Аннотация: - Сэнсей! Не кажется ли вам, что у них, ан масс, сорвало крышу? Но почему?
- По кочану, экселенс, мон шер ами, сэр. По кочану!
ГЕОРГИЙ РАЗГУЛЯЕВ
БОЛЬШОЕ И КОРЯВОЕ
Рассказ
Человек есть существо загадочное, даже таинственное и хворое.
Особливо на голову.
Брэм.
Мы хотели просто пожить: чтобы утром было утро, днем - день, а вечером - вечер. И чтобы никаких жвачно-желудочных организмов вокруг. Удивленные таким открытием мы вышли на улицы и пошли в их пространства, удаляясь все дальше и дальше в недра замызганного городка. Большой плакат "Мы любим свой город!" потряс нас своим таким милым, таким очаровательным кретинизмом, что она даже всплакнула от того, что так плохо думала раньше об этом городке и его туземцах.
Народонаселение без улыбок стремилось куда-то, а некоторая его часть никуда не стремилась, но чувствовалось, что все вместе люди делали одно какое-то большое и важное дело.
Мы спросили неулыбчивого прохожего, что-то прячущего под полой куртки, что тут происходит и он неохотно, недоброжелательно, но все же пояснил нам:
- Воруют, падлы. - И ушел.
Другой туземец, еще более мрачный сказал хрипло, жарко дыша перегаром:
- Пьют, гады.
Еще какой-то туземец предложил нам поставить решетки на окна и железную дверь. Мы отказались, и он посмотрел на нас, как на закоренелых идиотов. Мы увидели, что все окна и двери городка были в решетках и железе. Это была одна большая, общая и добровольная на всех тюряга. Весь этот любимый городок.
Наконец мы достигли того места, куда стремились все эти люди. Там возвышалось что-то корявое и очень большое, было много пыли, воплей и отвратного амбре алчности. Все население городка присутствовало здесь. И каждый старался забраться в карман другому. Так они и стояли, обчищая по кругу друг другу карманы.
- Что это? - спросили мы юную проститутку в синяках, но без штанов, пытавшуюся подняться с тротуара.
Она нам ничего не ответила и только махнула рукой с зажатыми в ней десятками.
Слегка ушибленный паранойей юный энтузиаст объяснил нам, что ломают большое и корявое.
- А давно ломаете? - поинтересовались мы, движимые здоровым простым человеческим любопытством.
- Кто его знает, - неопределенно ответил, озадаченный нашим вопросом энтузиаст. - Тут ведь как? То строят, то ломают. Вчера вот строили, сегодня ломать начали. А завтра опять строить будем. Делать больше ни хрена не можем. Всегда так было.
Нам стало отчего-то грустно, захотелось любви и тишины.
Мы удалились в леса, тихие и тенистые. Под спину ей все время попадали сосновые шишки, и она выгребала их трепетной рукой.
Трещали ветви, - это шел грибник в старой шляпе, с цинковым ведром, длинной палкой он ворошил хвою и траву, отыскивая свою съедобную усладу сердца. Корова прошла, лениво пощипывая травку. Зазвенели пилы лесорубов и деревья стали валиться, вздрагивая кронами. Одна крона саданула грибника по его шляпе. Лесорубы подобрали звякнувшее ведро и стали доить корову. Молочные струи цвенькали о цинковое дно. Мы терпеливо ждали, когда окончиться этот молочно-лесорубовый антракт.
- Да боже мой! - в сердцах сказала она и выгребла из-под спины очередную шишку. Она бросила шишку далеко в кусты, там кто-то невнятно ругнулся, и зашуршало что-то, затрещало, кто-то уползал, исчезал. Кто это был, - мы не знали, но кто-то там был, а потом уполз.
Нам стало понятно, что в этих тихих тенистых лесах большая перенаселенность на квадратный километр кому-то полезной площади. Огорченные, мы покинули эти перенаселенные и переполненные шишками обманчиво манящие места, и удалились, задумчиво шагая по тихим тропинкам. Был вечер.
Идиллические пейзажи открывались нам. С водопоя шел молочно-рогатый скот, свирель пастуха раздавалась над овсами и другими яровыми и, возможно, озимыми культурами. Усталые, но счастливые механизаторы, и, может быть, даже трактористы, поглощали свой ужин, а их добрые подруги смотрели, как крепкие белые зубы механизаторов методично перемалывали пищу.
- Мы обязательно что-нибудь построим, - обещали механизаторы своим подругам. - Что-нибудь большое и корявое. - Подруги им верили.
Мы посмотрели вдаль. Там действительно возвышалось что-то очень большое и столь же корявое.
- Пойдем, посмотрим, - предложила она. По пыльным полевым дорогам мы приблизились к этому большому. Рассматривая его со всех сторон, мы так и не поняли, что же это такое - корявое и большое.
- Давно строите? - спросили мы припозднившегося на лесах строителя в измазанном цементным раствором фартуке.
- Тыщу лет, - гордо отозвался нам с вышины измазанный фартук. И обнадежил: "И еще будем".
- Эй! - окликнул нас фартук. - У нас ведь как: то строим, то ломаем. Все занятие есть. А то хоть подыхай с тоски. - В его руках появилась гармошка, он заиграл и запел: "Губ бай, Америка, о ! где не был никогда я!"
Утром мы стали копить деньги на билеты до Новой Зеландии. По слухам, там нет большого и корявого.