в битые руины. Многие мегаполисы усеивали обломки разрушенных зданий и непрекращающиеся пожары, но глубоко под землёй, где находилась цепь масштабных убежищ, ни на секунду не затихал гомонящий улей паники. И жителям было о чём волноваться. Тревожные слухи быстро облетали соединённые между собой убежища, разнося страшную новость — враг у ворот.

     Последняя атака адайцев полностью смяла остатки защитных рубежей континентов, оттесняя наземные силы ближе к укрытиям и входам в убежища. Руководить в такой обстановке было уже нереально, но Хорс не прекращал требовать от своих подчинённых отчётов. Сведений разведки становилось всё меньше, как и самой разведки. Сражение давно переросло в неконтролируемую резню. Возможно, такое же творилось и на остальных континентах. Быть может, отдельные округи ещё удерживали натиск и сохранили хоть часть авиации, но с материком, возглавляемым Хорсом, всё было предрешено. Континент находился на грани окончательного уничтожения.

     Думая о неисчислимых многомиллионных потерях, адмирал едва сдерживался, находя в себе решимость, чтобы ещё и подбадривать поникший персонал. Армии только одного материка по его личным подсчетам потеряли около девяноста процентов состава — почти пятьдесят миллионов жизней. Сколько же погибло в эти часы по всему Аккаду и соседних обжитых планетах, трудно было и вообразить. От подобных цифр опускались руки. Но Хорс не мог себе позволить остановиться. За его спиной в убежищах оставались миллионы мирных жителей, будущее которых теперь зависело от него и жалких остатков защитников планеты. Будущее, угасавшее с каждой волной атаки, стирая последние надежды на завтрашний день.

     Боевой дух солдат падал. Никто не ждал спасения…

     Но это спасение стремительно приближалось к внутренней Солнечной системе. Передовой авангард разведки беспрерывно совершал манёвры, возвращаясь к главному крейсеру Главнокомандующего, и чем дальше продвигался его флот, тем разъярённее становился Сварог. Его запал передался военным. Каждый рвался в бой. Быстрее! К столице!

     Последнее же донесение и вовсе накалило обстановку. Приблизившиеся вплотную к планете беспилотники запечатлели чудовищные апокалиптические картины разрухи, творящейся на Аккаде и соседних планетах. Одновременно с прилётом разведки передовые эскадрильи вступили в бой, добравшись до занятых противником орбит. Не имея возможности установить связь между отрядами флотилии, каждое звено, каждый корабль, каждый командир принялись за выполнение оговоренного в пути плана. Молниеносно несокрушимая военно-космическая армия Республики расползалась в пределах внутренней системы, обволакивая планеты, стремясь в заранее распределённые округи.

     Растянувшаяся флотилия продолжала подтягиваться к Аккаду. Крейсер Главнокомандующего оказался в поле боевых действий уже в то время, когда авангард закачивал прочищать путь к столице. Но появление флота Республики лишь ненадолго сбило с толку противника. Имея техническое и численное превосходство, адайские эскадрильи зашли в тыл, окружая армаду Главнокомандующего. Об этом Сварог не знал, как и не знал, что в их сторону из недр открытых в нескольких сотнях тысяч километров отсюда порталов уже направлялось свежее подкрепление противника. Он делал лишь то, что от него зависело, — освобождал столицу.

     Влившись в сражение, войскам Сеннаара удалось практически сразу отбить планеты, и, даже на четверть часа перетянуть инициативу на себя, перейдя в нападение и занимая оставленные Хорсом рубежи. На этом их короткий успех оборвался. Быстро сменившие тактику адайские военачальники позволили себе отступить, но, пополнив потери из непрекращающегося потока авиации, спешащего к ним от каждого портала, всей своей военной мощью они возобновили наступление.

     Пять к одному — такой перевес играл на стороне захватчиков. Неорганизованность же республиканского флота только усиливала преимущество адайцев. Многие звенья уничтожались менее чем за минуту, не успев предупредить остальные. И, оказавшись между двух огней, флотилия Сварога постепенно уменьшалась в тылу. Не исключено, что сам Главнокомандующий не столкнулся бы с этой правдой до того момента, когда подмога адайцев настигла бы и его отряд, но неожиданные перемены оборвали планы захватчиков.

     Они нагрянули не криком, и не ликованием. Это был тихий и неуверенный возглас дежурного техника. Главнокомандующему пришлось несколько раз переспросить парня, прежде чем ему дали внятный ответ.

     — Кажется, уровень силового деформационного поля начинает падать, — повторял техник.

     Его слова подтвердили внезапно ожившие панели управления вышедших ранее из строя оружейных установок. В автоматическом режиме возобновило своё действие защитное поле, полностью активизировалась система перехвата. Крейсер словно ожил, сбрасывая с себя дрёму, как разъярённый медведь, потревоженный в спячке.

     — Есть прямая связь! — доложил первый помощник.

     Недолго думая, Сварог быстро приказал открыть огонь из всех орудий. Попутно для него уже готовился канал общей связи. Слабый сигнал дотянулся практически к каждому кораблю флота. Заработали сканеры. Заметив бесчинство противника в тылу, Главнокомандующий поспешно передислоцировал армии. Ему было некогда строить предположения, из-за чего исчезло губительное для илимских технологий силовое поле. Пользуясь вновь вернувшимся военным потенциалом своей флотилии, он быстро перестраивал тактику.

     Планеты уже были под контролем сеннаарских армий. Сканеры и разведка показывали места объёмных скоплений противника внутри Солнечной системы. Силы по-прежнему оставались неравными. Но вернув себе «зрение», Сварог мог теперь наблюдать за сражениями в полном объёме, ещё за несколько шагов предугадывая поведение захватчиков.

     Постепенно флотилия адмирала полностью восстановилась, перейдя в наступление, всё сильнее оттесняя адайцев. Те, лишившись укрытия силового поля, повторно утратили инициативу, только на этот раз им уже не удалось вернуть её обратно. В рядах эскадрилий противника нарастала паника. Столкнувшись с опытной боевой машиной флотилии Республики, блиставшей всем своим единством, захватчики всё сильнее ломали строй, отдавая один рубеж за другим.

     Сканеры пронизывали пределы столицы, обнаружив источник искривления пространства. Сварогу доложили о трёх действующих порталах. Но, не успев принять по ним какое-либо решение, Главнокомандующий уже слушал новый отчёт. Параметры сканеров резко изменились. Как водовороты, проходы между мирами стягивались, сливаясь с привычной спокойной материей космоса. Через несколько минут закрылся последний портал, отрезая пути отступления.

     Услышав это, Сварог невольно повис на спинке своего кресла. Ноги онемели, в висках бешено стучало. Он и не замечал, в каком напряжении находился. Но лишь когда эта глыба свалилась с его плеч, адмирал обмяк, едва не потеряв сознание.

     Рядом, как по волшебству, появился медперсонал, настойчиво пичкая его какими-то препаратами. Отпихнув медиков, Сварог выпрямился, обводя взглядом ждавший его приказов командный состав.

     — Действовать согласно протоколу… — твёрдым голосом начал он.

     Через несколько минут флот завершал очередную передислокацию, готовясь к погоне.

     Становилось всё тише. В этой гнетущей тишине иногда раздавались взрывы повреждённых двигателей, крики умирающих адайцев. Клубящаяся пыль скрывала их агонию, как туман, но воображение наёмников дополняло звуки образами, и без того будоража их головы. Энлиль не заметил, когда защитное поле вокруг них прекратило существовать. Просто в одно мгновение он почувствовал тепло ещё не остывшего воздуха и горелый привкус во рту, ворвавшийся туда вместе с пылью и пеплом.

     — Оставайтесь здесь, — шепнул он Энки и лейтенанту, медленно покидая радиус бывшего купола.

     Сквозь клубящиеся заторы командир с трудом видел, что происходило впереди, аккуратно делая каждый шаг. Иногда видимость рассеивалась, и на мгновение Энлилю удавалось разглядеть силуэт Кали. Неподвижно она стояла на том же бархане, окружённая грудами мёртвых кораблей и блестящих лонсдейлитовых глыб разрушенной скалы.

     Подобравшись к девушке ближе, предводитель наёмников нерешительно остановился. Энергетика вокруг Кали искажалась, постепенно возвращаясь к ней, и Энлиль был готов поклясться, что видел это, видел, как миллиарды нитей струились подобно водовороту, впитываясь в саму сущность девушки. Кали заканчивала притягивать отпущенную ею энергию, поглощая остатки нерастраченной в сражении силы.

     Интуитивно Энлиль почувствовал, что она знает о его присутствии, но, как и он, не решается первой нарушить молчание. Когда последняя нить энергии вернулась к ней, Кали медленно обернулась. Взгляд её был спокоен, но, как и она сама, её глаза всё ещё испускали едва заметное свечение, а руки немного подрагивали.

     Сколько они простояли вот так, в тишине, Энлиль не знал. Мгла ещё не успела рассеяться, да и вряд ли поднятая пыль успокоится в ближайшие дни. Секунды превратились в дни. У предводителя наёмников было столько вопросов, сомнений, даже страха. К своему стыду, он понял, что внутренне опасается Кали, опасается того, на что она способна, того, что она сделала. Подобных разрушений он не видел со службы на военно-космическом флоте, но и там такие побоища встречались ему нечасто. Кали же сотворила всё сама, в одиночку уничтожив десятки тысяч кораблей.

     — Бояться меня не нужно, — тихо прошептала она.

     Её голос прозвучал неестественно. Но Энлилю показалось, что он уже слышал его.

     — Не только голос, но и меня настоящую ты уже видел, — прочитав его мысли, ответила Кали. — Неужели ты не помнишь, как давно ваши судьбы влились в мою?

     Девушка ненадолго замолчала. Энлиль настороженно ждал продолжения, но интерес Кали внезапно переменился. Что-то невидимое для командира отвлекло её внимание. Тёмно-вишнёвые глаза рассеянно заблуждали меж волн пыли, всматриваясь куда-то вглубь. Она настороженно закрутила головой, к чему-то прислушиваясь. Энлиль поспешно осмотрелся, но вокруг нависала застывшая панорама побоища. Раненые продолжали умирать, погибших уже ничто не волновало, кто мог — сбежал и не собирался возвращаться.

     Взглянув на девушку вновь, на её отстранённый, затуманенный взгляд, Энлиль устало вздохнул. Ему надоело стоять у порога неизвестности и не иметь возможности заглянуть внутрь. И хоть сам он чувствовал, что ответ ему известен, он хотел услышать его именно от неё.

     — Кто ты такая?

     Глухая интонация вопроса вывела Кали из оцепления. Она прямо взглянула на наёмника. В её глазах читался укор, однако недавнего гнева как не было.

     — Я…

     Но вместо девушки неожиданно ответил мужской голос.

     — Илтим…

     Кали обернулась, стараясь определить, откуда доносился голос, но он, твёрдый и властный, лился, казалось бы, со всех сторон одновременно, окутывая своим бархатом и скрытым в нём металлом.

     — Илтим-Ти-Амтум-Кали, или же, — продолжил голос, — чего она не любит — Божественная Кали. Так вы её называете…

     Энлиль оглядывался вместе с Кали, но ни ему, ни ей так и не удалось первым заметить говорящего. Тот появился тогда, когда посчитал нужным, невесть как подойдя на расстояние вытянутой руки и слегка коснувшись плеча девушки. Кали резко отпрянула, оборачиваясь в его сторону. Энлиль стоял рядом с ней, интуитивно выстрелив в незнакомца, но ни его выстрел, ни его оружие более не принесли пользы. Выстрел не достиг мужчины, а оружие растворилось в его руках, впрочем, наёмник не успел удивиться этому. Последующее потом удивило Энлиля куда сильнее.

     Заметив высокого, молодого, с длинными в пояс седыми серебристыми волосами мужчину, Кали молниеносно оказалась рядом с ним, не проронив ни слова, подарив тому быстрый удар, вибрация от которого сшибла Энлиля с ног. Незнакомец же лишь немного дёрнул головой, слегка дотронувшись пальцами до задетой скулы.

     — Илтим-Кали… — виновато начал он, но девушка его оборвала.

     — Заткнись, Антарес! — бешено закричала она.

     За первым ударом последовал второй. На сей раз колебания были столь сильны, что под ногами мужчины треснули глыбы скалы, вскипел песок. Но он вряд ли это заметил, лишь брезгливо стряхнув расплавленную жидкость с носков сапог.

     Взглянув на Кали, Энлиль понял, что девушка так просто не остановится. Её глаза горели ещё большей ненавистью, чем та злоба, что была растрачена на уничтоженный флот адайцев. Но, неожиданно, её плечи поникли, а во взгляд закралась тоска. Опустив уже занесённую ладонь, она медленно зашагала прочь.

     — Мы уходим, — тихо шепнула девушка, явно обращаясь к Энлилю.

     Высокий мужчина ринулся за ней, предводитель наёмников быстро перегородил тому путь. Незнакомец остановился, скорее с интересом, нежели с раздражением впервые обратив внимание на командира.

     — Потенциал, действительно, на лицо, — придирчиво вглядываясь в Энлиля, заговорил он. — Не у всех. Далеко не у всех. Но, признаю, этот экземпляр ушёл на несколько ступеней вверх.

     Незнакомец немного отступил назад, не теряя любопытства. Энлиль совсем уже потерял нить реальности, запутавшись окончательно, наблюдая за глубоким, полным серебра, пронизывающим его насквозь взглядом. Если он и ощущал силу, исходящую от Кали, то энергетика, излучаемая этим громилой, казалась ему непостижимой, превосходящей Кали в сотни раз, веющей пламенем и холодом, отчего все его внутренности сжимались, а мозг был готов вырваться наружу, взорвавшись от слишком большого объёма мыслей, событий, пугающих новых ощущений. Он пропустил половину из сказанного ему Кали и мужчиной, или же сделал это умышленно, не принимая подобного. Разум наёмника бунтовал, не соглашаясь с глазами, слухом, осязанием, но те продолжали видеть необъяснимые вещи, слышать странные знакомые, наделённые иным смыслом слова, чувствовать то, отчего бурлила кровь и натягивались нервы, словно он сошёл с ума.

     — Он не знает о себе? — улыбнувшись, неожиданно весело спросил незнакомец.

     Стоявшая к ним спиной Кали нехотя обернулась.

     — Что тебе нужно, Антарес? — устало, бесцветным голосом спросила она.

     Веселье вмиг выветрилось из облика мужчины. Отступив ещё на несколько шагов назад, он, огромный и величественный, внезапно стушевался, поник, даже сияние, излучаемое им, притихло, теряя свои яркие серебристые краски.

     — Я не прошу прощения…

     — Ты его и не получишь! — резко ответила девушка.

     — Я не прошу у тебя прощения, — настойчиво повторил Антарес. — Мой поступок уже стоил мне многого, и поверь, будет стоить в тысячи раз дороже, но… я помог тебе.

     Кали непонимающе взглянула на Антареса. Но её удивление тут же сменилось гневом.

     — Взгляни! — разведя руки в стороны, прокричала она. — Куда завела меня твоя помощь!

     В одно мгновение девушка материализовалась рядом с ним.

     — Ты чувствуешь?! Чувствуешь?! — спрашивала его она.

     Антарес нехотя кивнул.

     — И я чувствую! Миллиарды жизней, которых уже нет! И всё благодаря твоей помощи!

     Кали хотела продолжить свою бранную речь, но неожиданно оборвала саму себя. Удивление, а затем и доля надежды проскользнули на её лице. Настороженно девушка посмотрела на Антареса.

     — Почему я это чувствую? — с придыханием, едва контролируя внезапно осевший голос, спросила она. — Я израсходовала практически всю силу, что мне передали наши друзья, но всё равно ощущаю всё, что происходит в моей Солнечной системе. Я не могла этого, даже когда добралась до подаренной энергии Анубиса, Летты и Нитура, но сейчас вижу и слышу каждый атом, любую частицу, так, — Кали едва заметно нахмурилась, — как было раньше.

     — Ты вернул мне власть над моим солнцем? — догадавшись, прошептала она.

     Антарес кивнул.

     — Вернул, и, клянусь, никогда более не вмешаюсь в твою судьбу!

     Слова Антареса немного смягчили Кали, но не стерли её ненависть и злость. Это чувствовал и Владыка галактики, как и то, что прощения ему не дождаться. Такого не прощают…

     Кали собиралась уходить, уже готовясь к телепортации на Аккад. Напоследок она обернулась к Антаресу.

     — Что заставило тебя передумать?

     Владыка галактики мимоходом взглянул на Энлиля.

     — Далеко не он и не ему подобные, — пренебрежительно указав в сторону наёмника, обмолвился он.

     Девушка отвернулась.

     — Кали… — поспешно крикнул он, догнав её. — Прошу, выслушай меня…

     Голос Антареса дрогнул, никак не отразившись в суровом взгляде девушки, но, набравшись решимости, он всё же заговорил.

     — Я пошел на это из-за тебя, — начал он.

     Кали презрительно оскалилась от подобного пафоса.

     — Из-за тебя, — повторил он. — Я не мог принять даже самой мысли, что ты достанешься Тёмному Кочевнику или погубишь себя. Ради чего? Ради вот них? — рука Антареса вновь метнулась в сторону Энлиля. — Этой жалкой пародии на нас с тобой?

     Девушка отвернулась, но Антарес её задержал.

     — Прости… — тихо шепнул он. — Как и ранее, я не принимаю их и не приму никогда! Но… — Антарес неуверенно замолчал, — я принимаю твой выбор.

     Кали впервые нашла силы взглянуть другу в глаза. Антарес был искренен с ней.

     — Не только это заставило меня передумать, — продолжил он. — Тёмный Кочевник потерпел поражение, после чего я закрыл его порталы, изгнал его тень из галактики, но он не отступит. Теперь Кочевник придёт за тобой. И придёт сам, а я не хочу видеть твоего бессилия и рабства.

     Голос Антареса дрогнул, но он закончил.

     — Поступай, как задумала…

     Он ждал её реакции, но девушка недоверчиво молчала, сверля его взглядом.

     — И ты не станешь мне мешать? — через время спросила она. — Не станешь удерживать в галактике, позволишь мне проникнуть в вышестоящие реальности и не вернёшь обратно? — словно играя словами, продолжала Кали, замечая, как её вопросы ранят друга.

     — А затем, когда я вернусь, когда вместилище Кочевника начнёт проваливаться в наш мир, — Кали сделала язвительную паузу, — ты просто останешься в стороне? Останешься, и будешь наблюдать?

     Девушка наигранно улыбалась. Лицо Владыки галактики побледнело, но он сдержался.

     — Обещаю, — коротко произнёс Антарес.

     Кали ничего не ответила. Быстро выбрав конечную точку телепортации, без предупреждения она перенесла на Аккад наёмников и телохранителя, оставшись с Антаресом наедине. Собираясь последовать за Энлилем, девушка удивилась своим внезапно сорвавшимся на прощание словам.

     — Ты лишил меня власти над солнцем, — едва слышно обратилась она к Антаресу, — но не лишил меня моего земного воплощения.

     Девушка взглянула на друга.

     — Оставил мне то жалкое тело, внутри которого мне пришлось всё это терпеть, тело, в котором из-за влияния тени Кочевника я была взаперти, не в состоянии дотянуться не только к остаткам своих сил, но и к энергии, отданной Леттой, Нитуром и Анубисом, покуда оно окончательно не умерло. И что тебе знать о том, каким мучениям я подверглась! — голос девушки перешёл на крик. — Что видели мои глаза?! Чего не могли сделать руки?!

     Щёки Кали гневно вспыхнули, глаза загорелись огнём. Антарес стойко не отводил взгляд, встречая острые, заслуженные им сполна упрёки девушки.

     — Но ты мог бы отобрать и это тело, — неожиданно спокойно заговорила Кали.

     Владыка галактики молчал, не понимая, куда клонит девушка.

     — Мог лишить меня всего, — всё так же тихо продолжила она. — Но, вопреки воле Кочевника, позволил какой-то частичке меня сражаться.

     Оба они застыли в вязкой тишине, нисколько не напоминающую то уютное молчание, когда-то нравящееся им обоим.

     — И ты не мог не заметить наших друзей, когда они приходили ко мне, когда отдали виток своей энергии, — через какое-то время вновь заговорила Кали.

     Антарес легонько кивнул, подтверждая её слова.

     — Нам ли не помнить, сколько шума от Анубиса, — добавила Кали. — Он никогда бы не проник в твою галактику без твоего ведома. Ты просто позволил им пройти.

     Кали невольно улыбнулась, вспомнив старых друзей, но лицо её вновь покрылось каменной маской при одном только взгляде на того, кого другом она уже не считала. Антарес ощущал колебание материи и эмоций вокруг неё. Девушка готовилась к телепортации, практически находясь уже на Аккаде.

     — Не знаю, какими мыслями ты терзался, оставляя мне шанс выжить, — неожиданно добавила она, — но я благодарю тебя за это…

     Антарес с надеждой взглянул на девушку. Кали отвернулась. Ничего не переменилось. Её аура по-прежнему испускала ненависть в сторону бывшего друга. Добавив лишь сухое, но такое содержательное для него «Прощай…», девушка исчезла, уже не обращая внимания на доносящуюся ей вслед мольбу о прощении.

     Вместо желанного ответа Антарес разобрал только вихри возмущённой материи и едва слышный отголосок чужого неистового крика. Он игнорировал этот крик, как мог, но прекрасно знал, кому он принадлежит. Стоило ему вмешаться и закрыть для Тёмного Кочевника свою галактику, как непрекращающимся штормом тот ворвался в его мысли. Впрочем, покуда Кочевник был ещё далеко, покуда его чёрная дыра доберётся к их миру, у Антареса ещё хватит могущества не выслушивать его блажь.

     Что же будет потом (а это будет), Владыка галактики не хотел даже думать…

     …

     Оказавшись на Аккаде, Кали, как к ориентиру, перенеслась туда, где находился Хранитель Дильмун. Мимолётом она проскользнула вдоль всей Солнечной системы и пределов Республики. Разрушения были чудовищными, о чём и говорил ей внутренний взор. Но покуда не увидела всё вблизи, верить в неизбежное она не решалась. Взор действительно не обманул. Меньше чем за двое суток подстёгнутые разгневанным Владыкой, рабы Тёмного Кочевника уничтожили несколько обжитых спутников, полностью взорвали одну небольшую планету, практически поработили внутренние планеты её Солнечной системы, забрав с собой миллионы пленных и истребив не менее четверти жизней во всей Республике.

     Воспользовавшись возращённой ей энергией солнца, Кали быстро исцелила каждого раненого в пределах её власти. Это лишь малое, что она могла дать защитникам своей земли, не отступившим перед лицом в стократ неравной угрозы. Но что будет с убитыми? Она знала ответ — погибшим уже не дано вернуться обратно, но и некоторые из них никогда более не переродятся. Их души потеряны навсегда. Тёмный Кочевник хорошо постарался, уничтожая всех, в ком были зачатки сущности, кто хоть отдалённо в грядущих жизнях мог соприкоснуться с его величием.

     За те десять тысяч лет, что Антарес продержал её в своей реальности, Кочевнику практически удалось завершить этот список до конца, сократив его с сотен до единиц. И всё это не без помощи молодого наследника…

     Кали знала, оба они, Дильмун и Эн-уру-гал, находятся неподалёку. Убегая с Цесны, они перенеслись на вершину утёса любимого леса Хранителя. Но не только для старика это место было особенным. Кали помнила его и любила не меньше Хранителя. Что-то здесь переменилось за шестьсот тысячелетий, что-то осталось прежним. Росли другие деревья, текли иные ручьи, утёс стал выше, а омываемые его воды залива измельчали. Но, как и раньше, ей нравилась эта простая красота природы, похожая на ту, что в сотни раз краше расцветала в её прежних жизнях. И именно здесь шесть сотен веков назад она впервые передала бесценные знания смертным, навсегда изменив судьбу расы. И было что-то символичное, что здесь же, в тени могучих гигантов, под звуки знакомых трелей птиц, ей придётся их забрать.

     В её разуме проскользнула искра — Летта, Нитур и Анубис дотянулись к ней мыслями. Они были готовы. Кали оставалось только присоединиться, но перед уходом ей предстояло завершить несколько дел на Аккаде. Попросив друзей подождать, она решительно позвала Хранителя.

     Выйдя вперёд, старик неуклюже поклонился. Позади него показался Эн-уру-гал. Шаркающим шагом Дильмун направился к Кали. Наследник остался на расстоянии, посматривая в сторону девушки.

     Без предисловий, она вытянула вперёд руку, раскрывая ладонь. То же самое сделал и Хранитель. Через несколько секунд старик призвал к себе осколок, покорно вложив носитель в пальцы Кали. Камень, едва коснувшись ладони девушки, растворился, вернувшись на пустующее место в простой переплетённой оправе, долгие годы бессменно украшающей её шею.

     Забрав осколок, Кали благосклонно улыбнулась старику. Не задавая вопросов, не нарушая тишины, они заговорила с ним молча, как делала это тысячи раз, но на сей раз разговор не был радушным для Хранителя. Выслушав свою покровительницу, старик испуганно замотал головой, покосившись в сторону Эн-уру-гала.

     — Прошу тебя, не делай этого! — умоляюще застонал он, всё ниже и ниже склоняя плечи.

     Кали быстро подошла к нему, заставляя Хранителя выпрямиться.

     — Если я не убью его, если сохраню ему жизнь, — всё так же безмолвно, спокойно говорила она, — его используют против меня.

     Взгляд девушки едва коснулся наследника.

     — Друг мой, в нём столько тьмы, — добавила она.

     Но Хранитель лишь отрицательно мотал головой.

     — Он всего лишь мальчишка, — жалобно напомнил Дильмун.

     На мгновение красно-вишнёвые глаза Кали налились гневом.

     — Мальчишка, убивший тысячи невинных! — сердито крикнула Кали.

     От её гнева Хранитель внутренне сжался, но девушка быстро взяла себя в руки.

     — Он — твой преемник, — произнесла она. — Ты никогда не предашь меня. Но не он.

     — Мы не можем этого знать, — запротестовал старик.

     Кали его не слушала.

     — Внутри этого мальчишки подаренная Тёмным Кочевником сила, — продолжила девушка. — Что будет, когда она возьмёт над ним верх?

     Хранитель молчал, не зная, как ответить. Вместо него закончила Кали.

     — А будет то, что он убьёт тебя! И твой дар перейдёт к нему!

     После, он или Кочевник в нём призовёт к себе осколок. Реликвия подчинится новому Хранителю. Камень не принадлежит мне более, и я не смогу его удержать. С того дня, когда я вручила его твоему предшественнику, я навсегда оборвала между нами связь. Вы — его владельцы.

     — Я помогу ему! — не прекращая умолять, просил Дильмун. — Обещаю!

     Невольное сомнение коснулось мыслей девушки. Взглянув на наследника ещё раз, она молниеносно увидела его прошлое, каждую секунду его жизни, всю боль, что ему довелось пережить, и все те убийства, что стали уже его достоянием. Но, несмотря на черноту его деяний, Кали не видела этой черноты в нём самом. Он был далеко не безвинен. Он охотился и уничтожал тех, в ком зарождались зачатки души и разума, подобные ей.

     Каждый его поступок, каждый шаг принадлежал и не принадлежал парню. Не до конца. Им управляли. Его подталкивали. Но в последний момент наследнику удалось сбросить с себя это наваждение, воспротивиться своему рабству. Да, он помог Хранителю, предотвратил смерть старика, поступив по доброй воле, чего не делал практически с самого рождения. Но сумеет ли он противиться могуществу гнездившейся внутри него силы? Насколько хватит этой воли?

     Кали задумалась. Возможно, старик прав, и для парня действительно не всё ещё было потеряно? Может ли она рисковать, оставляя ему жизнь?

     — Подойди, — тихо позвала она Эн-уру-гала.

     Тот повиновался.

     Незаметно Кали проникла в его сущность. Пустота, выжженные изнутри надежды, муки совести, и ни капли страха — вот что творилось в мыслях наследника. Он не боялся умереть, и лишь Хранитель так упорно старался вымолить его существование.

     — Зачем тебе жить? — не обращая внимания на стенания старика, тихо спросила Кали.

     — Не знаю, — глухо ответил парень.

     Хранитель побелел, ожидая после таких слов худшего. Кали медлила. Здравый смысл подсказывал ей покончить с Эн-уру-галом прямо сейчас, и влекомая за ним энергия уже рвалась оборвать его жизнь, предчувствие же останавливало девушку. Она не была наделена даром провиденья и не могла увидеть грядущего, но чутьё подсказывало ей — судьба наследника должна закончиться не здесь и не сейчас.

     Застыв возле парня, Кали долго неотрывно вглядывалась в его пустые глаза, пытаясь найти в них ответ, покуда свет улыбки не коснулся её губ.

     — Так узнай… — безмолвно шепнула она.

     Дильмун удивлённо взглянул на девушку. Силуэт Кали исчезал. Она покидала их, но неслышный для Эн-уру-гала диалог между ней и Хранителем ещё продолжался. Старик кивал в такт каждой её фразе, соглашаясь со всеми условиями, не веря в её помилование: «Да, он спрячет его! Их никто найдёт! Он поможет ему! Поможет изгнать присутствие Кочевника»…

     Рядом же продолжал стоять осунувшийся наследник, ещё не до конца осознавший, что будет жить.

     ...

     Энлиль успел почувствовать лишь неприятное сжатие, словно всё его тело легонько, но настойчиво взяли в тиски, что продолжалось доли секунды, пока пошатываясь, он не очутился в ином месте. Глаза немного болели. От пальцев и кончиков волос исходили тоненькие разряды, но сам наёмник едва ли обращал на это внимание.

     Осмотревшись, он практически сразу понял, где находится — уцелевшая часть личных покоев Канцлера Эрида, как и практически сразу заметил, что он там не один. Помимо такого же растерянного Энки, в противоположном углу приёмной залы встревоженно оглядывался сам Канцлер.

     — Дядя! — громко позвал того Энлиль.

     Эрид увидел племянника, как-то по-старчески прищурившись, словно боясь, что зрение его дурачит. Но тот не стал дожидаться, пока политик его узнает. Подбежав к нему, он сильно обнял Канцлера. К ним подошёл Энки, коротко поприветствовав старика.

     — Ты здоров, — придя в себя, заметил Энлиль.

     — Меня исцелили, — машинально ответил политик.

     Канцлер вздохнул, не зная, как заговорить, но, заметив готовые слететь с языков наёмников вопросы, быстро пригрозил тем пальцем.

     — Не смейте меня перебивать! — предупредительно заявил он. — Я и без того волнуюсь.

     Наёмники отступили назад, давая тому собраться, но заговорил политик лишь через несколько минут.

     — Что вас известно об Илтим-Ти-Амтум? — решившись, спросил Эрид.

     — Кали?

     — Да… Что вам известно о… Кали, — Канцлер немного замялся, впервые назвав свою покровительницу по имени.

     Энлиль отрицательно покрутил головой. Если он что-то и знал о ней, то не был уверен, где во всём этом начиналась правда.

     Подумав, Канцлер приступил к своему ответу издалека.

     — Вы родились в тысячелетии, когда Республика оказалась без защиты Илтим-Ти-Амтум, — заговорил он. — Подобное произошло впервые с начала цивилизаций, и мы были не готовы. Долгое время такие как я — посвящённые, и члены Сеннаарского братства старались сделать всё, чтобы отсутствие Ти-Амтум не отразилось на существовании страны. Долгие годы нам удавалось справляться. Потом же всё чаще мы стали замечать присутствие чужеродной силы внутри Республики. Во многом она походила на энергетику Хранителей, но была на порядок могущественнее. Наши предшественники не знали, как поведут себя её обладатели, и откуда у них эта власть, пока не произошли первые убийства.

     Никогда ранее ни им, ни нам не приходилось сталкиваться с кем-то подобным Илтим-Ти-Амтум, не приходилось узнавать о других вышестоящих обитателях миров, коих мы всегда считали выдуманными божествами.

     — Подождите! — перебил Канцлера Энки. — Вы хотите сказать, что та девушка, та, которая назвалась нам именем Кали, — Божество?

     На лице наёмника прорезалось недоверчивое выражение. Эрид же недовольно вздохнул, потеряв нить рассказа.

     — И да, и нет, — не вспомнив прерванной мысли, раздражённо ответил он. — В ту пору, когда она явилась вам — вы видели лишь её земное воплощение — ничтожно малую частичку от истинного божества, которое, впрочем, неотрывно связано с самой Ти-Амтум — бессмертной сущностью, управляющей нашей Солнечной системой. Кали — вездесуща, но за последние тысячелетия её лишили власти, сделав слабой, и у Ти-Амтум осталось лишь это земное воплощение. С его помощью она и спасла вас…

     Ответ ещё больше озадачил присутствующих. Энки и Энлиль, оба они вскользь были знакомы с основами древних религий, мифологией, божествами, которым поклонялись в первой и второй цивилизациях, но не воспринимали их всерьёз. Поверить же в то, что все эти истории и слухи имели под собой фундамент, а истинное предназначение Сеннаарского братства сокровищниц — служить Кали, показалась абсурдно.

     Постепенно Канцлер пересказал парням всё, что ему было известно о самой Кали, её великом даре, истории создания ею илимов, разгоревшейся вражде с одним из вышестоящих обитателей Вселенных, нынешнем приходе Тёмного Кочевника в лице порабощённой им расы — адайцев, и о грядущем приходе, что тот, это было уже неизбежно, направится к их галактике, приведя за собой разрушительную сверхмассивную чёрную дыру…

     — Кали — наша Илтим-Ти-Амтум — Божественная-Мать-Всего, — пояснял Эрид. — Другими словами, она — наш создатель, защитник. Наше божество, которому поклонялись в период расцвета религий, наше сознание, интеллект и гений, коему поклоняются сейчас, с расцветом технологий и наук.

     Об её истинном существовании всегда знали немногие. Ещё меньше знают о ней сейчас. Те, кому была доверена эта тайна — практически все мертвы, убиты предателями, перешедшими на сторону врага. В списке их жертв и ваши родные. Им также был известен секрет сокровищницы и Ти-Амтум, но убили их не поэтому…

     Эрид неловко замолчал, оборвав фразу. Внутренне он давно уже знал, что когда-нибудь ему придётся вести этот разговор, но всё равно не был к нему готов, надеясь избежать мучительных признаний.

     Энлиль и Энки терпеливо ждали, пока один из них не догадался сам.

     — Их убили из-за нас?

     Канцлер дёрнулся, но ему оставалось только кивнуть.

     — Да, — тихо согласился он. — Мишенью были вы.

     Задумавшись, Канцлер вернулся к рассказу, но привычного возбуждения в его голосе уже не было, как не было и огонька в глазах парней.

     — Одним из стремлений Илтим-Ти-Амтум всегда было и оставалось желание сделать нашу расу совершенной, — скомкано заговорил он, — приблизить её в процессе эволюции к уровню высших обитателей миров. Но, несмотря на все её усилия, раса хоть и развивалась интеллектуально, продолжала практически топтаться на месте миллионы лет, оставаясь примитивной формой жизни. И лишь в недавние тысячелетия среди нашего народа начали рождаться те, в ком проявлялись зачатки духовного развития, зачатки бессмертия, души и уникального разума. Этот потенциал скрыт и в вас, как был и в вашем погибшем товарище — Видаре.

     Наёмники уныло переглянулись, заставляя Канцлера замолчать.

     — Того Видара, которого вы знали, уже не вернуть, — догадавшись об их мыслях, через время вновь заговорил он. — Но ему удастся переродиться и, возможно, вы даже встретите его через несколько жизней.

     — Приспешники Тёмного Кочевника практически уничтожили таких, как вы, — продолжил Канцлер. — Именно поэтому земное воплощение Ти-Амтум так стремилось уберечь хотя бы вас.

     — Зачем? — тихо спросил Энлиль.

     Эрид ненадолго задумался, подбирая слова.

     — Ей нужна ваша помощь, — не найдя ничего лучшего, проговорил он. — Я же здесь, чтобы объяснить вам суть. Суть выбора. Вам ещё предстоит решать самим — Илтим даёт это право. Если ответом станет «Нет» — она не будет настаивать. Решившись же, — взволнованно переводя взгляды с Энлиля на Энки, едва слышно шептал он, — возможности отступить уже не будет.

     — В чём выбор?

     — В эволюции, — коротко ответил политик.

     — Она ускорит ваше развитие, переиграет саму жизнь, — спешно заговорил Канцлер. — Вы перешагнёте через десятки своих перерождений и столкнётесь с чем-то, что совершенно выходит за привычные вам понятия. Этот процесс, процесс вашей эволюции будет искусственно нарушен, сокращён на множество жизней, и даже Илтим-Ти-Амтум до конца не знает, к чему вас это приведёт, и каковы будут последствия.

     Канцлер слегка запнулся:

     — Так не должно быть. Лишь ценой практически всей энергии своего солнца она сможет запустить данный процесс. Теперь вы понимаете, какая сила пройдёт через вас — энергия, эквивалентная её светилу. Никто не совершал чего-то схожего ранее, и Илтим-Кали настаивала, чтобы я упомянул главное. Возможно, вы не сумеете контролировать себя или же вовсе не переживёте последствий энергетической трансформации. Риск уничтожения очень велик.

     Наёмники молчали, никак не отреагировав на последние слова политика, и как бы Эрид не надеялся, никто из них не спешил отказываться. Канцлер уже догадывался — этого не произойдёт.

     Вздохнув, он глухо вернулся к рассказу.

     — Илтим-Кали даёт вам право выбора, — повторил политик. — Остаться прежними или стать её опорой в грядущей войне.

     Канцлер молча указал на лестницу, ведущую в открытую лоджию-террасу.

     — Если решились, идите по одному, — ещё тише обычного проговорил Эрид. — Она вас ждёт…

     …Предводителю наёмников вновь снился старый кошмар. Энлиль корчился в огненных мучениях, погружаясь в раскалённое пламя сновидения, переживая известную ему до мелочей кончину матери. Ужас, мучавший его столетиями, с завидным педантизмом прокручивал для командира кадр за кадром, повторяя затёртый до дыр сюжет, в коем Энлилю оставалось лишь безмолвно страдать, и всё так же безмолвно наблюдать за неизбежным.

     Сценарий приближался к апогею — мать тащила его в обветшалый, уже начинавший загораться дом. Энлиль упирался, сжимал её руку, с силой сдавливая белые пальцы. Он знал, что не сможет ей помешать, никогда не мог…

     Но почему тогда за столько лет, столько ночей этого кошмара он не сумел всё прекратить? Мысль об этом непонятным образом проскользнула в его сон, заставляя Энлиля сделать то, чего он не делал ни разу — остановиться.

     Невольно сон замер, словно кто-то нажал в нём паузу. Командир впервые взглянул на кошмар со стороны, разыскав взглядом себя самого — мальчишку, семенящего позади матери. Неожиданно смазанное изображение его детства обернулось к нему лицом. Мальчишка уставился на него холодными, требовательными иглами колющих очей.

     «Хватит!» — глухо пронеслось в его мыслях.

     — Это лишь прошлое, — тихо шепнул Энлиль. — Хватит…

     Его онемевшая рука непроизвольно потянулась вперёд, касаясь стенки сновидения. Застывший ужас всколыхнулся. Продавив ещё немного, командир почувствовал вибрирующий треск под своей ладонью. Постепенно сон начинал дробиться фрагментами, разрушаясь, навсегда освобождая своего пленника. Напоследок в веренице осколков Энлиль вновь заметил расплывчатую фигуру. Ему никогда не удавалось увидеть того, кто столько ночей являлся ему в кошмаре, и теперь, ощущая власть над этим сном, командир решительно остановил калейдоскоп. Выхватив нужный ему фрагмент, он приблизил его, всматриваясь в ореол тьмы. Неожиданно дымовая ширма рассеялась, и скрытое до того лицо застыло, обращённое к Энлилю. На него взирали сияющие тёмно-бордовые огоньки, черты прекрасного женского лица были озарены вуалью тихой радости. Застывшее воспоминание вырисовывало в нём облик той, что уже не раз бывала в его жизни. И глядя в знакомые глаза, слушая её спокойный голос, Энлиль вспомнил. Он действительно потерял в тот день близких ему людей, он действительно выжил, но теперь командир знал, как ему удалось уцелеть. Такой всеразрушающий взрыв не мог пощадить маленького мальчика, и он не пощадил. Переступив порог обветшалого здания вместе с матерью, Энлиль погиб несколькими секундами позже. Он умер. Это была настоящая смерть. И тем не менее он остался жив. Была ли это милость Кали — его туманного воспоминания, — вернувшая мальчика к жизни, или он, необъяснимо, исцелился сам, Энлиль остался жив, но навсегда, хоть и неосознанно, запомнил её взгляд.

     Лишь через несколько недель ему удастся восстановить память не только этой, но и прошлых жизней. Тогда командир поймёт, как давно действительно знает Илтим-Кали, как часто он уже перерождался и неизменно в конце каждой жизни встречался со своим творцом, а та, неизменно, повторяла ему, умирающему, как правило, дряхлому старику, одни и те же фразы: «Не нужно бояться, — шептала она, — приходи в мой рассвет, и мы встретим его вместе», чего он никогда не помнил, пробуждаясь в очередной жизни. И тогда же он догадается, что его покровительница не могла повлиять на судьбу мальчика в том смертоносном взрыве, ведь её сущность отсутствовала в те века в системе, находясь измерениями выше. И это натолкнёт Энлиля на вывод, что вернуть себя ему удалось самостоятельно, без чьей-либо помощи. Не просто родиться заново, а, пусть и неосознанно, но исцелиться. То же самое сделал и Энки, это же, в своё время, получится и у Видара. А пока же Энлиль оставался в неведенье. Ответы лишь ожидали командира, не мешая наслаждаться триумфом над кошмаром.

     Наёмник медленно просыпался. Воображение бунтовало, искажая мысли, но в одном он не сомневался, больше ему этого кошмара не увидеть. Он свободен…

     Осознав это, командир испуганно резко поднялся, нечаянно наткнувшись на Энки. Тот, придя в себя минутой ранее, на четвереньках подполз к другу. Столкнувшись, оба со стонами повалились обратно. Лишь дождавшись, когда утихнет барабанная дробь боли в голове, Энлиль повторил попытку встать, но, оторвавшись от пола, поспешно прислонился к массивным деревянным перилам, едва не потеряв сознание.

     Тело ныло от бесконечных болезненных импульсов. Неистово болела голова. Зрение туманилось пеленой кровавых слёз, но наёмник не замечал, как маленькие багровые капли стекали по его щекам. Какое-то время он ничего не слышал, кроме ударов собственного сердца, дикого пульса, отдающего очередью в ушах. Едва взглянув на Энки, Энлиль понял, что с другом творится то же самое, и докричаться до него не выйдет.

     Оба они находились в просторной открытой лоджии личных покоев Канцлера. Обведя непослушным взглядом залитую солнцем террасу, Энлиль пытался вспомнить, что здесь произошло. Последние события перед его обмороком и кошмаром терялись, хоть он и помнил, как вошёл сюда практически сразу после Энки.

     Обрывки короткого воспоминания битыми осколками, словно его разрушенный сон, собирались в мозаику. И когда в ней появилось лицо Кали, командир поспешно зажмурился, будто случившееся с ним могло повториться вновь. Но очередного приступа боли не последовало. Вздох за вздохом ему становилось лучше. Сознание возвращалось, как и память.

     Оказавшись лицом к лицу с Кали, Энлиль собирался наконец-то поговорить с ней открыто, но сделать этого он не успел. Всё, что командир помнил, это то, что, увидев её, он глупо замолчал, забыв любые слова. Являлась ли она в то мгновение истинным божеством, была ли она воплощением бессмертного создания, земной проекцией или хоть кем-то ещё — Энлилю было всё равно. В те секунды она была совершенна…

     Этот образ и остался в его мыслях последним, пока Кали безмолвно не оказалась рядом, быстро обвив его голову руками. С её прикосновением пришла боль, мучения, масштабы которых наёмник не мог даже представить. Затихающие импульсы этой боли ещё вспарывали его мозг, но тиски постепенно спадали. С удивлением Энлиль начинал замечать то, чего не замечал ранее: как ярко может светить солнце, как болезненны его блики, какие чёткие царапины на, казалось бы, гладкой мраморной стене, как раздражительно и громко копошатся насекомые в цветнике под окном, из каких атомов состояли эти насекомые, чем и кем они были до него, и откуда брали своё начало. Звуки нарастали, запахи дурманили, его тело начинало обрастать колеблющейся вибрацией, каждая клетка, любая связь, мыслеформа проносились в его сознании, делились с ним информацией, от количества которой его ум тонул в нарастающей панике.

     Не справившись с собой, к своему счастью, командир вновь лишился чувств, так и не заметив смотрящих на него в упор лучистых, цвета багрового дерева, глаз.